Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

ГОМИШ ИАННИШ ДЕ ЗУРАРА (АЗУРАРА)

ХРОНИКА ДОСТОСЛАВНЫХ СОБЫТИЙ,

КОИ ПРОИЗОШЛИ ПРИ ЗАВОЕВАНИИ ГВИНЕИ ПО ПРИКАЗУ ИНФАНТА ДОНА ЭНРИКИ

ГЛАВА XXXI.

О том, как Диниш Диаш 1 отправился в землю негров, и о пленниках, что он привез.

Жил в Лиссабоне знатный эшкудейру, что был слугою короля дона Жуана (бывшего дедом короля дона Афонсу и отцом сего добродетельного принца [Энрики]) и звался Диниш Диаш; каковой прослышал известия о той земле [Гвинейской] и о том, что каравеллы уходили уже столь далеко от сего берега [Португалии]. И хотя он был уже устроен в сем городе [Лиссабоне] (каковой есть один из благороднейших в Испаниях) на выгодных должностях, данных ему в награду за его службу, но будучи человеком, жаждавшим узреть новые вещи и испытать их силу, он отправился к инфанту дону Энрики, прося послать его в ту землю; ибо, учитывая, что он был слугою и ставленником (feitura) его отца и имел мужество и возраст к тому, чтобы служить, он не желал вовсе истратить себя на праздные утехи.

Инфант, поблагодарив его за добрую его волю, приказал тотчас снарядить каравеллу 2, каковую и послал таким образом, чтобы Диниш Диаш смог отправиться исполнить достойное свое желание. Каковой [Диниш Диаш], отбыв со своею компанией, не пожелал зарифлять парусов (amainar) до тех пор, пока не миновал землю мавров и не прибыл в землю негров, называемых гвинейцами (Guinéus).

И хотя в сей истории мы уже несколько раз именовали Гвинеей иную землю — ту, куда отправлялись первые [мореплаватели], — мы пишем так обобщенно, однако не потому, что вся земля есть одна; ибо великие различие существует между одними землями и другими, и весьма удалены они друг от друга, как мы изложим далее, когда найдем подходящее для того место 3.

И, когда они совершали свой путь вдоль того моря, каравеллу узрели пребывавшие на земле; каковой вещи весьма дивились, ибо, как представляется, прежде они никогда не видели подобного и не слышали, чтобы кто-нибудь говорил о таком; и одни полагали, что то была рыба, другие разумели, что то было привидение, иные говорили, что это могла быть какая-нибудь птица, несшаяся таким образом, путешествуя по морю. И, так рассуждая о сей новизне, возымели четверо из них мужество рассеять подобное сомнение (e razoando-se assim sobre esta novidade, filharam quatro daqueles atrevimento de se certificar de tamanha dúvida) 4 и поместились в небольшую лодку, целиком сделанную из выдолбленного дерева, без всякого иного добавления. Мне кажется, что это должно быть нечто наподобие кóшу (coucho), похожего на некоторые из тех, что встречаются на реках Мондегу или Зезери, на коих землепашцы переправляются, имея в том надобность во время больших зим.

И они преодолели так немалое расстояние по морю, к тому месту, где каравелла следовала своим путем; и бывшие внутри [нее] не смогли удержаться от того, чтобы не появиться на борту. И когда негры узрели, что те, кто плыл внутри корабля, были людьми, то поторопились бежать (trigaram-se de fugir) так [быстро], как только могли. И хотя каравелла следовала позади них, из-за слабости ветра их так и не удалось захватить (ficaram por filhar).

И, пройдя таким образом еще вперед, они [наши] встретились с другими челнами, [в] каковых, как увидели наши, были люди, напуганные новизною их вида и, побуждаемые страхом, все хотели бежать; однако поскольку случай был лучше, нежели первый, они захватили четырех из тех, каковые стали первыми неграми, что в своей собственной земле были захвачены христианами, и нет ни хроники, ни истории, в коей рассказывалось бы о противном 5.

Поистине, сия была не малая слава для нашего принца, чья могущественная сила оказалась достаточною, чтобы послать к народам, столь далеким от нашего королевства, и составить добычу из соседей земли Египетской 6. И Диниш Диаш также не должен оставаться в стороне от сей славы, ибо он был первым, кто по его [принца] приказу захватил мавров в той земле.

И он последовал далее вперед, пока не достиг большого мыса, коему дали название Зеленого мыса (cabo Verde) 7. И говорят, что они нашли там много людей, однако мы не находим в записях о том, каким образом они с ними встретились: увидели ли они их с моря, пребывая на корабле, или же [те] шли в своих челнах, занимаясь своей рыбной ловлей. Достаточно того, что они не захватили больше [никого] в том путешествии; говорится лишь, что они высадились на одном острове 8, где нашли множество коз и птиц, от коих получили большое подкрепление. И равным образом говорится, что они обнаружили там много вещей, отличных от сей земли, как в дальнейшем будет поведано.

И оттуда они возвратились в сие королевство. И хотя (pero que) добыча не была великою, как иные, что прибывали прежде, инфант почел ее за весьма большую, ибо она была из той земли 9; и посему пожаловал Диниша Диаша и его товарищей великими милостями.

ГЛАВА XXXII.

Как Антан Гонсалвиш, Гарсия Омен и Диегу Афонсу отправились на Белый мыс.

Добро будет, коли мы вернемся к тому эшкудейру, что в прошлом году остался на Золотой реке, как мы уже сказали, коего особая служба достойна великой памяти; каковой [службе], сколько бы не размышлял я о ней, не могу не дивиться все более.

Что сказать мне о человеке, что прежде в той земле никогда не бывал, проживая же в ней, не встречал какого-либо иного человека, коего знал бы или о ком бы слышал, — и притом пожелал пребывать вот так среди людей немногим менее, чем диких, о чьих ухищрениях и условиях [жизни] он не ведал?

Я размышляю над тем, с каким видом предстал он впервые пред ними, или о том, что сказал он им о цели, ради коей оставался, или же о том, как сумел он договориться с ними насчет продовольствия и прочих вещах для своего употребления. Верно то, что ему довелось уже побывать в плену среди иных мавров в сей части Средиземного моря, где он приобрел знание языка; но я не ведаю, помогло ли оно ему среди тех [людей] 10.

Антан Гонсалвиш, что его там оставил, памятуя о его пребывании, поведал о сем инфанту, сказав:

— Ваша милость ведает, как Жуан Фернандиш, ваш эшкудейру, остался на Золотой реке с целью узнать обо всех вещах той земли, как великих, так и малых, дабы вам о них осведомиться, ибо ему известно, что таково ваше желание. И вы ведаете, что вот уже столько месяцев он пребывает там ради службы вам. Коли ваша милость соизволит послать меня за ним, а со мною и иные корабли, то я потружусь, дабы вам послужить, таким образом, чтобы, помимо возвращения эшкудейру, можно было бы оплатить весь расход, что будет произведен в нашем путешествии.

И вы уже ведаете, сколь горько было слышать подобные просьбы 11 человеку, имеющему подобное стремление к сим вещам[, каковое имел инфант].

Корабли были вскоре подготовлены; коих Антан Гонсалвиш был главным капитаном, взяв с собой в компанию Гарсию Омена и Диегу Афонсу, слуг инфанта, как в других местах вы уже слышали. И сии двое получили командование двумя другими каравеллами, но под предводительством главного [капитана].

Отбыв, корабли отправились получить свои съестные припасы (bitalha) на острова Мадейры, ибо там имелось уже большое изобилие продовольствия. Там они договорились следовать прямиком к Белому мысу; и даже если какой-нибудь случай их разделил бы, они условились все равно направить свои корабли к оному мысу.

И так как погода, что легко переменяется от затишья к буре, а в иных случаях напротив, повела себя по своему обыкновению, на них обрушилась такая буря, что они, отдалившись друг от друга, весьма скоро помыслили о своей погибели; при том каждый из тех капитанов, видя собственный великий труд, думал, что труд его товарища должен быть много больше, вследствие чего предполагал его гибель. И было при том столько мнений на каждой каравелле, что они едва ли могли прийти к какому-либо точному решению; однако все же укрепились в намерении, каждый со своей стороны, продолжать путь прямиком туда, куда прежде они все вместе решили идти. И каждый думал, что лишь ему одному оставалось все то поручение, ибо весьма сомневались в том, что их товарищи туда прибудут, веря, что их возвращение в королевство будет наилучшею долей в том приключении (aquecimento), ибо в погибели их были уверены гораздо более.

Так продолжали они стоять против своей фортуны, с великим трудом тел и не меньшим страхом сердец, пока не сделалось угодно Богу, дабы море утишило первичную свою ярость и возвратилось к спокойствию, как и подобало для их путешествия.

Диегу Афонсу, каковой первым прибыл на Белый мыс, приказал воздвигнуть на земле большой деревянный крест, дабы товарищи — буде они не прошли там ранее и им случилось бы прибыть после него, — могли бы узнать, что он уже проследовал прежде них. И с такою крепостью был воздвигнут тот крест, что затем еще много лет продержался там, и даже сегодня мне говорят, что он стоит сам по себе. Весьма должен дивиться кто-нибудь из иного королевства, кому случится (por acertamento) пройти вдоль того берега и увидеть среди мавров подобный знак, не ведая при том ничего о наших кораблях, ходивших в том краю.

Велика была радость каждого из прочих капитанов, когда они прибывали в то место и узнавали о своих товарищах, представавших пред ними!

Диегу Афонсу не пожелал делать остановку рядом с мысом, полагая, что коли прибудут прочие, то в краткое время смогут его найти, а также — поскольку он не был уверен в их прибытии, — что ему подобало следовать далее и испробовать любое дело, в коем он мог бы составить добычу, дабы не потерять время, не употребив его на обретение некоторой доли своей почести и прибыли.

