ИСТОРИЯ БАДАХШАНА
ТА'РИХ-И БАДАХШАН
/л. 1б/ Во имя Аллаха Милостивого и Милосердного.Повествования и предания о славных великих эмирах и высокопоставленных правителях цветущего рудоносного царства Бадахшан 1, да защитит его Аллах высочайший от притеснений и бед, начинается с [событий] 1068/1657-58 года. Сказал поэт:
Давай, о певец, спой
царскую песню
Под звуки лютни. Воздадим мы хвалу
предкам,
Дух свой просветлим, [Дабы] на этой древней
царской усыпальнице
Я воздвиг знамя славы
Отражением вина пира Джамшида 2 и [его] чашей
………………………………….. 3
Ибо, может, их чудодейственной силой
новую жизнь
Снова /л. 2а/ я отдам ушедшим в залог.
А засим открываемое событие [таково]: когда в 1068 году [хиджры] оказалось, что среди счастливых правителей [Бадахшана] нет ни одного [достойного] престола эмирата, каттаганские узбеки 4 вследствие близкого [своего] соседства с [Бадахшаном] полностью [им] завладели и протянули руку угнетения и притеснения.
Люди Бадахшана — тюрки 5 и таджики 6 признали за благо, выбрав кого-нибудь из народа, сделать его эмиром своим, правителем и господином, ибо:
Мир подобен телу, а
миродержец — голове.
Мир без миродержца схож с телом без
головы.
Поскольку жители Яфтала 7 являются коренными бадахшанцами этих пределов, [то] избрали эмиром Йари-бек-хана, сына Шахбека, сына Мир Захид-хана, [происходившего] из благородной, пречистой семьи, переселившейся из Дахбида 8 самаркандского за одно-два поколения [до того]. [Это произошло] согласно предначертанию судьбы и просьбам жителей Яфтала, [для] которых он /л. 2б/ был наследственным пиром 9, [и там он проживал] в местности Хум-и Мир 10.
В то счастливое время, когда произошло это событие 11, поскольку на светлом челе эмира Йари-бек-хана проявлялись знаки способностей и величия и признаки одаренности и знания дела: [27]
Над головой его от [его]
мудрости
Светила звезда величия —
и поскольку сказано: «Все дела в залоге у времени [их исполнения]», [то], согласно предписанию писца судьбы, была выписана грамота на управление и на власть на его имя.
Все люди, знатные и простые, согласились на [следующем]: «Поскольку его благословенная особа есть наследственный пир и наш пастырь, [то] он же и будет эмиром и вождем нашим, ибо он сам наследственный сейид 12 и пир народа и никому не будет позора от [повиновения] его приказам».
Этот упомянутый эмир, список качеств которого был целиком разукрашен тайнами добронравия и чьи предрассветные сумерки оживлялись лучами добродетели, сделавшись /л. За/ попечителем трона счастья и устроителем престола почета, устремил высокие помыслы на то, чтобы действовать наилучшим образом так, чтобы преданность людей и вера их в потомков Пророка не ослабевали и не портились и чтобы базар избранной и чистой семьи 13 не замирал 14.
«Поскольку люди, считая меня своим пастырем и наследственным пиром, взяли меня в эмиры, то я в эмирстве своем, которое действительно есть знамение из знамений наместничества на земле в соответствии со [словами Корана]: “О Давид, истинно мы сделали тебя наместником на земле; управляй людьми со справедливостью 15, придерживаясь в необходимых делах установления границ шариата, воздерживался бы от того, что [делать] нельзя и не следует».
Разве не знаешь ты, что во
время появления твоего на свет
Все смеялись, а ты плакал?
Живи так, чтобы после смерти твоей
Все бы плакали, а ты смеялся.
[Эмир] укреплял правила справедливости и благочестия по мере своих сил. /л. 3б/ Счастье [его] росло с каждым днем, и [наконец] узбеки были изгнаны из Бадахшана.
Прошло два года, и жители Нижнего Яфтала, проявив недомыслие, сделали эмиром одного из своих людей, по имени Шах 'Имад, и построили для него крепость в местности Лайабе 16. Упомянутый эмир Йари-бек-хан был этим оскорблен и переселился в Индию. Когда жители Каттагана узнали об отъезде эмира Йари-бек-хана, то Махмуд-бий 17, собрав войска, пришел в Бадахшан и, причинив жителям Бадахшана все, какие было возможно притеснения и угнетения, построил в местности Джирм 18 крепость и посадил [в ней] от себя правителя и ильгара 19.
Тогда все люди стали жалеть об уходе эмира Йари-бек-хана и убедились, что им без эмира Йари-бек-хана от этого бедствия избавления не найти. /л. 4а/ По этой причине, снова сговорившись [28] между собой и выбрав от каждой местности уважаемых аксакалов, всего тринадцать почтенных, правильных людей, отправили [их] в Индию за упомянутым эмиром. Эмир ответил на их просьбы [вернуться] отказом, так как он снискал [за это время в Индии] большую известность и достиг величия. Эмир даже не обещал вернуться в Бадахшан [в будущем]. Однако аксакалы не отказались от своей просьбы и мольбы и заявили: «Если эмир не отправится в Бадахшан вместе с нами, то мы не отнимем рук от высокой полы. Потом за весь ущерб, который может случиться, отвечать будете вы».
После этого эмир Йари-бек-хан волей-неволей согласился на просьбы аксакалов и, выразив согласие, собрался в путь. Аксакалы собрали все имущество эмира, от циновок /л. 4б/ до гончих собак, и доставили [его] из Индии в Читрал 20. Оттуда направились [дальше] и достигли перевала между Читралом и Бадахшаном. Там они узнали, что в Читрале осталась ощенившаяся там сука [из числа] гончих собак его величества эмира. Тогда некоторые из этих аксакалов вернулись [в Читрал] и, захватив ту суку с ее щенятами, доставили [ее] к перевалу.
Весть о возвращении его величества эмира распространилась в Бадахшане. Вельможи и знатные люди [всей] области собрались и, выйдя все вместе навстречу, приняли эмира с большими почестями.
Затем, посоветовавшись о [делах] области и согласившись на том, что: «Сначала очистим от узбеков крепость Джирм», выгнали прежде всего узбеков из крепости Джирм /л. 5а/ и завладели ею. [После этого] ежедневно изгоняли узбеков из [других] бадахшанских крепостей. В конце концов, вытеснив их за пределы местности Латтабанд 21, спокойно завладели всеми областями Бадахшана.
А поскольку Шах 'Имад сидел в крепости Лайабе, которую сам построил, то эмир Йари-бек-хан с войсками направился к крепости Лайабе. Шах 'Имаду не оставалось ничего, как выйти из крепости со своими сыновьями и нукарами 22 только для того, чтобы очистить упомянутое место. Едва он вышел из крепости, как его со всеми его последователями убили. Так эмир Йари-бек-хан победоносно возвратился оттуда в место своего постоянного пребывания и с почетом [там] обосновался.
После окончания этого дела вельможи и знатные люди единогласно /л. 5б/ решили, что следует направиться в престольный город Балх 23 для того, чтобы [совершить] поклонение эмиру эмиров, сияющему свету благородства, его величеству сейиду Субхан-Кули-хану 24. Эмир Йари-бек-хан направился в Балх вместе со своими эмирами и аксакалами и, удостоившись встречи с Субхан-Кули-ханом, через несколько дней получил разрешение на отъезд. Поскольку эмир Йари-бек-хан получил от хана Балха полное соизволение на самостоятельность власти [29] и трона в царстве Бадахшан, то по его прибытии [в Бадахшан] для него построили крепость Джузган и основали город.
Для их обеспечения и снабжения учредили в Яфтале [налог] дусирабар 25, в Туркийа 26 — налог скотом, в Аргунчахе 27 — налог на (конские подковы), а в Чагана 28 — другие налоги.
Во время сбора упомянутых [налогов] аксакалы каждого племени, собрав эти налоги, поставляли их [эмиру], и его величество Йари-бек-хан, воздев руки в молитве, произносил хвалу и не отклонялся /л. 6а/ от своего благостного и доброкачественного поведения.
Также во время правления эмира владетельного и благодетельного, то есть эмира Йари-бек-хана святого, был переселен [в Джузган] его святейшество ишан 29 шейх Мухаммад Аман, местопребыванием которого [до того] была местность Такнау 30, а другое место и другой дом его были в местности Кулак 31, ниже Яфтала.
Построили они крепость на другой стороне реки Джузган и также основали там город.
Во время их правления несколько почтенных людей из самаркандских ходжей 32, захватив с собой благословенную, благородную и почтенную хирку 33 пророка [Мухаммада], направились в Индию через Читрал и Бадахшан. После того как они [уже] вышли из пределов Бадахшана и приблизились к перевалу/л. 6б/ Ду Pax 34, известие об этом событии было доведено до слуха эмира.
Эмир без промедления послал вслед людей, [которые], вернув ходжей с вершины перевала Ду Pax, доставили [их] к эмиру. После этого нести им благословенную хирку в Индию [уже] не дозволили и решили, что благословенная хирка должна остаться в Бадахшане в месте поклонения в благословенном мазаре 35.
Несшим хирку ходжам пожаловали в Бадахшане место для проживания, землю, сады и дом и поселили [их там]. В городе для хранения благословенной хирки построили хорошее, высокое здание; и сделали его местом поклонения для верующих. Самаркандские ходжи, которые принесли хирку, были возведены /л. 7а/ при том святом пороге в степень шейхов, хранителей и проповедников. До настоящего времени они передают по наследству от отца к сыну [звание] шейха и хранителя при том высоком пороге. Поскольку благословенная хирка была помещена в городе [Джузгане] 36, то по этой милости столицу Бадахшана назвали Файзабад.
Эмир Йари-бек-хан святой правил в течение пятидесяти лет и имел много детей. Из числа детей его, способных и одаренных, самым старшим был Шах Сулайман-бек, ему дал он область Джирм. Второму [сыну], Йусуф 'Али-хану, поручил [области] Садде 37 и Пасакух 38, третьему и четвертому [30] [сыновьям] — Ходжа Нийазу и Ходжа Исхаку — им дал он Зардив 39, Саргулам 40 и Шиве 41, пятому, шах Исма'ил-беку /л. 7б/ , определил [земли] от Кишма 42 до Фархара 43, Варсадж 44 и Танг-и Дарун 45, шестого Зийа' ад-Дина, назначил в Аргунчах, седьмого, Мирза Канда, назначил в Куран 46 и Мунджан 47 и восьмого, Мир Улуг-бек-хана, — в Баг-и Джирм 48.
В конце концов по прошествии длительного времени из-за превратности и предательства судьбы эмир Иари-бек-хан в 1118 /1707-07 году, завершив сосчитанные [заранее] вздохи жизни и отвечая: «Вот я перед тобой», на возглас: «Возвратись» 49 — распрощался с этим миром. «Подлинно мы во власти Бога и к нему возвратимся» 50.
Когда зеленая птица духа вылетела в горний мир из мрачной клетки и сосуда тела, перечисленные выше сыновья [эмира] немедля, по причине совершенства в проницательности, знания и осведомленности, согласились на том, что: «Изо всех нас /л. 8а/ старшему и наиболее достойному Шах Сулайман-беку приличествует быть преемником и наследником покойного отца нашего на престоле Файзабада, и бразды частного и общего правления [должны] быть у нашего старшего брата, и все мы братья [должны] быть всегда покорны Шах Сулайман-беку». Сказав [это], все братья, придя совместно и прижимая руки пристойности и почитания к груди искренности и представ перед своим братом Шах Сулайман-беком в почитании и почтении, ожидали его приказаний. После этого, все вместе поднявшись, совершили обряд приготовления тела к похоронам и приступили к погребению.
В то время, когда они несли к месту погребения носилки с [телом] своего отца, все перечисленные выше братья со всеми своими вельможами шли пешком справа и слева вокруг носилок с тем отправившимся в рай покойником. /л. 8б/ Изо всех братьев только одного Шах Сулайман-бека посадили на коня и верхом доставили его за носилками их почтенного [отца] до места его пристанища в земле. После погребения, прощания и молитвы таким же образом, посадивши на коня своего брата, все [остальные] братья и вельможи и знатные дошли пешком до ворот крепости Файзабад и остановились перед воротами. После времени, проведенного в молитвах и чтении Фатихи 51, каждый из братьев вернулся в место своего пребывания.
