СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

РЮИ ГОНЗАЛЕС ДЕ КЛАВИХО,

ЖИЗНЬ И ДЕЯНИЯ

ВЕЛИКОГО ТАМЕРЛАНА

XCI. В четверг, семнадцатого числа июля месяца, ночью приехали в город, который называется Дамоган. Он стоял [194] на равнине и был окружен земляным валом, на одном конце которого стоял замок; этот город был уже в провинции земли Мидии; он столица Персии. В этот день было так жарко, при сильном и знойном ветре, что нельзя было не удивляться; ветер был такой горячий, что казалось, точно он выходил из ада; и в этот день задохся один охотничий сокол. Вне города на расстоянии выстрела стояли две башни такой высоты, на сколько можно бросить вверх камень; они были сделаны из грязи и человеческих черепов; тут же были и еще другие две башни, уже развалившиеся. Эти башни сложенные из черепов остались от племени, которое называлось Белые Татары. Это были жители земли, которая находится между Турцией и Сирией. Когда Тамурбек ушел из Сабастрии покоривши ее и пошел на Дамаск после ее разрушения, то на дороге он встретил это племя; оно сразилось с ним, и он победил его; взял многих в плен и послал в эту Дамоганскую землю, чтобы они поселились в ней, так как в ней было мало населения. Пришедши туда, они соединились все вместе и стали жить в полях, как прежде; а соединившись вместе, захотели воротиться в свою [195] землю, начали грабить и разрушать все что находили, и в тоже время подвигались сколько могли, чтобы воротиться в свою землю. Когда они были около этого города, их нагнало войско царя, которое их разбило, и все они были убиты, а из голов их царь приказал сложить эти четыре башни; они были построены так, что клали ряд черепов и слой грязи. Кроме того царь велел объявить, если кто возьмет в плен Белого Татарина, где бы он его ни нашел, чтобы его сейчас убивать; так и было сделано. И где шло войско, после того как получено было это приказание, там убивали всех Белых Татар, какие только попадались; так что по дорогам можно было находить в одном месте десять мертвых, в другом двадцать, в иных три или четыре; и Татары говорили; что таким образом погибло более шестисот тысяч; а жители этого города говорили, что много раз они видели ночью свет точно свечки на верху этих башен.

На другой день, в пятницу, они простояли там до ночи, потом им дали царских лошадей для пути и они прошли всю ночь. В субботу с рассветом приехали в одно маленькое [196] селенье, и простояли в нем до ночи из-за сильного жара; с наступлением сумерек (В подлиннике en amaneciendo, с раcсветом) уехали оттуда и шли всю ночь.

XCII. В воскресенье, двадцатого числа июля месяца, около первого часа, приехали в один большой город, который называется Васкаль. Приехавши туда, посланники увидели одного знатного рыцаря, по имени Еннакора, который их ожидал: он прибыл туда по приказанию царя, чтобы встретить их и оказать им почет. Он приказал дать им помещение и пришел посетить их; а так как они не могли отправиться к нему на пир, потому что приехали больные, то он прислал к ним на дом много кушаний и плодов. Когда они покушали, он прислал им сказать, чтобы они приехали к нему в большой дворец, где он жил, оказать честь великому царю, и что там им поднесут царское платье. Они отвечали, что ведь видно, какие они, что они не могут подняться, и что они покорно просят извинить их; тогда он второй раз прислал сказать, чтобы они приехали к нему. И столько их принуждали, что наконец магистр должен [197] был отправиться туда, и ему дали две камокановые одежды. Обычай был такой, когда давались эти одежды от царя: устраивали большой пир, и после пира надевались эти одежды, и тогда три раза преклоняли колена в честь великого царя. Когда все это было кончено, рыцарь послал посланникам и людям их царских лошадей, так как они уже отдохнули, чтобы продолжать путь; и велел просить их, чтобы они ехали сейчас же; потому что таково было приказание царя, чтобы они догоняли его как можно скорее и ехали день и ночь. Они отвечали, что они не могут продолжать путь, и просят, чтобы им позволили остаться два дня, чтобы немного отдохнуть. Он приказал сказать, что нельзя остановиться ни на самое малое время, что если царь узнает об этом, то ему придется поплатиться за это жизнью. Что они ни делали, они должны были уехать; хотя им это было очень тяжело, и они были так слабы, что казались ближе к смерти, чем к жизни. Рыцарь приказал положить им на переднюю луку седла деревянный брусок с подушкой посредине; на эти подушки они легли грудью и так [198] отправились в путь. Они прошли весь этот день и всю ночь и заночевали в поле у одного пустого селенья.

XCIII. На другой день в понедельник ночевали в одном большом дворце, который встретился на дороге. Этот дворец был построен для того, чтобы в нем останавливались проезжающие, так как в продолжение двух дней пути не встречается никакого жилища от сильного жара и недостатка воды. Вода, которая есть в этом доме, приводится туда из места, находящегося за целый день пути, каналами, которые идут под землею. На другой день, во вторник, двадцать второго числа июля месяца, они приехали ночевать в город, который называется Ягаро; в этот день было очень жарко. Этот город стоял на равнине у подошвы безлесной горы, с которой идут к нему большие водопроводы. Посреди его стоит замок на вершине высокого земляного холма, насыпанного человеческими руками; а вокруг него нет никакой стены. За год перед тем зимою было очень много снегу, и когда наступила весна и он растаял, то по каналам принесло в город столько воды, что разрушило большую часть его и замок. Кроме того [199] в тот год были уничтожены все хлеба. Дорога была до сих пор гладкая, и по всему пути нельзя было найти ни одного камня; а страна была очень знойная, неровная и безводная. Как только они приехали, сейчас им подали кушать и потом привели лошадей, чтобы ехать дальше. Они отправились, и с ними поехал тот рыцарь, которого царь послал к ним на встречу; он оказывал им большой почет и распоряжался, чтобы им везде давали пищу и все, что было нужно. Кроме того каждый день им давали свежих царских лошадей, чтобы они могли ехать скорее; так как по приказанию царя были приготовлены лошади через каждый день пути, в одном месте сто, в другом двести; и так были устроены дороги до самого Самарканда. Те, кого царь посылал куда-нибудь, или кто ехал к нему, должны были ехать на этих лошадях как можно скорее, день и ночь. Эти лошади были заготовлены в местах и в странах пустых так же как и населенных; а в местах, где не было населения, царь приказал построить большие дома в роде гостиниц и назначил, чтобы жители ближайших городов и местностей доставляли туда лошадей и провизию; при этих [200] лошадях были люди, которые берегли их и смотрели за ними; этих людей звали анчо. Таким образом когда приезжают царские посланники или кто-нибудь другой с вестями к царю, тотчас эти люди берут лошадей, на которых они приехали, снимают с них седла и седлают других, которые у них есть, и когда они уезжают оттуда, с ними едет один или два из этих анчо, которые заботятся об лошадях; когда они приезжают в другое место, где есть царские лошади, тот ворочается со своими лошадьми, и едет другой. Этого мало. Если какая-нибудь из этих лошадей устанет дорогой и они увидят другую где бы то ни было или у какого бы то ни было другого человека, который едет своей дорогой, то его заставляют сойти с лошади и берут ее себе, а царскую лошадь анчо берет в запас. Обычай таков, что если кто-нибудь едет по дороге верхом, будь он князь или какой-нибудь другой человек, или купец, и посланник, или кто другой кто отправляется к царю, скажет, чтобы он встал и отдал ему лошадь, так как он едет к царю, или пошлет его с каким-нибудь поручением, он должен отдать сейчас, и не [201] смеет сказать нет, потому что за это заплатит головою: такова воля царя. Даже берут лошадей у войска, и много раз посланники брали их у войска для себя и для своих людей и заставляли идти сзади за собою, чтобы получить лошадей назад. И не только можно брать их у всяких таких людей, но даже говорят, что можно отнять у сына царя или у жены его, если будет недостаток в лошадях; и посланникам рассказывали, что уже случалось, как послы ехавшие к великому царю, заставляли сходить с лошади старшего царского сына. И не только одна эта дорога так снабжена лошадьми, но вся его земля; так что при такой безостановочной езде он может получать в несколько дней вести изо всех своих земель и со всех границ. Потому что царю приятнее, если тот, кто едет к нему, или кого он посылает куда-нибудь, проедет пятьдесят лиг в сутки и заморит двух лошадей, чем если он проедет их в три дня; и таким образом он ему оказывает большую услугу. Великий царь устроил чтобы в его Самар- кандском царстве лиги были такой величины, чтобы из двух лиг, какие были прежде, вышла одна; и от лиги до лиги [202] поставил столб для обозначения, и приказал чтобы его Чакатаи или люди его проходили каждый день двенадцать таких лиг, или по меньшей мере десять в день. Эти лиги называются moles, потому что столбы, которые поставлены через каждую лигу, и лиги, которые он назначил, были в земле, называющейся Могалия. Посланники шли по этой земле и видели лиги и столбы; в каждой из них будет около двух Кастильских лиг. В самом деле кто не видал сам, тот не поверит, сколько эти проклятые проходят каждые сутки: они идут безостановочно, пока лошади могут их тащить; и проходят не только, сколько назначил царь, но пятнадцать и двадцать этих больших лиг в сутки, и нисколько не жалеют лошадей, так замаривают их. А когда лошадь уже совсем умирает, они убивают ее и продают если находятся в таком месте, где есть народ; и не смотря на это, по дорогам встречается столько мертвых лошадей, таких, что заморены ездой, что нельзя не удивляться. Посланники уехали из этого города в тот же день когда прибыли, и весь день и всю ночь ехали, как только можно скорее, так что [203] даже когда они хотели отдохнуть, им не позволяли. И хотя была ночь, однако жар был так велик, что на удивление, и ветер был такой сильный и знойный, что казалось, точно жгло. В эту ночь Гомес де Салазар, который был болен, едва не умер. На дороге весь день не было воды и останавливались только для того, чтобы кормить лошадей.

XCIV. В следующий вторник они шли весь день до самой ночи, не встретивши никакого жилища; а к ночи приехали в большой город, который называется Забраин. Это был очень большой город и в нем было много зданий, домов и мечетей; но большая часть его была ненаселена. Покушавши, они тотчас же отправились; им дали лошадей на дорогу, и они проехали всю ночь. На другой день в пятницу около полудня приехали они в одно оставленное селенье; однако из другого селенья, которое было с пол-лиги оттуда, привезли им мяса и всего что было нужно; около вечерни они уехали оттуда и всю ночь шли по дороге очень ровной.

XCV. На другой день, в субботу, двадцать шестого числа [204] июля месяца, приехали в большой город, который называется Нишаор. Не доезжая до города около лиги, встретилась большая равнина, по которой шло много водопроводов во многие сады; на этой равнине стояло около четырех сот палаток, которые были сделаны не так как другие: они были длинные и из черной ткани; в них жил народ, который называется Алавары. Это — племя, у которого нет ничего кроме этих палаток, и оно не живет ни в городах, ни в каких местах кроме полей, как зимою так и летом. У них много скота, баранов, овец и коров, и кроме того они водят с собою около двадцати тысяч верблюдов. Они ходят со своим скотом по всем царским землям, и платят царю вместо подати каждый год три тысячи верблюдов и пятнадцать тысяч баранов за право пасти свои стада на его земле. Когда посланники приехали туда, старшины этого кочевья вышли к ним, повели их в палатку и приказали подать им много молока, сливок и хлеба по своему обычаю. Потом выехали оттуда и отправились в город; а Гомес де Салазар остался в одном селении, потому что был так болен, что не мог [205] ехать. Этот город Нишаор стоит на равнине, а вокруг него много садов и красивых домов. Когда они приехали в город, им отвели хорошее помещение, чтобы остановиться, и туда пришли старшины города и приказали принести им много мяса, плодов, дынь, которые у них были очень большие и хорошие, и также приказали подать много вина. Когда они покушали, им дали камокановое платье; потому что такое было приказание царя, чтобы, когда они приезжают в город, им давали или платье или лошадь. Не доезжая до этого города лиг пять, они встретили одного рыцаря, который был воеводой царского войска, и назывался Мелиалиорга, и которого посылал царь к посланникам; он сказал, что царь прислал его для того_, чтобы он заставлял всех оказывать им почести и давать все, что им было нужно. Узнавши, что Гомес де Салазар остался сзади, потому что был слаб, он воротился к нему и нашел его таким слабым, что он не мог сидеть. Тотчас, в ту же ночь как приехал, он приказал сделать носилки и положить на них Гомеса, и велел взять людей которые бы несли его по очереди на плечах, и таким образом [206] его принесли в город Нишаор. Когда его принесли туда, он приказал поместить его в хорошем доме и привести докторов, чтобы они лечили его, а доктора у них были хорошие; и Богу было угодно, чтобы Гомес умер в этом месте. Это город очень большой, всем богатый и очень сильный. Он столица Мидии. Здесь находят бирюзу; хоть она встречается и в других местах, однако здешняя лучше всех, до сих пор известных. Ее находят под землею, в одном хорошо известном месте, и также в реке, которая течет с одной горы, стоящей около города. Окрестность этого города очень населена и земля очень плодородная. Тут кончается земля Мидийская и начинается земля Хорасанская, большое царство.

