Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

СИГИЗМУНД ГЕРБЕРШТЕЙН

Отрывок из Герберштейнова путешествия.

"Барон Сигизмунд фон Герберштейн был в Россию прислан сперва в 1516 году от Императора Максимилиана один, и потом в 1526 году от Ерцгерцога Фердинанда вместе с Графом Леонардом Нугаролою" - говорит г. Сочинитель Опыта повествования о древностях Руских. Вторая Часть (I Отделение) сей любопытной книги вышла из печати в Харькове 1812 года. Герберштейново описание составляет весьма важную принадлежность Исторической Российской Литтературе. Изд.

Наконец после весьма трудного и притом опасного путешествия, Апреля 26 числа приближились мы к Москве. Когда мы были еще на полмили от города, прибежал к нам на встречу в великою поспешностию и весь в поту, пожилых лет человек, бывший прежде Посланником в Испании, и донес, что [255] Государь его многих Бояр, которых всех назвал он по именам, отрядил для встречи, что они ожидают нас в некотором известном месте, и что мы, как скоро туда прибудем, должны сойти с лошадей, дабы повеления великого Государя слушать стоя. Когда же я спросил его, для чего он тако спешил бежавши к нам? Тогда он отвечал: Сигизмунд! мы своему Государю служим совсем иначе, нежели вы своему. Подъезжая к городу, увидели мы великое множество верьхами людей, кои, когда мы приближалися к ним, сошли с лошадей, что также и мы сделали. Один из бывших в толпе сей начал говорить: Великий Государь Божиею милостию Великий Князь и Государь всея Руси (здесь проговорил он весь титул), узнав, что вы прибыли, яко Послы брата его, Императора Карла и его брата Фердинанда, выслал нас Бояр своих для встретения вас, приказав узнать от вас о здоровье брата своего Императора и Короля Карла равно как и Ерцгерцога Фердинанда. Другой Графу Нугарол говорил: Граф Леонард, Великий Государь (здесь опять повторил весь титул Великого Князя), повелел мне встретить тебя, препроводить в назначенное жилище и удовольствовать всем потребным. Третий то [256] же самое говорил мне. По окончании сего, что все делано было с обеих сторон с непокровенными главами, первый из них начал опять говорить: Великий Государь (и паки весь титул его) повелел узнать о твоем здоровье. То же самое сказано было и мне; на что мы, по Рускому обычаю, ответствовали: даруй Боже Великому Князю многолетнее здравие. Мы по милости Божией и благоволению Великого Князя ехали доселе в добром здоровье. Тот же самый Боярин начал в третий раз: Граф Леонард! Великий Государь (потом весь титул) прислал тебе с своей конюшни верховую лошадь с седлом и во всем уборе и сверьх того еще другую. То же самое сказано было и мне; и когда мы за сие отблагодарили, то Бояре, взяв нас за руки, спрашивали от себя, здорово ли мы доехали? Наконец прибавили они, что мы из почтения к их Государю должны сесть на подаренных нам лошадей; что мы тотчас и исполнили. Мы переехав через реку Москву, между бесчисленным множеством народа, прибыли к назначенным для жилища нашего домам, стоявшим один против другого. В домах сих не нашли мы ни хозяев, ниже какой мебели. Каждый из Московских приставов говорил Послу своему, что он [257] вместе с приставами, прибывшими с нами из Смоленска, имеет от Государя своего повеление доставлять нам все для нас потребное. Оба представили нам по одному чиновнику, которым поручено было доставлять нам ежедневно пищу и напитки. Они тотчас просили нас сказать им, не имеем ли мы в чем надобности. Потом каждый день приходили осведомляться, все ли нужное для нас получаем?

