Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

Ekaterinburg.tvoitaispa.ru

Что такое массаж ekaterinburg.tvoitaispa.ru.

ekaterinburg.tvoitaispa.ru

АДАМ ОЛЕАРИЙ

ADAM OLEARIUS

(1647)

(Синим цветом в сетевой версии отмечены примечания взятые из других текстов данного сборника. Thietmar. 2008)

Адам Олеарий (Olearius, настоящая его фамилия Oelschlaeger, 1603—1671) — сын бедного портного из Ашерслебена, выдающийся немецкий ученый и писатель. Настойчивость и прилежание позволили ему, несмотря на [239] необеспеченность, подготовить себя для поступления в Лейпцигский университет, который он и окончил, получив в 1627 г. за диссертацию «De actu et potentia» ученую степень магистра философии; затем (с 1632 г.) он был асессором философского факультета и коллегиатом Fuerstenstiflung, одновременно занимая должность помощника ректора Николаевской школы («Николайшуле») в Лейпциге. К этому времени его жизни и спокойной академической деятельности относится целый ряд латинских и немецких сочинений на самые разнообразные темы, доставивших ему известность в ученом и литературном мире («Fanum honoris Magistralis», «Neues Astrolabium», «De Summo bono» и т.д.). Среди этих научных работ есть и большой стихотворный панегирик в честь Густава Адольфа — «Siegs und Triumphzeichen Gustavi Adolphi» (ср.: Molleri Joh. Cimbria Literata. - Havniae, 1744. - T. 2. - P. 593-600).

