СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

АБУЛЬ-ГАЗИ

РОДОСЛОВНОЕ ДРЕВО ТЮРКОВ

Глава седьмая.

История потомков Джучи-хановых, царствовавших в Дешт-Кипчаке.

Сначала скажем о Джучи-хане. Имя Джучи-хановой матери было Бурте-Кучин. Бурте-Кучин была беременна. В одно время, когда Чингиз-хана не было дома, хан [149] Меркитского народа сделал набег на Чингиз-ханов дом, и, захватив в плен Бурте-Кучин, увел ее с собой. Старшая сестра Бурте-Кучин была женой Унг-хана (Кераитского). Унг-хан был в дружбе с ханом Меркитским, по этой причине Унг-хан выпросил себе Бурте-Кучин, и отправил ее к Чингиз-хану, потому что Унг-хан был другом отцу Чингиз-ханову, Исукей-багадуру. Бурте-Кучин, находясь в пути, родила Джучи-хана. Так как в том месте не было колыбели, в которую бы положить его, то из опасения, что он не занемог, велели сделать из теста корзину, и в нее положили его и принесли домой. Чингиз-хан, увидев этого своего сына, сказал: «к нам благополучно прибыл новый гость!» Монголы на своем языке гостя, в первый раз пришедшего, называют словом джучи. По такому обстоятельству дано этому сыну имя Джучи. Известно, что Джучи-хан умер прежде своего отца. Главные обстоятельства его жизни описаны в истории Чингиз-хана, а потому наш рассказ о нем здесь короток.

История Бату-хана, сына Джучи-ханова.

Чингиз-хан, услышав о смерти Джучи-хана, крайне опечалился, и носил траур. В это время он высказал своим детям и эмирам свои желания и мысли о мерах к государственному благоустройству, и передал слова, составляющие его завещание. По окончании траурных дней, он сказал Утчикину: «отправься в Дешт-Кипчак и второго Джучи-ханова сына, Бату-Саин-хана, как его прозвали, возведи на отцевский престол; младшим его братьям и эмирам вели быть в повиновении у него. Если его братья и эмиры не будут держаться этого распоряжения, то ты останься там и мне доноси о тамошних делах; мы примем на себя заботы о устройстве их». С таким [150] приказом он послал его. Утчикин, когда приближался к уделу Бату-ханову, Бату, узнав о том, выслал для встречи его своих детей и младших братьев, а вслед за ними и сам выехал для его встречи. Свидание с Утчикином возобновило скорбь их. По прошествии трех дней Утчикин посадил Бату-хана на отцевском престоле, младшим братьям и эмирам Бату-хановым передал слова, сказанные Чингиз-ханом; весь народ изъявил покорность им. При этом сделали большой пир: по монгольскому обычаю Бату-хану поднесли чашу, и также Бату-хан подал им чашу и роздал много даров.

В это время сверх ожидания прибыл из Чингиз-хановой орды человек с известием, что хан умер; вдруг, объятые скорбию, так сильно плакали, что вопли далеко неслись за стенами жилищ. По прошествии дней сетования, Бату-хан, поручив свое царство младшему своему брату, Тукай-Тмуру, отправился в Кара-корум, столицу Чингис-Ханову, взяв с собой пятерых своих братьев, Орду, Шибана, Беркая, Джамбая, Беркчара; с ними также был Утчикин. Прибывши в Кара-корум и увидевшись со всеми эмирами и лицам царского дома, они совершили обряды поминовения в память умершего. По окончании их, Бату-хан и все царевичи, сообразно завещанию Чингиз-хана, посадили на престол Огдай-каана; устроив большой пир, подали каану чашу и каан также дал пир царскому дому и эмирам, и, отворив двери казнохранилища, роздал столь много даров, что никто не остался бедным, все сделалались богачами.

Некоторые из государей, имевших владения свои в Китайском государстве, возмутились. Каан должен был предпринять поход в ту страну. При этом случае, он дал повеление, чтобы и Бату-хан был вместе с ними в этом походе. Бату-хан с пятью своими младшими [151] братьями участвовал в этом походе. Каан, поразив и разорив все те царства, возвратился в Кара-корум.

После сего он указал Бату-хану покорить для себя Рус, Черкес, Болгар и другие города. Он приказал, чтобы его сын Киюк-хан, Тули-ханов сын, Менгу-каан, и Джагатай-ханов сын, Байдар, служили и помогали Бату-хану в этом походе. Бату-хан, взяв их с собой, отправился в путь, прибыл в свою столицу. Бату-ханов брат, Тукай-Тимур-хан, гостеприимно встретил их всех, угощал их трое суток. Потом Бату-хан в продолжение сорока суток угощал все это собрание: во все эти сорок суток на одну минуту не были они свободны от утех и удовольствий. После сего Бату разослал по областям знаменьщиков для набора войска; на этот раз собралось войска так много, что ему не было счета. Замечаем, что резиденция Джучи-хана была в Дешт-Кипчаке, в стране, которая называется Синяя Орда. О том, как Бату-хан завоевал Маджаров, Башкурдов, Русь, Корелу и Немцев, и о его смерти будет сказано ниже сего.

Ханствование Берке-хана, сына Джучи-ханова в Дешт-Кипчаке

По смерти Бату-хана, Менгу-каан сделал Кипчакским ханом Сартака, сына Бату-ханова: но он умер прежде вступления на престол ханства. После него избрали в ханы младшего его брата Улакыча, но и Улакыч в скором времени умер. После него Менгу-каан сделал ханом Берке-хана, сына Джучи-ханова.

Берке-хан, сделавшись ханом, сделал большой пир, роздал много даров, за всеми старшими и младшими своими братьями утвердил те уделы, которые дал им Бату-хан. К каану послал большие дары. После сего, в один из [152] дней, Всевышний Господь вложил в сердце Берке-хана любовь к мусульманству, и он узнал, что его вера была неистинна. Это было так: в одно время Берке-хан отправился в город Сарайчик, основанный старшим его братом; здесь он увидел большой караван, прибывший из Бухары. Из этого каравана, он призвал к себе, в уединенное от людей место, двух хороших человек, и спросил у них об учении и правилах мусульманства. Эти люди хорошо объяснили ему, в чем состоит мусульманство. Счастливец государь, этот Берке-хан, от искреннего сердца, сделался мусульманином. Призвав после сего младшего из своих братьев, Тугай-Тимура, он пересказал ему свою тайну, и этот тоже сделался Мусульманином. Потом он объявил народу веру ислама и, как скоро узнавал где неверующих, поступал с ними жестоко, притеснял их. Напоследок в его благородном теле открылась болезнь колика, и от нее он, в шестьсот шестьдесят четвертому году (1265-6 Р.Х.) перешел к милосердию Божию. Царствование его продолжалось двадцать пять лет.

История Менгу-Тимур-хана, сына Тукая, сына Бату-ханова; потом история Туда-Менгу, сына Тукая, сына Бату-ханова, после того история Токтагу-хана, сына Менгу-Тимур-ханова.

По смерти Берке-хана сделался ханом Менгу-Тимур-хан, и занялся управлением народа в своем уделе; в отношении родственников своих, как старших так и младших в роде, он действовал согласно распоряжениям Бату-хана, а потом владение в Белой Орде отдал он Багадур-хану, сыну Шибан-ханову; области Кафу и Крым отдал Уран-Тимуру. Уран-Тимур был сын Тукай-Тимура. Сам он предпринимал поход в царство Болгарское: [153] по прошествии двух лет, он, одержав победу, возвратился домой. После того он с многочисленным войском отправился воевать с Абака-ханом; прибыв в царство Иранское, он заключил мир с Абака-ханом и возвратился домой; они друг другу постоянно пересылали подарки. В шестьсот осьмидесятом году (1281 Р. Х.) Абака-хан оставил здешний мир; вместо его сделался ханом Ахмед-хан, который был мусульманин, но он вскоре погиб от руки Аргуна, сына Абака-ханова, и Аргун-хан, сын Абака-ханов, сделался государем. Менгу-Тимур-хан, государь Дешт-Кипчакский, услышав, что Аргун-хан сделался государем, послал против Аргун-хана войско в числе осмидесяти тысяч человек, под начальством двух беков, Тукая и Туркеная. Аргун-хан, получив известие об этом, выслал против неприятеля эмира Тугаджара с многочисленным войском, а вслед за ним и сам выступил в поход. Войска вступили в битву на высотах Карабага. Войско Менгу-Тимур-хана было разбито и обратилось в бегство. Менгу-Тимур-хан, услышав об этом, крайне огорчился и умер.

