ГЛАВА LXXI

Как Мартин Пайш, главный капеллан Инфанта Дона Энрики, изложил некоторые суждения в присутствии всех

И когда сходни у Инфанта Энрики были уже приготовлены, а все его люди вооружены для того, чтобы высаживаться как только узрят сигнал, Мартин Пайш, что был его главным капелланом, взял тело Господне в руки свои, и поместился (pousou-se) пред всеми, и принялся укреплять их таким образом:

— Братья и друзья! — сказал он. — Я нахожу, что никогда ни один человек не может верным образом содеять никакой вещи, коли не ведает цели, ради коей он ее делает. И вы, прочие, что собраны здесь, быть может, не ведаете как следует, зачем сюда явились. Узнайте же теперь, что явились вы сюда ради службы нашему Господу Иисусу Христу, какового я здесь представляю пред вами и ради чьей любви и службы Король, наш сеньор, был подвигнут на то, чтобы начать сию войну (demanda). И сей [Господь] есть Тот, что из ничего впервые сотворил мир и создал в нем все все вещи всего лишь по Своему желанию; сверх же всего сотворил Он людей, [созданий] самой благородной и лучшей природы, нежели какое-либо иное земное существо, обустроив для них постоянную обитель немногим более низкую, нежели та, что есть у ангелов, как говорит пророк [царь Давид, автор Псалтири]. И хотя люди и отклонились от истинного пути, наш Господь пожелал прийти в сей мир облечься плотью человеческою, и жить в нем до того, как претерпеть смерть, дабы искупить наш грех. Я не стану говорить вам о том, как после Его Святых Страстей тот грязный (ensugentado) и отвратительный схизматик Мафамед [Магомет] принял ложное звание пророка, под видом (sob color) добродетели и чести насадил по миру сию свою проклятую секту — так же, как травы дурные по природе своей разрастаются гораздо более полезных и добрых, так же и сие дурное семя неверных до того разрослось в огороде Господнем, что кабы не было вырываемо верными и католическими государями, то в скором времени загубило бы (amortificaria) все доброе семя. И поскольку Король, наш сеньор, есть один из тех работников, коих Господь приглашает на [распространение] Евангелия, он собрал здесь сей свой народ, дабы исполнить Его святую службу, каковую сегодня с Его милостью и помощью надеется претворить в дело.

— И поскольку в день сегодняшний мы соберемся по милости Божьей на сие деяние почти всем народом Португалии, вам надлежит помогать и укреплять друг друга от всего сердца и со всем желанием, ибо сие есть собственное назначение естественной справедливости, как то написано в первой книге обязанностей, где Туллий ⁷ приводит одно выказывание Платона ⁸, говоря: «Весьма высоким образом написано сим великим философом, ss., что не только рождаемся мы для самих себя, ибо часть нашего бытия требует служба нашей земле и нашим друзьям, коим от нас потребна какая-нибудь вещь». И, как то угодно Стоикам, вещи, что на земле рождаются, главным образом предназначены для пользования людьми, люди же, помимо всего, рождаются по причине и для пользы людей, дабы они промеж самих себя получали пользу одни от других, в чем мы следуем общей с Богом природе. И сие мы видим в диких животных, каковые естественным образом любят одни других, как то говорит знаток в тринадцатой главе Екклезиастика (Ecclesiastico) ⁹, прикладывая подобный закон любви и к людям, говоря: «Всякое животное любит другое себе подобное, и всякому человеку надлежит тем же образом любить ближнего своего, согласно тому, что является в музыкальных инструментах (estromentos), в коих голоса приходят к единому созвучию и взаимному соответствию и придают совершенство одни другим». И говорит Поликрат ¹⁰, что так должно быть в сообществе людей, каковые должны помогать и выручать (acorrer) друг друга. И то же самое представляется в [отношении] высшей природы (supernal natura) и сообщества ангелов, по чьему подобию должны быть рукополагаемы в воинствующей Церкви люди, каковые все пребывают в любви и согласии, расположенные и поделенные согласно различным иерархиям (gerarchias) и орденам; и они приводят друг друга в соответствие славе Божьей, каждый согласно своему превосходству и совершенствам. И все явятся, в полной готовности (prestesmente) и едином порыве, дабы уничтожить и сокрушить тех, кто пожелает восстать против Его Святого Небесного (celestrial) Града и сравняться с его прославленным Богом, ss., Люцифера и его дурных ангелов, как то написано в двенадцатой главе Апокалипсиса ¹¹, о том, что Святой Михаил ¹² и ангелы его будут сражаться против них, пока не сбросят их с неба.

— Вам надлежит также обрести подлинную крепость, представив пред своими очами, как вы сражаетесь ради любви нашего Господа Бога, каковой есть Истина, принимая во внимание, что так же, как Он помог вам против ваших врагов-христиан, каковые числом были гораздо более вас, прочих, так же Он поможет вам против сих, каковые суть враги ваши и Христа. И не должны вы страшиться пролитие своей крови на подобном завоевании, ибо написано есть, что при возведении храма Иерусалимского все камни были вначале раздроблены молотами и обтесаны, дабы мягким образом быть помещенными в произведение, коему предстояло сохраниться. И чрез сей пример полагают святые доктора, что те, кому надлежит быть помещенными в фундамент и основание (alicece) той стены храма небесного, что зовется Иерусалимом, должны быть сначала в сем мире изрублены железом, поскольку их размещение в том месте должно быть на веки вечные. И о том, как предоставляет вам Святой Отец [Папа] истинное отпущение, каковое есть спасение для душ, чрез свою святую грамоту (letera), достаточно было вам сказано магистром братом Жуаном Шира, когда вы были в Лагуше; те же, кто еще ощущает в себе какую-либо вещь, коею совесть их тяготится, придите к своим аббатам [исповедникам], и явите в них раскаяние, и затем приходите все сюда дать ей [совести] мир, таким образом, чтобы Он дал вам ее на веки вечные в Своем царстве.

И тогда поднялся Инфант оттуда, где стоял коленопреклоненный (em jeolhos), сотворив свою молитву пред Телом Господним, и поцеловал подножье одной весьма богатой дарохранительницы, где оно [Тело Господне] всегда находилось после того, как он [Инфант] отбыл из Португалии, и тем же самым образом поступили все прочие. И после сего Мартин Пайш сказал, чтобы все стали коленями (giolhos) на землю и сотворили исповедь, в конце коей он отпустил (assolveu) им их вину и кару, согласно полномочию святого крестового похода.

— Теперь, братья и друзья, — сказал он, — вы имеете на себе оружие крепости, и отныне и впредь сражайтесь безо всякого страха, ибо наш Господь пребудет здесь, в присутствии всех, до завершения вашей работы, безо всякого страха пред врагами, дабы дать вам истинное Свое подкрепление.

