-

ЖАН ФРУАССАР

ХРОНИКИ АНГЛИИ, ФРАНЦИИ, ИСПАНИИ И СОСЕДНИХ СТРАН

ОТ КОНЦА ПРАВЛЕНИЯ ЭДУАРДА II ДО КОРОНАЦИИ ГЕНРИХА IV

Книга 3

Глава 7

Фруассар продолжает свое путешествие. Он едет из Турнея в Тарб. Рыцарь рассказывает ему о том, как у лурдского гарнизона был ожесточенный бой с французами из близлежащего города, о некоторых деталях, касающихся осады Лурда и о смерти его губернатора, который не захотел сдать замок своему родственнику, графу де Фуа.

Утром мы сели на своих коней и выехали из Турнея, перешли вброд реку Лурд и, поехав по направлению к городу Тарбу, вступили в Бигорр, оставив слева дорогу на Лурд, Баньерес и замок Монгайар. Мы поехали в сторону деревни, называемую в этих краях Терра Кимита (Terra Cimitat) и обогнули лес, расположенный на землях сеньора де Барбазана. Тогда рыцарь сказал: «Мессир Жан, вот - проход Ларр (Larre). Посмотрите на него». Я так и сделал и подумал, что это очень странная страна и, что я оказался бы в большой опасности, если бы не находился в компании рыцаря.

Я вспомнил о том, что он рассказывал мне несколько дней назад о стране Ларр и о Менжане из Лурда, и напомнил ему об этом, сказав: «Монсеньор, вы обещали, что когда мы приедем в страну Ларр, то расскажете мне побольше о Менжане из Лурда и об обстоятельствах его смерти». «Это правда, - ответил рыцарь, - подойдите и поезжайте с моей стороны и расскажу я вам об этом». Тогда я проехал вперед, чтобы лучше его слышать, и он начал так:

«В те времена, когда Пьер д'Аншен удерживал замок и город Ортиньяс и держал там гарнизон, как я том уже рассказывал, воины из Лурда часто совершали набеги на некотором расстоянии от своей крепости, и они не всегда добивались успеха. Вы видите эти два замка - Барбазан и Мартерас (Marteras), в которых всегда стояли значительные гарнизоны. Между городами Баньером, Турнеем, Монгайаром, Саленжем, Бенашем, Горром (Gorre) и Тарбом также было полно французских войск. Когда они узнавали, что воины из Лурда отправлялись в какой-нибудь набег в сторону Тулузы или Каркассона, то собирались вместе и устраивали засады, чтобы убить их и захватить награбленное ими добро. Иногда с обеих сторон бывали убитые, а иногда солдатам из Лурда удавалось уйти. Однажды случилось так, что Эрнотон де Сен-Коломб (Ernauton de Sainte Colombe) и Ле-Менжан де Сен-Корней, со 120 копьями добрых латников, выступили из Лурда и проехали вокруг гор между двумя реками - Лиссом и Лессом, до самой Тулузы. На обратном пути, они нашли луга со множеством коров, свиней и овец, которых они захватили, также как и нескольких состоятельных людей с равнин, и увели их всех с собой.

Губернатору Тарба, гасконскому оруженосцу по имени Эрнотон Биффет (Ernauton Biffete), было сообщено, что солдаты из Лурда опустошили и разграбили страну. Он послал сообщить об этом сеньорам де Бенашу и Энгуэрросу де Лану (Enguerros de Lane), сыну мессира Раймона, а также сеньору де Барбазану, добавив, что он решил напасть на лурдцев. Эти рыцари и оруженосцы из Бигорра, согласились с ним и собрали своих людей в городе Турнее, через который обычно возвращали лурдцы. Туда же приехал бург д'Эспэнь со своими людьми из гарнизона Сен-Беара, и всего там собралось целых 2 сотни копий. Они разослали лазутчиков, чтобы узнать о приближении возвращающихся врагов. С другой стороны, лурдцы также имели лазутчиков, чтобы наблюдать за тем, не выйдут ли им наперехват какие-нибудь латники. Обе стороны были так деятельны, что каждый знал о силах другого. Когда лурдцы услышали, что воины из французских гарнизонов дожидаются их в Турнее, то они начали беспокоиться и созвали совет, чтобы решить, как им довести в безопасности награбленное добро. Было решено разделиться на два отряда. Один, в который вошли слуги и мародеры, должен был увести все награбленное добро и ехать окольной дорого в Ланбург, пройти до моста у Турнея и переправиться по нему через реку Лесс между Турнеем и Мальвуазеном. Для того, чтобы обоз смог безопасно переправиться через реку, другой отряд должен был идти по вершинам холмов, находясь в боевом порядке и делая вид, что намеревается вернуться через проход Ларр ниже Мартераса, но на самом деле, пройти между Барбазаном и Монгайаром. Обе части должны были встретиться в Монгайаре, откуда быстро могли бы добраться Лурда. Этому плану они и стали следовать. Бастард де Карнийяк (de Carnillac), Гийоне де Арне (Guillonet de Harnes), Перо Бурзье (Perot Boursier), Жан Кальмен де Бассель (Calemin de Basselle) и ле-Руж Экюйер (le Rouge Ecuyer) отобрали 40 копий и присоединили к ним всех слуг и мародеров. Они сказали им: «Вы поведете нашу добычу и пленников по дороге на Ланбург, а затем спуститесь к реке между Турнеем и Мальвуазеном, и там перейдете через нее по мосту. А затем следуйте окольными путями между Кимитатом и Монгайаром. Мы же пойдем другой дорогой - через Мартерас и Барбазан, так что все мы должны будем встретиться в Монгайаре». Затем этот меньший отряд ушел, а оставшиеся составили основной. В нем находились Эрнотон де Рестен (Ernauton de Resten), Эрнотон де Сен-Коломб, Ле-Менжан де Сен-Корней и еще 80 воинов, все латники. Было не более 10 варлетов. Они облачились в доспехи, надели шлемы и, взяв копья, поехали в тесном строю, чтобы быть в полной готовности к бою. И действительно, они не ждали ничего другого, поскольку знали, что их враги уже выступили в поход.

Французы, так же как и лурдцы, созвали совет, чтобы обсудить, как им поступить. Мессир Монан де Барбазан и Эрнотон Бискет (Biscete ) ¹ сказали: «Раз мы знаем, что лурдцы уносят домой громадную добычу и множество пленников, то нам будет очень досадно, если они от нас уйдут. Поэтому давайте сделаем две засады. Ведь нас достаточно для двух». После этого было решено, что ле-бург д'Эспэнь, мессир Раймон де Бенаш и Энгуэррос де Лан с одной сотней копий должны сторожить проход в Турнее, так как скот и пленники должны будут там переправляться через реку. А сеньор де Барбазан и Эрнотон Бискет с другой сотней копий должны сделать разведку и узнать, нельзя ли подойти к врагам поближе. Они разделились и сеньор де Бенаш и ле-бург д'Эспэнь расположились в засаде у моста между Турнеем и Мальвуазеном. Другой отряд поскакал к месту, на котором мы сейчас и находимся, и которое называется Ларр. Здесь обе стороны и встретились. Они сразу же спешились и, так как бой был неминуем, оставили своих коней пастись, а сами бросились вперед с острыми копьями, издавая свои кличи: «Святой Георг за Лурд!» и «Богоматерь за Бигорр».

Они столкнулись друг с другом, нанося со всей силой удары своими копями и, чтобы увеличить силу удара, они опирались на них грудью. Бой был очень равным, и как я слушал от бывших там людей, некоторое время никто не был сбит с ног. Когда они в достаточной степени использовали свои копья, то отбросили их и начали наносить друг другу ужасные удары боевыми топорами. Этот бой длился 3 часа. Изумительно было смотреть, как они сражались и защищались. Когда кто-нибудь до того уставал или задыхался, что больше не мог принимать участия в бою, то он садился около наполненного водой большого рва в центре долины, где сняв шлем, мог немного передохнуть. Отдохнув, он водружал шлем на место и возвращался в бой. Я не верю, что еще где-нибудь, со времен знаменитого боя тридцати англичан против тридцати французов ², была такая суровая битва, в которой сражались так хорошо, как здесь - у Мартераса в Бигорре

Они сражались врукопашную, и превосходный воин Эрнотон де Сен-Коломб едва не был убит местным оруженосцем по имени Гуйоне де Саленж (Guillonet de Salenges), который толкнул его так сильно, что едва не вышиб дух, и я вам расскажу о том, что произошло дальше. У Эрнотона де Сен-Коломба был слуга, который был в этой битве зрителем. Он сам не нападал, и на него никто не нападал. Но видя своего хозяина в бедственном положении, он подбежал к нему и, вырвав из его рук боевой топор, сказал: «Эрнотон, идите и посидите, отдохните, вы больше не можете продолжать бой». С этим боевым топором он двинулся против оруженосца и нанес ему такой удар по шлему, что заставил того пошатнуться и почти упасть. Гуйоне, испытывая боль от удара, был очень разгневан и попытался нанести слуге удар топором по голове. Но тот увернулся от удара и, сражаясь с оруженосцем, который очень устал, обернулся вокруг него, сбил с ног и сел на него со словами: «Я убью тебя, если ты не сдашься моему хозяину». «А кто твой хозяин?» «Эрнотон де Сен-Коломб, с которым ты так долго дрался». Оруженосец, видя, что у него нет выхода, поскольку он лежал под слугой, который уже был готов прикончить его кинжалом, сдался на условии, что он сам приедет в плен в замок Лурд в течение 15 дней, независимо от того, будет ли он спасен или нет. Такую услугу оказал слуга своему хозяину, и я должен сказать, мессир Жан, что в этот день было совершено слишком много воинских подвигов, и многие воины обещали сдаться сами в Тарб или в Лурд. Эрнотон Бискет и Ле-Менжан де Сен-Базиль сражались врукопашную, не щадя себя и совершили множество славных дел, да и все другие были полностью заняты боем. Однако они сражались так энергично, что истощили свои силы и оба были убиты на этом месте. Так пали Эрнотон Бискет и Ле-Менжан де Сен-Базиль.

