ХУСРАВ ИБН МУХАММАД БАНИ АРДАЛАН
ХРОНИКА
(ИСТОРИЯ КУРДСКОГО КНЯЖЕСКОГО ДОМА БАНИ АРДАЛАН)
В 1201/1786-87 г. 79 в Астарабаде выступил Ага Мухаммад-хан Каджар, поскольку его счастливая звезда восходила ввысь. Джа'фар-хан Занд провозгласил себя государем, остановился в Исфахане и вознес знамя отваги. Прослышав о выступлении Ага Мухаммад-хана, [Джа'фар-хан] едва успел бежать в Фарс, и Ага Мухаммад-хан за короткое время завладел всем Ираком. Он прибыл в Хамадан, желая встретиться с Хусрав-ханом.
Хусрав-хан помнил об обязанностях, [налагаемых на него] благодеяниями и щедротами Мухаммад Хасан-хана, отца Ага [150] Мухаммад-хана, которые описаны выше, и считал неблагородным не ладить с его сыном Ага Мухаммад-ханом. Но ехать к нему он тоже не решался и не осмеливался, поскольку непрестанно думал о его мощи, и /65б/ не нашел [другого] выхода, кроме как откочевать. [Хусрав-хан] подарил Ага Мухаммад-хану какую-то малость, тот удовольствовался и повернул оттуда в сторону Исфахана.
Джа'фар-хан по прибытии в Шираз собрал многочисленное войско и поднял знамя рвения, желая вернуть Исфахан. Ага Мухаммад-хан, как только об этом прослышал, возвратился в Мазандеран и Астарабад. Джа'фар-хан вступил в Исфахан без боя и сражения, возвестив о чекане монет и чтении хутбы со своим именем. Исма'ил-хана Занда он назначил во главе войска [для завоевания] Ирака — с сотней почестей, с конниками и стрелками из кочаков (Кочевников) и сообразительных фарсов, искусно владеющих копьем, из илей и бесстрашных таифе, вооруженных палицей, булавой и дубиной. По прибытии в подвластные [ему] районы тот забил в барабан мятежа и восстал, претендуя на царство. Джа'фар-хан выступил, чтобы оказать ему отпор, и когда [два войска] разделяли [всего] три стоянки, среди [воинов] Исма'ил-хана началось брожение. /66а/ Они разом кинулись бежать, а Исма'ил укрылся в Гяррусе.
В 1202/1787-88 г. 80 Джа'фар-хан направился в Хамадан и оттуда стал требовать встречи с Хусрав-ханом или с его сыном Хан [Ахмад-ханом]. Хусрав-хан ответил ему с помощью острого меча и беспощадного кинжала, который умиротворяет [и] мужественного, и малодушного. С отрядом, что у него был, он бесстрашно вставил ногу в стремя отваги и выступил ему навстречу 81. На стоянке Бахар в трех фарсахах от Хамадана [Хусрав-хан] остановился, и на следующий день противники встретились.
Те два войска, два моря без конца и границ, стали стрелять друг в друга из пушек, ружей и пронзительноголосых замбураков. Поле [брани] для храбрецов стало тесным. Та исполненная смятения долина покрылась телами убитых, и сбылись [слова священного] стиха: «Воистину, это нечто удивительное» (Коран, XXXVIII, 4. Цитата из Корана приводится автором в несколько измененном виде). На лазурном небосводе стала заниматься счастливая утренняя заря, подул ветерок счастья, победы и торжества.
/66б/ После больших усилий зенды предпочли бежать, и храбрецы бросились за ними вслед. Сам Джа'фар-хан укрылся в артиллерийском обозе, превратил то место в свое надежное убежище и запросил пощады (Перевод фразы дан по тегеранскому изданию: Лубб-и таварих, с. 73). Хусрав-хан наипрекраснейшим пером [151] начертал на его обстоятельствах письмена прощения, обошелся с ним великодушно и справедливо.
[Джа'фар-хан] выехал оттуда и направился в страну Фарс. Артиллерийский обоз, литавры, замбураки и царские регалии вместе с добычей, верблюдами и мулами без числа и счета, хочешь — не хочешь, достались победоносным героям 82. После бегства и отступления Джа'фар-хана его высочество высокодостойный валий снова остановился на стоянке Бахар и озарил ту землю лучами прибытия, разбил (Букв. «вознес») палатки и шатры, вознес купол [своего] дворца до апогея солнца и луны. Как написал поэт (В тексте: «в стихах») Махди-бек Шиккаки в победной реляции о той битве и времени ее [свершения]:
В месяце дев Хусрав с
величием Бахмана
Разбил (Букв. «вознес»)
шатер, /67а/ подобный
весенней розе;
От огня снарядов — порождений
дракона
В очаге снова возгорелся огонь.
От того прославленного, солнцу
подобного Хусрава (Игра слов: Хусрав
обозначает и имя собственное, и «светило, солнце,
властелин»)Джа'фар
Предпочел бежать, уподобившись
летучей мыши.
Хатиф 83 при виде такой
благодати
Произнес: «[Истинно], мы помогли тебе
победить верною победою» (Коран, XLVIII,
1).
Разделив богатства и отпустив пленников, [Хусрав-хан] возвратился в [свою] резиденцию. [Область] от Керманшахана до Исфахана — Боруджирд, Нехавенд, Каззаз, Фарахан, Гульпайган, Хансар и другие округа — перешла во владение валия.
Теперь пишущему [эти] строки пришла на память одна история. Приходит к валию тот самый поэт Махди-бек попросить [себе] денег на расходы. Валий говорит: «Какой берат 84 сам напишешь, [такой и] приноси, и я тебе поставлю печать». Тот же пишет сначала берат на пятьдесят туманов, а сам думает: «Много я написал, [ведь] я только что получил от него вознаграждение». Пишет берат на сорок туманов, снова говорит: /67б/ «Слишком», пишет берат на двадцать туманов и приносит все три берата Хусрав-хану, чтобы на одном из них тот поставил печать. Валий ему ставит печать на всех трех бератах, и [Махди-бек] тотчас получает [пожалованную] сумму полностью и целиком и тратит. [Хусрав-хан] оказал ему много благодеяний и милостей. Это одна [из них].
Как бы то ни было, Хусрав-хан после возвращения [и] победы над Джа'фар-ханом принял у себя (Букв. «привез с собой») Исма'ил-хана Занда, [152] который бежал было в страхе и ужасе, и обошелся с ним весьма ласково. Он изволил подарить ему золото и коней, снаряжение и мулов, постельное белье и шатры, ковры и посуду, денег и [всякого] добра без счета и все необходимое. [Хусрав-хан] его отпустил, и [Исма'ил-хан] отправился в путь. В пути к нему присоединилось целое сборище, подонки и чернь, кочевники, турки и кызылбаши. Он дерзко поднял знамя захвата, бесстрашно напал на Керманшахан и осадил Хаджжи 'Али-хана. Возвращенный к жизни Хусрав-ханом тот был молодым побегом, посаженным рукой высокодостойного валия.
/68а/ Жители крепости описали Хусрав-хану, что произошло, и попросили помощи. Хусрав-хан первым делом послал к Исма'ил-хану человека и ему заявил: «Разрушать старую дружбу и закрывать глаза на обязанности, [налагаемые] милостью и добротой,— значит обрекать себя на гибель, а свою душу обращать в мишень для стрелы и копья порицания. Это не принесет вам пользы и при таких деяниях нечего надеяться на благополучие».
Эти увещания (Букв. «действия») ни к чему не привели, что Хусрав-хана [весьма] огорчило. Он приказал призвать войска и пошел на Керманшахан, вознес в [том] направлении победоносное знамя и устремил [свои] усилия на то, чтобы наказать и проучить Исма'ил-хана. Когда они подошли к ущелью, Исма'ил-хан Занд снял осаду. Они направились в Бисутун, ожидая, что Хусрав-хан возвратится назад, а [Исма'ил-хан] снова займется осадой и штурмом крепости.
[Исма'ил-хан] там /68б/ остановился, Хусрав-хан выступил вслед за ним. После одной стоянки [Исма'ил-хан] остановился снова и стал выжидать — [и так] до Сарбанд-и Силахур — то остановка, то переход. [Противники] встретились и разожгли пламя битвы и сражения. Пушечными залпами и ружейными [выстрелами] они спалили ниву жизни. Нападая и поражая, хватая и связывая, обе стороны проявили чудеса отваги.
Под конец ветерок победы и торжества подул на шелк знамени валия, а знамя счастья Исма'ил-хана было повержено. Сплоченные ряды врагов рассыпались, в замешательстве и смятении они разом бросились бежать и поспешили кто куда (Букв. «каждый в какую-нибудь страну»). Многие из них были убиты, некоторые раненными пали на поле [брани]. Многие в безжизненном состоянии попали в плен и были схвачены, и [лишь] незначительное число [людей Исма'ил-хана] полуживыми спаслись и отправились кто куда. [Хусрав-хан] с победой и торжеством изволил возвратиться оттуда в [свою] резиденцию и вилайет.
[В это время] Ага Мухаммад-хан с многочисленными отрядами, /69а/ огромной и неисчислимой армией и большим войском во [153] второй раз пожелал завоевать Курдистан и снова прибыл в Хамадан. О его действиях прослышал Хусрав-хан. Еще раз выехал [Хусрав-хан] из Сенендеджа, [обратился] к нему через послов и послания. После многочисленных обсуждений и продолжительных переговоров он отослал ему незначительный подарок и направил к нему Лутф 'Али-хана 85. [Ага Мухаммад-хан] взял его с собой как заложника, вознес знамя устремления в сторону Тегерана и выступил. В 1203/1788-89 г. 86 он отпустил Лутф 'Али-хана, [пожаловав ему] дорогие халаты и милости прекрасные, как солнце, заверил его и условился, что Хусрав-хан вместе со своим сыном Хан Ахмад-ханом прибудут к нему, [исполненные] спокойствия и упования. «Кроме как принять их и после встречи обласкать, иного намерения я не имею»,— [заявил Ага Мухаммад-хан].
Лутф 'Али-хан прибыл в вилайет [Курдистана]. Когда наказ и послание были переданы, Хусрав-хан решил встретиться с Ага Мухаммад-ханом и устроил совещательное собрание — /69б/ «когда решишься на что, советуйся с ними о делах» (Коран, III, 153). Посовещавшись, [Хусрав-хан] решил собрать в дорогу и послать своего сына Аманаллах-хана с сыном Лутф 'Али-хана' Хасан 'Али-ханом. С ними вместе он отправил в путь Мирза Ахмада везира и всех отослал к Ага Мухаммад-хану, а для себя решил поспешить на службу к Ага Мухаммад-хану до наступления весны с подобающими приготовлениями и бесчисленными дарами.
За какое-то [время Хусрав-хан] подготовился к поездке и отправился в путь. Преодолев стоянки и переходы, он прибыл к государю. Тот встретил его с почестями и милостями, доставил в Тегеран, призвал на пиршество, [на котором сам] присутствовал, и посадил среди избранных. Каждый день он проявлял к нему расположение каким-либо подарком и возносил его подобающей милостью, пока не прошло какое-то [время]. Хусрав-хан заболел 87. Его сын Хан Ахмад-хан выполнял в вилайете обязанности наиба и стал полно[властным] правителем.
