МАЧЕЙ СТРЫЙКОВСКИЙ

ХРОНИКА

ПОЛЬСКАЯ, ЛИТОВСКАЯ, ЖМУДСКАЯ И ВСЕЙ РУСИ

МАЧЕЯ СТРЫЙКОВСКОГО

____________________________________________

По изданию 1582 года

ТОМ I

Варшава, 1846

____________________________________________

КНИГА ОДИННАДЦАТАЯ

Глава 1. Гедимин или Гидзимин Витенович, великий князь литовский, жмудский, русский и прочее.

Глава 2. О счастливом успехе литовском, поражении крестоносцев, возвращенгии Жмуди из-под власти немцев и о долгом жмудском празднике.

Глава 3. О занятии и овладении Владимирским, Луцким и Киевским княжествами, победе Гедимина и побитии русских князей.

Глава 4. О заложении Гедимином Старых Троков и Вильна.

Глава 5. О воевании литовских и прусских земель имперскими князьями и орденскими рыцарями, о разорении литовцами Лифляндии аж до Ревеля и Дерпта и о разорении Мазовии и Добжини.

Глава 6. О породнении литовцев с поляками, и как Владислав Локетек, король польский, сына своего Казимира женил на княжне Гедиминовне.

Глава 7. О сыновьях и дочерях Гедимина и их уделах.

О разорении Прусской земли Локетком с Гедимином и с венграми и о последней победе и убиении Гедимина под Фридбургом.

Глава первая

Гедимин или Гидзимин ² Витенович, великий князь литовский, жмудский, русский и прочее

Год 1315

Князья, паны и бояре литовские и жмудские, по обычной языческой церемонии напоследок отпраздновав погребение своего великого князя Витеня или Виценя на виленских жеглищах, съехались в Кернов, где после долгих совещаний, видя его сына Гедимина мужем в расцвете лет и не раз испытанного в рыцарских делах против крестоносцев, единогласно избрали его и возвели на великое княжение Литовское, Жмудское и Русское и присягнули ему от всех сословий как истинному наследнику (wlasnemu dziedzicowi) в году 1315 при римском императоре Людвиге и папе Иоанне XXII ³.

Летописец русский так ведет свой простой рассказ: при польском короле Владиславе Локетке, прусском магистре Карле Тревирском ⁴ и других был великий князь Гедимин по смерти отца своего Виценя на великом княжестве Литовском, Жмудском и Русском, а сидел в столице отца своего Кернове. И поднялись против него прусские немцы и инфлянты (ливонцы), и вторглись со множеством немецкого люда в Жмудскую землю, желая ей завладеть и на ней осесть. А великий князь Гедимин не успел быстро собрать против них войска, ибо только начал править, и послал гетмана своего с немногими людьми на замок Кунасов, который ныне зовется Ковно (Каунас), укрепить его по причине огромной мощи крестоносцев, а был это гетман его Гаштольд и т. д.

Но прусский магистр Карл фон Трир с великим маршалом Генрихом фон Плоцке ⁵, с помощью лифляндского магистра ⁶ и других вспомогательных полков [германской] империи, разделив свои войска натрое, беспрепятственно разоряли и огнем и мечом воевали всю Жмудскую землю и силой взяли замок Юрборк (Юрбаркас, Георгенбург). Потом осадили главный каунасский замок, ночью и днем непрерывно штурмуя его и подкапывая башни. И хотя Гаштольд с литовцами и жмудинами достаточно храбро оборонялся, [временами] беря верх, но немцы настойчиво и упорно ломились на стены (na blanki sie darli) частью по лестницам, частью через двери, выбитые таранами, и так своим множеством одолели утомленных литовцев. А замок Кунасов (Kunasow) взяли и, обобрав, сожгли его, воинских людей посекли, женщин забрали в неволю, взяли там же в плен и Гаштольда, виднейшего гетмана литовского. А Гедимин не мог так скоро собрать войска для равной битвы против столь ужасающей мощи прусской, ливонской и всей Немецкой империи, не мог оказать помощи терзаемой Жмуди; поэтому прусские крестоносцы завладели всей жмудской землей, оторвав [ее] от Литвы, а ливонские курляндской. И назначили своих старост в жмудских замках и немецких солтысов ⁷ во всех волостях, как о том более пространно упоминают ливонские хроники и русские летописцы, хотя ни Петр из Дусбурга, ни Меховский не пишут, что в то время крестоносцы заняли всю Жмудь, а только [о том], что сожгли Бисенский, Медникский и другие замки.

Гедимин, великий князь литовский, очень встревоженный этими поражениями и утратой жмудской земли, однако, к счастью, не падая духом (nie rospaczajac), а мужественно снося невзгоды, быстро собирал войско из своих людей. А выкупая из неволи своего гетмана Гаштольда, послал за него магистру Карлу тридцать тысяч золотых и так его вызволил, и снова поручил ему командовать всем войском. И все-таки в том же году [он] не мог выступить в большой поход против немцев, будучи ими очень ослаблен и обескровлен отнятием Жмудской земли, откуда литовские войска прежде черпали главные силы и подкрепления.

Но прусский магистр (должен быть Карл, а не Генрих, как пишет Меховский в кн. 4, гл. 13, стр. 218), расхрабрившись от первых успехов, вернулся в Литву с еще большим немецким войском и, быстро разделив полки и загоны на четыре части, распростер свою разрушительную мощь еще шире, чем прежде. И много повятов литовских, до этого дня ни разу не тронутых крестоносцами, повоевал, разорил и вместе с награбленным вывел из Литвы в Пруссию целую армию пленников.

Потом, в 1316 году, когда хлеб уже дозревал на полях и близилась жатва, прусский великий маршал Генрих Плоцке в четвертый раз вторгся в Литву и, захватив два литовских замка, Юнигеду и Писту (Ingydy i Pisteny), сжег их, а хлеб по всем волостям либо вытоптал, либо выжег.

Желая отомстить за эти кривды, некий литовский пан Давид ⁸, гартынский или гродненский староста, с восемью сотнями вооруженных всадников вторгся в Пруссию, где разорил повят Унсдорф (так у Меховского и Длугоша, а немец Дусбург зовет его Вохенстолф) и, набрав трофеев, возвращался в Литву. Но комтур Капиова (а может, Тапиау) Ульрих Дрейлебен, догнав его и разрушив сначала мост, вступил с ним в битву, в которой немцы убили пятьдесят пять (а Дусбург пишет 45) литовских казаков и отбили пленных. Тапиау, а не Капиов, от Кенигсберга в 5 милях, как я сам измерял ⁹. Дусбург пишет, что это было в 1319 году.

В это же время Болеслав, князь брестский и легницкий, с Конрадом, князем глоговским и олесницким, вели в Силезии междоусобную войну и в конце концов Конрад, разоренный войной, дошел до такого убожества, что [носил] холщовый плащик и не имел ни одной лошаденки. Длугош, Кромер (кн. 11), Меховский и другие. Потом за два княжества, Глоговское и Олесницкое, взял по милости [своего] победителя Болеслава два местечка, Любуш и Волаве, для спасения от нищеты. А Болеслав, князь брестский и легницкий, из-за своей расточительности потом тоже пришел в такую нужду, что вынужден был вместе со своими владениями подчиниться чешскому королю Яну (Люксембургскому).

И за определенную денежную сумму оставил [в залог] вроцлавским горожанам своего сына, которого потом выкупили легнищане, его подданные. И со знатью случаются чудеса, а не только со слугами.

Глава вторая

О счастливом успехе литовском, поражении крестоносцев, возвращении Жмуди из-под власти немцев и о долгом жмудском празднике.

Год 1315

Страдания Жмуди. Когда крестоносцам в Литве повезло так, что всю жмудскую землю приневолили строгим ярмом, к которому не привык этот народ, воспитанный в вольности, [они] жестоко притесняли несчастную Жмудь тяжким, а точнее, скотским, трудом, невыносимыми податями, поборами и насилиями над несчастными девушками и женщинами по своей спесивой [прихоти]. К тому же они расквартировали по волостям войска и роты кнехтов и рейтаров, так что каждый человек должен был содержать и подобающе кормить по их желанию троих, а то и пятерых пьяных кнехтов, а сам временами и путры ¹⁰ не имел, обязанный предоставить обожравшемуся кнехту женщин, девушек и все свое имущество. В то время жмудины часто и как будто наяву вспоминали об утраченных вольностях, которыми издавна пользовались под [управлением] литовских князей, и, постоянно вздыхая, не иначе как те евреи, которые, сидя у рек Вавилонских, с плачем вспоминали Сион, они часто взывали к литовцам, давним своим побратимам, о вызволении из этого тяжкого ярма.

Гедимин же, великий князь Литовский, уже имел наготове не последнее войско, собранное из литовцев, русских и татар, с которым он расположился лагерем между Юрборком и Каунасом (Konasowem) или Ковно. Как я и сам видел, в те времена недалеко за Юрборком над Неманом был орденский замок Христмемель, а потом Рагнета, Тильзит и Клайпеда вплоть до моря. Из этих замков [немцы] почти весь Неман отняли было у Литвы. Однако [Гедимин] уважал многократно засвидетельствованную силу и мощь немецких панцирных (zbrojnych) войск, поскольку крестоносцам помогала вся Империя. Поэтому не смел вступить с ними в открытую и решительную битву в поле, а только досаждал немцам постоянными набегами в тесных закоулках, выбирая время, место и подходящие условия (pogode) и ожидая на помощь еще большего войска из Полоцкой и Новогрудской Руси. И грызли его тяжкие мысли при зрелище милой отчизны, столь жестоко разоренной крестоносцами, когда еще дымились недавно сожженные дворы, села и фольварки, а волости так и стояли пустыми, потому что люди были частью перебиты, а частью уведены в полон вместе со своим добром.

Потом, когда к нему стянулись все литовские войска и новогрудцы с полочанами, сразу оценив их численность, порядок, силу и горячее желание сразиться, [Гедимин] двинулся в глубь Жмудской земли против крестоносцев, которые тоже имели наготове большое войско из Пруссии, Лифляндии и Немецкой империи [во главе] с [великим] маршалом Генрихом фон Плоцке. Итак, Гедимин расположился лагерем над рекой Земилой (Zejmila), а с другой стороны в двух милях от Зеймов (Zejmow), выбрав к тому же [самой] природой защищенное место. А из окрестных волостей и из немецкого лагеря в литовское войско все время прибывали жмудины, сообщая подробные сведения о их построении и о военных действиях.

Построение немецкого и литовского войска. Видя это и опасаясь, как бы жмудины во время сражения не переметнулись к литовцам, немецкий гетман Генрих фон Плоцке готовил против Гедимина свои немецкие войска, жмудинов же с их боярами поместил посреди немецких полков, не ставя их ни спереди, ни сзади. И таким манером двинулся на литовское войско, совершенно уверенный в себе и в своей победе. А жмудинам, если они проявят мужество и твердость, стоя против литовцев, обещали вернуть прежние вольности и [щедро] одарить. Гедимин же спереди выстроил татар с луками, а литовцев собрал в большой главный полк, в котором встал и сам, руссаков же, новогрудцев и полочан, расставил с боков и сзади.

Битва немцев с литовцами. А когда оба войска сошлись для битвы над Земилой рекой на [расстоянии] двух выстрелов из лука, сразу же обе стороны запальчиво сшиблись друг с другом с великим и огромным криком, гиканьем, визгом и воем, и слышны были голоса на разных [языках] у разных народов. Немцы с сошками или с укороченными копьями, выстрелив несколько [раз] из самопалов (rusznic) (которые примерно в это же время и были придуманы) ¹¹, напирали на татар; татары же в искривленном строе наподобие полумесяца с обычным танцем выстрелили [из луков] и бросились врассыпную, замышляя, по своему обычаю, смешать строй преследующему неприятелю. И когда немцы порознь охотно бросились за татарами, думая, что те бегут, татары тут же снова повернули на них, густо осыпая их острыми стрелами. Гедимин же с литовцами стремительным броском ударили на главный немецкий полк, врезались в него и рубили направо и налево. Немцы одолевали оружием, литовцы быстротой и натиском, ожесточенно сражаясь копьями и мечами, метая стрелы и камни. Немецкие войска и полки направлял маршал Генрих, а литовские — Гедимин со своим гетманом Гаштольдом. В грохоте боя [слышались] крики мужей, ржание коней, звуки труб и бубнов, лязг оружия и доспехов столкнувшихся друг с другом полков.