После этого, по взаимному согласию, бой прервался, поскольку они были так истощены, что больше не могли владеть своими топорами. Некоторые сами сняли доспехи, чтобы поднабраться сил, и положили здесь свое оружие. Лурдцы унесли с собой тело Ле-Менжана, а французы также увезли в Тарб тело Эрнотона. И для того, чтобы сохранить память об этой битве, они воздвигли каменный крест на том месте, где сражались и умерли эти два рыцаря. Посмотрите, вот он, я показываю на него». Мы повернули направо и подъехали к кресту, и каждый прочитал «Ave Maria» и «Отче наш» за души погибших. «Ей-богу, - сказал я рыцарю, - я выслушал вас с удовольствием, и действительно это было очень серьезное дело для столь небольшого числа воинов. Но что сталось с теми, кто увозил добычу?» «Я вам расскажу, - ответил он. - У моста около Турнея, ниже Мальвуазена, там, где они намеревались переправиться, они встретили в засаде бурга д'Эспэня, который, как только они подошли поближе, бросился на них, имея численный перевес. Лурдцы не могли отступить, и были вынуждены претерпеть все. Я должен сказать по правде, что бой был таким же ожесточенным, и таким же долгим (если не дольше), чем бой у Мартераса. Бург д'Эспэнь совершал чудеса. Он так орудовал боевым топором, что каждый его удар повергал кого-нибудь на землю. Он был для этого хорошо сложен, и был более крупным и более сильным своих врагов и, при этом, не слишком тяжел телом. Он своей рукой взял в плен двух капитанов, бурга де Корнийяка (de Cornillac) ³ и Перо Палатина де Беарна (Perot Palatin de Bearn). Был убит опытный воин, наваррский оруженосец по имени Фернандо де Миранда. Некоторые из бывших там говорили, что его убил бург д'Эспень, другие, что он был задушен тяжестью своих доспехов. Короче говоря, вся добыча была отбита, а все, кто ее сопровождал, были либо убиты, либо взяты в плен, и спаслось не более трех человек, не считая слуг, которым удалось бежать, переправившись через реку Лесс вплавь. Так окончилось это дело, и гарнизон Лурда никогда не нес таких потерь, как в этот день. Пленные были любезно выкуплены или обменяны друг на друга, так как с обеих сторон, те, кто участвовали в этом бою, имели по нескольку пленников, так что им и надлежало обойтись друг с другом полюбезней».

«Святая Мария! - сказал я рыцарю, - этот бург д'Эспэнь, так ли он силен, как вы мне рассказали?» «Да, это так, клянусь честью, - сказал он, - и вы не найдете во всей Гаскони никого равного ему по силе. Именно за это граф де Фуа почитает его как брата по оружию. Три года назад, я видел, как он сыграл смешной трюк, о котором вам расскажу. На рождественский день, когда граф де Фуа, как обычно, отмечал праздник с множеством рыцарей и оруженосцев, погода была пронизывающе холодной, и граф обедал со многими сеньорами в зале. После обеда он поднялся и пошел по галерее, к которой ведет лестница в 24 ступени. В этой галерее находится печная труба, где поддерживается огонь, когда в ней находится граф, а в иное время - нет. И огонь никогда не бывает большим, так как он этого не любит. Не из-за недостатка дров, ведь Беарн достаточно обильно покрыт лесами, чтобы сделать ему тепло, если бы он того захотел. Но он просто привык к небольшому огню. Когда он решил, что огонь на галерее слишком слаб, ведь был мороз, и погода была очень плохой, он заметил бывшим около него рыцарям: «Это слишком слабый огонь для такой погоды». Эрнотон д'Эспэнь немедленно бросился вниз по ступенькам, поскольку из выходящего во двор окна галереи он увидел множество ослов, груженных дровами для нужд дома. Он схватил самого большого из этих ослов, со всем его грузом, забросил его себе на плечо и понес вверх по ступенькам. Растолкав толпу рыцарей и оруженосцев, стоявших вокруг камина, он швырнул осла и его груз вверх ногами, на лежащих около камина собак, к восторгу графа и к всеобщему изумлению силой оруженосца, который пронес с такой легкостью и столь далеко такой тяжелый груз».

Вот о таком подвиге силы я услышал. И все истории мессира Эспэня дю Лиона приносили мне такое удовлетворение и восторг, что я нашел нашу дорогу слишком короткой. Пока я слушал эти рассказы, мы переправились через Ларр и, оставив замок Мартерас, где была битва, проехали вплотную от прекрасного и сильного замка Барбазан, расположенного на расстоянии одного лье от Тарба. Мы увидели его перед собой. Дорога была хорошей, и по ней было легко путешествовать. Она следовала течению реки Лешез (Leschez), которая берет исток в горах. Мы ехали с удобством, не утомляя своих коней, и он указал мне на другом берегу реки замок и город Монгайар и дорогу, которая ведет прямо к Лурду. Тогда мне пришло в голову спросить рыцаря о том, что было с герцогом Анжуйском, когда ему сдался замок Мальвуазен и о том, что он делал во время похода к Лурду. Он охотно поведал мне следующее:

«Уйдя со своим войском от Мальвуазена, герцог Анжуйский переправился через реку Лешез по мосту у Турнея и, двигаясь по дороге, чтобы осадить Лурд, стал лагерем в Баньере. Там находится красивая река, которая течет мимо Тарба. От Турнея она принимает другое направление и впадает в Гаронну ниже Монмийона. Мессир Пьер Арно де Беарн, со своим братом Жаном, Пьер д'Аншен, Эрнотон де Рестен (Ernauton de Restin), Эрнотон де Сен-Коломб и Ле-Менжан, который был тогда еще жив, Фернандо де Миранда, Оливье Барб, ле-бург де Корнийяк, ле-бург Камю и другие, находившиеся в Лурде воины, имели добрые сведения о его прибытии. К его подходу они сильно укрепили замок во всех отношениях. Лурд продержался целых 16 дней, несмотря на все атаки, которые французы смогли против него предпринять. Было совершено множество славных подвигов и, благодаря привезенным герцогом осадным машинам, городу был нанесен большой ущерб, так что, в конце концов, он все же был взят. Но гарнизон не пострадал, не потеряв ни мужчин, ни женщин, ни детей, поскольку все они отступили в замок. Ведь они хорошо знали, что город нельзя долго удерживать, поскольку он был защищен только палисадами.

Когда французы захватили город Лурд, что очень обрадовались и, расквартировавшись в нем, окружили замок, который нельзя было взять иначе, как долгой осадой. Герцог пробыл здесь более 6 недель, и потерял больше, чем приобрел, так как осаждавшие не могли причинить вреда тем, кто находился в замке, ведь тот расположен на отвесной скале, и подойти к нему можно только с помощью лестниц и то только с одной стороны. У палисада произошло несколько ожесточенных стычек, и было совершено несколько подвигов, в которых было убито и ранено много французских оруженосцев, подошедших к замку слишком близко. Видя, что силой он ничего не может сделать с замком Лурд, герцог Анжуйский начал переговоры с его губернатором, предлагая ему большую сумму денег, если он сдаст свой гарнизон. Рыцарь был человеком чести и извинился за себя, сказав, что «гарнизон не его, и что он не может ни продать, ни отдать, ни отчуждать вотчины английского короля, а иначе он будет изменником, которого будут презирать, и что он останется верным своему прирожденному сеньору. Когда ему была вверена крепость, то это было сделано на условии, что он торжественно поклянется своей честью, в присутствии принца Уэльского, что будет охранять и оборонять замок Лурд до своей смерти от любого человека, если только тот не будет послан к нему королем Англии». Другого ответа от него не удалось добиться, несмотря на все предложения и обещания, что ему делались. Так что когда герцог и его совет увидели, что они не могут ничего добиться, то сняли осаду замка Лурд, но снимаясь с лагеря, они сожгли до основания сам город Лурд.

Герцог отступал со своей армией вдоль границ Беарна в направлении Монмарсена (Montmarsen). Он узнал, что граф де Фуа усилил воинами все свои гарнизоны. Это его не так сильно расстроило, как то, что беарнцы продолжат удерживать замок Лурд, но он так и не смог получить какого-либо удовлетворения на этот счет. Как я говорил ранее, граф де Фуа был очень подозрителен относительно намерений герцога, который не причинил ему никакого вреда, хотя граф д'Арманьяк и сеньор д'Альбре хотели побудить его действовать иначе. Но он к этому не прислушался. Когда он стоял лагерем около Момарсена и на высокогорье Альбре, то послал в Ортез мессира Пьера де Бёйя (de Beuil). Прибыв туда, он был радушно встречен графом де Фуа и поселен в замке. Граф великолепно его принимал и подарил ему прекрасных коней и мулов, и одарил его людей другими дарами. Вместе с ним он послал герцогу Анжуйскому четырех красивых коней и двух испанских борзых, таких красивых и добрых, что других таких не было. Между графом и мессиром Пьером де Бёйем состоялись тайные переговоры, о которых мы долго ничего не знали. Но из случившихся вскоре событий, мы подозреваем, о чем они были, и о чем я вам расскажу, а к тому времени мы как раз приедем в Тарб.