В 1204/1789-90 (В тексте: 1240/1824-25) г. /70а/ сообщают, что подошло бесчисленное сборище безбожников-билбасов и собирается напасть на границы Курдистана. Хан Ахмад-хан с небольшим отрядом пошел в Салар и Хубату на то злонравное племя, чтобы ту (Букв. «их») смуту усмирить. Встреча [противников] закончилась битвой и сражением. После долгих боев, схваток и убийств без счета билбасам нанесли позорное поражение. Большинство [из них] было перебито, многие [остались] на поле [брани], израненные и униженные, другие были захвачены и попали в плен. Немногим посчастливилось полуживыми спастись. Они предпочли бегство и бежали. [154]
Во время схватки, сражения и бегства того племени злоумышленников Хан Ахмад-хан был смертельно ранен стрелой и там же через два часа вручил душу ангелу смерти. Его тело оттуда взяли, привезли в Сенендедж и [затем] — к гробницам имамов. Там он [и] похоронен.
Благородные и знать /70б/ послали Ага Мухаммад-хану четыре лошадиных (В тексте: *** «вьюк мула») вьюка голов тех злосчастных и сообщили ему про убийство Хан Ахмад-хана. Болезнь Хусрав-хана становилась все тяжелее, и надежды на жизнь не осталось. [Ага Мухаммад-хан] послал почетный халат валия Курдистана Лутф 'Али-хану.
Украшение розария изъяснения лопатой (sic!) пера при [описании] качеств Лутф 'Али-ха[на] б. Субхан-Вирди-хана.
Лутф 'Али-хан, утвердившись в 1204/1789-90 г. на троне власти и правления, отослал к Ага Мухаммад-хану в качестве заложника своего сына Хасан 'Али-хана и заложил устои правосудия и справедливости. Воистину, он [был] эмиром справедливым, [исполненным] величия и могущества, и правителем, говорившим [только] правду, от кого никто не слышал ни слова лжи и не получал лживых и противоречивых обещаний. Премудрый и совершенный, управлял он по справедливости и совершил достойные деяния. Каждого на его месте он признал и дело каждого разрешил в меру своих сил (Л.71а не заполнен текстом, л. 71б повторяет, за исключением нескольких слов и заглавия, л. 70б), /71б/ уважал ученых и просвещенных, знатными благородным оказывал милости и благодеяния.
/72а/ [Лутф 'Али-хан] был [наделен] совершенною мудростью, разумом и рассудительностью, не имел себе равных в красноречии, мужестве и отваге, смелости и неустрашимости, был весьма красноречив в разговоре и беседе. Он совершил много похвальных и одобряемых деяний, однако в щедротах, великодушии и в награждении проявлял сдержанность. Меньшую [часть] времени он проводил, смакуя [из] стаканов ароматные вина и наполняя пурпуром [чаши]. Глупцов и невежд он в свой меджлис не допускал, управлял и занимался делами жителей вилайета, ближних и дальних [районов].
Когда [Лутф 'Али-хан] утвердился на троне власти, он не стал отменять обычаи, законы и порядки Хусрав-хана и следовал тем же путем, пока в 1205/1790-91 г. Хусрав-хан не отбыл из мирского обиталища и не возвратился во дворец вечной [жизни]. Птица его души воспарила в райские сады. Его тело доставили из Тегерана на носилках, отвезли к гробницам имамов и там предали земле. [155]
В 1206/1791-92 88 г. Лутф 'Али-хан /72б/ был направлен во главе войска в Хузистан и по прибытии в те округа завладел всеми областями без битвы и сражения. Он собрал их подати и подарки, а здешних правителей со всеми их шейхами и предводителями послал к Ага Мухаммад-хану с подобающими дарами и бесчисленными [подношениями] деньгами и натурой. Наладив дела в тех пределах, [Лутф 'Али-хан] отбыл в Курдистан.
Правитель Бане Ахмад-султан, часть [племени] авроми и жителей Маривана начали бунтовать и своевольничать, направили послание к владетелю Бабана 'Абдаррахман-паше 89, с ним сговорились и стали посягать на границы [Курдистана]. Ахмад-султан вознес знамя вражды и ступил на путь несогласия, закрыл врата послушания и поднял голову упрямства. Себя он посчитал подобным Афрасиабу Турку и, не обращая внимания на Лутф 'Али-хана, забил в барабан мятежа и вознес выю вражды.
/73а/ О том, что произошло, прослышал Лутф 'Али-хан. Несмотря на то что стояла зима, войско разбойника-дея (Название десятого месяца иранского солнечного года, соответствует 22—23 декабря — 20—21 января) было сильным и могучим, а поверхность земли повсюду более чем на метр (В тексте: *** — мера длины, равная 104 см, разговор. «метр». Читаем по тегеранскому изданию: Лубб-и таварих, с. 79) покрывал снег наподобие железной брони (Букв. «преграды») — как будто вал Искандара воздвигли перед Гогом,— [Лутф 'Али-хан] не дал угаснуть той [своей] решимости сражаться и сердцем не охладел. С отрядом храбрецов и с группой эмиров он развернул полотнище знамени победы и взметнул до небес стяги, отмеченные триумфом, в направлении Бане.
Когда [Лутф 'Али-хан] прибыл в Кызылдже,— деревни [и] местечки Маривана годами и веками пустовали и оставались необитаемыми, правители Бабана [ими] завладели и [их] заселили,— [мятежники] еще до прибытия победоносных войск бежали и укрылись в Шахризуре. [Лутф 'Али-хан] приказал деревни (Букв. «их») сжечь и предал такому огню их дома и имущество, что языки пламени достигли Бабана.
По прибытии [Лутф 'Али-хана] в Бане Ахмад-султан от страха и ужаса укрылся среди билбасов, и [Лутф 'Али-хан] назначил правителем Бане Фатх 'Али-султана. /73б/ Благоустроив дела в Бане и наведя порядок в тех пределах [и] деревнях, он направился к 'Абдаррахман-паше. Тот же, не извиняясь и без [всякого] предлога, от деревень [Маривана] отказался, однако врата дружбы и единения закрыл, а путь вражде [оставил] открытым. И потому илям и хашамам Шахризура, [которые] каждый год летом [156] появлялись в Курдистане, [здесь] летовали и пасли [свои стада], было строго запрещено впредь хотя бы одному ступать на землю Курдистана.
Летом тайно прибыли двести [джафских] семей, которые с жителями Курдистана были знакомы и связаны давно, чтобы провести лето [в Курдистане]. Остальные [джафы], что зимовали в Шахризуре, своих овец поручили им, и они пригнали их с собой.
Большинство жителей Шахризура погибло от сильной жары, немногие полуживыми спаслись от свирепствовавшего зноя. Он (Кого имеет в виду автор, остается неясным) тоже, претерпев множество бедствий, погиб. О прибытии тех двухсот /74а/ семейств из племени джаф с многочисленными стадами и [отарами] овец прослышал Лутф 'Али-хан. Он поручил отцу автора [этих] строк — Мухаммад-беку, сыну Манучихр-бека наиба, все те семейства переселить и вместе со стадами, [отарами] овец и добром, какое у них было, доставить к окраинам [города] Сенендеджа. Лутф 'Али-хан пожаловал все семейства [своим] вельможам и сановникам — по двадцать семейств каждому. Двадцать пять семейств из того числа он препоручил и пожаловал отцу автора [этих] строк, которому это дело было доверено. И некоторые [из них] с того времени живы до сих пор.
Осенью того года Ага Мухаммад-хан назначил сардаром [для усмирения] Хузистана сына [Лутф 'Али-хана] Хасан 'Али-хана, что находился в Тегеране как заложник. Тот взял с Собой войско и ополчение Курдистана тоже, вознес знамя могущества и пошел на Хузистан. Он, подобно отцу, тоже навел в той стране порядок, /74б/ и ему самому, и его людям достались несметные богатства (Букв. «имущество») деньгами и натурой.
Упорядочив дела и выполнив поручение, он возвратился с податями за несколько лет и многочисленными достойными подарками, привез с собой их правителей, предводителей и шейхов, благородных и вельмож и доставил к шахскому порогу.
В 1209/1794-95 г. Лутф 'Али-хан отбыл из мирской обители и прошествовал во дворец души. Все богатства и имущество, каковыми он владел во множестве, [Лутф 'Али-хан] оставил, ничего с собой не унес из [этого] мира лицемерия, кроме четырех аршин холста.
Стихи
Опустела чаша Джамшида,
наполнился бокал Кавуса,
Настал конец могуществу Дария,
очевидным стало великолепие Искандара;
Если из мира ушел отец, после него победоносно
Вознес знамя справедливости сын с достоинством
Фаридуна;
Небо, печалясь за первого, облачилось в черные,
как смоль, одежды,
Вечерняя заря, радуясь за второго, налила в чашу
красного вина. [157]
Правление Хасан 'Али-хана б. Лутф 'Али-хана
/75а/ В те времена, когда его отец был принят под сень божественной милости, Хасан 'Али-хан находился на службе у Ага Мухаммад-хана. После того как известие о смерти Лутф 'Али-хана дошло до попечителей державы и они доложили [о том] шаху, тот немедленно вызвал Хасан 'Али-хана. Первым делом он выразил соболезнование по случаю [смерти] отца, затем поздравил с [назначением] на пост правителя вилайета. На другой день [ему пожаловали] почетный халат валия и на его имя издали грамоту, украсив грудь и плечи его просьбы халатом шахского [благоволения]. [Хасан 'Али-хану] было дозволено покинуть государя, он направился в вилайет Курдистана и прибыл в Сенендедж.
Поскольку Хасан 'Али-хан попал во дворец величия и власти после пребывания в тайнике незаметности и в углу потаенности и затворничества и прошествовал на трон владычества и во дворец управления из угла уединения, он узрел свой удел лишь в одном звании [правителя]. И хотя по [своей] храбрости он был близнецом Афрасиаба Турка, а по отваге — вторым Рустамом, скакал на коне, подобно молнии и ветру, при [своем] мужестве мог поразить [саму] смерть, однако совершенным разумом [Хасан 'Али-хан] наделен не был.
/75б/ Будучи человеком невзыскательным и благочестивым, очищенным [от мирской скверны] и набожным, религиозным и добросердечным, благороднорожденным и добронравным и [обладая] похвальными качествами, [Хасан 'Али-хан] никогда не допускал в разговоре пустословия, не порицал никого за множество предательств и нерадение. А потому эмиры и знать без разрешения и дозволения того властителя могли самовольно вмешиваться в дела [управления] вилайетом. [Хасан 'Али-хан] денно и нощно был занят поклонением богу. Он страстно любил езду верхом, прогулки, охоту и ловлю птиц. Распутывание важных дел он препоручил полновластной, деснице Мухаммад Рашид-бека, а сам занимался делами вилайета меньше [всего].
В 1211/1796-97 г. Хасан 'Али-хан с немногочисленным отрядом Курдистана отправился в поход на Грузию при стремени Ага Мухаммад-хана. Преодолев стоянки и переходы, они достигли [районов, которыми] начинался Азербайджан. Ко двору шаха прибыл с группой благородных и вельмож Субхан-Вирди-хан, желая [добиться] смещения Хасан 'Али-хана, /76а/ так что в Шушу они вступили все вместе при стремени Ага Мухаммад-хана.
Благодаря многочисленности [войска] и [сопутствующей ему] победе Ага Мухаммад-хан захватил Шушу, после атак, убийства и грабежа взял в плен их женщин, направился в город самолично [158] с несколькими ханами и военачальниками и остановился во дворце. Тогда доверенные слуги из охраны государевых покоев убили Ага Мухаммад-хана. Шахское войско распалось, каждый направился в свой вилайет.
