ЖАН ФРУАССАР

ХРОНИКИ АНГЛИИ, ФРАНЦИИ, ИСПАНИИ И СОСЕДНИХ СТРАН

ОТ КОНЦА ПРАВЛЕНИЯ ЭДУАРДА II ДО КОРОНАЦИИ ГЕНРИХА IV

Книга 3

Глава 20

Французы штурмом берут замок Конваль. Некоторые другие крепости также переходят к французам.

Мессир Гийом де Пасак со своим войском подошел к Конвалю и окружил его со всех сторон. Подозвав к себе сенешаля Тулузы, он сказал: «Не является ли этот замком одним из принадлежавших мессиру Режиналю де Монтобану?» Тот ответил, что этот так. «Тогда у него есть подземный ход, так же как и у других». «О, во имя Бога, он действительно есть. Ведь благодаря этому ходу Эспэньоле и взял его во второй раз вместе с его хозяином». «Прикажите рыцарю, которому он принадлежит и который находятся вместе с нами, отправиться туда, - сказал мессир Готье, - ибо будет правильным, чтобы мы первыми узнали об этом». При появлении мессира Раймона де Конваля, его спросили относительно силы замка, и нет ли подземного хода, такого же, как в ла-Бассере. Он ответил, что именно с его помощью замок и был взят, и что он уже давно был закрыт из-за невозможности им пользоваться. «Но мародеры, захватившие мой замок, восстановили его и пробрались по нему». «И вы знаете, где он начинается?» «Да, монсеньор. Он начинается в лесу недалеко отсюда». «Ей-богу, это хорошо», - сказал мессир Готье, а затем замолчал. 4 дня спустя мессир Раймон провел мессира Готье в лес, к началу хода. С ним были две сотни хорошо вооруженных местных крестьян. Когда они добрались до входа, он приказал очистить его от земли и от росших перед ним колючек. Он также приказал зажечь несколько факелов и сказал своим людям: «Идемте этим ходом. Он приведет нас в холл замка. Когда вы подойдете к двери, то взломайте ее, ибо у вас для этого есть достаточно сил, и убивайте всех, кого найдете в замке». Они ответили, что с радостью это сделают.

Пройдя по подземному ходу, они подошли к ступенькам, ведущим к двери в холл замка, и пустили в ход свои топоры и молоты, ломая дверь. Так как дело было в сумерках, то гарнизон был начеку и услышал, что в подземном ходе ведется работа, чтобы попасть в замок. Воины сразу же сообщили об этом Эспэньоле. Тот направлялся в постель, но посоветовал своим людям загородить дверной проем скамьями, камнями и прочими предметами, чтобы загородить вход. Это было немедленно сделано, и лучшей защиты нельзя было и придумать, поскольку, хотя их противники и изрубили дверь на тысячу кусков, но обнаружили, что трудности только возросли. Поэтому они отказались от своей затеи и, вернувшись около полуночи, рассказали своим сеньорам о том, как гарнизон их услышал и заблокировал проход, сделав невозможным войти в замок этим путем. Тогда было приказано доставить из ла-Бассера «Пасаван», который был по частям перевезен на повозках к Конваллю, установлен на своих колесах и оснащен для дальнейшего использования. Когда все было готово, мессир Готье де Пасак, которому не терпелось взять замок, приказал гудеть в трубы, а войску вооружиться и выдвигаться вперед в надлежащем строю. Сенешаль Тулузы со всем своим сенешальством находился на одной стороне, на противоположной, таким же образом располагался, мессир Роже д'Эспэнь, со своими людьми из Каркассона. Там были: сеньор де Барбазан, мессир Бенедикт де Фэньолле, сеньор де Бенош (de Benoch), сын графа д'Эстарака (d’Estarac), мессир Раймон де Л'Иль (de l’Isle) и еще многие рыцари и оруженосцы из этой страны, каждый со своим отрядом, и выстроились они в добром строю. Начался штурм, и началась оборона. Гарнизон оборонялся доблестно, и действительно, это им и следовало делать, поскольку они обнаружили, что их очень стеснили и, зная, что мессир Готье не окажет им милосердия, если возьмет замок, они решили продать свои жизни как можно дороже. Генуэзские арбалетчики действовали хорошо, и стреляли столь точно своими болтами, что их устрашились самые храбрые. Ведь кому бы они ни наносили удар в голову, тот полностью выходил из строя.

Мессир Готье де Пасак находился впереди, совершая чудеса своим оружием, и он кричал: «Как, монсеньоры! Эта вонючая шайка задержит нас здесь на целый день? Если бы они были добрыми воинами, то я бы не удивился. Ведь у таких гораздо больше силы, чем у тех парней, что мы атакуем. Я намереваюсь обедать в замке, и именно от вас зависит, чтобы я достиг своей цели». Те, кто хотели заслужить его благосклонность, яростно бросились в атаку и приставили несколько лестниц к стенам, вблизи от того места, где стояла машина, находившаяся под прикрытием арбалетчиков, не дававших высунуться воинам гарнизона. Так французы, с мечами в руках, ворвались в замок Конваль. Они преследовали врагов, многих убив, а остальных взяли в плен. Когда мессир Готье входил в ворота, его спросили, что он хочет делать с пленниками. «Клянусь Святым Георгием, я хочу, чтобы их всех повесили». Его приказы были немедленно исполнены, и Эспэньоле последовал первым. Сеньоры обедали в замке, а воины в городе, где они остались на весь день. Мессир Готье отдал сеньору де Конваллю его город и замок, а затем приготовился продолжать свой поход.

После взятия Конваля войско двинулось к крепости под названием Мастюль (Mastulle), которая, вместе с остальными, причинила много зла стране. По прибытии на место, они начали штурм, которому вначале оказывалось храброе сопротивление, но долго оно не продлилось, и эта крепость была взята штурмом, а все находившиеся в ней были убиты или повешены. Когда в Руа (Roix), Рошфоре и в других замках, находившихся в руках этих мародеров, услышали, что мессир Готье де Пасак находится на подходе, и что какою бы крепость он не взял, то вешает весь гарнизон, то там стали сомневаться, как бы и им не придти к такому же концу. Вследствие этого, они покинули в ночное время свои крепости, по подземным ходам или как-нибудь еще. Ведь Руа и Рошфор имели подземные хода, поскольку прежде принадлежали мессиру Режиналю де Монтобану. Так что когда французы туда прибыли, то обнаружили, что оба замка пусты. Овладев ими, они вновь снабдили их гарнизонами и обновили запасы продовольствия, а затем пошли по направлению к Тулузе. Они вступили в Бигорр, поскольку в этой стране было два замка на границах Тарба, которые назывались Жуллиан и Назарет ¹, и ими владели те мародеры, что сильно опустошали Тарб и его окрестности, а также и земли сеньора д'Аншена.

Отдохнув в Тулузе, мессир Готье де Пасак и его войско взяли путь в сторону Бигорра и разили лагерь у Жуллиана, говоря, что не уйдут оттуда, пока не освободят страну от ее угнетателей. К мессиру Готье присоединился сенешаль Доннезана (Donnezan) ², представлявший графа де Фуа. Тот откликнулся на призыв мессира Готье придти к нему на помощь в деле изгнания мародеров из страны, поскольку они, раз предоставляется такая возможность, сделают свободным от них и местность Доннезана, так же, как делают это во всех других местах. Именно по этой причине сенешаль и явился туда, с одобрения графа, а иначе он не осмелился бы этого сделать.

Только 15 дней спустя они смогли овладеть замком Жуллиан, поскольку тот был крепким, а его капитан, гасконский оруженосец по имени Брюйер де Брюнемот (Bruyer de Brunemote) был очень умелым и храбрым. Ранее он покинул ла-Бассер так, как это было описано выше. В конце концов, найдя, что замок нельзя взять штурмом, французы решили договориться о капитуляции, согласившись сохранить жизни воинам гарнизона и препроводить их в Лурд. Эскортировал их туда оруженосец по имени Бертран де Мондигьен (Montdighen). Когда французы овладели замком Жуллиан, то стали обсуждать, сохранить его или снести. В конце концов, они решили срыть его по причине близости к Лурду, так как его гарнизон, состоящий из изменников, мог, после их ухода, вновь овладеть замком хитростью или открытой силой. Поэтому он был срыт, и его камни до сих пор остаются сваленными в кучу, не ожидая того, что он когда-нибудь будет отстроен.

Затем войско подошло к Назарету, сильному замку, которым больше года владели несколько отрядов искателей приключений. Когда они услышали, что гарнизон Жуллиана покинул замок, то они так же покинули и свой и, получив охранную грамоту, ушли в Лурд, где, как они знали, их не станут доставать, если только не пожелают зря потерять свои труды. Ведь Лурд настолько неприступен, что взять его невозможно. Найдя Назарет пустым, французы разрушили его до основания, к великой радости жителей Тарба, претерпевших от него множество обид. Затем французы отправились к замку Ош (Auch) в Бигорре, расположенном на границе Беарна среди гор. Они пробыли там около 15 дней, и хотя и было предпринято множество атак, но захватили только нижний двор с находившимися там всеми лошадьми. Огромную башню, стоящую на высокой скале, им взять не удалось, поскольку она была неприступна. Сеньоры, видя, что стараются напрасно, и что капитан Гийом Морентон (Morenton) никогда не сдастся и никогда и слышать не станет о соглашении, ушли прочь и вернулись в Тарб. Затем мессир Гийом де Пасак распустил свое войско, дав всем свободу разойтись по домам. Служившие в его войске получали свою плату в деньгах или в долговых расписках, кто как хотел. Сам он уехал на отдых в Каркассон и его окрестности.