Правитель Каттагана, имя которого было Махмуд-бий, узнал о смерти покойного эмира Йари-бек-хана и разжег пламя мятежа и вражды. Он собрал многочисленное войско из узбеков /л. 9а/ Каттагана и напал на Файзабад. Поставив шатры, палатки и знамена в окрестностях святого погребения Ходжи Абу-л-Ма'руфа, он остановился там со своими преданными приближенными. Половина его войска спустилась с местности Санг-и Мухр 52 к мосту Зич 53. Они [все вместе] решили наутро [31] захватить крепость и город. Дети эмира в смятении и волнении от действий Махмуд-бия, правителя Каттагана, говорили: «Как нам действовать? Они многочисленны и опытны в насилии, а нас мало. Но хотя нас и мало, наши сердца с Богом, и Господь великий — наш друг. Надеемся, что завтра, по божеской воле и с помощью святой и великой истины, ради чести и славы постараемся [сделать] так, чтобы выбить хмель от банга 54 и бузы 55 из голов /л. 9б/ сих грубиянов и погонщиков баранов. Подобно волкам и тиграм следует напасть на это стадо».
Придя к такому решению, они установили со всех сторон дозоры. Наутро [вражеские отряды] построились друг против друга и разом, ударив в бубны и барабаны, схватились в борьбе. Бадахшанцы со всеми эмирами единодушно и дружно стояли у победоносного стремени Мир Шах Сулайман-бека и сражались с каттаганскими узбеками. Немного часов дня прошло, и вскоре пьяные винолюбцы-узбеки не выдержали и побежали, разбросав по полю битвы свои доспехи и оружие. Часть их была перебита, часть спаслась, бежав /л. 10а/ в горы и долы. Жители Бадахшана победоносно остались с большой добычей на своем поле битвы.
Правитель Каттагана Мир Махмуд-бий, увидев такую храбрость и геройство Шах Сулайман-бека, поздравил его. Он написал и послал восхваление ему в двух строках стиха:
Хорош тот сын, который
садится на престол своего отца,
Когда цветок отцветает, то наследник
— плод его.
Йусуф 'Али-хан, который после Шах Сулайман-бека был старше и достойней и доблестней других [братьев], был отличен назначением на должность военачальника.
Для оживления [дел] царства, базаров и торговых дел [эмир] послал в Балх одного знатного человека, по имени мулла Баба Камаф ад-Дин, [происходившего] из жителей Нижнего Яфтала. Он погрузил и доставил из Балха /л. 10б/ в Бадахшан некоторое количество танга 56, которые оставались [в Балхе] после Сейид Субхан-Кули-хана. Остальные медные и неполноценные деньги доставили из Хуста 57 и Фаранга 58.
Когда Баба Камар ад-Дин вернулся из Балха, [то] он из-за злословия недругов и женщин заподозрил эмира в недоброжелательности и возымел скрытое намерение лишить эмира Шах Сулайман-бека власти и убить.
Для этого Камар возбудил в эмире желание посетитьобласть Джирм и, направив его для путешествия туда, наконец убил в деревне Шур Абак 59 в местности Чанар-и Хамзе 60.В этом же деле Камар ад-Дин имел сообщника — эмирского сына Ходжа Нийаза, который хотел стать эмиром и правителем крепости Файзабад после смерти /л.11a/ Шах Сулайман-бека. [32]
Покойный эмир-шaxuд 61 правил в Бадахшане восемь лет и покинул сей бренный мир в году тысяча сто двадцать пятом /1713 г.
Когда известие об этом печальном событии достигло Мир Йусуф 'Али-хана, который был правителем в крепости Пасакух, [то он] выехал верхом по дороге [на] Нижний Яфтал в сопровождении пятисот воинственных всадников-сийахпушей 62, одетых в траур, для [отмщения за] позор его старшего брата. В пути он, как и долженствует, обошелся с полной жестокостью с жителями области Турйаб 63. Некоторым он вспорол животы и прибыл [к Файзабаду] как разъяренный лев.
Мир Ходжа Нийаз и Камар ад-Дин Баба оба бежали. Войдя в крепость Варм 64 в местности Зардив, они вспахали волами и полили водой [землю] вокруг крепости.
Мир Йусуф 'Али также вскоре прибыл туда /л. 11б/ и без промедления бросился [штурмовать] крепость Варм. [При штурме] много лошадей завязло в глине и многие из нукаров были ранены и убиты. Эмир принимал все усилия к штурму крепости. Поскольку крепость была неприступна, [то пришлось] перейти к осаде.
Мир Ходжа Нийаз вышел к Мир Йусуф 'Али-хану на основании того, что Зардив достался ему при разделе и поэтому ему должен принадлежать. Сколь ни противился Баба мулла Камар этому решению, [Ходжа Нийаз] не послушал его советов. Эмир обошелся [с ним] ласково и хорошо. Он отпустил его, одарив и оказав ему почести, [но], когда он вышел от эмира, в тот же миг эмир дал указание людям убить его. [Однако] люди не сочли дозволенным убить рожденного [их] господином, поскольку предназначенный к убиению, как и другие эмирские дети, /л. 12а/ являлся сыном эмира всех мусульман и также [был] по происхождению сейид. Они не сочли для себя возможным [совершить] этот низкий поступок. Ходжа Исхаку, брату Ходжа Нийаза, также был дан знак в том смысле, что: «Убей его!» Ходжа Исхак, действуя согласно приказу Йусуф 'Али-хана, подошел вплотную к своему брату, однако убить не смог.
Ходжа Нийаз, увидев подошедшего брата, взял кусок глины вроде кирпича и ударил брата своего Ходжа Исхака в бок так, что тот, ослабев от удара, упал на землю. Мир Зийа' ад-Дин увидел, что Ходжа Исхак с делом /л. 12б/ не справился и [что] дело гибнет. Дичь, попавшаяся [было] в руки, уходит из аркана обладания, и, хотя [Мир Зийа' ад-Дин] и был ребенком, еще не успевшим даже насладиться расцветом молодости, вскочил с места без приказания Мир Йусуф 'Али-хана и убил Ходжа Нийаза мечом.
После этого крепость взяли. Мулла Баба Камар ад-Дин, [у которого] не оставалось лица, чтобы можно было на него смотреть 65, залез в оружейный склад крепости и многих оттуда [33] перебил выстрелами. [Тогда] оружейный склад зажгли, мулла Камар ад-Дин погиб в огне.
После того Мир Йусуф 'Али-хан достиг престола. Был он человеком сильным, крепкого сложения, смелым, умудренным в науках, трезвым, выдающимся среди юношей, /л. 13а/ в битвах быстрым и бдительным, скорым в делах и храбрым, [с руками сильными, как] лапы льва.
Восхваление Йусуф 'Али-хана и [о] вступлении его на престол
Юношей он был мудр, как
старец,
[Он был] Сикандар 66 духом, Аристотель словом.
В цветущем саду Бадахша
Не расцветет [другой] цветок,
подобный ему.
Речи его чище, чем [речи] Симурга 67 и Худхуда 68.
Его местопребывание за горою Каф 69.
Благодаря счастью, [исходящему] от вещего
Симурга,
Он оборвал крылья великим мира
[сего].
Когда он укрепил в седле свои чресла,
[То] увидели князья свою могилу и
место своего успокоения.
В конце концов, весьма отдохнув после укрепления и устроения области Бадахшан, он решился приступить с помощью всех братьев и других вельмож и знатных к войне с узбеками и каттаганцами, [говоря]: «Если удастся, я завладел бы просторной равнинной областью /л. 13б/ Каттаган. Я возвысил бы свое имя подобно прежним эмирам и восстановил бы в новые времена славу былых эмиров. [Это] стало бы причиной славы и успеха, и богатства и счастья Бадахшана». Упомянутый выше эмир постоянно имел такие желания.
Через некоторое время, приложив крайние старания и неописуемые труды, он двинулся на узбеков и каттаганцев в полном согласии со всеми братьями, знатью и вельможами, с многочисленным войском и несчетною дружиною из слуг и приближенных. Он завладел [пространством] от Таликана 70, Ишкамиша 71, Гури 72 и Хазрат-и Имама 73 до Хафтдаре-йи Хинджан 74, взял контрибуцию на покрытие расходов и, принимая во внимание обстоятельства, подверг крайним тяготам жестокой осады и с величайшей трудностью взял Кундуз 75. Эмир Кундуза [при всей своей] хитрости и [своих] обширных связях /л. 14а/ в Кундузе и [при всем] внимании к нему и отсутствии забот проводил в Кундузе наихудшее время, ибо совершилась давняя месть жителей Бадахшана узбекам и вызывала она одобрение всех соседей и всех окрестных ханов.
Мир Йусуф 'Али-хан правил в течение пяти лет, когда некий человек, по имени Хасан-бий, из общины 76 Тимур-бек 77, живший в течение нескольких лет в Яркенде 78 и оттуда прибывший в сию область 79, сумел отравленным питьем привести [34] Мир Йусуф 'Али-хана к степени мученичества: [эмир] ушел из этого мира в году тысяча сто тридцатом/1717-18 г.
Когда Мир Йусуф 'Али-хан находился при смерти, люди Файзабада с общего согласия посадили на престол шестого брата этих усопших эмиров, называвшегося Зийа' ад-Дин-ходжа. /л. 14б/ Взяв с собой [нового] эмира, они отправились в крепость Загирачи 80, и, ударив в барабаны радости, он провозгласил себя эмиром.
По этой причине сын покойного Йусуф 'Али-хана по имени Мир Падшах вместе со своими помощниками, будучи осажденным в медресе ишана Махмуд-заде, сына ишана шейха Мухаммад Амана, очутился в петле смятения.
Эмир Зийа' ад-Дин со своими приближенными и помощниками напал на медресе из крепости Загирачи, которая находится на расстоянии полуфарсаха 81 от крепости Файзабад. Произошло сильное побоище. Наконец [нападавшие] подпалили и сожгли медресе. Мир Падшах — сын Йусуф 'Али-хана, увидев, что дело кончилось плохо, поневоле переменил платье, вышел через прогоревшую [в стене медресе] брешь на берег реки /л. 15а/ и бежав, достиг крепости Лайабе. Там повстречался с ним один из приближенных ишана, по имени Пахлаван Казак, и поступил в его услужение.
[Выйдя] оттуда, Мир Падшах достиг местности Сейид-бай 82, где эмирского сына повстречали по дороге тюркские аксакалы — Зийа'-бек, Рашид-бек и другие. [После долгих обсуждений] они в конце концов сочли правильным все вместе принести клятву в том, что ни один из них не сообщит об этой [встрече] эмиру Зийа'ад-Дину и [что они] предоставят рожденного их господином самому себе 83.
Мир Падшах благополучно достиг Пасакуха. Жители Садде и Пасакуха во имя чести и славы разом двинулись на эмира Зийа' ад-Дина, дошли до крепости Файзабад /л. 15б/ и, напав [на нее] со всех сторон, вступили в бой. Во время боя Мир Падшах схватил собственной рукой копье и бросился на Мир Зийа' ад-Дина; Мир Зийа' ад-Дин был ранен ударом копья. Полки его войска также не имели успеха и потерпели поражение. Мир Зийа' ад-Дин был принужден сдать крепость Файзабад, бежал в Читрал, оттуда отправился в Кабул и из Кабула добрался до Кундуза. После этого он выступил с помощью каттаганских эмиров из Кундуза, захватил крепость Файзабад и приступил к управлению этой крепостью.
Мир Падшах, бежав, направился в Пасакух.