Вскоре после того, как герцог Анжуйский закончил свой поход и вернулся в Тулузу, граф де Фуа с доверенным гонцом послал письма в Лурд к своему кузену Пьеру-Арно де Беарну, чтобы тот приехал в Ортез. Получив эти письма и приняв во внимание личность гонца, который был человеком высокого ранга, тот стал задумчивым и сомневался, ехать ему или нет. Однако, по зрелому размышлению, он сказал, что поедет, поскольку не хочет оскорбить графа де Фуа. Уже уезжая, он подозвал к себе своего брата Жана де Беарна и сказал ему в присутствии воинов гарнизона: «Сударь, за мной послал граф де Фуа. Я не знаю по какой причине, но раз он того хочет, то я к нему явлюсь, и я еду. Я очень сильно подозреваю, что он потребует сдачи этого замка. Ведь герцог Анжуйский прошелся вдоль границ его страны, но не вступал в нее, а граф де Фуа давно хотел заполучить замок Мальвуазен для того, чтобы стать хозяином Ланбурга и границ Бигорра и Комменжа. Я не знаю, заключен ли какой-нибудь договор между ним и герцогом Анжуйским, но я заявляю, что пока я жив, я не сдам замок Лурд никому, кроме моего прирожденного сеньора, короля Англии. Поэтому я приказываю вам, брат Жан, раз я назначаю вас здесь командиром, чтобы вы все поклялись своей честью, что вы будете удерживать этот замок так же, как и я, и что вы никогда не отступите от этого ни в жизни, ни в смерти». Жан дал требуемую братом клятву, а затем Пьер-Арно уехал в Ортез, где по прибытии остановился в гостинице «Луна».

Когда он решил, что настало подходящее время, чтобы увидеться с графом, то поехал к нему в замок, и был встречен там самым миролюбивым образом. Граф усадил его с собой за один стол и оказывал ему все знаки внимания. Когда обед был окончен, граф сказал: «Пьер, я хочу обсудить с тобой много дел. Поэтому ты не должен уезжать отсюда, не попрощавшись со мной». Рыцарь ответил: «Монсеньор, я с радостью останусь до тех пор, пока вы не позволите мне уехать». На третий день граф обратился к нему в присутствии виконта де Гуссерана, его брата, сеньора д'Аншена из Бигорра и еще нескольких рыцарей и оруженосцев, и говорил он так громко, что все могли его слышать: «Пьер, я послал за тобой, чтобы сообщить тебе, что монсеньор Анжуйский очень разгневан на меня из-за гарнизона Лурда, в котором ты являешься командиром. Благодаря доброй службе нескольких своих друзей, бывших в его войске, я знаю, что мои земли едва избежали опустошения, и он, и те его приближенные, что ненавидят меня, считают, что я поддерживаю тебя, потому, что ты родом из Беарна. Теперь я не хочу навлекать на себя гнев столь могущественного принца, как герцог Анжуйский. Поэтому я приказываю тебе, под страхом вызвать мое неудовольствие, и на основании клятвы и оммажа, которые ты мне принес, передать замок Лурд мне».

Рыцарь был словно громом поражен, услышав эту речь, и какое-то время думал над тем, какой дать ответ, поскольку он осознавал, что речь графа была весьма решительной. Все обдумав, он сказал: «Монсеньор, я действительно принес вам клятву и оммаж, так как я бедный рыцарь вашей крови и родом из вашей страны. Но что касается замка Лурд, то я никогда не сдам его вам. Вы послали за мной и поэтому вы можете сделать со мной все, что вам угодно. Я держу замок Лурд от короля Англии, который назначил меня туда, и только ему, и никому другому, я могу сдать этот замок». Услышав этот ответ, граф де Фуа был крайне разгневан, и сказал, доставая свой кинжал: «О, О! Ты говоришь - нет? Этой головой ты больше не скажешь ничего». И, произнеся эти слова, он предательски ударил его кинжалом, так что серьезно ранил в пяти местах, и никто из присутствовавших баронов и рыцарей не осмелился вмешаться. Рыцарь ответил: «Ба, ба, монсеньор, это неблагородное обращение. Вы послали, чтобы я приехал сюда, и вы убиваете меня». Нанеся ему эти 5 ударов кинжалом, граф приказал отнести его и бросить в донжоне, что и было сделано. И там он и умер, поскольку его плохо лечили от полученных ран».

«О, Святая Мария, - сказал я рыцарю, - разве это не деяние великой жестокости?» «Как бы то ни было, - ответил он, - так случилось, и плохо будет тому, кто разгневает графа, поскольку потом он никого не простит. Он держал своего двоюродного брата, виконта де Шатобона (de Chateaubon) 8 месяцев в заточении в башне замка Ортез, а потом взял за него выкуп в 40 тысяч ливров, несмотря на то, что того считали его наследником». «Что, мессир, - сказал я - у графа де Фуа нет детей?» «Эх, во имя Бога, никого из рожденных в законном браке. Но у него есть 2 юных рыцаря, бастарда, мессир Женуэн (Jenuain) и мессир Грасьен (Gracien), которых вы увидите, и которых он любит как самого себя». «А был ли он когда-либо женат?» «Да, и жена есть до сих пор, но мадам де Фуа с ним не живет». «А где она обитает?». «Она живет в Наварре, так как король Наваррский приходится ей братом. Она была дочерью короля Людовика Наваррского ⁴». «А у графа де Фуа не было никогда от нее детей?» «Да, был очень красивый сын, который вызывал восторг у своего отца и у страны. Благодаря ему, мог бы быть решен спорный вопрос о графстве Беарн, поскольку его жена была сестрой графа д'Арманьяка». «И умоляю вас, сударь, могу я спросить, что стало с этим сыном?» «Да, - ответил он, - но история слишком длинная для сегодняшнего дня, поскольку, как вы видите, мы уже прибыли в город».

С этими словами я оставил рыцаря с расспросами и вскоре мы въехали в Тарб, где очень удобно устроились в гостинице «Звезда». Мы пробыли там весь этот день, так как это было очень удобное место для того, чтобы дать отдых себе и лошадям. Там имелось доброе сено, добрый овес и была прекрасная река.

Глава 8

Во время путешествия в Морлен рыцарь из Фуа рассказывает Фруассару о ссоре и о примирении между герцогом Беррийским и графом де Фуа. А также о причине войны между ним и графом д'Арманьяк.

Наутро, после мессы, сев на наших коней и покинув Тарб, мы приехали в Жорр (Jorre), город, который всегда доблестно отбивался от солдат гарнизона Лурда. Мы проехали через него и вступили в Беарн. Рыцарь остановился в поле и сказал: «Теперь мы в Беарне». Там были две пересекающиеся друг с другом дороги, и мы не знали, какую выбрать, то ли на Морлен, то ли на По. В конце концов, мы поехали в Морлен.

Проезжая над довольно ровными пустошами Беарна и желая возобновить наш разговор, я спросил: «А город По - он находится недалеко от нас?» «Да, - ответил он, - я покажу вам его колокольню. Но он гораздо дальше, чем кажется, и ведущие туда дороги очень плохие из-за толстого слоя глины ⁵. Для нас было бы глупостью попытаться ехать через него, что делают те, кто недостаточно хорошо знаком со страной. Ниже находятся город и замок Лурд». «А кто является его губернатором сейчас?» «Жан де Беарн, брат убитого мессира Пьера де Беарна, и он именует себя сенешалем Бигорра от имени английского короля». «В самом деле, - сказал я, - а этот Жан наносил ли когда-нибудь визит графу де Фуа?» «Никогда со дня смерти своего брата, но другие его люди ездили к нему, когда им предоставлялась для этого такая возможность». «Сделал ли граф де Фуа какое-либо возмещение за убийство рыцаря? И пребывал ли он когда-либо позднее в подобной ярости?» «Да, очень часто, - ответил рыцарь, - но что до возмещения, то он никогда ничего подобного не делал, за исключение разве что тайной епитимии, месс и молитв. При нем состоит сын Жана де Беарна, молодой и любезный оруженосец, которого он очень любит».

«Святая Мария! - воскликнул я, - раз герцог Анжуйский так жаждал заполучить Лурд, то он должен был быть доволен графом де Фуа, который смог убить рыцаря и своего кузена, только чтобы выполнить желание герцога». «Ей-богу, это так и было. Поскольку, когда вскоре после этого случая, его племянник приехал к французскому двору, то король прислал к нему мессира Роже д'Эспэня и президента парижского парламента с прекрасным, скрепленным печатями, письменным патентом. В нем была королевская декларация о том, что ему отдается в пожизненное владение графство Бигорр, но что за это граф должен стать его вассалом и держать графство от короны Франции. Граф де Фуа был очень благодарен королю за этот акт благоволения и за этот дар - Бигорр, о котором он не просил. Но чтобы не говорил или не делал мессир Роже д'Эспэнь, он так и никогда его и не принял. Он сохранил лишь замок Мальвуазен, поскольку тот был ничейным. Ведь замок и зависимые от него земли не держал никто, кроме Бога, а прежде он был частью его наследственных владений. Чтобы сделать приятное герцогу Анжуйскому, французский король отдал его графу де Фуа, но граф поклялся в том, что он будет держать его лишь при условии никогда не впускать в это владение никого из врагов Франции. И действительно, он хорошо его охраняет. Гарнизон Мальвуазена англичане должны были бояться также сильно, как и любой другой французский или гасконский гарнизон, и они никогда не осмеливались вторгаться на земли графа де Фуа.

