СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ДОН ХУАН ПЕРСИДСКИЙ

ИЗВЕСТИЯ ДОН ХУАНА ДЕ ПЕРСИЯ,

НАПРАВЛЕННЫЕ К ЕГО КАТОЛИЧЕСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ ДОН ФИЛИППУ III,

КОРОЛЮ ИСПАНИИ И НАШЕМУ ГОСУДАРЮ,

разделенные на три книги, в которых повествуется о достопримечательностях Персии, о генеалогии ее царей, о войнах Персов, Турок и Татар, и о том, что видел (автор) во время своего путешествия в Испанию, и о его обращении (в христианство?) и обращении двух других Персидских кавалеров (О Mocковии автор сообщает сведения в третьей книге своих известий, стр. 123-141. Этим сведениям посвящены конец первого известия, второе и третье целиком и начало четвертого.).

Вальядолид, 1604 г.

Первое известие.

Мы прибыли в христианский город, который называется Астаркан; и корабельщики, и один из персов, а также и один из англичан, на маленьком челноке, отправились к военачальнику этого города, который находился в тридцати милях от стоянки корабля; вода здесь была более низкая, и потому корабль наш не имел достаточной глубины для надлежащего движения, и при каждом ветре ему грозила опасность разбиться, так как удары волн были очень сильны. Когда же налетала буря, положение наше сделалось столь опасным, что все мы сочли себя погибшими, и нам пришлось бросить в море тысячу мер зерна и муки, а также много [294] съестных припасов, которые были у нас, и много сундуков с платьями, и драгоценные вещи, и нам показалось, что после этого буря затихла. Когда миновала эта опасность, вернулись те, которые (раньше) отправились в город, а вместе с ними прислал начальник города множество кавалеров на четырех галерах, а также съестные припасы и угощение. И они повезли нас в своих галерах, а корабль остался свободен. И когда мы прибыли и вышли из галер, нам была устроена великая торжественная встреча, так как стечение народа было очень большое, и там мы нашли другого посла от царя Персидского, который отправлялся в Московию, и при котором состояло триста человек слуг.

Здесь мы отдыхали в течение шестнадцати дней, и за нами здесь ухаживали и угощали очень хорошо, потому что дело было осенью, а в этой стране — великое изобилие арбузов и яблок довольно хорошего вкуса; эта местность приятна сама по себе, и особенно приятна была она для нас, потому что начальник, который находится здесь от великого князя Московского, приказал объявить через глашатая, чтобы никто, под страхом наказания в двести ударов плетью, не смел брать от нас денег, что бы ни попросили мы у него и что бы ни взяли. Город Астаркан (Astarcan), а не Астракан (Astracan), имеет пять тысяч жителей, все дома из дерева, кроме хорошо укрепленного замка, в котором живет военачальник; этот замок построен из камня приличной высоты и толщины. Этот замок строго и зорко охраняется большим гарнизоном, и без особого позволения никто туда не может войти.

Церквей много, но они не особенно велики, наполнены живописными изображениями святых, также очень маленькими, и целый день перед каждым святым горит свеча, и в церкви дозволяется входить лишь местным жителям, но вход иностранцам туда возбранен.

Астаркан — один из тех городов, в которых, по известиям Ботеро, живут татары родами или коленами, как евреи, хотя настоящие татары кочуют по полям, как арабы, а в городе живут одни только христиане — Московиты. [295]

Город расположен на берегах реки Волги или Эдера, и сюда съезжаются многие купцы из Московии, Армении, Персии и Турции, и предмет торговли их по преимуществу соль. Ботеро говорит, что город находится на расстоянии одного дня пути от моря, но я видел этот город и по истине говорю, что и при благоприятном времени трудно добраться до него в два дня. Этот город — тот самый, который некогда разрушил великий Тамерлан, да и теперь ему приходится терпеть не меньше, вследствие постоянных войн с Турками и Персами.

Когда прошло шестнадцать дней нашего пребывания в Астаркане, и когда были достроены пять галер, которые были сделаны для нас и для Персидского посла, с которым мы встретились по прибытии в Астаркан, мы сели в эти галеры все: персы, англичане и монахи, и также более ста воинов царя московского, которые должны были сопровождать и охранять нас по приказанию царского военачальника. Галеры были построены очень хорошо, и в каждой галере было по сто гребцов. Мы сели в галеры на реке, которую называют Эдер, по-видимому, то же, что Волга; она шириною с добрую испанскую полумилю, и по обеим ее сторонам живут татарские народы, разделяющиеся на орды или колена, и жизнь свою обыкновенно они проводят в полях со своими стадами, ибо занятие их заключается большею частью в этом. На этой реке много рыбаков, и они ловят крупную рыбу вроде испанской лососины, хотя она и длиннее и красивее на вид, и самая мелкая весит тридцать и сорок фунтов. Но что удивительно, — никто не решается есть мясо этой рыбы; ее ловят, чтобы извлекать икру (яйца), которая в ней находится, весом по шести или семи фунтов (из каждой рыбы); эта икра — черного цвета, как зрелые фиги, [296] очень приятна на вкус и в сухом виде сохраняется год или даже два, не портясь, как здесь айвы или гранаты. Это одно из самых лучших угощений в той земле.