XCVI. В следующее воскресенье, двадцать седьмого числа июля месяца посланники уехали оттуда и ночевали около одного пустого селенья. На другой день, в понедельник, они ночевали в большом городе, по имени Ферриор. Большая часть жителей этого города бежала, боясь царского войска; потому что дней за двенадцать до того царь проходил здесь, а войско [207] шло сзади него и причиняло много вреда. В этом городе посланникам дали камокановое платье. Местность здесь плоская и очень жаркая.

На следующий день, во вторник, они ночевали в большом городе, который называется Хазегур, и ночью уехали оттуда. На другой день, в среду, тридцатого числа июля месяца, они останавливались обедать в большом городе, который называется Оджаджан. Здесь их приняли с большим почетом, принесли им много мяса и всего, что было нужно, и дали камокановое платье. В этот город приехал к ним гонец от сына Тамурбека, Шахарок Мирассы, который приказал просить посланников, чтобы они посетили его в городе Херее, в котором он жил и который лежал лиг тридцать в сторону от дороги, на правую руку, к Индейской земле; он обещал_, что окажет им большие почести и прикажет, чтобы по всей его земле давали им вдоволь всего, что им нужно. Посланники посоветовались с рыцарем, который провожал их, и отвечали, что великий царь приказал им идти как можно скорее и [208] догонять его, что они не смеют поступить иначе и покорно просят царя простить их. Этот Шахарок Мирасса царь и владетель Хорасанской земли. После того посланники приехали в город, который называется Машак Хоранза Сельтан, где лежит похоронен внук их пророка Магомета, сын его дочери; говорят что он святой; он похоронен в большой мечети, в большой гробнице, покрытой позолоченным серебром. Этот город у них место богомолья, и каждый год стекается туда очень много богомольцев; а когда богомолец ворочается отсюда в свою землю, люди целуют ему платье, потому что, говорят, он был в святом месте. Посланников повезли посмотреть эту мечеть. После, в других землях, когда они рассказывали, что были в этом городе и видели эту гробницу, люди целовали их платья, говоря, что они были возле святого Хорасана. Этот племянник Магомета назывался Хорасан Селтан, и от этого и земля эта назвалась Хорасания. Хоть эта земля страна сама по себе, однако язык в ней Персидский.

В четверг, последний день июля месяца, приехали в один [209] большой город, который называется Буело, и находится в этой Хорасанской земле. Этот город очень здоровое место и населен лучше всех, какие им попадались по дороге, начиная от Султании до сих пор. Здесь они остановились не на долго, пока им приготовляли овес и мясо, по распоряжению городского управления, потому что они должны были идти по пустынной земле, которая тянулась пятьдесят лиг. Когда они пообедали, им дали свежих лошадей, чтобы ехать по этой пустыне. С наступлением ночи они уехали оттуда и пробыли в дороге всю ночь. Также и в пятницу, на следующий день, они прошли весь день и всю ночь, не встретивши никакого жилища.

XCVII. В следующую субботу, десятого числа августа месяца, ночью, приехали в одну долину, где было много обработанных полей, по которым проходила река; а на берегу этой реки стояло много палаток Чакатаев из царского войска. Тут, у этих людей было много скота, верблюдов и лошадей; они остановились здесь со своими стадами, потому что вели их уже оцененных, а в этом месте было много травы. Когда посланники приехали туда, они застали там одного рыцаря, [210] которого прислал царь, чтобы оказать им все возможные почести, распорядиться чтобы им давали и лошадей и всего, что им будет нужно, откуда бы ни пришлось доставать, и чтобы заставить их ехать как можно скорее. Этого рыцаря звали Мирабосар. Он поехал навстречу к посланникам и сказал, что царь прислал его приветствовать их, вести и провожать и заботиться, чтобы им давали все, что будет нужно. Тут посланники вышли из рук того первого рыцаря, которого им прислал царь и перешли во власть этого Мирабосара; но все-таки он со своими людьми остался в их обществе, чтобы иметь мясо и овес для себя, своих людей и лошадей, и во всем услуживал посланникам, что они ни требовали. Обычай был такой, что когда они приезжали в какое-нибудь место, в город, местечко или селение, то сейчас распоряжались чтобы принести много мяса, как для них, так и для тех, которые были с ними, и плодов, и овса столько, что хватило бы на втрое большее число; приводили людей, которые бы берегли посланников и вещи их день и ночь, и стерегли также их лошадей; и если пропадало что-нибудь, то управление того места, где они остановились, [211] должно было заплатить за это. Если жители места, куда они приезжали, в какое бы то ни было время дня или ночи, не сейчас приносили все что нужно, то им давали столько ударов, палками и кнутами, что нельзя было не удивляться. Или сейчас же посылали за старшинами города или места, куда они приезжали: их приводили к рыцарям и первым делом они требовали палок и прутьев и били их так безжалостно, что было удивительно, и говорили, что ведь они знают приказ царя оказывать всякие почести посланникам, когда бы они ни приехали, и приносить все что им нужно; что они приехали с этими Франкскими посланниками, а у них не было готово все что нужно; так как они так дурно исполняют приказ великого царя, то они заплатят с начала сами, а потом их имущество и городское управление; таким образом им приходилось угадывать, когда должны приехать посланники, если всегда так делалось как теперь. Когда они приезжали в какое-нибудь место или город, прежде всего люди рыцарей, которые провожали посланников, требовали арраисов, что у них означает старшин: первого человека, [212] какого встречали на улице, схватывали, навязывали ему на шею покрывало, снявши его с головы, — они имели обыкновение носить покрывала на голове, — и сидя сами на лошадях, тащили его пешком и ударяли палками и кнутами, чтобы он показал, где дом старшины. Люди, которые видели их по дороге и узнавали, что это царские слуги, догадавшись, что они являлись с каким-нибудь приказанием от царя, принимались бежать, точно будто дьявол гнался за ними; а те, которые были в своих палатках и продавали свои товары, закрывали их, тоже пускались бежать и запирались в своих домах, а проходя говорили друг другу: Ельчи, т. е. посланники, так как уже знали, что с посланниками приходят для них черные дни; и так бежали, точно дьявол гнался за ними. Приезжая куда-нибудь, всегда въезжали с таким шумом и делали такие безжалостные поступки, что казалось, точно вступало древнее войско; а когда находили старшин, вы подумаете, что они говорили с ними кротко? Нет, они прежде бранили их и били дубинами, потом заставляли их бежать, приносить посланникам все, что им было нужно, и стоять и служить им, и не позволяли им [213] отлучаться без спроса. Нужно знать, что посланники и посланник Вавилонского султана ехали все время вместе, с тех пор как уехали от зятя царя. Так они делают не только для этих посланников, но поступают так же, когда кто-нибудь едет по царскому повелению; потому что они говорят, что для исполнения царского приказания они могут убивать и наказывать кого захотят, и что бы ни делал тот, кто едет по царскому повелению, всякий должен молчать, а не противоречить, хотя бы даже и самый старший из царского войска; от этого во всей земле так боятся царя и его слуг, что на удивленье. Из этих палаток рыцарь приказал принести посланникам много вареного мяса, много рису, молока и сметаны, и много дынь, которые в этой земле очень хороши и обильны. У этих людей, которые живут в палатках и других жилищах, нет ничего кроме палаток, и они зимою и летом ходят по полям; летом они идут в те места, где есть вода, и сеют свои хлеба, хлопок и дыни, которых, я думаю, на всем свете нет таких хороших и в таком [214] изобилии как у них; кроме того они сеют много ячменю, потому что они любят его есть вареный с кислым молоком; а зимою идут в жаркие места. И царь со всем своим войском, тоже ходит по полям летом и зимою; и так как им не может угрожать опасность, то не ходят все вместе, а так, что царь со своими рыцарями и приближенными, слугами и женами идет сам по себе, а другие идут в разные места; и так они проводят жизнь. У них много скота: баранов, верблюдов и лошадей очень много, а коров мало. Эти люди, когда царь призывает их, чтобы идти на войну, идут сейчас же совсем своим имуществом, со стадами, с женами и детьми; и они продовольствуют войско и землю, куда приходят, скотом, именно баранами, верблюдами и лошадьми. С этим народом царь совершил много великих подвигов и одержал много побед; они люди трудолюбивые, хорошие наездники, стрелки из лука и вообще народ выносливый на войне; так как если есть что есть, они едят; если нет, они обходятся без хлеба с одним молоком и мясом, и очень привыкли жить без мяса так же, как и с мясом: холод и жар, голод и жажду [215] терпят они лучше чем всякий другой народ в мире. Когда у них есть мясо, они его едят без меры, а когда нет, довольствуются кислым молоком вареным с водой, которого у них много. Это кушанье они делают таким образом: берут большой котел с водою, и когда вода станет горяча, берут кусок кислого молока, в роде сыру, кладут его в кринку, разводят горячей водой и выливают в котел; оно так кисло, как уксус; потом они приготовляют тонкие мучные лепешки, режут их очень мелко и кладут в тот же котел.; когда оно прокипит немного, снимают с огня. С одной кринкой этого кушанья без другого хлеба и без мяса они обходятся очень хорошо; вообще это такое кушанье, которого они каждый день едят больше других. Чтобы варить это и все другое, что они едят, у них нет дров, и они приготовляют еду с помощью помета своего скота. Это кушанье, что я вам описал, называют hax.

