СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

АЛЬБЕРТИНО МУССАТО

ЛЮДОВИК БАВАРЕЦ

LUDOVICUS BAVARUS

1.

Непостоянство вещей земных вообще, как и частые перемены в нашем городе, а в особенности твоя порочность, сын мой, какая мне и во сне не могла бы привидеться, отвлекли меня от бесполезного труда составлять для тебя назидательные писания; поскольку поступает в высшей степени глупо и лишь впустую тратит усилия и средства тот, кто семена бросает в почву бесплодную. С другой стороны не могу я и решиться поведать потомкам о твоих позорных злодеяниях, поскольку описание их лишь дало бы пищу моей боли, и труд мой склонялся бы только к тому, чтобы позорить родителей добродетельных. Потому достаточно уже и того, что ты за то, что сотворил, страдаешь вместе со мной, и что должны мы разделить ниспосланный нам судьбою жребий; ибо мне, как отцу, невозможно избегать связи, похитившей у меня более половины утешения моего существования, и, как самое тяжкое моё страдание, более всех прочих несчастий способствовавшей тому, что волосы мои побелели раньше времени. Может приведут тебя к раскаянию хоть эти слова, которые я должен предпослать тому, о чём хочу здесь поведать, поскольку неукротимая боль, разрывающая моё сердце, сделала для меня невозможным обойти эту тему молчанием.

2.

По праву могут потомки чувствовать себя обделёнными мною и сетовать на то, что не стал я описывать великие смуты, последовавшие в Италии за смертью императора Генриха VII и теми событиями, о которых поведал я в своей книге – труд такой же грандиозный, как и трудный; ведь следовало бы описать могучее единоборство апостольского престола с тиранами Ломбардии, кощунственные предприятия против святого престола и величия святой церкви, междуусобицы и расколы с обеих сторон, даже открытые войны, сотрясавшие всю Италию из Милана, гнезда всякого раздора, где правил с избранными представителями своего дома Маттео Висконти, чья позиция в противоборстве партий стала образцом для самых выдающихся и отважных правителей Тусции и Ломбардии. Не менее могут потомки упрекнуть меня и в том, что опустил я описание поразительных деяний обоих немецких властителей, о противостоянии которых там было упомянуто, а именно Фридриха, сына Альбрехта (В тексте: Рудольфа), бывшего герцога Австрийского и короля Рима, и Людовика, герцога Баварского; и что умолчал я об ужасной битве между ними, о пленении Фридриха и его брата (В тексте: Фридриха и его герцога Австрийского. Имеются в виду по всей вероятности Фридрих Красивый и его младший брат Генрих), герцога Австрийского, и о чудесном, невероятном освобождении первого, и о братском совместном правлении обоих королей или герцогов; и наконец, что не рассказываю я о распространении власти Кангранде и его сопровождавшихся переменным успехом предприятиях против городов Фельтре (Feltre) и Беллуно (Belluno) и одновременно против Каволана (Cavolanum) над крепостью Ликвенция (Liquentia) и Саравалла (Saravallum) около Кадубрия (Cadubrium) и многих других соседних городов; также не описал я поучительные моменты в истории моего родного города (Падуи), а именно отношения граждан с вышеупомянутыми королями, и сменявшие друг друга единодушие и распри городских партий, несмотря на то, что я сам странствовал этими дорогами, должен был давать оценку различным событиям и по настойчивому желанию беспокойного народа Падуи постоянно находился в пути с разного рода посольскими поручениями. [Уже описание одного этого завело бы меня слишком далеко; потому я намереваюсь ниже описать в общих чертах, только слегка касаясь отдельных событий, лишь борьбу этого баварца Людовика на итальянской земле и противостоявшие ему устремления римской курии, в особенности того, что совершил её легат], кардинал-епископ [римской] титульной церкви св. Марцелла, господин Бертрандо дель Пожетто (Bertrando del Pogetto) (Дополнения следуют предложениям в Вельтцина (Weltzien) и Фриденсбурга (Friedensburg) в изданиях: Walter Friedensburg, Quellen zur Geschichte Kaiser Ludwig's des Baiern. 2. Halfte. Die Geschichtsschreiber der deutschen Vorzeit [82], Vierzehntes Jahrhundert, Bd. 4 (1887). Gerhard Weltzien, Untersuchung italienischer Quellen zum Roemerzuge Ludwigs des Baiern 1327-1529 (1882)).

3.

Когда папский престол занимал Иоанн XXII (с 1316 года), восставшие тираны Ломбардии, уже почти не видя возможности сопротивляться превосходящим силам церкви, пришли между собой к соглашению и договорились призвать из Германии герцога Людовика Баварского, в котором они видели римского короля, посеяли таким образом раздор, противопоставив величию церкви величие священной императорской власти, и вызвали столкновение двух властных структур, приведшее в плачевное состояние весь христианский мир; эти тираны намеревались отвергнуть власть церкви при помощи другой власти, втянуть в эту борьбу владеющую стародавним авторитетом императорскую партию и всеми средствами повсюду разжечь вражду. Это были Галеаццо (Galeazzo), Марко (Marco) и Лукино (Luchino), сыновья недавно умершего Маттео Висконти (Matteo Visconti), великого властителя Вероны, Виченцы, Фельтре и Беллуно, далее Кангранде делла Скала (Cangrande della Scala), правитель Мантуи, Пассарино Бонаккользи (Passarino Bonaccolsi), маркграфы Ринальдо (Rinaldo) и Обиццо (Obizzo) д’Эсте, правившие в Ферраре, и властитель Пизы и Лукки, Каструччо Интерминелли (Castruccio Interminelli). Они послали первым делом послов в Германию, с просьбой о встрече, и побудили Людовика (В тексте: Фридриха) направиться сперва в Тироль, а оттуда, после того как граф Генрих Тирольский предоставил ему свободный проход, в Триент. Здесь явились к нему все тираны, чтобы пообещать выплату огромных денежных сумм, после чего они вновь разъехались по своим владениям.

4.

