СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ПАВЕЛ АЛЕППСКИЙ

ПУТЕШЕСТВИЕ АНТИОХИЙСКОГО ПАТРИАРХА МАКАРИЯ В РОССИЮ

в половине ХVІІ века,

описанное его сыном, архидиаконом Павлом Алеппским.

(Москва, Новгород и путь от Москвы до Днестра).

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА.

Предлагаемым четвертым выпуском нашего перевода оканчивается путешествие патриарха Макария собственно по России и начинается обратный путь его на родину в Алеппо.

Глядя на чрезвычайное разнообразие и богатство материала этого памятника (не говоря уже о своеобразном характере его и сочувственном, местами даже восторженном, отношении автора ко всему им виденному, слышанному и пережитому в России), невольно приходит на мысль, почему этот памятник, долженствовавший, казалось, иметь широкое распространение, оставался до сих пор мало или почти никому неизвестным, даже историкам и специалистам по разным отраслям исторической науки: археологии, иконографии, этнографии и пр., почему, обладая тремя списками (См. об этом в предисловии к первому выпуску и подробно в нашей статье: «К истории Антиохийских патриархов» в Сообщениях Имп. Прав. Палест. Общ., дек. 1896 г.) этого памятника, имея его, как выразился один почтенный рецензент, «под носом», никто не взялся за перевод и издание его, хотя бы с английского (разумеется, с некоторыми исправлениями слишком очевидных ошибок английского переводчика). В Московском Архиве Министерства Иностранных Дел имеется почти дословный рукописный перевод его с английского, но и он не был издан, равно как и все, начинавшие перевод и издание этого памятника с английского, напр. о. Благово, остановились в самом начале своего труда.

Нам кажется, что на это существуют три причины: во-первых, некоторое предубеждение против восточного писателя и притом духовного лица; во-вторых, то обстоятельство, что памятник, при своем громадном объеме (с лишком в 1000 страниц), изобилует описаниями церквей и церковных служб, вследствие чего многие, начав читать его и встретив эти многочисленные и длинные описания, охладевали к нему и бросали его, хотя среди этих описаний разбросано множество ценных заметок бытовых, исторических и иных. [II] По-видимому, они разделяли высказанное отцом Благово в его предисловии к начатому им переводу мнение, что записки Павла Алеппского могут представлять интерес только для лиц монашествующих и любителей церковных служб и церковного благолепия. Третья причина, которая, несомненно, и останавливала в самом начале попытки перевести этот памятник с английского, — изобилие курьезов и несообразностей, допущенных английским переводчиком и иногда искажающих смысл подлинника. Сначала мы думали было собрать наиболее крупные из них и представить их в приложении к своему переводу, но потом, ввиду их множества и существования рукописного перевода в Архиве Мин. Ин. Дел, мы отказались от своего намерения, тем более что в напечатанной нами статье в Сборнике Carasthria (ошибочно названном в предисловии к 1-ому выпуску Summikta, так как Сборник в то время еще печатался и предполагалось дать ему такое название) приведено около сорока примеров из одного лишь первого выпуска и десять из них в предисловии.

В настоящем выпуске Павел Алеппский доканчивает интересную историю отливки огромного колокола. (См. выпуск 3-й, стр. 111-113.) По этому поводу считаем нужным сделать некоторые замечания.

На царь-колоколе, находящемся в московском Кремле, имеются, как известно, три надписи: из них первая гласит следующее: «Блаженного и вечно достойного памяти великого государя царя и великого князя Алексия Михайловича всея великия и малыя и белыя России самодержца повелением, к первособорной церкви Пресвятой Богородицы честного и славного ее Успения, слит был великий колокол, восемь тысяч пуд меди в себе содержащий, в лето от создания мира 7162, от Рождества же по плоти Бога Слова 1654 года; а из места сего благовестить начал в лето мироздания 7176, Христова же Рождества 1668 и благовестил до лета мироздания 7208, Рождества ж Господня 1701 года, в которое месяца Июня 19 дня, от великого в кремле бывшего пожара поврежден; до 7239 лета от начала мира, а от Христова в мире Рождества 1731, пребыл безгласен».

Эта надпись была до сих пор единственным источником для истории предшественника царь-колокола; по крайней мере, ее повторяют неизменно все, писавшие о наших колоколах (Мартынов — «Московские колокола», Пыляев — «Исторические колокола», Рыбаков — «О церковном звоне в России» и др.), по-видимому, вполне полагаясь на ее достоверность. [III]

Сведения, сообщаемые Павлом Алеппским, который был очевидцем всей работы по отливке и поднятию колокола с начала до конца, представляют историю его, как может видеть читатель, в совершенно новом виде. Они подтверждают известия вышеприведенной надписи лишь в том, что в 1654 г. действительно быль отлит в Москве колокол в 8000 пудов, но в дальнейшем с нею расходятся. По словам Павла Алеппского, этот колокол, отлитый русским мастером, вскоре же от сильного звона раскололся и был спущен. Далее он подробно, как очевидец, рассказывает об отливке из обломков этого колокола другого, еще большего, и тоже русским мастером. Подготовительные работы начались в первых числах февраля и продолжались в течение лета и части осени. Колокол был отлит, вероятно, в начале октября. (Павел Алеппский точно не указывает времени отливки колокола.) Работы, под конец, велись очень спешно, под непосредственным наблюдением патриарха Никона, которому, очевидно, хотелось звоном в эту невиданную громаду меди достойно встретить царя при возвращении его из победоносного похода против поляков. И действительно, к его прибытию колокол был поднят и повешен над литейною ямой, на деревянных столбах, подле Ивановской колокольни. На лицевой стороне колокола, обращенной к Успенскому собору, находилось изображение царя и царицы, на задней — патриарха Никона. В первый раз в колокол стали звонить 9 декабря, накануне въезда царя в столицу.