ГЛАВА LXXII

Как шлюпка Жуана Фогасы стала первою вышедшею наружу, и как Руй Гонсалвиш первым ступил на землю, а за ним и все прочие

Однако Жуан Фогаса, что был ведором [управляющим] графа Барселуша, не смог вынести подобной задержки и велел направить свою шлюпку прямиком к пляжу; и первым человеком, кто высадился на сушу, был Руй Гонсалвиш, командор Каньи (Canha), каковым он был впоследствии, и ведор Инфанты, супруги Инфанта Дона Жуана. Однако не столь легким для повержения нашли его мавры, как раньше говорили они Сала бен Сала; ибо как только он оказался среди них, то начал ранить их столь мощно, что заставил их отдалиться от того места, где предстояла высадка со шлюпок. И Инфант Дон Энрики, поскольку имел свои сходни несколько удаленными от суши, поместился в одну из шлюпок, что проходила там, и взял с собой Эштевана Соариша ди Мелу и Мена Руиша ди Рефойюша, что был его алферишем [знаменосцем], и приказал, чтобы трубы подали мощный сигнал всем остальным высаживаться на сушу. И как только Инфант был на пляже, людей стало прибавляться; и Руй Гонсалвиш, что высадился первым, был уже на передовой средь мавров, и один немецкий дворянин в его обществе, каковые повергли одного большого мавра, что среди всех прочих выказал наибольшую крепость.

Но сейчас надлежит узнать о том, как Инфант Дуарти, будучи отважным рыцарем, сошел со своей галеры, в то время как отец его занимался тем, что командовал другим флотом; и он отправился к той пристани, где высадился на сушу Инфант Дон Энрики, и когда он высадился на пляж, с ним рядом были Мартин Афонсу ди Мелу и Вашку Ианиш Корти-Риал; и так же поступили бы и многие другие, но из страха пред отцом его не стали того делать.

— Вам же, сеньор, — сказал он, — я весьма ставлю в заслугу добрую волю, что возымели вы и имеете, дабы прийти нам на помощь.

Не то было место, сообразно времени, когда можно было сказать много подобных слов, поскольку копья и камни метались не зазря. И в сем они [христиане] таким образом теснили мавров к вратам города, раня и убивая их безо всякой пощады, ибо было уже с Инфантом подкрепление (melhoria) из трехсот человек; и там они устроили свою битву с намерением дождаться Короля, как то было им приказано.

— Не кажется мне добрым, — сказал Инфант Дуарти, — чтобы нам допускать сейчас какую-либо задержку, поскольку сии мавры сейчас рядом с нами; и если мы оттесним их вот так, может статься, что когда они войдут, мы войдем следом ними, или по крайней мере прижмем их настолько, что они не смогут закрыть ворота, а тем временем подойдут наши люди, и мы войдем им наперекор.

Инфант Дон Энрики ответил, что то казалось ему весьма добрым, и с сим они начали преследовать мавров, в то же время заставив их отступить от водохранилищ одного фонтана, что там имеется, куда стекала вода (em que se coaua agua), когда прибывала с вершин тех холмов.

И среди тех мавров был один крупный и курчавый, совсем нагой, что не имел никакого иного оружия, кроме камней; однако же те, что он бросал рукою, казалось, вырывались не иначе, как из какого-нибудь трона или колобреты ¹⁴, — с такою силой они были кидаемы. И когда мавры были таким образом оттеснены, как мы уже сказали, тот мавр обратил лицо по направлению к христианам, и нагнул тело, и послал столь великий удар камнем Вашку Мартиншу ди Албергария поверх бацинета ¹⁵, что снес ему напрочь забрало; да и самый вид того мавра немало был страшен, ибо тело он имел все черное, такое, как у ворона, зубы весьма крупные и белые, губы же весьма толстые и вывернутые [наружу] (revoltos).

Однако Вашку Мартиншу не забылось отплатить ему за его труд, ибо, хоть тот удар камнем и был весьма велик и [пришелся] в подобное место, Вашку Мартинш не утратил бдительности; и не возымел еще мавр времени оборотиться в другую сторону, как он ускорил свои шаги, и пропустил копье чрез руки, и продел его [мавра] чрез него от одной стороны до другой. И как только тот мавр был убит, тотчас все прочие показали спины и укрылись в городе, христиане же [бросились] им вслед.

И так же, как он был первым, кто вошел в город, так же он содеял впоследствии своею рукой много дел по превосходству как благородный рыцарь, каковым он был. Первым же королевским знаменем, что вошло в город, было знамя Инфанта Дона Энрики; и поистине знамя то должно быть хорошо знакомо среди всей знати и рода тех Маринов [Маринидов], ибо много раз было оно впоследствии развернуто среди великих их скопищ, когда учиняема была великая погибель среди мавров, как о том в дальнейшем во многих частях нашей истории мы намереваемся поведать. И не было там иного знамени, ни штандарта, не считая лишь одного знамени Мартина Афонсу ди Мелу и одного штандарта Жила Ваша. И когда Инфанты вошли [в город], с ними вошло что-то около пятисот воинов.

ГЛАВА LXXIII

Как Сала бен Сала достигли новости о том, что христиане были в пределах города

Скажем теперь о манере, коей держались мавры при донесении тех новостей до Сала бен Сала, и на том положим конец всем вещам, к нему относящимся. Насчет чего вам надлежит знать, что после того, как те мавры сказали Сала бен Сала, что желали отправиться помешать высадке христиан на побережье, он приказал отдать своим маврам приказ такого рода, чтобы весьма часто доставляли ему новости обо всякой вещи, что будет происходить, для его осведомления. И первыми, кто явился к нему [с новостями], были те, кто поведал ему, как христианами уже был захвачен пляж, и как убили одного из них и ранили многих иных.

— А в какой точке — спросил Сала бен Сала — они находятся теперь?

— Вблизи Алмины, — ответил мавр.

И когда они пребывали в сих суждениях, явились многие иные мавры, сказавшие, что Алмина была захвачена.

— И не только находятся христиане в сей точке, — сказали те, — но и гонят наших пред собой как овец в направлении городских ворот!

— Кажется, — сказал Сала бен Сала, — что они [наши] не находят их столь легкими для поражения, как говорили прежде.

— Ибо они весьма обманулись, — ответил мавр, — относительно того железа, что христиане носят на себе: ведь они думали, что те не смогут в нем перемещаться (abalar), что [на деле] есть весьма супротив тому, поскольку они не менее прыгают и бегают, как если бы ходили покрытыми бумагою, без чего-либо еще.