Людовик же поспешил горными тропами через область Комо (Como) на Милан (середина мая 1327), где он, радушно встреченный и принятый Висконти, разбил свой лагерь, разместил двор и принял от города изъявления покорности. Знать и люди незнатного происхождения осыпали его славословиями, и вскоре влияние Висконти пало так низко, что они стали казаться обычными горожанами, не имеющими никаких особых превилегий. И когда их власть таким образом умалилась, сильная партия влиятельных горожан преисполнилась мужеством и донесла до уха Людовика новые жалобы: не гоже хорошему и справедливому властителю облагать миланскую общину и её граждан, выразивших ему покорность, налогами (которых он приказал собрать большие суммы), тем более что деньги общины находятся в руках наследственных властителей, собравших только что большие налоги для достойного приёма короля. Распалившись при упоминании о деньгах, король стал исподволь выспрашивать, у кого из правителей они находятся на сохранении. Узнав, что деньги хранятся у Галеаццо, он вызвал его к себе. При вопросе о деньгах Галеаццо осыпал поношениями тех, кто сообщил об этом, и назвал их со спесивой миной и в резких выражениях лжецами, затем разразившись угрозами против этих королевских информантов, он проявил неуважение к особе короля, вследствие чего тот в сильном гневе вскочил и запретил ему даже пошевелить ногой, пока он не отдаст все деньги. И поскольку Галеаццо гордо и своенравно отказался ему подчиниться, Людовик приказал бросить его в глубокий тёмный подвал и сковать ему ноги цепями. Узнав об этом, Аццоне, Марко и прочие представители рода Висконти поспешили скрыться от королевского гнева, рассеявшись и выискивая себе повсюду убежища. Они были лишены всяческой власти и каких бы то ни было привилегий; король же взял себе деньги и обрадовал городскую коммуну и народ, освободив их всех от налогов; одновременно он учредил, что Миланом будет править общий совет горожан в определённых установленных формах.

В высшей степени напуганные этими действиями Людовика против Висконти, прочие тираны Люмбардии начали испытывать к нему недоверие, и с этой поры были настороже, следя за тем, чтобы власть его не усилилась чрезмерно в их собственных землях; однако внешне они старались не показывать этого, чтобы не ставить под угрозу договорённость, достижение которой стоило им таких усилий и затрат.

5.

Между тем (март/апрель 1327 года) папа послал в Ломбардию для противодействия Людовику и его открытому выступлению тайного легата, уже упомянутого Бертрандо, с большим войском. В Парме, где правили Росси, легат был с ликованием принят гражданами и коммуной, после чего без промедления принято было решение о войне против Пассарино Бонаккользи из Мантуи, и она была начата опустошением мантуанских земель, уничтожением огнём и мечом поселений и взятием в плен большого числа тамошних жителей.

6.

В этот момент римляне, которые к своему неизмеримому убытку и умалению славы их города уже долгое время не видели у себя римской курии, направили посланцев к папе в Авиньон, чтобы просить Святого Отца вернуться с курией в Италию, а именно в Рим, где святой апостольский престол установлен был св. Петром и святыми отцами; они обещали принять страстно ими желаемого Святого Отца со всевозможным почётом и единодушно служить ему как верные подданные. Если же папа, по примеру того, как он уже неоднократно оставлял без внимания их просьбы, снова ответит отказом и захочет и впредь оставаться вдали от осиротевшего престола, тогда они, римляне, примут Людовика, который называет себя римским королём, в этом его качестве в свой город, чтобы Рим, глава мира, не опустился с вершины своей славы, и также они сделают всё, что будет в их силах, чтобы оба трона, духовный и светский, лицезреть и чтить в своих стенах и сохранить городу Риму его славу резиденции властелина всего мира.

Папа же, как человек, одарённый умом и красноречием, принял посланцев самыми милостивыми и изысканнейшими словами, и объявил, что о деле такой огромной важности он должен посоветоваться со своими братьями. Сперва он задерживал посланцев на протяжении многих дней двусмысленными ответами, так как в намерения его не входило возвращаться в Рим; в конце же концов, когда они стали требовать определённого ответа, он объявил, что должен несколько повременить, чтобы дождаться момента, наиболее удобного с точки зрения интересов церкви. Они же должны возвратиться и сохранять их матери церкви причитающуюся ей верность; ведь им известно, как милостливо их мать церковь всегда оберегала их и заботилась о них, в то время как империя и римские императоры давно уже проявили по отношению к ним свою враждебность и непостоянство. Разве возможно им забыть о том, какие страдания и притеснения выпадали на долю их предков, в особенности от немцев, в то время как церковь в своей материнской любви ни на мгновение не нарушала им верность. Посланцы же, в измождении отпущенные папой, отправились в обратный путь и возвратились в Рим.

7.

Когда римляне увидели, что их посольство не достигло своей цели, им показалось, что папа затеял с ними игру. Поэтому они направили посланцев к Людовику, которые должны были сообщить ему следующее: пусть он придёт в Рим и беспрепятственно примет присягу на верность от римлян и принадлежащую ему императорскую власть; они же будут безусловно подчиняться ему при любых обстоятельствах. Людовик не мог упустить эту возможность достичь великих успехов; он незамедлительно выступил из Милана, пересёк кратчайшим путём Ломбардию, и через области Луни и Пизы за несколько стремительных дневных переходов достиг Рима (7 января 1328), население которого встретило его таким ликованием, как будто сам Господь сошёл к ним со своего небесного трона, и приняло его радостно и торжественно.

8.

В то время (январь 1328) Стефано Колонна (Stefano Colonna) и Пончелло Орсини (Poncello Orsini) держались вдали от Рима, население которого относилось к ним с подозрительностью вследствие того, что они получили от короля Роберта рыцарские пояса. Они пребывали однако в окрестностях города в своих владениях. Брат же Стефано, Скьярра (Sciarra), пользовавшийся большой любовью народа и бывший ревностным и вдохновенным сторонником императорской партии, оставался на стороне народа во всех превратностях и затруднениях и против своей воли присоединился к Людовику в противовес Стефано и Пончелло. Так Людовик с супругой заняли свой престол на Капитолии, при восторженных криках народа, прославлявшего имя и титул римского короля и с ликованием желавшего ему долгих лет жизни; народу же, как знатным так и простым, предоставил он право высказывать совет по императорским делам и исполнять необходимое для благосостояния государства.

9.