Руской Двор имеет свое особенное обыкновение, которому следует всегда в содержании или угощении Немецких, Польских и других держав Посланников; а потому приставы или проводники их подробно знают, сколько каждому из них давать надобно хлеба, напитков, мяса, рыбы, сена и других вещей; сколько дров для топления покоев и бань, сколько соли, перцу, масла, луку и иных мелочей, смотря по качеству особы, они требовать могут. Сему правилу следуют также приставы, провожающие Посланников в Москву или из Москвы к границам (Обыкновение содержать таким образом иностранных Послов продолжалось у нас неизменно до начала прошедшего столетия. Для показания тогдашних обычаев и дешевизны вещей приведем здесь один пример. Когда в 1601 году прибыл в Россию Посол от Английской Королевы Елисаветы, то определено было ему и бывшим при нем людям давать: Послу на день 2 калача, два хлеба денежных. А Дворянам по калачу и по хлебу денежному на человека. На два дни яловица, цена 60 коп. - 4 барана, каждый - 7 1/2 - 9 куриц - 2 1/2 - полоть ветчины - 12 - 200 яиц - 10 - 5 фунтов масла, каждый по - 1 1/2 На два дни ведро сметаны - 5 - четверть пуда соли - 2 1/2 - четверик круп - 4 - луку, чесноку и капусты на - 6 Питья: Послу на день пять чарок вина горячего. - до Вологды по 2 кружки романеи вместо красного меду, а от Вологды по кружке романеи. - четверть ведра меду обарного. - полведра меду патошного. - ведро меду Княжаго. Росс. Истор. К. Щерб. VII. I, 150 и 151.). Наши [258] приставы хотя достаточно снабдевали нас пищею и напитками, но всегда почти вместо требованного нами доставляли другое, о чем мы им и не напоминали. Напротив того ежедневно подаваемо было нам пять родов напитков, а именно, двух сортов пиво и трех сортов мед. [259] Однажды приказал я между прочим купить для себя на рынке живой рыбы. На сие сильно жаловались наши приставы, говоря, что тем оскорбляется Государь их. Вскоре после сего сказал я приставу своему, что находящимся в свите моей пяти Дворянам нужны постели. Он отвечал, что у них нет такого обычая, чтоб давать кому нибудь постель; на что я сказал ему, что я сего и не требую; я сам куплю им постели; но говорю сие на тот конец, дабы ты не прогневался, когда я сие сделаю. На другой день явился ко мне опять пристав мой и сказал: я докладывал Боярам Государя моего о том, о чем мы говорили вчерашний день. Они приказали мне доложить тебе, чтоб ты постелей не покупал, потому что они намерены с Посланниками вашего Государя обойтися также, как обходятся с Рускими Посланниками у вас.

Когда мы чрез два дни по прибытии нашем отдохнули, то спросили своих приставов, когда Великий Князь потребует или допустит нас на аудиенцию? Мы доложим о сем, отвечали они, Боярам нашего Государя. Назначен был день; но после аудиенция наша отложена до другого дня. На кануне по утру явился к нам пристав с объявлением [260] от Государя своего повеления, что завтрешний день должно будет нам предстать пред Великого Князя. То же самое повеление и то же известие повторил он потом и вечером, и еще по утру в день самой аудиенции, и всякий раз, приходя к нам, имел при себе Велико-Княжеского переводчика. В последний раз бытности его у нас спустя около часа, возвратился опять с величайшею поспешностию и сказал: сей час будут к вам Бояре и возмут вас с собою к Государю; почему надобно, чтобы вы изволили на сей раз быть в одном доме. Сии Бояре были Князь Ярославский, родственник Государя, и другой, один из тех, кои от имени Великого Князя поздравляли нас с приездом. Приставы наши несколько раз напоминали нам, дабы мы сим Боярам оказали должную честь, встретили бы их и некоторым образом дали бы Великому Князю преимущество пред нашим Государем. Ответ наш состоял в том, что мы сами знаем, что нам должно делать, и что мы то непременно и сделаем. Бояре по прибытии к нам сошли с лошадей и в Графской квартире начали уже всходить на лестницу; но мы встречать их не спешили, с намерением, дабы они взошли на половину лестницы. Потом мы просили [261] их войти