СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ПЕТР ТУДЕБОД

ИСТОРИЯ ИЕРУСАЛИМСКОГО ПОХОДА

ОТ 1095 ДО 1099 г.

HISTORIA DE  HIEROSOLIMYTANO ITINERE AB. A. 1095-1099

Из записок очевидца.

(В 1097 г.).

Автор, принимавший личное участие в первом крестовом походе, вел свои записки на месте событий; в первых трех книгах, которые вместе составляют 9 небольших глав, рассказываются весьма коротко события от Клермонтского Собора, в конце 1095 года, до победы христиан над турками при Дорилее 1 июля 1097 года. Четвертая и последняя книга (гл. X-XXXIX) обнимает собою время от Дорилейской победы до поражения мусульман при Аскалоне, вскоре после взятия Иерусалима, а именно, до 12 августа 1099 года. Первые 10 глав этой книги (X-XX) содержат рассказ о дальнейшем походе крестоносцев после битвы при Дорилее и до взятия Антиохии христианами (6 июля 1098 г.), причем был убит и турецкий начальник города, Кассиан напрасно умолявший хорозанского вождя Кербогу поспешить к нему на помощь.

XXI. Кербога (у авт. Curbaram), предводитель армии Персидского султана (т.е. Мосульского), пребывал в то время в Хорозане, и Кассиан, начальник Антиохии (ammiralius Antiochiae), несколько раз обращался к нему с просьбою поспешить на помощь городу, пока есть еще время, ибо сильное войско франков начинает теснить его в Антиохии; за такую услугу Кассиан обещал Кербоге или сдать ему весь город, или сделать значительный подарок. Так как у Кербоги было уже давно собрано громадное турецкое войско и, кроме того, их апостолический Калиф (Calipha apostolicus. т.е. верховный глава религии, посему автор и дает Калифу один из папских титулов) разрешил ему умерщвлять христиан; вследствие того Кербога предпринял отдаленный поход из Хорозана в Антиохию. Начальник Иерусалима (Hierosolymitanus ammiralius) явился к нему с войском на помощь; также и султан (rex) Дамаска прибыл с многочисленною армиею. Сам же Кербога собрал бесчисленные толпы язычников, а именно, турок, арабов, сарацин, публиканов, азимитов, курдов, персов, агуланов и многих других, которым нет и числа. Агуланы были в числе трех тысяч; они не боялись ни копий, ни стрел, ни прочего оружия, ибо были закованы в железо с ног до головы, равно как и их лошади; сами же они не употребляли никакого другого оружия, кроме меча. Таково было войско, явившееся для осады Антиохии с целью рассеять армию христиан. Когда они приближались к городу, навстречу им вышел Сенсадол, сын Кассиана, начальника Антиохии; он немедленно представился Кербоге и просил его со слезами, говоря: «Непобедимый князь, умоляю тебя, помоги мне; франки отовсюду стеснили меня в Антиохии, овладели городом и желают отделить нас от страны Романии или Сирии, а также и от Хорозана. Они делают все, что хотят: убили моего отца, и теперь им ничего не остается, [218] как умертвить меня, тебя и всех других нашего племени. Я давно жду твоей помощи, чтобы ты защитил меня в этой опасности». На это отвечал Кербога: «Если ты желаешь, чтобы я от всего сердца был расположен в твою пользу и помог тебе в этой опасности честно, предай мне в руки этот город». Сенсадол продолжал: «Если ты будешь в состоянии избить франков и выдать мне их головы, то я сдам тебе Антиохию, присягну на подданство (hominium) и буду охранять город, оставаясь верным тебе». Кербога возразил: «Нет, мне этого не нужно; сдай в мои руки крепость навсегда». Хотя против воли, но Сенсадол уступил ему.