Однако как это всегда бывает, народ радуется всему новому, и потому не только возносит до небес имя Людовика, но и разражается поношениями в адрес папы Иоанна, публично осыпает его голову тяжелейшими обвинениями, даже объявляет, что он не является законным папой. Против него провозглашаются всё новые обвинения. И те речи, которые сперва произносятся устами простонародья, вскоре находят отклик, уже в усугублённой и более пространной форме, в низших слоях: папа Иоанн – оступник, и не может считаться папой! Должен быть избран новый папа, который создаст и призовет к жизни новую коллегию своих братьев кардиналов, и в своём Риме, из привычных священных зал и храмов будет руководить святой римской церковью, святительски украсит город праздничными и торжественными мессами, того же Иоанна, который своим пребыванием по ту сторону гор превратил святую церковь в предмет насмешек, подвергнет духовной анафеме. Только здесь, в Риме, может почитаться папа, только тот, чей престол находится здесь, будет наслаждаться благоговейным, безоговорочным послушанием римлян, именно в Риме должны пребывать обе высшие власти, и светская, и духовная. Эти речи поднялись от простого народа к знати и начальствующим, и утвердились в такой степени, что в конце концов все обратились к своему королю Людовику с настойчивой просьбой, чтобы всеобщее желание было исполнено.

10.

Людовик не оставил без внимания дело, которое могло доставить ему лишь выгоду, а предоставил его первейшим из своих советников, которые последовали за ним из Германии, для проверки и обсуждения. В его совет входили также два итальянца, весьма заинтересованных в поддержке его интересов, которые присоединились к нему и своими советами оказывали ему особенное содействие. Это были Марсилий Раймундини (Marsilius Raimundini), гражданин Падуи низкого происхождения, умный и красноречивый философ, а также генуэзец Убертино (Ubertino) из Казале (Casale) (возможно, этот спутан здесь с Жоанном (Johann) из Жандена (Jandun)), монах и человек настолько же хитрый и ловкий, как Марсилий. С привлечением этих двоих и прочих доверенных лиц короля был устроен совет и принято решение, не отклонять просьбы и желания римского народа, а напротив, спрашивать его совета и согласия во всех делах. Римляне должны решать, и надлежит следовать решениям их знати и народа.

В то время как народ Рима воспылал неистовым волнением и в сердцах их всё более разгоралось стремление к нововедениям, особенно после того, как им переданы были высказывания папы Иоанна об отлучениях, были наконец по совету Марсилия и Убертино, которые лично спроектировали и с большим искусством составили соответствующие документы, опубликованы указы от имени сената и народа против персоны и действий Иоанна (18 апреля 1328), а именно следующего содержания: Иоанн, носивший до сего времени имя папы, должен быть как схизматик и безбожный еретик лишён своего звания и отвержен как отступник. Текст указа содержал длинный перечень причин такого решения, которые отмечены были как ясные, даже очевидные. Лишь на одной из этих причин должны мы тут остановиться более подробно.

11.

Дело в том, что уже с давних пор между орденами доминиканцев и францисканцев возник раздор и непримиримая вражда, повлекшая за собой глубокий раскол и в высшей степени неприятные последствия. Речь идёт о бедности Господа нашего Иисуса Христа и его последователей. Францисканцы и их приверженцы утверждали, что они, следуя образу действий Господа Христа, пользуются лишь вещами, непосредственно необходимыми, и свободны от всяческих прав собственности на них или на их использование. Доминиканцы же говорили, что францисканцы не только непосредственно пользуются вещами, но и оставляют за собой право на их использование. Ведь если бы у них не было последнего, то они не имели бы права действительно пользоваться вещами, а делали бы это противоправно; потому что никому не позволено пользоваться тем, на использование чего он не имеет права. Так же и Христос не просто пользовался вещами, он обладал и правом ими пользоваться, ведь не может же считаться использование им вещей делом неправомерным. К этой последнией точке зрения полностью присоединился и папа Иоанн XXII и в тесном согласии с орденом доминиканцев составил и издал торжественный указ против всех, кто думал и говорил иначе. Этим обстоятельством воспользовались советники Людовика и составители его указов, собственноручно присовокупив особый пассаж о папской власти, в котором они высказывали своё мнение о многочисленных заблуждениях папы. Эти писания были вывешены на всех основных церквях Рима.

12.

После того как римлянам Людовиком, их королём и повелителем, было предоставлено право самим устраивать все свои общественные дела, так что всё, что они решили, приобретало силу закона, они не замедлили сместить и отстранить Иоанна (12 мая 1328), и побудили своими настойчивыми просьбами одного францисканца, отличавшегося доселе безупречным образом жизни, Петра из Корваро, занять папский престол и увенчать себя тиарой. Так избранный Людовиком и римским народом, в силу предоставленных ему полномочий, папа в течение нескольких дней создал коллегию кардиналов, объединившись с которой он постарался воссоздать полноценный образ папства и папской власти.

13.

Известия об этих событиях облетели весь мир и были по-разному встречены христианами всех земель, вследствие чего всё христианское сообщество раскололось по сути на две партии. Одна партия, поддерживавшая императора и империю, отреклась от папы Иоанна, который слишком быстро позволил себе осудить Людовика и с чрезмерной страстью и рвением назвал его еретиком, в основном в интересах и к выгоде короля Роберта, о пользе которого он печётся, пренебрегая всеми доводами справедливости; и вообще, Иоанн до такой степени встал на сторону одной из партий, что не стесняется во всеуслышанье подтверждать свою упёртую приверженность ей, высказывая свою откровенную ненависть по отношению к гибеллинам и, следуя примеру светских представителей своей партии, никому, кто был бы известен ему как гибеллин, не присуждает духовных званий. Сверх того обвиняли они его и в том, что он противоправно занял папский престол, более благодаря покровительству короля Роберта, чем независимому выбору своих братьев, кардиналов. А также и в том, что он сварливый человек, во всей Италии и в особенности в Ломбардии посеявший вражду и возжегший факел войны, опорочивший святейшую церковь и подвергший её в великим опасностям, ни разу при том не взяв на себя роль примирителя или успокоителя. Он превосходно владеет искусством разжигания вражды, искусство же улаживания её и восстановления согласия ему совершенно не знакомо. Также присваивает он себе полномочия, не имеющие ни малейшего отношения к званию папы, ведь, не удовлетворяясь решением духовных вопросов, он вопреки принципам Священной Римской Империи стремится отнять у немцев право избирать римского короля и передать его французам или итальянцам, о чём повсюду заявляет совершенно открыто. При его правлении как папы в святую церковь вторгся раздор, и под его руководством она не успокоится вовеки.

