ЖАН ФРУАССАР
ХРОНИКИ АНГЛИИ, ФРАНЦИИ, ИСПАНИИ И СОСЕДНИХ СТРАН
ОТ КОНЦА ПРАВЛЕНИЯ ЭДУАРДА II ДО КОРОНАЦИИ ГЕНРИХА IV
Книга 3
Глава 36
По всей Франции идут грандиозные приготовления к вторжению в Англию. Смерть Франсуа Атремена.
Французский король, его дяди и его совет были хорошо информированы о намечаемой экспедиции герцога Ланкастера еще до того, как он отплыл из Англии (ибо молва разнесла все за пределы границ), и про то, что она направлена против Кастилии. Именно по этой причине, ради того, чтобы кастильский король смог получить помощь, герцог Бургундский и заключил столь легкий мир с фламандцами. Ведь французский король был связан обязательством помогать ему, поскольку тот всегда, в трудную минуту, оказывал помощь Франции и людьми и кораблями, когда эту помощь запрашивали. Вдобавок к этому, король выказывал небывалое ранее желание вторгнуться в Англию с могущественной армией и флотом. В этом его поддерживало все рыцарство королевства, но особенно, герцог Бургундский, коннетабль Франции и граф де Сен-Поль, несмотря на то, что он был женат на сестре короля Ричарда, а также же сеньор де Куси.
Эти сеньоры говорили: «Почему бы нам не наведаться в Англию и не посмотреть на эту страну и ее обитателей, и не освоить путь туда, также как это сделали англичане по отношению к Франции? Поэтому, в этом 1386-м году, мы отправимся туда, как для того, чтобы порушить экспедицию герцога Ланкастера и заставить его вернуться домой, так и для того, чтобы побеспокоить англичан и посмотреть на то, как они будут себя вести». Во Франции совершались такие военные приготовления, каких еще никогда не было. Города и страна были обложены такими тяжелыми налогами, каких не было и сто лет, и никогда еще не собиралось таких денег, и не было таких военных приготовлений на море и на суше. Все лето до сентября в Аррасе, Бетюне, Лилле, Дуае, Амьене, Сен-Омере и во всех городах около Слиеса, все были заняты помолом муки и сушкой сухарей, так как был составлен план, что король должен погрузиться на суда в Слиесе, отплыть в Англию и разрушить всю эту страну. Для того, чтобы построить суда достаточного размера и для того, чтобы платить воинам, многих богатых французов заставили платить третью или четвертую часть их состояния, а бедный люд был обложен налогом во все состояние. Все суда любого размера, от портов Севильи до Пруссии, до которых могли дотянуться их руки, французы забирали для короля Франции, хорошими способами, или плохими, Со всех сторон прибывало продовольствие. Из Фландрии поступали огромнейшие количества вина, соленого мяса, овса, сена, лука, кислого сока, сухарей, муки, масла, яичного желтка, порошкового и закатанного в бочки, и всех других необходимых вещей, так что в последующие времена, те, кто не видели всего этого, не могли поверить, что такое их количество вообще могло быть.
Сеньорам и рыцарям, находившимся в дальних краях, таких как Германия, Савойя и земли графа д'Арманьяк, были посланы письма с просьбой присоединиться к походу французского короля. Графа савойского ждали с пятью сотнями копий, также как и графа д'Арманьяк и дофина Овернского, и поскольку эти сеньоры находились слишком далеко, то вперед себя они послали огромное количество припасов. И было удивительно видеть такое количество дорогих изделий, что по суше и по морю прибывало из Фландрии через Дамм, Брюге и Слиес.
Когда подошел день Св. Иоанна, то было послано за всеми судами, находившимися в Голландии, Зеландии, Миддльбурге, Дордрехте, Схонховене, Лейдене, Брилле и других прибрежных местах, для того, чтобы перевезти эту армию из Слиеса. Но голландцы и другие сказали, что если в их судах и услугах нуждаются, то за это надо заплатить деньги, на которые они согласятся, а иначе они и не побеспокоиться. В этом они поступили мудро, так как им заплатили немедленно, еще до того, как они покинули свои дома и гавани. Никогда еще, с того времени, как Бог сотворил мир, не видели такого огромного количества судов, какое заполнило гавани Слиеса и Бланкенбурга. Ведь когда, в сентябре месяце этого самого года, они были сосчитаны, то оказалось, что их было 12 сотен и 87 кораблей. Со стороны моря их мачты казались густым лесом.
Корабль коннетабля строился в Трегье (Treguier), что в Бретани, и коннетабль построил там из больших бревен каркас города. По прибытию в Англию бревна должны были быть собраны так, чтобы сеньоры смогли отступать в безопасное место и располагаться в нем, предотвращая тем самым любую возможность ночной атаки англичан. Этот город был построен так, что когда они должны были сниматься с лагеря, то он мог быть разобран на части, крыши и все остальное могло разбираться. И за очень высокую плату было нанято множество плотников и других работников, которые должны были этот город обслуживать, то есть разбирать на части и собирать вновь. Среди тех, кто должен был сопровождать короля, я не слышал имени герцога Бретонского, и не слышал о том, чтобы он заготавливал во Фландрии различные припасы. Также я не слышал о герцоге Туреньском, младшем брате короля, и о графе де Блуа. Но все не могли отправляться в поход. Было необходимо, чтобы кто-то оставался во Франции, чтобы охранять королевство.
Всякий, кто в это время находился в Дамме, Брюгге или Слиесе и видел, как деловито все занимались погрузкой на суда связок сена, чеснока, лука, мешков сухарей, бобов, кругов сыра, ячменя, овса, ржи, пшеницы, восковых свечей, домашней утвари, ботинок, сапог, шлемов, шпор, ножей, резаков, клиньев, кирок, крючьев, деревянных колышек, ящиков с мазями, пакли, тканей, одеял, гвоздей для лошадиных подков, бутылок кислого сока и вина, железа, глиняной посуды, оловянных и деревянных мисок и тарелок, подсвечников, кувшинов, горшков, жирных свиней, кухонной утвари, сосудов для масла и для других нужд, и все необходимые вещи, как для человека, так и для скота, то такой бы человек изумился бы. Пыл и радость были такими, что если кто-нибудь заболевал лихорадкой или у кого заболевали зубы, то такой человек мог бы от этого избавиться, бегая с одного места на другое. Подслушанные разговоры между французами показывали, что они считали, что Англия должна быть разрушена и превращена в руины, мужчины должны быть преданы смерти, а женщины и дети привезены в рабство во Францию.
Английский король и его совет были должным образом проинформированы об этих грандиозных приготовлениях, и у них была твердая вера и уверенность в том, что французы не замедлят вторгнуться в страну, раз те поклялись так и сделать. Неудивительно, что такие грозные приготовления требовали крайнего внимания, и не следовало удивляться тому, что англичане поначалу были очень встревожены. Ведь грандиозность этих вооружений была еще и сильно преувеличена, и было неясно, намереваются ли французы вторгнуться в Англию или же атаковать Кале с моря и суши, поскольку англичане хорошо знали, что для французов нет ничего более желанного, чем отвоевание Кале. По этой причине, из Англии в Кале были посланы огромные запасы пшеницы и другого зерна, соленого мяса и рыбы, вина и бренди. Для обороны города туда были назначены сэр Томас Холланд, граф Кентский, сэр Хью Калверли, сэр Уильям Элмхэм, граф Ангус, сэр Уолтер Уоррен, сэр Уолтер Пол, сэр Уильям Туше (Touchet), сэр Льюис де Монталбан (Montalban), сэр Колар д'Обресикур (Colars d’Ambreticourt), а с ними еще пять сотен латников и столько же лучников. Граф Арундел и лорд Генри Деспенсер вышли в море с 40 большими кораблями, имея на борту 300 латников и 600 полностью экипированных лучников.
С другой стороны, из разных мест во Франции, Эно и Пикардии сообщалось, что эти вооружения не предназначены ни для Англии, ни для Кале, но что, когда они будут завершены, то будут употреблены против города Гента. Мне говорили, что гентцы были серьезно встревожены, но их следует упрекнуть, если они испытывали какой-нибудь страх. Ведь герцог Бургундский, их сеньор, не желал им ничего, кроме благополучия, несмотря на то, что вскоре после заключения мира, в Генте был убит Франсуа Атремен. Герцог был непричастен к его смерти, поскольку не питал к нему зла, хотя во время войны с Гентом, тот и совершил множество славных дел ради своих сограждан, как о том было правдиво рассказано в этой истории. Если Франсуа Атремен и нашел такой конец, то он не мог в этом упрекать никого, кроме как самого себя. Ведь если бы он поверил Пьеру дю Буа, то ему бы не досталась такая несчастная судьба. Пьер дю Буа дал ему понять, что его может ожидать после заключения мира между герцогом Бургундским и Гентом. Это было, когда они возвращались в Гент из Турнэ. Тогда Пьер готовился, чтобы отправиться с лордом Бурчером в Англию. Он сказал: «Франсуа, что ты скажешь? Не поедешь ли ты с нами в Англию? Ведь теперь самое время». «Нет, - ответил тот, - я останусь в Генте». «И как же ты надеешься жить там спокойно? - сказал Пьер, - Ведь там много таких людей, которые смертельно ненавидит как тебя, так и меня. Я не останусь там ни за какие деньги, ведь это не имеет значения для черни. Разве ты не слышал о том, как они убили Якоба ван Артевельде, который сослужил им такую великую службу, дал им столько добрых советов, и во всех делах им помогал? И все же, из-за речи ткача льна, они убили его, и никто из лучших горожан за него не заступился. Напротив, они лицемерили и в своих сердцах были рады его смерти. Теперь, Франсуа, то же самое случится и с тобой и со мной, если я останусь. Но я этого не хочу и потому я с тобой прощаюсь». «Так не случится, - ответил Франсуа, - ведь монсеньор Бургундский простил всех, и он предлагал мне, если я того пожелаю, жить рядом с ним и быть конюхом в его конюшнях, имея в своем распоряжении 4 коней, и он, также как и сеньор Ги де ла Тремуй и другие рыцари его двора, выказывал мне все знаки уважения». «Ей-Богу, - сказал Пьер, - я не говорю ни о герцоге Бургундском, ни о его рыцарях, поскольку они крепко привержены делу укрепления мира, но я говорю о гентцах. Среди них есть такие, по отношению к которым ты не всегда вел себя хорошо. Ты забыл о сеньоре де Арзеле, которого ты приказал убить, и о таких же других? Знай, что месть их родственников очень скоро обрушится на тебя, если ты останешься. Прими мой совет – лучше, чем жить здесь, прими предложение герцога». «Я подумаю над этим, - ответил Франсуа, - но я решил не ехать в Англию». На этом разговор и завершился. Франсуа Атремен остался во Фландрии, а Пьер дю Буа, как вы уже слышали, уехал вместе с лордом Бурчером в Англию. О том, что за этим последовало, вы сейчас услышите. Вскоре после того, как по всей Фландрии был провозглашен мир, во всех городах, зависимых от герцога Бургундского, был опубликован эдикт, запрещавший впредь кому бы то ни было, носить доспехи или меч или иметь у себя на службе вооруженную стражу.
