Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:
Ввиду большого объема комментариев их можно посмотреть здесь (открываются в новом окне)

ЖАК МАРЖЕРЕТ

СОСТОЯНИЕ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

ESTAT DE L'EMPIRE DE RUSSIE

СОЧИНЕНИЕ Ж. МАРЖЕРЕТА О РОССИИ

СОСТОЯНИЕ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ и ВЕЛИКОГО ГЕРЦОГСТВА МОСКОВСКОГО С ОПИСАНИЕМ ПРИМЕЧАТЕЛЬНЫХ И ТРАГИЧЕСКИХ СОБЫТИЙ, СЛУЧИВШИХСЯ В ПРАВЛЕНИЕ ЧЕТЫРЕХ ПОСЛЕДНИХ ИМПЕРАТОРОВ,

то есть с 1590 до сентября 1607 г.

КАПИТАНА МАРЖЕРЕТА В ПАРИЖЕ,

у Матьё Гиймо, книгопродавца во Дворце в галерее, что ведет в канцелярию 1.

MDCVII

С королевской привилегией


Извлечение из королевской привилегии

Королевской милостью и привилегией дозволяется МАТЬЕ ГИЙMO 2, книгопродавцу, печатать самому или по своему усмотрению отдавать в печать тому или иному типографу книгу, озаглавленную «О СОСТОЯНИИ РОССИИ И МОСКОВИИ, НАПИСАННУЮ КАПИТАНОМ МАРЖЕРЕТОМ» 3 и запрещается всем книгопродавцам, типографам и другим печатать или отдавать в печать указанную книгу либо извлечения из нее в том или ином виде, а также выставлять ее на продажу кому-либо, кроме тех экземпляров, что были отпечатаны указанным Гиймо, до истечения ближайших шести лет, начиная со дня, когда книгу закончат печатать. Все это – под угрозой конфискации книг, печатаемых в течение указанного времени иначе, чем по заказу вышеназванного Гиймо, а также под страхом произвольного штрафа и возмещения всех издержек и убытков по суду, невзирая ни на какие апелляции и протесты, о чем более подробно изложено в оригинале привилегии. Выдано в Париже, 2 марта 1607 г. Нашего царствия год 18.

От имени короля в его Совете –

Пeppe 4. [115] /f. A ii/


Королю 5.

Сир, если бы подданные Вашего Величества, путешествующие в дальних странах, составляли правдивые изложения того, что они увидели и отметили как наиболее важное, то их частная выгода обернулась бы к общественной пользе вашего государства; не только побуждая к подражанию тому, что есть хорошего и искусного у других, ибо поистине Бог, чтобы наилучшим образом поддерживать сообщество меж людьми, устроил все так, что одни находят в других местах то, чего нету них, но также придавая смелости многим праздным молодым домоседам отправиться искать и учиться добродетели в трудных, но полезных и почетных занятиях: путешествиях и ратных делах на чужбине, и рассеивая ошибку многих, полагающих, что Христианский мир 6 заканчивается Венгрией. Ибо /f. А ii v./ доподлинно могу сказать, что Россия, описание коей я предпринимаю по поручению Вашего Величества, – один из надежнейших редутов Христианского мира, ибо эта Империя, эта страна более обширна, могущественна, населена и изобильна, чем думают, и лучше вооружена и защищена против скифов и иных магометанских народов, чем считают многие. Абсолютная власть государя 7 в своем государстве внушает страх и почтение подданным, а внутри страны хороший порядок и управление 8 защищают ее от постоянных варварских набегов.

С тех пор, Сир, как ваши победы и ваша благодать добыли Вашему Величеству покой, которым поныне наслаждается Франция, сочтя теперь бесполезной службу Вашему Величеству и отчизне, каковую во время смуты я нес под началом господина де Вогренана 9 в Сен-Жан де Лон, на других рубежах вашего герцогства Бургундского, я отправился служить государю Трансильванскому 10 и Императору 11 в Венгрии, а затем – королю польскому 12 в чине капитана отряда пехотинцев, и, наконец, судьба привела меня на службу к Борису 13, российскому Императору. Он оказал мне честь командовать кавалерийским отрядом. И после его кончины Димитрий 14 получивший это королевство, оставил меня на службе, дав /f. А iii/ мне первый отряд своей гвардии. За это время я кроме языка имел возможность изучить множество вещей, относящихся к его [116] государству: законы, нравы и веру страны, что я и изложил в сем кратком сочинении, написанном без всяких ухищрений и с такой простотой, что не только Ваше величество, наделенное на удивление рассудительным и проницательным умом, но и каждый распознает в нем истину, которую древние называли душой и жизнью истории.

Если сие сочинение хоть немного понравится Вашему Величеству, это будет для меня единственной наградой, раз вы не только снизошли до того, чтобы меня выслушать, но соблаговолили прочесть мое сочинение, заверив, что в нем смогут увидеть весьма примечательные происшествия, из коих великие Государи извлекут некоторую пользу, даже из несчастья моего господина Димитрия, пришедшего к власти в своей Империи, преодолев большие препятствия, возвысившегося и низвергнутого всего за два года 15, и самая его смерть явилась следствием того несчастья, что некоторые считали его самозванцем или подмененным. Можно там увидеть многое и об особенностях этого государства, достойного быть известным, но все же незнакомого как в силу удаленности своего местоположения, так и вследствие умения русских скрывать и замалчивать дела своего государства.

Я молю Бога, Сир, хранить Ваше Величество в благоденствии, ваше /f. А iii v./ королевство в мире, монсеньора Дофина 16 – в желании подражать вашим достоинствам, а меня – в постоянном моем рвении покорнейшей службой всегда быть достойным имени, Сир,

вашего покорнейшего подданного, вернейшего и преданнейшего слуги В(ашего) В(еличества),

МАРЖЕРЕТА [117] /f. А iiii/

Предуведомление к читателю

Российская Империя является частью страны, издавна именуемой Скифией, каковым словом «Скифы» и сегодня называют Татар, которые были некогда сеньорами России, и великие герцоги владели ею как вассалы Татар, зовущихся Крым 17. Эти Русские, с некоторых пор, после того, как сбросили иго Татар 18, и Христианский мир получил о них некоторое представление, стали называться Московитами, по имени столичного города Москва, обладание которым дает герцогский титул 19, но не первый в стране. Ибо некогда государь именовался Великим герцогом Владимирским и поныне продолжает именовать себя Великим герцогом Владимирским и Московским 20. Таким образом, не только мы, удаленные от них, но и ближайшие их соседи впадают в ошибку, именуя их Московитами, а не Русскими. Сами же они, когда их спрашивают, какой они нации, отвечают «Руссак», что означает – Русские, а если спрашивают, откуда они, то отвечают «из Москвы» – из Москвы, Вологды, Рязани или из других городов 21. Но /f. А iiii v./ следует также уразуметь, что есть две России, а именно – та, что носит титул Империи и которую поляки называют Белой Россией, и другая, Черная Россия, находящаяся в зависимости от Польского королевства и примыкающая к Подолии. Сеньором этой Черной России и называет себя король Польши в своих титулах, когда именуется Великий герцог Литовский, Русский, Прусский и прочая 22. Об этом я хотел предуведомить читателя, чтобы он знал, что русские, о которых идет здесь речь – это те, кого некогда звали Скифами, затем, по ошибке – Московитами, хотя московитами могут называться жители одного лишь города, все равно как если бы всех Французов начали бы называть Парижанами по той причине, что Париж – столица Франции, да и то с большим основанием, поскольку Париж является столицей с незапамятных времен 23, а Москва – всего лишь сто или двести лет 24. Также краткий титул их Государя – «царь Господарь и Великий князь всея Россия» 25, что дословно означает: «Король, сеньор и великий герцог N всех Русских», или можно понимать также: «всей России», но отнюдь не «Московитов» или «Московии». А чтобы отличать Черную Россию от этой, Поляки все расположенное по ту сторону Днепра [118] зовут Белой Россией, иначе же, без такого различения, в этом сочинении будут все время путаться, поскольку речь здесь идет только о Белой России, некогда Скифии, а ныне – Московии. /f. 1/

СОСТОЯНИЕ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ И ВЕЛИКОГО ГЕРЦОГСТВА МОСКОВСКОГО 1606 г.