Другая же партия, напротив, называла папу святым, справедливым, многоопытным и милосердным правителем, высокообразованным философом, учёным в области святой теологии, который, как иначе и быть не может при таких достоинствах и знаниях, попросту исполнен ненависти к тиранам.

14.

Бесчинству тиранов подвергалась тогда вся Италия, в особенности Ломбардия, Тоскана, Романья и Марка. Эти тираны презрели Бога и его святых и наложили руку именно на святые церкви, епископства, аббатства, приорства и церкви, всегда приносившие существенный доход, и алчно использовали эти доходы для заготовки оружия, ведения войны и вербовки наёмников; святые же места, откуда они изгнали священников и прелатов, они превращали в конюшни.

Эта грубая дикость, как жаловались сторонники церкви, достигла в правление Висконти, тиранов Милана, такой безбожности и зашла настолько далеко, что тираны самолично, нисколько не заботясь о полномочиях и правах апостольского престола, незаконно передавали церковные приходы своим сотрапезникам и людям совершенно негодным. Прежде всех стал заниматься этими безобразиями старый Маттео Висконти; архиепископ Милана (Аикардо Антимьяни (Aicardo Antimiani)) и другие изгнанные прелаты не принимали участия в его гнусных махинациях, более того, у них были отняты города, имущество и владения, принадлежавшие их церквям, и из которых святые церкви черпали средства на своё содержание. Этого Маттео и его племя, разросшееся на подобных отвратительных кощунствах, людей, которые добрые установления превратили в злоупотребления, а справедливость в несправедливость, папа впустую увещевал исправиться и допустить настоящих христианских прелатов исполнять в городе христианскую службу: они презрели папские увещевания и не отступились, а напротив, предались совсем уже невероятным гнустостям. И точно так же, как пропустили они мимо ушей просьбы апостольского милосердия, так разразились они, после того как подверглись наконец отлучению от церкви, злобными угрозами и поношениями в адрес святой церкви и самой персоны Апостольского Отца, да ещё в такой форме, которая навлекла на них бесчестье открытой ереси и продемонстрировала их возмутительное ожесточённое презрение к христианской религии. Получив в торжественной форме предупреждение в соответствии с каноническими предписаниями, они не утихомирились и не изменили вследствие церковных увещеваний своё поведение, а напротив, ещё и усугубили свою вину, последовав даже, – неслыханное дело, – учениям и деяниям сарацинов и прочих язычников, да они и сами по себе были ничем не лучше сарацинов и откровенных еретиков.

Далее, того же Людовика увещевали не только не становиться соучастником заблуждений и гнусностей этих еретиков, а напротив, если он надеется завладеть священным императорским венцом, держаться подальше от них и от им подобных, и, как это подобает истиному сыну святейшей церкви, встать на её сторону и помочь в низвержении и усмирении этих подлых злодеев.

Однако из ненависти к церкви Людовик задался по наущению дьявола целью, поддерживать этих итальянских тиранов и их тираническое правление, так что, невзирая на все вышеуказанные предупреждения, он не оставил своего намерения, а вопреки церковным увещеваниям направил своего наместника с вооружённым до зубов немецким войском в Италию, проявив себя еретиком и человеком, презирающим божественные установления; впоследствии вступил с теми же тиранами в позорные сговоры и наконец, для оказания им помощи и содействия, ведомый и поддерживаемый ими, сам явился в Италию. Но тлетворные последствия этой затянувшейся вражды распространились уже по всему миру, и стало ясно и очевидно, что семя зла, как теперь уже и в самом деле невозможно отрицать, рассеялось по всей земле и повсюду пустило корни.

15.

Весь наш христианский мир оказался расколотым надвое, и особенно в нашей Италии нашлись лишь немногие, кто остался в стороне от этого противостояния и не примкнул ни к так называемым гибеллинам, ни к гвельфам. Ибо эти последние два наименования угнездились в Италии со времён Фридриха II, как два неистребимых ростка чумной заразы раздора, и пышно распускались вновь и вновь, постоянно повергая Италию в беспорядок. Так все те, кто в упомянутой вражде и ереси остаивал имя и убеждения гвельфов, стали ожесточёнными противниками Людовика и его начинаний, в то время как хвала, которую они воздавали папе Иоанну, достигала небес, гибеллины же и словом и, насколько это им удавалось, также и делом, совершали обратное. И так всякого рода раздоры и разногласия привели к возмущению с одной стороны мирян, а с другой – лиц духовного звания.

16.

В споре о бедности Христа болезнь эта охватила и ордена францисканцев и доминиканцев. Ведь папа объявил мнение последних официальным мнением церкви, а всех, кто придерживался иного мнения и проповедовал это, назвал безбожниками и еретиками. Это побудило известного брата Михаэля из Чезены (Cesena), магистра ордена францисканцев, наряду со многими своими братьями по ордену, в частности Бонагратьей (Bonagratia) из Бергамо и англичанином Вильямом (Wiliam) из Окхама (Ockham), тайно покинуть папский двор, где он находился, даже вопреки недвусмысленному папскому приказу. Они отправились в Пизу (май/Июнь 1328), которая подчинялась императору и сохраняла верность империи, присоединились к партии императора и возвели хулу на папу Иоанна, назвав его схизматиком, даже еретиком, поскольку он в своих заявлениях в пользу доминиканцев приблизился к границам самого христианского символа веры, а также поскольку Иоанн все высказывания и учения святого Фомы Аквинского из ордена доминиканцев объявил посредством особого указа и постановления истиными, в то время как некоторые парижские учёные и доктора считали некоторые высказывания святого ошибочными.

На сторону этого мнения Парижа встали многочисленные члены ордена францисканцев и открыто осыпали поношениями папу Иоанна, которого называли еретиком, хотя основная часть ордена предпочла оставаться в стороне от этого неприятного спора и хранить молчание, не принимая сторону своего магистра и его сотоварищей. Михаэль же и его приспешники, проклятые и преданые анафеме папой Иоанном, спешно объезжали города и земли, принявшие сторону Людовика, и исполняли церковную службу вопреки папскому интердикту, по приказу Людовика и с его согласия.

17.