Я не утруждаю себя тем, чтобы привести некоторые дела из путешествия сих [людей Диегу Афонсу], кои я нашел записанными неким Афонсу Сервейрой 12, каковой сию историю впервые пожелал упорядочить, ибо — поскольку они не имели окончания, — я не знаю, зачем мне расходовать время, раздражая ваше терпение (вследствие чего мое писание может вызвать у вас скуку), имея предмет, коим могу свой труд вполне изящно украсить.

Собрав каравеллы вместе, капитаны, весьма радостные, вышли в своих лодках, в ходе чего каждый почитал за честь говорить о том, что прежде произошло, при таком труде и страхе.

И так как Антан Гонсалвиш, чьим приказом прочие должны были управляться, был последним в том прибытии, они поведали ему, как уже высаживались несколько раз, не сумев захватить ничего, что принесло бы им прибыль; худшим же было то, что от них сбежали мавры, вследствие чего они ощущали, что, поскольку были раскрыты, их возвращение туда послужит немногому.

ГЛАВА XXXIII.

О том, как они отправились на остров Эржин, и о маврах, что они на нем захватили.

— Сколь, — молвил Антан Гонсалвиш, — самым тяжким выдалось начало нашего путешествия, столь же надеюсь я, что завершение будет у нас гораздо лучше, полагаясь на того Бога, что Своею милостью нас здесь собрал, спасенных от такой опасности.

— Теперь же, — сказал он, — поскольку вы ощущаете, что своей высадкой уже предупредили здешних мавров, то, как вам хорошо известно, здесь впереди есть остров, называемый Эржин (Ergim) 13, на каковом, как я предчувствую, мы, найдем каких-нибудь мавров, коих сможем захватить, коли отправимся ночью. И сие я довожу до вашего сведения, поскольку без вашего совета ничего предпринимать не собираюсь.

Не только одни лишь капитаны отвечали, что то было им по нраву, но также и прочие, в чьем присутствии обо всем было сказано; при всем том они поспешили, дабы промедление не вышло долгим.

И тотчас как солнце начало прятать лучи своего света и сумерки ночи окутали воздух своею тьмой, они [капитаны] уже были наготове в своих лодках, взяв с собою тех людей, кои, как они ощущали, годились для их защиты; при том каждый поставил вместо себя другого капитана на свою каравеллу, каковым они приказали тотчас с наступлением утра отправляться их искать, держа путь к оному острову.

И они отбыли в лодках, как ранее решили, и чуть за полночь прибыли на оный остров. На каковом высадившись, отправились прямиком в селение и не нашли в нем никого, кроме одного черного мавра и его дочери, коих взяли; и мавр знаками дал им понять, что коли они отправятся на материк, то на берегу моря найдут селение мавров, показав им жестом, где они смогут их отыскать.

Услышав сие, они решили отдохнуть там весь следующий день, ибо, дабы завершить их деяние, им не годилось прибывать в иное время, кроме как ночью. И так они потратили день, частью на сон, частью на еду и питье. Особенно же услаждались они добротностью (bondade) воды, коей нашли там большое изобилие.

С пришествием же ночи они пустились в путь, гребя с силою в своих лодках, туда, куда им ранее указал жестами мавр; и то была дивная вещь, ибо тотчас, как кто-нибудь из них бывал пленен, то почитал за удовольствие пойти показать противникам не только местных жителей и друзей, но даже жену и чад!

И когда они следовали так своим путем, некоторые из тех начали сомневаться в их походе, полагая, что они отправлялись необдуманно, ибо не ведали ни числа врагов, каково оно было, ни того, насколько они были готовы (corregidos) защищать себя. Однако слова сих не могли ничему послужить, ибо воля людей, воспламененная к подобным деяниям, редко ждет совета.

Прибыв на материк уже глубокою ночью, они поставили мавра вперед себя как проводника; и вследствие трудности (pejo) 14, возникшей у них в том, чтобы суметь понять его, они до того задержались, что когда рассвело, они все еще находились на большом расстоянии от деревни.

Мавры же, встав поутру, узрели тех, откуда они шли; и, как люди смятенные (desacordados) и лишенные отваги, начали разбегаться каждый туда, где, как ощущал, наилучшим образом мог спастись (guarecer), побросав свое имущество, жен и чад, как люди, чувствовавшие, что для спасения своих жизней им следовало достаточно потрудиться.

Наши же, посмотрев на них и увидев таким образом разбегающимися, частью возрадовались, ибо избегли опасности, коей прежде ждали; но вследствие потери, кою, как ощущали, могли понести чрез бегство тех [мавров], не могли радоваться сильно. Однако для верного решения сего вопроса в их умах не было времени, ибо хотя и были они уставшими, о том нельзя было уразуметь в ходе (cosso) их бега; ибо с такою силою и со столь великою охотой простирали они свои шаги, как прежде в иное время уже бывало, когда они вставали со своих кроватей (camas) 15, желая испробовать свои умения (manhas) в полях тех поселков (vilas), где выросли.

И весьма заметно было, с какою охотою они свершали сие при захвате своей добычи, хотя и была она увидена столь издалека, как мы уже сказали, а враги были отдохнувшими и опытными в том деле 37 (mester) [беге], — и все же они взяли из них двадцать пять. Однако сверх всех был в тот день быстр некий Лоренсу Диаш, житель Сетубала 16, бывший слугою инфанта, ибо он в одиночку захватил семеро из тех.

И труд никем из них не ощущался сильно в сравнении с их радостью; с каковою они и отправились вдоль берега на поиски своих каравелл, каковые уже три дня как оставили.

ГЛАВА XXXIV.

Как Жуан Фернандиш прибыл к каравеллам.

Жуан Фернандиш вот уже семь месяцев как жил в той земле 17; и весьма похоже, согласно здравому суждению, что в то время, когда Антан Гонсалвиш его оставил, он договорился ним о том, что вернется за ним или же испросит у инфанта, дабы он послал кого-нибудь другого, кто таким образом сможет его забрать. И посему Жуан Фернандиш, ощутив, что настало уже время, когда корабли могли возвратиться в королевство, много раз приходил на тот берег, дабы увидеть, сможет ли узреть какой-нибудь [из них]. И я весьма верю, что то была его основная забота.

И вышло так, что остававшиеся на каравеллах, желая исполнить приказ своих главных капитанов, совершили плавание к острову Эржин, о каковом, как представляется, они не имели знания, и прошли вперед, где продолжали лавировать в течение двух дней, пока не ушли в иную землю, по другую сторону. И минуло лишь немногим более часа как они стали на якорь, когда узрели они человека, пребывавшего против них на земле.

Быстро собралась одна каравелла посмотреть, что бы сие могло быть; и, поскольку ветер дул от земли, она, плывя к нему, не смогла пройти столько, сколько желала 18. И Жуан Фернандиш, видя препятствие (empacho), кое встречала каравелла, и желая пройти вдоль берега — оттого ли, что полагал, будто лодки окажутся в той стороне, или же по какой иной причине, — позволил себе таким образом пройти небольшое расстояние, где и увидел лодки, шедшие в поисках своих кораблей. И когда он кричал в ту сторону, куда те шли, другие весьма тому обрадовались, думая, что это был какой-нибудь мавр, своею волею явившийся к ним с целью произвести некий выкуп за кого-либо из тех пленников. Однако, когда они узнали его язык, на коем он назвался, сказав, кем был, они обрадовались гораздо более, вследствие чего весьма прибавили свою скорость (trigança).

«Я размышляю, — говорит автор 19, — каков был о ту пору (estonce) облик того знатного эшкудейру, что был взращен на кушаньях, вам известных, scilicet, хлебе, вине, мясе и иных вещах, искусственных образом составленных (artificiosamente compostas) — и жил семь месяцев таким образом [там], где он не ел вещи иной, кроме рыбы да молока верблюдиц (ибо, как я думаю, там нет иного скота), и пил солоноватую воду (água salmaça), да к тому же не вдоволь; и пребывал [вот так] в земле знойной и песчаной безо всякого услаждения!

О вы, люди, живущие в сладости долин Испании, что едва ли дадите услышать что-нибудь, кроме ваших жалоб, коли случится у вас недостаток какой-либо доли привычного вам пропитания в домах сеньоров, с коими вы живете! Воззрите (esguardai), коли желаете, на страдания сего человека, — и вы найдете его достойным быть великим примером всякому, кто, служа, желает исполнить волю своего господина! Мы же, прочие, что однажды, быть может, за многие месяцы, постимся по велению Церкви, или же ради удовлетворения наших покаяний (pendeças), или же в честь какого-либо праздника Церкви (коли он таков, что подобает есть [лишь] хлеб и [пить] воду) — всякий такой день мы предаемся печали! И сколько есть таких, что освобождают собственную свою совесть, нарушая посты, дабы удовлетворить свои чрева! Посмотрим, есть ли такой [человек], что хотя бы одну неделю по своей воле во имя Христа принял на себя подобный же труд!

Посему я не отрицаю, что порыв Жуана Фернандиша имел место из некоего почтения к Богу, ибо я также знал сего эшкудейру 20 — человека доброй совести и весьма католического христианина. И поскольку цель основного двигателя [сего деяния, то есть инфанта,] была столь правою и столь святою, как я уже говорил в других местах, что все прочие вещи, им подвигаемые, по необходимости должны были соответствовать в некоторой части первичному намерению».

ГЛАВА XXXV.

Как Антан Гонсалвиш отправился совершать выкуп.