Во время гентской войны Франсуа Атремен был одним из главных вождей гентцев и таким лицом, которому уделялось наибольшее внимание. Куда бы он не направлялся, его всегда сопровождало 30 или 40 варлетов, готовых выполнить любой его приказ. Он так долго этим пользовался, что не хотел совсем отказаться от этого обычая, но хотел, чтобы его сопровождали трое или четверо слуг с мечами или с дубинами для охраны. Когда была издана эта прокламация герцога Бургундского, он никак не мог вообразить, что она каким-то образом касается и его, до такой степени он считал себя высоко стоящим в глазах герцога и города. Но он ошибался, так как 7 или 8 дней спустя после опубликования эдикта, к нему подошел городской бейлиф и сказал: «Франсуа, кажется, ты подозреваешь и боишься чиновников нашего сеньора, а иначе, почему ты сейчас идешь с оружием по городу Генту в сопровождении своих варлетов, которые также вооружены мечами, как во времена войны? Нам очень неприятно просить и приказывать тебе, именем герцога и герцогини Бургундских, что ты должен сложить оружие». Франсуа, который в действительности не имел ничего дурного, но лишь старался поддержать свое положение соответствующей пышностью, ответил: «Бейлиф, я с готовностью повинуюсь твоим приказам, как и подобает, ведь, благодаря Богу, я не питаю ни к кому злобы и не имею злого умысла. Но я подумал, что меня так хорошо почитали в городе, что я могу иметь при себе меч и позволять носить оружие сопровождающим меня людям, чтобы на это обращать внимание». «Ты ошибся, - сказал бейлиф, - есть граждане, которым ты сослужил так много служб, но которые заметили это, и которые сказали мне, что они удивлены, что я это терплю. Ведь им кажется, что ты хочешь возобновить войну, к чему они совершенно не склонны. Поэтому я прошу тебя, Франсуа, чтобы ты вел себя так, чтобы я больше об этом не слышал. Ведь если ты не будешь повиноваться этому эдикту, то я буду смотреть на тебя как на врага герцога и герцогини Бургундских».
Бейлиф Гента ушел. Франсуа Атремен вернулся в свой дом и приказал своим варлетам отложить свое оружие. Он стал печальным, и большую часть времени проводил вне дома. Он гулял один или в сопровождении одного слуги или мальчика. Вскоре после разговора с бейлифом за стенами Гента состоялся праздник в монастыре Святого Петра, куда Франсуа отправился то ли один, то ли в сопровождении лишь одного варлета, не имея ни меча, ни доспехов. Его поджидал и последовал за ним бастард последнего сеньора де Арзеля, жаждущий отомстить за его смерть, в которой все считали сильно виновным Франсуа Атремена. Бастард, запасшийся оружием, последовал за ним за пределы города, и когда оказался от него на подходящем расстоянии, и поблизости больше никого не было, то окликнул его: «Франсуа - ты мертвец. Ты предал смерти моего отца, и я поступлю с тобой также». Как только Франсуа повернулся, бастард, который был крепким парнем, со всей яростью ударил его по голове так, что раскроил ему череп до шеи, тот повалился мертвым. Бастард спокойно ушел прочь, и никто его не преследовал, и больше ничего не было сказано. Франсуа Атремен нашел свою смерть из-за того, что не последовал совету Пьера дю Буа. Когда известия об этом дошли до Англии и стали известны Пьеру дю Буа, он лишь немного пожалел его, сказав: «Перед тем, как покинуть Гент, я правильно говорил ему о том, что произойдет. Но он не обратил внимания на мои слова, и поплатился за это. Посмотрим, кто будет принимать участие в этом деле. Наверняка ни один из тех, кто во время войны казался ему лучшим другом, и столь сильно его превозносил. Именно поэтому, опасаясь такого развития событий, я и последовал совету лорда Бурчера и поехал с ним в Англию».
Глава 37
Французы несут бесполезные расходы на свой флот. Чтобы дать им отпор, англичане делают соответствующие приготовления.
Теперь мы вернемся к приготовлениям, которые велись в Дамме и Слиесе, и которые были столь грандиозны, что подобных никогда не было на человеческой памяти, и никто таких не описывал. Денег больше не жалели, будто бы прошел золотой дождь или их просто выкачали из моря. Великие французские бароны посылали своих слуг в Слиес, чтобы погрузить на суда все, что могло понадобиться им в походе. Все с нетерпением ожидали переправы через море, и юный в то время король выказывал больше нетерпения, чем кто-либо другой. Каждый сеньор старался оснастить свой корабль как можно лучше и украсить его росписями и позолотой, расписать своими гербами и украсить флагами. Художники собрали хороший урожай, так как им платили столько, сколько они запрашивали, и даже этого не было достаточно. Мачты были расписаны снизу доверху, а некоторые, стремясь к великолепию, покрывали их чистым золотом, поверх которого они украшались гербами тех сеньоров, которым принадлежало судно. Мне говорили, в частности, что мессир Ги де ла Тремуй затратил такие суммы на украшение и роспись своего собственного корабля, что в деньгах это исчислялось в 2 тысячи ливров. Их знамена, вымпелы и штандарты были столько грандиозны, что удивляли всех, кто их видел. Нельзя было представить ни одного орнамента или украшения, которое бы эти сеньоры не использовали для своих судов. За все это платили французские бедняки. Налоги в стране были столь тяжелы, что богатые жаловались, а бедный люд разбегался, куда глаза глядят.
Обо всем, что происходило во Франции, Фландрии, Брюгге, Дамме и Слиесе было известно в Англии, причем со многими добавлениями к настоящей правде. Во многих местах люди были чрезвычайно встревожены, и повсюду, в крупных городах, священники три раза в неделю устраивали процессии, где с горячим жаром, возносили свои молитвы Богу, чтобы тот отвратил от них это несчастье. Было более сотни тысяч таких, кто желал, чтобы в Англию явились французы. Успокаивая слабодушных, они говорили: «Пусть приходят. С Божьей помощью, ни одна живая душа не вернется назад, чтобы рассказать о том, что с ними случилось». Те, у кого были долги, и кто не имел никакого желания их платить, или не имел средств для их уплаты, оказывались в выигрыше и говорили своим кредиторам: «попридержите свои языки. Во Франции чеканятся флорины, и мы заплатим вам ими». И так они жили на широкую ногу и много тратили, поскольку никто не отказывал им в кредите. Когда их спрашивали об оплате, они отвечали: «Как ты можешь спрашивать денег? Разве не лучше, если их потратим мы, нежели их найдут французы и заберут себе?» Так в Англии было по-глупому потрачено множество фунтов стерлингов.
Английский король в это время находился в Уэльсе. Вместе с ним находился граф Оксфорд, который и правил Англией, так как без его совета король не делал ничего. В королевский тайный совет входили: сэр Саймон Барли, сэр Николас Брэмбер (Bramber), сэр Роберт Тресильян (Tresilian), сэр Роберт Бошамп, сэр Джон Солсбери, сэр Майкл де ла Поль, а также епископ Норвичский и сэр Уильям Невилл, брат лорда Невилла. Эти члены совета поступали с королем так, как им вздумается, и возили его, куда хотели, поскольку его дяди, графы Кембридж и Беккингем, не смогли сохранить никакого влияния, и не могли ничего сделать, не зная заранее, что это угодно вышеупомянутым советникам короля. Обо всех этих разногласиях судачили во Франции, и это также подстрекало французов поспешить со своими приготовлениями. Они хотели вынудить герцога Ланкастера вернуться из Кастилии, но если бы даже это и случилось, они бы не стали отказываться от вторжения. Лорды, прелаты и общины главных городов Англии, получив точные сведения о том, что французы уже почти готовы выйти в море, держали собрание, на котором обсуждалось, кто и что должен делать. Дяди короля написали ему, чтобы он возвращался в Англию, поскольку вся страна очень недовольна и им и его советниками. Не желая в этом отказывать, король и его совет покинули Уэльс, где он со своей королевой проживал уже долгое время. Прибыв в Виндзор, король пробыл там несколько дней, а затем, оставив там свою королеву, приехал в свой дворец в Вестминстере. Туда явились те, у кого были дела к королю, и перед собранием парламента состоялось заседание совета, чтобы решить, как унять охватившее страну сильное недовольство. На этом парламенте, на котором присутствовали король, его дяди, все нобли и прелаты королевства, граф Солсбери, муж мудрый и доблестный, говорил так: «Ваше величество, и присутствующие здесь лорды, не должны удивляться тому, что наш соперник, король Франции, намеревается вторгнуться сюда. Ведь после смерти наимогущественнейшего и проницательнейшего государя, доброй памяти Эдуарда, нашего суверена, его королевство оказалось под угрозой гибели из-за действий его собственных подданных и крестьянских волнений. Также во Франции хорошо известно, что у нас есть раздоры среди нас самих, и мы раздираемы на партии, и это дает французам основания полагать, что их предприятие не может закончиться провалом. Опасность действительно велика. Пока мы едины, король с народом, а народ с королем, мы будем сильны и победоносны, и никто не сможет нанести нам существенного вреда. Поэтому, если мы желаем сохранить нашу честь, нам необходимо (и никогда еще в Англии не было ничего более неотложного) действовать заодно, и исправить то, что могло быть ошибочным. Нам также следует озаботиться состоянием портов, чтобы организовать такую их защиту, чтобы никоим образом не пострадало бы королевство, а нас никто бы не обвинил в пренебрежении делами страны. Это королевство процветает уже долгое время, а вы знаете, что цветок требует к себе большего внимания, нежели фрукт. Поэтому мы должны поступать так, как будто оно является цветком. Ведь за последние 60 лет выходившие из него рыцари и оруженосцы добыли себе большую славу, чем другие народы добивались за все время своего существования. Давайте постараемся, чтобы эта честь осталась бы незапятнанной так долго, как долго мы будем жить».
Эта речь графа Солсбери была внимательно выслушана, и лорды сказали, что будет правильным последовать его совету. Я не буду долго останавливаться на том, что обсуждалось на этом собрании, так как я не претендую на то, что знаю все. Но следует знать, что после него были приняты надлежащие меры для защиты Кале, как я о том уже упоминал, а также стало хорошо охраняться все английское побережье в тех местах, где, как полагали, могли высадиться французы. Граф Солсбери, поскольку его владения располагались на острове Уайт, что лежит напротив графства Ко (Caux) в Нормандии, был назначен туда с задачей сторожить и оборонять его, вместе с местными латниками и лучниками. Граф Девоншир был послан в Саутгемптон вместе с двумя сотнями латников и шестью сотнями лучников, чтобы оборонять тамошнюю гавань. Граф Нортумберленд отправился в порт Рай с таким же числом латников и лучников. Граф Кембридж был послан в Дувр с пятью сотнями латников и 12 сотнями лучников. Его брат, граф Беккингем, отправился в Сэндвич с шестью сотнями латников и 12 сотнями лучников. Графы Стаффорд и Пемброук были отправлены в Оруэлл с пятью сотнями латников и 12 сотнями лучников. Сэр Генри и сэр Фолкс (Faulx) Перси - в Ярмут, с тремя сотнями латников и шестью сотнями лучников. Сэр Саймон Барли был назначен всего лишь губернатором замка Дувр.
Каждый порт и каждая гавань от Хамбера до Корнуолла были хорошо обеспечены латниками и лучниками, и на всех прибрежных холмах, обращенных в сторону Франции и Фландрии, была выставлена стража. Порядок службы этих часовых был следующий: у них были большие гасконские бочки, наполненные песком, которые они громоздили друг на друга, возводя подобие колонн. На них были положены доски, на которых часовые наблюдатели оставались и днем и ночью. Им было приказано, как только они увидят, что французский флот рулит к берегу, так сразу же зажигать факелы и разводить на холмах большие костры, чтобы поднять тревогу и, увидев их, на это место должны были спешить войска. Было решено позволить французскому королю высадиться на берег и даже оставить его в покое на три или четыре дня, а за это время сперва атаковать флот, уничтожить его и все их припасы. А уже затем планировалось наступать на французского короля, но не вступать сразу в битву, а беспокоить французское войско так, чтобы французы не могли и боялись бы отправлять фуражиров, а все зерно в той местности должно было быть сожжено, притом, что Англия и в лучшее время довольно трудна для фуражировки. По этому плану французы должны были голодать и тогда могли бы быть легко уничтожены. Таков был план, разработанный советом Англии. Было приказано сломать рочерский мост, под которым проходила глубокая река, что течет через Суссекс и Кент и впадает в Темзу напротив острова Шеппи (Sheppy). Лондонцы разломали этот мост, чтобы лучше обеспечить безопасность своего города.