Тем временем одно пагубное злоупотребление прокралось и в орден доминиканцев. Большинство конвентов, а именно в Венеции, Падуе и Тревизо завладели в силу неких постановлений учреждениями, имуществом и доходами этого ордена, причём в такой мере, что они позволяли себе, не привлекая к этому большинство членов ордена, по своему произволу избирать их супериоров, магистров и провинциалов, раздавать эти должности и лишать их, а также распределять занимающим их всякий доход, так что некоторые конвенты обогащались за счёт доходов, причитающихся всему ордену, и отбирали в свою пользу большие богатства, что вероятно и было целью этих противоправных действий, расчитывая при помощи этих средств укрепить свои позиции навеки.

Однако в конце концов некоторые члены ордена обратили на эти злоупотребления внимание папы, который, после того как убедился в правомерности этих сведений, сместил генерального приора, провинциала и многих других, противоправно назначенных на свои должности, отменил все их распоряжения и назначил на их место другого генерального приора и провинциала, которым дал в сопровождение визитаторов всего ордена. Но когда они появились в Венеции, Падуе и Тревизо, смещённые взяли на себя наглость не впустить их, более того, пытались искать помощи своих соучастников среди братьев и даже среди мирян, чтобы изгнать прибывших силой. Разумеется, в ордене была и партия, подчинившаяся распоряжениям папы. Так возник внутри ордена раздор, который привёл к неприкрытым столкновениям, и, став достоянием общественности, вызвал немалое возмущение, подобно тому как в те времена повсюду открыто процветали распри и вражда. Поскольку же папа, к которому обратились с жалобами пострадавшие от этих событий, неустанно делал всё для устранения этого раскола, в конце концов новаторы потерпели поражение и раздор прекратился, впрочем лишь после того, как во всём мире репутации монахов был нанесён невосполнимый ущерб. Ибо народы с презрением смотрели на деяния этих монахов и недоброе предзнаменование видели в том, что различные религиозные сообщества столь враждебно сталкиваются и вмешиваются в дела друг друга, ведя между собой непримиримую борьбу.

18.

Но и отдельные священники способствовали умножению разлада. Так епископ Форли (Томмазо Беттино де Пьятези (Tommaso Bettino de Piatesi)?) со всеми людьми, которых он смог собрать, выступил против папы Иоанна, присоединился в Милане к Людовику и проявил себя как наивернейший его помощник, в то время как вскоре после этого епископ Венеции (Якопо Альберти (Jacopo Alberti)) покинул свой город и предстал перед Людовиком в Пизе. Когда папа узнал об этом, он отлучил обоих епископов, сместил их и назначил на их место других.

Всё это привело христиан в округе в немалое замешательство, и раскол зашёл уже так далеко, что в землях, городах и замках, сохранявших верность Людовику, интердикты и отлучения папы Иоанна полностью оставлялись без внимания, и церковные службы продолжали проводиться монашескими конгрегациями и духовенством церквей и капелл.

19.

Прибыв в Италию, кардинал Бертрандо остановился сперва в Пьяченце, затем в Парме, в ходе чего он, избегая по приказу папы открытых столкновений, скорее пытаясь нагнать страху на приверженцев Людовика, чем принудить их к покорности силой оружия. В конце концов он покинул Ломбардию и направился в Болонью, где он, после бегства видных граждан и знати, захватил власть и возвратил из ссылки сторонников покойного Ромео Пеполи (Romeo Pepoli), а также многих других, издавна пребывавших в изгнании. Здесь он укрепился как представитель римской церкви и папы Иоанна и поддерживал отсюда непрерывный контакт с флорентийцами, сиенцами, жителями Перуджи и другими гвельфскими коммунами всей Тусции, Романьи и Марки, чтобы привести их всех на сторону церкви. То сопровождаемый успехами, то преследуемый неудачами, он не оставлял надежды на помощь Всевышнего, который, по словам его, не допустит, чтобы кораблик Петра потонул, хоть он уже и дал течь. Однако вскоре город Парма изгнал по инициативе Росси папский гарнизон и отложился от дела церкви, за что легат, узнав об этом, оставил при себе епископа Пармы (Уголино Росси), принадлежавшего к семье Росси, в качестве пленника.

20.

Людовик, который никогда не испытывал недостатка отваги во всём, чего достичь ему позволяли средства и в своей приязни к силовым действиям, вознамерился напасть на королевство Апулию, для чего он собрал в Риме все войска, какие только смог. Роберт же, несмотря на то что по всей видимости превосходил своего противника деньгами и количеством солдат, принял решение оставаться из осторожности в своём королевстве и не удаляться от него, и в соответствии с этим остался со своими людьми в своих землях, невзирая на настойчивые призывы о помощи из Тусции и от итальянских гвельфов. Но не двигаясь таким образом с места и не рассеивая свои силы, он заботился об укреплении и окружении стенами своих городов, провинций, населённых пунктов и отдельных сооружений, полагаясь на бдительность своих гарнизонов и вознамерившись беспокоить Людовика на расстоянии, более демонстрацией своей силы, чем открытой войной. Ибо он хорошо был знаком с подвижностью и непостоянством римского народонаселения и предвидел, что Людовик скорее покажется им тягостным, чем полезным, причиняя ущерб и досаждая им со своим склонным к насилию и плохо дисциплинированным немецким войском. Поэтому Роберт усиленно следил за тем, чтобы, насколько простирались его земли, ни по суше ни по морю зерно и другое продовольствие не доставлялось в Рим, дабы недостаток их обессилил римлян. И этот расчёт оказался очень правильным. Неожиданно в Риме возникла нужда во многих вещах, к великому страданию немцев и римлян. Хотя Людовик и требовал от своих союзников, ломбардских и тосканских тиранов, как можно скорее доставить ему продовольствие, однако последние больше кормили его пустыми обещаниями. Напротив Каструччо, как человек чести, которым он и являлся на самом деле, явился к Людовику с сильным войском пизанцев, лукканцев и других своих подданных в Рим, с огромной радостью принятый Людовиком и населением города. Спустя короткое время избранный римским сенатором, он настолько усилил блеск и авторитет двора Людовика, что по всей Италии у сторонники империи пробудились новые надежды, а противники пришли в немалое замешательство.

21.

