СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

АБУ-Л-ФАЗЛ БЕЙХАКИ

ИСТОРИЯ БЕЙХАКИ

ТАРИХ-И-БЕЙХАКИ

*Переговоры Мас'уда с сельджуками

|606| Наступил месяц рамазан (VII-VIII 1036), и начался пост. От тех агентов, которые были тайно в Несе, пришли донесения. Они писали: В руки |607| туркмен попало столько снаряжения, имущества, животных, золота, серебра, платья, оружия и утвари, что они изумились всему этому. Можно сказать — им не верится, что произошел такой случай. Когда туркмены почувствовали себя в безопасности, они устроили собрание, и сановники, предводители и дабиры, усевшись в палатках, стали обсуждать и говорить: «Мы не думали и не стремились к тому, чтобы случилось такое происшествие. Даже представить его себе немыслимо. Не мы разбили это громадное войско. Мы только себя защищали — не более того. И (поражение) произошло благодаря их беспорядку. Так хотел бог, чтобы случилось это и чтобы мы сразу не стали ничем. Такое богатство и снаряжение неожиданно попало [254] в наши руки. Были мы бедняками — стали богачами. Султан Мас'уд — великий царь, и нет другого в исламе, подобного ему. И если с его войском благодаря отсутствию порядка и командования случилось такое дело, то (все же) он имеет и (других) саларов и (другое) войско. Нам не следует особенно обольщаться тем, что произошло, а следует отправить посланца и следует произнести верноподданические слова и испросить прощение, ибо речь наша такая, какая была раньше этого (происшествия). Чем нам было помочь себе, кроме битвы, когда они напали на (наши) жилища и места. (Затем) подождем, каков будет ответ (на это письмо), дабы мы смогли отправиться по своим делам». Когда эмиру стали известны эти факты, он несколько успокоился и поговорил наедине с везиром. Везир сказал: «Это не является планом того, как надо действовать, ибо ни при каких условиях нам не следует говорить с ними иначе, как мечом. Не следовало посылать (против них) войска, и в этом отношении Бу-Наср мой свидетель. Я говорил ему (об этом). Но так как государь был в гневе и каждый говорил |608| необдуманные слова, то (мне) оставалось только молчать и (ждать), что будет после этого».

Вслед за этими донесениями лазутчиков во дворец прибыл посланец от тех сельджукских туркмен — бухарский старик, ученый, искусный говорить. Он имел при себе послание к великому ходже, написанное с большою почтительностью, (в котором) говорилось так: «Мы сделали ошибку, положившись на посредничество, покровительство и поддержку Сури, человека злого, который не имел в виду блага и хороших последствий (и) потому внушил государю султану мысль послать войско. Оборони аллах! — чтобы у нас хватало дерзости обнажить сабли на войско государя. Но когда напали (на нас), как волк на стадо, в то время как мы просили покровительства, напали на очаги, на жен и детей наших — что было делать, как не защищаться, ибо жизнь сладка. Теперь мы говорим то же, что и раньше говорили. А то, что приключилось, было влияние дурного глаза — (оно приключилось) помимо нашего желания. Если великий ходжа найдет нужным, исходя из того, что он покровительствовал нам в дни хорезмшаха Алтунташа, — и (у нас) были права хлеба и соли (гостеприимства) — он вникнет в это дело и окажет поддержку и умилостивит султана, дабы наши извинения были приняты. И пусть этот наш человек будет отпущен (к нам) с ответным письмом и с таким решением, чтобы наше сердце успокоилось и чтобы разговоры сократились. А если великий ходжа с этим нашим человеком пошлет кого-либо надежного из своих людей, то это будет еще лучше — пусть послушает речей и убедится, что мы — слуги, кроме блага, не ищем (ничего)».

Великий ходжа прочел это письмо и выслушал речь посла, также подходящую к письму, только полнее. (Потом) приказал поместить посла, а (сам) обо всем этом говорил с эмиром на совещании, которое они устроили (и на которое) явились сановники. Эмиру это сближение (с туркменами) не было неприятным. Постановили на том, чтобы послать кази Бу-Насра Сини |609| с этим бухарским ученым — пусть поедет и выслушает речи туркменских сановников. И если какого-либо обмана (в их предложении) нет и то, что они говорят, разумно и приемлемо, — пусть пошлют с ним (Сини) послов и речь держат открыто, и пусть будет положено правое постановление, чтобы все сердца успокоились.

На том они и вышли от эмира. Везир и начальник дивана официальных документов сели обсуждать наедине и так сказали (послу): «Немало (нам) пришлось постараться, чтобы смягчить сердце государя султана и (упросить его) принять эти извинения. А этот посол (Сини) из лиц, облеченных доверием двора. Его необходимо отпустить удовлетворенным (результатами), чтобы эти злосчастные дела закончились по-доброму». [255]

|610| Он (эмир) прекрасно одарил казия Сини. Эмир призвал его к себе и в личной беседе, в присутствии везира и начальника дивана документов, дал ему послание в этом смысле. Он вернулся (к себе) и приготовился. Старика бухарца одарили, везир его призвал и то, что нужно было сказать в ответ на послание, сказал ему.

Из Нишапура они отправились в четверг 2 рамазана (=11 VII), и он (Сини) находился некоторое время там. Мы послали вместе с Сини б гонцов. Они пришли и принесли письмо — с (изложением тех) прений по каждому пункту, какие Происходили. Были отправлены ответы, пока не принято было решение, и Сини прибыл в Нишапур в среду за 10 дней до окончания шавваля (= 28 VIII). С ним было три посла от туркмен: один от Ябгу, другой от Тогрула, третий от Дауда — и бухарский ученый с ними. На другой день их направили в диван везира, и много говорилось речей, и время затянулось до послеполуденного намаза, а с эмиром переговоры шли пересылкой. (См. стр. 250, прим. 2)

Наконец, принято было решение дать этим трем предводителям область Несу, Фераву и Дихистан и послать им халат, указ и знамя, Сини — пойти, передать им халат и заставить их поклясться (в том), что они будут покорны султану, станут подчиняться его повелениям и этими тремя областями ограничатся. А когда султан прибудет в Балх и они уверятся в безопасности, один человек из этих предводителей явится туда ко двору и будет |617| на службе (у султана).

Расульдар (Расульдар — чиновник, ведавший приемом послов) хорошо разместил послов. Мой учитель (Бу-Наср) написал черновик указов, а я переписал их начисто — Дихистан на имя Дауда, Несу на имя Тогрула и Фераву на имя Ябгу. Эмир скрепил указы подписью. От (имени) султана написали грамоты и этих предводителей титуловали «дехканами» и справили 3 халата, как это в обычае по отношению к наместникам провинций, шапку с двумя рогами, знамя, сшитую по нашему обычаю одежду, лошадь, убранное седло, а также золотой, по тюркскому обычаю, пояс и нескроенные ткани всех сортов, каждому 30 (штук).

На другой день (эмир) позвал послов, и (им) дали халаты и подарки. И в пятницу после намаза, за 8 дней до окончания шавваля (= 30 VIII), Сини и те послы уехали из Нишапура в Несу. И эмир стал немного спокойнее и занялся веселым времяпрепровождением и вином, так как прошло уже много времени, как он не пил. И на этой неделе от сипехсалара Али, (сына) Абдаллаха и балхского сахиб-берида Бу-л-Хасана Хатимека пришли донесения, что сыновья Али-тегина, услышав, что салар Бектугды и наше войско вернулись из Несы, потерпев неудачу, вторично вознамерились напасть на Чаганиан и Термез и уже прошли было два-три перегона от Самарканда, как (вдруг) получили сообщение, что наместник Чаганиана, эмир Бу-л-Касим, привей много людей из кумиджей (В издании искажено: якиджа. Кумиджи — народ, населявший горную область Кумед в бассейне р. Вахша, ниже Каратегина, включая также верховья Кафирнигана и Сурхана; по происхождению они связываются с саками или эфталитами (Туркестан, стр. 72. — В. В. Бартольд. Рецензия на книгу Е. Chavannes. ЗВО, XV,. стр. 0177-0178. — W. Barthold. Karategin, EI. — GMS, NS, XI, pp. 361-363) и кенджинэ, (Кенджинэ — народ, заселявший долину между Хутталем и Чаганианом, в источниках именуется тюрками и связывается с эфталитами (GMS, NS, XI, pp. 361-362) а сипехсалар Али прибыл в Балх с многочисленным войском и намеревается переправиться через р. Джейхун. Они возвратились и этот план отменили.

Последовал ответ (от эмира), что дело с сельджуками туркменами" которые были в Несе, улажено: они подчинились и поняли, что то, что случилось, произошло из-за отступления хаджиба Бектугды, а не из-за их доблести. По нашему доброму желанию они получили халат и область [256] |612| и успокоились. Один предводитель придет ко двору для службы, и мы в Нишапуре будем пребывать ровно столько (сколько нужно времени), чтобы воротился наш посол, да и михреган (Михреган — праздник осеннего равноденствия в домусульманском Иране. На ряду с наурузом (новый год и весеннее равноденствие), он удержался в Иране и при исламе) близок. После михрегана мы через Герат придем в Балх, чтобы провести там зиму, и (тогда) будет дан ответ на эту дерзость.

В пятницу 16 зу-л-ка’да (= 22 IX 1035) был михреган... Прибыл Сини от сельджуков. В совещании наедине с везиром и начальником дивана документов Сини сказал:

«Султану невозможно давать (им) потачки. Я видел, насколько легкомысленно это племя. Теперь, лак я понял и (как само по себе) показывает, что (за ветры) дуют у них (в голове), у меня, у Сини, нет никакого доверия к ним, хотя они и заключили договор. Я слыхал, что в (своих) тайных сборищах они оказывали непочтительность и двурогие шапки бросали под ноги. Султану не следует предпринимать поездки в Герат, очень не следует, потому что от этого может произойти вред. Я снял с себя ответственность, (рассказав все это)».

|614-616| Однако султан скептически отнесся к заявлениям Сини и сказал, что вряд ли туркмены пойдут на сопротивление, а если это и случится, то у него достаточно войска и в Нишапуре, и в Серахсе, и в Балхе, и в Герате и в других местах; они все должны подчиняться сахиб-дивану Сури. Эмир уехал из Нишапура 19 зу-л-ка'да (= 25 IX) и некоторое время жил в Герате. Из Герата 6 зу-л-хиджа (= 12 X) он направился через Баван, Баг, Бадгис, и по дороге у Мерверуда его встретил салар Телек, закончивший усмирение Ахмеда Йинал-тегина — «высокомерного бунтовщика». Эмир сделал смотр индийским всадникам и 55 слонам, взятым в Мекране в виде «хараджа», 4 мухаррама 427 г. (= 8 XI 1035) эмир прибыл в Балх. 4 сафара (= 8 XII) прибыли послы от сыновей Али-тегина с извинениями, которые были приняты, и с ними был заключен договор.]

*События 427 (= 1035/36) г. Посылка старшего хаджиба Сюбаши в Хорасан

|617| В это время (раби I 427 = 1 1036) стали прибывать гонцы хорасанского |618| сахиб-дивана и тамошних сахиб-беридов (с известием), что сельджукские туркмены и иракские, которые примкнули к ним, принялись за дело и посылают в области повсюду (своих), утесняют население и все, что найдут, отнимают — беспорядок благодаря им полный. Прибыли донесения из Буста, что группа (туркмен) пришла в Фарах и Зиркан и угнала много скота. Из Гузганана и из Серахса также пришли донесения о том же самом. И напоминали, что следует принять решительные меры в этом отношении и что в противном случае Хорасанская область пропадет.

