Комментарии
315. (Краков и принципат перешли в руки Казимира II в 1177 г., тогда как за Мешком Старым осталась Великая Польша с Гнезном и Поморье. Зятьями Мешка были, по впечатляющему перечислению у Кадлубка (IV, 2) (Щавелева Н.И. Польские латиноязычные средневековые источники. С. 92, 105), чешский князь Собеслав, саксонский герцог Бернхард III, лотарингский герцог Фридрих II, поморский князь Богислав I. О верной русской помощи Казимиру Длугош пишет, надо полагать, в связи со своим сообщением, что Казимир был женат на русской княжне (примеч. 310). – Ред.).
316. (Изложены события зимы 1173–1174 гг. и 1174 г. по своду, близкому к Лаврентьевской летописи (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 366–367; под ультрамартовским 1175 г.), которая, впрочем, здесь довольно схожа с Ипатьевской (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 578–579). Редактируя летопись, хронист допускает ряд ошибок. Ярослав Изяславич к моменту наезда черниговского князя Святослава Всеволодовича сидел в Киеве не «несколько лет» (см. предыдущее примеч.), а всего лишь месяц. Ярослав вернулся в Киев не с войском союзников и с Ростиславичами, а один; о Ростиславичах в Лаврентьевской сказано по недоразумению (Киев стоит «пограблен Ростиславичи») вместо Ольговичей, как правильно в Ипатьевской; понимая нелепость текста, Длугош предпринял неудачную правку, сделав Ростиславичей союзниками Ярослава. Известие о продаже киевлян в рабство появилось из–за того, что Длугош не понял древнерусского термина «попрода», который в данном случае употреблён в смысле «обложил налогом» (СРЯ ХІ–ХѴІІ вв. 1991. Т. 17. С. 100). Рассказ Длугоша содержит также некоторые добавления, происхождение которых неясно. Во–первых, Святослав вступает в Киев, так как Ярослав считает его «другом и братом»; существование договора между этими князьями подтверждает Ипатьевская летопись. Во–вторых, и по Лаврентьевской, и по Ипатьевской летописям, Святослав восстанавливает мир с Ярославом, так как собирается воевать с двоюродным братом Олегом Святославичем, а не потому, что осада Чернигова Ярославом была безуспешна. – Ред.).
317. (Длугош опирается на польские источники, в данном случае не вполне внятные. Недатированное сообщение о взятии Берестья польским князем Казимиром II есть у Кадлубка (IV, 14) (Щавелева Н.И. Польские латиноязычные средневековые источники С. 92, 105). В Великопольской хронике (гл. 39) этот эпизод имеет точную дату – 1182 г. (ВПХ. С. 122). В других источниках победа Казимира отнесена к 1181 г., хотя и не сказано, что речь идёт именно о Берестье (МРН. 1872. Т. 2. P. 834). – Ред.). В русских источниках никаких сведений об этом конфликте из–за Берестья нет. Лишь у В.Н. Татищева приводятся летописные выдержки полоцкого происхождения о вмешательстве поляков в 1177 г. в борьбу дрогичинского князя Василька Ярополчича (сына Ярополка Изяславича, младшего сына волынского и киевского князя Изяслава Мстиславича. – Ред.) с минским князем Владимирком Володаревичем за Берестье; Василько обращается за помощью к «брату своей жены» Лешку (т.е. юному сыну Болеслава IV Кудрявого), который ниже ошибочно назван тестем, а не шурином Василька (Татищев В.Н. История. Т. 3. С. 127–128) (и сам В.Н. Татищев сопоставил эти данные с упомянутыми свидетельствами польских источников: там же. С. 251. Примеч. 530. – Ред.). На этом основании в польской науке распространено представление о Васильке Володаревиче как о зяте Болеслава IV (Balzer О. Genealogia. S. 188–190; Włodarski В. Sąsiedstwo. S. 11; Cabań W. Polityka. S. 200). Но родственные связи могли быть и иными: есть гипотеза, что отец Василька, минский князь Володарь Глебович, в 1130–е гг. женился на дочери Болеслава III Риксе и, следовательно, сестре Болеслава IV и Казимира II (Gallén J. Vem var Valdemar. S. 273–288; Щавелева H.И. Польки. С. 56); таким образом, Владимирко Володаревич и Лешек приходились бы друг другу двоюродными братьями. Это соответствовало бы показанию Кадлубка, что Казимир, который после смерти в 1173 г. брата Болеслава IV стал опекуном Лешка, хотел вернуть Берестье «первородному сыну своей сестры». Другими племянниками Казимира были сыновья Мстислава Изяславича и Агнешки (см. примеч. 297). Поэтому было высказано также мнение, что Казимир восстанавливал в Берестье Святослава Мстиславича, который якобы владел Берестьем после смерти на берестейском столе ок. 1170 г. его не известного по имени брата (Владимира?) (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 562) (Balzer О. Genealogia. S. 170–173; Kuerbis В. [Комментарий]. S. 215. Przyp. 157). (Эта точка зрения больше согласуется с известием Кадлубка, что после смерти посаженного Казимиром в Берестье родственника, польский князь отдал город брату покойного Роману Мстиславичу. – Ред.).
318. (Пространный рассказ о походе Казимира II на Галич развивает тему, обозначенную уже в Великопольской хронике (гл. 39), что после взятия Берестья польский князь обратился к Галичу, причём мотив похода («восстановление на Галицком королевстве» незаконнорожденного «сына своей сестры»), который Кадлубек приводит применительно к берестейской экспедиции, перенесён на галицкую (ВПХ. С. 122). Длугош добавляет и имя мифического родственника – «Мстислав». Возможно, эта история с незаконнорожденным Мстиславом является отголоском реальных потрясений внутри галицкого княжеского дома, связанных с желанием Ярослава Осмомысла передать Галич не законному сыну Владимиру (которого Длугош видит «родным братом» Мстислава), а сыну от наложницы Олегу, по прозвищу «Настасьич» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 656–657). Родственником сыну Осмомысла в представлении Длугоша Казимир мог оказаться ещё и потому, что, согласно хронисту, польский князь был женат на дочери некоего перемышльского князя Ростислава (см. примеч. 304–305). Ситуация может быть представлена следующим образом. Не понимая о каком «сыне сестры» Казимира идёт речь в Великопольской хронике и не имея из своего русского источника типа Лаврентьевской летописи внятных сведений о Ярославе Владимировиче Осмомысле, Длугош назвал Мстислава просто «родственником» Казимира, а Ростислава, который у него занимает место Ярослава Осмомысла, сделал тестем Казимира, чтобы объяснить это родство, сведения о котором он обнаружил в Великопольской хронике. Всеволод Белзский – Всеволод Мстиславич, сын волынского и киевского князя Мстислава Изяславича, фигурирует как противник Казимира уже в Великопольской хронике, где рядом с ним назван анонимный «владимирский князь», т.е. Роман Мстиславич. – Ред.).
