СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

АЛАРСКАЯ ЛЕТОПИСЬ

I

В востоковедной литературе до сих пор нигде не упоминалось о каких-либо исторических сочинениях на бурятском или русском языках, бытующих у западных (иркутских) бурят-монголов, если не считать официальных документов и записок, представлявшихся бурятской администрацией губернскому начальству. Тем больший интерес представляет находка всякого, как бы оно ни было незначительно, исторического сочинения о западных бурятах, написанного ими самими, будь то на русском или на бурятском языке.

Бурят-Монгольский научно-исследовательский институт культуры и экономики (НИИКЭ) располагает несколькими подобными сочинениями, относящимися по времени написания к концу прошлого века. Одно из них, хранящееся в Рукописном отделе НИИКЭ, под № 934, представляет воспоминания одного аларского бурята о тех событиях в Аларском ведомстве, свидетелем которых ему пришлось быть.

Рукопись написана на русском языке черными чернилами на 22 л. тетрадочного формата (22 х 17,7 см.) по 21 строке в странице. Почерк мало разборчив. Заглавие отсутствует. На обложке, при записи рукописи в инвентарную книгу Рукописного отдела НИИКЭ, сделана пометка: «Летопись аларских бурят». Конца нет.

Мы не можем с точностью установить имени автора летописи. В «Прибавлениях к иркутским епархиальным ведомостям» (21 нояб; 1892 г. № 47 стр. 1-7) была помещена статья ««Бажей», во св. крещении Николай Александрович Косомов, первый из родоначальников Аларского ведомства принявший христианство». Статья эта представляет экстракт из «Памятной записки» аларского бурята Михаила Егоровича Этагорова. По своему содержанию «Памятная записка» Этагорова напоминает анонимную летопись, хранящуюся в НИИКЭ. На основании некоторой общности содержания сравниваемых «записок» можно было бы предположить, что и та и другая написаны тем же самым автором, т. е. М. Е. Этагоровым. Однако, следующая фраза в рукописи НИИКЭ: [35] «1892 год я пропускал в епархиальных ведомостях от 21 ноября в № 47-м того же года печатано биография его Косомова» (стр. 18) заставляет отказаться от этого предположения.

Автор «летописи» плохо владел русским языком: настолько плохо, что подчас трудно восстановить слова и понять смысл фразы. Многочисленные орфографические и синтаксические ошибки осложняются влиянием бурятской фонетики, напр., «болохить» вместо «волокита», (л. 1.).

Первоначально мы предполагали опубликовать текст летописи полностью, но, к сожалению, текст так неудобочитаем, что пришлось отказаться от этой мысли и ограничиться пересказом. Для иллюстрации приведем небольшой отрывок из летописи с соблюдением орфографии подлинника:

«Мне хорошо известно кочевыя жизни с 1840-го рода. Я тогда 6-ти на 7-й годах отросник бурят воспитовался родителях шаманствующий вере, хотя у нас в Аларе учрежден до меня, т. е. до 40-й год ламайская дацан и со штатный одного самостоятельный ширетуй» (л. 1).

По своему характеру это сочинение скорее можно отнести к мемуарам, чем к летописи или хронике. Изложение ведется от лица автора, частично по его собственным воспоминаниям о событиях, очевидцем которых он сам был, о лицах, которых знал, частично на основании слышанного от других.

В летописи говорится о жизни только бурят Аларского ведомства, к которому принадлежал сам автор и в канцеляриях которого он, повидимому, работал. Хронологические рамки описываемых событий 40-80 годы XIX в., в основном, но иногда автор делает экскурсы в более древние времена, касаясь некоторых фактов середины XVIII в.. Рукопись написана в самом конце XIX в., не ранее 1892 г.

Рассказ ведется от первого лица, очень бессистемно, местами повторяется сказанное раньше. Никаких делений текста на главы или разделы нет.

II

1. Религия. Повествование начинается рассказом о нравах ламайского духовенства в Алари. Автор сообщает, что буддийский храм (дацан) был открыт в Алари до 1840 года. В нем были «самостоятельный» ширетуй, т. е. настоятель дацана, и 13 штатных лам.