— Теперь же, — сказал Сала бен Сала, — идите и дайте предупреждение всем, чтобы закрыли весьма крепко врата города и потрудились весьма хорошо защитить их с высоты стен, сколько смогут.

И когда он пребывал вот так, готовясь отправить тех [посланцев], явились иные, рвя на себе бороды и творя великие стенания (grande dу).

— Уже ни к чему никакое предупреждение относительно того, — сказали те [новоприбывшие], — ибо христиане уже в пределах города (dentro na cidade), и на подходе (sobrevкm) еще многие иные, и они избивают наших как если бы те были собаками!

И так же, как прибыли сии, продолжили прибывать (sobrechegaram) еще многие иные, что поведали те же самые новости и другие, гораздо худшие: ибо они сказали ему, что христиане уже рассеивались по улицам и учиняли среди мавров весьма великую погибель.

Сала бен Сала оборотил лицо в другую сторону, дабы скрыть силу слез, что бежали у него из очей, и поворотившись к ним [маврам], сказал:

— Поскольку злая моя и ваша доля повелевает, чтобы нам суждено было утратить нашу честь, и наши дома, и имущество, потрудитесь ради того, чтобы спасти ваши жизни наилучшим образом, каким сможете, поскольку богатствами, как мне представляется, вы едва ли сумеете воспользоваться. И так как к городу применили вы столь дурную защиту, я не представляю, как [теперь] можно охранить крепость.

Инфанты, и граф Барселуш, и бывшие с ними, оказавшись в пределах города, тотчас захватили одну небольшую высоту, что там есть, по совету Инфанта Дуарти, и то была насыпь, что образовалась там из куч испражнений (esterqueiras), по обычаю выбрасывавшихся туда из домов в течение долгого времени. И там они пробыли недолго, выжидая, чтобы прибыло больше людей, поскольку все еще находилось с ними не более тех пятисот, о коих мы уже сказали, поскольку город весьма велик, и было необходимо, чтобы те [войска] рассеялись по нему; и могло статься так, что они не подошли бы столь скоро, чтобы суметь нанести ущерб маврам прежде, чем те не закрыли бы врат.

Однако задержка не была слишком долгою, ибо люди с флота не выказали лености в своем выходе, и в краткое время собрались там многие иные. И Вашку Фернандиш ди Атаиди не почел себя удовлетворенным тем, чтобы войти чрез те ворота, чрез кои вошли Инфанты, и отделился с некоторыми из своих и равно с некоторыми иными из легкой пехоты (de pй) Гонсалу Ваша Котинью, своего дяди, и отправился, держась стены (por acarгo do muro) с наружной стороны к другим воротам, что были над теми, и начал их выламывать, и в сем подошли некоторые иные, что прибывали извне [с флота], и силою топоров и огня были те ворота сломаны окончательно.

Однако то не было завершено с легкостью, ибо вначале погибли там семь или восемь человек из тех, что не были столь добро вооружены, ибо мавров все еще было много поверх стен, и их прибавлялось там с каждым разом все более, поскольку они думали воспрепятствовать вступлению христиан силою камней и снарядов, что метали они сверху. Правда, было то великим обманом, в коем они пребывали, ибо хоть врата их и были [теперь] закрыты, достаточною была мощь христиан, чтобы их открыть, — так же, как Вашку Фернандиш [открыл] те [ворота], хоть и был ранен [при том], по каковой причине подобало ему остаться там до тех пор, пока не состоялось вступление.

Великим несчастьем, говорит автор, ознаменовался тот день, когда приключилась смерть столь доброго человека, ибо поистине был он фидалгу, в коем имелось множество достоинств, и равно был он весьма любим Королем и всеми его сыновьями, и в особенности Инфантом Доном Энрики, с коим он жил; и о том, как он [Вашку Фернандиш] пришел к своему концу, мы скажем в другом месте.

ГЛАВА LXXIV

О том, как Инфанты отбыли оттуда, и о суждениях, что Жуан Афонсу, ведор-да-фазенда, высказал им, когда добрался до них

Христос Иисус, наш Господь, был Тем, кому напрямую можем мы отдать честь сего деяния, — хоть люди, что на нем потрудились, и не останутся без весьма великой части почести. Среди коих Жуан Афонсу, ведор-да-фазенда [королевский управляющий], заслуживает своей доли, так как чрез него было подвигнуто столь святое и столь почетное дело.

И, таким образом, он получил весьма великую радость, когда ему сказали, что состоялось вступление в город, — и притом не потому что нашли его почивающим в тот час, когда ему принесли сии новости, но потому, что, напротив, он уже находился на пляже и начинал следовать путем первых.

И когда он достиг той небольшой высоты, где находились Инфанты, он поднял к ним свое лицо и сказал им:

— Ну что, сеньоры, достаточно ли почетными кажутся вам сии празднества для дня вашего посвящения в рыцарство? Что до меня, то мне представляется лучшим зреть вас там, где вы есть, нежели занимающихся делами (assentamentos) королевства в холодных присутственных залах (logeas) в Синтре!

И в то время как происходили сии дела, тяжеловооруженные воины (gente de armas) не переставали прибывать с каждым разом в большем числе.

— Представляется мне, брат, что не вся слава принадлежит сегодня легкой пехоте, как говорил Гонсалу Ваш!

И поскольку людей было уже много, приказал Инфант Дону Энрики по просьбе своего брата, чтобы все распределились по своим частям [города], ss. [scilicet, «а именно»], граф Дон Афонсу [Барселуш] по одной улице, и его [Инфанта Дона Энрики] знамя с частью тех людей — по другой, и Мартин Афонсу ди Мелу — по иной. И сказал Инфант Дуарти, что будет добро, коли они оба пойдут вдоль той стены на захват всех высот (altezas), кои смогут отыскать, дабы у мавров не было времени, чтобы занять их первыми для укрытия.

И, следуя таким образом, поскольку солнце было весьма жарко, а берег тот — труден для подъема, снял Инфант Дуарти часть своего вооружения, поскольку ощутил что было избыточным трудом нести его на себе, видя, что мавры были уже на пути к тому, чтобы оставить город. Однако Инфант Дон Энрики, поскольку шел все еще полностью вооруженным, не мог поспевать за ним, по каковой причине его брат выжидал дважды, до тех пор пока ему [Инфанту Дону Энрики] не оказалось необходимо снять большую часть своего вооружения, таким образом, что он остался ни с чем более, кроме как с одною лишь кольчугой.

Однако поскольку [ранее] мы говорили о суждениях, кои эшкудейру [высшие дворяне] Инфанта Дона Энрики высказали своему сеньору, когда он шел от Бараньего мыса, и об ответе, что он им дал, к вашему удовольствию будет узнать об исходе, что обрели они во исправление сказанного ими.