Коли прежде я дивился страданию Жуана Фернандиша в связи с его пропитанием (governança), немногим менее дивлюсь я [теперь] любви, что возымели к нему жители той земли. И хотя его учтивость была весьма великою в отношении любого иного люда, я дивлюсь, каким образом она могла иметь место среди тех [людей], ибо мне удостоверили, что когда он покидал тех, с кем прожил (conversara) в предыдущие семь месяцев, то многие из них плакали, имея в помысле печаль.

Однако к чему говорю я о сих вещах, когда ведаю, что все мы суть дети Адама, составленные из одних и тех же элементов, и что все мы получили душу как существа разумные (razoáveis)? Истинно то, что инструменты (instrumentos) [действующие силы] в некоторых телах не столь предрасположены следовать добродетелям, как другие, коим Бог через благодать дал подобную силу, и, лишенные первичных принципов, от коих зависят иные, более возвышенные [тела], ведут жизнь лишь немногим менее звериной; ибо на три образа делится жизнь людей, согласно сказанному философом: первые — те, кто живет в созерцании, оставив все прочие мирские дела, и заботятся лишь о том, чтобы молиться и созерцать, и сих зовут полубогами; вторые же — те, кто живет в городах, используя их блага и торгуя друг с другом; третьи же — те, что живут в пустынях, вдали от всякого общения (conversação) 21, каковые, не умея в совершенстве использовать разум, живут как звери, подобно тем [народам], что после разделения языков (departimento das linguagens) (кое по воле нашего Господа Бога свершилось на башне Вавилонской) рассеялись по миру и поселились там [в пустынях], не прибавив ни в какой части мудрости в ее первичном опыте. Но при всем том есть у них свои страдания (padecimentos), как и у прочих разумных существ, такие, как любовь и ненависть, и надежда, и страх, и, тем же образом, прочие двенадцать [страстей] 22, коими все мы естественным образом обладаем и каковые каждый использует в большей или меньшей степени сообразно благодати, что имеет от Бога, ибо, как сказал святой Павел, Бог есть Тот, кто свершает в нас Свое претворение.

И я уверен, что в силу сих первичных страданий они и были подвигнуты на любовь к Жуану Фернандишу, по каковой причине в последующем его отбытие доставило им печаль. И поистине мне подобало бы сказать несколько более о сих страданиях и о том, каким образом существуют они повсеместно среди людей; однако я боялся затянуть свою историю 23, раздражив вашу добрую волю удлинением слов, хотя бы и к пользе 24.

Теперь же мы оставим в стороне долгие рассуждения, кои могли иметь место среди тех [людей] на каравеллах по причине прибытия Жуана Фернандиша.

Он сказал Антану Гонсалвишу, что там поблизости находился одни рыцарь, коего звали Ахуди Мейман (Ahude Meymam), и что он желал произвести с ними некую торговлю гвинейцами, коих вез пленными; чему Антан Гонсалвиш был весьма рад и высадил [на берег] Жуана Фернандиша, каковой в короткий промежуток [времени] устроил так, что туда пришло великое число тех людей.

И, договорившись о заложниках, получил Антан Гонсалвиш под залог двух мавров; и он, со своей стороны, дал двух других человек из тех, что вез с собою.

Сии двое, что таким образом были даны со стороны Антана Гонсалвиша, на то время что совершался выкуп, были отведены в шатры мавров, где было весьма большое число мавританок, и, к тому же, из лучших в той земле. И случилось так, что мавры затеяли ссору друг с другом, по каковой причине ушли из шатров, удалившись из лагеря на добрый промежуток [времени]. И мавританки, взирая на тех двух заложников, задумали покорить их, выказывая весьма великое желание возлечь с ними; и те, что в себе больше преимуществ ощущали, по доброй воле показывались такими же [нагими], какими впервые вышли из утроб своих матерей, и равным образом делали им многие иные знаки, весьма срамные.

И, видя, что другие 25 в большей мере обуреваемы были поселившимся в них страхом (ибо думали, что ссора тех мавров была затеяна предусмотрительно, главным образом для того, чтобы причинить им вред), мавританки, при всем том упорствуя в срамном своем намерении, подавали им знаки великой безопасности, моля их, как о том можно было судить по их жестам, чтобы они исполнили то, чего они [женщины] желали. Однако было ли то свершено путем обмана, или же дурная сама по себе природа принудила их [к тому], то останется делом каждого определить так, как ему лучше представляется.

Великое доверие выказали мавры при свершении той торговли, ибо, обсуждая свои дела, многие без страха шли на корабли, ведя с собою жен, каковые прежде всего желали видеть ту новизну.

Рыцарь [Ахуди Мейман] завершил свою торговлю, получив некоторые вещи, что более всего ему пришлись по вкусу из тех, что нашими были ему представлены, хотя и были они малы и невеликой цены; за каковые он оставил девятерых негров и немного золотого песка 26.

И по завершении сей торговли один эшкудейру, проживавший на острове Мадейра, просил Антана Гонсалвиша чтобы тот сделал его рыцарем, — как мне думается, потому, что он был человеком преклонного возраста и имел некое знатное происхождение; и, будучи обеспечен тем, что ему подобало, он пожелал забрать почетный титул с собой в могилу. Звался же сей [эшкудейру] Фернан Тавариш, а место то с той поры и впредь получило название мыс Выкупа (Cabo do Resgate) 27.

Весьма по душе было бы мне поговорить здесь немного, в сей главе, о вещах, что Жуан Фернандиш увидел и узнал в той земле; однако необходимо, чтобы я довел деяние сих трех каравелл до конца, и затем, найдя время, я поведаю вам обо всем, дабы изложить свою историю в том порядке, какой мне представляется наилучшим.

Когда мавры отбыли оттуда, а каравеллы последовали далее, люди, их оснащавшие, увидели близ берега около двухсот верблюдов с некоторыми маврами, что следовали за ними. И поскольку, как им представилось, те были весьма близко, они быстро двинулись на них; мавры же, чувствуя, что были теснимы другими [нашими], вскочили с легкостью на верблюдов и скрылись верхом на них. Однако верблюдов было больше, нежели людей, по каковой причине там остались некоторые [верблюды], из коих наши убили сорок, прочие же, бежав, скрылись.

Следуя так дальше, каравеллы прибыли в окрестности острова Тидер, где, как мы уже сказали, имеется много мавров; и поскольку они увидели подле берега, где находились, некие дома, то, желая узнать, найдут ли там что-нибудь, высадились на землю.

И видя, что все вокруг было пустынно, они захотели пройти еще вперед, где увидели двух мавров, шедших им навстречу; и наши, возжаждав их захватить, двинулись на них. Но Антан Гонсалвиш, предупрежденный насчет их уловок, узнал по их виду (contenença), что то делалось ради какой-то засады, ибо подобная уверенность у двоих людей против стольких, как мог прознать всякий рассудительный человек, служила тому, чтобы ввести их в обман.

— Пройдите некоторое расстояние по сей земле, — молвил Антан Гонсалвиш двоим из тех [своих людей], показывая им, до какого места они должны были пройти, — и вы узрите притворство этих собак!

И так же, как христиане двигались со стороны берега, так же шли против них мавры. И, находясь близко, они метнули свои азагаи, и христиане, побежав следом за ними (despós eles), вернулись к тому месту, что прежде было для них ограничено [Антаном Гонсалвишем]. И когда наши все вместе стали возвращаться к кораблям, засада была раскрыта; каковые [мавры из засады] весьма скоро вышли на берег, таким образом, что коли наши не оказались бы столь быстры и не вернулись, то не смогли бы оттуда выбраться без весьма великого урона, ибо мавры, хорошо ощущая свое преимущество, заходили в воду насколько могли, и если бы не держали их на удалении с помощью арбалетов, то они бы прошли бы еще дальше, хотя бы и вплавь, чтобы исполнить свое желание и причинить урон нашим.

ГЛАВА XXXVI.

Как они взяли мавров на Белом мысе.

— Возвратимся, — сказал Антан Гонсалвиш, — на Белый мыс; ибо я слышал, что со стороны против солнца (descontra o sol) есть одна деревня, где нам удастся найти каких-нибудь людей, из коих мы сможем составить добычу, если нападем на нее внезапно.

Все сказали, что то был добрый совет, так что пусть будет сей же час претворен в дело; для коего [дела] были выделены тридцать пять человек, наиболее пригодных из тех, что для сего нашлись; каковые, высадившись на землю, отправились в деревню тотчас с наступлением ночи, однако не нашли в ней ничего.

— Добро будет, — молвили некоторые из тех [людей], — коли мы вернемся в лодки и будет грести столько, сколько сможем, вдоль земли, пока не узрим рассвет; каковой же увидев, сей же час высадимся, чтобы захватить этих мавров при пересечении мыса, ибо они будут принуждены идти вдоль оного мыса до тех пор, пока не укроются в глуби (sertão); и поскольку они ведут с собою женщин и детей, они будут принуждены отдохнуть часть ночи. И хотя они ходят постоянно, все равно не смогут пройти столько, чтобы нам не удалось выйти им наперерез.

На каковом совете они все пришли к согласию; и, пока они гребли всю ночь безо всякого отдыха (ибо в подобных местах и в такое время лень есть главнейшая причина поражения), ночь подошла к концу.

С приходом дневного света высадились двадцать восемь из тех [людей], ибо прочие остались на страже у лодок. Бывшие же на земле шли до тех пор, пока не достигли высокого места, откуда, как они ощутили, могли хорошо осмотреться во все стороны. И, прикрывая свой взор наилучшим образом, каким могли, от начинавшего восходить солнца, они увидели, как им навстречу идут мавры и мавританки со своими сыновьями и дочерями, коих всех было, согласно их подсчету (esmo), семьдесят или восемьдесят. И без иных разговоров и совещаний они врезались меж них, выкликая обычные свои призывы (apelidos), scilicet «Святой Георгий!», «Португалия!»; каковых [наших] появлением мавры оказались столь смятены, что большинство их сочло своим спасением бегство, лишь семеро или восьмеро было тех, кто приготовился защищаться, из коих тотчас же после первого удара пало мертвыми трое или четверо.