Выражение «самостоятельный ширетуй», видимо, следует понимать как независимость его в административном отношении от бандида хамбо ламы забайкальских бурят. Автор замечает, что в то время аларские буряты в большинстве своем придерживались шаманизма, и, притом, не только «простые инородцы», но и сам ширетуй Чойван Самсонов, у которого в юртах и под сараем было полно шаманских ошонов. До Самсонова ширетуем дацана был [36] Кукчун, повидимому, первый по времени настоятель Аларского дацана. Он был уроженец Забайкалья. Автор летописи не застал в живых этого Кукчуна и описывает его по рассказам старших. Ширетуй Кукчин (Кукчун) оставил после себе память отчаянного волокиты. Распущенность Кукчина настолько возмутила общественность, что прихожане вскоре выпроводили ширетуя обратно в Забайкалье. Его сменил местный аларский уроженец Чойван Самсонов, прослуживший в дацане до старости. Третьим по счету ширетуем Аларского дацана был сын Чойвана Самсонова — Ганжур Чойванов, «окончивший курс» около 1860 г. Автор не поясняет курс какаго учебного заведения окончил Чойванов. По всей вероятности, имеется в виду буддийское монастырское образование, но не светское русское. Став ширетуем, молодой Ранжур Чойванов повел энергичную борьбу с шаманами... «...вел себя строго сначала стесняя шаманов» (л. 2). Г. Чойванов вскоре возбудил недовольство своим корыстолюбием. Он без стеснения обирал верующих, требуя, напр., коня за совершение похоронного обряда. Тогда многие буряты аларцы, чтобы избежать больших затрат в пользу ширетуя, стали креститься. Это заставило Чойванова немного сократить мздоимство. Кончил Чойванов тем, что спился и умер от запоя в 1874 или 1875 г. «С тех пор — пишет автор, — в Аларский дацан стали назначаться ширетуи из Забайкалья» (л. 2).

2. Административное устройство аларских бурят (л. 3-4). До учреждения степной думы, сообщает автор, в Алари находилась аларская бурятская контора. «Присутствие» конторы состояло из 7-ми родовых шуленг. Каждый шуленга имел помощника. Там, где общество было многочисленным, родовой шуленга имел двух помощников. Семь шуленг из своей среды избирали председателя конторы, или главного шуленгу. Этого шуленгу аларцы называли «главным». «Он был, — пишет автор, — вроде главный тайша». После степной конторы, по примеру забайкальских бурят, в Алари была учреждена степная дума. Тогда главный шуленга стал именоваться тайшею. Первым тайшею сделался Василий Байшин.

Аларские буряты семи родов относили земские повинности, несли охрану границы в Окинском карауле. За несение караульной пограничной службы тайша Василий Байшин получил чин титулярного советника и серебряный кортик.

3. Распространение русского языка среди аларцев (л. 4). Тайша В. Байшин был неграмотный и почти не умел говорить по-русски. Здесь автор приводит весьма интересные наблюдения над распространением русского языка у бурят, показывающие среди каких социальных слоев бурятского общества раньше всего [37] распространяется русская речь, а вместе с нею и влияние русской культуры. Оказывается, в то время «ни один (богатый) бурят не знал по русски говорить, только одне бедняки умели (говорить на) русском языке» (л. 4). Автор указывает и на причину распространения русского языка среди бедняков, но не среди имущих слоев общества. Причина заключалась в том, что «эти бедняки ездили (по) близким русским селениям зарабатывать кусок хлеба и картошки для семьи, поэтому они знали русский язык» (л. 4).

4. Погребальные обычаи (л. 5). Попутно автор сообщает краткие сведения о погребальных обычаях аларцев. В то время аларцы не имели обыкновения хоронить покойников в землю. Обычно трупы увозились в ближайший лес, заваливались толстыми кряжами и сжигались.

5. Наследственность званий тайши и шуленг (л. 5). Далее, автор рассказывает о порядке избрания родовых начальников. При избрании строго соблюдался принцип наследственности. Должность тайши и шуленги передавалась по наследству от отца к сыну или, в случае, отсутствия детей мужского пола, другому ближайшему родственнику. «Родовые начальники избираемы были наследственно, пока есть из рода в роду наследники: хоть полоумный, свето нерушимо он должен оставаться хозяином…» (л. 5). Это свидетельство тем более ценно, что оно исходит от представителя самих бурят, прекрасно знавшего действительную обстановку выборов бурятских должностных лиц. Оно изобличает попытки буржуазных националистов отрицать переход должностей тайш и шуленг по наследству к членам одной и той же фамилии. В свое время националисты писали, что буряты родовичи избирают родоначальниками только наиболее уважаемых и способных лиц, не считаясь с их происхождением и общественным положением. Если такие случаи иногда и происходили, то они были исключением из общего правила и не делали погоды. Автор «Аларской летописи» не оставляет никаких сомнений в действительном характере выборов бурят на руководящие должности в степных думах и родовых управлениях.