Во время своего пребывания в Каркассоне он получил приказы от францзского короля идти к Бутвиллю в Сентоже, что на границах Пуату и Борделуа. Бутвилль находился под командование гасконца по имени Сен-Фуа (Sainte-Foy). Были сведения, что сенешаль Бордо сэр Джон Харпдейн (Harpedane) собирает в Либурне на Дордони большие силы, чтобы идти к Бутвиллю и напасть на те крепости, которые возвели вокруг него пуатевинцы и сентожцы. Естественно, мессир Готье повиновался приказам короля и взял с собою 60 копий и сотню генуэзских арбалетчиков. Покинув Каркассон, он поехал через Руэрг и Ажен, обошел кругом Перигор и приехал к Бутвиллю, где застал сенешалей Ла-Рошели, Пуату, Перигора и Ажена вместе с других множеством воинов.

Глава 21

Небольшое отступление об обычаях англичан и гасконцев во времена Фруассара.

Зарубежные страны могут сильно удивляться благородному французскому королевству, тому, как прекрасно оно расположено, тому количеству городов, местечек и замков, которыми оно владеет, которые расположены как в отдаленных частях страны, так и в ее центре. Если ехать из Тулузы в Бордо, то на пути будут богатые города на Гаронне (которую в Бордо называют Жирондой): Гренад (Grenade), Вердюн (Verdun), Сен-Николя (St. Nicholas), Овийяс (Auvillas), Валенс (Valence), Лейрас (Leirac), Ажен (Agen), Порт-Сен-Мари (Porte St. Marie), Ажюйон (Aguillon), Тонейм (Tonneims), Марманд (Marmande), Сен-Базиль (St. Basile), Ле-Реоль (le Reole), Сен-Макэр (St. Macaire), Лангон (Langon), Кадийяк (Cadillac), Рон (Rons), Кастр (Castres). Затем, если подниматься по Дордони впадающей в Гаронну, то встретятся следующие замки: Сен-Андре, Либурн (Libourne), Кастийон (Castillon), Сен-Фуай (St.Foy), Бержерак (Bergerac), ла-Линд (la Linde), Лимёль (Limeul), Сен-Киприан (St.Cyprian), Домме (Dommes), Суйак (Soulliac). Одни из них принадлежали англичанам, другие - французам, и они вели войну друг против друга. Они были вынуждены так поступать, ибо гасконцы никогда, на протяжении 30 лет, не были твердо привержены какому-либо одному сеньору. Это действительно правда, что одно время вся Гасконь была подчинена королю Эдуард и его сыну, принцу Уэльскому. Но затем эта страна, как это было ясно описано в этой истории, восстала против этих английских хозяев. Король Карл, сын короля Жана Французского, мудростью, дальновидностью, королевским обращением и огромными дарами добился того, что привлек на свою сторону главных баронов, таких как граф д'Арманьяк, сеньор д'Альбре и других, которых принц Уэльский потерял из-за своей гордости.

Я, автор этой истории, был в Бордо, когда принц Уэльский отправлялся в Испанию, и я был свидетелем огромного высокомерия англичан, которые не ведут себя вежливо ни с каким другим народом, кроме своего собственного. Никто из дворян Гаскони или Аквитании, хотя сами они и очень пострадали из-за их войн, не мог получить никакой должности или назначения в своей собственной стране, поскольку англичане говорили, что они не одного с ними уровня и недостойны их общества. Это вызвало большое возмущение у гасконцев, как они то и показали при первой же представившейся им возможности. Именно из-за высокомерного поведения принца граф д'Арманьяк и сеньор д'Альбре, вместе с другими рыцарями и оруженосцами, перешли на французскую сторону. Король Филипп Французский и его сын, добрый Жан, потеряли Гасконь из-за своей властной гордости, и таким же образом поступил и принц. Но счастливой памяти король Карл, вновь завоевал их благодаря своему доброму юмору, щедрости и скромности. Гасконцы любят, чтобы ими управляли подобным образом. Для того, чтобы еще больше упрочить эту связь, король Карл выдал свою сестру, мадам Изабеллу де Бурбон, за сеньора д'Альбре, и от нее у него было двое прекрасных детей. Благодаря этому, любовь между ними продолжалась и дальше.

Истинная правда, что когда я жил среди этих сеньоров в Париже, то однажды услышал, как сеньор д'Альбре употребил выражение, которое я запомнил. Я полагаю, что это могло быть сказано в шутку. Однако, по-моему, оно содержит много правды и доброго чувства. Рыцарь из Бретани, который носил его герб, осведомился о его здоровье и о том, как он умудряется твердо оставаться на французской стороне. На этот он ответил так: «Слава Богу, здоровье мое очень хорошее, но у меня, также как и у моих людей, было в распоряжении больше денег, когда я вел войну на стороне английского короля, чем теперь. Ведь куда бы мы не совершали какой поход в поисках приключений, мы никогда не обходились без того, чтобы не повстречать каких-нибудь богатых купцов из Тулузы, Кондома, Ла-Реоля или Бержерака, из которых мы выжимали все, и это делало нас веселыми и жизнерадостными. Но теперь всему этому пришел конец». Услышав это, рыцарь разразился смехом и ответил: «И, правда, именно такую жизнь и любят гасконцы. Они охотно наносят вред своим соседям». Услышав это, я заключил, что сеньор д'Альбре искренне раскаивался в том, что перешел к французам, так же как и сеньор де Мюсиден, который, будучи взят в плен при Юраке, поклялся герцогу Анжуйскому, что поедет в Париж и станет с этих пор добрым французом. Он поехал в Париж, где король его радушно принял, но его обращение не удовлетворило его, так что он оказался недоволен королем и, не попрощавшись, покинул Париж. Вернувшись в свою страну, где снова стал англичанином и нарушил свои договоренности с герцогом Анжуйским. Также поступили и сеньоры де Розен, де Дюра и де Лангуран.

Таковы гасконцы. Они очень неустойчивые, но они любят англичан, предпочитая их французам, поскольку война против Франции для них более выгодна. Это и есть причина их предпочтений.

Глава 22

Приезд во Францию короля Армении Леона. По этому случаю Фруассар описывает состояние Генуи в его время и рассказывает о смерти короля Кипра.

Около этого времени во Францию приехал король Армении Леон ³. По правде сказать, королем он был только по статусу, так как был изгнан со своего трона и из королевства, которое было полностью завоевано турками, за исключением одного замка под названием Корт (Courth) ⁴, расположенного на морском берегу. Этот замок является ключом или входом в Александрию и на земли султана. С помощью своих переводных векселей, генуэзцы ведут свою торговлю повсюду, даже с далекой Индией и царством Пресвитера Иоанна. Везде их хорошо принимают благодаря золоту, серебру и драгоценным товарам, которые они привозят из Александрии, Каира, Дамаска или от сарацин. Таким устроен мир, что того, чего нет в одной стране, то есть в другой. Но все это хорошо известно. Генуэзцы являются самыми предприимчивыми мореплавателями и сильно превосходят венецианцев в господстве над морем, а сарацины их боятся больше, чем кого-либо другого, так как они являются превосходными и решительными моряками, и одна генуэзская галера может напасть и, вероятно, победить 4 сарацинские.

Если турки и татары часто приносили беды христианскому миру, то генуэзцы этого не чувствовали, так как будучи хозяевами моря, они могли сами атаковать неверных. Они всегда имели 50 галер и других больших кораблей для защиты островов Родос, Кипр и Кандия, а также берегов Греции, вплоть до самой Турции. В Турции они владели прекрасным городом и замком Пера. Замок расположен на морском берегу напротив Константинополя. В нем они на свои деньги содержали гарнизон и обеспечивали его провизией и припасами 3 или 4 раза в год. Турки и татары часто пытались его захватить, но это им никогда не удавалось, и они больше теряли, нежели достигали, так как Пера расположен на скале, и имеет только один вход, а его генуэзцы очень хорошо укрепили. Генуэзцы владеют также Яффой, которая является сильной крепостью. Это полезно и им и всему христианскому миру, так как если бы они не владели Яффой и Родосом, то неверные вторглись бы в Неаполь и напали бы на Гаэту и Рим. Но их удерживают сильные воинские гарнизоны в этих двух местах и генуэзские галеры на море.

Эти причины предотвратили многие набеги неверных, за исключением направления от Константинополя в сторону Венгрии. Но если бы благородный король Кипра Пьер де Лузиньян прожил бы дольше, то он вероятно бы задал султанам и туркам больше забот, чем у них их было со дней Годфрида Бульонского. Он завоевал города Александрию ⁵ и Саталию (Satalia) ⁶, и неверные, зная его удаль и предприимчивость, и боясь понести от него еще большие потери, столковались с его братом Жаком, чтобы тот его убил. И он действительно собственноручно убил доблестного короля в его же постели ⁷. Постыдное дело - вот так убить храброго кипрского короля, чьи помыслы день и ночь были заняты исключительно отвоеванием святой земли и изгнанием оттуда неверных.

Канцлер кипрского короля Филипп де Мезьере (de Mesieres), выгравировал на памятнике, установленном в его честь в церкви целестинцев в Париже следующие слова: «Пьер де Лузиньян, пятнадцатый латинский король Иерусалима, начиная с Годфрида Бульонского, и король Кипрский, благодаря своему благородному героизму и предприимчивости, вместе с войском, которое он держал за собственным счет, отвоевал в бою у врагов веры в ИИСУСА ХРИСТА города Александрия в Египте, Триполи в Сирии, Лайас (Layas) в Армении, Саталия в Турции, вместе с другими городами и местечками. Anima ejus requiescat in pace ⁸».

Генуэзцы были сильно к нему расположены, и не без причины. Когда они узнали о его печальном конце, то снарядили 7 галер и послали их в Фамагусту, которую взяли штурмом, и захватили находившегося там Жака. Они опустошили большую часть острова и разрушили бы и все, если бы не опасались последствий. Но слишком крепкие для них города и те, что были расположены на турецких границах, они оставили в руках их собственных жителей. Они удержали Фамагусту, где собрали большие богатства, полученные от грабежа, и которые они затем они перевезли в Геную. В их руках также оказался и Жак, убивший своего брата, и к которому должно было перейти его достояние. У последнего кипрского короля был сын, чей брак устроили генуэзцы. Его они и короновали королем ⁹. Жак, хотя и остался жив, но был заключен в тюрьму. Тогда генуэзцы еще не отказались от Фамагусты, но я не знаю, владеют ли они ею и сейчас. К великому огорчению для генуэзцев, кипрский король умер в своей постели и не оставил наследника. Я не знаю, кто там теперь правит, но в тот год, когда я был в Беарне, один рыцарь из тех краев, сеньор де Валеншен (de Valenchin) говорил мне, что генуэзцы имеют большую долю в управлении, будучи хозяевами Фамагусты, и что он короновали Жака из-за отсутствия других наследников. Я не знаю, какого дьявола он избежал тюрьмы и как он вырвался из рук генуэзцев ¹⁰.

