ПЕТР СИМОН ПАЛЛАС

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО РАЗНЫМ ПРОВИНЦИЯМ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО СИБИРИ К ВОСТОКУ ЛЕЖАЩЕЙ ДАЖЕ И ДО САМОЙ ДАУРИИ 1772 ГОДА

Река, от коей сия станица имя свое получила, впадает в Осей, о коей я имею упомянуть после, а Осей течет в Илю, которая по том соединяется с Окойс.

Из Шерагулу выехал я еще прежде солнечного всходу. Места все были березником покрыты, однако между тем были и прогалины. — Недалеко от Или надобно переехать Озей, в коем вода столь была высока, что доставала в телегу, река Иля около Ильина дни, что будет по Рускому календарю 20 июля по старому штилю, вдруг так поднялась, что [420] вышла из своих берегов, и жители такого скорого наводнения в жизни своей не помнят, что произошло от чрезвычайных ливней на горах случившихся, откуда она вершины свои имеет. Теперь вода было и уменьшилась, однако все еще была не в межени; для того текла столь быстро, что мы с перевозом много времени потратили, по тому что плот далее в низ утащило.

На западном Или берегу стоит деревня Тулунская, где и станция последнее место Иркуцкой губернии; так, что сия река не совсем еще Иркутскую Губернию отделяет от Тобольской, и по тому и межи еще настоящей не назначено: ибо натурального такого урочища нет, которое б так хорошо разграничивало, как Енисей, а сим Тобольская губерния много бы от себя перепустила.

Почти во всякой деревне, кои лежали по дороге, видел я ребят, коим в етом месяце от Иркуцкого лекаря оспа была прививана. Сие спасительное действие достохвальнейшим старанием Иркуцкого Г. губернатора распространяется по всей восточной Сибири до самого Якутска с щастливейшим успехом и на многих произвело желаннейшее действие. — Опыты также учинены и над живущими около Иркуцка Буретами, коих впрочем род жития совсем здравию кажется противной, однако щастливое возымели следствие, и потому естьли б прививание оспы, которая иначе здесь не иное как за опасную и смертельную [421] болезнь почитается, между языческими в Сибири народами вошло в употребление, то тем польза его возрасла б наиболее. Напротив того в отдаленнейших оных народах повальная сия немочь как длится через многие лета, то сими учреждениями о прививании между ими может быть удалось бы, что сии люди по их отдаленности сделались бы от нее вовсе свободными. Однако при всем том прививание надобно делать в нарочных госпиталях, а не в их улусах, и при приеме и при выпуске больных должно принять особливую предосторожность, дабы появившейся натуральной оспы не более чрез то распространить меж улусами, нежели прививанием оказать пользы.

Лишь только за реку Илю и из границ Иркуцких вывалишься, то нет уже больше приятных тех лугов, где березник кое где рощицами попадался, но наступают густые и дикие леса из смольного дерева, по земле ж топи, кои всю страну от Или до реки Кану во всем ее пространстве пограничных хребтов по за Тунгуску занимают и всякою дичью довольны. Лишь только в лес впустишься, то течет через дорогу болотная речка Курган, а за 24 версты от Тулуну приходит другая большая и быстрая река Курсал, которую переезжать надобно, и где посередь лесу стоит зимовье, первейшее Тобольской губернии ведомство. — Тут дали мы несколько отдохнуть нашим лошадям, по тому что [422] от зимовья еще до станции, что на реке Шабарт Грязная река, 22 версты оставалось. Имя зимовья по братски Шабартульское, но ныне испорчено и не произносится, как только Бартульское. —

Река Шабарта склоняется уже к Уде. Станции тут, так как и большая часть других по дороге к Красноярску собственно населены мужиками из Енисейской провинции, но небольшое их число за несколько лет начали размножать новыми то ссыльными, то в зачет рекрут на поселение высланными мужиками, коих однако и по сие время еще всех не переженили. Весьма не многие еще из них принялись за порядочное деревенское житие, и не льзя почти надеяться как разве из детей их выдут лучшие и полезнейшие поселяне. Большая их половина по сю пору еще в свободе, не дают ниже подвод, ниже подушное платят.

Под вечер я выехал отсель, и как лес все продолжался такой же, где ничего редкого не обещало, то и продолжал я путь мой во всю ночь без остановки до Тунгуя на реке того же имяни, которая впадает в Уду. — тут как места пошли лесисты, гористы, пещаны и каменны, то и Rоdоdendrum dаuricum появился, коего с Китою до сих мест нигде было не видно, да и далее только до Уды, а больше нигде не родится. Ближе же к Саянскому хребту конечно везде его довольно, по тому что я ево и на западной стороне [423] Енисея, там, где высокие горы токмо начинаются, нашел уже, как ниже объявлено будет. — Для тех гористых мест дорога была уже труднее до самого Удинска, но прежде нежели к нему подъедешь, надобно переезжать одну речку Кыргытей. — От Шабарты до Хунгую щитается мерных 33 версты, и от Хутую до Удинска 33 же.

Я немедленно переправился через Уду, однако на другой стороне против Удинска в пригородке, который также новыми населяют мужиками, должен был нарочно долго за лошадьми дожидаться. Как местечко сие ни мало, однако есть Комендант из Штаб-Офицеров, который состоит под главным Томским Комендантом и приказы свои рассылает по двум караулам, а в крепости несколько казаков под собою имеет. Над мужиками Удинского уезду поставлен особливой управитель, которой числится под Канским, а оба под Красноярскою воеводскою канцеляриею. Под Удинским щитаются шестнатцать поколений языческих, кои вместе составляют 553 взрослых мужиков. Из них иные из Татар, а большая часть из Буретов произошли: над сими последними правительствует Князец, которой однако присматривает и за другими.