Россия – страна громадной протяженности, полная больших лесов даже в самых населенных местах со стороны Литвы и Ливонии – больших болот, которые для России как бы служат укреплениями. Она довольно плотно заселена от Нарвы, замка и морского порта на Ливонской границе, принадлежащего королевству Швеции, до Архангельска или Святого Николая, – другого морского порта, удаленного от первого на 2800 верст 26 (четыре версты равны одному лье 27), и от Смоленска (города на Литовской границе, при Федоре Ивановиче обнесенного каменной стеной Борисом Федоровичем 28, бывшим в ту пору протектором Империи) до Казани, на расстоянии примерно 1300 верст 29. Эта область Казань была некогда абсолютным королевством Татарии 30, которое было завоевано великими герцогами Василием Иоанновичем 31 и его сыном Иоанном Васильевичем 32. Государь /f. 1 v./ той страны был взят в плен в указанном городе Казани Иоанном Васильевичем и поныне еще живет в Московии и зовется Царь Симеон 33. Указанный город омывается той знаменитой рекой Волгой, куда впадает река Ока. Близ указанного города обитают Черемисы. За Казанью вдоль Волги (каковая впадает в Каспийское море у Астрахани) простирается большая страна, сплошь покрытая безлюдными степями, впрочем, на указанной реке построены некие замки. От Казани около 2000 верст до Астрахани 34. Это укрепленный город, торгующий больше, чем любой другой в России, и почти всю Россию снабжающий солью и соленой рыбой. Полагают, что сей край очень плодороден, поскольку на равнинах между Казанью и Астраханью множество мелких вишневых деревьев, приносящих плоды, и даже встречаются лозы дикого винограда. В указанном городе Астрахани много хороших фруктов, а в окрестностях имеется животное-растение, которое ранее было описано некоторыми [119] авторами, а именно: бараны, растущие из земли, соединенные с корнем чем-то вроде идущей от пупа кишки в два-три брасса длиной. Сей баран съедает всю траву вокруг себя, а затем умирает; размером они с ягненка, с курчавой шерстью, у одних шкуры совсем белые, у других – слегка пятнистые. Я видел разные их шкуры 35. Эта область была завоевана Иоанном Васильевичем 36. При его жизни англичане торговали там, а оттуда – с Персией 37. За [f. 2]

Волгой обитают Татары, именующиеся Нагаями. Помимо того, имеется еще одна большая провинция, покоренная Иоанном Васильевичем, которую они зовут Империей или Королевством Сибири. Область эта полна лесов, чащоб и болот и пока еще совсем не открыта: считают, что одной своей стороной она примыкает к реке Оби. Из этой страны поступает почти вся пушнина, как-то: черные лисы, высоко ценимые в самой стране, соболь и куница, приносящие Императору большой доход 38. Эту страну начинают уже возделывать и находят ее достаточно плодородной для зерна 39. Там построены четыре города, где размещены гарнизоны, дабы держать в повиновении народ 40, который весьма прост, маленького роста и внешне походит на татар, называемых Нагаями, то есть – лицо у них широкое и плоское, нос приплюснут, маленькие глаза, они весьма смуглы, носят длинные волосы, мало кто из них имеет бороду, одеты в соболиные шкуры, мехом наружу, еще тридцать лет назад не знали, что такое хлеб. Эта страна служит основным местом ссылки большинства тех, кто впадает в немилость Государя 41.

Со стороны Татарии [населенной] теми, кого они зовут крым[цами], являющимися союзниками Турецкого султана, с чьей помощью они, начиная с 1593 г. по настоящее время, не раз ходили на Венгрию, особенно – в 1595 г., когда произошла великая битва при Агрии 42. В степях Татарии построены многие города и замки, чтобы помешать /f. 2 v./ набегам Татар, но эта страна обитаема лишь до Ливен, расположенных примерно в 700 верстах от Москвы 43. За ними есть различные города, а именно: Борисов город, Царев город и другие. Этот Царев город почти на 1000 верст удален от указанных Ливен 44. Города сии и ныне продолжают заселяться: земля там очень плодородна, но [120] они осмеливаются ее обрабатывать лишь в окрестностях городов. Считают, что Царев город всего в восьми днях пути от Великой Ставки. Некогда там собирались татары, чтобы устраивать набеги на Европу. Итак, эта страна большой протяженности, ибо она граничите Литвой, Подолией, Турцией, Татарией, рекой Обью, Каспийским морем, затем – с Ливонией, Швецией, Норвегией, Новой Землей и Ледовитым морем.

Эта земля очень холодна, я имею в виду самые ее населенные Северную и Западную части, как мы упомянули ранее, ибо, что касается степей, лежащих в Татарии, или на берегах Волги от Казани до Астрахани, или у реки Обь, с восточной стороны, то они районы весьма умеренные. В вышеназванных же холодных провинциях зима длится шесть месяцев, это означает, что снегу всегда по пояс и что любую реку можно перейти по льду. Тем не менее, они весьма плодородны, там в изобилии имеются все те же злаки, что и у нас во Франции: рожь там сеют в начале или в середине августа, пшеницу и овес – в апреле или в мае, смотря по продолжительности зимы, и ячмень в конце /f. 3/ мая 45. Есть фрукты и овощи, а именно: изрядно большие дыни, лучшие из тех, что я где-либо ел, много огурцов и хороших яблок и черешен, груш и слив мало, орехов, земляники и подобных плодов там во множестве. Летом дождей мало, а зимой, следовательно, и вовсе нет. В Холмогорах [–] Архангельске и Св. Николае 46, а также и в других местах Севера на протяжении месяца или шести недель лета солнце видно и днем, и ночью, и в полночь его видно на высоте двух-трех брассов над землей; зимой в продолжение месяца совсем нет дня, поскольку солнце не показывается вовсе. Также вы обнаружите там всю возможную крупную дичь и животных, какие есть и во Франции, за исключением кабанов. Оленей, ланей и косуль достаточно встречается на востоке и на юге, в татарских степях, а также между Казанью и Астраханью; множество лосей – так называемого большого зверя; кролики же по всей России весьма редки; в изобилии фазаны, куропатки, певчие и черные дрозды, перепелки и жаворонки, не считая бесчисленной прочей дичи, но бекасы попадаются там довольно редко. В августе и сентябре большое количество журавлей, зимой – лебедей, диких гусей и уток; аиста мне довелось видеть лишь однажды, и он был черного цвета. Хищные звери – [121] белые и черные медведи, которых очень много, пять видов лисиц и пропасть волков, наносящих большой вред скоту, поскольку /f.3 v./ там везде большие чащобы. Помимо того, кое-где на севере встречаются северные олени, они немного меньше обыкновенных и носят прекрасные большие рога, шкура у них серая, почти белая, копыта же раздвоены гораздо больше, чем у обычного оленя. Жителям тех областей они дают пищу, одежду и служат вместо лошадей, ибо их впрягают по одному в особо изготовленные сани, и они бегут быстрее любой лошади; питаются большую часть времени тем, что отыскивают под снегом. Все зайцы там зимой становятся белыми, летом же они такого цвета, как во Франции. Летом и зимой там встречаются белые куропатки, а также соколы, челиги и другие хищные птицы. Во всей Европе нельзя сыскать лучших и более разнообразных сортов пресноводных рыб, каковых они имеют в большом количестве, а именно: Осетр, Белуга, Осетрина, Белая рыба, то есть рыба с белым мясом, она немного крупнее лосося; стерлядь и все те рыбы, что есть и у нас во Франции, за исключением форелей. Всё стоит очень дешево, как, впрочем, и все другие съестные припасы 47. Ибо несмотря на тот великий голод, о котором я расскажу ниже и который истребил в стране почти весь скот, я купил по дороге домой ягненка, такого большого, как баран у нас во Франции или самую малость поменьше, за десять денингов, что составляет примерно тринадцать су 4 денье, а также цыпленка за семь турских денье 48. Каплунов у них совсем нет, разве только у иностранцев. Причина такой дешевизны в том, что каждая овца /f. 4/ приносит обычно двух или трех ягнят, а те на следующий год становятся матерями такого же числа ягнят. Что касается быков и коров, то они множатся столь же быстро, поскольку во всей России не едят телятины, ибо это противоречит их вере, к тому же они соблюдают пятнадцать недель поста в году, помимо среды и пятницы каждую неделю, что составляет около полугода 49. Это делает мясо дешевым, как дешев и хлеб, которого очень много, так как его не вывозят из страны. Земля же там сама по себе столь тучна и плодородна, что никогда не удобряется, разве что в некоторых местах, и ребенок двенадцати – пятнадцати лет с одной лошадкой вспахивает за день арпан 50 или два земли. [122]

Хотя съестных припасов там много и они дешевы, простой народ довольствуется весьма малым, поскольку они не могли бы иначе обеспечить себя, не имея никаких промыслов и будучи очень ленивыми, так они не расположены к труду, но столь расположены к пьянству, что более невозможно. Когда они отдыхают, то их выпивка в основном состоит из водки и медона, который делают из меда, добываемого ими без труда и в изобилии, как можно судить по большому количеству воска, ежегодно вывозимого из страны 51. У них есть также брага 52 и прочая дешевая выпивка. Этому пороку пьянства без меры предаются все, как мужчины, так и женщины, девушки и дети; священники не меньше, /f. 4 v./ а то и больше, чем другие. Ибо пока остается выпивка, которую им позволено готовить лишь к нескольким большим праздникам в году 53, нечего и надеяться, что они когда-либо остановятся, прежде, чем не покончат с ней. Я говорю о простом народе, поскольку дворяне вольны делать любую выпивку и пить, когда захотят.

Согласно анналам России, считается, что Великие герцоги ведут свое происхождение от трех братьев, выходцев из Дании, завоевавших Россию, Литву и Подолию примерно восемьсот лет назад, и старший брат Рюрик стал называться Великим герцогом Владимирским, от которого произошли все великие герцоги по мужской линии до Иоанна Васильевича, который после завоевания Казани, Астрахани и Сибири первым был именован титулом Императора Римским императором Максимилианом 54.