Жмудины переходят на сторону литовцев. Довольно долго битва шла с равной для обеих сторон надеждой на победу, но потом жмудины, которых в немецком войске было несколько тысяч, видя силу своих побратимов литовцев, которых они давно ждали, вспомнив о своих прежних вольностях и имея случай сокрушить немецкое ярмо, как только битва разгорелась еще сильнее, дружно ударили на немцев, своих господ. А так как они стояли в середине немецкого войска и менее всех были задействованы в бою, то очень сильно ударили по [немцам], к тому времени утомленным и не ожидавшим такой хитрой измены. Немцы, встревоженные этим новым делом, сразу смешались. Сначала те полки, которые спереди сражались с литовцами, услышав новые крики, шум, гиканье, стали оглядываться назад, спрашивая, что там случилось. Под конец жмудины железом проложили себе дорогу к литовцам через центр немецкого войска, а немцы, видя неожиданную измену и [свою] явную беспомощность, ослабили свой натиск. Литовцы же, соединившись с жмудинами и усиленные этой новой помощью, в едином тесном строю с русскими и татарами разорвали [строй] немецких конных рейтаров, на которых у крестоносцев была вся надежда.

Сразу же после того, как [литовцы] поразили чело, а середину этих полков еще раньше поразили и смешали жмудины, немцы обратились в бегство (podali tyl). Тем смелее и поспешнее преследовали их литовцы вместе со жмудинами и руссаками, татары тоже донимали их отовсюду, на легких конях заходя спереди и с боков убегающим, отягощенным доспехами, и гоня их под литовские мечи. И во время бегства полегло их больше, чем на поле, где происходила битва, ибо бегущих литовцы гнали аж до реки Акмены (Okmieny) бия, коля, рубя, топя и хватая [в плен], так что на дюжину миль по дорогам, пашням и разным полям находили множество немецких трупов ¹². Укрывающихся же по лесам и по буреломам (zaleglych starzynach) крестьяне (chlopi) с собаками находили и били, либо, обобрав, вешали на деревьях.

Корона из Гнезно [переносится] в Краков. А в 1320 году Владислава Локетка с его женой Ядвигой короновали в Кракове [королем и королевой] королевства Польского ¹³. И с одобрения всех польских сословий корону и столицу королевства Польского из Гнезно, где до этого короновали польских королей, начиная с Болеслава Храброго в 999 году и до 1306 года, перенесли в Краков, и так от коронации Локетка и вплоть до нынешнего времени польских королей коронуют в Кракове. В том же самом году польский король Владислав Локетек свою дочь Эльжбету послал в Буду (do Budzinia) в супруги венгерскому королю Карлу (Роберту).

Прусский маршал с войском разбит и убит жмудинами и литовцами. В том же году, как свидетельствуют Меховский (кн. 4, гл. 15, стр. 219) и прусские хроники, великий прусский маршал Генрих фон Плоцке с сильным, хорошо вооруженным и организованным немецким войском, в котором старшими были поставлены сорок орденских рыцарей, вторгся в Жмудь, где как смог широко повоевал и разорил Медникский повят. А тем временем литовцы и жмудины, нимало не устрашенные этим воеванием, в теснине одного леса, через который крестоносцы должны были следовать назад вместе с добычей, преградили [им дорогу], повсюду вдоль дороги подрубив как можно больше деревьев и колод и устроив ловушки и засады на немцев. И когда прусский маршал и его войско уже вступили в лес, не ведая о той хитрой засаде, они сразу же были окружены литовцами. Сначала сам [маршал погиб], а потом и все [прочие] из немецкого войска были истреблены, перебиты, пришиблены и задавлены [поваленными] деревьями, а оставшиеся попали в плен ¹⁴. Так что из этого войска не убежал никто, кто мог бы поведать крестоносцам в Пруссии об этой несчастной войне. А литовцы и жмудины за эту свою победу и за щедрую добычу, захваченную у разгромленного и побитого неприятеля, когда устраивали жертвоприношения и обычные молебствия своим богам, виднейшего из пленников, одного знатного крестоносца по имени Герхард Руде (Rudde), войта или старосту самбийской земли, с конем, на котором воевал, в доспехах, в которые был одет, и с оружием живого сожгли на высоко сложенной куче дров и с дымом отправили душу на небо, а тело развеяли с пеплом. Войт у крестоносцев был начальником над [какой-нибудь] землей, как ныне у нас староста Жмудский и т. п.

В том же году в день Воздвижения Святого Креста (14 сентября) литовцы, неожиданно ворвавшись, разорили Добжиньскую землю ¹⁵, которой тогда управляла вдовая княгиня Мазовецкая, супруга умершего князя Земовита. Спалив город Добжинь, [литовцы] вместе с пленниками обоего пола и разной добычей поспешно и беспрепятственно пешком убежали в Литву. Меховский, кн. 4, гл. 15.

Кромер также пишет, что в то же самое время литовцы без помех повоевали и Мазовию. Кромер, кн. 11.

Глава третья

О занятии и овладении Владимирским, Луцким и Киевским княжествами, победе Гедимина и побитии русских князей в году 1319

Когда Гедимину с литовцами и с ними жмудинам после былых тревог от немцев улыбнулась удача и фортуна отвратила свой слепой изменчивый лик от прусских и лифляндских крестоносцев, Гедимин вырвал из под их власти всю Жмудскую землю, старост их погромил и распугал и, благодаря отваге литовцев и жмудинов, наголову разгромил большое крестоносное войско над Земилой и Акменой. А великого маршала и гетмана всех прусских земель Генриха фон Плоцке, разорявшего Жмудь с другим огромным немецким войском, налетев, убили в лесу за Медниками, как пишут Меховский и Длугош, погромили всех до единого и убили самого свирепого (nasrozszego) из комтуров ¹⁶. Медники, которые ныне зовутся Ворнями (Варняй). И теперь уже крестоносцы не смели наезжать на Литву так беспечно, как раньше, посмотрев и убедившись в их отваге, предусмотрительности и готовности [сражаться] против себя. И в то же время приступили к жестокой и неправедной войне в Поморской земле, [находившейся] под властью Владислава Локетка. Поэтому прусский магистр Карл Тревир и его комтуры взяли двухлетнее перемирие с Гедимином, великим князем Литовским, чтобы, будучи в большей безопасности от литовцев, оказаться сильнее по отношению к полякам. Гедимин же, хорошей войной учинив себе добрый мир с немцами, хоть и временный, но необходимый, в том же 1320 году, не снимая с себя доспехов, с тем же войском литовским, жмудским и новогрудским, а также с полоцкой русью ¹⁷, двинулся против волынских князей, которые выбились из под его власти и, видя, что он занят [войной] с прусскими крестоносцами, вместо помощи еще и учиняли набеги на завилийские и новогрудские владения Литвы.

Битва Гедимина с волынцами. Сначала [Гедимин] обратился против владимирского князя Владимира и, подступив к Владимиру (Волынскому), добывал замок и город упорным штурмом, но руссаки оборонялись столь же храбро, отбивая литовцев от стен различной стрельбой и снарядами (pociskami) ¹⁸. Для снятия осады [сражаться] против Гедимина прибыл сам владимирский князь Владимир со своими людьми и татарской подмогой; тем смелее Гедимин выстроил против него литовцев и жмудинов. И, не откладывая желанной битвы, тут же под замком обе стороны запальчиво сошлись с разноголосым гиканьем, бряцанием оружия и конским ржанием, взлетавшими выше облаков (az obloki przebijali), стремясь в открытую померяться оружием, саблями и копьями. Татары же, заезжая обычным танцем и [стреляя] из луков, беспрерывно разрывали литовский [строй], пока Гедимин не отразил их, выстроив несколько сот пеших жмудинов с копьями, самострелами (pociskami) и с пращами (procami) между конными литовцами и русскими и татарскими полками. [Татары], у которых не было пехоты, начали обращаться в бегство, а литовцы гнались за ними, били, рубили и хватали [в плен]. А руссаки с замковых и городских стен кричали на своих, взывая к ним и напоминая, чтобы своих не выдавали.

Князь Владимир убит литовцами. А когда упорхнули татары, на которых надеялся Владимир, и своих волынцев он не смог привести в первоначальное состояние, то сдерживал литовцев с малым числом владимирских рыцарей и сам смело напирал (однако, как гласит латинская поговорка, temerarios ausus, temerarii sequuntur euentus ¹⁹, отчего я и сам разок пострадал). И когда упорно пробивался сквозь литовские полки, исполняя долг доброго гетмана и храброго рыцаря, то был убит на поле боя. А остальные волынцы, видя, что [их] князя и вождя не стало, сразу же с великими и жалостными сетованиями побежали врозь кто куда мог, а другие сдавались победителям литовцам.

Литва силой завладела Владимирским княжеством. А осажденные, видя гибель своего господина и победу литовцев, тут же с Владимирским замком и с городом сдались на милость победителя Гедимина, великого князя Литовского, и принесли ему присягу верности. А затем Гедимин завладел и всем Волынским княжеством в результате той победы и добровольного подчинения обывателей, когда [те] увидели, что противиться было трудно.

Гедимин завладел Луцким княжеством. Разместив во Владимирском замке и городе [Владимире] своих старост и литовских рыцарей, [Гедимин] двинулся к Луцку завершать свою победу [войной] против князя луцкого, потому что во время войны с крестоносцами [тот] отнял было [у Литвы] Дрогичин и Брест Литовский. И хотя Лев, упомянутый князь луцкий, и имел кое-какое наспех собранное войско, но, устрашенный судьбой своего приятеля, владимирского князя Владимира (узнав, что тот разбит и убит литовцами), не дожидаясь гедиминовых сил, бежал до самого Брянска Северского к своему зятю Роману Брянскому. А как только Гедимин осадил Луцкий замок, бояре и чернь, видя, что князь их сбежал и всех бросил (wydal), не пожелали противиться великому князю Гедимину и все единодушно [покорились] его силе и пошли под его власть со всем Луцким княжеством и с его пригородками. И дали ему присягу потомственной верности, которую Гедимин ласково принял, а для лучшего утверждения и закрепления своей победы укрепил луцкий замок и другие пригородки и разместил [там] литовское рыцарство и [своих] старост ²⁰.

Потом, овладев оставшимися пригородками князя Луцкого, [Гедимин] с войском двинулся к Бресту и там, в Бресте, по заслугам щедро наградив своих панов и рыцарей, на время распустил по домам литовское и жмудское войско передохнуть от трудов после недавней войны с орденом и русской [войны]. А сам в течение зимы отдыхал в Бресте, занимаясь текущими делами и земскими нуждами, и в это время готовил оружие и различное военное снаряжение для тайно замышлявшейся [им] новой войны против киевского князя Станислава. [Он] воевал с большей выгодой (pozytkiem), чем мы сейчас, хотя пушек и не имел.

Гедимин с литовцами [идет] на Киев ²¹. Потом в 1320 году, известив всех своих жмудских, литовских, новогрудских и полоцких бояр, [Гедимин] собрал огромное войско, и вскоре после Пасхи (Wielkiej Nocy) ²², в наиболее подходящее для войны время, когда новая трава для корма коней уже под ногами, а весна готовит необлаченным (neodzianem) рыцарям прелестное раннее цветение, двинулся из Бреста против князя Станислава Киевского, который в то время титуловался (sie z przodkow pisal) русским монархом или самодержцем (jedynowlajca), как ныне [царь] Московский ²³.

Литовцы взяли Овруч и Житомир. Спокойно пройдя луцкие и волынские земли, [уже] подчиненные себе, [Гедимин] первым делом подступил под Овруч, замок князя Станислава, который взял силой, оставив там литовский [гарнизон], а потом осадил Житомир, где собралось много киевской шляхты, которым тоже завладел в результате сдачи ([ибо замок] усиленно штурмовали, и оборонявшие его русские изнемогли). А выпроводив русских старост и рыцарей, для обороны в замке и в городе посадил своих литовцев. Потом двинулся далее в киевские волости, разрушая и сжигая все, что попадалось [под руку]. Видя это, киевский князь Станислав решил на насилие (gwalt) отвечать насилием и литовцев, бывших рабов (niewolnikom) своих предков, не дожидаться в Киеве, а преградить им путь оружием.

