СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

МАРКО ПОЛО

(ок. 1292 г.)

Марко Поло был одним из счастливейших путешественников конца средних веков, рассказы которого сыграли весьма важную роль в географической науке. В течение 24 лет (1271 — 1295) он прожил на Дальнем Востоке при дворах монгольских владетелей, повидал много стран и народов, а затем благополучно возвратился на родину. Жизнь его достаточно хорошо известна, и поэтому я напомню лишь важнейшие для последующего изложения факты его биографии. Марко Поло принадлежал к богатой патрицианской семье в Венеции, занимавшейся торговлей. Отец его Николай Поло со своим братом Маффео в 1254 г. отправился в Константинополь, отсюда с драгоценными камнями — на Волгу: морем они благополучно добрались до Солдайи (Судака), а затем и до Болгара; отсюда, благодаря войне Барку-хана с его племянником, им пришлось искать кружного пути для возвращения домой, и через Укек (около Саратова) они отправились в Бухару, где получили предложение съездить еще дальше на восток — в монгольскую столицу — Каракорум. Хан Кубилай принял их ласково и снарядил с ними посольство к папе. В 1269 г. они вернулись в Венецию и вскоре стали собираться в обратный путь — в Монголию. На этот раз Николай Поло взял с собою и сына Марко, выросшего в его отсутствие. Марко Поло был также ласково принят Кубилаем и, несмотря на свои молодые годы, сразу же заявил себя дельным и способным человеком. Он получил службу при ханском дворе, сумел быть полезным и нужным и, постепенно повышаясь в должности, приобрел в конце концов место губернатора одной из самых богатых провинций [24] государства. Различные даваемые ему поручения позволили Марко Поло в составе различных миссий объехать весь Китай с севера до юга; он принял участие в покорении монголами земель южнее Хуан-хэ и имел также случай ознакомиться с отдельными провинциями Индии. Крайним северным пунктом, до которого доходил Марко, был Каракорум в Северной Монголии. В 1295 г. М. Поло вернулся в Венецию, к великому удивлению родных и сограждан (отметим удачную популярную книгу П.К. Губера «Хождение на восток веницейского гостя Марко Поло, прозванного миллионщиком» (Л., 1929), в которой находится его биография в подробном изложении, на основании рассказов самого Поло и его комментаторов).

«Сам Марко Поло, — замечает В.В. Бартольд, — не написал книги о своих путешествиях; его рассказы были записаны с его слов другими, причем только о первой по времени записи мы можем сказать, что она была сделана под диктовку самого путешественника». Через три года по возвращении своем в Венецию (в 1298 г.) Поло принял участие в войне, разгоревшейся между соперничавшими итальянскими торговыми городами — Венецией и Генуей. Венецианский флот был разбит, Марко Поло, принимавший участие в битве на снаряженной им самим галере, попал в плен и был отвезен в Геную. Находясь здесь в тюрьме, Поло на французском языке, бывшим в то время самым распространенным литературным языком во всей Европе, продиктовал рассказ о своих путешествиях товарищу по заключению — пизанцу Рустичиано; возможно, что эта запись впоследствии (1307) была просмотрена и проредактирована самим М. Поло. На французском языке эта, вероятно, первоначальная редакция книги сохранилась только в одной рукописи Парижской национальной библиотеки: авторитетный исследователь книги М. Поло — Генри Юль — «доказывает, что мы в этом списке XIV века имеем возможно точное воспроизведение устного рассказа М. Поло, записанного в Генуе; на это указывает самый слог, сохранивший все черты непосредственного рассказа (отсутствие соразмерности, повторения, внезапные переходы от одного предмета к другому, возвращение к уже рассказанному для дополнения рассказа какой-нибудь забытой подробностью и т.п.), записанного со слов рассказчика и не подвергавшегося никакому просмотру» (В. Бартольд). Однако язык этой рукописи плох — своеобразное ломбардо-французское наречие XIII в., в котором, кроме того, много искажений собственных имен как записанных по слуху. Поэтому для исследователя приобретают значение другие рукописи той же книги, сохранившиеся в различных местах.

Вернувшись в Венецию из генуэзского плена (в 1299 г.), Марко Поло еще 25 лет прожил в своем родном городе и часто рассказывал о своих странствованиях по Востоку. Записанные этим способом повествования возбудили к себе всеобщий интерес; стали появляться переводы их на различные языки. Таким образом, помимо основной редакции на французском языке, до нас дошло ок. 80 рукописей книги, тексты которых имеют значительные расхождения между собой и, по исследованиям Юля, распадаются на три группы; из наиболее верных отметим латинский перевод, сделанный еще при жизни Поло с итальянской копии доминиканцем из Болоньи Франческо Пипино, версию, отличающуюся «наибольшей полнотой содержания и наибольшей [25] обработанностью формы», которая напечатана во II томе «Navigatione viaggi» (1559) Рамузио, несколько рукописей, восходящих к утраченному списку 1307 г., полученному одним французским рыцарем от самого М. Поло (по рукописям этой категории издал книгу Поло — Потье) и т.д. Благодаря неисправности и неясности основного текста, некоторое значение для установления правильного чтения имеют также ранние переводы его на другие романские языки, например португальский, сделанный В.Фернандесом (Valentin Fernandez) (этот перевод восходит к редакции Пипино и напечатан еще в 1502 г.; см.: Boehme Max. Die grossen Reisensammlungen des 16 Jahr-hunderts. — Strassburg, 1904. — S. 6), а также испанский (Ellibro de Marco Polo... / Nach Madrider Handschrift, hrsg. von. R. Stuebe. — Leipzig, 1902). Вообще о редакциях и рукописях книги см. предисловие В.В. Бартольда к русскому переводу И.П. Минаева (СПб., 1902. - С. IV-VIII).

Влияние книги М. Поло на европейскую науку было грандиозно, так как все его известия были «невероятной новостью для его современников», настолько, впрочем, невероятной, что иные из его сограждан прямо готовы были признать в нем обманщика и лгуна. Тем не менее книга эта просветила не только многих географов, но также и коммерческих деятелей. Марко Поло показал Европе китайский компас; книга его не осталась без влияния на Христофора Колумба (сейчас можно считать доказанным, что Колумб читал М. Поло до своего первого путешествия и воспользовался рядом его данных; см.: El libro... — S. XXIII—XXVI): некоторые утверждают даже, что она оказала воздействие и на изобретение книгопечатания, так как Гутенберг, женатый на венецианке, будто бы видел привезенные М. Поло китайские печатные доски (Скачков К. О заслугах венецианца М. Поло по распространению географических познаний об Азии // Изв. РГО. — 1865. — № 11—12. — С. 207—226); с последним утверждением не согласен Р. Шуман (Schumann R. Marco Polo, ein Weltreisender des XIII Jahrh. - Berlin, 1885. — S. 29-30).

Однако наибольшее влияние оказал М. Поло все же на географические представления своего и последующих столетий; благодаря непосредственному воздействию его книги, картография XIV в. решительно порывает с традицией и при помощи данных, позаимствованных у Марко Поло и его предшественников, купцов и миссионеров, ездивших в Среднюю и Восточную Азию в XIII в., совершенно видоизменяет очертания и географическую номенклатуру этой страны, до этих пор известной, главным образом, из сочинений античных писателей. Правда, влияние это сказывается не сразу: сначала на одной и той же карте самым причудливым образом соединяются старые легенды и вновь собранные факты; но последние, по мере того как мы приближаемся к XV в., заносятся на карты все в большем количестве; влияние рассказов Марко Поло все сильнее чувствуется на картах Пьетро Висконти (1311), Якобо Гастальди (Nordenskjold A.E. The influence of the «Travels of Marco Polo» on Jacobo Gastaldi's Maps of Asia // Geographical Journal. — 1899. — T. 18. — P. 396—406; та же статья в шведском подлиннике в журнале «Ymer»: 1899. — Т. 19. — Р. 33—43), на «Каталонской карте» (1375); это влияние еще достаточно сильно в XV и XVI вв. на карте Фра-Мауро (1459), на карте всего света Герарда Меркатора (1569); на карту мира, изготовленную [26] для французского короля Генриха II (1547—1559), нанесена Terre de Mongauoz (Монголия) на запад от Serica Region; на отдаленном северо-востоке помещен le grand Cam и к западу от него Le Cathay; еще дальше к северу изображен северный олень со скачущим на нем всадником. По словам Рихтхофена, здесь нетрудно узнать «иллюстрацию разведок Марко Поло о Сибири» (Richthofen F. von. China. - Berlin, 1877. - Bd 1. - S. 662).