Молодые роды язычников рассеявшихся по лесам высоких гор, кажется не иначе должны быть как беглецы, кои от пригнанных издревле изо Сибири войною [424] или другими какими походами народов скрывшись в дальнейшие и темные леса остались. Некоторые из них кажутся как смешенные, по тому что есть в их разговоре и Татарские слова и Монгальские. Всех достопамятнее Каракосинский род, который только что в дватцати двух мущинах состоит, однако также как и Кайбальский и Моторский удержал свой Самоедский язык, хотя немного уже и перемешен. Есть сверх того еще в горах некакие маленькие роды народов, кои также своим языком говорят, однако я не мог обстоятельного собрать об них известия. Каракасы с прочими горными Татарами питаются одною только ловлею и у себя другого скота не держут, кроме нескольких оленей, на которых имение свое с места на место перевозят. — Суеверие их, хотя они и кажутся быть крещеными, однако осталось еще и поныне с ними и в свете наичуднейшее; они ни богов, ни колдунов не имеют, а молются небу и солнцу, и жертвы другой не знают, как когда убьют зверя, медведя, или какого другого, тогда голову и сердце на бересте брося к небу просят, чтоб впредь также добыча им была щастливее. Иначе почитают также горы и реки, так как и другие многие Сибирские народы, из коих в последних кидают что нибудь, а на горах в проезд или какую ветку втыкают, или несколько табаку кладут, или просто какой нибудь камешек бросают, которой [425] привозят с собою. Мертвых кладывали они или на нарочно сделанных из плетня балаганах или на деревах головою к востоку, или оставляли на земли закидав только прутьем. Родных же своих, коих любили, обыкновенно сожигали. — Юртишки свои покрывают звериными шкурами, коими также одеваются и сами. На одном месте редко они простаивают два или три дня. Летом таскаются с места на место вдоль по рекам для сараны, которая составляет главнейшее их пропитание. Ее сушеной два мешка, весом около трех пуд с половиной, или столько же хороших кедровых орехов ценят в оленя, и по тому разкладывали они и свой Ясак, который со всего колена доходил до дватцати оленей. Ныне же они помещены вместе с другими Татарами Кашкинцами на Удинские пограничные караулы, однако и от Ясаку не избавлены, а платят с души около двух рублей. — Бабы у них летом на головах носят, как Корейки, широкие, круглые из ситнику сплетенный шляпы, а шапок не имеют. Ноги вместо чулков обертывают в жимолостную бересту (Lоniсеrа рyrсnаiса). Некоторые слова из их языка приложу я ниже сего, где о сходствии разных народов в рассуждении речей с Самоедцами говорить буду.

За Удою рекою начинает опять по сухим и холмистым местам густой березник, где слой поелику песчаной, то страна тем [426] становится веселее. За 12 верст от Удинска надобно будет с холмов спутаться к реке Каменке таким узким буераком, что телеге на силу пройти можно. Приятный и весьма высокий реки берег состоит из пещаного камню; но оный камень столь мелок, что легко почти в руках рассыпается. В буераке премножество росли Girсеа lutеtiаnа.

Немного подалее приходит широкое болото, по том река Мара, которая так как и Каменка впадает в Ужу, после Ук, на которой стоит деревушка, обитаемая Енисейскими мужиками, кои и подводы подставляют. — Речка Ука еще первая, которая течет в Бирюзу.

Как много лошадей здесь взять было не можно, и мужики не так, как в Сибири обыкновенно водится, не припрягли лишних, то езда наша была столь медленна, что ету станцию до Самаровой деревни, на реке того же имени тащились мы всю ночь и прибыли уже по утру с светом. В проезде переезжали мы еще речки Березовку и Камышевку.

Здесь кончилось открытое то место, что мы от Уды до сих пор имели и настало болотистое дикое лесистое, так как прежде. Наипаче росли тут черница и голубица, кои уже поспевали; попадались также и различные Андромеды, меж коими была Аndr. cоerulеа, и оrсhis fusсаtа цвела еще. — Сим болотами изобильным лесом продолжалась наша дорога, где по полуутопшим и сгнившим [427] колодам чем больше я опасался, тем была она несноснее. Чтоб доехать до Бояроновского зимовья, где только три двора, и где несомненно мужиков из недалеко от проезжей дороги отдаленной деревни сменить надобно, тащились мы с полден даже за самую полночь. На дороге проехал я еще две болотные речки Моховую и Никольскую.

Не далеко от зимовья на речке Оключете надобно спущаться круто под гору, где одна из моих кибиток еще темно на рассвете опрокинулась довольно опасным образом, однако по щастию ни кого не повредила. По том надобно ехать предолгим мостом чрез топи, через реку Течет до средственной реки Бирюзы, за которую переправясь на лодках в многолюдной слободе Бирюзинской на западном реки берегу стоящей, где есть и надсмотрщик над мужиками и над соседственными селениями, принужден я был оставшихся назади телег дождаться.

Вокруг слободы место чистое, за четыре версты от ней течет речка Кантара, а далее верстах в одиннатцати речка Еловка, впадающая в Кантару, где находится и зимовье. Дватцать пять верст отсель следует зимовье Ключи, в коем надобно бы нам переменить лошадей, однако в зимовье насилу нашли трех.

От зимовья вверх по тому же ручью, на котором она стоит, верстах в пятнатцати в горе в лесу ломают красноватой [428] и беловатой камень мергель, которой в нужде вместо трепелу употреблять можно, и для того единственно привозят его и в Иркуцк под сим имянем.

Лошадям, кои не сменились, велел я выдать весь запасной хлеб и по том поехал далее до речки Кечети отсель недалече; она течет по пространным, но для дороги вымощенным топям, приняв в себя вышепомянутой ручеек, сама в Поям впадает. За дватцать за семь верст от Ключей надобно переправляться чрез крутую речку Тин (белки), где стоит новая деревня из тритцати Колонистов. Но как сии новопоселенные еще не обязаны были давать лошадей, да и сами все были на сенокосе, то принуждено было нам тащиться на тех же лошадях еще осмнатцать верст до Пояму; в оной приехали мы в полночь проехав на дороге речку Погорелку. — Река Поям впадает в Бирюзу. Места от Тину начинают становиться чище и дорога лучше. Шесть семей под становье переселены были из Тасевского острогу что на Тунгуске, и ныне умножены еще десятью дворами из колонистов.

