ЛАНДОЛЬФ САГАКС

СМЕШАННАЯ ИСТОРИЯ

HISTORIA MISCELLA

КНИГА ПЯТНАДЦАТАЯ

В 1204 году от основания Города, когда умер Феодосий, во главе Восточного двора встал император Маркиан, 48-й от Августа.

Итак, Валентиниан, правитель Западной империи, заключил в это время мирный договор с Гейзерихом, королём вандалов, после того как они разделили между собой Африку. Когда из-за успеха в делах Гейзерих стал чересчур заносчив со своими людьми, против него возник крупный заговор. Но замысел [заговорщиков] был раскрыт, и многие из них были им казнены различными казнями. В результате этих казней он потерял не меньшее количество мужей, чем если бы был разбит в каком-либо сражении.

Между тем король гуннов Аттила, правивший вместе с братом Бледой в пределах Паннонии и Дакии, как уже было сказано, с неимоверной яростью опустошал Македонию, Мезию, Ахайю и обе Греции. Он убил Бледу, своего брата и соправителя, и заставил его людей признать свою власть. Итак, располагая поддержкой храбрейших племён, которых он подчинил себе, Аттила, чьё войско насчитывало, как говорят, 700 000 воинов, возымел намерение сокрушить Западную империю. ^aЭто был муж, рождённый на свет для потрясения круга земного, ужас всех стран, широко известный повсюду. Обладая горделивой походкой, он метал взоры туда и сюда и самими телодвижениями обнаруживал высоко вознесённое своё могущество. Любитель войны, сам он был умерен на руку, очень силён здравомыслием, доступен просящим и милостив к тем, кому однажды доверился. Низкого роста, с широкой грудью, крупной головой и маленькими глазами, с редкой бородой, тронутый сединою, и приплюснутым носом, с отвратительным цветом [кожи], он являл все признаки своего происхождения^a. Его власти были подчинены: знаменитый король гепидов Андарик; Валамир, правитель готов, более знатный, чем тот король, которому он служил, а также такие храбрейшие племена, как маркоманны, свевы, квады, герулы, турцилинги, руги с их собственными королями и другие варварские народы, жившие в северных краях. Аттила, гордый властью над ними всеми, хоть и полагал, что с помощью их доблести легко сможет приобрести всё, чего бы ни пожелал, стремился всё же побеждать врагов скорее хитростью, нежели силой оружия. Итак, с характерной для него прозорливостью предвидя для себя опасность в том, что готы, жившие внутри Галлии, могут прийти римлянам на помощь, он, выдавая себя за друга готов, заявил о своём намерении сражаться против римлян. И, напротив, добиваясь дружбы римлян, обещал им поднять оружие против готов, то есть против их врагов. Он с варварской хитростью поступал так для того, чтобы по возможности отдалить их от союза между собой и тем легче разбить обоих по одиночке. Однако Аэций, с не меньшей проницательностью разгадав его коварство, отправил к Теодориту, который в это время правил готами в Толосе, послов, чтобы те заключили с ним мирный договор. А Теодорит, следуя желанию Аэция, принял римских послов и заключил с ними союз; не меньше их заботясь о надёжнейшем договоре, он обещая сражаться заодно [с римлянами]. Между тем, на помощь к римлянам явились: бургунды, аланы вместе со своим королём Сангибаном, франки, саксы, рипариолы, брионы, сарматы, арморициане, литициане и прочие племена чуть ли не со всего Запада, которых Аэций призвал к участию в битве, не желая выходить против Аттилы с неравными силами. Обе стороны встретились на Каталаунских полях, которые, как говорят, тянутся на сто левов в длину и на семьдесят левов в ширину, согласно исчислениям галлов.

Итак, как только Аттила вступил в Галлию, он первым же делом разбил вышедшего ему навстречу Гундикария, короля бургундов.