Хасан 'Али-хан с отрядом, что при нем был, вставил ногу в стремя с намерением бежать и выехал из крепости. С башни и стен стреляли из ружей, [и] Хасан 'Али-хан был ранен в ногу (Букв. «в ногу попала пуля»). После нескольких схваток, раненый, он с трудом выбрался из крепости и отправился в путь. И на какой стоянке [Хасан 'Али-хан] ни появлялся, к кому ни обращался за хлебом и водой, ему отвечали ружейными выстрелами (Букв. «голосом ружей»).
Пока они были в пути, /76б/ всякий, у кого был какой-либо отряд и стрелки, устремлялся в поход и преграждал им дорогу, отвечая на их [вопросы] ружейными выстрелами. С тысячей слабостей и недомоганий, сильно [страдая] от голода, претерпев многие трудности и бесчисленные тяготы, они добрались до вилайета. Субхан-Вирди-хан и другие господа прибыли в Сенендедж за несколько дней до Хасан 'Али-хана. Когда приехал Хасан 'Али-хан, они предпочли бежать и обратились за помощью к 'Абдаррахман-паше. Тот, со своей стороны, направил им в помощь отряд со своим братом, и они подошли к Сенендеджу.
Хасан 'Али-хан выехал с группой вельмож и благородных и, миновав два-три перегона, подошел к Махидашту. Валий Багдада решил оказать Хасан 'Али-хану помощь и содействие и отозвал 'Абдаррахман-пашу. Те возвратились, не достигнув желаемого. Аманаллах-хан оттуда же выехал в Тегеран.
Хасан 'Али-хан возвратился в резиденцию правителя и прибыл в Сенендедж. [Вначале] он помирился с Субхан-Вирди-ханом и знатью, [а затем] повел с ними войну.
В месяце мухарраме /77а/ 1212/1797 г. на троне царствования воссел Фатх 'Али-шах. Поскольку он считал Аманаллах-хана достойным правления, видел присущую ему отвагу и похвальные качества, одобрял его ум и образованность, то назначил его правителем Исфандабада. В том [же] году отбыл из [этого] бренного мира во дворец вечности Мухаммад Рашид-бек. Памятью о нем остались четыре сына, самый старший из сыновей — Фатх 'Али-бек. Мухаммад Заман-бек был возрастом младше его, а удостоился [чести] породниться с Хасан 'Али-ханом. Поэтому Хасан 'Али любил его более [других], возвысил его до должности вакила и оставил на месте отца. Это Фатх 'Али-бека огорчило, он почувствовал себя оскорбленным и покинул вилайет. На свою сторону он привлек группу родственников, знати и вельмож и устремился к шахскому двору. [159]
Звания мустауфи шахского дивана в это время был удостоен Мирза Ахмад. Он им помог, и они изъяснили шаху [свою] жалобу. Они заявили государю, что Хасан 'Али-хана [следует] сместить, поскольку он увеличил мал-и диван /77б/ и допустил излишества [при сборе] подношений.
Поскольку в делах Хорасана в те времена был непорядок и Фатх 'Али-шах с кызылбашскими войсками направился в те пределы, все знатные [курдистанцы], хотя они страшились Хасан 'Али-хана и [находились в положении] безвыходном, отправились при шахском стремени в Хорасан. Они побывали в Мешхеде и навели там порядок, а [затем] все волей-неволей в [составе] шахской армии прибыли в Тегеран.
Аманаллах-хан в то время находился в Азербайджане. Фатх 'Али-шах изволил призвать его к себе и, когда он приехал, сместил Хасан 'Али-хана. Поскольку из Бани Ардаланов, кроме Аманаллах-хана, не было никого достойного и подходящего для дел правления, [Фатх 'Али-шах] одарил Аманаллах-хана почетным халатом правителя, а Хасан 'Али-хана заточил в фарраш-хане (Помещение для воинов из охраны государевых покоев). Мухаммад Рахим-бека с Назар 'Али-беком тоже схватили и посадили бок о бок с Хасан 'Али, грудь и плечи Фатх 'Али-бека украсили почетным халатом /78а/ вакила.
Описание событий времени [правления]
великого валия Аманаллах-хана,
сына Хусрав-хана, и что произошло в то
время (Последняя фраза явно
добавлена, чтобы заполнить оставленное
свободным место для заголовка)
В 1214/1799-800 г. Аманаллах-хан, сын Хусрав-хана, получил почетный халат правителя, украсивший грудь и плечи его обстоятельств. Лучи его благосклонности озарили положение великих и малых в Курдистане. [Был Аманаллах-хан] эмиром мудрым и щедрым, повелителем сведущим и образованным, украшенным познаниями, совершенством и талантами и наделенным [лишь] подобиями несовершенств (?); ханом, лишенным недостатков, пороков и недостойных деяний. В красноречии он не имел [себе] равных, в риторике— [себе] подобных. По прозорливости он [был] Платоном [своего] времени, разумом и познаниями — единственным [своей] эпохи. Днем и ночью он занимался делами власти и был в высшей степени проницателен и остроумен. Он неизменно занимался своим делом, ни единой своей минуты не тратил впустую.
Великодушием, щедростью и благородством он превзошел Хатама, мужеством, храбростью и неустрашимостью — Рустама. Однако [Аманаллах-хан] сквернословил, /78б/ много бранился и без [160] всякой причины унижал грубыми словами великих и малых. Сердца были исполнены [трепета] пред его суровостью и непреклонностью, величием и силой; он внушал великое почтение. Без всякой вины он карал и наказывал близких, без повода и причины позволял [себе] унижать приближенных. За пустяковую провинность он карал вельмож и знатных и [каждый раз] измышлял [что-то] новое. Он менее [всего] прощал ошибки, любил покупать имения, и тот, кто его предавал, от его руки не спасался. Но врагу и другу он давал вдоволь пропитание и средства к существованию, оставшихся в живых врагов голодом не морил. Добрых и благих деяний он совершал много, любил просвещенных и не оставил незаконченным [ни одного] дела.
Когда он добился полной независимости правления, в 1216/ 1801-02 г. Хасан 'Али-хан /79а/ бежал из Тегерана и [укрылся] среди племени билбасов. [Вскоре он] с целым отрядом подошел к Сенендеджу [и остановился] в шести фарсахах [от города].
Аманаллах выступил для устранения его смуты. Хасан 'Али-хан не нашел в себе сил оказать [ему] сопротивление, выпустил из рук поводья и направился к билбасам. За короткое время к нему присоединились несколько человек из жителей Курдистана, они возродили в нем надежду [на власть]. Он подготовился и направился в Курдистан во второй раз.
Когда[Хасан 'Али-хан] подошел к Маривану, его нагнал Аманаллах-хан с небольшим отрядом. Противники встретились на берегу Мариванского озера. От ударов мечей и копий, от выстрелов смертоносных ружей до небес донеслись вопли и стенания [сражающихся]. От пыли, [поднятой] копытами коней, земная поверхность погрузилась во мрак, и глаза звезд ослепли от молний, [высекаемых] мечами конников.
После боя и сражения [Аманаллах-хан] одних низверг во прах смерти, других отправил в страну небытия. Некоторые настолько погрузились /79б/ в смертоносную пучину, что до берега спасения от них не дошло ни крупинки (Букв. «ни кусочка от их крупинок»). Многие юноши [пали] бездыханными. Хасан 'Али-хан тоже был ранен. Его захватили [в плен] и дот ставили к хану. Через некоторое время его отправили ко двору государя, и в Тегеране он препоручил [свою] душу творцу. Говорят, его умертвили и поселили в последнем обиталище [насильственно] 90.
По прибытии в [свою] столицу Аманаллах-хан начал восстанавливать старинные дворцы и перестроил их лучше прежнего. Те, что были построены давно, он перестроил заново и занялся возведением новых дворцов.
Сыновья Мухаммад Рашид-бека обратились [к нему] с просьбой предоставить полностью на их усмотрение разрешение важных [161] вопросов и посредничество в делах знати и простонародья. Когда прошло некоторое время с начала его правления, они нашли единомышленников, задумали его сместить, собрались /80а/ и отправились с жалобой ко двору государя. Кроме немногочисленной группы уважаемых людей, к ним присоединился весь Курдистан, [примкнул] Мирза 'Абдалкарим и другие. [У них] ничего не вышло. После того валий устремил помыслы на расправу с ними и прибыл к его величеству государю первым. Мухаммад Рахим-бека и Назар 'Али-бека отпустили, и [Аманаллах-хан] взял их с собой. По приезде в вилайет он сыновей Мухаммад Рашид-бека схватил и казнил в назидание [другим], а Мухаммад Рахим-бека назначил вакилем.
В делах власти и правления [Аманаллах-хан] добился независимости и посвятил [свой] досуг земледелию и [изысканию] прибылей и доходов. Воистину, по всем качествам он был единственным на [все] миры, а величайшей мудростью и познаниями [возвышался над] миром, [как] купол. Четыре-пять часов в сутки он любил отдохнуть и поспать, остальное [время] беспрерывно занимался делами вилайета, мерами для соблюдения [законности], ассигновками (В тексте: хаваледжат. См. примеч. 84) и налогами (В тексте: мал-и диван), доходами и расходами, поступлениями от имений /80б/ и затратами на свои [нужды]. Свободного времени у него не было.
В 1219/1804-05 г. 'Абдаррахман-паша Бабан был смещен с правления и прибег к покровительству двора Фатх 'Али-шаха. По приказанию шаха он некоторое время находился в Сонкоре, пока Аманаллах-хан не был назначен сардаром. Согласно указанию государя он взял 'Абдаррахман-пашу с собой, чтобы поставить его в Бабане на правление.
С той (Имеется в виду османская Турция) стороны правитель Багдада 'Али-паша [назначил] во главе войска Сулайман-пашу кахйа, и тот прибыл на помощь бабанцам с многочисленным сборищем из 'аширатов и арабов, грузин и румийцев, местных, чужеземцев и глав племен, с несколькими уважаемыми сановниками — [всего] более тридцати тысяч человек. Все вместе они превзошли [противника численностью].
Местом сражения избрали Мариванскую долину. [С] прибытием валия и 'Абдаррахман-паши с войском к озеру Мариван кахйа, армии Рума и войска Бабана пришли в растерянность и смятение. Обе [армии] построили друг против друга свои ряды /81а/ и сразились. Вскипели те две великие реки войск, заклокотали два черных моря армий. Образовали центр и фланги, там и здесь призвали помолиться Восхваляемому. [162]
Когда ряды были построены, рука [ухватилась] за копье и зажала рукоять кинжала. Забили в литавры, призывая к сражению, подняли знамя божественного речения: «...помощь божия, близкая победа...» (Коран, LXI, 13). От блеска мечей и копий, искр от смертоносных ружейных выстрелов, от сверкающих кинжалов наступил день, «в который небо произведет ясно видимый дым» (Там же, XLIV, 9) От грохота дубин и тяжелых палиц, от воплей и криков конников, от рева литавр, от рыкания прославленных молодцов показался день Страшного суда и как будто началось землетрясение. Явилось диковинное: от столкновения противников ушли в области небытия, [спешились] с коня существования мужи, повергавшие льва; от натиска с обеих сторон могучие витязи, [что могли] сразиться с Афрасиабом, утонули в море смерти, пока /81б/ ветерок победы не подул на шелк победоносных знамен Аманаллах-хана.
Войска Рума и ополчения той страны были полностью разбиты. Одни попали в плен, многие [были] убиты. В числе пленников был предводитель [румского] войска Кахйа-паша и несколько уважаемых людей. [Аманаллах-хан] тотчас направил их ко двору Фатх 'Али-[шаха], 'Абдаррахман-пашу поставил [управлять] Бабаном, а [сам] выехал оттуда в Курдистан и озарил светом [своей] милости крыши и двери вилайета.