Глава 23

Король Армении рассказывает множество историй о турках и татарах.

По приезде во Францию, король Армении был хорошо принят королем и его сеньорами, как это и подобает, ведь он приехал из далекой страны. Они добивались от него сведений, касающиеся Греции и Константинополя, и хорошо расспрашивали его относительно могущества турок и татар, изгнавших его из королевства. На эти расспросы он отвечал, что татарский хан всегда вел против него войну и, в конце концов, его одолел. «А этот хан, так ли он могущественен?» «Да, действительно так, ведь с помощью султана, он захватил императора Константинополя». Сеньоры затем спросили, находится ли Константинополь под законом татар. «О, нет, - ответил король, - хан и султан долгое время продолжали войну против Константинополя и, в конце концов, было достигнуто соглашение (а иначе император не смог бы иметь мир), что император Константинополя, который был сыном Юга де Лузиньяна и Марии Бурбонской, должен отдать своего сына хану, чтобы тот распорядился его браком ¹¹. Но, несмотря на этот союз, он довольствуется своими собственными законами и привилегиями ¹². Его спросили о том, что совершил граф Верд (Verd) Савойский со своей славной компанией латников - рыцарей и оруженосцев. Он ответил: «Что когда граф приехал в Венгрию, то, как мог, вел войну на территории Турции. Многого в этой стране он не достиг, но благодаря своей ловкости, захватил большой город Галлиполи и Лимонию ¹³. В конце концов, он оставил достаточное число людей, чтобы их охранять, и при жизни последнего кипрского короля, еще их удерживал. В тот момент, когда султан и хан Татарии услышали о смерти короля, они уже не боялись императора Константинополя, но собрали армию в 100 тысяч человек, которая двинулась на Константинополь, а оттуда к Галлиполи. Они осадили его, взяли штурмом и убили всех христиан, что там находились. Против императора они вели такую смертельную войну, что тот должен был бы потерять все, если бы не благосклонность к нему ханского сына. Эта благосклонность возникла благодаря его дочери, на которой он впоследствии женился. Насупившие времена представляют собой печальное зрелище, поскольку чиновники хана уже находятся в Константинополе, а греки только живут там, как будто их только терпят. Поэтому если государи запада не предпримут быстрых мер, то турки завоюют всю Грецию, заставят ее обратиться в свою веру и принять свои законы. Они уже хвастают, что так и сделают, и только смеются над двумя папами, одним в Риме, а другим в Авиньон, говоря: «Два бога христианского мира ведут войну друг против друга, по этой причине их власть слабеет и ее можно легко уничтожить», добавляя, «что присутствующие при этом, поступают с таким безразличием, что как будто предоставляют все собственной гибели».

Затем короля Армении спросили, являются ли султан Вавилона и хан Татарии самыми могущественными среди известных грекам государей, среди неверных, по другую сторону гор. «Ни в коем случае, - ответил он, - ведь турки всегда казались самыми мудрыми и способными к военному делу, пока они находились под руководством способного вождя. Так оно и было и есть в течение последней сотни лет. Хотя хан полностью управляет императором Константинополя, но турецкий вождь держит его в подчинении. Имя их теперешнего вождя - Амурат (Amurat) ¹⁴. Он является мудрым и способным мужем, как на войне, так и в совете, на которого, сказать по правде, я не имею никаких оснований жаловаться, поскольку он никогда не причинял мне вреда, ведя свою войну только против короля Венгрии». «Этот Амурат, о котором вы говорите, имеет ли он такое влияние и власть, и насколько он знаменит и грозен?» «Да,- ответил король Армении, - и даже больше, чем я рассказал. Ведь если император Константинополя и король Венгрии боятся его, то равным образом его страшатся и халиф Вавилона, и хан Тартарии. Полагали, и я действительно слышал это от татар, что хан гораздо хуже обошелся бы с императором Константинополя и его страной, если бы он не боялся Амурата. Он хорошо знает его ревнивый характер, и что если он найдет кого-нибудь могущественнее себя, то не остановится, пока не принизит его и не приведет его в свое подданство. Именно знание этого и мешает хану сделать то, что он мог бы сделать с императором Востока».

«Держит ли Амурат в готовности большую армию?» «Да, ему не было еще и 30 лет, а у него уже была армия в 100 тысяч лошадей, которую он всегда держал ее наготове, не расквартировывая ни в каких больших городах. Кроме того, у него есть 10 тысяч турок, чтобы служить ему и охранять его персону. И куда бы он ни направлялся, он всегда возит с собой отца». «Сколько ему лет?» «Целых 60 лет, а его отцу 90. Амурат любит французский язык и тех, кто приезжает из Франции. Он говорит, что хотел бы увидеть французского короля и его государство больше, чем какие-либо другие владения на свете. Ему очень нравится, когда кто-нибудь говорит с ним на этот счет и он благосклонен к сеньорам из этой страны». «Почему Амурат остается в отношениях с ханом, раз он столь великий завоеватель?» «Потому что хан его боится и не желает вести войну. Также есть определенные порты и города в Тартарии, которые платят Амурату тяжелую дань. Они оба одной веры, и не хотят нарушать свой закон. Для него было предметом великого удивления, что христиане могут вести войну друг с другом, и он часто имеет намерение вторгнуться в христианский мир и завоевать его весь. Мне было бы лучше, чтобы меня завоевал он, а не хан Тартарии». Они спросили армянского короля, почему это ему кажется более выгодным. Он ответил: «Амурат - муж благородного рождения, и когда он был еще на 30 лет моложе, то устанавливал такой порядок на той завоеванной территории, на которую ему было угодно направить свою армию: когда он завоевывал какую-либо страну или город, то заставлял только платить налог, оставляя каждому его собственную религию. Он никогда не брал себе чье-либо достояние, но добивался для себя только верховной власти над страной. Именно поэтому я и говорю, что если бы он завоевал Армению вместо татар, то сохранил бы мне мое королевство и религию, и оставил бы в мире, если бы я только признал его своим верховным сеньором, подобно другим баронам на его границах - греками и фракийцам. Они признали его и освободились от всякого страха перед халифом Вавилона и великим ханом». «Как зовут этих баронов?» «Я скажу вам, - отвечал король,- во-первых, сеньор де Саталья (de Satalia), сеньор де ла Палис (de la Palice) и сеньор де От-лож (de Haute-loge). Эти сеньоры и их земли платят Амурату налог и остаются в мире. Ни турок, ни татарин не осмеливается причинять им ущерб». Затем они спросили короля, есть ли средства отвоевать Армению, или она окончательно потерна». «Да, действительно, - отвечал он, - до тех пор, пока армия, превосходящая по силе турок и татар, не перейдет горы и не завоюет Грецию. Ведь за исключением города Корт, который является входом в мое королевство, и все еще остается христианским, неверные владеют всем остальным. Там, где следует находиться церкви, теперь размещены их идолы и магометы». «А этот город Корт - он крепок?» «О да, во имя Бога, он крепок, сказал король Армении, - его нельзя взять иначе как изменой или очень долгой осадой, поскольку он расположен на сухом месте, на морском берегу, между двух скал, так что к нему нельзя приблизиться. Если турки или татары возьмут его, и другой расположенный неподалеку добрый город под названием Алдельф (Aldelphe), то в течение короткого времени вся Греция будет неизбежно потеряна, а кроме того, и Венгрия». Короля Армении спросили, граничит ли Венгрия с турками и татарами. Он сказал, что да, но она ближе к туркам и землям Амурата, чем к какому другому властителю. «Это очень странно, - заметили французы, - что Амурат, который столь доблестен, и является таким завоевателем, оставляет в мире столь близкого соседа». «Во имя Бога, - ответил король, - когда то он даже на короткое время не пытался поддерживать мир с Венгрией, но прилагал все усилия, чтобы причинить ущерб этому королевству. И если бы с ним не произошел несчастный случай, то к настоящему времени он бы далеко продвинулся в эту страну». «А что это за случай». «Я вам сейчас расскажу», - ответил король.

Глава 24 ¹⁵

Продолжение тех сведений, что рассказал французским баронам король Армении.

Когда Амурат увидел, что его боятся все соседние государи, и что морское побережье до самой Венгрии находится под его владычеством, он решил, что раз со смертью короля Фридриха права на венгерское перешли к королеве, то надо объявить войну и завоевать эту страну. В соответствии с этим, он отправил своим вассалам по всей Турции специальные призывы на военную службу, которым они повиновались, и начал свой поход. Чтобы внушить еще больше страха своим врагам, он разбил свой лагерь на равнинах Саталии, между Ла-Палисом и От-ложем. Он намеревался вторгнуться в венгерское королевство, несмотря на то, что эта страна обрамлена высокими скалами и горами, что ее очень усиливает. Вперед себя он отправил послов и герольдов вместе с мулами, нагруженными просом. Он сказал им: «Идите в Венгрию, ко двору графа Лазарана (Lazaran) ¹⁶, чьи земли лежат среди гор Мелебра (Meleabre) и Робе (Robee), через которые сможет пройти наша армия. Скажите ему, что мы ему приказываем, что если он хочет для себя и своей страны мира, то должен явиться сюда и выразить нам свою покорность, так же, как это сделали сеньоры Саталии, де-ла Палиса и От-ложа, о которых он знает. И он должен открыть для нас свою страну и дать нам свободный проход. Если он откажется повиноваться и выкажет признаки мятежа, то скажите ему от нас, что мы растечемся по его землям, разрушим их и отрубим столько голов, сколько он сможет увидеть зерен проса, что находится в ваших сумках». Получив эти инструкции, послы немедленно удалились, и приехали в земли графа Лазарана в Венгрии. Они застали его в одном из его замков под названием Архиформ (Archiforme). Он любезно принял послов Амурата и радушно их угостил, но был очень удивлен, когда увидел, что на его двор входит мул, нагруженный чем-то, про что он не знал. Вначале он вообразил, что это может быть золото или драгоценные камни, что послал ему Амурат, чтобы склонить на свою сторону, в качестве подкупа за то, чтобы он позволил его армии пройти через его страну. Но он решил, что никогда не допустит того, чтобы его подкупил какой-нибудь государь.

