СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

РЮИ ГОНЗАЛЕС ДЕ КЛАВИХО,

ЖИЗНЬ И ДЕЯНИЯ

ВЕЛИКОГО ТАМЕРЛАНА

XXXI. В следующую среду, двадцать четвертого октября, они приказали сложить все свои вещи в большую лодку, сели в нее и поехали в Перу, где им было уже приготовлено где остановиться. Это они сделали от того, что корабль не мог войти в гавань, так как ветер был противный; а им надо было поскорее обдумать и приготовить все для продолжения путешествия, времени же было мало.

XXXII. В следующее воскресенье, которое было 28 числа месяца октября, император Константинопольский прислал за послами; они переехали из Перы в Константинополь в лодке, и нашли много народу, который их ждал, и лошадей, [51] приготовленных, чтобы везти их; они поехали к императору и застали его во дворце, дослушивавшего обедню; с ним было много народу, и он принял их очень хорошо и удалился с ними в особенную комнату; они увидели его там на небольшом возвышении, покрытом маленькими коврами; на одном из них была положена кожа леопарда, а на спинке подушка из темной ткани, отделанная золотым шитьем. Побывши с послами довольно много времени, отослал он их в их помещение и велел отнести к ним большого оленя, которого тогда принесли ему его охотники; вместе с императором была императрица жена его и три маленьких сына, старшему из которых могло быть около восьми лет. В следующий понедельник император отправил нескольких своих придворных к послам, и с ними послал ответ на то, что они ему говорили.

XXXIII. В следующий вторник, который был 30-го числа месяца октября, послы поручили сказать императору, что они имеют желание посмотреть и полюбоваться на город, и кроме того видеть святыни и церкви, которые в нем находятся, и [52] что они покорно просят, чтобы он велел им все показать; и император назначил своего зятя, которого звали мессер Иларио, Генуэзца, женатого на его дочери, незаконной, чтобы он отправился с ними, и также назначил некоторых других своих приближенных, чтобы они показали им все, что они желали видеть.

ХХХІV. Первое, что они им показали, была церковь святого Иоанна Крестителя, которую зовут святой Иоанн Каменный и которая находится подле императорского дворца. При входе над первой дверью в эту церковь находилось изображение святого Иоанна, очень богатое и очень хорошо сделанное мозаикой; рядом с этой дверью находится высокий навес, опирающийся на четыре свода, и под ним проходят, чтобы войти в самую церковь, а верх этого навеса и стены его все покрыты прекрасными мозаичными изображениями и образами; эта мозаика сделана из очень маленьких камешков, между которыми есть позолоченные чистым золотом и сделанные из эмали и голубой, и белой, и зеленой, и красной, и других многих цветов, какие нужны, чтобы исполнить фигуры, изображения и разводы, [53] на них сделанные, так что на эту работу нельзя смотреть без удивления. Вне этого навеса находится большой двор, окруженный домами с надстройками и сенями, и в нем есть много кипарисных деревьев; подле входной двери в церковь стоит прекрасный колодезь под навесом, который опирается на восемь белых колонн; углубление колодца сделано из одной белой плиты. А самая средина церкви круглая, и наверху свод, очень высокий и опирается он на колонны из зеленой яшмы; прямо против входа стоят три маленькие алтаря, в которых три престола; тот, что в середине — главный, и двери этого алтаря покрыты позолоченным серебром. У этих дверей в алтарь стоят четыре маленькие яшмовые колонны, а по ним серебряные позолоченные полоски, которые их перекрещивают на крест, и в них вставлено много камней разными манерами; а у дверей этих алтарей есть завесы из шелковой ткани, которые задергиваются от одной стороны к другой; эти завесы делают для того, чтобы, когда священник входит совершать обедню, его не было видно; а верх церкви очень богат и украшен мозаикой. На самом верху сделано [54] изображение Бога Отца. Стены этого алтаря украшены такой же работой почти до самой земли; самый низ плитами зеленой яшмы. а пол плитами разноцветной яшмы, расположенными разными разводами; весь алтарь окружен вокруг деревянными резными креслами, очень хорошо сделанными, и между каждыми двумя креслами стоят точно как жаровни из желтой меди, куда люди плюют, чтобы не плевать на пол. Там так же много серебряных и стеклянных лампад. В этой церкви есть много святынь, ключи от которых находятся у императора. В этот день им была показана левая рука св. Иоанна Крестителя; эта рука была от плеча и до кисти. Эта рука была высохши, так что оставалась только кожа да кости и при соединении локтя с рукой была украшена золотом с каменьями. В этой церкви было также много святынь оставшихся от Иисуса Христа, но они им не были показаны в тот день, потому что император уехал на охоту и оставил ключи у императрицы своей супруги, а когда она давала их, то забыла дать те, которые были от этих вещей; впрочем после на другой день они им были показаны, как я после вам скажу и опишу. Эта самая церковь [55] есть также мужской монастырь; у монахов есть очень большая трапеза в верхнем этаже, и в середине ее стоит стол из белого мрамора, в тридцать шагов длины, а перед ним много деревянных кресел, и на нем стоит двадцать одна белая каменная плитка, так как будто подставка, чтобы ставить блюда или кушанья; и кроме того есть также еще три маленькие стола, также из каменных плит. Внутри этого монастыря есть много садов и виноградников, и много другого, так что все нельзя описать в немногих словах.

ХХХV. В тот же день они смотрели другую церковь, святой Марии, которая называется Peribelico; при входе в эту церковь есть большой двор, в котором растут кипарисы, орешник, вязы и другие разные деревья; а самая церковь вся снаружи расписана разным способом образами и фигурами богатой работы, золотом, лазурью и другими разными красками. Как раз у входа в самую церковь есть много писанных изображений, и в числе их св. Марии, и возле нее с одной стороны стоит изображение императора, а с другой изображение [56] императрицы; а у подножия образа св. Марии представлены тридцать замков и городов, и написано по Гречески имя каждого из них. Нам сказали, что эти замки и города принадлежали этои церкви, и что они были даны ей одним императором по имени Романом, который назначил ей имение и который в ней и похоронен. А у подножия этого изображения были привешены написанные на стали грамоты, припечатанные печатями восковыми и свинцовыми, в которых, как говорят, были написаны все права, которые эта церковь имела над этими городами и замками. Внутри церкви пять алтарей. Середина церкви круглая, очень большая и высокая, поддержанная яшмовыми колоннами разных цветов, а пол и стены тоже покрыты плитами яшмы; эта главная церковь была окружена тремя кораблями, которые все смежны с нею, а верх был один и тот же и над самой церковью, и над кораблями, и был украшен очень богатой мозаикой; на одном конце церкви на левой стороне стоит большая гробница из цветной яшмы, а в ней лежит император Роман, и говорят, что эта гробница была [57] покрыта золотом и в нее вделано было много драгоценных камней; и что когда Латыняне взяли этот город, тому может быть лет 90 назад, то они разграбили эту гробницу. В этой церкви есть еще другая гробница из яшмы, в которой лежит другой император; еще в этой церкви есть другая рука святого блаженного Иоанна Крестителя, которая была показана послам; это была правая рука, от локтя вниз с кистью, и она была совсем крепкая и свежая; хоть и говорят, что все тело святого блаженного Иоанна высохло, кроме того пальца правой руки, которым он указал когда сказал: Се Агнец Божий; однако вся эта рука была крепка, как казалось; она была вделана в тоненькие золотые палочки, и в ней недоставало большого пальца; и вот по какой причине, говорили монахи, недоставало этого пальца. Говорят, что в городе Антиохии, в то время, когда еще там были язычники, был дракон, и жители города имели обыкновение давать этому дракону каждый [58] год человека на съедение. Бросали жребий кому придется, и на кого падал жребий, тот не мог освободиться от участи быть съеденным драконом. Однажды жребий пал на дочь одного доброго человека, и когда он узнал, что не может спасти свою дочь от дракона, он был очень опечален; скорбя о дочери, пошел он в церковь христианских монахов, которая была в этом городе, и сказал монахам, что он слышал несколько раз, как Господь совершил многие чудеса через св. Иоанна, и что он желает уверовать и поклониться руке этого святого, которою они обладали. Он молился, чтобы в добавок к другим чудесам, которые Бог совершил чрез него, он спас его дочь от ужасной участи быть съеденной лютым зверем и избавил ее от опасности. Монахи, сострадая ему, показали ему руку: он упал на колена, чтобы поклониться ей, и плача о дочери, схватил зубами большой палец руки блаженного святого, откусил его и спрятал во рту, так что монахи не заметили. Когда народ собрался, чтобы отдать девушку дракону, и чудовище открыло свою пасть, чтобы съесть [59] ее, этот человек бросил в его пасть палец блаженного святого Иоанна Крестителя; и в ту же минуту дракон издох, что было большим чудом; а человек этот обратился к вере в Господа нашего Иисуса Христа.