Кахйа-пашу по его прибытии пред государевы очи [шах] изволил возвысить и вознести подобающими милостями, а [затем] отпустил и отправил в Багдад. Немного времени спустя [Кахйа-паша] был назначен на должность везира Багдада или валием обители мира.
В 1222/1807-08 г. Хан Ахмад-хан, сын Риза-Кули-хана, Мухаммад-Кули-хан, Мухаммад Рахим-бек вакил и Назар 'Али-бек ' сговорились еще с несколькими вельможами и знатными /82а/ и [решили] придумать способ и неожиданно убить валия. Валию стало известно про этот замысел (Букв. «о случившемся»). Первым он наказал Хан Ахмад-хана. Его обидели пощечинами, оплеухами и насмешками — [так] он [его] изволил наказать и проучить. Раны, [нанесенные] языком, больнее, чем от ножен [кинжала].
[Стихи]
Как ранят человека словом (Букв. «языком»)
Не ранить и смертоносным мечом.
Остальных его товарищей он схватил, чтобы покарать за проступки, отправил, стало быть, в области небытия. [163]
[Стихи]
Мир. Начало ему — небытие и
конец его — бренность,
Бесполезно человеку надеяться в нем
на верность и постоянство.
В 1224/1809-10 г. везир Багдада был казнен османскими властями, голову его отвезли ко двору кесарей. [Пользуясь] волнением в Турции и смутами [среди] бабанцев и курманджей, валий разграбил и разорил Шахризур. 'Абдаррахман-паша по этой причине взбунтовался, распахнул [в отношениях] с валием и населением Ирана врата вражды и несогласия и закрыл путь согласию и единению. /82б/ Он стал налаживать добрые и прочные [отношения] с турками и ежегодные подношения иран[скому шаху больше] не делал.
Царевич Мухаммад 'Али-хан 91 с отрядами Керманшаха и Аманаллах-хан валий с войсками Курдистана пошли на 'Абдаррахман-пашу. По прибытии их в те области 'Абдаррахман-паша предпочел бежать, и правителем там утвердился Халид-паша 92. Некоторое время спустя 'Абдаррахман-паша обратил Халид-пашу в бегство и прогнал, а с царевичем Мухаммад 'Али-мирзой завязал [отношения] единодушия, искренней дружбы и расположения и преградил путь вражде.
Правитель Багдада 'Абдаллах-паша с многочисленным войском и большой армией пошел на 'Абдаррахман-пашу. Тот тоже поспешил на битву и сражение, [но] после нескольких столкновений был разбит, покинул Бабан, обратив чело надежды ко двору Мухаммад 'Али-мирзы.
Снова царевич с войсками Керманшахана и валий /83а/ с ополчением Курдистана поддержали 'Абдаррахман-пашу и начали набеги, нападения и грабежи. От Зохаба до [предместий] в шести фарсахах от Багдада [все] предали они огню разбоя и разорения и разожгли пламя бедствия [и] грабежа. X алид-пашу они прогнали, а 'Абдаррахман-пашу снова поставили правителем курманджей.
Царевич и валий пожаловали в столицу. В 1230/1814-15 г. Сайид Мурад Шайх ал-ислам с сыном, Мухаммад Заман-бек ишик-агаси с сыновьями и несколько вельмож и знатных бежали от валия. Мухаммад-Кули-хан был тоже с ними заодно (Букв. «их товарищем») и обратился за покровительством ко двору шаха. Государя он огорчил, сам пал духом и ничего не добился. Мухаммад-Кули-хан направился в Шираз и через некоторое время был там принят под сень господней милости. Одних [Аманаллах-хан] ослепил и привез в Курдистан, других же отправил в потусторонний мир — кроме Мирза Исма'ила, сына Мирза Йусуфа, [которого] /83б/ обласкал. [164]
В 1234/1818-19 г. его (Аманаллах-хана) сын Мухаммад Хасан-хан отрекся от отца 93, сначала уехал в Керманшахан, оттуда направился в гярмсирные [области] и до весны жил среди [одного] курдистанского племени. Валий выступил с намерением (Букв. «по причине») племя привести, а его прогнать. [Аманаллах-хан] прибыл в Ханекин, Мухаммад Хасан-хана оставил, а племя взял с собою и доставил в Шадиабад. Тогда Мухаммад Хасан-хан и сборище, что при нем было, принялись своевольничать и выстроили [свои] ряды перед армией валия. Валий со своими отрядами тоже пошел на [Мухаммад Хасан-хана].
Дело кончилось битвой и сражением. С обеих сторон начались боевые действия. В той битве, исполненной страсти и злобы, погибли славные юноши и благородные витязи, в обитель небытия попало много отважных мужей и храбрецов поля брани. Много героев умерло на той широкой равнине от ударов меча, раненных стрелой и копьем, сраженных смертоносным ружьем 94. Мухаммад Хасан-хан тоже в той /84а/ схватке был смертельно ранен и захвачен в плен. Воинство его предпочло бежать и остановилось в Керманшахане. Мухаммад Садик-хан 95 был тоже ранен, [но] исцелился, а Мухаммад Хасан вручил душу ангелу смерти, ответствовал на призыв господа: «Я готов!».
В 1235/1819-20 г. падишах, равный величием Джамшиду, и шаханшах — прибежище мира Фатх 'Али-шах обручил свою непорочнейшую законную дочь — Высокую Колыбель и Великое Покрывало, вскормленную под сенью солнца и хранимую господом, непросверленную жемчужину из шкатулки шахского семейства,— с сыном Аманаллах-хана Хусрав-ханом, блистающим светилом небес могущества и славы, молодым побегом из сада величия и счастья, звездой созвездия наместничества, перлом шкатулки управления, счастливоликим проницательным повелителем, Хусравом с могуществом Джамшида и знаменем Фаридуна, озаряющим мир солнцем миродержавия, эмиром, [чью] свиту [составляют] звезды миропокорения, светильником ночи благородства и счастья, солнцем небес отваги и миродержавия. Стал[и] готовиться к /84б/ празднику и свадьбе, пиршеству и увеселению. Сделали подобающие приготовления 96, [заготовили] все необходимое (Букв. «принадлежности») [для празднества, собрали] много актеров, [задумали] игрища, разноцветцые фейерверки и другие красоты и развлечения. [Для невесты приготовили паланкин] наподобие трона, с арками из золота и серебра, украшенный с четырех сторон драгоценными камнями, лесенка из серебряного слитка. Все снаряжение для мулов, [которые везли] паланкин (Букв. «трон»), [было] из [165] золота и серебра, а барабан [обтянут] золотой парчой. [Словом], такие были (Букв. «увидели») приготовления и такую устроили свадьбу, что перо не в силах ее описать, а язык не в состоянии о ней рассказать — короче говоря, союз двух счастливцев и соединение двух светил. Соединились две редкостные жемчужины из ларца красоты, две высокие звезды из созвездия привлекательности.
Словом, в 1236/1820-21 г. 97 был убит (В тексте: ***. Читаем по тегеранскому изданию хроники: Лубб-и таварих, с. 92) 'Абдаллах-паша валий. Правителем обители мира [Багдада] стал Давуд-паша и получил поддержку Мухаммад 'Али-мирзы. 'Абдаррахман-паша переселился в потусторонний мир, [и] Мухаммад 'Али-мирза назначил Махмуд-пашу 98, /85а/ его сына, правителем Бабана. Махмудпа[ша] помирился с везиром Багдада Давуд-пашой, и тот послал ему на помощь кахйю с большим отрядом. Выступили — Мухаммад 'Али-мирза от Авромана и валий из-под Маривана, чтобы истребить и искоренить турок и бабанцев.
При встрече [противники], стреляя из громоподобных пушек, раскрасили поле брани кровью храбрецов. Кахйа и турецкие войска предпочли отступить. Махмуд-паша бежал в другом направлении. [Правителем Бабана] соответственно [был] назначен 'Абдаллах-паша. Кахйа приехал в Керкук, [но] затем возвратился [в Иран] и, опасаясь везира Багдада, обратился за покровительством к Мухаммад 'Али-мирзе. [Мухаммад 'Али-мирза] выступил оттуда с намерением покорить Багдад, подошел [к городу и остановился] в шести фарсахах. Поскольку смерть ухватилась за подол его жизни и солнце его существования закатилось, [Мухаммад 'Али-мирза] там заболел, повернул назад и в дороге умер. В 1236/1820-21 г. его сын Мухаммад Хусайн-мирза 99 заступил в Керманшахане /85б/ его место.
Некоторое время спустя Махмуд-паша обратил 'Абдаллах-пашу в бегство и сам стал правителем в Бабане. Или и хашамы Шахризура каждый год летом появляются в вилайете Курдистана под предлогом, [что здесь их] летние кочевья, причиняют народу вред и приносят убытки. Сам он стал правителем в Бабане (Фраза дана повторно).
Жители деревень Маривана и той области [своими жалобами] разожгли огонь гнева валия, пламя его негодования и ярости возгорелось и озарило все области. Он внезапно осадил их с четырех сторон. Атаковали все сразу. Через час конные и пешие оказались в центре хашамов, набросились на них и с ними сразились. Грабя и разоряя, убивая, захватывая в плен и причиняя страдания, они подвергли их величайшему посрамлению. Все было разорено и [166] разграблено, многие убиты. Остальных простили, пощадили жизнь, дали им (В тексте: «ему») возможность бежать, и они поспешили [скрыться].
/86а/ До сулейманийской границы [все] было разграблено и опустошено. Там, в лагере [валия], началась холера, и он был вынужден повернуть назад.
[Даже] краткое описание событий времени Аманаллах-хана [занимает] много места, изъяснение их безгранично и бесконечно. Если рассказывать о них подробно, нужно написать большую обстоятельную книгу. На этих страницах всюду выдержано единообразие. [Коня нашего] пера [мы] погнали вскачь на поле брани краткости и положили в основу этой книжицы (Букв. «записной книги») лаконичность [повествования]. Если о некоторых из его высоких начинаний и зашла речь, то это явно не будет неуместным, поскольку к возведению дворцов и садов он питал безграничную страсть и заложил основы многим [начинаниям].
[Аманаллах-хан] был постоянно занят и не давал себе отдыха. Он полностью восстановил и перестроил дворец и крепость Сулайман-хана, прибавил к ним несколько комнат наверху и внизу и закончил [строительство]. Кроме того, он построил [дворец] Дилгуша (Букв. «услаждающий сердце»), подобного которому никто в мире не видел, закончил /86б/ [строительство] женской половины [дворца] — ни один обладатель слуха не слышал [ни о чем] похожем: залы, отделанные зеркалами с двух сторон, безупречного [убранства] комнаты, [выходящие] на восток, юг и север, трех-, четырех-и пятистворчатые витражи; множество летних помещений и бассейн, кабинет (Букв. «помещение для калама») и столовая (Букв. «надорванный живот», т. е. помещение, где наедались до отвала), комнаты на верхнем этаже и зал для княжеских приемов (В тексте: «место, где сидел государь» — в виде возвышения или помоста), [обширные] коридоры (В тексте: *** Исма'ил Ардалан читает это слово как ***, что означает «помещения в виде обширных, крытых крышей коридоров, соединявшие несколько комнат». См. Лубб-и таварих, с. 93, примеч. 3), садики и ручейки, подобных которым в мире не увидеть и не найти.
