ПРЕДИСЛОВИЕ

Петр Симон Паллас (1741-1811) являлся одним из крупнейших естествоиспытателей XVIII в. Сделанные им открытия и эмпирические наблюдения в немалой степени способствовали развитию зоологии, ботаники, геологии, минералогии, палеонтологии, географии, истории, этнографии, языкознания. Имя Палласа стоит в одном ряду с такими замечательными деятелями русской культуры XVIII в., как М. В. Ломоносов и Л. Эйлер. Эти три ученых-энциклопедиста олицетворяют собой наивысшие достижения отечественной науки того времени. Знаменательно, что двое из них иностранцы, для которых Россия стала второй родиной.

Научные заслуги упомянутых выше лиц столь велики, что полная и всесторонняя их оценка оказалась под силу лишь нынешнему столетию. Конференции и симпозиумы, приуроченные к юбилейным датам жизни и смерти этих великих ученых, стоявших у истоков современного научного знания, призваны отдать дань памяти и уважения их неутомимой деятельности на благо науки. Значительным событием стал международный коллоквиум, проведенный 6 декабря 1991 г. Исторической комиссией Берлина в честь 250-летия со дня рождения П. С. Палласа. Достойным завершением коллоквиума, в работе которого имел честь принимать участие и автор этих строк, явился торжественный акт презентации вышедшей из печати первой капитальной монографии, посвященной описанию жизни и научной деятельности выдающегося ученого 1. [6]

П. С. Паллас родился 22 сентября 1741 г. в Берлине в семье врача-хирурга. Благодаря хорошо поставленному домашнему образованию и собственным природным дарованиям, он очень рано овладел латинским, греческим, французским и английским языками и еще в юношеском возрасте обнаружил склонность к самостоятельным зоологическим исследованиям. Окончив в 1758 г. Медико-хирургический коллегиум, Паллас отправился в Галле, а затем в Геттинген, где слушал лекции по медицине, философии, логике, физике. Через два года он перебрался в Лейден, славившийся богатыми естественно-научными коллекциями, с целью их изучения. Плодом этих занятий явилась защита докторской диссертации «О живых паразитах, живущих в теле животных», написанной на латинском языке. В ней Паллас предложил новую классификацию паразитических червей, подвергнув доказательной критике прежнюю классификацию Линнея. Эта работа принесла молодому ученому европейскую известность, и в 1764 г. его избирают членом Лондонского королевского общества. В 60-х годах из-под пера Палласа выходит еще несколько зоологических сочинений. Наиболее важным из них является его труд, изданный также на латинском языке, под названием «Исследование зоофитов» (1766), в котором Паллас высказывает мысль о генетической связи животных и растительных организмов, развивающихся в согласии с природными законами эволюции.

Однако, сколь ни велики были успехи Палласа на научном поприще, они не могли обеспечить ему безбедного существования, ибо вакансий на профессорские должности по его специальности в Европе не находилось. Тем не менее, когда в конце 1766 г. Паллас получил приглашение поступить на службу в Петербургскую Академию наук, он ответил отказом. Причиной тому были семейные обстоятельства, не позволявшие ему оставить престарелых родителей, но главным образом — противодействие со стороны отца, мечтавшего, чтобы его сын стал врачом, а не естествоиспытателем. И все же в конце концов отец вынужден был уступить и предоставить сыну самому выбирать свою судьбу.

23 апреля 1767 г. в Академическом собрании (Конференции) Петербургской Академии наук было зачитано письмо П. С. Палласа, объявлявшего о готовности принять сделанное ему ранее почетное приглашение, поскольку ему удалось уладить свои семейные дела. На следующий день конференц-секретарь Академии Я. Штелин по поручению [7] Конференции известил письмом Палласа об избрании его действительным членом Петербургской Академии наук и профессором натуральной истории.

В XVIII в. Петербургская Академия наук пользовалась в Европе большим авторитетом. В штате Академии работало немало представителей немецкой науки, что способствовало широкому развитию международных научных связей, в первую очередь с германскими государствами. После смерти Ломоносова наступил заметный спад активности академической деятельности, вызванный прежде всего нехваткой специалистов по ряду важных дисциплин: высшей математике, экспериментальной физике, химии, механике, натуральной истории, ботанике. Академии требовался приток свежих сил. Получить их в то время она могла только из-за границы, ввиду отсутствия в стране развитой системы школьного и университетского образования. Основным поставщиком научных кадров с самого начала существования Петербургской Академии являлась Германия.