Кроме того в этой самой церкви им показали маленький крест длиной в пальмо с золотым подножием, золотыми наконечниками и с маленьким распятием, которое было вставлено в углублении, покрытом золотом, так что его можно было по желанию вынимать и снова вставлять. Говорят, что он сделан из дерева животворящего креста, на котором был распят Господь наш Иисус Христос, и цвет его черноватый; и что его сделали, когда блаженная св. Елена, мать Константина, который построил этот город, привезла животворящий крест в город Константинополь, в целости перевезши его из Иерусалима, где она его нашла и велела вырыть. Кроме того им были показаны мощи блаженного св. Григория, целые и не попорченные. Вне церкви есть ограда, где находится много хороших картин из истории, между прочими родословное [60] дерево Иессея, из рода которого произошла Пресвятая Дева Мария. Оно было сделано мозаикой, такой чудесной, такой богатой, и так хорошо изображено, что, я уверен, никто, видевший его, не видал другого, такого же удивительного. При этой церкви есть много монахов, которые показывали посланникам все это. Они также показали им большую и высокую трапезу, по средине которой стоит белый мраморный стол, очень хорошо сделанный и очень почерневший, длиною в 18 пальм. Пол был также из мраморных гладких плит. В конце этой трапезы было еще два маленьких стола из белого же мрамора; потолок же был весь покрыт мозаикой. На стенах были изображены мозаические исторические картины, начиная от Благовещения св. Гавриила Пресвятой Деве Марии до Рождества Господа нашего Иисуса Христа, и после того странствия Его с учениками, и вся Его благословенная жизнь до тех пор, как он был распят. В этой трапезе было много каменных плиток, расстановленных каждая отдельно, для того, чтобы ставить посуду и кушанье. В монастыре было много домов, где [61] жили монахи, и при домах множество садов, и воды, и виноградников, так что казалось, в этом монастыре мог поместиться большой город.

XXXVI. В этот же день была им показана другая церковь, называющаяся церковью св. Иоанна; это монастырь, где живет много монахов, и у них есть настоятель. Первая дверь (В подлиннике parte, вероятно опечатка вместо puerta) церкви очень велика и богатой работы; перед этой дверью находится большой двор, а сейчас за нею самая церковь. Эта церковь круглая, без углов и окружена тремя большими кораблями, покрытыми одним верхом с самой церковью. В ней семь алтарей; верх ее и кораблей, так же как стены, покрыты богатой мозаикой, изображающей исторические события; купол опирается на 24 колонны из зеленой яшмы; над кораблями есть ходы и они поднимаются до верху самой церкви; на них стоят также 24 колонны из зеленой яшмы; верх самой церкви и стены покрыты мозаикой, а ходы над кораблями поднимаются выше самой церкви, и там, где должна быть решетка, стоят маленькие яшмовые колонны. Вне [62] самой церкви находится прекрасная часовня, украшенная мозаикой удивительной работы, изображающей св. Марию, и ясно видно. что в честь ее и построена часовня. Кроме того в монастыре находится большая трапеза с белым мраморным столом; на стенах ее сделана мозаичная картина, изображающая Тайную Вечерю, где наш Господь Иисус Христос сидит вместе со своими учениками. В этом монастыре есть дома, сады, водоемы и много другого.

ХХХVІІ. На другой день посланники отправились смотреть площадь, называемую Гипподромом, где сражаются и бьются на копьях. Она окружена белыми мраморными колоннами, такими толстыми, что разве только три человека могут обхватить их, а высотой в два копья, если не больше. Эти колонны были поставлены вокруг одна за другой и числом их было тридцать семь, они укреплены на очень больших белых мраморных основаниях, и на верху соединены арками от одной к другой, так что можно ходить вокруг по их вершинам; на верху сделаны ходы, защищенные с обеих сторон решеткою и зубцами, и [63] эта ограда, устроенная на верху, так высока, что будет человеку по грудь; она сделана из плит и белых колонн, вставленных промежду на этих ходах. Все это сделано для женщин, девушек и благородных дам, когда они смотрят на борьбу и турниры, которые там бывают. Впереди этих колонн идет ряд колонн прямо одна пред другой; шагов 20 или 30 впереди них стоит возвышение, поднимающееся на четырех столбах, а на верху его стоит белое мраморное кресло, окруженное другими сиденьями; на возвышении поднимаются вверх четыре изображения из белого мрамора в человеческий рост; на этом возвышении и на этом кресле обыкновенно сидят императоры, когда смотрят на бои и турниры. Недалеко от этих колонн есть два белых мраморных камня, один на другом, очень большой величины, каждый высотой в копье, если не больше, и на верху этих камней четыре четырехугольных куска меди. На верху этих кусков положен огромный камен, суживающийся к верху и очень острый на конце, по крайней мере в шесть копий высотой. Он лежит на этих [64] четырех кусках ничем не прикрепленный, так что нельзя не удивляться, как такая громада камня, острая и тонкая, могла быть положена туда, каким умом или какой силой человеческой она могла быть поднята и укреплена там. Она так высока, что с моря ее можно видеть поднимающеюся над городом. Говорят, что эта колонна была поставлена здесь в память какого-то великого события, которое случилось в то время; на основании ее есть надпись, в которой говорится, кто велел поставить этот камень и по какому случаю; но так как надпись на Латинско-Греческом языке, и уже было поздно, то посланники не могли оставаться, чтобы ее прочесть; говорят только, что он был поставлен в воспоминание о каком-то великом подвиге который тогда был совершен. Отсюда дальше продолжается ряд колонн, но не таких высоких как первые, и на них начертаны и высечены великие подвиги витязей и благородных людей; между этими колоннами находятся три фигуры из меди и других металлов, изображающие змей; они переплелись между собою как веревка, а три головы их торчат отдельно одна от [65] другой, с открытыми пастями. Говорят, что эти фигуры были поставлены здесь для заговора: однажды в городе было много змей и других вредных животных, которые жалили и умерщвляли людей; царствовавший тогда император велел заколдовать их этими фигурами, и с тех пор никогда больше змеи не делали вреда людям. Вся площадь очень большая и окружена ступенями, поднимающимися одна над другой очень высоко. Эти ступени сделаны для того, чтобы простой народ мог с них смотреть, а ниже их находятся большие постройки с дверями отпирающимися на площадь, где обыкновенно вооружались и разоружались рыцари, которые должны были сражаться.

XXXVIII. В этот же день посланники отправились осматривать церковь, которая называется Св. Софией. Св. София по Гречески значит «истинная мудрость» и означает Сына Божьего. С таким смыслом и построена эта церковь. Она больше всех по величине, более всех почитается и имеет самые большие права из всех церквей города; при ней есть каноники, которые [66] называются калугерами и служат в ней как в соборной церкви; при ней же живет и патриарх, которого Греки называют «Marpollit».