Мирза Набат, старший сын Зийа' ад-Дина, /л. 16а/ был назначен правителем крепости Фархар. Жители Фархара через непродолжительное время возмутились, захватили Мирза Набата и выдали его Йусуф-бию — эмиру Кундуза. Мирза Набата отправили в крепость Хазрат-и Имам и [там] заточили. [35]
Узнав об этом событии, Мир Зийа' ад-Дин отправил в Или 84 к тюре 85 калмаков 86 Кази Аллах-Кули, знатного человека из тюркского племени ак-бури 87, с просьбой о помощи для отмщения за позор 88. Вскоре для оказания помощи прибыли десять тысяч воинственных всадников. Войдя в нашу страну, они направились к Таликану и свалились на голову узбекам, прежде чем те узнали об этом событии.
К этому времени Мирза Набат был [уже] переведен из крепости Хазрат-и Имам и заключен в местечке Ишкамиш.
Войско калмаков, прибыв /л. 16б/ в область Таликан, разделилось на три отряда: три тысячи отправились в Хазрат-и Имам, три тысячи — в Ишкамиш, Гури и Баглан 89, а четыре тысячи человек остались стоять под Кундузом. В течение одного дня они захватили и подвергли набегу все упомянутые области и, освободив Мирза Набата из Ишкамиша, вернулись обратно, вошли в Файзабад и после этого отправились на свою родину.
Мир Зийа' ад-Дин самовластно правил в течение восемнадцати лет, [до тех пор], пока звезда счастливого знака зодиака не спустилась с восхода величия и славы к горизонту заката и исчезновения.
Был день праздничный, когда в силу божественного предопределения между отцом и сыном его Мирза Набатом произошло великое побоище «чапане» 90, что являлось [одним] из грубых обычаев этой страны.
/л. 17а/ Мирза Набат хотя и обладал [высоким] званием и саном, но, [как только] безрассудные чапаны с двух сторон схватились и разожгли огонь битвы, он по своей грубости и невежеству стал на сторону своих чапанов, побил, прогнал и победил чапанов своего отца. У эмира-отца вскипела кровь высокомерия, он вытащил меч из ножен и бросился на своего сына. Мирза Набат, увидев своего отца в состоянии такого гнева, побежал и спрятался в доме Кази Аллах-Кули, а эмир также вбежал за ним в дом в гневе и с обнаженным мечом в руке.
Кази вознамерился [было] произнести слова заступничества, [дабы] отец простил сыну [его] невоспитанность и тем самым избежал бы позора для самого себя, но гнев эмира продолжал господствовать, и кровь его естества /л. 17б/ кипела в существе страсти, как сказано [в стихах]:
Когда состоянием шаха
является огонь,
Хорошо смотреть на огонь издалека.
Когда загорается лицо гневом,
То [даже] к детям своим [он] не
чувствует любви.
В этом положении Кази почувствовал страх за самого себя и, выхватив свой меч, смертельно напоил эмира питием мученичества. Дату его [убиения] можно соответственно найти из следующих слов: «Кази ножом ударил», то есть в году 1148/ 1735-36 г. Мир Зийа' ад-Дин покинул траурную обитель [36] бренного мира и стал обитателем мира вечности. Эпоха правления сыновей Мир Йари-бека пришла к концу.
Мирза Набат, увидев, что мирза Кази Аллах-Кули сделал эмира мучеником, вышел из дома Кази и, избрав путь бегства, отправился в Аргу 91. Мир Падшах немедленно появился с отрядом из войска, [набранного] в Садде и Пасакухе, /л. 18а/ и сделался правителем Файзабада.
Сулайман-хан, сын Шах Сулайман-бека, был правителем в Джирме. Он выехал верхом из крепости Джирм и присоединился к Мирза Набату. Вдвоем они подошли к крепости Файзабад и осадили Мир Падшаха, сдав Сулайман-хану, сыну Шах Сулайман-бека, Файзабад, наследственное его владение. После длительной осады Мир Падшах направился в Пасакух, а вернувшись в Пасакух и в Садде, послал в Файзабад аксакалов Садде и Пасакуха, с тем чтобы они совершили поздравительные благопожелания и произнесения молитв и поздравили бы Сулайман-хана с получением родовой крепости и наследственной власти.
Мирза Набат, услышав об этом событии, послал своего доверенного человека к Сулайман-хану с предложением такого содержания: «Отправьте нам аксакалов Мир Падшаха, с тем чтобы поступить с ними по собственному усмотрению».
Мир Сулайман-хан, узнав об этом, весьма разгневался: «Какое он имеет право просить о таких делах? Эмир и полновластный повелитель — [это] я, и [всякое] благо и зло принадлежит мне!»
Мирза Набат, узнав об этом, /л. 18б/ также рассердился и, собрав свое войско против Мир Сулайман-хана, стал лагерем у города [Файзабада] в местности Базпаран 92 у горы Джулгар 93. Один из его нукаров, весьма сильный богатырь и боец по имени Нийаз Бахадур, сын Имам-Кули Чахаби, получил от эмира разрешение съездить в город на разведку. Когда он достиг моста, то увидел, что мост разрушили, сняв с его основания доски. /л. 19а/ Тогда упомянутый Нийаз Бахадур погнал своего коня по разобранному мосту, достиг берега и ударами копья убил нескольких человек, приставленных к охране моста.
Мирза Набат, увидев этот подвиг с того места, где стоял, тут же со своими нукерами разом погнал коней, вошел в город и осадил Мир Сулайман-хана в крепости.
Когда это известие дошло до Мир Падшаха, он также тотчас же прибыл со многими нукерами и остановился в местности Лайабе. Узнав об этом, Мирза Набат пришел в смятение и, принужденный повернуть, возвратился в Аргу. Мир Сулайман-хан, увидя, что невозможно справиться с коловращением судьбы, поневоле отдал Файзабад Мир Падшаху, /л. 19б/ а сам отправился в крепость Джирм.
После этого Мир Падшах снарядил войско и напал на Мирза [37] Набата в Аргу. Мирза Набат крепко упер ноги сопротивления, и между ними произошел великий бой. Мир Падшах потерпел поражение и бежал через Каракузи 94 в Пасакух. Часть его воинов погибла, остальные разбежались по домам, босые, раздетые, в полном ничтожестве и израненные.
Когда эмир Мирза Набат достиг восхода звезды счастья, трона правления и степени главенства в столичной крепости Файзабад, то он послал Мирза Баши, который был старейшиной и главой племени ак-бури /л. 20а/ , в Или к тюре калмаков, с тем чтобы, получив оттуда в подмогу войско, захватить Мир Падшаха вместе с областями Садде и Пасакух 95. Прошло немного времени, и [в Бадахшане] появилось войско калмаков.
Мир Падшах со всеми [своими] людьми засел в крепости Рагдашт 96. Войско калмаков напало на крепость, одержало Верх и захватило крепость Рагдашт. Мир Падшах бежал в сторону Чахаба, всех остальных схватили и взяли в плен.
После этого эмир Мирза Набат оказал начальнику калмаков почет и милости в меру возможности своей власти и проводил его, дав ему подарки и подношения.
Начальник калмаков взял с собой сына эмира Мирза Набата /л. 20б/ и отвез его в Или к [правителю] тюри калмаков, которого звали Гулданг Джаранг 97. Этот эмирский сын в тех краях заболел и умер. Этого умершего эмирского сына похоронили в саду в городе Или и соорудили надгробие.
В третий раз к тюре калмаков в город Или направился брат Мирза Набата — Шах Бузехур-бек, который был обижен при выделении его доли в делах правления.
[Шах Бузехур-бек] жаловался [на брата], просил помощи и привел с собой [в Бадахшан] отряд калмакского войска. Войдя в этот край, они стали лагерем, разбив палатки и шатры от горы Джулгар до горы Риги 98. Он осадил в городе Мирза Набата, стоял [около крепости] долгое время, и каждый день /л. 21а/ между противниками происходили стычки. Эмир Мирза Набат каждый день заставлял играть на трубах, бубнах и барабанах на площадке крепости 99. Калмаки, расположившись у местечка Базпаран, в течение нескольких месяцев наносили таким образом [осажденным] удары. [Но] так как положение Мирза Набата шло к укреплению и усилению, то калмакам не удавалось желанное им дело пленения его или взятия крепости. По этой причине братья поневоле воздвигли между собой здание взаимного примирения и союз милосердия и братства, помирились друг с другом и уладили это спорное дело по-хорошему.
На этот раз калмаки, направившись в свою страну, /л. 21б/ стали возвращаться через Дарваз 100 и Каратегин 101. Однако они не смогли вернуться в свою страну, так как в пути по некоей причине в каратегинских селениях произошло сражение [38] [кара-тегинцев] с этими калмаками, в котором все они были побиты и истреблены, и ни один не вернулся живым в Хитаи 102.
После этого события Мирза Набат в полном душевном спокойствии сделался правителем и повелителем столицы Файзабад.
Во время его правления к числу людей познавших, набожных, ученых, действенных, раскрывающих тайны подвижников, мудрейших и благочестивых принадлежал шейх шейхов, божественный мудрец, происходивший из рода котельщиков, ясновидец и чудотворец, разрыватель обычностей, всеобщий пастырь и наставник ахунд мулла 'Абд ар-Рахман, который вел преподавание наук явных и сокровенных. В медресе Бала все великие и малые, простые и благородные были ему послушны /л. 22а/ и покорны. В науках явных и сокровенных он был наставником и руководителем избранных [и] простых, ключом к вратам небесных милостей для мусульман, ибо им [да будет Божья] милость над ним, развязывались узлы дел — событий и происшествий.
Рассказывают, что однажды ахунд мулла 'Абд ар-Рахман отправился по нужному делу к эмиру Мирза Набату и увидел, что рядом с Мирза Набатом спит тигр. Тогда эмир спросил: «В чем причина того, что тигры каждый год рождают столько же детенышей, как и собаки, [однако] многочисленными, как собаки, не становятся? В чем тайна этого явления?»
Его святейшество упомянутый ишан сказал: «Тигры и подобные тиграм — наиболее свирепые из всех хищников, а свирепому в жизни не так много благословения бывает».
Эмир Мирза Набат, который в свирепости достигал предела, /л. 22б/ был чрезвычайно впечатлен этим мудрым изречением и совершенно подавлен.
Другим ученым и прославленным [человеком] того времени и великим учителем эпохи был судья судей ислама ишан Кази мулла Мир 'Абид, который по происхождению и по благоприобретению своему был и сейидом и ученым и [был также] обладателем славы и почета и в знатности и милости был точно второй эмир. Во всех делах шариата и закона был он крепок и тверд. Люди обращались к нему во всех делах, и всегда все получали просимое и бывали оделены со стола его милостей.
Ишан же был учеником святейшего ахунда муллы 'Абд ар-Рахмана. Эмир Мирза Набат во время своего [правления] завел тысячи табунов [лошадей] и много тысяч /л. 23а/ отар [овец]. Благодаря этому от самого [эмира] до приближенных аксакалов никто не имел нужды ни в одной лошади из необходимых нукерских коней, которых [раньше] покупали у торговцев из Бухары и [у] туркмен 103. Больше того, [при Мирза Набате] стали отправлять табуны лошадей и отары овец для продажи в Кабул и в Яркенд. [39]
[Кроме того, Мирза Набат] извлекал большую добычу из копей рубинов и ляпис-лазури с той свирепостью и тиранством, которые были ему свойственны в крайней степени.
Его пожалования, милости и благодеяния даже описать невозможно, так как большей частью одной оказанной милостью приводил он человека к богатству. Противодействие его приказу было равносильно гибели в тот же миг, и, [когда он гневался], женщины не смели выходить на улицу из домов.
Одного из сильных и способных гуламов своих, по имени Тахте-бек, назначил он своим военачальником. Поручив ему средства правления государством /л. 23б/ и завоевания царств, сам Мирза Набат утром и вечером предавался водке и вину. Таким образом царствовал он двенадцать лет и в конце концов испил Чашу горького напитка смерти от руки того самого неблагодарного, беспутного гулама.
Известно, что Тахте-бек, будучи чем-то оскорблен эмиром, Возбуждал людей словами о его свирепости и насилии. Так как все люди страдали от посягательства рук насилия эмира, то они согласились на низвержение его власти.
Однажды этот гулам, будучи наедине с его святейшеством ахундом муллой 'Абд ар-Рахманом, сказал: «Дозволено ли, например, освободить народ от руки тирана и по мере сил прилагать необходимые старания в этом деле?»