Когда же было покончено с теми, то более не было там ратных трудов, — лишь те, что ощущали себя легкими на ноги, мыслили, что располагали спасением своей жизни. Однако же наши не пребывали в праздности; ибо коли враги заботились о том, чтобы бежать, то равно и они не давали себе отдыха, ибо в такое время подобный труд есть отдохновение для победителей.

И так они взяли среди всех пятьдесят пять, коих привели с собою к лодкам.

Об их радости (ledice) мне нет нужды говорить, ибо разум подскажет вам, каковою она должна была быть, — как у тех, кто их [мавров] приводил, так и у прочих с каравелл, когда они прибыли к ним.

Каковую добычу составив, решили они возвратиться в королевство, ибо в том краю и на то время ощущали, что уже не могли более ничем воспользоваться, в особенности из-за нехватки пищи, коей уже не было столько, чтобы достало надолго им и пленникам, у них имевшимся; тем более, что [обратный] путь был долог, в ходе какового они не ведали, что за путешествие их ждет. Посему они направили свои корабли в королевство, прямиком в Лиссабон, куда прибыли, весьма довольные своей добычей.

Кто, однако, не получил бы удовольствия, видя множество людей, сбегавшихся, чтобы узреть те каравеллы? Ибо как только они спустили свои паруса, чиновники, взимающие пошлины короля 28, взяли с берега лодки, дабы узнать, откуда были корабли и что везли; и как только они возвратились и новости разнеслись от одних к другим, то в короткий промежуток [времени] столько людей было на каравеллах, что они едва не потопили их! Не меньше их было и на другой день, когда снимали пленников с кораблей и хотели отвести их в палаты инфанта, отстоящие на большое расстояние от берега 29; ибо из всех остальных частей города сбегались к тем улицам, по которым должны были их провести.

«Поистине, — говорит автор этой истории, — там вполне могли бы выбранить себя многие из тех, о ком говорил я вначале, что злословили насчет почина сего деяния, ибо не было там тогда (estonces) кого-нибудь, кто пожелал бы сойти за одного из тех; и столь велики были восклицания народа, прославлявшего великие добродетели инфанта при виде тех пленников, когда вели их связанными вдоль тех улиц, что если бы кто-нибудь осмелился изречь противное, то весьма скоро ему пристало бы от сего отказаться, или, быть может, [сие] немногим бы ему послужило; ибо редко находится прощение для кого-нибудь, кто относительно мнения народа — и прежде всего народа, приведенного в ликование, — станет говорить людям противное тому, что они между собою почитают принятым. Равно не представляется мне, чтобы нашелся человек столь дурного нрава, что мог бы отрицать подобное добро, от коего произошли столь великие выгоды» 30.

Инфант же пребывал в земле Визеу, откуда повелел принять свою пятую часть; из тех же [пленников], что оставались, капитаны составили свою продажу в городе, от каковой в целом все получили большую прибыль.

ГЛАВА XXXVII.

Как каравелла Гонсалу Пашеку и две других каравеллы отправились на остров Эржин.

Так как город Лиссабон 31 есть наиболее благородный в королевстве Португальском, то равно и жители его, считая по большей части от целого, есть самые знатные и владеют величайшими имениями. И да не будет никто столь простодушен, чтобы принять это утверждение дословно (grossamente), ибо да уразумеет он, что сия знатность есть более особая в сих [уроженцах Лиссабона], нежели в иных [жителях королевства], из других городов и поселков, ибо фидалгу и люди знатного происхождения благородны всюду. Я говорю лишь в общем, ибо, как изрекал Пауло Вержерио 32, обучая юных фидалгу, великолепие большого города есть немалая доля родовитости.

Когда же сии [жители Лиссабона] видели пред своими очами подобное богатство, привозимое теми кораблями, завоеванное в столь краткое время и с подобною надежностью, то некоторые задумались над тем, что и они могли бы извлечь свою долю из той прибыли.

И был в том городе один эшкудейру благородного рода (не знавшего недостатка ни в совершенстве, ни в доблести), звавшийся Гонсалу Пашеку, каковой был слугою инфанта и главным казначеем по делам Септы (tesoureiro mor das cousas de Cepta), человек великого состояния, всегда выводивший корабли в море против врагов 33. Каковой, как представляется, призадумался над этим делом и тотчас написал инфанту, с тем чтобы тот дал ему дозволение на снаряжение одной весьма достойной (nobre) каравеллы, кою незадолго до того приказал он построить для службы себе; а также и для двух других каравелл, кои желали ее сопровождать. Немного затруднений возникло в получении дозволения, менее же всего — при приготовлении вещей, необходимых для снаряжения.

Гонсалу Пашеку сделал капитаном своей каравеллы некоего Диниша Ианиша да Грана, племянника своей жены в первой степени, каковой был оруженосцем регента [Дона Педру]; на остальных же двух шли их хозяева (senhorios), scilicet Алвару Жил, пробирщик монеты, и Мафалду, житель Сетубала. Каковые по поднятии стягов ордена Христа на своих кораблях 34 совершили свое плавание в направлении Белого мыса 35.

И, прибыв туда, все трое договорились между собой не идти в ту деревню, что находилась в одной лиге от мыса, по причине найденной там надписи, кою поместил Антан Гонсалвиш, где он предупреждал тех, кто там пройдет, дабы не утруждали себя походом на ту деревню в надежде на прибыль, ибо он побывал в ней и нашел ее обезлюдевшей. И тогда они договорились идти на поиски другой [деревни], коя должна была находиться в двух лигах оттуда. И они действительно добрались до нее; и тем же образом нашли ее обезлюдевшей.

И вышло так, что в отряде тех, кто отправился в ту деревню, находился некий Жуан Гонсалвиш Галегу, что был лоцманом и уже побывал в той земле вместе с Антаном Гонсалвишем, когда в тот, последний раз он вернулся за Жуаном Фернандишем; и представляется, что тотчас же по прибытии в Лиссабон он [Жуан Гонсалвиш] вступил в компанию сих [людей].

— Вы, — сказал сей Жуан Гонсалвиш, — весьма наживетесь в сем предприятии, коли пожелаете последовать моему совету; вследствие коего я имею веру (feúza) в то, что Бог даст нам добрую добычу. Ибо я уже побывал в сей земле и видел, как действовали прочие, имевшие о ней лучшее знание.

Все в один голос сказали, что были сим весьма довольны и много его благодарили; и что в добрый час пусть говорит он то, что было ему угодно.

— Вы знаете, — молвил он, — что каравеллы, в коих прибыли Диегу Афонсу и Гарсия Омен, до того, как прибыл Антан Гонсалвиш, прошли, распугав мавров вдоль сего побережья. И когда прибыл Антан Гонсалвиш, он договорился с ними о том, чтобы отправиться на Эржин. И когда они прибыли туда, то жители острова были уже предупреждены, так что все удалились прочь, и не осталось никого, кроме лишь одного из них, с мавританкой-отроковицей, его дочерью, коих они забрали с собой. И мы видели дома на острове, принадлежавшие весьма немалому селению, и было весьма похоже, что мавры отбыли незадолго до того; и далее нам удалось захватить двадцать пять из них. И таким образом я думаю, что, поскольку столь недавно побывали мы на сем острове, мавры в сем году уже пребывают неподготовленными (desseguraram já), по каковой [причине], верно, уже вернулись туда; и коли вы проследуете под моим водительством, то, с Божьею милостью, я верно сумею отвести вас туда, где, как я подозреваю, они пребывают, и, при нападении на них (acertando-os), добыча не сможет быть никакой иной, кроме как доброй.

— Как может быть, — отвечали некоторые, — что мавры возвратятся так скоро на то место, где, как они уже знают, их искали? Ведь то, в чем вы более всего уверены, должно вселять в нас не в пример более сомнения, и сие есть краткость времени, из коей вы делаете основную причину их возвращения, что нам кажется противным, ибо их подозрительность — чаще всего, столь очевидная, — не должна столь рано внушить им уверенность.

Капитаны не пожелали более слушать суждений, но как люди, основывающиеся на первом совете, велели спустить лодки с кораблей и приготовились с теми людьми, кои, как они решили, были им необходимы.

И так как между ними было уже решено, что капитаны высадятся каждый в свою очередь, жребий на ту высадку выпал Мафалду, прочие же остались на своих каравеллах.

И все были предупреждены насчет того, чтобы никто не преступал веления того лоцмана, от коего, как я говорил прежде, они получили совет.

И таким образом гребли они в своих лодках, что около полуночи были в гавани острова, рядом с селением.

И, высадившись, сказал Мафалду, дабы они приняли во внимание, что, поскольку ночь еще столь глубока, а они находятся так близко от селения, то, коли они нападут на него в такое время, многие [мавры] по причине темноты смогут бежать (guarecer); или может случиться так, что они [мавры] окажутся вовне (jariam fora), в удалении оттуда, еще не уверенные после первого страха. И посему его совет будет окружить деревню и напасть на них на рассвете.

Мафалду был человек, прежде испытанный в том деле, ибо много раз участвовал в торговле маврами; вследствие чего все посчитали его мнение весьма полезным.