На площади, которая находится перед церковью, стоят девять больших белых мраморных колонн, самых больших и самых толстых, какие, я думаю, кто-нибудь видел; на верху их видны основания и говорят, что на них была прежде построена большая палата, где обыкновенно собирались и совещались патриарх и духовенство. На этой самой площади перед церковью стояла удивительно высокая каменная колонна, а на верху ее была поставлена медная лошадь, такая большая и такая высокая, как могли бы быть четыре больших лошади; а на ней была фигура вооруженного всадника также из меди с очень большим султаном на голове на подобие павлиньего хвоста. Через эту лошадь были проведены железные цепи, которые были прикреплены к колонне и держали ее, чтобы она не упала и чтобы ее не опрокинул ветер. Эта лошадь очень хорошо сделана и представлена с одной задней и одной передней ногами поднятыми, как если бы она собиралась спрыгнуть вниз; всадник, который сидит [67] на ней, держит правую руку высоко, с кистью открытою, а кистью левой руки он держит поводья и круглый золотой шарик. Эта лошадь и этот всадник так велики, а колонна так высока, что нельзя смотреть без удивления; и эта удивительная фигура всадника, который стоит на этой колонне, говорят, изображает императора Юстиниана, который поставил эту статую и эту церковь и совершил в свое время великие и замечательные подвиги против Турок. При входе в эту церковь под сводом, который находится по сю сторону двери, есть навес, опирающийся на четыре колонны, а под ним маленькая часовня, очень богатая и красивая; перед этой часовнею есть дверь в церковь, очень большая, высокая и покрытая латунью, а перед нею находится маленький дворик и в нем высокие ходы. Вслед за тем есть другая дверь, покрытая латунью как и первая, и за этой дверью идет очень широкий и высокий ход, покрытый деревянным потолком; по левую руку его находится очень большой и очень хорошо отделанный двор с многими плитами и колоннами из яшмы разных цветов; а по правую руку под этим крытым ходом, который находится за второй дверью, [68] и есть самая церковь. В ней пять больших и высоких дверей, покрытых латунью; средняя из них самая большая и высокая: они ведут в самую церковь. Эта церковь округленная, и я думаю, что больше, выше, богаче и красивее ее нет другой в мире; округленное место занимает середину церкви и окружено тремя ходами очень большими и широкими; они смежны с самой церковью и не имеют разделения между собой. Самая церковь и ходы имеют над собой хоры, которые доходят до главной части церкви, так что с них можно слушать обедню и часы; эти хоры соединяются одни с другими, и опираются на колонны из зеленой яшмы, а своды покрывают их вместе с самой церковью; но купол середины церкви поднимается гораздо выше, чем своды ходов; этот купол круглый и очень высокий, так что очень трудно смотреть с низу вверх. Церковь в длину сто пять шагов а в ширину девяносто три; она опирается на четыре устоя очень больших и толстых, покрытых плитами разноцветной яшмы; от устоя к устою идут очень большие и высокие арки, которые поддерживают середину [69] здания, и они опираются на двенадцать колонн из зеленой яшмы. Между ними есть четыре очень больших колонны, две на правой стороне в две другие на левой, окрашенные одним веществом, сделанным искусственно из порошков, которое называют порфиром; а своды этой церкви покрыты и расписаны богатейшей мозаичной работой; по средине же свода над главным алтарем сделан из разноцветной мозаики очень почитаемый образ Бога Отца, огромный и очень хорошо исполненный; свод, на котором сделано это изображение Бога Отца, так высок, что снизу оно кажется величиной с человека, или немного больше, а между тем оно так велико, что, как говорят, от одного глаза до другого три пальма; а тому, кто на него смотрит, оно представляется ни больше, ни меньше как человек; и это происходит от той огромной высоты, на которой оно помещено. На полу посреди церкви стоит что-то в роде кафедры, поставленной на четырех яшмовых колоннах; стены ее покрыты множеством плит разноцветной яшмы; эта кафедра вся покрыта сенью, стоящею на восьми колоннах разноцветной яшмы: [70] оттуда говорятся проповеди и также читается Евангелие в праздничные дни. Стены церкви и боковых ходов так же как и пол ее сделаны из очень больших плит разноцветной яшмы, очень почерневшей; все это выделано разными рисунками и разводами, очень красивыми на вид. Часть стен арок поддерживающих главный свод, сделана из очень красивых больших камней, на которых вырезано много разных подходящих фигур; так отделано резьбой и каменными плитками на высоту человеческого роста от пола, а оттуда выше идет очень богатая и прекрасно сделанная мозаичная работа. Хоры над боковыми ходами окружают по верху всю главную церковь кроме той стороны, где главный алтарь; все это стоит посмотреть. Хоры около девяноста шагов в ширину, а вокруг их всех почти четыреста десять шагов; все эти верхние ходы и их своды украшены мозаичной работой, сделанной чрезвычайно красиво и искусно. На одной стене этих ходов, как взойдешь на верх, так прямо по левую руку, есть огромная белая плита, вставленная в стену [71] между многими другими, на которой само собою изображено совершенно верно, без всякого человеческого искусства, ни живописи, ни ваяния, изображение Пресвятой блаженной Девы Марии с Господом нашим Иисусом Христом на Ее святых руках, и преславного Предтечи его св. Иоанна Крестителя с другой стороны; и эти изображения, как я сказал, не нарисованы, ни написаны какой-нибудь краской, ни изваяны, а сделались так сами собою; потому что сам камень так и родился со всеми этими жилками и знаками, которые на нем ясно видны, и сами собою образовались на нем эти изображения. Говорят, что когда этот камень был отломан и приготовлен чтобы быть вставленным в этом святом месте, то заметили на нем эти удивительные святые изображения; увидевши это великое и таинственное чудо, этот камень привезли и поставили сюда, так как эта церковь должна была быть самой главной церковью в городе. Это изображение выглядит, как если бы оно было промежду небесными облаками, когда небо ясно, и как будто бы пред ним было тонкое покрывало. И оно тем более удивительно, что кажется чем-то духовным, что Бог хотел [72] показать. У подножия этого образа стоит алтарь и маленькая церковца, в которой служат обедню. Тут же в этой церкви были им показаны святые мощи одного патриарха, которые сохранились совершенно с телом и костями.

Кроме того была им показана решетка, на которой сожгли св. Лаврентия. В этой церкви есть много погребов и цистерн и помещений в низу, в которых есть замечательные вещи удивительной работы, и много домов и разных устройств, но большая часть этого приходит уже в упадок, кроме того есть много пристроенных к этой церкви разрушенных строений, и дверей ведущих в церковь, запертых и развалившихся; говорят, что если обойти все в церкви кругом, так будет около десяти миль. В этой церкви есть огромная цистерна под землею, в которой очень много воды и она так велика, что говорят, в ней могут поместиться сто галер. Все это и еще многое видели они в этой церкви; так много, что нельзя ни рассказать, ни описать в немногих словах; потому что так велико это здание и так много в нем удивительных вещей, что в долгое время всего не осмотришь, и хоть каждый день [73] ходить смотреть сколько только возможно осмотреть, все таки всегда будешь видеть новое. Крыши все покрыты свинцом. Эта церковь имеет много прав и преимуществ, и по этим правам, если кто-нибудь, будет ли он Грек или какого бы то ни было другого народа, совершит какое-нибудь преступление, грабеж ли, смертоубийство ли, воровство ли, и если он скроется в ней, то оттуда его не возьмут.

XXXIX. В тот же день посланники были в другой церкви, которую называют св. Георгий. В этом храме как раз за первыми вратами есть большая площадь, на которой много садов и домов, и здание церкви стоит между этими садами. Перед дверью церкви со внешней стороны есть купель для крещения, очень большая и красивая, и над нею сень, поддерживаемая восемью белыми колоннами с высеченными на них многими фигурами; а здание церкви очень высоко и все покрыто мозаичной работой; там изображено, как вознесся на небо Господь наш Иисус Христос. Пол этой церкви удивительной работы, потому что он покрыт кусочками порфира и яшмы разных цветов, и на нем сделаны прекрасные узоры; такой [74] же работы и стены. По средине свода этой церкви изображен Бог Отец над входной дверью и изображен животворящий крест, который из середины облаков с неба Ангел показывает апостолам в то время, как на них нисходит Св. Дух в виде огня, что удивительно исполнено мозаичной работой. В этом храме есть большая гробница из яшмы, покрытая шёлковой тканью, а в ней лежит одна императрица. Так как уже было близко к ночи, то решено было, что на другой день, в среду, посланники приедут в Константинополь к воротам, которые называются Киниго, и что там найдут они мессера Илария и других родственников императора, которые с ними ходили, и лошадей, чтобы им поехать, и что они отправятся осматривать дальше город и то, что в нем есть; и посланники воротились в Перу, туда, где они жили, а другие отправились по своим домам.

XL. На другой день, в среду, посланники не могли переехать в Константинополь, как условились, потому что в тот день пришло известие в город Перу, что некоторые [75] Венецианские галеры напали на флот Генуэзских галер, которые шли с войны с Александрийским царством, и у которых начальником был Мозен Бучикате; разбили их близ Мондона, убили очень многих, захватили некоторые галеры и вместе с тем взяли в плен Шатель Мората, племянника Бучиката.

После этого в городе сделалось большое волнение: захватили нескольких Венецианцев, которые там жили, и взяли несколько кораблей, которые они содержали, а власти и городское правительство приказали взять галеоту, в которой посланники должны были ехать в Трапезонд, потому что они хотели послать ее с известием. Посланникам было очень неприятно, что у них взяли эту галеоту, потому что времени было мало и они не могли найти корабля так скоро, как бы желали, и должны были искать другого, чтобы иметь возможность исполнить королевскую службу: они послали сказать мессеру Иларию, что не могут в тот день приехать в Константинополь, как обещали и условились, но что на другой день приедут. В этот [76] день воротился император с охоты и прислал посланникам половину кабана, которого убил.