На Дальний Восток, и возвращаясь оттуда, Марко Поло шел южными путями (туда — через Акру, Моссул, Багдад, Басру, Ормуз, Кирман, Сабзевар, Балх, Кашгар и т.д.; обратно — через Ормуз, Кирман, Тавриз, оз. Гокча, Трапезунд) и, следовательно, Сибири не проезжал; однако он мог получить о ней некоторые сведения от персов и монголов. Действительно, хотя Сибирь им нигде не названа, но ее нетрудно узнать в тех главах сочинения, где описаны страна Варгу, владения северного татарского владетеля Канчи и страна мрака. Уже писатели конца XVII и начала XVIII в. не сомневались, что здесь описана именно Сибирь, и это вполне подтвердили и позднейшие исследования. При описании Сибири на книгу М. Поло ссылался Шлейсинг; составители книги «Der allerneuste Staat von Siberien» (Nuernberg, 1720. — S. 11—14) также воспользовались этими данными. Хотя, по мнению Миллера (Sammlung Russischer Geschichte. — SPb., 1863. — Bd 1. — S. 207—208), M. Поло более чем кто-либо из старых путешественников в своем описании «отступает от современного состояния татарских и сибирских краев», однако и А. Миддендорф (Путешествие на север и восток Сибири. — СПб., 1869. — Ч. 1, отд. 1. — С. 62), и Шренк (Reise nach dem Nordosten Europaeischen Russlands. — Dorpat, 1854. — Th. 2. — S. 232—234) находят возможным признать это описание не только точным, но верным даже отчасти и для XIX в. (замечания об изображении Сибири у М. Поло см. еще в статье: Schaefer Ernst. Zur Erinnerung an Marco Polo // Mittheilungen der Geographischen Gesellschaft in Hamburg. — 1899. — Bd 15, H. 1. — S. 56—57). Правда, в определении того, какие именно местности Сибири можно разуметь в описаниях М. Поло, существуют большие разногласия; так, например, «равнина Баргу» понимается то как Забайкалье, то как Приобский край, но тем не менее выдающееся историческое значение этих известий не подлежит никакому сомнению.

Существует большое количество изданий М. Поло (с 1477 г., когда в Нюренберге вышел немецкий перевод, сделанный с французского подлинника, — первое печатное издание путешествия). Библиография этих изданий, доведенная до 1902 г., приложена к одному из лучших комментированных изданий — третьему изданию Генри Юля (первое вышло в 1860 г.), просмотренному и дополненному Анри Кордье (The Book of Ser Marco Polo...: In 2 vols. / Translated and edited, with notes by Sir Henry Yule, third ed., revised by... H. Cordier. — London, 1903); библиография помещена здесь во втором томе (с. 555—574); в нашей книге ниже в примечаниях ссылки делаются всюду на это издание. Другой библиографический указатель приложен к книге Кордье «Centenaire de Marco Polo. Conference faite le 18 decembre 1895 a la Sorbonne par Henri Cordier» (Paris, 1896). Слабым местом обеих указанных работ, как, впрочем, и всех специальных иностранных библиографий, является русская научная литература; привожу поэтому указания на важнейшие из русских изданий М. Поло. [27]

Первый русский перевод М. Поло намерен был сделать в 20-х годах XIX в. Д.Д. Языков для своего «Собрания путешествий к татарам», остановившегося на издании Плано-Карпини; это намерение, однако, не осуществилось, хотя перевод уже был начат. Как сообщает К.А. Скачков, в 1848 г. составился кружок ученых с целью продолжать труд Языкова, но им помешал «именно тот самый год, неблагоприятствовавший для всякого литературного предприятия» (Изв. РГО. - 1875. - Т. 1, № 11-12. - С. 211-212). В 1861 г. А.Н. Шемякин сделал перевод с немецкого комментированного издания А. Бюрка и К.Ф. Неймана (Die Reisen des Venezianers Marco Polo... / Mit einem Kommentar von A. Burck.Nebst Zusatzen und Verbesserungen von K.F. Neumann. — Leipzig, 1845) и напечатал его в «Чтениях в обществе истории и древностей» (1861. — Вып. 3—4; 1862. — Вып. 1—4; отд. изд. 1863). Другой перевод вышел в 1873 г. — «Путешествие по Татарии и другим странам Востока венецианского дворянина М. Поло, прозванного Миллионером» (В 3 ч. — М., 1877) (первоначально напечатан в журнале «Библиотека дешевая и общедоступная» (1873. — № 1—4)). Этот перевод также сделан не с подлинника, рассчитан на широкого читателя и научного значения не имеет. Несмотря на то, что у нас были серьезные комментаторы М. Поло, своими исследованиями способствовавшие его изучению (Григорьев, Палладий, Ханыков и др.), но сколько-нибудь удовлетворительного издания этой классической книги у нас не было до появления в 1902 г. перевода И.П. Минаева. Этот ученый сделал его по французскому подлиннику, считая вместе с Юлем, что эта редакция является самой авторитетной, но, к сожалению, не довел его до конца, так как предположенный им самостоятельный комментарий, для которого уже собирались материалы, остался невыполненным. Издавший перевод этот после смерти Минаева В.В. Бартольд оставил его без изменений, сопроводив лишь краткими пояснениями преимущественно текстологического характера (Путешествие Марко Поло: Перевод старофранцузского текста / Под ред. В.В. Бартольда // Зап. РГО по отд. этнографии. — СПб., 1902. — Т. 26), тем не менее перевод этот имеет большое значение и может быть назван первым русским научным изданием М. Поло. «Простота и безыскусственность первоначальной редакции переданы переводчиком с неподражаемым мастерством», — замечает А.Н. Пыпин в рецензии на эту книгу (Вестн. Европы. — 1902. — № 7. — С. 380—382), однако в противоположность Юлю, объединившему в своем издании разночтения различных рукописей в единый сборный текст, Минаев предпочел положить в основу своего перевода только старофранцузский подлинник по парижской рукописи, дополняя его только в примечаниях вариантами из других рукописей. Благодаря этому, несмотря на авторитетность и мастерство перевода Минаева, его перевод не исключает необходимости справляться с другими изданиями, в которых приведены более полные редакции; отсутствие на русском языке подробного комментария со ссылками на литературу вопроса, также заставляет обращаться к изданиям английским, французским и немецким. Важнейшими из них, кроме указанного выше издания Юля, следует признать французское издание Потье (Le livre de Marco Polo...: En 2 vols / Ed. M.G. Pauthier. — Paris, 1865), немецкое издание Лемке (Reisen des Venezianers Marco Polo... / Hrsg. Dr. Hans Lemke. — [28] Hamburg, 1907. — Т. 1 (Bibliothek wertvoller Memoiren)): оба издания использованы нами в комментариях. Новые издания М. Поло продолжают появляться. См., например, издание: Marco Polo, il Milione; prima edizione integrale a cura di Luigi Foscolo Benedetto / Comitato geogr. nacionale italiano. — Firenze: L. Olschki, 1928. — P. CXXVIII + 281 (издатель воспользовался для книги хорошей рукописью путешествий М. Поло, находящейся в г. Толедо). Популяризаторские цели преследует новое английское издание со вступительной статьей Masefield'a (London, 1927): оно воспроизводит текст старого английского перевода W. Marsden'a, сделанного по редакции Рамузио (London, 1818; изд. 2-е, 1854), и не вносит ничего нового в комментарий (La Geographie. — 1927. — № 3—4. — P. 168—169). Более важно издание: The Most Noble and Famous Travels of Marco Polo, together with Travels of Nicolo de Conti / Edited from the translation of John Frampton, with introduction and notes by N.M. Penzer. — London, 1929. Кажется, наиболее интересное из изданий последних лет вышло в Пекине в двух больших томах в 1924—1926 гг. (Le livre de Marco Polo... redige en francais sous la dictee de I'auteur en 1295 par Rusticien de Pise, revu et corrige par M. Polo lul meme en 1307, public par G. Pauthier en 1867, traduit en francais moderne et annote d'apres les sources chinoises par A.-J.-H. Charignon. — Pekin, 1924—1926). Текстологического значения оно, вероятно, не имеет как перевод на современный французский язык, но комментарии Шариньона «по китайским источникам» должны представлять интерес; к сожалению, этого издания мне видеть не пришлось. Нижеследующий текст приводится нами по переводу И.П. Минаева (Указ. соч. — Гл. LXXI. — С. 92—93; Гл. CCXVI—CCXVII. — С. 332—335), сверенному, однако, с изданиями Потье и 3-м изданием Юля — Кордье (вышедшему через год после издания Минаева), которыми я и руководился, главным образом, составляя комментарий, но всюду стараясь заново привлечь плохо использованную ими русскую литературу вопроса.