Что же касается принятого ими титула, они, веля себя именовать Царь, думают, что нет титула выше. Римского императора они именуют Цисарь, что они образовали от Цезаря, а всех королей – Кроль, на польский манер. Короля Персии они называют кизел Баша, а Турецкого султана – «Великий Господар турок», то есть великий Господин Турции, в подражание имени Великий Государь. Но о слове «ЦАРЬ» они говорят, что оно содержится в Священном Писании, ибо всюду, где сказано о Давиде, или о Соломоне, или о прочих королях, они названы «Царь Давид», «Царь Соломон», что мы /f. 5/ переводим как «Король Давид», «Король Соломон» и т. д. И они считают имя «Царь» наиболее древним, и, по их словам, этим [123] именем Богу некогда было угодно удостоить Давида, Соломона и других, правивших домом Иуды и Израиля, и что эти слова «Цисарь» и «кроль» суть всего лишь человеческое измышление, каковое имя некто стяжал себе воинскими подвигами. Поэтому, после того, как русский царь Федор Иоаннович снял предпринятую им осаду Нарвы, и с обеих сторон депутаты и послы собрались, чтобы заключить мир между Россией и Швецией, они более двух дней спорили о титуле – Федор хотел иметь титул Императора, а Шведы не желали признавать его за ним. Русские ссылались на то, что слово Царь еще важнее, чем император и в итоге пришли к соглашению, что его всегда будут именовать Царем и Великим герцогом Московии 55, причем каждая из сторон считала, что обманула другую этим словом Царь. Польский король так же величает его письменно. Римский император 56 титулует его Императором, как делала покойная королева Английская 57, и подобным образом поступает король Великобритании 58; король Дании 59, Великий герцог Тосканский 60, король Персии 61 и все азиатские короли именуют его всеми титулами, которые он принимает. Что касается Турецкого султана 62, то, поскольку при мне между ними не было ни переписки, ни послов, я не знаю, как тот его титулует.

Этот Иоанн Васильевич, вопреки их религии, не разрешающей жениться /f. 5 v./ свыше трех раз, имел семь жен, от которых у него было три сына 63. Ходит слух, что он убил старшего 64 своей собственной рукой, но было, как я считаю, иначе, так как, хотя он и ударил его концом жезла, подкованного четырехгранным стальным острием, каковой жезл в форме епископского посоха никто, кроме императора, не смеет носить, этот жезл великие герцоги некогда получали в знак вассальной зависимости 65 от Татар, именуемых Крым, и тот получил какое-то ранение, но умер не от этого, а некоторое время спустя, во время паломничества 66.

Вторым сыном был Федор Иванович 67, наследовавший отцу. Третий, а именно – Димитрий Иоаннович был от последней жены 68, принадлежавшей к дому Нагих 69. Указанный Иоанн Васильевич, прозванный Тираном, не будучи уверен в верности своих подданных, испытывал их разными способами, но главным был тот, когда он возвел вместо себя на императорский трон [124] Царя Симеона 70, о котором было сказано выше, короновал его, передал ему все императорские титулы, а для себя велел возвести дворец напротив замка, велев называть себя Великий Князь Московский. Симеон правил целых два года, ведя как дела внутри страны, так и посольские и иные внешние дела, разумеется, испрашивая у него сперва совета, который значил столько же, что и категорический приказ 71. По истечении двух лет [Иоанн] лишил его Императорской власти, даровав ему большие имения 72. После смерти своего старшего сына, своего второго сына, а именно – Федора, он женил на дочери 73 Бориса Федоровича, который был дворянином достаточно знатного рода, называемого Дворяне Московские 74, и /f. 6/ мало-помалу приобрел милость императора Иоанна, скончавшегося в марте 1584 года. После его кончины власть в Империи унаследовал указанный Федор, государь весьма простоватый, часто забавлявшийся звоня в колокола или проводя большую часть времени в церкви. Борис Федорович, в ту пору достаточно любимый народом и находящийся в большой милости у указанного Федора, вмешивался в государственные дела и, будучи весьма ловок и сметлив, умел потрафить каждому. Посему, когда стал раздаваться ропот, чтобы низложить Федора по причине его простоты, протектором страны в итоге был избран Борис, который, как считают, с тех пор начал мечтать о короне, видя, что у Федора нет детей, кроме дочери, умершей в возрасте трех лет 75, и с этой целью стал благодеяниями привлекать народ. Он повелел укрепить вышеназванный город Смоленск 76. Он распорядился обнести Москву каменной стеной вместо прежней, деревянной 77; он построил несколько замков между Казанью и Астраханью, равно как и на границах Татарии 78. Заручившись, таким образом, поддержкой народа и даже дворянства, за исключением самых могущественных и дальновидных, он под любым предлогом отправлял в ссылку тех, кого считал наибольшими своими противниками. Затем, наконец, отправил Императрицу, жену указанного покойного Иоанна Васильевича, с ее сыном Димитрием Иоанновичем в Углич, город, удаленный от Москвы на 180 верст 79. Как полагают, мать и некоторые другие вельможи, предвидя цель указанного Бориса, и сознавая [125] /f.6 v./ опасность, которой мог подвергнуться ребенок, поскольку уже знали о том, что многие вельможи, отправленные в ссылку, были в дороге отравлены, сумели подменить его и подставить на его место другого. После он безвинно предал смерти еще многих вельмож. И поскольку он не опасался более никого, кроме этого принца, чтобы обезопасить себя полностью, он послал в Углич убить вышеназванного принца, который был подменен. Что и было исполнено сыном того, кого он отправил матери в качестве секретаря. Принцу было лет семь-восемь; тот, кто нанес удар, был убит на месте, а подмененный принц был похоронен весьма скромно. Достигнув Москвы, новости породили многие толки, о них шептали и судили по-разному. Будучи извещен обо всем этом, Борис велел поджечь ночью самые богатые лавки, купеческие дома, а также дома в разных местах, чтобы наделать им хлопот вплоть до того времени, как ропот немного стихнет и умы успокоятся. Он лично присутствовал там и распоряжался тушением огня, чтобы создалось впечатление, что его очень занимает нанесенный ущерб. Затем, собрав всех потерпевших и обратившись к ним с длинной речью, чтобы утешить их и выразить сожаление об их потерях, пообещал выхлопотать у Императора некоторое возмещение убытков для каждого, чтобы они могли отстроить дома, и даже пообещал выстроить им каменные лавки, тогда как прежде /f. 7/ они были сплошь деревянными 80. Это он и исполнил так хорошо, что каждый остался доволен и почитал счастьем иметь такого хорошего протектора. Наконец, в январе 1598 скончался указанный Федор (некоторые говорят, что тот же Борис был творцом его смерти 81). Тогда он пуще прежнего начал домогаться императорской власти, но так скрытно, что никто, кроме самых дальновидных, которые, впрочем, не осмеливались ему противиться, этого не замечал, поскольку он делал вид, что добивается власти для своей сестры, вдовы покойного Федора, хотя это и противоречит законам страны, не позволяющим ни одной вдове – я разумею здесь вдов Великих герцогов или Императоров – жить свободно, но обязывают через шесть недель после похорон постричься в монахини 82. Он даже делал вид, что отказывает тем, кто Советом Императрицы направлялся либо к его дверям, либо в палату Совета (куда в период [126] междуцарствия каждый мог свободно входить) 83. Так он заставил себя просить принять титул Императора, но возражал им, указывал, что они делают ошибку, столь торопясь в деле, заслуживающем более зрелого рассуждения, и что их сейчас ничто не торопит, ибо они в мире со всеми, и что якобы Империя будет пребывать в том же состоянии, что и при покойном Императоре, когда он сам был ее протектором, вплоть до того времени, когда они по зрелом рассуждении выберут другого. По правде говоря, страна, действительно, при нем не понесла ущерба ни в чем, он приумножил Казну, кроме того, что по его распоряжению было построено много городов, замков и крепостей, /f.7 v./ он также заключил мир со всеми своими соседями. Посему он хотел созвать Штаты страны 84 надлежащим образом, а именно по восемь-десять человек от каждого города, с тем, чтобы вся страна единодушно решила, кого должно избрать; для этого требовалось время, ибо его желанием (как он говорил) было удовлетворить каждого.

В это время он распустил слух, что сам Татарский [хан] с большим войском идет грабить Россию, как показали приведенные казаками пленные 85. От этих новостей народ более настоятельно стал просить его принять корону, на что он все время заявлял, что он принимает ее против воли, поскольку есть много выходцев из родов более знатных, чем его, которым по праву должна принадлежать корона. И что и без того он мог бы проявлять свою отеческую любовь к народу, с таким же тщанием в делах общественных, что и прежде. Но поскольку он видит, что народ этого столь желает и что никто другой не хочет вмешиваться, он рад будет взять на себя столь тяжкое бремя, одержав верх над неверными, идущими со стотысячным войском разорять Империю, и приведя к порядку их и прочих соседей. С тех пор его именовали титулами его предшественников. Для того же, чтобы осуществить все вышесказанное, он велел собрать войско в Серпу[хове], городе в 90 верстах от Москвы, расположенном на Оке, на /f. 8/ месте обычной переправы Татар 86, куда он прибыл сам, после того, как его сестра – Императрица удалилась в Девичий Монастырь, что означает Обитель Дев, расположенный в 3-х верстах от Москвы 87. [127] В июле был проведен смотр войска: по словам как иностранцев, так и присутствовавших там русских, было пятьсот тысяч человек пеших и конных. Я еще называю наименьшее число, ибо Россия никогда не была на таком подъеме, как в то время. И раз это кажется неправдоподобным, я объясню ниже способ, каким им удается выставить так много людей, насколько я его увидел и понял. Но чтобы закончить эту войну, не нашлось другого неприятеля, кроме посла с примерно сотней людей, одетых по их обычаю в овчины, но на очень хороших конях, посланных Татарским [ханом] 88 для заключения какого-то соглашения, о чем Борис был хорошо осведомлен заранее. Это соглашение принесло ему большую известность, так как, показав послу все военные силы России, он велел палить всем пушкам, расположенным по обе стороны дороги, шириной около двух верст, причем орудия были достаточно удалены друг от друга, несколько раз проведя указанного посла между этими орудиями, он, наконец, отослал его с богатыми подарками. Распустив после этого армию, указанный Борис Федорович с большим триумфом вступил в Москву. Ходили слухи, что Татары не осмелились идти дальше, прослышав о его прибытии. И был /f. 8 v./ указанный Борис коронован первого сентября 1598 г., в день, который для них – первый день года 89.