Эмир Мас'уд устроил совещание с везиром, сановниками державы, знатью и свитой, и они обсуждали и порешили на том, что старший хаджиб Сюбаши пойдет в Хорасан с 10 000 всадников и 5000 пехотинцев, а брат Бу-л-Хасана' Ираки со всем войском курдов и арабов будет находиться в Герате до тех пор, пока Ву-л-Хасан не придет вслед. Все должны повиноваться приказам старшего хаджиба и действовать с ведома друг друга, а сахиб-диван Хорасана Сури будет заботиться о войсковом хозяйстве, чтобы войско ни в чем не нуждалось и Хорасан поскорее освободился от туркмен.

[В понедельник 14 раби II (= 15 II) эмир сел на лошадь, выехал за город и, поместившись на вершине холма, сделал смотр войскам. На другой день |619| к ночи брат Ираки выступил из Нишапура с войском курдов и арабов [257] Еще на следующий день отправилось войско старшего хаджиба Сюбаши. Пост кедхуды войска и пост осведомителя о войске были поручены эмиром Са'иду-Саррафу, а ариза — Бу-Сахль-и-Ахмед-Али. 1 раджаба (= 30 IV) эмир выехал из Балха в Газну, куда и прибыл 21 раджаба (= 20 V).]

*События в Хорезме и Гургане

|621| И в пятницу 5 числа того же месяца (рамазана = 2 VII) пришли секретные донесения из Хорезма, очень важные, о том, что эта область утвердилась за Исмаилом Ханданом, (Исмаил Хандан ибн Алтунташ — хорезмшах (425-429 = 1033/34-1037/38) сыном хорезмшаха Алтунташа, и что всех тех гулямов, которые убили его брата, переловили и в скорости убили. Точно таким же образом убили всех, кто был из (числа) людей великого ходжи Ахмед-и-Абд-ас-самада, а также (из числа людей) его сына. Хутбу установили с именем эмира правоверных (багдадского халифа) (Абу-Джа'фар Абдаллах ал-Каим би-амр-илдах ибн ал-Кадир — аббасидский халиф (422-450 = 1031-1058) и Хандана. Всеми делами (доносили) заправляет Шакяр-хадим. Устроили заставы на. дорогах — и от туркмен к нему послы постоянно (приходят), и от пего к ним.

Эмир был весьма встревожен этим известием и приказал, чтобы брата его (Исмаила Хандана) Рашида задержали в Газне, но чтобы дочерей хорезмшаха (Алтунташа) не трогали.

|623| В понедельник 24 зу-л-када (=19 IX) был михреган... Эмир открыл заседание... и стали приносить подарки от правителя Чаганиана и Бакалинджара, правителя Гургана, (В издании: «и правителя Гургана») так как, когда Бу-л-Хасан Абд-ал-джалиль согласно приказу ушел оттуда и Хорасан расстроился, (эмир) счел правильным такой образ действий: привлечь на свою сторону Бакалинджара, чтобы заполучить его снова. И (от него) пришел посол, и отсюда (к нему) отправился достойный доверия человек. Было заключено некоторое соглашение. Бакалинджар, хотя и оскорбленный, побитый и придавленный, все же успокоился. С его стороны (более) не исходило враждебных действий и не проявлялось бунтарство.

*События 428 (= 1038/37) г. Дальнейшее усиление сельджуков

|626| В пятницу 19 мухаррама 428 (= 12 XI 1086) в лагерь (Мас'уд находился в это время около Буста) привели двух послов от сельджуков и сделали (им) хороший прием. (Один) был ученый из Бухары, человек красноречивый, а (другой) туркмен — говорили, из родственников тех людей (сельджуков). На другой день эмир дал аудиенцию с большой торжественностью и церемонией. Послов представили, и они принесли приветствие и выразили чувства покорности. Их отвели в диван везира. Туда пошел начальник дивана документов ходжа Бу-Наср Мишкан, и они устроили совещание. Туркмены написали письмо везиру ходже Ахмед-и-Абд-ас-самаду-и (в письме) отослали к устному сообщению, |627|] (которое должны передать послы). Сообщение было такое:

«Мы до настоящего момента не производили никаких набегов. Однако не является тайной, что в Хорасане есть и другие туркмены и, кроме того, (еще) приходят, так как дорога через Джейхун и Балханские горы открыта. 'Эта же область, которая нам дана, тесна и этих людей, которых мы имеем, не вмещает. Необходимо, чтобы великий ходжа вник в суть дела и испросил у государя дать нам эти городки, которые смежны с окрестной пустыней, как, например, Мерв, Сepaxc, Баверд. И пусть у нас будут сахиб-бериды, казии и сахиб-диваны государя и пусть они собирают подати (мал) к нам [258] дают (их) в жалованье (бистегани), чтобы мы были войском государя и очищали Хорасан от мятежников. И если будет поручение (итти) в Ирак или другое место, мы его полностью выполним и в каждом наиболее трудном деле окажем услуги. Хаджиб Сюбаши и войска стоят в Нишапуре и Герате. Если нападут на нас, нам поневоле придется защищаться, и почтение (к государю) будет нарушено. В том наша просьба — воля же государя выше».

Бу-Наср ушел и то, что они говорили, передал эмиру. Эмир ответил: «Послов отпустите. Вы же приходите вдвоем, чтобы поговорить по этому вопросу». Везир и Бу-Наср пошли к эмиру. Эмир был в сильном гневе. Он сказал везиру: «Захватничество, расширение и разрастание этого племени перешли всякие границы. О одной стороны они просеивают Хорасан через сито, с другой стороны посылают такого рода ужимки и речи красавиц. Этих послов следует отправить и сказать прямо, что между нами и вами — меч и (что) войска для войны (с вами) посланы, и вот мы выступаем, из Буста и идем в Герат».

|628| Везир сказал: «До тех пор, пока это племя ведет речь в таких выражениях, а также сидит спокойно, нам лучше не поднимать завесы страха. Мне кажется правильным такой образ действий: дать суровый (но в то же время) смягченный ответ, чтобы остались взаимные мирные отношения. А тогда, если государь соизволит, он пойдет в Герат, и великий ходжа, и все войско пойдут туда, и дело с ними будет покончено, и будет налажен либо мир, либо война. И государь будет близко от нас. Если встретится нужда, он двинется (на помощь)».

Эмир сказал: «Превосходно. Этих послов и отпустите на этом, и то, что нужно написать, ходжа Бу-Наср напишет от себя, и пусть он их хорошенько разбудит, чтобы не грезили во сне и скажет, что вот ты, Ахмед, идешь, чтобы покончить этим делом». Оба они ушли и 2-3 дня обсуждали, пока не уговорились с послами. Дали ответ на письмо и заявление — и был им дан мир, и отпустили их в Хорасан в четверг за 5 дней до окончания мухаррама (= 19 XI).

Во вторник X сафара (= 24 XI) пришло донесение наиб-берида (Наиб-берид — заместитель сахиб-берида) Герата, Бадгиса и Гарчистана о том, что Дауд-туркмен с 4000 снаряженных всадников напал на Газну (пройдя) через рабат Резан, Гур и Сепахе Гур (?). О том, что только что произошло, сделано донесение, а настоящую истину может знать только всевышний.

Эмир был очень удручен этим известием. Позвал везира и сказал: «Никогда от этого народа не исходит правды. Когда может враг быть другом? Тебе следует отправиться, снарядив войско, в Герат, в то время как мы пойдем в Газну, ибо ни при каких обстоятельствах нельзя оставить дома пустым». Везир сказал: «Повинуюсь. Однако мне не кажется правильным это известие, так как с михрегана прошло уже долгое время и даже птица (в это время года) не может пролететь через рабат Резан к Газне». Эмир |629| возразил: «Что за нелепость ты говоришь? Врага может удержать мороз? Вставай-ка делать свое дело. Приготовь (все необходимое), так как я послезавтра при всяких обстоятельствах отправляюсь в Газну».

[Далее говорится, что было решено ждать 3 дня, чтобы проверить известие.]

|643| В субботу 5 сафара (= 28 XI) пришло другое донесение — то известие было ложным. Правда заключалась в том, что 150 туркменских всадников проходили той областью и говорили (о себе), что они передовые части войск Дауда. Они распространили этот слух, боясь, что их станут преследовать. Эмир был успокоен этим письмом, и поездка в Газну была отменена, я люди успокоились. [259]

В понедельник 12 этого месяца (раби 1 = 3 I 1037) пришло письмо из Мерва о смерти Нуш-тегина, летного (слуги), который был шихне (правителем) той области.

(В письме) упоминали, что он (Нуш-тегин), когда покидал (здешний) мир, сказал, что эмир Махмуд не отпустил его на волю, а все, что у него есть, принадлежит султану. Следует доложить, чтобы (эмир), если сочтет нужным, его бы освободил и сделал полноправным и вакфы его утвердил. Все прочее (добро), которое у него имеется, (как то:) гулямы, (предметы) роскоши, оружие и поместья — все это собственность эмира. Гулямы его (Нуш-тегина) искусны в военном деле, и он затратил на них много труда, (нужно) чтобы этот (труд) не пропал даром. (Среди них) есть один гулям, их мукаддам, которого зовут Хумар-тегин куранхон, (Т. е. чтец Корана) он воспитан мною. |644| Он правдивый и верный (человек), а сам (человек) мужественный. Эмиру следует оставить его во главе их (гулямов), ибо в этом заключается благо. Эмир даровал вольную личному слуге Нуш-тегину и утвердил его вакфы. На письма ответили, а гулямов обласкали. Хумар-тегина оставили в должности мукаддама их. Выло сказано, что им следует оставаться там, пока амиль (сборщик налогов) им не выплатит платы (аджри) и жалования (бистегани), и пусть они занимается делом, какое будет, до тех пор пока мы их не вызовем, пожалуем одному из наших сыновей и вручим (их) ему. Письма были подписаны и два хильташа (Хильташи (***) — какой-то вид войска, может быть конница; они часто служили для доставки срочных донесений и т. п) увезли (их).

В четверг 22 этого месяца (= 13 I) пришли донесения из Хорасана, что туркмены рассеялись по границам владений и разграбили г. Тун, (Тун — город в Кухистане (Обзор, стр. 94), но, м. б.; следует читать Баван) и что Бу-л-Хасан Ираки, салар курдов и арабов, день и ночь занят в Герате вином. Амиль Бу-Тальха Шибли из-за него испускает вопли, и он (сам) и другие сановники и доверенные лица благодаря Ираки находятся в совершенно безвыходном положении. (Доносили), что Ираки послал одного своего гуляма с отрядом курдов и арабов сделать нападение на группу туркмен, не приняв предосторожностей, вследствие чего произошло поражение, (туркмены) много людей перебили и захватили в плен.

Эмир был очень удручен этим сообщением, позвал везира и обстоятельно беседовал с ним. Под конец было принято решение и эмир сказал ему:

«Тебе следует отправиться. в Герат и находиться там, пока хаджиб Сюбаши и все хорасанские войска не придут к тебе. Всех держи перед глазами. Пусть им выдадут содержание, и они отправятся снаряженными и пойдут на туркмен, чтобы мечом выгнать их из Хорасана, так как от них не будет верности и то, что они говорили вплоть до последнего времени и в чем обязывались — все было самомнением, плутовством и обманом, потому что всюду, куда они ни приходили, они не разводили скота и не занимались земледелием. А этого негодного Ирачишку отставь от курдов и арабов и выбери им двух опытных саларов из них же и поручи хаджибу, а Ираки пришли во дворец, чтобы он получил должное по заслугам, так как |645| Хорасан и Ирак пропали из-за его сына и брата. Когда примешься за дело и увидишь, в каком положении вещи, постоянно пиши донесения, чтобы мы могли дать и другие распоряжения, какие нужно».