в гостиную; но Князь сказал: Великий Государь (здесь проговорил он весь титул его) повелел вам явиться к нему. Посему мы севши на лошадей, отправились и близь крепости нашли такое множество народа, что военные люди едва могли нас провести. При Руском Дворе существует обыкновение, что всякой раз, когда иностранные Послы представляемы бывают Великому Князю, то все дети Боярские и другие служивые люди из всех окрестных мест собираются, все мастеровые оставляют свою работу и все сколько возможно собираемы бывают купцы и другие жители Московские. Сие делается с тем, дабы иностранные Послы из великого множества народа о силе В. Князя, а собранный народ из великолепных посольств мог заключить об уважении, какое к Государю их имеют как соседственные, так и отдаленные народы и Государи. По прибытии в крепости увидели в оной людей различных достоинств и степеней. У самых ворот стояли простые граждане, на площади военные люди, которые так поставлены были что нам подъехать к крыльцу было не можно; ибо сходить с лошадей у самого крыльца никому кроме В. Князя не позволяется. Как скоро взошли мы почти [262] на половину лестницы, встретили нас Великокняжеские Бояре, которые взяв нас за руки и поцеловавшись с нами, повели далее. Когда взошли уже на лестницу, то опять встретили Бояре высшей степени, которые также дали руки и заступили место первых. При входе во внутренние покои приветствовали нас еще старшие Бояре (Ето называлось: первая, вторая и третья встречи. Министрам второкласных держав делали только по две встречи. У.), которые ввели потом в пространную, наполненную первейшими чиновниками палату, а отсюда в аудиенц-залу, пред которою стояли только те, кои служат В. Князю ежедневно. Из всех, между которыми мы проходили, никто не делал нам никаких знаков почтения, ниже казался обращающим на нас внимание. Даже когда мы кланялись, или заговаривали со знакомыми, тогда они на приветствия наши так сухо отвечали, что как будто бы нас никогда не видали. Но как скоро вошли мы в аудиенц-залу, то все находившиеся в оной Бояре встали, чего Велико-Княжеские братья, когда присутствуют при аудиенциях, не делают, хотя сидят и с непокровенными главами. Один из первых Бояр сам собою без всякой с нашей стороны [263] просьбы, следуя Рускому обыкновению, говорил Великому Князю: Великий Государь! Граф Леонард челом бьет; и потом опять Великий Государь! Граф Леонард челом бьет за великую милость, которую ты ему оказываешь (Magne domine, Leonhardus Comes frontem percutit, et rursus: magne domine, Leonhardus Comes frontem percutit de tua magna dratia etc. Pag. 126.). Также и Сигизмунд. Государь сидел в то время на возвышенном престоле с открытою головою. Над ним на стене блистал образ какого-то Святого. По правую сторону его стояла скамья, на коей лежала его шапка, а по левую на другой скамье посох, крест, умывальница и две кружки с полотенцом. Говорят в России, что когда Государь Посланнику Римско-Католического исповедания дает свою руку, то чрез прикосновение его считает себя оскверненным, а потому тотчас по изшествии Посланника умывает себе руки. Прямо против В. Князя стояла для Посланников скамья, на которой мы сделав приветствие, по его приказанию сели. Приветствие наше переводчик толковал от слова до слова. Государь, слыша произносимые имена Карла и Фердинанда, вставал со своего престола, и по окончании приветствия спрашивал: здоров ли брат [264] мой, избранный Император Римский и великий Король? Между тем, когда Граф ответствовал, что Император здоров, Великий Князь восходил опять на свой престол и садился по прежнему. Подобным же образом спрашивал он и о здоровье Ерцгерцога Фердинанда; потом подозвав обоих нас к себе, сказал: дай мне свою руку. По сем спрашивал каждого из нас, благополучно ли мы ехали? На что мы отвечали: дай Бог тебе многолетнее здравие! я по милости Божией и по твоему благоволению здоров. После сего приказал он нам сесть. Прежде нежели мы сие исполнили, благодарили сперва Государю и потом Князьям и Боярам, которые