Летом 1766 г. в Россию вернулся знаменитый Леонард Эйлер, который привез с собой своего сына Иоганна Альбрехта, сменившего в 1769 г. на посту конференц-секретаря Петербургской Академии наук Я. Штелина. По рекомендации великого математика в Академию были приглашены немецкий физиолог К.Ф. Вольф, ботаники И. А. Гильденштедт и С. Г. Гмелин. Вакантные места постепенно заполнялись. Оживление академической деятельности явилось следствием важных мероприятий, осуществленных по инициативе императрицы Екатерины II. Согласно ее указам 1766 г., директором Петербургской Академии наук был назначен граф В. Г. Орлов. Президентская должность, которую номинально занимал К. Г. Разумовский, упразднялась. Вскоре была ликвидирована и бюрократическая Канцелярия. Вместо нее учреждалась Комиссия, в состав которой входили академики Я. Штелин, Л. Эйлер, И. А. Эйлер, И. Г. Леман, С.К. Котельников и С.Я. Румовский, являвшиеся одновременно членами Конференции.

Весной 1767 г. Екатерина II поручила В. Г. Орлову организовать астрономические наблюдения в связи с ожидавшимся в мае 1769 г. прохождением Венеры по диску Солнца. На территории Российской империи складывались наиболее благоприятные астрономические условия для изучения этого редкого небесного явления. Это событие привлекло к Петербургской Академии наук внимание ученых всего мира. Вскоре было принято решение организовать наряду [8] с астрономическими так называемые «физические» экспедиции для комплексного исследования России в естественноисторическом, экономическом и культурном отношении.

К тому времени Петербургская Академия наук имела уже большой опыт в организации экспедиционных работ. Еще в начале 30-х годов ею была снаряжена Великая северная, или Вторая Камчатская, экспедиция (1733-1743), состав которой доходил до 500 чел. Основные результаты этой экспедиции были изложены в известных трудах ее участников Г. Ф. Миллера, И. Г. Гмелина, Г.В. Стеллера. Обследовав почти всю Сибирь, а также берега Японии и Америки, экспедиция собрала огромный материал, позволивший получить достаточно ясное представление о природе этих мест. Теперь же в повестке дня был вопрос о более детальном и углубленном исследовании территории Российской империи. Для проведения столь широких организационных мероприятий по подготовке и снаряжению экспедиций и руководства ими требовались молодые, энергичные и в то же время весьма компетентные специалисты. П. С. Паллас, как никто другой, соответствовал этим критериям.

Паллас прибыл в Петербург 30 июля 1767 г. Согласно заключенному с ним контракту, Академия установила ему ежегодное жалованье в размере 800 р. От Палласа же требовалось добросовестно исполнять свои служебные обязанности, по возможности делать научные открытия, представлять для публикации в академических «Комментариях» ученые труды и обучать приставленных к нему учеников или студентов. Кроме того, ему поручалось смотрение над натуральным кабинетом Кунсткамеры.

Молодой немецкий ученый энергично включился в новую для него академическую жизнь. Присутствуя на заседаниях Конференции, он участвовал в обсуждении различных вопросов научного и научно-организационного характера, готовил к печати свои очередные статьи и занимался изучением и разбором зоологической коллекции Кунсткамеры.

Вскоре, однако, главным его занятием становится подготовка к экспедиции. Он тщательно изучает необходимую литературу, в частности рукописный дневник путешествия Д.Г. Мессершмидта. На основе инструкции, которой руководствовались участники Второй Камчатской экспедиции, он совместно с С. Г. Гмелиным разрабатывает новые варианты инструкций. В результате неоднократных обсуждений в Конференции представленных ими проектов была [9] составлена общая для всех экспедиций инструкция, содержавшая обширную программу исследований.