319. Бегство Владимира Ярославича из Галича в Венгрию относится к 1188 г. и произошло совершенно по другой причине. Нарушив завещание Ярослава Осмомысла, галицкая знать в 1187 г. согнала с галицкого стола Олега «Настасьича» и пригласила на него сидевшего в Перемышле Владимира. Но уже в следующем году история повторилась и, по проискам волынского князя Романа Мстиславича, изгнан был уже Владимир (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 659–662). Бела – венгерский король Бела III (1172/73–1196).
320. (Речь идёт о событиях 1176 – начала 1177 г. во Владимиро–Суздальской Руси, записанных в Лаврентьевской и Новгородской IV летописях под ультрамартовским 1177 г., а в Софийской I – правильно под мартовским 1176 г. (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 379–386; Т. 4. Ч. 1. С. 167–169; Т. 6. Вып. 1. Стб. 241–244): о конфликте младших сыновей Юрия Долгорукого Михалка и Всеволода Большое Гнездо со своими старшими племянниками Мстиславом и Ярополком Ростиславичами, сыновьями покойного к тому времени Ростислава, старшего из Юрьевичей. Вмешательство в него рязанского князя Глеба Ростиславича объясняется тем, что он был женат на сестре Ростиславичей. В рассказе Длугоша есть неточности. Смерть Михалка имела место не 14, а 20 июля. Финальная фраза «остальных отпустил» объясняется неверным пониманием летописного «Мстислава и Ярополка слепиша, а Глеб ту умре, а тех отпустиша в Русь», т.е. отпущены были ослеплённые и потому уже безопасные Мстислав и Ярополк. Сокращая летописный рассказ, хронист не заметил, что Мстислав Ростиславич, союзник Глеба и противник Всеволода, тождествен Мстиславу, брату Ярополка и племяннику Всеволода, а не Глеба, как ошибочно пишет Длугош. – Ред.). По мнению Ю.А. Лимонова, Длугош опирается на текст, близкий к Московскому своду 1479 г., так как в Лаврентьевской конец статьи 1177 г. отсутствует и потому в ней нет сведений об ослеплении Мстислава и Ярополка (Лимонов Ю.А. Культурные связи. С. 77–78). (По хронологическим соображениям надо было бы, конечно, вести речь не о Своде 1479 г. или близкой к нему в части до 1417 г. Ермолинской летописи, а об их своде–предшественнике, т.е. так или иначе Своде 1423 (1448) г. Действительно, и в Новгородской IV, и в Софийской I летописях текст об ослеплении Ростиславичей и смерти Глеба тождествен тексту Московского свода 1479 г. и Ермолинской летописи. Однако в Новгородской IV и Софийской I нет даты смерти Михалка, хотя нет оснований настаивать, что она должна была отсутствовать в том изводе Свода 1423 г., который был под рукой Длугоша; так, например, эта дата присутствует в Новгородской Карамзинской летописи (ПСРЛ. Т. 42. С. 105). Главная трудность для изложенной гипотезы – в другом. В Своде 1423 г. не было сведений о союзниках Всеволода Юрьевича против Глеба – Олеге и Владимире Святославичах, сыновьях черниговского, а затем киевского князя Святослава Всеволодовича; такие сведения есть только в Лаврентьевской летописи. В этой связи следует обратить внимание и на начало статьи 1184 г. у Длугоша. Хронист, разумеется, ошибся, связав вокняжение Святослава Всеволодовича в Киеве со смертью Ярослава Изяславича: последняя случилась позже, после того как Ярослава летом 1174 г. вытеснил из Киева его племянник смоленский князь Роман Ростиславич; и только в августе 1176 г. в столице Руси надолго, до 1194 г. (с небольшим перерывом в 1180– 1181 гг.), утвердился Святослав. Дело, однако, в том, что ни в Лаврентьевской, ни в Своде 1423 г. сведений о вокняжении Святослава нет. Откуда же взял их Длугош? Остается думать, что русский источник Длугоша соединял в данном случае сведения Лаврентьевской с данными Свода 1423 г. или, что вероятнее, представлял собой летопись типа Лаврентьевской, но с исправным завершением статьи 1177 г. При этом при упоминании о Святославе Всеволодовиче как союзнике Всеволода в нём при имени Святослава было определение «князь киевский», каковым Святослав зимой 1176–1177 гг. и в самом деле уже являлся. – Ред.).
321. (У Кадлубка (IV, 15) Казимир II, отдав Роману Мстиславичу Берестье, потом даёт ему и Галич, свергнув сидевшего там Владимира (Щавелева Н.И. Польские латиноязычные средневековые источники. С. 93, 106). Эту линию модифицирует автор Великопольской хроники (гл. 39–40): Владимир, брат отравленного в Галиче ставленника Казимира, наследует Галич, но прогоняется Казимиром, который сажает вместо него Романа; последний также является якобы братом Владимира, который бежит в Венгрию, но там схвачен королем Белой; Бела забирает Галич себе (ВПХ. С. 123– 124). Таким образом, Длугош всего лишь несколько варьирует рассказ Великопольской хроники. В Ипатьевской летописи под 1188 г. также говорится о бегстве Владимира в Венгрию, его аресте, приходе венгров в Галич и о польской поддержке Роману (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 661–662), но рассказ Длугоша построен только на польских источниках. Андрей, сын Белы III, будущий венгерский король Андрей II, занимал Галич с 1188 по 1190 г. – Ред.).
322. (Согласно комментарию к варшавскому изданию (Pieradzka С. [Комментарий]. Т. 3. P. 346. Not. 5 ad а. 1186), сведения о затмении и море взяты из Чешской хроники Пулкавы (втор. пол. XIV в.) (Cron. Pulc. P. 113). Несомненно, то же затмение отмечено и древнерусскими источниками под 1 мая 1185 г. (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 396: Т. 2. Стб. 638; Т. 4. Ч. 1. Вып. 1. С. 172; Т. 6. Вып. 1. Стб. 246), что, вероятно, и дало Длугошу возможность экстраполировать на «русские земли» также и сведения о «смертельной заразе». – Ред.).
323. Длугош продолжает пересказ хроники Кадлубка и Великопольской хроники (распространяя его домыслами. Он «уточняет», что Владимир разорил Перемышльский край, который был тогда якобы под властью Польши; что Владимир везёт пленников на продажу в Киев; что палатин Николай совершает поход против Владимира в «Киевскую область», и проч. Все эти подробности не заслуживают никакого доверия. – Ред.).
324. (О первых сведениях в латинской Европе о татарах, как правило, связанных с легендой о пресвитере Иоанне, якобы могучем христианском государе на Востоке, см.: Bezzola G.A. Die Mongolen; Klopprogge A. Ursprung. – Ред.).
325. Финал разбитого у Длугоша на три части сюжета о Владимире и Казимире из Великопольской хроники (гл. 40–41) (ВПХ. С. 123– 124). На самом деле, согласно Ипатьевской летописи, Владимир в 1190 г. бежал из Венгрии к германскому императору Фридриху I Барбароссе, который принял его благосклонно и велел Казимиру II вернуть Владимира в Галич, что тот и сделал, послав с Владимиром войско во главе с «мужем своим Миколаем» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 666), т.е. с тем «краковским палатином Николаем», о котором пишет и Длугош.