Среди таких бурь и возмущений, которые ещё и постоянно умножались, папа Иоанн внутренне не мог оставаться спокойным, внешне же не выказывал ни колебаний, ни нерешительности, а находил себе опору в Господе и утешениях своих братьев и окружения, говоря, что всё происходит только для возвышения святой церкви и уничтожения её врагов. И мгновенно даёт он приверженцам церкви указание, чтобы после мирного празднования святой мессы вслед за «Отче наш» возносилась у алтаря особая молитва с таким содержанием: пусть Господь повергнет силой своей всех противников наземь, чтобы церковь, наслаждаясь своей обычной, причитающейся ей свободой, могла служить ему и чтить его; к этому должен петься псалм «Радуюсь я тому, что обещано мне».

22.

Однако за учреждением этой молитвы стали происходить удивительные вещи. Силой её в эти самые дни наблюдались знамения и чудеса! А именно Пассарино, властитель Мантуи, в сопровождении и по совету которого Людовик главным образом и пришёл в Италию, после того, как в Мантую без его ведома введен был гарнизон, был жестоким образом убит Людовико Гонзаго (Ludovico Gonzago) и его сыном, вступившими в заговор с Кангранде делла Скала, сын же его, Франческо, пленён и с переломанными суставами и обритым наголо брошен в глубины Кастелларе, куда некогда сам Пассарино велел бросить благородного Франческо де Мирандула (Francesco de Mirandula) и многих других, чтобы они там погибли голодной смертью. Это был конец Пассарино, кровожадного тирана, неистовствовавшего долгое время.

Далее, епископа Форли, который, презрев свой долг подчиняться папе Иоанну и церкви, с огромным войском присодинился в Ломбардии к Людовику и доказал свою преданность последнему во всех делах, настигла внезапная и жестокая смерть, хоть он в последние часы словами и знаками выразил раскаяние в этих содеянных им грехах. Также и сильный, мужественный Каструччо нашёл свою смерть, вскоре после возвращения из Рима в Лукку. А маркграфы Райнальдо (Rainaldo) и Обиццо (Obizzo) д’Эсте, сперва присоединившиеся к другим пособникам Людовика, воззвали к папе с мольбой о прощении и нашли себе прибежище в лоне папы и церкви. Папа же по просьбам многих, пользовавшихся его доверием, встретил их с благосклонно, принял Феррару, которую они уступили и предоставили в распоряжение его и церкви, и великодушно передал управление ею маркграфам, которых он, вместе с их приверженцами и некоторыми другими, ранее подверженными интердикту и отлучению, освободил от всякого отлучения и судебного преследования и объявил сынами церкви.

23.

В это самое время антипапа Пётр из Корваро назначил одного из немцев маркграфом Анконы и послал его в Марку, где он многие города обнаружил пребывающими в покорности и в дальнейшем смог исполнять свою власть. Он велел отрубить голову Тано из Йези (Jesi), который в течение долгого времени расширял своё влияние, проявляя себя как весьма жестокий правитель, и покорил большую часть его Марки.

В этом году Карл, сын Роберта, короля Апулии, умер естественной смертью (9/10 ноября 1328) и был с великой скорбью похоронен в Апулии.

24.

В том же году (1328) по всем землям Италии снова прошёл слух о том, что знамения в писании, о которых уже почти семь лет назад объявили мудрые астрологи Толедо, наконец должны по всей видимости исполниться, а они предвещали наступления в этом году, а точнее, в сентябре, конца света. А именно, что при великих ураганах и ужасных небесных явлениях воздух наполнится тлетворным дыханием и принесёт смерть бесчисленному количеству людей, в то время как с неба будут раздаваться неслыханные звуки и вздохи, солнце исчезнет совершенно, как никогда ранее, во многих местах совершатся землетрясения, к тому же наступят голод, наводнения, грома и молнии, и всеобщее смертоубийство. И великий король окончит свои дни, и вообще лишь немногие люди останутся в живых, если не соберутся они в определённые места, обозначенные в писании, или не укроются в подземных пещерах.

И многие события этого времени придали правдоподобность этим предсказаниям; в Марке Сполето землетрясение разрушило до основания город Норцию (Norcia), и, засыпанные в развалинах своих домов, нашли свой конец 5000 людей всякого возраста и общественного положения. Далее в Апулии и Италии наступило не только подорожание, но самый настоящий голод, ведь в Риме, Тусции, Марке и Романье хлеб стоил вшестеро дороже, чем в обычные времена, и даже за эту высокую цену невозможно было приобрести его достаточно, в силу того что месяцы март, апрель и май выдались по-зимнему очень холодными и принесли частые снегопады и вновь и вновь повторяющиеся бури с градом.

25.

Будучи в тягость римлянам (начало августа 1328) по причине недостатка продовольствия и грубости немецких солдат, которые досаждали населению и настраивали его враждебно, одним словом заметив, какое неудовольствие вызывают он сам и его люди в Риме, Людовик выступил со своими сотрапезниками, антипапой и лжекардиналами в Витербо, откуда он в конце концов прибыл в Лукку (5 октября). Здесь он, не обращая внимания на сына Каструччо, захватил власть и учредил свою резиденцию. Но поскольку помощь от тех, кто призвал его в Италию, не приходила, а он задолжал своим войскам положенную им плату, он быстро разорил Лукку и Пистойю непомерными налогоболожениями, при этом не собрав даже достаточно средств, чтобы оплатить содержание самого себя и своих людей. Так он, вообще лишённый средств и в крайнем истощении, вынужден был обратиться в Ломбардию. После того, как он в сопровождении 500 союзных всадников прибыл в Кремону, призвал он (апрель 1329) Кангранде для совещания в Маркарию (Marcaria) (Маркария находится к западу от Мантуи), где Кане съехался с Людовиком в поле, во главе неисчислимых толп из Падуи, Вероны и своих собственных владений. О чём они там договорились и какие приняли решения, мне так и не удалось выяснить.