К утру приехал я на станцию на реке Илаане в Кан текущей находящуюся и без всякой остановки отправился далее до Канского острогу. Леса в здешних местах становятся весьма травянисты, так как и в Красноярском ведомстве, и травы такие же. [429]

Канский острог гораздо многолюднее Удинского и лучше строением, размножается ныне час от часу новопоселенными, кои выстраивают себе домы по реке Кан перед крепостью будто в пригородке. В нем имеется управитель, которой также и над Удинским уездом и над всеми к ним принадлежащими Татарскими и Буретскими поколеними. И по тому сие место есть как средина всей собирающейся на меж Обью и Енисеем лежащих горах рухляди, из которой видно, что здешние соболи лучше, нежели те, коих ловят к западу от Енисея, и суть самые лучшие подле Даурских. — Под Канским щитают одинатцать языческих поколений, кои все вместе составляют 247 душ в окладе.

Из Канского острогу я еще заблаговременно прибыл в Уринскую станицу; все сие пространство от реки Каны, почти только не до самой речки рыбной заключали чистые поля с обыкновенными Сибирскими степными травами. — Ночью проехал я Ключи, а на рассвете приехал и в старое село Рыбинское.

Я здесь остановился, чтоб еще пересмотреть Сибирские кузнечные плавильни, в коих железо здесь плавит один Енисейской кузнец. Железная руда, которую он на плавку употребляет, есть достойнешая примечания из всех в Российском государстве находящихся руд. Ее нашел один мужик раскапывая лисицыну нору. Она состоит из больших и малых каменьев окаменелого [430] дерева, которое в твердой, темной, богатаго содержания в железной камень превратилось, но так что и все годовалые дерева приращения и останки коры видны. Здешней же кузнец отыскал сей особливейший сорт руды в двух местах в близости от своего жилья. — Одно место находится в восьми верстах от села к востоку несколько вверх по речке рыбной на одном пригорке, березником покрытом против, одной ложбины, коей на топкой низменности множество железной охры садится. Здесь она лежит целыми дерев колодами, положением кажется от полдня к северу в глинистопесчаном слою весьма с железною охрою смешенном. Другое место, где сия руда отыскана еще очень не давно, лежит от жилья с версту и почти такого же состояния. Оруделые колоды сами собою такой же вид имеют, как и руда, а только железа из них выплавить не можно, но кузнец собственным искуством выплавливает чугун, который однако никуда не годится, и кажется, что содержит в себе несколько меди. — В плавлении руды и в строении печек я почти ничего не приметил особливого от прежде мною описанных при Куйтуне. Из трех или четырех пуд хорошо выжженной и толченой руды для всыпки в печку на семь долей разделенной и столько же коробов уголья в выплавке выходит пуд или более шкалу, которая сверьху кругом содержит зернистый [431] чугун, и внутри готовое железо, которое уже не много не чисто. Под послед же естьли на каждой короб уголья всыпано будет руды только половина обыкновенной меры и огонь употреблять сильнее, то вся шкалина сверьху будет укладиста и на поделку твердых железных снастей, топоров и тому подобных весьма пригодна. Сия укладная часть от внутреннего мягкого железа весьма отлична, разнится же субтильностию зерна, а бывает толще или тоне смотря по великости жару.

* * *

При сем случае хочу я упомянуть и о Енисейском кузнечном железа плавлении, которое велел я студенту Зуеву описать обстоятельнее. Енисейские кузнецы топкою в горшках железа так распространили свою Коммерцию, что все около лежащие места, оным довольствуются; а как застроенный в Красноярском ведомстве железный завод почувствовал от того свой упадок, и справедливо, что по учиненным опытам Енисейское железо нашлося лучше, то учинили, и резонно, на кузнечное плавление накладку, так что каждой кузнец заплатя в казну в год по десяти рублей с горна, может уже плавить столько, сколько в силах.

Руда на то употребляемая находится вверьх по реке в 25 верстах от городя в берегу одного ручья в речку Зырянку впадающего. Кузнецы поезжают за рудою из города вверьх по Енисею через деревни Пашапову и Селедееву в 20 верстах от [432] Енисейска при устье Зырянки стоящие, откуда вдоль по речке и ручью да рудокопани щитают верст на одинатцать. Иначе мужики из вышепомянутых деревень также и из Щукиневой ломают сию руду и вывозят не кузнецам за плату. Положение ее в буграх, долину, по коей ручей протекает, на несколько верст простирающуюся заключающих, лиственницею, ельником, соснягом и другим дощатым лесом покрытых. Обыкновенно работники раскапывают сверьху на аршин толщиною желтую с красноватой смешанную глинистую землю, по том подымают серую с песком смешанную глину, в коей лежит охра гнездами, по сим лежит толстой, белой пещаной, глинистой, железо содержащий слой, чрез которой проседает тонкая наподобие угольной, но совсем рухлая жила. — И в белом слою добывается самая богатейшая железная руда, которая то рассыпчата как трепел, то тверда, как камень, снаружи бела, но ни чуть не известна, и точно как в большом горизонтальном гнезде глина. В вышших слоях попадается другой железо содержащей камень, которой слабже, серее и охристее, однако оного в плавку не употребляют, часто только кузнецы берут несколько на плавку, как в придачу, от серого камню. — Белую руду выискивают они небольшими в глубину пробоинами, сажени на четыре или на пять, а там прорывают в следе за рудою каморки, или по тамошнему печьки, покуда [433] жилу видно, за работу платится, смотря как мужик в деньгах нужду имеет с пуда от полуторы до трех копеек. Плавильное действие у Енисейских кузнецов несколько совершеннее. Печки складены лучше и обыкновенно в одной стене по две. Горн сверх камней запирают еще железными дверцами. Величина печек такая же, как я описал и прежде, и в каждой раз обыкновенно не больше плавят, как четыре пуда, разделя оные на сем частей, кои они называют верхами. Из четырех пуд жженной и самой лучшей в белом камне руды, естьли плавка удачлива, вынимают они от одного до полутора пуда шкалу, а самая выплавка никогда меньше не дает, как тритцать фунтов чистого кованого железа. Наипаче всего, если достать хорошее железо, наблюдают они при плавке меру огня, по тому что естьли мехи дуют сильно, то из руды родится чугун; слабо же, состоит в их воле сделать, чтоб вышло мягкое железо, или уклад. Дабы сего степени дознаться, потребно долгое обращение, да и тут еще не могут они предузнать, какой сорт железа у них родится. Как скоро горн разгребут, то пробуют в гнезде растопившуюся руду железным прутом: естьли она прильнет к пруту, то узнают они, что ето чугун; когда же прут прикосновением к расплавленному железу издаст звук, так как когда холодное железо тронет, то заключают, что ето мягкое и уже [434] сварившееся железо; естьли же дотронувшись прутом поскачут искры, то полагают, чаю ето выйдет укладное железо, в чем, говорят, будто и не ошибаются.