Следуя этой программе, путешественники-естествоиспытатели должны были «касаться... 1) до естества земель и вод, которые на пути найдут; 2) до избрания, по которому каждая необработанная земля или ненаселенное место уповательно с пользою назначено быть может к хлебопашеству всякого роду хлеба, к сенокосам, лесным угодьям, растениям, на краску употребляемым или на пищу годным, також к заведению винограду, хмелю, льну, или табаку и прочаго, или к другому чему; 3) до экономий населенных мест, их недостатков, выгод и особливых обстоятельств, причем каждому позволяется объявить свое мнение, и каким образом где что поправить для получения из земледельства большей пользы, до обстоятельного описания в разных местах употребляемых землепахотных инструментов и делания с оных, сколь часто возможно будет, моделей или срисования так, чтоб после оных рисунков можно было сделать модели; 4) до описания особливых болезней в той стране обыкновенно случающихся, также до скотских падежей, ежели где бывают. О сих болезнях и падежах примечать, какие в тамошних местах против оных употребляют средства или какие бы по их мнению можно было употреблять с успехом; а вообще примечать, чем крестьяне и другие языческие народы обыкновенно себя лечат от всяких болезней; 5) до размножения и поправления скотских заводов, а особливо для шерсти; также до разведения пчел и делания шелку в способных к тому местах; 6) до употребляемых способов, как ловить рыбу вообще, также до звериных промыслов и до известных способов, которые к тому употребляют, причем стараться сделать маленькия для пересылки модели достопамятным звериным ловушкам и охотничьим инструментам, ежели запотребно признано будет и случай допустит; 7) до изобретения полезных родов земель, солей, каменных угольев, турфа или тундры и рудных признаков, также до полуметаллов, важных для коммерции, особливо которых в России еще недостает, и до минеральных вод; 8) до осмотрения находящихся ныне рудокопных ям, медных, соляных и селитренных заводов и других полезных мануфактур и фабрик; 9) до познания разных в медицине, экономии и купечестве полезных трав, а особливо таких, которые или иностранныя наградить или совсем новую отрасль торгу произвесть могут.

Сверх того академия надеется, что путешествующие [10] прилежно примечать будут все, что может служить к объяснению общей и к поправлению частной географии, также погоды, тепло и стужу, а особливо в таких местах, где пробудут несколько времени, описывать нравы, светские и духовные обряды, древния повести народов, обитающих в той стране, которую проезжать будут, причем примечать встречающиеся древности, осматривать развалины и остатки древних мест» 2.

Помимо академических учреждений, непосредственно участвовавших в разработке плана путешествий и маршрутов, к этому грандиозному предприятию был подключен ряд других государственных структур. Так, незадолго до отправления экспедиций свои предложения и рекомендации прислали Вольное экономическое общество, Медицинская коллегия, Берг-коллегия и Коммерц-коллегия. Для обеспечения беспрепятственного передвижения путешественников и надежной пересылки в Академию писем и собранных во время пути коллекций, в губернские канцелярии рассылались именные указы императрицы, предписывавшие оказывать проезжающим всяческое содействие. Губернаторы обязывались выделять путешественникам необходимое количество подвод. Со своей стороны, начальники отрядов должны были заблаговременно извещать губернаторов при намерении пересечь границы их владений. Кроме того, руководителям экспедиций вменялось в обязанность сообщать в Петербург о местах своих зимовок, по возможности ежемесячно присылать в Академию отчеты, а зимой — путевой журнал с кратким описанием сделанных в летний период открытий и добытых сведений. Экспедиционным отрядам надлежало двигаться по установленным маршрутам, стараясь не приближаться близко друг к другу. Значительные отклонения от маршрутов следовало согласовывать с Академией. К инструкции прилагались сопроводительные документы и «дорожные планы», составленные для каждой экспедиции отдельно. Заметим, впрочем, что, как ни тщательно были разработаны первоначальные маршруты, реальность вносила свои коррективы, и по ходу путешествия они нередко подвергались весьма существенному пересмотру.

Весной 1768 г. в окончательном виде были сформированы две «физические» экспедиции: Оренбургская и Астраханская. В состав первой входили три экспедиции или [11] отряда, возглавляемые П. С. Палласом, И. И. Лепехиным и И. П. Фальком. Астраханская экспедиция включала в себя два отряда, руководителями которых были назначены С. Г. Гмелин и И. А. Гильденштедт. После решения всех организационных вопросов, связанных с подготовкой экспедиций и укомплектованием их состава, Паллас составил более точный и обстоятельный путевой план Оренбургской экспедиции, в котором наметил маршруты всех трех отрядов.