ЗДЕСЬ ОПИСЫВАЕТСЯ РАВНИНА БАРГУ И РАЗНЫЕ ОБЫЧАИ НАРОДА

На север от Каракорона ¹ и от Алтая, от того места, где, как я рассказывал, хоронят татарских царей, есть равнина Баргу ², тянется она на сорок дней. Народ тамошний дикий и зовется Мекри ³, занимаются скотоводством, много у них оленей; на оленях, скажу вам, они ездят ⁴. Нравы их и обычаи те же, что и у татар; они великого хана. Ни хлеба, ни вина у них нет. Летом у них есть дичь, и они охотятся и на зверей, и на птиц [Питаются также птицами; здесь много озер, прудов, болот: равнина эта на север граничит с морем Океаном. Птицы, когда линяют, так пребывают в этих местах. Когда же совсем оголеют, так не могут летать и их ловят тогда сколько хотят. Едят также рыб). Через сорок дней — море Океан; там же горы, где соколы-пилигримы вьют гнезда. Нет там, знайте, ни мужчины, ни женщины, ни зверя, ни птицы, а есть только одна птица, зовут ее Баргерлак ⁵; соколы ею кормятся; она с куропатку, а ножки, как у попугая, хвост, как у ласточки, летает быстро. Когда великому хану понадобятся такие соколы ⁶, он посылает за ними туда. В том море есть острова, где водятся [29] соколы ⁷. Место то, скажу вам по правде, так далеко на север, что северная звезда остается позади, к югу. Птиц этих, что водятся на том острове, скажу вам еще, великое множество; у великого хана их столько, сколько он пожелает, и не думайте, чтобы те, которых приносят из христианских стран к Татарам, доставались ему; тех несут в Левант, к Аргуну ⁸ и к другим левантским князьям.

Рассказал вам все ясно об этой северной стране, что к морю Океану, а теперь поговорим о других областях и вернемся к великому хану.

ЗДЕСЬ ОПИСЫВАЕТСЯ СЕВЕРНЫЙ ЦАРЬ КАНЧИ

На севере, знайте, есть царь Канчи ⁹. Он Татарин, и все его подданные Татары; держатся они татарского закона, а закон этот дикий; но соблюдают они его так же точно, как соблюдал Чингисхан и другие истые Татары; делают они своего бога из войлока и называют его Натигай ¹⁰; делают ему и жену, называют двух богов Натигаем и его женой: говорят, что они боги земные и охраняют их скот, хлеба и все их земное добро. Они им молятся; когда едят что-нибудь вкусное, так мажут своим богам рты. Живут они как звери. Царь их никому не подвластен, хотя он из роду Чингисхана, то есть из имперского, и близкий родственник великого хана; а него нет ни городов, ни замков; живут они всегда по большим равнинам и долинам и в высоких горах [вар. «в равнинах и лесах той страны, которых чрезвычайно много»]. Питаются говядиною и молоком; хлеба у них нет никакого. У царя много народу, но он ни с кем не воюет, и мирно правит своим народом. Скотины у них много: верблюдов, коней, быков, овец и других животных. У них большие медведи, все белые и длиною в двадцать пядей. Есть тут лисицы, совсем черные и большие, и дикие ослы; много тут горностаев; из их шкур делаются дорогие шубы, о чем я вам рассказывал; мужская шуба стоит тысячу безантов ¹¹. Белок обилие, и много фараоновых крыс ¹², и все лето они ими питаются, потому что крысы очень жирны. Всякой дичины тут много; живут в местах диких и непроходимых. Еще у этого царя есть такие места, где никакая лошадь не пройдет; это страна, где много озер и ручейков; тут большой лед, трясины и грязь; лошади там не пройти. И эта дурная страна длится на тринадцать днищ, и каждый день есть стоянка, где пристают гонцы, что ходят по стране. На каждой стоянке до сорока больших собак немного поменьше осла, и эти собаки возят гонцов от стоянки к стоянке ¹³, от одного днища до другого, и, скажу вам, вот как: по всему этому пути, по льду да по грязи, лошади не могут идти; во все тринадцать дней дорога между двух гор, по большой долине, и все тут лед да грязь, как я вам говорил. И по этой то причине лошади не могут тут проходить, и телеги на колесах тут не пройдут; сделали они сани без колес, проходят они, не увязая, и по льду, и по грязи, и по трясине. Во многих наших странах есть сани; на них возят сено и солому зимою, когда много дождей и грязи. Сани они покрывают медвежьею шкурою, и туда влезает гонец, возят их по шести больших собак, и собаки везут их прямо к стоянке, не сбиваясь с дороги, по льду и по грязи; и так ездят от стоянки до стоянки. А тот, кто сторожит стоянку, садится также в сани, погоняет собак и едет дорогою кратчайшею и лучшею. На другой стоянке, как приедут — собаки и сани уже готовы, и едут дальше; а те собаки, что привезли, возвращаются назад; и так каждый день ездят на собаках. Те, кто живут здесь в горах и долинах, большие охотники; ловят они много дорогих животных высокой цены, и большая им от этого прибыль и выгода; ловят они соболей, горностаев, белок, ercolin [колонков (?), роcсомах (?)] ¹⁴ черных лисиц и много других животных; из них они выделывают [30] дорогие шубы, высокой цены. У них такой снаряд, который промаха не дает ¹⁵. — Скажу вам, от великого здешнего холода их дома под землею ¹⁶; а иногда [люди], живут и над землею.

О другом чем нечего говорить, поэтому пойдем отсюда и расскажем вам о стране, где всегда темнота.

ЗДЕСЬ ОПИСЫВАЕТСЯ ТЕМНАЯ СТРАНА

На север от этого царства есть темная страна ¹⁷; тут всегда темно, нет ни солнца, ни луны, ни звезд; всегда тут темно, так же, как у нас в сумерки. У жителей нет царя; живут они как звери; никому не подвластны. Татары приходят сюда, и вот как: приходят они сюда на жеребых кобылах, а жеребят оставляют на границе, чтобы кобылы возвращались к своим жеребятам; а знают они дорогу лучше людей ¹⁸. Так то приходят сюда татары на кобылах, как я вам сказал, а жеребят оставляют позади, и грабят они тут все, что находят, а когда награбят, возвращаются; кобылы идут к своим жеребятам, и знают они хорошо свою дорогу. У этих людей множество мехов и очень дорогих; есть у них соболя очень дорогие, как я вам говорил, горностаи, белки, лисицы черные и много других мехов. Все они охотники, и просто удивительно, сколько мехов они набирают. Соседние народы оттуда, где свет ¹⁹, покупают здешние меха; им носят они меха туда, где свет, там и продают, а тем купцам, что покупают эти меха, большая выгода и прибыль ²⁰. Люди эти, скажу вам, рослые и статные ²¹; они белые, без всякого румянца. Великая Россия, скажу вам, граничит с одной стороны с этой областью. О другом чем тут нечего говорить, а поэтому пойдем отсюда и расскажем вам прежде всего о России.

Комментарии

1. Каракорон]. Каракорум — столица Древней Монголии. «Так как Каракорум есть местность, вокруг которой было их (монголов) первое приобретение, то они считают этот город за царственный и поблизости его выбирают своего хана» (Иоанн де Плано-Карпини. История монголов. Вильгельм де Рубрук. Путешествие в восточные страны / Пер. И. Малеина. - СПб., 1911. - С. 94).