[Аманаллах-хан] построил мосты и мечети, медресе и базары, площадь и царский двор, крытую галерею и пятничную мечеть, отделал дворец изнутри, снаружи и от фундамента большей частью [изразцовыми плитками] карши и граненым кирпичом — все расписано, разрисовано и украшено золотом. Кроме того, он закончил строительство [дворцов в садах] Фирдаусийе и [167] Хусравийе 100, которые закладывались дважды и построены в три приема, с несколькими нижними и верхними комнатами. Живопись и картины в них вызывали зависть Лвранга и Мани 101.
Кроме других садов и дворцов он закончил [строительство] Чар-бага и [еще] одного дворца, описать которые /87а/ невозможно. Чинары и кипарисы там — как прекрасный стан красавиц; базилики и гиацинты — как кудри возлюбленных; нарциссы и жасмин напоминают глаза прелестниц; [печальная, как] Маджнун, ива — косу благоухающих амброй волос; красная роза — лик милой; яблоки своими [округлыми] формами подобны мускусному локону; фиалки на берегу ручейков [напоминают] очертания сладостных губ; персики [нежны], как [кожа] под подбородком; цвет вишен — как лал уст возлюбленной; гранаты — как грудь луноликой; зрелая айва — как благоухающий амброй первый пушок на лице юноши; чистая вода — как завиток луноликих чаровниц; рыба в здешних прудах — как [нежная] ручка подобных гуриям возлюбленных; абрикосы — как ланиты влюбленных; окраска тюльпана — как переливы угасающей мелодии; зелень на берегу ручейков там подобна первому пушку, пробивающемуся [на лице] юноши из Китая и Хата; бутоны роз там — как стыдливая невеста, смущающаяся и покрасневшая; виноград на [растущих] там лозах — как /87б/ чистая искренняя слеза; просторы необъятны, как сердце справедливого мужа. [Дерево] назун там напоминает чалму благороднорожденного сеида, потомка имама Мусы (Седьмого шиитского имама), цветы груши — тюрбан шиитского муджтахида из рода халифа 'Али. Ива там в отличие от других деревьев, подобно Маджнуну, отвернулась к горам и пустыне; [придорожная трава] джидда осталась на своем месте, как Лайла. Свисающие [ветви] сосен там напоминают локоны невесты; плетень из терновника, окружающий [сад] с четырех сторон, похож на зонтик павлин[ьего] хвоста. Стройный миндаль пленяет, [как] глаза любимых; фисташки источают сладость, как улыбка сахарных уст. Орехи там как уста красавиц; цветы фруктовых деревьев, похожие на хранимые в тайне жемчужины, сыплются жемчугом на землю. Ветви деревьев там свисают, как распущенные волосы гурий, ниспадающие с гребня; водоемы и ручейки, подобно чашам, всегда наполнены через край,— их описание потребовало бы более пространного [рассказа] 102.
Стихи
/88а/ Зачем
изображать дворец и рисовать палаты,
Возносить до небес жилища,—
Ты знаешь? Чтобы, [следуя] своему желанию, однажды
там
Можно было порадоваться другу! [168]
А иначе зачем умным людям возводить
Дома на (Букв. «в») земле,
которые придется оставить?
Итак, ушел он и все оставил,
Кроме савана, с собой не взял ничего.
В 1240/1824-25 г. (В тексте: 123 г. Читаем по тегеранскому изданию хроники: Лубб-и таварих, С. 94) его настиг гонец смерти, и [Аманаллах-хан] заболел. Множество недугов поразили того разумного и одолели. Положил он голову на ложе немощности, и изо дня в день его недомогание все возрастало и возрастало. Его румяное лицо [стало цвета] соломы, а дела расстроились. Рука лекаря отпустила подол его исцеления, пока, следуя приказу истинного исцелителя, птица его души не вылетела из клетки тела и не воспарила вместе с ангелами. Повеление бога он исполнил. Его сын Хусрав-хан утвердился в завещанном ему вилайете.
Светило счастья того закатилось, а звезда вознесения этого стала восходить, пока об [этих] событиях не стало известно при высоком шахском дворе и у благородного порога государя. [Хусрав-хану направили] почетный халат /88б/ валия, и на его имя была издана грамота на правление.
Рассказ о его высочестве гордости валиев Хусрав-хане б. Аманаллах-хане
Поскольку грамота на правление была составлена и издана на славное имя Хусрав-хана — светила небес счастья и солнца небосвода полновластия, жемчужины моря отваги и превосходства, звезды из созвездия славы и владычества, розы из сада величия и великолепия, луны небес почета и удачи, драгоценного камня из раковины благородства, рубина из ларца именитости, воплощения господнего промысла и бесконечного благоденствия,— ему посчастливилось вместо отца [занять] престол вилайета 103.
[Хусрав-хан] вступил на правление и какое-то время вершил дела власти как положено (Букв. «правильно»). Обязанности везира он препоручил Мирза Фараджаллаху 104, сыну Мирза Ахмада, а его брата Мирза Хидайаталлаха поименовал Амин ал-Айале (Попечитель Державы) и изволил назначить попечителем (амином), предоставил их достойной деснице увязывание и распутывание важных вопросов и передал /89а/ в их руки разбор и рассмотрение дел знати и простонародья. [Хусрав-хан] назначил на должности еще несколько человек, но, хотя он был весьма щедр и великодушен, автора этих строк он оставил [169] влачить самое жалкое существование и голодать. И беспредельной милостью ... сделал (В тексте лакуна).
В 1243/1827-28 г. в Курдистане начался голод, да такой, что люди вспомнили «год Йусуфа». Благородные и чернь совершенно пали духом и все отчаялись в жизни. Огонь дороговизны и недоброжелательности возгорелся и воспылал так, что сердца великих и малых сгорели в очаге груди, жаждая хлеба, а души от сильного голода лишились сил. Люди готовы были есть мертвечину, но и ее не было.
Сердце в очаге груди от сильного голода [стало] кебабом, душа пришла в смятение, утратив силы и не получая пропитания. От страшной слабости и голода у детей глаза были полны слез. Все направились в горы и стали грызть кору деревьев. /89б/ Одни настроились умирать, другие ответили смерти [тем, что стали] есть траву. Потух очаг, [где варили] мясо, погас огонь, [у которого собиралась] семья. От хлеба осталось одно название, от пшеницы — лишь [воспоминание], как она выглядела.
Началось волнение, как в день Страшного суда, поднялась величайшая смута. Люди совсем отчаялись в своей жизни — вот-вот все разбредутся. До того дошло, что хлеб стал равноценен воде жизни, а зернышко пшеницы — драгоценнее души. Благородный и простолюдин (В тексте: «низкий») отдавали за хлеб душу, старец и юноша приготовились умереть от голода.
Валий раскрыл двери амбаров и распахнул врата щедрот и благодеяний, каждому сообразно [занимаемому] положению дал пшеницы, разделил [хлеб] между благородными и простонародьем по числу членов семьи. Он как будто создал мир заново [и] возродил весь Курдистан, всем дал средства существования и спас население вилайета от смерти. В мире раздался глас: «... спасли их от жестокой казни» (Коран, XI, 61), счастливое утро /90а/ показалось после вечера скорби, из-за белого облака смерти воссиял свет благополучия.
Хотя с тем победоносным в это время случалось многое, он ходил походами и вершил добро, обо всем подробно рассказывать долго, однако поход на Бабан [автор этих строк] кратко поясняет. Пояснение этих словес таково. Махмуд-паша был владетелем Бабана, а его брат Сулайман-паша с ним враждовал. Он собрал отряд и Махмуд-пашу прогнал.
Махмуд-паша прибег к покровительству шахского двора, попросил у валия помощи и поддержки и от царевичей — содействия и вспомоществования, Словом, по приказу государя валий удостоился звания сардара [для завоевания] тех областей Рума. [170]
Вверив себя господней милости, [Хусрав-хан] выступил из Сенендеджа со всей армией и войском, чтобы вернуть Бабан и [восстановить] в той земле справедливость.
[Хусрав-хан] развернул стяги знамен для покорения вилайета, вознес знамя победы и торжества для захвата крепостей турецкой державы [ и направился] после подобающих приготовлений и с неисчислимыми войсками, с царским шатром, диван-хане и обозами основными и подсобными, /90б/ с литавристами, [выступавшими] перед войском [и] занятыми игрой [на литаврах], с пушками и замбураками впереди, [из которых] стреляли. Рев металлических литавр, грохот, [поднятый] победоносной армией и войсками, исполненными гнева и жажды мщения, вызвали на земле смуту и беспокойство, а в небе смятение и шум. Удивленные небеса [воззрились] на него тысячей глаз, уста (Букв. «язык») друга и врага произносили: «Превосходно!»
Сам [Хусрав-хан], подобный Рустаму и Исфандийару, воссел на коня величаво, как Хусрав [Ануширван] и Джам, с войском курдов и персов и — стоянка за стоянкой — разбил победоносные, сопутствуемые торжеством, шатры в Шахризуре, возвестив миру о [своей] храбрости и отваге.
[Стихи]
Никто не имел такого
обычая, порядка и величия,
Ни один из падишахов не был так
отважен.
Сулайман-паша, видя, что он не в силах оказать сопротивление, /91а/ покорился и предпочел бежать. Его высочество валий посадил Махмуд-пашу на его место и по наведении порядка в той области всколыхнул победоносное знамя для завоевания некоторых городов Рума и выпустил феникса устремления для захвата крепостей той страны. Тут же напали армии холеры, и в лагере [валия] начались тяжелые заболевания. За сутки умирало триста-четыреста человек [и] более, не уберегали души от гонца смерти. Валий был вынужден оставить Махмуд-пашу, отказаться от покорения других областей и возвратиться в Курдистан. В пути несколько приближенных его превосходительства и бесстрашных храбрецов упали с коня существования, [направились] в области небытия. [Через каждые] десять шагов в долину небытия отправлялось по двадцать человек, и вот однажды заболел валий. По этой причине он прибыл в Сенендедж, /91б/ остановился в [своей] резиденции и лучами прибытия озарил вилайет.
Некоторое время спустя благодаря величайшей мудрости [и] милости вечного бога [он] исцелился в лечебнице милосердия Единственного, [и недомогание] сменилось выздоровлением. [И], без сомнения, избежать такого рода опасности [удалось лишь [171] благодаря] милости справедливого бога и счастливой судьбе того повелителя, [иная] причина неведома. В окрестностях и предместьях, в Шахризуре и [других] городах погибло, заболев холерой, небольшое число [людей], но вскоре стрела молитвы обладателей душ попала в цель.
В том же, т. е. 1246/1830-31, году [Хусрав-хан] снова назначил своего брата Мухаммад Садик-хана — прежде он был правителем Джаванруда, и [Хусрав-хан] его из подозрения сместил — правителем тех мест и изволил [туда] направить.
В самом конце года повсеместно начались заболевания чумой. [Чума] покорила весь мир и, где бы ни появлялась, отсылала в мир небытия половину [жителей и] более. И произошло также соединение двух зловещих светил. И хотя в Курдистане [положение] было лучше, чем во многих местах, однако в тот день, когда начались заболевания /92а/ чумой, каждый о своих делах сказал: «Мы во власти бога и к нему мы возвратимся!» (Коран, II, 151) — [и] стал готовиться к отбытию [в мир иной].
Ангел-провозвестник издал фетву: «Не пространна ли была земля божия, чтобы найти вам убежище на ней?» (Там же, IV, 99). Хотя согласно [слову божию]: «Бегство не принесет вам пользы; вы убежали от смерти [или от убиения, но вот недолго пробудете в наслаждениях]» (Там же, XXXIII, 16), искать спасения от десницы смерти и убегать из дворца [утверждения]: «Каждая душа вкусит смерть» (Там же, III, 182) — противоречит повелению бога и [господнего]посланника, [однако] в соответствии с [изречением]: «Не подвергайте сами себя погибели» (Там же, II, 191) — собственноручно ввергать себя в ловушку гибели и по своей воле губить душу противно закону и обычаю.