XLI. На следующий день в четверг, 1-го числа ноября месяца, посланники переехали в Константинополь и застали мессера Илария и других родственников императора, ожидавших их у ворот Киниго; они поехали верхом и отправились осматривать церковь, которая называется святая Мария de la Cherne. Эта церковь была внутри города возле одного разрушенного замка, который прежде был местопребыванием императоров; этот замок разрушил один император, потому что его взял в нем в плен его сын, как вам после будет рассказано. Эта церковь св. Марии de la Cherne была прежде придворной церковью императоров: она состояла из трех кораблей, средний был самый главный, самый большой и самый высокий, а два другие были ниже и над ними были хоры и эти хоры поднимались до верху главного корабля. Корабли этой церкви были устроены так, что они стояли на высоких колоннах из зеленой яшмы, а основания, на которых они стояли, и базы были из белого мрамора, со вставленными в него разными [77] украшениями и фигурами. Верх этих кораблей и стены до половины были покрыты плитами разноцветной яшмы, и на них были искусно сделаны разные разводы и прекрасные украшения. Верх главного корабля был богаче других и сделан из дерева четвероугольниками и балками, и весь верх и четвероугольники и балки были позолочены чистым золотом. Хотя самая церковь во многих частях была уже повреждена, однако отделка этого верха и позолота была так свежа и так хороша, как будто работа была только что окончена. В главном корабле стоял богатый алтарь и кафедра, тоже очень богатая. Вся отделка этой церкви очень богата и много стоит; а крыши ее все покрыты свинцом.

XLII. В этот же день они отправились смотреть святыни, которые хранятся в церкви св. Иоанна, и которые не были им показаны прежде, потому что не было ключей. Когда они приехали в церковь, монахи надели облачения, зажгли много факелов и свечей, взяли ключи и с пением взошли во что-то вроде башни, где хранились святыни. С ними отправился и один из вельмож императорских, и они принесли ковчег красного [78] цвета. Монахи шли, неся его, и пели свои печальные песни, с зажженными свечами и со множеством кадильниц, которые несли пред ним, и поставили его в самой церкви, на высоком столе, покрытом шелковой тканью. Этот ковчег был запечатан двумя печатями из белого воска, которые были положены у двух серебряных застежек, и заперт двумя замками. Они открыли его и вынули оттуда два серебряные позолоченные блюдца, которые служили для того, чтобы класть на них святыни, когда они вынимаются. Потом из ковчега вынули мешок из белого димита, запечатанный печатью из белого воска. Они распечатали его и вынули из него маленький круглый золотой ковчежец; внутри его был тот хлеб, который в четверг на тайной вечере Господь наш Иисус Христос дал Иуде в знак того, что он предаст его, и Иуда не мог его съесть. Он был завернут в тонкий красный сендаль и запечатан Двумя печатями алого воска; и был этот хлеб пальца в три величиною. Кроме того из этого мешка вынули золотой ковчежец, меньше первого. Внутри в нем была коробочка, [79] вделанная так, что ее нельзя было вынимать; она была из хрусталя и внутри в ней была кровь Господа нашего Иисуса Христа, та, которая потекла из бока Его, когда Лонгин ранил Его копьем. Из этого же мешка вынули другой маленький золотой ковчежец, крышка которого была пробита насквозь как терка; внутри его была кровь, истекшая из одного распятия, которое раз ударил издеваясь один Жид в городе Баруте. Потом вынули хрустальный ящичек с пробкой, прикрепленной золотой цепочкой, в которой лежал маленький кусочек красного сендаля, а в нем были завернуты волоса из бороды Господа нашего Иисуса Христа, которые Жиды вырвали у Него, когда распинали Его. Потом из этого же мешка вынули ковчежец, где хранился кусочек камня, на котором был положен Господь наш Иисус Христос, когда Его сняли со креста. Кроме того из ковчега вынули другой ковчег серебряный позолоченный, четырехугольный, длиною около двух с половиною пальм. Он был запечатан шестью печатями, приложенными у шести пар круглых серебряных застежек; у него был замок и при нем висел серебряный ключ; отворили этот ковчежец [80] и вынули из него доску, которая вся была покрыта золотом, и на ней лежало железо с того копья, которым Лонгин ранил Господа нашего Иисуса Христа; оно было тонко и остро как шип или стрела, а где была ручка, в нем были дырки; длиною оно было может быть одно пальмо и два дюйма; на конце у острия была кровь такая свежая, как будто бы только что случилось то, что сделали Иисусу Христу; это железо было шириною около двух дюймов, и оно было вделано в эту доску, покрытую золотом; оно не было светло, потускло. Кроме того в ту же доску был вделан кусок трости, которою били по голове Иисуса Христа, когда он стоял пред Пилатом; этот кусок был длиною около полутора пальма, и казался красного цвета. А внизу под этим копьем и тростью, на этой же самой доске был вделан кусок губки, на которой подали Господу нашему Иисусу Христу желчь и уксус, когда он был на кресте. В этом же самом серебряном ковчеге, откуда была вынута эта доска, лежала одежда Господа нашего Иисуса Христа, о которой воины Пилата бросали жребий; она [81] была сложена и запечатана, для того чтобы те, которые приходят смотреть, не могли отрезывать от нее, как уже делали несколько раз; только один рукав был сложен отдельно и вне печатей. Эта одежда была подложена красным димитом, который похож на сендаль, а рукав был узенький, такой что застегивается, и был разрезан до локтя, и было у него три пуговки, сделанные точно из шнурочка, как узлы на обнасцах; и пуговки, и рукав, и то что можно было видеть стана казалось темно красного цвета в роде розового и больше подходило к этому цвету чем к какому-нибудь другому; не казалось, чтобы она была однотканая, а сшита иголкой; потому что нитки были точно сученые и шли очень плотно одна к другой. Когда посланники отправились смотреть эти святыни, то знатные люди и жители города, узнавши об этом, тоже пришли туда посмотреть их и все много плакали и молились.

XLIII. В тот же день они осматривали один женский монастырь, который называется монастырем Вседержителя. Там в церкви им показали мраморный разноцветный камень в девять пальм длиною. На этом камне, говорят, был положен [82] Господь наш Иисус Христос, когда был снят со креста; на нем видны были слезы трех Марий и св. Иоанна, которые плакали, когда Господь наш Иисус Христос был снят со креста, и слезы были так свежи, как будто бы это только что там случилось.

XLIV. Кроме того в этом городе Константинополе есть одна очень почитаемая церковь, которая называется Святая Мария della Dessetria. Эта церковь маленькая, и в ней живут несколько монашествующих каноников, которые не едят мяса, не пьют вина и не едят ни масла, ни какого другого жира, ни рыбы, в которой есть кровь. Внутренность этой церкви превосходно отделана мозаикой, и в ней находится образ св. Марии на доске, который, как говорят, сделал и нарисовал своею рукою славный и блаженный св. Лука. Этот образ совершил и совершает каждый день много чудес, и Греки очень почитают его и празднуют. Этот образ написан на квадратной доске около шести пальм в ширину и столько же в длину; он стоит на двух ножках; доска его покрыта серебром и в нее вделано [83] много изумрудов, сапфиров, бирюзы, жемчугу и других разных камней; и он вставлен в железный киот. Каждый вторник в честь его совершается большое торжество: собирается много монахов и отшельников и разного другого народа, также приходит духовенство из многих других церквей, и когда читают часы, то этот образ выносят из церкви на площадь, которая там находится. Он так тяжел, что его несут три или четыре человека на кожаных поясах, прицепленных крюками, с помощью которых и вытягивают образ с места; вынесши его, ставят по середине площади, и весь народ начинает молиться перед ним с большим плачем и воплями. Когда так все стоят, приходит один старик и молится перед образом. Потом он берет его, поднимает вверх легко, как будто бы в нем не было никакой тяжести, держит во время шествия и за тем ставит в церкви. Удивительно, что один человек может поднять такую тяжесть как этот образ; и говорят, что никакой другой человек не может его поднять кроме этого, потому что он происходит из такого рода, которому Бог позволяет поднять его. В некоторые [84] годовые праздники этот образ переносят в церковь Св. Софии с большим торжеством; потому что народ имеет к нему большое уважение.