И было так, что когда они узрели Инфанта в шлюпке, вспомнив о том, что он сказал им, то весьма умножили свою поспешность; и, учитывая, что все не могли поместиться на сходнях, они пожелали уподобиться Инфанту, поместившись в одну шлюпку, и столько их оказалось там вместе, что она не смогла их выдержать, и затонула с ними. Однако угодно было Богу, чтобы вода там оказалась высотою с боевое копье, они же были все таким образом [тяжело] вооружены, и ни один из них не погиб.

Все же в каком-то роде им помогло то затопление, ибо оказалось им подспорьем в том, чтобы выдержать силу жары.

ГЛАВА LXXV

Как Инфант Дуарти отправился занимать высоту Сешту, а Инфант [Дон Энрики] свернул на улицу справа

В том месте, где Инфант [Дон Энрики] снял свое вооружение, [находились] те эшкудейру, о коих мы уже говорили, каковые если и не стали известны чрез звучание своих слов, то все же немалое знание можно было получить о них чрез их девизы и гербы (canta por suas deuisas nem cotas de armas); и коли уж говорят, что люди никогда не сражаются лучше, нежели когда горят гневом, то те [эшкудейру] в тот час должны были сражаться по превосходству, ибо достаточно гнева пребывало с ними, как вследствие первой печали (menemcoria), так и вследствие второго [последовавшего] события, от чего немалым были охвачены они пылом.

И Инфант, после того как снял таким образом свое вооружение, остался с одною лишь кольчугой, и весьма поторопился настичь своего брата, и шел до тех пор, пока не прибыл к нему в конце первой высоты. И когда Инфант Дуарти возвращался оттуда, перепрыгивая чрез некие стены, оказалось необходимо, чтобы они разделились, [отправившись] каждый в свою сторону, поскольку Инфант Дон Энрики подумал, что, раз уж та высота была взята, то его брат вернется вглубь [города], и с таким помыслом направился тем путем.

Инфант же Дуарти продолжал таким образом занимать все высоты, пока не достиг конца наибольшей, каковая прозывалась Сешту. И не подумайте, что проход чрез те места был безо всякого труда, ибо город во всех [своих] частях был полон мавров, и не могли [наши] люди пройти ни в какую часть без того, чтобы не встретить некоторых; однако не мог Инфант Дуарти встретить стольких, чтобы не пожелать еще гораздо более, поскольку того зрелища он жаждал вот уже много дней как. И много вещей можно было бы сказать о его отваге (ardideza), каковые, находясь непосредственно на счету его персоны, применительно ко всякому другому человеку, сколь бы велик и хорош он ни был, могли бы считаться за великие; однако Инфант не пожелал держать их на большом счету, поскольку это было гораздо менее того, что он желал. Однако, хотя и были с ним некоторые добрые люди, — ведь вся сила его войска все еще пребывала на флоте, каковая позже подошла с его знаменем, —его меч был первым, что разил в любом месте, где случалась надобность, так, как вы слышали, когда первым был занят пляж, и затем Алмина, и затем город.

Поскольку на флоте Короля все ожидали, что им предстоит выходить по другому приказу, как было постановлено, они не были столь готовы, как того потребовал случай. Но после того, как узрели, что все из флота Инфанта Дона Энрики выходили с такою поспешностью и что после того, как они вошли на Алмину, никто более не возвращался, и равно видели, как мавры, находившиеся на стене, все побежали к воротам, они ощутили, что вся сила деяния сосредоточилась в том месте.

И поскольку Король все еще перемещался по кораблям, ибо флот был весьма велик, ему же надо было поговорить со многими, он послал Инфанта Дона Педру и одного своего ведора [управляющего], коего звали Диогу Гонсалвиш ди Травасуш, дабы они отправились в одной шлюпке спросить у Инфанта Дуарти, казалось ли ему добрым, чтобы они высаживались на сушу, так как Инфант Дон Энрики, его брат, уже был на Алмине и находился близ ворот, как то казалось ему [Королю] по высадке людей, сходивших с его [Инфанта Дона Энрики] флота.

Но когда Диогу Гонсалвиш прибыл с сообщением, то, поскольку Инфант Дуарти был уже снаружи [на суше], он [Инфант Дон Педру?] послал Диогу ди Сеабра, что был его алферишем [знаменосцем], чтобы тот водрузил его знамя на его шлюпке, и приказал подать сигнал трубами всем прочим кораблям, дабы они поскорее пришли в готовность. И когда он [Инфант Дон Педру?] уже отправлялся говорить с Королем, своим отцом, прибыли некоторые из тех сеньоров, что явились отыскать Короля, каковому удалось тотчас прибыть туда с намерением сказать Инфанту, чтобы тот выходил самым скорым образом, каким мог, дабы высадиться на сушу, он сам и все на флоте ¹⁶.

— В доброе время, — сказали некоторые из тех фидалгу, — мы можем уже идти, дабы унести отсюда почесть и имя, что весьма нам послужат, когда произойдет вступление в город.

И тогда они поведали Королю о великом шуме (arroido), слышанном ими изнутри, [и] что им казалось, будто временами они слышали звук труб.

— Поистине, — сказали они, — счастливы были те, кому довелось быть в том [воинском] соединении, ибо из всей славы сего деяния несут они лучшую часть!

И в сем прибыли достоверные новости о том, что в город совершено вступление, и Инфанты с графом Барселушем уже перемещались внутри, рассеявшись каждый в свою сторону.

О ликовании его я не говорю, ибо хоть он [Король] в душе своей и имел [ликование] такое, какое с основанием подобало, он не особо выказал его своим видом, ибо таков был его обычай — ни в каких делах никогда не выказывать радостного вида, сколь бы ни было велико счастье, к нему пришедшее, ни равно, напротив, печали; но он стал смеяться, обращаясь к прочим, когда узнал о манере, к коей прибег Инфант Дуарти, дабы спрятаться от него, с тем чтобы пойти со своим братом в той передовой части.

— Представляется, — сказал он, — что мой сын не пожелал ждать, поскольку уразумел, что по причине своей старости я выйду позднее, либо же буду тяжелее чем он, чтобы прыгать, и пожелал идти со своим братом, так как ощутил волю его более воспламененною, нежели мою. Однако я весьма благодарю Бога за то, что Он столь скоро явил ему конец его желания.