Мне доставила большое удовольствие истории мессира Эспэня дю Лиона, которую я хорошо запомнил, поскольку, как только мы спешились в нашей гостинице, я сразу же все записывал, чуть раньше или чуть позже, для того чтобы потомки могли извлечь из этих рассказов пользу. Ведь нет ничего лучшего, чем для сохранности все записывать.

Этим утром мы доехали до Морлена, но прежде чем мы туда приехали, я вновь начал разговор, сказав: «Монсеньор, я забыл спросить у вас, когда вы рассказывали мне историю Фуа и Арманьяка. Как граф де Фуа смог укрыться от герцога Беррийского, который женат на дочери и сестре графов д'Арманьяк? И если бы герцог Беррийский начал бы против него войну, то, как бы он поступил?» «Как бы он поступил? - сказал рыцарь, - я расскажу вам. В прежние времена, герцог его смертельно ненавидел, но теперь, благодаря тому, о чем вы услышите, когда будете в Ортезе, они являются очень добрыми друзьями». «Монсеньор, была ли какая-либо причина для ненависти герцога?» «Отец Божий! Нет, - ответил рыцарь. - Я расскажу вам о причине этой вражды. Когда французский король Карл, отец нынешнего короля, умер, то управление королевством, было разделено на 2 части. Монсеньор Анжуйский, которому не терпелось отправиться в Италию, куда он и в самом деле уехал и завоевал ее, оставил здесь двух своих братьев, герцогов Беррийского и Бургундского. Герцог Беррийский управлял землями в Лангедоке, а герцог Бургунский - землями Лангедойля и всей Пикардией ⁶.

Когда жители Лангедока узнали о том, что ими будет управлять монсеньор Беррийский, то они сильно встревожились, особенно жители Тулузы и окрестных земель, так как они знали, что герцог мот, который будет добывать деньги всеми способами, какими только сможет, не заботясь о том, как насколько сильно при этом будет угнетен народ. Некоторые бретонцы все еще оставались в Тулузене, окрестностях Каркассона и в Руэрге. Их оставил герцог Анжуйский, и они грабили всю страну. Говорили, что их поддерживает герцог Беррийский для того, чтобы самому быть хозяином главных городов страны. Самого герцога в это время в Лангедоке не было, так как он сопровождал короля в его войне во Фландрии. Лучшие жители Тулузы, понимали как молод король, и насколько он сейчас, вместе со своим дядей, герцогом Бургундским, занят делами во Фландрии. Видя, как их постоянно грабят бретонцы и другие мародеры, так что они не знают, как этому помешать, они отправили предложение графу де Фуа, что они будут ежемесячно платить ему определенную сумму денег, если он примет на себя управление и защиту Тулузы и близлежащих городов. Они очень настоятельно упрашивали его согласиться на их просьбу, так как знали его, как человека справедливого, очень любящего правосудие, удачливого в делах, и внушающего большой страх своим врагам. Тулузцы всегда были к нему сильно расположены, поскольку он всегда был им добрым соседом.

Он взял на себя бремя править ими и поклялся держать и защищать страну и ее права против всех, кто будет против нее злоумышлять, но с сохранением прав короля Франции. Он сразу же приказал расставить значительные воинские отряды на разных дорогах, которые выбирали мародеры, и однажды, в Робестене, что в Тулузене, он повесил или утопил их более 4 сотен. Это принесло ему такую большую любовь жителей Тулузы, Каркассона, Безье, Монпелье и других городов, что говорили, что Лангедок хочет восстать и выбрать своим сеньором графа де Фуа. Герцогу Беррийскому, который правил Лангедоком, были неприятны эти известия, и, понятное дело, вызвало большую ненависть к графу де Фуа за такое большое вмешательство в дела Франции и из-за поддержки тулузцев в их стремлении восстать. Он направил в страну солдат, но они были сурово отражены сторонниками графа де Фуа, и были вынуждены отступить, а иначе бы они очень пострадали. Это разгневало герцога еще больше. Он сказал, что граф де Фуа - самый гордый и самый наглый человек на свете, и он не терпел, чтобы в его присутствии его имя упоминалось с похвалой. Но он ничего не сделал против него, поскольку все его города и замки были так хорошо снабжены графом гарнизонами, что никто не осмеливался вторгаться на его земли.

Когда герцог Беррийский вступил в Лангедок, граф отказался от правления Тулузой и ничего не делал, чтобы рассеять предубеждение герцога. Но все же, его недовольство графом было еще сильнее, чем раньше. Теперь я должен рассказать, благодаря чему между ними установился мир. Около 10 лет назад ⁷, Элеонора де Комменж (в настоящее время графиня Булонская, близкая родственница графа де Фуа и законная наследница графства Комменж, несмотря на то, что им владеет граф д'Арманьяк) приехала к графу в Ортез, привезя с собой юную девочку 3 лет от роду. Граф радушно ее принял и осведомился о деле, по которому она приехала, и том, что случилось? «Монсеньор, - сказала она,- я еду к своему дяде и его жене, графу и графине де Дургей (Durgueil), что в Арагоне, с тем, чтобы у них и остаться, поскольку я очень плохо живу со своим мужем, мессиром Жаном де Булонь, сыном графа де Булонь. Я ожидала, что он вернет мне мое наследственное владение Комменж, отобрав его у графа д'Арманьяк, который не только владеет им, но и заточил в тюрьму мою сестру. Но мой муж слушком мягок для рыцаря и довольствуется только едой и питьем и наслаждается своими радостями. И когда умрет его отец, он продаст большую часть его владений, чтобы приумножить свои наслаждения. Именно по этой причине я не могу с ним жить. Я также взяла с собой свою дочь, которую я передаю под вашу опеку и назначаю вас ее опекуном, чтобы учить и защищать ее, поскольку я хорошо знаю, что по причине нашего родства вы мне не откажите, и я полностью уверена в вашей заботе о моей дочери Жанне. Я с большим трудом смогла забрать ее из рук отца и вывести из страны. И, насколько я знаю, арманьяки - такие же ваши враги, как и мои. Они способны похитить ее, поскольку она является истинной наследницей Комменжа, и поэтому я вверяю ее вам. Умоляю вас, не подведите меня в этом деле. Ведь я твердо верю, что когда мой муж узнает о том, что я оставила ее под вашей опекой, то он будет доволен, поскольку он часто говорил, что эта девочка доставит ему лишь много хлопот».

Граф де Фуа был обрадован, услышав, что его кузина, мадам Элеонора, говорит такое, и подумал промеж себя (ведь у него очень богатое воображение), что эта девочка послана ему очень удачно, поскольку, благодаря ей, он сможет либо установить прочный мир со своими врагами, либо составить ей такую благородную партию, что его будут бояться. Он ответил: «Мадам и кузина, я самым охотным образом удовлетворю вашу просьбу. Я обязан это сделать ради нашего родства. Что касается вашей дочери, то я буду защищать ее, и буду заботиться о ней как о своем собственном дите». «Тысячу благодарностей, монсеньор», - сказала мадам. Так юная мадемуазель Булонская остается с графом в его доме в Ортезе, который она с тех пор никогда не покидала, а мадам ее мать продолжила свой путь в Арагон. Она возвращалась повидать ее два или три раза, но никогда не просила ее вернуть, поскольку граф относился к ней, как будто бы она была его собственной дочерью. Но я должен рассказать вам, благодаря чему, он теперь находится в хороших отношениях с герцогом Беррийским, хотя прежде был у него в большой немилости. Герцог сейчас очень хочет на ней жениться, и из того, что я слышал в Авиньоне от папы, который говорил со мной на этот счет, и который сам приходится ей двоюродным братом, герцог побудил его поговорить о ней и решил сделать ее своей женой».

"О, Святая Мария, - сказал я рыцарю, - ваша история доставила мне большое удовольствие и оказала мне услугу. И я не упущу ни одного слова из сказанного вами, но все они будут включены в хронику вместе со всем тем, что я говорил и делал, если Бог даст мне силы вновь вернуться в Валансьен – в то место, откуда я родом. Но я злюсь по одной причине». «Какой же?» - спросил рыцарь. «Ей-богу, как такое может быть, что такой благородный и доблестный государь, как граф де Фуа не имеет законного наследника от своей жены». «Если бы Богу было бы угодно, то он у него бы был, - ответил рыцарь. - Ведь если бы этот ребенок был бы сейчас жив, то он был бы счастливейшим сеньором на свете, и этому также радовались бы и его вассалы». «Что! - сказал я, - его владения останутся без наследника?» «О нет. Его наследником является его двоюродный брат, виконт де Шатобон (de Chateaubon)». «А он доблестный воин?» «Нет, да поможет ему Бог. И по этой причине граф де Фуа его не выносит. Он сделает своими наследниками своих двух сыновей бастардов, юных и прекрасных рыцарей, и намеревается очень сильно возвысить их с помощью брака. Ведь у него достаточно денег, которые найдут им жен, чтобы поддержать и помочь им». «Мессир, - сказал я, - все это очень хорошо. Но я не думаю, что бастарды должный наследовать фьефы». «Почему нет? – сказал он, - если хотят достойного наследника. Разве вы не видите, как испанцы короновали своим королем бастарда дона Энрике? И как португальцы сделали тоже самое. Часто случается, что бастарды силой добиваются владения несколькими королевствами. Разве не был Вильгельм Завоеватель сыном бастардом герцога Нормандского! Он завоевал всю Англию, также как и королевскую дочь, и затем правил, и сам он был королем, и от него происходят все короли Англии».