для почести нашей тогда стояли, низкими на все стороны поклонами. Других держав Посланники, а особливо Польские, Лифляндские и Шведские, во время даваемых аудиенций, обыкновенно подносят В. Князю от имени своих Государей, от себя и своей свиты подарки. Сие происходит, как мы слышали, следующим образом: как скоро Посланник исполнит свое препоручение, то введший его Боярин громогласно говорит: Великий Государь! Посланник челом бьет и подносит подарок. То же самое повторяет он о второй, третей и прочих особах посольства. Подле Боярина [265] стоит Дьяк, который поименно со всею подробностию записывает подарки каждого. Подарки сии называются у Руских поминками. Они спрашивали также и нас о подарках; но мы отвечали, что у нас их не бывает (Кроме Польских, Лифляндских и Шведских Посланников, подносили Российским Государям подарки сии, или, как тогда называли, поминки, и Послы Английские и других народов. Но в чем они состояли, можно видеть из следующих примеров: I) Прибывшие в 1603 году Послы от вольных Немецких городов Любека, Бремена, Ростока, Стральзунда, Гданска, Гамбурга, Люнебурга и других к Царю Борису Феодоровичу. Поднесли ему большого серебряного позолоченного орла, серебряных позолоченных строуса, пеликана, грифа, льва, единорога; Царевичу Феодору Борисовичу ими же поднесено, серебряные позолоченные: орел со скипетром, Фортуна, Венера, павлин, лошадь, а сверх того большой такой же кубок, на котором изображены были имена и гербы всех оных городов. II) Тому же Государю Английского Короля Иакова Посол Шмид в 1604 году представил: карету, обитую бархатом, две сулеи серебряные вызолоченные, сосуд хрустальный, обделанный золотом, лохань и рукомойники серебряные позолоченные, два таких же стола; сам Посол от себя поднес Царевичу Феодору Борисовичу цепь жемчужную, несколько сукон, два  самопала коротких, обделанных золотом; от Королевы Царевны Ксении: кубок серебряный золоченый и два таковыеж сосуды. Впрочем сие обыкновение при Российском Дворе еще при сем же Государе начинало уже выводиться (Росс. Истор. Кн. Щербат. VII. I. 142, 183, 194). Российские Государи, отправляя своих Послов к другим дворам, посылали также с ними и подарки, кои состояли наипаче в мягкой рухляди. Но дабы видеть, как велико было ее при таковых случая употребление, поместим здесь известие, сколько с Российскими Послами в 1595 году отпущено было к Цезарю и в запас и на приказный расход и на раздачу, с означением тогдашней цены: 1-е) соболей 1,009 сороков, ценою на 28,097 руб. а в головных был сорок в 400 руб.; 2-е) куниц 519 сороков, ценою на 5,190 руб.; 3-е) лисиц черных и чернобурых 120, ценою на 565 руб.; 4-е) 337,235 белок, по 20 руб. тысяча, всего на 6,749 руб. с полтиною, 5-е) бобров черных 3,000, на 1,708 руб., 18 алтын, две деньги; 6-е) волков 2000 на 530 руб.; 7-е) с двора отпущено 75 кож лосиных, по 1 руб. каждая: и того всей мягкой рухляди с Послами отпущено на 44,720 руб. и 8 денег. Древ. Росс. Вивлиоф. XV. 127 и 128. У.). После того [266] как мы несколько времени посидели, Великий Князь пригласил нас к столу своему сими словами: вы сего дня со мною отобедайте. Во время первого [267] посольства моего в Россию он приглашал меня к столу своему, по Рускому обыкновению, следующими словами: Сигизмунд, ты поешь ныне со мною хлеба-соли. Вскоре после приглашения сего Государь, призвав к себе наших приставов, говорил им что-то на ухо. Сии объявили о том переводчикам, которые сказали: пожалуйте в другую комнату! Между тем, пока мы разговаривали с Великокняжескими Боярами о своих делах, в столовой накрывали столы. Когда мы вошли в оную, то В. Князь, его братья и Бояре уже сидели. Последние все при входе нашем встали. Мы отблагодарив их, поклоняясь на все стороны, сели на тех местах, которые мановением показал нам В. Князь. Столы во всем зале накрыты были кругом. По средине оного стоял высокий поставец, наполненный золотою и серебряною столовою посудою. На том столе, за которым сидел Государь, по обе его стороны было порожнего