Когда послы получили аудиенцию, то говорили так: «Сеньор де Лазаран, мы посланы сюда от высокого и могущественного государя, нашего грозного суверена Амурата, господина Турции и всех ее зависимых владений. Мы говорим тебе от его имени, что он приказывает тебе покориться ему, по тому же образцу и таким же образом, как это сделали сеньоры Саталии, де-ла-Палиса и От-ложа, о чем вы знаете. И чтобы вы без отлагательства явились бы к нему с тем, чтобы принести свой оммаж, в той же форме, как это сделали ваши соседи. Если вы хотите остаться в мире, то вы должны открыть свою страну для его армии и, поступив так, вы заслужите его доброе расположение. Но если вы откажитесь и проявите мятежность, то нам приказано сказать, что наш суверен Амурат, пройдет потоком по вашей стране, уничтожая ее, и он отрубит больше голов, чем находится зерен проса в наших сумках». Сказав это, посол открыл свой мешок и показал его содержимое. Сеньору де Лазарану посоветовали вернуть умеренный ответ, и не раскрывать сразу свои мысли. Он ответил: «Завяжи свой мешок. Я вижу, что в нем находится, и я услышал от тебя про то, что намеревается сделать Амурат. В течение трех дней ты получишь ответ, ибо эти требования нуждаются в осмыслении». Послы ответили: «Вы хорошо говорите» и, надеясь получить ответ, ожидали три дня. А теперь я расскажу вам о том, что за эти три дня сделал граф Лазаран. Он собрал и доставил в свой замок 10 тысяч голов домашних птиц всех видов. Он приказал их запереть и не давать им никакой еды. В назначенный для ответа день, он пригласил послов и проводил их на галерею, откуда открывался вид на весь двор. Он предложил им перегнуться через перила, перед тем, как он даст им ответ и сказал, что покажет им нечто новое. Они, не зная, что он задумал, сделали все, как он сказал. Внезапно распахнулись две двери, и через них устремилась вся птица, оголодавшая за два дня. А мешки с просом были открыты, и их содержимое было рассыпано вокруг, и все это было поглощено менее чем за полчаса и птицы съели бы и больше, если бы им дали. Затем, обратившись к послам, граф Лазаран, сказал: «Мои дорогие судари, видели ли вы, как просо, что вы со многими трудностями привезли сюда от своего господина, было уничтожено этими птицами, которые могли бы уничтожить и больше, если бы им дали?» «Да, - ответили они, - но что под этим вы имеете в виду?» «То, что у вас есть ответ в том, чему вы были свидетелями, и в том, что вы видели. Амурат угрожает, что если я не покорюсь ему, то он зальет мою страну бесчисленными воинами, чтобы ее уничтожить. Скажите ему от меня, что я жду его, и что с каким бы войском он не пришел, он будет уничтожен, так же как домашняя птица уничтожила ваше просо». Получив такой ответ, послы стали очень задумчивыми. Они распрощались с графом и, поехав назад большими переходами, приехали туда, где находились Амурат и его армия. Они рассказали ему обо всем, что сделал и сказал граф Лазуран, и что он ценит его угрозы очень дешево. Выслушав этот ответ, Амурат очень разгневался и поклялся, что положение дел не останется таким, каким оно было до того, но что он вторгнется на земли графа, позволит тот того или нет, и в отместку за оскорбительный ответ, опустошит все его земли.

Теперь я расскажу вам о том, что сделал граф Лазаран с того времени, как ему была объявлена война, которая, как он знал, очень скоро последует за словами. Он немедленно сделал заготовки припасов и продовольствия и послал нарочных, чтобы сообщить рыцарям, оруженосцам и всем способным носить оружие, что Амурат готов вторгнуться в Венгрию. Он приказал им храбро оборонять все проходы в страну, и присоединиться к нему как можно скорее, поскольку время не терпит отлагательств. Амурат со своей армией пока оставался на равнинах От-ложа. Поскольку речь шла о защите христианства, то все рыцари, к которым написал граф, повиновались его приказам и явились к нему. Также, для того, чтобы поддержать веру и уничтожить неверных, явились и люди, за которыми он не посылал, но которые случайно об этом узнали. Граф приказал пилить лес и разложить деревья поперек дорог, по которым должен быть пойти Амурат, полагая, что благодаря этому он сильно затруднит туркам их поход. Граф и бывшие с ним 10 тысяч венгров, со множество арбалетчиков, окопались по обеим сторонам прохода, по которому, как он узнал, должен был пройти Амурат. У него при себе было еще 2 тысячи крестьян, вооруженных топорами и кольями с тем, чтобы по специальному сигналу повалить деревья и перегородить дорогу. Когда все было готово, граф сказал: «Без сомнения, Амурат явится сюда, так как он послал мне сказать, что сделает так. Поэтому будьте твердыми и доблестными, защищая этот проход. Ведь если его захватят турки, то вся Венгрия окажется под угрозой завоевания. У нас сильная позиция, и один человек равен четырем. Для нашей чести будет лучше погибнуть в открытом бою, защищая веру в ИИСУСА ХРИСТА, чем жить в оковах под властью этих неверных собак, несмотря на всю смелость и способности Амурата». «Мессир, - отвечали они единодушно, - мы будем с вами в этом бою. Пусть турки придут, когда хотят. Мы готовы их встретить». Турки об этом ничего не знали, поскольку граф, опасаясь, что его планы раскроют лазутчики Амурата и сообщат ему о них, расставил своих самых верных друзей между ним и врагом, чтобы предотвратить всякую связь между двумя армиями.

Амурат не забыл о своих угрозах, но объявил, что нанесет визит на земли графа Лазарана так, что тот это запомнит, поскольку он не хочет, чтобы о нем думали, что он лжец, нарушающий свои обещания. Отобрав 60 тысяч человек (а в лагере у него было их 200 тысяч), он отдал начальство над ними четырем капитанам, приверженных его дому и вере. Вот их имена: герцог Мансион из Мекки (Mansion of Mecca), губернатор Дамиетты, Алфалорий Самарийский (Alphalory de Samarie) и князь Корд (Corde) по прозвищу Брахин (Brachin). При прощании он сказал им: «У вас будет достаточно людей, что я отдал под ваше командование. Их хватит, чтобы открыть проход в Венгрию, и вторгнуться на земли сеньора Лазарана, которые я полностью уничтожу огнем и мечом. Как только я получу известия о том, что вы добрались туда, я последую за вами с остальной частью армии, поскольку я решил покорить Венгрию, а затем и германскую империю. Чародеи моей страны и предсказатели из Египта объявили, что я предназначен быть королем всего мира. Но из всех мест я больше всего хочу посетить Рим. Ведь в древние времена он был частью наших владений, и наши предшественники завоевывали и правили в нем несколько раз. Я поведу с собой Багдадского халифа, хана Татарии и султана Вавилона, и они коронуют меня там». Стоявшие на коленях капитаны, ответили, что они с радостью выполнят его приказы и затем выступили в поход с 60 тысячами человек. В числе их находилось 20 тысяч воинов, самых лучших и лучше всего вооруженных людей из всей турецкой армии. Они составляли авангард. Когда они подошли к горам на границах земель Лазарана, то авангард под командованием герцога Мекки и губернатора Дамиетты, найдя, что ему никто не противостоит, вошел в проход. Они дошли до засады, устроенной графом Лазараном. Как только граф и венгры увидели, что их враги попали в ловушку, то стали действовать, рубя лесные деревья и кладя их поперек дороги, так что турки не могли ни отступить, и ни двинуться вперед, поскольку проход был полностью закрыт.

Там было окружено 20 тысяч турок. Венгры столь яростно атаковали их со всех сторон леса, и с таким добрым результатом, что все они были убиты. Никто не избежал смерти, даже двое командующих. Некоторые пытались бежать, но их преследовали в лесу и убивали. Оказавшись неспособным продвинуться вперед из-за поваленных деревьев, арьергард этой армии, вернулся к Амурату и доложил о несчастье, которое приключилось с его войсками. Узнав об этом, тот стал очень задумчив, и созвал свой совет, чтобы обсудить, что следует делать, поскольку он потерял цвет своей армии». Закончив на этом свой рассказ французскому королю и его дядям о поражении турок, король Армении, вернулся к своему собственному печальному положению. Они сочувствовали ему, поскольку он приехал из такой далекой части мира, как Греция, чтобы найти помощь и утешение и, будучи королем, был изгнан из своего королевства без всяких средств, чтобы поддерживать свой статус, или даже содержать себя, как это с очевидностью показывали его жалобы. Французский король, который был еще молод, сказал: «Мы желаем, чтобы королю Армении, который приехал к нам в надежде на помощь, были предоставлены необходимые средства, чтобы он мог поддерживать свое достоинство, подобающее его рангу, так как он является королем, как и мы сами. И когда мы это сможем сделать, у него будут воины, чтобы помочь ему отвоевать его королевство. И поскольку на нас лежит обязанность поддерживать христианскую веру, то у нас есть очень доброе намерение, чтобы это было так».

Все аплодировали речи короля. Его дядья и совет с готовностью выполнили эти приказы, и королю Армении, для поддержания его достоинства, было назначено пристойное ежемесячное содержание за счет средств счетной палаты. Назначенная ему сумма составила 6 тысяч ливров в год, и еще 5 тысяч ему подарили, чтобы обеспечить его платьем и другими необходимыми мелочами. Также, в качестве его резиденции, ему был дан дворец Сен-Уэн (St.Ouen) около Сен-Дени. Такую помощь получил король Армении при своем первом приезде во Францию, и она постоянно увеличивалась. Время от времени он находился рядом с королем, особенно во время больших праздников ¹⁷.