ГЛАВА LXXVI

Как Король и Инфант Дон Педру со всеми прочими с того флота высадились на сушу, и как Гонсалу Лоренсу ди Гомиди был сделан рыцарем по прибытии к вратам города

Немалою была нетерпеливость, кою имели все те, что были готовы высадиться на сушу, и знайте, что зависть и алчба были не очень далеко от большей части тех, поскольку фидалгу и благородные люди (gentis homens) желали быть в компании тех, что первыми вошли в город, каковым [остававшимся на флоте] казалось, что благодарность за те дела, над коими они более всего потрудятся, будет вовсе никакой, так как их не было в той передовой части, ибо они не почитали никакое иное дело за великое, кроме лишь того вступления, что первые совершили в город. Другие же, из народа, имели в душе своей весьма великую досаду из-за алчности, что несли в себе к богатству, каковое, как они думали, досталось другим, и говорили про себя, что весь их труд был потрачен зазря, поскольку им предстояло остаться без доли такого богатства, какое, как им думалось, имелось в том городе.

— Друзья, — говорили они, — в весьма добрый час отправились туда те, что прибыли в компании Инфанта Дона Энрики на флоте из Порту, ибо вся слава и выгода сей войны останется с ними, хоть и потрудились мы и выложились так же, как и каждый; и они добудут золото, и серебро, и все прочее богатство, мы же прибудем на дележ старого постельного белья (almadraques velhos) и иных вещей такой же ценности.

И так выходили все, каждый наилучшим образом, каким мог, до тех пор пока Король не прибыл к воротам города, где сделал остановку, как по причине ноги, кою имел он раненой, так и вследствие понимания того, что [королевское] положение его требовало уходить оттуда не иначе, как лишь на взятие крепости, учитывая, что город уже находился в таком положении.

И все прочие рассеялись по районам города, ss. [scilicet, «а именно»], знамя Инфанта Дуарти со всеми его [людьми] в одну сторону, и Инфант Дон Педру со своими людьми в другую, и коннетабль, и магистр [ордена] Христа, и равно все прочие предводители каждый туда, куда увлекал их жребий, хоть каждый из них и имел достаточно работы, поскольку все улицы были еще полны мавров.

И Руй ди Соза, что был племянником магистра Христа и отцом Гонсалу Руиша ди Созы, что был начальником конницы (genetes) сих королевств, желая добиться превосходства, увел мавров по одной улице, где их прибавилось столько, что они осадили его в одной башне, каковое место сегодня зовут калиткою Руя ди Созы, и там он отважно защищался, пока к нему не прибыла помощь.

Нуну Мартинш да Силвейра, сын Мартина Жила Пештаны, что был из рода тех, кто впервые основал город Эвору, был в тот день хорошо узнан среди всех людей Инфанта Дуарти, поскольку так же, как Бог дал ему величие по размеру его тела, так же обладал он особою силой, чтобы сносить великие труды, как оказалось в тот день, ибо он лично содеял столько, что заслужил стать одним из тех, кого Инфант Дуарти сделал рыцарями в следующее воскресенье, и наградил его впоследствии многими милостями и приумножением, как о том в нашей истории далее будет поведано.

Обо многих иных добрых людях мог бы говорить я, кабы пожелал удлинить мой процесс, однако я оставляю все, дабы прийти мне к вещам основным.

Когда Король стоял пред вратами города, прибыл туда Гонсалу Лоренсу ди Гомиди, его эшкриван-да-пуридади [доверенный секретарь], сопровождаемый четырьмястами людьми, всеми в его ливреях, и по большей части его воспитанниками; и он сказал Королю:

— Сеньор! Как в награду за службу, кою я вам сослужил, и ради того, чтобы приумножить мое положение и мою честь, я прошу у вас как милости, чтобы вы здесь сделали меня рыцарем!

Каковой вещи, сказал Король, он был весьма рад. И так сделал там Король Гонсалу Лоренсу рыцарем, как уже сказано.

ГЛАВА LXXVII

О великом движении, что было в городе, и о манере, коей мавры держались в своей защите (defendimento)

Вполне можете оценить вы, каков был труд одних и других после того как дела пришли в такое состояние; промеж каковых [врагов] стоял шум столь великий, что многие говорили впоследствии, будто его слышали в Гибалтаре [Гибралтаре], и множество замечательных вещей случилось в тот день в круговороте (revolvimento) того деяния, что были бы весьма достойны памяти, кабы дошли они до нашего сведения. Ибо весьма следует принимать во внимание, что там, где собралось столько добрых людей, жаждущих доблестных дел, не могло случиться вещей иных, кроме как великих и добрых, тем более когда был явлен столь зримый знак, каковым была великая погибель мавров, произошедшая в тот день.

Однако вы должны знать, что две вещи были там, чрез кои добротность всех [наших] не была столь совершенно узнана, как должна была.

Первая и основная была оттого, что битва та состоялась внутри города, и тем гораздо более, что улицы были столь узки, как они были, коих устройство не впускало в них более, нежели очень немногих, ибо коли битва та была бы в поле либо на какой-нибудь обширной площади, гораздо большею была бы ее слава.

Второю же вещью была запоздание, что имело место при записывании хода того деяния, поскольку, как я уже сказал в прологе сей истории, основная часть всех добрых [знатных] уже скончалась, иные же люди, из народа, не имели в тот день иной заботы, кроме грабежа, что находили они вполне достаточным, дабы насытить свою алчность.

— Раз уж мой злой жребий оказался таков, что чрез него настал час подобного зла, я желаю умереть здесь, в сем доме, в коем умерли мои отцы и деды!

— Ах, святой пророк! — говорили они. — И каков же есть тот иной [мир], в коем предстоит тебе воздать нам за верность, что хранили мы твоему закону, коли ты бросаешь нас в час подобной нужды?

И были там такие, что не имели времени окончить сие помышление, как уже ощущали [присутствие] врагов; и с тою же подобною жалобой становились за двери, дабы убить врагов, когда те пожелают войти. Однако сие не приносило им особой пользы, ибо они находили христиан вооруженными, и не могли им навредить так легко.

И с сим никогда не случалось, в подобных местах, чтобы кто-нибудь один [из наших] входил без того, чтобы не встретить некоторых других подле себя. И таково было отчаяние тех мавров, что без оружия и железа бросались они на христиан; и не было там такого, ни столь отчаявшегося, ни [устрашившегося] великого множества, им зримого, что бы не выказал признаков защиты, и уже лежали они растянувшись на земле, и дух их уже почти оставил тела, а они все еще двигали своими руками в одну сторону и другую, как те, кто желал рассечь некую вещь.

И некоторые из тех мавров забирали свои богатства и топили их в колодцах, или же закапывали их в углах своих домов, воображая, что, хотя на то время они и теряют свой город, но что они еще снова отвоюют его, когда и смогут воспользоваться теми вещами, что таким образом прятали.