По берегу этой реки, с правой стороны, если идти в Московию, живут татары, которые все торгуют верблюдами и лошадьми, а также и другим мелким скотом; и живут они, подобно арабам, меняя свои жилища, сообразно с переменою четырех времен года. Это татарское племя называют Нокай, и так как пастбища находятся на другой стороне реки, и так как мостов для того, чтобы переправить стада, у них нет, а переправлять стада приходится однажды в Августе месяце, то для переправы крупного скота они пользуются следующим приспособлением: связывают им хвосты и пускают их вместе штук по тридцати или пятидесяти, и животные, пособляя одно другому, преодолевают течение воды и переплывают. Для мелкого скота они спускают на воду куски хорошо сотканной и просмоленной дерюги, наподобие корабельных досок, и управляя ими при помощи шестов, наподобие токарного круга, перевозят баранов и овец; но так как расстояние велико, то обыкновенно тонет половина стада, потому что в самом узком месте река имеет милю шириною. Это татарское племя так же скоро подчиняется одному государю, как и другому, а стад у них такое множество, что баран стоит дешевле реала. Они ужасные варвары в религии, и весьма угостительны по отношение к иностранцам: когда они кого-либо приглашают, то они закалывают коня и приготовляют (его) мужские части и ожидают гостя, в знак того, что они его очень любят и уважают. Два месяца странствовали мы по этой pеке и через каждые десять дней выходили на берег в какое-нибудь селение, потому что по берегам реки находятся маленькие селения с домами из дерева, и в каждом селении мы оставляли гребцов и вместо них брали в свои галеры других, и все это, как говорили нам воины, сопровождавшие нас, делалось по приказанию и повелению московского царя. Горы, которые расположены по обеим сторонам этой реки, весьма высоки и очень заселены (дикими зверьми), и живет в этих горах много медведей, львов и [297] тигров, а также куниц всякого рода, и через каждые сто миль имеется поселение царя Московского, и первое из них, к которому мы подъехали, называлось Ямар (Т. е. Самара.), второе — Сарасен (Т. е. Саратов.), третье Симер (Т. е. Симбирск.), и прочие (с названиями) в таком же роде. Когда на реке поднималась непогода, корабельщики выводили на берег реки лошадей, (которые) и тянули галеры при помощи канатов, и каждую ночь мы спали на земли в поле, и сто воинов охраняли нас.

В конце этих двух месяцев мы прибыли в очень большой город Московского царя; называется этот город Кассан, населен христианами, и имеет жителей более 50 тысяч. Весь этот город наполнен церквами, и их так много, и в них так много столь огромных колоколов, что накануне праздника в городе невозможно оставаться и заснуть.

В тот день, когда мы прибыли в этот город, навстречу нам вышло такое множество народа, и все они с таким удивлением смотрели на нас, что нам невозможно было проходить по улицам и площадям. Мы оставались в этом городе восемь дней, и нас угощали так обильно, что остатки приходилось выбрасывать за окно. В этой земле нет бедных, и съестные припасы так дешевы, что (обладающие ими) выходят в поле искать людей, которые захотели бы их съесть. Чего здесь мало, так это хороших вин, потому что здесь имеется только один сорт вина, который делают из пшеницы и ячменя, и это вино столь крепкое, что от него можно очень легко опьянеть; поэтому здесь есть закон и постановление, что ни один чиновник не имеет права носить с собою оружия, так как они ежеминутно убивают друг друга. Земля эта очень холодная, и потому все здесь носят одежду из куньего меха, которого здесь великое множество. Здесь нет фруктов, имеются только лесные ягоды (cacamuesas?), и то их мало, и они жестки. Жители страны весьма красивы на вид; мужчины очень белы, толсты и высоки; женщины обыкновенно очень красивы, и весьма украшает их куний [298] из которого у них сделаны платья и шапки. Здесь в большом употреблении бани; в каждом доме есть собака, величиною со льва, потому что здесь очень боятся нападения врагов ночью. Эти собаки днем сидят на цепи, а в час ночи звонят колокола в знак того, что сейчас спустят собак с цепи на улицу — пусть прохожие берегутся! — и спускают собак, и никто тогда не осмеливается выйти из дому, потому что иначе собаки разорвут его в клочки. Bcе дома в этом городе из дерева, но есть большая крепость и толстая стена из камня, и в этой крепости добрый гарнизон, солдаты которого посменно сторожат ночью, как это делается в Испании, Италии и Фландрии; и эта бдительность объясняется тем, что ночью обыкновенно производят свои нападения и зажигают город татары и турки.