Однако вскоре после этого, когда Людовик ещё находился в Кремоне, настигла его совершенно внезапно ужасная весть, что Аццоне, сын умершего Галеаццо Висконти, захватил вместе с гражданами своей партии и своими людьми город Милан, объявил себя его властителем и поднял знамя восстания против Людовика. И несколько дней спустя пришла весть также из Лукки, что Марко Балатроне Висконти (Marco Balatrone Visconti) и сын Каструччо, которых Людовик оставил в Лукке наместниками, совместно восстали против него и к его бесчестью и в ущерб ему ведут мирные переговоры с флорентийцами и другими гвельфами Тусции. Также и город Форли отложился от него и сбросил его власть, подчинившись наконец церкви и папскому легату, да и многие другие населённые пункты Тусции пытаются сделать тоже самое. Наконец и многие ломбардские города, а именно Павия, Бергамо и Лоди, выказывали намерение отпасть от него или уже перешли в лагерь врага, так что лишь Кане наряду с Людовико, властителем Мантуи, и жителями Пармы сохраняли ему верность, впрочем они все так мало доверяли Людовику, что не желали впускать его в свои стены.

Потрясённый этими ударами, Людовик выступил в маленький городок Сончино (Сончино находился к югу от Брешии), но поскольку недостаток в зерне и прочем продовольствии последовал за ним и туда, он через несколько дней направился в сторону Милана. Он перешёл Ламбро (небольшой приток По) и прибыл в Валубриум; на следующий день он двинулся в Гарганцолу (Garganzola), небольшой городок в 10 милях от Милана. Отсюда, говорят, Кане послал Спинетта де Маласпини (Spinetta de Malaspini) к Аццоне, с требованием подчиниться Людовику и верно служить ему; однако Аццоне ответил, что лучше расстанется с жизнью, чем сделает это, и что миланцы придерживаются таких же взглядов.

26.

Увидев Людовика таким образом загнанным в этот угол Ломбардии, легат церкви Бертрандо набрался смелости совершить попытку вернуть население, города и правителей Тосканы, Марки и Романьи к верности церкви, так как они, брошенные Людовиком и лишённые возможности согреваться под солнцем императорской милости, пребывали в полнейшем страхе, что легат их, занявших сторону императора, покарает в первую очередь. И это удалось ему, благословенному судьбой, и результат намного превзошёл всякие ожидания. Франческо де Орделаффи (Francesco de Ordelaffi), которого также называли Чекко (Cecco), самый знатный среди жителей в Форли, являвшийся их господином и властителем, не захотел более иметь дела с Людовиком и немцами и вскорости показал себя вместе с жителями Форли почтительнейше преданным слугой церкви, которой он пообещал подчиниться, и, лично явившись в Болонью, принёс под присягой клятву верности и покорности. И спустя несколько дней он предоставил себя в распоряжение легата с 250 конными копейщиками, которых он, как послушный сын, готов был вести куда бы легат не приказал. И сын Франческо, который после изгнания отца правил в Фаенце (Faenza) поступил со всей своей конной и пешей силой точно так же. И точно так же поступили и жители Римини, Равенны и почти всё население и города Романьи, Марки и всей Тусции.

Марко Балатроне (Marco Balatrone) Висконти, запершийся с сыном Каструччо в Лукке, вёл себя тихо, пока не услышал, что его племянник Аццоне, сын умершего Галеаццо Висконти, отпал от Людовика; он постоянно находился через посланцев в переговорах с флорентийцами по поводу того, какие действия следует предпринять в создавшемся сложном положении, и позволил купцам и другим флорентийцам беспрепятственно приезжать, уезжать и совершать торговые сделки.

27.

Ввиду этого всеобщего бегства и отпадения от дела империи Бертрандо посчитал невозможным оставить в покое Людовика и его друзей в Ломбардии, а именно в Парме и Реджио. Он немедля призвал из Венеции Джованни Квилико (Giovanni Quilico), одного из пармских изгнанников, ещё имевшего как в этом городе, так и в подвластных ему окрестностях, много сторонников, привёл его под присягу и послал во главе конных и пеших, которыми он его снабдил, опустошить города и предать огню все земли сперва в области Реджио, а затем и Пармы. Ведь жители Реджио незадолго до того под влиянием Росси из Пармы отпали от легата и церкви. Таким образом Джованни Квилико вторгся с войском церкви и своими сторонниками, сыновьями умершего Джильберто ди Корреджио (Ghilberto di Corregio) и другими изганниками из Реджио и Пармы, в области обоих городов, предавая их огню и мечу, захватывая добычу и пленников и уничтожая в тамошних землях всё, что встречалось ему на пути, как это принято во время войны. Добровольно сдался ему замок Хербария (Herbaria), очень хорошо укреплённый и весьма выгодно расположенный для войны против Реджио и Пармы. Оттуда Джованни Квилико поспешил во главе отряда конных и пеших к крепости Борго Сан Доннино (Borgo San Donnino), которую он снабдил гарнизоном из числа жителей и верных ему людей, после чего он решил атаковать и сам город. Армия церкви и легата выступила согласно этому в поход и окружила оба города таким образом, что перерезала все ведущие к ним пути, чтобы ни с какой стороны не могла подойти помощь. Кроме того осаждённые испытывали весьма ощутимую нужду во всём и голод, поскольку, как уже говорилось, в тот год вся Тусция да и почти вся Италия страдала от недостатка всех видов продовольствия.

28.

В это время Кангранде из Вероны, доселе не поддерживавший предприятий легата, но вежливыми словами, которыми он обменивался с ним, всячески показывавший своё по отношению к нему благорасположение, изменил своё поведение и запел совсем другую песню, лично явившись, как уже упоминалось, на встречу в Маркарию и позже направляя маркграфа Спинетта и Байлардино Ногароло (Bailardino Nogarolo) в качестве посредников поочерёдно то к одной то к другой стороне, чтобы заключить мир между Людовиком и Аццоне Висконти. Наконец не преминул он показать своё расположение и жителям Реджио и Пармы, снабжая их советами и предостережениями. А именно он неоднократно посылал туда падуанца Марсилио Каррару (Marsilio Carrara), находившегося с Росси из Пармы в кровном родстве, чтобы укрепить мужество горожан и поддержать их в деле сопротивления церкви. Однажды также, в начале марта (март 1329), он созвал падуанцев и прочих своих подданных и выехал из Вероны в область Мантуи, чтобы впрочем ещё в тот же день изменить свои намерения и вернуться обратно, по причине, о которой сообщено было лишь немногим. Однако на протяжении многих дней он держал в Вероне отряды конных и пеших при оружии, которые ожидали лишь его знака, чтобы понести войну во все стороны света. На его стороне в непоколебимой преданности пребывал правитель Мантуи, Людовико Гонзага (Ludovico Gonzaga), признательный за то, что Кане после смерти Пассарино передал ему власть над Мантуей.