В соответствии с этим планом в июне 1768 г. в путешествие отправлялся отряд Лепехина, за ним — отряд Палласа и несколько месяцев спустя — отряд Фалька. Лепехин должен был проследовать через Москву в Симбирск и далее к реке Черемшан. Было решено, что Паллас обследует тем временем приволжские области между Симбирском, Сызранью и Самарой, откуда по реке Самаре проедет до Борской или Сорочинской крепости. Вернувшись в Самару другой дорогой, Паллас найдет там Лепехина, уже осмотревшего к тому моменту Ставропольскую провинцию. Наметив место встречи для обсуждения дальнейших действий, они отправятся вниз по Волге через Саратов и Дмитриевск до Царицына, причем один из них поедет водой, дабы внимательнейшим образом обследовать весь левый берег Волги, другой же будет передвигаться по правому берегу. Перезимуют путешественники в Царицыне, а еще лучше — в Гурьеве, где зимние наблюдения принесли бы больше пользы.

Профессор Фальк осенью отправится из Москвы через Пензу в Саратов, а оттуда по реке Медведице доедет до Усть-Медведицы, затем проследует в Дмитриевск и, наконец, опять же в Царицын или Гурьев на зимовку со своими коллегами.

Весной 1769 г. экспедиционные отряды будут обследовать восточные берега Каспийского моря и степи по обеим сторонам реки Яика, после чего, следуя вдоль Яика, но разными дорогами, съедутся на совет в Оренбурге. Оттуда одни отправятся к реке Илек и в Орскую степь, а если позволит обстановка, то и к Аральскому морю, другие осмотрят местности по Яику и в окрестностях Оренбурга. Для зимовки путешественники облюбуют Чебаркульскую крепость или, по взаимному согласию, выберут какое-либо другое место, более удобное.

В 1770 г. все трое объедут Уральские горы, реку Белую и Исетскую провинцию, перезимуют же в Екатеринбурге. Если кто-то из них решит, что успеет осмотреть летом [12] участки по Иртышу и Тоболу, то ему не возбраняется провести зиму в Тобольске или в другом подходящем месте.

В 1771 г. один из троих проедет по Иртышу или Тоболу, либо все они, разделившись, изучат местность между реками Уфа и Чусовая и горы, лежащие между Екатеринбургом и Соликамском. Одному из участников дозволяется продвинуться дальше к северу, если он докажет, что в этом есть необходимость. На зиму можно остановиться в Соликамске, либо Хлынове, или Казани, смотря по обстоятельствам.

Наконец в 1772 г., обследовав оставшуюся часть территории между Камой, Вяткой и Волгой, а также между Казанью и Нижним Новгородом, путешественники возвращаются в Петербург.

Начертав маршруты Оренбургской экспедиции, которая, как мы видим, должна была закончиться в 1772 г., Паллас в заключение обращает внимание начальников отрядов на то, что этот «утвержденный генеральный план путешествия» нельзя менять без серьезных причин, а тем более без ведома Академии.

21 июня 1768 г. Паллас со своим отрядом выехал из Петербурга и через Новгород и Москву добрался до Владимира, где произошла его встреча с Лепехиным. Уже здесь путешественники внесли существенные изменения в составленный ранее путевой план. Они решили ехать в Алатырь, но разными дорогами: Лепехин — через Муром и Арзамас, Паллас — через Касимов, Муром, Арзамас. Далее их путь лежал в Симбирск, откуда Лепехин должен был отправиться на Черемшан, а Паллас — к реке Самаре. Местом сбора и зимовки намечался г. Сызрань, а не Царицын, как планировалось первоначально. От Касимова до Мурома Паллас предполагал плыть по Оке, но поскольку в Касимове не оказалось пригодного для этого судна, он продолжил свой путь по суше. Проехав Арзамас, Саранск, Инсар и Пензу, Паллас прибыл в Симбирск, где и перезимовал.