Nam tuares agitur, pai ies guum proximus ardet. Другие русские и северские князья, видя, что у соседа уже стены горят, всем скопом собрались против литовцев. Итак, переяславский князь Олег, изгнанный литовцами луцкий князь Лев и Роман Брянский с рыцарством и с войсками, какие смогли собрать в то время, двинулись на помощь киевскому князю Станиславу, стоявшему лагерем на реке Пиерна (Pierna) ²⁴ в шести милях от Киева. И, собрав все свои силы в одно большое войско и получив помощь от татар, стояли наготове, получив известие, что Гедимин с литовцами от Житомира смело и спешно двинулся на них.

Литовская битва с руссаками у Пиерни реки. Итак, Гедимин, от шпионов имея сведения о положении и силах русского войска, нимало не сомневался в счастье и в доблести своего рыцарства. Кратко напомнив полкам литовским и жмудским о [их] счастливых успехах и недавних победах над крестоносцами, владимирским князем и Львом Луцким, [он] построил их как должно: пеших с копьями, других с луками, а иных с пращами ставя (mieszajac) между конными для подкрепления и разрыва неприятельских рядов. И таким манером двинулся на тоже огромное русское войско, стоявшее на ровном поле у реки Пиерни. Там на литовцев сначала наскочил князь Станислав Киевский со своим войском и татарской подмогой, а Роман Брянский и с ним луцкий князь Лев и Олег (Olha) Переяславский быстро наступали вслед за ним для поддержки. Литва и жмудь, встав грудью, смело выдержали первую стремительную атаку киевлян, сперва стреляя из луков и самострелов, а потом с копьями, саблями, дубинами сойдясь врукопашную муж с мужем, конь с конем, с громкими криками, гиканьем и грохотом, [слышными] отовсюду. Тесно столпившись, они долго [сражались] со спорными надеждами на победу и равными шансами с обеих сторон до тех пор, пока Гедимин, со сторожевым (strwozonym) полком отделившись от своего главного войска, мощным броском (ogromnym pedem) не ударил руссакам в бок так, что прорвал и перемешал их сомкнутые ряды, отчего им пришлось от фронта обратиться к флангу. А литовцы и жмудины, в едином порыве действуя и с фронта и с фланга, тем сильнее напирали на смешавшихся руссаков. Князь Станислав Киевский не мог вынести их стремительного напора и стал отступать назад; литовцы продвигались за ним.

Убиты два князя: Олег Переяславский и Лев Луцкий. Князь же Олег (Holha) Переяславский и князья Роман Брянский и Лев Луцкий недолго устояли на плацу, видя, что киевляне отступают вместе со своим князем. Однако князь Лев Луцкий, скорбя о Луцком княжестве, из которого недавно был изгнан, смелее, чем другие, шел против литовцев [вместе] с Олегом Переяславским. Но за свою упрямую смелость тут же на плацу заплатили жизнью, ибо в суматохе битвы оба они были убиты.

Русские князья побеждены литовцами. Увидев это, князь Станислав Киевский и Роман Брянский сразу же обратились в бегство. Киевские, а также брянские и переяславские рыцари, отчасти из-за поражения и бегства своих князей, а отчасти не в силах выдержать огромной литовской мощи, разбежались по разным полям, другие безнадежно оборонялись в лесу. Литовцы и жмудины гнали бегущих до самой ночи (которая своей темнотой спасла руссаков), били их, рубили и хватали [в плен]. [Гедимин] был доволен больше, чем Ганнибал Карфагенский при Каннах.

На следующий день, отдохнув ночью от трудов, Гедимин велел собирать с побитых русских полков добычу, которую честно разделил между рыцарством, взял под крепкую стражу пленников и позаботился о раненых. И в тот же день, не давая русским передышки на сбор [новых сил], двинулся завершать свою победу к Киеву и, осадив замок, непрерывно штурмовал его, грозя осажденным полным разрушением и различными карами, если они не сдадутся добровольно, а будут продолжать упорствовать. Однако киевляне, которых в городе и в замке после недавнего поражения собралось огромное множество с женами, детьми и имуществом, защищались долго и мужественно, надеясь на выручку и ожидая помощи от своего князя Станислава, который с проигранной битвы бежал до самой Рязани с князем Романом Брянским. Но видя, что их пан их бросил и обманувшись в своих надеждах, после долгих совещаний единодушно решили сдать город и замок.

Гедимин взял сдавшийся Киев. Итак, сначала к Гедимину, неся кресты и хоругви, процессией вышли митрополит, владыки (wladikowie), архимандриты и протопопы со всем духовенством. Ибо в то время в Киеве был престол митрополита всея Руси. А за ними вышли паны бояре и весь народ киевский, бия челом, сдаваясь на милость и [идя] под власть Гедимина, великого князя Литовского. Там же ему все и первым митрополит учинили присягу подданства. Потом Гедимин через город победителем въехал в Киевский замок.

Литва завладела Северским и Волынским княжествами. Другие киевские пригородки: Белгородок ²⁵, Слеповрот (Снипород) ²⁶, Канев и Черкасы [Гедимин] тоже взял путем добровольной сдачи; взял также Брянск Северский и Переяслав, стольные замки русских князей. Итак, в результате одной победы [Гедимин] завладел киевской монархией, Волынским и Северским княжествами вплоть до Путивля милях в шестидесяти за Киевом и присоединил их к Литовскому государству.

Слуцкие князья. В Киеве и иных пригородах старшим своим наместником [Гедимин] поставил гольшанского князя Миндова, сына Гольши, своего родича, который крестился в русскую веру и правил в Киеве вплоть до Владимира Ольгердовича, предка князей Слуцких, исправно ведущих свою генеалогию от великих князей Литовских: от Гольши, Витенеса, Гедимина, Ольгерда и т.д.

Князья Острожские. А Станислав из древнего рода русских князей, монархов Киевских, ведущих свой род от варяжских князей Рюрика, Трувора и Синеуса (Sinausa), а также от Игоря и Олега, от которых ведут свой род также и князья Острожские, будучи разбит, изгнан и выжит Гедимином из Киевского княжества, бежал за помощью к рязанскому князю, который тут же дал ему в жены свою дочь Ольгу (Holhe), а так как мужского потомства не имел, только ту единственную наследницу, то вместе с дочкой и все Рязанское княжество дал ему в управление, владение и княжение, сам будучи человеком преклонных лет.

Что такое Рязанское княжество. А Рязанское княжество среди других русских княжеств издавна было могущественным, как об этом говорят все, кто знают: прусские хроники, также Сигизмунд фон Герберштейн in Commentariis ac Chorographia regionum Moschoviae Duci subiectarum свидетельствует на стр. 65, 66 и др. Великое княжество Рязанское лежит между Окой и Доном либо Танаисом, реками большими и славными, одна из которых, Танаис либо по-московскому Дон, разделяет Азию и Европу, а впадает в Мертвое море или черное озеро, которое космографы зовут Pallus Meotis, у турецкого города Азов. Оттуда приплывшие по Дону из Москвы и из Рязани купцы потом следуют до Кафы, Перекопа, Константинополя и через Понт Эвксинский (Черное море) и Геллеспонт Средиземным морем до самой Греции, Италии, Иерусалима, Сирии и до Африки, как я и сам испробовал на собственном опыте (experentia), удостоившись чести побывать в таком же плавании в 1574 году.

Рязанское княжество превосходит все иные московитские края урожаями хлеба, обилием продуктов, меда, зверя, скота, речных и озерных рыб, [а также здоровьем] и крепостью людей, облагороженных (uslachcionych) прирожденной воинской доблестью. Ибо [рязанцы] граничат с перекопскими и казанскими татарами, с которыми вынуждены непрерывно упражняться [в военном деле].

Замок и город Рязань. Деревянный замок и столичный город Рязань, защищенный природным положением, лежит недалеко от большой реки Оки, в 36 милях от города Москвы. И князь рязанский всегда писался великим князем, как ныне московский.

Происшествие с двумя братьями. Великий князь рязанский Василий, потомок того Станислава, изгнанного Гедимином киевского монарха, женился на сестре Василия, великого князя московского, с которой имел сыновей Ивана и Федора. А когда великий князь Василий умер, после него правил сын Иван, а потом тот оставил после своей смерти трех сыновей: Василия, Федора и Ивана, из которых двое старших, соперничая за верховное владычество, сошлись на рязанских полях в решающей битве, и там один был разбит и убит на поле боя, а другой, одержав победу, сразу же умер на этих полях. Третий, который остался, младший, узнав о смерти двух старших братьев, собрался с татарами и силой захватил отцовское великое княжество Рязанское, которым еще управляла его мать. А потом (хотя предки его в вольном государстве издавна вольно пановали, и никакому иному монарху не были подвластны) великий князь московский Василий ²⁷, который писался самодержцем (jedynowlajca) всея Руси, сразу же вызвал его к своему величеству (przed swoj majestat) и посадил в тюрьму.

Как Москва завладела Рязанью. И послав свои войска, взял замок Рязань и завладел всем [Рязанским] княжеством. А мать упомянутого младшего [сына] и вдову последнего великого князя Рязанского постриг в монахини и, пристроив ее в монастырь, изгнал. А чтобы потом рязанское княжество от московского не отступилось, большую часть рязанцев московский князь Василий выпроводил и распределил по разным своим краям, благодаря чему приобрел полную власть над старинным и могущественным Рязанским княжеством.

Рязанский князь Иван бежал в Литву. И хотя в 1525 году, когда татары подошли было к самому городу Москве, тот последний рязанский князь Иван бежал из тюрьмы в Литву, однако так и умер в Литве как беглец, без потомства.

Я для того, милый читатель, забавлял тебя подробным [рассказом] о том славном великом княжестве Рязанском, чтобы ты увидел, как быстро великие государства внезапно рушатся от внутренних невзгод. Случилось так, что два брата, соперничая за одну отчизну, понапрасну лишились ее, сами сгинули, а третьего брата и мать своим упорством превратили в калек, так что весь род великих князей рязанских, который существовал несколько сотен лет и процветал, сгинул и исчез с лица земли ²⁸. Но вернемся к предшествующему рассказу о гедиминовых делах.

Гедимин, великий князь литовский, посадив гольшанского князя Миндова наместником в Киеве и посадив своих старост в другие замки, воротился в Литву с великой победой. Потом, когда в Кернове (где в то время была столица Великого княжества Литовского) был принят всем народом с великой радостью, обычным рукоплесканием, распеванием ладо, ладо и гудением длинных труб, щедро одарив рыцарство по заслугам на этих русских войнах, распустил войско по домам отдохнуть от тех долгих трудов. И с тех пор, то есть с 1321 года, когда Гедимин завладел Киевом, прекратилась Киевская монархия или самодержавие. Ибо со стародавних времен главой монархии всей Руси был Киев, заложенный князем Кием, по некоторым известиям, в году от Рождества Христова 430, хотя русские хроники из-за древности этого города не могли вывести точную дату. Однако от Ольги или Елены, которая крестилась в греческую веру в году от сотворения мира (6463) ²⁹, согласно русскому счету, и от русских монархов Святослава, сына ее, и от Владимира, сына того Святослава, который тоже крестился в Царьграде (Czarygrodzie) в году от [рождения] Господа нашего 990, а от сотворения мира 6469 ³⁰, русские считают, что самодержавие всей Руси (до овладения Киевом великим князем литовским Гедимином) или киевская монархия основана в 431 году.

Потом московские князья, прежние великие князья Белой Руси, писались самодержцами всея Руси (однако в этом ошибались, ибо немалую часть русских княжеств давно занимала Литва), используя тот титул, который ныне великий князь Московский употребляет в своих грамотах. Однако истинная Киевская монархия всей Руси существовала и успешно процветала только в самом своем начале, при владычестве Рюрика, Игоря, Олега, Святослава и Владимира. А после смерти Владимира двенадцать его сыновей жестокими междоусобными войнами разодрали русское государство и самодержавие на дюжину частей. И хотя Владимир по прозвищу Мономах, сын Всеволода и внук вышеупомянутого Владимира ³¹, привел было дела в прежнее состояние (klobe) и [восстановил] монархию, однако после его смерти все это снова разорвалось, как об этом мы основательнее описали выше в русской истории. Итак, приступаем к рассказу о литовских делах.