После него сделался государем Туда-Менгу, сын Тукая, сын Бату-ханова. Туда-Менгу-хан начал свое царствование многими притеснениями и неправдами. Токтагу-хан, сын Менгу-Тимур-хана, должен был бегством скрыться от его тиранства; но, по прошествии некоторого времени, он набрал большое войско, напал на Туда-Менгу, в битве с ним разбил его войско, убил Туда-Менгу и сам сделался государем.

Токтагу-хан, овладев многими областями, действовал в управлении ими по уставам отца и своих предков. Напоследок, он перешел от тленного жилища в вечное. Царствование его продолжалось шесть лет; он похоронен в Сарайчике. [154]

Ханствование Узьбек-хана, сына Тугрул-хана, сына Менгу-Тимур-хана,….сына Бату-хана, сына Джучи-хана, сына Чингиз-ханова.

По смерти Токтагу-хана сделался ханом Узбек-хан. На тридцатом году своего возраста он принял правление и действовал в оном по уставам своих отцев и дедов. Оказывая каждому благоволение, соответственно его достоинству, он щедро награждал его. Он ввел в удел свой веру ислама: содействием этого государя все его подданные облагорожены верою священного ислама. С его времени весь удел Джучиев стал называться уделом Узьбековым и так будут называть до дня всеобщего воскресения. Подданные наслаждались плодами его правосудия. Он сделал два похода в царство Иранское против Абу-Саид-хана, но не мог овладеть им и возвратился без успеха. Напоследок он перешел из сего мира в другой.

Ханствование Джанибек-хана, сына Узьбек-ханова.

По смерти Узьбек-хана сделали ханом Джанибек-хана. Этот Джанибек-хан был чудный из мусульманских государей. Он оказывал великое уважение ученым и всем, отличавшимся познаниями, аскетическими делами и благочестием. По вступлении на престол в городе Сарайчике, он был защитником светлого закона. Мелик-Эшреф, сын Тимур-таша, был государем в Адзербайджане; этот Мелик-Эшреф был крайне дурной и жестокий правитель, так что жители Адзербайджана, и простолюдины и сановники, должны были рассеяться оттуда в разные стороны. Кади Мухьи-ддин, убежав оттуда, пришел в город Сарайчик и в нем остался жить. По временам он говорил поучения. . Однажды хан пришел в то место, где [155] он говорил поучения, чтобы послушать проповедь кадия. Кадий, сказав поучение, рассказал несколько случаев о жестокости, несправедливости Мелик-Эшрефа с такой живостию, что все присутствовавшие, начиная с хана, горько плакали. Тут кадий сказал хану: «если не защитишь нас от Мелик-Эшрефа, то в будущем свете на пути в рай наши руки удержат тебя за твою одежду..»Эти слова сделали впечатление на хана; он, собрав войско, повел его против Мелик-Эшрефа, сразился с Мелик-Эшрефом и его убил. У Мелик-Эшрефа было, кроме другого имения, драгоценных камней столько, что они составляли четыреста вьюков верблюжьих: Джанибек роздал те камни своему войску. Сопутствуемый победою и Божиим хранением, он возвратился в свою столицу, оставив правителем завоеванной страны своего сына Бирди-бека. Когда возвратился он в свой юрт, открылась болезнь в его благородном теле, и как болезнь не прекращалась, то хан, не надеясь избавиться от нее, отправил к Бирди-беку в Адзербайджан человек и звал его к себе. Но прежде прибытия оттуда Бирди-бека, Джани-бек изнемог от болезни. Собрав к себе свой народ, он заочно назначил Бирди-бека наследником престола. Говорил много в наставление и назидание им, и перешел к Божию милосердию в семь сот пятьдесят осьмом году (1357 по Р. Х.). Он царствовал семнадцать лет: похоронен в Сарайчике.

Ханствование Бирди-бек-хана, сына Джани-бекова.

После смерти Джани-бека, Бирдибек-хан прибыл из Адзербайджана (Тебриза) в Сарайчик; три дня продолжался траур. По окончании траура все царевичи и эмиры поставили Бирди-бека в ханы. Бирди-бек был человек жестокий, нечестивый, с душой черной, злорадной. Из своих братьев, и старших и младших, из близких родственников, никого не пощадил, всех предал смерти; желая [156] упрочить за собой государство, он не понимал, что здешняя жизнь преходяща. В самом деле царствование его не продолжалось и двух лет: он умер в семьсот шестьдесят втором году (1361 Р. Х.). Бирди-беком кончилась прямая линия детей Саин-хановых. Ныне между Узьбеками есть пословица: «в Бирди-беке ссечен ствол гранатового дерева». После него в Дешт-Кипчаке царствовали потомки других сынов Джучи-хановых.

Глава осьмая.

Потомки Шибан-хана, пятого сына Джучи-хана, сына Чингиз-ханова, царствовавшие в Туране, у Казаков в Крыме и в Мавераннагре.

(Шибаниды в Туране).

У Чингиз-хана сын Джучи-хан; у него сын Шибан-хан, его сын Багадур-хан, его сын Джучи-буга, его сын Бадакул, его сын Мунга-Тимур, его сын Бик-кунди-оглан, его сын Алий-углан, его сын Хаджи Мохаммед-хан, его сын Махмудек-хан, его сын Абак-хан, его сын Тулук-хан, его сын Шамай-султан, его сын Узар-султан, его сын Багадур-султан. У помянутого выше Махмудек-хана был сын Муртаза-хан, у этого сын был Кучум-хан. Кучум-ханом пресекся род этого дома. Кучум-хан сорок лет царствовал в Туране. Жизнь его была долга; под конец ее он ослеп. В тысяча третьем году (1595 Р. Х.) Русские отняли Туран из рук Кучум-хана. Кучум-хан, убежав, скрылся у народа Мангкыт и там отошел к Божию милосердию.

Род Тукай-Тимура, царствовавший в Крыме.

У Чингиз-хана сын Джучи-хан, у него сын Тукай-Тимур, его сын Уз-Тимур (Уран-Тимур), его сын [157] Сарича, его сын Кюньджек-углан, его сын Тук-кул ходжа-углан, его сын Туй-ходжа-углан, его сын Токтамыш хан; у этого было восемь сынов в таком порядке: Джелаль-эд-дин, Джаббар-бирди, Кюпек, Керим-бирди, Искендер, Абу-Саид, Куджек, Кадир-бирди.

У помянутого выше Тук-кул ходжи был младший сын по имени Тулюк-Тимур; у этого сын был Хине, его сын Хасан-углан, которого зовут также Ичкилий Хасан; у него сын был Мохаммед-хан, его сын Таш-тимур, его сын Гайяс-эд-дин-хан, его сын Хаджи-Герай. У этого было восемь сынов в следующем порядке: Девлет-яр, Нур-девлет-хан, Хайдар-хан, Кутлук-заман, Кюльдаш, Минглий-Гирай-хан, Ямгурдчий, Уз-Тимур. Род Крымских государей идет от Хаджи-Герая; но в настоящее время, за отдаленностию этой страны от нас, нельзя знать, от которого сына Хаджи-Гераева начинается род царствующих ныне в Крыме государей.

Род Тукай-Тимура, царствовавший у Казаков.

У Чингиз-хана сын Джучи-хан, его сын Тукай-Тимур, его сын Уз-Тимур, его сын … Ходжа, его сын Бадакул-углан, его сын Урус-хан, его сын Коирчак хан, его сын Берак-хан, его сын Абу-Саид, по прозванию Джанибек-хан. У этого было девять сынов в таком порядке: Ирандчий, Махмуд, Касим (это тот, который препираясь с Махмед-ханом Шибани, был виновником смерти Мохаммед-хана); за ним следовали: Итик, Джаниш, Канбар, Тениш, Усюк, Джаук.

Государи из рода Тукай-Тимура, третьего сына Джучи-ханова, царствовавшие в Мавераннагре.

У Чингиз-хана сын Джучи-хан, у него сын Тукай-Тимур, у него сын Уз-Тимур, его сын Абай, его сын [158] Нумган, его сын Кутлук-Тимур углан, его сын Алий-Тимур-бек углан, его сын Тимур-Кутлук-хан, его сын Тимур-султан, его сын Мохаммед-хан, его сын Джувак-султан, его сын Манкышлак-султан, его сын Яр-Мохаммед-султан, его сын Джан-султан, его сын Дин-Мохаммед-султан, его сын Нур-Мохаммед-хан, его сын Абдул-Азиз-хан.