6. Суд (л. 5). Описывая порядок рассмотрения тяжб тайшами и родоначальниками (шуленгами), автор указывает, что в тех случаях, когда во главе родовых учреждений стоит человек «придурковатый», положение спасали посредники, число которых в более важных случаях доходило до трех.

7. «Бухгалтерия» при помощи бирок (л. 5). В «Аларской летописи» имеются весьма любопытные сведения, говорящие о чрезвычайно слабой грамотности населения в то время. Для того, чтобы учесть приход и расход общественных сумм прибегали к деревянным биркам: «насчет общественных сумм прихода расхода из [38] дерева настружить расколотого дранья нарубижная палочки, на нем рубить Х-10, ХХ-20 ХХХII-32 и так дальше...» (л 5).

8. Аларские тайши (л. 5). После смерти тайши Василия (Башинька) Байшина тайшей стал его сын Батор Васильев. Он получил чин коллежского регистратора и серебряный кортик. Умер молодым (не более 40 лет). Третьим аларским тайшей по смерти Батора Васильева (или Башинькина) был сын последнего Замбал Баторов. Он был хорошо грамотен по-русски. Это был первый тайша, который с иркутскими властями мог сноситься сам, не прибегая к помощи переводчиков. Это было в 40-х годах прошлого столетия. Замбал Баторов, как и его предшественники, получил чин коллежского регистратора и серебряную медаль.

9. Бажей Косомов (л. 6). Шуленгою пятого Хонгодорского рода был Бажей Косомов, сын знатного родовича. Он хорошо и говорил и писал по-русски. Так же, как и тайша, Бажей Косомов получил чин коллежского регистратора и нашейную серебряную медаль. Таким образом, по чину и наградам он сравнялся со своим начальником — тайшей Замбалом Баторовым, а по богатству превосходил последнего. Косомов имел несколько мукомольных мельниц на р. Ирете, сеял много хлеба. Он построил и содержал на свой счет школу, построил на свои средства больницу. Построив школу и больницу, Бажей Косомов обратился к высшему начальству с просьбой прислать учителя и фельдшера. Начальство прислало только фельдшера. В ту самую ночь, когда приехал в Аларь фельдшер, здание больницы сгорело. Тогда фельдшер поступил в школу учителем.

10. Куреганов (л. 7). Этого фельдшера — учителя звали Федор Дамбуевич Куреганов. Он происходил из идинских бурят. Куреганов обучался лекарскому искусству в гор. Казани.

11. Школа Бажея Косомова (л. 7-8). Набирать учеников в школу было трудно, так как родители-буряты боялись посылать своих детей в школу, полагая, что если их сыновья проявят способности, то их отошлют в дальние города и не вернут в семьи. Чтобы как-то укомплектовать школу учащимися, Косомов использовал свое служебное положение: у кого было 5 или 6 сыновей, у того одного сына забирали в школу насильно (л. 8). Таким путем удалось собрать 30 мальчиков. Это было до 1840 года.

12. Постройка церкви (л. 8-11). В 1835 г. Косомов задумал построить дацан и заготовил лес для стройки. В то время у аларцев существовал уже один дацан. Иркутский губернатор не разрешил Косомову постройки второго дацана и, вместо него, предложил ему, если у него есть лишние средства, построить православный храм. Не долго думая, Косомов обратился к иркутскому архиепископу за разрешением строить церковь. Архиепископ [39] потребовал, чтобы Косомов — сперва крестился, а затем уже строил храм с обязательством обеспечить ругу, содержание причта. Косомов уговорил русских крестьян Иретского и Гымыльского селений, находившихся смежно с аларскими дачами, содержать приходское духовенство. Косомов в 1840 г. построил церковь и купил всю утварь для нее. Затем он отправился в Петербург и там крестился. Его крестными были княгиня Полина Голицына и цесаревич Александр Николаевич.

13. Степная дума (л. 11). Степная дума занимала небольшой двухэтажный домик. В нижнем этаже помещалась сугланная, а в верхнем — канцелярия. Здесь находились письмоводитель и его помощники. Главным тайшей был Замбал Баторов, помощником тайши — Рампил Самсонов, его двоюродный брат, и два заседателя.

14. Борьба между Косомовым и Баторовым (л. 11-21). В начале 40-х годов правящая верхушка аларских бурят разделилась на две враждующих группы («партии» по терминологии автора «летописи»). Во главе одной стоял Замбал Баторов, во главе другой — Бажей Косомов. Эта вражда мало по малу приняла значительные размеры. Автор описывает эту вражду в гиперболических выражениях: «Эта интрига мало по мало загорело до большого беспорядка между аларских бурят. Восстали сын на отца, брат на брата, родня (против) напротив родню и такая самотока (суматоха), пыл пылом и даже некто (никто) из буряты не смог выйти из своего дома без уронна (?) Брат брата боялись, отец сына, сын отца как звери боялись...» (л. 12).