326. (Рассказ о взаимных нападениях венгров и поляков представляет собой, вероятно, вольную интерпретацию Длугошем не вполне ясного повествования Кадлубка (IV, 16) и хроники Дежвы (МРН. 1872. Т. 2. P. 414). – Ред.).
327. Видимо, парафраз гл. IV, 18 Кадлубка и последнего абзаца гл. 42 Великопольской хроники о желательности для Польши мира с Венгрией (ВПХ. С. 126). Здесь видят домысел Длугоша под влиянием польско–венгерского сотрудничества в галицких делах в XIII в. (см. об этом у Длугоша под 1208 г.: примеч. 349) (Semkowicz A. Krytyczny rozbiór. S. 196 ff.).
328. Статья основана на сведениях Кадлубка (V, 16) (Щавелева Н.И. Польские латиноязычные средневековые источники. С. 93–94, 109–110) и гл. 42 Великопольской хроники (ВПХ. С. 125–126). Одним из главных противников политики Казимира II, сочетавшей подчинение германскому императору на западе с военно–политической активностью на востоке, был сторонник григорианских реформ будущий гнезненский архиепископ (а тогда краковский каштелян. – Ред.) Генрих Кетлич (ум. в 1219 г.), по инициативе которого и при поддержке краковской оппозиции во главе с палатином Николаем и краковским епископом Фульконом (1186–1207) (к слову, одним из информаторов Кадлубка) великопольский князь Мешко III и вступил в Краков. Временно возобновилась борьба братьев за принципат. В польских рочниках эти события датируются 1191/92 г. О помощи Казимиру со стороны его племянников волынского князя Романа Мстиславича и белзского князя Всеволода Мстиславича пишет уже Кадлубек, но сведения о том, что в момент мятежа Казимир пребывал на Руси, улаживая спор между Романом и Всеволодом, добавлены Длугошем.
329. Польско–венгерский договор, урегулировавший конфликт из–за Галича, обычно относят к 1192 г. (Włodarski В. Polska. S. 12 ff.; Пашуто В.Т. Внешняя политика. С. 162; и др.).
330. (Изложены события 1184 г. по своду, близкому к Лаврентьевской летописи, где о них значительно более пространно рассказано в ультрамартовской статье 1185 г. (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 394–396). Однако в Лаврентьевской не сказано, что князья собрались в Киеве (или, как ещё можно понять «apud Kyoviam», под Киевом), что произошло это, «как только настало лето». Последнее является, вероятнее всего, домыслом Длугоша, исходя из его датировки битвы с половцами – 20 июня, которая неверна; правильную дату находим в Ипатьевской летописи – 30 июля, «в понедельник, на святаго Ивана Воиника» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 632; Бережков Н.Г. Хронология. С. 82; в Лаврентьевской дата испорчена). Неудачным добавлением является и мысль, будто галицкие, волынские и луцкие полки были присланы владимирским князем Романом (в Галиче тогда ещё княжил Ярослав Владимирович). Имена князей в Лаврентьевской летописи и у Длугоша совпадают, хотя Владимир Глебович обозначен хронистом на пятом, а не на третьем месте. Рюрик Ростиславич был тогда соправителем Святослава в Киевской земле (Святослав владел Киевом, Рюрик – остальной «Русской землей»); Глеб Святославич – один из младших сыновей Святослава Всеволодовича; Глеб Юрьевич – сын туровского князя Юрия Ярославича; Владимир Глебович – сын переяславского и киевского князя Глеба Юрьевича, тогда князь переяславский; Мстислав Романович – сын смоленского князя Романа Ростиславича; Изяслав Давыдович – сын смоленского князя Давыда Ростиславича; Всеволод Мстиславич – уже не раз упоминавшийся белзский князь, сын Мстислава Изяславича. – Ред.).
331. Сокращённый пересказ Лаврентьевской летописи (вернее, близкой к ней, где эти события 1185 г. – известный неудачный поход новгород–северского князя Игоря Святославича против половцев – поданы в ультрамартовской статье 1186 г. (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 397–399), хотя у Длугоша они объединены под одним годом с походом 1184 г. – Ред.) (Semkowicz A. Krytyczny rozbiór. S. 199). Трубчевский князь Всеволод Святославич, брат Игоря, по ошибке назван у Длугоша Ольговичем – очевидно, вследствие некоторой невнятности летописного текста: «ис Трубеча Всеволод брат его Ольгович Святослав из Рыльска» (отчество «Ольгович» хронист отнес ко Всеволоду, а не к Святославу Ольговичу, князю рыльскому, племяннику Игоря и Всеволода). – Ред.).
332. (Сильно расширенный рассказ на основе хроники Кадлубка (IV. 23) (Щавелева Н.И. Польские латиноязычные средневековые источники. С. 95, 109–110) и Великопольской хроники (гл. 47: ВПХ. С. 131–134) о битве при Мозгаве в 1195 г. После того как в 1194 г. умер Казимир II, его старший брат Мешко III Старый возобновил претензии на польский принципат, т.е. на Краков, где сидел малолетний сын Казимира Лешек (Лестек), выделив брату Конраду Мазовию. В древнерусских источниках нет сведений о помощи, оказанной юным Казимировичам волынским князем Романом Мстиславичем, но эти сведения Кадлубка, Великопольской хроники и Длугоша не вызывают сомнений, так как Казимировичи были двоюродными братьями Романа по матери. Андреевский монастырь, первый цистерцианский монастырь в Польше, был основан в 1140–х гг. и дал название городу Енджеюв на Ниде, левом притоке верхней Вислы. – Ред.).
333. Длугош основывает своей рассказ на гл. 48 Великопольской хроники (ВПХ. С. 134–137), которая, в свою очередь, использует Кадлубка (IV, 24) (Щавелева Н.И. Польские латиноязычные средневековые источники. С. 95–97, 110–112). Точная дата смерти галицкого князя Владимира Ярославича по русским источникам не известна; вероятно, это случилось ок. 1199 г. Не знают древнерусские источники и обстоятельств вокняжения в Галиче Романа Мстиславича. Тем большее значение приобретают сведения польских хронистов. Длугош заметно изменил текст своих предшественников, выпустив все слова о «верности и постоянстве» Романа Мстиславича по отношению к полякам, о нём как «наивернейшем помощнике» Польского государства «и даже как бы его наставнике». Нет оснований сомневаться в данных о польской помощи Роману (см., например: Пашуто В.Т. Внешняя политика. С. 164), но признавать реальность сюзеренитета тринадцатилетнего Лешка Белого над Романом решаются лишь единицы (Włodarski В. Polska. S. 21). (Длугош ошибочно считает Романа «родным племянником» Владимира Галицкого, т.е. в его представлении непонятный брат Владимира Мстислав, правивший в Галиче с польской помощью до Владимира (см. о нем под 1182 и 1185 гг.), был, видимо, отцом Романа. – Ред.).