[Далее рассказывается, что когда Ираки прибыл в Нишапур, он был арестован. Вскоре прощенный, он снова занял должность в диване документов, но потерял, однако, то влияние, какое имел раньше.]

|646| На другой день (6 раби II = 27 I) везир отправился в Герат со свитой, во многолюдстве и с чрезвычайным великолепием. С ним была тысяча всадников. [260]

*Туркмены в Рee

|648| В воскресенье 21 этого месяца (джумада I = 11 III 1037) прибыли донесения от Бу-Сахля Хамдуни и рейского сахиб-берида о том, что речи сына Каку были ложью, измышлением и оттяжкой времени. Он собрал людей, и они пришли отовсюду. К нему примкнули также некоторые из туркмен Кызыли, ягмури (Кызыли и ягмури — группы туркмен, получившие имена от своих предводителей — 'Кызыла и Ягмура, упоминавшихся выше (стр. 235) и балхан-кухи, (Балхан-кухи — группа туркмен, получившая свое название по горам Балхан) которые бежали от сульджуков, так как (этот) человек имеет много золота, казну и разнообразные богатства. Снарядившись, он направился к Рею, и опасно то, что он знает, что Хорасан в беспорядке из-за сельджуков и что помощи нам не могут дать. То старание, какое (надо) приложить, слуги прилагают, а там — как положит господь,

Эмир глубоко задумался и приказал ответить, что везир, старший хаджиб и войска — в Хорасане, (чтобы) покончить дело с сельджуками. Мы также намереваемся отправиться в Хорасан. Следует ободриться и мужественно взяться за дело, ибо с таким войском, какое с вами, можно удержать весь Ирак.

И эти ответы пошли и с курьерами (аскудар) (Аскудар — курьер, гонец, перевозивший правительственную почту; этим словом обозначалась также почтовая сумка с документами, которую вез такой гонец) и гонцами. В отдельной |649| главе о происшествии в Рее я полностью изложу эти обстоятельства (события). Здесь же достаточно и в такой мере.

*Действия эмира Мас'уда. Связи сельджуков с Караханидами

Во вторник (1-го) джумада II (= 22 III) прибыло письмо везира, и было, написано: «Я старательно взялся за дела; амили наших городов, которые были вызваны, прибывают; и деньги получаются; старший хаджиб с войском прибыл в Герат; Бу-Сахль Ала, наиб-и-ариз, (Т. е. помощник ариза) производит тщательный смотр (арз) и выдает (воинам) серебро в моем присутствии. Когда дело войска будет налажено и оно выступит против врагов и мною будет налажен правильный распорядок и выполнены верноподданнические старания, то я надеюсь на бога, что цели будут достигнуты. Я считаю правильным то, чтобы государь, когда пройдет новый год, отправился в Герат и провел там лето, так как дела налажены и не будет никакой заботы о корме и прочем. Я нее поеду в Мерв, а старший хаджиб с войском отправится на врагов, будет спокойно со всех сторон, и эта смута будет прекращена, и выпрямится искривленное дело Рея и Джибаля, освободится (от заботы) сердце государя».

Эмир приказал (написать) ответ: «Ходжа — наш заместитель в Xopaсане; Mepв и другие города все наполнены войском, какая необходимость в нашем присутствии в Герате? Мы пойдем в Газну и это (считаем) правильным; сыновья Али-тегина пришли на правильный путь (Т. е. соблюдают договор) и нет никакой, заботы сердца (у меня) со стороны Балха и Тохаристана. Там дорогой сын мой Маудуд и сипехсалар Али, и если понадобится увеличение войска, то нужно просить у них помощи». В таком виде ушел ответ. Я слышал от Бу-Насра, который сказал: «Этот план, предложенный везиром, правилен, но эмир не послушал и хочет обязательно ехать в Газну, так как у него |650| появилось стремление к Газне. Газну же от него не возьмут. Ему бы следовало ехать в Герат, Мерв или Нишапур, и посидеть год — другой в Хорасане, может быть эта великая смута уляжется. [261]

Неоднократно я докладывал эмиру то, что мне писал везир, и еще более непочтительно было написано, но это не принесло никакой пользы. По-видимому, это хочет бог, чтобы рабы (мы) не смогли справиться».

1 числа месяца раджаба (= 30 IV) эмир из Буста отправился к Газне и прибыл туда.

В пятницу 22 этого месяца (ша'бана = VI) эмир снова прибыл в Кушк-и-Нау Мас'уди (в Газне), и перед тем, как ему вернуться из Баг-и-Махмуди, пришло письмо от везира (с сообщением), что «дело войска справлено и что они пошли против врагов с мужественным сердцем, и когда туркмены узнали, что дела (наши) стали преуспевать, все пошли в Несу и Фераву, так что в областях Гузганана и Герата и этих местностях из них никого не осталось. Старший хаджиб пошел в Мерв, и остановился лагерем за городом и в каждое место послал шихне (градоначальников) и всюду направляют приказы. Что (теперь) мне следует делать?» Последовал ответ: «Так как дела таковы, то ходже следует через Гур прибыть в Газну, повидать нас, лично доложить то, что следует доложить, и план дела будет устроен лучше».

|651| На другой день (по прибытии везира 15 рамазана = 2 VII) устроили другое совещание. Везир говорил: «Если бы государь прибыл в Герат, во всем Хорасане не осталось бы ни одного туркмена, и, может быть, еще не упущено время (заставить) их покинуть (Хорасан). По крайней мере, пока старший хаджиб и войска будут находиться в городе, от них не произойдет беспорядков. Но я беспокоюсь о событиях в Рее, о Бу-Сахле и том войске (вместе) с грузом золота и платья, находящегося у них, и (думаю) о враге, подобном сыну Каку, потому что вследствие неприбытия государя в Хорасан нельзя знать, что с ними станет».

Эмир сказал: «Там не произойдет дурного, ибо там большое войско, салары прекрасные и Бу-Сахль человек дельный. Затем рвение сына Каку, и дейлемцев и их храбрецов я видел и знаю на опыте, и не упускаю из виду этих обстоятельств». Везир сказал: «Если того захочет аллах, в государстве его величества будет хорошо и ладно».

*Отношения между Мас'удом: и Караханидами и связи последних с сельджуками

|657| И положение (Речь идет о вражде между Богра-ханом и Мас'удом) дошло до того, что когда сельджуки пришли в Хорасан и нанесли поражение "Бектугды, и известие о том достигло Туркестана, лазутчики сообщили, что Богра-хан (Махмуд Богра-хан ибн Нух Кадыр-хан — караханидский хан (425-449 = 1034-1057) злорадствовал и проявлял радость, с одной стороны, потому, что желал нам зла, с другой — потому, что Тогрул был ему друг и он ему покровительствовал. Втайне он подстрекал сельджуков, внушал им мужество и говорил, что следует воевать, так как они пошлют столько ханских людей в ряды туркмен, сколько им будет желательно.

Из-за получения этих известий эмир очень опечалился, потому что не пустячное это было событие. (Вскоре) после того поймали одного сапожника подозрительного вида на переправе через Амуй и сделали допрос. Он сознался, что он шпион Богра-хана, пробирается к туркменам, имеет к ним письма и прячет их (у себя) в одном месте. Его послали ко двору и мой учитель Бу-Наср говорил с ним наедине и расспросил об обстоятельствах (дела). Он признался и вытащил из мешка сапожные инструменты. Внутри деревянных инструментов сделали полости и положили туда маленькие записочки, а потом забили их деревянными клиньями и закрасили [262] под цвет дерева, чтобы не догадались. Он сказал: «Это Богра-хан сделал в своем присутствии».

Бу-Наср посадил (этого) человека тайно в одном месте и отнес письма к эмиру. Все (письма) имели знаки тамги (Тамга — печать) и были (адресованы) к Тогрулу, Дауду, Ябгу и йинальцам. Он возбуждал их решительно и наше дело представлял перед ними, как не имеющее никакого веса, и говорил: «Выступайте смело — и сколько бы ни было нужно людей, скажите — и мы (вам) пришлем».

|658| Эмир вследствие этого почувствовал себя в большой опасности. Он сказал: «Следует написать письмо Арслан-хану (Арслан-хан (1032-1056), владетель Кашгара, был главой рода Караханидов) и необходимо послать экстренного посла. И послать эти письма и сказать, что это нехорошо, когда происходит нечто подобное, а хан дает согласие». Бу-Наср сказал: «Да будет долга жизнь государя. Туркмены никогда не питали к нам дружбы. Я много раз слышал от эмира Махмуда, который говорил: «Туркмены сближаются с нами по нужде и как только найдут возможность, они ничего не сделают (нам) доброго». Лучше всего этого шпиона послать в Хиндустан, чтобы он работал в г. Лахоре, а эти письма за печатью спрятать в каком-нибудь месте. Затем к Арслан-хану и Богра-хану пусть пойдет посол, но так, чтобы держать речь в примирительном тоне, чтобы вражда прекратилась через посредничество Арслан-хана, и Богра-хан не делал более смуты».

Эмир сказал: «Весьма правильно говоришь». Он запечатал письма, ж они были спрятаны. Шпиону он дал 100 динаров.

[Для улаживания конфликта к Арслан-хану был отправлен посол имам Бу-Садык Табани, который отправился 8 зу-л-ка'да 428 г, (= 23 VIII 1037). Он пробыл в путешествии полтора года, выполнил данное ему поручение, на обратном пути был ограблен разбойниками, вернулся в Газну в 430 (= 1038) г. и в награду получил должность нишапурского казия.

|660| На второй день праздника азха (Праздник жертвоприношения 10 зу-д-хиджа (= 24 IX) было устроено большое совещание по вопросу, в какую сторону направиться эмиру для завоеваний. Эмир хотел направиться в Хиндустан и завоевать крепость Ханси. Он говорил:]

«Сына Маудуда пошлю в Балх, а с ним идут ходжа и сипехсалар с большими войсками. Хаджиб Сюбаши находится в Мерве с войском, настолько сильным, что туркмены не дерзнут противостоять им. Также и Сури в |661| Нишапуре с отрядом ,солдат; и в Тусе, и в Кухистане, и Герате, и Гарчистане и других городах — всюду находятся шихне (градоначальники). Не может быть в Хорасане смуты и не произойдет (в нем) беспорядков, а если произойдут, то вам всем легко сойтись друг с другом и очень быстро приобрести силу. Сыновья Али-тегина успокоились на взносе дани, и Абд-ас-селам (посол) у них и договор делает крепче. Как писал Бу-Сахль Хамдуни, у сына Каку большой силы нет и от людей его никакого (значительного) дела не выйдет, и туркмены не питают доверия к его словам. Не может быть там несчастья».