XCVIII. С наступлением утра посланники уехали оттуда, и с ними тот рыцарь, которого к ним прислал царь; они шли всю ночь, и весь следующий день, не встретивши никакого жилища, [216] кроме одного большого пустого дома, в котором провели ночь и накормили лошадей; им сказали, что на следующий день нужно будет пройти двенадцать лиг прежде чем встретится жилье. Около двух часов ночи выехали они оттуда на хороших, свежих лошадях, которых им дали, и шли всю ночь; было очень жарко, а по дороге нигде не было воды; также и следующий день, понедельник, они шли до девятого часа, не находя воды, чтобы напиться. В эти сутки они прошли так много, что лошади были уже утомлены и не могли двигаться; они мучилсь от жара и от жажды, которая их томила; дорога была песчаная, и люди умирали от жажды, а воды нельзя было достать. У слуги магистра была лошадь немного быстрее других; он опередил на сколько мог и приехал к реке. У него в руках была камиза; он обмочил ее в воду и воротился с нею как можно скорее, и те, кому удалось, напились этой воды, потому что они были совершенно утомлены сильной жарой и жаждой, и уже не держались все вместе, а кто мог, старался ехать скорее; конвоя уже не было и никто не хлопотал о посланниках. Немного раньше [217] захода солнца они приехали в одну долину, где было много Чакатайских палаток, стоявших на берегу большой реки, которая называется Морга. В том, что они прошли в эти сутки, было добрых двадцать Кастильских лиг, если не больше, и они остановились здесь на всю ночь. На следующий день, во вторник, уехали оттуда, и лиги через две приехали к одному большому дому, в роде гостиницы, который они называют каравансака; тут жили Чакатаи, которые берегли царских лошадей. Здесь они пообедали и переждали жаркое время, а около вечерни отправились дальше на хороших свежих лошадях, которых им там дали. Около двух часов ночи приехали на большую равнину, где стояли палатки войска Чакатаев; тут простояли всю ііочь и весь следующий день, среду. В четверг уехали оттуда; во время жара отдыхали около одного селения, а ночевали эту ночь в поле, около той самой. реки. На другой день, в пятницу, отправились дальше и останавливались на отдых во время жара в Чакатайских палатках; вечером уехали оттуда на свежих царских лошадях и ночевали в поле. [218]

XCIX. В следующую субботу, девятого августа, они обедали в одном месте, которое называется Салугар-Суджасса. Это место принадлежало одному важному кашишу, что у них значит что-то в роде прелата. Оно находилось в долине, на берегу реки, и по нем проходило много каналов; оно было очень хорошо населено, а долина полна прекрасных садов и виноградников. Кашиш, владетель этого места, уже умер и оставил двух маленьких сыновей. Тамурбек проходил здесь дней десять тому назад, не много больше или меньше, и взял сыновей этого кашиша, и увез их с собою, чтобы воспитать их, так как отец их был из хорошего рода. Этим местом управляла мать этих мальчиков; она оказала большой почет посланникам, посетила их, приказала принести им много мяса и всего, что им было надо, и сама обедала с ними. С наступлением ночи они выехали оттуда на хороших лошадях и прошли всю ночь. На другой день, в воскресенье, они обедали и отдыхали во время жара в Чакатайских палатках и пробыли там весь день. На следующий день, в понедельник, отправились очень рано и ночевали в поле. Из [219] палаток, которые они встречали на пути, им приносили мясо и плоды, и все что им было нужно; и несмотря на то, что то были люди принадлежавшие к войску, их заставляли приносить посланникам все нужное и давать сторожей, которые бы стерегли их и их лошадей день и ночь; выгоняли их из их палаток и отдавали их посланникам. А когда нужно было проезжать через какую-нибудь пустыню, то оттуда заставляли доставлять мясо и овес и воду на их же счет, хоть это им было трудно. На следующий вторник, двенадцатого числа августа месяца, они обедали и отдыхали в обширном поле, где стоял большой дом, в котором жили люди? стерегшие царских лошадей; а около вечерни сели на лошадей и поехали дальше.

C. Около вечерни поехали в город, который называется Анкой; оттуда был родом тот рыцарь, который провожал посланников. Этот город был уже вне Мидийской земли, в земле, которая называется Таджикиния; язык ее несколькими словами отличается от Персидского, но большею частью он Персидский. В городе посланникам оказали большие почести, и они остались там с того вторника, когда [220] приехали, до следующего четверга, четырнадцатого числа августа месяца; их угостили здесь очень хорошо мясом и вином, которого там было очень много, и дали им камокановое платье и лошадь. Этот город стоит на равнине и лиги на две вокруг него тянутся сады, виноградники, дома и водопроводы. В четверг вечером они уехали оттуда и ночевали в Чакатайских палатках, которые стояли на равнине на берегу реки. Эти Чакатаи имеют особые льготы от царя: они могут ходить везде где хотят со своими стадами, пасти их, сеять, и жить где хотят и зимою и летом; они свободны и не платят податей царю, потому что служат ему на войне, когда он их призовет. И не думайте, чтобы они оставляли где-нибудь своих жен, детей или стада; они берут с собою все, что у них есть, когда идут на войну или переходят с места на место. А те женщины, у которых есть маленькие дети, во время пути везут их в маленьких колыбельках перед собою на лошадях; эти колыбельки перевязаны широкими тесьмами, которые они надевают на себя и так они путешествуют со своими [221] детьми, и ездят и скачут верхом так же легко как и без них. Бедные люди возят своих детей и палатки на верблюдах, что очень неудобно для малюток, так как верблюды идут очень неловко. И не только те, которые попадались по дороге, кочуют по полям, а еще очень многие кроме них; потому что когда мы где-нибудь, где проходили, встречали их, то с одной стороны и с другой видно было их еще много, на целую лигу или на две, и нам приходилось идти промежду этого народа сутки и больше, и все мы не могли выбраться из него. Возле городов и местностей где есть вода и луга мы тоже находили их так много, и они были такие загорелые, что казалось, точно они вышли из ада, и их было так много, что не было видно конца. Эта земля была очень плоская и очень жаркая, и поэтому войско, которое шло за царем, по большей части шло ночью; и отдохнувши несколько дней в каком-нибудь месте, где находило воду или траву, сейчас шло опять дальше за царем. В этих Чакатайских палатках посланники пробыли до ночи, а ночью уехали. На другой день в пятницу около полудня они были у одного селения, [222] где пообедали и отдохнули во время жара; а ночевать приехали в один большой город, имя которого позабылось; это был большой город, с обширною окружностью; прежде у него были стены, а теперь они уже разрушились; большая часть его была пуста; в нем были большие здания и мечети. Они пробыли в этом городе тот день когда приехали; а на другой день, в субботу, посланникам дали камокановое платье и оказали им большие почести. В эту субботу они уехали оттуда на хороших, свежих лошадях, которых им дали на дорогу и они остановились ночевать в Чакатайских палатках. На другой день в воскресенье уехали оттуда; и был такой сильный ветер, что людей едва. не сбрасывало с лошадей, и он был такой жаркий, точно огонь. Дорога шла по пескам и ветер поднимал песок и нес его с одного места на другое и заносил дорогу и людей. В этот день они несколько раз сбивались с пути; и рыцарь, который их провожал, послал назад в палатки за человеком, который показал бы им дорогу. По воле Божьей они приехали в одно хорошее селенье, по имени Алибед, и там пробыли все жаркое время, пока не утих ветер. [223] К ночи они приехали в другое селенье, которое называется Ушь, и когда лошади поели овса, отправились, и всю ночь были в пути между маленькими селеньями и множеством садов.

CI. На другой день, в понедельник, восемнадцатого августа, они приехали в город, который называется Балх. Это очень большой город, окруженный очень широким земляным валом, так что в ширину вала было около тридцати шагов: но этот вал был проломан в нескольких местах. Город разделялся на три отделенья валами, которые шли вдоль и пересекали его с одного конца до другого. Первое отделенье, которое находилось между первым и вторым валом, было пустое и там никто не жил; там было посеяно много хлопчатника; во втором отделении живут люди, но население не очень густо; а в третьем отделении очень много жителей; и хотя большая часть городов, которые мы встречали, была без стен, у этого стены были очень хорошие. В этом городе посланникам оказали большие почести и принесли им много мяса [224] и вина и кроме того дали им камокановое платье и лошадь. В следующий вторник они уехали оттуда и ночевали около одного селенья, в среду обедали и отдыхали во время жара в одном пригороде, а ночевали в поле.

CII. В следующий четверг, двадцать первого числа августа месяца, приехали к большой реке, которая называется Виадме; это другая река, которая выходит из рая, и она шириною будет около лиги. Она идет по очень ровной земле, но течет удивительно скоро, и все таки мутная; зимою она делается меньше, потому что вода на горах замерзает, и снег не тает; когда же наступает апрель месяц, она начинает прибывать и четыре месяца сряду прибывает; потом начинает уменьшаться и возвращается к обыкновенному своему состоянию; это от того, что весною тает и распускается снег. Прошлою весною, говорили нам, она так прибыла, как никогда в прежнее время не прибывала: дошла до одного селенья, которое лежит на расстоянии двух третей лиги от нее, вошла в селенье, разрушила много домов и принесла много вреда. Эта река спускается с меньшей вершины гор той [225] страны и течет по степям Самаркандской земли, входит в землю Татарскую и впадает в море Баку. Эта река отделяет царство Самаркандское от Хорасанского.

CIII. Царь Тамурбек, покоривши царство Самаркандское, которое находится по ту сторону реки, захотел перейти на эту сторону, чтобы завоевать царство Хорасанское; и приказал сделать на этой реке большой деревянный мост на лодках; когда он перешел через него со своими людьми, он приказал разрушить этот мост; а теперь, воротившись в Самарканд, опять велел сделать его, чтобы перейти со своим войском; по этому мосту перешли и посланники. Говорят, что он приказал, как только перейдет его войско, сейчас разрушить мост. Этот мост не доходит с одного берега до другого, а начинается с одной стороны, идет довольно долго, до тех пор, пока лошади и стада могут перейти в брод, а оттуда дальше уже нет моста. Там, возле этой большой реки, на равнине сражался Александр с Пором, царем Индийским, когда разбил его. В этот четверг, когда посланники приехали к этой большой реке, они [226] переехали и на другой берег ее. И в этот же самый четверг, когда они приехали к этой большой реке, вечером они были уже в большом городе, который называется Термит; прежде он принадлежал к Малой Индии, а теперь принадлежит к царству Самаркандскому, потому что его завоевал Тамурбек. За этой рекой начинается Самаркандское царство. Страна этого Самаркандского царства называется Могалия, а язык его называется Мугальский; этого языка не понимают на этой стороне реки, потому что все говорят по Персидски и понимают друг друга, так как между здешним языком и Персидским мало разницы. Письмен же, которые употребляют Самаркандцы по ту сторону реки, не разбирают и не умеют читать те, которые живут по сю сторону; эти письмена называются Могали, и при царе есть несколько писцов, которые читают и умеют писать этими письменами Могали. Земля этого царства Самаркандского очень населена и почва очень плодородна и всем богата. При этой большой реке есть обычай, который царь приказывает соблюдать, что когда царь перейдет с одного ее берега на другой, сейчас ломают мост и после него никто не смеет пройти [227] по этому мосту. Через реку ездит лодка и перевозит народ с одной стороны на другую; но никто не смеет и никого не пропускают переезжать в лодках из Самаркандского царства сюда, кто не покажет грамоту с обозначением откуда он и куда отправляется, хотя бы он был из соседства; а кто хочет переехать в царство Самаркандское, тот переезжает, не показывая никаких грамот. При этих лодках царь определил большую стражу и она собирает большую пошлину с переезжающих. Стража эта поставлена у реки вот для чего: царь перевез в Самаркандскую землю много пленных изо всех завоеванных им стран для того, чтобы населить ее, потому что он много делает, чтобы ее хорошо населить и возвеличить; и (стража должна стеречь), чтобы они не убегали и не ворочались в свои земли. И даже в то время как ехали посланники, они встречали в Персидской и Хорасанской земле людей, которые, по поручению царя, если находили где-нибудь сирот и безродных людей или бедных мужчин и женщин, у которых не было ни дома, ни имущества, сейчас силою брали их и отводили в Самарканд, чтобы они поселились там: кто вёл корову, кто [228] барана или двух овец, или коз; а управления тех мест, куда они приходили, кормили их по приказанию царя; и таким образом, говорят, царь привел в Самарканд добрых сто тысяч человек, если не больше. Этот город Термит, куда в этот день приехали посланники, был город большой и очень населенный; он не был окружен никакой оградой, и вокруг него было много садов и воды. Больше ничего не могу сказать вам об этом городе кроме того, что вошедши в него, мы ехали так долго, что приехали в свое помещение совсем раздосадованные; и все время ехали по площадям и многолюдным улицам, где продавали разные разности. В этом городе посланникам оказали много почестей, дали им все что нужно и поднесли платье из шелковой ткани. В этот город приехал также один царский гонец, который был прислан к посланникам; он сказал им, что царь приказал приветствовать их и прислал узнать, как они едут, и каково им было в дороге, хорошо ли с ними обходились, и скоро ли они будут. Когда этот гонец уезжал от них, они дали ему камокановое платье; также дали флорентиновое платье тому рыцарю, которого царь [229] прислал к ним первого и который ехал с ними; так же сделал и посланник Вавилонского султана, который ехал с ними. Кроме того второму рыцарю, которого прислал царь, они дали лошадь; потому что у них есть обычай давать что-нибудь в честь царя тому, кто едет куда-нибудь от царя, и соблюдать обыкновение получать подарки; по количеству того, что дают в честь царя, судят об их щедрости; и этим они очень хвалятся.