В 1633 г. голштинский герцог Фридрих III отправил в Москву посольство, целью которого было добиться у русского правительства права беспошлинной торговли с Персией через московские пределы; во главе его стали послы Брюггеман и Крузиус, а секретарем его назначен был Олеарий, который в свою очередь привлек к этому делу некоторых своих друзей (поэта Павла Флеминга и врача Гартмана Грамана). Посольство было удачно; несмотря на то, что ему предшествовал длинный ряд безуспешных попыток венецианцев, англичан и французов добиться подобного же разрешения, голштинцы на этот раз исхлопотали просимое и им было разрешено проехать в Персию Волгою на специальном корабле для организации интересовавшей их торговли с Ближним Востоком через Россию (Лаппо-Данилевский А. Иноземцы в России в царствование Михаила Федоровича // ЖМНП. — 1885. — №9 — С. 67-68; Он же. Россия и Голштиния: Очерк из истории германо-русских отношений // Исторический архив. — 1919 — Кн. 1. — С. 257—259). В 1635 г. посольство возвратилось в Голштинию с радостной вестью о полученном разрешении, пополнило свой состав, сделало необходимые приготовления и затем снова отправилось в Россию, для того чтобы начать оттуда путешествие в Персию через Москву, Нижний, Астрахань и пристани Каспийского моря. Олеарий наилучшим образом воспользовался своей поездкой, которая заняла в общем около шести лет. Он вел путевой дневник, занося в него самые разнообразные данные, и впоследствии написал книгу, ставшую знаменитой как одно из лучших сочинений о России в XVII в. Обстоятельные познания в математике, естественных и философских науках, способности незаурядного лингвиста, наблюдательность, восприимчивость и энергия позволили ему собрать весьма обширный, свежий и интересный материал о русском и персидском государствах. Он интересовался всем: определял долготы и широты местностей, по которым проезжал, изучал обычаи и нравы, собирал документы и памятники письменности и т.д., словом, прилагал все старания к тому, чтобы его сочинение было полным и всесторонним, И это ему удалось. «Из всех иностранных изданий XVII века, посвященных России, — пишет А.М. Ловягин в предисловии к переводу Олеария, — сочинение Олеария самое знаменитое, самое распространенное и самое богатое по содержанию. В многочисленных изданиях, переведенных на разные языки, оно вплоть до XVIII века считалось одним из основательнейших трудов о России. Отличали этот труд [240] не одни лишь осведомленность, наблюдательность и в то же время выдающаяся эрудиция его автора, но и изобилие прекрасно исполненных на меди рисунков, с особою тщательностью изображавших диковинные для наблюдателя XVII века стороны жизни в Московии». Конечно, наиболее полно освещен Олеарием тот путь, который он проделал сам вместе с посольством, но в своей книге он нашел место и для таких данных, которые были получены им расспросным путем и которые касаются местностей, им самим не посещенных. Эти данные были внесены в книгу уже по окончании путешествия на основании дополнительных материалов, полученных во время повторных приездов в Москву. Возвратившись в Голштинию с посольством в 1639 г., Олеарий еще дважды приезжал в Россию с поручениями от голштинского правительства и ему предлагали, между прочим, остаться здесь в должности придворного астронома и математика; Олеарий, однако, отказался от этого предложения и вернулся обратно в Германию. Во время пребывания своего в Москве в 1643 г. Олеарий в Посольском приказе встретился с самоедами; беседа его с ними дала материал для специальной главы его книги — «О качествах северных народов и о народах, называемых самоедами». Мы приводим ниже эту главу целиком. Глава эта может дать представление о всей книге в целом, так как в ней весьма характерно отражаются все достоинства и недостатки Олеария как ученого и писателя. Олеарий не ограничился записью своей беседы с самоедами, но попытался на основании ее сделать проверку различных литературных данных о северных народах вообще. Здесь проявились как весьма обширная и разносторонняя эрудиция Олеария, так и его критическое чутье. «В общем, он очень умело из разных мнений выбирает наиболее близкое к истине, хотя иногда и отдает дань своему веку, слишком доверчиво относясь к рассказам о знамениях и т.п., — замечает о нем А.М. Ловягин. — Речь его как нельзя лучше отражает и век и автора, То она кудрява и напыщенна и блещет ученостью, то отличается суровой прямотой, искренностью, сжатостью и краткостью. В данном случае Олеарий не только произвел сводку литературных данных о северных народах, которых он, подобно большинству своих предшественников, безоговорочно причисляет к скифам, но и высказал ряд собственных соображений. Так, упоминая о северных жителях, которые, якобы, умирают на зиму и оживают весной, басне, известной ему из Гваньини и Олая Магнуса, Олеарий пытается объяснить ее образом жизни самоедов, юрты которых совершенно покрываются снегом; "они, — рассказывает он, — редко вылезают на воздух, особенно во время полярной ночи, сообщаясь друг с другом посредством прокопанных подземных ходов"; это-то, вероятно, и послужило основанием для указанной басни. Кроме того, Олеарий дал реалистическое и притом весьма правдоподобное истолкование и другой, некогда весьма популярной легенде рассказы о людях с собачьими головами, покрытых шерстью, с лицом на груди и т п., по его мнению, произошли от тех одежд, которые носили северные народы: шерстью наружу, с одним разрезом около шеи и т.д.». «Во второй половине XVII века, — замечает В.О. Ключевский, — подобные рассказы считались сказками старух, по выражению Мейерберга. Между тем, тот же Мейерберг называет самоедов людьми, которые едят друг друга, хотя [241] Олеарий, на которого он при этом ссылается, говорит об этом, как о прошедшем, не решаясь признать, чтобы так было и в его время» (Сказания иностранцев о Московском государстве. — Пг., 1918. — С. 37—38). Это указание подчеркивает превосходство Олеария над другими исследователями даже более позднего времени; в самом деле, он повествует только о том, что сам видел или знает из достоверных рассказов, какие могли быть им разнообразно проверены, если же материала недостаточно и он кажется ему сомнительным, он не преминет сделать необходимую оговорку (например, «Русские сообщают и другие свидетели согласно утверждают, пожалуй, заимствовав один у другого...»); он все время заботится о том, чтобы сообщать лишь наименее известный материал: метод компиляции, к которому так часто прибегали иностранные писатели о России, ему чужд («На самоедах я имею в виду остановиться подробнее <...> как потому, что о них у земле описателей особых сведений не имеется, так и потому, что сам я с ними беседовал и получил сведения о их жизни»). Указанная глава о самоедах единственная в книге Олеария, где он говорит о восточных окраинах русского государства, как он сам предупреждает, «об устройстве страны и о произведениях местностей, расположенных к северу» он «не может сообщить ничего определенного», так как он сам там не был. И тем не менее эта глава дала так много новых этнографических данных, что ею пользовались и позднейшие авторы, писавшие специально о Сибири, например Шлейсинг. Перепечатывалась и приложенная к главе картинка, представляющая несомненный интерес. Как указано выше, особенностью книги Олеария является множество рисунков. В предисловии к первому изданию своей книги (1647) Олеарий заявляет, что они «не взяты из других книг или рисунков на меди. Напротив, я сам нарисовал собственноручно большинство этих рисунков с натуры. Потом они были приведены в законченный вид при помощи хорошего художника, Августа Иона, много лет тому назад учившего меня в Лейпциге рисованию; при этом применялись модели, одетые в национальные костюмы, вывезенные мною сюда». В силу этого и рисунок, изображающий самоедов, представляет несомненный интерес. В издании 1656 г. этот рисунок повторен с некоторыми изменениями в сравнении с изданием 1647 г.: в левом углу прибавлены две [242] фигуры вооруженных самоедов вместо двух оленей; во всем остальном различия нет. Оба рисунка воспроизведены в русском издании A.M. Ловягина «в виде примера тех перерисовок, которые предприняты были для издания 1656 г.» (Олеарий Ад. Описание путешествия в Московию... — СПб., 1906. — С. 168—169). В первой редакции картинка эта была воспроизведена еще раз без всякого, однако, указания на Олеария в книге Якоба Сандрара «Краткое описание Московии или России» (Kurze Beschreibung von Moscovien, oder Russland. Aus Franzoesischen, Hollaendischen und andern neuen Scribenten mit Fleiss; zusammen gefasset <...>. Samt einer Erzehiung wie die Moscowiter neue Laender gesucht gegen Morgen und die grosse Tartarei... / Hrsg. von Jacob Sandrart, Kupfterstechern und Kunsthandlern in Nuernberg. — 1688. — S. 23).

Якоб Сандрар (1630—1708), рисовальщик и гравер, переселившийся в Германию из Голландии, известен как весьма плодовитый художник своего времени, оставивший ок. 400 портретов, видов местностей и карт (см.: Nagler G.K. Neues Allgemeines Kuenstler-Lexicon. — Munchen, 1845. — Bd. 14. — S. 257-260; Gwinner Friedrich. Kunst und Kuenstler in Frankfurt a. M. — Frankfurt, 1862. — S. 193; Benezit К. Dictionnaire critique et Documentaire des peintres sculpteurs, dessinateurs et graveurs. — Paris, 1924. — Vol. 3. — P. 714). Это давало право некоторым исследователям заключать, что и помещенные в указанной книге многочисленные рисунки местностей России сделаны им самостоятельно, а между тем рисунок, изображающий самоедов, является не чем иным, как точной копией рисунка Олеария. Заметим, кстати, что текст указанной книги составлен, вероятно, также самим Як. Сандраром на основании разнообразной литературы, как это отмечено и в подзаголовке ее; рассказ о самоедах (Op. cit. — S. 23—27) основан на Олеарий, хотя здесь есть и данные, отсутствующие у последнего; Сандрар говорит, например, также о лукоморцах и тунгусах; о лукоморцах он пишет: «Жители Лукоморья, расположенного в нижнем течении реки Оби (gegen den Oby fluss), живут в юртах (unter Zelten), в которых они принуждены ежегодно оставаться в течение 6 месяцев, т.е. до тех пор, пока не растает снег. Тунгусы образуют свою речь более при помощи гортанных звуков (mehr mit Halse), чем при помощи языка»; на с. 37—38 книги Сандрара помещен слегка видоизмененный рассказ Исаака Массы о продвижении москвитян на северо-восток и покорении Сибири. Рассказ Олеария о северных народах широко использован также многими другими писателями, например Мейербергом, Ад. Шлейсингом и т.д.