Весной 1769 г. Паллас покинул Симбирск и отправился по маршруту: Ставрополь — Самара — Сызрань — Новодевичье, куда приехал вместе с Фальком, следовавшим из Сызрани, и Лепехиным. Вернувшись в Самару, Паллас двинулся оттуда по направлению к Уфе. По дороге он посетил Оренбург, Яицкий городок и Гурьев. В Уфе прошла его вторая зимовка.

В конце декабря того же года Паллас направил в Академию проект своего путешествия на 1770 г., согласованный с Лепехиным. Согласно этому новому плану, раннюю [13] весну Паллас намеревался посвятить исследованию ближайших окрестностей Уфы, затем по реке Уфе продвигаться в сторону Красноуфимска и Екатеринбурга, предоставив весь Пермский уезд в распоряжение Лепехина. Из Екатеринбурга Паллас перебирался в Исетскую провинцию, на которую не претендовал Лепехин. Зимовать он предполагал в Тобольске или Таре.

Выехать из Уфы Паллас смог только 16 мая 1770 г. Из-за сильного паводка добраться до Екатеринбурга через Красноуфимск оказалось невозможно, поэтому, чтобы не терять время, он вынужден был отклониться от плана и через Уральские горы ехать в Челябинск.

Перезимовав в Челябинске, Паллас 16 апреля 1771 г. направился в Звериноголовскую и, проследовав через Ялуторовск, Омск, Семипалатную, в июле прибыл в Змеиногорск. Осмотрев Колыванские заводы, он в августе возвратился в Змеиногорск, откуда, по плану, должен был пробираться к Енисею через Кузнецкие горы. Однако из-за длительной болезни на этот переход у него оставалось слишком мало времени, поэтому ученый решил отложить осмотр Кузнецких гор на обратный путь и прямиком проследовал в Томск.

10 октября Паллас приехал в Красноярск, чтобы весной двинуться отсюда дальше на восток.

Заключительный этап путешествия (1772-1774), выходящий за хронологические рамки нашей публикации, включает в себя исследование Палласом Восточной Сибири и его обратный путь в Петербург.

Экспедиция Палласа обследовала огромную территорию от Петербурга до побережья Каспийского моря и южной части Сибири. Паллас открыл много новых видов животного и растительного царства, тщательно описывал рельефы местности, фиксировал направление рек, горных хребтов, производил метеорологические и климатические наблюдения. Большую ценность имели его описания многочисленных месторождений полезных ископаемых, этнографические наблюдения и многое другое. Исследования Палласа и его коллег вкупе с богатейшими материалами, добытыми ранее участниками Второй Камчатской экспедиции, заложили солидную базу для районирования территории России.

На протяжении всего путешествия ученый вел подробный путевой журнал. Во время зимовок он тщательно обрабатывал собранные сведения, дополнял их массой новых данных и частями отсылал свои записки в Академию для [14] рассмотрения в Конференции, которая неизменно рекомендовала их к печати.

Паллас высоко оценивал способности студентов Н. П. Соколова и В. Ф. Зуева, состоявших в его отряде. Сделанные ими во время самостоятельных поездок наблюдения также включал в свои путевые записи, указывая их авторство. Трехтомный труд Палласа «Путешествие по разным провинциям Российской империи» 3 много десятилетий оставался настольной книгой нескольких поколений ученых.

На основе огромного фактического материала, собранного Палласом в течение шести лет путешествия, он написал в последующие годы большое количество трудов по зоологии, ботанике, геологии, этнографии.

После возвращения из экспедиции, стоившей ему многих душевных сил и здоровья, Паллас около двадцати лет необыкновенно плодотворно работал в Петербургской Академии наук. Затем он переселился в Крым, где продолжал активную научную деятельность, а за год до своей смерти вернулся на родину. Умер Паллас в Берлине 8 сентября 1811 г.

* * *

Экспедиционная переписка Палласа настолько обширна, что опубликовать ее в полном объеме в одном сборнике не представляется возможным. В связи с этим в настоящее издание вошли документы, освещающие лишь первые три половиной года работы экспедиции Палласа, а именно, с середины 1768 г. до конца 1771 г. Научные результаты экспедиции за этот период пространно описаны автором в первых двух томах его «Путешествия» (1768-1771). Обозначенный нами рубеж 1771/1772 годы является весьма условной, но значительной вехой, ибо, перешагнув его весной 1772 г., Паллас оказался уже на территории Восточной Сибири, исследование которой можно считать началом второго, завершающего этапа его путешествия (1772 — середина 1774 г.).