CIV. В следующую пятницу, двадцать второго числа августа месяца, после обеда посланники уехали оттуда и остановились ночевать в поле около большого дома. На другой день в субботу они шли по большим равнинам между многими и хорошо населенными селеньями, и приехали в одно селение, где им подали все, что им было нужно. В следующее воскресенье они обедали в большом доме, в котором останавливается царь, когда проходит через эти места; там им дали много мяса, плодов, вина и много дынь, которые в этой местности очень велики, хороши и обильны. Обыкновенно, когда дают фрукты, то привозят их множество [230] и бросают на землю перед посланниками. В тот же день они уехали оттуда и ночевали в поле возле одной реки. На другой день, в понедельник они обедали у подошвы одной высокой горы, где был построен прекрасный дом, сделанный крестообразно, украшенный очень хорошею работою из кирпичей, со множеством разводов и составленных, и нарисованных, и с узорами из разноцветных изразцов. Эта гора очень высокая, и в этом месте есть проход, которым можно пройти сквозь гору по трещине; и кажется, точно он проделан человеческими руками; потому что с обеих сторон поднимаются очень высокие горы, а проход ровный и очень глубокий. Посреди этого горного прохода стоит селение, а над ним очень высоко поднимается гора. Этот проход в горах называется Железные ворота, и во всей этой цепи гор нет другого прохода кроме этого; он защищает Самаркандское царство, так как со стороны малой Индии нет другого прохода кроме этого, чтобы войти в царство Самаркандское; и точно так же жители Самаркандского царства не могут пройти [231] в Индию иначе как через этот проход. Эгими Железными воротами владеет Тамурбек, и они приносят ему большой доход, потому что через них проходят купцы, идущие из Малой Индии в Самаркандское царство и в земли ниже его. Тамурбек кроме того владеет другими Железными воротами, которые находятся возле Дербента, в конце провинции Татарии и ведут к городу Кафе, который тоже находится в проходе посреди высоких гор, между провинцией Татарией и землей Дербентской, на пути к морю Баку или Персии; и жителям провинции Татарии, когда они хотят пройти в Персию или в эту землю к Самарканду, нет другого прохода, кроме этого. От одних Железных ворот до других будет тысяча пятьсот лиг, если не больше. Посудите, какой великий царь тот, который владеет, как Тамурбек, этими двумя Железными воротами и всей землей, что находится между ними; потому что он владеет и Дербентом, и Дербентские Железные ворота приносят ему большой доход ежегодно. А Дербент очень большой город и к нему принадлежит также очень обширная [232] земля. Первые Железные ворота, которые ближе к нам, называются Железными воротами у Дербента; а другие, дальние называются Железными воротами у Термита; они граничат с землей Малой Индией. В этом доме посланникам подарили лошадь; в этой земле лошади очень славятся своей выносливостью. Горы, в которых находятся Железные ворота, не покрыты лесом; говорят, что прежде в этом проходе от горы к другой были ворота все покрытые железом, и никто не смел пройти в них без позволения. В тот же день они уехали оттуда и ночевали на открытом воздухе, на верху холма. На следующий день они обедали и отдыхали в Чакатайских палатках, на берегу одной реки, а вечером поехали и ночевали на верху цепи гор; в полночь они уехали оттуда и обедали и отдыхали в одном селении; тут умер один слуга магистра Фра Альфонса Паеса, который был болен.

CV. На другой день, в четверг, двадцать восьмого числа августа месяца, во время обедни приехали к большому городу, который называется Кешь. Этот город стоял на [233] равнине; со всех сторон вокруг него проходило много ручьев и каналов и он был окружен множеством садов и домов. Окрестности его были ровные, многолюдные, было видно много селений, лугов и воды, и казалось, что земля должна быть очень красива летом; равнины были засеяны хлебом, который орошался водою, и покрыты виноградниками, хлопчатниками, дынными огородами и множеством плодовых садов. Город был окружен земляным валом и глубоким рвом, и при входах были подъемные мосты. Из этого города Кеша был родом царь Тамурбек, и отсюда же был и его отец. В этом городе было много больших домов и мечетей, в особенности одна мечеть, построенная Тамурбеком, которая даже еще не была кончена; в ней была большая часовня, в которой был похоронен отец Тамурбека; кроме того еще другая часовня, которую Тамурбек приказал построить для себя, чтобы быть там похороненным; и она не была еще кончена. Говорят, что когда он проходил там, с месяц тому назад, он остался недоволен этой часовней, потому что дверь была низка, и велел ее переделать; теперь над нею [234] работают мастера. Кроме того в этой мечети был похоронен первый сын Тамурбека, которого звали Янгир. Эта мечеть и часовни ее очень богаты и великолепно отделаны золотом, лазурью и изразцами; при ней есть большой двор с деревьями и водоемами. В эту мечеть по приказанию царя каждый день дается двадцать вареных баранов в память душ его отца и сына, которые лежат там. Как только посланники приехали в этот город, сейчас их повезли в эту мечеть, принесли им туда много мяса, плодов и стали их угощать; а когда они пообедали, повезли в большой дворец, где им было назначено помещение. На другой день, в пятницу, посланников повезли смотреть большой дворец, который строился по приказанию царя; говорят, что уже двадцать лет в нем работали каждый день; и даже теперь работало много мастеров. В этом дворце был очень длинный вход и очень высокие ворота, и сейчас у входа по правую и по левую руку были кирпичные арки, покрытые изразцами, разрисованными разными разводами. Под этими арками были в роде маленьких комнат без дверей, и пол в них [235] покрыт изразцами: это было сделано для того, чтобы тут сидели люди во время пребывания царя. Сейчас за этим была другая дверь и за нею большой двор, вымощенный белыми плитами и окруженный богато отделанными галереями. Посреди двора стоял большой водоем. Двор был шагов триста в ширину, и через него входили в большой дом, в котором была очень высокая и широкая дверь, украшенная золотом, лазурью и изразцами, очень красивой работы. По средине над дверью был изображен лев, положенный на солнце; по краям точно такое же изображение; это герб царя Самаркандского. И хотя говорят, что этот дворец строится по приказанию Тамурбека, однако я думаю, что его начал строить прежний царь Самаркандский; потому что этот герб, солнце и лев, изображенный на нем, есть герб царя Самаркандского; а герб Тамурбека — три круга в роде 0, расположенные таким образом: [236]

Это значит, что он царь трех частей света. Этот герб он приказывает делать на монетах и на всех вещах, которые делаются по его приказанию; и поэтому я думаю, что другой царь прежде Тамурбека начал строить этот дворец. Эти же круги в роде 0 находятся на царских печатях, и он приказывает, чтобы те народы, с которых он берет дань, тоже выбивали их на своих деньгах. Из этой двери входишь прямо в приемную комнату, построенную квадратом, стены которой были разрисованы золотом и лазурью и (отделаны) полированными изразцами; а потолок весь позолочен. Отсюда посланников привели в верхний этаж, так как весь дом был раззолочен, и там показали им столько отделений и покоев, что было бы очень долго рассказывать: в них отделка была золотая, лазоревая и других разных цветов удивительной работы, и даже в Париже, где есть искусные мастера, эта работа считалась бы очень красивой. Потом им показали комнаты и покои, которые были назначены для пребывания самого царя и жен его; в них была необыкновенная и богатая отделка на стенах, на потолке и на полу. Над этим дворцом работало много разных мастеров. После этого [237] посланников повели смотреть палату, которую царь назначил для того, чтобы сидеть и пировать со своими женами, очень обширную и роскошную; перед нею был большой сад со многими тенистыми и разными фруктовыми деревьями; в нем было много водоемов и искусственно расположенных лугов; и при входе в этот сад было такое обширное пространство, что много народу могло бы с наслаждением сидеть тут в летнее время у воды и под тенью деревьев. Так роскошна работа этого дворца, что для того, чтобы хорошо все описать, нужно ходить и осматривать все понемногу. Этот дворец и мечеть принадлежат к самым великолепным зданиям, какие царь до сих пор построил. И он построил их здесь в честь своего отца, потому что его отец был здесь похоронен, и он сам был родом отсюда. И хотя он родился в этом городе, однако не принадлежал к тому племени, которое здесь живет, а был из племени, называющегося Чакатаи; они по происхождению Татары, и пришли в эту землю из Татарии, когда в прежнее время Татары покорили ее и стали над нею властвовать, как [238] это будет вам после рассказано; и отсюда они получили название Чакатаи.

CVI. Отец Тамурбека был знатный человек из рода этих Чакатаев, но он был не богат и у него было не больше трех или четырех всадников, и жил он в одном селении около этого города Кеша, потому что их знатные люди больше любят жить в селениях и в поле, чем в городах. У этого самого сына его в начале было только столько, чтобы содержать самого себя, да четырех или пятерых всадников. Это я вам пишу, как оно было рассказано посланникам в этом городе и в других местах с ручательством за верность. Говорят, что он с помощью своих четырех или пяти слуг начал отнимать у соседей, один день барана, другой день корову, и когда это ему удавалось, он пировал со своими людьми. Частью за это, частью за то, что он был человек храбрый и доброго сердца и хорошо делился тем, что у него было, собрались к нему другие люди, так что наконец у него было уже триста всадников. Когда их набралось столько, он начал ходить по [239] землям и грабить и воровать все что мог для себя и для них; также выходил на дорогу и грабил купцов. Известия о том, что он делал, дошли до Самаркандского царя, который владел этой землей, и он приказал убить его, где бы его ни нашли. При дворе царя жило несколько Чакатайских рыцарей из его рода; они так хлопотали за него перед царем, что он его простил и позволил привезти его и определить ко двору. Из этих рыцарей, которые выхлопотали ему прощенье, двое теперь живут у него; одного зовут Омар Тобар, а другого Каладай-Шек; он сделал их важными лицами и владетелями больших имений. Рассказывают, что в то время как он жил у Самаркандского царя, царя так вооружили против него, что он хотел приказать убить его; но кто-то предупредил его об этом, и он бежал со всеми своими людьми и принялся грабить по дорогам. Однажды он ограбил большой караван купцов и взял порядочную добычу. После этого он пошел в одну землю, которая называется землей Систанской, и награбил там баранов, лошадей и всего что попалось, так как эта земля очень богата стадами; в то время у него было уже около [240] пятисот всадников. Узнавши об этом, жители Систана собрались против него. В одну ночь он напал на стадо баранов, и в это время пришли Систанцы, бросились на него и на его людей, многих убили, а его свалили с лошади, ранили его в правую ногу, от чего он остался хромым, также в правую руку, от чего он лишился двух маленьких пальцев, и оставили его, считая мертвым. Он поднялся как мог, и добрался до палаток каких-то людей, которые кочевали в поле. Оттуда он после ушел, вылечился и снова стал собирать своих людей. Этого царя Самаркандского не любили его подданные, особенно простой народ и горожане и некоторые знатные люди. Стали говорить Тамурбеку, чтобы он убил царя и что ему дадут власть, и дело дошло до того, что раз, когда царь ехал в один город недалеко от Самарканда, Тамурбек бросился и напал на него; он убежал в горы и просил одного человека, чтобы тот его укрыл и вылечил, обещая обогатить его за это, и сейчас же дал ему кольцо, которое было у него на руке, и которое стоило очень много. Этот человек, вместо того, чтобы его [241] укрыть, сказал об нем Тамурбеку; а тот сейчас же пришел и убил его. Потом он пошел на город Самарканд, взял его, сделался в нем царем и женился на жене царя. И теперь она считается его главной женой и называется Каньо, т. е. великая царица или великая императрица. После того он покорил царство Хорасанское, воспользовавшись враждой между двумя братьями, владевшими этим царством и привлекши на свою сторону народ. Таким образом он соединил два царства: Самаркандское и Хорасанское; с этого он и начал. Один из тех, которые присоединились к Тамурбеку и помогали ему с тех пор, как только он начал возвышаться, был Чакатай из его рода, и принадлежал к самым доблестным из его сподвижников. Он женил его на своей сестре и сделал его важным вельможей и поставил над многими. У него родился сын, который называется Янса Мирасса и который теперь самый приближенный у царя, владетель обширных земель и многих людей, начальник царского войска, в роде коннетабля, так что, кроме царя, никто не имеет столько власти над войском как он, и народ и царское войско довольны им. [242]

CVII. Причина, по которой Татары пришли в эту землю и назвались Чакатаями, вот какая. Уже очень давно был в Татарии царь, родом из Татарского города по имени Дорганчо, т. е. сокровище мира. Этот царь владел обширною землею, которую завоевал, и, умирая, оставил четырех сыновей, которых звали, одного Габуй, другого Чакатай, третьего Езбек, а четвертого Чаркас; все были сыновья одной матери. Перед смертью отец разделил свои земли и дал каждому по части: сыну, которого звали Чакатай, он оставил царство Самаркандское и еще другую землю. Он завещал всем четырем братьям быть заодно и не враждовать, говоря, что в тот день, как между ними будет несогласие, они погибнут. Этот Чакатай был человек горячий, храбрый и мужественный. Между братьями началась зависть, потом пошли несогласия и они принялись воевать друг с другом. Когда Самаркандцы узнали об этом несогласии, они возмутились против него, убили его и многих его людей и поставили царя из своего племени. После этого Чакатая осталось в этой земле много людей, у которых были [243] именья и дома, где они жили. Когда их царь был убит, то тамошние люди стали называть этих оставшихся Татар Чакатаями; отсюда и получили они это имя. Из этого рода Татар Чакатаев, что остались там, вышел Тамурбек и другие Чакатаи, которые служат ему; и многие жители Самаркандской земли, хоть они вовсе не Чакатаи, приняли теперь это имя, потому что Чакатаи стали теперь очень знамениты.