Глава четвертая

О заложении Гедимином Старых Троков и Вильна в 1321 году

Гедимин Витенесович, великий князь литовский, стремясь отвлечься от минувших трудов военного времени охотой на различных зверей, собрался в Кернове с придворными и всеми своими охотниками и для лучшей потехи и самой главной охоты заехал в глубокую лесную чащу. А когда на охоте ему повезло, [и он] натешился и наловил [дичи], то своих дам, дворян и охотников угощал в поле под тентами (kotarchami) в пяти милях от Кернова между реками Вакой ³² и Вилией.

Построены Старые Троки и почему названы Троками. И приглянулись ему это место и поле, не так уж хорошо подходившее для замка ³³, как ему понравилось по тому, что он наловил в этом месте и в окрестных полях и лесах. И тут же известив об этом по волостям, построил там замок, который укрепил рвом и валом и назвал его Троки, потому что всю живность: зайцев, лис, куниц и прочего мелкого зверя и птицу как дворяне, так и осочники ³⁴, охотники, поварята и пажи (chlopieta) вволю (pelno) били около Тарчаков ³⁵, навязывали в троки ³⁶ и навешивали перед собой, за собой и по сторонам, накладывая также полные возы лосей, оленей, косуль и другого крупного зверя.

Столица из Кернова переносится в Троки. И из-за той удачной охоты, видя в том для себя счастливое предзнаменование (ибо в то время литовцы, по римскому обычаю, никакого дела не начинали без ворожбы) тогда же перенес столицу княжества из Кернова в только что построенные Троки, которые ныне зовутся Старыми Троками ³⁷ по отношению к Новым, потом построенными его сыном Кейстутом, как о том ниже напишем. И с того времени столица, что была заложена в Кернове при древних литовских князьях и особенно Кернусе Куносовиче, втором потомке Палемона из римских князей, и город, и замок, как ныне видим, исчезли под бременем нависших лет, а новая столица литовских князей появилась в Троках, но была там недолго.

Ибо вскоре после этого Гедимин, по привычному обычаю поехав на охоту, устраивал оступы ³⁸ над берегами реки Вилии, которые в те времена заросли огромными лесами и чащами, густыми и страшными развесистыми зарослями, служившими лишь логовом укрывавшегося здесь разного зверья, как крупного, так и мелкого. Итак, Гедимин забавлялся охотой и, переезжая со всеми своими охотниками и дворовой свитой с оступа на оступ, приехал на жертвенное жеглище своих предков в четырех милях от Старых Трок, где в Вилию впадала река Вильна. Это жеглище, то есть место сожжения тел литовских князей и виднейших панов, основал было на этом месте Свинторог, а после него сын его Гермонт, как о том уже писали выше. Здесь литовские жрецы по языческому обычаю также приносили своим богам жертвы за души умерших князей (ибо сильно заботились о бессмертии души, о судном дне и о воскрешении мертвых), и на том месте стараниями приставленных для этого жрецов днем и ночью, не переставая (как и в Риме был обычай церемонии богини Весты), непрерывно горел вечный огонь. И этот огонь литовцы и жмудины, пруссы и латыши (Lotva) славили и чтили как оcобенного бога.

Гедимин застрелил тура. И там около вышеупомянутых жеглищ в пуще между горами, которые охотники ныне зовут Лысыми, Гедимин помимо многих других зверей подстрелил тогда из самострела (s kusze) огромного тура. А убил его на той горе, где ныне Верхний виленский замок, и от того тура эта гора и ныне зовется Турья гора, а шкура его и рога, оправленные золотом, долго хранились в казне как настоящие сокровища вплоть до времен Витольдовых. Витольд же на важных беседах и чествовании иностранных послов при всем народе пивал из тех рогов, и один из них в качестве величайшего дара подарил тогда римскому императору и венгерскому королю Сигизмунду на том славном съезде королей и князей в Луцке в 1429 году, как о том будет ниже. А теперь закончим предшествующий рассказ.

Сон Гедимина. Увлекшись охотой и знатно потешившись от тура, убитого собственной рукой, Гедимин замешкался [с возвращением] в Троки, а вечер уже кончался и надвигалась темная ночь. И заночевал со всем своим двором в шатрах на упомянутых жеглищах в Свинтороговой излучине (lace), названной от князя Свинторога, где ныне пушечный двор (puszkarnia), конюшня и нижний замок. И когда, как это бывает после трудов, сморил [его] крепкий сон, ему приснилось, что на той горе и на том месте, где тура убил, и где ныне стоит [город] Вильно с замками, он увидел огромного и могучего волка, покрытого как бы железными бляхами (blacha), защищавшими его от любого выстрела. И в том волке он услышал сто огромных воющих волков, голос которых разносился во все стороны. Очнулся тогда Гедимин, и запал ему в голову тот сон, и наедине с собой долго грызло его желание разгадать, что бы все это значило. Но на сей раз он встретился с трудным делом, не иначе как египетский король Фараон [с загадкой] о семи толстых и худых коровах, либо король Валтасар о той руке, которая прямо на его глазах писала: Tekel, Mane, Phares, mensus est, mensus est ponderavit et divisit etc. И пришло время сгинуть Валтасару со всем его царством и т.д. Таким образом Гедимин, наутро вставши, рассказал тот сон всем своим панам и дворянам, советуясь [с ними] по поводу того сна и спрашивая, что бы он мог значить. Но литовцы как язычники в то время мало во что верили, а дела, как военные, так и домашние, сами обычно решали с помощью жребия (burtami) или ворожбы, как римляне Aruspicis, extis, avium volatu etc. А растолковать тот сон так никому и не удалось, так что пришлось обратиться к Криве Кривейто, литовскому языческому епископу ³⁹, имя которому было Лиздейко.

Лиздейко, верховный жрец литовский, найденный в орлином гнезде. А тот, как свидетельствуют летописцы, при Витене, отце Гедимина, был найден в орлином гнезде в дремучем лесу у большой дороги, а некоторые рассказывают, что сам Витень уложил его в украшенную колыбельку, подвешенную на дереве, и велел беречь его как сына. А когда вырос, то показал в себе способности не простого человека, что означало, что он был либо какого-нибудь знатного либо княжеского роду, но, видимо, из зависти к власти был еще в пеленках отослан в лес или мачехой, или отцом так, как это учинил было Амулий (Emilius), король Альбы. Он велел утопить в Тибре рожденных от королевской монашки, девицы Реи Сильвии, близнецов Рема и Ромула, которые потом, выхоженные волчицей (как известно) и выращенные пастухом Фаустулом, основали Рим, главу всего мира, и т.д. Об этом читай у Ливия, Флора и других. Так же учинил было мидийский царь Астиаг, который приказал своему секретарю Гарпагу уморить голодом Кира, рожденного от его дочери и от персидского княжича, чтобы тот после него не царствовал, [хотя Кир] был еще в пеленках. Об этом у Юстина, Кариона и других. А потом Гарпаг, сжалившись над младенцем королевской крови, тайно отослал его в лес и приказал подвесить на дереве, чтобы умер там не на глазах Гарпага. Однако это дитя воспитал у себя опять-таки пастух (тогда принесший Гарпагу известие о его смерти). Потом, когда [Кир] подрастал, дети, сообща пасущие скотину, выбрали его своим королем. И в конце концов и деда своего Астиага выгнал и завладел его Мидийским и отцовскими Персидским и Ассирийским королевствами, а потом и всей Азией, Сирией, Иудейской землей и Индией. Об этом также читай у Волатерана ⁴⁰, Юстина, Кариона и др., и у Даниила, гл. 13 и 14.

Этого же Кира, первого персидского монарха, пророк Даниил привел было к познанию истинного Бога в году от сотворения мира 4443, а по Кариону в 3443. Даниил, 14.

Читаем также о еще более удивительном происшествии из Помпея Трога и Юстина, кн. 44. Об этом читай также у Волатерана в кн. 2 de Gestis in Hispania ad Gotos. Первый испанский король Гаргорис (Gargoras) или Горгорас внука и сына своего, которого имел от собственной дочери (dziewki), со стыда хотел извести разными способами: приказывал бросать его свиньям и голодным псам, чтобы его съели; потом клали на узкую дорожку в хлеву, чтобы скотина его затоптала; наконец, когда тот так и не погиб, бросили его в море. Но все равно морской прибой (nawalnosci) без вреда выбросил его на берег, где потом олениха выкормила его своими сосцами (piersiami). Потом по удивительному предназначению провидения Божьего [он] стал вторым испанским королем, которому было дано имя Габис (Habis). Габус, второй король испанский.

Телеф, выкормленный ланью. Также Телеф, князь Мезии (Missijskie) или Болгарии, тоже занесенный в лесную чащу на погибель, был выкормлен ланью. Иван Гестимул. То же читаем в чешских хрониках, что и у Бельского найдешь в седьмой книге о Чешском королевстве под 909 годом от [рождения] Христа на странице 322: Ивана Гестимула (Gestimulussa) ⁴¹, корвейского (Karwackiego) королевича, тоже лань в чаще питала молоком четырнадцать и два года. Парис. Юпитер. Также и троянского королевича Париса, сына Приамова, в дебрях уберегла медведица, Ромула и Рема — волчица, а Юпитера (Jowissa), сына Сатурна — пчелы, и т.д. Моисей тоже был на реке выложен в маленькой корзинке (Исход, гл. 2).

Лиздейко, языческий епископ. [Я все] это для того напомнил, чтобы не было сомнений в свидетельствах литовских летописцев о Лиздейке. Ибо точно так же во времена оны случилось с нашим Лиздейко, который, будучи воспитан при княжеском дворе по наукам звездочетов и по языческим понятиям (как некогда Иосифа и Моисея [обучили] всем мудростям египетским), был обучен ворожбе и толкованию снов, а потом при Гедимине был верховным епископом или главным исполнителем (przelozonym) языческих богослужений, которого по должности (z urzedu) звали Криве Кривейто, о должности которого найдешь ясные свидетельства у Кромера, Меховского, Длугоша, Эразма Стеллы и Дусбурга. И тогда верховный епископ Лиздейко сон о волке, стоящем на Турьей горе, и о ста других волках, в нем воющих, честно и правдиво истолковал, как Иосиф фараону и товарищам по тюрьме, виночерпию и пекарю (Бытие, гл. 40 и 41), и как Даниил Навуходоносору о четырех монархиях (Даниил, гл. 2) и Валтасару о руке, что писала на стене Mane, Tekel, Phares, mensus est ponderavit et divisit, etc (Даниил, гл. 5), и сны о четырех ветрах и четырех зверях (bestiach) (Даниил, гл. 7), и о увиденном им муже с солнечным ликом (Даниил, гл. 10).

Толкование сна о Вильне. «Великий князь Гедимин! Тот волк, которого ты видел, якобы из железа выкованный, означает, что на месте жеглищ, твоим предкам посвященных, будет мощный замок и главный город этого государства. А сто волков, в том волке оглушительно воющих, голос которых разносится на все стороны, означают, что этот замок и этот город честностью и храбростью своих обитателей, а также великими делами потомков твоих, великих князей Литовских, которые будут иметь тут свою столицу и славно править, [обретет] великую славу, которая прогремит и быстро разнесется из той столицы по всем сторонам света и чужим народам».

Верхний Виленский замок на Турьей горе. Гедимин похвалил столь мудрое и правдивое истолкование сна Лиздейкой, принес жертвы своим богам на жеглище и, не откладывая надолго, сразу же разослал [гонцов] по окрестным волостям, [собрал] разных ремесленников, плотников, каменщиков, кузнецов, землекопов и подготовил достаточно различного [строительного] материала. И начал строить из камня сначала верхний замок на Турьей горе, на которой сам подстрелил из самострела огромного тура.

Нижний замок. Разметил потом площадку для нижнего замка в [долине] Свинторога, которая в то время называлась Кривой долиной, в том месте при устье реки Вильны, где она впадает в Вилию. И там с большой быстротой, но и с большими расходами Гедимин с великим прилежанием выстроил деревянный нижний замок с выносными башнями и зубцами. А закончив оба замка, назвал их Вильно — от реки Вильны ⁴².