* * *

Перьвого числа Августа отправился я из рыбинского села по дороге к Красноярску через Уярскую станицу, через деревню и речку Балай, в Рыбну впадающую, через болотистые речки Кингину и Чертешь, по коим Рhаlаris сruссformis в великом множестве находилась, через ставции Кустуну на реке Есауловке в Енисей текущей, Ботой на речке того же имени и в вышеписанную впадающей, так что прибыл в Красноярск, проехав сего дня, по тому что дорога была гладкая, менше нежели 10 часов, 130 верст. — Между Кускуном и Ботоем надобно пробираться лесом от гор, около реки Маны лежащих, к северу простирающимся. — В высоком Енисея реки песчаном берегу против Красноярска находится премножество костей, кои изветшалою своею известною материею подали случай произвести вязкую жилу, которая в песке вступает на место сгнивающих травяных кореньев.

Около Красноярска застал уже я травы все в исходе и большая часть имели уже семяна. Однако оставленный тут студент г. Кашкарев в собрании оных около самого Красноярска и в небольших по реке Мане и [435] к Саянскому хребту сделанных поездках был столь прилежен, что я изрядное имел всех по горам Енисейским вешних и летних трав собрание. — Ето почти большею частию редкие и Сибири собственные травы, и по тому, как г. Гмелин говорит ([В предислсши к книге называемой Flora sibirica. Часть I.]), что натура с Енисея к востоку будто переменилась и с етих месте начинает производить настоящие свои Азиатские травы, стоили б особливой важности; однако я в мнении моем, какое из сего громкого определения о травах по ту сторону Енисея ростущих имел, весьма много ошибся. Ето правда, что в Красноярском ведомстве, где места чистые, сухие и гористые, много есть редких и горных трав, а особливо по полуденным между Юсом и Енисеем горам, также и по местам к западу от Юса даже до Телецких гор к Алтайскому хребту простирающихся, однако разве умолчать, что многие из оных трав уже по Иртышу, на Алтайских горах, а некоторые еще и на отошедших от Уралу высочайших горах попадались, и так распростирается сие прекрасное трав сонмище только по лежащим около Енисея сухим чистым каменным горам и их способнейшим местам. Напротив того как скоро за Енисей перевалишься, то все далее меж Тунгуской и пограничными горами лесом и [436] сенокосом покрыто, так как и по Оби, а не иначе; при том по Оби, Иртышу и Уральским горам в рассуждении трав с Европейскими горами гораздо сходственным, скорее приметить можно отличность растений от тех, кои ростут на лежащих к западу местах, нежели в сих от Енисея к востоку даже до Байкалу. Дабы сие доказать и принятое мнение г. Гмелиным, как новейшим естества испытателем низложить и предать так, как чего оно стоит, знатоки трав в удовольствие свое позволять мне здесь внести некоторые изъяснения, по которым ясно видеть могут, какая в травах по разным мною объеханным даже до восточной Сибири странам следует перемена.

1) К востоку от Уральских гор на западной их половине, особливо в полуденнейших местах все травы почти такие, какие в Гунгарии с немногими собственными и к Сибирским принадлежащими, и по тому перьвая в оных перемена довольно приметна.

2) Что самые те же травы по Иртышу вверх к Алтайскому хребту еще более отличны, и на самых оных горах с прекрасными по Енисейским горам найденными уже нарочито сходственны.

3) Что по ту сторону Оби на высоких полях и угорьях некоторые травы весьма обыкновенны, каких напротив с западную сторону нигде или только по Алтайским горам найти можно. [437]

4) Что вверьх по Енисею многие хорошие нагорные травы появляются, кои или собственно, или только в отдаленной Даурии и полуденных от Байкала местах как в настоящей их родине, обыкновенно водятся; но из них.

5) Большая часть по низменным и лесистым меж Енисеем и Байкалом местам опять перемежаются, а вместо того самые простые ничего не значущие, холодные лесные и луговые травы населяют, и

6) Наконец что по тому ж и все окольности даже и за Байкалом, кои вообще гористы, и каменисты, самые лучшие, редчайшие и особливейшие травы производят, по чему чистые сухие и каменные с солнечной стороны и высохшие снежные горы, и хладные долины собственно их себе имеют. Можно еще к тому приложить, что многие насупротив высочайших гор травы в восточнейшей, где еще студенее, Сибири и в Камчатке найдены на не высоких горах, да еще и на полях и на болотах так как и некоторые из них примечены в северную сторону от Сибири к ледовитому морю по берегам и по Тундрам.

Следующее расписание содержите в себе наиглавнейшие то только травы, кои наиболее себя изъявляют, и перемену растений по местам живее представляют. Однако сим я не предлагаю тем растениям, кои таковы и таким местам природны, подобную [438] роспись; ко сим, кои меж Енисеем и Байкалом произрастают, выискивал со всевозможным рачением, сколько в проезде по сей стране и в один год мне было можно, свойственнейшие.