Книга Олеария издавалась много раз: в 1647, 1653, 1663, 1671 гг. и т.д.; в 1651 г. вышел голландский перевод, в 1656, 1659, 1666 гг. — французский, в 1666, 1669 гг. — английский, в 1658 г. — итальянский переводы. Все важнейшие издания зарегистрированы у Ф. Аделунга (Kritisch-literarische Uebersicht. — SPb., 1846. — Bd 2); дополнения у B.A. Кордта (Чужоземнi подорожнi. — Киiв, 1926. — С. 104—105). Интересно, что первый русский перевод сделан был уже в конце XVII в. с гамбургского издания 1696 г. и сохранился в двух списках, неполном — Государственной публичной библиотеки в Ленинграде (F. IV 15) и полном — Академии наук (34. 3.1) (см. об этом переводе: Пекарский П. Наука и литература при Петре Великом. — СПб., 1862. — С. 339; Иконников B.C. Опыт русской историографии. — Киев, 1892. — Т. 1, кн. 2. — С. 1426; [243] Соболевский А. И. Переводная литература Московской Руси XV-XVII вв. — СПб., 1903. — С. 73-74; Архангельский А. Образование и литература в Московском государстве XV—XVII вв. // Учен. зап. Казан. ун-та. — 1900. — № 9. — С. 89—90). Первые печатные издания Олеария появились на русском языке только в XIX в.; не упоминая об отрывках, печатавшихся в журналах и провинциальных изданиях 1822-1872 гг. (все они зарегистрированы в указателе С.Р. Минцлова: Обзор записок, дневников, воспоминаний, писем и путешествий etc. — Новгород, 1911. — Вып. 1. — С. 52), укажем лишь на важнейшие: «О состоянии России в царствование Михаила Федоровича и Алексея Михайловича» (третья книга «Путешествия» Олеария). Перевод с немецкого издания 1656 г. А. Михайлова (см.: Каналов Н.В. Архив исторических и практических сведений, относящихся до России. — 1859. — Кн. 3. — С. 1—56; Кн. 4. — С. 57-102; 1862. - Кн. 5. - С. 1-26; отдельно: 1861). Новый перевод всех шести книг (однако с некоторыми сокращениями) дал П. Барсов: Подробное описание голштинского посольства в Московию и Персию в 1633, 1636 и 1639 гг., составленное секретарем посольства Адамом Олеарием. — М., 1870; оттиски из «Чтений в О-ве истории и древностей» (1868. — № 1, 4; 1869. — №1,4; 1870. — № 2). Лучший по своей точности и литературным достоинствам перевод (Олеарий Ад. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно / Введ., пер., примеч. и указ. A.M. Ловягина. — СПб., 1906) уже неоднократно цитирован выше. Нижеследующий перевод главы «О качествах северных народов» извлечен из этого издания (с. 166—172). Литературу об Олеарий см. у В.А. Кордта (Чужоземнi подорожнi... — С. 204—205); кроме того: Цветаев Д.В. Протестантство и протестанты в России до эпохи преобразования. — М., 1890. — С. 172—176; Лукомский Г.К. Московия в представлении иностранцев XVI—XVII вв.: Очерки П. Апостола. — Берлин, 1922 (несколько отрывков и иллюстраций из Олеария); в беллетристической форме жизнь и приключения Олеария в России и Персии рассказаны в книге В. Снегирева «Похождения Бернгарда Шварца» (М., 1928).


О КАЧЕСТВАХ СЕВЕРНЫХ НАРОДОВ И О НАРОДАХ, НАЗЫВАЕМЫХ САМОЕДАМИ

Об устройстве страны и о произведениях местностей, расположенных к северу, вроде двинского, югорского и пермского краев, Сибири и Самоедской страны, которые признают великого князя своим государем, я, не быв там, не могу сообщить ничего определенного.

Русские сообщают и другие свидетели согласно утверждают — пожалуй, заимствовав один у другого, — что те страны, вследствие сурового воздуха, долгой зимы и короткого лета, совершенно бесплодны и особенно неудобны для земледелия (как для хлеба, так и для плодовых деревьев), что жители ничего не знают о хлебе, но вследствие изобилия в обширных диких местах, в реках и озерах дичи и рыбы, питаются этими последними, одеваются в звериные шкуры и ими же платят великому князю свои подати и налоги. Говорят, что прекраснейшие соболя, куницы, а также шкуры белых медведей, которые вельможами в Москве накидываются сзади на сани, рысей и иные меха весьма часто получаются оттуда и поступают в продажу в Москве и иных местах. [244]

На самоедах я имею в виду остановиться подробнее, чем на других северных народах как потому, что о них у землеописателей особых сведений не имеется, так и потому, что сам я с ними беседовал и получил сведения о их жизни. Ведь когда я в 1643 году 30-го июля должен был явиться в Москве на аудиенцию перед его царским величеством, а перед тем должен был ждать в Посольском приказе, пока не спустится персидский посол, до меня призванный во дворец, то пришли сюда и два самоеда, которые были посланы из своей страны к великому князю для предложения ему в дар нескольких северных оленей и шкур белых медведей. Я пустился в разговор с ними: они говорили откровенно и понятно, отвечая на все вопросы вполне достаточно, так как они хорошо понимали русский язык, на котором я обращался к ним через моего переводчика.