2. равнина Баргу]. И.П.Минаев в своем переводе (Указ. соч. — Гл. LXXI. — С. 92—93) пишет «равнина Бангу», но в рукописях встречается Baigu, Bangu, Burgi, Bachum и т.д. Юль (The Book of Ser Marco Polo... — London, 1903. - Book 1, ch. LVI. — P. 269-270) предпочитает чтение Баргу, и я ему следую. Вставка в нашем тексте в квадратных скобках сделана у нас по Рамузио; у Юля также вставка из Рамузио введена в текст, но она несколько отличается от приведенной. По замечанию В.В. Бартольда к переводу Минаева, страна Баргу — «ныне Забайкалье, где жил народ мергиты или меркиты». Так именно толковали это название Юль и Палладий Кафоров (Пояснения на путешествие Марко Поло по Северному Китаю, по китайским источникам // Изв. ИРГО. — 1902. — Т. 38. — С. 18—20), а до них еще Страленберг и д'Анвиль; «В монгольском тексте "Жизнеописания Чингис-хана", — пишет Палладий, — эта страна называется Барху и Бархучжинь; по справедливому сближению этого названия у Юля с нынешним Баргузин, надобно полагать, что эта страна была при Байкале. Что в Баргу были меркиты, это подтверждается следующим указанием жизнеописания Чингис-хана: "когда Чингис-хан разбил врагов своих меркитов, последние бежали в Бархучжинь-токум"; токум означает "впадину, низменное место" по китайскому переводу 1381 года; таким образом, Бархучжинь-токум, несомненно, соответствует долине Баргу М. Поло». Известие Рашид-ад-дина о «стране Баргу или Баргуджин-Тукум» (История монголов / Пер. И.Н. Березина. — СПб., 1868. — Т. 1, ч. 2. — С. 66 и след., 85—86, 142) заставило некоторых исследователей предполагать, что страна, которую он имеет в виду, была более обширной, чем область Баргузина или Забайкалье; иные под «Баргуджин-Тукум» подразумевали всю страну на восток от Селенги до Хинганского хребта. Против такого отождествления высказался недавно Г.В. Ксенофонтов: «Слово Баргуджин, — писал он, — мы признаем заимствованным из тунгусского наречия, в котором оно значит "та сторона" и "тот берег". Применительно к интересующему нас географическому термину оно должно было значить, с точки зрения обитателей р. Селенги — "За озером Байкал" или "Забайкалье", т.е. современный Приангарский край» (Сборник трудов Научно-исслед. института языка и культуры при СНК ЯАССР. — М.; Якутск, 1937. — Вып. 1. — С. 92). А. Миддендорф (Путешествие на север и восток Сибири. — СПб., 1869. — Ч. 1, отд. 1. — С. 62—63) обосновывал иное утверждение, которое и до него уже было высказано Бюрком и другими. Сопоставляя известия Марко Поло с картой мира Ортелиуса, Миддендорф писал: «Так как в XVI веке истинный вид Азии был еще неизвестен, то и в этих картах мы находим только образчик того, как спутывались тогдашние картографы, стараясь извлечь из показаний М. Поло начертательный вид Азии. Алтай, о котором М. Поло в первый раз сообщил нам известие, поставлен на Запад от Таймырского края, хотя в подлежащих широтах, но волны Ледовитого моря почти омывают его подошвы. Как же ошибочны должны были быть понятия о тех странах глубокого севера, которые сам М. Поло упоминает только по слухам и расспросам! Так, при начале полуострова, похожего на Таймыр, мы находим на картах болотистую равнину Bargu, под которой сам путешественник, кажется, разумел прежде всего Барабинскую степь, а потом, может быть, и всю низменность, расстилающуюся между реками Иртышом и Енисеем к Ледовитому морю». Далее Миддендорф прибавляет: «Так как эта равнина, по прямому выражению М. Поло, находится к северу от Каракорова и от Алтая, то объяснение Бюрка (Die Reisen des Venezianers Marco Polo. — Leipzig, 1845. — S. 224. — Anm. 188) надобно поизнать вполне основательным. Страленберг, гоняясь за созвучием с именем г. Баргузинска, ушел на запад к Байкалу (sic!), д'Анвиль увлекся этой ошибкой, а Клапрот старался приискать для нее историческое основание. При всем том Нейман вовсе не прав, когда для поправки Бюрка... опять возвращается к монгольскому племени Баркут и к обитаемой им стране Баркучин близ Селенги. Могло быть, и даже очень вероятно, что племя Меркит, пораженное Чингисом, переселилось с Иртыша в прибайкальские страны и таким образом здесь очутились жители страны Баргу, но М. Поло под именем равнины Баргу во всяком случае разумел по преимуществу страну по р. Оби, которой нельзя не узнать в его метком описании». А. Оксенов также находит, что здесь «лучше, согласно с Миддендорфом, разуметь прежде всего Барабинскую степь, а затем м. б. и всю низменность между р. Иртышом, Обью и Енисеем к Ледовитому океану» (Сибирь до эпохи Ермака по сведениям западно-европейских писателей и путешественников // ТГВ. — 1889. — № 4).

3. Мекри]. В рукописях — Mecri, Mescript, Mescut, Mescrist, Mecaci, Mecrith, Mecrit и т.д. По Юлю (Op. cit. — В. 1. — P. 1, 271—272), мекриты — большое племя, жившее на юго-восток от Байкала. О мекритах сообщают также Плано-Карпини и Рубрук. D'Avesac (Recueil des voyages, etc. — Paris, 1839. — Vol. 2, 4. — P. 534) думает, что все три путешественника имеют в виду кераитов. Что касается М. Поло, то Юль — против этой идентификации. Кераиты (иначе хэрэ) были родственны меркитам (маркатам, морхис) и жили по р. Селенге, занимая часть Восточного Урянхая, но их нельзя смешивать с мекритами, как это делает еще В. Бартольд (Марко Поло / Пер. И.П. Минаева. — СПб., 1902. — С. 92). У Плано-Карпини они стоят рядом, но не смешиваются. По сведениям Карпини, Чингис-хан, подчинив татар (су-монголов), использовал их силы против меркитов, «страна которых расположена возле земли татар»; «подвигаясь оттуда, он сразился против мекритов и покорил их также» (Иоанн де Плано-Карпини. История... — С. 16). Скорее всего, под мекритами нужно разуметь тунгусов, но не тюркское и не монгольское племя. Такую же догадку высказывает и Юль, впрочем, отождествляя их с «лесными урянгитами» Рашид-ад-дина, в которых он тоже склонен был видеть тунгусов, точнее — орочон (см. выше); слова М. Поло «...много озер и болот...» Юль также совершенно произвольно толкует как ясное указание на ландшафт между Якутском и Колымой, замечая при этом: «...очевидно, что М. Поло получил сведения от очевидцев», и едва ли удачно его рассказ об охоте и рыбной ловле поясняет цитатой из путешествия Врангеля, где последний говорит о природе и фауне Нижне-Колымска. Палладий (Op. cit. — С. 18—19) заподозривает достоверность показания М. Поло, что меркиты жили в стране Баргу: «Его нельзя принять безусловно: меркиты были у Байкала народом пришлым и первоначально принадлежали, по установленному монгольским текстом Юань-чао-миши, разряду племен карточных, т.е. кочевых или степных; между тем, в том же жизнеописании Чингисхана мы находим упоминание о народе Бархунь, принадлежавшем к разряду лесных племен и поэтому имеем основание предполагать Бархунь туземцами Баргу».

4. на оленях, скажу вам, они ездят]. В тексте Потье это любопытное указание пропущено. Интересный комментарий дает к нему А. Миддендорф: «Мартенc (Archiv fuer. Naturgeschichte. — 1858. — Bd 1) сообщает, что Альберт Великий говорит о северном олене "equitant eum". В виде пояснения он прибавляет, что такая "верховая езда на северных оленях" упоминается кое-где и у других старинных писателей, но, кажется, всегда ошибочно понималась, т.к. под ней должно разуметь обыкновенную езду в повозке на северных оленях». «В противоположность нынешним порядкам, верховая езда составляла некогда гораздо более общий способ путешествования, чем езда в повозке. Марсден, напр. (Travels of Marco Polo. — London, 1818. — P. 222), подобно Бюрку сомневается в том, что северные олени употреблялись иначе, как в упряжи, слово cavalcano поясняя опиской писца или ошибкой автора. Хотя Миддендорф и подтверждает, что "на всем севере Европы равно как и материка северной Сибири, за р. Леной, различные небольшие народцы... употребляют северного оленя только в упряжи", но, по его же указанию, "и в области Тунгускиных гор и Станового хребта... олень служит первобытному человеку столько же вьючным, а вместе с тем и верховым животным"» (Указ. соч. — Ч. 2. — С. 494).

5. Баргерлак]. У Минаева — баргенлак, что едва ли верно, так как в рукописях чаще встречаются другие наименования, у Бартоли — bugherlac, у Потье — barguerlac, у Рамузио — Bargerlach. О том, какая птица здесь имеется в виду, было высказано несколько догадок. Юль (Op. cit. — В. 1. — Р. 272) посвящает этому слову большой комментарий. Он полагает, что здесь имеется в виду птица из семейства Pterocles (быть может, песчаная куропатка или tetrao paradoxus Палласа, ныне известная под именем Syrrhaptes Pallasii). В словаре Zenker'a Юль нашел указание, что Bogurtlak (или Bagirthlak) на языке восточных тюрков называется kata. По мнению М. Gould'a, птица, о которой рассказывает М. Поло, — Syrrhaptes. Главное затруднение такого отождествления в том, что по описанию М. Поло «ножки у него, как у попугая»; но у Syrrhaptes ноги также необычные; что заставляет китайцев говорить, что у этой птицы «ноги как у дракона». Родина Syrrhaptes — Алтай, киргизские степи и местности вокруг Байкала, а также Северный Китай. Рисунок и описание этой птицы см.: Radde. Reisen im Sueden von Ost-Sibirien. — Bd 2. — S. 294; А. Миддендорф. Указ. соч. — Ч. 2. — С. 247, 454—455, 464. По мнению Миддендорфа, Марко Поло под именем баргерлака имеет в виду белую куропатку (Lagopus albus) (Указ. соч. — Ч. 1, отд. 1. — С. 63. — Прим.; Т. 2, ч. 2. — С. 191). По поводу всего описания «равнины баргу», в соответствии со своим приуроченьем ее к низменности между Иртышом и Енисеем, Миддендорф говорит: «Мастерскою рукою, немногими, но меткими чертами изображает Марко Поло и страну и ее кочевых обитателей в том самом роде жизни, какой они ведут и доселе. Множество озер и болот, полных рыбой и дичью; соседство океана, убой облинялой дичи; порода оленей, употребляемых для верховой езды и вместе в пищу за неимением ни хлеба, ни вина; переселение птиц и зверей на зиму, по причине невыразимой стужи; соколы-голубятники и белые куропатки, хотя последние описаны не довольно ясно: все это очаровывает знатока Сибири поразительной верностью изображения. Все это и теперь так, точно так же, как было за 800 лет, и надо удивляться, как в горах, близких к океану, в которых водится много коршунов и соколов-голубятников, давно не признали северного Урала» (Указ. соч. — Ч. 1. — С. 63).