CVIII. Посланники остались в этом городе Кеше тот четверг, когда туда приехали, и пятницу до вечера; а вечером отправились и ночевали в одном селении. На другой день, в субботу, тридцатого числа августа месяца, они обедали в одном большом доме, принадлежавшем царю; этот дом стоял на равнине, на берегу реки, посреди большого и очень красивого сада. Потом они уехали оттуда и ночевали в одном большом селении, по имени Месер, от которого оставалось еще полторы лиги до Самарканда. Рыцарь, который сопровождал посланников, сказал им, что хоть они в тот же день могут поехать в город Самарканд, однако он не повезет их туда, [244] не давши знать царю; что он пошлет к нему своего человека, известит его, что они приехали; и в ту же ночь его человек отправился с этим известием. На другое утро он воротился с приказом: царь велел рыцарю взять посланников и посланника Вавилонского султана, который ехал вместе с ними, отвезти их в сад, бывший возле этого селенья и ждать там, пока он пришлет сказать, что делать.

CIX. В воскресенье утром, тридцать первого числа августа месяца, посланников привезли в этот сад. Он был окружен глиняным валом и окружность его была вокруг вала в добрую лигу. В нем было много фруктовых деревьев разного рода кроме лимонных и цитронных; было в нем шесть водоемов, и по средине шел поток воды, проходивший по всему саду. От этих водоемов от одного к другому шли точно дороги из высоких, больших и тенистых деревьев; посреди этих дорог поднимались точно ходы на возвышении, которые проходили по всему саду; от этих дорог шли другие вкось, так что по ним можно было ходить и осматривать весь сад; а [245] от этих дорог шли еще другие. Был высокий земляной холм, насыпанный руками, ровный на верху, окруженный деревянными кольями. Посреди него стоял прекрасный дворец со множеством комнат, очень богато отделанных золотом и лазурью и полированными изразцами. Этот холм, на котором стоял этот дворец, был окружен глубоким рвом, полным водой, так как в него постоянно падает большой поток воды. Чтобы войти на этот холм, где стоял этот дворец, было два моста, один с одной стороны, а другой с другой; по ту сторону мостов было две двери, а потом лестница, по которой поднимались наверх этого холма, так что этот дом был крепостью. В этом саду были олени, которых царь велел напустить туда, и много фазанов. Из сада был вход в большой виноградник, тоже окруженный глиняным валом, такой же большой, как и сад; около вала вокруг виноградника шел ряд высоких деревьев, которые казались очень красивы. Этот дом с садом называется Талисиа, а на их языке Кальбет. В этом саду посланникам было дано много мяса и всего что им было нужно. Они приказали [246] поставить на лугу возле водоема палатку, которую везли с собою, и там стали ждать.

В четверг, четвертого числа сентября месяца, приехал в этот сад один рыцарь, родственник царя, который сказал посланникам, что царь занят теперь отправлением посланников царя Тортамыша, и что поэтому он еще не принял их; но чтобы они не скучали и могли рассеяться, он посылает его к ним и к посланнику султана, устроить праздник и дать пир в тот же день. Привезли много баранов, сварили их и приготовили, изжарили лошадь, приготовили рис разным способом, привезли много плодов, и подали им обедать; а когда они кончили, то рыцарь подарил посланникам две лошади, камокановое платье и шапку. Посланники остались в этом саду с воскресенья, последнего дня августа, до понедельника, восьмого числа сентября месяца. В этот день царь прислал за ними, потому что, по своему обычаю, он принимает посланников только по прошествии пяти или шести дней, и чем важнее посланники, которые к нему приезжают, тем дольше он их не принимает. [247]

CX. В этот день, в понедельник восьмого сентября, посланники выехали из того сада и дома, где жили, и отправились в город Самарканд. Оттуда до города шла равнина, покрытая садами, домами и площадями, где продавались разные вещи. Около третьего часа приехали они в большой сад с домом, где находился царь; это было вне города. Как только они приехали, их ввели в один дом, который стоял вне того сада, и к ним явились два рыцаря; сказали, чтобы они дали те подарки, что привезли царю, что они их приведут в порядок и передадут людям, которые отнесут их к царю; что таково приказание мирасс, приближенных к царю. Посланники должны были дать привезенные ими вещи этим двум рыцарям: те передали их на руки людям, которые должны были снести их в порядке к царю; и отдавши, они сами пошли с ними. То же самое должен был сделать и посланник султана с подарком, который он привез. Как только понесли эти вещи, посланников взяли за руки и повели. Входная дверь в этот сад была очень широкая и высокая, превосходно отделанная [248] золотом, лазурью и изразцами; у этой двери стояло много привратников, вооруженных палицами, так что никто не смел подойти к двери, хотя бы было и много народу. Вошедши, посланники сейчас же увидали шесть слонов, на которых были поставлены деревянные беседки с двумя знаменами на каждом; на верху их сидели люди, которые заставляли слонов делать представления перед народом. Их повели дальше и они увидали людей, которые несли те вещи и подарки, что они дали, и держали их на руках хорошо разложенные. Потом посланников заставили пройти вперед подарков и подождать немного; затем прислали сказать, чтобы они шли. Все время они шли с теми двумя рыцарями, которые вели их под руки и с ними же был и посланник, посланный от Тамурбека к королю Кастилии; над ним смеялись все, кто его видел, потому что он был одет по Кастильски. Их привели к одному старому рыцарю, который сидел на возвышении; это был сын сестры Тамурбека, и они поклонились ему; потом их подвели к маленьким мальчикам, которые сидели на возвышении; это были внуки царя, и им они [249] тоже поклонились. Тут у них спросили письмо, которое король посылал Тамурбеку, и они дали его; его взял один из этих мальчиков, как сказали, сын Миаша Мирассы, старшего сына царя; эти три мальчика тотчас же встали и понесли письмо к царю; потом сказали посланникам, чтобы они шли. Царь находился точно как будто на крыльце перед входной дверью в прекрасный дом, там стоявший; он сидел на возвышении, поставленном на земле, и перед ним был Фонтан, который бил вверх, а в Фонтане были красные яблоки. Царь сидел на маленьком матрасе из вышитой шелковой материи, а локтем опирался на круглую подушку. На нем была надета одежда из шелковой материи, гладкой без рисунка, а на голове высокая белая шапка с рубином на верху, с жемчугом и драгоценными камнями! Как только посланники увидели царя, они поклонились ему, преклонивши правое колено и сложивши руки крестом на груди; потом подошли ближе и поклонились снова; потом поклонились еще раз и остались с преклоненными коленами. Царь приказал им встать и подойти ближе. Рыцари, которые держали [250] их под руки, оставили их, потому что сами не смели подойти ближе; и три мирассы, стоявшие у царского места, самые приближенные из всех, которых звали одного Шамелак Мирасса, другого Борундо Мирасса, а третьего Норадин Мирасса, подошли, взяли посланников под руки, подвели их к царю и поставили всех рядом на колена. Царь сказал, чтобы они подвинулись ближе для того, чтобы рассмотреть их хорошенько, потому что он не хорошо видел и был уже так стар, что почти не мог поднять веки; он не дал им поцеловать руки, потому что у них нет этого в обычае и они никакому великому царю не целуют руки; а не делают этого оттого, что имеют о себе очень высокое мнение. После этого царь обратился к ним с вопросом: «Как поживает король мой сын? Каковы его дела? Здоров ли он»? Посланники отвечали ему и изъяснили вполне свое посольство; и он выслушал все, что они хотели сказать. Когда они кончили, Тамурбек обратился к рыцарям, сидевшим у ног его, из которых один был, говорят, сын царя Тохтамыша, бывшего царем в Татарии; другой был [251] из рода царей Самаркандских, а прочие были важные лица из рода самого царя; и сказал им: «Посмотрите на этих посланников, которых посылает мне сын мой, король Испанский, первый из всех королей, какие есть у Франков, что живут на конце света. Они в самом деле великий народ; и я дам мое благословение королю моему сыну. Довольно было бы, если бы он прислал вас только с письмом, без подарков; потому что я так же рад был бы узнать об его здоровье и состоянии, как и тому, что он присылает мне подарки». Письмо, которое король прислал ему, внук царя держал высоко перед ним; магистр Богословия сказал через переводчика, что это письмо, которое ему прислал его сын король, никто не сумеет прочесть кроме него, и что когда ему угодно будет прослушать его, он его прочтет. Тогда царь взял письмо из рук своего внука, развернул его и сказал, что если бы он захотел прочитать его сейчас. Магистр отвечал, что если его милости будет угодно (он готов). Царь сказал, что после он пришлет за ним, что они будут тогда одни на досуге в отдельной комнате, и там он прочтет и скажет, чего они хотят. Потом их подняли, повели и [252] посадили на возвышении, которое стояло по правую руку царя Мирассы, которые вели их под руки, посадили их ниже посланника, присланного Тамурбеку царем Чаисханом владетелем Катая, которого он прислал для того, чтобы требовать дани, что он ежегодно платил. Когда царь увидал, что посланники сидят ниже посланника Катайского царя, он приказал сказать, чтобы их посадили выше, а того ниже их. Как только их посадили, подошел один из царских мирасс и сказал Катайскому посланнику, что царь приказывает, чтобы посланники его сына, Испанского короля, который был его другом, сидели выше его, а он, посланник разбойника и злого врага его, чтобы сидел ниже их; что, если Богу будет угодно, он собирается скоро его повесить, чтобы он не смел в другой раз являться с таким посольством. С этих пор на всех праздниках и пирах, какие давал царь, их всегда усаживали в этом порядке. Объявивши это, сказали переводчику, чтобы он передал посланникам, что царь делает для них. Этот [253] Катайский царь называется Чуйсхан, т. е. царь девяти царств; а Чакатаи называют его в насмешку Тангус, то есть царь Свинья. Он владеет обширною землею, и прежде Тамурбек платил ему дань, а теперь не хочет больше платить. Когда усадили в порядке посланников и многих других посланников, которые приехали туда из разных стран, и много других людей, подали баранину вареную, соленую и жареную и кроме того жареную конину. Эту конину и баранину когда приносили, клали на большие круглые золоченые кожи, с ручками, за которые их собирали, чтобы уносить. Когда царь потребовал мяса, слуги, которых было много, потащили эти кожи к нему, потому что нести их нельзя было, и на них было, наложено столько мяса, что они совершенно разрывались. Когда они были шагах в двадцати от царя, явились резатели, чтобы разрезать мясо и стали на колена перед кожами; на них были надеты передники, а на руках кожаные рукава, чтобы не запачкаться. Они взяли это мясо и начали резать его на куски и класть в чашки золотые, серебряные и даже глиняные муравленые, и еще в [254] другие, которые называются Фарфоровыми и очень ценятся и дорого стоят. Самое почетное блюдо, что они приготовили, было целые лошадиные окорока от спины, но без ног; их они наложили на десять золотых и серебряных блюд; туда же положили бараньи окорока с верхними частями ноги, но без икр; в эти же блюда положили круглые куски лошадиных почек величиною в кулак и целые бараньи головы; потом таким же образом приготовили много других блюд, и когда сделали столько, что было довольно, поставили их рядами одни перед другими. Тогда пришли люди с чашками бульону, положили в него соли и дали ей распуститься, а потом налили его немного на каждое блюдо как соус; затем взяли тонкие хлебные лепешки и, сложивши в четверо, положили сверх мяса на этих блюдах. Когда это было сделано, мирассы и приближенные царя и другие знатные люди, которые там были, взяли эти блюда по двое и по трое, потому что один человек ее мог бы их снести, и поставили их перед царем, перед посланниками и рыцарями, которые там были; а царь прислал посланникам два блюда из тех, что были поставлены перед ним, чтобы сделать [255] им честь. Только что подали это мясо, сейчас же его приняли и подали другое. У них есть такой обычай, чтобы мясо, которое тут им подают, отсылать к ним домой, и если этого не сделать, то это считается большим оскорблением; этого мяса принесли столько, что на удивленье. Кроме того есть обычай, когда принимают мясо от посланников, то отдают его унести их людям, и столько этого мяса наставили пред людьми посланников, что если бы они захотели взять его, им бы хватило на полгода. Когда вареное и жареное было убрано, подали много соленой баранины и сосисок и других блюд, приготовленных разным образом. После того подали много плодов, дынь, винограду и персиков; и дали пить из золотых и серебряных кринок или кувшинов кобылье молоко с сахаром, очень вкусное питье, которое они приготовляют на летнее время. По окончании пира, перед царем прошли люди, державшие в руках подарки, которые ему прислал король, и также подарки, присланные Вавилонским султаном; кроме того провели перед царем почти триста лошадей, которых он [256] получил в тот день в подарок. Когда это было кончено, посланников подняли и увели, и приставили к ним рыцаря, чтобы заботиться об них и стараться, чтобы у них было все что им нужно. Этот рыцарь был главный царский привратник. Он отвез их и посланника султана в помещение, которое было близко от того дома, где жил царь и при котором был сад и много воды в нем. Когда посланники уехали от царя, он приказал принести себе подарки, которые ему прислал король, принял их и остался ими очень доволен. Ескарлатами он, сейчас же разделился со своими женами и особенно со своей главной женой, которую звали Каньо и которая была с ним в этом саду. Подарка же, который ему прислал султан, и других, которые ему поднесли в этот день, он не принял и их возвратили тем людям, чтобы они их спрятали; они взяли и берегли их три дня, пока царь не прислал взять их; потому что такое у него обыкновение, чтобы не принимать подарков до третьего дня. Этот дом и сад, где царь принял посланников, называется Диликаша, и в этом саду было поставлено [257] много палаток, шелковых и разных других. Царь остался тут в этом доме с садом до следующей пятницы, а в пятницу уехал оттуда и отправился в другой очень богатый дом с садом, который он тогда строил, и который назывался Байгинар.