Узьбекские генеалогисты говорят, что предки Абдул-Азиз-хана, предки Казакских государей и предки Крымских государей ведут свой род от Тукай-Тимур-хана, третьего сына Джучи-хана, сына Чингиз-ханова, что отцы Хаджим-хана, Абдуллах-хана и Кучум-хана ведут свой род от Шибан-хана, пятого сына Джучи-хана, сына Чингиз-ханова. Известно, что названные три хана были современниками друг другу и один после другого перешли из сего мира в другой. О прочих сыновьях Джучи-хановых и о владениях их сказано было выше.

___________________

Связь осьмой главы с девятой.

Ниже сего девятая глава будет отделена от осьмой, но в сем месте требуется рассказать события, которыми связывается их содержание.

История детей Шибан-хана, пятого сына Джучи-ханова.

Прежде сказано было, что Джучи-хан дал повеление, чтобы народ его удела выступил с ним для завоевания государств Маджаров, Башкурдов, Руси, Корелы и Немцев, и приготовился к трудам семилетнего похода; но [159] прежде нежели собралось войско, он заболел и умер. Также сказано было, что Чингиз-хан, который в то время был еще в живых, дал повеление своему внуку, Бату, которому прозвание Саин-хан, в сих словах: «прими на себя власть отца и иди в земли, в которые хотел идти он», и что в то время, когда Саин-хан собирал войско, умер и Чингиз-хан. По прошествии двух лет сделался ханом Огдай-каан; он снова повелел Саин-хану предпринять поход. В этом походе Саин-хан завоевал один за другим Русские города и дошел до Москвы. Там соединились между собою государи Корелы, Немцев и Руси; оцепивши свой стан и окопавшись рвом, они отбивались в продолжение почти трех месяцев. Напоследок, Шибан-хан сказал своему брату Саин-хану: «дай мне тысяч шесть человек в прибавок к воинам, которые при мне; ночью я скроюсь в засаду в тылу неприятеля; на следующий день, вместе с рассветом, вы нападете на него спереди, а я сделаю нападение на него с тыла». На следующий день они так и сделали. Когда разгорелся бой, Шибан-хан, поднявшись из засады, устремился с конницей, доскакав до края вала, он, спешась, перешел через вал. Внутри вала стан оцеплен был со всех сторон телегами, связанными железными цепями: цепи перерубили, телеги изломали, и все, действуя копьями и саблями, пешие напали на неприятеля. – Саин-хан спереди, Шибан-хан с тыла: в этом месте избили они семьдесят тысяч человек. Все эти области сделались подвластными Саин-хану.

Когда Саин-хан, возвратившись из этого похода, остановился на своем месте, сказал Орде, по прозванию Ичен, старшему из сынов Джучи-Хана: «в этом походе ты содействовал окончанию нашего дела, то в уделе тебе остается народ, состоявший из пятнадцати тысяч семейств, в том месте, где жил отец твой». Младшему своему [160] брату, Шибан-хану, который также сопутствовал своему брату Саин-хану в его походе, отдал в удел из государств, покоренных в этом походе, область Корел; и из родовых владений отдал четыре народа: Кушчи, Найман, Карлык и Буйрак, и сказал ему: юрт (область), в котором ты будешь жить, будет между моим юртом и юртом старшего моего брата, Ичена: летом ты живи на восточной стороне Яика, по рекам Иргиз-сувук, Орь, Илек до горы Урала; а во время зимы живи в Аракуме, Каракуме и по берегам реки Сыр при устьях реки Чу и Сари-су. Шибан-хан послал в область Корел одного из своих сынов, дав ему хороших беков и людей. Этот юрт постоянно оставался во власти сынов Шибан-хановых; говорят, что и в настоящее время государи Корельские – потомки Шибан-Хана; эта земля далека от нас, потому один Бог верно знает, истинны ли, или ложны эти известия. Шибан-Хан в показанных областях проводил лета и зимы, и, по прошествии нескольких годов, умер.

У Шибан-хана было двенадцать сынов; вот имена их, написанные по порядку: Байнал, Багадур, Кадак, Балга, Джирик, Меркан, Куртга, Аяджий, Саилган, Баянджар, Маджар, Кунджий.

Второй сын его, Багадур-хан, заступил место отца. У Багадур-хана было два сына: старшему имя было Джучий-буга, младшему Кутлук-буга.

Джучий-буга заступил место отца своего. У него было четыре сына; имена их: Байда-кул, Бектимур, Нукеджар, Яс-буга.

Когда Джучий-буга перешел из сего мира в другой, старший сын его Бадакул вступил на отцевский престол. У него был один сын по имени Минг-тимур: он был удивительно храбр, боек и умен, потому его прозвали [161] Кюлюк-Минг-Тимур. Слово Кюлюк на тюркском языке имеет такой смысл: у кого есть какая либо надежная вещь, и ее владелец будет от сердца обнадеживать себя ею, говоря: доколе эта вещь будет у меня, я не испытаю ничего дурного; того называют Кюлюк.

У Минг-Тимура было шесть сынов, которых имена: Ильсак, Джанта, Булак, Сююнуч, Тимур-тюнга, Бек-Кунди.

Булад, по смерти отца своего, Минг-Тимура, занял место его. У него было два сына: Ибрагим и Араб-шах; Узбеки обоих их называют Аса-араб.

Государи из рода Шибан-хана, бывшие в Мавераннагре.

У Чингиз-хана сын Джучий; у этого сын Шибан-хан; его сын Багадур-хан; его сын Джучий-буга; его сын Байдагул; его сын Мунга-Тимур; его сын Булад; его сын Ибрагим-углан; его сын Девлет-шейх-углан; его сын Абул-хаир-хан. У него было одиннадцать сынов.

Имя старшему Абул-хаирову сыну Шах-Бадак-султан, у которого было два сына: старшему сыну имя было Мохаммед, прозвание ему Шахт-бехт, милость Божие над ним! Он был поэт, и так как он происходил из рода Шибан-хана, то в предисловиях своих поэм он называли себя Шибани. Младший сын Шах-Бадак-султана назывался Махмуд-султан, его сын Абдуллах-хан.

Имя второму сыну вышеупомянутого Абул-хаир-хана было Ходжа-Мохаммед: Узбеки называют его Ходжугум-Тинтак; у него сын Джани-бек-хан: это был человек глупый. Его сын Искендер-хан также был малоумен; но в нем было два хороших качества: усердие совершать [162] молитвы, канонические и произвольные, и уменье охотиться с ястребами и держать их. У него был сын известный и знаменитый Абдуллах-хан, а у этого сын был Абдул-мумин-хан. Абдул-мумином пресекся этот дом. Так как история Абдуллах-хана очень известна в свете, то мы не изложили ее подробно.

Глава девятая.

Потомки Шибан-хана, пятого сына Джучи-хана, сына Чингиз-ханова, царствовавшие в Харезме.

По смерти Булада, два сына его Ибрагим и Араб-шах, разделив отцевы владения, вместе в одной земле и кочевали и имели свои станы; лето проживая при вершине Яика, а зиму при устье Сыра, они с приятностию провели свой век.

По смерти Араб-шаха сын его Хаджи-Тулий, заступив место отца своего, царствовал над народом. У него был сын по имени Тимур-шейх; Хаджи-Тулий, умирая, поставил на свое место Тимур-шейха.