Его милость ишан, поняв цель вопрошающего, сообразил, что [под этими словами] кроется дело, и поэтому, составив ответ в отвлеченном виде, согласно отвлеченности вопроса, ограничился такими [словами]: «Не столь уж [дозволено]».
Гулам /л. 24а/ догадался, что тайна обнаружилась, и просил не разглашать его тайны и не препятствовать его намерению. В ту же ночь эмира убили.
Грубые помыслы [Тахте-бека] были устремлены на то, чтобы стать самому эмиром и самостоятельным правителем. Утром пришел гулам к ишану Кази в том своем грубом стремлении и объявил: «Ваше святейшество, какой благой распорядок вы усматриваете нынче относительно меня?»
Ишан Кази ответил: «Жизнь для каждого в значительной степени является счастливой случайностью, и вам на большую долю, чем это [надеяться], — дело невозможное» 104.
Так как гулам был понятлив и умен, то он уразумел суть дела и бежал в Читрал с отрядом лично им воспитанных, полностью обеспеченных конями, оружием и снаряжением [людей]. А эмир Мирза Набат, покинув этот скорбный мир, отправился в мир вечный в году тысяча сто шестидесятом / 1747.
Те, что из небытия
приведены в [этот] мир,
Связаны любовью к презренному миру.
/л. 24б/ Не видали досуга на
[пути] каравана жизни,
Собрали путевые пожитки и отсюда
отбыли. [40]
Державный Мир Падшах 105 во время правления Мирза Набата пребывал в области Чахаб 106 Сулайман-хан, когда его выгнали из Джирма, присоединился к Мир Падшаху. Узнав об устрашающем событии 107, оба они вместе направились в город Файзабад вместе со своими снаряженными войсками. В пути младший брат Мир Падшаха, названный по имени отца своего Йусуф 'Али-ханом, сказал своему старшему брату: «Лучшего случая нам больше не представится. Давай тут же убьем Сулайман-хана и [тем] избавимся от многих коловращений судьбы, чтобы больше не осталось колючек огорчения на пути судьбы». Мир Падшах по той причине, что он в течение некоторого времени волей-неволей давал Сулайман-хану убежище и пребывая в мире рыцарства и доблести, /л. 25а/ не счел для себя подходящим подобный совет и после восшествия на престол и достижения желаний дал Сулайман-хану Джирм и разрешение на отъезд.
[Сулайман-хан], достигнув на дороге [в Джирм] местности Хаш 108, которая является летовкой тюркских скотоводов, захватил все бывшие на этих пастбищах табуны и стада Мирза Набата. После прибытия в Джирм [Сулайман-хан] выступил с притязанием на равенство в силу двоюродного родства. С раздором и вероломством проявлял он каждый день признаки возмущения.
Мир Падшах отдал своему младшему брату Йусуф 'Али-хану одну из жен Мирза Набата, а другую затворницу дворцового гарема предназначил высокородному царевичу — величайшему эмиру Султан-шаху.
Однако упомянутая биби 109 тайно известила Мир Сулайман-хана, и он без промедления ночью отправил [к ней] нескольких предприимчивых людей. /л. 25б/ Биби пробралась через водяной сток к условленному месту и поспешила в сопровождении людей Сулайман-хана на соединение с ним.
По этому случаю Мир Падшах послал [с такими словами] в Джирм к Сулайман-хану уважаемую родительницу самого Мир Султан-шаха с просьбой и требованием [выдать] упомянутую биби: «Не уклоняясь от правил братства, провели мы совместно жизнь на одном троне в горе изгнания, деля между собой труды и отдых; поэтому неприлично нам друг друга позорить и стремиться к вражде».
Как бы завтра от неба
высокого
Иная игра не сошла на лицо земли.
Лучше бы лицо твое осталось с нами.
Небо [ведь] ни с кем не водит дружбы.
Сулайман-хан, узнав о прибытии бигим 110, встретил ее и выполнил все возможные правила почета и уважения, а также представил все, что можно было из подарков и подношений. /л. 26а/ В отношении же чести он предоставил биби собственному [41] [ее] желанию, сказав, что если у нее есть хоть крупица желаний уйти, то с его стороны имеется полное разрешение, но что он не считает для себя возможным выдать ее со связанными руками и что подобная гадость ему до крайности отвратительна.
В конце концов приняли участие в этом деле мудрецы с правильными и верными наставлениями и увещеваниями, [однако] из этого также ничего не получилось.
После отъезда почтенной госпожи Сулайман-хан вступил с биби в брак.
По этой причине между Сулайман-ханом и Мир Падшах-ханом возникла вражда, и под конец дело дошло до кровопролития, [так как] Сулайман-хан дал вскоре своим войскам приказ [о наступлении]. Он напал на Мир Падшаха и, войдя в Файзабад, выгнал его оттуда.
Но он 111 укрепился в местности Лайабе, девять месяцев /л. 26б/ пребывал там и дал себе зарок: «Пока крепости Файзабад не возьму, волос стричь не буду!»
По прошествии девяти месяцев [Мир Падшах] благодаря благожелательству рода котельщиков, который является самым важным из родов города, проник [в город] через их квартал. На главных улицах города началось великое сражение и избиение. [Мир Падшах] разбил Сулайман-хана и обратил его в бегство.
Сулайман-хан отправился в Джирм. Не прошло и семи месяцев, как [он] снова, собрав войско, подступил к Файзабаду.
А в это время Мир Падшах лежал в крепости тяжелобольной, и все сторонники, какие у него были, отчаявшись, разбежались.
Мир Шах Абу-л-Файз и Шах Афтаб, прибывшие на помощь Мир Падшаху с того берега реки 112, были также осаждены в домах верных Мир Падшаху файзабадских людей.
В конце концов Мир Падшаху был дан путь к правлению в Пасакухе. /л. 27а/ Он отправился в Пасакух в разгаре смертельной болезни и по дороге вручил душу Творцу души около Турйаба.
Кроме бремени раскаяния,
не будет тебе плодов от надежд,
Мы одно замышляем, а Небо замышляет
другое.
После этого события Сулайман-хан, отпустив упомянутых эмиров с того берега реки [в местности] Дарайун 113, главенствовал и правил в Файзабаде в течение семи лет. Йусуф 'Али-хан второй оставался в Пасакухе. Мир Султан-шах на основании того, что его великий отец дал ему в удел местность Чахаб, там и обосновался.
Из числа детей Мир Падшаха старше всех Мирза Калан, иначе — Мирза Бурхан ад-Дин, [затем] второй сын Мир Султан-шах, третий Мир Мирза Мухаммадин, четвертый Мир [42] Тура Баз-хан, пятый Мирза Максуд, шестой /л. 27б/ Мирза Абу-л-Фатх. [Всего] шесть сыновей от него осталось.
У Мирза Калана была старшая дочь Сайидат ан-Ниса Ни'мат-бигим, которую посватал Мир Султан-шах за своего сына Амир Мухаммад-шаха. От сего благородного соединения произошли Мир Калан Мир Султан-шах второй, Мир Мирза-йи Калан, Мир Мирза Бурхан ад-Дин второй и Мир Сулайман-шах.
От Мир Султан-шаха [произошел] упомянутый выше росток плодоносный шахского сада — Мир Мухаммад-шах и [еще] Мир 'Абд ас-Самад-хан.
А от Мир Мирза Мухаммадина осталось еще два сына — старший и достойный умер, а другой [таков], что он для [этого] перечисления ничего не значит.
От Туребаз-хана никого не осталось. А от Мирза Максуда остался Мир Мухаммад Риза-бек, а от Мир Абу-л-Фатха —Мир Шах Вали-хан. Дела их подробно будут [здесь] /л. 28а/ описаны, если [того] захочет Аллах, в следующем виде 114.
Славный и державный эмир Султан-шах, достигнув двадцатичетырехлетнего возраста, вступил на трон правления и, восстановив Йусуфалиханово стремление к захвату государства и власти, овладел всей областью Бадахшана и связанными с ним областями и даже, [выйдя] из своих пределов, посягнул на узбекскую область Каттаган.
[А было] это так, что тот славный и великолепный эмир ввиду вложенного в его натуру капитала величия вознесся к восходящей [своей] власти в местности Чахаб и [там] сделался всеобщим повелителем. Первым признал его главенство старший брат его Мирза-йи Калан, то есть Мирза Бурхан ад-Дин, который увидел на его челе [знаки] 115 /л. 29а/ здравомыслия и сознательности и, сочтя для себя обязательным почитание его по правилу благопристойности с чистосердечной склонностью в полноте любви, уступил ему полноту власти и, поднявшись, с крайней вежливостью приветствовал и почтил его как должно, благословляя его на наследование отцам и дедам и заботясь о том, чтобы, не дай Бог, дядя его Йусуф 'Али-хан второй не позавидовал бы ему.
Действительно, дядя его Йусуф 'Али-хан второй, возможно по причине безрассудной зависти и ввиду дурной склонности своего неуравновешенного характера, по недальновидности [своей] сбросил ярмо предписаний с шеи послушания 116 и сошел с отказами с прямого пути подчинения и согласия. [Также] распространились от него знаки мятежа и гордыни. После того как наставления и угрозы не привели ни к чему, [эмир Султан-шах] двинул на него войско из Чахаба. Поскольку [Йусуф 'Али-хан] до того не представил заступниками за себя прочные версии раскаяния, [то теперь] /л. 28б/ ничье [43] заступничество за него не было принято. Общим набегом [эмир Султан-шах] выбил его из крепости Пасакух и отдал Пасакух своему брату Мирза-йи Калану согласно его просьбе.
[Султан-шах] назначил аксакалов из числа своих приближенных для обмена посольствами и письмами между собой и Сулайман-ханом. Завязав в искренней дружбе и единении отношения миролюбия в качестве меры против вероломства и обмана, посватал [он] за себя дочь Сулайман-хана.
[Затем Султан-шах] отправил послов к знатным людям города Файзабада и, выяснив состояние людей и поведя разумно свое дело, подступил к Файзабаду и завладел им без войны и сражения.
Сулайман-хан, увидев отложение жителей [Файзабада] и ужаснувшись их ненадежности и отвратительным поступкам, не /л. 29б/ увидел для себя никакого исхода, кроме бегства, и был принужден направиться в Джирм.
А эмир Султан-шах отправился вслед за ним, и так как там дела [Сулайман-хана] также не пошли согласно его желанию, то он бежал [оттуда] в Читрал. Тех, кто его неотступно сопровождал, всех [Султан-шах], приведя к лезвию меча, уничтожил.
И так как к этому времени была подчинена вся страна, за исключением противобережья, то есть того, что на том берегу реки, то Султан-шах воссел на престол в столичном городе Файзабад 117.
По истечении одного года в силу превратности судьбы в 1162/1748 г. шахи Дарваза Тугме-шах, Шах Дарваз, Мансур-хан, и 'Азиз-хан, и Шахрух-мирза, и Са'адат-шах, и Султан Махмуд, сыновья Шах Гарибаллаха, прибыли в область Шугнан 118, совершенно снаряженные со всей пышностью, и подвязали пояс /л. 30а/ вражды к эмиру Султан-шаху. Эмир также [выступил] против них с бечисленным войском. [Он] остановился на горе Айлак 119 на берегу озера Шиве и выслал [вперед] к деревне Гар-и Джувин 120 человека по имени Мирза Сиддик, [который был] предводителем большого отряда. С другой стороны прибыли войска шахов Дарваза, сразились с войском бадахшанцев и разбили войско эмира Султан-шаха по причине того, что дарвазцы в военном [деле] больше, чем в каком-либо другом, [превосходили] жителей Бадахша опытностью и подготовкой.
Несмотря на то что войско жителей Дарваза было незнакомо [с местностью] нашей области, а мы, бадахшцы, в совершенстве были знакомы со всеми горами, долинами и потоками, а [также] имели проводников, [несмотря на все это], мы в собственной стране не получили успеха счастья, а /л. 30б/ жители Дарваза завладели мячом ставки выигрыша на ристалище чести и славы и нанесли войску бадахшанцев позорное поражение. [44]
Большая часть воинов с Мирза-йи Каланом стала пленниками шахов Дарваза.