Во перьвых хочу я предложить те растения, кои обыкновенно в Сибири родятся, и на западной стороне Уральских гор до самой Волги и далее в России или почти столько же обыкновенны, или редки, и сии последние означу я звездкою: (*)

Теперь следуют те растения, кои с Уральских гор перемежаются и кои, некоторые немногие только выключа на восточной их стороне, да уже и немного подале за половину гор, не ростут более: таковые я означу звездкою.

Травы, кои вопервых на Уральских горах оказываются особливо на их восточной стороне ([Сверьх известных Линнеевых площадных имян для моих трав, каких в сочинениях сего великого ботаника не имеется, употребил я в сем пути мною самим вновь принятые.]) суть следующие, и между ими те только на высочайших горах родятся, или на северной половине, кои напечатаны курсифом.

Следующие западной стороны травы оказываются еще на Иртыше и на Алтайских пригорьях, однако редко и кажется тут совсем переставать начинают.

По Иртышу у Оби и Алтайским горам размножаются травы в следующих сортах; между ими есть некоторые степные, кои я отметил звездкою:

По Енисею к нагорным Сибирским растениям присоединяем следующие новости, меж коими однако некоторые помеченные звездкою* очень редки и только что по за Байкалью во множестве быть начинают.

Теперь я предлагаю травы по низменным лесистым меж Енисеем и Байкалом местам растущие, меж коими большая половина и по России, многие во всей северной Европе по лесам и по лугам обыкновенны; редчайшие же однако сорты найдены иногда и гораздо к западу от Сибири

В заключение представлю я теперь те травы, кои собственно только за Байкалом водятся, или кои тут в большем количестве ростут и таких, кои по сю сторону пограничного хребта совсем не имеются, замечу я звездочкой; кои же по высочайшим снежных гор вершинам держатся, те напечатаю курсифом, а крестиком замечу те, кои родятся и в Сибири и в северной Америке:

* * *

В разобрании и приведении в порядок всех мною собранных в беспрерывную до сих пор чрез целые пять месяцов сряду по наидостопамятнейшим местам езду примечаний и натуральных редкостей, не имел я свободного времени даже до 10 числа Августа. Наступившее к тому продолжительное ненастье не позволяло почти никогда более выйтить за остальными на полях травами, кои кое-где еще отцветали, и не многих только семяна были в спелости, и по тому не думал я еще подыматься вновь вверх по Енисею, как в половине оного месяца, однако воспоследовавшим вдруг 16 числа Августа [448] приездом Студента г. Зуева, продлился мой отъезд до 19 дня.

Он ездил из Мангазеи вниз по Енисею за 620 верст, но до Ледовитого моря не доежжал еще около 322 верст, и по тому из Селякина зимовья назад воротился. В записках его кроме описания водяного путешествия другого достопамятного немного находится. Но оное здесь приобщить за ненужное полагаю, а выпишу только то, что достопамятнее мне показалось.

В близости Мангазеи жители обитают по большой части крещеные Якуты, коих число до 127 человек доходит. Тунгусы по Енисею составляют многолюднейший народ которого полагают до 2000 душ и между ими 1282 под Мангазеею, прочие ж к Енисейску причисляются. Юраков и других самоедов щитается в Мангазейском уезде 640 человеке; Остяков или под сим имянем разумеющихся народов числится под Мангазейскою воеводскою канцеляриею 351, а под Енисейским 479 душ.

Река Енисея ниже Мангазеи, а особливо против Селякина зимовья, где она начинает уже делать свое устье, ужасной ширины, так что в некоторых местах, где нет островов, в полую воду на десять верст ширины полагают, и с одного берегу другого едва видеть можно. Правая сторона реки нарочито гориста, однако оные горы не с лишком высоки и при том валами; левой берег или [449] наволошная сторона ровная, однако также не низменная и также как и нагорная лесом покрыта. К Селякину весь лес переводится, а до тех мест становится мельче и некорыстнее; за десять верст от зимовья видны одни только маленькие лиственнички.

Снег и лед с берегов сходит только что в конце Июня, но никогда не растаивает в буераках и рытвинах снежною водою размытых, равным образом и самая земля на чистых холмах очень не глубоко растаивает, и под мохом и прутняговым кореньем меж мхов разрастающим очень часто находят или чистой лед или мерзлую землю. Ольха, лиственица, верба и береза обыкновенно там пролупаются и расцветают в последних числах Июня. Другие травы оказываются ранее и во первых Fumаriа bulbоsа, Viоlа uniflorа, biflorа и Erigеrоn аlрinum, по том Аndrоfасe villosa, Соrthusа Matthiоli, Rhоdiоlа rоsеа, Роtеntillа stiрulаris, Dryаs Осtореtаlа, Аdоха mоsсhаtellinа и Linum рerеnne, которой в сих холодных странах чрезвычайно большее цветы приносит. Rheum undulatum продолжается даже до 66 градусу северной широты. — Другова я в сей поездке ничего не нашел, чего б не было примечено в езду по реке Оби.

Ниже Плахина Зимовья находятся окаменелые раковины, а повыше Селякина найден зуб и другие останки слоновьих костей.

Вниз по Енисею река для выгоднейших промыслов Русскими населена гораздо более [450] нежели Обь. Хантайский погост 300 верст ниже Мангазеи кроме церькви имеет только четыре двора, из коих в трех живут церковные служители; но ниже по берегу за Авамским зимовьем находится премножество таких одинаких жильев или зимовей даже до самого Ледяного моря.

* * *

19 числа Августа после обеда отправился я из Красноярска на Саянские горы; до Саледеевой деревни ехал я Тобольскою почтовою дорогою, которая лежит преизрядными степями с правую сторону меж рекою Кичею, а с левую промеж чистых гор вверх по Енисею идущих. На дороге переехал я речку Угачь, на коей Красноярский воевода Князь Пелымский построил себе заимку и мельницу, далее через болотистую речку Карагуз в Угачь впадающую и через Еловку. Саледеева деревня лежит на Каче, и состоит из 30 дворов старожилов.