Ценность публикуемых писем состоит прежде всего в том, что в них содержится довольно много важной [15] информации, не нашедшей отражения на страницах Палласова «Путешествия». Из писем Палласа мы можем, например, выяснить, кто открыл замечательный угольный пласт у деревни Городище, прочитать в них фамилию генерала, варварски обращавшегося с татарскими древностями, почерпнуть данные о посылавшихся в Петербургскую Академию наук коллекциях, узнать некоторые любопытные подробности экспедиционной и петербургской академической жизни, мнение Палласа о А.Л. Шлецере и другие сведения, опущенные при подготовке дневников к изданию. Письма и рапорты Палласа представляют собой единый комплекс документов, дающих яркую картину деятельности возглавлявшегося им отряда Оренбургской экспедиции.

В Санкт-Петербургском филиале Архива Российской Академии наук (ПФА АН) хранится более 100 писем П. С. Палласа за период 1768-1771 годы. Подавляющую часть этих писем составляют рапорты Палласа в Петербургскую Академию наук и его послания к историку Г. Ф. Миллеру. Последний по заданию Академии выполнял роль посредника и координатора, через которого Академия, главным образом, и осуществляла свою связь с руководителями экспедиционных отрядов. К сожалению, письма Г. Ф. Миллера к П. С. Палласу не сохранились, но доверительный и дружелюбный тон писем к нему Палласа дает право предполагать, что отношения между двумя этими учеными были достаточно близкими. Закончив свой очередной рапорт в Академию, Паллас нередко принимался за письмо к Г. Ф. Миллеру, в котором среди прочего иногда упоминал о том, что прилагает незапечатанный рапорт в Академию, дабы тот, ознакомившись с ним, мог удовлетворить свое любопытство. Видимо, данным обстоятельством объясняется тот факт, что весьма содержательные письма Палласа, адресованные Миллеру, несут в себе сравнительно немного повторов, которые, в противном случае, оказались бы чересчур утомительными для читателя.

Таким образом, представляется вполне оправданным дополнить основной информационный материал, содержащийся в рапортах, которые дошли до нас в полном объеме (за исключением рапорта № 24), текстами писем Палласа к Миллеру.

Известно, что Паллас состоял в переписке со многими учеными. Его корреспондентами в то время были С. Г. Гмелин, И. Гертнер, Я. Штелин, Э. Г. Лаксман, Н. Л. Бурман и др. В ПФА АН сохранились отдельные письма Палласа [16] И. А. Гильденштедту, И. Э. Фишеру, П. И. Рычкову и более 20 писем И. А. Эйлеру. Переписка между П. С. Палласом и И. А. Эйлером носила в целом официальный характер и мало что добавляет к той информации, которая содержится в рапортах Палласа в Академию наук. К тому же И. А. Эйлер имел обыкновение писать в один день сразу несколько писем начальникам разных экспедиционных отрядов и в целях экономии времени зачастую составлял трафаретный образец с упоминанием одних и тех же лиц и событий, внося лишь небольшие дополнения в текст письма, сообразно конкретным обстоятельствам, в которых, по его сведениям, находился в данный момент тот или иной адресат. Очевидно, что публикация переписки между названными корреспондентами в настоящем издании была бы нецелесообразна. Письма, включенные в данный сборник, даются в переводе с немецкого языка без каких-либо купюр; опущены лишь некоторые приложения к рапортам, представляющие собой в основном инструкции Палласа Н. П. Рычкову, а также перечни коллекций, отправляемых в Петербургскую Академию наук. 4 В каждом таком случае в комментариях дается отсылка к подлиннику и раскрывается содержание перечней. Полная публикация списков коллекций в переводе на русский язык едва ли удовлетворила бы серьезного исследователя, знакомого с особенностями старой естественноисторической номенклатуры, которую предпочтительно читать в оригинале.