И, идя таким образом, дабы засесть там, где они прежде условились, они нашли дорогу, ведущую от деревни к источнику, и пробыли там недолго, выжидая; и при сем увидели отроковицу, шедшую за водой, каковая была быстро захвачена, и тем же образом один мавр, каковой по истечении некоторого времени проходил по оной дороге; какового они спросили жестами, много ли было там людей, и он ответил знаками, что не более семи.

— Коли так, — молвил Мафалду, — то нам ни к чему более дожидаться утра, но пойдем на них, ибо для столь немногих нам не понадобится много предосторожностей.

И в короткое время деревня была окружена и те семеро захвачены.

Мафалду тотчас отделил одного из тех [людей] и как человек, не имеющий иного туржимана (torgimam), начал его расспрашивать наилучшим образом, каким мог, где были прочие мавры с того острова. И мавр показал знаками, что они пребывали на материке, куда удалились из страха перед христианами; и вызвался тот же час отвести его туда, где они находились, ибо море доходило весьма близко до того места, где они располагались (jaziam).

Мафалду, узнав о том, отправился поговорить со своей компанией, спросив их, покажется ли им добрым отправиться на поиски тех мавров. И так как там, где много голов, там много и суждений, стали у них возникать некоторые сомнения, и кое-кто говорил, что подобный поход был весьма сомнителен, ибо мавр не мог сказать, а они — уразуметь, каково же было число [тех] мавров; и что даже если бы он назвал его, то сказал бы о том ложно, намереваясь привести их к стольким, над сколькими бы они не смогли одержать победу.

— Однако, — молвил Мафалду, — коли во всех вещах пожелали бы вы искать сомнений, то никогда не было бы в них для вас недостатка; и если в таких деяниях вы исчерпаете до дна доводы рассудка, то поздно или вовсе никогда не свершите ничего, что принесло бы ощутимую прибыль.

— Пойдем с Богом, — сказал он, — и не дадим сердцам нашим дрогнуть, ибо Он милостью Своею будет с нами сегодня.

Все прочие согласились с тем, что лучше все же было идти. И они оставили там восемь мавров и с ними — шестерых людей, дабы их охраняли, взяв с собою того [мавра], что первый сказал им, где находились прочие.

И вышло так, что один из тех восьми [мавров], там находившихся, бежал из-под присмотра наших, что его охраняли, и переправился в алмадии, в коей отправился сообщить новости прочим, пребывавшим на земле, на поиски коих отправились христиане, поведав им о том, как пленили его самого и остальных восьмерых; однако он не сумел предупредить их ни о чем таком, что касалось бы их урона, ибо, как представляется, он не ощутил того, что на них надвигалось. И хотя прочих и постигла печаль, они перенесли ее с тою терпеливостью, с коею переносятся чужие невзгоды 36; и посему дозволили себе отдыхать и бездельничать, а также и тот [мавр] вместе с ними.

И после того как христиане сели в лодки, они тотчас с наступлением ночи направились туда, куда знаками указывал мавр, и проплыли так на расстояние в две лиги; и, причалив к земле, проследовали за мавром до того места, где, как он указал им жестами, они были близко [от цели]. И там все остановились, направив одного из тех [своих], что прозывался Диегу Жил, каковой отправился посмотреть, найдутся ли там признаки людей (se haveria sentido da gente). Каковой [Диегу Жил] шел вперед до тех пор, пока не узрел дома; и, подойдя ближе, услышал, как плачет ребенок.

ГЛАВА XXXVIII.

Как Мафалду взял сорок шесть мавров.

Диегу Жил не промедлил с тем, чтобы вернуться; и, когда он поведал новости прочим, они согласились с тем, что будет добро дождаться там утра, ибо, как они сказали, на острове по причине ночной темноты многие из тех [мавров] могли убежать, ибо такова была решимость их [наших] захватить их, что они не допускали никакого сомнения.

И, таким образом, они пребывали в ожидании до тех пор, пока не стал приближаться рассвет, каковой, как многим показалось, задержался долее разумного — таково было их желание прийти к завершению сего деяния.

Много раз случается в иных краях, где люди по необходимости принуждены бдеть, что с наступлением того часа они не могут продержаться без того, чтобы не поспать — до того их одолевает сон. Но не то было с теми [людьми], ибо не нашлось там никого, кто насчет себя не был бы вполне уверен в том, что подобное не сможет ему помешать.

Мафалду, от чьего начальствования то деяние более всего зависело, как только настал час для отбытия, начал говорить им таким образом:

— Друзья! Близится час, в каковой надлежит нам завершить то, над чем мы сию часть ночи столько потрудились. Мы в земле врагов и не ведаем, придется ли нам иметь здесь дело со многими или же немногими. Посему я призываю вас, дабы вы не позабыли о чести вашей, и пусть каждый содеет столько, чтобы не показать слабость при свершении сего деяния.

— Теперь же, — молвил он, — отправимся своею дорогой, ибо Бог пребудет с нами!

Мало было то место, где пребывали враги, каковые, ощутив, что окружены, начали выходить из хижин. И как люди, более преисполненные страха, нежели отваги, они возложили всю свою надежду на побег. И, наконец, были пленены сорок шесть, не считая некоторых, что погибли при первом столкновении.

И хотя деяние не сопровождалось большою опасностью, мы оттого не перестанем отдавать дань превосходства в труде тем, кто наилучшим образом его свершил, каковые [люди] выказали бы не меньшую отвагу в сражении, коли довелось бы, — сколь бы велико оно ни было.

Оставляя же [в стороне] Мафалду, каковой был предводителем, Диегу Жил, Алвару Вашкиш и Жил Ианиш (не тот рыцарь, о коем прежде мы говорили), потрудились довольно, как люди, ясно являвшие, что годились для иного, более великого деяния.

И, таким образом, добыча той ночи составила пятьдесят четыре мавра 37.

ГЛАВА XXXIX.

О том, как они высадились снова, и о делах, что свершили.

Ясно можем мы постигнуть по происшествиям с сими людьми, что большая часть деяний в мире скорее зависит от фортуны, нежели от разума. Кто, находясь в совершенном рассудке (direito juizo), смог бы довериться движению головы или знакам руками, что подавал ему мавр? И разве не могло случиться так, что тот мавр, с целью стать свободным или, быть может, обрушить месть на своих врагов, выдал бы одну вещь за другую и, показывая, что вел их в некое место, где по его указательным жестам (mostrança) наши уразумели бы, что могли одержать победу, отвел бы их туда, где они встретили бы такое множество [врагов], что смогли бы бежать оттуда, будучи лишь немногим менее мертвецов?

Поистине, нет в мире рассудка, что противное [сему] мог бы предполагать.

Впрочем, я думаю, что основная причина сих дел происходила от знания, кое [наши] уже о них [маврах] имели, чувствуя, что хитрость их в сем краю была малою 38.

Таким образом прибыл Мафалду со своею добычей, встретив от прочих участников такой прием, коего требовало наличие прибыли, его трудом обретенной.

И, кончив рассказ о радостной своей победе, сказал он, что, как ему думалось, им следовало спросить каждого из тех мавров, что они с собою привели, не имелось ли случаем помимо того селения, где они были захвачены, какого-нибудь другого, где они могли бы составить некоторую добычу. И, получив всеобщее согласие, он отделил одного из тех [мавров], дабы задать ему оный вопрос; каковой [мавр] ответил ему утвердительно.

И такова была пребывавшая уже в них решимость, что они не пожелали спрашивать, было ли их [мавров] много или же мало, или сколько было воинов, ни каких-либо иных вещей, кои в таком случае подобало спросить; но подобно людям, идущим на нечто определенное, они отбыли во второй половине дня, и, таким образом, знаками того мавра были направлены в деревню, куда прибыв, не обнаружили ничего, из чего можно было составить добычу. И, когда они пригрозили за сие мавру, он дал им понять, что, хотя [мавры] там не находились, они должны были пребывать в другом селении, кое оттуда было не очень далеко; в каковом они обнаружили лишь одного старого мавра, доведенного до смертельной болезни (postumeira enfermidade), какового видя в таком состоянии, они оставили встретить свой конец, не желая обременять ему ту малую часть жизни, коя, судя по тому, что он им являл, еще у него оставалась.

И, как кажется, мавры, уже почуяв, что христиане были среди них, оставили ту деревню, уйдя в другую сторону. Наши, что там были, приняли совет не идти далее вперед, ибо то казалось им трудом, в коем не было никакой надежды на прибыль; решив вернуться туда в другой раз, полагая, что мавры, зная об их приходе и уходе, почувствуют себя в безопасности и возвратятся в свои хижины.

Однако то не было так, ибо мавры на тот раз ушли очень далеко оттуда; где, даже находясь на большом удалении, все еще боялись быть разыскиваемы. Правда, что наши, следуя своему совету, отправились на свои каравеллы, откуда возвратились еще раз. И, видя, что не находят ничего, не считая того мавра, коего прежде оставили, они подумав, что так будет лучше, забрали его с собою. Вполне мог тот несчастный проклинать свою фортуну, ибо в столь краткий срок она отменила первый свой приговор, каждый раз воплощая в жизнь столько желаний относительно ожидавшего его жребия!

И в другие разы высаживались наши и, не найдя ничего полезного, возвратились на свои корабли.

ГЛАВА XL.

Как Алвару Вашкиш взял семерых мавров.