Из этого города мы отправились на семи галерах, которые нам дал начальник города; сто воинов должны были нас сопровождать до столицы Московского царя. Мы продолжали плыть по той же самой реке, и чем далее подвигались мы вперед, тем сильнее начинали мы ощущать суровость (климата) этих северных мест: и в самом деле, когда, по прошествии семи дней, мы приплыли к городу, расположенному на берегу той же реки и называемому Чапуасар (Т. е. Чебоксары.), в ту самую ночь река Волга или Эдер, по которой мы плыли, замерзла так крепко, что нам пришлось переменить способ путешествия; жители этой местности вытащили на берег все, что у нас было в галерах, и приготовили экипажи и лошадей, чтобы сухим путем отправить нас в столицу.

Причина столь сильного замерзания устьев, каналов или рукавов Волги (их, как полагает Ботеро, 78, и река эта, как думает он же, вместе с Бористеном и Двиною вытекает из озера Ваганно; и кажется, что Ботеро прав, потому что ток ее начинается как бы от последних пределов Литвы), и так, говорю я, причина замерзания заключается, по-видимому, в том, что страна эта очень мало наслаждается солнечным теплом, так как солнце далеко от нее, расположенной в направлении с юга на восток, вследствие чего жесточайшая зима [299] продолжается здесь девять долгих месяцев; и кроме того леса этой страны густы так же, как ветви Эрсинии, находящейся на севере, и поэтому солнце иногда не может прогреть землю в течение трех летних месяцев. Но несмотря на то, что холод весьма силен зимою, и земля покрыта льдом и снегом, это время гораздо более удобно для торговли, странствований и путешествий, чем лето, потому что в тот короткий срок, когда они отдыхают от ужасов зимы, снега и льды распускаются, и земля покрывается озерами и болотами, так что почти невозможно путешествовать, пока она вновь не замерзнет. Экипажи, которые приготовили нам в этом городе, представляли из себя род кресел, наподобие носилок или маленьких повозок; они были укреплены на толстых и гладких досках, так что формою своей они напоминали те, которые употребляют в Нидерландах Фламандцы, и так же в Италии — в Альпах, на рукавах По, и во Фландрии на Маасе и Шельде, когда они замерзают, хотя Московские и Волжские (экипажи) больше величиною и едут очень гладко, не разрезая льда, как это делают немецкие; форма их такова: четырехугольная башенка, и внутри ее два сидения; она оканчивается пирамидально, покрыта и защищена звериной шкурой, впереди нее табурет или полукресло, на котором садится человек, управляющий лошадью, которая везет это сооружение; внутри на двух креслах сидят путешественники; а за спиною кресел помещается род желоба (Faledico — какой-то архитектурный термин, который передается по-французски larmier.), куда кладут часть багажа; лошадь бежит со скоростью от двенадцати до шестнадцати миль в день, и так как в таком экипаже может поместиться очень мало народа, то для нас, наших слуг и багажа понадобилось более 500 лошадей. Таким то способом странствовали мы, пока не прибыли в город, называемый Нешена (Nechena), в котором было около 8000 жителей; дома из дерева, как и в остальных городах, но этот был окружен каменною стеною, в которую ударялись волны Эдера. Когда мы приехали сюда, то в то же самое время был получен приказ Московского царя, уже предупрежденного о нашем [300] выходе, остаться в этом городе один месяц, и поэтому нам пришлось прекратить на месяц свое путешествие. Жители этого города христиане, подданные Московского царя, но нравы их постыдные, потому что развлечение и удовольствие в этой стране суть бани, и когда мужчины и женщины идут в бани безо всякой одежды, они позволяют себе постыдные занятия, выходящие за пределы того, что может быть допущено честной нравственностью в каком бы то ни было государстве. Предметы продовольствия здесь очень дешевы, как и в остальных уже обозначенных частях Московии и Татарии. Но одежда очень дорога, хотя нам, по приказанию царя, во всем было великое изобилие; в конце того месяца, который мы провели там, от царя пришел приказ, что (теперь) мы можем отправиться в его столицу.