При замках над Вильной и Вилией быстро вырос город, ибо в том же году Гедимин перенес свою столицу из Трок в Вильно и там ее и утвердил на последующие времена. Поэтому великое множество людей, как орлы на падаль, спешно слетелись в [Вильно, образовав] большой город и разросшиеся посады. Где будет падаль, там соберутся и орлы (Матфей, 24; Марк, 13; Лука, 21). Для постоянного проживания в главном городе своего Великого Княжества все господа тоже выстроили там большие нарядные дворы, так что начинавшийся с малого Вильно, до этого лишь место погребения сожженных княжеских тел, в 1322 году вырос в большой и славный город по мудрому совету Лиздейки. Тот потом долго был литовским епископом, женатым, как это принято у язычников, и авгуром или прорицателем (wieszczkiem), ибо таков был обычай, перенятый у римлян, и важная должность Augurii. Ибо и Цицерон, знатный муж и римский сенатор, как сам о себе свидетельствует, тоже был в Риме в должности авгура, то есть прорицателя или верховного надзирателя за ворожбой, согласно которой действовала Римская республика. Так же и литовцы сохранили якобы взятый от римлян обычай и, как Цицерон и другие в Риме, так и Лиздейко в Великом княжестве Литовском был авгуром.

Augures, hoc est tres sacerdotes, qui auspiciorum disciplinam curarent, apud Romanos erant a Romulo, auguralis disciplinae perilissimo lecti. Itidem octo auruspices qui extorum erant periti, etc. Flamines quoque tres, et Salii etc. a Numa instituti etc. О чем читай Дионисия, Ливия, Плутарха (Нума, Стадиум), у Флора, Помпония Лета и других.

Огонь богини Весты. В основанном им столичном городе Гедимин не забыл установить почитание своих богов, хотя еще при литовских князьях Свинтороге и его сыне Гермонте на том месте, где ныне пушечный двор, впервые был установлен вечный огонь, как в Риме у Весты, и были в достатке (hojnie) назначены жрецы, под страхом смерти следившие, чтобы священный огонь не погас. Поэтому Гедимин и посвятил темным богам лес (который у латинских язычников и других народов звался Lucus, а у литовцев лес и доныне зовется Laukos ⁴³) и по языческому обычаю поставил там жрецов, которые на этих местах сожжения или жеглищах возносили молитвы за души умерших князей.

Змейки Гивайте и Земляная. Там же и змеек, называемых Гивайте ⁴⁴ (Gywojtos) и Земляная (Ziemiennikos), кормили и холили как домашних божков (Dii penates). А тот лес был над Вилией подле пушечного двора и до самых Лукишек ⁴⁵.

Идол Перкунаса или Перуна. А еще Гедимин поставил Перкунасу (Perkunowi) или Перуну (Piorunowi) истукана (balwan), держащего в руке большой кремнистый камень, от которого жрецы высекали огонь. В жертву этому [богу] постоянно жгли дубовые [дрова] ⁴⁶, и вечный огонь днем и ночью [горел] на том месте, где ныне костел святого Станислава (основанный Ягеллой, внуком Гедимина) в замке ⁴⁷.

Литовский Пантеон. Была еще на Антоколи ⁴⁸ большая зала (sala) или святилище всех богов, которых славили соблазненные бесовскими суевериями литовцы. Там по четвергам жрецы вечерами всегда ставили и жгли восковые свечи. Однако об этих языческих идолах и суевериях выше пространно описано в Русской Хронике по достоверным сведениям и [на основании] тщательного изучения литовских древностей. Поэтому, милый читатель, нам пора заканчивать о заложении Трок и Вильна, ибо приступаем к иным делам и деяниям Гедимина.

Глава пятая

О воевании литовских и прусских земель имперскими князьями и орденскими рыцарями и о разорении литовцами Лифляндии аж до Ревеля и Дерпта, о разорении Мазовии и Добжиня в году 1322

О чем Петр Дусбург, хроники Прусские, Лифляндские, Длугош и Меховский (кн. 4, гл. 15, стр. 220 и т.д.)

В 1322 году прусские орденские рыцари, в 1319 году разбитые Гедимином над рекой Земилой и над Акменой, потом уже не нападали ни на Литву, ни на Жмудь главным войском, а только казацкими налетами (utarczkami). А узнав, что Гедимин занят русскими войнами и тогда же строительством Вильно, как мы уже рассказывали выше, собрали большие войска как из Пруссии, так и из Лифляндии и из других немецких княжеств.

Германская империя и различные князья готовят [поход] на Литву. Бернард, князь Свидницкий, со своим силезским рыцарством и с чехами, князь Швабский и два имперских графа, как пишут Меховский и Длугош, а Дусбург еще прибавляет графа из Герольдзека ⁴⁹ (Grodischeckiego) и сыновей графа Юлихского, Вильденбергского и Преглицкого (Preglitskiego) ⁵⁰, прибыли в Пруссию со множеством немецких, французских, чешских, силезских и австрийских рыцарей на помощь орденским братьям для священной войны против литовских и жмудских язычников (на которую папа выдал отпущение грехов, будто они ехали в Иерусалим).

В Жмуди разорены Ванкенский, Россиенский и Клогенский повяты, из которых ныне сохранил свое название только Россиенский. Объединив с ними все свои силы, лифляндские и прусские орденские братья огромной [армией] вторглись в жмудские и литовские земли, где разорили три повята: Ванкенский или Вайкенский (Wajkienski), Росиенский (Расейняйский) и Клогенский ⁵¹ и, как пишет Меховский, взяли замок Писту (Pistenu), однако Дусбург свидетельствует, что литовцы и жмудины отбились от немцев, усиленно штурмующих тот замок ⁵². О чем, если хочешь, читай выше у крыжака ⁵³ Дусбурга под 1322 годом.

Россиенские жмудины хитро обещали крестоносцам [свое] подданство. А когда литовцы и жемайты хитро[умно] пообещали крестоносцам подданство и покорность, этим удержали [их] от истребления и взятия в неволю литовских людей, а также от разорения волости.

Литовцы взаимно повоевали Лифляндию около Дерпта. В то время, когда лифляндский и прусский магистры воевали Жмудь, литовский князь повоевал Лифляндию, все Дерптское епископство и другие повяты и без помех вывел в Литву пять тысяч немцев и латышей и великое множество награбленного. Так [он] троекратно воздал крестоносцам око за око, и [вышло так, что] прежде они пустошили Жмудь с большим для себя убытком, нежели корыстью.

Поход (prozna wyprawa) немецких войск в Литву, не удавшийся из-за зимы. Когда уже наступила зима, христианское войско вторглось в Литву, желая отомстить за это разорение. Однако из-за царившей жестокой зимы, в том году исключительно суровой, в чем согласны все хронисты, [крестоносцы], побежденные зимней [стужей], ничего не сделав и ни в чем не преуспев, вынуждены были вернуться в Пруссию с большим для себя ущербом.

Литовцы повоевали Лифляндию аж до Ревеля. Но староста Гродненского замка Давид (David vero Capitaneus castri Gartin frigore non torpens etc — слова Меховского), не озябая и не дрожа от зимних [холодов], с большим литовским войском снова повоевал Лифляндию вплоть до Ревеля и весь Ревельский повят около моря и по пути назад опустошил аж до самой Двины. Костелы попалил, золотую и серебряную церковную посуду и ризы забрал, священников перебил или увел в плен и, кроме убитых, пять тысяч немецких и латышских пленников отправил в Литву [вместе] с большой добычей. Дусбург пишет, что в то время Давид с литовцами повоевал земли датского короля, в которых одних только девушек и знатных пани захватил пять тысяч ⁵⁴ и прочее. Ибо в те времена (о которых речь) датский король владел в Лифляндии Ревелем подобно тому, как и ныне король шведский ⁵⁵.

Литовцы и жмудины взяли приморский Мемель или Клайпеду (Klojpede). Потом той же зимой литовцы и жмудины захватили у орденских братьев город Мемель и три замка около него, в которых перебили и взяли в плен множество немцев и других христиан, [после чего] сожгли как город, так и замки ⁵⁶. Но, вероятно, в то время Мемель не был укреплен столь мощно, каким я его сам видел на днях (dzis).

Одновременно с этой победой, согреваясь на морозе [cвоей] прыткостью, [литовцы] повоевали повят Велау ⁵⁷ и Самбийскую землю в Пруссии. И убили комтура из Тапиау ⁵⁸, который хотел их громить, и все его войско наголову поразили, удручив крестоносцев поражением и большим ущербом. И без помех вернулись в Литву с большой добычей и целыми ротами (rotami) захваченных пленников. Повят Велау (Wilowski) от Мемеля в 18 милях, Велау от Тапиау в 2 милях. Тапиау большой замок в 5 милях от Кенигсберга, мимо которого из Вильна [в Кенигсберг] ходят лодки (wiciny).

Литовцы повоевали Мазовию. Вышеупомянутый гродненский староста Давид той же зимой повоевал мазовецкое княжество и, разграбив и попалив множество дворов, деревень и костелов, вывел в Литву очень много плененных мазуров, пахарей и крестьян.

Тогда же умер прусский магистр Карл фон Трир или Тревир ⁵⁹, а на его место новым магистром был избран Вернер фон Орселн. Об этом есть в хронике Дусбурга, которая переведена нами выше.

Вроцлавское и иные силезские княжества оторваны от Польши [и присоединены] к Чехии. В том же году чешский король Ян удивительными и хитрыми способами отсудил у князя Генриха главный город Силезии Вроцлав и завладел им вместе с княжеством. И с тех пор Вроцлавское княжество оторвано от Польши и силезских князей [в пользу] Чешского королевства и принадлежит чехам. Устрашенные угрозами, легницкие и бжегские или брегские ⁶⁰ князья тоже присягнули и перешли на службу к упомянутому Яну, королю Чешскому, и [поклялись] хранить присягу на верность его потомкам, будущим чешским королям.

Литовцы вывели из Добжиньской земли 9 000 пленников. А в 1332 году ⁶¹ литовцы, тайными дорогами быстро и внезапно вторгнувшись в Добжиньскую землю, жестоко повоевали все вдоль и поперек, убивая стариков и малых деток, а прочих забирая в плен. [А потом] торопливо и спешно убежали в Литву с девятью тысячами сочтенных ⁶² пленников.

Добжиньская земля [присоединена] к польской короне. По этой причине добжиньский князь Владислав, родной брат ⁶³ польского короля Владислава Локетка, собственной персоной приехав в Краков, Добжиньскую землю со всеми замками, волостями и местечками отдал и даровал в вечное владение брату, королю Владиславу, и королевству Польскому. Ибо из-за частых орденских и литовских наездов [он] не мог далее ни обороняться, ни править. А упрямыми и покорными просьбами получил от королевских щедрот для себя и для матери своей Анастасии, вдовы князя Земовита Добжиньского, Ленчицкую землю — пожизненно, ибо не имел потомства. И так с того времени Добжиньская земля присоединена к королевству Польскому, хотя потом поляки из-за нее имели довольно [много] кровавых схваток с крестоносцами вплоть до [времен] Казимира Ягеллончика.

Мазовия повоевана литовцами. Потом в 1324 году по приказу Гедимина, великого князя Литовского, гродненский староста Давид вторгся в Мазовию. И в день святой Эльжбеты (19 ноября) огнем, мечом и грабежом повоевал город плоцкого епископа Пултуск (Poltowsk) ⁶⁴ со ста тридцатью окрестными селами и уничтожил огнем тридцать приходских или, как их зовут, парафийных (parafijnych) церквей. 4 000 пленников из Мазовии. Кроме того, как Меховский пишет, четыре тысячи человек вывел в Литву в неволю.

Литовцы воюют Лифляндию. А другое литовское войско, вторгнувшись в Лифляндскую землю, воевало ее в течение нескольких месяцев, а награбленное с пленниками вывели в Литву. Об этом Длугош и Меховский (кн. 4, гл. 16, стр. 221 и т.д.).