Когда началась вражда между Косомовым и Баторовым, автору летописи было 9 лет.

Однажды тайша Замбал Баторов собрал в Думе своих приверженцев и составил на Бажея Косомова приговор, в котором он обвинялся в возмущении бурят, и командировал двух своих доверенных с жалобой к иркутскому генерал-губернатору. Узнав об этом, Бажей Косомов послал своих сторонников караулить на дороге посланцев тайши. Человек двадцать косомовцев догнали гонцов тайши и, отобрав у них общественный приговор, доставили его Бажею Косомову. Тогда тайша Баторов в тот же день экстренно собрал до 300 бурят, вооруженных дубинами. Во главе этого «войска» тайша двинулся к дому своего врага и окружил его. Часть своих людей тайша послал изловить тех, кто отобрал у его посланцев документы. Однако захватить их не удалось, так как все двадцать участников нападения на тайшинских гонцов отсиживались в доме Косомова. Косомов приказал запереть ворота и калитки. Сам он находился во втором этаже своего дома и выставил из окон заряженные ружья, угрожая застрелить всякого, кто попробует близко подойти к дому.

Противники Косомова решили с одного угла поджечь дом [40] Косомова. Но часть более миролюбиво настроенных сторонников тайши уговорила верховодов не доводить дело до убийства и поджогов. Тем не менее дело не обошлось без драки, в которой пострадало несколько человек и с той и с другой стороны. Драке, угрожавшей перейти в настоящее побоище, положило предел вмешательство Татьяны Ивановны Старцевой, жены дьячка Василия Ивановича Старцева, которая пригрозила тайше Баторову, что она пойдет жаловаться на беззакония иркутскому архиепископу. Баторов моментально прекратил «военные действия», успев все же часть сторонников Косомова изловить.

Напуганные враждой между Баторовым и Косомовым, принявшей опасный для местного населения характер, некоторые родовичи буряты уехали в Иркутск искать защиты у высшей губернской администрации. Некоторые приняли православие и тем самым избегли неприятной участи преследования со стороны двух борющихся групп и нашли поддержку со стороны вновь прибывшего иркутского губернатора Андрея Пятницкого.

В это же время в Восточную Сибирь для ревизии прибыл гр. Иван Толстой. Тайша Замбал Баторов прибег к его покровительству и добился его согласия быть восприемником при крещении. После принятия православия Замбал Баторов получил имя Павел, а отчество — Иванович, по имени крестного отца гр. Толстого. Автор летописи при этом замечает, что у бурятских родоначальников вошло в привычку переходить в православие тогда, когда им угрожало преследование судом за их беззаконные действия. Автор рассказывает, что в 1840-60 гг. ему пришлось неоднократно наблюдать, что если случилась какая-либо кража и виновному грозило телесное наказание по приговору родового суда, то в таких случаях виновный прибегал к покровительству бажеевского священника. Тот быстро совершал обряд крещения над обвиняемым и тем самым избавлял его от наказания, так как юрисдикция родового суда на крещеных не распространялась. К крещению часто прибегала молодежь, желая избегнуть брака по неволе или в случае отсутствия средства на уплату калыма за невесту.

Постройкой православной церкви Николай Александрович (Бажей) Косомов поощрил местных бурят к принятию христианства. По словам автора летописи, принятие Косомовым православия и постройка церкви оказали известное влияние на руководителей других инородческих ведомств и на рядовых бурят.

«Беспорядки», т. е. враждебные действия между Косомовым и Баторовым, продолжались три-четыре года. Губернское начальство вынуждено было командировать в Аларь чиновника особых поручений Зорина с несколькими казаками. Зорин о казаками разъезжал по всему ведомству, даже по заимкам. Тех смельчаков бурят, которые пробовали жаловаться на своих родоначальников, казаки избивали плетками. «Таким путем, — пишет автор, — [41] губернское начальство усмирило враждебные отношения» между обеими группами.

В летописи имеется неясный намек на поддержку Бажея Косомова в его борьбе с тайшей Баторовым более широкими кругами бурятского крестьянства, изнывавшего от поборов и притеснений тайши. Расправа Зорина с «бунтовщиками» бурятами, сторонниками Косомова убедила их в том, что вмешательство губернских властей ничего хорошего не принесло: тайша не был сменен, так как он был крестником гр. Толстого. Николай Косомов за свои действия, тоже не был отдан под суд, так как он имел связи в Петербурге. Пострадавшими оказались в результате этой распри родоначальников простые люди.