Глава 25

Пока турки ведут войны, продолжается распря между двумя папами, Урбаном VI и Климентом VII. Брат Жан де-ла Рош-Тайар рассказывает кардиналам хорошую басню, по поводу папства..

Около этого времени к папе Клименту в Авиньон приехал Отто Брауншвейгский, чтобы получить свою плату за ту войну, что он вел ради папы и церкви против римлян и Бартоломео Приньяно, который подписывался именем Урбана VI, о чем вы уже слышали в этой истории. Он убеждал папу и кардиналов по разным вопросам, Они его внимательно выслушивали, но что касается его платы, то он не получил ни пенни, так как казна была так пуста, что кардиналы не могли дать ему то, что ему полагалось. Поэтому мессир Отто высказал им много недовольства, но перед тем, как он уехал из Авиньона они дали ему одну тысячу ливров, что он посчитал очень дешево, и этим война папы была очень ослаблена, поскольку мессир Отто больше не хотел ее вести. Кроме того, послала за ним жившая в Гаэте Маргарита де Дюра (de Duras), герцогиня Анжуйская ¹⁸, чтобы он помог ей в войне против неаполитанцев. Мессир Отто некоторое время колебался, не зная, какую сторону принять. Некоторые из его советников рекомендовали отправиться на помощь Маргарите для защиты ее королевства и взять ее в жены, поскольку в этой стране нет никакого другого короля. Но другие советовали противоположное, опасаясь, как бы это не привело к неблагоприятному итогу. Ведь хотя ее дети от герцога Анжуйского, который был коронован королем в Бари, были еще юными, но зато имели много родственников и друзей, особенно в лице французского короля, и их двоюродных братьев. Они определенно должны были поддержать их притязания, так же как и вдовствующая герцогиня Анжуйская, мадам Жанна, которая должна была иметь большой вес. Мессир Отто столь долго сомневался, выбирая между двумя партиями, что, в конце концов, его не приняла ни одна.

Около этого времени, войска, находившиеся на содержании папы Климента, и бывшие под командованием сеньора де Моэтруа (Moetroye), действительно доблестного рыцаря из графства Женева и Савойя, мессира Талабера (Talebert), родосского рыцаря, и мессира Бернара де ла Салль, заперли папу Урбана в городе Перуджа. Он был очень стеснен, и находился на грани капитуляции. Как мне говорили, все зависело только от уплаты 20 тысяч крон, за которые вожак большого отряда немцев граф Конрад должен был доставить его к папе Клименту. Мессир Бернар де ла Салль был послан в Авиньон, чтобы сообщить об этом папе и указать ему и кардиналам на этот вопрос. Но тщетно он просил денег, так как курия была столь бедна, что он не смог получить ничего, и он вернулся к Перудже, будучи очень недовольным. Осада с обеих сторон была ослаблена, и Урбан бежал от этой опасности в Рим, где и остался.

Я знаю, что в грядущие времена этим вещам будут удивляться, и будет предметом изумления то, как церковь так долго могла быть вовлечена в такие смуты. Это была кара, посланная Богом, чтобы заставить духовенство почувствовать и поразмыслить по поводу великой пышности и излишеств, которыми она обладала. Но многие не обращали на это внимания, будучи столь раздутыми от гордости и надменности, что каждый должен был подражать их высокомерию. А духовной жизни из-за этого уделяли мало внимания, и если бы Святой Дух, озарявший сердца верующих, не поддерживал бы в них твердость и согласие, то она была бы серьезно поколеблена, если бы вообще не погибла. Великие сеньоры земли, которые были вначале такими благородными жертвователями церкви, теперь смеются над ней, даже в то время, когда я пишу эту историю, в году милости Божьей 1390-м. Этому простой народ сильно удивлялся и поражался, почему такие великие сеньоры, как короли Франции и Германии и другие государи христианского мира, не обеспечат исправление этого зла. Но к удовлетворению народа и в оправдание баронов я могу сказать, что также как не может быть в яйце желтка без белка, и не может быть белка без желтка, так и ни духовенство, ни сеньоры не могут существовать независимо друг от друга. Ведь сеньоры, если их не направляет духовенство, превращаются в диких зверей.

Я скажу, что в свое время я видел множество разных типов людей, либо ради собственного развлечения, либо путешествуя, для того чтобы узнать истории о том, что произошло в мире касающегося воинских деяний и военных приключений, и что описано в этой книге. Но я никогда не встречал ни одного сеньора, за исключением графа де Фуа, который не держал бы в чести своих миньоновк, пажей и шутов. Граф де Фуа был не таков, поскольку он был от природы серьезным и человеком великого доброго ума, что представляло собой большую ценность, чем кто-либо другой мог ему дать. Я не говорю, что те сеньоры, которых сопровождают обезьянки, являются безумцами. Они хуже, чем безумцы, поскольку слепы, имея оба глаза.

Когда информация о спорном выборе папы впервые дошла до счастливой памяти короля Карла Французского, то он немного помедлил, а затем предоставил этот вопрос решать духовенству. Рассмотрев его, оно решило, что правильно избран папа Климент. Этого мнения придерживались короля Франции, Кастилии и Шотландии и, несмотря на то, в церкви возникла схизма, эти три короля, будучи в союзе между собой, твердо придерживались Климента. Но короли Англии и Португалии были противоположного мнения. Граф Фландрский сформировал свое собственное убеждение, о чем вы уже слышали в этой истории. Он никогда не признавал папу Климента, потому что тот на первом конклаве голосовал за кардинала Бари, и потому что, будучи кардиналом Женевы, он писал графу, говоря, что Урбан избран папой законно. По этой причине граф Фландрский, пока был жив, считал правильным папой Урбана. Император и вся Германия, вместе с королем Венгрии, признавали Урбана.

Описывая эти раздоры, что случились в мое время, как в государствах, так и в церкви (которая от этого испытала некоторые потрясения), надо понимать, что великие сеньоры вели себя как лицемеры. Мне приходит на память, как в дни моей юности, во время правления в Авиньоне папы Иннокентия, в тюрьму был посажен ученый клирик, которого звали брат Жан де ла Рош-тайад (de la Roche-taillade). Этот клирик, как мне говорили приватным образом, поскольку публично об этом никогда не говорилось, находясь в тюрьме, предсказывал многие великие события, которые вскоре произошли в мире, в особенности те, что относились к Франции. Он пророчествовал пленение короля Жана Французского, и несчастья, что пали на церковь из-за гордости и высокомерия тех, кто ею управляет. Говорили, что по время его заточения, его однажды доставили в папский дворец, и тогда кардинал Остии, которого обычно называли кардиналом Аррасским и кардинал Оксеррский дискутировали с ним по поводу этих предметов. Брат Жан привел им в качестве ответа такую притчу: «В прежние дни одна птица вылупилась из яйца без единого пера. Когда другие птицы услышали об этом, то отправились посмотреть на нее, поскольку она была красивой, и на нее было приятно смотреть. Рассудив, что без перьев она не сможет летать, а без полета не сможет жить, они решили помочь ей в этом, из-за того, что она была поразительно красивой, и они решили, что каждая птица должны дать ей немного из своих перьев. Лучших перьев было больше всего, и вскоре она стала способной летать. Другие птицы получали большое наслаждение, когда смотрели на нее. Когда эта птица увидела себя в таких перьях, и то, что все другие птицы оказывают ей огромное уважение, то у нее выросла гордость, и она не только стала дешево ценить тех, кто сделал ее такой, но клевать и гнать их от себя. Птицы держали совет, чтобы обсудить, как им поступать в ответ на то обращение, что они получили от той птицы, которую они сами же и одели, и которая теперь их презирает. Павлин сказал: «Она столь прекрасно одета в мои перья. Я возьму их у нее». «Во имя Бога, - сказал сокол, - тогда и я возьму свои». Другие птицы сказали, что сделают то же самое, и сразу стали отбирать перья у этой птицы. Видя это, птица была сильно пристыжена и признала, что честь и то добро, что она получила, и что ее красивые перья были не ее собственные, поскольку сама она явилась в этот мир голой и без перьев, и что те, кто дали ей перья, могут, если захотят, забрать их назад. Она закричала, прося о милосердии, и обещала впредь никогда не рисковать возможностью потерять свои перья из-за своей гордости и высокомерия. Любезные птицы, которые ощипывали ее, увидев ее такой униженной за ее поведение, вернули ей перья назад, но возвращая, сказали: «Мы рады видеть тебя летающей среди нас до тех пор, пока ты смиренная, поэтому это станет твоим, но если ты будешь вести себя надменно, то мы ощиплем тебя догола, и оставим тебя такой же нагой, какой мы тебя нашли». «Так, мои дорогие судари, - сказал брат Жан кардиналам, - случится и с вами. Император, короли и принцы дали вам ваше достояние, и власть, и владения, для того, чтобы вы могли служить Богу. Но вы растратили все ради роскоши, пышности и сумасбродств. Почему вы не читаете жизнеописание Святого Сильвестра ¹⁹, первого папы, наследовавшему Святому Петру? Почему по хорошему не цените те условия, на которых император Константин дал церкви право десятину? Святой Сильвестр не путешествовал с двумя или тремя сотнями приближенных верхом на конях, но жил просто и ушел в Рим только лишь со своими священнослужителями, когда за ним послал император Константин, как к нему, бывшему тогда неверным и неверующим, по Божьей милости явился ангел. Было также явлено императору, ангелом господним, что Сильвестр наставит его на путь, излечив его проказу, поскольку он был так сильно болен, что члены его уже сгнили. По прибытии, он указал ему на свое лекарство - на крещение. Константин был крещен и исцелился, и на его разум так сильно подействовало благодеяние от Бога, что он уверовал, и обратил в веру также и свою империю. Он дал Сильвестру и церкви все десятины, которые до этого принадлежали ему самому, вместе со многими богатыми дарами и землями, ради приращения нашей веры и церкви. И его намерением было, чтобы это все управлялось благоразумно и надлежащим образом, а не с роскошью и гордостью, как это происходит теперь. Ведь это вызывает гнев господа, и гнев его на вас сильно возрастет в грядущие времена. Если нобли откажутся поддерживать церковь, и остынет их духовное рвение, и если они возьмут назад то, что дали ранее, то церковь должна будет быстро погибнуть».