«Хорошо, мессир, - сказал я, - все это может быть хорошо, так как ничего больше не остается. Но что может случиться? Определенно, партия арманьяков слишком сильна, и эта страна должна стать ареной войны. Расскажите мне, мой дорогой сударь, о первопричине войны между Фуа и Арманьяком, и что послужило первым поводом». «Я это сделаю, клянусь честь, - ответил рыцарь, - однако, это была замечательная война, так как каждый полагал, что право на его стороне. Вы должны знать, что прежние времена, я полагаю, что примерно 100 лет назад, был сеньор Беарна, наиславнейший воин по имени Гастон ⁹. Он был с большой торжественностью похоронен во францисканской церкви в Ортезе, где вы найдете его и сможете увидеть, какого размера были его тело и конечности, поскольку при его жизни была сделана превосходная статуя из латуни. Этот Гастон имел двух дочерей ¹⁰, старшая из которых вышла за тогдашнего графа д'Арманьяк, а младшая - за графа де Фуа, племянника арагонского короля. Как потомки арагонских королей, графы де Фуа все еще носят его герб – золотые полосы на червленом поле. Это, как я думаю, вы знаете. Случилось так, что сеньор Беарна вел жестокую и долгую войну с тогдашним королем Кастилии ¹¹, который пройдя с многочисленной армией через Бискайю, вторгся в Беарн. Получив известия об этом походе, мессир Гастон де Беарн стал собирать отовсюду людей и написал своим двум зятьям, графам д'Арманьяк и де Фуа, чтобы они пришли как можно скорее, со всеми своими войсками, чтобы помочь ему защитить и сохранить свое владение.

По получении этих писем, граф де Фуа, как можно быстрее, собрал своих вассалов и послал за помощью ко всем своим друзьям. Он так сильно постарался, что собрал 5 сотен рыцарей и оруженосцев и 2 тысячи пеших, вооруженных дротиками, стрелами и щитами. В сопровождении этих войск он отправился в Беарн на помощь своему тестю, который этому очень обрадовался. Эта армия перешла реку Бан (Bane) по мосту в Ортезе, и разбила лагерь между Савотерром и Лопиталем (l’Hopital). Кастильский король, у которого было целых 20 тысяч человек, стал неподалеку от них. Мессир Гастон де Беарн и граф де Фуа ждали графа д'Арманьяк и прождали его 3 дня. На четвертый прибыл герольд от графа д'Арманьяк с письмами к мессиру Гастону, в которых говорилось, что он не сможет придти, и что для него не приемлемо выступать в поход на стороне графства Беарн, поскольку в настоящее время у него нет в нем никаких интересов. Поняв, что он не получит никакой помощи от графа д'Арманьяк, мессир Гастон был сильно поражен и спросил графа де Фуа и беарнских баронов о том, как ему поступить. «Монсеньор, - ответил граф де Фуа, - раз мы здесь собрались, то давайте предложим битву нашим врагам». Этому совету и последовали, и все немедленно вооружились. Их могло быть около 12 тысяч человек, у которых были шлемами на головах, и 6 тысяч пеших.

Граф де Фуа с авангардом напал на кастильского короля и его войско, пока те находились в лагере. Битва была очень суровой и кровавой. Свыше 2 тысяч кастильцев было убито. Граф де Фуа взял в плен сына и брата кастильского короля, которых он отослал к мессиру Гастону де Беарну, командовавшим арьергардом. Кастильцы были полностью разбиты. Граф де Фуа преследовал их до самых ворот Сен-Андеро в Бискайе, где король нашел убежище в аббатстве и скрылся в обличии монаха, а иначе, он был бы взят в плен. Те, кто смогли, спаслись на лодках. Граф де Фуа, вернувшийся к мессиру Гастону де Беарну, был принят им с большой радостью, и действительно, на то имелась причина, ведь он спас свою честь и сохранил графство, которое иначе было бы потеряно. Эта битва и поражение кастильцев, и захват в плен сына и брата короля, заставили того согласиться на мир с сеньором де Беарном на его условиях

Вернувшись в Ортез, мессир Гастон де Беарн, в присутствии всех рыцарей Беарна и Фуа, взял графа де Фуа за руку и сказал: «Дорогой сын, вы действительно мой сын, мой верный сын, и вы сохранили и мою честь, и честь моей страны. Граф д'Арманьяк, который женился на моей старшей дочери, извинился от помощи в защите моей вотчины, в которой он так сильно заинтересован. Поэтому я объявляю, что он утратил и утратил навеки ту долю, которую он мог бы ожидать благодаря браку с моей дочерью. Вы, граф де Фуа, унаследуете все мои земли Беарна после моей смерти, вы и ваши наследники на все времена. Я прошу и приказываю всем своим подданным согласиться со мной и заверить этот дар, что я дарю вам, мой дорогой сын Фуа». Все присутствовавшие ответили: «Монсеньор, мы с самой большой радостью сделаем это». Так прежние графы де Фуа стали сеньорами Беарна. Они носили его герб и его титул, и кричали его боевой клич и имели от него все доходы. Однако, Арманьяки не менее настоятельно заявляли о своих правах и тоже носили такой же титул. Это и является причиной ссоры и войны между Арманьяком, Фуа и Беарном».

«Ей богу, сказал я рыцарю, - вы полностью объяснили этот вопрос. Я никогда прежде ничего об этом не слышал, но раз теперь я об этом знаю, то, если Бог позволит мне вернуться на мою родину, то я это увековечу. Но есть еще одна вещь, о которой я хотел бы знать: что стало причиной смерти сына графа де Фуа?» Рыцарь задумался и сказал: «Это слишком печальная тема. Поэтому я не хочу об этом рассказывать. Но когда вы будете в Ортезе, то если вы спросите, то найдете много таких, кто расскажет вам всю историю». Я был вынужден удовлетвориться таким ответом, так что мы продолжали свой путь, пока не прибыли в Морлен (Morlens).

Глава 9

Мессир Жан Фруассар прибывает в Ортез. Старый оруженосец рассказывает ему о жестокой смерти единственного сына графа де Фуа и о странных снах брата–бастарда графа, мессира Пьера де Беарна.

Утром мы выехали в путь и отобедали в Монжербале (Montgerbal), где вновь сели на коней и, выпив по кубку в Эрси (Ercie), на закате прибыли в Ортез. Рыцарь спешился в своем собственном доме, а я в гостинице «Луна», которую содержал графский оруженосец по имени Эрнотон дю Пен (Ernauton du Pin). Он принял меня с большой радостью, поскольку я был французом. Мессир Эспэнь дю Лион, бывший моим спутником, направился в замок, чтобы поговорить с графом о его делах. Он застал его в галерее, незадолго до часа обеда. Граф еще с детства привык следовать обыкновению вставать в полдень, а ужинать в полночь.

Рыцарь рассказал ему о моем приезде, и за мной сразу же послали, поскольку граф является одним из тех сеньоров, которые с удовольствием встречаются с путешественниками, чтобы узнать от них последние новости. При моем появлении он радушно меня принял и оставил при своем дворе, при котором я хорошо провел время в течение более 12 недель. Там же были размещены и мои лошади. Наш знакомство было укреплено тем, что я преподнес ему привезенную с собой книгу, которую составил по желанию Венцеслава Богемского, герцога Люксембурга и Брабанта. В этой книге под названием «le Meliador» содержатся все песни, баллады, песенки и лирические поэмы, которые сочинил этот кроткий герцог, и которые я свел в этот сборник. Каждую ночь после ужина я читал ему вслух отрывки из книги. В это время ни он, ни кто-либо другой ничего не говорили, так как он хотел слышать все как можно лучше, и он получал от этого много удовольствия. Когда какой-нибудь пассаж был ему недостаточно ясен, то он сам обсуждал его со мной, и не на своем гасконском языке, а на весьма добром французском.

Я расскажу вам о некоторых вещах, касающихся его и его дома, поскольку я пробыл там достаточно долго, чтобы собрать эти сведения. Графу Гастону Фебу де Фуа, о котором я сейчас говорю, было в это время 59 лет от роду, и я должен сказать, что хотя я видел очень многих рыцарей, принцев и прочих людей, но никогда не встречал столь красивого человека, как формами своих конечностей и тела, так и лицом. Оно было красивым и румяным, с серыми и ласковыми глазами, которые доставляли удовольствие всякий раз, когда он хотел выразить свою благосклонность. Его сложение было столь совершенным, что никто больше не мог похвастаться таким же. Он искренне любил те вещи, которые должен был любить, и ненавидел тех, кто навлекал на себя его ненависть. Он был расчетливым рыцарем, полным предприимчивости и мудрости. При нем никогда не было распутных людей, и он правил мудро и был неизменен в своей набожности. Регулярно проходили всенощные с чтением псалтыря и молитвами в честь Девы Марии и Святого Духа, а также заупокойные службы. Каждый день он раздавал всем пришедшим милостыню у своих ворот, 5 флоринов мелкими деньгами. Он был щедрым и любезным, когда делал подарки и хорошо знал, когда подобает их дарить, и когда принимать от тех, к кому он имел доверие. Он очень любил собак, больше всех других животных и в течение зимы и лета проводил много времени на охоте. Он никогда не любил никаких глупых дел и постыдных нелепостей, и хотел знать ежемесячно количество своих денежных трат. Он выбрал из числа своих подданных 12 наиболее способных людей, которые занимались управлением его финансов. Двое из них занимались этим по 2 месяца, а затем их сменяли двое других. И из них он выбрал одного в качестве контроллера, и этого человека он наделил своим величайшим доверием, а все остальные предоставляли ему счета. Этот контроллер вел учет в свитках или рукописных книгах, которые представлялись графу. В его покоях находился сундук, из которого он брал деньги для раздачи разным рыцарям, оруженосцам или дворянам, когда те к нему приезжали. Ведь никто не уезжал от него без подарка, и эти суммы он постоянно увеличивал, чтобы быть готовым к любой случайности, что могла случиться. Он был легко доступен для всех, и очень легко вступал в разговор, несмотря на лаконичность своих советов и своих ответов. Для записи и переписывания своих бумаг он держал четырех секретарей, и эти секретари были обязаны быть наготове в тот момент, когда он выходил из туалета. Их он называл не Жан, Готье или Гийом, но своими бездельниками. Им он отдавал свои письма после того, как их прочитывал, для того, чтобы скопировать их или сделать какую-либо другую вещь по его усмотрению.