После этого войско Дарваза стало преследовать эмира Султан-шаха, прозвище которого было «Дракон». И [опять] повторилось предыдущее событие, и войска эмира Султан-шаха рассеялись.
Кроме нескольких считанных людей, которые достигли Файзабада [и попали] под сень заботы Султан-шаха и [находились] у подножия его счастливой судьбы, все остальные отряды Султан-шаха стали добычей когтей рока.
[Дарвазцы] после разграбления и захвата всего снаряжения, оружия, коней, одежд и бесчисленной добычи, доставшейся отрядам шахов Дарваза, отпустили всех пленников, за исключением Мирза-йи Калана, [которого] /л. 31а/ одного они увели с собой в Дарваз.
После этого эмир Султан-шах, или, иначе, Султан «Дракон», послал к шахам Дарваза достойнейшего из ученых мужей, опору просвещенных — великого дамулла 121 муфти Ахунда, который приходился зятем Мирза-йи Калану, или, иначе, Мирза Бурхан ад-Дину, со многими подношениями и подарками для переговоров о возвращении Мирзы. [Через него] выражал [эмир] желание, [чтобы] Мирза был отправлен обратно в Бадахшан.
Когда упомянутый муфтий вступил в город Хум 122 — подножие престола и столицу Дарваза, то шахи Дарваза исполнили все правила оказания почести и уважения. Они согласились на его просьбу.
Однажды они сидели на шахской аудиенции. Присутствовали всякого рода вельможи, знатные [люди] и ученые мужи. [Шах] тайным знаком /л. 31б/ дал понять упомянутому муфтию, чтобы он завел ученый и богословский спор. По этому случаю между муфтием и местными учеными произошло длительное словопрение, и в конце концов преимущество и последнее слово осталось за лучшим посланником, ишаном муфтием, великим муллой Ахундом.
Однажды, после этой аудиенции, муфтий Ахунд обратился к Тугме-шаху 123, шаху Дарваза, с просьбой отпустить Мирза-йи Калана и позволить [им] возвратиться. Упомянутый шах, вняв слухом согласия просьбе Мир Султан-шаха и муфтия Ахунда, отпустил и проводил из Кала-йи Хума Мирза Бурхан ад-Дина, иначе Мирза-йи Калана, вместе с муфтием Ахундом, со [всеми] видами почести и уважения и с надлежащими подарками. После многих дней трудного горного пути они прибыли в крепость Файзабад. [Там они были] удостоены почести целования руки эмира Султан-шаха.
После этого они приступили к делам управления государством, /л. 32а/ и с каждым днем увеличивались [их] богатство и [45] власть. Радея о процветании и благополучии простого народа и государства, [Султан-шах] восстановил все бывшее в запустении. С каждым днем распространялась по всем направлениям и странам слава о его благости, великодушии, милостивом призрении бедняков, заботе о подданных. Соседи [в других] государствах, как далекие, так и близкие, как друзья, так и товарищи, видя [дела] сего счастливого знаменитого [эмира], стали провозглашать ему хвалу. Старания его были [направлены к тому], чтобы каждый ученый и просвещенный [человек] занимался науками и каждый ремесленник, опытный в каком-либо ремесле, и каждый человек, [умеющий] делать дело, способствующее процветанию государства, занимались [своим] делом. Каждому из них оказывал он /л. 32б/ возможную помощь соответственно их положению, с тем чтобы это вело к процветанию государства и страны, к славе, величию и блеску.
В дни его царства все великие и малые, земледельцы и кочевые, ремесленники и простой народ и войско [пребывали] в полном довольстве и [в] благодарности за хорошую жизнь. Процветание развивалось, и благословение [Бога] давало увеличение скота, имущества, пышности и прибытка, и все с радостью пользовались покоем в тени милости эмира Султан-шаха.
В это же время были благоустроены и укреплены соответственно своему значению все крепости внутри государства; из числа удивительных, разукрашенных и разноцветных вещей изготовлены были палатки для дворца и загородных домов, разнообразные шатры и пополнение [имевшегося в этих вещах] /л. 33a/ недостатка. Большую часть времени проводил [эмир] в саду Чар Чаман в веселье и питье, и в этом [его] любимом местечке были всегда приготовлены и доступны все виды увеселений и опьянения, и наслаждения, и винопития, и пения, и мира с розоликими, тюльпанощекими пери и людьми приятноголосыми, [испускающими] из горла соловьиные звуки, как говорит об этом поэт:
Певец, когда ты поднял
лютню, [то звуками]
Сердца камней ты растопил точно
воск.
От [песен] певцов в этой горной
стране
Ты сказал бы: наступил Судный день!
В течение года Султан-шах проводил время в довольстве и счастье, до тех пор, пока не произошло появление почтенных ходжей со стороны Яркенда и Кашгара 124.
Слыхал я от старцев,
опытных, стремящихся к высотам [познания].
Рассказывающих [об] исторических
событиях,
В числе их тот, кто знал больше
[других], —
Мулла Санг Мухаммад 125 — о минувших делах.
Что действительно, когда прошел один
год, /л. 33б/
Приблизились удача и богатство. [46]
Причину увеличения счастья и
величия
Сотворил «Причиняющий» ради шаха:
Возлюбив сего царского сокола,
На жирнейшую дичь его напустил.
В 1163 году 126 два брата из святых величайших сейидов, потомки кашгарских калмаков, которые сидели в той стране [в течение] многих поколений, благодаря этому сану и наследственному наставничеству были духовными пастырями в тех краях. Полная луна владычества тюри калмаков достигла ущерба и стала месяцем. Настала очередь владычества и правления китайского хакана. Руки китайцев протянулись к обладанию этой областью. Два брата выдвинулись из калмаков на степень ханства и старшинства и достигли власти.
Сначала, согласно [изречению]: «Повинуйтесь Богу и повинуйтесь Пророку его, и это первое ваше дело» 127, получили [они] при шахском дворе от хакана Китая разного рода знаки внимания и приближения. /л. 34а/ Сводобно и беспечно проводили они свою жизнь в радости и веселье. [Однако] все время было у них на уме стремление к главенству и самостоятельности. Вино гордыни привело их чувства к тому, что они сдвинули ногу подчинения с пути послушания [в такой степени], что [это] превысило меру.
Шаханшах Китая выделил отряд 128 китайского войска, чтобы их отразить и проучить.
В течение целого года происходили сражения, и в следующем году из Китая пришло вдвое больше войска. [Братья] также вступили в ними в борьбу. [Они] не поддавались, упирались ногами мужества, воздвигали дым погибели из распорядка судьбы скверных, неверных китайцев и мужественно [их] избивали. Однако невозможно сколько-нибудь уменьшить косьбой джунгли и заросли тростника, так как войска китайцев были многочисленны.
На третий год бушующая река /л. 34б/ бесчисленного войска была разом направлена из этой нечестивой земли на их истребление, и отряд прибывал за отрядом.
Сочтя сопротивление бессмысленным, [братья] направились в эту страну [Бадахшан], захватив с собой двенадцать тысяч буне 129 людей, способных к военному делу из числа приближенных, и разграбили город Яркенд. По пути захватывали они все, что попадалось, считая это военной добычей.
Девять тысяч буне, то есть домов, ушли от них в сторону областей Коканд, а три тысячи людей, остававшихся при братьях, направились в Бадахшан через Памир и Шугнан.
Когда они достигли [озера] Шиве, то известие о приходе ходжей было доведено до слуха эмира Султан-шаха. /л. 35а/ Эмир Султан-шах по сану и происхождению своему был равен беглым ходжам: так как странники, бежавшие в эту [47] страну от притеснения и нападения неверных, были достойны почета и уважения, [то] по этой причине эмир счел необходимым оказать им милость и направил аксакалов навстречу гостям в местечко Аргунчах, с тем чтобы оказать им наилучшим образом утешение и помощь.
Однако [люди] из распущенного войска захватили в Аргун-чахе у жителей некоторое количество скота и лошадей. Хозяева этого скота, не стерпев гибели своего имущества, пожаловались ходжам на поведение их войска.
Однако ходжи не вняли заявлению народа. При получении сообщения об этом событии сердце эмира Султан-шаха озлобилось, /л. 35б/ [но], несмотря на это, он выслал навстречу [ходжам] Мирза-йи Калана, иначе — Мирза Бурхан ад-Дина.
Сам эмир ради [оказания] почета и уважения [предписываемого] гостеприимством, встретил их в Аб-и Джузгун 130 и, приветствовав, дошел [с ними] до крепости Загирачи и вернулся в свое местопребывание.
Ходжи в том месте расположились и установили свои палатки и шатры. С жадностью взирая на страну оком покупателя, пришли они к намерению попытаться нанести эмиру Султан-шаху какой-нибудь вред и, захватив себе это государство в качестве добычи, сделаться правителями и обладателями Бадахшана. Действительно, ходжи держали при себе наготове три тысячи воинственных всадников из людей дела, каждый из которых мог бы сразиться с тигром и не страшился нападения и принесения в жертву своей жизни, /л. 36а/ а нукары их вокруг них 131.ив ожидании намека, знака и приказания. От зари до полудня стояли они на своем месте у крепости Загирачи, до тех пор, пока весь их табор стал и разбил шатры вокруг мазара Ходжа Абу-л-Мурад. Тогда они тоже двинулись верхами и остановились в своей резиденции.
Эмир Султан-шах приказал приготовить царский пир согласно правилам вежливости и внимания и утром отправил за ходжами Мирза-йи Калана. Однако ходжи сочли посещение высокого двора постыдным и зазорным и не явились. По этой причине эмир Султан-шах, получив столь большое оскорбление, возмутился и запомнил их грубость.
Ранним утром двинули они свой табор с вершины перевала /л. 36б/ и послали к эмиру во исполнение правила прощальной молитвы старшего ходжу, который не имел никакого касательства к [делам] управления 132. Эмир задержал его в крепости для унижения его брата.
Младший ходжа со своими дружинниками выстроился при Лаб-и Ганда 133, [заняв все поле] сверху донизу [и простояв там] до вечернего намаза. Когда он рассчитал [по времени], что их буне, то есть семьи, уже перешли через перевал и [48] отошли на один переход, тогда [он] двинулся по пути своего каравана.
Во время передвижения табора через перевал воины [младшего ходжи] угнали с собой с пастбища Лайабе все те стада и табуны, принадлежащие [местным] тюркским людям, которые смогли захватить. От этого грабительства волнение и гнев завладели духом эмира. Утром, в то время, когда направлялись в Аргу, эмир устремился им вслед. /л. 37а/ Они сошлись на поле Аргу и устроили великое побоище, как сказал поэт:
Бадахшцы—львы хищные
отняли у тигров хищных мяч [победы].
[Явилась] победа с высокого неба
эмиру страны Бадахшан.
В результате двух-трехчасового боя отряды ходжей не устояли [против] бадахшанцев и побежали. Все имущество ходжей: казна, золото, драгоценные камни, предметы роскоши и дорогие вещи, принадлежащие высочайшему обиходу — сделалось собственностью светлого духом эмира Султан-шаха. [Этого богатства] было больше, чем ведущий запись быстро-пишущий 134 смог бы счесть и записать количество его, как говорит поэт, описывающий это богатство:
Парча и шелк [были]
верблюжьими вьюками,
Драгоценные камни [меряли] манами 135, золото — ослиными вьюками. /л.
37б/
Товаров дорогих всякого рода [столько],
Что не видел ничей глаз — ни джиннов, ни людей.
Всяких вещей [много], которые только
можно назвать.
Двинулся караван за караваном.
Тащили их всадники с усилием
Ко двору Султан-шаха, шаха времени.
Затем пригнали все три тысячи семей калмаков и кашгарцев и поселили [их] в городе Файзабад. С этого времени мощь и роскошь власти и величия эмира достигли мыслимого предела. Три тысячи кровожадных всадников с луками и колчанами из молодых беженцев — [калмаков], полностью снаряженных копьями и оружием, [стояли] в готовности у победоносного стремени [эмира]. Эти люди — пьяницы, приверженные вину, с утра до вечера пили и буйствовали.