У древних писателей не говорится о том, чтобы они именовались самоедами, но называются они скифами, и я думаю, что нынешнее название получено ими лишь от русских, когда они подпали под русское владычество. Так как они раньше ели людей — даже мясо собственных друзей после смерти их мешали они с дичью и поглощали, как о том рассказывают Плиний и Олай Великий 1 — их и прозвали самоедами от русских слов «сам» и «ем» 2. Об этом упоминает Гваньини в описании Московии при упоминании о провинции Печоре. Название это обозначает то же, что греческое слово «антропофаги» (т.е. «людоеды»), которым их титулует Плиний; подобное рассказывают, между прочим, и о бразилианцах.

Страна их вовсе не называется Самогитиею 3 (эту последнюю землеописатели полагают между Литвою, Польшею и Лифляндиею, а русские называют ее Жмудскою землею), но Самоедиею, которую на новых картах можно найти за Сибирью у гор, именуемых Гиперборейскими4, перед и за великою рекою Обью, у Татарского моря и Вейгата (Вайгача), как называют это место голландцы 5.

Это те варвары, татары и язычники, которые в древности назывались «скифами северными, европейскими и азиатскими», так как жили они у границы и раздела Европы и Азии. О них упоминает Страбон в 7-й книге и Квинт Курций 6 в 7-й книге, называя иных из них абиями-скифами 7 — без сомнения от реки Аби или Оби. О том же говорит Юстин во 2-й книге 8, Олай Великий в своей «Истории северных народов», кн. 4, гл. 3 и Мюнстер в своей «Космографии», кн. 5, в 60-й и следующих главах. У них нет укрепленных городов со строениями, но они и теперь еще живут в лесах и диких местах, как во время Александра; послы их утверждали у Курция в означенной книге: «Мы, скорее, живем в пустынных и лишенных человеческой культуры местностях, чем в городах и среди изобильных пашен». Так как живут они в холодной поясе, то большую часть года они имеют суровую зиму и весьма высокий снег. Указанные только что нами послы дали это понять Александру, говоря: «Когда ты победишь весь род людской, то придется тебе вести войну с лесами и снегами, с реками и дикими зверями». Они живут в маленьких, глухих, наполовину в земле построенных избах, которые, как они говорили, кверху закругляются и заостряются и имеют посередине отверстие в качестве трубы, через которую они в зимнее время вылезают. Их избы совершенно покрываются снегом, который, как говорят, набирается выше роста двух человек, так что никто не может уже часто выходить. Однако они устраивают себе ходы под снегом, через которые они перелезают из одного дома в другой. Так как они в это время почти полгода не имеют ни солнца, ни дня, но непрерывную ночь и вне домов почти ничем не могут заняться, они тем легче переносят погоду. Тем временем они пользуются для света рыбьим жиром и обходятся с его помощью до тех пор, пока не получат [245] солнечного света, а именно, когда солнце вновь поднимется над линией равноденствия и начнет проходить полуночные созвездия, то оно уже перестает заходить у них, и тогда у них нет ночи. Тогда снег исчезает, они опять выходят на сухую почву и могут запасаться на зиму.

Может быть, верно и то, что некоторые люди писали о полуночных народах, 9 а именно, будто среди них имеются люди, которые, наподобие ласточек и лягушек, полгода, а именно, зиму лежат мертвыми, а потом вновь оживают и начинают ходить летом. Смотри об этом у Гваньина в описании «Лукоморья» и у Олая Великого. У них нет земледелия, они ничего не знают о хлебе, но едят вместо хлеба вяленую рыбу, мед и дичь, по рассказам, весьма у них обильную.

Самоеды низкорослы, имеют широкие лица, небольшие глаза и короткие ноги; они очень сходны с гренландцами, из которых я некоторых видел в Голштинии.

Что касается одежды самоедов, то она сделана из меха северных оленей. Они носят широкие шапки, иные — из разноцветных кусков сукна, полученных ими от русских, а опять иные — лишь из меха, на шапках висят длинные наушники, которые они застегивают под шеею. Рубашки свои они шьют из шкур молодых оленей, очень гладких и с коротко остриженной шерстью. Под рубашками у них шаровары и над ними длинные кафтаны. Внизу рубашек и кафтанов у них пришиты длинноволосые хвосты. Их сапоги также из мехов, и во всех их одеждах мех выворочен наружу. Нитки, которыми они шьют свои одежды, приготовлены из жил Носовые платки они готовят из зеленого дерева, скобля его в тонкие стружки и волокна, так что оно с виду становится похожим на тонко выскобленный рог или пергамент. Они берут горсть этих стружек, которые очень мягки и ими вытирают себе нос.

Кафтаны свои они иногда, когда очень холодно, надевают на голову и дают рукавам свисать с боков, что представляет странное зрелище для непривычного человека. Вид издали таких людей, особенно с судна, пристающего к берегу, может быть, дал основание некоторым из древних писателей утверждать, будто существовали люди, не имевшие голов, но с лицом на груди, а также, что были люди со столь большими ногами, что они ими могли покрываться. Если бы действительно в мире существовали подобные люди, то я думаю, мы имели бы теперь о них больше известий. Ведь за истекшие 100 лет весь мир на воде и на суше в достаточной мере обследован и изучен голландскими, английскими и испанскими мореплавателями, но, как видно из описаний их путешествий, они ничего подобного нигде не встречали. Если, однако, видели у этих людей большие ноги, то весьма возможно, что за таковые были приняты их большие, так называемые, лыжи.