Великие сомнения вызвала на совете тех [людей] предусмотрительная готовность, кою ощущали они в маврах той земли, вследствие чего им подобало искать иные края, в коих об их прибытии не имели знания. И одни говорили, что добро будет, коли они отправятся на Тидер 39, ибо ведали, что там было много мавров; иные говорили, что их поход в тот край причинит урон, ибо противников было столько, что их сражение будет весьма неравным, и пробовать подобное будет не чем иным, как безрассудной отвагой (sandeu atrevimento); ибо для столь немногих, сколько их было, любой рассудительный [человек] счел бы дурным подобное предприятие, уроном от коего была бы не только погибель их тел, но также и позор перед лицом живущих. Иные говорили, что им подобало пройти далее, и коли волею случая в земле мавров они не смогли составить добычу, то им следовало достичь земли негров, ибо возвращаться со столь малою прибылью оттуда, где прочие сделались богаты и состоятельны, будет великим для них стыдом; каковое мнение было всеми похвалено.

И, таким образом, они отбыли оттуда; и в ходе своего путешествия удалившись на тридцать пять лиг за Тидер, дождались друг друга все три каравеллы, и капитаны говорили между собою. И они согласились, что добро будет высадить людей, дабы увидеть, была ли то земля, где они могли обрести некоторую прибыль.

И, спустив лодки с кораблей, молвил Алвару Вашкиш (тот самый оруженосец инфанта), что, как ему представлялось, добро будет отправить двух или трех людей в одну сторону и столько же иных — в другую, дабы увидеть, обнаружат ли они какие-либо признаки мавров или, по крайней мере, [что-нибудь], по чему они могли бы узнать, что [мавры] ходили по той земле, дабы вернуться предупредить остальных о том, что им следовало двинуться на них [мавров]. Все согласились с тем советом, тотчас выделив четверых в каждую из сторон, из каковых одним был Алвару Вашкиш.

И, следуя своим путем, каждый [отряд] в свой конец, первые четверо оказались в месте, где были сети, незадолго до того оставленные маврами. И Алвару Вашкиш вместе с другими шел столько, что ночью напал на след мавров; и не изумляйтесь тому, что я говорю «ночью», ибо, может статься, вы усомнитесь в том, что подобный след мог быть распознан во мраке ночи. Посему знайте, что в той земле нет дождя, подобного тому, что есть в сей земле [Португальской], равным образом и первые небеса 40 не заволакиваются облаками, подобными тем, что видим мы в сей части запада. И помимо сияния луны, когда она там есть, звезды сами по себе дают столько света, что один человек вполне может распознать другого, хотя бы они и находились на некотором расстоянии [друг от друга].

Найдя таким образом тот след, они, поскольку им не показалось разумным строить на том уверенность, не пожелали вернуться к своим капитанам до тех пор, пока не получат более точного знания. И, идя таким образом вперед, они пришли туда, где возлежали (jaziam) мавры, и, увидев их столь близко, почувствовали, что уже не смогут вернуться назад, не будучи учуяны. Посему они бросились на них в атаку и так, со своими обычными призывами, врезались меж них. Каковых [мавров] было двенадцать, и таково оказалось смятение меж ними, что они не смогли различить число противников, но как люди побежденные начали убегать, хотя то и немногому им послужило, ибо лишь двое бежали, трое были убиты, а семеро — захвачены. С каковыми прибыв на корабли, они [наши] были приняты как люди, заслуживающие почести за свой труд и мужество.

И хотя мы и описали некоторую часть их заслуги, но все же не столь совершенно, как они содеяли, ибо никогда знание о какой-либо вещи не может быть столь точным по ее изображению, как тогда, когда известна она сама по себе. И равно историки, дабы избежать многоречивости, часто делают краткое изложение многих вещей, кои, будучи рассказаны по собственному своему впечатлению, были бы гораздо большими 41.

Предводительство в тот раз, как мы уже сказали, принадлежало Динишу Ианишу, каковой отделил одного из тех мавров, дабы узнать были ли в той земле какие-либо иные люди; от какового [мавра] по его знакам получил ответ, что там поблизости не имелось никакого иного селения, лишь одна деревня, что находилась оттуда на большом расстоянии, в каковой было много людей, хотя и мало воинов.

— Мы, — сказал Диниш Ианиш своей компании, — немногое выиграем с нашим прибытием, коли не отдадим свои тела в подчинение трудам; и хотя бы та деревня и была столь далеко, как мне дает понять этот мавр, я сочту за благо, коли мы до нее доберемся, ибо вся сила нашего выигрыша пребывает в нашем труде.

Все согласились с тем, что при всем том для них было добро двинуться в любую сторону, где они предчувствовали какую-либо прибыль. И, взяв того мавра своим проводником, они прошли на расстояние трех лиг, пока не пришли в ту деревню, о коей прежде им говорил мавр; и не нашли там ничего, от чего могли бы получить прибыль, ибо мавры пребывали уже далеко оттуда. И посему они вернулись, не без великой усталости, ибо, помимо великого их труда, основною причиною того, что столь тяжко она ими ощущалась, было то, что они не нашли ничего из того, что искали.


Комментарии

1. Прим. виконта ди Сантарена (1841). Барруш зовет его Диниш Фернандиш. Все историки и географы, следуя автору «Декад», продолжали называть его так.

2. Прим. виконта ди Сантарена (1841). Барруш не говорит о том, что он отправился договариваться с инфантом, но, напротив, сообщает, «что он снарядил одно судно и что, миновав реку, ныне называемую Санага (Сенегал), каковая отделяет землю мавров от азанеге [и] от первых негров Гвинеи, называемых ялофами (Jalofos)…».

Комм. Ч. Р. Бизли и Э. Престэйджа (1899). «Иная земля, куда отправлялись первые [мореплаватели]» — это, очевидно, побережье Сахары от мыса Божадор до Сенегала, которое, как допускает здесь Азурара, является совершенно другой страной, нежели собственно «Гвинея» (земля негров). Последняя, как португальцы признали после открытий 1445 года, начиналась только с возделанной или орошенной земли на юге Сахары. Название (очень раннее), едва уловимые изменения в значении которого, подобно средневековой «Бургундии», весьма озадачивают, первоначально, вероятно, было выведено из названия города Дженнé в долине верхнего Нигера (см. Предисловие к т. II).

3. Прим. виконта ди Сантарена (1841). Азурара показывает через этот пассаж, что уже начинала признаваться географическая ошибка тех, кто придавал Гвинее непомерную протяженность.

Комм. Ч. Р. Бизли и Э. Престэйджа (1899). Относительно идеи Азурары о том, что Сенегал находился около Египта, см. Предисловие к т. II. Это представление, разумеется, связано с теорией о Западном или Негритянском Ниле, отходящем от Египетского Нила. Ни один из средневековых географов (и едва ли кто-нибудь из древних, за исключением Птолемея) не представлял себе размеры Африки вполне адекватно.

4. Прим. виконта ди Сантарена (1841). Так значится в кодексе, как мы удостоверились при исправлении этого листа; однако нам кажется, что здесь имело место опущение со стороны копииста и что текст должен был восстановлен следующим образом: «Захватили четверых из тех, что возымели мужество», и т.д. (filharam quatro daqueles que tiveram o atrevimento, etc.).

5. Прим. виконта ди Сантарена (1841). Этот пассаж еще более подтверждает сказанное нами в нашей «Мемории о приоритете португальских открытий», § III, стр. 20 и след. Париж, 1840.

6. Прим. виконта ди Сантарена (1841). Об этой ошибке систематической географии древних, которую допускал Азурара, мы поговорим в другом месте.

7. Прим. виконта ди Сантарена (1841). Этот пассаж доказывает, что именно наши моряки впервые дали этому мысу название «Зеленого» (см. нашу упомянутую Меморию).

Прим. Ч. Р. Бизли и Э. Престэйджа (1899). Кап-Верде — поворотный пункт большого северо-западного выступа Африки, ныне французское владение. Называется так, согласно общему мнению, из-за пышно-зеленого вида мыса — “la vegetation (как его описывают новейшие французские обзоры) qui le couvre durant l’hivernage, et que dominent deux mornes arrondis, nommés, par les marins français, Les Deux Mamelles.” Полуостров Кап-Верде — один из самых примечательных выступов африканского побережья. В целом он имеет форму треугольника, “terminé par une sorte d'éperon dirigé vers le S.E., et mesure depuis le cap terminal on point des Almadies jusqu' à Rufisque une longueur de 34 kilom. avec une largeur de 14 kilom., sous le méridien de Rufisque, pris comme base du triangle. Sa côte septentrionale, formant une ligne presque droite du N.N.E. au S.S.O. est creusée, près de l'extremité, de deux petites baies, dont la première (en venant de l'E.), la baie d'Yof, est la plus considérable; puis au delà de la pointe des Almadies, qui est le Cap Vert proprement dit, la côte court au S.E. jusqu' au Cap Manuel, roche basaltique haute de 40m., puis remonte aussitôt au N. pour, par une très légère courbe, partir droit a l'E., dessinant ainsi un éperon bien accusé qui envelloppe le Golfe de Gorée. Le corps principal de la presqu' île est bas, sablonneux et parsemé de lagunes qui s'égrènent en chapelets le long de la côte N.; la petite péninsule terminale est au contraire rocheuse, accidentée et semble un ilot marin attaché à la côte par les laisses de mer. Ses hautes falaises, d'une couleur sombre et rougeâtre, forment une muraille à pic contre laquelle la mer vient se briser, écumante.” См. Duarte Pacheco Pereira, Esmeraldo, pp. 46-49, ed. 1892. Что касается острова, на котором Диниш Диаш и его люди высадились около мыса, то это могли быть либо (1) Горé, в двух километрах от материка, выходящий на Дакар к юго-востоку от полуострова; (2) острова Мадлен, в начале маленького залива к северо-западу от мыса Кап-Мануэль; (3) острова Алмадия (“Almadies”), “îlette, qui, située en avant du cap terminal, est la vrai terre la plus occidentale d’Afrique, les archipels de l’Atlantique non compris;” или (4) остров Йоф в заливе Йоф, на северной стороне полуострова. Острова Мадлен когда-то были покрыты растительностью, хотя ныне пустынны. Здесь французский натуралист Адансон произвел свои известные наблюдения деревьев баобаб в XVIII веке. Эти деревья, хотя и исчезли на островах, все еще многочисленны на материке около мыса. Азурара имеет намного больше, что сказать об этих островках и их баобабах в гл. LXIII, LXXII, LXXV. Огибание Кап-Верде открыло новую главу в португальском плавании вокруг Африки — на юго-восток и восток; см. Предисловие к т. II.