6. Когда великому хану понадобятся такие соколы]. Соколы были очень почитаемы в средние века и нередко служили предметом подарков между отдельными государями Европы и Азии. Среди подарков, которые Яков II, король аррагонский, послал египетскому султану в 1314 г., мы находим трех белых соколов; киргизы также посылали соколов в подарок ханам Чингису и Кубилаю (Yule. Op. cit. — В. 1. — P. 273). Аделунг (Мейерберг. — СПб., 1828. — С. 218) замечает, что «ловля, выучиванье и охота соколиная всегда были исключительным преимуществом и главнейшей забавою князей, а потому охота сия при всех дворах составляла важнейшую часть придворного штата и сопровождала их во всех походах. В лангобардских и франкских узаконениях постановления, относящиеся до соколиной охоты, занимают место весьма важное». В Европе мало-помалу этот вкус изменился, но на Востоке вплоть до XIX в. соколиная охота составляла любимую забаву. С Востока она очень рано распространилась и на Руси; она упоминается уже в «Слове о полку Игоря»; в начале XVI в. Герберштейн застал ее в полном блеске при московском великокняжеском дворе; почетное место занимала она в обиходе царя Алексея Михайловича (Аделунг. Указ. соч. — С. 219—231). Мейерберг (1663) в подписи к рисунку, изображающему сокола, замечает, что «птицы эти весьма уважаемы и дороги в России, так что получить их очень трудно, и платят за каждую по шестидесяти червонных. В. князь иногда дарит этими кречетами татарских и калмыцких князей, которые весьма любят этот род охоты».

7. В том море есть острова, где водятся соколы]. И.П. Минаев переводит «где водятся кречеты». Юль (Op. cit. — В. 1. — Р. 273) отказывается определить, о каких островах здесь идет речь. «Витсен, — пишет он (Ibid. — В. 2. — Р. 656), — говорит о каком-то острове в Татарском море, из которого получаются соколы, очевидно основываясь на китайской карте, но я ничего более об этом не знаю». Возможно, что Витсен основывался на карте И. Массы, у которого восточнее о-ва Вайгач отмечен маленький островок, носящий название «Socolia loeda oft der Valken eylant», эта же Соколья луда (Socolia lowdia), или Соколий остров, встречается в известиях англичан. А. Миддендорф (Указ. соч. — Т. 1, ч. 1. — С. 63) в свою очередь замечает: «Жаль, что нельзя дознаться, что именно разумеется под островом близ берега, откуда его ханское величество получал кречетов, сколько ему угодно: из мелких-ли островов или Вайгач, или даже Новая Земля?» Действительно, область распространения этих соколов настолько велика, что не дает возможности указать более точное приуроченье. Аделунг (Указ. соч. — С. 219) говорит, что соколы «в нашем отечестве находятся около Перми, Архангельска и по берегам Камы, но лучшие соколы ловятся на Уральских и Сибирских горах. Они бывают большею частью серые и пестрые, но между ними есть также и белые, которые считаются превосходнейшими. Таковые водятся большею частью в Восточной Сибири и Камчатке, и по силе и красоте своей предпочитаются исландским». А. Миддендорф (Указ. соч. — Т. 2. — С. 617—618) пишет: «Соколиная охота, столь обычная у кочевников южных степей, у киргизов и калмыков, не производится ни в тундрах, ни в области лесной растительности, хотя некогда именно север Сибири должен был доставлять множество соколов, требовавшихся ко дворам». На это мы находим указание и у Герберштейна, который говорит о Северном Урале и Зауралье: «На этих горах гнездятся соколы (gyrfalken)... Между последними находится белый вид с пестрыми крыльями, называемый Herodii». Еще в XVII в. в Сибири существовали особые кречетники и помытчики, доставлявшие в Москву обученных соколов. Что касается слова кречет, употребленного в переводе М. Поло И. Минаевым, то укажем прежде всего на рисунок сокола у Мейерберга, к которому сделана следующая подпись: «Близ северного полюса, на горах, при реке Печоре, у Вайгачского пролива и на Новой Земле находятся эти птицы из породы соколиной, называемые по-русски кречетами, а по латыни: girofalcones... Птицы сии величиной с самых больших соколов, частью белые, частью дикого цвета» и т.д. Аделунгу (Указ. соч. — С. 294) происхождение названия кречет было неизвестно: «Многие полагают, — говорит он, — что это слово татарское». В «Слове о полку Игоря» оно уже употребляется: «...ни соколу, ни кречету, ни тебе, черный ворон, поганый половчине».

8. К Аргуну]. Владетель Леванта — Ильхан Аргун, монгольский владетель Персии. Подробные данные о нем собраны у Юля (см.: Op. cit. — В. 1: Introd. — Р. 23—24 и по указателю ко всей книге).

9. На севере... есть царь Канчи]. В примечании к переводу И.П. Минаева В.В. Бартольд замечает (Указ. соч. — С. 332. — Прим. 2): «Речь идет о Кончи, владетеле восточной половины удела Джучи, старшего сына Чингиз-хана. Кончи был внуком старшего сына Джучи, Орды. Главная ставка этих владетелей сначала находилась в северной части Семиречья, впоследствии была перенесена к низовьям Сыр-Дарьи». Таким образом, как будто Бартольд полагает, что описанная в гл. CCXVI («Здесь описывается северный царь Канчи») местность есть северная часть Семиречья, хотя в указателе местностей и городов той же книги для этой главы (Бартолъд В. Марко Поло / Пер. И.П. Минаева. — СПб., 1902. — С. 354) указана Сибирь; такова, действительно, старая комментаторская традиция, которая основывается на явно северных чертах описанной здесь страны. Юль (Op. cit. — В. 2. — Р. 481) полагает, что имя владетеля написано Марко Поло неверно, так как было несколько ханов, носивших это имя, и что он спутал «северного царя (владетеля)» с тем сыном Орды, посольство которого к Шах-руху он, вероятно, сам видел летом 1293 г. (Hammer-Purgstal I. Geschichte der goldenen Horde. — Pesth, 1840. — S. 149, 249; Hammer I. Geschichte der Ilchаnе. — Darmstadt, 1842. — T. 1. — S. 354, 403; T. 2. — S. 193: здесь он носит имя Kandschi (Parker E.A. Kaunchis // China Review. — T. 14. — P. 359)). Лерберг (Исследования, служащие к объяснению древней русской истории. — СПб., 1819. — С. 42—45), приводя цитаты из этой главы, говорит: «Мы не можем долго оставаться в неизвестности о местоположении северных стран, о которых говорит М. Поло, о земле, так отличающейся угрюмою своею зимою, повозками, мехами и зверями. В то же время мы видим, что югорская земля, торговля пушным товаром, даже способ езды по сей земле в 13 веке довольно были известны и южным азиатцам, у которых Марко Поло собирал свои известия». Составители книги «Der allerneuste Staat von Siberien» etc. (Nuernberg, 1720. — S. 11 — 14) замечали, что Сибирь легко узнать из этого рассказа М. Поло. «Не трудно видеть, что описание страны хотя и довольно верно, но все же довольно несовершенно. И тем не менее, о ней не написано было ничего более полного до тех пор, пока она не стала принадлежать русскому государю. Почти невероятно, как это могло произойти». В.Н. Пигнатти (Ис-кер // Ежегодник Тобол, губернского музея. — 1915. — Т. 25. — С. 29) также полагает, что хотя «прямого указания об Искере или Сибири у Марко Поло нет», но «эта местность по смыслу описания и есть Иртышская Сибирь».