XLV. В этой церкви похоронен император, отец того императора, который изгнан из Константинополя. А причины, почему этот император, изгнанный из Константинополя, имеет право на империю, и так же почему Константинопольский замок разрушен, вот какие. Тот, что теперь императором в Константинополе, называется Кирманоли, что значит Мануил. Его брат был императором прежде него, и у него был сын, который был ему непослушен до такой степени, что возбудил против него заговор. А у Турка Мурата, отца того, которого победил Тамурбек, был тоже сын в то же время, который был ему так же непослушен. Сын Турка и сын императора соединились вместе, чтобы низложить своих отцов и отнять у них владение. А Мурат и император Константинопольский тоже соединились вместе против своих сыновей, пошли на них и нашли их в замке Галиполи, в том, что теперь принадлежит Турку. Окруживши их там, Мурат и [85] император сговорились, если возьмут своих сыновей, выколоть им глаза и разрушить замок, чтобы это послужило примером для потомства. Они так и сделали, и как только взяли их, тотчас разрушили замок и Турок приказал выколоть глаза своему сыну. А императору стало жаль сына, и он не велел выкалывать ему глаза, а посадил его в темницу очень глубокую и, темную, и там лишил его зрения с помощью горячих горшков (?) Когда он уже несколько времени пробыл в этой темнице, он позволил, чтобы жена его сына тоже поселилась в темнице вместе с ним; а она стала прикладывать ему к глазам что-то такое, от чего он начал немного видеть. Раз, когда эта жена была с сыном императора, она увидела, что из одной большой щели вылез уж; она это передала мужу, а он тотчас же сказал ей, чтобы она привела его к тому месту, куда этот уж вошел; стоял там пока уж не вылез и тогда убил его руками; а говорят, что уж был удивительно велик. Его показали императору его отцу и когда он его увидел, ему стало очень жаль своего сына, и он приказал освободить его. Чрез несколько времени тот возвратился к своему дурному намерению, захватил отца своего императора, и [86] некоторое время держал его в плену, до тех пор пока не представился случай и его освободили его вельможи. Как только он освободился, сын обратился в бегство; а он поспешно разрушил тот замок, в котором сын его захватил, лишил его наследства, и при смерти оставил царство этому Кирманоли, который и теперь им владеет. А сын его оставил сына, которого зовут Димитрий. Этот теперь говорит, что имеет право царствовать, и бунтует против императора. Теперь они согласились на том, что оба они называются императорами и что после смерти того, который теперь владеет империей, будет императором другой, а после его смерти, будет сын того, который теперь царствует, а потом сын другого. Таким образом они условились, но я думаю, что ни тот, ни другой не исполнят условия.

XLVI. В этом городе есть очень красивый колодезь, который называется колодцем Магомета; этот колодезь состоит из известковых сводов, и внизу опирается на колонны, так что в нем образуется шестнадцать сводов, а верх его лежит на 490 очень толстых колоннах; в нем обыкновенно собиралось очень много воды, которой хватало на большое число народа. [87]

XLVII. Город Константинополь очень хорошо огражден высокой и крепкой стеною и большими крепкими башнями; в этой стене три угла; от угла до угла шесть миль, так что окружность всего города равняется восемнадцати милям, что составляет шесть лиг. Две стороны обращены к морю, а третья к земле; на конце у того угла, который смотрит не на море, стоят дворцы императора. Хотя город большой и окружность его велика, он не весь хорошо населен, потому что внутри его есть много холмов и долин, на которых находятся обработанные поля и сады. Там, где эти сады, стоят все простые дома. Это внутри города, а самая населенная часть внизу у края города, с той стороны, которая ближе к морю. Самое большое движение в городе возле ворот, которые выходят к морю, особенно у тех ворот, что против города Перы, потому что туда приходят разгружаться корабли и суда. И так как жители того и другого города сходятся торговать между собою, то они торгуют на берегу. Кроме того в городе Константинополе есть много больших зданий, домов, и церквей, и монастырей, из которых большая часть в развалинах. И ясно видно, что [88] прежде, когда этот город был новым, то он был одним из замечательных городов мира. Говорят, что и теперь в этом городе будет три тысячи церквей, больших и маленьких. Внутри города есть колодцы и источники пресной воды; а в одной части города, ниже церкви, которая называется церковью св. Апостолов, есть часть моста, который шел из одной долины в другую чрез дома и сады, и по этому мосту шла вода, орошавшая эти сады и улицу, которая идет около тех ворот города, что против Перы. Посреди улицы, где меняют деньги, вставлены в землю колодки: эти колодки назначены для тех людей, которые подвергаются наказанию, или которые преступают какой-нибудь закон или правило, постановленное городским управлением, или продают мясо или хлеб неверною мерой; таким людям надевают эти колодки и. оставляют их там день и ночь, на ветру и на дожде, и никто не смеет подойти, к ним. Вне города, между стеной и морем, против Перы стоит много домов, в которых продают разные вещи, и много складов, где держат товары, [89] которые привозят туда из-за моря чтобы продавать. Город Константинополь стоит у моря, как я уже вам сказал, и двумя сторонами прикасается к морю; против него стоит город Пера, а между обоими городами порт. Константинополь стоит так как Севилья, а город Пера как Триана; а порт и корабли между ними. Греки не зовут Константинополь как мы его зовем, а Ескомболи.

XLVIII. Город Пера маленький город, хорошо населенный, с хорошими стенами, с хорошими и красивыми домами; он принадлежит Генуэзцам и составляет часть Генуэзских владений. В нем живут Генуэзцы и Греки; и он стоит так близко к морю, что между стеною и морем не много больше расстояния, как могла бы занять маленькая каррака; ограда идет вдоль моря у самого берега; потом поднимается холм и на самом верху его стоит большая башня, откуда смотрят и стерегут город. Холм, на котором стоит башня, не так высок как другой, который стоит против него с внешней стороны; этот гораздо выше, чем тот, что в городе. На этом холме ставил Турок свой лагерь, когда [90] осаждал города Константинополь и Перу; оттуда сражались и бросали орудия. Он сам два раза приходил к этому городу и окружал его со стороны моря и со стороны земли, и раз стоял под ним шесть месяцев; на земле у него было добрых четыреста тысяч человек, а на море шестьсот галер и кораблей, и он не мог войти даже и в предместье его. Против такого огромного числа народа, как были эти Турки, невозможно было бы держаться этому городу, и видно, Турки не умеют хорошо сражаться, если они не вошли в него. Это море, что проходит между городами Перой и Константинополем, очень узко, так что от одного города, до другого будет не больше одной мили, т. е. одной трети лиги. Это море служит гаванью обоим городам, и я думаю, что это самая лучшая и прекраснейшая гавань в мире, и самая безопасная; потому что она безопасна от бури, от всех ветров, и кроме того безопасна тем, что когда корабли в ней, то им не могут повредить неприятельские суда, если оба города за одно. Она очень глубокая и чистая, так что лучший в свете корабль или каррака может подойти к самой стене и положить мосток на [91] землю, как галера. От Турецкой земли до этих городов очень не далеко, так что из Константинополя в Турецкой земле видно поле, которое называется Ескотари. И чтобы переехать из одного города в другой, так же чтобы ехать в Турецкую землю, каждый день можно найти много лодок. Это море, что проходит между этими двумя городами, идет вверх на пол лиги, и потом поворачивает. Город Перу Генуэзцы получили таким образом. Они купили у одного императора это место и землю, столько, сколько обхватит бычья кожа, изрезанная на ремни, и купивши и построивши этот город, сделали две других стены возле, в которых устроили два предместья, соединив их с городом; и это они сделали скорее насильно чем свободно; однако первое лицо в городе все таки император: они должны чеканить его монету и он имеет некоторое право суда. И хотя Генуэзцы называют этот город Перой, Греки зовут его Галатой. Это имя они ему дают потому что прежде чем город был построен, там были мызы, куда каждый день собирался скот и там доили молоко, которое шло на продажу в город, и оттого его называют [92] Галата, т. е. по нашему молочный двор, потому что молоко на их языке гала. Этот город был построен тому назад девяносто шесть лет, немного больше или меньше.