Эта страна приняла Христианство около 700 лет назад изначально от епископа Константинопольского. Они придерживаются греческой религии и крестят детей, троекратно погружая их в воду: во имя Отца, Сына и Святого Духа, затем священник вешает им на шею крест, полученный им у крестного отца, чтобы засвидетельствовать крещение, каковой [крест] носят до смерти. Они почитают Троицу, однако отличаются от нас тем, что не признают Святой Дух исходящим равно от Отца и от Сына, но – лишь от одного Отца, покоясь на Сыне. У них много икон, но совсем нет скульптур, кроме Распятия, все остальные – плоские изображения. Они утверждают, что у них есть Дева Мария, писанная рукой самого Луки Евангелиста 90; их главный патрон – святой Николай; помимо святых, которых они переняли из Греции, они канонизируют многих. Но у них нет ни одной святой, кроме Девы Марии. У них есть Патриарх 91, поставленный при Иоанне Васильевиче патриархом Константинопольским 92. Если не ошибаюсь, у них пять [128] Архиепископов, много епископов и аббатов 93. Свершают таинства лишь священники, каковые священники женаты, и если их жены умирают, то они не могут более свершать таинства, и, коли они не женятся снова, они могут стать монахами. Монахи же неженаты, как и Патриарх, Епископы и Аббаты, и потому не могут ни свершать таинств, ни есть мяса, и посему каждый /f. 9/ из них получает причастие от вышеназванных священников 94. Они причащают под обоими видами всех, не разделяя на клириков и мирян, после тайной исповеди 95, проводимой обычно раз в год. Если священники женятся вторично, то они становятся мирянами. Крещеными они не признают никого, кто не крестился по греческому обряду, однако освобождают католиков от необходимости перекрещиваться 96. Они точно соблюдают все свои праздники, и даже пятницу, так же как и воскресенье; хотя нет такого большого праздника, в который они бы не разрешали после полудня открывать лавки и делать необходимую работу. Они постятся по средам и пятницам, помимо того у них четыре поста в году, а именно: Великий пост, о котором мы скажем ниже, два других по две недели каждый и четвертый, начинающийся за неделю до дня святого Николая и заканчивающийся на Рождество, каковые они соблюдают сколь возможно строго, не употребляя ни яиц, ни всего, имеющего животное происхождение 97. У них есть Священное писание на своем языке, которым является Славянский. Они высоко ставят псалмы Давида. У них никогда не проповедуют, разве что по некоторым праздникам они устраивают определенные наставления 98, где читают главы из Библии или Нового завета, но невежество среди народа таково, что и треть не знает, что такое Отче наш или Символ веры. Словом, можно сказать, что невежество – мать их благочестия. Они ненавидят учение и, в особенности, латинский язык. У них нет ни одной школы, /f. 9 v./ ни университета. Только священники обучают молодежь читать и писать, что мало кого привлекает. Большая часть их букв по начертанию – греческие, и почти все их книги писаны от руки, за исключением нескольких печатных Библий и Новых заветов из Польши. Поскольку они обучились книгопечатанию лишь десять-двенадцать лет назад 99, то рукописные книги ценятся [129] выше печатных. Два раза в год там освящаются реки и проточные воды, и после указанного освящения Император и вельможи имеют обыкновение прыгать в воду, и я даже видел, как для этого прорубили лед, и Император прыгнул туда. В Вербное воскресенье на осла сажают Патриарха, который садится по-женски; если нет осла, то берут лошадь, покрывают ее белым полотном, так, что видны только глаза, приделывают ей длинные уши, и Император ведет ее под уздцы к церкви, расположенной вне замка и именуемой Иерусалим, а оттуда ведет ее к церкви Богоматери 100. На этот день назначают особых людей, которые срывают с себя одежды, устилая ими дорогу процессии священников и других духовных лиц города. Есть средь них особый разряд людей, которые уже соборовались, как бы чувствуя приближение смерти, и если они все же не умерли, то оставшуюся жизнь обязаны носить особое одеяние, отличное от других монашеских одежд, они почитают это за великую святость. И жены этих людей могут вновь выходить замуж. Никто /f. 10/ из иноверцев не может заходить в их церкви. Патриарха, епископов и аббатов поставляют по воле Императора. Патриархом решаются все церковные дела, не имеющие особой важности, в последнем случае о них надо сообщать Императору. Под любым предлогом муж может отказаться от жены, отправить ее против воли в один из многочисленных монастырей и жениться снова до трех раз.

Император дарует каждому свободу совести публично отправлять свои обряды и исповедовать религию, за исключением Римских Католиков 101. И не допускают у себя ни одного Еврея с тех пор, как Иоанн Васильевич, прозванный Тираном, велел собрать их всех, кто был в стране, и приказал отвести их на мост, связав им руки и ноги, велел им отречься от своей веры и принудил их сказать, что они хотят быть окрещены и верить в Бога-Отца, Сына и Святого Духа, и тотчас же приказал всех их бросить в воду 102.

Ливонцы, которые были взяты в плен в Ливонии тридцать восемь или сорок лет назад, когда указанный Иоанн Васильевич завоевал большую ее часть и вывел всех жителей Дерпта и Нарвы в Московию, эти ливонцы, принадлежа к Лютеранской вере, получили два храма внутри города Москвы и публично отправляли там службу, но, в конце концов, из-за их высокомерия и тщеславия эти храмы были по приказанию Иоанна Васильевича разрушены, [130] и дома их всех, без различия пола и возраста, были разорены 103. И хотя зимой /f. 10 v./ они были изгнаны нагими, в чем мать родила, им не на кого пенять, кроме как на самих себя, ибо, забыв о приключившихся с ними несчастьях, о том, что они уведены из своей страны, что их имущество отнято, а они ввергнуты в рабство во власть народа совсем грубого и варварского, и, вдобавок, управляемого государем-тираном, вместо того, чтобы смириться перед лицом свершившегося с ними, вели себя столь высокомерно, их манеры были столь вызывающи, а платья – столь роскошны, что их можно было принять за принцев и принцесс, поскольку женщины, отправляясь в церковь, одевались не иначе, как в бархат, атлас, камку, на худой конец – тафту, даже если у них за душой ничего другого не было. Основной их барыш заключался в том, что им была дарована свобода продавать водку, медон и иные крепкие напитки, на чем они наживают не какие-нибудь десять процентов, но – сто процентов, что покажется невероятным, но однако же это правда. И хотя Ливонцы всегда были и будут такими, можно было бы вообразить, что они были выведены в Россию, чтобы там явить свое тщеславие и заносчивость, коих они не смели выказывать в своей собственной стране по причине законов и правосудия; и им, в конце концов, было дано место вне города, чтобы построить там дома и церковь, и с тех пор не дозволяется жить в городе Москве.

Под властью русских находятся также татары, турки и персы, помимо Мордовитов [мордвы] и иных магометанских народов, /f. 11/ исповедующих свою религию 104, не считая сибиряков, лапландцев и прочих, каковые не являются ни христианами, ни магометанами, но, следуя своим фантазиям, поклоняются различным животным, не принуждаемые в своей вере.

Они никогда не оставляют покойников на сутки, будь то Государь или раб. И если он умирает утром, его хоронят вечером. Чтобы оплакивать покойников, обычно имеется множество женщин, которые вопрошают, зачем он умер, разве не был он обласкан Императором, разве не было достаточно добра, разве не было у него достаточно детей, честной жены, либо, если это женщина, – разве не было у нее доброго мужа, и подобную чепуху. Затем ему [131] надевают новую рубаху, гетры, туфли, наподобие тапок, и колпак, затем кладут его в гроб и предают земле в присутствии родных и друзей. После погребения они принимаются плакать на могиле, вопрошая, как и прежде, затем уходят, и через шесть недель вдова и близкие друзья собираются на могиле и приносят еду и питье; вволю поплакав и задав те же вопросы, они едят принесенные кушанья, раздавая нищим остатки того, что не смогли съесть. Так принято у простонародья, но если умерший – человек знатный, то указанный пир устраивают дома, после возвращения близких родственников с могилы, где они произносили те же вопрошания, или предоставили /f. 11 v./ делать это нанятым с этой целью женщинам, и раздавали нищим все, что принесли на могилу. И продолжают каждый год устраивать подобные пиры в память об умерших. По истечении шести недель, женщина может вновь выходить замуж, поскольку траур не длится дольше 105.