В 1842 году почти весь состав аларских родоначальников — 9 родов шуленги, в том числе и Косомов, их помощники и даже улусные старосты — все были отстранены от занимаемых должностей, оставлен был только тайша Баторов. В административном порядке были назначены новые родовые шуленги и улусные старосты. С отстранением своего противника — Косомова тайша Баторов получил большую свободу действий и, по выражению автора летописи, «что хотел и так действовал, не дремал» (л. 19). Баторов, желая погубить Косомова, стал посылать в Иркутск доносы за доносами, обвиняя его в намерении снова «возмущать тишину общества». Вражда между двумя представителями правящей верхушки бурятского общества продолжалась 8 лет, с 1842 по 1850 год. В 1850 году тогдашний генерал-губернатор Восточной Сибири Н. Н. Муравьев затребовал дело о распре между Косомовым и Баторовым в вызвал самого Косомова в Иркутск для личных объяснений, Муравьев предложил Косомову переселиться на жительство в Забайкалье. Косомов должен был согласиться и в конце мая 1850 г. покинул Аларь. В Забайкалье он пробыл до конца октября и затем вернулся домой. Через полтора года Бажей Косомов умер от какой-то эпидемии.

15. Переселение на Амур (л. 21-22). В начале 50-х гг. Н. Н. Муравьев стал принимать меры к заселению Амура. Между прочим, он объявил крестьянам Иркутской губ., что желающие могут переселиться с семьями на Амур за счет казны с освобождением на девять лет от земских повинностей и от рекрутского набора. Некоторые крестьянские семьи воспользовались этим предложением и изъявили желание переселиться. Это объявление генерал-губернатора имело неожиданные последствия среди аларских бурят.

16. «Хамарган жил» (л. 22-25). В Алари, в улусе Ленском, жил некто Чурунхон Тархаев. На масляной неделе того же года, когда было объявлено об открытии переселения на Амур, Тархаев ездил в город (т. е. Иркутск) продавать хлеб. Выручив деньги от продажи хлеба, он решил женить своего сына, пока еще были деньги. [42] Он уплатил еще раньше калым за сноху, а та не хотела выходить за сына Тархаева. Тогда он решил пуститься на хитрость, чтобы сломить упорство невесты. Он распустил слух, что из города Иркутска в улус Аларь едет много чиновников и полицейских. Они останавливаются в каждой деревне и записывают по домам, где есть совершеннолетние юноши и девушки, чтобы отобрать их от родителей и отправить на Амур. Тархаев убедил родителей невесты и ее самое, чтобы избавиться от переселения на Амур, немедленно сыграть свадьбу, пока не нагрянули чиновники и не забрали девушку. В ту же ночь свадьба была сыграна.

Выдумка Тархаева быстро распространилась среди населения и заставила темных и легковерных бурят за одну-две ночи переженить всех холостых сыновей и выдать замуж всех незамужних дочерей без всякого калыма, лишь бы избегнуть отправки на Дальний Восток. Этот слух распространился и в соседних ведомствах, Балаганском и Индинском. Там также, как и в Алари, стали экстренно справлять свадьбы. Этот год у бурят получил название хамарган жил (hамарган жил), т. е. «смутный год».

17. Шаманство (л. 25-28). В летописи приводятся весьма любопытные сведения, характеризующие шаманские верования аларских бурят.

Враждебная Николаю (Бажею) Косомову группировка ничего не могла поделать с ним ложными доносами и кляузами. Тогда враги Косомова решили прибегнуть к магической силе местных шаманов, чтобы извести Косомова. Они решили нанять шамана, который мог бы похитить душу Косомова, или, по шаманской терминологии, «съесть его». Они выбрали двух наиболее преданных тайше Баторову бурят: Итигила Гышеева из IV рода (Хонгодоровского) и Шурункона Тархаева из V рода (Хонгодоровского). Собрали тайно 100 рублей на уплату шаману. Эти 100 рублей были разложены на каждую юрту. Гышеев и Тархаев поехали в Харанутский улус Ашехабатского ведомства. В то время там жил сильный шаман. Шаман обещал выполнить их просьбу «съесть» душу Косомова. Посланцы с радостью возвратились домой. Ждут месяц, другой, третий, а Косомов все не умирает. Тогда Тархаев и Гышеев, встревоженные, снова отправились к шаману. Когда они упрекнули харанутского шамана в обмане, тот ответил, что он съел душу, только не знает, Косомова или кого-нибудь другого: «Из мукомольной мельницы вышел мущина в сюртуке. Ночь. Хорошенько не различил. Я думал ваш Косомов. Я ево съел. Неужели еще живой? Поэтому разве что другой попал!». Для оправдания шаман стал спрашивать не умер-ли кто-либо за это время. Гышеев и Тархаев подтвердили, что действительно в то время умер в улусе Бажей учитель Федор Куреганов. Шаман воспользовался этим и объявил, что он по ошибке съел Куреганова и запросил еще 200 р. за [43] повторение опыта. Однако Гышеев и Тархаев не решились дать ему еще 200 р. и ни с чем вернулись домой.