XLIX. В городе Пере есть два монастыря с очень красивыми домами и постройками; один из них св. Павла, а другой св. Франциска, и их осматривали посланники. Монастырь св. Франциска богат разными украшениями и хорошо устроен. В этом монастыре было им показано много хорошо убранных святынь, которые суть вот какие: Во-первых, показали им хрустальный богато-украшенный ящик на серебряной позолоченной ножке, в котором лежали кости св. Андрея и св. славного Николая и часть одежды св. блаженного Франциска. Кроме того им был показан другой хрустальный ящичек, отделанный серебром, в котором была кость из бока св. Екатерины. Кроме того им показали еще один хрустальный ящик, богато украшенный позолоченным серебром с камнями и жемчугом, в котором лежали кости св. Людовика Французского и св. Си Генуэзского. Кроме того им был [93] показан ковчежец очень хорошо отделанный, в котором находились кости Невинных. Кроме того им показали ручную кость св. Пантелеймона. Кроме того показали им ручную кость св. Марии Магдалины и ручную кость св. Луки Евангелиста, три головы от одиннадцати тысяч дев, и кость св. Игнатия, посвященного Пресвятой Деве Марии. Кроме того им была показана правая рука без кисти св. Стефана Первомученика, украшенная серебром с камнями и жемчугом. Кроме того им была показана правая рука с кистью св. Анны; она была богато украшена, и на ней недоставало маленького пальца; говорят, что его взял оттуда император Константинопольский, чтобы присоединить его к своим святыням, и что по этому поводу шла тяжба. Кроме того им показали сёребряный позолоченный крест, украшенный камнями и жемчугом, и по средине его был вделан маленький крест из дерева святого животворящего креста. Кроме того показали им богатый хрустальный ящичек, великолепно отделанный, в котором хранилась одна кость св. славного Василия. Кроме того им показали очень богатый серебряный позолоченный крест, роскошно украшенный крупным [94] жемчугом и многими каменьями, в котором были вделаны мощи разных святых. Кроме того им показали очень украшенный хрустальный ящик, в котором хранилась серебряная рука, державшая двумя пальцами поднятую вверх кость блаженного св. Лаврентия; показали им еще мешок, покрытый серебром, в котором были мощи св. блаженного Иоанна, св. Дионисия, и других многих святых. Говорят, что все эти мощи достались им, когда Константинополь взяли Латыняне, и что после их требовал назад Греческий патриарх и у них была с ним тяжба. Им показали также разные богатые церковные одежды, которые у них были, и чаши, и кресты. В этом монастыре похоронен у самого хора перед главным алтарем великий маршал Франции, которого взял в плен Турок, когда разбил Французов, шедших с Венгерским королем; а в монастыре св. Павла лежит похоронен сеньор де Трусси и многие другие рыцари, которых Турок приказал отравить, после того как их выкупили и за них были получены деньги. [95]

L. Посланники остались в этом городе Пере от среды, когда приехали, до вторника тринадцатого числа ноября месяца, и все это время не могли найти корабля и никакого судна, чтобы переехать в Трапезонд; и так как зима приближалась, а по Большому морю очень опасно плавать зимою, то чтобы не запоздать, они наняли и снарядили маленькую галеру, которой хозяином был Генуэзец, называвшийся мессер Николо Сокато. Они приказали нанять матросов и приготовить все, что было нужно, и во вторник вывели галеру с тем, чтобы поднять паруса и отправиться в путь; но в этот день не могли поехать, потому что не было довольно матросов и многого другого, чего им недоставало.

LI. На другой день в среду, 14 числа ноября месяца, в обедню подняли паруса, так как была хорошая погода, двинулись и выехали в узкое место при входе в устье Большого моря, и около третьего часа поравнялись с одной башней, которая стоит на Греческой земле возле самого моря и называется Трапеа; там зашли в порт, потому что надо было запастись [96] водою, пообедали и после обеда поехали в путь. Немного дальше прошли мимо двух замков, которые стоят на двух возвышениях на берегу моря; один из этих замков называется Гироль Греческий, а другой Гироль Турецкий. Один стоит в Греции, а другой в Турции; Греческий разрушен и не обитаем, а Турецкий населен. На море между этими двумя замками стоит башня в самой воде, а у подошвы Турецкого замка стоит скала, и на ней тоже башня; от замка до этой башни идет стена, а между этими башнями от одной до другой шла прежде цепь; и когда эта земля Турецкая и Греческая принадлежала Грекам, тогда эти замки и башни были сделаны для охраны входа в город и в пролив; и когда какой-нибудь корабль или судно шло из Большого моря в город Перу и в Константинополь, или какой-нибудь другой корабль хотел войти в Большое море, то протягивали эту цепь от одной башни к другой и не позволяли пройти, пока не заплатят пошлины. Около вечерни приехали к началу Большого моря, и так как было уже близко к ночи, то остановились и [97] стояли до другого дня. Этот пролив очень узок, и на правой руке земля Турецкая, а на левой Греческая; и на Турецкой и на Греческой земле видно было на берегу моря много церквей и разрушенных зданий.

Около полуночи вышли оттуда и вошли в Большое море. Путь лежал у самого берега Турецкой земли; около третьего часа, когда шли на парусах при хорошей погоде. поломалась рея; прошедши немного на веслах, приблизились к земле и починили рею. Отправились оттуда немного спустя после полудня, и прошли мимо одного маленького замка, который стоял на верху скалы на Турецкой зёмле, и море окружало его со всех сторон, кроме одного маленького входа; этот замок назывался Секелло. Когда наступил час Ave Maria, пришли к порту на маленьком острове, который назывался Финогией Генуэзской.

Община города Перы послала в это Большое море две вооруженных карраки, чтобы они стерегли Венецианские корабли, которые должны были прийти из Танского моря нагруженные товарами, и чтобы взяли их в плен, когда они подойдут [98] ничего не подозревая, так как они не знали о войне, которая была между ними; одна из этих Генуэзских каррак стояла у этого острова Финогии. Эту ночь простояли тут.