А Великий пост соблюдают так: неделю перед ним, которую они называют Маслониц[а], то есть масленой неделей, они, хотя и не позволяют себе ничего мясного, едят прочую пищу животного происхождения: масло, сыр, яйца, молоко. И ходят друг другу в гости, целуясь, кланяясь и прося друг у друга прощения, если обидели словами или поступками. И даже встречаясь на улице, даже если прежде не виделись, целуются, говоря Прости мене Пожалой, что означает «простите меня, пожалуйста», на что отвечают Бох тиби прости, «Бог вас простит и меня простите также». Прежде, чем перейти к дальнейшему, следует отметить, что они целуются не только в эту пору, но всегда, поскольку это – вроде приветствия, принятого у них, как у мужчин, так и у женщин: целоваться при прощании или при встрече после долгой разлуки. В конце этой недели все они идут в баню и всю следующую неделю почти совсем не выходят из дома и по большей части едят лишь три раза на протяжении указанной недели, но не мясо и не рыбу, а только мед и разного рода коренья. /f. 12/

На следующей неделе они выходят из своих жилищ, но очень скромно одетыми, как если бы они носили траур. Далее на протяжении Великого поста (кроме последней недели) они едят всякую [132] рыбу, как свежую, так и соленую, без масла и всего, имеющего животное происхождение, но по средам и пятницам они едят мало свежей рыбы, а лишь соленую рыбу и коренья; последняя неделя соблюдается так же, если не более строго, как и первая, так как теперь по обычаю они все получают причастие. В день Пасхи и на следующей неделе они ходят друг другу в гости (как и на масленой неделе) и дарят друг другу красные яйца, говоря: Христус вос Христ, что означает «Христос воскрес», на что другой отвечает: Ас истен вос Христ, «воистину воскрес», меняют или дарят яйцо и целуются, делая это в знак радости, свидетельствуя о воскресении. Император соблюдает тот же порядок (как и в последний день масленой недели, [когда] каждый приходит поцеловать ему руку): сразу после Пасхи, как и на следующий день, когда он идет к службе, каждый из знатных и приближенных к Императору приходит целовать ему руку, а он дарит одно, два или три яйца, смотря по тому, кого как жалует. Пиры идут все две следующих недели. В России много колоколов, и этим, казалось бы, они отличаются от Греков, которые совсем не держат их в своих церквах, насколько это можно видеть у тех, кто придерживается их религии, как то: у Валахов, Молдован, Ретов [Русин] и других, /f. l2 v./ но это не противоречит греческой религии. Однако находясь под владычеством турок, коим, как и Евреям, Коран не позволяет иметь колокола в их синагогах, они также не смеют их держать, хотя они имелись у Католиков, Протестантов и Ариан в Трансильвании в ту пору, когда Стефан 106, впоследствии король Польши, а затем и Сигизмунд Баторий владели ею как вассалы Турецкого султана. Греки же их совсем не имели.

Все выезды из страны закрыты так плотно, что покинуть ее без дозволения Императора невозможно; до сих пор не бывало, чтобы они выпускали кого-нибудь из тех, кто носит оружие, я же был первым 107. Даже если ведется война против Поляков, ни одного Поляка они на нее не пошлют, хотя их и немало, но отправляют их на границы Татарии, и так же они поступают с другими имеющимися среди них нациями, из опасения, что указанные инородцы сбегут или перейдут на сторону врага 108, ибо это самая мнительная и недоверчивая нация на свете. [133]

Все их замки и крепости деревянные, за исключением Смоленска, замка Иван-города или Нарвы, замка Тулы, Казани и Астрахани, замка Коломны и замка Путивля на границах Подолии 109, а также города Москвы – большого города, через который протекает река, большая, чем Сена. Город обнесен деревянной стеной, которая в окружности, как я полагаю, больше Парижа 110. /f. 13/

Далее есть еще одна высокая стена, окружностью в половину деревянной, но не заходящая за реку. Затем следует третья стена из кирпича, которая опоясывает все каменные лавки купцов; затем есть большой замок, построенный при Василии Иоанновиче, отце Иоанна Васильевича, одним итальянцем 111. В замке находятся различные каменные церкви, из коих четыре сплошь покрыты золоченой медью. Город полон деревянных зданий, каждое здание только в два этажа, но их жилье включает также [пустое] пространство, поскольку они подвержены пожарам. Недавно они отстроили много каменных церквей, но и деревянных там множество, и даже улицы вымощены или выложены деревом.

В Москве постоянно проживает высшее дворянство, а именно князья (то есть герцоги), затем члены Совета, которые зовутся Думный боярин, затем – Окольничие, которые суть маршалы, затем Думные Дворяне и еще – Московские Дворяне. Из них выбираются правители и губернаторы городов 112. У Совета нет четко определенного числа членов, так как от Императора зависит назначить по своему усмотрению. Я знал их до тридцати двух. Тайный совет для дел сугубой важности обычно из ближайших родственников 113. Спрашивают мнение духовенства (для формы), приглашая на Совет Патриарха с некоторыми епископами, хотя /f. l3 v./ у них, собственно говоря, нет иного закона или совета, кроме воли Императора, будь она хороша или дурна – все придать огню и мечу, правых и виноватых. Я считаю его одним из самых абсолютных монархов. Ибо все жители страны, благородные и неблагородные, и даже братья Императора называют Хлопы господаро, что означает рабы Императора 114. Сверх того в Совет допускают двух думных дьяков, которых я считаю скорее секретарями, чем канцлерами 115, хотя они и настаивают на таком переводе. В ведомство одного входят дела послов и торговли с другими странами 116. [134] У другого в ведомстве все дела военных, как Наместников, губернаторов городов 117, так и других, за исключением Стрельцов – их лучшей пехоты (которые суть аркебузиры 118), поскольку они имеют отдельное ведомство.

Помимо этого, каждая провинция имеет свое ведомство, куда входит член Совета или окольничий с дьяком, чтобы судить все споры, возникающие меж теми, кто служит Императору 119. Надо отметить, что никто из судей и должностных лиц не смеет принимать никаких подарков от тех, чьи дела они решают, ибо если их обвинят в том их же служители, либо те, кто сделал им подношение (что случается часто, если дело не решилось так, как они надеялись), или кто бы то ни был другой, и будут изобличены, то все их имущество будет конфисковано, да сверх того они будут поставлены на Праве[ж] (о котором – ниже), чтобы после возвращения подношения заставить их платить /f. 14/ штраф, смотря сколько назначит Император – от пятисот до двух тысяч рублей, в зависимости от положения виновного. Но если это дьяк, который не слишком жалуем императором, его хлещут и гоняют плетьми по городу, повесив ему на шею кошель, полный денег (если он брал деньгами), и таким же образом поступают с любыми другими вещами, будь то меха, жемчуг и даже соленая рыба – все имеют обыкновение вешать на шею пока порют, причем не розгами, но кнутом, затем отправляют в ссылку. И делается сие не только ради настоящего, но еще и впредь на будущее. Но невзирая ни на что, продолжают брать, ибо придумали новый способ, который заключается в том, что у того, с кем имеют дело, делают подношение иконе (каковых икон много в каждом доме, и которых одни, самые простые, зовут Бох, что означает «Бог», а другие – оброз, что значит – «икона» или «изображение»), подвешивая его к этой иконе, что, впрочем, не служит оправданием, если презент превышает семь или восемь рублей и если о том узнает Император. Им дозволено в продолжении недели по Пасхе принимать небольшие подарки в придачу к яйцам, когда они целуются, как уже отмечалось. Но они не должны принимать никаких подарков, если их подносят в надежде заслужить тем благоволение, ибо если та сторона, от кого они получили подношение, их обвинит и сможет доказать, что делалось это с той или иной целью, [135] /f. 14 v./ то это уже не будет служить оправданием. Однако от прочих обвинений они в эти дни защищены. Итак, все судьи и должностные лица обязаны довольствоваться своими ежегодными пенсионами и землями, которые они получают от Императора 120. Вынесенный приговор не подлежит обжалованию, жители любой провинции, как бы ни была она удалена, обязаны, за исключением горожан, судиться в городе Москве 121. Что касается простых горожан, то в каждом городе есть Губно[й] Ст[а]рост[а], все дела, подсудные ему, могут обжаловаться в Москве. Эти судьи первой инстанции наделены также властью разыскивать и заключать в тюрьму всех убийц, воров и разбойников, допрашивать их и, получив признание, писать в Москву, в назначенное для этого ведомство, именуемое ими Разбойный приказ 122. Во всей России нельзя казнить человека без особого постановления Высшего суда в Москве. По их законам каждый ведет судебный процесс сам, либо через какого-нибудь назначенного для этого родственника или слугу, так как о прокуроре или адвокате 123 там нет и речи. Все споры, за исключением тех, что можно рассудить на глазок, заканчиваются тем, что одна сторона присуждается дать клятву другой и обязана целовать крест в отведенной для этого церкви, соблюдая при этом определенные церемонии. Следует заметить, что те, кто несет конную службу Императору, освобождены от того, чтобы давать такую клятву лично, и велят целовать крест своему слуге, за исключением тех случаев, когда присягают Государям 124. Тех, кто /f. 15/ должен Императору или кому другому некую сумму денег, которую платить не хочет или не может, они выставляют на правеж; это место, где им надо в будни находиться с восхода солнца до десяти или одиннадцати часов и получать удары палкой или прутом по икрам ног от назначенных для этого людей, которые зовутся Неделыциками 125. Я много раз видел, как их отвозили домой на телегах, и это продолжается до полного возмещения долга. Те же, кто несет конную службу Императору, освобождены от этого и выставляют вместо себя кого-либо из своих людей.