Затем, когда добрались до места сражения, он спросил гаруспика, не предскажет ли он ему что-нибудь относительно исхода этой битвы. А тот, пользуясь дьявольским искусством, осмотрел внутренности животных и предрёк Аттиле поражение. Но добавил в качестве некоторого утешения, что в битве должен будет пасть верховный вождь противной стороны. Аттила же, решив, что это означает гибель Аэция, смерти которого он так жаждал, не усомнился вступить в битву, надеясь погубить Аэция, храбро стоявшего на пути его начинаний, даже ценой гибели своих людей. Итак, он вступил в битву, когда день уже склонялся к вечеру, чтобы в случае, если он будет побеждён, мрак наступившей ночи укрыл его от врагов. Итак, с обеих сторон сошлись храбрейшие народы, столкнулись армии и произошла такая ожесточённая и упорная битва, о какой едва ли говорится в какой-либо истории. Боевой пыл [сражавшихся] улёгся не ранее, чем наступившая ночь лишила их возможности сражаться. В этой битве, как сообщают, пало 180 000 человек, и было пролито столько крови, что протекавшая там небольшая речка прямо таки вздулась от крови убитых и унесла с собой трупы павших. Но Аттила обманулся в своей надежде на смерть Аэция; ибо погиб Теодорит, король визиготов, а Аэций остался невредим. Хотя оба войска не уступали друг другу в этой битве, но Аттила, как известно, был побеждён. На следующий день, когда Аттила укрылся внутри укреплений из телег и, не осмеливаясь выйти наружу, не переставал тем не менее трубить в трубы и громко кричать, Торисмунд, сын короля Теодорита, скорбя по поводу смерти отца, постановил взять Аттилу в тесную осаду, чтобы окончательно уничтожить и его, и его войско. Тогда Аттила, не надеясь уже сохранить жизнь, сложил из конских сёдел огромную пирамиду, чтобы в случае, если готы усилят натиск, поджечь её и сгореть вместе с ней, и не допустить, чтобы кто-либо радовался его ранам и чтобы король стольких племён оказался во власти врагов. Аэций же, опасаясь, как бы, после того как Аттила будет убит, готы не утеснили самих римлян, которым в случае необходимости не у кого будет искать помощи против готов, действуя якобы в интересах Торисмунда, убедил последнего возвратиться домой и овладеть отцовским королевством, дабы не пришлось ему в случае, если им овладеют его братья, сражаться против своих ещё яростнее, чем против врагов. Тот, охотно приняв этот совет, данный будто бы ради его же блага, вернулся домой и овладел отцовским королевством. Впрочем, Аэций задумал подобное также для того, чтобы отвратить Аттилу от его набегов. Но – увы! – человеческий разум не знал, какой вред он навлёк своей предусмотрительностью на отечество, которое старался защитить.