По этому приказанию, которое передал нам дворецкий царя, прибывший в Нешену, мы отправились на других лошадях и в других экипажах, подобных первым. Нас отправился сопровождать начальник крепости этого города, в котором находится шесть тысяч войска; каждый день и каждую ночь здесь сторожат, из боязни турок и татар; и я не знаю, по правде, суть ли эти татары те же самые, что и Перекопские (Precopenses), потому что, как мне кажется, Перекопские живут гораздо далее к северу, а эти скорее напоминают арабов и горцев. Шесть дней странствовали мы, все время в виду берегов реки Эдера, и по истечении их прибыли в город, называемый Морло (Муром). Это очень большой и хорошо населенный город; но так как мы ехали очень скоро, на почтовых, то нам и не удалось познакомиться с достопримечательностями этой местности, но нам рассказали и показали одну, которая столь необыкновенна, что я не хочу пройти ее молчанием, хотя в ней и очень много cyeверия.

Самый обыкновенный и общий промысел в этом городе, это — обработка коровьей кожи; и это в таком количестве, что этим промыслом занимается тысяча и один дом; и есть здесь колодезь, в который каждый из этих ремесленников бросает тысячу и одну кожу; и когда их готовыми вынимают оттуда, то оказывается, что не хватает тысячи и одной кожи [301] какого-нибудь одного из ремесленников; и тогда они собирают между собою тысячу и одну кожу и дают их тому, которому принадлежали исчезнувшие и как бы сожженные кожи, о чем можно судить по знакам и отметкам, которые они ставят (на кожах). Это — ужасный обман дьявола и могло бы показаться выдумкой и неслыханной сказкой, если бы мы сами этого не видели; ведь в самом деле, так как вода одна и та же, одни и те же и материалы, которые они бросают для дубления и выделки кож, то кожи одного человека не подвергаются большей опасности сгореть, чем кожи другого; а если бы мы захотели сказать, что одни более способны поддаваться действию воды и колодца и потому выдубляются, тогда как другие сгорают, то все-таки не могло бы повторяться всегда одно и то же число, так, чтобы сгорала всегда тысяча и одна кожа; вследствие чего становится ясно, что это дело сатаны, а не воздействие естественных сил природы. Мы выехали из этого города и через три дня прибыли в другой, который называется «Долина любви» (Valla de Amor) (Т. е. Владимир.), все время странствуя у истоков Волги, и едучи в других подобных экипажах. Этот город имеет больше народонаселения, в нем двенадцать тысяч жителей, и он кажется более благоустроенным и лучше управляется. Здесь есть женщины замечательно красивые, но их одежда так безобразна, так не подходит к ним, в ней так мало искусства и изящества, что они много теряют от этого; мужчины здесь очень высоки и толсты; климат здесь лучше, чем в остальных городах, которые мы видели от Каспийского моря и до сих пор; но так как мы остановились здесь всего на один день, то нам и не удалось видеть других здешних достопримечательностей. С этого места мы начали терять из виду реку Эдер, оставив ее вправо и продолжая странствовать в обозначенном порядке, под защитою и стражею военачальника и дворецкого царя; по прошествии трех дней пути, (мы), он и воины, которых было уже около 200, прибыли в столицу великого князя и царя Московского, которая есть весьма населенный город, [302] называемый Моска (Mosca) или Москао (Moscao), по имени которого и называются все те царства; сам же город получил свое название от реки Моско, которая его орошает и омывает, начинаясь девяносто миль далее, хотя судоходство по этой реке весьма затруднительно, вследствие извилистого ее течения, в особенности между самым городом Моска и Колона (Colona); и хотя Ботеро утверждает и Поссевин также (от которого он и заимствовал свои сведения), что этот город, после разрушения и сожжения, которые учинили ему в 1570 г. татары и турки, не имеет в окружности более двух жалких миль, однако я с большим старанием обошел его, тщательно осматривая, и мне показалось, что в городе будет добрых 80 тысяч жителей, с банями, домами, на большом расстоянии друг от друга, потому что город разбросан более, чем это требовалось планом, и мне кажется, что в нем будет более 3 миль в окружности. Правда, город не окружен стеною и есть земля открытая, но его защита состоит в болотах, реках и лагунах, которые окружают его со всех сторон; окружен стеною только большой дворец, занимающий столь большое пространство, что внутри помещается порядочный город. И все это из камня, и там есть великолепные здания, в особенности самый дворец, который построен на итальянский лад; и пространство, огороженное стенами, так велико, что внутри его живут все кавалеры и слуги царя; число их мне не удалось узнать; но число домов превышает шесть тысяч; касательно же нашего приема (у царя) скажем следующее.