8. Прим. виконта ди Сантарена (1841). Барруш говорит: «Островок, что примыкает к нему».

9. Прим. виконта ди Сантарена (1841). В этом и других пассажах показывается, что инфант имел главной целью открытия, а не набеги, которые его мореплаватели совершали против жителей Африки, с тем чтобы нагими выставить их на продажу.

10. Прим. виконта ди Сантарена (1841). Эта деталь дает нам еще одно доказательство того, что эти открытия совершались систематически и согласно тщательно разработанному плану.

Жуан Фернандиш, как мы видим, в ходе своего плена в Мавритании изучил арабский язык, а также, весьма вероятно, берберский, и должен был там приобрести некоторые сведения о внутренних районах Африки; для получения более обстоятельных знаний он имел мужество остаться среди мавров на Золотой реке, с тем, чтобы быть в состоянии лучше информировать инфанта.

Комм. Ч. Р. Бизли и Э. Престэйджа (1899). См. Предисловие к т. II по поводу двойственной природы африканских проектов Генриха — сухопутные завоевания и исследования, разворачивающиеся одновременно с морскими предприятиями. Частичной причиной этому была, разумеется, неадекватная концепция размеров континента, в соответствии с которой даже завоевание Марокко было малополезным предприятием в сравнении с плаванием вокруг Африки.

11. Прим. Ч. Р. Бизли и Э. Престэйджа (1899). «Сколь горько… слышать подобные просьбы» — это, конечно, один из редких иронических штрихов Азурары.

12. Прим. виконта ди Сантарена (1841). Об этом Афонсу Сервейре, который был автором «Истории завоеваний португальцев вдоль побережья Африки», как говорит Барбоза в Bibliotheca Lusitana, см. наше Предисловие.

13. Прим. виконта ди Сантарена (1841). Аргуин. К сказанному нами по поводу этого пункта у побережья Африки в примечании 33 к гл. XVII прибавим, что Барруш сообщает некоторые дополнительные подробности помимо тех, что приводит в этой главе Азурара, и они кажутся нам достаточно интересными для иллюстрации этой хроники. Говоря об Аргуине и приводимом автором факте, он сообщает: «Ибо в то время, дабы составить какую-нибудь прибыль, все отправлялись их (острова Аргуина) искать; и почиталось верным, что им подобало отправляться на их поиски, ибо был тот берег и острова самым населенным краем из тех, что до той поры они открыли. Самым же населенным он был по причине рыбной ловли, коею тот презренный люд, мавры азанеге, себя поддерживали, ибо на всем том берегу не было места более защищенного от ярости больших приливов, что накатывают на его берега, нежели в том районе островов Аргуина; где рыба получает своего рода прибежище и прикорм от селения мавров, хотя сами острова суть не более, нежели скалистые островки, голые от ветров и влажности по причине воды морских волн. Каковые острова, шесть или семь, сколько их есть, имел каждый сам по себе собственное название, коими в сем писании мы их называем, хотя в настоящее время все называются общим названием островов Аргуина — по причине крепости, кою Король дон Афонсу приказал заложить на одном из них, называемом Аргуин» (Decad. I, liv. I, c. 10).

Аргуин расположен на 29 градусе и 30 меридиане южной широты.

Комм. Ч. Р. Бизли и Э. Престэйджа (1899). См. Duarte Pacheco Pereira, Esmeraldo, cc. XXV-VI, pp. 43-4. Аргуин определяется в новейших обзорах его нынешних французских хозяев как “Golfe, île, et banc de sable... l’île est par 20° 27' N. lat., 18" 57' à 60 kilom. vers le S.E. du Cap Blanc... Ses dimensions sont de 7 kilom. sur 4. Elle est basse, inculte, et parsemée de dunes.”

14. Прим. Т. ди Созы Соариша (1981). Жуан ди Барруш («Asia», I Dec.), который в этой главе близко следует тексту Азурары, приписывает задержку подозрению на западню, вероятно, в результате неверной интерпретации этого пассажа.

15. Прим. Т. ди Созы Соариша (1981). По-видимому, слово «camas» относится к местам, занимаемым каждым из участников беговых игр.

Прим. Р. Бразила (1989). “Camas” должно пониматься здесь как “lugares de seu trabalho ou mister” («места их работы или занятий»).

Прим. перев. В русском переводе сохранено первичное значение слова («кровати») как в целом не противоречащее контексту. Аналогичный перевод этого слова дан и в английском издании (“beds”).

16. Прим. Ч. Р. Бизли и Э. Престэйджа (1899). Сетубал находится в Эштремадуре (Португальской), в 20 милях к юго-востоку от Лиссабона.

17. Прим. Ч. Р. Бизли и Э. Престэйджа (1899). «Та земля» — это, разумеется, Азанеге или земля Сахары, близ Риу-ду-Ору.

18. Прим. Т. ди Созы Соариша (1981). На морском языке корабль обретает индивидуальность, как если бы речь шла об экипаже, или о том, кто им управляет.

19. Прим. перев. В очередной раз говоря об авторе в третьем лице, Зурара (обычно говорящий о себе в первом лице), по-видимому, снова подчеркивает заимствование у Афонсу Сервейры. Как бы то ни было, для лучшего понимания подобных мест все соответствующие цитаты «автора» в третьем лице взяты нами в кавычки. См., в частности, главы VIII и X, а также исчерпывающее примечание Бизли и Престэйджа (89 к гл. X).

20. Прим. виконта ди Сантарена (1841). Сравните важность этого заявления автора о том, что знал этого человека, с тем, что мы отмечаем в примечании 32 к гл. XXX.

Комм. Ч. Р. Бизли и Э. Престэйджа (1899). См. главу LXXVII этой хроники; также главы XXIX и XXXII.

21. Прим. перев. Возможен также перевод «совместное проживание, соседство». В изд. 1981 — convivência. Ср. оборот «… когда он покидал тех, с кем прожил в предыдущие семь месяцев…» («…quando se partira daqueles com que nos passados sete meses conversara…») в начале той же главы. Ср. также приводимый Т. Ди Созой Соаришем (1981) пример из J. Dias Leite, Descobrimento da Ilha da Madeira, p. 16, 1 a ed.: «Aves […] que não eram costumadas a ver gente nem a conversaram no mundo» («Птицы… что не были привычны к виду людей и не проживали с ними в сем мире»).

22. Прим. Т. ди Созы Соариша (1981). Автор, несомненно, держал в уме антецедент «paixões» («страсти»), забыв, что перед этим он использовал термин «padecimentos» («страдания») вместо «paixões».

23. Прим. виконта ди Сантарена (1841). К счастью, как мы увидим, Азурара, лично знавший Жуана Фернандиша, рассказывает нам в гл. LXXVII некоторые любопытные подробности относительно описания страны, оставленного самим путешественником, а также о том, что он там наблюдал.

24. Прим. Ч. Р. Бизли и Э. Престэйджа (1899). Пристрастие Азурары к этим схоластическим рассуждениям и избыточным демонстрациям своей учености является одним из его худших промахов; и немалая часть фактической основы Сервейры была, по-видимому, принесена в жертву этой слабости его редактора.

25. Прим. перев. Т.е. португальцы. Этим словом автор обычно пользуется для обозначения одной из двух групп персонажей, действующих в данном эпизоде повествования.

26. Прим. Ч. Р. Бизли и Э. Престэйджа (1899). Это была первая партия драгоценного металла, привезенная домой в Португалию из негритянской земли Гвинеи. Тот же Антан Гонсалвиш еще в 1441 году привез первый золотой песок из Сахары или с побережья Азанеге (см. гл. XVI этой хроники). Относительно значения этих золотых образцов для развития европейского исследовательского движения см. Предисловие к т. II.

27. Прим. виконта ди Сантарена (1841). Этот мыс отмечен на уже упомянутых рукописных картах под тем же названием. Между тем, на одной большой португальской рукописной карте из Парижской королевской библиотеки, выполненной на пергаменте, читаем: P. (Porto) do Resgate.

Это название было дано в таком виде Антаном Гонсалвишем и отмечено затем на всех гидрогеографических португальских картах, элементы которых послужили для географической номенклатуры карт всех народов Европы.

Прим. Ч. Р. Бизли и Э. Престэйджа (1899). В этом абзаце мы можем отметить аллюзию на португальскую колонизацию Мадейры в истории Фернана Тавариша (см. Предисловие к т. II).

28. Прим. Ч. Р. Бизли и Э. Престэйджа (1899). Чиновники таможни в Лиссабоне. Мы можем сравнить с письменным сообщением Азурары о возвращении Антана Гонсалвиша в 1445 году весьма схожие детали гораздо более пышной встречи — Колумба 14 марта 1493 года, в ходе его возвращения домой из первого плавания (см. постскриптум письма Колумба Луису де Сантанхелю, канцлеру арагонского казначейства, относительно открытых в Индии островов).