Во время молодых еще лет Тимур-шейха, Калмыки, в числе двух тысяч человек, сделали набег на его область. Когда они с взятым в плен отступали, Тимур-шейх, увлекаясь мщением, погнался преследовать их прежде, чем успело собраться войско его. Настигнув их, он вступил в сражение с ними, но был им разбит и пал в битве. После него не осталось детей; и потому народ, подвергшись набегам врагов, стал отделяться от своих правителей. Так как и от младших братьев государя не оставалось сыновей, то всеми овладела безнадежность. По [163] этой причине пограничные жители ушли к другим владельцам. Тогда белобородые старики Уйгуров собрались к дверям ставки ханши и чрез посла сказали ей: «весь народ отошел к посторонним владельцам, и мы также готовы уйти: благодарим за хлеб-соль! Но хотим сказать еще одно слово: у хана много было жен и наложниц: пусть верно разведают, нет ли которой нибудь из них беременной: если будет такая, то мы не отложимся и останемся на своем месте до разрешения ее от бремени». Выслушавши сии слова, ханша сказала: «из других жен нет беременной, а я уже третий месяц ношу во чреве». Услышавши это, Уйгуры остались при орде; Найманы, прежде сего оставившие орду, когда услыхали слова ханши, не стали искать себе других начальников, воротились к орде, хотя и не входили в сношение с нею. Другие же поколения перешли к другим владетелям и сделались слугами их. По прошествии шести месяцев ханша родила мальчика и ему дали имя Ядигер. Тогда Уйгуры послали человека к отошедшим людям, сказавши ему: «обойди всех их и проси у них даров за радостную весть». Этот человек сначала ходил к Найманам, и они дали ему в подарок карего с лысиною коня. Когда они опять прикочевали к ханской орде, мать взяла своего новорожденного сына, принесла его в отцовский приемный шатер, и посадила его на переднем месте. По понятиям Монголов, левая сторона почетнее правой: потому, что сердце есть царь в государстве тела, а сердце Бог устроил в левом боку. Уйгуры, принимая Найманов как гостей, посадили их на левой стороне выше себя. По этой причине Найманы и в нынешнее время садятся выше Уйгуров. После сего и нукеры, бывшие при отце его, охотно пришли к нему. Они – слуги хана при дворе его, они одежда; у Найманы и Уйгуры – ворот и рукава…. Тот и другой из этих народов говорил: «я – карачий сынам Ядигера!» Смысл этих слов такой: на узбекском [164] языке сказать: «карачи» значит сказать: наблюдай, что хорошо или худо, что придет или уйдет, что беспокоит или не беспокоит, не передаваясь ни на чью сторону.

Ядигер-хан благополучно вырос. У него было четыре сына: первый Берке, второй Абу-лек, третий Аменк, четвертый Ияк.

Имя Аменк на Монгольском языке, который в это время еще не совсем был забыт, имеет такой смысл. Слово душа на арабском языке значит джан, у Таджиков гюш, у Узбеков тын, а у Монголов амен. В имени Аменк буква к, прибавленная к амен, выражает уменьшение; Узбеки выражают это уменьшение приложением к слову частицы гна, или гня; так, для означения малой лошади, которая зовется ат, они говорят атгна (лошадка), а о небольшом человеке они выражаются кшигня (человечек) от кши (человек). Потому слово Аменк значит душенька. Но обратимся к тому, о чем мы говорили.

Старший сын Ядигера, Берке-султан, был весьма бойкий, храбрый витязь. Говорят, что Господь Бог дал ему цельную грудь. В теле человеческом между суставами костей есть хрящи, а у него не было хрящей; у него грудь была без суставов, как бы одна доска. Берке-султан был современником Абул-Хаир-хану: когда Берке-султан был в юношеских летах, Абул-Хаир-хан был в старческих годах, а потому оба они жили в одно время.

В Мавераннагре Абу-Саид-мурза, потомок Тимур-бека, убил одного из своих братьев, Абдуллатифа-мирзу и сделался обладателем юрта. Сын Абдуллатифа мирзы, Мирза-Мохаммед-Джукий бежал и пришел к Абул-хаир-хану. Жена Абул-хаир-ханова была младшая сестра Абдуллатифу и тетка Мирзе-Мохаммед-Джукию. Когда он жил несколько времени при дворе хана, пришел из [165] Мавераннагра человек с известием, что султан Абу-Саид-Мирза из Самарканда отправился в поход в Хорасан, а из него предположил идти в Мазандеран. Получив эти вести, Мирза-Мохаммед-Джукий стал просить у хана помощи. Хан пригласил Берке-султана, сказав ему: «Мирза-Мохаммед-Джукий просит у нас помощи, но в моих сыновьях и младших братьях нет такого, который мог бы совершить это дело. Ты также сын мне: выступи с своим войском, с твоим я соединю и свое войско». Берке-султан согласился на слова хана, и, взяв с собой Мирзу-Мохаммед-Джукие, с тридцатью тысячями человек отправился в поход и вступил в область Ташкенд. Джагатайский народ, который, быв отлучен от Джукие и его отца, был только полусердечно расположен к Абу-Саиду, теготясь виной, передался Мирзе-Мохаммед-Джукию. Тогда он вступил в город Ташкенд; от него пошел к Шах-рухие и взял ее. Отсель, переправясь через реку Сыр, пошел к Самарканду. Абу-Саид-мирза, уходя в Хорасан, к Самарканде оставил вместо себя эмира Мозайяда, потомка Аргунова. Он с людьми, ему покорными, вышел из Самарканда, построился в боевой порядок и вступил в сражение. Берке-султан поставил в центре Мирзу-Джукие с Джагатайцами, сам стал на левом крыле, а войско Абул-Хаирово, под начальством Пешкенд-углана, поставил на правой стороне и вступил в битву. Всевышний Господь возвысил руку Берке-султана, а знамя Мозайяд Аргуна уронил. Битва происходила вблизи города; поражая мечем джагатайское войско, они преследовали его до городских ворот и возвратились. Эмир Мозайяд спасся от руки и вошел в город. Он поставил стражу в воротах и в башнях города, приготовил снаряды для защиты в случае осады, и отправил в Хорасан к Абу-Саиду-мирзе письменное донесение о своих обстоятельствах. Абу-Саид-мирза, [166] прочитав донесение, дал приказ, чтобы Хорасанское войско собралось в скорейшем времени. Когда оно собралось в больших силах, он отправился с ним к Самарканду. Мохаммед-Джукий-Мирза вступил в Куфейн и Керминю. Все области Мавераннгра, кроме Бухары и Самарканда, покорились Мохаммед-Джуки-Мирзе: он во всех их поставил даруг. В это время получена весть, что Саид-мирза с большим войском пришел к Балху. Услышав об этом, все, большие и малые, в общем заседании, составили совет. Берке-султан сказал: «Слава Богу, Ташкенд, Туркестан и Мавераннагр в нашей власти! Сильное войско, Узбекское и Джагатайское, с нами; для нас ни откуда нет опасности. Пойдем на берег реки Аму, не дадим врагу перейти через нее; если перейдет сюда, сразимся с ним!» Джагатайские беки говорили: «воротимся отселе и уйдем за реку Сыр, и остановимся в Шах-рухие. Мавераннагра мы не убережем, довольно для нас, если удержим за собой Туркестан и Ташкенд». Мохаммед-Джукий-мирза признавал благоразумным мнение Берке-султана; но не мог перемочь слов своего народа, а потому от Кермини он пошел прямо к Шах-рухие. Карайманы Джагатайские вообразили, что он бежит, не имея сил противостать Абу-Саид-мирзе, и в тот же день отделились от него и перешли на сторону Абу-Саида. Берке-султан гневался за то, что не приняли его совета. Увидев, что из Джагатайцев не осталось с ними ни одного человека и что весь Мавераннаегр принял сторону врага, он дал своим чиновникам приказ выступить войску в обратный путь. Поспешили дать его чрез гонцев; в продолжение трех дней согнали, сколько могли, скот, навьючили, сколько могли, багаж, и Берке-султан возвратился домой. Мохаммед-Джукий-мирза пошел в Шах-рухию. Абу-Саид-мирза, получив известия об этом, [167] пустился преследовать его, и осадил его в Шах-рухийской крепости. Четыре месяца он держал ее в осаде, но не мог взять ее. Напоследок он послал к нему Ходжу-Обейда Самаркандского, который, клятвою уверив Мохаммеда-Джукие-мирзу в безопасности, склонил его вытти из крепости и явиться к Абу-Саиду-мирзе. Исполняя свое слово, Абу-Саид-мирза не предал его смерти, но, заковав в узы, заключил его в крепость Ихтияр-уд-дин, в Хорасане. Это было в восемь сот шестидесятом году (1455 Р. Х.)

Прибытие мангыта Муса-бия ко двору Берке-султана с просьбою о помощи.