Дворянство, под которым я понимаю всех, кто получает ежегодное жалование, владея землями Императора 126, придерживается такого порядка: летом они поднимаются обычно с [136] восходом солнца и отправляются в замок (разумеется, это если они в Москве), где Совет заседает с часу до шести часов дня, затем Император в сопровождении Совета отправляется слушать службу, которая длится с седьмого до восьмого часа, то есть с одиннадцати часов до полудня. После того, как Император удалится, все идут к себе обедать и после обеда ложатся и спят часа два-три, затем, в четырнадцатом часу звонит колокол, и все эти вельможи возвращаются в замок, где пребывают до двух или трех часов вечера, затем возвращаются, ужинают и ложатся спать 127. Надо отметить, что летом все ездят верхом, а зимой на санях, так что не свершают никаких упражнений, /f. l5 v./ что делает их жирными и тучными, они даже почитают наиболее пузатых, зовя их Дородный Человек, что означает славный человек; одеваются они очень просто, кроме праздничных дней, публичного выхода Императора или приема какого-нибудь посла. Их жены летом ездят в повозках, а зимой на санях, если только Императрица не выезжает за город, ибо тогда изрядное число женщин следует за ее каретой, сидя верхом по-мужски. Женщины носят шляпы из тонкого белого войлока, наподобие тех, что носят на прогулках епископы и аббаты, разве что они темно-серые или черные. Одеваются они в длинное платье, одинаково широкое в плечах и до полу, обычно скарлатового или хорошего красного сукна, под которым они носят другое платье какой-нибудь шелковой ткани с рукавами свыше парижского локтя шириной, спереди рукава обшиты золотой парчой на треть локтя, на голове – шитый жемчугом убор, если она замужняя женщина, если же это девица, она носит высокий головной убор из черной лисы, какой надевают дворяне при приеме посла, если же это женщина, совсем не имеющая детей, она может носить девичий убор. Затем все они носят жемчужные ожерелья в добрых четыре пальца шириной и весьма длинные серьги; обуваются в сапожки красного и желтого сафьяна с каблуком /f. 16/ в три пальца высотой, подкованные, наподобие венгерских и польских сапог; они все красятся, но весьма грубо, и все – молодые и старые, бедные и богатые – почитают стыдным не краситься. Их содержат в строгости, и их покои отделены от покоев мужа. Их [137] никогда не видно, так как показывать жен друг другу – у них знак высочайшего расположения, если речь не идет о близких родственниках. Если же кто-нибудь захочет жениться, то надо поговорить с родителями девушки, и если те согласны заключить с ним союз, то он посылает одного из самых верных друзей или родственников посмотреть эту девушку и рассказать ему, и по этому рассказу сговариваются о браке, и если кто затем откажется, выплачивает условленную меж ними сумму денег 128. После этого договора он может пойти посмотреть свою супругу. В день свадьбы ее ведут в церковь, закрыв лицо покрывалом, как сделала Ревекка, когда ей сказали, что идущий вдали человек и есть Исаак 129. Так что и она не может никого видеть, и ее лица никто не может разглядеть. Затем ее таким же образом ведут и усаживают за стол, и так она остается закрытой до завершения свадьбы, после чего они идут в баню, или же, если не идут туда, то велят вылить себе на голову ведро воды, ибо до того считают себя оскверненными, следуя в том Евреям и Туркам. Им нужно получить благословение священника или монаха, прежде чем заходить в их церкви, или даже предстать перед одной из икон, каковых много в доме у каждого, и так поступают /f. 16 v./ всякий раз, когда познают своих жен. Все, что дается при заключении брака, оценивается [против обыкновенного] вдвое или втрое; а если случается так, что она умирает не оставив детей, муж выплачивает все ближайшим родственникам согласно оценке 130.

Каждый из них считается богатым в зависимости от того, сколько у него слуг и служанок, а не от того, сколько у него денег, и это они сохранили от Древних. Ведь слуги, которых у них множество, являются рабами, и как они, так и их дети, остаются сервами 131 наследников своего первого хозяина. Помимо этого, они многие вещи ведут от древности, как и в своих письменах, поскольку их реестры, докладные записки и жалобы или прошения свернуты в свитки, а не регистрируются в книгах или не сложены как у нас 132, и так же все их прочие бумаги. В этом они подражают древним и также Святому писанию, как мы читаем у пророка Иезекииля Гл. 3 133. Так же, как и в их способе приглашать на пир или на обед. Сам Император, приглашая послов, говорит не иначе, как клеб есть са мной, что означает «поешьте со мной хлеба», и самый большой упрек, который можно сделать тому, кто проявил неблагодарность, [138] это сказать: ты забыл мой хлеб и соль. Если же Император путешествует, или будет Император венчан на царство, или же будет жениться, или участвовать в крещении, [простой] народ каждый раз среди прочих подарков будет подносить ему хлеб и соль. В знак почтения у них снимают шапки и простираются в поклоне, но не на манер Турок, Персов или прочих /f. 17/ Магометан, прикладывающих руку к голове или груди, а опускают правую руку до земли, или не так низко, в зависимости от того, какой почет хотят оказать. Но если низший хочет испросить чего-либо у высшего, то простирается на земле ниц. Подобным же образом поступают во время молитвы перед некоторыми иконами, и не знают иных знаков почтения, и не преклоняют колен, ибо таков (по их словам) обычай Магометан, поскольку те обыкновенно опускаются на колени, садясь на землю, и женщины поступают подобным же образом. Среди них много пожилых людей – 80, 100 либо 120 лет. Они не столь подвержены болезням в сих краях. Они не знают врачей, разве что Император и несколько главных вельмож 134. Многие вещи, используемые врачами, они даже считают нечистыми, среди прочего неохотно принимают пилюли, клистиры же ненавидят, равно как мускус, цибет и прочие подобные средства. Если же заболевают простолюдины, то они берут обычно добрую чарку водки и засыпают туда заряд ружейного пороху, или же головку толченого чесноку, перемешивают все это и выпивают, затем сразу же идут в парилку, столь жаркую, что почти невозможно терпеть, и сидят там, пока не пропотеют час или два, и так поступают при всякой болезни.