10. Натигай]. В рукописях встречаются различные написания: Nacygai, Nachigai, Naagai, Nacigay и др. По мнению Юля (Op. cit. — В. 1. — Р. 257—258; ср. примечание Бартольда к переводу Минаева), монгольское (или бурятское) Нугайт, Ногот, обозначающее, как и Онгот, Онгод (по Эрману: Ongotui), 'низшее божество'. Дорджи Банзаров (Черная вера или шаманство у монголов. — СПб., 1891. — С. 17) полагает, что «натигай» Марко Поло «может быть испорченное Itoga, бог земли», упоминаемый у Плано-Карпини. В «Пояснениях» Палладия (Изв. ИРГО. — Т. 28. — С. 17—18) сказано: «Понимать ли это слово, как измененное онгот (у Юля) или как этугэн... равно трудно проверить старинными документами. Слово Онгон или Онгот я не мог отыскать в монгольск. тексте Юань-чао-миши; души отшедших отцов и предков называются в нем Екес, т.е. Великими, Вельможами; вероятно, онгон тунгусского, а не монгольского происхождения; название же Этугэн, в сказанном тексте, прилагается к земле только как к пространству. Надобно иметь в виду, что в недре шаманства не только существуют племенные и поместные различия, но также с течением времени и под влиянием буддизма могли произойти существенные и общие перемены, поэтому не совсем легко проверять древнее шаманство современным. К тому, что ученый Юль собрал и отчетливо изложил, по лучшим авторитетам, о тамошних ларях шаманских, я присоединю один новый вариант: "Дахуры и Барху (те и другие монгольского происхождения; живут в Барху, в северо-западной Маньчжурии) имеют в своих жилищах, по числу членов семейства мужского пола, соломенные куклы, на которых нарисованы брови, глаза и рот; куклы до половины туловища одеты; когда кто помрет, то куклу выносят вон, если народится новый член, для него делают новую куклу; в день нового года приносят куклам жертвы и боятся тревожить их (передвигать и пр.), чтобы не навлечь на семейство болезней (Хэ-лун-цзян-вай-цзи)"».

11. тысячу безантов]. По мнению Юля, М. Поло и другие средневековые авторы под этим словом понимали арабский динар (ок. 5 руб. золотом).

12. много фараоновых крыс]. Палладий в своих «Пояснениях» (Указ. соч. — С. 15) замечает: «В монгольском жизнеописании Чингис-хана (Юань-чао-миши) упоминается два рода норожитных животных, употребляющихся монголами в пищу: тарбагат и кучугур». Вероятно, имеется ввиду водящийся в монгольских степях тарбаган, излюбленное кушанье монголов (ср.: Pallas. Sammlung historischer Nachrichten ueber die mongolischen Voelkerschaften. — Frankfurt; Leipzig, 1773. — Bd 1. — S. 128). О «фараоновых крысах» упоминает и Рубрук.

13. эти собаки возят гонцов от стоянки к стоянке]. «Собаку, — пишет А. Миддендорф, — как одну из древнейших спутниц человеческого рода (ср. замечание А. Погодина: ЖМНП. — 1900. — № 6. — С. 272) по всей вероятности уже рано заставляли быть также упряжным животным. В Европе однако же она издавна, вероятно еще в доисторическое время, вытеснена лошадью, а дальше к северу, где лошадь была непригоднее, заменена северным оленем. Даже в нашем Остзейском крае выражение pennikorm (собачья ноша) вместо географической мили напоминает давно исчезнувший обычай выпрягать собак. В Сибири же собачья упряжь еще в историческое время была более распространена, чем теперь» (Указ. соч. — Ч. 2. — С. 519—520). По указанию Юля (Op. cit. — В. 2. — Р. 483), езда на собаках употребляется в настоящее время не южнее, чем на 61° 31’, но раньше употреблялась и между Двиной и Печорой. Действительно, к собачьей упряжи прибегло в 1499 г. русское войско в известном походе в Югорский край (Lehrberg A. Chr. Untersuchungen zur Erbaeuterung der aelteren Geschichte Russlands. — SPb., 1816. — S. 17). Описывая «страну мраков», под которой следует, вероятно, разуметь Югорский край, арабский путешественник XIV в. Ибн-Батута (1304—1377) пишет: «Путешествие туда совершается не иначе, как на маленьких повозках, которые возят большие собаки; ибо в этой пустыне (везде) лед, на котором не держатся ни ноги человеческие, ни копыта скотины; у собак же когти и ноги их держатся на льду. Проникают туда только богатые купцы, из которых у иного по 100 повозок или около того, нагруженных его съестным, напитками и дровами, т.к. там нет ни дерева, ни камня, ни мазанки. Путеводитель в этой земле — собака, которая побывала в ней уже много раз; цена ее доходит до 1000 динаров или около того. Повозка прикрепляется к ее шее; вместе с нею припрягаются (еще) три собаки. Это авангард, за которым следуют прочие собаки с повозками. Остановится он, и они останавливаются. Хозяин собаку и не бьет, и не ругает. Когда подается корм, то он кормит собак раньше людей, в противном же случае собака злится, убегает и оставляет хозяина своего на погибель. Совершив по этой пустыне 40 станций, путешественники делают привал "у мрака..."» (Voyages d'lbn-Batutah // Par Defremery et Sanguinetti. — Paris, 1885. — Vol. 2. — P. 399-400; ср.: Journal Asiatique. — 1850. — T. 16. — P. 50—75, 153—201). Цитирую по русскому переводу В. Тизенгаузена, сделанному непосредственно с арабского подлинника в его книге «Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды» (СПб., 1884. — Т. 1: Извлечения из сочинений арабских. — С. 297). Существуют и другие русские переводы указанного отрывка. С французского перевода Дефремери — книга Н. Кострова «"Страна мраков" арабского путешественника Ибн-Батуты» (ТГВ. — 1867. — № 18. — С. 9—10); по английскому переводу С. Ли (1829) то же место перевел Н. Полевой в «Русском вестнике» (1841. — № 2. — С. 463—464). «С тех пор, как езду на собаках описал Марко Поло, — замечает Миддендорф, — эта езда очень стала обращать на себя внимание и повела к тому, что у некоторых писателей и географов говорилось о стране "Насобачье" как обозначение частей Восточной Сибири до Чукотской земли. Тому же Витсену (Noord en Oost Tartarye. — Amsterdam, 1692. — Т. 2. — P. 426, 428) мы обязаны, однако, точным известием о том, что в его время далеко на севере, на Енисее, не было лошадей, а были только собаки» (Указ. соч. — Ч. 2. - С. 520).

14. ловят они горностаев, соболей, белок, ... (?)]. В подлинном тексте это место читается «Се sunt gibeline, et ermin, et vair et erсоlin et volpes noires» (Le livre de Marco Polo: En 2 vols. / Ed. Pauthier. — Paris, 1865. — Vol. 2. — P. 751). Трудность понимания этой фразы заключается в одном только слове ercolin, которое обычно оставляют без перевода, Pauthier в указанном месте слово это не объясняет, Минаев — не переводит; у Юля мы находим явно неудачную попытку к его истолкованию. Отметим прежде всего, что в различных рукописях и изданиях слово передается различно: Erculin, Ercolin, Arculin; Arcolino — у Раму-зио (в цитате Аделунга (Krit.-lit. Uebericht. — SPb., 1846. — Bd 1. — S. 104) даже Ascolin); у Пипино — Herculini. Юль (Op. cit. — В. 2. — P. 483) замечает, что некоторые комментаторы предлагают видеть здесь какое-нибудь животное вроде горностая и белки, приносящее драгоценный мех, «но, — заключает он, — я не мог найти ни одного сходного названия никакого животного», впрочем, тут же прибавляет со ссылкой на Рубрука, что по созвучию имен здесь может иметься в виду Argali, или сибирский дикий баран. У Рубрука в указанном месте мы, действительно, читаем: «Оленей я там не видал, зайцев видел мало. Диких ослов я видел в большом количестве; они похожи на мулов. Видел я также другую породу животных, именуемых аркали; они имеют тело точно у барана, и рога, загнутые как у барана, но такой огромной величины, что одной рукой я едва мог поднять два рога». Под аркали здесь, очевидно, имеется в виду тур, или каменный дикий баран (ovis argali), в различных монгольских и тюркских наречиях называемый arkar, argar, arkal (словарные материалы см.: Donner K., Rasanen М. // Journal de la Soc. Finno-Ougrienne. — Helsingfors, 1931. — T. 45. — S. 6—7), некогда водившийся в большом изобилии в южном Забайкалье и в Монголии, часто встречавшийся еще при Палласе (1772) на Одончалонском хребте, но затем совершенно здесь вымерший (см.: Radde. Op. cit. — Bd 1. — S. 229, 242; Beitraege zur Kenntnis des Russischen Reiches. — Bd 23. — S. 434; Миддендорф А. Указ. соч. — Ч. 2. — С. 70; Маак Р. Путешествие на Амур. — СПб., 1859. — С. 112; Потанин Г. Очерки северозападной Монголии. — СПб., 1882. — Вып. 2. — С. 142; Черкасов А. Записки охотника Восточной Сибири. — СПб., 1884. — С. 547—548). Английский комментатор Рубрука вносит еще большую путаницу в этот вопрос, говоря, что argali Рубрука это то же животное, которое им в другом месте называется Culan или Khulan (The Journey of W. de Rybruk // Transl., ed. by W.W. Rockhill. — London, 1900. — P. 69). Дело в том, что под именем куланов Рубрук имеет в виду диких ослов, как они называются по-монгольски (ср.: Ztschr. der Gesellsch. fur Erdkunde zu Berlin. — 1885. — Bd 20. — S. 172), и его кулан не имеет ничего общего ни с аркали, ни с ercolin Марко Поло, так как последний несомненно имел в виду (это видно по контексту) животное, доставляющее драгоценный мех. Ни дикие ослы, ни каменные бараны не могут идти в счет. Следовательно, значение слова ercolin остается невыясненным. Позволю себе поэтому привести несколько собственных догадок по этому вопросу, впрочем, нисколько не претендуя на его окончательное решение.