Отсель понеже мне надобно было взять другую дорогу, которая была почти также как почтовая, однако уже лет за дватцать оставлена, и по тому что она идет лесом и болотами, заросла и обветшала, то принужден я был здесь ночевать остаться, пока посланные вперед мужики ее сколько нибудь прочистят, и помостят чрез протекающие через дорогу ручьи и речки мосты. [451]

Следующим утром поехал я до находящейся в пяти верстах деревни Еловки, где переправясь за реку того же имяни пустился на почтовую старую дорогу и тотчас в лес сосняг, топольник и березник. Места становились гористее, темнее и болотистее. С начала дорога была еще сносна, хотя проточины речки Бугалы, многие болота и топи делали уже довольно затруднения, однако все еще с далее следующими болотистейшим и лесистейшим проездом несравненно. Во весь день сего дня не мог я более 35 верст переехать; на дороге переправился через две небольшая речки, кои вместе впадают в Качу Отро; она здесь при своих вершинах течет с преужасною быстростию, и своим стремительным течением еще прежде мною примеченное Енисея реки к Чулыму нижайшее положение больше подтверждает. — От Качи начинает часть высоких гор реку Енисей с Чулымом разделяющих, с коих дорога спущается к Чулыму ниже, однако положение его и глазом приметить можно, что выше, хотя течение его не столь быстро как в Каче; по ту сторону на сухом берегу понеже смерклось принудило нас ночевать перетащив кибитки через реку на бревнах.

Поутру на 21 число Августа дорога была ужасно какая дурная, все по дикому лесу, бесчисленным топям и болотам, кои все не столько бы были несносны, естьли бы месяца за два перед сим не было здесь таковых [452] сильных дождей, каковы были. Чрез три речки, кои все в одну главную Сукову соединяются и через другие некоторые лужи принуждены мы были сами делать из фашиннику переезды, дабы не сесть в болоте. Однако переехали мы сего дня, по тому что ни где не останавливались, больше сорока верст и немного не завалились за большой Кемчур, по тому что уже больше пяти верст за рекой Быковкой находились; наступающая мрачная ночь от темного перед погодою неба принудила нас остановиться ночевать при мутных ручьях, кои никогда как только после случившихся недавно дождей, движения в себе не имеют.

Посюпорушные грязные леса содержат в себе почти все такие растения, коии обыкновенно в Сибири им подобные по горам леса производят. Всего чуднее была Gеntiаnа сiliаtа, которая еще цвела, и размножается по Сибири весьма далеко к северу, даже что находят и на самых холоднейших горах с голубыми или белыми цветами. Ночью светящиеся червячки по кочкам или по гнилым деревьям обсаживаясь кругом по ветвям причинили нам не малое удовольствие. Они не длиннее шести линей, не много по толще лошадиного волосу, и видом похожие на сырную моль. — Из редких птиц содержали сии леса одну только выше сего уже описанную и от Енисея до Даурии только в етом месте и водящуюся синичку с красною напереди шейкою (Mоtасillа Саlliоре при. нум, 17). [453]

22 числа Августа переправившись мы через большой Кемчуг, в коем вода не очень была высока, въехали мы в сухой чистой березовой лес, а после едучи открытыми по холмам полями перебрались через речку Амалу не подалеку от Юса через маленькую плотину; а верст за семь от недавно построенной Енисейскими мужиками небольшой деревушки того же имени переехали и самой Юс против села Соснового, коего новопоселянин также из Енисейской провинции за восемь лет был только один с своею семьею, но ныне уже и село и жилье больше нежели из 25 дворов.

От оного села, коего церковь еще не освящена, и в коем я для наступившей холодной с дождем бури переночевать принужден был остаться, пошли по ту сторону Юса прекрасные бугристые степи, обложенные от востока до сих мест сей речки излучиною. По ним продолжали мы наш путь, следуя за старою почтовою дорогою чрез речки в Юс текущие Борсук, (на коей ниже стоит к Томску принадлежащая деревня) и Агата; далее проехали мы по высоким холмам речки Тиббержил и другие в Шереш впадающие, о коих я упомянул в проезде здесь осенью прошлого году, то есть через речки Солгом, Еге, Теректе и Усукжил, где в Татарских Юртах ночевать остановился. До речки Теректе степь была весьма сеном и травами изобильна у между ими так как по Оби и по [454] Тому в множестве были осенние сих мест Сimiсifugа, кроме обыкновенной Gеntiаnа Рnеumоnаnthе была G. Рunсtаtа, сiliаtа и похожая на G. Сruсiatа ([Gentiana floribus confertis terminatricibus. Gmel. Flor. sib. IV. p. 104 n. 72. tab 53.]), также Sеnесiо еruсifromis еще был в полном цвете, а по впадинам росли меленькие березки и кусты отцветшего Оrоbus lutеus и Lathyrоidеs, Lаthyrus pisifоrmis и отродок от большей королевские шпоры называемой, равным образом еще не отцветали Асоnitum nареllus и syсосtоmum.

По сухой степи от Теректи начавшейся, где я следующего дня ехал до Копьевой заимки, на высочайших местах были совсем отменные растения и почти такие же, какие ростут около Красноярска. Рhlох sibiriса и Сhrysоnthеmum аrсtiсum цвели еще, по том Неdisаrum оbsсurum, ([Hedysarum foiliis pinnatis, leguminibus articulatis, lanatis, caule diffuso. Flor. sibir. IV. p. 29 n. 37. tab. 12.]) Аstеr sibiriсus, Viоlа biеnnis, Linum реrеnnе, Аndrоfасе villоsа, Ахyris аmаrаnthоidеs, Vеrоniса inсаnа, Neреtа multifidа и другие им совместные.

От Наужура, где мне Томские Татара Руские подводы переменили, спешил я пойтить после обеда на гору Учум для собрания семян, коих я тут нашел много и в совершенной спелости. На горе сверх обыкновенных во второй части редких травок нашел я еще большую часть других сортов, [455] кои на Енисейских голых горах произрастают. Соruus draculus летал здесь по горам, так как и в последующие дни мы видели; однако сколь его было ни много, но не льзя было достать ни коим образом, по тому что он летает очень высоко и садится на самых высочайших гор утесах, у Татар называется он Хастан, а у Сагайцов Суглук.