Муса-бий и Куджаш, сделавшись врагами один другому, вступили в битву. Куджаш-мирза остался победителем, а Муса-бий обратился в бегство. Рассуждая с самим собою и советуясь с своими людьми, он говорил: «куда обратиться мне, чтобы отомстить за себя? Если может кто это сделать, то может сделать только Берке-султан; другим того не сделать». Он пришел ко двору Берке-султана и рассказал ему о своем положении. Берке-султан сказал: «очень рад я, очень рад твоему приходу». Он не сомневался в своем успехе и сказал: «пусть отец мой будет ханом, а ты при дворе его будешь великим бием». Со всех четырех сторон своего владения он собрал народ, и сделал большой пир; отца его Ядигера посадили на белый войлок и подняли его в ханы. На Ядигера и на Мусу-бия указывается известная между Узбеками пословица: «Абул-хаир был ханом, а князь был и в суде и в войне паном». После того, Берке-султан, приготовясь к походу, отправился в путь, взял с собой Муса-бия, поставил [168] его начальником передового отряда. Была зима; выпал большой снег; от продолжительного похода кони их утомились, съестные припасы истощились. Войско желало воротиться, но султан не хотел того. Прошло несколько дней и войско пришло в расстройство от показанных причин. Тогда все беки, в главе которых был сам Муса-бий, пришли к султану и сделали предложение: «дело наше плохо: без лошадей, пешком куда нам идти? Не сбылся этот поход в нынешний год, пусть совершится в следующий год. Тогда лучше воротиться». Султан отвечал: «сегодня и завтрашний день пойдем дальше; что узнаем, сообразно тому и будем действовать; в противном случае воротимся». На следующий день они продолжили поход. Пред ними открылось поле, когда они вышли на него, увидели под горою в долине большое жительство. Отошедши назад с поля, слезли с коней и послали двух человек разведать об этом народе. Они пошли и привели пастуха, который, когда его стали расспрашивать, сказал, что тут дом Куджаша-мирзы. Они сели на коней и внезапно нахлынули на дом мирзы. Куджаш-мирза был схвачен, и султан велел убить его. Жители были ограблены, многие из них взяты в плен, остальные покорились. У Куджаша-мирзы была дочь, по имени Малай-хан-задя; султан взял ее себе. Там они провели всю зиму и весной воротились домой.

Смерть Ядигер-хана и убиение Берке-султана.

Минуло несколько лет после этих происшествий; Ядигер-хан скончался; после него умер и Абуль-хаир-хан. Абуль-хаир-хан был человек бойкий: доставлял радость друзьям, заставлял плакать врагов; из окружающих [169] его с четырех сторон родственников до каждого касалось его колено, доставала его рука. Потому все они подняли головы и убили Абуль-хаир-хана. У него как ни много было детей и внуков, но столько же явилось и врагов, которые подняли на них руки, и некоторые из сынов его были убиты, остальные разбежались. Многочисленный народ его весь рассеян на четыре стороны. Есть старинная пословица: «если враг разорил дом отца твоего, то и ты в оплату разори его дом». Действовавший согласно с этой пословицей Берке-султан с своей стороны поднимал на них руки. По прошествии нескольких лет, внук Абул-хаир-хана, Шахт-бехт-хан, от природы храбрый витязь, пришел в отцовский юрт, собрал рассеявшихся и разогнанных жителей. Как дед его мирно жил с Берке-султаном, так и он обходился с ним, нимало не обнаруживая вражды своей. В один год они зимовали в устье Сыра; зимовье Шахт-бехт-хана было выше по реке от Берке-султана на один оазис. В один день Шахт-бехт-хан дал приказ своему народу, чтобы он весь в этот день собрался и ночевал при его дверях, сказав: «завтра я отправлюсь на охоту». Нукеры его собрались; около полуночи, он сел на коня и поехал с ними к орде Берке-хана. Он сказал своим нукерам: «завтра на рассвете нападем на Берке в его доме; никто из вас не бросайся на добычу, обступите кругом дом его и Берке представьте мне в руки». Как занялась заря, они, как было приказано, окружили стан, но сколько ни искали султана, не находили его. Когда спросили слуг и невольниц, они отвечали: до прихода вашего он был здесь: но после прихода вашего куда он делся, не знаем; каждый из нас бежал в свою сторону. – Где же был султан? До времени нападения, султан, неодетый, лежал в шатре; когда раздался конский топот, он, набросив на спину соболью [170] шубу, босой, выбежал вон; тут он увидел, что вокруг него враги. Дом его находился посреди самого оазиса; пред дверьми дома было большое озеро, поросшее камышом. Время стояло холодное. Он побежал в камыш. Когда он шел по льду, камышевые спицы искололи и изранили его ноги, непрестанно текла кровь. Он вошел в густой камыш, и, обернув себе ноги полами одежды, сел. Шахт-бехт-Шибани-хан, отыскивая Берке, хватал разбежавшихся и расспрашивал о нем. У Берке-султана был инак, Уйгур, по имени Мунка; он также скрылся, но попался одному из людей, искавших Берке-султана. На вопрос его, кто он? Мунка отвечал, что он тот, кого ищут. Мунка был пеш, а тот на коне. Опасаясь слезть с коня, чтобы схватить его, он встал на коня и поднял крик: сюда идите, сюда идите! Услышавшие этот зов перекликнулись между собою. Все отыскивавшие Берке-султана собрались, взяли Мунка-Бия, привели его к Шахт-бехт-хану и сказали: «мы нашли Берке». Хан и все его придворные узнали, что это не хан Берке, а Беркеев инак, Мунка. Хан спросил его: «зачем ты сказал, что ты Берке, когда ты Мунка?» Бий отвечал: «я ел его хлеб-соль, терпел с ним неприятности в жизни и рос в одном с ним месте; а потому я поступил так для того, чтобы сыщики собрались вокруг меня, а он между тем скрылся от врага своего. Остальное тебе известно – Шахт-бехт-хан одобрил поступок его и, простив кровь на нем, наградил его. После того они все стали искать Берке. Как в ту ночь выпал снег глубиною на палец, то один человек заметил на краю аула след босых ног; когда он подошел к озеру, на льду увидел капли крови; идя по кровавому следу, в густом камыше увидел сидящего человека. Он кликнул товарищей; человек десять сошлись туда, взяли его и привели к Шахт-бехт-хану; он тотчас [171] велел убить султана. Разграбив и опустошив дом его, он возвратился к себе домой.

Дочь Куджаша-мирзы была женой Берке-султана, от которого она, около двух месяцев, была беременна. Ее, как пленницу, взял себе сын Абул-хаиров Ходжа-Мохаммед-султан. По прошествии семи месяцев, она родила мальчика, которого назвали Джани-бек. У него был сын Искендер-хан, а его сын был знаменитый и славный Абдулла-хан: у этот сын Абдул-Мумин-хан.

Ходжа-Мохаммед-султан был человек слабоумный, и его называли Ходжагум-тинтак. Малоумие было в нем так велико, что он, бросая в огонь сало, ворожил и гадал женщинам своего аула, и говорил той или другой: у тебя будет сын, у тебя будет дочь, тебе то и то будет; а сам не знал, тот сын от него ли был, или от другого кого; у него не было смысла понять это, и все другие люди говорили, что Ходжугум-тинтак Берке-ханова сына считал своим. Малай-хан-задя для своей выгоды не открывала ему правды. Наши старики говорили: Абдуллах-хан в десять или в двадцать крат отомстил детям Абул-хаир-хановым за кровь своего прадеда Берке-султана. Не зная близкого отношения своего дома к нашему; он и его истребил и сам умер; сын его ушел вслед за ним. После него не осталось потомства, владение его досталось чужим.

Теперь будем говорить о сыновьях Берке-султана, а после того, если Бог благоволит, скажем о младших братьях его.

История детей Берке-султановых, Ильбарса и Бильбарса.

После Берке-султана осталось два сына: старший по имени Ильбарс, младший Бильбарс, который в народе [172] более известен под именем Биличиг. Он, когда еще кормился грудью, сделался болен и у него обе ноги изувечились; голени от самых колен высохли. Оба сына, достигнув полного возраста, были бойкими, прекрасными витязями; они жили в юрте отцовском. Шахт-бехт-хан – милость Божие над ним! – овладел Мавераннагром; потому их владения отошли от них. В этом владении оставались только сыновья Ядигер-хана. Так теперь расскажем о том, как Ильбарс-хан овладел Ургенджем.