Исполненные истинного смысла [слова]: «Они только хотели бежать» (Там же, XXXIII, 13) — да способствуют спасению, и [изречение]: «Избавили его от печали. Так избавляем мы верующих» (Там же, II, 88) — да послужит избавлением от несчастий! Они рассеялись «подобно разогнанной саранче» (Там же, LIV, 7), начертали на двери и стенах: «Нет в доме ничего, кроме холеры!», воззвали к миру [словами]: «В день, в который не помогут ни богатство, ни сыновья» (Там же, XXVI, 88) — и на [весь] мир возгласили: «В тот день, когда человек побежит от своего [172] брата, своей матери и своего отца, своей супруги и своих сыновей» (Там же, LXXX, 34—36).
/92б/ Начались раздоры, каждый направился куда-нибудь, закрыв пред собой врата к спасению. Сбылись [слова]: «Воистину, что было — [все] от врагов». Дворец и хоромы валия, дома жителей опустели. Каждая группа людей направилась в какую-нибудь область, каждая семья поселилась где-нибудь в отдалении, каждый ушел куда-нибудь в ущелье или остановился в горах. Смолкли беседы, все больше [людей] заболевало чумой. Дороги были закрыты, и не стало никому ни покоя, ни отдыха. Лик солнца от бед тяжкого испытания помрачнел, ясный день стал чернее беспросветной ночи.
В то самое время, когда соединились два зловещих светила, с самого восхода до заката солнце было как во время затмения или как луна в темную ночь. За полчаса до заката солнце выходило, в мире появлялся свет, который снова сменялся мраком.
[Стихи]
Гонец рока /93а/
известил людей о смерти,
Непоколебимо нацелились в душу
стрелы смерти,
Пьяный виночерпий, тасующий превратности судьбы,
Налил бренного вина в чашу смерти.
Валий оставил трон [правителя] вилайета, взял с собой слуг и домочадцев, спустился по горе Арбидар 105 к источнику Шифапурту. Остальные направились кто куда, [произнося слова] обета и покаяния до боли в языке. [Отважные] мужи и женщины — каждый где-то остановился и положился сердцем на неотвратимое решение небес, пока лето не кончилось. «Если он избавит нас от этого, то мы будем благодарны» (Коран, VI, 63),— твердили уста, [и] от истоков (Букв. «из места, откуда дует ветер») господней [милости] подул ветерок милосердия. [После] мрака горестной ночи занялось утро, из-за белого облака скорби показался свет спасения. До слуха мирян донесся глас: «... спасли его и его семейство от великой печали» (Коран, XXI, 76), все обрели спасение и поспешили в свои жилища и области. С начала [эпидемии] до [ее] конца прошло пять месяцев — /93б/ да охранит нас господь от нее!
Зима в том минувшем году была такая, что снега выпало мало. [Снег] не шел и одного дня. Выпали обильные дожди, и лед не [173] застывал. Погода стояла весьма умеренная, так что никто не нуждался в обогреве. [Когда] солнце приблизилось к [созвездию] Водолея (Этот знак Зодиака соответствует январю — февралю.), зазеленели [и покрылись] листвой деревья, а подошло к [созвездию] Рыбы (Знак Рыбы соответствует февралю — марту) — зацвели во множестве фруктовые деревья и цветы. На следующий год в отличие от минувшего снега зимой выпало столько, что четыре месяца дороги были закрыты, а цена небольшого куска угля дошла до одного тумана. [Но], как бы я ни описывал мороз в ту зиму и обилие снега, все будет мало.
Тем временем протянул десницу отваги из кармана мужества, /94а/ стал устраивать набеги на Махидашт, Шахризур и Арабистан и положил начало грабежу глава племени джафов Бахрамбек. Бешеного льва он считал лисой, могучего слона — мошкой и сокрушал пятерней храбрости. От страха перед ним прятался лев, от ужаса, [им внушенного], едва не умер от страха дракон. Себя он считал вторым Рустамом, а мир не ставил ни во что. Он не скрывал [своих] мятежных замыслов (Букв. «убрал с лика дел [всякие] покровы»), перед собой не видел никого. Перестал он понимать свое положение, полагал, что все шипы в пустыне и в горах остры благодаря деснице его могущества, а меч Бахмана и Исфандийара разит благодаря его могучему удару; будто Сам-и Нариман [годится] ему [лишь] в ничтожнейшие ученики, а Афрасиаб Турк — в слуги его воспитанникам. Воинственного Карана, [сына Кавы], он не замечал, Тахамтана-героя за человека не считал.
[Бахрам-бек] вознес выю своеволия и в делах сравнялся с валием, распахнул врата вражды, а путь повиновению преградил, занимался набегами и разорял окрестности. Сборщика податей он отправлял, [представив] лишь небольшую часть налогов и подношений, пока не отказался давать [и эту] малость из диванских податей. Свои или /94б/ и таифе зимой он [уводил] в теплые [области] Арабистана на зимние становища, летом приводил в пограничные [районы] на летние кочевья. Он разорял арабов [как] мог, а один на один (Букв. «лапа к лапе») схватиться со львом считал затруднительным, грабил луров и калхоров, покусился на курдов Баджлана, пока огонь [гнева] валия не возгорелся так, что от его искр сгорел лунный свет. Пламя его [гнева] достигло Млечного Пути и обратило светильники звезд в кучу пепла.
[Хусрав-хан] повязался поясом решимости для устранения Бахрам-бека и обрезал нить его спасения. Бахрам-бек, видя, что путь к спасению стал глухим переулком, а тот властелин могуч, [174] вместе с илем и сторонниками отошел к крепости Занджир и признал власть Мухаммада Хусайн-мирзы. Свои хашамы и племена он присоединил к калхорам и гуранам. Валий, никого не страшась, устремил свои помыслы на его устранение. В конце концов на аркане своей мощи он подтащил его волоком к воротам дворца. Когда /95а/ его доставили, на шею ему повесили палку для понукания ослов, а немного времени спустя, согласно [увещанию]: «Которые укрощают гнев и прощают людям» (Коран, III, 128), он снискал милостивое прощение его высочества, гордости правителей.
[Полустишие]
В прощении — радость, которой нет в мести.
[Хусрав-хан] простил ему все заблуждения, возвеличил его дорогими одеждами, вознес и отличил щедротами, прекрасными! как солнце, снова назначил главой племени джаф и [правителем] Джаванруда.
[Стихи]
Прощай, ибо прощение
подобает великодушному,
Радость прощения лучше мести.
Ныне [Бахрам-бек] украсил грудь и плечи чепраком послушания и рабства, шею и уши — ошейником верной службы и душевной преданности 106 и занялся службой при дворе.
Описание знаков отличия, [каковыми был отмечен] государевым двором высокодостойный валий — жемчужина [небесных] сфер, рубин венца [повелителя] четвертого небосвода. Золотознаменный со свитой из звезд владыка-солнце с яростью крокодила, мощью льва и отвагой леопарда в тайнике [знака] Рыбы (Соотв. февр.-марту) отнравил в путь гонца — ветер прохлады и севера /95б/ и вознес драконоподобный стяг самовосхваления, желая обновить мир и украсить положение дел рода человеческого,— отвез пожитки на стоянку, ревностно занялся делом. Властелин страны могущества [благоуханным, как] нарцисс, пером и почерком [с завитками] рейхана начертал (Букв. «выпустил») на славное имя прославленного, как солнце, Хусрав-хана грамоту на управление четвертым климатом. От бахмана (Название одиннадцатого месяца иранского солнечного года, соответствует 21 января — 19 февраля) с важностью кесаря с благоухающими амброй и мускусом дарами [прибыл] гонец-ветерок [и] разбил у подножия трона цветник. [175] Яхонты (Букв. «владение яхонтами») розовых гирлянд, [украсившие] изумрудные грудь и плечи кустов роз драгоценными камнями [всех] цветов, и вид (Букв. «пространство») цветника от распустившихся цветов вызвали зависть [целой] выставки китайских картин.
С кипением [низверглись] ливни из весенних облаков, поверхность листьев на деревьях покрылась благоухающим жемчугом. Ювелиры — силы весны украсили склоны гор и долины яхонтами и рубинами разноцветных тюльпанов и маков, драгоценными камнями и блестящими жемчужинами капель из облаков [в месяце] нисане (Название пятого месяца сирийского календаря, соответствует апрелю) [уподобили] сады и лужайки картинам Мани и [легендарному красавцу] Аврангу. Хранитель сокровищ природы из топазов /96а/ и алмазов лепестков построил стройными рядами побеги и ветви деревьев. Мастер росписи [по эмали] со [всего] света собрал силу роста из изумруда и бирюзы зеленых букетов листьев, какие можно было [найти] на лужайке мира, в самых различных местах. Разноцветные розы украсили эмалью и драгоценными камнями поверхность земли, повисли на голове и груди цветника. Новогодний праздник был украшен тысячами красот и торжеств, от лучей божественного вспомоществования воссиял светильник счастья Хусрава и озарил положение дел в Курдистане.
В эти времена, когда [Хусрав-хан] явно и тайно стал любимцем ока победоносного государя, сиятельный благосклонный разум повелителя-странопокорителя укрепился в намерении, кроме короны и венца, диадемы и украшений, возложить на плечи некоторым честолюбивым царевичам знак отличия, как принято у европейских государей, дабы украсить пир и битву, [вызвать] ярость и свирепость в бою, /96б/ а величие, великолепие и отвагу приумножить превыше всякой меры.
Из них тем знаком изволили отметить и отличить от остальных братьев губернатора области Фарс, портов, берегов и прилегающих [округов] Хасан 'Али-мирзу 107 — единственный [в своем роде] перл из шкатулки владычества и блистающую звезду из созвездия славы, дабы пред самыми великими и ничтожными не оставался он в безвестности и потаенности; на коне, на прогулке и на охоте [его] замечал и находил великий и ничтожный без подсказки; чтобы турок и таджик узнавали и показывали перстом, и во время сражения он преследовал убегающих врагов, в шатре не скрывался.
И таким же образом [отличили] жемчужину моря царствования и перл меча [государя] — тени Аллаха, лучшего [из] сыновей, высокодостойного 'Али-хана 108, наместника обители халифата — [176] Тегерана. Каждого [одарили] одним из золотых знаков отличия, [отделанных] эмалью и инкрустированными драгоценными камнями, дабы украсить ими [их] стан и поощрить к оказанию услуг государю.
[Что касается] того, кто следует третьим после [этих] двух и является единственным [для] любого ничтожного и превосходного, /97а/ [то], воистину, уста (Букв. «язык») мудрецов [всех] народов и язык красноречивого изъяснения курдов, турок, арабов и персов онемеют и [умолкнут], пораженные при перечислении и одного десятка из [многих] десятков его похвальных качеств, и серая с плавной поступью нога калама захромает и заблудится на ристалище красноречия при описании одной из тысячи его восхваляемых добродетелей.
[Это] эмир, каких коловратное небо [еще] не заполучало в плен, и герой, каких еще не лицезрел владыка четвертого небосвода [солнце] за все то время, что свет его озаряет четвертый климат. Око старого небосвода не видело такого мудрого и великодушного при [всей своей] зоркости, ухо вселенной не слышало о ему подобном, столь совершенном, справедливом и мудром при [всем своем] остром слухе. Владеет мечом и пером, в сражении и в бою это воинственный лев, в собраниях и среди пирующих по умению произносить сладостные речи и цветистые выражения, отмеченные красноречием, он единственный среди рода человеческого — несравненный, неповторимый и не имеющий в мире равных.