По глинистой подошве горы росла в сие время в множествии Hеsреris tаtairiса (смотри I часть сего путешествия); она тем удивительнее, что я кроме сих мест ни на Саянском хребте, ниже где инде далее в Сибири не приметил. От спелых ягод земляной малины (ерhеdrа) краснели как кармазин все гор утесы. В Даурии и на Селенге ягоды сии почитают за вредные, и сказывают, будто некоторой род бешенства причиняет. По болоту вкруг небольшого озера при подошве горы к востоку простирающемуся росла не простая впрочем травка Swеrtiа rоtаtа, кроме того были еще колосья Аstrаgаlus uliginоsus, Сniсus sрinоsissimus и Рrimulа farinоsа.

Swertiа не редко имеет на обыкновенном колосе о пятилистном цветке, другие, один или больше такие ж цветки о шести листках, но реже о семи и о четырех Tеtrаndrоs, hехаndrоs и hерtаndrоs. У Татар прикладывают ее жованую к ранам, и хвалят от того, как весьма действительную; Русские употребляют ее внутрь, как горькое домовое снадобье, называют же, как в [456] ином месте Ruysсhiаnа и Гиссоп синим зверобоем, ее здесь белым зверобоем. Она в великом множествt родится по всем по Юсу солоноватым озерам и около Былекыла находящимся водяным и болотным местам.

Под глинистым слоем горы Учума сверху из пещаных слоев состоящей собираются многие ключи, стекающие в один ручей и ему соленость воды как кажется придающей. За озером часто восстают меж горами дождевые тучки, и при пасмурном небе редко на озере бывает без тучи или без дождя, хотя б на окружающих его горах и по долинам было ветрено.

Я пробыл в Копьевой заимке по 26 число Августа то за травами, то за отправлением находившегося при мне студента г. Кашкарева по горам до Кузнецка и далее по Иртышу для собрания семян тамошних редчайших растении.

По горам вокруг Копьева ростут Driаs рentареtalа, Роtеntillа seriсеа аlbа, Tushlаgо аnаndriа и другие горные травки.

26 дня переправившись за Юс ехал я вверх по оному до Кокова улусу на белом Юсе, где ночевал. Не далеко от юрт присоединяется к реке одна протока Сарассу, которая на подобие долгого озера на несколько верст в длину простирается. — По горам великое множество имелось знатного шиповнику, так что я такого крупного и тельнистого еще нигде не видывал. По многим и продолжительным погод непостоянствам сего [457] дни был первой хороший и приятный день, а после уже и многие такие воспоследовали.

От Кокова улусу вверх по Юсу в западную сторону видно одну гору по Татарски Анло называемую несколько высунувшимся некоторым каменьем особливого сложения. Она отсель на 12 или 15 верст расстоянием, а от Карышского родника на 36. От левого же берегу реки Юса верст с пять, в той самой стороне, где по другую степную т. е. сторону имеется Фиркалово озеро, а с левую впадает речка Каракол. Гора с одной стороны до самой своей вершины полога, и с самого верху вдруг опускается утесом; противу ее стоит другая гора еще той выше, но со всех сторон от прочих отделена и по сторонам так же утесиста, так что посредством прорвы от пологой горы она совсем кажет четвероугольна; на ней на самом верху высунулся немалой четвероугольной камень.

Оной камень называется Татарским именем Анло, и некоторым образом от Татар почитаем. Некто из Томска имянем Дмитрий Васильев работавший прежде для своей фортуны в приискивании руд, тут взял сей чудной камень или сундук, по своему кипучему через край воображению, или может быть и обманщицкому промыслу за примету, чтобы лежащую к западу отлогую гору как надобно разработать, в коей представилось ему в мозгу, будто в древние времена Мунгальский [458] Алтынхан закопал великий клад. По ево сказкам или пророчеству следует, что некоторой Кашинской Татарин Семер Аршанов будучи посылан с делами за границу к Мунгальцам вывез будто оттоле старинную помолвку, что когда Алтынхан кочуя на реке Юсе принужден был из той волости удалиться, то все свое богатство и сокровище закопал в сокровенных местах около камня Анло, и щели все и признаки запаял наглухо. Сие сказание имеет он первейшею причиною к кладокопанию, а начав разработывать вышеописанную гору приметил, что из разных снаружи расселин, так как и во многих других горах случается, продувает ветер, и по тому твердо заключил о надобности быть тут пещере и кладу, и так продолжать работу. Он не престает в своем обмане и усиливается далее, подтверждая, будто есть еще на Чулыме известные некакие Мунгальского поколения старые девки, кои и Мунгальское рукописание, где сии к пещере проходы и где клад лежит, имеют.