Все эти народы, как и лапландцы, финны и черемисы, зимою, для перс-хода через глубокий снег, надевают длинные и широкие лыжи, частью из коры, частью вырезанные из дерева; на них они умеют быстро передвигаться. У финнов задняя часть за каблуком также выдается, как и передняя, и некоторые из этих лыж достигают 3 локтей в длину; их называют Suksit. Подобного рода передвижение мы видели в Нарве, где полковник Порт, для нашего увеселения, велел некоторым финнам из числа своих солдат съезжать с большого холма перед городом. Самоедские лыжи называются «нартами», как справедливо указывает Гваньин в описании области Пермской. Их сапоги также из подобных меховых шкурок, внутри выложены мехом и доходят до колен.

Северные олени по величине и внешности почти схожи с обыкновенными оленями, имеют белый с серым мех и широкие ноги, как у коров. Мы [246] несколько штук видели в московском Кремле. Самоеды так приручают их, что они свободно приходят и уходят. Их употребляют вместо лошадей, впрягая их в небольшие легкие сани, которые устроены вроде получелноков или лодок; на них они чрезвычайно быстро ездят.

И голландцы в 1595 г. по Р. X., во время второго своего путешествия на север, невдалеке от Вайгача застали подобных самоедов 10. Они пишут об этом так. Когда они 31-го августа этого года у Вайгача прошли милю по суше, то они застали человек 20 этого народа. Сначала они сочли их совершенно дикими. Действительно, самоеды, прежде всего, прибегли к луку и стрелам, с которыми они очень хорошо умеют обходиться и хотели напасть на голландцев, как на непрошеных гостей. Когда они, однако, услыхали от русского переводчика — ведь, как сказано, самоеды понимают по-русски, — что голландцы пришли не врагами, а друзьями, они сложили лук и стрелы, приветствовали, любезно кланяясь, голландцев, пустились в разговор с ними и сообщили хорошие сведения о положении суши и моря. Они казались, однако, весьма робкими и недоверчивыми, несмотря на то, что голландцы обращались с ними любезно и выказывали доброжелательность. Когда одному из них подан был сухарь, он, правда, принял его почтительно, сейчас же откусил от него и стал его есть, но все время при этом робко озирался, когда они услыхали раздавшийся издали со стороны моря выстрел из ружья, они испугались и заскакали, точно бешеные. Об этом можно прочитать подробнее в вышеупомянутом морском путешествии, голландской печати, на странице 8-й. Из описаний и рисунков голландских 11 также видно, что самоеды заплетали свои волосы в длинные косы, причем они свешивались сзади через их одежды. Подобного явления я не замечал у тех, кого я видел в Москве. Один из них, которого, после рассказа о их, по нашему мнению, суровой и трудной жизни, спросили, между прочим, о том, как им понравились страна и жизнь московитов и не чувствуют ли они охоты жить скорее здесь, чем в собственной своей стране, — отвечал на это так: «Правда, Московия не мало ему нравится, но та страна, в которой он родился, нравится ему гораздо больше, чем все другие страны; там для них жизнь привычная, и они вполне удобно и хорошо могут жить там. Он даже не сомневается, что если бы великий князь знал о доброй их жизни и о великолепии ее, то он оставил бы столицу и переселился к ним на жизнь».

Эти люди были настроены подобно Улиссу 12, который — как Мурет говорит по первой книге Цицерона «Об ораторе» — скорее желал жить в своей скалистой и суровой родине, чем у Калипсо среди всяких удовольствие и увеселений; об этом можно прочитать у Гомера в [V-й] песне «Одиссеи».. Можно сказать с Овидием (lib. 1 de Ponto eleg 3):

Для всех нас край родной неизъяснимо мил,

Забыть его нельзя — то свыше наших сил.

Где лучше, чем в Москве, что Скифии скудней?

Но сердце варвара тоскует лишь о ней

Эти народы раньше, будучи язычниками, почитали солнце и луну и резные идолы — как об этом можно узнать из неоднократно уже упомянутого описания морского путешествия. Голландцы на мысе или на углу Вейгата нашли 13 расставленными несколько сот подобных грубых и бесформенно вырезанных идолов: когда они, уходя из этой страны, захватили один из идолов с собою, то какой-то самоед последовал за ними, и с жестами, свидетельствовавшими о волнении, попросил вернуть ему изображение и отнес его на место. [247]

Приблизительно 23 года тому назад самоеды присылали посольство к великому князю и просили его о присоединении к русской вере. Это и было сделано, и епископ владимирский с несколькими попами или священниками был послан туда, чтобы обучить их вере и крестить.

Комментарии

1. рассказывают Плиний и Олай Великий]. Олай Великий (Olaus Magnus) — шведский историк и географ (1490—1557). Он учился в германских университетах (1510—1517), по возвращении на родину предпринял путешествие по крайнему северу Норвегии и Швеции, с 1525 г. выполнял дипломатические поручения шведского короля в Германии, Нидерландах и Польше. В 1537 г. он совсем переселился в Италию, где вскоре же стал заниматься географией, чему особенно способствовало знакомство его с секретарем Венецианской республики и известным издателем путешествий — Баттиста Рамузио. Результатом этих занятий явилась в 1539 г. его большая карта Северной Европы. «Карта обнимает северные страны от Гренландии до Лапландии и от Шотландии до Новгорода. <…> Образцами при составлении карты Олаусу, очевидно, служили итальянские морские карты. Как они, так и карта Олауса украшена этнографическими картинками и фантастическими изображениями государей разных стран и чудовищных предметов и животных. В левом нижнем углу карты напечатан по-латыни обстоятельный комментарий (index)... Чтобы сделать карту доступной возможно большему кругу читателей, Олаус напечатал отдельно по-итальянски и по-немецки особую обработку своего комментария». (Кордт В.А. Материалы по истории русской картографии. — Киев, 1906. — Сер. 2, вып. 1. — С. 6-8. — Табл.2, 3). Впоследствии Олай Магнус написал также «Историю о северных народах» (Historia de gentibus Septentrionalibus earumque diversis, statibus, conditionibus, moribus et superstitionibus. — Roma, 1567; Basel, 1567), о которой и говорит Олеарий. Сведения Олая о северо-востоке Европы отличались еще большой скудостью, хотя он уже имел возможность использовать издания географии Птолемея, трактат Матвея Меховского и книгу П. Иовия. Интересно, что на карте Олая 1539 г. впервые изображено Белое море, названное озером — «Laclis Albus», а северный берег Скандинавского полуострова и Лапландии омывается Северным Ледовитым океаном, который, вероятно, под влиянием Иовия назван Скифским — «Oceanus Seilhicus». Олай имел также представления о Северо-Восточном морском пути к азиатскому берегу; он мог его получить еще в 1518 г. во время странствований своих по северу Норвегии, но во всяком случае он прочел об этом также у Иовия. Как бы там ни было, о возможности такого плавания Олай еще в 1547 г. сообщал в Болоньи и Венеции испанскому историографу Франческо Лопес де Гомара (см.: Ahlenius К. Olaus Magnns og bans fremtalling af Nordens geografii. — Upsala, 1895. — P. 136—138; Schumacher A. Olaus Magnus und die altesten Karten der Nordlande // Ztschr. der Gesellsch. fur Erdkunde zu Berlin. — 1893. — S. 192).