Если во Франции на города и на людей были наложены обременительные налоги, то я должен сказать, что они были не намного легче и в Англии, и страна сильно страдала от них еще много лет спустя. Но они платились с радостью, ради того, чтобы обеспечить как можно более надежную защиту 1. Хотя герцог Ланкастер и увел с собой большие силы в Кастилию, но в это время в Англии находилось 10 тысяч латников и 100 тысяч лучников. Теперь я немного расскажу о герцоге и о его встрече с португальским королем, а затем вернусь в Англию, чтобы рассказать о важных делах, и я хочу рассказать обо всем, что случилось.
Глава 38
Португальский король, узнав о том, что герцог Ланкастер прибыл в Сант-Яго, пишет ему дружеские письма. Король Кастилии запрашивает помощь из Франции. В Галисии город Руэль взят англичанами.
Вы уже слышали о прибытии к городу Корунья герцога Ланкастера с большой армией, о том, как этот город (но не замок) сдался ему на условиях, аналогичных тем, что предполагалось навязать остальным городам Кастилии, благодаря чему город не подвергался штурму, и ему не было нанесено никакого ущерба. Вы также слышали о том, как герцог и его семейство овладели городом Сант-Яго-де-Компостелло, где он намеревался обосноваться до тех пор, пока не получит каких-нибудь сведений о португальском короле. Дон Жуан, как только узнал о том, что герцог находится в Сант-Яго, очень обрадовался, полагая, что объединившись, они смогут вести с Кастилией выгодную для себя войну. Он приказал написать самые дружеские письма герцогу и герцогине, и доставил их специальными гонцами. Получение этих писем было очень приятно герцогу и герцогине, поскольку они сильно зависели от португальского короля и знали, что без его помощи, они не смогут сделать против Кастилии ничего действенного. Поэтому они одарили гонцов богатыми подарками и отправили их назад с самым теплым ответом. Герцог в своем ответе дал королю знать, что ему было бы очень приятно, если бы между ними состоялась встреча, так как он хотел бы с ним кое-что тайно обсудить.
Пока оказывались и принимались эти знаки взаимного внимания между португальским королем и герцогом Ланкастером, кастильский король всеми способами укреплял свою власть. Он часто писал о своем положении французскому двору и настойчиво просил у него помощи, чтобы защитить свое королевство. Ведь он полагал, что как только позволит время года, враги начнут против него энергичную войну, что португальский король и герцог Ланкастер наверняка составят между собой какой-нибудь союз и смогут собрать достаточно сил, чтобы опустошить Кастилию, прежде чем ему самому удастся собрать армию, способную им противостоять. Французский король и его совет в своем ответе выражали желание, чтобы кастильский король не беспокоился, так как еще до конца января они зададут дел англичанам у них дома, так, что те никоим образом не смогут обратиться против него, и что, когда Англия будет полностью разрушена, они придут к нему на помощь морем, через Галисию или Португалию, и если враги еще останутся к тому времени в его стране, то они самым прекрасным образом изгонят их прочь, и в течение года положат конец всем этим войнам. Кастильский король, насколько мог, довольствовался этим ответом. В самом деле, сам себе он ничем помочь не мог, так как из Франции к нему никто не приехал, за исключение тех воинов, что обороняли замок в Корунье. Все рыцари и оруженосцы находились далеко от его королевства, спеша в Париж, Лилль и Дуай, и вся та страна на протяжении 14 лье была полна воинами и их слугами. Их было такое множество, что те, кто заведовали судами, заявили, что, несмотря на большое количество кораблей, за один раз они не смогут перевезти всех, но только не более 40 тысяч человек.
Было приказано, чтобы никто кроме настоящих латников не садился на борт транспортов, и что у одного рыцаря должно быть не больше одного варлета, а любой великий барон не должен иметь более 2 оруженосцев. Никому, кроме главных сеньоров, не позволялось грузить коней, и в Слиесе за этим так строго наблюдали, что никого, кроме добрых воинов не записывали на рейс и не принимали на борт. Во Фландрии, графстве Турнэ и в окрестностях Лилля, Дуая и Артуа было столько жуликов, что они пожирали и грабили все, к великому бедствию тех бедняков, у которых они жили, и никто не осмеливался пожаловаться на них из страха за свою жизнь. Они приносили больший ущерб, чем англичане, которые когда-то квартировали в этой стране. Французский король и его сеньоры испытывали из-за этого множество опасений. Ведь если бы они оставили этих негодяев позади себя, то те могли бы объединиться и стать хозяевами страны. И так бы и случилось, если бы произошло вторжение, и если бы оно не было бы успешным.
Во время пребывания герцога и герцогини Ланкастер в Сант-Яго некоторые их рыцарей и оруженосцев совершали экспедиции по стране и содержали себя так, как могли, и тем, что смогли найти. Случилось так, что маршал армии сэр Томас Моро, вместе с сэром Мобрюном де Линьером (Maubrun de Linieres), сэром Жаном д'Обресикуром, Тьерри и Гийомом де Сумэнами (de Soumain) и с примерно двумя сотням копий и пятью сотнями лучников, оказались в Галисии и подошли к городу Руэль (Rouelles), что в 7 лье от Сант-Яго. Маршал узнал о том, что горожане не признают королем герцога Ланкастера и что они убили его фуражиров, которые на обратном пути проезжали мимо палисада города. Горожане так хорошо разрушили дороги, что из тех, что вели к городу, только одна осталась в удовлетворительном состоянии, и они получили хорошую возможность совершать внезапные нападения и, словно воры, каковыми они и были, убивать всех проходящих мимо, были ли они фуражирами или нет. До маршала дошли жалобы на их поведение, и тот решил им отомстить, что являлось частью его официальных обязанностей. Оказавшись около города, он и его спутники спешились. Стража вовремя продудела в горн, чтобы жители приготовились, и они закрыли ворота и взобрались на зубчатые стены, так что не поздоровилось бы любому, кто оказался бы внутри стен. Маршал, видя из их поведения, что будет необходим штурм, немного растерялся и сказал сэру Жану д'Обресикуру и Тьерри де Сумэну: «Садитесь на коней, поезжайте вокруг города и посмотрите, где бы нам лучше устроить штурм, с наименьшими потерями для наших людей». Сев на коней, они быстро объехали город, так как он был не слишком велик в окружности, и внимательно изучили каждую его часть. Вернувшись к ожидавшему их маршалу, они сказали: «Сэр, у этого города есть двое ворот. Вы стоите перед одними, а вторые находятся прямо напротив. Нам кажется, что эти два места и являются самыми легкими для штурма, поскольку вокруг города рвы глубоки и, из-за колючек и ежевики, в них трудно спуститься и из них трудно подняться». «Я полагаю, вы правы, - ответил маршал, - я останусь здесь с частью наших людей, а вы Мобрюн, возьмете остальных и начнете атаку. Я не знаю, как все может повернуться, но я с удовольствием посмотрю на этих парней, которые со своих стен наблюдают за тем, что мы делаем. Взгляните на них, они мрачновато выглядят, словно обезьянки, которые едят груши и которые у них хотят отнять дети». Его спутники разразились смехом от этого сравнения и подняли головы, чтобы посмотреть на вилланов (о которых они раньше и не думали), и поехали влсед за Мобрюном и его вымпелом. У них было около одной сотни копий и 300 лучников. Они медленно подошли к противоположным воротам и остановились.
Атаки были проведены на обои ворота и проведены с большой доблестью, но жители из Руэля со своих стен защищались с помощью камней и дротиков, так что лучники и арбалетчики не могли действовать успешно, и многие из них были серьезно ранены. Однако палисады остались незащищенными, из-за того, что все отступили на стены. Англичане разрушили их, и подошли к воротам. Они потрясли ворота такими ударами, что они задрожали, но жители, тревожась об ущербе, который мог бы быть причинен, если бы их выломали, спустились со стен и разместили напротив ворот вязанки хвороста и большие деревянные бревна. Женщины и прочий люд принесли землю и камни, которыми они наполнили бочонки, и расставили их напротив ворот, перекрывая весь вход. Пока это происходило, другие защитники на стенах, над воротами, бросали вниз большие камни и куски железа, так что никто не осмеливался подойти слишком близко, из опасения под них попасть, так как эти предметы убивали всех, на кого падали. Так эти крестьяне отстояли свой город от англичан, которые хотя до ночи и не понесли потерь, но в поисках ночлега были вынуждены отступить в заброшенную деревню, находившуюся оттуда на расстоянии длинного лье. И там они оставались до утра. Лазутчики, что были посланы им вслед, вернулись с сообщением, что англичане стали на постой в деревне Лирия (Lyrias) и, судя по всему, на следующей день возобновят штурм. Услышав об этом, горожане говорили между собой: «Самое короткое безрассудство - самое хорошее. Нас никто не сможет упрекнуть за сдачу герцогу Ланкастеру или его маршалу, когда только мы сами, продержались против него целый день, не имея ни совета, ни помощи, ни от каких благородных людей. Против них мы долго продержаться не сможем, и раз начав штурм, враги, конечно, его возобновят, раз уж они знают сюда дорогу. Поэтому будет лучше сдаться до того, как они начнут штурм. Ведь если они возьмут город штурмом, то мы вместе со своими деньгами потеряем и свои жизни».
Все с этим согласились, и было решено, что если англичане вернутся утром, то они выйдут из города им навстречу, и сдадут город на условии сохранения жизни и имущества. По правде, англичане показались вскоре после восхода солнца, отдохнувшие и жаждущие возобновить бой. Когда их заметили, то для заключения соглашения, им навстречу было послано четверо лучших горожан. Когда маршал, едущий под своим вымпелом, поднял глаза и огляделся вокруг, то заметил четырех человек и сказал: «Я полагаю, что эти кто-то - из Руэля, и они хотят поговорить с нами. Подведите их сюда». Это было сделано, и когда они оказались около маршала, то упали на колени и сказали: «Монсеньор, жители города послали нас, чтобы поговорить с вами. Выслушаете ли вы нас?» «Да, - ответил маршал, - что вы имеете сказать?» «Монсеньор, мы пришли, чтобы предложить сдать вам наш город, если вы возьмете нас и все, чем мы владеем, под свою защиту. И мы признаем герцога и герцогиню Ланкастер своими сюзеренами, таким же образом, как это сделали Корунья и Сант-Яго». «Я беру вас и все, что вам принадлежит, под свою защиту, - ответил маршал, - но я не дам гарантий за вашу провизию, ибо воины должны жить». Депутаты сказали, «что это разумно, и что в стране есть изобилие всех видов провизии. Но подождите немного, чтобы мы могли вернуться в город и рассказать о том, что вы сказали. И раз мы будем выполнять соглашение, и мы полагаемся на вас, что вы поступите также». «Да, клянусь честью, я буду его соблюдать, - ответил сэр Томас, - но поспешите вернуться». С этим эти четверо вернулись в город, чтобы рассказать о том, что сэр Томас принял их условия, за исключением условия о продовольствии. Горожане сказали: «Бог даровал, чтобы это могло быть так. Ведь вы преуспели больше, чем мы ожидали». Затем они освободили ворота от бочек, бревен и вязанок хвороста и широко их распахнули и вышли из палисада с ключами от города в руках. Когда маршал приблизился, то вместе со своими спутниками спешился, и горожане на коленях преподнесли ключи от города, сказав: «Монсеньор, насколько мы знаем, вы посланы сюда герцогом и герцогиней Ланкастер. Поэтому мы предлагаем вам ключи и сдаем вам наш город, как о том было согласовано между вами и нашими людьми». «На этих условиях я принимаю ключи», - ответил маршал, и он приказал своим людям войти в город, где они расквартировались, кто как мог. Сэр Томас Моро остался там на весь день. Наутро перед своим отъездом он сказал сэру Томасу Мобрюну де Линьеру: «Я отдаю этот город вам и вашим людям. Вы поставите в нем добрый гарнизон». «Клянусь Святым Георгием, я так и сделаю, ибо он мне очень понравился», - ответил сэр Мобрюн.