334. (События 1194 г., изложенные по своду, близкому к Лаврентьевской летописи, где о них говорится в ультрамартовской статье 1195 г. (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 412). Характерно, что Длугош опустил указание летописи на роль владимиро–суздальского князя Всеволода Юрьевича Большое Гнездо в посажении Рюрика Ростиславича. Молчит хронист и о том, что Рюрик был согнан с киевского стола Романом Галицким, как о том прямо говорится в летописи (там же. Стб. 417–418; под 1202 г.), что представляется довольно странным ввиду постоянного акцентирования Длугошем злодейств Романа. Сведений о том, что Рюрик бежал к половцам, в Лаврентьевской нет, но хронист мог сделать такой вывод на основании последующих событий (см. статью 1202 г.). – Ред.).
335. Парафраз окончания гл. IV, 24 хроники Кадлубка (Щавелева Н.И. Польские латиноязычные средневековые источники. С. 97, 112) и гл. 49 Великопольской хроники (ВПХ. С. 137). О расправе Романа с галичанами в русских источниках сведений нет. Полагаем, что эти данные достоверны. «Гнусную», по выражению Н.М. Карамзина, поговорку Романа «не погнетши пчёл, меду не едать» сохранила и Галицко–Волынская летопись, в которой, правда, её употребляет во время боярской смуты сотник Микула, обращаясь к сыну Романа Даниилу (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 763).
336. Завоевание Константинополя крестоносцами IV крестового похода произошло в два этапа: первый раз 17 июля 1203 г., когда в город вошёл император Алексей IV Ангел (1203–1204), вытеснив своего дядю Алексея III Ангела (1195–1203), и окончательно – 13 апреля 1204 г., когда был свергнут Алексей V Мурчуфл. В данном случае события 1203 и 1204 гг., похоже, контаминированы. Кто такой «Аскарий»? Возможно, Длугош или его источник допускает анахронизм, имея в виду первого императора Никейской империи Феодора I Ласкаря (1204–1222). В одном из списков (Падуанском) Церковной истории Птолемея (Варфоломея) из Лукки (ум. в 1327 г.), также под 1200 г., есть подобное сообщение об «Аскарии», его уходе в Херсонес («Терсону» Длугоша), а оттуда – в Галицкое княжество (Ptol. Luc. Col. 1119; Semkowicz A. Krytyczny rozbiór. S. 203). Считается, что из польской хронистики сообщение о бегстве византийского императора к Роману Мстиславичу попало в позднюю Густынскую летопись XVII в. (статья 1201 г.) (Лимонов Ю.А. Культурные связи. С. 81; Grala Н. Tradycja. S. 639–661) (хотя в Густынской летописи император назван не «Аскарием», а своим настоящим именем («Алексей Анъгел»: имеется в виду Алексей III), нет речи и о Херсонесе (ПСРЛ. Т. 40. С. 108). – Ред.). Комментатор варшавского издания Анналов полагает, что эпизод с Галицким княжеством вымышлен Длугошем (Pieradzka Ch. [Комментарий]. Т. 3. P. 357. Not. 9 ad а. 1200). Мотивом для возникновения такой легенды могли служить весьма тесные связи Юго–Западной Руси с Византией. Есть гипотеза о втором браке Романа Мстиславича с гречанкой, родственницей дома Ангелов (Grala Н. Drugie małźeństwo. S. 115–127; idem. Rola Rusi. S. 125–129).
337. (Болеслав Высокий, сын польского князя Владислава II Изгнанника, был изгнан вместе с отцом в 1146 г., затем вернулся при поддержке Германии, получил Вроцлав и стал основателем силезской линии Пястов; ум. в 1201 г. Его старший сын Ярослав в 1173 г. получил от отца Ополе; затем, в 1199 г., он стал епископом вроцлавским; ум. в 1201 г. Восьмые иды декабря – 6 декабря. Цистерцианское аббатство Любёнж (по–немецки Leubus) на средней Одре, несколько выше Вроцлава, было основано Болеславом Высоким: сохранилась его учредительная грамота, датированная 1175 г. Первой женой Болеслава была не Вячеслава, как считает Длугош, а Звенислава, дочь киевского князя Всеволода Ольговича; брак состоялся в 1142 г. (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 313). Распространённое в науке мнение о втором браке Болеслава Высокого с Адельхайдой Зульцбахской, сестрой жены германского короля Конрада III – которого Длугош считает ІІ–м, так как Конрад I (ум. в 919 г.) не был императором – оспорено К. Ясиньским, согласно которому второй супругой князя была некая Христина (Jasiński К. Rodowód Piastów śląskich. Т. 1. S. 45–49). Сын Болеслава Высокого Болеслав ум. ок. 1201 г.; даты жизни дочери Альги неизвестны. Генрих Бородатый, родился ок. 1167/74 г., ум. в 1238 г., князь силезский, краковский, великопольский. Конрад был монахом в Любёнже, год смерти неизвестен; Иоанн ум. в 1163 г. Мужем Адельхайды был моравский князь Дипольд III, конфликтовавший с чешскими князьями Фридрихом и Пржемыслом–Оттокаром I. – Ред.).
338. (События января 1203 г., изложенные по своду, близкому к Лаврентьевской летописи (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 418–419). Этот свод был более исправен, чем Лаврентьевская, в которой отсутствует окончание статьи под 1203 г. и статьи 1204–1205 гг. Конец статьи Длугош не понял: не Мстислав и Ростислав попали в плен к половцам, а дорогобужский князь Мстислав Владимирович был пленен сновским князем Ростиславом Ярославичем, внуком киевского князя Всеволода Ольговича, одним из Ольговичей, которые пришли на помощь Рюрику. Поэтому Ольговичи, о которых ведёт речь летопись, – это не «сыновья Олега», как привычно переводит Длугош, а общее родовое название князей черниговского дома. – Ред.).
339. (Под «отказом от Краковского княжества» Длугош имеет в виду события 1202 г. после смерти дяди Лешка Белого, великопольского князя Мешка III Старого, который с 1198 по 1202 г. был князем–принцепсом и занимал краковский стол. В результате отказа Лешка вернуться в Краков последним на короткое время овладел сын Мешка Владислав Лясконогий, но уже в том же 1202 г. Краков оказывается в руках Лешка, который владеет им до конца жизни (до 1227 г.). Поэтому мотивы действий Романа Мстиславича, как они изложены Длугошем, для 1204 г. являются анахронизмом. В одном из источников Длугоша – Великопольской хронике – конфликт Романа с Лешком и Конрадом правильно отнесён к периоду краковского правления Лешка. О враждебных действиях Романа по отношению к Лешку Белому до 1205 г. и мести Лешка сведений в других источниках нет. – Ред.).