2. от русских слое «сам» и «ем»].

(Джонсон) Новейшие писатели (начиная с XVIII в.) большей частью опровергают мнение, что самоеды были людоедами и пытаются имя самоед возвести не к словам «сам» и «есть», как это делали прежде. Различные этимологии слова см.: в статье Д.Н. Анучина («Древности», XIV, стр. 263-264); Огородников. Прибрежья Ледовитого и Белого морей с их притоками по Книге Большого Чертежа. - Зап. Геогр. Общ. по отд. этнограф. 1879. т. VII, стр. 37-41; Е. Замысловский. Герберштейн, стр. 416 и след…). «Что касается до производства названия самоедов от сам и ед, то я считаю совершенно излишним доказывать эту нелепость, ибо никакие предания не доказывают, чтобы они друг друга пожирали», — замечает еще Ф. Белявский («Поездка к Ледовитому морю». М., 1833. стр. 154). Однако некоторые этнографы полагали, что людоедство самоедов в древние времена факт возможный. На людоедство как на характерный usus азиатцев указал уже Геродот в своем рассказе о массагетах, говоривший о том: «Если у них кто-нибудь состарится, сходятся его родные, убивают и варят с мясом разных животных и потом съедают»; подобные же предания имеются и о «педиях» — индийских кочевниках (Н. Баталин. Сказание об Индейском царстве. Воронеж, 1876, стр. 36-38). Позже, по замечанию Анучина, «с расширением пределов известного мира, местопребывание антропофагов переносилось все далее — к северу и востоку; русские же люди, по-видимому, с давних пор отождествили их с самоедами». Культовое людоедство, после обряда убийства дряхлых стариков, засвидетельствовано также у многих народов, стоящих на низкой ступени развития (см. напр. статью В. В. Каллаша. «Положение неспособных к труду стариков в первобытном обществе» — Этногр. Обозр.» 1889 III, стр. 142-151). По-видимому, этот обряд существовал также и у самоедов. Интересное свидетельство на этот счет находим у Ю. И. Кушелевского (Северный полюс и земля Ялмал. Путевые записки. СПб. 1868, стр. 52-53): «В беседах с самоедами (Тазовской губы), я спрашивал их: отчего им дали такое название? Единолично почти все отозвались, что это не название их, ибо их зовут хaзово (человек), а что самоедин — слово бранное, которым их предков поносили русские», однако «в преданиях самоедов и остяков еще в настоящее время сохранилось в памяти следующее обыкновение самоедческих предков; удрученный летами самоедин, когда чувствовал себя неспособным к промыслам и езде на оленях, когда жизнь свою считал в тягость потомству... приказывал себя убить в честь счастливой жизни своего потомства и тело свое съесть. Этот обряд отцеубийства исполняли дети при шаманстве с особенным благоговением и тело съедали». Далее Кушелевский рассказывает, что «в преданиях остяков сохранилась еще быль, как одного казачьего сотника Какаулина, приехавшего с самоедом за сбором ясака, самоедский старшина, желая угостить прилично, убил дочь свою, и, отрезав у нее груди, вынув сердце, положил то и другое в котел, чтобы поподчивать казака этим блюдом, но тот, испугавшись, убежал из чума». Ср. самоедское предание, записанное также на Ямале: Б. М. Житков, Полуостров Ямал. СПб. 1913, стр. 245. Если подобные предания существовали еще в половине XIX в., то тем вероятнее существование их в более ранние времена. Во всяком случае, писатели XVI-XVII вв. упоминали о людоедстве самоедов большею частью со ссылкой на русских; Герберштейн толкует слово Samoged как «сами себя ядущие»; Флетчер говорит, что «самоиты» (Samoits) «носят такое название (по словам русских) от того, что они едят самих себя, ибо в прежние времена они жили как людоеды и ели друг друга. Что это правдоподобно, можно заключить из того, что они и теперь еще едят всякое сырое мясо, даже падаль, валяющуюся в ямах»; тоже сообщает Петрей («Samiedi — es ist em solch Volk, das sich selber frist») и Олеарий: русские назвали самоедов так, потому что «они действительно ели человеческое мясо и даже тела своих умерших друзей, которые они смешивали с дичиной» (Д. Анучин. op. cit. стр. 274). Англичанин Ричард Джемс в своих недавно опубликованных заметках о русском севере (1618-1620 гг.) утверждает, в свою очередь: «Самоед (Samoed — народ этот так зовут русские — как будто самоеды (autoborox), что правдоподобно, — как те, которых мы там видели пожирающими, как то: сырые внутренности собак, лисиц и медведей» (П.К. Симони. Заметки Рич. Джемса о чуди, лопарях, самоедах и черемисах. «Сборник Ленинградского О-ва Исследователей Культуры Финно-угорских народностей». Лгр., 1929, I, стр. 127-128).