Шахт-бехт-хан овладел Мавераннагром. Султан Хусеин-мирза в Герате умер своей смертию. Шахт-бехт-хан пошел и отнял Хорасан у детей Султан-Хусеин-мирзы. У султана Хусеин-мирзы Джагатая было много сынов и внуков; двое или трое из них спаслись, а прочих всех Шахт-бехт велел убить, и в Ургендж, который был до того времени в зависимости от султана Хусеин-мирзы, послал даругу. По прошествии около шести лет после этих происшествий, шах Измаил пришел к Мерву, сразился с Шахт-бехт-ханом, и, поразив его, предал его мученической смерти. Даруга, поставленный в Ургендже Шахт-бехт-ханом, услышав об этом, ушел из Ургенджа. Шах Измаил, овладев всем Хорасаном, прислал в эту область даругу; в Харезм прислал трех даруг: одного в Хиву и Гезарасп, другого в Ургендж и третьего в Везир; присланные в Ургендж и Везир были родные братья, родом Арабы: Ургенджскому даруге имя было Сюбхан-кули-араб, Везирскому Рахман-кули-араб. Рахман-кули-араб, по прибытии в Везир, собрал вельмож городских, дал им большой пир и всем сделал подарки. В это время в Везире был ученый старик кадий Омар. Он не представлялся новому правителю, и приглашенный к пиру, не пошел туда, сказавшись больным. На утро после того дня, в который правитель давал пир, кадий Омар чрез посланного тайно пригласил к себе [173] до четырех человек из почетных граждан вместе с начальниками города и сказал им: «поздравляю вас с счастьем, какое доставляет вам новый правитель; поздравляю вас с новой верой». Вельможи изумились словам кадия и спросили его: о какой новое вере говорите вы? Кадий им отвечал: ужели вы доселе не слышали, какой веры и какого обряда шах Измаил и этот правитель? Они с клятвою говорили: «В продолжение нескольких лет нам дается правитель от того, кто бывает государем Хорасана. И на этот мы также смотрим». Кадий сказал им: «уже около четырнадцати лет тому, как шах Измаил принял то вероисповедание, в котором он ныне: а это исповедание неправое», и тут он подробно объяснил им свою мысль. «При даруге мало людей, а нас много: по страху своему он этого не открывает. Пожив несколько времени, он отнимет у нас свободу и вас, первых граждан, принудит быть хулителями асхабов. Сделав вас своими, он навяжет свою веру и всему народу, а кто этого не сделает, того убьет. Вы об этом не позаботились, отстали от правоверия и сделались неверными». Выслушавши эти слова, все первостепенные граждане Везиря приняли этот образ мыслей. Прошло около двух лет, и они не могли ничего сделать. В это время в Бакыргане был хороший человек Хисам-эд-дин, по прозванию Китал, из рода Сеид-ата. Некоторые из горожан Везиря отправились к нему и сказали: мы хотим тебя сделать государем, истребить Персов. Он им отвечал: народ сегодня готов признать меня государем, но завтра меня отвергнет. Если вы в самом деле хотите это сделать, то я найду государя из знаменитого рода. Везирцы спросили: кто же он такой? Ходжа, несколько лет, по одному разу в год, ездил в Арку к Узбекам для собрания подаяний, и потому подробно рассказал им о роде Ильбарс-хана, о его достоинствах, несчастьях и всех обстоятельствах жизни его. Для человека из [174] жителей Везиря и один от ходжи отправились к Ильбарсу с письмом ходжи и прошением от вельмож Везирских. Ильбарс вместе с своим братом Бильбарсом отправился с людьми, приехавшими за ним из Везиря, и с дороги впред себя послал их в Везирь. Они прибыли в город, известили Везирцев. Все первостепенные жители собрались и из своего заседания послали к Ильбарсу человека и говорили чрез него хану: народ, изъявляя ему подданническую покорность, просит их приехать ночью в такое место, которое не видно из города, и там укрыться, и о том известил бы их чрез посланного. Ильбарс-хан так и сделал. Когда посланный Везирцами к Ильбарс-хану человек возвратился и известил их о прибытии Ильбарса в назначенное место, тогда все граждане, и большие и малые, собрались, поставили к городским воротам стражу, истребили в городе всех Кызылбашей, не оставивши из них ни одного. На следующее утро Ильбарс вступил в город. Весь народ встретил хана и поместил его в доме, в котором жил правитель города. Народу дали общественный обед; сделавши большой пир. Узьбеки и Сарты в общем собрании единодушно возвели Ильбарса на достоинство хана, в девять сот одиннадцатом году, в год овцы (1505-6 Р. Х.). В прежнее время в зависимости от Везиря много было областей, из которых каждая имела своего правителя. Но около времени вступления в него Ильбарс-хана, они, одна после другой, отпали от него; оставалось только три управления: Везир, Янга Шагр, Терсек. Ильбарс-хан жил в Везире; Янга шагр отдал в управление Биличиг-Султану, в Терсек поставил особого правителя.

Взятие Ургенджа Ильбарс-ханом.

Когда жители Везиря истребляли Кызылбашей, тогда один [175] сирота укрылся в одном пустом здании; когда наступил вечер, он вышел городскими воротами и ушел в Ургендж. Выше мы говорили, что Ургенджский правитель назывался Сюбхан-кули-араб, а Везирский Рахман-кули-араб. Пришед к Сюбхан-кули-арабу, он рассказал все, что только видел. Сюбхан-кули призвал к себе первостепенных жителей Ургенджа и, пересказав им о том, что случилось в Везире, говорил: «вот уже несколько лет я ем хлеб-соль вашу. Теперь, если вы хотите, чтобы я вышел от вас, то уйду; если же угодно, чтобы я оставался здесь, я останусь». Ургенджцы на это сказали: «Слава Богу, Ирак и Хорасан под державою такого государя, каков шах Измаил! Вот уже почти пять лет, как ты здесь по его велению: от тебя мы не видели никакого притеснения и обиды. Что будешь говорить, когда предстанешь пред государя? То, что из Арки десяток Узьбеков пришли в Везир? И что вам сказать государю, когда пошлем тебя к нему? Притом у Узьбеков нет ни домов, ни городов, они не живут постоянно на одном месте. Пройдет дней десять – и они ограбят и разорят Везир и уйдут назад. А потому зачем нам поднимать тревогу? Сюбхан-кули-араб сказал: если вы искренно говорите это, то все вы дайте мне в этом присягу. Тогда все, и знатные и простые, сели и Сюбхан-кули поклялись – не мыслить против него лиха, и, если придут Узьбеки, стоять за него и с ним сражаться. Потом Сюбхан-кули сказал своему конюшему (рикабдарю): «представь сюда воз денег!» Тот привез и положил их на землю посреди собрания. Тут Сюбхан-кули, обратясь к первым из граждан, сказал: «найдите мне проворного, удалого джигита, который был мог съездить в Везир и доставить верные известия о тамошних происшествиях». Они тотчас не могли указать прямо на кого нибудь; тут один из придворной стражи сказал: [176] «когда были мы еще в детстве, между ними был один человек, Иваз, по прозванию «рыжий бык»; отец его был бойкий джигит. Он скоро явился пред ханом и сказал: «я исполню это поручение». Тогда Сюбхан-кули сказал: «я буду верить известиям, которые ты мне доставишь; эти деньги ты возьми себе, и считай меня единоверным с тобою». Он, взяв деньги и заставив его исповедать его веру, отправился в Везир и, возвратившись оттуда, рассказал подробно все, что там было.

Ильбарс, хан, прожив три месяца в Везире, выступил в поход против Ургенджа. Сюбхан-кули, взяв Ургенджское войско, вышел из города, и за полтора фарсанга от него дал сражение. Ильбарс, поразив его войско, преследовал его до города и вошел в него. Сюбхан-кули со всеми своими нукерами пал в битве. После этого Ильбарс-хан послал за своим семейством и имуществом и перевел его в Ургендж.

Кызылбаши, жившие в Хиве и в Гезараспе, входили в такие же совещания с Сартами, как и Ургенджский правитель Сюбхан-кули, и недовольные их поведением, строго держали их. Из Ургендча Узьбекские наездники делали набеги на Хиву; в этих наездах некоторые погибали, а отого при Ильбарсе число нукеров уменьшилось. Многие из людей Ядигер-хановых оставались при его доме и сыновьях. Однажды Ильбарс призвал своих беков и сказал им: «мы прибыли сюда с немногими людьми; много из наших осталось при наших братьях. Если вам угодно, я призвал бы сюда братьев моих». Князья все ответили: «мы и прежде думали, что вы пошлете кого нибудь за ними». Один старик из Уйгурского племени, который в это время сидел у дома, потому что ему не достало в нем места, встал с своего места, вошел к хану и, сложив руки, почтительно сказал ему: «опытные из прежних [177] Узьбеков говорили: порукою в благоденствии государства есть милость к подданным, а признак расстройства государственного есть любовь государя к своим родственникам». Ильбарсу показались эти слова злонамеренными. Все бывшие тут беки, ругая этого человека, говорили: такие ничтожные люди, ссоря между собою родственников, в ласковых словах рассыпают вражду. Очень хорошо будет, когда ты таких злонамеренных людей, расстроивающих своими словами, истребишь одного за другим, после того как прибудут сюда ваши братья».