Марко Поло ercolin назван между горностаем, белкой и чернобурой лисицей. Поэтому необходимо подыскать сходное название еще одного животного, мех которого идет на обработку и вывозится в качестве ценного товара. Таким зверьком мог быть сибирский хорек — колонок (Mustela Sibirica Pall). Паллас в своих «Neue Nordische Beitraege» (1796. — Bd 7. — S. 213) среди меховых животных семейства хорьковых называет и «Мustela Sibirica, Russ. Кulоnnос, mong. Кulоnn». По справке у Голстунского (Монгольско-русский словарь. — СПб., 1893. — Т. 3. — С. 480), оказывается, что монгольское название колонка звучит несколько иначе, чем указывает Паллас, — kurene; однако русские промышленники от колонка отличали хорька-черногруда, называющегося курна, в общем чрезвычайно близкого к нему, и я не могу поручиться, что у Голстунского не спутаны оба этих сходных вида и названия, тем более, что с лингвистической точки зрения мена плавных л и р в народной речи вполне допустима как в русском, так, кажется, и в монгольском языках. Колонок всегда у нас предпочитался курне, «вероятно потому, что курна велика и шкурку ее нельзя подкрасить, чтобы променять простодушным китайцам вместо соболиной» (Черкасов А. Указ. соч. — С. 322). Туземные сибирские названия колонка (некоторые приведены у Р. Маака в «Путешествии на Амур» (С. 98)), кроме монгольского, мало или совсем неупотребительны в торговле, имя же колонок, благодаря экспорту этого меха, еще в ганзейское время перешло и в европейские языки, например, в немецкий. Об этом свидетельствует Л.Х. Штида в статье «О различных именах сортов меха в ганзейское время» (Тр. IX Археологического съезда в Вильне. — М., 1897. — Т. 2. — С. 50; ср. его же прежнюю статью «Ueber die Namen der Pelztiere und die Bezeichnungen der Pelzwerksorten zu Hansa-Zeit» (Altpreussische Monatschr. — 1887. — Bd 24. — S. 617 ff.)): «И теперь еще, — пишет он, — встречается в торговле русская куна, и разные сорта ее обозначаются различными именами. Вид Mustela Sibirica, напр., называется Kolinski. Этот вид куны называется по-русски кулонок или колонок. Один из немецких писателей называет Must. Sib. словом Kolinka. В Южной Германии и поныне скорняки называют норичьи меха Kolitzen. Очевидно, немецкие слова Kolinski и Kolitzen произошли от русского колонок». Колонок довольно близок к таким представителям вида Mustela, как соболь (Must, zibellina), горностай (Must, erminea), обыкновенная ласка (Must, vulgaris); естествоиспытателей конца XVIII в. еще сильно затрудняло установление различий между горностаем и лаской, и, например, Бюффон усматривал их только в величине тела обоих зверьков и в окраске кончика их хвостов (Zimmermann Е.А. W. Geographische Geschichte des Menschen und der allgemein ver-breifeten vierfiissigen Thiere. — Leipzig, 1778. — Bd 1. — S. 243—247): нетрудно поэтому предположить, что сравнительно плохо разбиравшийся в названиях северных мехов европеец мог легко спутать их одно с другим, приняв, например, монг. kurene за название куницы; последняя очень рано стала предметом вывоза из северных стран в страны востока и юга, и упоминание ее наряду с соболем, горностаем и чернобурой лисицей было бы более чем естественно в устах Марко Поло. В качестве слабого косвенного подтверждения того вывода, что под именем ercolin, erculin Марко Поло мог понимать различных зверьков из рода Mustela, можно, пожалуй, обратить внимание на транскрипцию слова, слишком созвучного имени Геркулеса (в редакции Пипино вм. erculini стоит даже Herculini), и предположить затем, не осмыслено ли, не этимологизировано ли М. Поло это название зверька по ассоциации с известной легендой о ласке, которая была невольной причиной рождения Геркулеса (Клингер В.П. Животное в античном и народном суеверии. — Киев, 1911. — С. 180—181)? На последнем предположении я, впрочем, не настаиваю.

Слово ercolin возможно, впрочем, объяснить и иначе, и такое объяснение, как мне кажется, также имеет за собою известную долю вероятия. Не говорит ли М. Поло о россомaxe (Must, gulo)? В «Description generale de la Chine» Дюгальда (1736. — Т. 4. — P. 34) говорится о животном choulon, или chelason, которое автору кажется одним из видов рыси: «Мех этого животного очень ценится в Пекине, где из него делают tahou, т.е. шубы (surtouts), в которые одеваются; этот зверь величиною с волка; мех у него высокий, нежный и густой; он во множестве водится на границах Московии и в их землях, откуда меха продаются к пекинскому двору» (Cahen G. Le livre de comples do la caravane russe a Pekin en 1727—28. — Paris, 1911. — P. 104). Затрудняется определить, о каком животном здесь идет речь; из всех, высказанных им предположений наиболее удачной кажется мне догадка, что это — россомаха (glouton). Старинное латинское название россомахи gulo (Ludolf W. Grammatica Russica. — Oxonii, 1696. — P. 95: «Rosomacha cui ob ingentem voracitatem nomen gulonis, germ. Vielfrass indere, vestes pelliceas valde durabiles suppedicat»; Cmpaленберг. Historie der Reisen in Russland, Siberien etc. — Leipzig, s.a. — S. 360—361: «Gulo, по-русски Rossomack, по-немецки Vielfrass»). He является ли в таком случае erculin Марко Поло испорченным латинским названием россомахи gulo, nis, названной у Дюгальда choulon? Интересно отметить, что в «Histoire genealogique des Taters» (Leyde, 1726. — P. 72), на которую ссылается Страленберг (Historie... — S. 319), смешаны по созвучию argara, argali и gulo. Страленбергу при описании каменного барана пришлось поэтому заметить: «Это тот же зверь, который некогда у татар назывался Argara, nicht aber ein Vielfrass».

15. У них такой снаряд, который промаха не дает]. В подлиннике: «II ont lor engign qe ne escape elz nulle devant»; по переводу Юля (Op. cit. — Bd 2. — P. 483—484): «При ловле животных они употребляют капканы, от которых те не могут спастись». По всей Сибири ловля зверей капканами различного устройства, как известно, сильно распространена.

16. их дома под землею]. Юль (Ibid. — Р. 483—484) замечает, что в этой главе описана Югрия, т.е. «очевидно страна остяков на Оби». «Остяки же употребляют на время зимы, собственно говоря, не подземные жилища, но только обкладывают землею стены своих юрт. У якутов жилища расположены над землею, но бывают также и подземные; настоящие же подземные жилища мы встречаем у самоедов (ср.: Klaproth // Magasin Asiatique. — Т. 2. — P. 66)».