Сэр Мобрюн де Линьер остался со своим гарнизоном в Руэле, имея при себе 60 копий и одну сотню лучников. Сэр Томас Моро вернулся к герцогу и герцогине в Сант-Яго.
Глава 39
Маршал армии герцога Ланкастера атакует и берет по соглашению город Вилльклопе в Галисии. Герцог отправляет послов к португальскому королю, чтобы договориться с ним о встрече.
Вскоре по возвращению из Руэля, маршал собрал отряд из примерно трех сотен копий и шести сотен лучников, и с таком сопровождением отправился внутрь Галисии. На расстоянии однодневного перехода от Сант-Яго он подошел к городу под названием Вилльклопе (Villeclope), который обороняло одно простонародье. Маршал не только осмотрел его сам, но и заставил сделать это и своих спутников, а затем спросил их, думают ли они, что его можно взять штурмом. После небольшого совещания они сказали, что это возможно. После этого все спешились и отдали своих коней слугам, чтобы те увели их назад. Англичане разделились на три отряда, и были отданы приказы, как это и подобает у опытных воинов. Сам сэр Томас Моро был во главе первого отряда, второй он отдал сэру Эвану Фитцуоррену, а третий сэру Жану д'Обресикуру. У каждого под началом было по 80 копий и 140 лучников. Этого было сочтено достаточным для штурма этого города.
Англичане подошли к городу, вошли в ров и доблестно его заняли, поскольку он был сухим, а затем, хорошо прикрываясь щитами, взобрались на противоположную сторону и подошли к стенам. Лучники были расставлены на берегах рва и стреляли столь умело, что едва кто осмеливался высунуться наружу. Несмотря на это, горожане сражались храбро, а было их очень много. Одни метали дротики, другие камни и бревна, обитые железом, которые наносили такие удары, что ранили и убивали тех, на кого попадали, если только тот не был хорошо защищен. Жаждущие славы рыцари и оруженосцы усердно занимались расшатыванием стен с помощью принесенных с собой кирок и ломов, и продолжали свою деятельность, несмотря на то, что на их щиты и шлемы бросали камни и горшки с известью. Было совершено множество славных подвигов, и в частности, двумя оруженосцами из Эно, Тьерри и Гиоймом де Сумэнами. Они, со своими помощниками, сделали пролом в стене и дрались врукопашную внутри города. Эти два брата добыли семь копий, вырвав их из рук врагов, и выбросили их через пролом. Они служили под вымпелом сэра Эвана Фитцуоррена.
Сэр Жан д'Обресикур проявил себя не мальчиком, но истинным рыцарем. Он встал у подножия стены со своим вымпелом, и перед ним на земле был установлен его герб – два красных коротких пояса на горностаевом поле. В руке у него была кирка, которой он изо всех сил колотил стену. Можно только удивиться, что горожане не испугались, когда увидели, что их так атакуют со всех сторон, но долго это не продлилось, так как там находилось слишком много опытных людей и, предвидя то, что может случиться, горожане решили сдаться. Вперед выступил бейлиф города, благодаря которому этот город удерживался для короля и, спросив, кто тут командир, он сказал: «Монсеньор, прикажите отложить оружие, поскольку горожане желают вступить с вами в переговоры». Маршал ответил, что охотно так и сделает и послал герольда вокруг рвов, который говорил англичанам: «Прервите штурм до того времени, когда вы услышите звуки труб маршала. С горожанами сейчас идут переговоры». После этих слов герольда штурм была приостановлен, и атакующие передохнули. Действительно, многим из них это было необходимо, так как они много потрудились и сильно устали. Горожане через своего бейлифа передали, что хотели бы сдать город на условии сохранения своих жизней и имущества, так же как это сделали и остальные города Галисии. «В самом деле! - сказал маршал, - но вы не отделаетесь так дешево, ибо вы доставили нам много хлопот и поранили наших людей. Вы ясно видите, что не сможете держаться дольше, и вы должны купить у нас свой мир, а иначе мы возобновим штурм и возьмем город силой». «И какова сумма, которую вы ожидаете от нашего выкупа?» «Клянусь честью, - сказал маршал, - 10 тысяч ливров». «Вы просите слишком много, - ответил бейлиф, - я предлагаю вам 2 тысячи, так как наш город бедный и его обложили тяжелыми налогами». «Я не принимаю вашего предложения, - сказал маршал, - но я даю вам время, чтобы обдумать это, и не допускайте того, чтобы город был потерян из-за 3 или 4 тысяч ливров, так как тогда нашим будет все. Мои товарищи уже порицают меня за то, что я вошел с вами в переговоры. Поэтому поспешите, и либо платите хороший выкуп, либо принимайте на себя все последствия». Бейлиф вернулся в город и, созвав жителей, сказал: «Что делать? Если вы позволите англичанам возобновить атаку, то они возьмут город штурмом, всех нас убьют и разграбят наше добро. Они требуют 10 тысяч ливров, а я предложил 2, что, как я знаю, слишком мало, и они этого никогда не примут. Мы должны увеличить сумму на 2 или 3 тысячи». Те, кто сильно боялись за свои жизни и добро, сказали: «Бейлиф, не торгуйтесь с ними. Ведь раньше, чем они возобновят штурм, мы дадим 4 тысячи ливров». «Хорошо сказано, - ответил бейлиф, - а я вновь поговорю с ними».
С этим бейлиф вновь отправился к ожидавшему его маршалу, и выкуп был согласован, насколько я помню, в сумме 6 тысяч ливров. Ворота английскому войску были открыты, и англичане расквартировались в городе, и отдыхали в нем два дня. Маршал поставил там гарнизон во главе с сэром Эваном Фитцуорреном, у которого было две сотни латников и четыре сотни лучников. Он удерживал этот город более 8 месяцев, но деньги за выкуп были отправлены герцогу Ланкастеру, маршал оставил себе лишь 1 тысячу ливров.
После этой сдачи Вилльклопе, маршал вернулся в Сант-Яго, где находилась главная квартира, поскольку герцог хотел иметь его при себе. Временами он отправлялся в походы до границ Кастилии, чтобы потревожить французов, но в целом англичане не покидали Галисии, куда кастильский король никого не посылал, чтобы с ними воевать, так как ему посоветовали не атаковать их большим войском, но тревожить с помощью мелких гарнизонов, и ждать помощи от Франции. Советники герцога сказали ему так: «Милорд, необходимо, чтобы вы и португальский король встретились бы друг с другом, чтобы обсудить положение. Вы переписываетесь друг с другом, но этого недостаточно, ведь французы - коварная раса, и смотрят они в делах дальше, чем другие народы. Ведь если они тайком устроят договор между королями Португалии и Кастилии, как о том мы узнали от некоторых великих португальских баронов, путем ли брака или каким другим способом, то это прекратит всякую помощь от португальского короля, и что тогда станет с вами? Вы окажетесь в этой стране в гораздо худшем положении, чем раньше, а кастильцы ничего ради вас не сделают, ведь вы знаете, что они - самые неверные и самые темные люди на свете. Не думаете ли вы, что португальский король не изучил все, что касается его? И если кастильский король согласится на мир, позволив ему пожизненно править Португалией, а сам останется в покое в Кастилии, то мы не сомневаемся, что он от вас отвернется, несмотря на то, что так побуждал вас сюда приехать. Таким образом, ваше дело полностью погибнет. Вы хорошо знаете теперешнее положение Англии, что ей достаточно старых врагов - французов и шотландцев. Поэтому довольствуйтесь теми людьми, что у вас есть, и ведите войну энергично. Ведь если вы ждете каких-либо подкреплений из Англии, то будете разочарованы. Вы потратили два года, чтобы получить то, что имеете сейчас, а король, ваш племянник, не сочувствует вашим интересам, которые заставили вас покинуть страну. Он молод и доверяет своим советникам, которые доведут Англию до большой беды. Поэтому добейтесь свидания с португальским королем как можно скорее, и лично примите его. Ведь вы добьетесь за один разговор больше, чем на четыре месяца переписки».
Герцог Ланкастер запомнил эти слова. Ведь он знал, что это правда, и что это верный совет. Он ответил: «И что бы вы мне посоветовали сделать?» «Мы бы хотели, чтобы вы послали к португальскому королю пять или шесть своих рыцарей, и чтобы в их числе был бы, по крайней мере, один барон, с тем, чтобы он мог уговаривать его, и пусть он подтвердит, что вы очень хотите иметь с королем личную беседу. Конечно, те, кого вы пошлете, должны действовать с мудростью, но в любом случае, пусть они настаивают на прямой встрече». Герцог согласился с этим предложением, и великому английскому барону лорду Пойнингсу (Poinings), сэру Джону Бэнкелу (Bancel) 2, сэру Жану д'Обресикуру и сэру Джону Саундеру (Sounder), незаконнорожденному брату коннетабля английской армии, было приказано отправиться в Португалию. Эти сеньоры подготовились в Сант-Яго к отъезду, вместе с сотней копий и двумя сотнями лучников, но перед самым отъездом, когда они уже получили свои рекомендательные письма, из Португалии приехали рыцарь и оруженосец в сопровождении 12 латников. Рыцаря звали Васко Мартинес д'Акунья, а оруженосца Фернанду Мартинес де Мело. Оба они были из числа людей короля и относились к его ближайшему кругу. Они с комфортом устроились в Сант-Яго и представились герцогу и герцогине, которые их очень любезно приняли. Они передали свои письма их милостям, которые были прочитаны. И вдобавок, в знак большой дружбы и симпатии, португальский король прислал с ними двух прекрасных белых мулов-иноходцев, что было им очень приятно. Английское посольство из-за этого отложено не было, а только задержалось на 4 дня. На пятый день оно выехало в путь вместе с португальцами, а герцог, в знак дружбы, послал португальскому королю двух красивых соколов-пилигримов, таких, каких еще никогда не видывали, и 6 английских гончих, прекрасно обученных для охоты на все виды зверей.
Англичане и португальцы ехали по Галисии, не опасаясь кастильцев, так как те находились слишком далеко от них. По дороге сэр Жан д'Обресикур и Фернанду де Мерло начали знакомится, ибо оруженосец в прежние времена служил с мессиром Эсташем д'Обресикуром, дядей сэра Жана, и даже был рядом с ним, когда тот умер в Карентане. Они продолжали разговор, пока не подъехали к воротам Коимбры, где жил португальский король. Так как они ехали вместе, позади основной группы, то встретили герольда со слугой, направлявшегося из Коимбры к герцогу и его лордам в Сант-Яго. Герольд принадлежал португальскому королю, который его, при своей коронации, нарек именем Коимбра. Герольд уже поговорил с сеньорами, что ехали впереди, и когда дон Фернанду его увидел, то сказал: «Сюда едет королевский герольд, которого долго не было в этой стране, я узнаю от него какие-нибудь новости». Когда они встретились, то оруженосец сказал: «Где вы были в прошлом году, я давно вас не видел?» «Во имя Бога, - ответил герольд, - я был в Англии у короля и его дядей, которые сделали меня очень богатым. Оттуда я поехал морем в Бретань и присутствовал на свадьбе герцога и на тех больших празднествах, которые он устраивал в течение 2 месяцев в своем замке в Нанте, в связи с женитьбой на мадам Жанне Наваррской 3. Оттуда я вернулся в Герранду и морем добрался до Португалии.