340. Источниками Длугоша при описании битвы у Завихоста между галицко–волынским князем Романом Мстиславичем и польскими князьями Лешком Белым и Конрадом в 1205 г. служили Рочники краковского капитула (Щавелева Н.И. Польские латиноязычные средневековые источники. С. 148–149), гл. 55 Великопольской хроники (ВПХ. С. 145), хроника Дежвы, продолжавшая хронику Кадлубка (МРН. 1872. Т. 2. S. 46. – Ред.) (Banaszkiewicz J. Kronika Dzierzwy. S. 105–106); вероятно, также и другое, впоследствии утраченное, продолжение Кадлубка, созданное в Краковском доминиканском монастыре (его использование Длугошем прослеживается за период с 1182 по 1260 г.) (Labuda G. Zaginiona kronika. Особенно S. 31–36) (по мнению Г. Лябуды, именно из этого источника хронист почерпнул такие уникальные сведения, как историю с владимирским епископом, данные о величине выкупа за тело Романна, о вкладах в Краковскую церковь и воздвижении в ней престола в честь свв. Гервазия и Протасия; и т.п. – Ред.); наконец, те самые народные песни, об исполнении которых «в театрах» ещё в его время пишет сам Длугош (Щавелева Н.И. Князь Роман Галицкий. С. 27–38). Говоря о «сражении в Суходоле», хронист явно путает битву при Мозгаве между Мешком III и сыновьями Казимира II, в которой последним помогал Роман Мстиславич (см. у Длугоша об этом под 1195 г.), с битвой в Суходоле 1243 г. между Конрадом, братом Лешка Белого, и сыном Лешка Болеславом Стыдливым. Ошибается Длугош и относительно погребения Романа во Владимире; князь был захоронен в Успенском соборе в Галиче (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 425). Причину ссоры между Романом и родственными ему Казимировичами Длугош видит в неумеренном властолюбии галицко–волынского князя, в отказе поляков удовлетворить его неосновательные притязания. Согласно утвердившейся в историографии точке зрения, столкновение стало следствием далеко идущих внешнеполитических планов Романа; князь, имея свои интересы в Поморье и в Германии, намеревался вмешаться в борьбу, которую вели за императорскую корону Штауфен Филипп Швабский и Вельф Оттон IV, вероятно, на стороне первого (Пашуто В.Т. Внешняя политика. С. 165–166, 221; ср.: Włodarski В. Polityka ruska. S. 259–260). Но судя по свидетельствам уже самых ранних польских источников (Рочников краковского капитула), что Роман замышлял «погибель Польши», судя по тому, что Роман занял какие–то польские города (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 425), у галицко–волынского князя были какие–то цели и в Польше.
341. (Изложены события зимы 1203–1204 гг. Русский источник Длугоша в данном случае ближе к Радзивиловской летописи (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 420; Т. 39. С. 161–162; в Лаврентьевской здесь пропуск), чем к Троицкой (восстанавливаемой здесь по Симеоновской и Воскресенской летописям) (Тр. л. С. 286), если, конечно, полагаться на хронологию: в Радзивиловской поход на половцев помещён в статье 1205 г., как и у Длугоша, тогда как по более исправной хронологии Троицкой – в статье 1203 г. Среди участников похода Длугош, в отличие от летописей, называет ещё и некого Ростислава Мстиславича – очевидно, по ошибке вместо Ростислава Рюриковича, о котором идёт речь в конце статьи. Вместо одной дочери Рюрика хронист говорит о «дочерях»; дочь Рюрика Ростиславича, бывшая жена Романа Мстиславича, была пострижена вместе с родителями, а не «оставлена на свободе», как пишет Длугош – снова по ошибке: хронист не понял летописного выражения «юже бе пустил», т.е. «с которой ранее развелся» Роман. Хронист, странным образом, не замечает, что главным действующим лицом является князь, о смерти которого он уже сообщил выше. Ни в одной из летописей нет предложенного Длугошем объяснения конфликта между Романом и Рюриком: якобы Роман и другие князья гневались на Рюрика за разграбление Киева половцами в январе 1203 г. Ярослав Переяславский – сын Всеволода Большое Гнездо, с 1201 г. сидевший в Перяславле Русском; в 1238– 1246 гг. – великий князь владимирский. Ростислав Рюрикович был в то время князем белгородским; Владимир Рюрикович – впоследствии, в 1223–1235 гг., князь киевский; какой стол он занимал в 1204 г. – неизвестно. – Ред.).
342. (Чрезвычайно краткое сообщение об этом событии находим в Радзивиловской и Троицкой летописях: «Toe же зимы (т.е., вероятно, 1203–1204 гг. – Ред.) бишася Ольговичи с Литвою» (ПСРЛ. Т. 39. С. 162; Тр. л. С. 286–287). – Ред.). Полагают, что подробности могли быть заимствованы Длугошем из польско–литовских летописей (Radziszewska S. Przejątki. S. 38).
343. Откуда Длугош взял сведения о княжении в Киеве некоего «Святослава Мстиславича», неясно. В то время на Руси известен только один князь с таким именем – сын смоленского князя Мстислава Романовича; но первые сведения о нем появляются только в 1218 г., когда отец сажает его в Новгороде. (Ср. о нём же в статье 1211 г. – Ред.). В древнерусских источниках посажение Романом в Киеве Ростислава Рюриковича объясняется иначе – вмешательством владимиро–суздальского князя Всеволода Юрьевича, которому Ростислав приходился зятем (ПСРЛ. Т. 39. С. 162; Тр. л. С. 287).
344. (Длугош продолжает развивать свою неверную хронологию, согласно которой вокняжение Лешка Белого в Кракове случилось после гибели Романа Мстиславича (см. примеч. 339). Она связана, очевидно, с тем, что хронист по каким–то причинам датировал смерть краковского палатина Николая 1206 г. (так значится в его выписках из польских рочников: МРН. 1884. Т. 4. P. 9). Женой Конрада Мазовецкого, младшего брата Лешка Белого, была Агафия, дочь Святослава Игоревича, князя перемышльского из князей черниговского дома (МРН. 1878. Т. 3. P. 353; Balzer О. Genealogia. S. 268–275; Baumgarten N. Généalogies. Table IV. N 62). Вряд ли подлежит сомнению, что говоря о пленении Святослава, отца Агафии, и ещё «четырех знатных русских воинов» и последующей их казни, Длугош ошибочно ведёт речь о событиях 1210 г. (в Ипатьевской летописи освещённых под 1208 г.: ПСРЛ. Т. 2. Стб. 723–727), о которых сообщает также ниже, под 1211 г. (см. примеч. 351). Попытку источниковедчески разрешить эту загадку см.: Labuda G. Zaginiona kronika. S. 37–47; исследователь усматривает здесь неудачное препарирование Длугошем пропавшей доминиканской хроники (см. примеч. 340), которая отразилась и в одном из каталогов краковских епископов, где также идёт речь о пленении и казни князя Святослава сандомирским каштеляном Сулиславом (Cat. ерр. Crac. P. 90). Очевидно, имеется в виду тот поход Лешка и Конрада на Владимир (где сидел Святослав Игоревич), который был спровоцирован белзским князем Александром Всеволодовичем и который Ипатьевская летопись ошибочно помещает под 1204 г. (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 720). Именно в результате этого похода Святослав попал в польский плен, и его освобождение как раз и было связано с женитьбой Конрада на Агафии. Как возмездие за казнь Святослава Длугош рассматривает убийство Лешка, случившееся в 1227 г. во время княжеского съезда против великопольского князя Владислава Одоновича. – Ред.).