[Спрошенные хаджибы и другие сановники, как всегда, сказали, что дело их военное — повиноваться велениям государя. Но везир выступил решительным противником похода в виду неустойчивого положения дел в Хорасане говоря:]

|662| «Ни в коем случае я не считаю допустимым, чтобы государь пошел в Хиндустан; правильно это то, чтобы он не делал стоянки в Балхе. а ехал бы до Мерва, чтобы захватить Хорасан, чтобы Рей и Джибаль были заняты, и можно было выполнить обет. [263]

Если есть желание завоевать Ханси, то салара газиев, лагорского войска и хаджиба, который будет назначен от дворца, будет достаточно для того дела — и желание будет выполнено, и Хорасан останется на своем месте. Если государь не пойдет в Хорасан, (а пойдет в Хиндустан), и туркмены захватят (какую-нибудь) область, нет не (целую) область, а если они захватят (даже) одну деревню и сделают то, что обычно делают — насилия, убийства и поджоги — десять Ханси не сравняются с тем (злом), и получится бедствие (подобное) походу на Амуль, а этот поход в Хиндустан хуже того (амульского).

[Везира поддержал Бу-Наср, посоветовав эмиру тайно послать людей выведать у населения и войска, каково их мнение о положении вещей в Хорасане, Хорезме, Рее и Джибале. Если у них спросить: правильно ли поступает султан, что отправляется в Ханси — они скажут: лет.

Эмир, однако, не послушался и отправился в Хиндустан завоевывать крепость Хаяси, которую взял с большим трудом и которая за свою |664| неприступность носила среди индусов название «девственницы». Она была взята 20 раби I 429 г. (= 3 XII 1037). После того эмир возвратился в Газну 30 джумада I (= 10 III 1038)].

*События 429 (= 1037/38) г. Поход старшего хаджиба Сюбаши на сельджуков и поражение его под Серахсом

|666| Во вторник 3 джумада II (= 13 III 1038) пришли очень важные донесения из Хорасана и Рея. В это отсутствие (эмира) приходили в начале зимы туркмены, разграбили Талькан и Фарьяб и причинили разорение другим местностям, так как султанским войскам не оказалось возможности двинуться в подобное время (года), и вследствие этого похода в Ханси произошло много вреда, преисполнившего меру, — и сам Рей был осажден. Эмир раскаялся в своем походе в Хиндустан, да толка (в этом) не было — никто не может вступить в борьбу с божественным предопределением. И велел он написать в ответ, что нужно бодриться, потому что (весной), когда погода станет хорошей, султанские войска выступят.

|667| На другой день (10 раджаба =18 IV) пришло донесение из Нишапура, что Бу-Сахль Хамдуни пришел сюда, так как не мог оставаться в Рее: Таш-фарраш убит и захвачено в плен много сановников. Он (Бу-Сахль) был долгое время в осаде, и туркмены взяли верх. Я опишу эти дела в отдельной главе, о которой я уже говорил, о Рее и Джибале со многими интересными и удивительными вещами. Затем он (Бу-Сахль) нашел случай и бежал. В это время, когда Бу-Сахль прибыл в Нишапур, старший хаджиб Сюбаши был там, а туркмены были в Мерве. И оба войска подготовлялись к войне и остерегались друг друга. Эмир считал хаджиба очень виноватым и постоянно говорил, что он этого дела не оставит и что хорасанское эмирство ему (хаджибу Сюбаши) понравилось — его следует отозвать и послать другого салара, который и поведет эту военную кампанию. И это он потому говорил, что постоянно поступали донесения от Са'ида Саррафа, кедхуды и войскового осведомителя. Он писал, что хаджиб (некоторое время) не пил вина, а теперь уже год, как принялся за дело и постоянно пьет, водится с луноликими тюркскими рабынями и уединяется с ними, а войско он постоянно держит в растерянности. Он (Сюбаши) в таком месте, где 7 манов пшеницы стоят диргем, нагружает пшеницу на тысячу верблюдов, которых имеет в излишке, и ведет войско в место, где ман хлеба стоит диргем, говоря: «Я соблюдаю осторожность». (Там же) он продает пшеницу войску и к нему стекаются большие деньги, так что деньги войска таким образом переходят к нему. [264]

Эмир поневоле был огорчен этим. А это было не так, как говорили, Сюбаши хорошо соблюдал предосторожности, так что туркмены называли |668| его Сюбаши-чародеем. Когда упреки и порицания эмира перешли границы, хаджиб тоже пришел в расстройство (я так было), пока не произошло сражение, как я опишу. Бог не дает никому знания тайного (рока). Так как он (бог) решил, что Хорасан уйдет из наших рук и дело этого племени (сельджуков) дойдет до такой степени, до которой оно дошло, то все распоряжения оказывались ошибкой. О роком бороться невозможно.

Затем в среду 12 раджаба (= 20 IV) Бу-Сахль пардедар, (Пардедар — придворный чин, нечто вроде камергера) доверенный хаджиба Сюбаши, в 3 дня через Гур прибыл в Газну. Мой учитель тотчас взял у него письмо, отнес (эмиру) и доложил. Выло написано: «Сердце государя сделали тяжелым к рабу (мне), из-за некоторых нелепостей, которые они написали; я принимал наставления до сих пор, как известно доверенным; тотчас же, как пришел приказ через хильташей, что нужно дать сражение, я хотел тотчас выступить из Нишапура к Серахсу, но рабы Бу-Сахль Хамдуни и сахиб-диван Сури сказали: "Это неправильно: нужно беречь капитал и стремиться к прибыли, таким образом, чтобы если дело дойдет до меча, то в тот день оно было бы решено. Невозможно знать что будет". Кази Са'ид и нишапурские старцы нашли то же самое. Я убоялся упрека и просил у них акта. Акт написали, и все своей рукой подписали, а я послал, чтобы государь знал это. Я жду ответа, решительного ответа, начинать ли войну или нет, чтобы так и действовать. О этим важным делом я отправил своего доверенного Бу-Сахля и положил ему 15 дней на путь в Газну через Гур, 3 дня на остановку в ней и 16 дней на возвращение в Нишапур. Когда он прибудет и мне укажут дело, то я поступлю согласно приказу».

|669| Эмир прочитал письмо и рассмотрел акт, позвал к себе Бу-Сахля и совещался с ним от завтрака до полуденной молитвы. Он позвал к себе моего учителя и снова спросил о положении Бу-Сахля. Тот сказал; «Положение сельджукских туркмен таково: они разбиваются на 20-30 частей, пустыня для них отец и мать, как для нас город. Сюбаши до сих пор вступал с ними в стычки и держал разведку, были сражения, и он хорошо узнал суть их положения и дела и берег капитал, (так что) до сих пор они не смогли засесть ни в одном из городов Хорасана; грех проходящий и амили государя в действии. События в Фарьябе и Талькане — убийства и разграбления, одного летом, другого зимой, произошли неожиданно, когда Сюбаши действовал против главной их части. Один отряд их был разбит, ушел и неожиданно совершил (это) дело; когда он (Сюбаши) узнал — дело уже пропало. Невозможно, чтобы это войско шло кроме, как на помощь, так как дело бунтовщиков иное. Правильно и верно то, что говорят Бу-Сахль, Сури и другие, подписавшие акт: не следует вести эту воину; правильное же суждение то, что считает правильным государь, и он ждет ответа и снарядился. Если нужно нанести удар и вести эту войну, следует написать письмо рукою Бу-Насра Мишкана и за государевой подписью, а также, чтобы под письмом было несколько строчек рукою государя, решительный приказ о том, что, войну нужно начинать. Он (Сюбаши), лишь только письмо дойдет, ни одного дня не промедлит в Нишапуре и тотчас же направится в сторону Серахса и Мерва и начнет войну, ибо нет никакого повода (отказываться от войны): и войско доброе и все вооружены и получили жалованье (бистегани) наличными».

|670| Эмир спросил: «Что ты думаешь (об этом)?» Он (Бу-Наср) ответил: «Это не мое дело, я никогда не говорю о войне; здесь есть сипехсалар, если с ним посоветоваться — будет очень правильно. Если же написать ходже [265] (везиру), то и это не будет неправильно». Эмир сказал: «Здесь невозможно задерживать Бу-Сахля, пока письмо дойдет до Балха. и придет ответ. Завтра поговорим с сипехсаларом, сегодняшний же день и ночь мы будем думать об этом». Бу-Наср сказал: «Именно так и надо сделать», ушел и вернулся домой очень задумчивым. Он сказал мне: «Возник очень большой и трудный вопрос, и я не знаю каков будет результат этого дела, ибо не вспомнили Арслана Джазиба, — а он был ловким человеком, — с таким количеством снаряжения, оружия и войска, с такой силой и могуществом, которые нынче имеются у врагов. А известно как война и вражда между ниш долго тянулись и, пока эмир Махмуд не пошел в Бушенг и не послал хаджиба Гази с таким снаряженным войском, цель не была достигнута. Дело же этого племени иное. Султана обманывают. Одно несчастие произошло — событие с Бектугды, такое ужасное, оно произошло из-за самовластия. Если бы, упаси боже, с хаджибом случилась беда, то останется только итти самому государю и сразу навести страх. Я знаю в данном случае, что нужно делать, но нет у меня мужества сказать. Таково желание бога. Дело Рея и Джибаля пропало, войско погибло, так (хорошо) снаряженное войско прошло вверх ногами. Положение Хорасана таково, что со всех сторон несчастья. А государь мира, любитель веселья самовластен, везир под подозрением и боится, великие салары все попусту погибли. Заместитель этого ариза достаточно поставил войско вверх дном, а государь поддается его обману. Я не знаю, каков будет конец этого дела, |671| Я пью кровавые слезы печени, (Т. е. очень страдаю) и лучше бы я не был в живых, так как я не могу видеть этих бедствий».

Так говорит ходжа Бу-л-Фазль Дабири, автор книги: В то время, когда султан Мас'уд ибн Махмуд прибыл из Индии в Газну и остановился там на несколько дней, прибыл ко двору конным салар Бу-Сахль и в личной беседе рассказал то, что произошло. Султан стал целиком осведомлен об этом, он отдал приказание и начал войну.

В субботу, 21 раджаба (= 29 IV 1038), когда Бу-Сахль прибыл и отдохнул, на другой день эмир, закрыв аудиенцию, совещался с сипехсаларом и моим учителем до обеденного времени, они обдумывали это и было решено, что Сюбаши по необходимости будет вести эту войну.

Сипехсалар ушел; а Бу-Наср потребовал чернильницу и бумагу и написал в присутствии эмира это письмо; эмир потребовал перо и чернильницу, подписал письмо и под письмом приписал абзац: «Пусть верит превосходный хаджиб тому, что написал Бу-Наср, согласно нашему приказу и в нашем присутствии и пусть он начинает войну с врагами и произойдет то, что предопределено богом, мы надеемся, что бог дарует победу».

Эмир позвал к себе Бу-Сахля, ему дали письмо и (эмир) сказал: «Скажи хаджибу, чтобы он (соблюдал) необходимую осторожность и был благоразумным».

Он (Бу-Сахль) поцеловал землю, вышел вон, получил в дар 5000 диргемов, б отрезов материи и гурийского коня и уехал обратно через Гур.