LII. На другой день в пятницу собирались уехать оттуда, но ветер был противный, и остались стоять вместе с этою карракою. Этот остров Финогия маленький и необитаемый остров, и на нем не живет никто; есть на нем замок, такой большой, как весь остров сам. Оттуда до Турецкой земли две мили; и так как гавань Финогии не безопасна, то решились идти к порту Карпи, который был в шести милях оттуда, и где стояла другая Генуэзская каррака, подстерегавшая Венецианские корабли. Капитан сказал, что лучше стоять здесь, чем в Карпи, для того чтобы после продолжать путь; по этому приказали сняться с места и подвинулись немного внутрь гавани. Около полуночи противный ветер усилился, и море взволновалось; капитан, думая, что лучше и безопаснее стоять за карракою, чем там, где стояли, велел поднять якорь и хотел подойти к карраке на веслах, но не мог, потому что море очень бушевало и ветер был очень резок, а волнение сильно; [99] когда же вздумали воротиться в гавань, откуда ушли, уже не могли. Увидев, что нельзя ни подойти к карраке, ни воротиться в гавань, бросили два якоря; между тем буря все усиливалась, и тянула якоря так, что кинула галеоту на скалы; но Богу угодно было, чтобы в это время якоря зацепились и галеота миновала скалы и не ударилась об них; а если бы она ударилась, то тут же была бы разбита; тогда подняли якорь, который не зацепился. Буря так усиливалась, что было страшно, и все предали себя на волю Божию, потому что никак не надеялись спастись; волны морские были так высоки, что вздуваясь они поднимались на один борт и скатывались с другого; галеоту страшно кидало и в ней сделалась сильная течь; все это совершилось в такое короткое время, что люди уже ни на что не надеялись, как только на милость благословенного Господа Бога. Если бы было светло, то подняли бы паруса и поплыли бы к земле, но было темно и не знали где стоят. Во время этой бури у той карраки, что тут же стояла, снесло компаньо и понесло прямо на галеоту. Но Господу Богу угодно было, чтобы оно прошло не тронувши ее. Через несколько времени [100] ушли якоря этой карраки, ее понесло на землю к острову, и прежде чем наступил день, вся она была разрушена и от нее не осталось ничего; на лодке, которая была при карраке, спаслись все люди; но все имущество их погибло. Мачта и бушприт этой карраки пронеслись как раз возле самой галеоты, но Господу Богу и Его блаженной Матери угодно было, чтобы галеота спаслась от всех этих корабельных снастей, так что они не принесли ей никакого вреда. В галеоте была сильная течь, и как ни старались выливать воду, все таки были на краю гибели. Так продолжалось до самого рассвета; тогда ветер переменился, и сделался удобным для того, чтобы плыть в Турцию; повернули рею, и при этом очень немногие могли помочь, потому что большая часть народа была ближе к смерти, чем к жизни, и если бы пришла смерть, они бы ее очень мало почувствовали. Потом подняли паруса и приплыли к Турецкой земле в субботу утром. А люди с карраки, которые спаслись и оставались на том острове, думали уже, что галеота потонула и люди, бывшие на ней погибли, и удивлялись, как они после рассказывали, когда увидели, что галеота [101] подняла паруса; потому что после того, как галеота отделилась от карраки, думали, что она сейчас будет уничтожена, и прежде чем они увидели, как ей удалось спастись, они молились, чтобы Господь Бог спас ее и тех, которые были на ней. Когда галеота подошла к земле, все, кто только мог, бросились в море; и так все спаслись и вышли на землю. Когда посланники вышли на берег, они приложили все старания, чтобы те вещи, которые посылал король, взять с галеоты и перенести на землю; и все было взято, ничто не пропало, хотя и было оно спасено с большим трудом и опасностью. Когда галеота стояла у земли, море иногда увлекало ее назад; потом приходила волна и ударялась с нею об землю, и когда она приходила к земле, люди, которые были на ней, бросали то, что в ней было, на землю, а другие брали это, и так было спасено все, что посылал государь король. Прошло немного времени и скоро вся галеота разрушилась. Когда было снесено на землю то, что везли на галеоте, все сложили на одном холме, который там был, и капитан галеоты сказал посланникам, что так как [102] все было положено на берегу, то Турки придут и возьмут все для своего государя. В это время пришли Турки и спросили, что они за люди. Они сказали, что Генуэзцы из Перы, что они приехали на карраке, которая погибла в эту ночь в том порте, что эти вещи, которые у них были, они должны были отвезти на другую карраку, которая стояла у Карпи, и что если они достанут им для этого лошадей, то им заплатят. Те сказали, что можно достать лошадей на следующий день, но не сейчас; впрочем прибавили, что пойдут в деревни, для того, чтобы на другой день наверно тотчас же это было исполнено. Так и сделалось: так что на следующий день в воскресенье пришло много народу с лошадьми и перевезли посланников и все что у них было в Карпи, где стояла та каррака. Приехавши туда, посланники застали карраку в гавани и отправились поговорить с мессером Амброзио, хозяином ее, и рассказали ему о своей удаче в том, что с ними случилось, и о том, как другая каррака погибла. Хозяин очень хорошо принял их и сказал им, что готов услужить королю Кастилии, что они могут распоряжаться этою карракою, как своею собственною, сказал, [103] чтобы они положили все свои вещи на нее, что он будет отвечать за их сохранность, и скажет тамошним Туркам, что они люди с той, другой карраки. Посла Тамурбека, который был с ними, они одели христианином, и сказали, что он из города Перы; потому что если бы Турки его узнали, они бы его убили и всем им грозила от этого опасность, Когда все вещи положены были на карраку и все было в безопасности, они поняли, что Господь Бог совершил для них много чудес разным образом. Во первых в том, что они спаслись от такой сильной и страшной бури, как эта; потому что хозяин и матросы, которые там были, говорили, что они плавали уже двенадцать лет и никогда не испытывали такой бури. Другое чудо, которое совершил Господь Бог, было в том, что он спас и их самих и вещи их государя короля, и они не были разграблены ни Турками, ни матросами, которые сделали бы это скорее если бы не были в Турецкой земле; потом в том, что они нашли эту карраку, которая, как говорил хозяин, тоже едва не погибла. В этой гавани они простояли до следующего вторника, ожидая хорошей погоды. В этот день [104] пришел к посланникам один Турок, который был царским старшиной в этой деревне и сказал им, что они приехали и провезли по земле их государя ткани и разные другие вещи, за которые должны были заплатить пошлину, и требовал, чтобы они приказали заплатить и дать ему что-нибудь. Это было оттого, что Турки узнали, что они не Генуэзцы, и не из Перы; и если бы они застали их на земле, то не пустили бы их. Поэтому в тот же день вечером подняли паруса и выехали оттуда, чтобы сейчас же воротиться в город Перу.

LIII. В четверг утром, двадцать второго числа ноября месяца, приехали в город Перу и посланники приказали свезти в город все свои вещи. Когда их увидели те, которые их знали, то все сказали, что судя по буре, которая была, и по месту, в котором она разразилась, было в самом деле чудом, что они спаслись. Посланники хотели тотчас же распорядиться, чтобы ехать, но не могли найти корабля, который бы решился поплыть чрез Большое море, так как уже наступила зима; поэтому и те корабли, которые были уже приготовлены, чтобы [105] идти в Трапезонд и нагружены, не смели пуститься в путь; и даже те, которые уже раньше уехали, возвращалась, чтобы зимовать тут, и ждать до марта месяца. Причина, почему это Большое море так опасно, и бурно, и велико, вот какая: так как оно море круглое, и окружность его будет почти три тысячи миль, и в него нет другого входа ни выхода, кроме этого пролива, что возле города Перы, и оно окружено со всех сторон большими и высокими горами, и у него нет плоских берегов, на которые ему бы можно было разливаться, и в него входит много больших рек, то море все только кипит и ходит кругом; вода, которой удастся войти в пролив, идет вон, а другая идет вокруг; и когда поднимается сильный ветер, море сейчас кипит, волнуется и начинается буря; особенно это бывает при северном ветре и при северо-западном, который называется маэстро, потому что он дует поперек этого моря. Кроме того оно опасно потому, что когда корабли приближаются к проливу, им его очень трудно узнать; если не узнают как в него войти, то попадают на мель и погибают, как уже не раз случалось; кроме того, в [106] случае даже когда знают пролив, если при приближении к нему, поднимется один из этих ветров, северный или маэстро, то грозит опасность, так как они дуют поперек моря и могут бросить их на землю; в это время погиб один корабль, который шел из Кафы. В то же время приехало шесть Венецианских галер в великий город Константинополь, для того чтобы провести все свои корабли, которые шли из Танского моря; император велел впустить их в город, и сказал хозяевам кораблей, что гавань принадлежит ему, и что он находится в мире с ними и с Генуэзцами и (потребовал) чтобы они не делали вреда друг другу. Венецианцы и Генуэзцы заключили между собою перемирие на некоторое время, и тогда Венецианцы провели свои корабли. Посланники должны были остаться в городе Пере всю зиму и не могли найти никакого более удобного корабля, как галеоту в девятнадцать скамеек; они велели снарядить ее, что им стоило много денег, и эта галеота была готова и снаряжена к марту месяцу; а хозяева этой галеоты были мессер Николао из Пизы и мессер Лоренцо из [107] Венеции. Посланники приготовили эту галеоту, чтобы ехать скорее, прежде чем Тамурбек уедет оттуда, где проводил зиму; и первое судно, которое в этот год вошло в Большое море, была эта галеота.

LIV. В четверг двадцатого марта, года от Р. X. тысяча четыреста четвертого, галеота была готова и посланники выехали оттуда поздно, во время вечерни. Вместе с этими посланниками ехал также тот посол, которого Тамурбек посылал к государю королю; и в этот день они проехали только до колонн, что составляет около мили от города Перы, потому что там надобно было запастись водой. В следующую пятницу они выехали оттуда и вошли в Большое море около обедни, и была хорошая погода, а во время вечерни подъехали к замку Секель и простояли там ночь. После полуночи уехали оттуда и продолжали свой путь; во время вечерни были у Финогии, где у них погибла прежняя галеота, и не захотели останавливаться там, а пошли дальше, и во время вечерни же подошли к одной реке, которая течет из Турции: они хотели остановиться [108] в ней на ночь, но она была не глубока. Ночь была тихая, и они простояли вне гавани.

LV. В следующее воскресенье во время вечерни они приехали в порт, находившийся у Турецкого города, который называется Понторакия, и принадлежит Мисал Маталаби, старшему сыну Турка; и тут они остановились.

На другой день, в понедельник, они остались там, так как не могли поехать, потому что ветер был противный. Этот город Понторакия построен на скалах, на самом берегу моря, и на вершине стоит замок, очень сильно укрепленный. Город мало населен, и те, которые живут в нем, по большей части Греки и только немногие Турки. Прежде они принадлежали к империи Константинопольской; говорят, что тому назад лет тридцать, немного больше или меньше, император Константинопольский продал город Турку, отцу того Мисала Маталаби, за сколько то тысяч дукатов. Этот город был очень богат и очень знаменит в этой земле своим хорошим портом; а это имя получил он от одного императора, который его построил, и которого звали Понто; земля же эта называлась Ракия. [109]

На другой день, во вторник, двадцать пятого числа марта месяца, они выехали оттуда и продолжали свой путь, и во время вечерни поравнялись с одним замком, который стоял на Турецкой земле у самого моря; он называется Рио, и в нем никто не живет. У подошвы его находится гавань, но они не могли войти в нее, потому что там собралось много Турок, которые пришли на берег, как только увидели галеоту, думая что на ней едут люди, которые замышляют нанести какой-нибудь вред их земле. Они остановились вне гавани у плоского берега, а в полночь выехали оттуда, и во время обедни подошли к реке, которая течет из Турции и называется Партен. Они вошли в нее, чтобы запастись водою; при входе в нее стояла высокая скала и на верху ее была построена башня, которая была сделана для охранения входа в эту реку, для того чтобы галеры не могли в ней останавливаться; они тотчас же уехали оттуда и в полдень приехали к городу, который называется Самастро.