345. (Под 1206 г. Длугош не на месте повествует об известной битве на Липице 1216 г. Его источником в данном случае была летопись, близкая к Своду 1423 (1448) г. (ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. I. С. 186– 197; Т. 6. Вып. 1. С. 263–274), отразившемуся и в Московской Академической летописи (ПСРЛ. Т. I. Стб. 492–502), а не более сокращённый рассказ, который находим в Московском своде 1479 г. и Ермолинской летописи (ПСРЛ. Т. 23. С. 65–66; Т. 25. С. 111–116). В самом деле, только в Софийской I. Новгородской IV и Московской Академической обнаруживаются детали, которые имеются в весьма сжатом пересказе Длугоша: что «множество народу» было «потоплено в волнах»; что число погибших составляло около десяти тысяч (в летописях 9233, у Длугоша – «более десяти тысяч»). В то же время слова Длугоша, что князья вступают в битву, «обратя меч в собственную плоть», находят некоторое соответствие, напротив, только в Своде 1479 г. и Ермолинской, где летописец сетует: «Поидоша дети на отци, а отци на сыны, братья на братью». «Георгий Владимирский» – князь Юрий Всеволодович, получивший Владимир в 1212 г. по завещанию отца, Всеволода Большое Гнездо, но вынужденный уступить его в 1216 г. старшему брату Константину, которого Длугош ошибочно считает братом новгородского князя Мстислава Мстиславича и его брата Владимира Мстиславича, князя псковского, которые поддержали Константина Всеволодовича в борьбе с младшими братьями. – Ред.).
346. (Летописного источника этого сообщения не отыскивается, хотя почти все названные в нём лица поддаются идентификации. Владимир Рюрикович – в 1215–1223 гг. князь смоленский; до этого сидел на юге Руси и потому возглавлять смоленские дружины вряд ли мог; его характеристика Длугошем как князя киевского – анахронизм (киевский стол он занимал много позже, в 1223–1235 гг.). О Романе Борисовиче древнерусские источники умалчивают, но, вероятнее всего, речь идёт о сыне смоленского князя Мстислава–Бориса Романовича, брат которого, Всеволод Борисович в 1214–1219 гг. княжил во Пскове, а в 1219–1221 гг. – в Новгороде (Пашуто В. Т. Очерки. С. 27). Константин Давыдович – сын смоленского князя Давыда Ростиславича; упоминание о нём как об участнике похода, как и упоминание о Владимире Рюриковиче, позволяет приблизительно датировать последний временем незадолго до 1218 г., когда Константин умер (ПСРЛ. Т. 7. С. 125). Брат Константина Мстислав, родившийся только в 1193 г., ум. в 1230 г. князем смоленским. Ростислав Давыдович по русским источникам не известен (он упоминается Длугошем и ниже; см. примеч. 349); ввиду наличия в древнерусском источнике Длугоша специфических смоленских известий усматривать здесь простое недоразумение едва ли стоит, хотя и нельзя вполне исключить путаницу с Ростиславом Рюриковичем, сидевшим где–то в Смоленской земле после своего изгнания из Галича в 1210 г. – Ред.).
347. (Речь идёт об избиении рязанских князей в Исадах в 1217 г. пронским князем Глебом Владимировичем. При всей своей лапидарности рассказ Длугоша не может восходить к Своду 1423 (1448) г., где находим совсем краткое сообщение «Князь Глеб изби в Рязани братью свою, учинив лесть» (ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. I. С. 197; Т. 6. Вып. 1. С. 274; то же читается в Московской Академической летописи: ПСРЛ Т. 1. Стб. 502). Известие Длугоша о том, что Глебом были убиты именно шесть князей, находит себе соответствие только в пространном повествовании о резне в Исадах, которое находим в Лаврентьевской и Троицкой летописях (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 440–441; Тр. л. С. 302–303), и в ином, более сжатом, рассказе Московского свода 1479 г. и Ермолинской (Т. 23. С. 66; Т. 25. С. 115). О характерной для Длугоша «этнонимической» форме топонима «Рязань» см. примеч. 218. – Ред.).
348. (Длугош повествует о событиях 1214–1219 гг. (Пашуто В.Т. Очерки. С. 198–202). Посаженный венграми в Галиче в 1211 г. малолетний Даниил Романович там не удержался и бежал обратно к венгерскому королю Андрею II (1205–1235) (см. о нём также примеч. 321). В Галиче на короткое время в 1212 г. укрепился пересопницкий князь Мстислав Ярославич, сын луцкого князя Ярослава Изяславича; быть может, именно его Длугош путает с Мстиславом Мстиславичем Удатным, который стал главным противником венгров позже, с 1219 г. Коронация Коломана произошла в кон. 1214 – перв. полов. 1215 г., и церемонию проводил эстергомский архиепископ, а не польские архиереи. Но участие последних в коронации вполне вероятно и свидетельствует о том, что она происходила уже после заключения польско–венгерского договора 1214 г. в Спише о разделе сфер влияния на юго–западе Руси. Краковский епископ Винцентий – не кто иной как хронист Винцентий Кадлубек, занимавший краковскую кафедру в 1208–1218 гг.; Ивон – канцлер Лешка Белого, упоминаемый в этом качестве в 1207–1217 гг., преемник Винцентия на кафедре. Другим следствием спишского договора стал брак Коломана и Саломеи, дочери (а не сестры, как пишет Длугош) Лешка Белого (см. примеч. 363). Опасения галичан, что коронация «поведёт к погибели их обряда», были не беспочвенны, как свидетельствуют древнерусские источники: «Король угорский посади сына своего в Галичи, а епископа и попы изгна из церкве, а свои попы приведе латыньския на службу» (ПСРЛ. Т. 7. С. 119; Т. 24. С. 87). Мстислав Мстиславич Удатный (или Удалой) занял Галич в 1219 г. (Грушевський М. Хронольогія. С. 16–17; Котляр М.Ф. [Комментарий]. С. 185). Источник Длугоша в данном случае неясен; Г. Лябуда (Labuda G. Zaginiona kronika. S. 48–56) видит его в гипотетической краковской доминиканской хронике (см. о ней примеч. 340). – Ред.).