На третий день после нашего вступления в Антиохию, появились пред городом передовые отряды неприятеля, а самое войско расположилось лагерем у Железного-Моста. Овладев мостовою башнею, враги избили там всех, кого встретили, и никто не спас жизни, кроме предводителя, которого мы нашли, по окончании осады, в цепях. На следующий день войско язычников, двинувшись далее, приблизилось к городу и устроило лагерь между двух рек; два дня неприятель оставался на том месте. После того Кербога призвал к себе одного из своих начальников, известного ему за свою искренность, добродушие и миролюбие, и сказал ему: «Я желаю, чтобы ты с полною преданностью взял на себя охранение этого лагеря, ибо я издавна знаю тебя, как самого верного человека, и потому прошу весьма заботливо ограждать наши укрепления; считая же тебя притом и весьма благоразумным, я убежден, что не найду другого, который был бы откровеннее и отважнее тебя». Начальник отвечал: «Я никогда не желал бы взять на себя такого поручения; но так как ты сам побуждаешь меня к тому, то знай, что если франки разобьют вас в смертоносном бою и победят, то я немедленно сдам им лагерь». — «Я считаю тебя столь честным и благоразумным, возразил Кербога, что вперед одобряю все, что бы ты ни сделал хорошего». Когда Кербога возвратился к своему войску, турки, осмеивая франков, показали ему какой-то негодный меч, покрытый ржавчиной, дрянной деревянный лук и весьма плохое копье, отнятые ими на днях у какого-то бедного пилигрима, и говорили при этом: «Вот те блестящие и грозные оружия, с которыми христиане выступили против нас в Азии; ими рассчитывают они загнать нас за пределы Хорозана и стереть наше имя за Амазонскими реками; ими они изгнали наших родичей из Романии и царского города Антиохии, уважаемой столицы всей Сирии». Тогда Кербога призвал к себе своего верного секретаря и сказал ему: «Пиши сейчас несколько грамот, чтобы их прочли в Хорозане, и именно следующим образом:

«Нашему апостолическому Калифу, и нашему государю султану, храброму воителю, и всем мудрым воинам Хорозана — поклон и великое почтение!

Да будут они веселы и радостны в счастливом согласии, пусть кушают на здоровье, живут в изобилии и роскоши, повелевая и управляя всею страной, пусть радуются тому, что они родили себе сынов, которые храбро сражаются с христианами, и да примут сии [219] три оружия, отнятые нами у франков; из этого можно заключить, каковы те средства, с которыми враги пришли на нас, и как они хороши и надежны. О, сражайтесь против нашего вооружения, раскрашенного двумя, тремя и даже четырьмя цветами, с насечками золотыми и серебряными! Пусть знают все наши, что я держу франков запертыми в Антиохии, а мой лагерь совершенно свободен, они же сидят в городе: все они теперь в моих руках, и будут преданы смерти или отведены пленниками в Хорозан за то, что угрожают изгнать нас своим оружием и откинуть от границ, далеко за пределы Верхней Иудеи, как они выгнали наших родичей из Романии или Сирии. Клянусь Магометом и именем всех богов, я не возвращусь к вам, прежде нежели своею десницею не овладею царским городом Антиохиею, всею Сириею, или Романиею, и Булгариею до самой Апулии, к чести богов и славе как вашей, так и всего народа турок!» Этим он заключил продиктованное.