CXI. В следующий понедельник, пятнадцатого числа сентября месяца, царь отправился из этого дома с садом в другой, который был чрезвычайно красив. У этого сада были высокие и красивые ворота, сделанные из кирпича и отделанные изразцами, лазурью и золотом на разные лады. В этот день царь приказал устроить большой праздник и пригласить посланников, много мужчин и женщин, его родственников и других гостей. Этот сад очень велик; в нем было много деревьев и плодовых, и других, которые дают тень; в нем были дорожки и ходы, окруженные забором, по которым ходили люди. В саду было раскинуто много палаток и навесов из цветных ковров и других из разноцветных шелковых тканей, вышитых вставленными кусками и другим обыкновенным способом. Посреди сада стоял очень красивый дом, [258] построенный крестообразно и украшенный богатыми занавесями. В самом доме было три точно алькова, чтобы поставить постели или возвышения, и пол и стены были покрыты изразцами; как входишь, прямо был самый большой из этих альковов и в нем стоял серебряный позолоченный стол высотою в человеческий рост, а шириною локтя три; перед ним стояла постель из маленьких матрасов из камокана и из других шелковых тканей, вышитых золотом, положенных один на другой на полу; тут садился царь; стены были убраны занавесями из шелковой ткани розового цвета. Эти занавеси были отделаны серебряными позолоченными бляхами с изумрудами, жемчугом и другими каменьями очень хорошо вставленными. С верху их висели вниз куски шелковой ткани, шириною в пальмо, доходившие до низу, и отделанные так же как и занавеси; а от этих кусков висели шелковые разноцветные кисти, и когда их касался ветер, они качались в разные стороны, что было очень красиво. Перед дверью в этот альков, которая была в форме арки, была такая же занавесь, так же отделанная, висевшая на палках в роде копий, а от них висели [259] шелковые шнурки с большими кистями, которые доходили до земли. Другие альковы были убраны другими подобными занавесями, а на полу были ковры и рогожки. Посреди этого дома перед дверью стояли два золотых стола, каждый на четырех ножках; и столы и ножки составляли одно целое: они были длиною каждый пальмов в пять, а шириною пальма в три; на них стояло семь золотых кувшинов, два отделаны крупным жемчугом, изумрудами и бирюзою, которые были вправлены в них с внешней стороны, и у каждого из них возле отверстия был рубин. Кроме того было шесть круглых золотых чашек; одна из них была отделана с внутренней стороны крупным, круглым и светлым жемчугом, а по средине был вправлен рубин, шириною в два пальца и настоящего хорошего цвета. На этот праздник от имени царя были приглашены посланники. Когда их приехали приглашать туда, где они жили, с ними не было их переводчика и они стали ждать его; когда же приехали, то царь уже пообедал, и приказал сказать им, что в другой раз, когда он будет приглашать их, они [260] должны приехать сейчас же, а не ждать переводчика; что в этот раз он их прощает, потому что он делает этот праздник для них, чтобы они увидели его дом и придворных и любовались всем. Царь очень разгневался на своих мирасс за то, что посланники не поспели на праздник и за то, что переводчик не был с ними и вместо него не пришли мирассы, которые управляли его домом. Послали за переводчиком и сказали ему: «Вот из-за тебя царь разгневался и был недоволен, за то что ты не был с посланниками Франков! Чтобы ты исправился и.научился быть всегда готовым к делу, мы приказываем проткнуть тебе ноздри, продернуть в них веревку и тащить тебя по всей орде, чтобы ты исправился». И не успели это сказать, как уже другие люди держали его за ноздри чтобы проткнуть; но рыцарь, который по приказанию царя привез посланников, и который был тут, стал просить чтобы его помиловали, и спас его от этого приговора. А царь послал сказать посланникам в их помещение, где они жили, что так как они не были на празднике, то он желает, чтобы они [261] получили свою часть, и прислал им пять баранов и Два больших кувшина вина. На этот праздник собралось много народу, как женщин, так и важных лиц из свиты его и много других людей.. И хотя посланники не видали ни этого дворца, ни сада, ни комнат его, однако все это видели некоторые из их людей; потому что их возили туда, чтобы они могли все видеть и всем любоваться.

CXII. В следующий понедельник, двадцать второго числа сентября месяца, царь отправился из этого дворца в другой, тоже дворец с садом. Он был окружен высокой четырехугольной стеной, и на каждом углу стояла высокая круглая башня; стена была очень высока и такой же работы, как и башни. По средине стоял большой дом, построенный крестообразно, с большим водоемом перед ним; дом был гораздо больше, чем в других садах, которые они видели до тех пор, и отделан богаче золотом и лазурью. Все эти дворцы с садами были вне города; этот назывался Багино. Здесь царь устроил большой праздник, на который были позваны посланники и собралось много народу. И на этом пире царь [262] приказал, чтобы пили вино, и пил его и сам; так как они не смеют пить его ни в обществе, ни дома без его позволения. Они дают вино прежде еды и подают его столько раз и так часто, что делаются пьяны; и для них праздник не в праздник и веселье не в веселье, если они не напьются пьяны. Те, которые подают, стоят на коленах, и как только кто-нибудь выпил чашу, сейчас подают ему другую; у них нет другого дела, как только подавать еще, когда выпьют; когда один устанет наливать, приходит другой, и только и делает, что наливает; и не думайте, что один подает многим; нет, только одному или двум, для того чтобы заставить их пить больше. А если кто не хочет пить вина, тот, говорят, оскорбляет царя, потому что все пьют по его желанию; даже делают больше: чаши наливают полные, и никто не смеет недопить; если кто не допьет, то у него не берут чаши из руки и заставляют допить; и пьют из одной чаши по одному и по два раза. А если предложат выпить вино за здоровье царя, или станут заклинать головою царя, то тогда должно выпить все и не оставлять ни одной капли. Кто делает так и больше пьет вина, [263] про того говорят, что он багадур, что у них значит доблестный человек. А кто отказывается пить и говорит, что не хочет, того заставляют насильно, хотя бы он и не хотел, В этот день, прежде чем посланники приехали к царю, он прислал к ним одного своего мирассу и с ним прислал кувшин вина и велел сказать, что он их просит выпить этого вина столько, чтобы, когда они приедут к нему, быть веселыми. По приезде к царю, их посадили так же как и в первый раз; питье продолжалось долго; потом принесли мясо; тут было много жареной конины и вареной и жареной баранины; потом соленое и много рису, приготовленного по их обычаю разным способом. Когда поели, один из царских мирасс пришел с серебряной чашей в руках, полной серебряных монет, которые они называют тага, и рассыпал их над посланниками и над другими гостями; а рассыпавши сколько хотел, взял те, что оставались в чаше и бросил их в полы посланникам. После того царь приказал одеть посланников в камокановые платья; они преклонили пред ним колена три раза по их обычаю, и он [264] приказал сказать, чтобы на следующий день они приехали обедать к нему.

CXIII. На следующий день, двадцать третьего сентября месяца, царь отправился в другой дворец с садом, который был недалеко от этого, что назывался Диликая. Здесь он дал другой пир, на который собрались многие из его царского войска, которым он велел приехать туда, так как они жили в других местах. На этом празднике были и посланники. Этот сад и дворец были очень красивы, и царь на этом пиру был очень весел и пил вино, и он сам, и все, которые были при нем. Мяса было очень много по их обычаю, конины и баранины. Когда кончил обедать, царь приказал дать посланникам камокановые платья, и потом они вернулись в свое жилище, которое было очень близко от того места, где находился царь. На этих праздниках собиралось столько народу, что, приближаясь к тому месту, где был царь, невозможно было бы идти, если бы телохранители, которые были при посланниках, не расчищали для них место; а пыли было так много, что лица и платья, все было одного цвета. Перед этими садами были обширные поля, и по [265] ним шла река и много каналов; в этих полях царь приказал поставить много палаток для себя и для своих жен, и приказал всему своему войску, которое было рассеяно на станах и полях его земли, собраться сюда, каждому на свое место, и поставить палатки, и прийти со своими женами на те праздники и свадьбы, которые он хотел устроить. Когда были поставлены палатки царя, уже всякий знал, где должен поставить свою палатку; от старшего до младшего всякий знает свое место, и все делается в порядке и без шума; и не прошло трех или четырех дней, как вокруг царских палаток стояло уже почти двадцать тысяч, и каждый день то и дело что приходили с разных мест. С этой ордой его всегда идут мясники и повара, которые продают вареное и жареное мясо, и другие люди, которые продают ячмень и плоды, и хлебники, которые ставят свои печи, месят и продают хлеб. Всяких ремесленников и мастеров какие им нужны, можно найти в орде, и все распределены по отдельным улицам. Этого мало: они везут с собою всюду, куда идет войско, бани и баньщиков, [266] которые ставят палатки, устраивают дома для железных т. е. горячих бань, с котлами внутри, в которых держат и греют воду, и все что нужно, Таким образом, когда кто приходил, то уже знал где ему быть. Царь приказал перевезти посланников в дом с садом, который был недалеко от его орды, чтобы они были поближе; этот дом с садом принадлежал царю.