А если ты, читатель, хочешь согласовать [одну] историю с [другой] историей и узнать о литовских делах шире и подробнее, читай об этом в конце в хронике Петра из Дусбурга, с прилежанием переведенной нами выше. [Там ты узнаешь] о поражении крестоносцев у Медников и о литовской жертве; о суровой зиме и о разорении литовцами датских владений, а также прусской и добжиньской земли; о папских легатах, [приехавших] к Гедимину, а потом и остаток деяний Гедиминовых, начиная с 1326 года от рождения Господа Христа. И узнаешь конец хроники Дусбурга, которую он писал во времена Витеня и Гедимина, сам будучи крестоносцем, и что сам видел и слышал, о том и свидетельствовал, и свидетельство его правдиво.

Глава шестая

О породнении литовцев с поляками или как Владислав Локетек, король польский, женил своего шестнадцатилетнего сына Казимира на княжне Гедиминовне в году 1325

Польше досаждают со всех сторон. Польский король Владислав Локетек, окончательно коронованный только с третьего раза из-за великих внутренних и внешних проблем, будучи ужасно удручен жестокими несчастьями, постоянно думал и обсуждал с коронными советниками, каким способом после этих тревог он смог бы безопасно править. Прежде всего он старался утихомирить частые литовские набеги, которые не мог отбросить военной [силой]. Cromer. Neque vero facile ii domari poterant. Также тревожился он о скандально оторванной [от Польши] Поморской земле, отнятой безбожными прусскими крестоносцами, данниками короны [польской], а также об [организованном] чехами отделении от польской короны Силезского княжества.

От этих тревог мысли его разбегались, и не знал он, с чего начать и к чему обратиться. [Он] видел, что крестоносцы не только не собираются возвращать Поморскую землю, но и нагло направили свой гордый умысел на Добжиньскую землю, которая к тому же недавно была разорена литовцами. Cromer. Vel prodenda erat Polonia Lituanorum popu lationibus. [Он] видел также, что чехи так сдружились с братьями ордена, что трудно было их разлучить, особенно когда, овладев Силезией и городом Вроцлавом и вознесшись в своей спеси, они возымели надежду с помощью орденских братьев быстро подчинить (posiesc) всю Польшу. Оба врага и сами по себе были достаточно сильными и мощными, а одного трудно было зацепить так, чтобы не пришлось иметь дело с обоими. Вдобавок, саксы и бранденбургские маркграфы, связанные с братьями ордена союзом и соседством, были готовы им помогать, ибо и сами утверждались в Польше насилием и изменой, используя малейшую возможность. И когда шел король на эти войны, его мысли разрывались: либо ему выдать Польшу на разграбление и разорение литовцам, либо, выставив оборону для отпора их набегам, ему пришлось бы уменьшить силы своего рыцарства и разделить на несколько частей войско, которое даже и целиком и так не могло достойно противостоять тем другим врагам. К тому же литовцы постоянно вторгались то в одни, то в другие польские края, совершали набеги и воевали. Assiduis enim excursionibus, jam has jam illas oras Poloniae Litwani vexabant. Незадолго до этого [они] сожгли и разграбили Пултуск, город плоцкого епископа, Добжинь с деревнями, и многие края заселили, войной оторвав их от Польши. И укротить их было трудно, потому что они всегда были готовы к битве, ибо постоянно вели войны.

С литовцами трудно было воевать, пока они не знали хозяйственной [деятельности] и не вырубали лесов. А у себя дома, [благодаря] ненадежным и трудным путям через реки, леса и озера, в непроходимых в то время чащах и нетронутых дебрях [литовцы] жили без опаски, как в неприступных и мощных замках. Et domi fluminum obiectu sylvarum que et paludum latebris etc tuti essent. Так что, если кто-нибудь захотел бы пойти на них войной, ему пришлось бы иметь дело с противником смекалистым, стойким, проворным, воинственным и хитрым, а также сначала столкнуться с трудностями дорог, густотой лесов, непогодой и голодом. Staut siquis bellum eis inferrent, ei non magis cum hoste insidioso etc.

Наконец, король Владислав Локетек соблазнился на крайнюю меру, лишь бы ему удалось задобрить литовцев и сделать их своими друзьями. Itaque quoderat reliquum, placuit tentare, siforte ii mitigari ulla ratione et in societatem pertrahi possent. С самого начала его ободряло и давало некоторую надежду заручиться их дружбой понимание [того], что крестоносцы были главными врагами как поляков, так и литовского народа.

Инструкция польскому посольству в Литву. Когда все собрание сенаторов похвалило и поддержало это королевское предложение и начинание, к великому князю литовскому Гедимину направили послов, которые заключили бы с ним мир и просили бы у него в супруги королевичу Казимиру его дочь без какого-либо иного приданого, кроме вечного мира с обеих сторон и освобождения захваченных пленников польского племени.

Гедимин ласково принял этих послов в Вильне, посоветовался со своими князьями и боярами, увидел, что дело очень выгодное, если объединиться с поляками и с мазурами против главных врагов, прусских крестоносцев, и заключил письменный союз (spissal i zprzymierzyl). И не отказался выдать свою дочь за польского королевича Казимира, а отправил [ее] в Польшу вместе с упомянутыми польскими и со своими послами, а также требуемым приданым [из] пленников.

Альдона Гедиминовна [приезжает] в Польшу. Итак, княжна Гедиминовна с языческим именем Альдона в 1325 году приехала в Краков с коронными (польскими) послами и немалым числом литовских панов, гедиминовых дворян в великолепно украшенном убранстве (нарядах, какие носили в те времена) и казаков в медвежьих кожухах, волчьих шлыках и с сайдаками ⁶⁵.

24 000 польских и мазовецких пленников в приданое. А за ней, перед ней и около нее длинными колоннами тянулось ее приданое: польские и мазовецкие пленники, выпущенные из литовской неволи, как мужчины, так и женщины, а всех пленников обоего пола было двадцать и четыре тысячи человек. Quae ingentibus omnis conditionis sexus atque aetatis captivorum catervis commitata etc. Они были отпущены из Литвы, как [некогда] евреи из Вавилона, к великой радости вышедшего на дорогу польского посполитого люда, встречавшего их на въезде в Краков, ибо эти бедняги уже считались обретшими вечный покой по вине литовцев.

Сначала упомянутая княжна была обучена христианской вере краковским епископом Нанкером.

Гедиминовна окрещена. Потом в вигилию святых апостолов Петра и Павла (28 июня) в краковском костеле [Альдона] была окрещена тем же епископом и наречена христианским именем Анна. И там же возведена в супружеское звание (w malzenski stan poslubiona) и отдана [в жены] польскому королевичу Казимиру Локетковичу, начинавшему шестнадцатый год своей жизни ⁶⁶.

И с той поры измученная Польша, которая перед тем была по большей части опустошена и повоевана литовскими язычниками, только и начала быть более оседлой, людной и обильной. Ибо из-за постоянных литовских набегов соседняя Мазовия, а также Добжиньская, Люблинская, Сандомирская, Ленчицкая, Серадзская, Калишская и Куявская земли большей частью лежали не тронутые плугом, обезлюдевшие и заброшенные. Atque ex eo tempore Polonia magna ex parte vastata et in culta etc populosior et cultior esse caepit etc (Cromerus, lib. 11). Поэтому когда эти двадцать и четыре тысячи человек, отпущенных из Литвы, король рассадил по различным пустошам, [они] так усердно взялись за работу, что не только заселили и привели в порядок (naprawili) старые пустые пашни, но и раскорчевали и перекопали (roskopali) леса и за короткое время сделали их пригодными к пахоте, а села или деревни подходящими для проживания. В литовской неволе бедняги научились хозяйству: [вручную] жерновами молоть, ладить орудия (lady rabajac) и раскорчевывать леса. Sed et novas villas in cruda radice locatus ⁶⁷, как пишут Длугош и Меховский (кн. 4, гл. 9, стр. 207).

Итак, когда король Польши Владислав Локетек уже заключил и утвердил мир и дружбу с литовцами, он с еще большими надеждами и настойчивостью начал обдумывать войну с крестоносцами. Сначала он задумал постращать союзников крестоносцев: бранденбургских маркграфов и мазуров, которые вместе со своим князем Ванко помогали ордену против Польши, чтобы [они], занятые войной у себя дома, перестали помогать крестоносцам. Мазовецкий князь Вацлав или Ванко [был] очень злым и жестоким, отчего появилась поговорка: «Пошел ты к Ванку».

Поляки воюют Мазовию. Для этого [Локетек] послал в Мазовию войско, собранное из краковской и сандомирской шляхты, и в 1325 году огнем и мечом повоевал все повяты и сжег город Плоцк.

А на следующий 1326 год Владислав Локетек, взяв в помощь у Гедимина тысячу двести литовских рыцарей, гетманом над которыми был Давид, славный староста Гродненский, а также имея подкрепления из Валахии (z Wloch) ⁶⁸ и из Руси и собрав еще большее войско в Польше, после [дня] святого Иоанна Крестителя (24 июня) двинулся в земли саксов и маркграфов против маркграфа бранденбургского Вальдемара ⁶⁹. Этот маркграф Вальдемар продал ордену Поморскую землю, принадлежавшую Польше.

Локетек воюет маркграфство [Бранденбург]. И так как никакого отпора против себя не имел, то, насколько смог, огнем, железом и грабежами повоевал, разметал (potarl) и обратил почти в ничто все края маркграфства Бранденбург вдоль и поперек от Одры реки и от [города] Бранденбурга аж до Франкфурта (на Одере), минуя укрепленные города и замки, из которых немцы не то что сделать вылазку, а и выглянуть-то едва осмеливались.

Литовцы разрушили 142 церкви. 6 000 немецких пленников. И там литовские язычники проявили великие жестокости по отношению к церквям, которых разрушили сто сорок и два монастыря; старых монахов и монашек сожгли, малых деток и старых мужиков и баб посекли. А пригодных для работы и услуг, более чем шесть тысяч душ немецких, с великой жестокостью, как скотину, увели в жалкую неволю, захватив всяческую добычу и другие трофеи. И так со всем полоном король Владислав Локетек беспрепятственно и в целости отступил в Польшу.

Монашка перехитрила литвина. На той войне случился один достойный памяти поступок некой монашки. Будучи схваченной одним литвином, когда он хотел ее изнасиловать, попросила его, чтобы он этого бесчестья с ней не делал, обещая ему вместо платы и выкупа научить его такой хитрости, что он никоим образом не сможет быть поражен железом. А когда литвин охотно пожелал этому научиться, подставила ему свою вытянутую шею со словами: «Если не веришь, сначала испытай это своей саблей на моей шее». Уверовав, литвин тут же выхватил саблю и одним махом (razem) снес ей голову. Так эта панна смогла избежать гнусного насилия честной смертью. Обманутый язычник тоже понял, что господская честь была для нее важнее, чем бренная жизнь. Смотри об этом в Силезских анналах, стр. 93.

Литовцы проходят через Мазовию, разоряя. Потом литовцы, отпущенные Владиславом Локетком в свою землю, со своим гетманом Давидом, старостой Гродненским, двинулись через Мазовию, разоряя, воюя и грабя [все], что им подвернулось.

Мазовецкий Сцевола. Мазур Анджей убил литовского гетмана. Некий мазовецкий шляхтич, по имени Анджей ⁷⁰, не смог стерпеть этого разорения и литовской жестокости, но, распалившись великим гневом, решился совершить поступок, достойный памяти. Ибо [он], замешавшись между литовских отрядов, гетмана этого войска Давида, старосту Гродненского, мужа весьма славного и первого в то время в Литве пана после великого князя Гедимина (на дочери которого он был женат ⁷¹), убил посреди лагеря и, дав шпоры прыткому коню, бежал через встревоженные литовские полки, хотя за ним и гнались несколько сот литовцев. А Давид, славный гетман, который, как мы писали выше, воевал и прусскую и лифляндскую землю аж до Ревеля и Дерпта, от одного мазовецкого взмаха тут же уснул вечным сном.

Гедимин сам снова вторгается в маркграфство. Потом на следующий 1327 год Гедимин, великий князь литовский, после того как его народ приобрел опыт и обогатился (sie zaprawil i wzdobyl) в первом походе с Локетком, собрав войско из литовцев и из жмудинов, тайными и непривычными дорогами 9 марта снова вторгся в Бранденбургское маркграфство. И, расположившись лагерем под главным городом Франкфуртом над рекой Одрой (Одером), все оставшиеся земли маркграфства разорил, повоевал, разграбил и опустошил, рубя и убивая тамошних людей, а других захватывая в плен.