Пока он так разговаривал, оруженосец поднял глава и стал рассматривать эмалированный щит, который висел на груди герольда, и на котором были изображены гербы португальского короля и других португальских рыцарей. Показав пальцем на герб, он сказал: «О, здесь есть герб славного португальского рыцаря, мессира Жуана Портелета, которого я имел счастье видеть. Ведь он - доблестный рыцарь и однажды сослужил мне великую службу, о которой я всегда должен помнить». Затем, достав из кошелька 4 флорина, он дал их герольду, который в ответ его поблагодарил. Сэр Жан д'Обресикур осмотрел щит и, вспоминая гербы, говорил мне впоследствии, что на его гербе было два черных котла на серебряном поле с красным зубчатым окаймлением.
Когда герольд распрощался и уехал, оруженосец сказал: «Мессир Жан, вы заметили эти черные котлы, что носит на своем гербе рыцарь, которому я очень многим обязан?» «Да, заметил, - ответил мессир Жан, - но расскажите мне о причине, по которой вы его так превозносите. Я бы охотно вас послушал, но ведь поскольку мы приехали, то у нас мало времени для разговора». «Я расскажу - ответил он, - ибо этот рыцарь заслуживает, чтобы о нем рассказали. Незадолго до битвы при Алжубароте, когда португальский король шел через всю страну из Коимбры, он послал меня повидать нескольких его рыцарей, которые должны были бы присутствовать при деле. Посему я к ним и поехал, в сопровождении всего лишь одного пажа. На своем пути я нарвался на 20 гасконских копий. Я оказался среди них прежде, чем смог их заметить. Когда я стал пленником, то меня спросили, куда я иду. Я сказал: «В замок Ронт» 4. «Зачем?» «Чтобы найти мессира Жуана Фернандо Портелета, поскольку король хочет, чтобы его отряд был в Алжубароте». «Что! Дон Фернанду, губернатор Ронта, находится не у твоего португальского короля?» «Нет, - ответил я, - не находится, но он поспешит туда как только я передам ему свое послание». «Ей-Богу, - сказали они, - он получит его, поскольку мы как раз к нему и едем». Сказав это, они развернулись и взяли путь на Ронт. Когда они оказались в видимости стоявшего на стене часового, тот продудел в свой горн, подавая сигнал, что появился враг.
Дон Фернанду спросил, с какой стороны приближаются враги. «Со стороны Порту», - ответил часовой. «О, О,- сказал он, - это должно быть кастильцы, ищущие приключения по дороге на Сантарен. Я выйду и посмотрю на них. Может быть, они сообщат мне о каких-нибудь новостях, и скажут, где находится король». Приказав седлать своего коня и развернуть вымпел, он галопом, в сопровождении всего лишь 19 человек, выехал из крепости навстречу врагам, которые организовали засаду. Кастильцы, для затравки, выслали в поле одного из своих людей, верхом на генетте. Его заметил дон Фернанду и сказал своему оруженосцу: «Скачи на генетте и посмотри, что за парень скачет там, в чистом поле». Оруженосец пришпорил своего коня и вскоре подъехал к всаднику, который позволил почти себя догнать, так как ему были даны приказы немедленно вернуться к месту засады, и они скакали туда друг за другом. Когда они оказались поблизости от нее, то навстречу выехал весь отряд и стал преследовать оруженосца, который, будучи хорошо экипирован, повернул назад. Во время погони они кричали «Кастилия!». Это показало дону Фернанду, стоявшего под своим вымпелом и ждавшего своего оруженосца, которое вплотную преследовали, что это враги. Он сказал: «Теперь я уверен, что это кастильцы. Давайте кричать «Португалия!», так как я решил встретиться с ними». С этими словами он крепко сжал свое копье и на полном скаку поскакал им навстречу. Первого, кто ему повстречался, он поверг на землю, второго постигла та же судьба. Из 25 копий, 10 уже лежали на земле, остальные обратились в бегство, и некоторые из них также были ранены или убиты. Всему этому я был свидетелем и смотрел на это с большим удовольствием, поскольку видел в этом свое освобождение. Через несколько минут я остался один. Затем я направился к дону Фернанду, который, увидев, припомнил меня, поскольку прежде я был с ним знаком, и он спросил, откуда я приехал, и что я здесь делаю. Я рассказал ему о своем приключении, и о том, как испанцы меня взяли в плен. «А где находится король? Вы что-нибудь знаете о нем?» «Честное слово, мессир, на следующее утро мы дадим битву кастильскому королю, и я был послан, чтобы сказать об этом тем рыцарям, которые об этом ничего не знают». «На следующее утро!» - сказал дон Фернанду. «Да, клянусь честью, и если вы сомневаетесь в моих словах, то спросите тех кастильцев, что взяли в плен».
Он подошел к своим пленникам и спросил у них, правда ли утром состоится битва. Они сказали, что это - правда, и что утром должно состояться генеральное сражение между Кастилией и Португалией, и что каждая из сторон прилагает к этому все усилия. Рыцарь был очень доволен, получив эти известия, доволен до такой степени, что сказал им: «За добрые вести, что вы мне сообщили, я дарую вам вашу свободу, но отдайте мне моего соотечественника». Так я вновь обрел свободу, и дон Фернанду, распрощался с теми, кто взял меня в плен, и они пошли своей дорогой. Мы вернулись в Урем (Ourem), где рыцарь подготовился к походу и выехал около полуночи. Расстояние от Урема до Алжубароты около 6 лье, но чтобы избежать кастильцев и их отрядов, мы удлинили свой путь. Задолго до того, как выстроились армии, мы уже узнали, что должно состояться сражение, и когда мы приблизились, то увидели стоящего в строю португальского короля, а напротив него короля Кастилии. Вначале рыцарь не мог отличить португальцев от кастильцев, но сказал: «Я предположил бы, что большая по размерам армия должна быть кастильской». Мы скакали так близко, что ясно выдели врагов, выстроившихся в боевой порядок. Некоторые из них, заметив нас, пришли в движение, но я подумал, что это были фуражиры из Гаскони. Заметив их, дон Фернанду сказал: «Здесь наши враги, давайте поспешим отсюда прочь». Враги приближались на полном скаку, крича «Кастилия! Кастилия!», но наши люди, видя наше положение, пришли к нам на помощь, хотя главный наш отряд не сделал ни одного шага. Король принял дона Фернанду с большой радостью, и он был поставлен у поводьев королевского коня, так как он был одним из храбрейших рыцарей. Я чувствовал себя очень обязанным ему, поскольку он освободил меня из рук врагов, а иначе, я бы не присутствовал при знаменитой битве при Алжубароте. Теперь скажите, разве не сослужил он мне великую службу». «Клянусь честь, сослужил, - ответил сэр Жан, - и из того, что вы рассказали, следует, что он должен хорошо знать свое дело». «О, да, это так», - ответил оруженосец. Затем они поехали немного быстрее, чтобы догнать своих спутников, и к ночи все они приехали в Коимбру.
Глава 40
Свидание герцога Ланкастера с португальским королем. Согласован брак между королем и дочерью герцога, мадам Филиппой.
Португальский король очень обрадовался приезду английских рыцарей, и он приказал, чтобы их разместили со всеми удобствами. Когда они были готовы к встрече, то дон Мартин д'Акунья и дон Фернанду Мартин де Мерло, хорошо знавшие королевские привычки, провели их к королю. Он принял их очень любезно, и после небольшого разговора, который они очень хорошо знали, как поддерживать, ему преподнесли соколов и гончих. Король с удовольствием их принял, так как любил охоту. Они поблагодарили короля, от имени герцога и герцогини Ланкастерских за тех прекрасных мулов, что он им прислал. Король ответил, что это пустяки, просто знаки внимания, которые сеньоры, желающие поддерживать любовь и дружбу, должны оказывать друг другу, но вскоре он пришлет более великолепные дары. Были принесены вино и специи, которых отведали английские послы, и затем они распрощались с королем и вернулись к тому месту, где остановились, и там отужинали. На следующее утро они обедали во дворце, и лорд Пойнингс и сэр Джон Бэнкел сидели за королевским столом. Сэр Жан д'Обресикур и сэр Джон Сандер сидели за другим столом, вместе с великими баронами королевства. Среди них был и Лоренсу Фонгаш, который был оруженосцем короля и который хорошо знал этих рыцарей, так как познакомился с ними в Англии. Поэтому, насколько это было в его власти, он старался создать им наилучшее настроение, а он хорошо знал, как это делать.
Обед, данный португальским королем в честь этих рыцарей, был очень щедрым, и им хорошо прислуживали. Когда он был окончен, они перешли в комнату заседаний совета, и рыцари, обращаясь к королю, к графу д'Акунья и графу де Новэру говорили так: «Сир, со всем почтением, которое герцог Ланкастер поручил нам вам засвидетельствовать, он приказал нам сказать, что очень хочет личного свидания с вами». Король ответил, что равным образом хочет того же и добавил: «Я умоляю вас поторопиться, насколько это возможно, чтобы мы смогли встретиться». «Это будет очень кстати, - сказали португальские бароны, - до тех пор, пока вы не встретитесь, вы никогда не поймете друг друга. А так вы сможете обсудить, как наилучшим образом вести войну против кастильского короля». «Это правда», - ответили рыцари. «Тогда поторопимся, - сказал король, - ведь если герцог хочет видеть меня, то я также хочу видеть его». Затем они перешли на другой разговор, так как совет должен был определить, где и когда должна состояться эта встреча, и сообщить об этом английским рыцарям. Это и было сделано. Было согласовано, что португальский король должен поехать в Порту, а герцог Ланкастер должен ехать вдоль границ Галисии, и где-нибудь, посередине между Галисией и Порту, и должна произойти встреча. Пробыв три дня в Коимбре, английские рыцари уехали оттуда и прежней дорогой проследовали до Сант-Яго, где рассказали герцогу и герцогине обо всем, что произошло. Те были этим очень довольны, и на то была причина, ведь теперь казалось, что португальский король будет вовлечен в их дела.
Когда приблизился день встречи, герцог Ланкастер оставил свое войско в Сант-Яго под командованием своего маршала, а сам, в сопровождении трех сотен копий и шести сотен лучников и сэра Джона Холланда (который был женат на его старшей дочери) и со многими другими рыцарями выехал в сторону португальской границы. Португальский король, узнав, что герцог выехал из Сант-Яго, покинул Порту с шестью сотнями копий и поехал к городу, называемому в той стране Монсао (Monc?o) - это последний португальский город с той стороны. Герцог приехал в пограничный город под названием Мельгасо (Melgaco). Между Монсао и Мельгасо, среди лугов и полей, течет небольшая речка, через которую перекинут мост, называвшийся Пон-де-Мор (Pont de More).