Что касается доходов Империи, то в них придерживаются следующего порядка. Прежде всего, домен Императора /f. 17 v./ поступает в ведомство, которое они называют Дворец 135, над этим ведомством осуществляет надзор и суд гофмейстер 136 с двумя дьяками; кроме того, страна разделена на пять ведомств, которые они называют Четвертями, в каковые ведомства поступают ординарные доходы 137. Сверх того есть и другое ведомство, называемое Большой Приход, это ведомство проверяет вышеназванные Четверти, и если вводятся экстраординарные налоги, они также поступают в этот Приход 138. Помимо домена, доход Императора [139] складывается из тальи 139, которую должны платить не только города, но также все крестьяне, не исключая наследственных земель [князей государевой] крови 140, затем из налогов и акцизов на товары всякого рода и на кабаки, где они продают водку, медон, или винный мед, или медовуху, и брагу, так как во всей России, в каждом городе и деревне их не осмеливается продавать никто, кроме тех, кто взял кабаки на откуп, а также – на меха, воск и иные товары. Хотя императорский домен по большей части состоит из припасов, а именно: зерна, водки, меда, крупной дичи, мяса, птицы, фруктов и всего прочего, потребного для кухни и кладовой, всякая вещь все равно облагается особым налогом по самой высокой цене, а с тех, кто хоть немного удален от города, все берут деньгами, со многих налоги исчисляются деньгами, а именно с каждой выти, что включает в себя семь-восемь десятин обрабатываемой земли, смотря по месту нахождения 141. Десятина – это участок земли, на котором можно /f. 18/ засеять две четверти зерна, все равно что арпан земли, и с нее платят ежегодно десять, двенадцать, пятнадцать рублей, а то и до двадцати рублей 142, в зависимости от плодородия земли, рубль же составляет примерно шесть ливров двенадцать солей, что дает ежегодно сумму настолько великую, что в этом ведомстве находится от ста двадцати до ста пятидесяти тысяч рублей чистыми каждый год – в зависимости от расходов и издержек заграничных послов и прочих экстраординарных расходов, что исходят из этого ведомства. Кроме того, в некоторых из тех пяти четвертей, как, например, в Казанской и в Новой Четверти 143, после осуществления всех расходов (а именно с этих земель выплачиваются всякие пенсии и жалования большинству военных) остаются чистые деньги, числом до восьмидесяти – ста тысяч рублей, и в остальных от сорока до шестидесяти тысяч рублей сверх тех, что поступают в Большой приход, куда кроме экстраординарных налогов, взимаемых по всей стране и свозимых по приказу Императора в город Москву, попадают и многие иные случайные доходы, как, например, от попавших в опалу, чье имущество конфискуется. Затем имеются еще меха и воск, что поступают в ведомство, именуемое Казна, то есть место хранения казны 144. Все, что поступает от приложения печати, а именно по четверти рубля с каждой запечатанной грамоты, – [140] также относится к этому ведомству. Отсюда оплачиваются всякие товары, взятые для Императора 145. Сверх того, каждое ведомство в провинции приносит немалые деньги /f. 18 v./ в конце года, ибо Император имеет право на десятую часть того, что взимается правосудием. Есть два ведомства, а именно: одно, раздающее земельные пожалования, именуемое Поместный приказ 146, ибо за каждую грамоту надобно заплатить два, три или четыре рубля в зависимости от размера земель, во владение которыми они вступают, а также, если кто-нибудь попадает в опалу, доходы с указанных земель поступают в то же ведомство, до того срока, пока Император не передаст их кому-нибудь иному. Другое ведомство называется Конюшенный приказ, то есть ведомство конюшни. Указанное ведомство имеет также много доходов и случайных поступлений, ибо с любой лошади, которую продают по всей стране, все, за исключением крестьян, платят около двадцати солей за регистрацию сделки, с тем, чтобы не подвергаться никакой опасности, если скажут, что лошадь была ранее украдена 147. Затем имеются также большие доходы с лошадей, которых приводят в Россию на продажу Татары, называемые Нагаями. Ибо, во-первых, Император отбирает десятую часть лошадей; сверх того с каждой лошади, что они продают, он берет пять процентов с продавца или покупателя, смотря по договоренности. Выращивая два или три года указанную десятую часть лошадей, которые к моменту продажи были молодыми лошадьми или жеребятами, их продают, и это составляет крупную сумму денег, так как я однажды видел, как туда доставили [их] около сорока тысяч. Они приезжают туда два или три раза в год и приводят их в большем или меньшем количестве, так что невозможно точно определить доход Императора. И все же это очень богатая страна, /f. 19/ поскольку из нее вовсе не вывозят денег, ибо они осуществляют все расчеты товарами, каковых у них в изобилии: всевозможные меха, воск, сало, коровьи и конские кожи, другие кожи, крашенные в красный цвет, лен, пеньку, всякого рода канаты, кавьяр – то есть икру соленой рыбы, доставляющуюся в большом количестве в Италию, затем соленую семгу, много рыбьего жиру и многие другие товары. Ибо зерно, хотя его у них в изобилии, они не осмеливаются [141] вывозить из страны в направлении Ливонии. Кроме того, у них много поташа, льняного семени, пряжи и других товаров, каковые они меняют или продают, ничего не покупая у иностранцев за звонкую монету, и даже Император, если речь идет о какой-нибудь сумме в 4 или в 5000 рублей, велит платить мехами или воском. Император имеет сохранную казну 148, к которой он и не притрагивается, но, напротив, каждый год что-либо туда добавляет. Сверх того, имеется Расходная казна, то есть казна, из которой берутся деньги на экстраординарные расходы. Она полна всевозможными драгоценностями, в основном жемчугом, так как его носят в России больше, чем в остальной Европе. Я видел в казне самое меньшее 50 переменных платьев Императора, расшитых по краям драгоценностями вместо позументов, и платья, полностью вышитые жемчугом, и платья, покрытые жемчужной вышивкой на фут, на полфута, на четыре пальца. Я там видел полдюжины /f. 19 v./ постельных покрывал, полностью вышитых жемчугом, и многие другие вещи. Там есть также много драгоценностей, хранящихся в казне, поскольку их покупали ежегодно, сверх того, что получали от послов. Там есть четыре короны, а именно: три императорских и четвертая, которой некогда были увенчаны Великие герцоги, это не считая той, что Димитрий велел сделать для своей жены – императрицы, которая не была еще закончена, ибо не в обычае той страны короновать жен ни Императоров, ни Великих герцогов. Димитрий был первым 149. Имеются там два скипетра, по меньшей мере два золотых [державных] яблока, каковые я видел, имея честь многократно сопровождать Димитрия Иоанновича под своды, где расположена казна. Итак, они считают и говорят, что все относится к казне, будь то одежда, драгоценности, ткани или деньги. Кроме того, там имеется два цельных рога Единорога и один посох, с которым ходят Императоры, сделанный из цельного куска [рога] Единорога – имеется в виду продольная его часть, поскольку верхняя перекладина, на которую опираются, сделана из среза рога Единорога; кроме того, имеется еще половина [рога] Единорога, который используют повседневно как медицинское средство. Я еще видел другой золотой посох, но отчасти полый изнутри, из-за своей тяжести. Там имеется еще множество больших и малых золотых блюд и чаш для питья, сверх того – серебряной посуды, [142] позолоченной и непозолоченной, бесконечное число, как можно заключить из следующего рассуждения: после избрания Бориса Федоровича, когда он повелел собрать армию под Серпухо[вым], как мы упоминали /f. 20/ выше, он закатывал пиры в течение шести недель, почти ежедневно, на десять тысяч человек каждый раз. Всем им подавали в шатрах на серебряной посуде, по рассказам тех, кто там присутствовал 150. Я там видел полдюжины бочек, сделанных из серебра, которые Иоанн Васильевич повелел сделать из серебряной посуды, захваченной им в Ливонии, когда он ее завоевал; один из вышеназванных бочонков емкостью почти в мюид 151, прочие меньшего размера: много серебряных тазов, больших и тяжелых, имеющих петли с обеих сторон, за которые их можно нести. И обычно четыре человека ставят их, наполненных медоном, на каждый стол, в зависимости от его длины три или четыре таза, где больше, где меньше, и к каждому еще большие серебряные чаши, чтобы черпать из этих тазов, ибо двух или трех сотен людей не хватило бы, чтобы разливать питье всем гостям на пиру. Вся эта посуда русской работы, но сверх того есть множество серебряной посуды из Германии, Англии, Польши, либо подаренных государями через послов, либо купленных за редкостную работу. Затем, в той же казне имеются в изобилии всякого рода ткани, а именно: золотая и серебряная парча из Персии и Турции, всевозможные сорта бархата, атласа, камки, тафты и прочих шелковых тканей 152. И, действительно, они потребны в большом количестве, поскольку все те, кто прибывает служить Императору, получают [подарок на] приезд, как они его называют, который состоит из денег /f. 20 v./ и, смотря по достоинству [прибывшего] – из платья золотой парчи или столько же бархата, атласа, камки или тафты, чтобы пошить ему одежду 153; кроме того, когда он вознаграждает кого-либо за военную или иную службу, он дарит ему то же; также и все послы, прибывающие либо от Татар и Ногаев, или от крым[цев], либо от какого иного азиатского народа, как сами они, так и их люди получают платья и шелковые ткани каждый согласно своему достоинству. Поэтому, чтобы казна всегда была полна, все купцы, как иностранные, так и русские, обязаны приносить все ткани и иные [143] ценные вещи в Казну, чтобы там выбрать [вещи] для Императора. И если обнаружится, что они, прежде чем показать, продали или утаили товаров на десять или двенадцать экю, все остальное конфискуется, хотя бы они и уплатили габель 154 и все налоги. У них совсем нет минералов, кроме железа, довольно мягкого, хотя я не сомневаюсь, что в такой большой стране есть и иные ископаемые, но у них нет никого, кто бы в этом понимал.

У них нет иной монеты, кроме Деннин[гов], или копеек, которые стоят около шестнадцати турских денье, и Московок, или денег, которые стоят восемь турских денье, и еще Полушки, которые стоят четыре денье. Эти монеты из серебра, немного более чистого, чем в восьмиреаловой 155 монете. Этой монетой они выплачивают все суммы, так как иной в России нет, они переводят все свои суммы в Рубли, которые составляют сто деннингов, стоимостью, как отмечалось, примерно в шесть ливров двенадцать солей, и в половины /f. 21/ рубля или четверти рубля, затем – в Гривны, что составляет десять деннингов, и в Алтыны, которые суть три деннинга и стоят четыре соля 156. Иностранные купцы привозят туда много реалов и рейхсталлеров, что выгодно [русским], поскольку Русские их покупают и принимают ими платежи по двенадцати алтын за штуку, что составляет тридцать шесть деннин[гов], то есть около сорока восьми солей, затем перепродают их на монетный двор, где их сколь-нибудь очищают и перечеканивают в вышеназванную монету. Реал в сорок солей, как мы его зовем, если соответствует уставному весу, весит как сорок два деннинга. Помимо того, вышеназванные купцы привозят туда великое множество дукатов 157, каковые покупаются и продаются, как и прочие товары, на чем они часто много выигрывают. Я видел, как платили за них по двадцать четыре алтына за штуку, что составляет примерно четыре ливра шестнадцать солей, и я также видел, как их продавали по шестнадцати алтын и по полрубля за штуку, но самая обычная цена – от восемнадцати до двадцати одного алтына. И эта дороговизна дукатов бывает, когда коронуется или женится Император, или при крестинах. Потому что каждый, как мы упомянули выше, спешит преподнести несколько подарков, но простонародье объединяется в группы и компании, которые, стремясь перещеголять друг друга, преподносят [144] дорогие подарки, среди которых обычно бывает много дукатов в серебряных кубках, или чашах, или на блюдах, покрытых тафтой, они также поднимаются в цене за несколько дней до Пасхи, поскольку с этого времени до восьмого дня по Пасхе есть обычай посещать друг друга с красными яйцами и целоваться, /f. 21 v./ как мы уже упоминали прежде, но, посещая важных особ и тех, к кому у них есть дело, преподносят им вместе с яйцом и какую-нибудь драгоценность, жемчуг или несколько дукатов, поскольку это единственное время в течение всего года, когда они осмеливаются это принимать. Причем надо, чтобы это было скрытно, ибо если примут вещь, превышающую стоимостью десять или двенадцать рублей, то не спасет и время года.

Высшая должность в России – Главный начальник конюшни, которого они называют Конюшенный Боярин 158, затем – тот, кто надзирает за врачами и аптекарями, коего они зовут Аптецкий боярин 159, далее дворецкий 160, и затем – кравчий 161: эти четыре должности являются первыми в Совете. Кроме этих, есть еще много разных должностей, как Стольник, чашник, стряпщий, пажи и многие другие 162. Императорская гвардия 163 состоит из десяти тысяч Стрельцов, размещенных в городе Москве; это аркебузиры, у них лишь один Генерал: они разделены на Приказы, которые суть отряды по пятисот человек, над которыми стоит Голова, по-нашему Капитан 164, каждая сотня человек имеет Сотника, и каждый десяток человек имеет Десятника, по-нашему Капрала 165. Нет у них ни Лейтенанта, ни знаменосцев. Каждый капитан, в зависимости от своих заслуг, имеет по тридцать, сорок и до шестидесяти рублей ежегодного жалования, и на тех же условиях земли до трех, четырех и пяти сотен четвертей: каждая четверть есть арпан земли, и так следует понимать /f. 22/ во всем этом сочинении. Большинство сотников имеют земли и от двенадцати до двадцати рублей, капралы до десяти рублей и стрельцы четыре-пять рублей в год. Вдобавок они имеют каждый по двенадцати четвертей ржи и столько же овса всякий год.