Литовцы с награбленным уходили более 100 миль. И, набрав из того, что еще оставалось (okwitosc), различных трофеев, добычи и пленников, [и следуя] в пределах прусских и мазовецких границ на протяжении девяноста и более миль, [литовцы] без малейшего отпора воротились в Литву.

Меховский пишет, что во время этого второго похода на Бранденбургское маркграфство вождем и гетманом над литовцами был Ольгерд (Olger), сын Гедимина, [назначенный] отцом. Idem Sentit et Cureus in historia Silesica.

Все прочие силезские князья из польского [подданства перешли] в чешское. В том же 1327 году силезские князья: опольские, яворовские, цешинские, глогувские, жаганьские, намысловские, олесницкие, шпротавские, кожуховские, сцинавские, бжегские, легницкие, свидницкие и фалькенбергские, происходившие из рода королей и князей польских, забыли о своей преславной королевской фамилии, забыли вольности, которыми до того времени обладали в королевстве Польском, и окончательно перекинулись (gruntownie sie przekineli) к чешскому королю Яну, главному врагу польского короля Владислава Локетка. А что были до того вольными, тем в то время должны были поступиться, [дав] присягу и [перейдя в] подданство чехам. И не было тому иной причины, кроме зависти и ненависти.

От малой причины большие [следствия]. Ведь Владислав Локетек взял себе польскую корону без их совета и участия, из-за чего они не называли его королем Польским, а только Краковским, и подданным своим приказали так же его чествовать. Потом, к их вечному позору, король Локетек, посоветовавшись об этом с сенаторами, велел объявить в коронных владениях, что ни один из этих силезских князей, пока не сложит с себя чуждое чешское ярмо, присягу и подданство и снова не вернется к польской короне, в Польше не [может] быть избран ни королем, ни губернатором, ни старостой, а также чтобы и их потомки никаких званий в Польше впоследствии не имели. Ибо сначала в Польше [за ними] сохранялись [их прежние] должности и звания, духовные и светские.

По какому праву польский король Сигизмунд I удерживал Глогув и Вроцлав. И с того времени все силезские княжества и Вроцлав передались от Польши к чехам, а вернуться в прежнюю связку (clobe) им было трудно. И хотя Сигизмунд Казимирович ⁷² был князем Глогувским и старостой Силезским и Опольским, он имел эти [титулы] по милости своего брата Владислава, короля венгерского и чешского. А когда [Сигизмунд] вступил на [престол] Великого княжества Литовского, а потом, после брата Александра, на [трон] королевства Польского, то Глогув, Силезию с Опольем, а также город Вроцлав вернул брату Владиславу и чешской короне и как бы сдал должность [правителя] доверенных ему княжеств, которые до этого издавна были [владениями] польских князей — и при отцах, и при дедах.

Комментарии

1. Миколай Тальваш (Тавлош) герба Лебедь — каштелян минский (1566) и жмудский (1570), литовский посол в Москве в 1569-70 и 1582 годах. Полководец Ливонской войны, в 1565 году одержал победу над шведами при Киремпя.

2. Гедимин, правивший в Литве с 1316 по 1341 год, был не сыном, а братом Витеня. См.: Послания Гедимина. Вильнюс, 1966.

3. Людвиг IV Баварский был королем Германии в 1314-1347 гг., но римским императором стал только с 1328 года. Годы понтификата папы Иоанна XXII: 1316-1334.

4. Владислав Локетек был правителем Польши с 1312 года, но короновался лишь в 1320 году. Карл фон Трир (Тревир) — великий магистр Тевтонского ордена в 1311-1324 годах.

5. Генрих фон Плоцке был прусским магистром в 1307-1309, великим комтуром в 1309-1312 и великим маршалом Тевтонского ордена в 1312-1320 годах.

6. Ливонским магистром в 1309-1322 гг. был Герхард фон Йорк, которого Рюссов ошибочно именует Конрадом фон Иокке. Зато имя его преемника (1322-1324) было действительно Конрад (Кетельгут).

7. Солтыс (шутгайлс, шульц) — должностное лицо типа деревенского старосты, назначаемое феодалом для управления селом и сбора налогов.

8. Имеется в виду Давыд Городенский (Гродненский). Некоторые исследователи считают его сыном Довмонта, но эту точку зрения пока не удается ни достаточно убедительно подвердить, ни опровергнуть.

9. Расстояние от Кенигсберга (Калининграда) до Тапиау (Гвардейска) составляет около 40 км, таким образом, миля у Стрыйковского равна примерно 8 км.

10. Примечательно, что для наименования простой похлебки Стрыйковский употребляет не польское слово zupa, а литовское слово putra .

11. Считается, что простейшее ручное огнестрельное оружие, которое Стрыйковский именует ручницами или ружьями, впервые появилось в Европе во второй четверти XIV столетия, то есть примерно в описываемое время, как и сообщает наш автор. Историки артиллерии считают, что ручные самопалы были придуманы даже раньше, чем первые пушки. Но в 1315 году тевтонские рыцари еще не обзавелись подобным оружием, это произошло позже.

12. Река Акмена, левый приток реки Юры, впадающей в Неман, находится в южной части волости Медининкай. Бой литовцев с крестоносцами, по словам Стрыйковского, происходил к юго-востоку от Акмены, у реки Земилы. Однако трудно сказать, какую из рек между Дубиссой и Акменой наш автор называет Земилой, на современной карте Литвы реки с похожим названием нет. Возможно, он имел в виду реку Шешувис или какой-то из ее притоков.

13. Коронация Локетка состоялась в Вавельском соборе Кракова 20 января 1320 года.

14. Генрих фон Плоцке погиб 27 июля 1320 года. Кроме великого маршала, в бою были убиты 29 братьев Тевтонского ордена и 220 рядовых немецких воинов. В литовском фольклоре эта битва иногда зовется боем у озера Биржулис. См.: Петр из Дусбурга «Хроника земли Прусской» М., 1997, стр.178.

15. Длугош о разорении Добжиньской земли сообщает не под 1320, а под 1321 годом. Как раз в этот день (14 сентября 1321 года) умер Данте Алигьери, о чем в следующем абзаце упоминает и Длугош. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. III, Krakow, 1868, стр. 99.

16. Прозвище сожженного литовцами рыцаря было Rudde, что можно перевести с немецкого и как грубый (rude). Возможно, это и дало Стрыйковскому повод назвать его самым свирепым.

17. Слова русь, литва, жмудь и т. п. во всех летописях чаще всего означают не государства, а народы, т.е. русские, литовцы, жмудины и т. п., и в этом случае должны писаться с маленькой буквы (хотя сам Стрыйковский пишет их с большой).

18. Слово pociskami проще всего перевести как пулями, но нет полной уверенности, что в данном случае Стрыйковский имел в виду именно огнестрельное оружие. Первые переводчики его хроники на русский язык (XVII-XVIII вв.) здесь так и пишут: потисками. В словаре Даля слово потиск толкуется как натиск или пожатие. Речь идет о каком-то снаряде, для зарядки которого требовалось усилие, нажатие, натиск. Это может быть пуля, забиваемая шомполом, но арбалеты и камнеметы здесь тоже подходят. Дальнейший текст отчасти подтверждает, что речь здесь идет не об огнестрельном оружии, которое в одном строю с пращниками выглядело бы довольно нелепо.

19. Этому латинскому выражению соответствует русская поговорка После драки кулаками не машут.

20. Волынские князья Андрей и Лев Юрьевичи, правнуки Даниила Галицкого, 9 августа 1316 года заключили с Тевтонским орденом договор о взаимной помощи против татар и других язычников. Договор не защитил братьев. 21 мая 1323 года Локетек пишет римскому папе, что в связи с гибелью двух последних русских князей из рода схизматиков их земли, соседствующие с его владениями, теперь могут захватить татары. Судя по этому письму, оба брата погибли почти одновременно и это было совсем недавно (конец 1322 или начало 1323 года). Пресеклась династия потомков Романа Мстиславича. И хотя неизвестно, в бою с татарами или с литовцами пали последние волынские князья, рассказ Стрыйковского о походе Гедимина на Волынь может быть связан именно с этими событиями.

21. Рассказ о походе Гедимина на Киев всегда был самым обсуждаемым местом всей хроники Стрыйковского. «Стрыйковский собственно и популяризировал это известие: именно благодаря ему оно проникло в последующие сочинения до учебников включительно» (М. Грушевский). Как раз этому рассказу наш автор более всего обязан нестареющему интересу к своей хронике историков российских и украинских, но он же закрепил за ним и сомнительную репутацию историка не весьма основательного (по выражению Карамзина). К Стрыйковскому намертво приклеился ярлык сочинителя этого рассказа, но, как и в большинстве других случаев, здесь он всего лишь красочно пересказал один из сюжетов белорусско-литовских летописей. Сначала достоверность этого похода Гедимина не вызывала никаких сомнений, а потом категорически отвергалась историками как очевидный вымысел. Но и в настоящее время вопрос этот все еще не закрыт. Накопленная информация не позволяет полностью отрицать вероятность подобного эпизода, так как сам факт перехода Киева под юрисдикцию Великого княжества Литовского не позднее середины XIV века никогда не ставился под сомнение. Правда, большинство историков считает, что это произошло не при Гедимине, а при Ольгерде (1345-1377). См. Грушевский М. Очерк истории Киевской земли от смерти Ярослава до конца XIV столетия. Киев, 1891. Стр. 473-486.

22. Если киевский поход Гедимина в действительности имел место, то есть много аргументов в пользу того, что это произошло не в 1320, а, скорее всего, в 1324 году. Пасха в этом году была 15 апреля, а Киев был сдан, вероятно, в мае 1324 года.

23. Польское имя киевского князя Станислав, в то время не встречающееся ни в каких русских летописях, за исключением белорусско-литовских, всегда считалось важным доводом в пользу несостоятельности всего рассказа Стрыйковского. Но если в Киеве в те годы сидел союзник или даже прямой ставленник поляков (а это вполне возможно), то Гедимина должны были очень беспокоить польские виды на южнорусские земли. Так что это довод как раз за, а не против.

24. Пиерной Стрыйковский называет реку Ирпень, правый приток Днепра.

25. Белгород Киевский — древняя резиденция киевских князей на реке Ирпень.

26. Снипород — древнее название левого притока Днепра реки Самары, на которой когда-то было и укрепленное поселение Снипород.

27. Имеется в виду Василий III (1505-1533), отец Ивана Грозного, сын Ивана III (1462-1505) и внук Василия II (1425-1462). Последнего Стрыйковский упоминает чуть выше.

28. Подлинная история последних рязанских князей вкратце такова. В 1483 году умер князь Василий Иванович и рязанское княжество поделили его сыновья Иван и Федор, причем первый получил Рязань, а второй Перевитеск. В 1500 году Иван Васильевич скончался. Правительницей княжества в качестве опекунши четырехлетнего наследника стала его бабка Анна Васильевна (дочь, а не сестра Василия II, как пишет Стрыйковский). После ее смерти (1503) управление княжеством перешло к матери наследника Аграфене. В том же 1503 г. бездетным умер Федор, а его владения перешли к его дяде Ивану III. В 1520 г. за связи с крымскими татарами москвичи арестовали последнего рязанского князя Ивана Ивановича. В 1521 году Иван бежал в Литву, где позднее и умер (1534). Рязанское княжество превратилось в удел Московского государства. История о междоусобной войне двух братьев и известие о третьем их брате позаимствованы Стрыйковским у Герберштейна и не находят подтверждения ни в одном из русских источников. См.: Иловайский Д. И. История Рязанского княжества. М., 1858. Стр. 216-239.

29. В тексте дата крещения Ольги почему-то пропущена и восстановлена по Лаврентьевской летописи, где это событие датируется 6463 годом от сотворения мира (955), а крещение князя Владимира (и не в Царьграде, а в Корсуни) — 6496 годом (988).

30. Очевидная описка или опечатка. Должно быть не 6469, а 6496.

31. Владимир Всеволодович Мономах, великий князь киевский (1113-1125), был не внуком, а правнуком Владимира Святославича (978-1015).