В четверг утром португальский король и герцог Ланкастер, сопровождаемые эскортами, имели свое первое свидание на этом мосту, в ходе которого познакомились друг с другом. Со стороны португальского короля была построена беседка, покрытая листвой, в которой герцог был принят королем за обедом. Обед был прекрасен, и епископ Коимбры, епископ Порту, а также архиепископ Брагансы сидели за королевским столом вместе с герцогом, а немного ниже них сидели сэр Джон Холланд и сэр Генри Бомон. Было множество менестрелей и это мероприятие продлилось до ночи. Португальский король в этот день был одет в белый костюм с малиновыми полосками и с красным крестом Святого Георгия. Это было платьем Ависского ордена, великом магистром которого он являлся 5. Когда народ избрал его королем, то он объявил, что всегда будет носить это платье, в честь Бога и Святого Георгия. И вся его свита также была одета в белое и малиновое. Когда было уже поздно, они попрощались друг с другом, договорившись встретиться вновь утром. Король отправился в Монсао, а герцог в Мельгасо. Эти два места разделены рекой и лугами. В пятницу, прослушав мессу, они сели на своих коней и проехали через Пон-де-Мор, на тоже место, где они встречались накануне. Дом, который был возведен для этого случая, был наипрекраснейшим и величественнейшим из тех, что когда-либо видели. И король, и герцог, имели апартаменты, чтобы повесить одежду и покрыть все коврами, и все удобства были такими, как если бы король находился в Лиссабоне, а герцог в Лондоне.
Перед обедом они провели совещание по поводу состояния своих дел, и о том, как следует вести войну, и о том, когда ее следует начать. Они решили приказать своим маршалам продолжать их атаки в течение зимы, для чего король должен был уехать в Португалию, а герцог в Сант-Яго. Было также решено, что в начале марта они объединят свои силы и двинутся, чтобы сразиться с кастильским королем, где бы тот не находился, и кто бы с ним не находился, поскольку объединившись, англичане и португальцы могли бы насчитывать целых 30 тысяч человек. Когда это было определено, королевский совет поднял вопрос о браке короля, поскольку страна очень желала, чтобы он женился. Для этого теперь было самое время, это их очень бы усилило, и они полагали, что король не может сделать лучший выбор для себя самого, и не может быть выбора более приемлемого для них, чем, если он породнится с домом Ланкастеров. Герцог, который видел дружеское расположение к себе и короля и португальцев, и понимал, что он нуждается в их содействии, раз уж он явился из Англии в Португалию, чтобы отвоевать свое кастильское королевство, улыбаясь, ответил королю: «Мессир Король, у меня в Сант-Яго есть две девочки, и я предоставлю вам право выбрать ту, которая вам больше понравится. Пошлите туда своих советников, и я верну ее вместе с ними». «Премного благодарен, - сказал король, - вы предлагаете мне больше, чем я прошу. Я откажусь от своей кузины, Екатерины Кастильской, но я прошу в жены вашу дочь Филиппу, которую сделаю своей супругой и королевой». С этими словами переговоры прервались, так как наступило время обеда. Они сидели также как и в предыдущий день, и стол был накрыт самым роскошным и обильным образом, согласно обычаю той страны. После обеда король и герцог вернулись в те места, где остановились.
В субботу после мессы они вновь сели на своих коней и с величественной процессией вернулись к Пон-де-Мору. В этот день герцог давал обед в честь короля и его приближенных. Его апартаменты были убраны наироскошнейшими гобеленами, на которых были изображены его гербы вместе с великолепными орнаментами, как будто был он находился в Хертфорде, Лейстере или в каком-нибудь еще из своих английской дворцов, и это весьма изумило португальцев. Три епископа и один архиепископ сидели за верхним столом, а именно, епископы Лиссабона, Порту, Коимбры и архиепископ Брагансы. Король Португалии расположился в середине, а герцог сидел немного ниже его. Немного ниже герцога сидели граф д'Акунья и граф де Новэр. Во главе второго стола находились: заместитель великого магистра Ависского ордена, затем великий магистр ордена Сант-Яго Португальского 6 и великий магистр ордена Св. Иоанна Диаш Лопес Пачеко (Diego Lopez Pacheco), его сын Жоао Фернанду Пачеко, Лопо Васкеш д’Акунья (Lopo Vasquez d’Acunha), Васко Мартин д’Акунья, Лопо Диаш д’Азеведо (Lopo Diaz d’Azevedo), Васко Мартин де Мерло, Гонсалвиш де Мерло, все - великие бароны. Аббат Алжубароты, аббат Св.Марии в Эстремадура, мессир Алвареш Перейра, маршал Португалии, Жоао Родригеш Перейра, Жоао Гомеш да Силва, Жоао Родригеш де Са и множество других португальских рыцарей. Все они сидели, ибо в этот день за столом не было ни одного англичанина, но они обслуживали гостей. Было множество менестрелей, которые хорошо выступали, и герцог дал им и герольдам по сотне ноблей каждому.
Когда этот праздник закончился, они распрощались друг с другом самым дружеским образом до того, времени, когда должны были встретиться вновь. Король вернулся в Порту, а герцог в Мельгасо, откуда направился в Сант-Яго. Его сопровождали граф де Новэр и сотня португальских копий, до тех пор, пока он не оказался в безопасности. Тогда они с ним попрощались и вернулись в Португалию. Герцогиня с большим нетерпением ожидала возвращения герцога, зная, что встреча завершилась, и вы можете себе представить, с какой радостью она его встретила. Она спросила, что он думает о португальском короле. «Клянусь честью, - ответил герцог, - он приятный человек и выглядит как доблестный муж, и я думаю, он будет могущественным правителем, поскольку его очень любят его подданные, которые говорили, что им так повезло с таким королем впервые за несколько сотен лент. Ему около 26 лет, и, как и все португальцы, он силен и хорошо сложен, и в конечностях и теле, чтобы идти через труды и через боль». «Хорошо, а что относительно брака?» - сказала герцогиня. «Я отдаю ему одну из своих дочерей». «Которую?» - спросила герцогиня. «Я предложил ему выбрать Екатерину или Филиппу, за что он меня очень благодарил и остановился на Филиппе». «Он прав, - сказала герцогиня, - ведь моя дочь Екатерина слишком молода для него».
Герцог и герцогиня проводили время как могли. Наступала зима, хотя в Галисии суровость этого времени года едва ощущается, поскольку там всегда так тепло, что некоторые фрукты можно есть даже в марте, а бобы, горох и трава высоки и цветут в феврале. Сбор урожая заканчивается до середины лета, и к этому времени зерно уже полностью созревает.
Глава 41
Маршал герцога Ланкастера захватывает для него несколько местечек в Галисии. О поведении короля Кастилии.
Несмотря на то, что герцог Ланкастер с герцогиней и своими детьми находился в одном в Сант-Яго, но не так было с его армией. Ее командиры совершали частые походы по стране, захватывая города и замки, которые иногда удерживали за собой. Я правдиво и полно расскажу о том, как они это делали, и сообщу названия захваченных ими городов. Ведь мне все это рассказали участники той кампании, английские рыцари, которые и были главными действующими лицами в этих боях. Но еще детальнее мне все рассказал славный португальский рыцарь, о котором я уже ранее упоминал, и который самым дружеским образом поведал мне обо всех подробностях в Миддлбурге, в Зеландии, где он находился по дороге в Пруссию. Я уже говорил о его имени, но вновь повторю его. Его звали Жуан Фернанду Портелет, и он рассказал мне следующее:
«Когда герцог Ланкастер вернулся в Сант-Яго с португальской границы, то маршал его армии, сэр Томас Моро, сказал ему, что не хочет оставаться в бездействии, и что раз уж они находятся во вражеской стране, то он хотел бы совершить несколько походов, захватить разные города и замки и тем занять свою армию, которая этого страстно желает. Он отдал соответствующие распоряжения и объявил, что хотел бы проникнуть в Галисию дальше, чем это было сделано ранее и что он не оставит позади себя ни города, ни замка, без того, чтобы они не покорились герцогу. Он начал свой поход от Сант-Яго с 6 сотнями копий и 12 сотнями лучников и взял путь на Понтеведра (Pontevedra), добрый галисийский город, который удерживал кастильский король. Горожане хорошо знали о намечавшемся штурме, поскольку обитатели окрестностей бежали перед англичанами в разные города, чтобы спастись самим и спасти свое добро. Когда маршал подошел к этому городу, то жители находились в большом раздумье, сдаваться или защищаться, но среди них не было единодушного мнения. Низший люд хотел немедленно сдаться. Бейлиф (который был туда назначен королем, чтобы охранять и оборонять город), вместе с теми, кто был побогаче, хотели его удерживать, так как они говорили, что немедленная сдача не послужит ни к их чести, ни к выгоде. Они все еще обсуждали этот вопрос, когда часовой продудел в свой горн, объявив о приближении англичан. Это обстоятельство прервало собрание, и все побежали на стены, вооружившись камнями и дротиками и полные решимости оборонять город, и не сдавать его вплоть до крайних обстоятельств.
Когда маршал и его товарищи подошли к Понтеведра, то спешились и отдали своих коней слугам. Они выстроили своих людей для немедленного штурма. Лучники были расставлены вокруг стен с луками, согнутыми для стрельбы, а латники, хорошо экипированные и со щитами в руках, спустились в ров. Как только прозвучала труба маршала, начался штурм, и те, кто были во рву, навалились на стены, подкапывая их кирками и железными ломами. Им сильно досаждали горожане, бросавшие со стен камни и куски гальки. Они бы сделали и больше, если бы не лучники, которые нашли хорошее применение своим лукам. Спустя некоторое время лишь немногие осмеливались показываться на стенах, поскольку многие были убиты или ранены. Бейлиф города был так серьезно поражен стрелой, которая проткнула его шлем и голову, что его были вынуждены унести домой. Злонамеренные горожане этому не расстроились, поскольку он не намеревался сдаваться. Однако это не стало причиной ослабления сопротивления, напротив, оно стало еще более активным, и штурм продолжался до ночи, когда англичане протрубили отход. С обеих сторон было много раненных. Англичане вернулись на свои квартиры, полные решимости возобновить атаку утром и захватить этот город, либо по капитуляции, либо штурмом.
В течение ночи жители города держали собрание и говорили: «Мы безумцы, что терпим ни за что, чтобы нас убивали и ранили. Почему мы не можем поступить также как и другие города, которые сдались? Они сдались герцогу Ланкастеру и мадам Констанции, дочери дона Педро, на условии, что если остальные города Испании признают его королем, то и они сделают то же самое. В этом они поступили мудро, поскольку остались в покое». «Во имя Бога, - говорили другие, - мы хотели так и поступить, но наш бейлиф вынудил нас сделать наоборот, за что он сурово и поплатился. Ведь мало шансов, что он когда-нибудь поправится от ранения в голову». Кто-то сказал: «Давайте пойдем к нему, поговорим и спросим, как нам лучше поступить. Ведь англичане точно вернутся утром и возьмут нас, хорошим способом или плохим». Это предложение было принято, и 12 главных горожан отправились к дому бейлифа, которого звали, если не ошибаюсь, Диантале де Леон (Diantale de Leon). Они нашли его лежащим на диване, его рана была только что перевязана, и так как это было сделано недавно, то он не сильно страдал от нее. Он поднял настроение тем, кого он знал, и кто пришел его повидать. Он спросил, как прошел штурм и насколько хорошо они оборонялись. Они сказали: «Довольно сносно и, слава Богу, никому, кроме него самого, не причинили вреда. Но утром будет день, поскольку мы уверены, что нас будут очень сильно давить, и такие несведущие и простые люди, как мы, никак не смогут противостоять их атаке. Поэтому мы пришли к вам посоветоваться, как нам поступить. Англичане очень нас страшат, и если они возьмут город штурмом, то предадут всех мечу и разграбят город».