Эмир приказал написать об этом письмо везиру, и оно было отправлено через гонца (аскудар). Затем, через 2 недели, пришел ответ, что верно и правильно то, что рассудил государь. И он собственноручно написал письмо моему учителю в очень откровенных выражениях: «Совсем не нужно было |672| говорить, так как не следовало класть руку на это большое дело; нельзя знать что будет; его (дело) следовало решать, рассмотрев своими глазами, ему (Сюбаши). Но стрела уже спущена из лука, если будет угодно богу, то все будет хорошо и благополучно». Он (Бу-Наср) доложил это письмо эмиру. [266]

|675| В это время эмир был грустен и задумчив и наблюдал за делом Сюбаши и войска. Пришли письма из Нишапура, что, когда оттуда (из Газны) вернулся Бу-Сахль пардедар, хаджиб устроил заседание, на котором был Бу-Сахль Хамдуни, Сури и некоторые другие. Он доложил письмо султана, и сказал: «Получен такой приказ, и история стала короткой, завтра во всяком случае я уезжаю, чтобы выполнить это дело так, как предопределено богом; вам же здесь надо быть осторожными и все, что было привезено из Рея наличными деньгами и платьем, положите в укрепленное место. Нельзя знать, как повернутся дела, а от осторожности и предусмотрительности не будет вреда».

Они сказали: «Мы сделаем так, хотя мы очень против этого твоего отъезда, но раз пришло такое приказание и категорическое повеление, то нельзя пренебречь (им)». На другой день Сюбаши-хаджиб выехал по Нишапурской дороге в сторону Серахса с большим и снаряженным войском, со множеством оружия и снаряжения.

После его отъезда Сури собрал все, что (у него) имелось в наличных деньгах из налогов, уплачиваемых Нишапуром (***), и своих собственных и сказал Бу-Сахлю Хамдуни: «Ты тоже приготовь, все что привез, чтобы отправить в крепость Микали в волости (руста) Пушт, (Здесь и ниже (в Тег. и Кальк.) Буст, что вызвано смешением с городом Бустом (см. выше, стр. 66, прим. 6 и стр. 167, прим. 5), |676| чтобы, в случае если дело и положение пойдут иначе (чем нужно), это имущество не попало бы кому-нибудь в руки». Бу-Сахль сказал: «Ты надумал очень правильно, но это мнение надо держать втайне». Все, что было у них обоих, они связали, назначили храбрых всадников так тайно, что никто не узнал, и в полночь отправили их; они благополучно достигли крепости и передали (имущество) коменданту крепости Микали. Два доверенных лица этих двух вельмож (михтар) с 50 пехотинцами находились при этой крепости. То же, что было в Нишапуре из тяжелых вещей: одежды, ковров Шадьяха, оружия и других вещей, которые было невозможно послать в крепость Микали, — то все Сури приказал положить в сокровищницу. Эти два вельможи ожидали, что случится, и по пути в Серахс расставили всадников, чтобы, если будет какое известие, те быстро доставляли.

Я слышал от моего учителя, Бу-Насра: «Когда прибыли эти письма, я доложил эмиру, что пришло (письмо) от Бу-Сахля и Сури. Он сказал мне: "Мы поторопились, не знаем что будет у хаджиба и войска с врагами". Я (Бу-Наср) сказал: "Если угодно богу, то ничего, кроме хорошего, да не будет"».

В предпоследний день ша'бана (= 5 VII) эмир даже вина не пил — так был озабочен. Пришли донесения из Серахса и Мерва о том, что когда неприятели услыхали, что нишапурский хаджиб (Сюбаши) вознамерился напасть на них, они очень забеспокоились и сказали: «Вот каково дело», и послали свои пожитки вглубь мервской пустыни со всадниками, которые были менее способны к войне. Они образовали летучую конницу (Джериде — конный отряд без обоза) с тем, чтобы примчаться к серахскому Тальхабу, (*** — так в Тег. и ниже в Кальк.; здесь же *** ) дать там сражение и, если будут разбиты, быстро уйти, взять поклажу и направиться в Рей, так как, если они будут выгнаны из Хорасана, кроме Рея и той области, которая доступнее для захватов, (им) нет никакого другого места.

|677| В среду 4 этого месяца эмир сидел почти до полуденного намаза на большой суфе нового дворца и вершил всякие дела, потом встал и вышел вон. Мой учитель собрался уходить из дивана, когда прибыл один из тех всадников, которые были расставлены на Гурской дороге с почтовой сумкой (аскудар) е наложенным кольцом и запечатанной рукою Бу-л-Фатха Хатими, [267] наиб-берида гератского. Мой учитель взял ее (сумку) и открыл; (оказался) один конверт (харите) весь запечатанный, он открыл, прочел из письма один-два абзаца и взволновался. Затем свернул письмо и сказал, чтобы его вложили в конверт, наложили почтовую печать, позвал смотрителя дивана (дивак-бан) Бу-Мансура, и послал сообщение. Тот уехал. Учитель мой стал очень грустен и печален, так что всем дабирам стало ясно, что произошло очень большое событие. Бу-Мансур, смотритель дивана, пришел обратно без письма и сказал: «Зовет». Учитель мой ушел и остался с эмиром до предвечерней молитвы, потом снова вернулся в диван, дал мне то письмо Бу-л-Фатха Хатиминаиб-(берида) и сказал: «Запечатай и положи в сокровищницу документов (архив)». Он ушел, и писцы также. Потом я прочел то письмо. Было написано, что в этот день Сюбаши прибыл в Герат, при нем было 20 гулямов, и Бу-Тальха Шибли, амиль, поместил его в хорошем месте и послал ему много еды и угощения и пошел к нему до предвечерней молитвы со мной (Бу-л-Фатхом) и гератской знатью. Он был очень расстроен и все ободряли его говоря: «Так всегда бывает, пока существует мир. Да будет жив великий султан, обладающий войском, снаряжением и оружием. Такие неечастия можно исправить, хвала аллаху, |678| что хаджиб жив». Он заплакал и сказал: «Не знаю, как я посмотрю в лицо государю. У меня с противниками произошла битва, труднее которой не может быть, с зари до предвечернего намаза, и победа была близка, но. трусы-товарищи мои меня оставили, я был ранен и поневоле пришлось уйти в таком положении, как вы меня видите». Люди ушли, он (Сюбаши) задержал Бу-Тальху и меня (Бу-л-Фатха) и устроил совещание. Он сказал: «Султана обманули и также (лгали) осведомители о врагах, когда представляли их ему ничтожными. Я хотел довести их до того, чтобы они поневоле бежали. И также обманывали, чтобы восстановить против меня государя, пока он не дал решительного приказа дать сражение. Когда я добрался до неприятеля, я увидел, что это была летучая конница (джарида), подготовленная к бою и не заботившаяся об обозе. Завязалось такое сражение, какого не может быть упорнее, (и продолжалось) до времени послеполуденного намаза. Люди наши старались, и было близко к тому, что могла быть одержана победа, но слабость (вдруг) охватила их, и каждый из солдат схватил шею осла и жены. Я испускал сто тысяч криков — не приводить женщин. Приказа не послушались. Враги, увидевши дело в таком положении, стали подходить смелее и дерзостнее. Я дал приказ поставить (свой) шатер по средине поля сражения и стал там, чтобы они взяли с меня пример и употребили все усилия, чтобы не случилось беды. Не взяли (примера) и меня оставили — стали спасать свою шкуру и меня покинули одного. Начальники и мукаддамы, все — мои свидетели, что я не сделал проступка, и если их спросят, скажут то же, что (я предупреждал солдат) — не было бы беды! В меня попала стрела, и я был принужден отступить и с 2 лошадьми и 20 гулямами прибыл сюда, и все, что принадлежало мне и тем трусам, попало в руки неприятелей, как я слышал от (людей), имевших быстрых лошадей, которые прибывали вслед. |679| Я здесь пробуду несколько дней, чтобы пришли те, которые должны притти, потом я пойду через Гур ко двору и лично изложу положение. То, что вы услышали от меня об этом, следует доложить».

Эмир после предвечерней молитвы не дал аудиенции и не вышел к разговению, говорили, что он разговелся каким-то напитком и не ел, так как произошло немалое событие. Я видел как мой учитель ничего не ел, а я был за тем столом. На другой день эмир дал аудиенцию и после аудиенции позвал к себе на совещание сипехсалара, ариза, Бу-Насра, хаджибов Бектугды и Бу-Насра, рассказал им это положение, и мой учитель прочитал им письмо наиб-берида гератского. Они сказали: «Да продлится жизнь государя. [268] Пока существует мир, будут такие события, и это будет исправлено. Может быть было бы правильно послать кого-либо из доверенных к хаджибу, чтобы ободрить его после (поражения) этого войска — это будет как бы пластырь, положенный на их сердце». Он сказал: «Так сделаю. Он (хаджиб) еще далеко. То, что должно быть приказано об этом, будет приказано. Однако,., что вы скажете об этом, что следует делать?» Они сказали: «Пока не прибудет хаджиб, ничего нельзя сказать об этом. Если государь найдет нужным, то (следует) написать великому ходже, что произошло такое событие, хотя это известие (должно быть) уже дошло до него, чтобы он сообщил то, что он думает об этом». (Эмир) сказал: «Правильно», и приказал моему учителю напнсать. Люди ободрили эмира; каждый сказал что-нибудь новое и выражал верноподданнические чувства, они предлагали имущество и жизнь. Они ушли, и обо всем этом было написано везиру очень полно, и спрашивали мнения.

До этого (В издании: «после этого») на заседании эмира не препятствовали говорить относительно туркмен, слабости и ничтожности их.«После же этого события ни у кого |680| не было смелости сказать неподобающее слово, на одного-двух человек эмир прикрикнул и холодно обошелся с ними, он был очень огорчен,

*Сдача Нишапура сельджукам

В конце месяца рамазана каждый день, даже каждый час, приходила письма от нишапурского сахиб-берида — Бу-л-Музаффара Джамхи, где он писал: «Я скрылся и нахожусь в подземелье. Когда в Нишапур пришло известие, что со старшим хаджибом и победоносным войском произошло такое событие, тотчас Сури проверил тюрьму, нескольким (заключенным) отрубили голову, других отпустили, а он с Бу-Сахлем Хамдуни поспешно уехали через волость (руста) Пушт, и каждый из вашего войска, кто был в городе, присоединился к ним. Они уехали, и неизвестно, куда они направляются. Мне не было возможности уйти с ними, так как Сури жаждет моей крови, я боялся за свою жизнь и скрылся здесь в крепком и тайном месте. Я всюду назначил людей для доставления известий о том, что будет и к чему придут дела; как только будет возможно, я буду отправлять гонцов и сообщать известия; то, что будет более важного я буду посылать везиру шифром, чтобы он докладывал государю».

Когда эмир прочитал это письмо, он опечалился и сказал моему учителю: «Что ты скажешь — что будет с Бу-Сахлем и Сури? Куда они пойдут? Что станет с этими имуществами?» (Бу-Наср) сказал: «Государь знает, что Бу-Сахль человек разумный и предусмотрительный, а Сури смелый и отважный, они уже составили свой план или составят, так что рука никакого врага не коснется их. Вели им будет возможно, то они явятся ко двору.. Они уехали через Табасскую пустыню со стороны Пушта, так как |681| она (пустыня) па краю волости (Пушта). Если же будет необходимость, то неизвестно куда они поедут, но, во всяком случае, не отдадутся в руки этого племени (сельджуков), так как знают, что с ними будет».