LVI. Этот город Самастро принадлежит Генуэзцам и стоит на Турецкой земле у самого моря, на высоком холме; а впереди этого холма, глубже в море стоит другой тоже высокий холм, [110] соединенный с тем, на котором построен город; их оба окружает одна стена, и с одного холма, который очень высок, на другой идет огромный свод в виде моста, по которому и ходят. Там есть две гавани: одна с одной стороны, а другая с другой. Город маленький, и дома в нем тоже маленькие; а вне города были большие разрушенные здания: церкви, дворцы и дома, и казалось, что прежде самое лучшее было то, что теперь стояло вне, и что теперь было в развалинах. Они простояли там тот день, когда приехали и следующий четверг, а на другой день, в Страстную пятницу, уехали оттуда и во время вечерни приехали к гавани, которая называется Два Замка. На другой день, в субботу, выехали оттуда, и поднялся густой туман, а в третьем часу подул довольно сильный ветер, море взволновалось и заходили большие волны. Боялись, что будет буря, и не знали, близко ли они от земли или далеко; а так как не было гавани вблизи, то старались плыть, и после полудня поравнялись с замком, который называется Нинополи, и принадлежит Турции; тут хотели остановиться, но так как не было гавани, то поехали оттуда и продолжали свой путь. Около [111] вечерни опять поднялся туман, так что нельзя было видеть землю, хоть она была близко. Пришла ночь, и все таки не знали, где стоят; а море все волновалось. Одни говорили, что уже прошли мимо гавани, а другие, что нет; и в то время как советывались, что им делать, услышали лай собаки; тогда с галеоты подали голос, его услышали в замке и зажгли огни на верху замка, (чтобы показать), что тут была гавань, и. галеота пошла к гавани. Перед входом в нее были скалы, о которые разбивалась вода; не знали, как войти, и были в опасности; тогда один матрос бросился в воду, приплыл к земле, взял фонарь и осветил так, что галеота безопасно вошла в гавань.

LVII. На другой день, в Светлое Воскресение, остались стоять там в гавани. Над нею на высокой скале был очень укрепленный замок, который называется Киноли и принадлежит одному Мавританскому рыцарю по имени Еспандиару. Он владеет многими землями и платит дань Тамурбеку, и в своей земле чеканит монету Тамурбека. Сам владетель не был там, а один его алькад, когда узнал, что посланники там, из [112] почтения к Тамурбеку, отправился повидать их и приказал принести им баранины, кур, хлеба и вина. Здесь на горах этого замка Киноли находится лучшее дерево для самострелов, какое только можно найти во всей Романии.

LVIII. На другой день, в понедельник тридцать первого числа того же месяца марта, выехали оттуда, и во время вечерни приехали в гавань Турецкого города, который называется Синополи, и остановились там. Этот город Синополи принадлежит Еспандиару, и когда посланники приехали туда, они узнали, что этот Еспандиар, владетель этой земли, не был там, а был в другом городе, который находится в трех днях пути оттуда, и называется Кастамеа; и что там у него было собрано почти сорок тысяч человек, чтобы воевать с сыном Турка, который сердился на него за то, что он платил дань Тамурбеку. А посланники очень желали застать его там, чтобы получить от него верные сведения о том, где находится царь, и чтобы он дал им совет, как ехать землею. Причина же, по которой этот рыцарь, владетель этой земли, платит дань Тамурбеку, та, что Турок Баязет, которого победил [113] Тамурбек, убил его отца и отнял у него землю; а после, когда Тамурбек победил его, то возвратил всю землю этому рыцарю Еспандиару.

LIX. С рассветом в субботу, пятого числа месяца апреля, посланники отплыли оттуда; но настала тишь, в гавань не могли войти и простояли эту ночь в море.

На другой день, в воскресенье, во время обедни поравнялись с одним городом, который стоит в Турции на самом берегу моря, и называется Симисо; в нем есть два замка: один принадлежит Генуэзцам, а другой и самый город Мусульману Челеби. Они не захотели входить в гавань и остались в море, и простояли эту ночь в море, потому что была тишь. На другой день, в понедельник, около полудня, пришли к порту одного замка, который называется Хинио, и вошли в гавань, потому что был противный ветер. У самой гавани на высокой скале стоял город; он был очень мал и населен Греками; а на вершине очень высокой горы, стоявшей возле города, был высокий замок, принадлежавший городу, где говорят, жило около трехсот Турок. Этот замок и город [114] принадлежат одному Греческому вельможе, по имени Меласено, который платит дань Тамурбеку. У самого моря в гавани стояло несколько кузниц: в этом месте море выбрасывало мелкий черный песок, его собирали и делали из него железо. На другой день, во вторник, уехали оттуда. Ветер был противный, и они зашли в гавань, которая находится у Турецкой земли и называется Леона. У этой гавани стоял замок у самого моря наверху скалы; он был необитаем; говорят, тому назад года четыре, Генуэзцы ограбили его. Эта земля принадлежит одному Турецкому вельможе, по имени Арзамиру. В тот же день уехали оттуда и не много спустя поравнялись с маленьким замком, который стоит на берегу моря на скале, и называется Санкто-Нисио; проехали не много дальше этого замка и остановились, потому что ветер был противный, и простояли эту ночь в устье одной реки. Эта земля и другие селенья, которые были видны, принадлежали тому же Арзамиру; у владетеля этой земли, говорят, около десяти тысяч конницы, если не больше, и он платит дань Тамурбеку. На следующий день, в среду, отправились, и ветер [115] был попутный, хотя шел дождь. Около третьего часа приехали к городу, который называется Гирифонда; он стоял на берегу моря и был построен на верху высокой скалы; большая стена окружала всю скалу, а внутри ее было много садов и деревьев. В полдень поравнялись с большим городом, который был тоже построен на берегу моря, и называется Триполь; эта земля принадлежала императору Трапезондскому. Через несколько времени были у замка, стоящего на берегу моря, по имени Корила. В этих местах не захотели останавливаться, потому что погода была благоприятная. Около вечерни подъехали к замку, по имени Виополи; тут вошли в гавань и переночевали в ней. На следующий день, в четверг, выехали оттуда; ветер был противный и море вздувалось. В третьем часу поравнялись с замком, который называется Санфока, и остановились там, чтобы народ отдохнул; потом тотчас же уехали и во время вечерни подъехали к порту, по имени Платана; а так как ветер был противный, то не осмелились идти в эту ночь в Трапезонд, хотя до него было не больше двенадцати миль, и эту ночь переночевали там. Ветер был [116] противный и такой сильный, что волны подымались, и они думали, что погибнут.

LX. На следующий день, в пятницу, одиннадцатого числа апреля месяца, выехали оттуда и около вечерни прибыли в город Трапезонд; а от города Перы, откуда они поехали на этой галеоте, до этого города Трапезонда девятьсот шестьдесят миль. У Генуэзцев есть в этом городе вне стен его хороший замок, и посланники остановились там у них и были приняты с большим почетом.

На другой день, в субботу, император прислал за посланниками лошадей, чтобы они приехали. Когда они приехали в его дворец, они застали его в зале, которая была в верхнем этаже, и он принял их очень хорошо; поговоривши с ним, они воротились к себе. С этим императором они застали его сына, который был с ним, и которому казалось лет двадцать пять. Император был хорош собою и особа видная; одеты были и император и сын его в императорские одежды, на головах у них были высокие шапки с [117] золотыми палочками, которые торчали вверх, а па верху их султаны из журавлиных перьев, на шапках же верхушки из куньего меха. Императора зовут Германоли, а сына его Келекс; сына зовут императором также как и отца, потому что есть обычай, старшего законного сына, который должен наследовать, называть императором, хотя его отец жив; а вместо императора Греки говорят Базилео. Этот император платил дань и другим Туркам своим соседям, и был женат на одной родственнице Константинопольского императора, а сын его женат на дочери одного Константинопольского вельможи, и у него есть две маленьких дочери.