«Во имя Бога, - ответил Диантале де Леон, - вас никак нельзя порицать за сдачу, но ведите переговоры мудро и избегайте всеми силами, чтобы город был взят штурмом. Предложите перейти в подданство герцога и герцогини Ланкастер на тех же условиях, что и Корунья. Ведь ни один англичанин не вошел в этот город. Горожане послали им продовольствие за деньги, и если вы последуете моему совету, то добьетесь того же. Я полагаю, что они будут рады принять вашу покорность, так как им надо еще завоевывать много городов в Галисии, и они не будут размениваться на пустяки». «Вы хорошо сказали, - ответили горожане, - и мы последуем вашему совету». Они оставили его и провели ночь кто как мог. Утром, с восходом солнца, они должным образом проинструктировали семерых лучших горожан, которых послали из города на переговоры с сэром Томасом Моро. Они встретили его, находящимся в пути, чтобы возобновить штурм. Они опустились на колени и, поприветствовав его, сказали: «Монсеньор, мы посланы сюда обитателями Понтеведра, которые предлагают перейти в подчинение герцогу и герцогине Ланкастер на тех же условиях, что получили жители Коруньи. Это они поручили нам сказать вам, а также то, что вы можете получить в изобилии все продукты, платя за них достойную цену. Те, кто нас послал, хотят, чтобы вы больше их не притесняли их и, чтобы ни вы сами, ни кто-либо из вас не вступал в город вооруженным и силой. Но что, если вы или кто-либо другой, захочет вежливо войти в город, то ему окажут теплый прием». У маршала был при себе человек, который в совершенстве понимал галисийский язык и он пересказал ему на английском все, что они говорили. Маршал ответил: «Быстро возвращайтесь в свой город и пусть те, кто вас послал, подойдут к палисаду. Я дарую им передышку до следующего утра, до восхода солнца, чтобы мы могли достигнуть приемлемого соглашения». Они пообещали выполнить его приказ и ушли. Когда эти семеро подъехали к палисаду, то нашли там большую часть ждущих их горожан, которым они рассказали обо всем, что произошло между ними и маршалом, добавив: «Маршал скоро будет здесь. Поэтому если вы не считаете себя достаточно способными, чтобы вести переговоры, то пусть сюда поспешат те, кто сможет это сделать»
Как только лучшие горожане оказались у палисада, то они увидели приближающегося сэра Томаса Моро с примерно 40 копьями, который, по прибытии, спешился, так же как и его спутники. Он обратился к ним так: «Вы, жители Понтеведра, послали к нам семерых ваших собратьев и людей, к которым, я не сомневаюсь, вы питаете доверие. Они сказали нам, что вы хотите покориться герцогу и герцогине Ланкастер на тех же условиях, что получили жители Коруньи, но что вы хотите, чтобы у вас не было других правителей, кроме вас самих. Теперь скажите мне, я прошу вас, какой суверенитет мой сеньор будет иметь, если у него не будет своих чиновников в городе? Когда вам угодно, вы признаете его своим королем, а когда захотите, то отречетесь от него. Знайте, что мое намерение, так же как намерение всех тех, кто находится подле меня, состоит в том, чтобы дать вам мудрого, доблестного и компетентного губернатора, который защитит вас и обеспечит всем вам достаточное правосудие, и, разумеется, выгонит всех чиновников кастильского короля. Поэтому, дайте мне услышать, согласны ли вы на эти условия, поскольку они являются нашим твердым решением». Горожане попросили разрешения удалится для совещания и, посовещавшись, ответили: «Монсеньор, мы полностью полагаемся на вас, но мы боимся грабежей. Ведь с нами так плохо обращались люди такого же рода, когда сюда впервые пришли мессир Бертран дю Геклен и бретонцы. Они не оставили нам даже тряпки, и мы боимся, что подобное случится вновь». «Не беспокойтесь, - сказал сэр Томас, - поскольку мародеры никогда не войдут в ваш город. Вы ничего из-за нас не лишитесь. Все чего мы хотим, так это вашего повиновения». Эта речь решила дело, и сэр Томас и его отряд вошли в город, а его армия расквартировалась в палатках и шатрах вокруг городских стен. Жители города прислали им 24 лошадиные повозки с вином, и столько же с хлебом, и еще множество домашней птицы для главных начальников.
Маршал оставался целый день в Понтеведра, чтобы организовать управление от имени герцога Ланкастера. Он назначил честного галисийского губернатора, который когда-то последовал за герцогиней в Англию, и которым жители города были довольны. Наутро он вернулся к своему войску, и на совете было решено двинуться против другого мятежного города под названием Виго, в шести лье от Понтеведра. Англичане немедленно выступили в поход, и когда оказались на расстоянии двух лье от намеченного места, то послали вперед гонца узнать, не будет ли город сдаваться, как Понтеведра и другие города, а если жители отказываются, то пусть будут уверены, что их атакуют на следующее утро. Жители города не обратили внимания на эти угрозы, но сказали, что их часто пытались взять штурмом, но никогда это не приводило для них к плохим последствиям. Когда этот ответ был доставлен маршалу, он поклялся Святым Георгием, что штурм будет серьезным. «Что! Эти негодяи настолько горды, что прислали мне такой ответ?» Англичане провели ночь с теми удобствами, какие смогли себе обеспечить, а наутро, с восходом солнца, уже были на дороге к Виго. Было около 10 часов, когда они подошли к городу, и каждая из сторон сделала приготовления для атаки и для обороны. Виго, хоть и небольшой город, но довольно крепок, и если бы в нем находилось несколько рыцарей и оруженосцев, понимающих свое дело, то я не думаю, что англичане захватили бы его так легко, как это произошло на самом деле. Но когда горожане попали под английские стрелы, и многие из них были убиты и ранены, из-за того, что были плохо экипированы, то они ударились в панику и сказали: «Почему мы допускаем, что нас убивают и ранят из-за кастильского короля? Мы можем иметь своим королем и герцога Ланкастера, который женат на дочери дона Педро, также как и сына дона Энрике Трастамарского. Мы должны знать, что если нас возьмут штурмом, то мы поплатимся нашими жизнями, а наш город будет разграблен, и не видно, что бы хоть откуда-нибудь к нам пришла бы подмога. Месяц назад мы посылали в Бургос представление кастильскому королю по поводу нашего положения, и о той опасности, в которой мы окажемся, если сюда придут англичане, поскольку мы слышали, что они намеревались это сделать. Король действительно говорил на этот счет с бывшими при нем французскими рыцарями, но никаких приказов никаким воинам идти сюда и стать здесь гарнизоном отдано не было, также как в других частях Галисии. Это ясно показывает безразличие короля к тому, победим мы или нет. Он сказал нашим делегатам вернуться назад и поступать так, как они смогут. Это доказывает, что он желает, чтобы нас убили, а этот город был бы взят штурмом».
Сказав это, несколько горожан взобрались на стену над воротами и через окно дали знак, что хотят переговорить об условиях мира. Их заметили, и маршал, подойдя туда, спросил, чего они хотят. Они сказали: «Маршал, прикажите вашим людям отступить. Мы покоримся герцогу и герцогине Ланкастер на тех же условиях, что получили Корунья и другие города, и если вы хотите провизии, то мы любезно ее вам предоставим. Но мы не позволим никому войти в город с оружием. Это наши предложения, и с ними мы смиримся». Маршалу посоветовали ответить так: «Я соглашаюсь с вашими условиями, но я должен назначить разумного губернатора, чтобы давать сам советы и оборонять город, если в этом возникнет нужда». Они ответили, что на это также согласны. Так был заключен договор и, прекратив штурм, англичане немного отошли от города. Маршал, сэр Эван Фитцуоррен, сэр Джон Абьюрелль (Abuurelle) 7, сеньор де Поммье и сэр Жан д'Обресикур вошли в город, чтобы отдохнуть, и они провели в нем целый день. Другим англичанам, оставшимся за пределами стен города, прислали большое количество хлеба, вина и другой провизии.
После захвата Виго, где сеньоры воспользовались возможностью отдохнуть, кто как хотел, поскольку этот город расположен в богатой стране. Губернатором туда назначили английского оруженосца по имени Томас Элбери (Albery), мужа разумного и доблестного. Для охраны города ему дали 12 лучников, и затем англичане оттуда ушли и двинулись по кромке гор и границ Кастилии к большому городу Байона (Bayona) Когда они подошли к этому месту на расстояние двух лье, то остановились и разбили лагерь на ночь. Утром они снялись с лагеря и двинулись к Байоне в боевом строю. Оказавшись вблизи него, они составили 2 отряда и послали вперед герольда, чтобы узнать намерения горожан, будут ли они сдаваться без штурма. Герольду не пришлось далеко ехать, и когда он подошел к палисаду, то нашел там множество простых людей, хотя и плохо вооруженных, которым он передал свое послание, так хорошо знал их язык, будучи португальцем. Его звали Коимбра, и он принадлежал португальскому королю. «Вы, люди из города, - сказал он, - каковы ваши намерения? Допустите ли вы, чтобы город атаковали, или вы спокойно сдадитесь своим сюзеренам, герцогу и герцогине Ланкастер? Мой сеньор маршал и его товарищи послали меня сюда, чтобы узнать, что вы намерены делать». Тогда горожане собрались вместе и начали громко обсуждать это дело, говоря: «Что нам делать? Обороняться или сдаваться?» Один старый человек, у которого было опыта больше, чем у остальных, сказал, обращаясь к ним: «Мои добрые судари, в нашем положении мы не должны долго совещаться, и англичане очень любезны в том, что дали нам время, чтобы выбирать. Вы знаете, что у нас нет никаких надежд на подмогу, ибо кастильский король, который хорошо знает наше положение, и знает его со времени прибытия герцога и герцогини в Корунью. Он не обеспечил нас никакими ресурсами и даже не выказал никакого намерения это сделать. Поэтому, если вы допустите до того, чтобы состоялся штурм, то город так велик и плохо укреплен, что мы не сможем оборонять все целиком, а англичане искусны в военном деле. Они постараются нас захватить в надежде на добычу, ведь они, как и все воины, жаждут обогатиться, и этот город кажется им более богатым, чем это есть на самом деле. Поэтому я думаю, что самым разумным будет, если мы спокойно покоримся герцогу и герцогине Ланкастер, не будем глупо сопротивляться, лишившись многого, но получим мир на выгодных условиях. Вот совет, который я вам даю». Они ответили, что последуют ему, и так как он являлся уважаемым человеком в Байоне, то они и попросили его ответить герольду. «Я охотно это сделаю, но мы должны дать ему немного денег, что привяжет его к нашим интересам, и побудит его представить благоприятный доклад своим сеньорам». С этим он подошел к герольду и сказал: «Ты вернешься к своим сеньорам и заверишь их, что мы охотно отдадим себя в подданство герцога и герцогини Ланкастер, таким же образом, как это сделали или могут сделать остальные города в Галисии. Теперь иди и хорошо сделай свое дело, а мы дадим тебе 20 флоринов». Герольд был доволен, услышав эту речь и обещание 20 флоринов, и сказал: «Где флорины?» Они были немедленно ему уплачены, и он уехал обрадованный, чтобы вернуться к английскому войску.