Так жил граф де Фуа. Когда он выходил из своих покоев в полночь для ужина, то 12 слуг несли перед ним по большому факелу. Факелы расставлялись около его стола и ярко освещали апартаменты. Зал был полон рыцарей и оруженосцев, и было изобилие столов, накрытых для любого, кто захотел бы поужинать. Никто не говорил с ним за столом, пока он первым не начинал разговор. Обычно он любил есть птицу, но только крылышки и бёдрышки, а в дневное время он много ни ел и не пил. Он находил огромное удовольствие в слушании менестрелей, и сам он был искусен в этой науке и побуждал своих секретарей петь песни, баллады и коротенькие песенки. Он оставался за столом около 2 часов, и ему было приятно, когда еду подавали на причудливых тарелках. Посмотрев на них, он сразу посылал их на столы, за которыми сидели рыцари и оруженосцы.

Короче, рассмотрев все это, хотя я прежде и видел несколько дворов королей, герцогов, принцев, графов и знатных дам, но ни один из них не доставил мне такого удовольствия, как этот, и нигде мне не могли доставить большего удовольствия воинские подвиги, чем при дворе графа де Фуа. Там можно было в каждой комнате, зале или во дворе увидеть рыцарей и оруженосцев, идущих туда или оттуда, и разговаривающих об оружии и доспехах. Там можно было найти все, имеющее отношение к чести. Там можно было услышать все сведения из далеких стран, поскольку галантное поведение графа привлекало посетителей со всех частей света. Именно там я узнал про большую часть событий, произошедших в Испании, Португалии, Арагоне, Наварре, Англии, Шотландии и на границах Лангедока, так как во время своего пребывания там, я видел рыцарей и оруженосцев, прибывших от всех народов. Соответственно, я выпытывал у них сведения, либо получал их от самого графа, который со мной любезно беседовал.

Видя такой большой и полный всем дворец графа, я очень хотел узнать, что же сталось с его сыном Гастоном, и из-за чего он умер, поскольку мессир Эспэнь дю Лион так и не удовлетворил мое любопытство. Я наводил так много справок, что, наконец, один старый и образованный оруженосец рассказал мне все. Он начал свою повесть так:

«Хорошо известно, что граф и графиня де Фуа находятся не в хороших отношениях друг с другом, и так было в течение долгого времени. Этот разлад возник из-за короля наваррского, который приходится мадам братом. Король наваррский предложил поручительство на сумму в 50 тысяч ливров за сеньора д'Альбре, которого граф де Фуа держал в тюрьме. Граф де Фуа, зная, что наваррский король лукав и не заслуживает доверия, не принял его поручительства. Это задело графиню и вызвало ее возмущение. Она сказала мужу: «Монсеньор, вы выказываете слишком мало доверия чести моего брата, короля наваррского, раз не доверяете ему 50 тысяч ливров. Если вы не можете получить большего от арманьяков и лабризенцев, чем вы уже получили, то вам следовало бы согласиться на его поручительство. Вы знаете, что вам должно достаться мое приданное, которое исчисляется в 50 тысяч ливров, и которое находится в руках моего брата. Поэтому из-за этого поручительства вы не никак не рискуете». «Мадам, вы говорите правду, - ответил граф, - и раз я подумал, что король наваррский может прекратить выплату по этому делу, то сеньор д'Альбре никогда не покинул бы Ортез, пока не заплатил бы мне все до последнего денье. Однако раз вы просите об этом, то да будет так. Но не из любви к вам, а из-за любви к моему сыну». После этого, по поручительству короля наваррскго, который признал себя должником графа де Фуа, сеньор д'Альбре вернул себе свободу. Он перешел на французскую сторону и женился на сестре герцога Бурбонского. Когда он смог это сделать, то заплатил наваррскому королю сумму в 50 тысяч ливров, согласно своему обязательству. Но этот король не переслал эти деньги графу де Фуа.

На это граф сказал своей жене: «Мадам, вы должны поехать к своему брату в Наварру и сказать ему, что я очень мало удовлетворен им, так как он удерживает деньги, которые получил за мой счет». Мадам ответила, что поедет туда с радостью, и выехала из Ортеза вместе со своей свитой. По прибытии в Памплону, ее брат, король наваррский принял ее с великой радостью. Мадам в точности передала свое послание, выслушав которое, король ответил: «Моя дорогая сестра, деньги - ваши, в качестве вашего приданного от графа де Фуа, и раз я владею им, то оно никогда не покинет наваррского королевства». «О, монсеньор, - ответила мадам, - этим вы вызовите великую вражду между графом де Фуа и мной. И если вы упорствуете в этом решении, то я никак не могу отважиться вернуться, поскольку мой господин предаст меня смерти за то, что я обманула его». «Я не могу сказать, - ответил король, который не хотел выпускать такую сумму из своих рук, - как вам следует поступить, то ли остаться, то ли вернуться. Но я раз я владею деньгами, то это мое право удержать их для вас, и они никогда не покинут Наварру».

Будучи не в состоянии получить никакого другого ответа, графиня де Фуа осталась в Наварре, не осмеливаясь вернуться домой. Граф де Фуа, поняв злой умысел наваррского короля, начал питать отвращение к своей жене, хотя ее никак нельзя порицать, за то, что она не вернулась после того, как доставила его послание. По правде сказать, она боялась, так как знала, что ее муж может быть жесток, когда кто-нибудь ему не угодит. Дела остались в таком состоянии. Гастон, сын моего сеньора, вырос и стал прекрасным юным дворянином. Он женился на дочери графа д'Арманьяк, сестре нынешнего графа и мессира Бернара д'Арманьяка. И благодаря этому браку между Фуа и Арманьяком установился мир. Молодому человеку было тогда около 15 или 16 лет. У него была очень красивая фигура, и он был точной копией своего отца.

Он вобрал себе в голову совершить путешествие в Наварру, чтобы навестить свою мать и своего дядю. Но это было несчастливое путешествие, и для него и для этой страны. По прибытии в Наварру, он был великолепно принят, и пробыл некоторое время со своей матерью. При прощании, несмотря на все свои увещевания и просьбы, он не смог убедить ее вернуться с ним вместе. Мадам спросила его, не приказывал ли его отец, граф де Фуа, привезти ее назад, на что он ответил, что при отъезде ему никаких приказов не давали. И поэтому она побоялась довериться ему. Она осталась, а наследник Фуа уехал в Памплону, чтобы попрощаться со своим дядей. Король хорошо его принял и задержал более чем на 10 дней. При отъезде он преподнес ему прекрасные подарки, одарив также и его свиту. Последний подарок короля и стал причиной его смерти, и я расскажу вам, как это случилось. Когда молодой человек уже уезжал, король взял его и тайком отвел в свою комнату. Там он дал ему мешочек, полный какого-то порошка. Свойства этого порошка были столь губительны, что вызывали смерть любого, кто его отведывал. «Гастон, мой дорогой племянник, - сказал король, - сделаете ли вы то, о чем я вам скажу? Вы видите, как несправедливо граф де Фуа ненавидит вашу мать, которая приходится мне сестрой. Это огорчает меня, как должно быть и вас. Если вы хотите воссоединить своего отца со своей матерью, то вы должны взять маленькую щепотку этого порошка, и когда увидите благоприятную возможность, рассеять его над блюдом, предназначенным для стола вашего отца. Но постарайтесь, чтобы вас никто не увидел. Как только он отведает его, так сразу же почувствует симпатию к своей жене, и ваша мать вернутся к нему, и впредь они будут любить друг друга так сильно, что никогда больше не разлучатся. Вы должны страстно желать, чтобы это случилось. Но не говорите об этом никому, ведь если вы это сделаете, то потеряется весь эффект». Юноша, который верил всему, что говорил его дядя, король наваррский, сказал, что с радостью сделает то, о чем он говорит. С этим он покинул Памплону и вернулся в Ортез. Его отец, граф де Фуа, принял его с радостью и спросил, какие новости в Наварре и какие подарки и драгоценности были ему подарены. Он ответил, что «очень красивые» и показал ему все, кроме мешочка с порошком.