Прибытие в Ургендж детей Абулек-хановах и Аменк-хановых. Взятие Хивы, Гезараспа и пограничной части Хорасана. Приведение в подданство Тюркменов, живших в Абул-хане, Манкышлаке и Дабистане.

В это время всех четырех сынов Ядигер-хановых не было уже в живых. У детям их Ильбарс отправил посла с словами: «мы, по прибытию в сию страну, овладели Везирем и Ургенджем; из Хивы и Гезараспа Кызылбаши еще не вышли. Если вы хотите прибыть сюда – о чем я молю Бога, - то здесь найдете себе подданных: угодно ли будет вам принять управление областями, они есть; захотите ли владеть жителями на полях Хорасанских, они там есть; есть Тюркмены в Абул-хане и Манкышлаке». Когда посланный пересказал это, тогда сын Абулек-хана и шесть сынов Аменк-хана с своими домами и людьми переехали в Ургендж. Ильбарс-хан сам взял Везир, а им отдал Ургендж. После того дети Аменк-хановы делали много набегов на Хиву и Гезарасп, опустошили их области; Кызылбаши от страха убежали. Владея Хивою, [178] Гезарапспом и Катом, они стали делать набеги на Хорасан. В это время шах Измаил умер. Правители всех областей, находящхся на северной стороне Хорасанских гор, к востоку до Мегины, к западу до Даруна, страшась Узьбеков, бросили свои области и убежали. Таким образом владения Узьбеков расширились: начальники их вступили в те области и делались владетелями их. Отселе они делали многократные опустошительные вторжения в Хорасан, на юге, и в Абул-хан и Мангышлак, на западе.

Мы выше говорили, что младший брат Ильбарс-хана, Биличиг, когда кормился грудью, сделался калекою, что у него высохли обе ноги и он сидел на бедрах. Потому он не мог садиться на коня и ездил в тележке. Устроив в ней место для спокойного и удобного сидения в ней, он велел оковать железом колеса ее. Запрягая в нее проворных аргамаков, он в сопровождении четырех, пяти храбрых джигитов, всегда ездил на сражение в Абул-хан и Мангышлак. Он был стрелок, не делавший промаха. Стоя на коленах в тележке, в которой он будто лежал, он прямо несся между стрелками, окружавшими его с левой и правой стороны. В жарких сшибках, предводительствуя джигитами, он всегда был в передних рядах. Наклонившись на переднюю сторону тележки, кричал джигитам: «так иди! Этак иди! Вперед! Назад!» равняясь с рядами всадников, он сражался; его тележка, запряженная аргамаками, не имея тяжестей, не отставала от вершников.

Некоторые из Тюркменов, сделавшись подданными, давали подать, а некоторые бунтовали. Не было прямо определено, какое давать количество подати: иногда давали много, иногда мало. В истории Суфиян-хана мы скажем – если Бог позволит – о приведении в определенность имения Тюркменов и о сборе дани с них. [179]

Такой образ действий продолжался несколько лет. Билигич-султан умер, а после него и Ильбарс-хан. После Ильбарс-хана осталось восемь сынов: старшему имя Султан-гази, второму Мохаммед-гази; имена прочих неизвестны. От Билигич-султана осталось пять сынов; старший назывался Султан-хаджи, другие неизвестны по имени. Замечаем, что Ильбарс-хан, овладев Везирем, в память того, что он взял эту область из подвладычества Кызылбашей, к имени каждого из своих сыновей, придавал прозвания гази: такой-то гази, этот-то гази. Младший брат его Биличиг-султан к именам своих сынов придавал прозвание хаджи: такой-то хаджи, этот-то хаджи.

В то время между потомками Ядигер-хановыми не было никакого больше Султана-хаджи, сына Биличиг-султанова: его перевели из Янга-шагра в Везир и поставили ханом. У Султана-хаджи было немного подданных и войска. Народ, имение и управление державою было в руках Ильбарс-хана, а по смерти его в руках старшего сына его, Султана-гази, юноши умного, храброго и гордого. В то время между народом распространилось мнение: «Султан-хаджи правил отчасти хорошо, отчасти худо. Но распоряжения Султан-гази есть отрада – что об этом и говорить? Но в нем самый большой порок – скупость». Он Султан-хаджи хану доставлял только две доли: одну, так называемую, ханскую, другую – столовую. Султан-хаджи-хан, прожив только один год, ушел вслед за отцами своими.

После Султана-хаджи самым старшим из прочих лиц ханского дома был сын Абулек-ханов, Хасан-кули: его возвели в достоинство ханское и отдали ему Ургендж. Все ханские дома были дети троих сыновей Ядигеровых. При этом общем происхождении, они, разделившись на три части, распались на три особые владетельные линии. При [180] Хасан-кули-хане, детей Ильбарс-хановых, детей Биличиг-султановых, и сверх других малых семейств их, больших домов было больше десяти. Главою всех их был Султан-гази. У Аменк-хана было шесть сынов: старший Суфиян, второй Бучага, третий Аваниш, четвертый Кал, пятый Акатай, шестой Аганай. Много детей также было у этих шести сыновей. При Хасан-кули-хане, кроме этих шести, еще других больших домов было шесть. Хасан-кули-хан был один сын у своего отца, но у него самого было много детей: старший сын в его семействе был Билал. Оба, отец и сын, не имели ратного духа. С одной стороны многие из бойких детей Ильбарс-хановых, и с другой многие из бойких детей Аменк-хановых, недовольные тем, что Хасан-кули-хан один владеет доходами Ургенджскими, согласаясь между собою, восстали против него. Против их многих Хасан-кули, выступив с небольшими силами, биться с ними не имел сил; не имея способов бороться с ними, он заключился в Ургендж. В то время этот город еще не имел крепости Эйрек (она уже после построена Иш-султаном). Все они осадили Ургендж: все начальники осаждавших, устроив полки свои, приступили к Хорасанским воротам. Хасан-кули-хан с пешими полками вышел из ворот, построил их к битве, приставил тылом ко рву. Осаждавшие, действуя конницею, осаждаемые пехотою, сильно бились между собою от предполудня до вечера. Младший сын Аменк-хана, Аганай-султан, которому тогда минуло двадцать лет, сражался с утра до пополудня и, желая отличиться пред своими, не умевшими преодолеть врага, взяв под начальство наездников, ударил на врага, врубился в пехоту его, но не мог воротиться с места, куда пробился, и на краю вала, пронзенный копьем одного из воинов, пал: толпа пехотинцев стрелами убила сперва под ним коня, а потом, [181] и ему сами рассекла голову. (Это так раздражило осаждавших, что они, ударив всеми силами на войско Хасан-кули-хана, заставили его скрыться в городе). Пехота, копейщики и остальное войско, вступив в город, произвели большую тесноту; не доставало места для помещения и после того, как они расположились опять по своим палаткам. Начальники перечислили всех жителей и, раздав нукерам должную плату, заперлись в городе, думая, что неприятель, не имея возможности взять Ургендж, решится снять осаду. Смерть Аганай-султана сделалась причиною смерти Хасан-кули-хана и причиною страданий для многих. Если бы он не был убит, то Хасан-кули-хан не возбудил бы против себя кровавой мести. Может быть после нескольких дней осады, они, дав осажденным дорогу, выгнали бы их из Ургенджа и благополучно проводили бы их в чужой юрт. Смерть Аганай-султана сделалась неисцельною раною и тяжким ударом. Ургендж, город многолюдный, очень скоро почувствовал голод, так что ослиная голова продавалась по двадцати тенке, но и за эту цену не находили на один вертел. В кругу Ургенджских мулл был один очень зажиточный человек: у него были некоторые дела с одним из простых горожан. Однажды он приходит к нему в дом, видит, что один белобородый из мулл сидит в доме; хозяин положил на блюдо половой член лошака и говорит гостю: «Это крошево, обложенное лошадиным паховым салом». Таковы делались приготовления столовые на всех вертелах того времени! Такое положение жителей продолжалось два месяца. Поэтому судите, что было после. Жители, истомленные, начали выходить из города; в нем осталось немного жителей, так что для защиты города не доставало людей. Чрез четыре месяца он был взят. Хасан-кули-хана и старшего сына его, Билал-султана, убили; детей с матерью отправили в Бухару. В настоящее время [182] из этого семейства до пятнадцати человек живут в Синде.