Эмир сказал: «Во всяком случае, в сторону Рея они не в состоянии итти, так как там сын Каку, туркмены и большое войско. Не пойдут они также и в Гурган, потому что Бакалинджар также ушел из-под нашей власти. Совершенно не знаю, каково будет их дело. Жаль этих двух людей, столь больших денег и добра, если они попадут в руки неприятеля».

|684| В среду 3 зу-л-ка'да (= 7 VIII 1038) прибыли донесения Бу-Сахля Хамдуни и сахиб-дивана Сури со спешными гонцами из Гургана. Они писали, что, когда хаджиб и войско очутились в том трудном положении [269] и известие (об этом) с быстротой дошло до них, так как они расставили по Серахской дороге всадников, чтобы (в нужный момент) доставить сведения, они (Сури и Бу-Сахль) тотчас же выехали из Нишапура по дороге в Душт. Они прибыли к стенам крепости Эмири (Микали) |685| с намерением там засесть. Потом они не сочли правильной эту мысль. Они позвали к казне коменданта и своих надежных людей, находившихся у подножия крепости, и то, что нужно было сказать, сказали: тщательно соблюдать осторожность, охранять крепости и казну. Выдали годовое жалованье коменданту и пехотинцам и, когда освободились от этих весьма важных дел, стали размышлять, по какой дороге проехать к султанскому двору.

[Но дороги были заграждены неприятелем, и путь был опасный. Они ехали ночью, «по дорогам и без дорог», преследуемые врагами. Миновав Исфараин, они прибыли в Гурган, где были приняты Бакалинджаром, приехавшим из Астрабада. Заявив, что он слуга султана и что «пока у него душа в теле, оп будет оберегать их так, что никакому неприятелю не удастся словить их». Бакалинджар убедил их отправиться в Астрабад, так как, по словам его, Гурган не был местом безопасным. «Я займусь отражением их (туркмен), — сказал он, — а вы отправляйтесь в Астрабад, потому что неприятель не может проникнуть в эти теснины, и ничья рука вас не достанет». И они отправились в Астрабад, а Бакалинджар остался со своим войском в Гургане.]

|686| Их (Сури и Бу-Сахля) гонцов привели (во дворец) и расспросили обо всем. Они дали ответы (на каждый вопрос) и сказали, что туркмены тщательно караулили дороги и им (гонцам) нужно было употребить много хитростей, чтобы пробраться по бездорожным: тропам. Расульдар спрятал гонцов в потайном месте, так что их не мог увидеть никто. Эмир приказал ответить на письмо:

«Следует соблюдать большую осторожность. Если туркмены нападут на Астрабад, идите в Сари, и если на Сари будет сделано нападение, (идите) в Табаристан, где (нападение) невозможно, так как в те теснины туркмены не могут пробраться. И пусть они постоянно пишут донесения и непрерывно посылают гонцов, как и отсюда будет (делаться) то же самое, и пусть они знают, что после михрегана мы выступим с (таким) войском, какое никогда еще не хаживало в Тохаристан и Балх, так как ни при каких обстоятельствах мы не покинем Хорасана вплоть до того времени, пока смута не будет подавлена. Будьте мужественны, ибо такие смутные времена в мире бывали часто и еще будут».

|687| Пришло донесение (7 зу-л-ка’да = 11 VIII) от Бу-л-Музаффара Джамхи, нишапурского сахиб-берида. Он писал: «Пишу это письмо из тайного места и только при помощи больших хитростей смог отправить этого гонца. Я сообщаю: После получения известия о несчастии, случившемся с хаджибом Сюбаши, 12 дней спустя Ибрахим Йинал подошел к черте Нишапура с 200 человек и сообщил через посла, что он во главе передового отряда (войска) Тогрула, Дауда и Ябгу. Если они (нишапурцы) хотят воевать, то он возвратится и уведомит (начальников), а если не хотят, то он войдет в город и изменит хутбу, так как большое войско (идет) вслед за ним. Посла приняли, и город был охвачен большим смятением. Все знатные люди пришли в дом казия Са'ида и сказали: "Имам и глава — ты. Относительно этого заявления, которое поступило, что скажешь?" Сказал: "Как вы смотрите и что намереваетесь делать?" Ответили: "Положение этого города для тебя не тайна. Он не имеет неприступности и подобен песку в глазу, (Т. е. привлекает внимание) и жители его люди невоинственные. А войско, (даже) [270] столь большое, какое было у хаджиба Сюбаши разбили (туркмены)." (Уразумей) какую опасность мы имеем. Вот какое наше слово".

Кази Са'ид сказал: "Хорошо придумали. Подданным не приходится вступать в борьбу с неприятелем. У вас есть (такой) могущественный государь, как эмир Мас'уд. Если эта область ему необходима, он должен будет притти (сам) или пошлет кого-нибудь и завладеет. Сейчас велик огонь (смуты), который загорелся, и толпа моет руки в крови и грабит. Кроме |688| покорности, нет никакого подходящего выхода".

Мувафик, (Мувафик (или Муваффак) имам-и-сахиб-хадисан — невидимому, глава сторонников трех правоверных толков, не признававших умозаключения (рай), в противоположность толку ханефитов (см. выше, стр. 172, прим. 6) имам сторонников хадисов, и все знатные люди сказали: "Правильно, кроме этого (покорности) выхода нет, ибо, если сделать иначе, то город будет разграблен понапрасну. Султан от нас далеко. Можно попросить извинения за этот случай, и он примет (извинение)".

Кази сказал: "В то время, когда из Бухары пришли войска Илека (Наср ибн Али, Арслан-Илек — караханидский правитель Мавераннахр», (ум. около 1012-1013 гг.). Речь идет о походе 1006 г. (Туркестан, стр. 286-287) с Сюбаши-тегином, жители Балха сражались с ними до тех пор, пока Иле не произвел (в городе) убийств ж погромов. Жители же Нишапура сделал то же самое, что и сегодня собираются сделать. Когда эмир Махмуд прибыл из Мультана в Газну, он немного побыл (там), устроил дела и направился в Хорасан. Прибыв в Балх, он увидел, что Базар-и-Ашикан, который (был построен по его приказанию, сожжен. Он обратился к балхцам с упрека ли и сказал: Не дело воевать людям-подданным. Поэтому-то ваш город ж разрушен. Сожгли такое громадное, принадлежавшее мне, недвижимое имущество (мустагал). (Термин «мустагал» обозначает разнообразное недвижимое имущество, приносящее доход (например земли, бани, мельницы, лавки на базарах и т. д.). См., например, Ибн Хаукаль (BGA, р. 217), а также Glossarium (BGA, IV, р. 310) под словом ***) Штраф следовало бы взять с вас за это. Мы его прощаем (вам), но смотрите, чтобы после этого (случая) не допускать подобного; всякому царю, который сильнее, требует с вас харадж и охраняет вас, следует платить харадж и охранять себя. Почему вы не смотрели на жителей Нишапура. и других городов, которые выразили покорность, Правильным было то, что они сделали — что бы не произошло грабежа. Почему вы на другие города не смотрели. Ведь хараджа-то с них не требовали больше, чем причитается. Они сказали: Мы раскаиваемся и впредь такой ошибки не сделаем. Сегодня вопрос тот же самый, какой был в тот день". (Это место приведено частично у В. В. Бартольда (Туркестан, стр. 307) Все сказали: "Да, это так". После того они позвали посла Ибрахима и дали (такой) ответ: "Мы подданные и имеем государя, а поданные войну не ведут. Эмирам следует притти, ибо город перед ними, и если султану нужна область, он придет требовать (ее) или пошлет кого-нибудь. Но |689| необходимо знать, что жители боятся вас из-за того, что происходило до этого времени в других местах: из-за грабежей, насилия, убийств и казней.

Вам следует держаться других привычек, ибо этот мир — мир иной, и Нишапур подобных вам (на своем веку) видел много. А оружие людям этого города — утренняя молитва. И если наш султан от нас далеко, то господь и слуга его — ангел смерти — близко".

Посол возвратился. Когда Ибрахим Йинал был извещен о содержании ответа, он с того места, где находился, подошел к городу на расстоянии одного фарсаха, снова отправил посла и заявил:

"Весьма правильно смотрите (на дело) и разумные речи говорите. Я тотчас написал Тогрулу и сообщил положение, так как у нас старший он. [271] Пусть он назначит Дауда и Ябгу в Серахс и Мерв, а других сановников, которых много, в другие места. Тогрул же — он падишах справедливый — со своими приближенными (хассеган) придет сюда. И (вам) следует ободриться, так как если теперь и происходили какие грабежи и беззакония в отношении бедных жителей, то это делалось поневоле, потому что они воевали, а в данный момент дело другое: область стала нашей. Никто не посмеет и пошевелиться (чтобы произвести насилие). Я завтра приеду в город и остановлюсь в саду Хуррамек — да было бы ведомо".

Нишапурская знать, услышав эти речи, успокоилась, и глашатай прошел по базарам, разъяснил положение вещей и простой люд успокоился. Сад Хуррамек украсили тканями, устроили помещение, приготовили встречу и Салар-и-Бузган Бу-л-Касим, (Здесь и в некоторых других местах в Кальк. «Салар-и-бузурган» — «салар вельмож», в Тег. и иногда в Кальк. «Салар-и-Бузган» — «Бузганский салар», это последнее чтение подтверждается другими источниками. Бузган. Бужган или Бузджан — городок поблизости от Нишапура, ср. выше стр. 172) один из способных и дельных людей, схваченный, побитый и потерпевший от Сури, всею душою отдался делу туркмен. Мувафик, имам сторонников хадисов, и другая городская знать собрались и, за исключением казия Са'ида и сейида Зейда, предводителя |690| (накиб) алидов, отправились встречать Ибрахима Йинала. В полуфарсахе от города показался Ибрахим с 200 всадников, 301 значком, 2 ведомыми под уздцы лошадьми, в рваном и выцветшем наряде. Когда народ к нему подошел, юноша, весьма миловидный, удержал лошадь и обратился с любезными словами. Ободрив сердца всех, он поехал (дальше). Его смотреть отправилась масса народу, и древние старики потихоньку лили слезы, ибо никого, кроме махмудийцев и мас'удийцев не видели, и над этим нарядом и свитою смеялись. Ибрахим остановился в саду Хуррамек, и для него принесли массу кушаний и угощений, которые были приготовлены, и каждый день приходили к нему на поклон.

В пятницу Ибрахим пришел в соборную мечеть и был лучше одет. Салар-и-Бузган привел 3-4 тысячи человек с оружием, так как он стал с Ибрахимом заодно, и с этими людьми (у него) велась переписка — все стали друзья из-за вражды к Сури, ибо поистине Хорасан шпал из-за Сури. Он (Салар-и-Бузган) и хатиб Исмаил Сабуни много хлопотали, чтобы под шумок прочесть хутбу, и, когда прочли хутбу с именем Тогрула, народ поднял страшный вопль, и было опасение, что подымется смута, пока (народ) не успокоили. И сотворив намаз, воротились домой.

После того через 7 дней приехали всадники, и у них при себе были письма от Тогрула к Салар-и-Бузгану и к Мувафику; а Ибрахиму Йиналу было написано, что "сановники города сделали то, что приличествует их разуму. Поэтому они увидят сколько хорошего будет сделано по отношению к ним и ко всему населению. Врата Дауда и дядю Ябгу со всеми предводителями города мы назначили в авангард с войсками, а сами со своими приближенными прибудем вскоре, чтобы людям той (нишапурской) области, которые подчинились и воздержались (от войны), не было причинено |691| неприятностей".