В пятницу, около десяти часов утра, в ноябре месяце, мы вступили в столицу, и нам на встречу вышло бесконечное [303] множество людей, потому что Москвитяне — любители показной пышности; и в тот день, когда в столицу царя или в один из главных городов вступает какой-нибудь государь или иностранный посланник, объявляется приказом по народу, чтобы никто не работал, и чтобы все в самых лучших одеждах выходили туда, где совершается въезд. И это очень хорошо, что они отдыхают в такие дни и не осмеливаются работать ни одного мгновения, а в обыкновенные праздники года они работают без зазрения совести целый день, несмотря на то, что они очень тщательно соблюдают прочие постановления греческой церкви, которая принята у них.

Число вельмож, которые, по повелению и приказу царя, вышли нам на встречу, — и все это были гранды и титулованные особы, повелители вассалов и выдающееся кавалеры — было, по моему мнению, около 6 тысяч; а для нашего въезда царь прислал нам двести маленьких экипажей или носилок, и каждый из них без всякого затруднения везла одна лошадь, и все они были покрыты шкурами львов и тигров, возницы, экипажи и лошади: одно для блеска и пышности, а другое для защиты от холода, который очень силен в тех местах. За полмили до города нас встретила стража царя, которая, по его приказанию, была расположена по обеим сторонам нашей дороги; это была все пехота и стрелки (arcabuzes), и число солдат, вооруженных огнестрельным оружием, было около 10 тысяч, не считая других, вооруженных луками и стрелами; мы и прошли посреди этих солдат, причем стража государя все время держала фитили зажженными.

И для того, чтобы понять, как могуществен государь, который пребывает в этом городе (скажу), что великий князь Московский и дважды царь есть повелитель шестнадцати княжеств, шестнадцати провинций (меньших) князей и двух царств; эти земли к северу простираются до Северного Океана и от залива Градуско до реки Oбио, на юг они тянутся вдоль всех берегов реки Эдера до моря Бачу, на западе они граничат с Ливонией, и с этой стороны пределом их служит Бористен, как с востока — река Эдер; и длина этих земель три тысячи [304] миль, а ширина — полторы. Этот Государь очень богат, потому что по собственной воле может располагать жизнью и имуществом своих вассалов, которые ему не только служат, но воздают божеские почести. В своих владениях он не допускает школ, университетов и вообще занятий науками, затем, чтобы никто не узнал того, что он знает; и поэтому никто из его президентов, губернаторов и секретарей не знает ничего, кроме того, что ему прикажет великий князь. Они не могут лечиться у иностранных врачей, не могут, под страхом смертной казни, отправляться в чужие государства затем, чтобы не входить в сношения с другими народами. Здесь нет ни бедных, ни разбойников, потому что одним приказывают давать обильное пропитание, а других навсегда заточают в тюрьму, ибо здесь никого не казнят смертью ни за какое преступление, но приговорить к смертной казни значит приговорить к вечному заключению, и таким образом, кто здесь стал преступником один раз, второй раз уже не будет, потому что его сажают в тюрьму на все остальное время его жизни. Во всем, что касается религии, он (царь?) очень благочестив. Здесь нет никаких иных книг, кроме евангелий, поучений и житий святых, все здесь ходят увешанные крестами. Когда входит в церковь, всегда целует землю: в правой руке носит изображение Господа нашего Иисуса Христа. И над креслом или стулом, на котором он сидит, над его головою находится изображение Богоматери; он носит митру и посох: одежда его напоминает епископскую, а пальцы его обильно украшены кольцами.