Так говорил брат Жан кардиналам, которые этому сильно изумлялись, и охотно казнили бы его, но не могли найти для этого никакого повода. Они позволили ему остаться в живых, но заточили в строгую тюрьму, ведь он задавал такие глубокие вопросы и так хорошо изучил Святое Писание, что мог бы, если бы получил свободу, сбить с пути весь мир. Однако, многие вещи, о которых он пророчествовал в тюрьме, и о которых ему было дано откровение, уже случились. Его доказательства временами спасали его от сожжения на костре, и некоторые кардиналы испытывали к нему симпатию и не угнетали его так, как могли бы это делать.

Теперь мы это оставим эти рассказы и вернемся к основным предметам этой истории - делам Испании, Португалии, Франции и Англии, и расскажем о том, какие там произошли достойные записи события.

Глава 26

Причины, по которым португальцы предпочли в качестве короля великого магистра Ависского ордена вместо кастильского короля дона Хуана, женатого на Беатрисе, дочери последнего португальского короля дона Фернанду.

Вы уже слышали о том, как дон Жуан, сын короля Португалии дона Педру и брат-бастард по отношению к последнему королю, овладел короной, благодаря смелой инициативе четырех главных городов Португалии. Ведь ноблям и рыцарям это нельзя ставить в вину, так как они всегда были лояльны дону Хуану Кастильскому, который женился на Беатрисе, дочери и наследнице дона Фернанду. Однако, многие были того мнения, что она являлась незаконнорожденной, будучи дочерью одной португальской дамы, чей муж, один португальский рыцарь, был все еще жив ²⁰. Португальский король взял его жену и женился на ней, а рыцарь покинул страну и жил у кастильского короля. Из страха перед королем, он так никогда и не вернулся в Португалию, несмотря на свое благородное происхождение.

Это мнение по поводу ее незаконнорожденности было тем более примечательным, что сам дон Фернанду рассматривал ее как законнорожденную, получив специально для этой цели разрешение на брак от папы Урбана VI. Когда был заключен мир между королями Кастилии и Португалии, дон Жуан-Фернанду д’Андейро (Audere), управлявший португальским советом, предложил заключить брак между дочерью своего короля и кастильским королем доном Хуаном, который в то время был вдов. Когда этот союз был предложен, то совет Кастилии высказывал свои сомнения по поводу законнорожденности мадам, и для того, чтобы удовлетворить кастильского короля, дон Фернанду заставил поклясться главных баронов и ноблей Португалии в том, что после его кончины они станут считать ее своей королевой и объединят свое королевство с Кастилией. Он также заставил главные города страны дать такое же обещание и признать короля Кастилии в качестве своего короля под угрозой штрафа в 200 тысяч ливров. Лиссабонцы, казнили дона Фернанду д’Андейро, за то, что он был замешан в этом деле и, как только была подтверждена смерть прежнего португальского короля, приложили все силы, чтобы избрать его приемником ависского магистра. Никакого другого короля они иметь не желали. Они говорили, что пусть Португалия будет перевернута вверх дном, но они никогда не покорятся ни Кастилии, ни кастильцам, столь сильно они ненавидят друг друга. Главными подстрекателями это дела были лиссабонцы. Они говорили, что мадам Беатрис не может быть их королевой, поскольку она незаконнорожденная, полностью незаконнорожденная, и была таковой и во время жизни дона Фернанду и теперь, когда он умер, но все еще жив муж ее матери - Лоренсу да Кунья. По этой причине четыре города - Лиссабон, Коимбра, Орике и Порту выбрали дона Жуана и короновали его королем Португалии. Они хотели иметь своего короля и отмечали великую приверженность простого народа к ависскому магистру.

Одной из главных причин ненависти португальцев к кастильцам было то, что после заключения брака между кастильским королем и дочерью дона Фернанду, было решено, что после его смерти Португалия должна вернуться к Кастилии. И где бы тогда кастильцы не встречали португальцев, они обсмеивали их и говорили, что они должны будут вернуться под их власть, хотят они того, или нет, и что они будут держать их в повиновении и рабстве, и учить их, словно евреев и рабов, повиноваться их воле. Португальцы отвечали, что они никогда не будут в подчинении ни у них, ни у какого еще человека на земле. Из-за этих упреков они и избрали королем ависского магистра, который был незаконнорожденным сыном прежнего португальского короля дона Педру. Во время своего царствования дон Фернанду не уделял внимания своему брату, и даже представить себе не мог, что после его кончины португальцы могут избрать его своим королем, умалив, тем самым, его дочь. Но они так сделали, и дон Фернанду д’Андейро был прав, когда советовал королю предать его смерти, так как народ был слишком сильно к нему привержен. Король никогда на это не соглашался, говоря, что народ не имеет власти над знатью королевства, и что его зять, король Кастилии, достаточно могуществен, чтобы подавить любое восстание, если вдруг оно разразиться и, что у него нет причины ни заключать брата в тюрьму, ни казнить его и, кроме того, он являлся членом духовного ордена, имел слабое здоровье и не помышлял о португальской короне. По этим причинам он и избежал смерти.

Все это - хорошо известные факты, поскольку мне, автору этой истории, об этом рассказывали португальские нобли. Было действительно странно, что они смогли избрать своим королем бастарда. Но они не нашли никого более близкого по крови к короне и заявили, что королева Кастилии, дочь мадам Леоноры да Кунья, будучи незаконнорожденной, никогда не овладеет короной Португалии, а также не овладеет и никто из ее потомков. Граф де Фуа, будучи аналогичного мнения, говорил об этом рыцарям, во время прощального ужина при их отъезде в Португалию. Ведь он был полностью и хорошо информирован, обо всем, что происходило в Кастилии или в Португалии, хотя сам и жил в Ортезе. Когда его рыцари уезжали, он сказал: «Судари, вам нет дела вмешиваться в споры между кастильцами и португальцами, поскольку королева кастильская, дочь португальского короля дона Фернанду, не имеет права на эту корону. Эта война начата глупо и с большим чувством горечи. Поэтому, так же как и те, кто ее раздул, вы можете раскаяться от всего сердца, но тогда уже будет слишком поздно». Они ответили, «что получив аванс от такого великого сеньора, как дон Хуан Кастильский, они связаны обязательством служить ему». Тогда он дозволил им уехать, но как я рассказывал ранее, большинство из них так никогда и не вернулось домой.

Глава 27

Фруассар едет в Миддлбург в Зеландии, чтобы узнать о португальских делах от одного приехавшего из Пруссии рыцаря.

Мы еще не оставили португальские дела, так как их не следует забывать, но, напротив, происходившие там великие подвиги должны быть записаны в хронике, чтобы те, кто придут после нас, смогли найти рассказы и записи о них. Было бы несчастьем, если бы они исчезли, и именно благодаря клирикам прежних дней, которые записывали истории, эти факты известны сейчас. Ведь нет памяти, сравнимой с письменными записями. По-правде, я должен сказать, что желаю тем, кто придет в последующие времена, чтобы они знали, что я испытывал бесконечную боль, добиваясь истины о том, что происходило в мои дни, и для этой цели много путешествовал по королевству и по другим странам. Я был лично знаком со многими доблестными мужами, как во Франции, Англии, Кастилии, Португалии, так и в прилегающих к ним герцогствах и графствах, и с их соратниками, которым я никогда не упускал возможности задать множество вопросов, собирая для себя информацию. И я никогда не пренебрегал любой возможностью, чтобы узнать правду.

В то время, когда я жил у славного графа Гастона де Фуа в Беарне, я много слышал о происходивших в Португалии событиях. Но по возвращению в Валансьен в Эно, после небольшого отдыха, возобновилась моя страсть к начатой мною истории, и я размышлял над тем, что не могу беспристрастно ее продолжать, зная только одну сторону вопроса, ту, которая относилась к кастильскому королю. Поэтому, если я хотел избежать пристрастности, то было бы правильным услышать и то, что имеют сказать португальцы. Ведь гасконцев и испанцев я уже выслушал в замке Фуа и по своей дороге туда и обратно. Не обращая внимания на телесную усталость, я выехал в Брюгге, думая встретить там каких-нибудь португальцев и лиссабонцев, поскольку там обычно присутствует множество людей разных народов. Мне чрезвычайно повезло в моей поездке. Как мне сказали, и я убедился, что сказали правду, я не мог приехать в Брюгге более удачно, чем в это время. Мне надо было только доехать оттуда до Миддлбурга в Зеландии, где я должен был застать доблестного португальского рыцаря и члена королевского совета по имени дон Жуан-Фернанду де Портелет (de Portelet), который и дал мне правдивый отчет о событиях, что произошли в Португалии, и который во всех них принимал участие. Он прибыл недавно, намереваясь сесть на корабль, отплывающий в Пруссию. Туда его влекла его доблесть. Это известие сильно меня обрадовало, и я выехал из Брюгге в компании португальца, хорошо знакомого с этим рыцарем. По прибытии в Слиес, мы сели на судно и, благодаря Богу, в безопасности прибыли в Миддлбург. Благодаря своим спутникам, я был представлен рыцарю, которого нашел очень знающим, благородным, любезным и приятным. Я оставался с ним около 6 дней и мог бы оставаться и еще, если бы пожелал, и за это время рыцарь рассказал мне обо всем, что случилось в войнах между Кастилией и Португалией, начиная от смерти короля Фернанду и до того времени, когда он покинул страну. Он рассказывал это столько ясно и полно, что я получал большое удовольствие, слушая его, и записывая то, что он говорил.