Стихи
Блестящая жемчужина из
раковины /97б/ арделанского моря,
Жемчужина умножила цену короны и
венца.
Поскольку гордость валиев [Хусрав-хан] был вознесен и возвеличен среди равных родством с их милостью государем, ныне его изволили причислить к царевичам. Хотя он [и так] был отмечен среди всех зятьев, несравнимый владыка снова отличил его особой милостью, изволил выделить среди всех царевичей и вознести среди ему подобных и равных знаком отличия, [учрежденным для] царевичей. Орден из золота, украшенный эмалью и бесценными алмазами — как будто они, рубин и коралл, для него [могут служить] знаком отличия; с инкрустированными рубином чистой воды и несколькими добытыми из копей яхонтами — солнце и луна робеют перед ним, [как ] вымысел [перед правдой]; усыпанный зернами изумруда, вид которых на расстоянии мили слепит глаз гадюке подобного врага, а очи зрячих поражает и просветляет; с несколькими нитками круглых жемчужин, [цена] каждой из которых равна хараджу /98а/ с Оманского моря,— передали перлу [177] из раковины царствования и прекрасной жемчужине из ларца падишахства, гордости державы [Хусрав-хану] и отослали для того благородно'го, средоточия величия, его высочества гордости валиев, дабы тем орденом отличить его и отметить среди царевичей и зятьев.
На ордене — портрет государя [того] времени, [покрытый] эмалью, все остальное изволили украсить драгоценными камнями, [дабы] на пиру и в сражении [на него указывали] перстом, видели и примечали издалека и вблизи. Однако, хотя он [и служит] знаком отличия при их царской милости, это всего лишь предлог, чтобы отличить его (Хусрав-хана) среди царевичей. Разве нет у его высочества просвещенного правителя камней получше этого и таких великолепных, каких не найти у государей турецкого и европейских? Дело в том, что его отметили среди царевичей помимо родства, от великой любви и приязни послали этот знак отличия для его высочества гордости валиев. /98б/ Плечи [его] украсила слава, [украшением] груди [стали] власть и счастье, хотя, воистину, любая из его добродетелей является орденом, украшенным драгоценными камнями и почетным, а любое из его прекрасных качеств служит знаком украшения и отличия. Однако это великая милость, поскольку исходит она от его величества государя, способствует возвеличению великолепия и счастья, умножает доверие и упование, увеличивает отвагу, могущество и славу. Ангелы небесные, перебирая [от изумления вместо] четок крылья и пальцы (Букв. «руки»), при виде такого царственного величия раскрыли уста [для произнесения словес]: «Слава тебе: ты даешь власть тому, кому пожелаешь» — и, восхваляя вечного [господа], пред этой скрытой жемчужиной они укрепили (Букв. «положили») в светлом чистом разуме [изречение]: «Он вознесен над тем, что говорят они, на великую высоту» (Коран, XVII, 45), «а это со стороны бога есть великое блаженство» (Там же, XLVIII, 5).
В начале месяца раби' ал-аввала 1250/1833-34 г. от страха перед эпидемией чумы жители Сенендеджа пришли в смятение [и] разбрелись [кто куда]. За некоторое время до этого /99а/ валий заболел несколькими болезнями, и в тот самый день, когда население крепости разбрелось [кто куда], он отбыл из [этого] бренного мира. Птица его души воспарила из клетки груди и подружилась с ангелами в высочайшей из небесных высот, в мгновение ока отбыл он из обители тщеславия и прибыл во дворец радости. «Все, что есть, гибнет, кроме его существа; ему принадлежит суд, и вы к нему возвращены будете» (Там же, XXVIII, 88). [178]
Стихи
Поскольку мир он покинул в
юности и в расцвете молодости,
Сердце старца и юноши [исполнилось]
жалости к нему;
Огонь запылал в душах мужей и жен,
Очи возрыдали по нему и души стали
оплакивать его молодость;
Такой во вселенной возгорелся огонь,
Что весь мир будто [покрылся]
тюльпанами;
Из очей [хлынули] такие потоки крови,
Что земная поверхность от того стала
цвета тюльпана.
Связанный благоухающим амброй пером букет из базиликов и гиацинтов [букв] относительно достоинств (Букв. «качеств») его высочества благодетеля [нашего] Риза-Кули-хана, сына Хусрав-хана 109
После траура по валию, который обрел покой в раю, о том, что произошло, доложили его величеству высокодостойному государю. /99б/ Посланцем ко двору государя направили Мирза Мухаммада, сына Амин ал-Айале, составили и препоручили Мирза Мухаммаду прошение, скрепленное печатью, [от имени] всех жителей Курдистана. Тот взял с собой [ и] многочисленные послания от их высочества Высокой Колыбели и Великого Покрывала, высокочтимой, высокоуважаемой принцессы [Валийе], доложил государеву двору и столпам державы о том, что произошло, и [получил] почетное одеяние валия и грамоту на правление на славное имя и достойное поименование жемчужины из ларца [того, кто] «не дает смешаться двум морям, готовым слиться между собою» (Коран, LV, 19), звезды [небесной] башни [изречения]: «Небеса возвысил он и поставил на них весы» (Там же, LV, 6), блистающего полумесяца небес величия и счастья, молодого побега из сада великолепия и славы, светильника царственного собрания и шахской семьи, светоча государева рода, утвержденного бесчисленными господними утверждениями, любимца семейства Завершающего (Эпитет пророка Мухаммада) — старшего сына Хусрав-хана — Риза-Кули-хана, которому в то время было десять лет. Он восшествовал на престол управления. Почетный халат везира и ведение дел в эмирате были препоручены государевым двором Мирза Фараджаллаху, дабы /100а/ он занялся разбором и рассмотрением нужд (В тексте: «дел») дальнего и ближнего и все важные вопросы разрешил наилучшим образом.
Поскольку его высочество хан был [еще] малолетним ребенком, соседи (Букв. «окрестные народы»), наблюдая такое [положение], подняли из воротников [179] головы и стали посягать на вилайет Курдистана. Им показалось, что в Курдистане [больше] нет львов из чащи отваги, раз такое дело они вообразили осуществимым.
Так, ... (Имя правителя в тексте пропущено), который был правителем Гярруса и афшаров и собрал из гяррус[цев], афшаров и других племен большое сборище, несметное и неисчислимое, возомнил себя Афрасиабом Турком и возгордился. Он начал завоевание Курдистана и вознес знамя отваги, героев Арделана посчитал несуществующими, выступил с многочисленным отрядом и вторгся в пределы Курдистана.
Когда это известие достигло благородного слуха Высокой Колыбели и [Великого] Покрывала — солнца, вскормленного под сенью шатра господней [милости], жемчужины из ларца государева семейства,— /100б/ величайшей царевны и храбрецов Курдистана, они повязались поясом решимости для усмирения той смуты и сели на коней отваги. Затрубили в трубы, забили в барабаны и литавры, возвестили о [своей] отваге на весь мир. ... (В тексте лакуна) Они выступили в путь.
Поскольку какой-то отряд курдистанцев впереди... (В тексте лакуна) был и беспрестанно его беспокоил, гяррусцы и афшары, которых витязи Курдистана постоянно побивали и грабили их имущество и богатство, на этот раз сочли момент благоприятным для мести, не ведая о том, что львы поля битвы [лишь] уснули в курдистанских чащах.
Когда [противники] встретились, от вида храбрецов и криков сражающихся трепет запал в души гяррусцев, афшаров и царевны (?), а тела охватила дрожь. Заговорили они о мире, направили посланца и со всем позором и приниженностью просили извинения, раскаявшись и стыдясь содеянного. От [намерения] захватить вилайет /101а/ они отказались и тут же повернули назад. Высокочтимая царевна вместе с победоносными витязями возвратилась с победой и торжеством, остановилась в резиденции правителя и успокоила жителей вилайета.
В месяце раджабе / ноябре этого же [1834] года государь Ирана Фатх 'Али-шах Каджар отбыл в Фарс, желая развлечься. По приезде в Исфахан его настиг быстроногий посланник смерти, [и] птица его души воспарила из клетки груди. Покинул он бренный мир, предпочел направиться в мир будущей жизни и прибыл во дворец вечности. О том, при каких обстоятельствах умер 'Аббас-мирза Наиб ас-Салтане 110 и наследником престола стал Мухаммад-мирза 111, [уже] написано пером изъяснения.
Мирза Хидайаталлах Амин выехал в Тебриз поздравить Мухаммад-мирзу. Когда он прибыл в Тебриз, от известия о смерти Фатх 'Али-шаха мир пребывал в лихорадке и сотрясался. [180] Мухаммад-мирза воссел на коня отваги, развязал крылья шахскому соколу на знамени устремления, [отправился] в обитель халифата
Тегеран и вознес знамя неустрашимости. /101б/ Его брат Бахрам-мирза 112 выступил через Шахризур для завоевания Керманшахана. [Мухаммад-мирза] поручил Мирза Хидайаталлаху подготовить сотню конников из львов полей сражения и битвы, такого-то, сына такого-то, избрать [главой] новобранцев, дабы с подобающей организованностью и торжественностью они направились при шахском стремени в Тегеран, Эти обстоятельства способствовали упрочению счастливой звезды валия и умножению благополучия жителей Курдистана. [Затем] валию с жителями [Курдистана] приказали присоединиться к Бахрам-мирзе и завладеть Керманшаханом и Хузистаном.
Мухаммад-шах выступил оттуда, Мирза Хидайаталлаха отличил дорогими одеждами и отмеченными расположением милостями и отпустил. [Мирза Хидайаталлах] прибыл в вилайет и по приезде довел до сведения везира, что произошло. Тот без промедления с подобающей торжественностью и бесчисленным красочным снаряжением подготовил сотню людей, как-то: Наджаф-Кули-бека,
/102а/ сына Мухсин-хана; Мирза Фазлаллаха; Мирза Абу-л-Касима, сына везира; Мирза Мухаммада Джа'фара, сына Амин ал-Айале и Мухаммад-Кули-бека, сына Хаджжи Риза-Кули-бека ишикагаси-баши. Отряд из такого рода людей, в кольчугах и шлемах с султанами, [исполненных] торжественности, [со] снаряжением из золота и серебра и отборным оружием, в таком виде отправили к Мухаммад-мирзе.
Спешили, невзирая на холод и обилие снега, и присоединились к нему еще до прибытия в стольный город. Очи Мухаммад-мирзы и столпов державы они заставили воссиять доброй [лаской]. Следом за ними без промедления отправился в путь и Мирза Хидайаталлах Амин ал-Айале, он поехал в резиденцию шаха и умножил [свои] заслуги [перед] государем. Стопа [его] обрела мощь, а сан — превосходство.
Его высочество высокодостойный валий — молодой побег из сада великолепия и славы и сверкающий полумесяц в апогее величия и счастья — Риза-Кули-хан со своей стороны тоже вместе с несравненным везиром и другими храбрецами Курдистана
/102б/ после подобающих приготовлений, с неописуемой торжественностью (Букв. «с безграничными предметами роскоши»), с многочисленными сарбазами и отрядом вставил стопу в ободок стремени, посчитав обильный зимний снег за мех горностая и серой белки. Не замерзли они от сурового льда и снега [и] не впали в уныние, отправились в путь и, проехав через земли Курдистана, присоединились к Бахрам-мирзе. [181]
Когда об этом прослышал Мухаммад Хусайн-мирза, он незамедлительно оставил Керманшахан и волей-неволей отправился ко двору государя. Бахрам-мирза беспрепятственно, без сражений и [не встречая] сопротивления, вступил в Керманшахан. Валий, везир и храбрецы Курдистана возвратились оттуда назад и прибыли в свой вилайет. Мухаммад-мирза же с тем небольшим отрядом без боя и сражения прибыл в стольный город Тегеран.