А Аттила, узнав, что враги, оставив его, вернулись по домам, воспрянул духом и, окрылённый надеждой на спасение, ограбил Паннонию, а затем, собрав ещё более сильное войско, вновь яростно вторгся в Италию и первым же делом приступил к осаде Аквилеи, расположенной в самом начале Италии. Непрерывно осаждая её в течение трёх лет, он ничего не смог против неё сделать, ибо горожане оказывали энергичное сопротивление, и он уже слышал ропот своего войска, не желавшего сносить лишения и голод и стремившегося уйти. И вот, однажды, обходя город, чтобы выяснить, с какой стороны легче будет его атаковать, он вдруг заметил, что птицы, а именно аисты, которые устраивают гнёзда на верхушках домов, внезапно улетели из города и унесли в клювах своих птенцов. Тогда он сказал своим людям: «Смотрите! Эти птицы, предвидя будущее, покидают город, которому грозит гибель!». Тут же установив осадные машины, он призвал своих людей ещё энергичнее атаковать город и без промедления взял его. Богатства были разграблены, а жители уведены в плен или перебиты; всё, что уцелело от разграбления, он предал огню. В этом городе тогда жила благороднейшая из женщин по имени Дигна, прекрасная наружностью, но ещё более украшенная блеском целомудрия. Она имела жилище на стенах этого города, так что прямо к её дому примыкала высокая башня, а внизу протекали прозрачные воды реки Натиссы. Не желая сделаться игрушкой в руках презреннейших врагов и, подвергшись насилию, запятнать красоту души, она, как только узнала о вторжении врагов и взятии города, тут же обмотала голову плащом и бросилась вниз с вершины этой башни, положив своей достопамятной кончиной предел страху перед потерей целомудрия. Затем лютый враг, истребив или пленив жителей, сжёг и разрушил большинство крепостей этого края. Конкордию и Альтину, или иначе Патавий, соседние с Аквилеей города, он также разрушил, подобно последней, и сровнял с землёй. После этого гунны, не встречая сопротивления, с яростью прошлись по всем венетским городам, то есть прошли через Винцентию, Верону, Бриксию, Бергамо и прочие города, а Медиолан и Тицин, подвергнув той же участи, разграбили, но избавили от огня и меча. Затем, точно также разграбив города Эмилии, они в конце концов разбили лагерь в том месте, где река Минций впадает в Пад. И вот, пока Аттила сидел там и размышлял, то ли ему идти на Рим, то ли нет, не из расположения к Городу, которому он был враждебен, но имея перед глазами пример Алариха, который не долго прожил после взятия Рима, так вот, пока он обдумывал все эти варианты, к нему вдруг прибыло миролюбивейшее посольство из Рима. Ибо к нему собственной персоной явился святейший муж, папа Лев. Когда его ввели к королю варваров, он добился всего, что хотел, и доставил спасение не только Риму, но и всей Италии. Ибо Аттила, устрашённый волей Божьей, ни в чём не смог отказать этому священнику Христову. Говорят, что когда после ухода понтифика приближённые спросили Аттилу, почему он вопреки своему обыкновению оказал такое уважение римскому папе и готов был повиноваться почти всему, что бы тот ни приказал, король ответил, что почтил отнюдь не того, кто приходил, но совсем другого мужа, который, как он видел, стоял рядом с тем в одежде священника и обладал более величественной внешностью и почтенными сединами; обнажив меч, он пригрозил Аттиле смертью, если тот не исполнит всего, о чём просил понтифик. Таким образом Аттила был отвлечён от своей жестокости и, оставив Италию, направился в Паннонию. И вот, Гонория, родная сестра императора Валентиниана, которую брат ради чести содержал в строгом целомудрии, отправила к нему своего евнуха с предложением потребовать её у брата себе в жёны. Получив эту весть в то время, когда он уже покинул пределы Италии, Аттила не мог сразу же вернуть туда утомлённое войско, а потому поручил передать императору Валентиниану, что в скором времени причинит Италии ещё более тяжкие беды, если тот немедленно не отошлёт к нему свою сестру вместе с соответствующей частью государства. Возвратившись в свои становища, он сверх множества жён, которые у него уже были, взял себе в жёны также некую очень красивую девушку по имени Ильдико. Устроив ради этой свадьбы роскошный пир, он выпил тогда столько вина, сколько не пил ещё никогда, и, заснув, лёжа на спине, задохнулся от избытка крови, которая обычно шла у него через нос. Той же ночью в Константинополе Господь явил императору Маркиану во сне сломанный лук Аттилы, то есть тот вид оружия, которым преимущественно пользуется на войне этот народ. ^bМаркиан же был весьма благочестив и богобоязнен; во время литаний на Поле он ходил пешком и разувшись и оказал множество благодеяний нуждавшимся. Между тем, блаженная и благочестивая Пульхерия почила во Христе; она сделала много добра и оставила бедным всё своё имущество, которое император Маркиан охотно раздал, хоть оно и было очень велико. Она построила множество часовен и домов для бедных и странников, а также основала погребения для чужеземцев. Среди прочего она построила церковь блаженной Богородицы и Девы Марии во Влахернах и храм святого мученика и левита Лаврентия^b.

Пока всё это происходило, в Британии приверженцы пелагианской ереси попытались отвратить бриттов от веры. Просив помощи у галльских епископов, бритты получили для защиты истинной веры святейшего мужа Германа, знаменитого уже многочисленными чудесами епископа Аутисиодорской церкви, и Лупа, епископа Трекасенского, мужа равной апостольской благодати, которые чудесными знамениями не менее, чем словами учения, привлекли всех к исповеданию спасительной веры. И вот, когда святые епископы всё ещё находились в Британии, туда прибыл сильный отряд саксов и пиктов. Тем не менее, бритты тут же взялись за оружие и двинулись навстречу врагам, а блаженнейший Герман, добровольно вызвавшись идти вместе с ними, также отправился на войну; когда он, как военачальник, встал впереди выстроенного в боевом порядке войска, а враги уже приближались сплочёнными рядами, святой епископ, не полагаясь ни на звуки трубы, ни на мечи, велел всем вместе единым голосом подхватить те его слова, которые он произнесёт. Вскоре он громким голосом выкрикнул: «Аллилуйя!» и всё войско подхватило поднявшимся до небес криком: «Аллилуйя!», так что задрожали все окрестные места, а врагов охватил такой страх, что их войско рассеялось и обратилось в бегство; и те, чьи шеи пощадил меч, дрожа вернулись восвояси.