места столько, как можно достать ему руками. Ежели оба братья не в отлучке, то старший из них садится по правую, а младший по левую руку. В некотором большем несколько расстоянии, нежели в каком от В. Князя бывают братья его, сидели от первых старшие Князья и Бояре, каждый [268] по своему чину и уважению, в каком он находится у В. Князя. Мы сидели за особым столом против В. Князя; в некотором же расстоянии от нас люди, принадлежавшие к нашему посольству и против сих те придворные, которые из нашей квартиры сопровождали нас ко Двору. За обоими самыми крайними, один против другого стоявшими столами, находились придворные люди и другие чиновники, кои от Государя поимянно приглашены были. На всех столах находились сосуды один с солью, другой с перцом и третий с уксусом. Они по длине стола так поставлены были, что пред каждыми четырью особами стояло по три сих сосуда. Между тем, пока все собирались и дан был знак подавать кушанья, определенные к тому придворные служители стали все против Государя, не сделав пред ним никакого знака своего к нему благоговения. Незадолго пред начатием стола Государь подозвав к себе одного из Бояр, дал ему два продолговатых хлеба, сказав: подай его Графу Леонарду, а етот Сигизмунду. Боярин вместе с переводчиком подошедши к нам, одному после другого говорил: Граф Леонард и пр. В. К. Василий Иванович, Государь всея Руси и пр. удостоверяя тебя в своей милости, [269] посылает тебе хлеб сей со своего стола. Когда переводчик громогласно повторял сии слова, мы для принятия знака милости вставали. То же делали и другие, кроме Великокняжеских братьев. За сию милость В. Князя нетребуется иной благодарности, как только, приняв хлеб и положа его на стол, поклониться сперва Государю, а потом Боярам. Чрез подавание хлеба Государь являет свою милость, а солью показывает любовь свою, и по сей-то причине при Руском Дворе нельзя получить никакой чести больше, как когда Государь присылает кому со стола своего соль. Пред самым начатием стола Стольники, не сделав впрочем пред Государем никакого знака своего благоговения, вышли из столовой, принесли сперва водку, которую Руские обыкновенно пред кушаньем пьют, и потом жареных павлинов, всегда почти составляющих первое кушанье из мясных, предлагаемых гостям. Три таковых павлина поставлены были пред В. Князем. Государь, маленьким ножичком попробовав, который из них лучше, велел потом снять их со стола. Стольники таким же порядком, каким приносили, понесли их вон; потом разрезав, поставили опять на столе в малых мисах, в каждой по четыре [270] куска. Тот же самый Боярин, который подает гостям хлеб и другие кушанья именем Государя, стоит всегда подле него для подавания ему питья. В. Князь от каждого блюда дает наперед откушивать Стольнику. После сего отрезывает то в том, то в другом месте часть, кушает сам, и то блюдо, с которого уже кушал, отсылает или одному из братьев своих, или которому нибудь из находящихся при том Посланников; или Боярам. Блюда сии как подаются, так и принимаются с такими же обрядами, с какими и хлеб, как сказано выше.

Коль скоро начали мы есть жареных павлинов, то подали нам уксус, соль и перец, кои Руские при жарком употребляют вместо соуса или подливки. Равномерно во все время продолжения стола находились на оном для того же употребления кислое молоко, соленые огурцы и сливы. С прочими кушаньями поступаемо было таким же образом, как и с жарким, кроме того что их опять со стола не снимали.

Подаванные напитки состояли в Малвазии, других Греческих винах и различных медах. Государь приказывает [271] себе подавать обыкновенно однажды или дважды кубок, и когда хочет пить из него, то призвав к себе Посланников, говорит сими или подобными сим словами: Ты Леонард и ты Сигизмунд от великого Государя прибыли к другому великому Государю. Ты совершил дальний путь. Воспользовавшись Нашею милостию и узрев пресветлые очи наши, будешь здоров. Пей и ешь пока будешь сыт, потом отдохни, дабы ты в состоянии был возвратиться к своему Государю.