Восхваляли и превозносили конников Курдистана без [всякой] меры, и, воистину, они того были достойны. Его высочество Каим-Макам 113 при всем честном народе высказался в таком духе: «Жители Ирана какие средства /103а/ и доходы имеют тратят на одежду для женщин либо оставляют про запас и зарывают в землю. Курдистанцы, напротив, [из того], что попадает им в руки, часть оставляют на приобретение боевого снаряжения и всего необходимого для битвы (Букв. «на приведение в порядок боевого снаряжения и на украшение себя всем необходимым для битвы»), все [остальное] тратят на золотое и серебряное убранство, чтобы украсить [им] голову и шею лошади, на кольчугу и шлем, снаряжение и оружие для сражения и боя, на мечи, стрелы и [предметы] роскоши». Словом, они показали себя с весьма хорошей [стороны].
И, воистину, это эмир 114, [рядом с] высокими помыслами и великодушием которого Му'ин и Хатам [годятся] ему [лишь] в покорнейшие слуги. В дарении и щедрости не имеет он себе подобных и равных. В ладони его щедрости [умещается] Оманское море, путь его усеян розами и кладами (Букв. «стопа [его] в розах и кладах»). Государи смущаются пред десницей его великодушия. До того дошло, что его великодушие почитают неумеренным, а его щедрость и его подарки принимают за расточительность. Так что три-четыре корура (Корур — полмиллиона), оставшихся ему от отца деньгами и натурой, он все за один год промотал. Какие прекрасные вещи у него (Т. е. у отца) были в кладах положены, [все] /103б/ это он пустил на ветер уничтожения. Чужеземцев он изволил осыпать бесчисленными подарками и благодеяниями, избрал для себя путь расточительности и мотовства.
Однако близких и родственников он менее [других] оделял средствами пропитания и даже отослал большинство потомков Ардалана и [исконных] жителей Курдистана в долину бедствия и несчастья. Одни целиком заняты заботой о себе, большинство же [проживает] в величайшей бедности. Однако ученым и духовенству он оказывал подобающее уважение и почет. Держал он себя весьма смиренно и скромно — так, что вызволил их всех из уголка обители уединения и вознес до высот дворцового здания [182] и самого почетного сана, всех весьма возвысил, одарил караванами и верблюдами.
Исполненный милосердия, он сразу прощает проступки; [наделенный] учтивостью, не произносит пустых слов, не сквернословит и не бранится. Он писал красивым почерком, сочинял безукоризненные [по красоте] стихи и был искусным музыкантом.
На нерадивую службу он не обращал внимания и не старался помышлять о мести. Каждый из братьев его предал, /104а/ с ним враждовал и не признавал его власть (В тексте: «не обращал внимания»). Он всех изволил простить, более того, приблизил к себе, озарил их положение лучами милости, сделал их своими сотрапезниками и собутыльниками [для вкушения] сладостных яств и виноградных напитков. Обожая игры и забавы, он меньше [всего] выходил за пределы [дворца], все время восседал [где-нибудь] в уединении и закрыл двери перед знатью и благородными, неизменно занятый ... (В тексте лакуна) бокалами с благоуханными напитками, и постоянно жаждал вкушать пурпурные вина. На своих пирах близкими друзьями он [выбирал] людей, преданных удовольствиям жизни, а делами правления и власти не занимался. Будучи отмечен и вознесен родством с государем, он пользовался в делах правления полной независимостью. Что его сердце хотело, то он и делал, поступал так, как считал нужным.
Его отец (Букв. «хотя его отец») покончил с людьми в Курдистане, заменил их скотом и пресмыкающимися, и те, что существуют ныне, из их числа. Из благородных остались разве что немногие. /104б/ Как бы то ни было, он, [помимо] высокородной дочери шаха, всюду разыскивал луноликих дев и благоухающих амброй танцовщиц (В тексте: «артистов») и овладевал [ими]. Воров он достойно наказал, т. е. перевешал и отослал в страну небытия. Поскольку большинство [его] нукеров и воинства были из племен скотоводов, несмотря на такие меры, снова развелось много грабителей, разбойников на дорогах и воров. И любой из жителей вилайета, кто из-за несостоятельности и бедности или страшась дурных намерений и нечестности отправится куда-нибудь, сразу по возвращении в свой вилайет будет соответственно помилован и удостоится безграничных милостей.
Порождение гор своеволия — племена авроми — объединились и подняли головы из воротника непослушания, избрали путь вражды и закрыли врата покорности и повиновения. Они укрылись на вершинах высоких гор, сооружением подземных ходов и укреплений и ружейными выстрелами /105а/ оповестили валия [183] о [своем] несогласии [с ним]. Тот без промедления поднял в мире переполох великолепием [своих] храбрецов, вознес знамя отваги и забил в барабан битвы. Он назначил Мухаммад-хана сархангом и поручил [ему] с воинством, [многочисленным], как саранча и муравьи, с могучими пехотинцами и сарбазами из войска и армий окрестных [округов] и племен, из курдов и джафов приготовиться смело и бесстрашно вступить в бой с авроманцами и озарить вершины гор Авромана лучами прибытия. Он направил Мухаммад-хана, а с ним — группу знати и благородных.
Поскольку горы в тех местах крутые, сплошь покрыты лесом и [одного] метра ровной земли там не найти и нет, конникам и войску негде было ни погарцевать, ни пройти. И вот (В тексте: «однажды») [войска] прибыли в те районы и там остановились. Каждый день авроманцы стреляли из пронзительноголосых (Букв. «со звуком, [издаваемым] молнией») ружей, а храбрецы вместо щита подставляли [свою] грудь. С обеих сторон /105б/ разожгли огонь битвы и ухватились за колющее и разящее оружие, пока молодецкий пыл... (В тексте лакуна) не вскипел и богатыри не взревели.
Армия и войско вверились господней милости и прибегли к помощи семейства его святости. Завершающего (Эпитет пророка Мухаммада), положились на вспомоществование бога и испросили поддержку у чистых имамов, все при [полной] готовности, оружии и убранстве заткнули за пояс подол решимости и обратили чело отваги к горным вершинам. Племена авроманцев с неким сборищем из скотоводов-джафов, бросая сверху камни и стреляя из пронзительноголосых ружей, раскрасили кровью головы и грудь храбрецов. Снова [герои] подступили к ним, таким же образом подставив грудь вместо щита, бросились на их окопы и укрепления, напали на авроманцев и сцепились с ними в смертельной схватке.
Одних они порубили смертоносными мечами, посыпали им головы прахом унижения и презрения, много крови пролили на землю, смешали с прахом куски тел убитых; других /106а/ отправили в области небытия, а большинство из них схватили и привели [как пленников]. Их Хайдар Большой был убит, их эмиры — унижены. Лишь немногие обрели спасение из той гибельной пучины. Каждый поспешил где-нибудь [укрыться], унести благополучно душу. [Затем] они снова обратили с надеждой чело к валию, снискали подобающее помилование и безграничное благоволение. Ныне Мухаммад-султан Аврами, который всех превзошел доброй славой, находится при его милости [правителе].
Воистину, в тот день битвы некоторые из богатырей Курдистана проявили чудеса отваги и мужества, в особенности [184] Аманаллах-бек. Когда начали битву, он верхом на коне ровной белой [масти] стал гарцевать и в том сражении показал себя на поле брани непревзойденным в нападении всадником. Преодолел он их окопы и укрепления, бесстрашно вступил в бой. Облаченный, как [в] день пиршества, в ярко-красное, цвета розы, одеяние (В тексте: каба (просторная одежда с длинными рукавами)), [Аманаллах-бек] появился /106б/ на том поле брани, как на четвертом небосводе солнцу подобная молния, подобно сиянию миропокорителя-солнца, и показался на том поле битвы, как озаряющее мир светило в зодиакальном созвездии Льва (Знак Зодиака, соответствующий пятому месяцу иранского солнечного года, или июлю — августу) или когда оно с сотней красот достигает [знаков] Овна и Тельца (Знаки Зодиака, соответствующие марту — апрелю и апрелю —маю).
[Аманаллах-бек] остановился, как тигр, что вот-вот кинется на оленя, или леопард, [готовый] растерзать быка. Небеса восславили его на сотне тысяч языков. Вслед за этим он показал чудеса храбрости и какое-то число [врагов] отослал в долину небытия ударом острого меча и кровожадного кинжала. Лишь немногие избежали его меча и [спаслись] бегством. [Мы] не извратим предание, [если скажем, что] Кай-Хусрав поднял бы шум в его присутствии, а в сражении с Рустамом и Исфандийаром он был бы подобен Залу.
Как бы то ни было, его высочество валий некоторое время занимался делами правления вполне безупречно, а когда узрел, что в поступках своих он независим, совсем перестал управлять и принялся за забавы и развлечения. Он занимался одними детскими играми и гонял коня своеволия по [засеянной] хлебом ниве. Делами ведал Мирза Фараджаллах везир. /107а/ Он занимался уплатой податей в шахский диван и разрешал все вопросы. Высочайших и ничтожнейших он ублажал сладостными речами и отсылал по домам.
Большую часть времени днем и ночью валий проводил на женской половине и временами изволил жаловать в сад Хусравабад. Таким образом, два-три месяца он находился в том саду и закрывал двери перед знатными и вельможами. Большею частью он занимался стрельбой и играл с детьми, а раз в несколько дней садился на коня и тридцать-сорок дней подряд жил в этих окрестных деревнях. В два-три месяца раз он изволил прибывать в город, снова [останавливался] в уединенном месте за пределами [дворца ?] или в саду Хусравабад, вкушал из кубков [благоухающие] рейханом вина и пурпурные опьяняющие напитки и приятно проводил время.
Вспомоществуемый [своим] гороскопом и счастьем, которому чужды беспокойство и печаль, он правил независимо. Хотя его [185] высокие помыслы были беспредельны, а щедрость и великодушие безграничны и непомерны, однако /107б/ он был весьма расточителен. Он все раздаривал чужим, [тем, кто] говорил по-персидски, людям недостойным и юнцам.
И когда трое человек из племен мухаммед-рашид-бек были казнены, а остальные предпочли бежать и обратились ко двору государя с жалобой, ответа по [интересующему их] вопросу они не услышали. Они оставили вилайет и по приказу государя направились в Шираз. И, воистину, когда [эти] прекрасные юноши и красавцы учтивые и благовоспитанные, приветливые и доброжелательные прибыли в Исфахан, царевич, который там управляет, изволил их при такой многочисленности призреть и всех наставить [на истинный путь]. Заботясь о них, он написал государю прошение, просил поддержать тех благородных. Его величество государь изволил его просьбу удовлетворить и поручил благородных курдистанцев ему. Тот их всех обласкал и одарил, расселил по, домам, назначил жалованье и /108а/ пропитание и послал в достаточном количестве корм для лошадей. Всем он [пожаловал] подарки и подобающие почетные одежды ... Словом, он их направил [по истинному пути].
Конец книге с помощью вседарующего повелителя.
(пер. Е. И. Васильевой)
Текст воспроизведен по изданию: Хусрав ибн Мухаммад бани Ардалан. Хроника. М. Наука. 1984
© сетевая версия - Тhietmar. 2003
© OCR - Alex. 2003
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Наука. 1984