Во дворце было обыкновение, что Гастон де Фуа и его брат бастард Эван спали в одной комнате. Они взаимно любили друг друга и одевались одинаковым образом, так как были почти одинакового роста и возраста. Однажды случилось так, что их одежды были спутаны друг с другом, и костюм Гастона оказался на кровати Эвана, который был довольно злобным человеком. Он заметил мешочек с порошком и сказал Гастону: «Что это такое, что ты носишь каждый день на своей груди?» Гастон не ответил на вопрос и сказал: «Дай мне мой костюм, Эван. Тебе нечего с ним делать». Эван бросил ему одежду, которую Гастон и одел, но весь день он был очень задумчивым. Три дня спустя, словно сам Бог хотел спасти жизнь графа де Фуа, Гастон поссорился с Эваном за теннисом и дал ему кулаком в ухо. Мальчик на это разозлился и побежал с криком в покои графа, который только что отслушал мессу. Увидев его в слезах, граф спросил, в чем причина. «Во имя Бога, монсеньор, - ответил Эван, - Гастон поколотил меня, но он заслуживает быть битым больше, чем я». «По какой же причине?» – спросил граф, у которого зародились какие-то подозрения. «Клянусь честью, - сказал Эван, - все время, с тех пор как он вернулся из Наварры, он носит на своей груди мешочек с порошком. Я не знаю, каково может быть его назначение, и что он собирается с ним делать, кроме того, что он один или два раза говорил мне, что его мать вскоре вернется сюда и будет в большей милости, чем была прежде». «О, - сказал граф, - придержи свой язык и позаботься, чтобы не упоминать о том, что ты только что мне рассказал ни одному живому человеку». «Монсеньор, я повинуюсь вам», - ответил юноша. Граф де Фуа очень задумался на этот счет и пробыл в одиночестве до времени обеда. За обедом он сел за стол, на свое обычное место в зале. Его сын Гастон всегда ставил перед ним тарелки и пробовал мясо. Как только он поставил первую тарелку и сделал все как всегда, граф бросил на него взгляд, и заметил под его камзолом веревки от мешочка. Увиденное заставило его кровь вскипеть, и он сказал: «Гастон, подойди сюда. Я хочу тебе кое-что сказать». Когда юноша подошел к столу, граф распахнул его камзол, обнажив грудь, и своим ножом отрезал мешочек. Юноша был словно громом поражен и не мог сказать ни слова, но весь бледный залился слезами и стал сильно дрожать, поскольку понял, что поступил плохо. Граф развязал мешочек, взял немного порошка, посыпал его на кусок хлеба и, подозвав к себе собаку, дал ей этот кусок. Как только собака съела маленький кусочек, ее глаза закатились на лоб и она умерла. Граф при этом вышел из себя, и действительно, на то была причина. Встав из-за стола, он бы ударил сына ножом, но между ними встали рыцари и оруженосцы, говоря: «Во имя Бога, монсеньор, не спешите так, но проведите расследование, прежде чем причините какой-либо вред своему сыну». Первые слова графа были обращенны к Гастону: «О, Гастон, ты предатель! Для тебя и для того, чтобы увеличить твое наследство, что перейдет к тебе, я вел войну, я навлек на себя ненависть королей Франции, Англии, Испании, Наварры и Арагона и славно сражался против них, а ты задумал меня убить! Твое намерение позорно. Знай, что ты сейчас же умрешь от моей руки». И вскочив на стол с ножом в руке, он бы убил его, если бы опять не вмешались рыцари и оруженосцы и на коленях сказали ему, обливаясь слезами: «Ах, Ах! Монсеньор, ради Небес, не убивайте Гастона. У вас нет другого сына. Пусть он будет взят под стражу и пусть будет проведено расследование этого дела. Может быть, он и не знал о том, что находится в мешочке, и потому, может быть, очистится от обвинения». «Хорошо, - ответил граф, - пусть он будет заключен в донжоне, но пусть его хорошо охраняют, так как в дальнейшем он может понадобиться». После этого юноша был заточен в башне. Граф арестовал многих слуг сына, но не всех, поскольку некоторые бежали из страны, в частности, епископ Лескара (Lescar) ¹¹, который находился под сильным подозрением, а также еще несколько человек. Он казнил, после пыток, не менее 15 человек, по той причине, что было невозможно, чтобы они не знали тайны его сына, и что они должны были сообщить о них ему, сказав: «Монсеньор, Гастон постоянно носит на своей груди какой-то мешочек, который вот так-то выглядит». Но они этого не сделали и за это претерпели ужасную смерть, что очень прискорбно, так как во всей Гаскони не было таких прекрасных и хорошо снаряженных оруженосцев. Ведь дом графа де Фуа всегда содержался великолепно.

Это дело поразило графа в самое сердце, и это ясно проявилось, когда он собрал в Ортезе всех ноблей и прелатов Фуа и Беарна и других лучших людей страны. Когда они все собрались, он сообщил им о причине, по которой их собрал, и рассказал им, как раскрыл преступление Гастона. Так что теперь он должен предать его смерти, поскольку считает, что он того заслуживает. Собравшиеся единодушно ответили на его речь так: «Монсеньор, да сохранится ваша милость, мы не согласны на то, чтобы казнить Гастона. Он - ваш наследник, и у вас нет другого». Когда граф услышал, что его подданные так выражают свои симпатии к его сыну, то заколебался, и решил, что может достаточно его наказать 2-х или 3-х месячным заключением, а затем послать на несколько лет в путешествие, пока его преступление не забудется, и пока тот не преисполнится благодарности за такое милосердное наказание. Поэтому он решил распустить собрание. Но уроженцы Фуа не хотели покидать Ортеза до тех пор, пока граф не убедит их, что Гастон не будет казнен, так велика была их приверженность ему. Граф согласился на их просьбу, но сказал, что некоторое время Гастон пробудет в тюрьме. После этого обещания, все приехавшие на собрание, разъехались, а Гастон остался в тюрьме в Ортезе. Известия об этом разнеслись повсюду и достигли папы Григория XI, который жил в Авиньоне. Он немедленно послал, в качестве своего легата в Беарн кардинала Амьенского, чтобы бы уладить это дело, но едва тот доехал до Безье, как узнал, что ему нет необходимости продолжать поездку, так как Гастон, сын графа де Фуа, был уже мертв. Я расскажу вам о причине этой смерти, поскольку мне есть, что сказать на этот счет. Граф де Фуа приказал заточить его в комнате донжона, где было слишком мало света. Там он пробыл 10 дней. Он едва прикасался к еде и питью, которое ему регулярно приносилось, но он все отставлял в сторону. Говорили, что после его смерти все мясо было найдено нетронутым, так что даже удивительно, что он смог прожить так долго. Граф не позволял никому оставаться в камере, чтобы утешить его или дать совет, поэтому он никогда не снимал с себя той одежды, в которой был доставлен в тюрьму. Это сделало его меланхоличным и расстраивало, поскольку он не ожидал такого сурового заточения. Поэтому он проклинал час, когда он был рожден и оплакивал тот конец, который был ему уготован. В день его смерти слуги, приносившие ему еду, сказали: «Гастон, вот мясо для вас». Он не обратил на это никакого внимания, но сказал: «Положите его». Слуга, который его обслуживал, посмотрел вокруг и увидел, что всё мясо, что приносили ему в последние дни, осталось нетронутым. Закрыв дверь, он пошел к графу и сказал: «Монсеньор, во имя Бога, посмотрите на своего сына. Он ужасно голодает в своей тюрьме. Я думаю, что ничего не ел с тех пор, как попал в тюрьму, так как я увидел, что все, что я ему приносил, лежит нетронутым в одном месте». Услышав это, граф пришел в бешенство и, не говоря ни слова, покинул свои апартаменты и пошел в тюрьму своего сына. В недобрый час у него в руке оказался ножик, которым он подрезал и чистил свои ногти. Он держал его за лезвие так, что из его руки высовывался только самый кончик, на величину едва ли большую толщины грота. Откинув полог, прикрывающий вход в камеру и повинуясь дурному порыву, он ударил сына в вену у горла, произнеся: «А, изменник, почему ты не ешь?». И сразу же он покинул камеру, не сказав и не сделав больше ничего. Юноша был сильно напуган приходом отца и к тому же сильно ослаб от голода. Кончик ножа, хотя и еле выступал из руки графа, вскрыл ему вену и как только он это почувствовал, то перевернулся на бок и умер. Граф только вернулся в свои апартаменты, как пришли слуги его сына и сказали: «Монсеньор, Гастон умер». «Умер!» - вскричал граф. «Да, да поможет мне Бог! Это действительно так, монсеньор». Граф не мог в это поверить и послал посмотреть одного из своих рыцарей. Вернувшись, рыцарь подтвердил эту новость. Тогда острое горе охватило графа, и он закричал: «О, О, Гастон! Какой печальный итог этого дела для тебя и меня! В злой час ты поехал навестить свою мать в Наварру. Никогда впредь я не смогу насладиться счастьем, как прежде». Затем он приказал послать за своим цирюльником и побрился наголо. Он облачился сам, так же как и весь его двор, в черное. Тело юноши было похоронено, со слезами и плачем, в авустинской церкви в Ортезе. Вот я и рассказал вам о смерти Гастона де Фуа. Его действительно убил его отец, а причиной этого был король наваррский».

На мое сердце произвел большое впечатление рассказ беарнского оруженосца о смерти Гастона, и воистину я жалел его отца графа, которого нашел величественным, благородным и любезным сеньором, а также я сожалел о стране, которая была обманута в своих ожиданиях наследника. Затем я распрощался с оруженосцем, поблагодарив его за доставленное удовольствие от его рассказа. Впоследствии я часто его видел во дворце де Фуа, и в те встречи он всегда немного беседовал со мной. Я однажды спросил его о мессира Пьере де Беарне, брате-бастарде графа, который показался мне рыцарем великого мужества и спросил, был ли он богат или женат. «Он действительно женат, - ответил он, но ни его жена, ни дети не живут с ним». «А по какой причине?» - просил я. «Я сейчас вам расскажу», - ответил оруженосец.