Видя его возвращение, маршал и его товарищи спросили, какие новости он принес. «Намереваются ли горожане сдаться или ждут штурма?» «Ей-Богу, монсеньоры, - ответил герольд, - у них нет таких намерений. Они поручили мне уведомить вас, что они охотно покорятся герцогу и герцогине на таких же условиях, что были получены остальными городами, и если вы приедете туда, то они с радостью вас примут». «Хорошо, - сказал маршал, - лучше, если мы займем этот город так, нежели с помощью штурма. По крайней мере, никто не будут ни ранен, ни убит». Маршал и его войско шагом двинулись к городу, где спешились и подошли к палисаду и к воротам. Там собралось множество народа, но все их вооружение, как показалось англичанам, не стоило и 10 ливров, и там также был тот человек, который давал ответ герольду и давал народу совет заключить договор. Как только герольд его заметил, то сказал маршалу: «Монсеньор, поговорите с этим пожилым человеком, который кланяется вам, поскольку здесь он имеет самый большой вес». Маршал подошел к нему и сказал: «Теперь, что ты имеешь сказать? Сдаетесь ли вы моему сеньору, герцогу Ланкастеру и его герцогине, как своим законным сюзеренам?» «Да, монсеньор, - ответил старик, - мы сдаемся вам и признаем их нашими сеньорами, так же как это сделали остальные города Галисии. И если вам и вашим товарищам угодно войти в город, то мы вам окажем радушный прием. Но на условии, что если вам понадобится какая провизия, то вы ее не будете хватать, но будете честно платить за все, что сможете взять». «Я на это согласен, - сказал маршал, - ведь мы желаем только любви и повиновения этой страны. Но вы должны поклясться, что если кастильский король лично придет сюда или пришлет сюда какие-либо войска, то вы будете храбро обороняться от него и от всех его союзников». «Мы охотно в этом поклянемся, и если он придет сюда сам или пришлет сюда какие-нибудь войска, то мы закроем перед ним или перед ними свои ворота и уведомим вас об этом. Если вы докажите, что вы сильнее, то мы твердо останемся на вашей стороне, и вы никогда не найдете у нас никакого обмана». «Я доволен, - ответил маршал, - я не требую большего. До конца года спор будет решен, и корона Кастилии, Кордобы, Галисии и Севильи достанется сильнейшему. Ведь к концу августа в Кастилии будет такое множество воинов, какого не видывали и за многие сотни лет». «Хорошо, монсеньор, - ответил старик, - пусть случится то, чему должно и быть, и прав окажется тот, кому это следует. Мы, галисийцы, рискнем дождаться исхода событий».
После это было принесено святое причастие, и правители города поклялись вести себя верно и преданно, как добрые подданные герцога и герцогини Ланкастер, и признавать их своими сюзеренами таким же образом, как это делают другие города. Маршал, от имени герцога Ланкастера, принял их как своих подданных и поклялся защищать их и управлять ими в мире и справедливости. Когда все это было сделано, палисад и ворота были распахнуты, и в них вошли те, кто этого хотел, и англичане расположились в городе, кто как смог. Они пробыли там в течение четырех дней, поскольку эти четыре дня непрерывно лил дождь, и реки вышли из берегов. В Галисии много рек, которые так сильно переполняются из-за горных ливней, что становятся очень опасными для переправы. Ожидая перемены погоды, англичане держали совет, стоит ли им идти к Бетанкосу (Betancos) или Рибадавии (Ribadavia). Последний являлся сильным городом и населен он был самым дерзким и мятежным народом из всей Галисии. На пятый день англичане покинули Байону и вышли в поход. Погода теперь была умеренная, и реки, к их великой радости, вернулись в берега. Не встречая никакого сопротивления, они пошли в направлении Рибадавии, и раз никто против них не выступал, то они полагали себя хозяевами Галисии. Они приблизились к городу с большим обозом багажа, лошадей и поставщиков, и разбили лагерь в оливковой роще на прекрасной равнине, примерно в полулье от города. Они решили послать герольда, чтобы поговорить с горожанами, прежде чем делать приготовления к штурму, так как маршал хорошо знал, что они самый неверный и худший народ во всей Галисии, и что они не уважают короля и никого другого, кроме себя самих, полагаясь на крепость своего города.
Герольду, перед отъездом было поручено узнать их намерения, но когда он подошел к палисаду, то обнаружил его и ворота закрытыми. Он кричал и звал, но не получил никакого ответа. На самом деле, он видел, как люди ходят взад и вперед на стенах, но, несмотря на все его старание, никто так и не подошел и не поговорил с ним, хотя он и пробыл там целый час, пытаясь до них докричаться. Найдя, что не может добиться того, чтобы его услышали, он сказал себе: «Сдается мне, что эти обитатели Рибадавии имели какую-то связь с байонцами, которые жалеют, что дали мне двадцать флорином за столь легкие хлопоты, и хотят, чтобы здесь меня заставили за это заплатить. Клянусь Святой Марией! Я полагаю, они хотят держать меня тут допоздна, а затем схватить и повесить». Сказав это, он вновь сел на своего коня и вернулся к маршалу и его войску. По прибытии, его спросили о новостях, и не хотят ли жители Рибадавии сдаться, как это сделали другие города, или они вынудят их атаковать. «Клянусь честью, - ответил герольд, - Я не знаю, что они намерены делать, так как они столь горды, что, сколько я не кричал до них целый час, они так и не соизволили дать мне ответа». Сэр Джон Барнел тогда сказал: «Ты никого не видел? Может быть, они бежали и покинули свой город из страха перед ними». «Бежали! - ответил герольд, - прошу прощения, монсеньор, они презирают такую вещь, как бегство, и прежде чем вы их завоюете, они доставят вам больше бедствий, чем все остальные города Галисии вместе взятые. Знайте, что внутри полно людей, поскольку я видел их, когда кричал: «Послушайте меня, послушайте! Я герольд, монсеньор маршал послал меня сюда поговорить и вести с вами переговоры». Но они не дали мне никакого ответа, только глазели на меня и разражались хохотом». «О, наглые негодяи! - сказал маршал, - клянусь Святым Георгием, они хорошо заплатят за это, и если милорд Ланкастер не прикажет иного, я не уйду с этого места, пока не приведу их к покорности. Давайте поедим и выпьем, чтобы подкрепиться, а затем двинемся на штурм, чтобы я посмотрел на город поближе, насколько он силен, что позволяет негодяям быть столь дерзкими, и держать нас столь дешево».
Когда они окончили трапезу, то сели на коней и под звуки труб не спеша поехали вперед, так как погода была такой же приятной, как в мае месяце. Подъехав к городу, несколько рыцарей и оруженосцев, показывая себя, галопом подскакали к палисаду, где нашли большой отряд арбалетчиков, выстроившийся впереди ворот. Своей стрельбой они убили и ранили многих лошадей. Тогда выдвинулись лучники и, встав на краю рва и у палисада, атаковали арбалетчиков. Штурм был суровым, и длился он довольно долго, так как город был крепок, и его трудно было взять. Одна сторона располагалась перпендикулярно скале, на которую невозможно было взобраться. Другая, хотя и выходила на ровное место, но была окружена широкими рвами, которые, хотя и не были наполнены водой, но переправиться через них было нелегко. Рыцари и оруженосцы, однако, преодолели их и взобрались на край рва под стенами, со щитами на головах, чтобы защититься от стрел и от того, что могли бросать со стен защитники. Лучники стреляли так хорошо, что едва кто отваживался показаться на стенах. И эта атака продолжалась долго, многие с обеих сторон были убиты или ранены. Ближе к вечеру, штурм прекратился, трубы протрубили отбой, и англичане вернулись в свой лагерь, где расположились с удобствами и уделили внимание раненым. Тьери де Суман (de Souman) был так плохо ранен в руку у палисада арбалетным болтом, что стало необходимым вытащить его через руку насквозь. Он больше месяца не мог ею пользоваться, и был вынужден носить ее в косынке.
Пока маршал армии герцога Ланкастера опустошал Галисию и обращал ее на свою сторону, герцог и герцогиня вместе со своими детьми спокойно жили в Сант-Яго. Они часто получали известия от португальского короля, так как между ними поддерживалась постоянная связь относительно их общих дел. Кастильский король Хуан Кастильский держал свой двор в Вальядолиде, и при нем находились французские рыцари, с которыми он часто советовался по поводу состояния своего королевства, поскольку хорошо знал обо всем, что происходило вокруг. Он говорил им: «Мои дорогие судари, я очень удивлен, что из Франции не приходит никакой помощи, чтобы помочь мне в моем несчастье. Ведь моя страна будет потеряна, если этому не помешает прибытие подкреплений. Англичане удерживают поле боя, и я точно знаю, что герцог Ланкастер и португальский король провели встречу, и что последний женится на одной из дочерей герцога, так как она с ним обручена. И как только этот брак будет заключен, то вы увидите их силы соединенными вместе и вторгнувшимися в мое королевство. А когда они объединяться, то их точно будет слишком много для меня». Утешая его, французские рыцари отвечали: «Не печальтесь. Если англичане что-то достигнут в одном месте, то потеряют в другом. У нас есть точные сведения, что французский король, с более чем 100 тысячами воинов, в настоящее время вторгается в Англию, чтобы завоевать и разрушить всю страну. Когда это будет сделано, и Англия будет приведена в подчиненное положение, из которого она никогда не сможет подняться, то французский король и его армия сядут на борта кораблей своего флота, который столь могуществен, и в течение лета высадятся в Корунье. Он отвоюет за один месяц больше, чем вы потеряли за год, и окружат герцога Ланкастера так, что вы увидите, как тот бежит в Португалию. Так вы отомстите вашим врагам. Будьте уверены, что если бы Франция в настоящее время не была занята оккупацией и завоеванием Англии, то спустя какое-то время вы бы имели оттуда три или четыре тысячи копий. Французский король, его дяди и его совет принимают большое участие в вашем деле, и очень хотят положить конец вашей войне. Не берите в голову, что англичане удерживают поле боя, и заняли на время небольшую часть вашего королевства. Еще до наступления Иванова дня, они будут вынуждены все вернуть вам назад».
Такое разговоры часто происходили в Вальядолиде между кастильским королем и его советом с французскими рыцарями. Король, будучи о них высокого мнения, верил всему, что они говорили и успокаивался. Они действительно думали, что говорили ему правду - ведь на основании слухов, распространившихся по всей Кастилии, они заключили, что французский король действительно вторгся в Англию. Вы должны знать, что герцог Ланкастер не слышал от своих людей и одной четверти того, что говорили пилигримы и фламандские купцы. И хотя португальский король часто писал, осведомляясь о здравии герцога, но эти же слухи побуждали его не спешить со своими приготовлениями и не требовать того, чтобы леди Филиппа стала его королевой. Его совет говорил, что поскольку все сведения из Франции и Фландрии согласны в том, что Англия должна находится в самом бедственном положении и может погибнуть, то для него не будет никакой выгоды ни в союзе с герцогом Ланкастером, ни в браке с его дочерью. Говорили также, что он должен скрывать свои замыслы и воздерживаться от явного выражения своей дружбы к герцогу и герцогине, в письмах или как-нибудь еще, до тех пор, пока он не увидит, как повернутся дела».
Комментарии
1. В то время между королем и парламентом возникли большие разногласия. Парламент отказал в огромных субсидиях, и король объявил, что если их отклонят, то он обратится к французскому королю, и тогда вскоре будет больше обязан ему, нежели своим подданным. В конце концов, был достигнут компромисс. Ричард согласился удалить своего фаворита, графа Саффолка, и на войну против французского короля была вотирована субсидия, однако управление этими деньгами было вверено 30 уполномоченным.
2. Или лорду Барнелу (Burnel)?. В последнем французском издании он назван Buvrele – английский вариант Beverly. — Прим. изд.
3. После кончины герцога Бретонского она стала английской королевой, благодаря своему браку с Генрихом IV.
4. Видимо, Урем (Ourem).
5. Фруассар ошибается относительно цвета креста – он был зеленым и носят его на левой стороне.
6. Родригеш де Васконселос (Rodriguez de Vasconcellos)
7. Я полагаю, что здесь подразумевается сэр Хью Барнел. See Dugdale.
Текст переведен по изданию: Froissart, J., Chronicles of England, France, Spain and the adjoining countries: from the latter part of the reign of Edward II to the coronation of Henry IV, Translated from the French, with variations and additions, from many celebrated MSS by Thomas Johnes, Esq. New York: Leavitt & Allen, 1857
© сетевая версия - Thietmar. 2022
© перевод с англ. - Раков Д. Н. 2022
© дизайн - Войтехович А. 2001