CXIV. В понедельник, двадцать девятого числа сентября месяца, царь отправился в город Самарканд и остановился в одном доме, который был у самого входа в город. Этот дом царь устроил в честь матери своей жены Каньо; эта мать жены его была похоронена в часовне, которая находилась внутри этого дома; этот дом был очень богат и с большим убранством; они не имеют обыкновения делать много убранства в своих домах, но в этом было много; он еще не был окончен, и в нем работали каждый день. В этот день царь приказал устроить большой пир и велел пригласить посланников. Он приказал сделать пир в этот день, потому что хотел принять посланников, приехавших к нему из одной земли, [267] которая граничит с царством Катайским и прежде принадлежала к Катайскому царству. Эти посланники приехали в этот день туда, и они были одеты таким образом: на самом главном из них было что то в роде кафтана из меха, мехом вверх, и мех был скорее старый, чем новый; на голове у него была маленькая шапочка и шнурок на груди; шапочка была так мала, что с трудом могла влезать ему на голову на столько, чтобы не упасть с головы. И все, которые приехали с ним, были одеты в меха, иные мехом вверх, а другие внутрь, и были так наряжены, что казались кузнецами, которые только что работали железо. Они привезли царю в подарок неотделанные меха куньи, собольи, белые лисьи и соколов. Они были христиане в роде Катайских. Их посольство было для того, чтобы просить у царя, чтобы он дал им в правители и цари одного внука царя Тохтамыша, бывшего царем в Татарии и находившегося при нем. Царь в этот день долго играл в шахматы с некоторыми Заитами; Заитами называются люди, которые происходят из рода Магомета. В этот день он не [268] захотел принять подарки от этих посланников, однако их принесли к нему и он их посмотрел.

CXV. В четверг, второго октября, царь прислал к посланникам в сад, где они жили, рыцаря, который был его главным привратником; он сказал им, что царь велел передать, что он знает очень хорошо, что Франки пьют вино каждый день, но что теперь, перед ним, они не пьют в волю, когда он их угощает; поэтому он посылает его к ним, чтобы он приготовил у них пир и дал вина, чтобы они пили и ели в волю; и для того посылает им десять баранов и лошадь для угощенья и меру вина. Когда кончился этот пир, и было выпито вино, посланников одели в камокановые платья, рубашки и шапки, и привели им еще лошадей, присланных им царем в подарок.

CXVI. В понедельник, шестого числа октября месяца, царь устроил большой праздник на том месте, где стояла его орда, как они называют стан. Он приказал, чтобы все его родственники и жены, жены его сыновей и внуков, бывших там, [269] его приближенные мирассы и все его люди, которые были рассеяны по полям, собрались и оставались там, пока он прикажет. В этот день посланников привезли туда, где стояла орда. Приехавши, они увидали много прекрасных палаток, из которых большая часть стояла на берегу реки: они были очень красивы на вид и стояли очень близко одна к другой. Посланников повели по улицам, где продавались разные вещи, необходимые для войска, когда оно идет в поход. Когда они были уже близко от того места, где находились царские палатки, их поместили под навес, сделанный из белой льняной ткани, вышитой тканями других цветов; он был длинный и был поднят вверх на двух палках и на шнурках, на которые был натянут. По полю видно было много таких навесов; их делают такими длинными и высокими, чтобы заслонять от солнца и пропускать воздух. Недалеко от этих навесов стоял большой и высокий павильон, сделанный в роде палатки, но только квадратный и такой высокий, как три копья, если не больше; бока его не доходили до земли почти на расстоянии копья; [270] в ширину в нем было сто шагов; он был четырехугольный, а потолок был круглый, как свод, и опирался на двенадцать столбов, каждый толщиной в грудь человека; он был разрисован лазурью и золотом и другими цветами. От угла до угла было три столба и каждый был сделан из трех кусков, скрепленных в одно; когда их ставили, то поднимали с помощью колес, как у телеги, и ворота; в разных местах их скрепляли ободья, которые и помогали поднимать их. С верхнего свода, где был потолок, до низу спускался кусок шелковой ткани по каждому столбу; эти куски привязывались к столбам и когда они были прикреплены таким образом, то от одного конца к другому образовывалась арка. С внешнёй стороны этого квадрата было точно крыльце, тоже четырехугольное и вверху соединенное с самым павильоном; это крыльце поддерживалось двадцатью четырьмя столбами, не такими толстыми, как те, что в средине, так что всех столбов в этом павильоне было тридцать шесть. Он натягивался наверное сотнями пятью цветных шнурков. Внутри он был покрыт красным ковром, а в нем были [271] сделаны вставки, разнообразно и красиво вшитые из других шелковых тканей разных цветов и в некоторых местах прошитые золотыми нитками. Посреди потолка была самая богатая работа, а по четырем углам его были изображены четыре орла со сложенными крыльями. С внешней стороны этот павильон был покрыт шелковой тканью с белыми, темными и желтыми полосами, похожей на сарсан; на каждом углу павильона поднимался вверх столб и на каждом столбе было медное яблоко и над ним изображение луны. Над самым высоким местом павильона поднимались другие четыре столба выше первых, и на них были тоже яблоки и большие луны; а между этими столбами над павильоном стояла башня с разнообразными зубцами из шелковой ткани, с дверью, через которую можно было войти в нее. Когда ветер приводил в беспорядок павильон и столбы, люди всходили наверх и шли по ней, куда было нужно; она была так высока, что издали казалась замком. Так велик, так высок и обширен был этот павильон, что на него нельзя было смотреть без удивления, и красоты в нем было гораздо больше, чем возможно описать. В этом павильоне с [272] одной стороны было возвышение из ковров, и на них положено три или четыре матраса один на другой: это возвышение было для царя; по левую руку стояло другое возвышение из ковров немного в стороне от первого; а возле него было ёще одно пониже. Вокруг этого павильона была ограда, как возле города или замка, из шелковой разноцветной ткани, вышитой вставками разным образом, с зубцами наверху и со шнурками с внутренней и с внешней стороны, которыми она сдерживалась; внутри же были столбы, поддерживавшие ее. Эта ограда была круглая, около трехсот шагов ширины; а стена была высотою с человека на лошади; в ней был очень высокий вход, сделанный в виде арки, с дверями внутрь и наружу той же самой работы как и ограда; и одна дверь запиралась. Над входом была четырехугольная башня с зубцами, и хоть ограда эта была сделана со многими узорами и переплетами, но дверь, арка и башня были еще лучшей работы, чем все другое. Эта ограда называется Салапарда. Внутри этой ограды было много палаток и навесов, разнообразно устроенных. Между ними была одна [273] очень высокая палатка, которая не была натянута веревками; она была круглая и стены ее состояли из палок, толщиною в копье или немного больше, которые переплетались между собою как сеть; над ними возвышался точно купол, тоже из палок, и очень высокий; стены и купол были связаны между собою лентами, шириною в руку, которые доходили до низу и там были привязаны к кольям, стоявшим возле стен палатки. Эта палатка была так высока, что нельзя было не удивляться, что она держится только с помощью этих лент. Сверху она была покрыта красным ковром, а снизу подбита хлопчатой бумагой как одеяло, чтобы солнце не могло проходить; на ней не было никаких вышивок, ни узоров, кроме того, что с внешней стороны ее опоясывали белые полосы, которые, перекрещиваясь, шли вокруг нее; эти полосы были покрыты позолоченными серебряными бляхами величиною в руку, в которые были вправлены разным образом каменья; вокруг всей палатки посредине шла опоясывавшая ее полоса белого полотна, сложенная мелкими складками, как оборка на юбке, и вышитая золотыми нитками; [274] когда дул ветер, складки этого полотна развевались в разные стороны, и это 'было очень красиво. В ней был высокий вход с дверью, сделанной из тоненьких палочек и покрытой красным ковром. Возле этой палатки была другая, очень богатой работы, натянутая веревками, из красного бархатного ковра. Тут же было еще четыре палатки, соединенные одна с другой, так что из одной можно было проходить в другую, и между ними шла точно улица; сверху они были покрыты. Внутри этой ограды было много других разных палаток. Как раз возле ограды была другая такая же большая из шелковой материи, сделанная так, что казалась, точно из изразцов и в ней были в некоторых местах окошки с дверцами, но в них нельзя было войти, потому что в них были сети, сделанные из узеньких шелковых ленточек. По средине этой ограды была другая, очень высокая палатка, сделанная так же как и первая, из красной такой же ткани и с такими же серебряными бляхами. Эти палатки были вышиною в три копья, если не больше; на; куполе, на самом верху палатки был сделан очень [275] большой серебряный позолоченный орел с распущенными крыльями, а пониже его, на расстоянии полутора браса выходили из палатки три серебряные позолоченные сокола, один с одной стороны, а другой с другой, правильно расположенные; у этих соколов были распущены крылья, как будто бы они хотели лететь от орла; но сами они были обращены к орлу и крылья у них были распущены; а орел точно хотел напасть на одного из них; этот орел и сокола были очень хорошо сделаны и так поставлены, что представлялись прекрасным указанием. Перед дверью этой палатки был навес из шелковой разноцветной ткани, который бросал тень возле двери и охранял ее от лучей солнца; и смотря потому, куда шло солнце, туда же передвигался и навес, так что он постоянно защищал палатку от света. Первая ограда и палатки принадлежали первой, главной жене царя, которую звали Каньо; а эта другая принадлежала второй жене, которую звали Кинчикано, то есть малая царица. Возле этой ограды стояла другая из ткани другого рода с многими палатками и навесами; посредине ее стояла палатка, сделанная так же как те, что я вам описал. Этих оград, которые они называют [276] Калапарда, было одиннадцать, одна возле другой, каждая своего цвета и своей отделки; в каждой из них была большая палатка, не натянутая веревками, покрытая красным ковром, и устроенная одна как другая; и в каждой было много палаток и навесов. От одной ограды до другой расстояние было не шире улицы; они все стояли рядом, и это было очень красиво. Эти ограды принадлежали женам царя и женам внуков его; они и жены их живут в них, как в домах, и зимою и летом. Около полудня царь вышел из одной из этих оград, вошел в тот большой павильон и приказал войти туда посланникам; тут он дал им большой пир со множеством баранины и конины; а когда пир кончился, посланники отправились к себе домой.

CXVII. В следующий вторник, седьмого числа октября месяца, царь приказал устроить другой большой праздник в своей орде; на этом празднике были и посланники, и он был устроен в одной из тех оград, о которых вы слышали. Он приказал привести туда посланников; они застали его в большой палатке, и он велел им войти туда же, и по своему [277] обычаю дал большой пир. Когда обед был кончен, двое самых приближенных людей к царю, которые управляли его домом и которых звали одного Шамелик Мирасса, а другого Норадин Мирасса, сделали царю подарок и поднесли его ему. Этот подарок состоял из нескольких серебряных блюд на высоких ножках, в которых были сласти, сахар, изюм, миндаль и фисташки; и на каждом блюде был кусок шелковой ткани. Эти блюда были принесены по девяти; потому что по их обычаю подарки царю делаются так чтобы в них были девятки: всего по девяти вещей. Этим подарком царь разделился с рыцарями, которые были при нем; а посланникам приказал дать два блюда, из тех на которых была шелковая ткань. Когда начали вставать, то стали бросать в народ серебряные деньги и тоненькие золотые бляшки с бирюзой по средине. Кончивши пир, все разошлись по своим помещеньям.

На другой день, в среду, царь приказал устроить другой праздник и пригласить на него посланников. В этот день был сильный ветер и царь Тамурбек не вышел кушать [278] на площадь, а приказал, чтобы подали угощение тем, кто захочет; посланники не пожелали угощенья и воротились к себе домой.