Когда Император выезжает за город, пусть даже на шесть-семь верст от города, большая их часть отправляются с ним, получая лошадей из конюшен Императора. Когда их отправляют куда-либо [145] в армию или в гарнизон, им дают лошадей. Имеются люди, коим поручено их кормить. Каждый десяток имеет свою повозку, чтобы везти их припасы.

Помимо тех, ранее названных, живущих в Москве, выбирают самых знатных дворян в каждом городе, вокруг которого они владеют землями, и называют их Выборные дворяне такого-то города. В зависимости от его размеров их бывает шестнадцать, восемнадцать – до двадцати, а то и до тридцати, которые пребывают в Москве в течение трех лет, затем выбирают других, а этих отпускают 166. Это приводит к тому, что всегда есть достаточно кавалерии, настолько, что Император часто не выходит без того, чтобы при нем не было восемнадцати-двадцати тысяч всадников, ибо все, кто подчинен двору, садится на коня. Большая часть из них по очереди ночует во Дворце, безо всякого оружия.

Если нужно встретить какого-нибудь посла, то смотря по тому, какой почет ему хочет оказать Государь, он посылает этих стрельцов с аркебузами выстроиться в ряд по обе стороны дороги /f. 22 v./ до самого его жилья. А именно от деревянных или каменных ворот в зависимости от того, как прикажет Император. Затем – множество московских и последними названных Дворян, что идут вместе с главнейшими купцами, если надо – очень богато одетыми, поскольку это зависит от той чести, которую хотят оказать послу. На этот случай каждый имеет три-четыре платья на смену. Иногда им велят одеться в золотую и серебряную парчу с высокой шапкой из черной лисы. Иногда – в Цветное платье: то есть объяринное платье из шелковой объяри или шелкового камелота, скарлатового или какого-нибудь другого дорогого тонкого светлого сукна, расшитого золотом 167, и черную шапку. В иных случаях [они носят] одежды, которые они называют Чистое Платье и которое является нарядным одеянием. Число людей и их достоинство возрастает и уменьшается в зависимости от оказываемых почестей. Они выходят встречать на расстояние полета стрелы от города, а некоторые – на четверть лье, куда приводят указанному послу и его людям лошадей из императорской конюшни, дабы въехать в город, и так их сопровождают до самого их жилья, перед которым выставляют стражу, не позволяя туда заходить никому, кроме тех, кому это поручено. Но также и не выходить никому без стражи, [146] чтобы следить, куда он идет, что сделает и скажет. Они имеют людей, назначенных для этого, а также, чтобы снабжать их на границе всем необходимым за счет Императора 168. Не только послы, /f. 23/ но и все иностранцы, прибывающие на службу Императору, каждый в зависимости от своего достоинства, как в Москве, так и по дороге обеспечивается всеми припасами, необходимыми как для себя, так и для своих лошадей, что называется у них Корм, каковой послам увеличивают или урезают по приказанию Императора. Все это поставляется из ведомства, называемого Дворец, как отмечалось выше 169.

Что касается военных, то прежде надо сказать о Воеводах, которые являются генералами армии. Обычно их выбирают из Думных бояр и Окольничих, надо отметить, что это – в случае появления неприятеля, ибо в иное время они ежегодно избираются из Думных и Московских Дворян, которых они направляют на границы Татарии, дабы помешать набегам каких-нибудь объединенных татарских отрядов, являющихся порой, чтобы похищать с пастбищ гарнизонных лошадей, а если они не встречают сопротивления, то разоряют еще больше.

Они разделяют свою армию на пять частей, а именно: авангард, расположенный у какого-нибудь города, наиболее приближенного к границам Татарии; вторая – правое крыло, размещенное близ какого-нибудь другого города, третья – левое крыло, затем – основная часть армии и арьергард. Все они разделены между собой, но генералы должны идти на соединение по первому же уведомлению 170. Кроме этих генералов, других должностей в армии нет, если не считать, что все воинство, как кавалерия, так и пехота, подчинено /f. 23 v./ капитанам, а лейтенантов, знаменосцев, трубачей и барабанщиков нет. Каждый генерал имеет свою особую хоругвь, они различаются по тому, какой святой на ней изображен, они освящаются Патриархом, как и иные [лики] святых. Два-три человека назначены его поддерживать. Помимо этого, каждый генерал имеет свой личный, как они говорят, Набат, это медные барабаны, перевозимые на лошадях, у каждого их десять или двенадцать и столько же труб и несколько гобоев, все это звучит лишь тогда, когда они готовы вступить в бой, или во время какой-нибудь стычки, за [147] исключением одного из барабанов, в который бьют, чтобы выступать в поход или садиться на коней.

Порядок, которого они придерживаются, чтобы обнаружить врагов в этих громадных равнинах Татарии, таков. Имеются дороги, которые они зовут: дорога Императора, крымская дорога, дорога Великой Ставки. Кроме этого, на равнинах здесь и там рассеяны дубы, удаленные друг от друга на восемь, десять, и до сорока верст. Под большинством этих деревьев помещены дозоры, а именно два человека, каждый с подставной лошадью. Один несет дозор на вершине дерева, другой пасет оседланных лошадей, они сменяются каждые четыре дня. Если тот, кто наверху, видит, что в воздух поднимается пыль, ему приказано спускаться не говоря ни слова, пока не окажется в седле, и скакать на своей лошади во весь опор к следующему дереву, подавая знаки и крича, что он увидел людей. Тот, кто стережет коней /f. 24/ у другого дерева, садится на лошадь по команде того, кто, сидя на дереве, еще издали обнаруживает его [первого дозорщика], и как только он может услышать или разобрать, на какую сторону указывает тот, кто увидел эту пыль, то скачет во весь опор до другого дерева, где происходит то же самое. И так из рук в руки до первой крепости, а оттуда – в Москву, не сообщая никаких новостей, кроме того, что видели людей. Поэтому часто оказывалось, что это лишь табун диких коней или стадо каких-нибудь диких животных. Но если приезжает тот, кто остался на первом дереве и подтверждает новости, также как и первый со второго дерева, тогда они вооружаются, и вышеназванные генералы соединяются и посылают разведать силы врага. Среди этих дозорных находятся те, кто съезжают с дороги и рассеиваются тут и там, поджидая, пока проедет неприятель, идут по его следу и приблизительно определяют его численность по ширине дороги, проложенной ими в траве, которая выше лошади, но это не луговая трава, но трава дикой земли, так как каждую весну русские выжигают ее, как с тем, чтобы Татарин в раннюю пору не имел бы пастбищ, так и с тем, чтобы она лучше росла. И если они едут по любой из вышеназванных дорог, то их число определяют также весьма примерно, по глубине протоптанного ими пути. Также примерно их распознают, наблюдая подымаемую ими в воздух пыль, [148] /f. 24 v./ поскольку они не любят ехать прямо по траве, опасаясь, что лошади запыхаются. И когда эти дозорные по тайным ведомым им тропам приносят вести об их силах, для отпора им генералы отступают до какой-нибудь реки или леса, чтобы помешать их продвижению. Но Татарин – враг столь легкий и проворный, что прознав об этом с двадцатью или тридцатью тысячами коней отвлекает армию и в то же время направляет другую часть разорять страну по иной дороге, и это проделают с такой быстротой, что их удар будет нанесен прежде, чем русская армия получит предупреждение. Они не отягощают себя иной добычей, кроме пленников, и не берут с собой никакой поклажи, хотя каждый из них имеет одну или две сменных лошади, столь хорошо выученных, что не доставляют им хлопот, а они сами столь проворны, что нарысях прыгают с одной лошади и вскакивают на другую. Из оружия у них только лук, стрелы и кривая сабля; удирая они стреляют гораздо сильнее и точнее, чем в иных обстоятельствах. Провизия, которую они берут с собой, – немного сушеного на солнце мяса, очень мелко нарезанного; кроме того, они привязывают к арчаку седла толстую и длинную веревку. В итоге сотня их всегда обратит в бегство двести русских, если только это не будут отборные люди. Русская пехота, или аркебузиры, находясь на берегу реки или в лесу, заставляет их убегать во весь опор, хотя в действительности /f. 25/ они более способны их напугать, нежели чем нанести какой-нибудь вред. Если случится, что отряд в пятнадцать или двадцать тысяч всадников начинает их преследовать, то на расстоянии пушечного выстрела их не окажется и трех-четырех тысяч вместе, а остальные будут походить скорее на привидения на ослах, чем на людей на лошадях. Таким образом татары уходят, никогда не неся больших потерь, если только, поджидая их возвращение, им не перекроют проход через какой-нибудь лес или реку, но это случается нечасто.

(пер. Уваров П. Ю., Берелович А.)
Текст воспроизведен по изданию: Жак Маржерет. Состояние российской империи. М. Языки славянских культур. 2007

© текст - Берелович А., Уваров П. Ю. 2007
© сетевая версия - Strori. 2011
© OCR - Засорин А. И. 2011
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Языки славянских культур. 2007