32. Вака (Воке) — левый приток реки Вилии (Няриса).

33. Старый Тракай находится посреди ровного поля, что, действительно, не так уж удобно для строительства замка. Возможно, именно это обстоятельство и отразилось в его названии, о чем смотри ниже примечание 36.

34. Осочить, по Далю, означает окружить зверя. Таким образом, осочники (osocznicy) — то же самое, что и загонщики.

35. Тарчаки (Татарчуки) — вероятно, литовское Тоторишко. Так называется одно из тракайских озер (Гальве, Лука, Тоторишко, Акмене и другие), окружающих замок на острове. Надо думать, что рядом была и местность с таким же названием.

36. Троки (troki) — по-польски ремни для связывания вещей. У Даля трок — верхняя подпруга, ремень, которым придерживается попона на спине лошади. Ремень для привязывания чего-либо у задней луки седла назывался торока, отсюда приторочить. Однако слова эти не литовские, а славянские, так что этимология Стрыйковского представляется как минимум спорной. И хотя литовское слово traukti, означающее тянуть, вытаскивать, в общем-то, близко по смыслу к ремням и упряжи, логичнее обратить внимание на слово trakas — прогалина, поляна.

37. Речь идет о Старом Тракае, расположенном примерно в четырех километрах к юго-востоку от знаменитого Тракайского замка на острове. Именно в Старых Троках в 1350 году родился Витовт. Старый замок был разрушен в 1391 году и более не восстанавливался. От него остались лишь невысокий замковый холм и фундамент, на котором после 1405 года с одобрения Витовта выстроили бенедиктинское аббатство. Орденские документы впервые упоминают Троки под 1337 годом, и более ранних упоминаний в источниках нет, не считая датировки Стрыйковского. Именно эта дата (1321) и принимается литовскими краеведами как год основания первого из тракайских замков.

38. По Далю, оступ означает окружение, а Стрыйковский называет оступом место очередной загонной охоты.

39. Стрыйковский употребляет здесь слово епископ (biskup), хотя ему было хорошо знакомо и более подходящее слово жрец (kaplan). Вероятно, этим он хотел подчеркнуть особое положение Криве Кривейто в иерархии литовских жрецов. Сам Лиздейко — лицо не вымышленное. Он был женат на сестре Витеня, а Радзивиллы считали его своим предком. Имя Лиздейко производится от литовского слова lizdas (гнездо), а село, близ которого нашли плачущего ребенка, получило название Веркяй (от литовского слова verkti — плакать). У этого села 11 октября 1658 г. русские войска князя Долгорукова нанесли поражение литовским войскам и взяли в плен литовского польного гетмана Гонсевского. Ныне бывшее село Веркяй (Верки) стало северным пригородом Вильнюса.

40. Итальянский историк Рафаэль Маффеи (1455-1522) родился в городе Вольтерра, из-за чего и получил прозвище Волатеран. На его труды ссылается не только Стрыйковский, но и Татищев в своей «Истории Российской».

41. Имя Гестимул (Gestimulus) встречается в Корвейских анналах под 844 годом как имя одного из вождей полабских славян. Исследователи считают, что за этим латинским словом скрывается славянское имя Гостомысл.

42. Истории основания Вильнюса посвящена обширная литература, и в каждой из этих книг приводится легенда, популяризированная Стрыйковским, и дата первого упоминания Вильнюса в источниках: 1323 год. Однако к настоящему времени археологи убедительно доказали, что на месте нынешнего Вильнюса поселение существовало как минимум за сотню лет до Гедимина. Еще Миндовг строил здесь первые в Литве католические храмы.

43. Латинское слово lucus означает роща, а не лес, но в данном случае разница невелика, тем более, что Стрыйковский на полях уточняет: Lucus sacrati (священная роща). А вот литовское слово laukas означает поле, то есть нечто совершенно противоположное лесу, который литовцы называют miskas.

44. Лукишки — район Вильюса, знаменитый своей городской тюрьмой. На Лукишской площади были повешены Сигизмунд Сераковский (1863) и Кастусь Калиновский (1864). В Лукишках в 1556 году родился Юрий Радзивилл, первый литовский кардинал (1584), епископ Виленский и Краковский.

45. По-литовски gyvate означает змея. Между прочим, это слово почти не отличается от слова gyvata — жизнь.

46. Дуб считался одним из важнейших атрибутов как литовского Перкунаса, так и славянского Перуна. В грамоте галицкого князя Льва Даниловича (1302) упоминается Перунов дуб.

47. Костел святого Станислава — это Вильнюсский кафедральный собор, в конце XVIII столетия полностью перестроенный в стиле классицизма.

48. Антоколь (литовский Antakalnis) — в XVI столетии предместье, а в настоящее время район Вильнюса, расположенный к северо-востоку от центра города вдоль левого берега реки Вилии (Няриса)

49. Речь, возможно, идет о сыне или внуке Генриха фон Герольдзека (ум. 1300) женатого на Адельгейде Цоллерн (Гогенцоллерн). Графство Гоген-Герольдзек (Hohengeroldsek) относится к округу Швабия.

50. У Дусбурга нет никакого графа Преглицкого (или Прегельского), но вместо него в этом месте упоминается граф Лихтенберг. Лихтенберг находится в Баварии (Верхняя Франкония). См.: Петр из Дусбурга «Хроника земли Прусской» М., 1997, стр. 179.

51. Клогенским (Klogenski) повятом Стрыйковский называет волость Ариогалу. Все эти три волости (Вайкен, Россиена и Ариогала) находятся между верховьями реки Шяшувис и рекой Дубиссой.

52. Поход 1322 года, в котором, помимо простых воинов и иноземных рыцарей, участвовали 150 орденских братьев, возглавлял исполняющий обязанности великого магистра Тевтонского ордена Фридрих фон Вильденберг, о котором смотри выше примечание 66 к книге десятой. См.: Петр из Дусбурга «Хроника земли Прусской» М., 1997, стр. 179.

53. Польское слово krzyzak буквально означает крестоносец. Но смысл этого слова в русском и в польском языках заметно различается. У нас крестоносец — это участник крестового похода, нашивший на одежду крест в знак принятого на себя обета. Это может быть орденский рыцарь. а может быть и простой крестьянин. У поляков слово krzyzak еще до Стрыйковского означало исключительно орденского рыцаря, причем именно Тевтонского ордена. Из этого правила не выпадают и лифляндские крыжаки, поскольку с 1237 года все ливонские братья были членами Тевтонского ордена. Петр из Дусбурга тоже был братом этого ордена (правда, не рыцарем, а священником), поэтому Стрыйковский и называет его krzyzak. По этой же причине в настоящей главе, а также выше и далее слово krzyzacy нередко переводится как орденские рыцари — когда надо подчеркнуть, что речь идет именно о них, а не об участниках крестовых походов, которых в средневековых текстах именовали пилигримами. Все выше сказанное относится и к названию знаменитого романа Сенкевича «Krzyzacy».

54. На самом деле Дусбург пишет, что во время похода в Эстонию, состоявшегося в начале 1323 года, войско Давыда Городенского перебило и пленило всего около пяти тысяч человек обоего пола. См.: Петр из Дусбурга «Хроника земли Прусской» М., 1997, стр. 180.

55. После окончания Ливонской войны (1558-1583) территория сначала северной, а позднее и южной Эстонии отошла к Швеции. Эти земли оставались под властью шведского короля вплоть до Северной войны (1700-1721), в ходе которой Эстония была присоединена к России.

56. Дусбург пишет, что сам Мемельский замок тогда (14 марта 1323 года) устоял, а сожжены были городской посад и три соседние деревянные крепостенки, гарнизоны которых состояли не из немцев, а из крещеных пруссов.

57. Нападение литовцев на Велау (нынешний Знаменск) произошло 2 августа 1323 года.

58. Тапиау — нынешний Гвардейск в Калининградской области. Известие о гибели комтура Тапиау ошибочно и появилось из-за неточного перевода текста Дусбурга. В 1323 году убит был комтур Велау Фридрих Квитц. Замок Тапиау сначала был центром комтурства, а в середине XIV века его статус был понижен до попечительства, которое возглавлял не комтур, а попечитель (pfleger). См.: Петр из Дусбурга «Хроника земли Прусской» М., 1997, стр. 178, 180,181.

59. Карл фон Трир умер 10 февраля 1324 года в Трире, где и похоронен.

60. Название города Бжег (Brzeg) в Нижней Силезии по-польски означает Брег, то есть берег.

61. Очевидная описка или опечатка. Дусбург пишет, что литовское вторжение в Добжиньскую землю началось 14 сентября 1323 (а не 1332) года.

62. Эти сведения взяты не у Дусбурга, а у Длугоша, который, впрочем, не пишет, что пленных пересчитывали. Дусбург же сообщает, что литовцы увели в плен 6 000 христиан, а всего убили и пленили около 20 000 человек, причем 2 000 человек было убито в самом городе Добжини. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. III, ks. IX, s. 105. Krakow,1868.

63. Владислав Добжиньский был не братом Локетка, а сыном его брата (у Длугоша — bratanek, т.е. племяннник) Земовита Добжиньского (ум. 1312). Хотя у Локетка были братья и от других браков его отца Казимира Куявского, но с Земовитом у них была общая мать. Видимо, именно поэтому Стрыйковский называет Владислава Добжинского rodzony (родной) brat (должно быть rodzony bratanek, т.е. родной племянник). Локетек же, соответственно, был не братом, а дядей князя Владислава.

64. В.И. Матузова в своем переводе хроники Дусбурга и некоторые другие исследователи полагали, что здесь говорится о Плоцке. На самом деле в 1324 году литовцы разорили Пултуск — один из древнейших городов Мазовии, находящийся на реке Нарев (примерно 100 км к востоку от Плоцка и 50 км к северу от Варшавы). В польском переводе Длугоша прямо так и написано: Pultusk. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. III, ks. IX, s. 108. Krakow,1868.

65. Сайдак (сагайдак, саадак) — лук и стрелы в колчане в общем чехле. Калмыцкое саадг означает «лук вместе со стрелами».

66. Казимир родился 30 апреля 1310 года, а во время бракосочетания ему было пятнадцать лет и два месяца.

67. «Новые деревни стоят на сырых корнях» (лат.).

68. Валахия как государство в 1326 году юридически еще не существовала, однако у валахов (у Длугоша — Wolochow) уже был свой собственный правитель — воевода Басараб, формальный вассал венгерского короля Карла Роберта. Историки предполагают, что Басараб состоял в союзе с одним из католических государств (но не Венгрией). Возможно, это была Польша. В 1327 году папа Иоанн XXII называющий Басараба «католическим князем», хвалит его за участие в каком-то походе. Но Дусбург ни слова не пишет об участии валахов в походе на Бранденбург, который Стрыйковский описывает по Длугошу.

69. Саксами поляки называли всех немцев, но в данном случае речь идет о Бранденбургском маркграфстве. Маркграф Вальдемар, который в 1309 г. продал Тевтонскому ордену Гданьское Поморье, захваченное бранденбуржцами, умер еще в 1319 году, а сам Бранденбург к 1326 году перешел в руки Вительсбахов. Фактически же маркграфство на какое-то время осталось вообще без правителя, чем и воспользовались Локетек с Гедимином. Сам Локетек, разумеется, в набеге не участвовал.

70. Дусбург не называет имени убийцы Давыда Городенского, однако это имя (Andreas Gost) есть в хронике Николая из Ерошина, откуда его взял Длугош, а у Длугоша — Стрыйковский. См. Scriptores Rerum Prussicarum, band I. Leipzig, 1861. Стр. 610.

71. Известие о браке Давыда Городенского с дочерью Гедимина — одно из тех мест в хронике Стрыйковского, которые делают ее ценнейшим историческим источником. Это сообщение есть только в этой хронике и более нигде. И хотя до сих пор неизвестно, откуда Стрыйковский узнал об этом браке, его известие историки считают правдивым или, во всяком случае, очень и очень правдоподобным. См., например: Ivinskis Z. Lietuvos istorija iki Vytauto Didziojo mirties. Vilnius, 1991. Стр. 239.

72. Сигизмунд I, король польский и великий князь литовский в 1506-1548 гг.

© сетевая версия - Тhietmar. 2013
© перевод с польск., комментарии - Игнатьев А. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001