ПОВЕСТЬ О ПОБЕДАХ МОСКОВСКОГО ГОСУДАРСТВА.

Л., «Наука», 1982

В нашей исторической и литературоведческой литературе неоднократно уже отмечалась большая познавательная ценность исторических произведений, написанных в «Смутное время» и об этом периоде. В их числе такие памятники, как, например, «Карамзинский хронограф» — сочинение о событиях, происходивших в России в первой половине XVII в., составленное арзамасским помещиком Баимом Болтиным, или недавно обнаруженная В. И. Корецким «Бельская летопись», возникшая в среде служилых людей г. Белая на Смоленщине, вынужденных после нашествия польско-литовских интервентов переселиться во внутренние районы Русского государства.

К такого рода памятникам примыкает недавно открытая и введенная в научный оборот ленинградским филологом Г. П. Ениным «Повесть о победах Московского государства» — рассказ о событиях, происходивших в России с 1606 по 1625 г. Рецензируемое издание, подготовленное этим исследователем, включает в себя публикацию текста по единственному известному списку середины XVIII в., перевод его на современный русский язык, статью «"Повесть о победах Московского государства" — новонайденный памятник древнерусской литературы», археографический и исторический комментарий. Характеризуя проделанную публикатором работу, следует отметить прежде всего, что больших усилий потребовало само прочтение текста памятника из-за плохой его сохранности. Вполне оправдано заключение Г. П. Енина о том, что автором произведения был смоленский помещик, принадлежавший к числу тех смольнян, которые ушли во внутренние районы России после занятия Смоленщины польско-литовскими интервентами, а само оно написано для прославления (в духе уже установившейся официальной концепции) заслуг смоленского дворянства в деле подавления народных движений и в борьбе с иноземными захватчиками. (Предположение Г. П. Енина о том. что автором «Повести» был гонец от М. В. Скопина к царю Василию Шуйскому Афанасий Логинович Варышкин (с. 100-101), представляется неубедительным: в списке смоленских дворян этого времени — десятке 1606 г. — нет ни Афанасия Логиновича, ни фамилии Варышкиных вообще).

Бесспорна заслуга Г. П. Енина и в выявлении источников, использованных автором «Повести» — последний широко привлек разрядные записи, в особенности, в рассказе о событиях, в которых он лично не принимал участия. Эти записи, как. показано Г. П. Ениным, автор подверг определенной переработке, чтобы подчеркнуть заслуги смольнян, а также дополнил их воспоминаниями личными и своих товарищей о времени Первой крестьянской, войны и польско-литовской интервенции в России. В ходе анализа источника исследователь специально останавливается на этих воспоминаниях, отмечая их ценность для изучения истории «Смуты», и в этом с ним нельзя не согласиться.

«Повесть...» представляет собой историческое повествование, которое, в отличие от других памятников аналогичного типа, на наш взгляд, можно рассматривать как памятник литературы. Дело не только в том, что ее автор включил в свой труд обширные извлечения из литературного произведения, прославлявшего военную и государственную деятельность [187] М. В. Скопина-Шуйского, но использовал и ряд других литературных памятников (например, «Повесть о взятии Царьграда». Нестора-Искандера) в качестве литературного образца. Существенны наблюдения Г. П. Енина и о переработке автором текстов, связанных с фольклорной традицией, — в плане их сближения со стилем и нормами языка традиционной официальной книжности. Это не только позволяет определить место «Повести» среди литературных памятников первых десятилетий XVII в., но и дает возможность судить об уровне образованности провинциального дворянства, из среды которой, вероятно, вышел автор «Повести...».

Итак, в научный оборот введен весьма интересный памятник, а в сопровождающем его исследовании ясно и определенно показано значение этого памятника для изучения как эпохи «Смуты», так и древнерусской литературы первой половины XVII в.

К сожалению, исследователь «Повести...» не привлек для сопоставления с ней упоминавшуюся выше «Бельскую летопись». Между тем сравнение этих двух произведений, написанных в одно время и об одном историческом периоде, отражающих те или иные настроения и политические позиции у дворян одного и того же географического района — Смоленщины, могло бы дать многое и для реконструкции событий эпохи «Смуты» на русском Северо-Западе, и для понимания тех конкретных факторов, от которых зависели различия в поведении провинциального дворянства в ходе охватившего страну общеполитического кризиса.

Особо следует остановиться на вопросе о цели создания памятника. Г. П. Енин склонен думать, что эта цель состояла в том, чтобы «напомнить» правительству о заслугах смоленских дворян (с. 106). Полагаем, что «Повесть...» была адресована не только правительству. Г. П. Енин под влиянием обнаруженного им источника определил смольнян как один «из самых богатых и отличаемых царями... отрядов русского дворянства» (с. 105). Однако в действительности смоленские дворяне-помещики ни в XVI, ни в начале XVII в. не имели своего представительства в составе «двора» — сословной организации верхушки господствующего класса, и, следовательно, стояли на более низкой ступени сословной иерархии, чем дворянские корпорации исторического центра государства — Замосковного края.

В период «Смуты», когда смоленское дворянство стало одной из главных военных опор правительства Шуйского, положение меняется. По свидетельству «Повести...», во время похода под Тулу в 1607 г. царь Василий «многим дворянам града Смоленска повеле близ себя, государя, быти», доверив им, в частности, охрану царских шатров (с. 8). По-видимому, тогда они были уравнены по сословному положению с дворянами Центра, в чем и следует, судя по всему, искать причину характерного для данного памятника и нетипичного, как показал Г. П. Енин, для сказаний о «Смутном времени» в целом последовательно апологетического отношения к Василию Шуйскому (с. 104).

Вопрос о сохранении смольнянами завоеванного ими положения, несомненно, стал особенно актуальным, когда, потеряв свои земли на Смоленщине, смоленские дворяне были испомещены в ряде уездов Центра (главным образом в Вологодском и Белозерском уездах), где им пришлось постоянно сталкиваться с давно приобщившимися к деятельности «двора» местными дворянами. Как представляется, «Повесть...», рассказывающая о заслугах смольнян в деле защиты и восстановления русской государственности, должна была убедить эти дворянские корпорации в справедливости требований смольнян. Думается, что этой цели и служил явно выпадающий за рамки повествования о «Смуте» уникальный рассказ об образовании смоленской дворянской корпорации в правление Василия III, где специально напоминалось, что верхушка смоленского дворянства — потомки «дворян» этого правителя, который для поселения в Смоленске «изобра изо многих градов лутчих и честных людей», и они отнюдь не смешивались с местными «земцами». Не случайно здесь же подчеркивается, что «той град Смоленск исперва пред всеми грады многою честию почтен бяше» (с. 28).

В заключение отметим, что открытый ленинградским исследователем памятник вызовет интерес широкого круга специалистов по истории России первой половины XVII в.

Б. Н. Флоря

Текст воспроизведен по изданию: Повесть о победах московского государства // История СССР, № 6. 1984

© текст - Флоря Б. Н. 1984
© сетевая версия - Тhietmar. 2021

© OCR - Николаева Е. В. 2021
© дизайн - Войтехович А. 2001
© История СССР. 1984