18. Пожар в больнице (л. 28). В борьбе с Косомовым тайша Баторов и его сторонники не брезгали никакими средствами. Они собирались поджечь православную церковь, построенную Бажеем Косомовым, но этого им осуществить не удалось. Тогда они сожгли больницу Косомова.

19. Причины вражды между Косомовым и Баторовым (л. 28). Тайша Самбыл (Замбал) Баторов и его сторонники не могли простить Косомову, что он был выходцем из простого народа, а не из родовой знати. Они опасались, что вся власть в Думе при поддержке улусников (т. е. крестьян) перейдет к Косомову.

20. Хлебопашество (л. 28). Автор летописи указывает, что под влиянием Косомова аларцы стали переходить к хлебопашеству.

21. На стр. 29-32 повторяется рассказ о выселении Косомова в Забайкалье.

22. Административное устройство (л. 33). Повторяется то, что было изложено в пар. 2.

23. Аларские тайши (л. 34-38). В начале говорится о глуповатом тайше Башиньке Байшине, в основном повторяющий начало летописи (см. пар. 5). После смерти Башиньки тайшей был избран его сын Батор. Последний умер 40 лет, оставив после себя двух малолетних сыновей — Замбыла и Бадму. Тайшей после Батора стал Замбыл. Так как последний был несовершеннолетним, за него управлял ведомством его родственник Сергей Самсонов. При тайше Замбыле Баторове автор летописи три года служил вахтером в экономическом магазине и три года сборщиком податей. Тайша Замбыл Баторов, по словам автора, жил не особенно богато, так как родового богатства не было. «Отец и дедушка не брали взяток, служили честно. Поэтому наследовать большим имением неоткуля...» (стр. 38).

24. Судебные дела (л. 38-39). Судебные дела разбирались словесно шуленгами при ассистировании «почетных посредников». При судопроизводстве «вместо подписки зарубали рубежи. Эти рубежи откалывая истцу и ответчику разделяли для верности и для доказательства, что разбирательство между тяжущимися окончено. Когда рубежи приняли добровольный согласие на ностоящий словесный суд после искать из учащих(ся) будут подвергнуты по законам степным за сутяжество особенно(му) штрафу» (стр. 38).

25. Вражда между Косомовым и Баторовым (л. 40-44). Автор летописи снова возвращается к истории вражды между Косомовым и Баторовым. Повторяя то, что им было сказано в начале летописи, он добавляет несколько новых фактов. На стр. 40 он [44] упоминает еще об одном обстоятельстве, послужившем одной из причин распри. Баторов, согласно автору летописи, возмутил свое ведомство: «вы что думаете, не видите что делается в улусе Бажей. Сам Бажей Косомов построил без дозволения и даже не требует согласны или не согласны мы на постройку его русской церкви. Самые удобные среди нашего ведомства нет такой как Бажеевская степь, а сейчас кой (коль) скоро построен русский храм, заставить всех ближе живущих инородцев креститься и (в) противном случае не будет хреститься то всех выселит от церкви подальше расстояние 12-ть верст, а тут кругом церкви будут селиться крестьяне, а тогда нам много ли — лоскуток земли...». Затем Баторов уверял аларцев, что кто попадется на «обманчивую хитрость» Косомова креститься, то сыновей их возьмут в солдаты, что Косомов едет в Петербург, чтобы всех аларцев жертвовать царю», что после возвращения из Петербурга он будет так силен, что сам генерал-губернатор не сможет с ним ничего поделать. Эта агитация Баторова возымела действие. Аларцы мало по малу стали разделяться на две группировки («партии»), из которых одна называлась «белой», а другая — «черной». «Партия» тайши Баторова действовала интригами, клеветой, доносами, распространением ложных слухов. Косомовская же «партия» «ничего не искала против» баторовской группы. Тайша Баторов послал в Иркутск донос, будто Бажей Косомов устраивает «в своем доме сборища бунтовщиков, сочиняет против власти разные кляузные прошения» (стр. 44).