Павел Алеппский сообщает также размеры и вес этого колокола. Окружность его — 11 брасс, т. е. 64 фута (окружность царя-колокола—60 ф. 9 д.). Толщина края — один брасс, т.е. 5 ф. 9 д., величина слишком большая; но надо полагать, что автор измерил толщину по скошенному краю колокола, отчего она, естественно, вышла больше настоящей (хотя, все-таки, слишком велика). (Весьма возможно, что здесь переписчик оригинала наших рукописей, по ошибке, написал бa, брасс, вместо ?ирa, что значит: локоть или фут.) Вес колокола — 12000 пудов, а стоимость его, как он слышал от мастера и как сообщил патриарх Никон его отцу, 50000 рублей. Язык весил 250 пудов и был толщиною в обхват. Звонили в колокол сто человек.

Чрез шесть лет после Павла Алеппского был в Москве 6арон Мейерберг и сообщает о том же колоколе следующее: «в Кремле мы видели лежащий на земле медный колокол удивительной [IV] величины, да и произведение русского художника» что еще удивительнее. (В другом месте он говорит, согласно с Павлом Алеппским, что мастер был молодой человек 24 лет.) Этот колокол, по своей величине, выше Эрфуртского, и даже Пекинского в Китайском царстве.... Русский колокол вышиною 19 футов, шириною в отверстии 16 ф., в окружности 64 ф., а толщиной 2 ф.; язык его длиною 14 ф. На отлитие этого колокола пошло 440000 фунтов меди, угару из них было 120000 фунтов, а все остающееся затем количество металла было действительно употреблено на эту громаду.... Здесь речь идет о колоколе, вылитом в 1653 г., в царствование Алексия: он лежит еще на земле и ждет художника, который бы поднял его».

Мы не имеем никакого основания сомневаться в правдивости обоих путешественников. Но один из них говорит, что колокол был поднят тотчас по отливке и что в него звонили, а другой видел, несомненно, тот же колокол (судя по приложенному им рисунку) лежащим на земле. Нам думается, что это противоречие только кажущееся и что показания обоих путешественников легко примирить. (Оба они дают для окружности колокола одинаковую величину (64 ф.), но расходятся в определении его веса; по Павлу Алеппскому, колокол весил 12000 пудов, а по Мейербергу, 8000 п. Но последний говорит, что на колокол употреблено было сначала 11000 пудов меди и что угара было более 3000 п. Очевидно, такой процент угара слишком велик. С другой стороны, можно думать, что Павел Алеппский преувеличил вес колокола, о чем он мог знать лишь со слов других. Таким образом, вес колокола можно принять около 10000 пудов.) Мы представляем себе историю этого колокола в таком виде. Колокол был отлит в 1655 г. из обломков другого, в 8000 п., сделанного за год перед этим. Тотчас же после отливки он был поднят и повешен на незначительной высоте, всего в рост человека, над литейною ямой (которая, конечно, была тогда же засыпана). Висел он, надо думать, недолго: в промежуток от 1655 г. до 1661 г. он или был спущен, по ненадежности постройки, быть может, временной, на которой висел, или же сам сорвался, но, упав с небольшой высоты на рыхлую землю, не потерпел никаких повреждений. Разные причины, каковыми могли быть: затруднительное финансовое положение после первой польской войны, раздор царя с патриархом Никоном, вторая, не совсем удачная, война с Польшей, отсрочили вторичное поднятие колокола до 1668 года. Эту дату, означенную на царь-колоколе, можно считать верной: [V] по крайней мере, голландец Стрюйс, бывший в Москве в 1669 г. застал колокол уже висящим. (Вот что он сообщает об этом колоколе (Русский Архив 1880 г. I): «Возле этой башни (т.е. Ивановской колокольни) стоит другая, на которой висит колокол необыкновенно тяжелый, потому что, как говорят, он весит 394000 фунтов (т.е. около 10000 пудов). Он имеет в поперечнике 23 королевских фута (след., окружность его = 66 ф. – величина, близкая к той, которую дают Павел Алеппский и Мейерберг), а толщиною целых два фута. Чтобы звенеть в него, необходимо сто человек (совершенно согласно с Павлом Алеппским), по 50 с каждой стороны; в него звонят только в большие годовые праздники, да при въезде иностранных послов».) Равным образом Кольбергер в 1674 г. и Таннер в 1678 видели его висевшим на особенных деревянных подмостках, близ колокольни Ивана Великого («спереди башни», как говорит Таннер). (О том же, по-видимому, колоколе упоминает Корб в 1699 г. В его книге (Дневник Иоанна Георга Корба, М. 1868 г.) есть изображение этого колокола – с обозначением размеров и веса. Первые весьма близки к тем, которые дают другие путешественники, но вес показан слишком малым.) В большой пожар 1701 года этот колокол-великан сорвался и разбился.

Спросят: почему вкрались ошибки в надпись на теперешнем царе-колоколе? Припомним, что надпись составлена спустя 80 лет по отливке первого колокола, и составлена, вероятно, по преданию, без справок с архивными документами; а предание легко могло смешать оба колокола, отлитые в такой короткий промежуток времени — двух лет.

Для полного выяснения истории предшественника царя-колокола было бы весьма желательно отыскать о нем данные в наших архивных документах.