17. На север от этого царства есть темная страна]. В других редакциях весь этот абзац несколько более распространен; по тексту Рамузио солнце не показывалось «в течение большей части зимних месяцев»; в стране «стоят сумерки, вроде тех, какие бывают перед рассветом, когда вы и видите и не видите»; далее же говорится, что местные жители ловят зверей «летом, когда у них стоит день и свет». Между тем весь отрывок в целом внушает убеждение, что здесь говорится о постоянной тьме в этой стране. Задаваясь вопросом о том, как было в первоначальном тексте и кому следует приписать ошибку, Рус-тичиано ли или самому М. Поло, Юль (Op. cit. — В. 2. — Р. 485) склоняется к мысли, что виновником ее был Рустичиано, и поэтому готов предпочесть старофранцузскому тексту улучшенную редакцию Рамузио. Старофранцузский текст напоминает ему туманные указания Плиния о северных странах (IV, 12: «...pars mundi damnata a rerurn natura et dansa mersa caligine»; арктический день и ночь характеризованы Плинием также в IV, 16); Юль приводит также рассказ о стране мрака арабского путешественника Масалак-ал-Абсара: «Купцы не поднимаются (по Волге) выше Болгара, отсюда они совершают поездки через область Julman (предполагают, что имеется в виду Прикамье). Из этой страны купцы проникают в Югру, которая находится на крайнем севере. За нею нет никаких следов жилья, кроме великой крепости, построенной Александром, за которой же нет ничего, кроме мрака». Когда рассказчика спросили, что он под этим разумеет, он отвечал: «Это область пустынных гор, где всегда царят мороз и снег, где никогда не светит солнце, нет ни растений, ни зверей. Эти горы граничат с темным морем, над которым всегда идет дождь и стоит непроницаемый туман; само солнце никогда не показывается, и вся страна всегда покрыта снегом» (Notices et Extraits des MSS. de la Bibliotheque du Roy. — Paris. — Vol. 13, Fasc. 1. — P. 285). К указанию Юля прибавим еще цитату из сочинения Ибнфадлаллаха Эло-мари «Пути взоров по государствам разных стран» (нач. XIV в.), в котором тот также описывает страну мрака: «Купцы булгарские ездят до Чулымана, а купцы чулыманские ездят от земель югорских, которые на окраине севера. Позади их (уже) нет поселений, кроме большой башни, построенной Искендером (Александром) на образец высокого маяка; позади ее нет пути, а (находятся) только мраки. Спросили его: "Что это у тебя за мраки?" Он сказал: пустыни и горы, которых не покидают снег и мороз; над ними не восходит солнце; в них не растут растения и не живут никакие животные; они тянутся вплоть до черного (темного) моря; там беспрерывный дождь и густой туман и решительно никогда не встает солнце» (Тизенгаузен В. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой орды. — СПб., 1884. — Т. 1. — С. 240—241). О стране мраков довольно подробно рассказывает и Ибн-Батута (см. выше). Что касается упоминаемой обоими арабскими писателями башни, якобы построенной Александром Македонским на границе страны мрака, то это указание восходит к арабским преданиям об Александре, якобы построившем стену против вторжения варварских племен Яджуджей и Маджуджей, т.е. Гога и Магога (о ней см. исследование голландского арабиста De Goeje «De Muur van Gog en Magog» (Verslagen en Mededeelingen der K. Akad. van Wetenschappen. Afd. Letterkunde. 3-de Reeks. Deel V. 1880. — P. 24—110)); в арабской литературе пользовалось популярностью «рисалэ» — 'сказание' Селлама-толмача о путешествии его в X в. в страну мрака к этой стене и башне (Григорьев В. Об арабском путешественнике Абу-Долефе // ЖМНП. — 1872. — Ч. 163. — С. 23; Пантусов О. Как далеко простирались сведения арабских географов в глубь Средней Азии II Изв. О-ва археологии, истории и этнографии при Казан, ун-те. — 1909. — Т. 25, вып. 5. - С. 93-105).

18. знают они дорогу лучше людей]. Рассказ о кобылах и жеребятах, при помощи которых человек находит свою дорогу, относится к очень глубокой древности. Мы находим его уже в греческих легендах об Александре Македонском, записанных в книге так называемого Псевдо-Каллисфена: здесь по случаю похода в страну мраков старый мудрец советует Александру поступить так, как это рассказано и у М. Поло, т.е. оставить жеребят позади и отправиться на кобылах, которые потом сами найдут обратную дорогу домой (см.: Pseudo-Callisthenes. Reliquia Arriani et scriptorum de rebus Alexandri M. Fragmenta... / Ed. Carolus Mueller. — Parisiis, 1846. — Lib. 2, cah. 34. — P. 47). Тот же рассказ мы находим в цикле легенд об Угузе, мифическом родоначальнике тюрков и татар, переданных историком Рашид-ад-дином. При походе в страну Кара-Хулун (т.е. страну мрака) Угуз вместе с начальниками своего войска оказался в большом затруднении: как найти в ней дорогу? Тогда мудрый старец Буши-Ходжа через сына своего Кара-Зульга дал ему такой совет: «Пусть он прикажет при входе во мрак привязать жеребят от четырех кобыл и девяти ослиц, их же самих погнать дальше. Когда они, после случки, захотят обратно, то и кобылы и ослицы из любви и нежности к своим жеребятам, а также благодаря их запаху, конечно вернутся к ним и не собьются с дороги». Угуз нашел этот совет весьма разумным и так и сделал (Erdmann F. Temudschin der Unnerschuetterliche. — Leipzig, 1862. — S. 478—479). Эрд-манн в свою очередь в параллель к указанному рассказу приводит также рассказ Тацита (Tacit. Lib. V. Hist.) о евреях, выведенных в пустыню и изнемогавших от жажды: «Они ждали уже смерти, как вдруг стадо диких ослов проходит мимо них в направлении к утесу, расположенному среди густого леса. Моисей следует за ними и, заключая по свежести травы, что близ этого места должен быть источник, отыскивает его и указывает пришедшему в отчаянье народу (Капефиг. История иудеев / Пер. К. Пуговкина. — Изд. 2-е. — СПб., 1846. — Т. 1. — С. 78). Аналогичный переданному у М. Поло рассказ сохранен и у Иосиппона в пересказе Псевдо-Каллисфена и в позднейших армянских легендах об Александре. В «Вавилонском Талмуде» Александр беседует с мудрецами и спрашивает, как ему проникнуть в Африку. Те отвечают, что он будет остановлен горами мрака и советуют взять с собою ливийских мулиц, привыкших к темноте (Levi I. La Legende d'Alexandre dans le Talmud et le Midrasch // Revue des etudes juives. — 1883. — № 13; Веселовский А.Н. К вопросу об источниках сербской Александрии // ЖМНП. — 1884. — № 6. — С. 156—157, 166—167). Г.Н.Потанин (Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе. — М., 1899. — С. 527—529) сопоставляет рассказ М. Поло с бурятским преданием о поколении Икинат (Зап. ВСОРГО по этнографии. — Т. 1, вып. 2. — С. 91). Но аналогия кажется натянутой, а предположение, что М. Поло «мог записать легенду не в Передней Азии, а в Северной Монголии» кажется мне недоказанным.

19. оттуда, где свет...]. В подлиннике — «a la carte», ниже — «a la cartes». Юль (Ор. cit. — В. 2. — Р. 486), основываясь на латинском переводе (у Пипино: «Ad Lucis terras finitimas deferunt...»), считает это опиской вм. clarte. Это очень правдоподобно, потому что в противном случае фраза не имела бы смысла. О торговле в этой стране рассказывает Ибн-Батута: описав «немую торговлю», он продолжает: «Горностай — лучший сорт мехов. В индийских землях шуба из него стоит 1000 динаров, т.е. по размену на наше золото 250 (динаров). Он чрезвычайно бел (и происходит) от шкуры маленького животного, длиною в пядень. Хвост у него длинный, и его оставляют на шубе в своем виде. Соболь ниже его; шуба из него стоит 400 динаров и меньше того. Одна из особенностей этих шкур та, что в них не забираются вши. Эмиры и вельможи китайские сплошь покрывают свои шубы вокруг шеи одною шкурою его (соболя). Также (поступают) купцы Персии и обоих Иранов» (Тизенгаузен В. Указ. соч. — С. 297—298).

20. тем купцам, что покупают эти меха, большая выгода и прибыль]. «Торговля с отдаленными странами, с Россией и Китаем, доставляла купцам огромные выгоды, но была связана со значительным риском, т.к. товары на востоке всегда забирались в кредит: оттого временная приостановка торговли причиняла купцам огромный ущерб. Когда в год битвы при Калке "пресекся путь сообщения с южной Россией" и на короткое время прекратился привоз мехов лисиц, белок, бобров и других товаров, то этот факт имел для мусульман такое значение, что Ибн-аль-Асир особо отмечает его» (Бартольд В. Туркестан в эпоху монгольского нашествия. — СПб., 1900. — Т. 2. — С. 425).

21. Люди эти, сказку вам, рослые и статные]. В параллель к этому месту интересно провести свидетельство упомянутого выше Эломари, который, упоминая «земли сибирские и чулыманские», описывает «этих обитателей сердца севера» со слов купцов: «Несмотря на стесненную жизнь (их), говорил он, нет между (разными) родами рабов красивее их телом и лучше их по белизне. Фигуры их совершенство создания по красоте, белизне и удивительной прелести; глаза у них голубые» (Тизенгаузен В. Указ. соч. — С. 239).