(Флетчер) Этимология Флетчера довольно фантастична, однако именно так объясняли слово на Западе еще во 2-й половине XIX в.: «Die Ssamojeden, — russ. Ssamojedin — einsam, Einsiedler» (Ztschr. fuer wissenschaftliche Geographic — 1880. — Bd 1. — S. 81). Ср. еще: Белявский Ф. Поездка к Ледовитому морю. — М., 1833. — С. 154: «Самоеды между собою называют один другого не поименно, а просто общим названием для всего народа: Хазова. Слово хаз значит сам, а ово значит один или сам-един, соответствующее их названию Хазово. Итак, не очевидно ли, что название самоед есть искаженное из переводного их имени: Сам един? Не подтверждается ли сие и тем, что они живут обыкновенно не обществами, а по одиночке?» Автор статьи о самоедах в «Этнографическом сборнике» (СПб.: Изд-во ИРГО, 1858. — Вып. 4. — С. 43) полагал, что с этим трудно согласиться на том основании, что «от слова хазово мог образоваться только термин самоедин, а не слова самоед и самоядь, в которых вовсе нет слова един. Кроме того, нынешнее название самоедин есть новейшее, а в древности было в употреблении самоядь и самоед». Ранее J. В. Scherer (Nordische Nebenstunden: Das ist Abhandlungen ueber die alte Geographie, Geschichte und Alterthuemer Nordens. — Frankfurt; Leipzig, 1776. — Th. 1. — S. 44-45) производил слово самоед из лапландского языка: Samaedna, Sameladde — «как они называют свою страну: или иностранцы в Архангельске или же сами русские исковеркали это слово в самоед». Словопроизводство Шерера принял и И.Е. Фишер (Сибирская история. — СПб., 1774. — Введение. — §65); Георги (Описание всех, обитающих в Российском Гос. народов. — СПб., 1799. — Ч. 3. — С. 4) вслед за Фишером также производил слово самоядь или от самеядны, названия лопарской страны, или «от слова соома, болото, потому что в пустынях их множество болот». «В Сибири западные самоеды называют себя ненец (человек) или ненця (люди), а восточные — хасов (муж) или хасово (мужи) и самоеды, обитающие в Мезенском уезде Архангельской губ., канинские и тиманские, также называют себя ненец или ненця, а большеземельские — хасово или хосово <...>. По значению слова самоед на языке русском можно бы почитать самоедов людьми, которые едят сами себя, но такое производство их имен ничем не подтверждается; нет никаких известий, чтобы самоеды были когда-нибудь у нас людоедами». В старинных русских приказных ведомостях самоеды назывались иногда сыроядцами, потому что издавна употребляли в пишу сырое мясо. Может быть, русские, заметив между ними такое странное употребление мяса, дали им наименование самоедов, или потому что видели их самое (сырое, неприготовленное мясо) ядущих (sic!), или потому что из зверского употребления ими в пишу сырого мяса ошибочно заключили, будто они едят самих себя (Этнографический сборник. — СПб., 1854. — Вып. 4. — С. 40—44). Нужно сказать, что и это толкование слова кажется очень натянутым. Наиболее общепринятые толкования этого слова см. также у Н. Фирсова (Положение инородцев северо-восточной России в Московском государстве. — Казань, 1866. — С. 30—33. — Прил.).

3. Страна их вовсе не называется Самогитиею]. Благодаря случайному звуковому сходству названия эти, действительно, путались и самоедов называли Samoged.

4. у гор, именуемых Гиперборейскими]. Урал.

5. у Татарского моря и Вейгата [Вайгача], как называют это место голландцы]. Название Вайгача (Вейгата) некоторые иностранцы производили от голландских слов wauien 'дуть' и gat 'ворота', т.е. те ворота, в которые с большой силой дует ветер; таким образом, название это, скорее, могло бы относиться к проливу, чем к острову. Очевидно, мы имеем дело с народной этимологией голландских моряков; однако уже Витсен говорит, что название Вайгач происходит от имени русского промышленника Ивана Вайгача, и это указание кажется правдоподобным (Литке Ф.П. Четырехкратное путешествие в Северный Ледовитый океан.— СПб., 1828. — Т. 1. — С. 239; Семенов П. Географическо-статистический словарь. - СПб., 1865. - Т. 1. - С. 385).

6. О них упоминает Страбон... и Квинт Курций]. Страбон — знаменитый греческий географ времен Августа и первых годов правления Тиберия, автор очень ценившегося и в эпоху Возрождения труда «География», дошедшего до нас почти целиком. Квинт Курций Руф — римский историк I в. н. э., автор «Истории Александра Великого», о времени возникновения которой спорят исследователи (Шмидт Г.К. Когда К. Курций Руф написал свое сочинение: «De gestis Alexandri Magni» // ЖМНП. — 1874. — №7, 8); источниками этой «Истории» были мемуары Птолемея и других сподвижников Александра, но также и легендарные рассказы Онесикирита и Каллисфена, принятые на веру Курцием Руфом (Raegg A. Beitraege zur Erforschung der Quellenverhaeltnisse in der Alexandergeschichte des Curtius. — Basel, 1906); можно поэтому допустить, что его сочинение преследовало более повествовательные, чем ученые цели.