История Суфиян-хана.

После того возвели на ханский престол Суфиян-хана и отдали ему Ургендж; Везир, Янга-Шагр, Терсек в Хорасане, также Дарун и Манкышлакских Тюркменов взяли внуки Берке-султана, из которых главным был Султан-гази. Дети Аменк-хана заняли стоящие по берегам реки города: Хиву, Гезарасп, Кат, Булдусаз, Никчегу; стоящие в горах: Баг-абад, Нисай, Эсюрд, Джегарду, Мегину, Чегчу; и, наконец Тюркменов, живших в Абул-хане и Дабистане. Все эти владения разделивши между собою, соответственно степени права каждого, четыре сына Аменк-хановы жили с спокойным сердцем.

В Абуль-хане в то время жило Тюркменское племя Ирсары: Суфиян-хан отправил к ним человека с такими словами: «Божественный закон установил давать закат (сороковину): Потому вы из своего имения каждогодно должны давать сороковину; а я тогда не буду посылать от себя людей, с тем, чтобы они хищнически собирали ее». Тюркмены изъявили покорность этому распоряжению и каждый год с своих имений охотно доставляли хану зякат. Так они делали в продолжение нескольких лет. Суфиян, отправляя людей для сбора дани, в большие участки посылал по человеку в два или даже три малые участка. В один год он также распорядил сбором. Когда сборщики отправились, их всех, и хороших и дурных, по счету оказалось сорок человек. Каждый из них объезжал все деревни: побывав в одной и обобрав ее, отправлялся в другую. Джигиты Тюркменские сделали заговор между собою, и каждый из них убивал комиссара, когда он являлся в его жительство. Чрез несколько времени довели это до сведения хана. Сильно раздраженный [183] таким поступком Тюркменов, хан с четырьмя своими младшими братьями взял конницу и отправился в Абуль-хан.

В то время переезд из Ургенджа в Абуль-хан был как переезд из села в село, потому что река Аму от крепости Ургендчской текла к восточной стороне горы Абуль-хана; от подошвы этой горы она, обогнувши на южную сторону, шла к западу, отселе текла к Угурдже и вливалась в Мазандаранское море. На обеих сторонах Аму, до самой Угурджи, были нивы, виноградники и деревья. Весною жители выходили на места возвышенные; когда являлись мухи и слепни, люди, имевшие стада, уходили к дальним колодцам, находящимся на расстоянии от реки почти на два дневные пути, когда же прекращался овод, они приходили опять на берега реки. Обработанность и населенность страны превосходили описание. По обеим сторонам реки от Пишкара до Кара-Киджита, жило поколение Адаклы-Хызр, или от Кара-Киджита до западной стороны горы Абюль-хана, по обоим берегам реки жило поколение Алий. Отселе до того места, где река вливалась в море, жили верблюдоводы. Но обратимся к нашему рассказу.

Каждый из начальников войска, по прибытии на границу Тюркменской земли, построясь в ряды, (каждый) с своей стороны, отрядил наездников для нападения. Ирсари и Хорасанские Салуры жили вперемежку один с другими. Успех нападения был таков, что нападшие не могли увести с собою всего скота, малолетних детей побрали в плен; некоторые спаслись бегством в одно место, в котором не подвергались наездам по неудобству проехать туда на коне; там, на северной стороне Абуль-хана, есть безопасная долина. Между ею и Абуль-ханом идет дорога, на три дня для верхового ездока; ее называют Джутак. Невыгода проезда по тому пути та, что неприятель, не запасшись водою, если бы захотел овладеть сим местом, то хотя бы [184] сто лет трудился взять его, не успел бы: там идет одна тропинка, по которой проходит один только вьючный верблюд. Мне убогому приводилось много раз видеть этот путь. Тюркмены ушли в это место и там скрылись. Хан, когда собрались его наездники, осадил Джутак. Тюркмены держались в нем около двух дней; но от недостатка воды пришли в изнеможение. Семеро из старейшин их спустились в горы и поспешно отправились в стан Акатай-хана. Изъявив ему свою покорность, они говорили: мы слыхали, что в земле Узьбеков дом и все владение принадлежат младшему сыну; начиная с отца, все старшие братья оказывают почет младшему брату. По рассказам известно нам, что ты младший из сынов, оставшихся после Аменк-хана. Потому мы ныне умоляем тебя: испроси у старших братьев твоих прощение нам в вине нашей. Все мы клянемся, что будем преданы тебе, и что наши потомки будут покорны каждому потомку Акатай-ханову и никогда не отвратят от них лица своего. Акатай-хан послал этих людей назад, велел им представить к себе всех людей способных к делам. Они, явясь к Акатай-хану, дали пред Кораном клятву на покорность ему. Акатай-хан, оставив Тюркменов в своем стане, отправился к старшему своему брату Суфияну и просил прощения Тюркменам в преступлениях их, и он простил им. От него он ходил к Бучаге-хану, потом к ставке Аваниш-хана и Кал-хана; все они сказали: «для тебя мы прощаем их и забываем вины их: делай с ними как знаешь». Акатай-хан, возвратившись в свой стан, рассказал Тюркменам, что видел и слышал. Сердца их готовы были разорваться от радости. После того он рассказал Тюркменам: «Старший мой брат простил вам вину; так вы теперь что дадите за провинность?» Они отвечали: «что прикажите нам, то мы и дадим». Акатай-хан спросил: сколько человек из ханских нукеров убили вы? Тюркмены, сосчитавши их, [185] отвечали: «сорок человек, и хороших, и худых». Султан сказал: «Так вот решение: нынешний год вы уже поплатились, потерпев разорение от наезда на вас. В следующий год – Бог велит – в уплату за кровь каждого убитого дайте моему брату тысячу овец. А на следующее время сколько вам давать, о том вы сами переговорите с моим братом». Они охотно приняли это условие. Потому Хорасанские Салуры обещались дать шестнадцать тысяч овец, поколения Теке-Сарык и Ямут – восемь тысяч овец, поколение Ирсари должно было дать шестнадцать тысяч овец. Все названные здесь подданные поколения составляют один урук: всех их называют каменными Салурами. Хан возвратился в Ургендж; в следующий год он посылал сборщиков подати и десять первостепенных князей Тюркменских сполна отдали сборщикам сорок тысяч овец и с большими дарами представлялись хану; во второй год хан опять отправил к ним человека с данью, они опять ее внесли. Эти сорок тысяч овец оставались на их шее до нескольких раз.

Скажем здесь также о количестве дани, доставляемой прочими Тюркменами. По прошествии нескольких годов после сих событий, разложена была дань и на прочих Тюркменов, какую они должны были вносить по расчету соразмерно числу человек и количеству их скота. Поколение Ички-Салур доставляло хану шестнадцать тысяч овец и сверх того тысячу шестьсот овец для зареза на ханскую кухню. Эту последнюю дань называли котловыми овцами, а те шестнадцать тысяч овец назвали податными овцами, и отдавали их на содержание нукеров. Но сверх количества податных овец, которых доставляло каждое поколение Тюркменов, они брали на себя десятую часть из котловых овец: истратив казенных овец, они еще собирали себе, говоря обязанному взносом дани: «ужели не даш ты овцы для зареза к государеву столу?» Поколение Хасан-или [186] доставляло шестнадцать тысяч овец и тысячу шестьсот котловых овец; из них десять тысяч давали поколения Икдур и Чаудур, а четыре тысячи небольшие поколения Арабечи давали четыре тысячи податных овец и четыреста котловых овец. Гоклан давали двенадцать тысяч податных овец, и тысячу двести котловых овец. Адак-или двенадцать тысяч податных овец и тысячу двести котловых овец. На берегах реки Аму жили три поколения Тюркменов, занимавшихся земледелием, которых называли Уч-Ил («три поколения), именно: Хызр-или, Адак-или и Алий-или. С их земледельческих промыслов брали десятину. Тюючи («Занимавшиеся верблюдоводством») и Алий-или платили также и скотом; Адак-или давали воинов.

По прошествии нескольких лет, Суфиян отошел к милосердию Божию.