Когда мы вошли в город, нас разместили в больших домах, которые походили на крепость; в одном поместили Персидского посланника, который был отправлен к Московскому царю; в другом — нашего посланника и нас самих, а в третьем поместили англичан; и оставили с нами триста человек стражи, и царь тотчас повелел нам прислать девять человек, которые понимали наш язык, по три в каждом доме, и приказал прислать нам большие подарки. И когда мы отдохнули там восемь дней, в воскресенье прислал он своего дворецкого звать нас, [305] и мы вышли (из своих домов) в том же порядке, в каком вошли в город, и пешая стража стояла так же, как и в день нашего въезда, вплоть до самого дворца, и нам нужно было пройти четверть мили до дворца от замка, где нас поместили. Царский дворец это и есть та самая цитадель, о которой мы говорили, и в которой около шести тысяч домов, все из дерева, за исключением царского дворца и стен, которые из камня, и построены они и укреплены на итальянский манер, как мы уже сказали. Внутри этой укрепленной окружности находилось много церквей, и в самой большой из них есть колокол столь замечательный, что в него зазвонили, чтобы мы услышали это чудо, и тридцать человек не могли его двинуть; и в него звонят только в день рождения и коронации государя. Когда мы подошли к воротам дворца, мы нашли там царского дворецкого, ростом почти гиганта, который имел рядом с собою свирепейшего пса, привязанного на цепь, которого спускают ночью; этот дворецкий провел нас до второй двери, где находился другой, который довел нас до третьей двери, а дворецкий третьей двери довел нас до царской залы, где мы увидали 500 кавалеров, всех в платье из парчи, подбитой мехом, и в шапках, украшенных драгоценными камнями и другими изящными вещами невероятной цены. Эти кавалеры встретили нас и проводили до конца залы, где и находился сам царь; зала эта так велика, что от начала ее у дверей с трудом можно различить, что делается на конце ее. Своим построением она напоминает галереи или церковь, но она так длинна, как это уже было сказано; ее своды и купола поддерживаются на известном расстоянии сорока колоннами из позолоченного дерева, которые украшены резьбой и множеством листьев, а толщину их с трудом обхватят двое людей. Когда мы дошли до конца залы, мы увидели царя, который сидел на троне, стоявшем на возвышении из многих ступеней, а трон был из массивного золота и украшен самыми драгоценными камнями. На царе была одежда из золотой материи, подбитой мехом, со многими пуговицами из алмазов; на голове (у него была) шляпа наподобие митры, а в руке скипетр, наподобие пастырского жезла. Сзади [306] царя стояло сорок кавалеров с серебряными скипетрами, которые суть знаки, носимые царем на войне. И когда мы дошли до царя, все мы пали ниц, а персидский посланник, посланный в Московию, которого звали Перголи-Бек (Pergoly-Bech), весьма почтенный персидский кавалер, поцеловал письмо, которое он принес, и передал его в руки царю, и царь поднялся со своего трона, взял письмо и поцеловал его и передал его переводчику, который перевел письмо на его язык, и вслед затем подошел посланник, который отправлялся в Испанию, и передал свое письмо, в котором заключалась просьба, чтобы царь повелел оказать нам расположение и дал бы нам свободный проезд, и он согласился на это и приказал нам всем сесть на скамейки или широкие табуреты, подбитые перьями и покрытые бархатом, и тотчас после этого царь поднялся и удалился во внутренние покои с теми же самыми кавалерами, и спустя немного времени царь вернулся и все те, которые ушли вместе с ним, одетые в белую одежду, подбитую белым мехом наподобие испанских горностаев; а в то краткое время, пока царь находился в отсутствии, поставили столы, и царь сел обедать и приказал нам всем садиться, дав каждому из нас соответствующее, по его (царя) мнению, место. Обед был чрезвычайно обилен и подан с большою роскошью, потому что каждому было предложено более сорока блюд, и все, что подавалось, подавалось в целом виде, и это было — телятина, дичь, баранина, гуси, утки и другие водяные птицы; хлебы, которые были поданы, были так велики, что один с трудом несли два человека, и (кроме того был поставлен) серебряный рукомойник, наподобие очага (brasero) с ручками; и царь послал каждому отведать со своего блюда, сообразно с достоинством каждого гостя, в особенности же (посылал отведать) виноградного вина, которое есть предмет всего более ценимый в том царстве; это вино привозят очень издалека для царя и епископов, для того чтобы они могли распределить его между своими церквами для совершения таинства. За небольшой загородкой внутри залы, в которой мы обедали, все время играли на различных инструментах и пели, и обед продолжался с двух [307] часов пополудни до восьми вечера, и потом мы вернулись в наше помещение, в сопровождение той же свиты и той же стражи, с которыми отправились во дворец, при освещении ста факелов, а слугам нашим было отправлено великое изобилие яств. И всякий день, когда кто-нибудь из нас желал отправиться посмотреть город, надо было просить позволения у капитана той крепости, и он давал нам четыре человека стражи; по прошествии восьми дней нам стали показывать достопримечательности города, в особенности царскую сокровищницу, в дверях которой стояли два очень некрасивых изображения львов; одно из них было, по-видимому, из серебра, другое — из золота; а что касается богатства, которое имелось там, то трудно этому поварить, не то что сказать, и потому я умалчиваю. Гардероб царский также заключал в себе неоценимые драгоценности, а в арсенале хранилось так много оружия, что им можно было бы вооружить двадцать тысяч кавалеров. Также показали нам клетку с дикими зверями, и среди них был лев величиною с лошадь, у которого грива была чрезвычайной длины, и он так рассвирепел, увидев нас, что сломал один из брусьев клетки очень больших размеров. Затем мы бродили по городу, видели великое paзнообразие ее лавок и большую площадь, на которой стояли пушки такой огромной величины, что два человека могли войти в их жерло для того, чтобы чистить их, и каждая из них была длиною 7 аршин, и для заряду в них клали по 2 арробы (исп. мера = 50 фунтов) пороху в каждую.