349. (Речь идёт о поражении венгров и поляков, которое они потерпели при вторичном захвате Галича Мстиславом Мстиславичем в 1221 г. (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 737–738), причём Длугош ничего не говорит собственно об отвоевании венграми Галича, после которого и состоялась битва. Венгерский воевода Аттила (Тила) Фильня упомянут и в Галицко–Волынской летописи как «прегордый Филя». Упоминание о краковском палатине Николае – явный анахронизм Длугоша; в то время таковым был Марек. По русским источникам в качестве союзника Мстислава Мстиславича известен только смоленский князь Владимир Рюрикович (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 502); Длугош называет ещё и других смоленских князей: Ростислава Давыдовича (ср. примеч. 346) и Ростислава Мстиславича, сына Мстислава Романовича, тогда князя киевского. О половецкой подмоге знает и Ипатьевская летопись (Мстислав был женат на половчанке: ПСРЛ. Т. 2. Стб. 747). Находят себе соответствие в Галицко–Волынской летописи и некоторые другие детали рассказа Длугоша: укрепление Богородичного собора в Галиче (ср. летописное: Филя–«Фильня» «созда град на церкви Пречистое Владычицы нашея»), в котором помещается Коломан с женой; осада этого укрепления Мстиславом и его сдача «жажею водною»; пленение воеводы Фили. Не вызывает сомнений известие об отправлении Мсиславом пленённого Коломана в Торческ, куда в 1227 г. ушёл и сам князь (см. примеч. 356). В то время Андрей II состоял уже во втором браке (с Иолантой, дочерью императора Латинской империи Петра Куртенэ), поэтому сведения Длугоша об усиленных мольбах венгерской королевы «за сына» (Коломан был сыном от первой супруги Андрея Гертруды) не выглядят правдоподобными. Мстислав Романович, сын смоленского князя Романа Ростиславича – киевский князь в 1214–1223 гг. – Ред.).
350. (Сведения Длугоша неточны. Коломан освобождался ценой признания Галича за Мстиславом, после смерти которого он должен был перейти не к Коломану, а к его младшему брату Андрею; договор скреплялся обручением Андрея (не Белы, как у Длугоша) и Мстиславны (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 748). Договор был заключён в 1221/22 г., если принимать датировку 1222 г. папской буллы, которая освобождала короля Андрея II от обязательств относительно передачи Галича от Коломана к Андрею (VМН. Т. 1. N 65). – Ред.).
351. (Едва ли подлежит сомнению, что Длугош под 1211 г. дублирует уже рассказанное под 1206 г. (см. примеч. 344). Чуть ранее, под 1205 г., упомянут и апокрифический киевский князь Святослав Мстиславич (см. примеч. 343); видимо, вымышлены также имена остальных князей – Георгия, Ярослава, Владимира и Константина, которые не поддаются разумной идентификации. По логике вещей, речь должна идти о черниговских Игоревичах (Святославе, Владимире и Романе), приглашённых на столы в Галицкой земле после гибели Романа Мстиславича в 1205 г.; именно Святослав и Роман были казнены галицкими боярами в 1211 г., и отголоски этого неординарного события слышатся в смутном рассказе Длугоша 1206 г. – Ред.).
352. (Вероятно, в русском источнике Длугоша было сообщение о «звезде» с «лучами не в зрак человеком», которое находим в Троицкой летописи (восстанавливаемой здесь по Симеоновской) сразу же после рассказа о поражении на Калке (Тр. л. С. 308). – Ред.).
353. (Рассказ Длугоша о битве 1223 г. на Калке по ряду характерных примет оказывается ближе всего к специфической форме летописной повести об этом событии, которую находим в Софийской I, Московской Академической и Тверской летописях (ПСРЛ. Т. 6. Вып. I. С. 275–282; Т. 1. Стб. 503–509; Т. 15. Стб. 335–343), т.е. в летописях, отражающих владимиро–суздальское летописание первой трети XIII в., но более всего – к Софийской I. Именно здесь, как и в Ипатьевской, находим, например, уточнение, что русские полки, пройдя пороги, стали «на протолъчии» (так и у Длугоша; этого уточнения нет в Тверском сборнике); только здесь имеется добавление о бегстве галицкого князя Мстислава Мстиславича, который, переправившись через Днепр, велел уничтожить корабли, опасаясь погони; тождествен с Длугошем и перечень князей перед поражением татарской сторожи: Мстислав Киевский, Мстислав Галицкий и Владимир Рюрикович (последний не упомянут ни в одной из других редакций летописной Повести на Калке). В то же время только у Длугоша находим датировку битвы не 16 июня, как в Ипатьевской, Софийской I и Академической (в Тверской летописи, как и в Новгородской I, стоит 30 мая), а 17 числом (указание на месяц не вписано); только Длугош сообщает, что от «протолчи» до Калки русское войско добралось за «двенадцать переходов»; только Длугош описывает избиение русских беглецов половцами. – Ред.).
354. (В Софийской I, Академической и Тверской летописях это сообщение читается под 1225 г. (ПСРЛ. Т. 6. Вып. I. С. 283; Т. 1. Стб. 510; Т. 15. Стб. 345–346); речь идёт о событиях зимы 1225–1226 гг. (НПЛ. С. 64). «Ярослав Всеволодович» – сын Всеволода Большое Гнездо, бывший в 1225–1229 гг. князем новгородским; «Давыд Торопецкий» – сын Мстислава Мстиславича, ставший князем торопецким не позднее 1214 г. – Ред.).
355. (Сведений об этой победе над литовцами, которую, видимо, надо отнести также к 1225–1226 гг., в сохранившихся русских источниках нет; Мстислав Давыдович был тогда князем смоленским. – Ред.).
356. (Речь идёт о событиях 1227 г., когда Мстислав Мстиславич был вынужден уступить Галич венгерскому королевичу Андрею (не Коломану!), но не в силу договора, как излагает дело Длугош, а под давлением галицкого боярства, оставив себе, однако, галицкое Понизье (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 750; Пашуто В.Т. Очерки. С. 206), которое В. Т. Пашуто, думаем, напрасно отождествил с Торческой волостью. Из Понизья Мстислав вскоре, в 1228 г. (т.е., действительно, «в следующем году»), ушёл в Торческ, но по дороге скончался (ПСРЛ. Т. 7. С. 134; Т. 15. Стб. 347; Т. 25. С. 122; Т. 1. Стб. 450; Тр. л. С. 310) – аргумент в пользу аутентичности источника Длугоша, так как в названных русских летописях (кроме Галицко–Волынской, которой хронист не знал) указания на Торческ нет, а Мстислав идёт «Кыеву». Сведений о погребении Мстислава в Киеве в русских источниках нет, так же как и о существовании в столице Руси «церкви Святого Креста» (Воздвижения Честного Креста?). Ср. призыв Мстислава положиться «на силу Святого Креста» перед битвой под Галичем в статье 1209 г. – Ред.).
357. (Источник этого сообщения Длугоша неизвестен. Поход на Каменец в 1229 г. (Грушевський М. Хронольогія. С. 22) был организован черниговским князем Михаилом Всеволодовичем и киевским князем Владимиром Рюриковичем (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 752); то было начало длительной борьбы волынских Романовичей с Черниговом за преобладание на юго–западе Руси. Об участии смоленского князя Мстислава Давыдовича (именно его следует, очевидно, видеть в «Мстиславе» Длугоша) сохранившиеся русские источники молчат, но оно вполне вероятно, учитывая помощь Смоленска Чернигову против Волыни позже, в 1234–1235 гг. (Пашуто В.Т. Очерки. С. 215–216; см. также примеч. 364). Однако, согласно Галицко–Волынской летописи, Каменец устоял, тогда как, по Длугошу, он пал. – Ред.).