Предварительный перевод всех документов (кроме № 13) выполнила Г. И. Федорова. Документ 13 переведен составителем данного сборника. Им же проведена тщательная сверка с немецким оригиналом текста всех сделанных Г. И. Федоровой подстрочников, уточнены топонимы и реалии, расшифрованы неясные места, восполнены пропуски и осуществлено литературное редактирование переводов. При этом ставилась задача передать особенности стиля и манеры письма автора. В научной литературе язык «Путешествий» П. С. Палласа чаще всего характеризуется эпитетом «сухой». В связи с этим позволим себе воспроизвести здесь весьма красноречивый фрагмент одного из писем П. С. Палласа Г. Ф. Миллеру (док. 37): «Я уже смирился с тем, что мое описание путешествия окажется никуда не годным... Я сомневаюсь даже в моем стиле, поскольку уже с [17] некоторых пор прихожу от всего в отчаяние. Более того, я сжег бы все написанное, если бы оно не было обречено появиться в свет. Ведь только в Академии рождают сочинения приказным порядком». Та же сухость изложения присуща и рапортам Палласа в Академию наук. Послания же к Миллеру написаны более живым языком, они являют нам образ серьезного ученого-естествоиспытателя, в котором, однако, угадывается тонкая и чувствительная душа, коей ведомы многообразные оттенки и полутона человеческих чувств.

Документы подготовлены к печати с учетом требований, изложенных в «Правилах издания исторических документов СССР» (М., 1969). В тексте писем исправлены очевидные описки и ошибки с указанием первоначального варианта в постраничных сносках. Мелкие поправки в написании отдельных слов и топонимов, сделанные в соответствии с нормами современного русского языка, не оговариваются (например: Яицкий городок вместо Яицкой городок). Когда же автором писем приводятся два равноценных варианта одного и того же географического названия (например, Челябинск, Челяба), предпочтение отдается более употребительному (Челябинск).

Письма расположены в хронологическом порядке и имеют сквозную нумерацию. Даты приводятся по старому стилю. Установленная составителем дата заключается в квадратные скобки; она, как правило, определяется, исходя из содержания документа.

В квадратных же скобках даются недостающие слова в текстах переводов, а также части слов, расшифровывающие авторские сокращения. Замена сокращенных слов полными не оговаривается в тех случаях, когда правильность ее не вызывает сомнений.

Слова, подчеркнутые Палласом, специально не выделяются. Курсивом в тексте писем набраны латинские названия животных и растений и слова, написанные Палласом по-русски.

Все документы публикуются впервые. Они извлечены из ПФА АН (за исключением документа 13, хранящегося в Центральном государственном архиве древних актов), из фонда Комиссии Академии наук (ф. 3, оп. 32, д. 12) и фонда Г. Ф. Миллера (ф. 21, оп. 3, д. 222).

В легенде указывается шифр ПФА АН, подлинность и копийность документов (если письмо написано рукой П. С. Палласа, оно считается автографом). Далее воспроизводится помета, обычно фиксирующая дату получения [18] рапорта в Комиссии Петербургской Академии и прочтения его на заседании Конференции.

В необходимых случаях документы сопровождаются комментариями, в которых название архива не упомянуто, поскольку использованы только фонды ПФА АН.

Сборник снабжен указателями имен и географических названий.

Составитель благодарит Н. В. Бойко и Ю. И. Соловьева, прочитавших работу в рукописи и сделавших ценные замечания, а также А.Г. Булаха, А. К. Гаврилова, М. Э. Кирпичникова, М. П. Семова, В. Н. Танасийчука, А. П. Терентьева-Катанского и В.Л. Успенского за полезные консультации.

В. И. Осипов


Комментарии

1. Wendland F. Peter Simon Pallas (1741-1811). Materialien einer Biographie. Berlin, New York, 1991 / Veroeffentlichungen der Historischen Kommission zu Berlin. Bd. 80.

2. Фрадкин Н.Г. Инструкция для академических экспедиций 1768-1774 гг. // Вопросы географии. М., 1950. Сб. 17. С. 216-217.

3. Reise durch verschiedene Provinzen des Russischen Reichs. Th. 1-3. SPb., 1771, 1773, 1776.— В русском переводе тома первого издания выходили соответственно в 1773, 1786 и 1788 годах.

4. О судьбе коллекций Палласа см.: Wendland F. Peter Simon Pallas.... 532-555.