Жители Файзабада при их появлении начисто стерли знаки злобы со скрижалей духа и постоянно предавались пирам и беседам с этими блестящими юношами и прекрасными агаче, то есть девушками. /л. 38а/ Эмир Султан-шах полностью пребывал в занятии этими помыслами и делами.
Из числа знатных, [носящих] колпаки и золотые пояса калмакских юношей, полных достоинств, было [там] около трехсот человек, важнейших среди знатных [людей] народа, например: Ислам-бек, Таваккул-бек, Фаргу-мирза, Инкиш-бек, Далба-джаян, Балту-джаян, Джаргилан, Базунг и другие из [49] калмаков и 'Абд ал-Халик-бек, 'Осман-бек, Нийаз-бек, 'Абд ар-Рахим-бек, Мухаммадин-бек, 'Абд ар-Раззак-бек, Йа'куб-бек, 'Инайат-бек и другие — из кашгарцев. А из числа — пажей кудрявых, отличенных в обществе эмира, [были] 'Абд ал-Карим, 'Абд ар-Рахман, Йа'куб-джан, Тенгри-берди, Бул Ислам, Ходжа Йар, Лагин, Буранчи, а если всех подобных им перечислить, /л. 38б/ то это перечисление [чересчур] удлинит [книгу].
Из их числа Худа Йар кушбеги 136, в искусстве охоты великий ловчий, удостоился милости и отличия перед могущественным эмиром.
Затем Ислам-бек дадха 137, который был отличен среди приближенных светлейшим взором эмира, был возвеличен до степени военачальника.
Когда пышность и слава расцветающей державности были таким образом завоеваны и закреплены во власти и в руке эмира, наступило время устремления к тому, чтобы, украсив и укрепив величие славных отцов и дедов всколыхнуть знамена победы и усилий на покорение области Каттаган, [жители] которой являются коренными противниками бадахшанцев и их врагами, дабы погубить и покорить пьяных от кумыса 138 степняков. /л. 39а/ Подвязав в этом намерении пояс озабоченности, облачившись в доспехи мужества и возложив упование на Бога, милостивого к рабам, он выступил в поход.
Установив стяги и знамена, они полностью приготовили все шахское снаряжение: шатры и провиант, корм, [подготовили] нужный персонал. При [эмире] было около пятисот каттаганских вождей, [которых использовали] в качестве первых слуг. Эмир их всех снова одарил халатами. Они находились при победоносном стремени. Остановившись в Таликане, в течение шести месяцев /л. 39б/ осаждал [эмир] крепость, а взяв [ее], отдал одному из своих сторонников. Оттуда перешел он в Ишкамиш, а всех врагов, которых в этой области обнаруживал, наказывал. Овладев этими поселениями, остановился в Аб-и Ники 139, местности около Кундуза. [Он] обложил крайне сильную крепость Кундуз, как [радужная оболочка окружает] тонкий зрачок в узком глазу узбека.
Кубад-хан 140, который был из высокопоставленных правителей и славных воинов, держался [в крепости], подобно комарам в зарослях Кундуза 141, в течение долгого времени. [Он] так устроил [свое дело], что за кундузские заросли держался в течение долгого времени и то уходил веселым и гордым, то возвращался с достоинством 142.
Наконец [эмир] Султан-шах, вынужденный приступить к мирным переговорам, избрал путь дружбы, а затем отправился обратно. Как говорит высказывающий: [50]
/л. 40а/ Таковы игрушки
царей.
Так делали и делают владыки.
Для охотника, который добыл [зверя],
Лучше хромая лисица, чем спящий тигр.
Когда назавтра предстоит день чести
и славы 143,
Когда безделие запретно,
Так иди на врага в битве:
Либо голову сложишь, либо корону
приобретешь.
В мире [должно быть] стремление к
славе, и только.
Что может лучшего остаться от
человека, чем слава?
Если твое имя превознесется
мужеством, [то]
Получишь пользу от этого славного
имени.
Будь [он] чудовищем среди свирепых
тигров —
Не хватит у него смелости пойти на
человека.
Не бойся хоботов разъяренных слонов,
Ибо такой [хобот] — рукав, [в котором]
нет руки.
Третьей [победой эмира Султан-шаха] было завоевание области Paг 144, принадлежавшей Шах Йадгару, правителю Рага, сидевшему в крепости Йаван 145, ибо исстари область Paг подчинялась, платила подати и принимала подданство той стороны, /л. 40б/ которая [одерживала] победу [в борьбе] между шахами Дарваза и эмирами Бадахшана.
В то время, когда область Paг подчинялась правителям и шахам Дарваза, существовал такой обычай, что каждое хозяйство давало в крепость дарвазцев, в город Хум, по одной танге в год и всех соколов 146, которых доставали охотники Рага.
Таким же образом рагцы платили подать и при верховенстве бадахшанцев.
Эмир Султан-шах разрушил старые отношения Шах Йад-гара. Благодаря совершенству [своей] силы и храбрости и оснащенности своего войска, мощи счастья и удаче, а также благодаря тому, что Шах Йадгар оставил подданство шаха Дарваза, вышел [он] навстречу эмиру Султан-шаху и полностью отложился от владетельного дома Дарваза. По этому случаю правитель Дарваза, осуществлявший полностью власть в крепости города Хум, Мизраб-хан стал /л. 41а/ обдумывать свои дела, чтобы изловчиться и захватить Шах Йадгара хитростью и проучить его, дабы назидательный пример его участия явился наставлением для других.
Мизраб-хан был человеком крепкого сложения, силачом и, по старинному обычаю, богатырем и мудрецом на ристалище. Имел [он] совершенное умение, особенно в искусстве [владения] копьем и мечом, как в пешем [бою], так и в конном. Никто из копейщиков и лучников не был в состоянии пользоваться его копьем и натянуть его лук 147.
Для выполнения рагского дела Мизраб-хан вместе со своими братьями Ша 148 Дарваз-ханом и Шах Мансур-ханом и другими, перечисленными выше, прибыл от границ Дарваза к пределам [51] Рага-Рунджаба 149 и Сиах Аб 150 и назначил доверенного человека, [приказав ему]: /л. 41б/ «Ступайте к Шах Йадгару и, встретившись с ним, подчините его себе увещеваниями».
Шах Йадгар из-за [своего] невежества, а был он человек окраинный и деревенский, вышел из своей крепости и отправился для прогулки и развлечений в Бар Paг 151. Дарвазцы, с давних времен повсеместно прославленные в политических и военных искусствах и науках, ночью напали на крепость Йаван и, приставив лестницы, взяли ее, заковали и связали начальника крепости и всех доверенных людей [Шах Йадгара], которые были в крепости Paг.
А к Шах Йадгару послали человека, [чтобы] хитростью и обманом [привлечь его словами]: «Без страха, заботы и опасения приходите для встречи с нами, чтобы отдали мы вам вашу крепость и владения».
Так простак обманулся их хитростью, и [когда он] прибыл к Мизраб-хану, тот отдал приказ его заковать [в цепи], с тем чтобы в лушем виде отмстить ему за старое.
/л. 42а/ Когда это известие достигло до слуха эмира Султан-шаха, то [он] снарядил многочисленное войско из тюрков, таджиков, каттаганцев и узбеков; с поспешностью [он] достиг крепости Йаван для сражения с дарвазцами. Построив ряды, напал [он] на крепость со стороны теснины Шаббаде, которая является крутым бандом 152, как сказал поэт:
Спустился с гор бурный
сель,
От которого бежали горы.
Дарвазцы и бадахшанцы сразились друг с другом, и дарвазцы заперлись в крепости Йаван. Эмир Султан-шах победоносно и с полным торжеством стал лагерем в месте Марч 153 напротив крепости Йаван. Вечером на совете с несколькими избранными [из] своего окружения пришел [он] к такому решению: «Несомненно, дарвазцы получили сильный удар. Теперь надлежит нам несколько отойти отсюда в сторону, с тем чтобы дарвазцы, увидев свободным путь [к] бегству /л. 42б/ и поневоле покинув [крепость], бежали в Дарваз. Место их пребывания [сейчас] весьма [для нас] неблагоприятно».
После [этого] эмир согласно совету своих избранных поднялся из Марча и двинулся в Дузанг 154, то есть отступил для очищения дороги дарвазцев.
Дарвазцы увидели утром поле битвы чистым от соперников. Войско эмирского наместника Рага, которое стояло у крепости Paг для оказания помощи эмиру, не зная об отступлении Эмира, [продолжало] находиться на своем месте. Поэтому оно было перебито дарвазцами.
Когда эмир Султан-шах увидел, что дарвазцы не имеют желания и поползновения уйти, [то] он построил [войско] в [52] местечке Зу 155. Сильно усердствуя в осаде [дарвазцев], [он] поставил большое войско со славным начальником. /л. 43а/ Они упорствовали в осаде от этой весны до следующей. Когда дни холода сменились днями тепла, из Бадахшана к крепости Йаван для противоборствования шахам Дарваза прибыло и стало лагерем большое войско. Усердствовали они в деле сражения, как сказал об этом поэт:
На каменистом месте
Противники с яростью бились.
Вспять обратились дарвазцы в
бегстве,
Стойкости не увидели в том дне
Страшного суда.
Славный витязь, от него Мизраб-шах,
Когда увидел натиск бадахшанского
войска,
Он отступал в поспешности.
Он в одиночку выступал перед центром
войска.
Когда сжимал он крепко в руке копье,
[то]
Не оставалось в седле ни одного
всадника.
Так, то сражаясь, то убегая,
Вывел он свой народ из того дня
Страшного суда 156.
Короче говоря, Мир Султан-шах взял верх. Он немного поднялся на высокий холм и [оттуда] следил за сражением, когда Мизраб-шах /л. 43б/ был побежден и направился в город Хум.
Во второй раз стал Йадгар-шах правителем области Paг, [и воссел он] в крепости Йаван, [а] эмир Бадахшана в полном удовлетворении вернулся в крепость Файзабад.
Четвертой [победой Мир Султан-шаха было] завоевание 157 пределов и подчиненных местностей области Читрал — обиталища веселия, которое является частью Дардистана 158.
Мир Султан-шах сказал: «Если Господь сочтет меня достойным, то я благополучно завоюю область Читрал».
Время наступления этого события и [выполнения] этого желания произошло в 1165/1751 г. 159, в тот момент, когда Султан-шах принял решение истребить людей, [приверженных] отвратительной, ложной ереси исмаилизма, существующей в областях Бадахшана и Читрала. Они намеревались управиться /л. 44а/ с ними насилием и пыткой, учитывая при этом [и] соображения захвата [новых земель].
Случилось [так, что в это время] бежал из своего государства в Читрал Му'изз ад-Дин-хан Баджаури с двумя сыновьями — Мансур 'Али-ханом и Махмуд-ханом — и с группой предводителей афганских племен моманд и саларзай 160.
Прослышав о величии эмира, направились они из Читрала в Файзабад и встретились с эмиром.
Эмир весьма обрадовался прибытию дорогих гостей и изложил им мысль, взлелеянную в высоком сердце 161 так как афганцы [имели опыт] и завладевали ранее Читралом.
Упомянутый выше уважаемый Му'изз ад-Дин пошел [53] навстречу желанию эмира со всей искренностью и прямотой и изъявил покорность этому признанию.
/л. 44б/ После оказания Му'изз ад-Дину милостей и почестей эмир предложил [ему следующий план]: выступить вперед с большим отрядом своего войска, а самому [эмиру], достигнув местности 162 Зибак 163, отъехать вспять после наступления события 164 и держать 165 при себе старшего сына упомянутого хана — Мансур 'Али-хана.
Упомянутый хан согласился с таким распорядком, и [тогда были направлены сборщики от верхней границы Вахана 166 до нижних пределов Бадахшана и поселений Каттагана для набора войск.
Со всех сторон стали приходить отряд [за] отрядом, и после сбора всех войск, подняв во всей красе знамена и шатры, [эмир]:
Приказал Рахша 167 оседлать
И дуть в отверстия золотых свирелей.