Эти письма успокоили жителей, и они украсили сад Шадьях великолепными тканями. Спустя 3 дня после того, Тогрул приехал в город, и вся знать вышла ему навстречу, за исключением казия Са'ида. Тогрул был в сопровождении 3000 всадников, из которых большая часть была одета в кольчуги. Он имел лук с нацепленной тетивой, переброшенный через pуку, заткнутые за пояс 3 стрелы и полное вооружение. На нем были [272] надеты каба из мульхама, (Мульхам — известные высокосортные шелковые ткани, вырабатывавшиеся в Мерве. Каба — нечто вроде кафтана) чалма из таввази (Ткань таввази, названная по городу Таввазу в Фарсе (Туркестан, стр. 325, прим) и войлочные сапоги. Он расположился в саду Шадьях. Войско, сколько там поместилось, расположилось (там), а остальные вокруг сада, и им снесли туда приготовленные обильные яства и угощения. Всему войску выдали фураж. По дороге, когда подъезжал, (Торгул) все время говорил с Мувафиком и Салар-Бузганом, а всеми делами заправлял салар.

На другой день кази Са'ид, после того как с ним много говорили ночью пошел к Тогрулу на приветствие, с детьми, домочадцами, учениками и многочисленной свитой. Глава (накиб) алидов также пришел со все»» сейидами. И не взвидел дворец света, и все смешались в кучу с чернью, И порядка никакого не было. Все, кто хотел, лез нахально и с Тогрулом вступал в разговоры, а он сидел на троне государя султана, в передней части суфы; (Суфа — возвышение, на котором стоял трон) и он встал навстречу казию Оа'иду; ниже трона (Тогру'ла) положили подушку — и тот сел.

Кази сказал: "Да будет долга жизнь государя. Это трон султана Мас’уда, на котором ты сидишь. В мире неведомого творятся подобные вещи, и невозможно знать, что произойдет еще. Будь благоразумен и бойся бога. Будь правосуден и выслушивай слова угнетенных и обиженных. Не допускай, чтобы это войско делало насилия, ибо это будет зловещей несправедливостью. Я воздаю должное тебе этим (моим) прибытием и уже (больше) |692| не приду, потому что я погружен в изучение науки и, кроме этого, не занимаюсь никаким другим делом, а если ты все-таки захочешь обратиться (ко мне), так (я заранее говорю, что) этого совета, который я дал тебе, достаточно".

Тогрул сказал: "Я не хочу, чтобы кази брал на себя труд приходить ко мне, так как то, что необходимо, можно сказать и письмом. Я согласен поступать так как ты сказал. Мы люди новые и чужеземцы. Мы не знаем обычаев таджиков. (Т. е. оседлых иранцев, в отличие от тюрок. Об изменении значения слова «таджик» см.: В. В. Бартольд. История культурной жизни Туркестана, стр. 24-25. — В. В. Бартольд. Таджики, стр. 98-105) Кази не откажет мне в советах (хотя бы и) через письма».

Кази сказал: "Так и поступлю", — и ушел. И знатные, которые пришли с ним, все ушли. На другой день Тогрул поручил область (Нишапура) ( Салар-и-Бузгану, и (Салар-и-Бузган) надел халат, латы и кольчугу, которые сделал сам (на свой счет), сел на лошадь с золотым убором и уехал домой (В Кальк. текст совершенно испорчен) и принялся за дело; под панцырем увидели черную одежду. Очень боюсь, что он сделает этого Тогрула эмиром. (Текст неясен, м. б. здесь намек на связи сельджуков с халифами, чьим цветом был черный) Я нахожусь у главы (накиб) алидов сейида Зейда, а он очень любезен и дружелюбен. В дальнейшем будут отправляться от меня гонцы. (Только) благодаря этому алиду я смогу довести до конца эту службу». Эмир узнал об этом письме, сильно взволновался и ничего тогда не сказал.

На другой день (12 VIII) на приветствии (эмир) сказал моему учителю — «Видишь, до чего дошло дело этих туркмен». Бу-Наср ответил: «Да будет долга жизнь государя. Пока стоит мир — все это бывало (много раз), но истина всегда остается истиной, а ложное — ложным. О выступлением ^: государя есть надежда, что все желания будут исполнены». Эмир сказал! «Ответ на донесения Джамхи следует написать в ободряющем тоне и его очень похвалить, а (также отправить) послание к предводителю алидов — пусть позаботится о Бу-л-Музаффаре Джамхи, чтобы его никто не тронул. [273] И еще следует отправить письма к казию Са'иду и другим сановникам, за исключением Мувафика, и ясно сказать, что вот мы выступаем с 50 000 всадников и пехотинцев, 300 слонами и ни в каком случае не возвратимся |693| в Газну вплоть до того времени, пока Хорасан не будет очищен (от туркмен) — пусть люди обрадуются и целиком не отдаются тому племени».

Он (Бу-Наср) сказал: «Так сделаю»; пришел, очистил место, сел и составил письма. Я сам написал маленькое письмо, а эмир подписал. Гонцу дали хорошую награду, и он уехал. Эти известия я передаю с такой полнотой потому, что я в это время был доверенным человеком и о таких обстоятельствах никто из дабиров не был осведомлен, кроме моего учителя Бу-Насра. Он составлял черновики, а я переписывал. Так было с письмами вассальным князьям (мулук-и-атраф), калифу, ханам Туркестана и всем более важным в диване, пока Бу-Наср был жив. Это не хвастовство, что я делаю, напротив, довод против того, что я для этой истории хочу выдумывать. Не следует, чтобы читатели думали, что я пишу от себя (выдумываю). Тому, что я сказал, есть справедливый свидетель — календари лет, (Неясно, говорит ли Бейхаки просто о точности приводимых дат или речь идет о каких-то дневниках дивана) которые я имею при себе, все календари ясно говорят об этих делах. Каждый кто не верит, должен явиться на суд разума, дабы календарь прибыл к судящему и дал показания; ученым будет трудно разрешить (это).

|695| Во вторник дали хаджибу Сюбаши халат, весьма пышный, и (халаты) нескольким из мукаддамов, которые вместе с ним прибыли из Хорасана. На другой день эмир сел на лошадь и приехал в степь Шабхар. Он сел на холм, и войско прошло перед ним в боевом параде, очень многочисленное войско — говорили, было 50 с чем-то тысяч конницы и пехоты, все снаряженные, на хороших лошадях, с полным набором оружия, и самые строгие критики говорили, что их было (не менее) 40 000. И на то, чтобы войско прошло полностью, понадобилось время от одного намаза до другого.

*События 430 (= 1038/39) г. Поход эмира Мас'уда в Балх и Термез

[2 мухаррама 430 г. (= 4 X 1038) султанский шатер был разбит в Баг-и-Фирузи (в Газне). По приказу эмира его сын Са'ид получил халат и остался в Газне за отца. 4 мухаррама (= 6 X) эмир выступил из Газны и 2 дня стоял в Баг-и-Фирузи, пока все войска не вышли из города. Выли получены письма из Балха и Вахша от везира и сахиб-берида с |696| донесением о том, что Бури-тегин (В тексте: Буртегин и Пуртегин (ср.: Туркестан, стр. 318-319) с трехтысячным отрядом и тюрками-кумиджиями, (В тексте: мекеджи) намеревается напасть на Хулбук и что войско его грабит по дороге, хотя их начальник и заявляет, что идет якобы па помощь султану. В Чавгани эмир стоял 3 дня, поджидая обозы, оружейные депо, слонов |697| и отряды. Туда же из Балха прибыл везир. Шло долгое обсуждение того, как быть с Бури-тегином. Эмир считал, что Бури-тегин враг и сын врага. Он был прогнан своим братом Айн-ад-даула. Боясь сына Али-тегина, он прошел стороною его область. Теперь он идет сюда. «Действительно, наша страна бессильнее других, раз каждому беглецу, которому нет места, можно приходить сюда». «Когда султан придет в Вальвалидж, (Вальвалидж, Вальвализ или Варвализ — небольшой город по дороге из Хульма в Талькан, расположен в долине р. Ак-сарая. (Обзор, стр. 16) — сказал везир, — там выяснится, что нужно будет сделать».

В Вальвалидже, куда эмир прибыл 18 мухаррама (= 20 X), было решено прогнать Бури-тегина, причем эмир пожелал сделать это сам. [274] Однако Бури-тегин, узнав про это, переправился обратно через р. Пяндж. Оттуда он послал письмо везиру со вторичным заявленном о желании служить султану. Что же касается грабежей, учиненных его войском в Бахше и Хулбуке, то последнее, по словам Бури-тегина, произошло без его ведома.

|698| На остановке в Барване везир предложил эмиру подождать послед Бури-тегина и советовал не пренебрегать им, ибо он «человек ловкий и храбрый, имеет сильное войско и пригоден для того, чтобы мы со всем еги войском отправили его на туркмен под наблюдением кого-либо из саларой Он и способ войны их знает лучше». Далее везир предложил такой плата он, везир, идет в Хорезм, сипехсалар в Мерв, старший хаджиб в Герат я Нишапур, а государь в Баях и оттуда будет руководить военными операциями — враги будут разбиты, а захваченные ими области возвращены.

Эмир возразил, что все это неправильно и что он пойдет сам, так кам без него войско бездействует. Что же касается самого Вури-тегииа, тм он хуже туркмен, так как он выжидал удобного случая для нападения и |699| опустошил большую часть Хутталана. Наконец, было решено, что сипехсалар Али отправится с 10 000 всадников преследовать Бури-тегина. На другой день, 22 мухаррама (= 24 X), всадники выехали в Хутталан, а эмир |700-701| через Гузганан в Балх, куда прибыл 14 сафара (= 16 X). По дороге пришли известие, что Бури-тегин бежал к тюркам-кумиджиям. (В тексте: мекеджи) На следующей заседании эмир объявил, что он пойдет па туркмен, как только наступим весна. Однако мысли об уничтожении Бури-тегина не оставил.

|704-705| 8 раби I (= 8 XII) Мас'уд приказал построить мост через Джейхуи у Термеза и поставить охрану, а 14 (= 4 XII) того же месяца пришли письмо из Газны о смерти его любимого сына — эмира Са'ида.]

|707| Из Балха эмир направился в Термез. В понедельник 19 этого месяца (= 19 XII) он переправился по мосту и стал лагерем на равнине, которая была напротив крепости Термеза. Мой учитель был с эмиром в этом походед и я с ним ходил. Был такой холод, что подобного никто не мог запомнить во всю свою жизнь. Эмир снялся с Термеза в четверг за 8 дней до конца этого месяца (= 23 XII). В Чаганиан прибыл в воскресенье в последней день этого месяца (= 30 XII). Оттуда нрднялся в среду 3 раби II (= III 1939)1 и отправился через ущелье Шуман, (В тексте: Шуниан; ниже: Суман) так как ему указали, что Бури-тегин там. Холод там был иной (похуже). Непрерывно шел снег, и ни в одной походе войско не терпело столько лишений сколько в этом. Во вторншя 9 этого месяца (= 8 I) пришло письмо везира, (доставленное) через всад-1 ников, которые били расставлены по прямой дороге. Бу-Наср вскрыла Было написано: «Пришло известие, что Дауд с сильным войском отправился из Серахса в Гузганан, с намерением подойти к берегу Джейхуна через; Андхуд, и, повидимому, имеет целью разрушить мост, чтобы захватить реку и произвести большие беспорядки. Я сообщил — пусть будут приняты меры, так как опасность велика. Если этот мост разрушат, то можещ быть беда».