ГЛАВА LXXVIII

О том, как Инфант Дон Энрики свернул на улицу справа, и о делах, что он там свершил

Сказали мы в других главах о том, как Инфант Дон Энрики предположил, что брат его был в какой-то другой части [города], и посему спустился в направлении улицы справа (deceu-se contra a rua direita), дабы пойти на осаду твердыни замка, ибо всем прочим делам в городе он уже не придавал никакого значения, вследствие поражения, что терпели мавры; и тем менее удовлетворялось его желание всякою изустною доброю вестью, что получал он в том деянии, — не потому, что бы не ведал добро величие победы, но потому, что давалась она со столь малым трудом. Ибо верно есть то, что более всего мы любим и ценим ту вещь, над коею власть обретаем чрез великий труд, и посему говорит философ [Аристотель] в книге об экономике ¹⁷, что юноши презирают богатства, поскольку те достались им легко, и потому они естественным образом щедры и расточительны, старики же напротив. И потому автор представляет себе здесь, как Инфант говорил про себя:

«Чем послужило мне то, что я был первым предводителем, коему Король, мой сеньор и отец, приказал высадиться на сушу, ведь со столь малым трудом предстояло мне обрести победу? И что за славу смогу получить я в день своего [посвящения в] рыцарство, коли меч мой не будет омочен в крови неверных?»

И, следуя вот так с сим помыслом, он достиг улицы справа, по каковой пройдя малое расстояние, узрел следующих ему навстречу многих христиан, коих, согласно верной оценке, было до пятисот; и они бежали пред маврами, и, видя их, Инфант опустил забрало бацинета, и опустил руку в щит, у него бывший, и дал пройти за себя всем [бежавшим] христианам, пока не прибыли мавры, каковые весьма скоро узнали его удары среди всех прочих, ибо атаковал он их столь мощно, что силою заставил обратить плечи туда, куда прежде были обращены их лица. Христиане же, как только узнали Инфанта, обрели силы, и оборотились снова на мавров, и стали преследовать их [до тех пор], пока не прибыли к неким строениям, где разгружались товары, прибывавшие извне, и все еще находились там Генуэзцы, и звалось [то место] таможнею (aduana), и зовется так посейчас; каковые строения имели одни ворота с заставою (barreirada) с той стороны Алмины. И когда прибыли туда мавры, то — потому ли, что имели [с собою] вновь прибывших им в помощь, ощутив ли, что христиане не имели уж такой силы, как в первый раз, — вновь оборотили к ним лица и с гораздо большею силой, нежели в первый раз, заставили их показать спины; и, гоня их пред собою, снова встретились с Инфантом, каковой о ту пору был в возрасте двадцати одного года и имел члены (nembros) крупные и сильные, и мужество не изменяло ему ни на йоту (e coracao nao lhe falecia nem ponto) в том, чтобы позволять его сносить [ратные] труды. И когда он узрел таким образом христиан вновь разгромленными, ярость его удвоилась, и снова бросился он промеж них [мавров], и столь сильно их атаковал, что заставил рассеяться (os fez desborralhar) в одну сторону и другую; однако христиане прониклись уже таким страхом, что большая их часть прошла за Инфанта, так ничего и не узнав о нем [его присутствии], и более уже не поворотились назад. Другие же, что остались, бросились с Инфантом в гущу той свары, и развернули дело таким образом, что некоторые из мавров пали там, прочие же не смогли выдержать силу тех ударов, и поворотили плечи, по каковой причине понесли гораздо больший урон. Но Инфант не пожелал оставлять их так же, как они [христиане] поступили в первый раз, но последовал за ними, гоня их пред собою, пока они не оказались в тени стен замка. Однако тот проход мог быть хорошо узнан по следу из мавров, что валялись мертвыми на улице, ибо в краткое время одни составляли компанию [в смерти] другим. И так они [мавры] и говорили, подавая крики, когда обращались к шедшим впереди, чтобы те уходили любою ценой, ибо их родичи и братья не могли снести подобного урона. И сие было оттого, что улица та была в ту пору узка, мавров же было много, и их прибавлялось с каждым разом все более, таким образом, что как среди христиан в начале [улицы], так и среди мавров в конце, сражаться могли лишь весьма немногие, из каковых [христиан] передним неизменно был Инфант, чьи удары были хорошо узнаваемы среди всех прочих.

И так постепенно отступали те мавры, что могли, пока не оказались в тени стен, где получили некоторую помощь (acorro), поскольку там соединяются три стены, ss. [scilicet, «а именно»], стена замка, и одна стена Барбасоти, и иная стена, что разделяет оба пригорода (vilas).

ГЛАВА LXXIX

Как Инфант сражался весьма долгое время, и как был повержен Фернан Шаморру

Там, среди тех стен, думали мавры восстановить (recobrar) свои силы, и посему обратили (pararam) лица прямо супротив врагов, положившись на узость места и на множество мавров, находившихся поверх стен, каковая вещь пришла им на ум не без причины, поскольку место устроено так, что сколь бы мало [людей] ни находилось наверху, они могли нанесли великий урон другим, внизу, либо же под натиском те принуждены были бы отступить назад. И, к вящему прибавлению своих сил, зрели они малое число христиан, бывших с Инфантом, что внушало им надежду на отмщение там за урон своих друзей и сородичей, ибо из тех, что первоначально ушли с Инфантом, когда он отбыл с таможни, было там с ним не более семнадцати, поскольку прочие мало-помалу отбыли каждый в свою сторону; ибо одних увлекала алчба к грабежу, других — великая жажда, кою они испытывали, поскольку вся их провизия была соленой, великая же сила солнца иссушала влажность их тел и заставляла весьма часто искать колодцев, где они не знали меры в том, чтобы напиться воды; иные же имели сложение слабое (compreissoes moles) и деликатное, и не могли долго сносить тяжесть труда, и удалялись прочь.