Волны реки победоносных войск пришли в движение, и [войска] стали лагерем в местности Зибак. Упомянутый хан был двинут вперед с массой [войска] через перевалы Ду Pax и Нуксан 168. /л. 45а/ Читрал был захвачен от Шугута 169 до крепости своей столицы [в результате] только продвижения войск, [то есть без боя].
Когда это известие достигло высокого слуха, [эмир] отличил сына Му'изз ад-Дин-хана надлежащими милостями и двинулся разом без промедления в Лаху 170. Когда он прибыл в столицу Читрала, то вся эта область, от верхнего [ее] предела вниз до [местности] Драш 171, и все [ее жители], как безрукие и безногие рабы и как стадо овец, [ему подчинились]. Они захватили всю область Мастудж Джине 172, [страну] от Тур-и Куп до Мур-и Куп 173 и собрали перед собой всех скрывавшихся в горных укреплениях и всех пленных жителей [после того, как] начальники с воинами прошлись по всей стране. Затем в течение шести месяцев проводили они время в питии [вина] в /л. 45б/ садах упомянутого обиталища увеселения 174. Всякий приспосабливал себе по своему вкусу красивых рабов и гиацинтовокудрых рабынь, и, устраивая пиры, держали открытыми двери веселия, как говорил об этом некий поэт:
В каждом доме устроили пир,
Веселием и питием [они] занялись.
Специально [выделенная] для эмира Султан-шаха пятая доля [добычи] состояла из трех тысяч рабов-мальчиков и рабынь. Общее число пленных, сосчитанных и подвергшихся открытому пересчету, равнялось пятнадцати тысячам. Были [54] [еще] утаенные пленные, не попавшие на глаза писцам. Сосчитано же было [упомянутое выше] количество.
Одарение каждого сановника из высочайшей доли происходило согласно почтенности и весу каждого начальника и приближенного.
/л. 46а/ По прошествии шести месяцев Мир Султан-шах назначил в крепость Читрал [доверенное] лицо, а сам отправился в Бадахшан с полной победой. [Эмир] дал Мирза 'Абд ар-Рахману и Мирза Андалибу в качестве «каламане», то есть в качестве вознаграждения за писание, по сорок рабов и рабынь сверх того, что они раньше получили на свою долю.
Когда эмир победоносно вошел в пределы Бадахшана, [то] жители Бадахшана устроили [ему] надлежащую встречу и следующим образом благодарственно привествовали [его] на своем языке, воспевая великого эмира:
Наши жизни — жертва тебе,
родной, добро пожаловать,
С победой вернулся, уйдя, султан,
добро пожаловать,
Без тебя да не будет [ни одной]
страницы листов судьбы,
[Ты] — Тугра 175,
завоевывающая сердца, добро пожаловать.
[Некоторые] богатыри и гуламы, как, например, Нийаз Мухаммад Бахадур, Гариб Мухаммад, и йасавул 176 Гург-и 'Али, и пишхидмат 177 Hyp 'Али /л. 46б/ , и йасавул Адине, и другие, отличавшиеся способностями, были отмечены почестью среди близких и подобных им, и каждый из них стал хозяином земли и скота.
Если железо с... 178 не знакомится.
[То] тут же [оно] с виду делается
золотом.
Событие пятое — поражение войска и разбойников Хатлана 179, что в Мавераннахре 180.
В году 1166/1752 кулабцы, как войска, так и [их] нестроевые, стали переходить реку Джайхун 181 по всем имеющимся переходам и, двигаясь отрядами, захватывали в областях Чахаба и Ники Кал'а 182 скот тамошних жителей, грабили [их], разоряли и [затем] уходили [обратно].
Эмир Султан-шах очень опечалился этим делом и вознамерился отразить и наказать [грабителей].
Для этой цели он определил бдительных наблюдателей /л. 47а/ из числа каттаганских [своих] доброжелателей, с тем чтобы, как только [более] значительное скопище разбойников из [числа] подданных Хатлана 183, то есть кулабцев, вознамерится грабить и разорять эти края, они без промедления доставили [ему] известие об этом событии. Быть может, благодаря этому будут [грабители] призваны к порядку.
После этого, согласно [изречению]: «Коли муж постарается, [то] обретет [искомое]», [то есть] в конце концов станет обретающим 184. Один из [людей], имевших связь с теми [55] краями, осведомленный о намерениях [кулабцев], довел до сведения эмира, что, «несомненно, в ближайшие два-три дня они выступят. Сильный отряд разбойников-хатланцев, собравшись, перейдя реку, нападет на Чахаб, Ники Кал'а и Хулийан» 185. Эмир со снаряженным войском, шагирдпиша 186 и приближенными без промедления сел на коней, [выступил] на Файзабад и [двигался] ускоренным маршем. [Он] сделал остановку во время намаза в скрытом месте около Рустака [и двинулся дальше]. Была полночь, когда достиг [эмир] /л. 47б/ местечка Ходжа Джаргату 187 и остановился на находящемся там холме 188. Утром, на заре, половина войска грабителей [из] Кулаба 189 стала ниже Ходжа Джаргату, а другая половина, [насчитывавшая] около четырехсот всадников, зарясь на скот, прошла по большой дороге между крепостью Тахтабад 190 и границей Хулана и стала, [ожидая появления скота].
Так как люди эмира согласно высочайшему приказу заняли и закрыли все дороги, то нигде не было и признака людей или скота. Увидев, что день настает и что дело не удалось, кулабцы поневоле повернули [обратно]. Тогда эмир отдал приказ. [Его войска], погнавшись за хатланцами, настигли их и сильно побили. Двести человек хатланцев было убито, было захвачена добыча [из] семисот лошадей, многих луков, кольчуг, копий и мечей, /л. 48а/ как сказал поэт, и неплохо сказал:
Немного [людей] оказалось в
той части, которая
[Успела] сначала убежать,
Другим [эмир] голову от тела отрезал.
Лошадей досталось ему семьсот
[голов],
Луков, кольчуг, копий больше, чем
[можно] счесть.
Двести голов разбойников
Было отрезано безжалостно.
В этом [походе и] сражении эмир провел два дня и после окончания этого дела отправился в Машхад 191.
Эмир приказал [возвигнуть]
на горе в том краю
Эти двести голов минаретом.
Затем он достиг благополучно Машхада и остановился в крепости Нусратабад 192.
Нусратабад — название чрезвычайно обширной крепости, которую эмир приказал построить в качестве укрепления для защиты членов [своего] дома после овладения Таликаном и поселениями Каттагана, в местности, имя которой Машхад. /л. 48б/ В этой местности поселил он [жителей] в шесть тысяч домов и приказал выстроить здание для себя. Устроив там лавки для базара, заботился [он] о процветании того места.
Большую часть времени [эмир] пребывал там ради [56] умиротворения дел узбекского государства. [Кроме того], сам эмир и его избранные отряды проводили там время из-за приятности, [происходящей от] мягкости климата.
Также воздвиг он крепость и увеселительные постройки в местности Дарайун и проживал там большую часть времени в сезон охоты на перепелов 193.
Из достопримечательностей времени правления Султан-шаха упомянуто будет о нескольких людях славных, святых и [об] авторитетных мудрецах, ибо в этих краях /л. 49а/ [людей] ученых и святых не было [столько] ни при каком из [предыдущих] высоких правителей.
Из таких [людей упомянем] двух преподобных: первый — премудрый ишан маулави 194 Абд-ал-Джаббар, который изучил в Лахоре индийском светские науки и после того в качестве послушника служил его святейшеству хаджи Мухаммад Амину лахорскому и, достигнув разрешения, пребывал в Файзабаде в бадахшанском медресе Бала.
Эмир был чрезвычайно привержен служению ему и, какое бы желание [ишан] ни высказал, отказа [ему] /л. 49б/ не было [никогда].
До утреннего завтрака занимался он божественным созерцанием и после того приступал к преподаванию наук, и постоянно пребывал он [в состоянии] искуса.
По праздникам, [когда] требовалось чтение молитв [о благополучии], отправлялся он к эмиру верхом на кляче, которая, [даже получив] сто ударов, с трудом передвигала ноги. Кругом, у стремени упомянутого мудреца постоянно находились пятьдесят человек ученых, именитых людей. А по пятницам, после намаза, занимался он громким зикром 195.
Вторым был сейид ишан Мир Гийас ад-Дин, который изучил тайные науки в Индии у Шах Ма'сум Вали, да охладит Аллах его могилу. [Он] достиг разрешения [на] наставничество и отправился в целях [совершения] хаджжа в святые [города] Мекку и Медину. В дороге, попав по причине охватившего его экстаза в пустыню Маджнуна, /л. 50а/ он в течение шести месяцев пребывал в той пустыне без припасов и спутников.
Во время царствования Султан-шаха прибыл он в Файзабад и сделался одним из великих сейидов той страны.
По вторникам и пятницам разрешал он громкие зикры, и состояло при нем около четырехсот каландаров, а сладкоголосые каландарбачи 196 похищали своим пением сердца херувимов небесного трона. Они надевали роскошные одежды, а если и делали дервишеские шапки и одеяния, то из дорогих кашмирских шалей. Ездили верхом на хороших лошадях, и когда ездили к эмиру, то ездили в таком каландарском виде со сладкоголосыми распевающими каландарбачами./л. 50б/ Третий [был] из числа знаменитых врачей… печать [57] врачей последнего времени, Гален [всех] начал и второй Гиппократ 197... здравый духом Мухаммад Насир — врач, который также попал в Бадахшан из Индии и стал одним из наиболее близких великому эмиру. Он не пользовал никого, кроме его величества, и если кому-нибудь из вельмож случалась нужда в [этом] враче, то [врач] отправлял к нему одного из своих слуг, а сам к больному не ходил.
Четвертый был из именитых вазиров и надежных надимов 198... Мирза Мухаммад Сиддик, который в степенях искренней преданности превзошел [способности иметь собственные] желания и страсти и потерял собственное бытие в [стремлении] ублажать эмира. /л. 51а/ Эмир же сделал его избранником своим по [управлению] государством, препоручил ему исполнительную власть, церемониал малых и великих [эмирских] приемов, налоги и наказания. В его же ведение отошел [прием] жалоб простого народа и бедняков. Мир Султан-шах свободно отдыхал в веселии, в поедании кебаба и опьянении.
Пятый [был] Мирза 'Абд ар-Рахман, который в стихотворном искусстве достиг степени мирзы 'Абд ал-Кадира Бидила 199; вот пример его очаровательных стихов:
Когда мысль моя завилась в
завиток,
Размышляя о трех вьющихся кудрях,
Не изучая, постиг я все метафоры мутаввала 200.
Однажды в саду Чар Чаман в царском присутствии на глазах многочисленного общества был пущен фонтан, расположенный в центре хауза. На [отверстии, из которого била вода], лежало яблоко. Оно благодаря действию фонтана /л. 51б/ находилось в движении и в игре. Эмир произнес: «Если [кто-либо из просвещенных] людей нашего [общества] сочинит экспромтом что-нибудь относительно этого яблока и фонтана, то будет он возвеличен царским подарком!» Из числа всех прекрасных просвещенных [людей] проявил быстроту Мирза 'Абд ар-Рахман и произнес:
Сколько плакал я, [что]
жестокая [судьба] показала себя мне.
Сердце [мое] со слезами вышло наружу
и стало яблоком на фонтане.
Так как он сочинил эти стихи не раздумывая и экспромтом, то он стал предметом восхвалений эмира и [всех] собравшихся. Великий эмир возвысил его великолепным халатом с прибавлением десяти тысяч танга.
Шестым [был] Мирза 'Андалиб, который прибыл из Ирана на службу к эмиру. В [деле] написания и сочинения стихов, в знании языков, украшательстве тонких мыслей и остроте [понимания] скрытых намеков и тайн достиг [степени] совершенства. Он был [одним из] известных писцов судьбы и ученым, [58] наделенным высоким разумом, и обладал хорошим нравом. /л. 52а/ В случае необходимости эмир посылал его на службу к шахскому двору в Кабул к [престолу] властителя эпохи Ахмад-шаху [Дуррани]. Для прославления и возвеличивания этого высокого эмира эпохи и для демонстрации его учености [Мирза 'Андалиб] написал кит'а в его честь. Кит'а:
После этого никогда не
сворачивайся в клубок под колесом.