Но, поскольку доблесть, насколько известно, всегда порождает зависть, император Валентиниан, опасаясь, как было сказано выше, успехов Аэция, убил его вместе с Боэцием, благороднейшим сенатором. Так погиб Аэций, воинственнейший муж и некогда ужас могущественного короля Аттилы, а вместе с ним пала и Западная империя, и благо государства, и их уже более не удалось восстановить. Но смерть Аэция не осталась безнаказанной для Валентиниана, ибо уже в следующем году он по совету Максима был заколот Трансилой, одним из воинов Аэция, и умер после 30 лет правления, из которых 25 лет он правил вместе со своим тестем Феодосием и ещё пять – с Маркианом.

Когда Валентиниан умер, власть в городе захватил уже названный Максим, который ^cнасильно женился на Евдокии, вдове Валентиниана; ибо кто чем грешит, тот тем и наказывается. Между тем Евдокия, оказавшись в тяжёлом положении и не ожидая никакой помощи из Константинополя, ибо её отец Феодосий и тётка Пульхерия уже умерли, призвала из Африки в города Рим Гейзериха, умоляя избавить её от тирании Максима. Гейзерих приплыл к городу Риму с огромным флотом из своих людей, располагая, кроме того, поддержкой мавров; понтификат над Римской церковью тогда по прежнему осуществлял блаженнейший Лев. И вот, римляне были поражены столь ужасной вестью и как знать, так и простонародье в большинстве своём бежали из Города; среди прочих бежал и тиран Максим, но был убит римлянами^c. Поэтому Гейзерих без всякого сопротивления вступил в Рим, на третий день после бегства Максима; навстречу ему вышел за ворота всё тот же святой епископ Лев, мольбы которого с Божьей помощью так смягчили Гейзериха, что он, после того как всё было передано под его власть, всё таки воздержался от пожаров, резни и казней. Между тем, в ходе четырнадцатидневного тщательного и беспрепятственного обыска Рим был лишён всех своих богатств и чудес; ^cтам среди прочего была церковная утварь из чистого золота, украшенная драгоценными камнями, и иудейские сосуды, которые Тит, сын Веспасиана, доставил в Рим после взятия Иерусалима^c. Огромное множество пленных какого угодно возраста и звания, в том числе царица Евдоксия, которая и подбила Гейзериха на это преступление, вместе с двумя её дочерьми были уведены в Карфаген. Таким образом Рим был вторично взят Гейзерихом, когда исполнилось 44 года с того времени, как Аларих захватил его в первый раз, и прошло 1208 лет от его основания. Итак, оставив Город, вандалы и мавры рассыпались по Кампании, уничтожая всё огнём и мечом и расхищая то, что оставалось. Взяв Капую, благороднейший город, они сровняли её с землёй, предварительно разграбив и пленив её жителей. Нолу, не менее богатый город, и многие другие города они предали не меньшему разрушению. Однако Неаполь они взять не смогли, ибо он был сильно укреплён, но оставили разорённой его округу и пленили всех, кто избежал меча. Среди этих тягот святейший муж Паулин, епископ города Нолы, израсходовал на выкуп пленных всё, что имел, и, когда не осталось у него уже ничего, кроме самого себя, он, не имея сил выносить материнские слёзы одной вдовы, отправился вместе с ней в Африку, куда уже удалились враги, и отдал себя в рабство варварскому королю вместо её сына. Когда его святость стала по Божьей воле известна среди этого варварского народа, он вернулся в родной город вместе со всеми своими согражданами.

Император Маркиан был убит в Константинополе в результате заговора своих приближённых, после того как правил государством семь лет.

Комментарии

a) Иордан, Гетика, 35.

b) Анастасий, 71, 70 и 69.

c) Анастасий, 71.