CXVIII. В следующий четверг, девятого числа октября месяца, Хансада, жена Мирассы Миаша, старшего сына даря, устроила большой праздник и приказала пригласить на него посланников; этот праздник она устроила в очень красивой ограде, в палатках, которые ей принадлежали. Когда посланники приблизились к ее палаткам, они увидели, что на земле расставлено много кувшинов с вином, длинным рядом. Потом посланников ввели внутрь, и когда они приблизились к ней, она велела им сесть на возвышении, которое было поставлено перед нею, под навесом. Эта Хансада и другие женщины, которые были при ней, сидели у дверей большой палатки под навесом; она сидела на возвышении и перед нею лежало три или четыре маленьких матраса, положенных один на другой, на которые она ложилась грудью, когда хотела. В этот день она справляла свадьбу одной своей родственницы. Ей казалось на [279] вид около сорока лет и она была белая и полная. Перед нею стояло много кувшинов с вином и еще с другим питьем, которого они очень много пьют; оно называется босат и делается из кобыльего молока с сахаром. При ней было также много рыцарей и родственников царя Тамурбека. Кроме того при ней были музыканты, которые играли. Когда посланники прибыли туда, там уже пили, и вот каким образом они производили это питье: один старый рыцарь, родственник царя, и два маленьких мальчика его родственника, бывшие там, подавали чаши ей и другим женщинам таким способом. У них в руках были белые куски ткани как полотенца; те, которые наливали вино, наполняли им маленькие золотые чаши и ставили их на маленькие плоские золотые блюдечки; те, что подавали вино, шли впереди, а кравчие сзади несли чаши на блюдечках; когда они доходили до половины дороги, они преклоняли правое колено три раза, поднимая его и опуская, но не двигаясь с места; потом брали чаши с блюдцами и подходили к тому месту, где она сидела; там брали чаши полотенцами, чтобы не прикоснуться к ним руками и [280] преклоняли колена перед нею и перед другими женщинами бывшими там, которые должны были пить. Когда они брали чаши, те, которые принесли вино, оставались с блюдами в руках, вставали и шли назад, не поворачиваясь к ним спиною; отошедши назад немного, они преклоняли правое колено, и оставались так; а когда женщины выпивали, они вставали, подходили к ним, женщины ставили чаши на блюдца, которые были в руках у служивших; и они возвращались, не поворачиваясь спиною. И не думайте, что это питье продолжалось не долго; оно тянулось долгое время, и при этом ничего не давали есть. Иногда, когда служившие стояли перед ними с чашами, им приказывали выпить; они отходили в сторону, преклоняли колена, выпивали до дна, не оставляя ничего и переворачивали чашу, чтобы она видела, что ничего не осталось; и тут каждый рассказывал о своих подвигах и деяньях, чему все смеялись. На этом празднике была и Каньо, жена царя Тамурбека. Пили то вино, то питье из молока. Когда угощение продолжалось уже довольно долго, она приказала позвать к себе посланников [281] и подала им вино из своих рук; и долго спорила с Рюи Гонзалесом, чтобы заставить его пить, потому что не хотела верить, что он никогда не пьет вина. До того доходило это питье, что люди падали перед нею пьяные, полумертвые; и это они считают большим достоинством, так как для них не было бы ни удовольствия, ни веселья там, где бы не было пьяных. Сейчас после этого принесли множество жареной конины и баранины, и других кушаний, приготовленных из соленого мяса; они ели все это с большим шумом, отнимали мясо друг у друга и делали из еды забаву. Эго мясо подавалось очень быстро. Потом подали рис, приготовленный разным образом, и хлебные лепешки с сахаром и зеленью; а кроме того мяса, что подавали в чашках, приносили еще мясо в руках на кожах тем, кто хотел. Эта Хансада, жена Миаша Мирассы, та самая, что поссорила его с отцом. Она происходила из царского рода и потому Тамурбек оказывал ей большой почет. От этой Хансады у Миаша Мирассы есть сын по имени Кариль Солтан, которому около двадцати лет. [282]

CXIX. В четверг, девятого числа октября месяца, царь приказал устроить праздник одному своему внуку, который должен был справлять свадьбу, и пригласить посланников. Этот праздник был дан в очень красивой ограде, наполненной множеством палаток; на него пришла Каньо, главная жена царя, и та Хансада, и другие важные женщины и рыцари и много других людей. В этот день было подано огромное количество конины и баранины, по их обычаю; пили очень много вина и, очень веселились; а женщины пили вино точно так же как пили его накануне. Для большого веселья царь велел объявить по всему городу Самарканду, чтобы все городские торговцы, менялы, продавцы тканей также как и жемчугу и разных других вещей и всевозможных товаров; повара, мясники, хлебники, портные и башмачники, и всякие другие ремесленники, какие только были в городе, собрались на поле, где стояла его орда; поставили свои палатки и продавали свои товары здесь, а не в городе; и кроме того, чтобы в каждом ремесле устроили игру и ходили с нею по орде, чтобы забавлять народ; и [283] чтобы не смели уходить оттуда без его позволения и приказания. По этому объявлению все торговцы вышли из города со всем своим товаром и с работниками и расположились в орде, каждое ремесло в отдельной улице, которую разделили по порядку; в каждом ремесле устроили свою игру, с которой ходили по всей орде и забавляли народ. Там же, где эти ремесленники поставили свои многочисленные и разнообразные палатки, царь велел поставить множество виселиц, потому что, сказал он, он хотел показать на этих праздниках, что он умеет одним делать добро и оказывать милости, а других вешать. Первый суд, который он совершил, был над главным алькадом, которого они называют дина, и который был старшим человеком во всем Самаркандском царстве. Он оставил его главным алькадом в этом городе, когда уезжал оттуда тому назад около шести лет и одиннадцати месяцев. В это время этот алькад, говорят, злоупотреблял своею властью. Он приказал привести его к себе, и тотчас же велел его повесить и взять все, что ему принадлежало. От этого суда над таким важным человеком пришла в ужас [284] вся страна, потому что этому человеку он очень много доверял; тот же самый суд приказал он совершит и над другим человеком, который просил за этого алькада. Один приближенный царя, по имени Буродо Мирасса стал просить прощения ему и предлагал дать за него четыреста тысяч пезантов серебра, а каждый пезант равняется серебряному реалу. Царь согласился; но когда получил от него деньги, приказал пытать его, чтобы он дал еще; а когда наконец уже ничего не мог взять с него, приказал повесить его за ноги и умертвить. Кроме того он совершил суд над одним важным человеком, которому дал на содержание три тысячи лошадей, когда уезжал из этой земли; а так как теперь они были не все в целости, то он приказал его повесить; и не обратил внимания на то, что этот человек обещал возвратить ему не три тысячи, а шесть тысяч, если он даст ему время. За такое дело и за разные другие царь приказал произвести суд. Кроме того он велел судить некоторых торговцев за то, что до его приезда они продавали мясо дороже, чем оно стоит. Потом судил некоторых башмачников, сапожников и других ремесленников за то, что они продавали дорого свой товар, и [285] приказал взять с них деньги; горожане были этим очень недовольны и говорили, что он велел им выйти из города со своими палатками только для того, чтобы их ограбить. У них такое обыкновение, что когда нужно казнить знатного человека, его вешают, а человеку низкого происхождения отрубают голову; и отрубить голову считают они за большое зло и за оскорбление.

CXX. В следующий понедельник, тринадцатого числа октября месяца, царь приказал устроить большой праздник и пригласить на него посланников. Приблизившись к тому большому павильону, куда царь выходил кушать и где он сидел с гостями, посланники увидали, что возле него стояло еще две ограды с палатками, такие же, как те, что я вам описал, только и ограды, и палатки в них, и ткани на них, все было гораздо богаче и драгоценнее, чем в других, которые были поставлены прежде; и хотя и прежние были окружены оградою, однако в них нечего было смотреть при этих. Одна из этих оград была из красного ковра вышитого прекрасной вышивкой из золотых ниток разными красивыми узорами и разводами; стена [286] ограды была выше, чем в тех, которые были прежде поставлены; вход был также выше и сделан аркой, со сводом и точно с главой на верху арки; эта арка и глава были прекрасно вышиты золотом, На верху, над дверью, стояла четырехугольная башня с зубцами из такого же ковра и с такой же отделкой, как дверь; и вся ограда была кругом украшена зубцами из такого же ковра с такою же вышивкой. Кроме того, на стенах были в некоторых местах сделаны окна с узорами, вышитыми по ткани шелковыми шнурками; эти окошки затворялись дверцами из такого же ковра. Внутри в ограде было поставлено много богатых, красивых и разнообразных палаток. Сейчас возле этой ограды стояла другая из белого сетуни, без отделки, также со входом и окошками, как и другая; а внутри в ней были также разнообразные палатки. В этих двух оградах были двери, чтобы проходить из одной в другую. В этот день посланники не входили осматривать эти ограды, потому что царь давал пир под большим павильоном; [287] но на другой день им были показаны эти две ограды, и палатки, и все, что в них было. Перед этими двумя оградами был поставлен большой павильон, такой же, как тот, в котором царь обедал, из белой шелковой ткани; внутри и снаружи его были разноцветные ткани с разводами и завитками вышитыми на них. В этот день посланников поместили под навесом, вдали от большого павильона, возле которого он был поставлен прежде. Поле возле царских палаток и павильона было окружено бочками вина, поставленными одна от другой на таком расстоянии, как можно бросить камен, и так шли они вокруг всего этого места, на протяжении полулиги. Ближе этих бочек никто не смел подойти к большому павильону; потому что тут ездили сторожа верхом с луками, стрелами и дубинами в руках; и кто проходил за ряд бочек, в того пускали стрелы или били дубинами так, что некоторых пришлось вынести за ворота полумертвыми; и это делали со всяким, кто бы он ни был. По всему полю стояло много народу и ждало, когда выйдет царь и пройдет к [288] большому павильону. Возле этого павильона стояло много навесов и под каждым навесом была огромная бочка с вином; эти бочки были так велики, что в них поместилось бы мер пятнадцать вина. Когда посланники пробыли тут довольно долгое время, им велели встать и сказали, что они должны идти принести приветствие одному царскому внуку, который накануне приехал из Малой Индии, где, говорят, он был царем; Тамурбек посылал сказать, чтобы он приехал навестить его, так как уже прошло семь лет, что он его не видал. Этот внук царя был сын самого старшего сына его, первого, какой у него был, уже умершего, которого звали Янгир; говорят, что он очень любил этого сына, и из-за него любил и внука; а внука этого звали Пир Магомад. Посланники отправились к нему и застали его в палатке из красного сукна; он сидел на возвышении и перед ним стояло много рыцарей, и много народу. Когда посланники подошли к палатке, к ним вышли двое из этих рыцарей, взяли их за руки и заставили их преклонить колена; потом провели их немного дальше и снова [289] заставили преклонить колена. Вошедши в палатку, они принесли ему приветствие, которое состояло в том, чтобы склонить правое колено, сложить руки на груди крестом и наклонить голову; потом рыцари, которые привели их, подняли их, отошли не много в сторону, и затем увели их прочь. Этот царский внук был одет очень нарядно по их обычаю; на нем было платье из голубого сетуни с золотым шитьем в роде колес: но колесу на плечах, на груди и на рукавах; шляпа на нем была украшена крупным жемчугом и каменьями, а на верху ее был очень яркий рубин. Народ, который стоял перед ним, приносил ему приветствия очень торжественно. Перед ним стояло два борца, одетые в кожаные одежды, сделанные как куртки без рукавов; они боролись и не могли повалить друг друга. Он приказал сказать, чтобы они непременно повалили друг друга; наконец один из них поборол другого, и повалив его, долго не давал подниматься; и все говорили, что если он поднимется, то ему не зачтется то, что он упал. В этот день все посланники, которые там были, приходили приносить приветствие [290] этому внуку Тамурбека. Ему было около двадцати двух лет, он был смуглый и без бороды. Говорят, что он называл себя царем малой Индии, но это неправда; потому что тот, который теперь царь и настоящий владетель Индии — христианин и зовут его Н., как это было рассказано посланникам.