Эмир очень расстроился. Бури-тегин ушел из Шумана и, так как был знаком с той местностью, прошел ущелье, держа путь на тот (противоположный) конец. Эмир возвратился оттуда, не сделав дела. В пятницу 12 этого месяца (= 11 I) он поспешно повел (войско), чтобы добраться до Термеза. Бури-тегин подстерег удобный момент и отбил кое-что из обоза. Несколько верблюдов и запасных лошадей похитили и угнали. В результате были конфуз и огорчение. Эмир прибыл в Термез в пятницу 26 раби II (= 25 I 1039). [275]

*Поход Мас'уда на туркмен. Столкновение с туркменами под Балхом и поход к Серахсу

|708| Эмир пробыл в Термезе еще один день, потом перешел через мост в воскресенье, за 2 дня до конца этого месяца (= 27 I), и затем прибыл в Балх в среду 2 джумада II (= 1 III). В понедельник 7 этого месяца (= 6 III) прибыли из Нишапура донесения (о том), что Дауд ездил в Нишапур для свидания с братом (Тогрулом) и 40 дней жил там, в Шадьяхе, в том дворце (кушк), и Тогрул дал ему подарок в 600 000 диргемов, и эти деньги, и еще другие деньги, которые были в деле, — все схлопотал Салар-и-Бузган. После того (Дауд) ушел из Нишапура в Серахс с тем намерением, чтобы пойти в Гузганан.

Эмир сел за пир нового года в среду 8 джумада II (= 7 III 1039). В пятницу 10 этого месяца (= 9 III) пришло известие, что Дауд пришел в Талькан с сильным и снаряженным войском. В четверг 16 этого месяца (= 15 III) пришло другое известие, что он прибыл в Дарьяб и оттуда с поспешностью пойдет в Шабуркан (В издании: Сабуркан) и что куда бы он ни пришел — (везде) грабежи и убийства.

В субботу 18 этого месяца (= 17 III) 10 туркменских всадников пришли ночью для воровства к Баг-и-Султан и убили 4 индусских пехотинцев. Оттуда они повернули к цитадели (кухендиз) — там держали слонов — увидели слона, посмотрели — мальчик спал на затылке у слона. Пришли эти туркмены и стали угонять слона, а мальчик спал. Эти туркмены отъехали на 1 фарсах от города (Балха), потом разбудили мальчика и сказали: «Гони слона скорее. Если не погонишь — убьем». Он ответил: «Повинуюсь приказанию» — и стал погонять, а всадники ехали следом, и подгоняли, и тыкали |709| (в слона) копьем. За день проехали большое расстояние и пригнали слона в Шабуркан. Дауд вознаградил всадников и сказал, чтобы они отвели слона в Нишапур. От этого пошла дурная слава, так как стали говорить: «Сколько беспечности в этих людях, если неприятели могли угнать слона».

Эмир узнал об этом на другой день и очень рассердился. Он сильно разбранил вожаков слонов и приказал взять с них 100 000 диргемов, цену слона, и несколько человек из индусских вожаков поколотили.

В понедельник 20 этого месяца (= 19 III) Алты Сакман, (Кальк.: ***; Тег.: *** — Алты туркмен) хаджиб Дауда, с 2000 всадников подступил к Балху и остановился в местности, которую называют Ванд-и-Кафиран. Разграбили две деревни. Когда известие было получено в городе, эмир стал досадовать, что лошади были в Дере-и-Гез (Дере-и-Гез — какая-то местность в округе Балха, не смешивать с Дерегезом, к югу от Ашхабада, на иранской территории) и там же старший хаджиб с войском. Эмир потребовал доспехи, чтобы надеть их и сесть на лошадь с собственными гулямами, имевшими лошадей (при себе). Во дворце поднялось смятение. Пришли и везир, и сипехсалар и говорили: «Да продлится жизнь государя. Что случилось, что государь по всякому поводу требует доспехи. Пришел кто-то вроде предводителя. Следует послать кого-нибудь подобного ему, а если (враг) будет сильнее, пойдет сипехсалар». Эмир ответил: «Что поделаю. Эти нерадивые солдаты не выполняют дела и топчут честь, а это великое бесчестье для падишаха». Наконец, порешили: отправиться одному из хаджибов с несколькими отрядами конницы из хильташей и других родов (конницы). И сипехсалар незаметно, без барабанов и знамени, пустился преследовать неприятелей. — Около времени послеполуденного намаза завязали сражение. Сражение было упорным — с каждой стороны были убитые и раненые. Ночью Алты [276] ушел назад и добрался до Алиабада. Говорили: в ту ночь он находился, там и известил Дауда о том, что произошло, и тот из Шабуркана пришел в Алиабад.

|710| В четверг за 7 дней до конца месяца (= 22 III) пришло известие: в Алиабаде поднялись страшный шум и тревога. Эмир отдал распоряжение снарядить войско и привести лошадей из Дере-и-Геза. Хаджиб Сюбаши возвратился с войском. Эмир вышел из Балха. В четверг 1 раджаба сделали стоянку у Пул-и-Караван. Прибыли войска, и там он сделал им смотр. И я ходил" Эмир ушел оттуда со снаряженным войском и 30 самыми свирепыми слонами. В понедельник 9 (того же) месяца противники показались в равнине Али-абада со стороны пустыни. Султан стоял на вершине холма и был на слонихе. Войско начало сражение, и каждый говорил (про Дауда): «Вот дерзкий и бесстрашный человек. Пришел (воевать) с таким могущественным царем, без брата, без племени и предводителей». Сражались с той и с другой стороны упорно. Я видел сражение, происходившее в этот день, и в жизнь свою (не видел подобного). Я предполагал, что не дойдет день и до полудня, как враги будут уничтожены нашим войском, которого было 6000 дворцовых, гулямов, не считая других родов военной силы; действительность же оказалась противоположной тому, что я предполагал: сражение было упорным, и на поле сражения действовало не более 500 всадников, остальное же войско только глядело; когда один отряд уставал, другой отряд, отдохнув, шел в бой, и продолжалось до тех пор, пока около времени полуденного намазу эмир, которому это надоело, не потребовал лошадь. Надев доспехи, он перешел со слона на лошадь и послал к Бектугды вестового с приказом направить к нему из (отряда) гулямов тысячу бойцов, на хороших лошадях и одетых в кольчуги, которые были выделены (в особые отряды); собралось также много отдельных воинов (тафарик). И эмир сам устремился на поле сражения и потом стал на месте, а гулямы обрушились с силой, и неприятели |711| обратились в такое бегство, что один ради другого не останавливались. Убили человек 50 неприятелей и 20 захватили в плен, а другие, рассеявшись, побежали в сторону пустыни. Султанское войско хотело пуститься вслед за ними в погоню. Эмир послал накибов (Накиб, собственно «предводитель»; Бейхаки несколько раз употребляет этом термин для обозначения лиц, передающих приказы в бою, повидимому, нечто вроде адъютантов. Чаще этот термин употреблялся для обозначения старшин рода алидов, игравших крупную роль в городах) с запрещением — чтобы ни один человек не бросился за беглецами — и сказал: «Это пустыня — рисковать бессмысленно, (наше) намерение — уничтожить их всех. Те, которые приходили, сделали лишь набег». Если бы стали преследовать их, из неприятелей не уцелел бы никто, так как месяц спустя после того выяснилось положение (вещей), по сообщениям наших шпионов и лазутчиков. Неприятели говорили: «Невозможно, чтобы кто-нибудь устоял перед рядами (войск) этого падишаха. Если бы они пустились в погоню за нами, когда мы бежали, то дело бы наше пропало». Привели пленников и спросили о положении дел. Они сказали: «Дауд без согласия и распоряжения Тогрула пришел на эту сторону. Сказал — попробую один и посмотрю».

Эмир приказал дать пленникам на пропитание и отпустить. Эмир остановился на один день в Алиабаде и затем возвратился в Балх.

|712| Во вторник в половине месяца ша'бана (= 12 V) эмир выступил из Балха, чтобы двинуться на Серахс, с весьма многочисленным войском, и все решили, что когда они выступят, весь Туркестан можно покорить (с таким войском). В дороге задержались (на некоторое время), пока из других мест не прибыли войска, которым было приказано (прибыть). В воскресенье в первый день рамазана (= 27 V) эмир достиг Талькана и там пробыл 2 дня. Затем, сделав смотр, отправился. Прибыли гонцы и шпионы [277] (с известием), что Тогрул прибыл из Нишапура в Серахс, и сам Дауд там был, и Ябгу из Мерва туда же пришел. (Там), говорят, находится 20 000 всадников, и предполагают поступить таким образом, что (будут) воевать до тех пор, пока из этого чего-нибудь не выйдет. Сражаться будут в Тальхабе и Дех-и-Базергане. Тогрул и йинальцы говорили: «Рей и Джибаль перед нами — бери даром. И еды много и Дейлем, и курды там. Поступить правильно — это пойти туда и жить на приволье, так как в Дербенде Румском нет врага. Хорасан же и эти области оставим великому и могущественному султану, который имеет столько войска и подданных». Дауд сказал: «Вы впадаете в большую ошибку. Если вы уйдете из Хорасана, то вам ни в каком месте на земле не будет покоя от притязаний падишаха и (тех) сильных врагов, которых он подымет против нас отовсюду. Я видел как сражалось (его) войско в Алиабаде. Людей сколько хочешь, и вооружение есть. Но (им мешает) громоздкий обоз, без которого они не могут обойтись, так как не могут без него существовать, и им приходится или |713| оберегать себя или смотреть за обозом. Мы же налегке и без обоза. То, что случилось с Бектугды и Сюбаши, случилось благодаря громоздкости обоза. А наш обоз позади нас на 30 фарсахов. И мы способны мужественно браться за дело. И там поглядим, что определил (нам) господь».

Все этот план (войны) одобрили и на том порешили. Больше других на войне настаивал Бури-тегин. Что касается здешних беглецов (Очевидно, перебежчиков от Мас'уда к сельджукам) — эмира Юсуфа, хаджиба Али-тегина, Гази, Арьярука и других — то Тогрул и Ябгу сказали: «Не причинили бы эти какого-нибудь вреда, ибо, не дай бог, они подкуплены (султанскими) письмами». Дауд сказал: «Держать их в тылу неправильно. Они гонимы государем и поневоле пришли сюда. И других, которые постарше, подобно Сулейман-и-Арслан Джазибу, (Так по Тег.; по Кальк. два человека — Сулейман и Арслан Джазиб, тогда как, очевидно, речь идет об одном — сыне упоминавшегося выше Арслана Джазиба) Кадыр-хаджибу и остальным — всех, кто есть — следует послать вперед (во время сражения). Посмотрим,) что выйдет. Если питают предательские замыслы, часть их уйдет и примкнет к своему государю. А если будут сражаться (тем) лучше — мы будем спокойны». Ответили: «Это более правильный образ действия», — а тем сказали: «Пришел султан и, мы слышим, соблазняет вас, и вы хотите во время сражения убежать. Если это так, идите (сейчас), потому что, если вы будете уходить во время сражения, возможно, что (вас) удержат и вам будет плохо, и право хлеба и соли окажется пустой вещью».

Все сказали: «Султан нас истребляет, и мы пришли сюда из-за страха и по необходимости, чтобы биться не на жизнь, а на смерть. В доказательство этого мы хотим, чтобы вы послали нас в свой передовой отряд в качестве авангарда, чтобы (вам) было видно, что мы делаем и какое впечатление произведем». Сказали: «Другого ничего не остается».

|714| Бури-тегина назначили, и он пошел в авангарде более чем с 1000 всадников, большей частью султанских, которые убежали из этого (султанского) лагеря и искали покровительства у них (у туркмен). Сулейман-и-Арслан Джазиб (пошел) вслед за ним с таким же количеством людей.