И так, с теми семнадцатью, вел Инфант свой бой, с превосходством в течение двух с половиной часов (melhoria de duas horas e meia), и в сих атаках (cometimentos) порою падали оземь некоторые из тех мавров; и они нанесли столь великую рану одному эшкудейру Инфанта, что звался Фернан Шаморру, что, лишившись всякого сознания, тот пал на землю простершись, не подавая никаких признаков жизни, и мавры весьма поторопились его захватить. И Инфант, и те, что были с ним, не пожелали с тем смириться, и бой в защиту и ради захвата (sobre a defensao e filhada) того эшкудейру длился весьма долгое время (mui grande pedaco), до тех пор пока Инфант не предпринял большого выпада (saida), какового мавры не пожелали дожидаться и, начав отступать, оказались столь мощно преследуемы, что по необходимости пришлось им оставить всю ту улицу, и они пробрались чрез те ворота, что ведут в другой пригород, Инфант же следом за ними. Но из тех семнадцати, что сопровождали его вначале, последовали не более, чем четверо, ss. [scilicet, «а именно»], Алвару Фернандиш Машкареньяш, что впоследствии был сеньором Карвалью, и Вашку Эштевиш Годинью, и Гомиш Диаш ди Гойш, уроженец Аленкера, каковые все трое жили с Инфантом; четвертым же был один эшкудейру Короля, что звался Фернан ди Алвариш. И так как он был человеком, желавшим услужить Инфанту, довелось ему оказаться там с ним (se acertou ali com ele); и так он оставался во всем том деянии, и то весьма достоверно, что его желание оказалось благим для службы тому сеньору; однако воля Инфанта к тому, что в дальнейшем дать ему награду, была не меньшею. О других я не говорю, поскольку они были его [людьми] и жили с ним, и обыкновенно он имел манеру награждать их совместно; и служба тех была не такою, чтобы мало ее ценить, и о двоих из сих, коих я знавал, я могу дать истинное свидетельство, что были они добро устроены и получили плату за свою службу.

Кто бы, однако, мог подумать, что как Инфант, так и кто-нибудь из тех четверых, что с ним были, сможет выйти из того деяния живым? Поскольку поверх тех ворот находится стена, толстая и крепкая, поверх коей идут два ряда зубцов, таким образом, что она годна к защите (defensavel) с обеих сторон; и есть там также еще одна башня, со сводом, в коем в определенных местах проделаны отверстия, и из той башни выходят другие ворота, сделанные с обратной стороны (em volta); и так они идут между той стеной и заставой, пока не достигают третьих ворот.

И что бы тогда случилось — ведь мавров, коих они оставляли пред собою, было множество, и стены равным образом были заполнены, каковых [мавров] забота состояла не в чем ином, кроме как в причинении вреда тем христианам [всюду], куда они только могли добраться со своим оружием? И когда они [мавры] ощутили, что враги шли, тесня их [людей] (iam de volta com os seus), то поместились поверх отверстий свода, таким образом, чтобы с помощью камней, бросаемых ими сверху, им удалось затруднить тот проход (empachar aquela passagem) христианам, когда те захотят пройти снизу.

Однако пожелал Бог, чтобы желание их не пришло к тому исполнению (enxecucao), коего желали они со столь доброю охотой; и, невзирая на всю их силу, прошел Инфант по ту сторону с теми маврами, коих гнал пред собою. Однако полагают некоторые, что, поскольку христиан было так мало, а мавров столько, бывшие наверху опасались бросать в них камни, дабы не навредить своим; ибо не ведали, что [им следовало делать], так как приходилось иметь дело со столь малым числом [врагов].

Так были все те мавры теснимы, пока не прошли чрез третьи ворота, однако тот проход дался не без великого труда для христиан и урона для неверных, ибо часть их лежала вдоль того пути, смерть коих прочие, бывшие наверху, оплакивали с великим чувством.

— Ах, — говорили они, — имярек (foao) (называя каждого по его имени), еще сегодня сердце твое было удалено от подобной заботы! Воистину, то немалый знак, когда мощь лишь пятерых мужей имела силу и отвагу оттеснить подобное множество с подобным уроном и пролитием крови. Если бы по крайней мере не была столь надменна (sobranceira) наша фортуна и мы б узрели некоторых из тех христиан лежащими в компании с нашими, дабы, отмстив за их кровь, мы могли бы смягчить нашу печаль! Весьма представляется, что Мафамед [Магомет], наш святой порок, хочет населить нашими душами другой город, в ином мире. Не будет уж отныне и впредь здесь места ни усилиям, ни совету среди наших граждан, раз уж цвет (frol) нашего юношества уже нас покинул! Блаженны суть вы, прочие, что уже ни в коей мере не ощущаете вещей сего мира, чьи души чрез мученичество (marteiro) вашей плоти живут сейчас, ублаженные вечными наслаждениями, что издревле были нам обещаны чрез Слово Бога-Отца, каковое есть наш пророк Мафамед ¹⁸. Однако к нам следует явить милосердие, ибо мы все еще облечены знанием человеческим и с такою болью ощущаем пролитие нашей крови! Еще же страшнее то, что не ведаем мы ни каково будет место нашего падения, ни с какими бурями свершим мы конец нашей жизни.

ГЛАВА LXXX

О том, как Инфант пробыл меж тех стен два часа, и о суждениях, кои автор приводит относительно его крепости

Дабы постичь (por conseguir) предмет человеческой крепости, не могу я отдалить от своих очей доблесть несравненного принца, что с такою силой и величием своего сердца вырвал подобное множество неверных из земли, давшей им рождение! Воистину не пересказываю я сих вещей с тем величием, с каким должен был бы, поскольку я сам поражаюсь, когда возвышаю разумение свое, дабы воззриться в глубину подобного деяния, ибо мне вспоминается, что читал я в произведениях Тита Ливия, как тот храбрый римлянин Гораций Коклес ¹⁹ приобрел такую славу потому, что возымел отвагу сразиться с тремя врагами, какового качество крепости Валерий Максим в сумме римской истории ставит вперед деяний Ромула, что был первым основателем того города [Рима].

Что же могу сказать я теперь о крепости одного мужа, что без надежды на какую-либо поддержку атаковал столько раз подобное скопище своих врагов, повергая к своим стопам тех, кто, бросая еще больший вызов его крепости, возжелал дождаться взмаха его меча? Поистине думаю я, что, согласно моему мнению, коли вещи немые обладают каким-либо чувством, то врата тех стен все еще пребывают в изумлении от столь чудесной крепости. Хотя не хочу я сие деяние приписывать целиком его силе, поскольку полагаю, что пожелал наш Господь Бог привести в мир ради защиты Своего Святого Храма, каковой есть Его Святая Церковь, и в отмщение грехов и нападений, что те враги веры много раз свершали по отношению к Его верным христианам, сего принца, каковой как Его рыцарь, вооруженный оружием Святого Креста, сражался бы во Имя Его. И дабы доказать свою мысль, я воспроизвожу пред своими очами процесс его жизни, в коей нахожу такие и столь чудесные добродетели, что, размышляя над ними, я нахожу их принадлежащими не кому иному, нежели некоему человеку, приведенному в сей мир, дабы служить зерцалом всем живым; о каковых добродетелях, с соизволения Божьего, я расскажу по отдельности в подобающем для них месте, дабы вы могли воистину изведать доказательство моих слов.

О блистательный принц, говорит автор, цвет рыцарства нашего королевства, мужество и крепость, достойные великой памяти, — и как еще мог бы восславить я в превосходной степени кого-то, кто имел бы крепость подлинную, если не словами «сей есть второй Инфант Дон Энрики»?