XXII. В это время явилась к Кербоге мать его, проживавшая в Алеппо, и говорила ему со слезами: «Справедливо ли все то, что я слышала?» — «Что такое?» спросил Кербога? — «Я слышала, что ты намерен вступить в сражение с франками», продолжала она. «Это совершенная правда», отвечал Кербога. «Умоляю тебя, сын, воскликнула мать, именем всех богов и твоим добрым сердцем, не веди войны с франками. Конечно, ты воин непобедимый, и я никогда не слыхала ничего дурного ни о тебе, ни о твоем войске; никто не видал, чтобы ты обращался в бегство, оставив лагерь. Слава твоего воинства известна, и осторожный враг бежит, заслышав твое имя. Мы хорошо знаем, мой сын, что ты могуществен, отважен и сведущ в военном деле; никакой народ, ни христианский, ни языческий, не может сохранить доблести при виде тебя; бегут при одном твоем имени, как бегут овцы пред разъяренным львом. И тем не менее умоляю тебя, возлюбленный сын, внемли моим словам, и пусть не придет на мысль ни тебе, ни твоему совету, начать войну с христианами». Кербога, выслушав материнские увещания, отвечал ей сердито: «Что ты рассказываешь мне, мать? Я полагаю, что ты или потеряла рассудок, или тобою овладело какое-нибудь неистовство. Я имею одних старших и младших начальников больше, чем всех христиан». — «О, возлюбленный сын, возразила ему мать: христиане не могут и думать бороться с тобой и не имеют силы напасть на тебя; но Бог их сражается за них ежедневно, денно и нощно защищает и бдит над ними, как пастырь над стадом своим; он не попустит никому оскорбить или потревожить их, и всякий, кто помыслит противиться им, будет смущен Богом, как о том сказано устами пророка Давида: «Рассей народы, которые желают войны»; или, в другом месте: «Пролей гнев твой на народы, которые тебя не познали, и на царства, которые имени твоего не призвали». Прежде нежели они изготовятся к бою, великий их Бог и сильный в брани, вместе с святыми своими, успеет уже победить всех врагов. Что же будет с вами, если вы [220] враждебны ему и намерены сопротивляться всеми силами? Знай, мой возлюбленный, что эти христиане именуются сынами Христа; по словам пророков, это — «сыны обетования», а по изречению апостола, «наследники Христа», которым Христос отдал уже обещанное наследство, как о том сказано пророками: «От восхода и до заката будет земля ваша, и никто не воспротивится вам». Кто же может воспротивиться или отрицать подобные слова? Если ты начнешь с ними войну, то будь уверен, что это причинит тебе и поношение, и погибель, и ты погубишь многих из своих воинов, и потеряешь всю добычу, и в страхе обратишься в бегство. В сражении ты не падешь, но в этом же году тебя постигнет смерть, ибо Бог не тотчас наказует оскорбившего его, но когда восхочет, и я боюсь для тебя печального конца. Не умрешь, говорю тебе, но скоро погибнешь». Кербога, смущенный в глубине души, отвечал, выслушав материнские увещания: «Прошу тебя, возлюбленная мать, скажи мне, кто это сказал тебе о христианах, что их Бог любит только их, что он силен в брани, что христиане победят нас под Антиохией и овладеют нашим достоянием, что они будут победоносно преследовать нас, и что в этом году я умру внезапною смертью?» Мать с печалью отвечала ему: «Сын мой возлюбленный, вот уже более сотни годов, как найдено в наших писаниях и в книгах языческих, что на нас пойдет народ христианский, везде победит нас, и будет править язычниками, и наш народ послужит им. Не знаю только, теперь ли, или со временем исполнится то. Я, бедная женщина, последовала за тобою из Алеппо, где наблюдала за течением небесных звезд и изучала расположение планет, двенадцати знаков, и прибегала к другим бесчисленным гаданиям. Везде я находила, что христиане нас победят. Вот почему я так боюсь за тебя, почему мне так грустно; чтоб не пришлось осиротеть без тебя». — «Милая мать, отвечал ей Кербога, объясни мне все, что наводит сомнение на мое сердце». — «Я охотно то сделаю, мой возлюбленный, воскликнула мать, если узнаю, в чем ты можешь сомневаться». Кербога говорил: «Боэмунд и Танкред — не боги же они франков; не освободят же они их от неприятеля, хотя бы они съедали в один присест по две тысячи коров и по четыре тысячи свиней?» Мать возразила на это: «Сын мой возлюбленный, Боэмунд и Танкред, конечно, смертные люди, как и все прочие, но Бог возлюбил их пред всеми и наделил их отвагою больше, чем всех других; ибо Бог их всемогущ, сотворил небо,, и землю, и море, и все, что в них; престол его на небе от века веков, и мощь его страшна повсюду». Сын отвечал: «Если это и так, то все же я не прекращу с ними борьбы». Мать же, видя, что ее советы не помогут, удалилась с печалью в Алеппо и захватила с собою все, что только могла увести.