358. (О браке Лешка и Гремиславы сообщает также в гл. 54 Великопольская хроника (ВПХ. С. 144); он относится ко времени ок. 1207 г. (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 720; анахронично в статье 1205 г.) и связан с вмешательством Лешка и Конрада в волынские дела на стороне белзского князя Александра Всеволодовича, о чём Длугош уже писал, «раздваивая» одни те же события, под 1206 и 1211 гг. Указание Длугоша на возраст Лешка к моменту брака – 28 лет – примерно соответствует действительности, но если считать от реальной даты женитьбы, а не от приведенной хронистом: Лешек родился ок. 1186/87 г. Отцом Гремиславы был не некий «князь Ярослав», как считает Длугош, а Ингварь, сын луцкого князя Ярослава Изяславича, двоюродный брат галицко–волынского князя Романа Мстиславича, который и посадил его на отцовском столе в Луцке – Ред.). О Гремиславе см.: Balzer О. Genealogia. S. 265; Szyniczakowa A. Księżniczki ruskie. S. 26–31.
359. (Даниил Романович, старший сын покойного Романа Мстиславича, к тому времени закрепившийся на Волыни, занял Галич в 1230 г., причём венгерский королевич был отпущен (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 758–759; Пашуто В.Т. Очерки. С. 211). – Ред.).
360. (Болеслав V Стыдливый, в будущем князь краковский и сандомирский; на самом деле родился в 1226 г. (см. примеч. 365), ум. в 1279 г. 11–е календы июля – 21 июня. – Ред.).
361. (Об этом походе Белы, будущего венгерского короля Белы IV (1235–1270), старшего сына Андрея II, Ипатьевская летопись (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 760–761) повествует сразу же после рассказа об отвоевании Галича Даниилом (см. примеч. 359); в летописном рассказе присутствует и болезнь, постигшая венгерское войско, и избиение венгров «гражанами». Следовательно, под рукой Длугоша был какой–то достаточно достоверный источник, хотя и отличный от Галицко–Волынской летописи. – Ред.).
362. (Этот поход относится, вероятно, к 1232 г., и возглавлял его не Коломан, а сам венгерский король Андрей II с сыновьями Белой и Андреем; последний и был снова посажен в Галиче (ПСРЛ. Т 2 Стб. 764–766). – Ред.).
363. (В действительности Саломея родилась ок. 1211/12 г., вскоре после брака отца с Гремиславой (см. примеч. 358), так как уже в 1214 г. она была обручена с венгерским королевичем Коломаном в возрасте трёх лет, как отмечено в её житии (МРН. 1884. Т. 4. P. 777; Balzer О. Genealogia. S. 275; Włodarski В. Polska. S. 63). Длугош «раздваивает» Саломею, делая из неё и сестру, и дочь Лешка Белого; женой Коломана он считает первую (см. примеч. 348). – Ред.).
364. (Имеются в виду события 1234–1235 гг., когда после смерти в Галиче венгерского королевича Андрея (не Коломана, как постоянно пишет Длугош) Даниил Романович занял Галич, но столкнулся с противодействием черниговского князя Михаила Всеволодовича и его союзника смоленского князя Изяслава Мстиславича (иногда его идентифицируют как Изяслава Владимировича, одного из черниговских князей, сына Владимира Игоревича, князя галицкого); на стороне Даниила был киевский князь Владимир Рюрикович, попавший в плен к половцам в сражении под Звенигородом. В Галиче Михаил Всеволодович посадил сына Ростислава (Пашуто В.Т. Очерки. С. 215–217; Włodarski В. Polska. S. 107–108). – Ред.).
365. (Длугош дублирует собственное известие о рождении Болеслава V (см. примеч. 360), на этот раз под правильной датой (Ann. cap. Crac. P. 74). – Ред.).
366. (Установить, из какого русского источника мог почерпнуть Длугош свои сведения о татарском разорении Рязанской и Владимиро–Суздальской земель в 1237–1238 гг., не удаётся, так как рассказ хрониста слишком сжат. «Князь Григорий» – это, конечно, великий князь владимирский Юрий Всеволодович. Но вот известие о ростовском князе Владимире и сожжении Ростова представляются недоразумением; Владимир Константинович сидел не в Ростове, а в Угличе. – Ред.).
367. (Источник Длугоша в данном случае неясен; ср., впрочем, наблюдения Б.М. Клосса (Надо, однако, отметить, что в сохранившихся летописях сведений о нашествии татаро–монголов на Смоленщину нет. – Ред.).
368. (Сообщение Длугоша об изгнании киевским князем Владимиром Рюриковичем «братьев–проповедников», т.е. монахов доминиканского ордена, из Киева уникально, но заслуживает доверия, так как хронист и в других случаях использовал источник доминиканского происхождения (Labuda G. Zaginiona kronika); предполагать в данном случае какой–то древнерусский источник (Semkowicz А. Krytyczny rozbiór. S. 231) вряд ли уместно. Существование в Киеве доминиканского монастыря Пресв. Богоматери подтверждается и Житием св. Яцека (Гиацинта), в котором сообщается об основании такого монастыря Яцеком в 1222 г. (МРН. 1184. Т. 4. P. 857). Эта дата в науке оспорена; так, исследователь Жития Я. Воронецкий считал, что русская миссия польских доминиканцев началась в 1228 г. (Woroniecki J. Św. Jacek. S. 93 ff.). Такой вывод бросает некоторую тень и на дату Длугоша, ведь согласно Житию, Яцек покинул Киев через четыре года, оставив монастырь на одного из своих сподвижников Година, которого должен был успеть сменить Мартин из Сандомира (последнего, по известию Длугоша под 1237 г., через несколько лет застаем в Кракове). Надо отметить, что Длугош, хотя несомненно знал Житие св. Яцека, игнорировал его сведения о деятельности Яцека на Руси и, перечисляя под 1257 г. основанные Яцеком монастыри, киевского не называет. Видимо, у Длугоша речь идёт о том же киевском монастыре Пресв. Девы Марии, который в 1241 г. находился в руках бенедиктинцев (Матузова В.И. Английские средневековые источники. С. 129, 155–156; Назаренко А.В. Русско–немецкие связи. С. 272– 274). О миссионерской деятельности доминиканцев на Руси в 20–30–е гг. XIII в. в целом см.: Altaner В. Die Dominikanermissionen. S. 214–225. – Ред.)
369. (Едва ли подлежит сомнению, что это сообщение происходит из того же доминиканского источника Длугоша, что и известие 1233 г. (см. предыд. примеч.). Датировка основания доминиканского монастыря в Галиче 1238 г. вызывает сомнения; логично было бы отнести его ко времени правления в Галиче венгерского королевича Андрея (Labuda G. Zaginiona kronika. S. 132–133.). Сведений об этом в других источниках нет. – Ред.).