7. называя иных из них абиями-скифами]. Народ абии (Abioi) упоминается еще в поэмах Гомера и вслед затем у многих греческих писателей, своеобразно идеализировавших первобытные северные племена (Riese A. Die Idealisierung der Naturvoelker des Nordens in der griechischen und roemischen Literatur. — Francfurt a. M, 1875). Под абиями понимались скифы и сарматы на границе с фракийцами. Страбон, на которого ссылается Олеарий, пытается дать этимологию их имени, отличную от обычной. Слово абий значит собственно «не имеющий средств к жизни»; ссылаясь на причину наименования abioi по Посейдонию, Страбон говорит. «О всех их поэт сказал: достойные удивления доители кобыл, питающиеся кумысом, и Абии — самый честный народ. Абиями их называют собственно потому, что они живут без жен <...>. Абиев не столько можно принять за безбрачных, сколько за бездомных, живущих по кибиткам» (VII, 3, 2—4; Страбон. География / Пер. Ф. Мищенко. — М., 1879. — С. 298). Исходя из толкования Страбона и увлекшись случайным звуковым сходством имен р. Оби и абиев, Олеарий отождествляет последних с кочевниками Северной Азии, для чего, конечно, нет никаких оснований. Между тем такое сопоставление делали и другие иностранные писатели, например, Рейтенфельс. Еще К. Маннерт, вообще увлекавшийся стремлением приурочить к Сибири многие сведения об Азии, приведенные у греческих писателей, замечает, характеризуя Птолемея: «Кто мог бы предположить, что невинные "абии" Гомера будут изгнаны на север до самого Енисея и Лены?» (Mannert К. Geographie der Griechen und Roemer. Der Norden der Erde. — Leipzig, 1820. — S. 412). Разбор известий Страбона о Северной Азии см.: Cuno J. Forschungen im Gebiete der alten Voelkerkunde. I. Die Scythen. — Berlin, 1871. — S. 114 ff.

8. О том же говорит Юстин во 2-й книге]. Марк Юстиниан Юстин — римский историк времен Антонина (жил ок. 60 г. н. э.), автор извлечения из недошедшего до нас обширного исторического труда Трога Помпея «Historiae Philippicae» в 44 книгах. Извлечение содержит в себе всемирную историю, которая очень ценима была уже в средние века (Ruhl Fr. Die Verbreitung des Justinus im Mittelalter. — Leipzig, 1871); в 1640 г. ее издал Исаак Фоссиус. Этим изданием, по-видимому, пользовался и Олеарий.

9. Может быть, верно и то, что некоторые люди писали о полуночных народах]. Этому переводу A.M. Ловягина я предпочел бы перевод: «Может быть, это-то и послужило причиной того, что некоторые люди...» и т.д. О правдоподобности такого толкования Олеарием легенды об умирающих на зиму народах см. у Герберштейна. Олеарий повторяет описку Гваньини «наподобие ласточек и лягушек», тогда как следовало сказать «пиявок и лягушек».

10. И голландцы в 1595г. ...застали подобных самоедов]. Олеарий имеет в виду голландские экспедиции для отыскания Северо-Восточного морского пути в Китай 1594—1595 гг., снаряженные по советам и указаниям Балтазара де Мушорона, известные под названием экспедиций В. Баренца и описанные участником их Герритом-де-Фером: Waerechtige Beschryvinghe van drie Seylagien... deur de Hollandtsche ende Zeelandsche schepen by norden Noorveghen. Moscovia de opdoeninghe van de Weygats, Nova Zembla, ende van't Landt op de 80graden dat men acht groenlandt te zijn gedhaen deur Gerrit de Veer. — Amsterdam, 1598. Библиографию этого сочинения см.: Tiele P. Memoire bibliographique sur les journaux des navigateurs neerlandais. — Amsterdam, 1867. — P, 103-116.

11. Из описаний и рисунков голландских]. Книга Геррита-де-Фера была богато иллюстрирована, что очень дополняло его суховатый рассказ.

12. Эти люди были настроены подобно Улиссу]. Улисс, или Одиссей, — герой древнегреческой эпопеи. Бури долго носили его по морю, заставляя блуждать по неведомым странам. Он попадает, между прочим, на баснословный о-в Огилию, принадлежащий нимфе Калипсо, и живет здесь семь лет, тоскуя по родине и жене, несмотря на то, что Калипсо, тщетно желая соединиться с ним навеки, предлагает ему бессмертие и вечную юность. Этот эпизод V песни «Одиссеи» и имеет в виду Олеарий. Мурет (Muretus), согласно латинизованной форме его имени, правильнее Марк Антуан Мюре (1526—1585), — французский гуманист, переселившийся в Италию и получивший там известность своими публичными чтениями о греческих и римских классиках. Олеарий имеет в виду его книгу «Variae Iectiones» (Венеция, 1559), в которой Мюре, между прочим, комментирует диалог «Об ораторе» Цицерона — римского оратора, философа и государственного деятеля (р. в 20 г. до н. э. — ум. 43 г. н. э.).

13. Голландцы на мысе или на углу Вейгата нашли..,]. На южной оконечности о-ва Вайгача находится мыс, известный под именем Болванского. Этот мыс был главным местом идольских мольбищ самоедов. Еще в 1556 г. Стефан Борро видел там до 300 идолов грубой работы с окровавленными глазами и ртами. Тех же идолов описал и Геррит-де-Фер. Их видели еще русские путешественники начала XIX в., штурман Иванов (1824), Ф.П. Литке и др. (Литке Ф.П. Указ. соч. - С. 68; Вестн. РГО. - 1855. - С. 123-125).

(пер. А. М. Ловягина)
Текст воспроизведен по изданию: Сибирь в известиях западно-европейских путешественников и писателей, XIII-XVII вв. Новосибирск. Сибирское отделение Российской академии наук. 2006.

© текст - Ловягин А. М. 1906
© сетевая версия - Тhietmar. 2007
© OCR - Abakanovich. 2007
© дизайн - Войтехович А. 2001
© РАН. 2006