Вся посуда, в которой подаваны были кушанья, напитки, соль, перец, уксус и проч. были, как уверяют, из чистого золота. Справедливость догадки сей доказывает между прочим и самая тяжесть посуды (Подобно сему и в последствии времени бывшие в России иностранцы всю столовую посуду Царскую почитали за золотую; но Кн. Щербатов об истине сего сомневается, говоря: взирая на тогдашние обстоятельства, что Россия неимела своих рудников, торговля ее хотя и была довольно прибыльна с Азийскими народами, но со всем тем, если рассмотрим, какой вес должны были иметь сии двести блюд и другие сосуды (в коих подавано было кушанье и напитки бывшему в 1602 году в Москве Датскому Принцу Иоанну), кои без сомнения не составляли еще всех Царских сокровищ, то конечно повествование сие покажется невероятным. Правда, продолжает он, что в бывших после смерти Царя Бориса возмущениях Государева казна претерпела великий ущерб; при всем том многие драгоценные вещи, как-то цепи златые, многие серебряные сосуды, дары присланные из разных Государств в мастерской и оружейной Палате находятся и ныне, а потому возможно ли, чтоб из толикого числа великих золотых блюд ни одного не осталось? Из сего явствует, что вся сия посуда была серебряная позолоченая, каковой действительно великое множество находится; но иностранцами почтена она за золотую. Рос. Истор. VII. I. 29 и 193. У.). С четырех [272] сторон поставца, или по нынешнему буфета, стояли четыре Мундшенка (кравчие), из коих каждый держал в руке по кубку для употребления В. Князю. В продолжении стола Государь часто разговаривает с Посланниками, спрашивает их, подчует и вообще обходится весьма милостиво и снисходительно. За столом сидят иногда часа по три, или по четыре. Во время первого посольства моего просидели мы до первого часа ночи. Руские, подобно как рассуждая о каких нибудь важных делах, нередко по целому дню остаются в собрании и оного неоставляют прежде, пока начатого дела не [273] окончат; равномерно в состоянии они также праздничные или торжественные дни препровождать в пированиях. По окончании стола Государь ничем важным не занимается. Иностранных Послов отпускает он, сказав: теперь вы можете идти домой. Те же самые придворные чиновники, которые препровождают Послов ко Двору, сопутствуют им и в их жилища, где объявляют, что им приказано оставаться для препровождения с ними в удовольствии времени. В след за сим приносят серебряные с напитками сосуды и таковые же кубки, и всемерно стараются Посланников сколько можно упоить. В сем искусстве Руские весьма сведущи. Ежели не имеют они способа заставить кого нибудь выпить, то начинают пить за здоровье Императора, или брата его, или за здоровье Князя и других знаменитых особ. Они думают, что отговариваться и не пить за чье нибудь здоровье не должно или не можно. За здоровье пьют таким образом: тот, кто предлагает пить, становится посреди горницы и учтиво произносит имя, за чье здоровье он пьет, и что желает ему всякого благополучия. Выпивши переворачивает кубок на голову, дабы показать, что он его опорожнил и излили желание совершенного благополучия тому, [274] чье имя пред тем произнес. Потом подходит к первому месту, приказывает наполнить многие кубки, подносит их каждому, и произносит имя того, за чье здоровье пить надлежит. После сего все должны выходить на средину покоя, и выпив кубок, опять садиться на свои места. Кто не хочет допьяна напиться, тот должен или представиться пьяным, или спящим, или перепить Руских, или наконец решительно объявить, что он больше пить не в состоянии. Руские наилучшим угощением почитают, ежели кого уподчуют допьяна, или до бесчувствия. Когда я во время первого посольства моего приглашен был ко Двору в последний раз обедать (ибо Посланников приглашали тогда к столу как по приезде их, так и при отпуске), то В. Князь, вставши и приказав подать себе кубок, сказал мне: Сигизмунд, сей кубок пью в знак моей любви, уважения и за здоровье избранного Императора Римского Максимилиана. То же самое сделаешь и ты и все, кто здесь ни есть, для показания тебе любви моей к брату моему Максимилиану, дабы ты по возвращении своем мог донести ему, что ты здесь видел. После сего подал мне кубок, сказав: выпей сей кубок за здоровье моего брата Императора [275] Максимилиана и пр. Таким образом и с теми же словами подавал он кубок и каждому из бывших при том. Всякой из нас приняв его, отступя несколько назад, выпивал, низко поклонясь наперед Государю. Поднесши всем, подозвал меня к себе, и взяв за руку, сказал: теперь можете вы отправиться в свой путь.