Так прошло пять месяцев, в течение которых мы пробыли в Московской столице, удерживаемые великими дождями и снегами; по прошествии пяти месяцев царь дал нам позволение отправиться домой, и когда мы откланялись, по возвращении в наше помещение он прислал посланнику три богатейшие парчовые одежды, подбитые куньим мехом, золотой кубок, вмещавший асумбре вина (исп. мера = 2 литрам), и три тысячи дукатов на дорогу, а каждому из нас прислал по три одежды, одну тонкую, а две простые, по восьми аршин сукна для дорожного платья и по кубку из позолоченного серебра, величиною с кубок посланника, а также по двести дукатов. И мы с [308] большим сожалением распростились с персидским посланником, который оставался в Московии: он проводил нас более, чем на две мили за город и затем отделился от нас с великою печалью; кроме того (в Москве), у нас осталось четыре слуги, которые (потом) вернулись в Персию, и доминиканский монах, о котором, несмотря на все наши старания, мы ничего не могли узнать, хотя и подозреваем, что его спрятал с глаз людских дон Антонио де-Шарлай, потому что, когда мы еще ехали в галерах по реке Эдеру, он держал его внизу галеры в маленькой комнатке, намереваясь убить его, откуда его извлекли персы: монах говорил, что он ссудил дону Антонио тысячу эскудо и девяносто маленьких бриллиантов; так как монах просил заплатить этот долг, то он и хотел его убить.

Таким то образом покинули мы столицу Московию на Пасху, и нас сопровождал капитан с сотней солдат. И каждый день мы проезжали десять миль, и через три дня прибыли в большой город, который называется Парасуальт или Параслап; в нем более 30 тысяч жителей, все они москвитяне и христиане, и у них много церквей, построенных очень красиво на свой лад. Каменные стены этого города орошает многоводная река, течение которой направляется, по-видимому, к столице, которую мы только что покинули, немного наискось. Удары волн этой реки были очень сильны, и мы переправились на плотах, которые тянули бичевой наподобие барок, и плоты эти так велики, что каждый раз на них перевозили по сто экипажей. Мне не удалось узнать имени этой реки, но она показалась мне притоком, который впадает в Моску. Мы ехали еще в течение трех дней и прибыли в другой город, который называется Ярослап, странствуя все время по направлению с запада на cевер. В этом городе больше населения, потому что в нем больше 40 тысяч жителей. Они также москвитяне и христиане; город украшен церквами и монастырями на их лад, и кроме того, в нем одна из лучших стен и крепостей, какую мы только видели во всей Московии, и этой крепости особую красоту и могущество придает река Барем (Ваrеm), волны которой омывают и окружают крепость. Из этого города самый прямой, верный и [309] безопасный путь в Лотарингию, Саксонию и Германию — а мы ведь и намеревались предпринять именно это путешествиe — был, как нам сообщили, следующий: надо было сесть на галеры на этой же самой реке и плыть до моря, отстоявшего (отсюда) около сорока миль; это море, по всем вероятиям, есть северный океан, а другие говорят, что это — Балтийское (Baltico) море, куда, как я полагаю, впадает часть реки Двины или Борисфена, хотя эти реки, по уверению хороших космографов, впадают в море Балтийское (Balthico). Как бы то ни было, мы плыли сто миль по реке Барему, по 15 или 16 миль ежедневно, на двух галерах, которые нам дали, одну для нас, а другую для англичан. По этой реке расположено много населенных местностей, и таким образом, через два дня пути по реке мы прибыли к городу, который называется Хибиска (Рыбинск), где, по моему мнению, около 10 тысяч жителей, и скорее больше, чем меньше; там мы переменили людей, составлявших экипаж наших галер; нам дали других (людей) и угощали весьма много. Через два дня мы прибыли в другое место до той же самой реке, называемое Турмен, в котором, по моему мнению, около 3 тысяч жителей, но крепость одна из лучших, какие мы только видели. Здесь мы опять переменили экипаж галер, и нам дали других людей. И через день после этого мы прибыли в другое место, которое называется Брусиниска, а оттуда через день прибыли в место, называемое Рестук. Здесь нам прислали много подарков, и отсюда через день мы прибыли в место, называемое Туравичис, и начиная с этого места для нас прекратилась ночь, ибо все время был день, так как в этой земле в течение марта, апреля и мая не бывает ночи; наоборот, в течение трех зимних месяцев всегда — ночь, а дня не бывает. Вследствие того, что эта земля находится на таком отдаленном градусе, нам пришлось испытать этот странный способ жизни: ночи не было вовсе, причина чего уже обозначена.