Вот коротко содержание анонимной летописи.

III

Каково же значение публикуемого в пересказе памятника?

Приводимые выше цитаты из текста летописи с достаточной очевидностью говорят об отсутствии каких-либо художественных достоинств произведения. И не эта сторона нас интересует. Автор летописи, хотя и неумело, и крайне бессистемно, но довольно правдиво изображает быт и нравы правящей верхушки бурятского общества второй половины XIX в.

Неизвестный автор с наивной непосредственностью описывает историю борьбы тайши Баторова с «выскачкой шуленгой» Бажеем Косомовым, представителем хара яhан (черной кости»). Автор был очевидцем этих событий и довольно хорошо знаком со всеми перипетиями этой борьбы. Возможно, не всё происходило так, как описывает автор. Проверить достоверность их мы не в состоянии. Насколько нам известно, в литературе нет никаких упоминаний об этих событиях в Алари. Дела аларской степной думы сохранились лишь частично и в настоящее время мало доступны исследователю. Поэтому и архивные материалы не могут нам помочь. Единственным источником, могущим в известной мере контролировать правильность показаний «летописи», является [45] статья М. Е. Этагорова, упомянутая нами выше. Отдельные неточности публикуемой летописи дела не меняют. Общая характеристика эпохи остается верной и подтверждается свидетельством Этагорова. Не имеют существенного значения и порой неправильные объяснения причин борьбы между родоначальниками и отношения к ней со стороны губернских властей. Странно было бы ожидать от малограмотного бурята середины прошлого века понимания сущности классовой борьбы и колониальной политики царского правительства. Отсюда, некоторая гиперболичность в оценке событий, могущая ввести в заблуждение читателя. Грызня шла из-за сладкого пирога между представителями двух прослоек эксплоататорской части общества. Подобного рода борьба «партий» наблюдалась не только в Аларском ведомстве, но и во всех других. Эта борьба в большинстве случаев не являлась борьбой демократических элементов против господства аристократической верхушки — нойонов. Нередко, боролись друг с другом различные группировки одного и того же класса за обладание властью, а значит и за возможность «внеэкономического принуждения». В эту борьбу вмешивались и представители нарождающейся сельской буржуазии — кулаки. Правда, конкуренты тайш иногда использовали в личных интересах недовольство бурятского крестьянства, но оно не шло в своих требованиях дальше смещения зарвавшихся тайш и замены их новыми.

Однако, некоторые факты, не совсем ясно изложенные в летописи, а именно, довольно широкое участие крестьянства на стороне Косомова против тайши, затем строгие меры, принятые генерал-губернатором против Косомова и его сторонников, придают борьбе Косомова против тайши Баторова новые черты, позволяющие трактовать это «движение», правда, пока лишь предположительно, как буржуазно-демократическое.

В публикуемой летописи имеются некоторые противоречивые данные, характеризующие социальное происхождение главного участника борьбы против тайши-Косомова. Встречается несколько неясных мест, касающихся этой борьбы, которые допускают различные толкования. Все это затрудняет выяснение действительной роли и степени участия в движении против тайши широких слоев бурятского крестьянства и взаимоотношений между Косомовым и народом. Некоторые дополнительные данные, помогающие прояснить обстановку, имеются в «Записке» Этагорова, которую мы в настоящей заметке и используем.