Когда я выслушал все, что хотел, и увидел, что ветер для него благоприятный, то я распрощался с рыцарем. Он проводил меня до судна. Там же было и несколько богатых купцов из его страны, которые приехали туда из Брюгге, чтобы его повидать, а так же и другие добрые люди из Миддлбурга. В этой компании находился сын графа де Новэра (de Novaire) ²¹ из Португалии, а также и другие рыцари и оруженосцы из тех мест. Но самое большое уважение оказывалось дону Жуану, и определенно, из того, что я смог увидеть, я сделал вывод, что он этого заслуживал, поскольку он был красивым хорошо сложенным человеком, предназначенным для активных дел. Домой оттуда я вернулся через Брюгге и занес в хронику все, что слышал от дона Жуана-Фернанду де Портелета, рассказывавшего о том, что случилось в королевствах Португалия и Кастилия вплоть до года Господа нашего 1390.

Глава 28

После битвы при Алжубароте португальцы отправляют послов в Англию, чтобы сообщить об этом событии королю и его ноблям.

После победы над испанцами в битве при Алжубароте, которая, как вы о том слышали, произошла около монастыря Алсобаса (Alcobacar), и в которой было убито множество рыцарей и оруженосцев из Франции, Гаскони и Кастилии, король дон Жуан вернулся с триумфом в Лиссабон. Его голова была увенчана лавровым венком, подобно древнеримским завоевателям. Португальцы много его чествовали за смелость и победу, и после многих грандиозных празднеств, бароны, рыцари и магистраты от главных городов страны собрались на парламент по вопросам состояния государства и средствам, которыми они смогли бы наилучшим образом продолжить то, что таким счастливым образом начали. Самые мудрые из них говорили, что теперь самое время им укрепиться так, чтобы они смогли противостоять мощи короля Кастилии и насладиться с почетом плодами своей победы. Это совещание происходило в кафедральной церкви Святого Доминика в Лиссабоне, и на нем было сделано много предложений, но не таких, которые достойны записи. В конце концов, было решено послать письма к герцогу Ланкастеру, претендующему на кастильскую корону, по правам своей герцогини, мадам Констанции, старшей дочери дона Педро Жестокого. В этих письмах были такие слова: «Что если он еще желает претендовать на кастильское королевство и не отказывается от своего права, которое одно время было отложено и почти потеряно, то теперь для него самое время поспешить в Португалию, с хорошим войском латников и лучников».

Коннетабль Португалии граф де Новэр ²² так говорил на этом совещании: «Раз мы решили послать за герцогом Ланкастером, от которого надеемся получить совет и помощь, и это самое мудрое, что мы можем сделать, чтобы внушить страх нашим врагам, то нам следует выбрать самых знающих и достойнейших персон, чтобы донести наше послание до Англии. Это послание должно быть таким, чтобы смогло подвигнуть герцога приехать сюда вместе с такими силами, какие он сможет привезти, так, чтобы вместе с теми войсками, что он получит от нас, мы могли бы противостоять нашим врагам и одержать победу. Мы можем твердо предположить, что кастильский король запросит помощи у французского короля, а французы не знают где им искать приключений, поскольку между Францией и Англией заключено перемирие до Иванова дня, а между французами и фламандцами, которые всецело занимали их в течение нескольких последних лет, сейчас установился мир.

Эта речь коннетабля была встречена многими аплодисментами, и его совету последовали. Было решено, чтобы для поездки в Англию были назначены великий магистр ордена Сант-Яго в португальском королевстве и Лоренсу Фонгаш (Laurence Fongasse). Это был способный и мудрый оруженосец, который понимал и мог хорошо говорить на французском языке. Они были назначены, поскольку, по мнению королевского совета, нельзя было найти более подходящих людей для дела такого рода. На французском и на латыни были написаны письма, адресованные королю Англии, герцогу Ланкастеру, и другим дядям короля - Кембриджу и Беккингему. Когда письма были хорошо набело переписаны, то были прочтены королю и его совету, которые, нашли, что они сделаны соответствующим образом, и приказали их скрепить печатями и вручить послам - великому магистру Сант-Яго и Лоренсу Фонгашу. Им было поручено отвезти их в Англию, если это позволит Бог, и если им удастся избежать встречи с врагами и разбойниками, так как их было огромное множество, причем на море еще больше чем на суше.

Погрузившись на судно, называвшееся линем (lin), которое лучше держит ветер, чем другие, они распрощались с королем, с епископом Коимбры и с советом Португалии, и отплыли в Англию. Ветер был благоприятным, и они три дня не видели ничего, кроме неба и воды, а на четвертый увидели берег Корнуолла. С Божьей помощью и с попутным ветром, которым их моряки знали, как использовать, они в безопасности прибыли в Саутгемптон, где и бросили якорь. Сойдя на берег, они отдохнули в городе, и затем были вызваны к бейлифу, который спросил их, откуда они приехали и куда направляются. Они ответили, что они - из Португалии, а направляются к королю и к членам его совета. После этого их ожидал очень хороший прием. Им было позволено немного отдохнуть, а затем, и они и их свита, были снабжены лошадьми, и им дали провожатого, чтобы показать путь в Лондон, поскольку сами они совершенно не знали ни страны, ни дороги. Покинув Саутгемптон, они продолжили свой путь, пока не прибыли в Лондон. Остановились они на улице Грейсчёрч (Gracechurch), в гостинице «Сокол», которую содержал Томлен Винчестерский (Thomelin de Winchester). Затем они отослали назад в Саутгемптон лошадей и провожатых.

К счастью для них, король и его двор находились в это время в Вестминстере, что их очень обрадовало. Приехав в Лондон около 9 часов, они сели обедать. По окончании обеда, они отобрали письма, адресованные герцогу и герцогине Ланкастерским, и поехали к ним. Герцог и герцогиня очень хотели их увидеть, так как жаждали узнать новости из Португалии. До них действительно доходили какие-то слухи из той части света, но им не доверяли, так как не получали оттуда никаких писем, которые могли бы их подтвердить. Великий магистр Сант-Яго и Лоренсу Фонгаш были препровождены к герцогу и герцогине, и вел речь Лоренсу Фонгаш, благодаря своему хорошему знанию французского. После приветствий он отдал герцогу привезенные из Португалии письма. Герцог их распечатал и отдал герцогине те, что были адресованы ей. Прочитав письма, герцог сказал: «Добро пожаловать, судари, в эту страну. Завтра утром мы сопроводим вас к королю, и вы получите помощь, поскольку это именно то, что вам следует получить». Герцогиня, отведя Лоренсу в сторону, спросила его о новостях из Кастилии и Португалии, и о том, что происходило в разных частях этих королевств. Когда Лоренсу дал точные ответы на все вопросы мадам, герцог распорядился относительно вина и специй, отведать которых пригласили послов, а затем они вернулись в свою гостиницу. На следующий день, в 6 часов утра они вновь ждали герцога, который, прослушав мессу, сел на большую барку и отправился по Темзе в Вестминстер, где жили король и большая часть его совета.

Герцог Ланкастер ввел их в палату совета и, обращаясь к королю, сказал: «Милорд, здесь находится великий магистр Сант-Яго из Португалии, который привез вам письма. Не будет ли вам угодно их посмотреть?» «Охотно», - ответил король. После этого два посла, преклонив колени, передали письма, которые король принял. Он приказал им подняться, а затем открыл и прочитал их. Также они передали письма, адресованные графам Кембриджу и Беккингему.

Король ответил послам очень любезно, сказав: «Добро пожаловать в нашу страну. Ваш приезд доставил нам большое удовольствие. Вы вернетесь не сразу, но когда получите письма, которые вас удовлетворят. Осведомите о вашем деле моих дорогих дядей, которые будут заботиться о нем, и нельзя допустить, чтобы они об этом забыли». Преклонив колени, послы отвечали: «Наидражайший сеньор, мы с радостью так и сделаем». Затем они покинули палату совета и стали коротать время во дворце, дожидаясь герцога Ланкастера, который оставался на совещании до середины дня. Когда парламент закончил работу, герцог взял с собой своих двух братьев и вместе с послами сел с ними в барку, доставившую их на обед. Граф Кембридж хорошо знал великого магистра и Лоренсу Фонгаша, поскольку познакомился с ними в Португалии. После обеда он начал с ними разговор в присутствии своих братьев и спросил о браке мадам Беатрис, которая должна была стать его невесткой, и о том, что с ней сталось. Послы дали такие ответы, которые полностью удовлетворили собравшихся.

До приезда этих послов герцог Ланкастер и граф Кембридж уже устраивали частые совещания по поводу Кастилии, поскольку графу, как вы уже о том слышали, было чрезвычайно неприятно, что он, вместе с последним португальским королем, простоял 15 дней в виду кастильской армии, но так и не вступил в бой. Граф остроумно отметил этот просчет, сказав: «Со мной, мессир король, имеется только сотня копий и тысяча лучников, но я бы хотел дать знать вам и вашим баронам, что мы единодушно решили вступить в бой с нашими врагами, и мы готовы принять то, что будет угодно решить Богу». Король Фернанду ответил на это, что ни он, ни его совет не думают, что разумно предлагать бой. С этим граф Кембридж и покинул страну, увезя своего сына Джона с собой в Англию ²³. Когда он уехал, то, по совету дона Фернанду д’Андейро, к одному которому португальский король питал полное доверие, и ради укрепления мира, он предложил свою дочь кастильскому королю. Португальский король спросил свою дочь, кого бы она предпочла в мужья, короля Кастилии или Джона Кембриджа. Она ответила, что «последнего». Король спросил: «Почему?» «Потому, что он прекрасный юноша, и одного возраста с ней, и потому что она желает избежать союза с кастильским королем». Она ясно высказала, на чьей стороне ее симпатии. Несмотря на это, для того, чтобы сохранить мир, раз их королевства прилегают друг к другу, король выдал ее за короля Кастилии.