Отсюда мы прибыли в весьма большой город, расположенный вблизи моря; город этот называется Кормакури (Т. е. Холмогоры.), и в нем [310] большое население, превышающее тридцать тысяч, и этот город расположен в десяти милях от впадения реки Барема в море. Здесь мы провели двенадцать дней, отдыхая и поджидая английских и немецких кораблей, а отсюда мы перебрались в город, называемый Арканхер, который находится пять миль ниже по течению реки и, как я полагаю, имеет около 12 тысяч жителей: это — известнейший порт, который посещают великое множество французских, английских и немецких кораблей, множество купцов, торгующих в северных частях Азии. Пристань здесь великолепная, и порт, обращенный входом на полдень, превосходно защищен (т. е. безопасен) и очень велик: обыкновенно в этом месте находится до четырехсот кораблей, и таможня этого порта приносит большую выгоду великому князю московскому. Здесь мы пробыли 20 дней, приготовляя все необходимое для пути, так как у нас уже был (нанят?) фламандский корабль, вместимостью более 1000 тонн, на который было нагружено двадцать пушек.

Здесь нельзя обойти молчанием случай, который произошел у нас с доном Антонио де-Шарлай, рассказом о чем мы и закончим это донесение. Этот дон Антонио обладает великим умом, хотя и мал ростом; он очень любит показную роскошь, хотя и на чужие средства, потому что фортуна не дала ему своих собственных; и как обнаружилось впоследствии, он все время хотел обмануть нас. И в самом деле, — он воспользовался приказанием, которое дал нам царь Персидский, всегда слушаться его советов, как человека наиболее практического; и вот, когда пришло время нам садиться на корабль, дон Антонио сказал нам, что было бы неблагоразумно брать с собою на этот фламандский корабль сундуки с подарками, главным образом потому, что он не надеялся на этот корабль, так как он был слишком стар для того, чтобы взять чрезмерную тяжесть; вследствие этого, если бы корабль дал течь и пришлось бы бросить какие-нибудь вещи в море, сундуки с подарками подвергались бы опасности; а здесь у него был большой друг, англичанин, хозяин очень крепкого и легкого корабля, и он передал бы ему наши сундуки в Риме. Нам показалось, что он [311] говорит правду, и мы отдали сундуки англичанину, которого он указал; о том же, что произошло из этого, будет сказано в своем месте (Здесь оканчивается третье известие Дон Xyaнa де Персия, которое содержит в себе сведения о России; из следующего, четвертого, к Poccии имеют отношение только начальные строки, перевод которых и сообщаем.).

Нет основания умолчать о народе, населяющем этот берег, потому что мужчины и женщины совершенно подобны своим лицом, так как мужчины не имеют ни бороды, ни бровей, и вообще очень маленького роста; этот народ может служить доказательством существования пигмеев; этот народ ростом менее самых маленьких карликов, какие только имеются в Испании. Эти люди ездят верхом на косулях и оленях, и глаза у них так малы, что, кажется; они с трудом могут видеть. Они очень суеверны и занимаются волшебством, и обещают при помощи своего волшебства дать хорошую погоду тем, которые плавают по тому морю, и они продают эту хорошую погоду. Они приходили и к нам сказать, что продадут нам хорошую погоду, если мы захотим. Но посланник Персидский рассмеялся и спросил, как же могут они продать то, что находится в руке Божией, и с этими словами он отпустил их. После этого мы подняли паруса и в течение 40 дней не видели ночи, но все время любовались сиянием солнца. По прошествии этого времени мы увидали луну и звезды. В этой части моря мы встретили много кораблей английских корсаров, и два из них хотели напасть на нас и ограбить нас. Мы приготовились к защите и привели в порядок артиллерию, и когда они приблизились к нам, одни англичане поговорили с другими и не сделали нам никакого вреда. И [312] когда английские корабли находились рядом с нашими, англичане увидали на нашем корабле брата Франсиско и спросили нас, почему не бросили мы этого дьявола в море, и мы ответили им, что царь Персидский настоятельно приказал нам взять его с собою, и после этого о нем уже не было более речи.