29. Прим. Ч. Р. Бизли и Э. Престэйджа (1899). Единственное упоминание Азурарой в этой хронике лиссабонской резиденции инфанта Генриха. Этот пассаж, заставляющий предполагать, что принц Генрих должен был часто там находиться, следует принять наравне с другими для пересмотра крайних утверждений о его «добровольном затворничестве в Сагрише» и пр. И снова, в конце этой главы, нам четко говорят, что в это время он находился в своем герцогстве Визеу, в провинции Бейра, около 50 километров к северо-востоку от Коимбры, в 220 километрах к северо-северо-востоку от Лиссабона.

30. Прим. Ч. Р. Бизли и Э. Престэйджа (1899). Ремарки Азурары по поводу перемены чувств в отношении планов Генриха сходны с местами из гл. XIV и XVIII.

31. Прим. Ч. Р. Бизли и Э. Престэйджа (1899). Город Лиссабон, название которого традиционным и абсурдным образом возводилось к Улиссу — “Ulyssipo”, “Olisipo”, а его начало — к первоначальному поселению, основанному в ходе его путешествий, возможно, достиг своих величайших размеров при маврах, в VIII-XII веках, а не в какое-либо другое время ранее правления Эммануэла Счастливого. Это была римская колония, но ее процветание многократно выросло при арабском правлении с 714 г. н. э.; из этого порта упоминаемые Эдриси Маграрины или Странники отплыли в свое исследовательское путешествие по Западном океану, вероятно, в самом начале XI века. Город был трижды возвращен и потерян христианами: в 792(-812) г. Альфонсом Целомудренным Кастильским; в 851 г. Ордоньо I Леонским, который удерживал его лишь несколько месяцев; и в 1093(-1094) г. Альфонсом VI Леонским, вскоре после его тяжелого поражения от Альморавидов при Салакке (1086); но в каждом случае город быстро отвоевывался обратно — в 1094 г. Сеиром, генералом Йусуфа ибн Ташфина, Альморавида. Встревоженный мусульманским возрождением, Альфонс основал графство Португальское в 1095 г., передав его под управление графа Генриха Бургундского и своей внебрачной дочери Терезы, чтобы держать как «рубеж» против мавров. В 1147 г. Лиссабон был, наконец, возвращен Афонсу Энрикишем, первым королем Португалии, в союзе с флотом (164 судна) английских, фламандских, немецких и французских крестоносцев на их пути к Святой земле (Второй крестовый поход). В это время город, как утверждалось (возможно, преувеличенно), имел 400 000 жителей; нынешнее их число — всего лишь около 240 000 (см. Cruce-signati Anglici Epistola de Expugnatione Olisiponis, в Portugalliæ Monumenta Historica, vol. I, p. 392, etc.). До 1147 г. столицей Португалии был Гимарайнш; и даже ко времени Иоанна I, отца Генриха, Лиссабон формально не был местопребыванием правительства, чаще находившегося в Коимбре. В ходе того же царствования Лиссабон как торговый порт также легко обогнал всех соперников в королевстве, особенно Опорту; и возведение королем Иоанном дворцов в городе, его успешное ходатайство папе о создании архиепископской епархии (откуда соперничество с Брагой), далее способствовали тому, чтобы придать смысл словам Азурары в этом абзаце о «самом благородном городе в Португалии». Относительно торговых слоев Лиссабона, Лагуша, и др. в схемах Генриха см. Предисловие к т. II.

32. Прим. Ч. Р. Бизли и Э. Престэйджа (1899). Paulo Vergeryo — Пьетро Пауло Вержерио, родился в Каподистрии (Capo d'lstria) 23 июля 1370 г., умер в Буде в 1444 г. (1428 согласно другим). Пользовался репутацией крупного ученого в Падуе в 1393 г., и т.д., эмигрировал в Венгрию в 1419 г. См. Bayle, Dict. Crit. IV, 430 (1741); P. Louisy, in Nouvelle Biographie Générale, art. (Vergerio); J. Bernardi, в Riv. Univers. (Florence, 1875) XXII, 405-430, в Arch. Stor. Ital. (1876) C., XXIII, 176-180; Brunei, Manuel V, 1 132-3; Muratori, Rer. Ital., Scr. (издание трудов Вержерио) XVI, pp. 111-187, 189-215, 215-242; Fabricius, ed. Mansi, VI, стр. 289. Оставил большое количество речей и писем; особенно Epistola de morte Francisci Zabarekae, Historia seu Vitae Carariensium Principum ab eorum origine usque ad Jacobini mortem (1355). См. также Joachim Vadianus, Biografia P. P. Vergerii, sen.; и C. A. Combi, Di Pierpaolo V. . . . seniore. . . memoria, Venice, 1880.

Прим. Р. Бразила (1989). ”Paulo Vergério” — это итальянский писатель, родившийся в Каподистрии (Capo d'lstria) в 1428 году. Был профессором в Падуе. Знаменит [его] латинский труд De ingenuis Moribus. Описал жизнь Петрарки. Был весьма известен в свое время.

33. Прим. виконта ди Сантарена (1841). Барруш говорит: «Каковой, будучи человеком значительного состояния, снаряжал корабли в некоторые края». Он опустил пассаж Азурары: Contra os inimigos («против врагов»).

Прим. Ч. Р. Бизли и Э. Престэйджа (1899). Барруш воспроизводит это предложение с некоторыми пропусками. Намек на верховного казначея Сеуты (Thesoureiro Mor das cousas de Cepta), и его «благородное происхождение, совершенство, и доблесть» интересен как свидетельство пристального внимания, которое португальское правительство уделяет в это время новому завоеванию и африканским делам вообще.

34. Прим. виконта ди Сантарена (1841). Также в неизданном пергаментном атласе, выполненном в Мессине в 1567 году Жуаном Мартинишем, появляются два нарисованных португальских корабля в различных точках восточного Океана с крестом ордена Христа, изображенным на парусах; по-видимому, упомянутый космограф хотел таким способом обозначить португальское господство в тех морях.

Этот роскошно выполненный атлас принадлежал Библиотеке Хебера (Heber), сегодня находится в библиотеке месье Терно (Mr. Ternaux).

35. Прим. Ч. Р. Бизли и Э. Престэйджа (1899). О персонале этой экспедиции мы имеем отчеты в других местах; о Динише Ианише да Гране, Мафалду и остальных, см. гл. XXXVII-XLVIII. Мыс Бранку, начиная с его открытия Нуну Триштаном, стал излюбленным местом встреч португальских экспедиций на этом побережье. См. гл. LII (заключенная договоренность ожидать друг друга как обычно на мысе Бранку).

О стягах Ордена Христа см. Предисловие к т. II и гл. хроники XV, XVIII, XXXVII и др.

36. Прим. Ч. Р. Бизли и Э. Престэйджа (1899). «Терпение, с коим люди переносят невзгоды своих товарищей» — другой иронический штрих, подобный приводимому в гл. XXXII; см. прим. 11 к гл. XXXII.

37. Прим. Ч. Р. Бизли и Э. Престэйджа (1899). В ходе этого, как и последующих действий, Мафалду (а не Гонсалу Пашеку) показал себя лидером экспедиции.

38. Прим. Ч. Р. Бизли и Э. Престэйджа (1899). Справедливый вывод — то, что в этом случае Мафалду, по своему предыдущему опыту, правильно оценил опасность (или отсутствие опасности) и знал, когда довериться местным жителям. Подобная доверчивость не всегда была одинаково успешной, иногда из-за отсутствия того прошлого опыта, которым обладал Мафалду. См. гл. XXVII, XLVIII, LXXXVI, XXXV. Мавры азанеге в Сахаре в целом показали себя менее способными к самообороне, чем негры Суданского побережья; см. гл. XLV, IX, LXXXVI, XLI, XXXI.

39. Прим. виконта ди Сантарена (1841). На карте западной Африки из атласа, упомянутого в предыдущем примечании (34), отметка “Tiber” находится к югу от Аргуина.

40. Прим. Т. ди Созы Соариша (1981). «Первые небеса» как противопоставление последним, метафизическим небесам.

41. Прим. Ч. Р. Бизли и Э. Престэйджа (1899). Азурара, разумеется, не совершает ошибку «историков, которые, избегая многоречивости, делают краткое изложение вещей, кои были бы гораздо большими, будучи рассказаны по собственному своему впечатлению», то есть подробно. Эта центральная часть его повествования (гл. XXXVI-LIX, LXVIII-LXXIV) особенно утомительна, и мы не можем не сожалеть о сравнительном принесении в жертву научного интереса ради анекдотических и биографических подробностей или подробностей набегов за рабами, которыми он заполняет большую часть этой хроники. Ср. скудные и несовершенные рассказы о действительно важных путешествиях Диниша Диаша (гл. XXXI), Алвару Фернандиша (гл. LXXV) и Нуну Триштана (гл. XXX, LXXXVI) с длинными описаниями экспедиций под личным руководством Гонсалу ди Синтры, Гонсалу Пашеку, Лансароти, Мафалду и других людей, чьи путешествия едва ли привели к какому-либо любому прогрессу в исследовании. Во всем этом повествование Азурары невыгодно контрастирует с повествованием Кадамосто, которое является не только отчетом об исследовании, но также о проницательных, оригинальных наблюдениях, что в «Хронике Гвинеи» заметно лишь редкими интервалами. См., однако, гл. XXV, LXXVI-LXXVII, LXXIX-LXXXIII и Предисловие к т. II.

Текст переведен по изданию: Chronica do descobrimento e conquista de Guine, escrita por mandado de el Rei D. Affonso V, sob a direccao scientifica, e segundo as instruccoes do illustre Infante D. Henrique pelo chronista Gomes Eannes de Azurara. Pariz. 1841

© сетевая версия - Тhietmar. 2010-2012
© перевод с португ. - Дьяконов О. И. 2010-2012
© дизайн - Войтехович А. 2001