Набожность нищего есть...
201
Моя выгода — слово Пророка,
Царствование [его] подобно оказанию
[помощи].
Закончилось для них [время]
великодушия.
Милость есть результат [дел] 'Али и
избранника Божьего.
О Боже, благослови Мухаммеда и его
род.
Седьмым [был] Мулла 'Абдаллах, по красноречию и по искусству разъяснения редкий человек своего времени. [Кроме того] был он из предводителей богатырей ристалища, правителем крепости области Чахаб и личным наперсником [эмира]. Эмир его очень любил, так как был он знающ, мудр, в военном /л. 52б/ деле опытен и в искусстве пения, громкого зикра, общественных проповедей и [возглашения] пятничной молитвы достигал такого сладкоголосия, что казалось, [что] он [мог] растопить камни своим страстным напевом и заставить взлететь души из глубин человеческого существа к высочайшим [вершинам] небесного царства.
Самым смелым и дерзостным из сотоварищей эмира был мирза Ходжа Джан Рустаки. Он в удачный момент по-приятельски и без стеснения говорил эмиру в виде веселых анекдотов, непристойных и пристойных шуток все, что хотел. Эмир принимал это от него как шутку и называл его «братец» 201а, а он ни перед чем не стеснялся.
Большая часть пожалований эмира доставалась приезжим вельможам, ученым и простым людям, и все просители и слепцы получали [что-нибудь от эмира].
А большим ахундам давал он разом от тридцати до сорока тысяч танга наличными, коней и одежды. /л. 53а/ Больше всех [давал он] ахунду мулле 'Арифу, который в науке снискал [высшую] степень учености и был в расцвете юности, красоты и благонравия. В силу гордыни учености, [о которой] сказано: «Вино познания крепче вина виноградного», в ученом разговоре он допустил небольшую дерзость по отношению к его святейшеству ишачу маулави и с того момента впал в смертельную болезнь. Как сказали:
Красавицы поражают
стрелами взглядов.
Не удивляйся, если их же головы
упадут к ногам. [58]
Так как эмир питал к нему совершенную любовь, то дал он ему место в особой комнате своего дворца и снабдил его парчовыми, бархатными царскими подушками и подстилками и назначил к нему врача Мухаммад Насира с лекарствами и кушаньями [для] того больного муллы и [доходил] до того, что собственноручно кормил его. Когда болезнь усилилась, [эмир] был принужден отослать муллу 'Арифа домой вместе с теми царскими подушками и подстилками. /л. 53б/ В конце концов его по его собственному настоянию снесли к ишану маулави, и он в крайнем раскаянии, прося прощения, говорил так: «О араб, я буду твоим ничтожнейшим слугой, в неведении сделал я дурное и раскаялся!» И сколько ни говорил ему его святейшество маулави: «Довольно, довольно, не говори так, ведь ты же ученый!» — не удерживал он языка просьбы о прощении, и [больной] продолжал говорить: [наконец] его святейшество маулави произнес над ним молитву о спасении души, но из молитвы о [благополучной] жизни не произнес ни слова. В конце концов мулла 'Ариф завершил считанное число вздохов жизни и, отбыв из бренного мира, умер.
Затем будет упомянуто о нескольких происшествиях 202 [из числа] превратностей обманной, изменчивой судьбы, как сказал [об этом] поэт, и неплохо сказал:
Не будь спокоен в игре
судьбы,
Которая выглядит точно змея
ядовитая.
В этом голубом дворце с двумя
дверями
Вслед за певцом приходит плакальщик
—
/л. 54а/ Таково правило сего
древнего колеса:
Лишь голову подымаешь, то она
[смерть]
Тебя вырвет с корнем.
Великий вазир Наваб Шах Вали-хан Афган, который был обладателем тайн Ахмад-шаха 203, был направлен на выполнение высочайшего задания из Кабула в Туранские 204 земли и к границам Бадахшана. [Целью его было] получение и почтительный увоз благословенной хирки. [Он] отправился в счастливый час в Туркестан 205 с храбрыми войсками дуррани 206, с личной дружиной и знаменами, трущимися о [звезду] Канопус, и шатрами, украшающими стоянки.
Когда он прибыл к границам /л. 54б/ Хазараджата 207, то все эмиры и правители из Балха, [в том числе] Кубад-хан и другие великие, все поспешили ему навстречу. Кубад-хан счел прибытие [Наваб-шаха] в Кундуз причиной [грядущего] своего возвышения, так как ранее он неоднократно и повторно посылал к [Ахмад]-шаху в столицу Кабул заявления, касающиеся нападения и захвата людей Каттагана эмиром [Султан-шахом] .
А на самом деле великий вазир был отправлен [именно] в Бадахшан, но об этой скрытой тайне не знал ни один [человек], кроме вазира и шаха. [60]
Кубад-хан, догадавшись [о том, что] прибытие [является] ему помощью и поддержкой, поднял вопрос об эмире Султан-шахе и заявил, что он хочет воспользоваться этим случаем и отомстить эмиру Султан-шаху.
Вазир согласился на его просьбу и направился с потоком победоносных войск в Бадахшан, скрывая свою цель, чтобы, не дай Бог, не было унесено то райское одеяние 208 /л. 55а/ и чтобы было исполнено шаханшахское желание.
Не разглашай тайну:
разглашение есть бедствие,
Ибо за стеной много ушей.
Когда победоносные знамена и войска Наваб- [шаха] двинулись из области Таликан на Нусратабад, то люди эмира бросили укрепления перед ураганным авангардом.
Когда известие об этом событии достигло эмира, то он благодаря присущей ему гордости и мужеству вознамерился преградить [нападающим] дорогу у Иманабада 209 и схватиться с ними, чтобы [их] истребить.
[Однако] вельможи не приняли этого мужества эмира, ибо какой смысл в воздвижении минарета перед высотою горы и в зажигании свечи перед солнцем? /л. 55б/ Кроме того, аксакал Хай-дар-бек Йафтали, человек красноречивый, [так] доложил эмиру: «Сперва нужно разведать, кто является [нашим] сторонником и кто будет нам помогать в деле чести и славы и кого мы благодетельствовали [в такой степени], что теперь он будет жертвовать за нас жизнью, ибо после прибытия калмаков и каш-гарцев бадахшанцы оказались в некотором пренебрежении и не имеют [теперь] энтузиазма».
Из этих слов эмир понял истину. Утром, когда освещающее мир солнце осыпало своими лучами ковер земли, стали прибывать передовые части войска вазира Шах Вали-хана Афгана и разбили шатры от перевала Рисаган 210 до [Файзабадского] моста. А эмир Султан-шах также, построив ряды по эту сторону [реки], вознамерился [ради] своей славы противостоять [врагам]. В это время «люди илджари» 211, отделяясь группами, стали переходить со стороны эмира к вазиру Шах Вали-хану.
/л. 56а/ Эмир, озадаченный своим делом, со всем своим войском ушел в Ил-Васита 212, место между Пасакухом и Чахабом 213, до крайности крепкое.
Вазир Шах Вали-хан забрал святую хирку и после этого особенно Бадахшан не грабил, так как того, к чему стремился, достиг и желание свое исполнил и говорил себе: «Благодарение Богу, что я получил согласно своим замыслам то, что просил у Бога». После овладения Файзабадом [вазир] назначил от себя правителя по имени...214 и вернулся в шахскую столицу. [61]
Когда эмир вернулся в Файзабад, [то] незаконно и насильственно убил того, кто был оставлен вазиром Шах Вали-ханом в качестве наместника в крепости Файзабад, и снова утвердился в крепости Файзабад. /л. 56б/ Он растрачивал драгоценную жизнь свою в наслаждении вином, водкой, шарабом 215 и забавами с прекрасными женщинами, и не было ему никогда дела до согласия или несогласия людей страны. В бесстыдстве [своем] он до такой степени предался своим собутыльникам, что никто из его братьев и вельмож государства не был искренне ему предан. В это время произошло несколько [роковых] событий, ибо если Бог отнимет у кого-либо удачу, то он доведет солнце владычества и счастья его до конечного заката [и сделать это] для Творца чрезвычайно легко.
Безобразия эмира достигли такой степени, что он по [целой] неделе проводил время в гареме во сне и безумии, постоянно пьяный от водки, в обществе пьяных луноликих. [Тогда] /л. 57а/ никто из приближенных его не видел. Или он был занят с ограниченным числом сотоварищей в бируне 216 питьем вина и чтением поэзии. Никто из сановников, которым [было] поручено ведение важных дел по управлению государством, не имел доступа к [эмиру]. В результате этого у большинства великих и малых появились слабость и нерадивость [в делах]. Счастливым братьям эмира очень редко доставалась честь свидания с ним. Часто даже вовсе он их не приглашал к столу, а после курения табака передавал им чилим 217 без мундштука, как прочим [обыкновенным] людям.
Свои заявления, касающиеся важных дел, они [бывали вынуждены] передавать через посредство разных наперсников его веселых пиров. По этой причине их дух также омрачился. Бадахшанцы [были], кроме того, крайне обижены и огорчены процветанием дел калмаков и кашгарцев и возвышением [всяких] посторонних людей; исключение составляли какой-нибудь один мирза и подобные ему и ограниченное число наперсников, но
Какой толк в одиночном всаднике?
/л. 57б/ Тура Баз-хан, превосходивший всех в притязаниях, дошел до возмущения, выступив из местности Кул 218, и захватил Рустак.
Когда шум [от] его враждебных действий распространился, [то] слух [об этом] дошел до дома веселья эмира. [Следствие было такое], как если бы загорелся дом цветника наслаждения и отдохновения [эмира]. Никогда [мысль] о подобной опасности не появлялась в соседстве с его упокоенным духом. От этого охватило его полное изумление и вспыхнул огонь его гнева. Немедленно отдал он приказ о сборе войска и через короткое время выехал [во главе] войска. [62]
/л. 58а/Достигнув Дихвари 219 и Ил-Кашана 220 — поселений белуджей, — подданных Тура Баз-хана, выказал он по отношению к этим несчастным все возможное насилие, так как сперва приказал он им явиться к нему, а они, в ответ на это непочтительно к нему подойдя, заявили:
— Мы придем, когда придет на поклон Тура Баз-хан.
По этой причине [эмир] их всех схватил, большую часть перебил и отправил в царство небытия.
Тура Баз-хан отправил людей к Кубад-хану, правителю Каттагана, с тем чтобы [тот] без промедления прибыл согласно обещанию. Кубад-хан отнесся к этому как к благой вести, стал приготовляться к делу, ожидая того, чтобы по знаку со стороны Тура Баз-хана_двинуться к_Pустаку к нему на помощь.
/л. 58б/ Когда пришло известие о прибытии Мир Султан-шаха, Тура Баз-хан прибыл из города к Сар-и Рустаку 221 вместе со вспомогательным отрядом узбеков, который послал ему раньше для подкрепления Кубад-хан. [Он] построил укрепление у Сар-и Рустака, возведя стену высотой в человеческий рост. [Вскоре] стал подходить авангард войска эмира, и завязалось сражение. Эмир также подошел.
Тура Баз-хан на основании того соображения, что если благодаря приходу Кубад-хана персоне эмира Султан-шаха будет нанесен какой-либо ущерб, то в первую очередь, несомненно, [и] ему [самому] придется плохо, послал к эмиру Султан-шаху прошение, содержащее [просьбу] извинить его глупость, неведение и слабость, [так как] великие прощают, а малые совершают проступки. [В письме] также он известил [эмира] о том, что Кубад-хан действительно подходит и что его величеству господину следует отступить или же стать в крепком месте и что он сам после ухода Кубад-хана прибудет в распоряжение его высочества.
(пер. А. Н. Болдырев)
Текст воспроизведен по изданию: Та'рих-и Бадахшан. Москва. Наука. 1997
© сетевая версия - Тhietmar. 2004
© OCR - Монина Л. 2004
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Наука. 1997