Мавры, таким образом теснимые промеж тех стен, прошли к третьим воротам, что ведут к внешнему пригороду; однако там они решительно развернулись, вспомнив о том, что коли ворота те окажутся закрыты, то они вовсе утратят тогда всякую надежду когда-либо отвоевать тот первый пригород, и посему вложили все свои силы в то, чтобы тому [закрытию ворот] воспрепятствовать. Инфант же и прочие, бывшие с ним, имели противное тому желание, вложив все свое усердие в то, чтобы прекратить заграждение тех ворот. Однако, при всем своем труде, долгое время пробыли они так, ибо ни в какой момент не могли закрыть более, чем одну створку, поскольку как только они хотели закрыть вторую, тотчас мавры мощно их атаковали, таким образом, что не позволяли им воспользоваться (de guisa que lhe nгo queriam leixar usar) тем, чего те желали; однако большую помощь защите христиан давала одна стена, что находилась пред лицом тех ворот, каковая препятствовала маврам таким образом, что сражаться там могли не более, нежели весьма немногие. И столько пробыли они в том [тщетном] упорстве (perfia ²⁰), что каждый из тех эшкудейру в свою очередь пытался держать так те ворота [закрытыми], и не мог того выдержать долго как по причине тяжести труда, так и по причине страдания (nojo), что причиняли мавры их ногам с помощью дротиков, кои метали они понизу.

И Инфант, видя, что пребывание там ничему не служило, приказал вовсе распахнуть ворота, и бросился вперед, и прочие вместе с ним; и начал преследовать мавров, каковые, не выказав никаких признаков защиты, бросились бежать, ибо казались не чем иным, как людьми убегающими от некоего быка, когда они ощущают его несущимся им вслед по какой-нибудь улице. И от того бегства, что свершили мавры, возымели Инфант и его [люди] время, дабы вновь закрыть те ворота, чего они прежде желали; и после того, как они впервые вошли чрез врата свода, и до тех пор, пока не вернулись, прошло два часа.

Комментарии

1. Ахиор (Ahyor, здесь вместо Aquior) — предводитель аммонитян в войне с иудеями, в которой ассирийским войском командовал Олоферн.

2. Олоферн — ассирийский полководец, командующий вторгшейся в Иудею армией царя Навуходоносора.

3. Бетулия (Ветилуя) — город в Иудее неподалеку от Иерусалима. Согласно книги Иудифи, был завоеван Олоферном и спасен своей уроженкой Иудифью (Юдифью), которая пробралась в неприятельский лагерь, пленила своей красотой Олоферна и ночью отрубила ему голову.

4. Примеч. перев. Иудифь, 5, 5-21. Неканоническая ветхозаветная книга Иудифи, состоящая из 16 глав, сохранилась только на греческом языке.

5. Паралипоменон — две ветхозаветные исторические книги, чье авторство приписывается Ездре и Неемии. В наше время известны как Хроники, по описываемым историческим событиям в основном совпадают с книгами Царств.

6. Примеч. перев. 2 Пар., 20, 12.

7. Марк Туллий Цицерон (106-43 до н. э.) — величайший образец латинской словесности, автор многих трудов, среди которых выделяются речи и трактаты. В числе последних мы имеем политический трактат De officiis («Об обязанностях»), которым пользовался Инфант Дон Педру при написании своей книги Da Virtuosa Benfeitoria («О добродетельном благотворении»).

8. Платон Афинский (427-347 до н. э.) — великий древнегреческий философ, прозванный «Божественным», ученик Сократа.

9. «Екклезиастик» — одна из пяти «поучительных книг» Ветхого Завета. (Комм. перев. «Екклезиастик» («Ecclesiasticus») — используемое в Вульгате название «Книги Премудрости Иисуса, сына Сирахова» (последнее название употребляется в греческих списках Библии), которую не следует путать с более известной «Книгой Екклезиаста, или Проповедника»). Цитируемый здесь стих — Сир., 13, 19-20).

10. Поликрат — тиран Самоса ок. 538-522 до н. э. Убил одного брата и изгнал другого, чтобы править единолично. Вел обширные строительные работы, занимался морским пиратством. Казнен через распятие (Комм. перев. Едва ли Поликрат Самосский по характеру своей личности годится на роль Поликрата Зурары — источника приводимой цитаты, уместной для какого-нибудь христианского автора. На наш взгляд, однозначно идентифицировать Поликрата Зурары затруднительно; возможно, стоило бы обратить внимание на Поликрата, епископа Эфесского (II век н. э.), известного своим спором по поводу дня празднования Пасхи с епископом Римским Виктором, рассказ о чем содержится в «Церковной истории» Евсевия Кесарийского, хотя оснований для подобного отождествления фактически не больше, чем в случае с Поликратом Самосским).

11. Апокалипсис (Откровение Св. Иоанна Богослова) — заключительная книга Нового Завета, мистико-пророческая по духу. Ее авторство приписывается апостолу Иоанну Богослову (Комм. перев. Цитируется Откр., 12,7-9).

12. Михаил Архангел — глава ангелов, которому по преданию предстоит возглавить со стороны Бога войну против Люцифера и его приспешников.

13. Примеч. перев. От порт. virote — метательное копье, дротик.

14. Trom — старинное артиллерийское орудие для стрельбы камнями, colobreta — старинное персональное артиллерийское крупнокалиберное орудие с фитильным замком, малая переносная пушка.

15. Бацинет — шлем в виде полусферической каски, первоначально носимый как укрепление под основной шлем.

17. Примеч. перев. «Экономика» — труд, по традиции приписываемый Аристотелю, хотя большинство современных ученых склонны считать его автором ученика Аристотеля Теофраста. Собственно термин «экономика» означает «управление домашним хозяйством» и происходит от греческого слова oikos — «дом, домашнее хозяйство», каковому предмету и посвящен данный трактат (домашнее хозяйство как начало экономики в целом).

18. Примеч. перев. Здесь Зурара механически переносит на пророка Мухаммеда атрибуты христианского Логоса — воплотившегося Слова Бога, Бога-Сына (чьим земным воплощением считается исторический Христос), который занял свое место в христианстве в качестве второго лица Троицы с установлением догмата о триединстве Бога — положения, отсутствующего в исламе.

19. Гораций Коклес — древнеримский герой. Когда царь Порсена напал на Рим, он защитил мост к холму Яникул, сражаясь в одиночку с врагами, в то время как два его товарища позади ломали мост. После этого Коклес бросился в реку и спасся вплавь.

20. Примеч. перев. Вместо porfia — настойчивость, упорство, упрямство.