Мессир Пьер де Беарн имел обыкновение, поднявшись во время ночного сна, самолично вооружаться. Он вытаскивал свой меч и начинал им фехтовать, как будто бы действительно сражался в бою. Охранявшие его и спавшие в его палате камердинеры и слуги, услышав, что он встал, шли к нему и рассказывали о том, что он делает. Сам он об этом совершенно не догадывался и говорил им, что они лгут. Иногда они не оставляли в его палате ни доспехов, ни меча, но тогда он производил такой шум и звон, что казалось там находились все дьяволы ада. Поэтому они подумали, что будет лучше вернуть оружие, и иногда он забывал о нем и оставался в своей постели спокойным». Я еще спросил, досталось ли ему большое богатство от жены. «Да, во имя Бога, досталось, - ответил оруженосец, - но мадам сама владеет им и довольствуется доходами, за исключением четвертой части, которую имеет мессир Пьер». «А где живет эта мадам?» «Она живет со своим кузеном, королем Кастилии. Ее отец был графом Бискайи и он приходился двоюродным братом дону Педро, который его казнил. Он также хотел наложить руки и на земли этой мадам и заточить ее в тюрьму. Он захватил ее земли, и при его жизни она ничего с них не получала. Когда, после смерти отца, она стала графиней Бискайи, ей сказали: «Мадам, спасите себя. Ведь если дон Педро наделит вас землями, то затем он казнит вас или, в лучшем случае, заточит в тюрьму. Ведь он сильно разгневан на вас за то, что вы рассказали, что он задушил в постели свою королеву, сестру герцога Бурбонского и королевы Франции, и вашему свидетельству поверили охотнее, чем какому другому, поскольку вы находились в ее спальне». По этой причине графиня Флоренс де Бискай (Florence de Biscaye) и покинула страну вместе с несколькими приближенными, так как естественно предпочла бегство смерти. Она проехала через Бискайю, приехала сюда и рассказала моему сеньору свою историю.

Граф, который был любезен и нежен со всеми дамами и дамзелями, проявил к ней сочувствие и оставил при своем дворе, отдав под покровительство мадам де ла Карасс (de la Karasse), великой баронессы этой страны, и обеспечил ее всеми предметами, подобающими ее рангу. Мессир Пьер де Беарн, его брат, был в это время юным рыцарем и тогда еще не имел обыкновения сражаться во время ночного сна, но был в очень большой милости у графа, который устроил для него брак с этой дамой и отнял ее земли у дона Педро. У нее сын и дочь от мессира Пьера, но они еще юны и находятся вместе с ней в Кастилии, так как она не хочет оставлять их с отцом. И теперь она по праву наслаждается большей частью доходов со своих собственных земель».

«Святая Мария! - сказал я оруженосцу, - как же случилось так, что рыцарь имеет такие галлюцинации, что не может спокойно спать в постели, но должен вскакивать и сражаться около дома! Это очень странно». «Ей богу, - ответил оруженосец, - его часто спрашивали, но он ничего об этом не знает. В первый раз это случилось в следующую ночь после того как на охоте он завалил великолепного медведя в беарнском лесу. Этот медведь убил четырех его собак и еще большее число ранил, так что другие боялись к нему приблизиться. Тогда мессир Пьер извлек свой меч из бордосской стали и с великой яростью бросился на медведя, за то, что тот убил его собак. Он долго с ним боролся и с большим риском для своего тела, но все же, с большим трудом, убил его, а затем вернулся в свой замок Лангедюдон (Languedudon) в Бискайе, а медведя привез с собой. Все поражались ненормальному размеру зверя и храбрости рыцаря, который смог напасть и убить его. Когда его жена, герцогиня Бискайская, увидела медведя, то сразу же упала в обморок, и ее унесли в ее палату, где она оставалась очень печальной весь этот и следующий день, и нельзя было сказать, в чем заключается причина ее болезни. На третий день она сказала своему мужу, что «она никогда не поправит свое здоровье, пока не совершит паломничество в Сант-Яго-де-Компостелла. Поэтому позвольте мне уехать и отправиться туда и увезти с собой моего сына Пьера и мою дочь Адриену. Я прошу вас об этом». Мессир Пьер слишком легко согласился, а она незаметно, поодиночке, упаковала все свои драгоценности и столовое серебро, поскольку решила никогда больше сюда не возвращаться.

Мадам отправилась в свое паломничество и воспользовалась этим случаем, чтобы навестить своих кузенов, короля и королеву Кастильских, которые ее радушно приняли. Она до сих пор остается с ними, и никогда не возвращалась ни сама, ни посылала назад своих детей. Той же ночью, когда он охотился и убил медведя, на него и напала эта привычка гулять во сне. Ходят слухи, что мадам боялась, что случится какое-то несчастье в тот момент, когда увидела медведя, и это стало причиной ее обморока. Ведь ее отец однажды охотился на этого медведя, и во время погони раздался голос, хотя он никого вокруг и не видел: «Ты охотишься на меня. Хоть я и не хочу тебе зла, но тебе суждено умереть плохой смертью». Мадам вспомнила это, когда увидела медведя, так же как и то, что ее отец без всякой причины был обезглавлен доном Педро, и она утверждала, что какое-то несчастье случится и с ее мужем, и что то, что происходит сейчас ничто по сравнению с тем, что еще случится. Вот я рассказал вам историю мессира Пьера де Беарна, - сказал оруженосец, - чтобы выполнить ваше желание. Это хорошо известный факт, и что вы думаете об этом?»

Я сильно призадумался об этих удивительных вещах, что услышал, и ответил: «Я верю всему, что вы рассказали. Мы находим у древних авторов то, как прежние боги и богини превращались из людей в зверей, когда им это было угодно, а женщины еще и в птиц. Поэтому, возможно, этот медведь был рыцарем, который охотился в бискайском лесу и случайно прогневал бога или богиню, которые и превратили его в зверя, чтобы наказать, как Актеона, превращенного в оленя». «Актеон! - вскричал оруженосец, - мой дорогой сударь, расскажите об этом, так как я буду очень счастлив вас послушать». «Согласно древним авторам, мы читали, что Актеон был прекрасным и совершенным рыцарем, который любил собак и охоту больше всех других вещей. Однажды он преследовал оленя громадного размера. Погоня длилась уже весь день, когда он потерял своих людей и гончих. Но страстно желая догнать оленя, он оказался на прекрасном лугу, окруженном высокими деревьями, и на котором находился фонтан. Там купались богиня Непорочности со своими нимфами. Рыцарь подошел к ним так внезапно, что они его не заметили, а он зашел так далеко, что уже не мог вернуться. Нимфы испугались, и поспешили прикрыть свою хозяйку, чья стыдливость была ранена тем, что ее увидели обнаженной. Она видела рыцаря поверх голов своих прислужниц и сказала: «Актеон, кто бы ни послал тебя сюда, у него не было к тебе большой любви. Я не позволю, чтобы ты ушел отсюда, и чтобы ты хвастал, что видел обнаженными меня и моих нимф, и за то оскорбление, что ты нанес нам, ты понесешь и наказание. Поэтому я превращу тебя в такого же оленя, на которого ты охотился в этот день». Он немедленно стал превращаться в оленя, который естественно любил воду. Возможно, это могло случиться и с медведем в той истории, что вы мне рассказали, а графиня могла что-то знать или иметь какие-то страхи, которых она не смогла скрыть в тот момент. Поэтому она и должна была найти повод все скрыть, что она и сделала». Оруженосец ответил: «Может быть и так». И на том закончилась наша беседа.

Комментарии

1. Ранее он был назван Эрнотоном Биффетом

2. Этот знаменитый бой между 30 англичанами под командованием Бембо и 30 французами под командованием Бомануара состоялся около дуба на полдороге между Плормелем и Жассленом в 1351 году.

3. Ранее он назван Карнийятом.

4. Инеса или Агнеса, жена Гастона Феба, графа де Фуа, была дочерью Жанны Наваррской и короля Филиппа VI Французского. – Изд.

5. Les graves. — Места, расположенные на берегах рек и покрытые движущимися песками. — Изд.

6. «Очень вероятно, что эти два обозначения были в употреблении до ордонансов Филиппа Красивого в 1304 и 1305 гг. Оно встречается в другом ордонансе Карла VI от 1394. г., в котором говорится, что корона Франции разделена на Лангедок и Лангедойль. Слово Ланг употребляется с древних времен для обозначения народа или провинции. В Мальтийском ордене это название используется и сейчас. Гийом де Нанжи в своей хронике называет под 1343 г. Лангедойлем окрестности Парижа, когда пишет, что вызванный эпидемией беспорядок вызвал опустошение страны в конце августа. В «Салате» Антуана де ла Саля около 1440 г., говоря о неизвестном рыцаре, автор пишет, что он из Лангедока «потому что и он и большая часть его свиты используют в разговоре Ок - язык, на котором говорят в Сант-Яго-де Компостелла».

«Все эти общие отличия исчезли во времена Франциска I. После этого времени в казначейских поступлениях, нет ни одного упоминания, ни о Лангедоке, ни о Лангедойле. Под Лангедоком подразумевают страну к югу от Луары, а Лангедойль или Пикардию - к северу от нее». — St. Palaye, Mem. de l’Academie, vol. xxiv.

7. Это произошло в 1382 году — Изд.

8. Гастон VII из династии Монкада. Он начал править в 1232 г. и умер 22 апреля 1290. Именно он построил замок Ортез. — Изд.

9. У Гастона VII было 4. дочери, и ни одного сына. Этими четырьмя дочерьми были: старшая Констанция, которая вышла за инфанта Арагонского, Маргарита, вышедшая за Роже-Бернара, графа де Фуа, Амата, вышедшая за графа д'Арманьяк и Гийометта (Guillemette), которая вышла замуж после смерти отца. — Изд.

10. Видимо это было около 1283 года – Изд.

11. Город в Беарне, примерно в одном лье от Фуа.

Текст переведен по изданию: Froissart, J., Chronicles of England, France, Spain and the adjoining countries: from the latter part of the reign of Edward II to the coronation of Henry IV, Translated from the French, with variations and additions, from many celebrated MSS by Thomas Johnes, Esq. New York: Leavitt & Allen, 1857