Кто такой был Косомов? Бажей Косомов был рядовым шуленгой пятого Хонгодоровского рода в 30-50 г. прошлого столетия. В этом сходятся показания обоих источников. В «Летописи» говорится, что «он сын знатного родовича» (стр. 6), значит в социальном отношении относился к сайтам и нойонам. Между тем, далее, в той же летописи указывается, что Бажей Косомов был выходцем из «простого народа», а не из родовой знати (стр. 28). По всей [46] вероятности, последняя характеристика более соответствует действительному положению вещей. Употребление в первом случае выражения «был сыном знатного родовича» следует отнести за счет неправильной терминологии автора. «Знатный» в языке крестьян может быть синонимом «известный» и «богатый». Именно в последнем значении, нам кажется, и употребил автор «Аларской летописи» слово «знатный» по адресу Косомова. В самом деле, по «Летописи», Косомов был гораздо богаче тайши, своего начальника: он имел несколько мукомольных мельниц, имел большую запашку, построил и содержал на свой счет школу и больницу, построил церковь. У М. Е. Этагорова мы находим более подробные данные об имущественном положении Косомова: «... отец его Косома Идыгеев был человек богатый; сын сумел увеличить богатство отца, он построил на р. Ирет мукомольную и крупчатную мельницу; около мельницы построил дом на 12 саж. длины со стеклянной террасой; вымазал его снаружи глиной, выбелил и сделал как бы каменным на удивление бурят, потом построил другой дом двухэтажный с чердаком (мезонином) на верху, длины 9 саж., ширины 4 саж., амбар с 9-ю отделениями; обнес все постройки глухой городьбой с двумя воротами; все приезжие удивлялись таким постройкам; в самом Иркутске тогда (в 30 и 40 годах) такие здания были редки... затем он, Косомов, выстроил здание для училища 6 и 4 саженях и здание для больницы о двух отделениях — одно для мужчин, другое для женщин; при больнице квартиру для фельдшера и аптеки; выстроил кожевенный завод; съездил в Иркутск и выпросил себе из ссыльно поселенцев 10-ть человек мастеров — по крупчатному делу, кожевенному, столярному, слесарному, портняжному и письмоводству и причислил их к своему роду. Кроме того завел у себя частную школу грамотности монголо-тибетской, вытребовал из Забайкалья двух лам учителей, набрал до 20 мальчиков-хувараков, одел их в форменный желтый дамский костюм и содержал их на свой счет; вообще Косомов старался обучить своих родовичей полезным ремеслам и развить в них религиозность...» ¹.

Судя по этим данным, Бажей Косомов был представителем не аристократии, а нарождающейся бурятской буржуазии, был типичным крупным кулаком, весьма предприимчивым, склонным к меценатству и очень честолюбивым.

Честолюбие и стремление к наживе, очевидно, и были побудительными причинами вступления Бажея Косомова в борьбу за тайшинское звание с Замбалом Баторовым. Должность и звание тайши расширили бы его перспективы к умножению богатства, отдав в его руки распоряжение общественными суммами и возможность в [47] широких размерах прибегать к «внеэкономическому принуждению» бурятского крестьянства и присвоению общественных земель.

В своей борьбе за тайшинство Косомов, повидимому, опирался не только на часть шуленг и «почетных инородцев», но и на более широкие круги крестьянства, недовольного правлением Баторова. Вывод об участии крестьянства на стороне Косомова вытекает из некоторых мест «Летописи». В этом смысле может быть истолковано преувеличенное описание размаха распри между Косомовым и Баторовым, как «больших беспорядков», при котором «восстали сын на отца, брат на брата...» и «никто из бурят не смел выйти из дому», опасаясь увечья (стр. 12). В этом же смысле могут быть поняты и действия губернских властей в лице чиновника особых поручений Зорина, с помощью казацкой плетки усмирившего «бунтовщиков» — сторонников Косомова. Очевидно, губернские власти, не желая давать в обиду тайшу Баторова, представителя влиятельного нойонства, главной опоры колониальной политики царского правительства в бурятских улусах, и, опасаясь как бы движение Косомова не приняло нежелательной политической окраски и угрожающих размеров, решили быстро ликвидировать его полицейскими мерами. В свете этого становится понятной и причина отстранения от своих должностей всех девяти шуленг Аларского ведомства, их помощников и даже улусных старост. Как свидетельствует «Летопись», оставлен был только тайша Баторов. Даже Косомов, имевший влиятельных покровителей в Петербурге, также лишился звания и должен был, в конце концов, удалиться на жительство в Забайкалье. Больше всего пострадали рядовые участники «бунта». Для народа борьба за тайшинство имела один положительный результат: она показала, что нойонам и богачам чужды его интересы и что при любом исходе борьбы страдать приходится народу.

Борьба за тайшинство, происходившая между конкурирующими фамилиями нойонства и в других районах Бурят-Монголии, не имела решающего значения в ходе исторического развития бурятского общества. Однако, известное влияние на формирование классового самосознания бурятского крестьянства и на разложение феодальных отношений оказывала. В процессе этой борьбы с особенной рельефностью выделялись отрицательные стороны системы управления бурятами, лихоимство и произвол тайш, что способствовало росту недовольства народа.

История борьбы за тайшинство занимает центральное место в «Летописи». Остальным явлениям общественной жизни бурят уделено меньше внимания. Все же в «Летописи» содержатся, хотя и краткие, но ценные сведения о быте, нравах, религии и обычном праве.

Комментарии

1. «Бажей... первый из родоначальников Аларского ведомства принявший христианство». Статья в «Прибавлениях к Иркут. Епарх. Ведомостям», 1892 г.» № 47, стр. 2-3.