По достовернейшим обстоятельствам кажется что сей человек в молодости своей будучи в ссылке на Барнаульских заводах, есть настоящей обманщик, которой вымышленным таковым предметом и скоро верющих сторонних и своих родных детей, нарочитый капитал у себя имеющих, в помогании ему в разработке и отъискании сокровища разорив, старается теперь сам около того же [459] без трудов питаться. Между тем две зимы уже как он здесь работал, в двух местах, где в горе ему расселины показались, провел на несколько сажен шахты, и другие многие поделал пробоины, провел штольны, и по сю пору сидит еще с своими рабочими, покуда деньги есть, над одним раздробленным, но крепко ссевшимся завалом, силясь разорвать его порохом. Всякую глухую диру берет за человеком сделанную, и почитает, что по сей то и надобно следовать к сокрытому тому сокровищу. Затеклые каменною материею щели, называет он замазанными известным раствором продушинами. Неприступные кабаны, кои он гоняясь за дирами окружил, представляет за подпоры подземного погреба. Невзначай как нибудь из натуральной расселины разольется текучая материя по пустому месту, и напачкает какую ни есть фигурку, ево в палящем воображении заставляет кричать, чудо! да он такового чего сам и не видал бы, естьли бы какой нибудь насмешник Татарин, ему не показал етого. Случалось, что белой лунь несколько раз на сию гору опущался или над нею вьючись смотрел в которую нибудь сторону; то он принимает его за указателя, где и в котором месте лежит богатство. В некоторых местах по щелям, нашед остатки каких костей, звериных зубов и других подобных, кои неотменно какими нибудь маленькими зверьками туда занесены были; но [460] он по своему мнению думает, что ето остатки от принесенной духам жертвы, чтоб они клад берегли и скрывали б. Сии духи или мозговые привидения препятствуют в работе всячески, делают над ним разные насмешки, кидают каменьями, мочат или затушают фитили на рванях, смеются, кличут работников по имянно, и другие многие дурачества, коих я не внес бы здесь всеконечно, естьли бы сей старый обманщик намерения своего не открывал с особливою важностью и у простого народа не заслуживал совершенной доверенности. А как он к тому же и писать великой мастер, то держит всему етому поденную записку, которую читать не нескучно, и он мне благоволил прислать их пук целой. Хотя я ни чуть не щитал за достойное, чтоб туда ехать и осматривать работу сего дурака; однако для прозбы его отправил туда 27 дня верхом имевшегося при мне студента Г. Зуева, а сам етот день нашел препроводить за травами по находящимся в 5 верстах от Юса горьким озерам и соленому Тустукул. — Версты за три от Юса по песчаным буграм лежит первое иловатое горькое озеро Кичикул, вокруг коего травы такие же как и около Учума на берегах плесень и вода в озере несколько солодковата. — Немного подале позадь другова бугра есть, еще маленькое стоячее озерко без имяни, а от него мимо идут нарочито высокие каменные горы от коих на Тустукул дорога. Сие озеро кривое [461] и продолговатое, лежит в ровной и сухой впадине пещано-каменными горами окруженной. Сколь оно ни солоно, однако на берегу нигде соленых ключей не видно, на западной стороне к северному концу в самом изгибе озера имеются только два ручейка, однако и в них вода так солона, что насилу можно приметить, и то более к селитряной соли подходит, нежели к поваренной, и ее еще пить можно, как видно у казаков, кои тут живут, для охранения соли и никакой другой воды, кроме сей не употребляют, по тому что самой ближайшей ключь с пресною водою отстоит оттоль версты на четыре. Из обоих сих ручейков ни который мне не показался, чтоб содержал подобную Селцервассерской воду, как Г. старой Гмелин об них сказывает. Один из них недавно только лишь прочистили, и по тому уповательно, что он и в ту пору таков не бывал, а как земля под ним также соленая, как и под другим, то оба они горьковаты, однако чисты и без всякого противного запаху.

Понеже соль здесь собирают, покуда другие не отвезут в кучи, и она лежит таким образом на открытом месте под ветрами, коим здешние горы весьма подвержены; и так мешается с нею песок, а с другой стороны много ее так пропадает; таким образом заставили ныне строить тут каменный соляный амбар. [462]

По озеру множество было Tryngа hyреrborеа, а на берегах равным образом великое количество выкинутых мертвых насекомых, однако ничего между ими особливого примечания не попало.

По пескам здешних мест много также было прекрасной той травы Рhаса muriсаtа (приб. н. 114. Рис. Аа. фиг. 1.) которой я кроме чистых гор между Енисеем и Юсом нигде не нахаживал. Ето чудно, что прекрасных ее кусточков не едят ни овцы, ниже какой другой скот. С нею вместе ростет Рhаса рrоstrаtа (приб. y. 10). На высоких горах цвела еще кое-где Реdiсularis myriорhyllа (приб. н. 99 рис. 5. фиг. 1.), которую я однако видел на Иртыше. О других редких травах не говорю, кои все уже семяна имели.

Из Тустукулу поехал я по высоким к востоку лежащим горам, и как там за собиранием семян долго замешкался, то догнал прочие кибитки уже ночью, которые ехали прямою дорогою на Таргижул, и не знали, где я с моими Татарскими лошадьми девался. Таргижул (река Гарихвостка) течет в Былекул (брусовое озеро), который теперь остался в леве. — Еще далее осталось в сторону к Юсу озеро Фиркалово, которое от сей реки только на три версты расстоянием, принимающее в себя две небольшие речки Турим и Комдужул, где меня мои кибитки дожидались, я ночевать остался. [463]

Следующего дня проехал я речку Туюм в Былекул текущую, и так далее промеж маленьких озер Урланкула и Илкула, через большой Иткул, текущей Карыше и еще чрез один небольшей ручей, также в озеро текущей, в Карышской рудник, от круглого, пространного и рыбного Иткула не более двух верст отстоящий. Урланкулом, который Руские для находящегося тут березового лесу, называют березовым озером большой Иткул посредством небольшого канала с рекою Туюмолс имеет свой исток в Былекул, также и малой Иткул величиною не более полуверсты через соседетвенное озерко Шаракул имеет с Туюмом свое сообщение; Казынкул течет в Карык, и так все сии озера составляют некоторую связь, которая ни с Юсом далее, ниже с Енисеем не сообщается, но озеро Былекул круглое и отвсюду горами окруженное имеет свой стоки;.

По Солончакам вокруг Туюма ростет великим множеством Rарhdnus sibiriсus, какого верно нигде лучше и в таком количестве, кроме как здесь и около Красноярска, не находится. Он цветет с начала весны до поздной осени, и тогда наклоня отягченные стручками веточки расстилается по чистому полю.

Текст приводится по изданию: Петра Симона Палласа, медицины доктора, натуральной истории профессора, Санктпетербургской императорской Академии Наук и Вольного Экономического общества, также Римской императорской Академии, королевского англинского собрания и Берлинского естествоиспытательного общества члена путешествие по разным местам Российской империи. Часть третья. СПб. 1788

© текст - Зуев В. 1788
© сетевая версия - Тhietmar. 2014
© OCR - Сирик В. 2014
© дизайн - Войтехович А. 2001