Граф Кембридж был также сильно недоволен доном Фернанду д’Андейро, который приложил большие усилия, чтобы заключить мир на основе этого брака. Он говорил своему брату, что сильно подозревает, что португальцы восстанут против мадам Беатрис после смерти ее отца, так как большая часть народа считает ее незаконнорожденной, хотя король и женился на мадам Леоноре да Кунья. Когда он был там, большинство роптало по этому поводу, и что это единственная причина, по которой он столь поспешно увез с собой своего сына. Герцог Ланкастер, которого эти обстоятельства задевали наиболее близко, так как он был женат на старшей наследнице последнего кастильского короля, от которой у него была дочь по имени Констанс, жаждал узнать все, что касалось кастильских дел, и не выносил того, что его притязания и дальше остаются в неопределенном состоянии. Он понял, что никогда не сможет иметь лучшего входа в эту страну, иначе как через Португалию, тем более, что король Жуан так сильно хотел его приезда туда, а король Англии и его совет на это согласились. Он рассматривал дона Жуана как доблестного и мудрого мужа, и сильно чествовал его за победу над кастильцами. Чтобы получить побольше сведений о реальном положении дел в Португалии, о правах мадам Беатрис на эту корону, и о причинах, по которым народ выбрал своим королем великого магистра Ависского ордена, он пригласил послов на приватный обед. Когда обед закончился, он приказал удалиться из своих апартаментов всем приближенным и самым любезным образом позвал к себе магистра Сант-Яго и Лоренсу Фонгаша, и начал разговор о португальских делах. Поскольку Лоренсу свободно говорил по-французски, то он обратился к нему со словами: «Лоренсу, я прошу, чтобы вы рассказали мне все о том, что произошло в Португалии с того времени, как ее покинул мой брат. Ведь португальский король написал мне, что никто не сможет дать мне такую точную информацию, как вы и, сделав это, вы меня очень обяжете». «Монсеньор, - ответил оруженосец, - ваше желание следует удовлетворить». И он немедленно начал его выполнять.

Комментарии

1. Маленький городок в Кондоми (Condomis), диоцез Кондом (Condom).

2. Маленькое графство в губернаторстве Фуа, смежное с Каталонией, до которой около 3 миль. Его центром является Керижю (Querigut).

3. В томе 7 «Foedera» мы находим, что Ричард II установил Леону, христианскому королю Армении, изгнанному турками из своего королевства, ежегодную пенсию в 1000 фунтов. В прежние царствования в Англии, так же как и повсюду, часто происходили сборы средств на поддержку этих христианских королей против турецкого могущества, которое, однако, в конце концов, их поглотило.

Великие Хроники Франции помещают приезд короля Армении в 1385 году.

Левон VI (или V по другому счету) – король Киликии 1374-1375 гг. Свергнут и взят в плен египетскими мамелюками, выкуплен из плена Хуаном Кастильским в 1377 г. – прим пер.

4. Корикос (Corycos) – прибрежная крепость. Перешла под власть Кипра после 1360 г., когда само Киликийское царство лишилось выхода к морю. Оставалось под властью Кипра до 1438 г. – прим. пер.

5. Имеется в виду крестовый поход на Александрию в октябре 1365 г. под руководством Пьера I. Александрия была взята и разграблена в течение 3. дней 10-12. октября. – прим.пер.

6. Анталия – Владение Кипра в Малой Азии, завоевано королем Пьером I. Потеряна при Пьере II – прим.пер.

7. Он был убит двумя местными сеньорами за нанесенное им оскорбление. Пьера порицают за распущенность и жестокость в последние годы его жизни, которые затмили даже славу его прежних подвигов.

8. Да упокоится с миром его душа. – прим.пер.

9. Пьер II или Пьерен взошел на трон в 1372 году (Имеется в виду, что был коронован в 1372. г., королем он был с 1369, когда ему исполнилось 12. лет – прим.пер.), когда ему было 12 лет, при регентстве своих дядей Жака и Жана, но без участия его матери. В день коронации возник спор об очередности в процессии между байлифами Венеции и консулами Генуи, и королевский двор высказался в пользу венецианцев. Генуэзцы отомстили за это публичное оскорбление, завоевав в 1373 году весь остров. Только два города оказали какое-то сопротивление - Фамагуста и Кериния. Первая сдалась 10 октября и подверглась разграблению в течение 3 дней, вторая покорилась в середине следующего марта. Король был пленен, но получил свободу при условии уступки Фамагусты и обещания генуэзцам миллиона дукатов.

В 1375 году, по подстрекательству своей матери, он приказал убить в своем присутствии своего дядю Жана, в отместку за смерть своего отца, в которой этот принц был главным действующим лицом. Пьер умер 17 октября (По другим данным 13. октября – прим.пер.) 1382 года в возрасте 26 лет, не оставив детей от своей жены Валентины, дочери Бернабо Висконти.

10. Жак I, коннетабль Кипра, был заложников в Генуе, когда умер его племянник Пьер II. Он был послан домой по просьбе его соотечественников, которые короновали его королем. Умер он в 1398 году в возрасте 64 лет, оставив детей от своей королевы Агнесы Баварский: Жана, его приемника на троне Кипра, Юга, кардинала-епископа Никозии, Филиппа, коннетабля Кипра, Анри, принца Галилейского, Марию, вышедшую за неаполитанского короля Владислава, Изабеллу, вышедшую за Пьера Кипрского, Сиву (Civa), умершую незамужней в 1393 г.

11. Под императором Константинополя, видимо, имеется в виду титулярный латинский император. У Ги де Лузиньяна, коннетабля Кипра, и Марии Бурбонской был сын Юг. После смерти первого мужа Мария вышла во второй раз за Роберта Тарентского, титулярного императора Константинополя и стала императрицей. После смерти Роберта титулярным императором стал его брат Филипп, но Мария и ее сын также претендовали на титул и вели войну на Пелопоннесе против Филиппа. Видимо, этот Юг и имеется в виду, но детей, чтобы отдавать их хану, у него не было. – прим.пер.

12. Фруассар, вероятно, был неправильно информирован, так как в это время императором был Иоанн Палеолог. Он был разгромлен Кантакузином и восстановлен на троне генуэзцами, которым он отдал Лесбос. Впоследствии он заключил мир с Кантакузином, сделал его своим соправителем и женился на его дочери. Он умер в 1386. году, после 46 летнего правления.

13. Лимония - небольшой остров в Архипелаге, около Родоса, между этим островом и Стампалией.

14. Султан Мурад I (1362-1389), возможно, стал правителем в 1360 г. еще при жизни отца Орхана. Это могло стать причиной упоминания про отца у Фруассара. – прим.пер.

15. Соваж жалуется, что не может понять ни эту главу, и ни то, что касается Леванта. В это время не было в Венгрии короля по имени Фридрих. Лайош Великий правил с 1342, его дочь Мария наследовала ему в 1382. Я нахожу, что, как и Соваж, должен оставить эту главу как она есть.

16. Соваж говорит в примечаниях: «Согласно Павлу Иовию и отцу Антонио Джоффраи, его на самом деле звали Лазаром, и он был деспотом или господином Сербии, которая прежде называлась римлянами Внутренней Мизией». Вероятно, именно его Фруассар называет сеньором Лазараном.

«Сербия первоначально была частью Мизии, Иллирии и Паннонии. После падения Римской империи, она принадлежала сербам, которые пришли туда из Сарматии в Азии. Позже они имели собственных деспотов, некоторые из которых были в зависимости от венгерских королей. Последний из них имел несчастье быть взятым в плен в битве, а его армия была перебита Амуратом I в 14м веке».

17. Сандаль, в своих Antiquities of Paris, копирует рассказ Фруассара о приеме короля Армении при дворе Карла VI, но дополняет его сведениями от Ювеналя Урсинского о том, что этот государь не был столь несчастен, поскольку он сохранил много драгоценностей и даже что-то из своей казны, когда бежал от татар. Он тщетно посредничал о мире между Англией и Францией, и вместе с другими людьми, был послан в Булонь по этому вопросу. Он умер в 1393 году во дворце Турнель (Tournelles), расположенном на улице Сен-Антуан, напротив королевского дворца Сен-Поль, где обычно была резиденция французских королей. Он был похоронен в церкви целестинцев, и по обычаям его страны, его друзья облачились в белые одежды, неся свечи из белого воска. Его тело было облачено в королевское платье того же цвета, и лежало на белой подстилке, а его голова была украшена золотой короной. При погребальной церемонии присутствовало множество принцев и великих сеньоров, и толпы простого народа.

Холиншед говорит, что Лев, король Армении, приезжал в Лондон и получил от Ричарда II пенсию в 1000 фунтов. Предметом его визита было заключение мира между Францией и Англией.

18. Текст, которому здесь следует М-р Джонс, существенно отличается от текста Соважа и более свежего французского издания и текста лорда Бернерса. Более того, он не соответствует действительности. Маргарита де Дюра была не герцогиней Анжуйской, а вдовой Карла Дураццо, короля Неаполитанского, соперника герцога Анжуйского Людовика. Согласно Соважу, этот отрывок следует читать так: «Кроме того, жившая в Гаэте Маргарита де Дюра находилась в противостоянии с королевой Неаполитанской, вдовой короля Людовика, герцога Анжуйского. Она умоляла о помощи, чтобы вести войну за Неаполь. Некоторое время мессир Отто колебался, не зная, чью сторону принять. Некоторые его советники советовали ему принять сторону Маргариты де Дюра, которая была наследницей Неаполя и Сицилии, и помочь ей защитить и отстоять свое наследство. А также взять ее в жены, так как она очень охотно возьмет его в мужья, поскольку он благородных кровей и высокого происхождения, а он, таким образом, станет королем и сеньором тех стран, на которые она претендует. Другие советовали ему противоположное, поскольку дети короля Людовика, коронованного в Бари, были юными и имели многочисленных друзей и родственников, особенно французского короля, который хотел им помочь, а их мать, мадам королева Жанна, герцогиня Анжуйская и Мэнская, была большой интриганкой. Все эти сомнения были изложены перед ним на совете. Мессир Отто все откладывал и медлил так долго, что потерял обе партии». Здесь мы видим, что Маргарита де Дюра была не наследницей неаполитанского королевства, но регентшей во время малолетства ее сына Владислава. – Изд.