29.

Летом (лето 1329) легат, так как ситуация казалась для того благоприятной, приказал произвести всевозможные приготовления к войне и даже военные корабли, а именно две построенные в Болонье галеры и другие крытые корабли, перевести в Феррару, а также построить грузовые корабли различных видов. Вдобавок он потребовал от своих союзников, венецианцев, три галеры, в полном снаряжении и вооружении, которые должны были под командованием и на иждивении церкви держать своих матросов и солдат наготове для войны.

Со своей стороны Людовик Баварский переходил (май 1329) из одного города в другой в области Милана (Это наблюдение примечательно в том смысле, что Муссато умер предположительно 31 мая 1329 года) и постоянно перемещал свой лагерь в те местности, где можно было отыскать достаточное пропитание для людей и коней. Из знатных людей и народов Италии лишь немногие оказывали ему поддержку, собственно почти никто кроме Кангранде, да и тот, если не учитывать посылку доверенных лиц для мирных переговоров между императором и миланцами, только в весьма ограниченном объёме, поскольку не желал слишком уж однозначно показывать себя противником легата. Так Людовику, оставленному всеми прочими приверженцами, кроме своих немцев, лишь с трудом удавалось удерживать свою власть в тех областях Ломбардии, в то время как вся Италия уже ожидала, что он в скорости оставит Ломбардию, чтобы возвратиться назад в Германию.

30.

Я полагаю, тут как раз подходящее место объяснить, почему я не называл этого Людовика Цезарем и римским императором. Конечно ничто не препятствует нам признать, что его первое избрание было произведено самым законным образом посредством легитимных выборщиков из числа князей империи; точно также общеизвестно, что он победил герцога Фридриха Австрийского, с которым он соперничал за императорскую корону. Также безо всяких раздумий мы подтверждаем, как того требует истина, что он в ходе того же самого похода победоносной рукой завоевал реликвии Господа нашего Иисуса Христа, копьё и гвозди, владение которыми является в равной степени залогом как для истиной императорской власти, так и для титула римского короля. И далее он мужественно перешёл Альпы, надел на себя в Милане железную корону, через всю Тусцию поспешил к Риму, занял там свой престол на Капитолии, назначил сенатора, консулов, декурионов и трибунов, как подобает римскому императору, и был собранием граждан Рима признан приемлемым и достойным для императорства, как и вообще он, полный высоких планов, стремился претворить их в жизнь, что выдаёт в нём дух смелый и стремящийся к вершинам. Этими делами он по-видимому заслужил того, чтобы называться и быть императором и римским королём.

Однако с другой стороны этим великим и значительным заслугам общественное мнение противопоставляет и иное, а именно, что с самого начала своего правления он слишком мало уважения проявлял к отношениям с папой Иоанном и римской церковью и не оказывал им подобающего почтения, а напротив, оказывал помощь восставшим против папы и отлучённым им Висконти, а также, вопреки всем предостережениям сам стал во главе движения против церкви, направляемый тиранами Ломбардии и Тусции пришёл в Италию и открыто стал на стороне одной из противоборствующих партий, то есть, следуя злым советам упомянутых тиранов, вознамерился, насколько позволит ему его и их власть, притеснять короля Апулии Роберта и других правителей, занявших сторону церкви. Далее, по совету некоторых никчемных людей, которых он приблизил к себе, он бесчестил и поносил папу Иоанна и, под дикие крики неистово распалённых римских граждан и черни, не придерживаясь никаких предписаных форм церковного права, в действительности посредством еретического и антихристанского указа объявил о смещении папы. И, дабы довести до крайности это издевательство над божественным и человеческим правом, равно как и попирание церковных установлений и обычаев, он, устроив постыдное представление, угрожавшее самим основам христианского обряда, под овации безумной черни, и с оскорбительным надругательством над священной папской рясой и красной кардинальской шапочкой, назначил антипапу и лжекардиналов. И наконец, он увенчал своё дело созданием из числа своих людей грязной и слепой консистории, чтобы посредством её лишённых всяческого опыта управителей и оголтелой пристрастности утверждать незаконные сочинения касательно папской власти, и в конце концов как неразумное дитя позволил даже изготовить из соломы своего рода чучело папы и это чучело, как образ самого папы, приговорить к сожжению и сжечь. Эти деяния, которые всем миром восприняты были как ужасные и отвратительные, создали Людовику репутацию человека легкомысленного и безрассудного, или даже скорее глупого.

И если приверженцы императорской власти склонны приписывать все эти дела более его вышеупомянутым сотрапезникам и безбожным советникам, чем самому Людовику, это всё равно не может до конца служить ему оправданием, и потому, ввиду всех этих обстоятельств те, кто почитают папу Иоанна как истинного и законного главу святейшей церкви, не признают Людовика достойным носить звание императора и называют его просто Баварцем; другие же впрочем, число которых намного меньше, называют его римским императором. Мы присоединяемся к большинству и становимся на сторону папы Иоанна и церкви, что кажется нам поистине подобающим, особенно ввиду безмерно гнусных деяний антипапы и лжекардиналов. Посему мы называли его тут только по имени, Людовик, однако в наши намерения ни в коей мере не входило преуменьшать его заслуги, высокое положение и власть, так как мы скорее склонны предоставить право судить об этом будущим поколениям, которые отличат истину от лжи.

31.

В заключение мне кажется уместным сказать несколько слов о внешности и характере этого правителя или князя, согласно тому, что я лично видел и имел возможность узнать. Он был высок ростом и строен, волосы его были весьма редки и золотистого цвета, он отличался оживлённым цветом лица, которое казалось как бы постоянно усмехающимся, глаза имел большие и светлые, острый нос его загибался книзу в направлении рта, щёки его были полны, а подбородок узок, шея, затылок и плечи отличались статностью, а руки, бёдра и ноги пропорциональным сложением. Он был опытен в использовании оружия и смело шёл навстречу любой опасности, однако он недостаточно обдумывал всё наперёд, быстро менял свои решения и в несчастьи легко терял голову. От природы он склонен был к шуткам и любил общество, походка его была быстрой, он не любил ни пребывать ни сидеть в каком-то одном месте подолгу.