Когда Посланники порученные им дела совсем или хотя частию окончат, то Государь обыкновенно приглашает их с собою на охоту. Близь Москвы есть лес, в котором водится превеликое множество зайцов, коих нетолько ловить запрещено под строгим наказанием, но даже рубить в нем деревья. Как скоро В. Князь вознамерится ехать на охоту, то приносят туда зайцов и из других зверинцов, коих у него немало; ибо Государь тем большее от охоты получает удовольствие, чем большее число поймает их. Выехав в поле, посылает одного из бояр или придворных своих за Посланниками. Коль скоро они приближаются на некоторое от него расстояние, то слезши с лошадей, подходят к нему пешком. Таким же образом приведены были и мы. Государь сидел на богатоубранном коне в [276] пребогатом одеянии. Глава его была покровенна. Он сняв рукавицу и подавая нам руку, приказал переводчику сказать; мы вознамерились повеселиться охотою и вас сделать участниками сего удовольствия. Сядьте же опять на лошадей и ступайте за мною. Головной убор его состоял из так называемого колпака, украшенного сзади и спереди золотыми листами, кои возвышаяся на подобие салтанов, то взад, то вперед изгибалися. Одеяние его было из золотой парчи; к поясу привешены были по Рускому обыкновению два длинные ножа и длинный также кинжал. Сзади за поясом заткнут был кистень, украшенный золотом. По правую сторону его ехал изгнанный из Казани Царь Ших-Алей, по левую же два молодые Князья. Казанский Царь имел при себе двойной колчан; в одном из них находился лук, а в другом стрелы. По прибытии нашем в поле мы нашли там до трех сот всадников. На самом месте охоты находилось несколько сот охотников, из коих одна часть была в черном, а другая в желтом платье. Ловля продолжалась несколько часов и затравлено до трех сот зайцов. По окончании охоты В. Князь поехал к одной деревянной башне, отстоящей от Москвы на несколько тысяч шагов, и около которой [277] разбито было множество палаток. Одна самая высокая и пространная для Государя, другая для Царя Казанского, третия для нас, многие для чиновников и других надобностей. Как скоро каждый вошел в назначенную для него палатку, то Государь немедленно приказал позвать нас в свою. В. Князь сидел на скамейке из слоновой кости; по правую его сторону Царь Казанский, а по левую молодые Князья, бывшие у него в особой милости. Против него в сторону мы Посланники и многие Бояре. Когда мы сели, то подавали нам сперва сушеные плоды и конфекты, потом разные напитки, при чем Государь, подобно как и во время пиршеств, присылкою тех и других являл также особенную милость свою. Во время первого посольства моего он на том же месте давал стол. Иногда приглашает он Посланников и на медвежью травлю. За несколько дней до нашего отъезда мы так же как и по прибытии приглашены были к Великокняжескому столу. Каждый из нас обоих Посланников получил тогда в знак почтения по собольей шубе, которые мы и должны были надеть. После того, когда пришли мы в аудиенц-залу, то один чиновник от имени обоих нас провозгласил: Великий Государь! Леонард и Сигизмунд за [278] твою великую милость челом бьют. Кроме платья сего В. Князь подарил нам еще сорок два собольих меха, триста горностаев и 1500 белок. Во время первого моего посольства я кроме всего получил еще с прекрасною лошадью сани, при которых было из кожи белого медведя покрывало. Равным образом снабдил он меня в дорогу множеством съестных припасов, состоявших в замороженных стерлядях, белугах и других вкусных рыбах. У.

Текст воспроизведен по изданию: Отрывок из Герберштейнова путешествия // Вестник Европы, Часть 67, № 3-4. 1813

© текст - Каченовский М. Т. 1813
© сетевая версия - Тhietmar. 2009
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Вестник Европы. 1813