В следующих главах, от XXIII до XXVIII, автор описывает подробности осады, приступы неприятеля, вылазки отрядов осажденных, различные отдельные подвиги; потом печальное положение христиан, изнуренных [221] голодом, дезертирство многих из них; как, наконец, было найдено св. копье и отправлено посольство к Кербоге, под руководством Петра Пустынника, с предложением принять христианство, и как Кербога отвечал на то предложением принять магометанство; этот ответ довел христиан до отчаяния, и они решились на последний и смертельный бой с неприятелем.

XXIX. Наконец, христиане решились, после трехдневного поста и процессий из одной церкви в другую, исповедаться в грехах, и получили разрешение; приобщившись тела и крови Христовой и раздав милостыню, они отслужили торжественную обедню. После того внутри города построено было шесть полков. В первом полку, шедшем во главе, стоял Гуго Великий с французами и графом Фландрии; во втором — герцог Готфрид с своею дружиною; в третьем — Роберт Нормандский с своими воинами; в четвертом — епископ Пюи (Podiensis, Адемар), несший копье Спасителя; с ним шли его люди и войско Раймунда, графа св. Эгидия (т.е. Тулузского); сам же он остался сторожить крепость, из опасения, чтобы турки не ворвались в город; в пятом — Танкред, сын маркиза, с своим народом; в шестом — шел мудрый муж Боэмунд (Тарентский) с своею дружиною. Наши епископы, священники, клерки и монахи, облачившись в ризы, вышли вместе с нами, неся кресты и молясь, чтобы Бог спас нас, оградил и избавил от всяких бед. Прочие же стояли на стенах у ворот, держа святые кресты и благословляя нас. Так, в стройном порядке и осененные крестом, мы прошли чрез ворота, называемым Махомария. Когда Кербога увидел полки франков, отлично построенные, как они выходили один за другим, он отдал приказ: «Дайте им выйти, чтобы лучше попасться в наши руки». Но когда мы все выступили за ворота, и Кербога увидел пред собою бесчисленную рать франков, им овладел страх. Тотчас же он дал знать своему начальнику, которому было поручено охранение лагеря, что, если он увидит огонь пред неприятелем, то это будет знаком отступления для войска, и того, что турки потеряли дело. Между тем Кербога начал мало-помалу отступать к горе; а наши — преследовать их. Наконец, турки разделились: одна часть потянулась к морю, другая осталась на месте, рассчитывая поставить нас между двух неприятелей. Но наши, заметив такое намерение врага, сделали то же самое: из полков герцога Готфрида и графа Нормандии был образован седьмой полк, под предводительством графа Райнольда. Этот полк встретил турок, наступавших со стороны моря; турки же, вступив с ними в борьбу, многих перебили стрелами. Другие турецкие отряды были построены между рекою и горой, на протяжении двух миль. Они начали заходить с обеих сторон и окружать наших, метая в них копья, стрелы и нанося раны. В это время с горы показалось бесчисленное войско на белых лошадях, и знамена их были также белые. Наши, видя это войско, недоумевали, что это такое и кто приближается, но вскоре поняли, что им явилась на помощь сила [222] христова; предводители были св. Георгий, Меркурий и Димитрий. Нельзя не верить этому рассказу, потому что многие видели то. Турки же, стоявшие со стороны моря, заметив, что им невозможно устоять, подожгли траву, чтобы дать тем знак к бегству остававшимся в лагере, которые, увидев то, взяли с собою драгоценнейшее из добыч и бежали. А наши мало-помалу подвигались вперед к центру неприятельских сил, то есть, к их палаткам. Герцог Готфрид, граф Фландрский и Гуго Великий доскакали до самого берега, где неприятель был особенно многочислен. С знамением креста они единодушно напали на них. Видя то, и другие полки последовали за ними; персы и турки подняли крик. Таким образом, мы, призвав имя Бога живого и истинного, приблизились к неприятелю на лошадях и во имя Иисуса Христа и св. Гроба начали бой, и божиею помощью победили их. Турки же в страхе обратились в бегство, а наши преследовали их до палаток. Но воины Христа предпочли гнать неприятеля, нежели собирать добычу, и достигли таким образом до Железного-Моста, а оттуда до самой башни Танкреда. Турки при этом потеряли свои палатки, золото, серебро, множество украшений, овец, быков, лошадей и мулов, верблюдов и ослов, хлеба и вина, муки и иного прочего, в чем мы нуждались. Гермении и сирийцы (т.е. туземцы), населявшие ту страну, видя, что мы победили турок бросились в горы навстречу им и умерщвляли всех, кого могли схватить. Мы же, возвратясь в город с великою радостью, прославляли и благодарили Господа, даровавшего нам победу. Турецкий начальник, охранявший укрепления, видя, что Кербога и его люди бегут, преследуемые неприятелем, почувствовал страх и поспешно вышел навстречу знаменам франков. Граф Тулузский, стоявший близь укреплений, приказал ему взять свое знамя, которое весьма послушно водрузил на башне. Лонгобарды (т.е. итальянцы), находившиеся в том месте, заметив то, говорили друг другу: «Это знамя не Боэмунда». Тогда турок спросил: «Чье же?» — Ему отвечали: «Графа Тулузского»; тогда он подошел и, сняв знамя, возвратил его графу. В эту минуту явился сам достославный муж Боэмунд и вручил ему свое знамя. Турок с великою радостью принял его и заключил договор с государем Боэмундом, по которому те из язычников, которые пожелают, могут принять вместе с ним христианство, а те, которые захотят удалиться, могут оставить город целыми и невредимыми. Боэмунд согласился на просьбу турецкого начальника и немедленно послал своих людей для занятия укреплений. Несколько дней спустя, турецкий начальник крестился вместе с теми, которые пожелали признать имя Христа. Тех же, которые остались в своем законе, Боэмунд приказал отправить в землю сарацин. Все это дело происходило 28 июня (in quarto Kal. jul.), накануне дня апостолов Петра и Павла, в царствование Господа Нашего Иисуса Христа, ему же честь и слава во веки веков. Аминь!

Священник Петр Тудебод.

Historia de Hierosolymitano itinere ab. a. 1095-99. [223]

Петр Тудебод, священник Сиврейский (Petrus Tudebodus, sacerdos Civriacensis), родился в Пуату, в половине XI столетия. Вместе с двумя своими братьями он принял личное участие в первом крестовом походе; один из его братьев погиб при осаде Антиохии, другой — во время нападения на крепость Марру. До битвы с Кербогой автор служил в конном отряде Боэмунда, но после того перешел в отряд Роберта Нормандского. Тудебод находился и при осаде Иерусалима. Вот все, что известно из показаний самого автора о его жизни. По его собственным словам, он был первым, который описал поход крестоносцев и взятие Иерусалима, не имея пред собою никакого другого сочинения. Все последовавшие за ним писатели, как то: Роберт-Монах, Гвиберт Ножанский и друг., главным образом руководились сказаниями Тудебода, хотя и не знали имени автора, так что до новейшего времени его сочинение: Historia de Hierosolymitano itinere ab. a. 1095-99, т.е. История Иерусалимского похода от 1095 до 1099 г., приписывалась какому-то анонимному писателю. Не смотря на дурной язык Тудебода и темноту выражений, его произведение должно поставить во главе всех источников первого крестового похода, так как оно само служило источником для других источников и даже во многих местах буквально повторялось. — Издания: первое издание сделал Bongars в своем сборнике Gesta Dei per Francos. Hannov. 1611 г. I, 1-30 стр.; но он не знал имени автора и оставил его анонимом, назвав самое сочинение: Gesta Francorum et aliorum Hierosolymitanorum. Второе и последнее, а вместе и более полное, находится в сборнике Duchesne: Historia Francorum scriptores etc. Par. 1649. IV, 773-815. — Переводов на новейшие языки не существует — Исследования: см. у Duchesne предисловие, написанное Besly, и особенно у Siebel, Geschichte des ersten Kreuzzugs. Dusseld. 1841, стр. 22-33.