ЖАН ФРУАССАР
ХРОНИКИ АНГЛИИ, ФРАНЦИИ, ИСПАНИИ И СОСЕДНИХ СТРАН
ОТ КОНЦА ПРАВЛЕНИЯ ЭДУАРДА II ДО КОРОНАЦИИ ГЕНРИХА IV
Книга 3
Глава 78
Дяди короля, герцоги Йоркский и Глостерский, вместе с другими баронами, объединяются против него и его совета. Народ недоволен герцогом Ирландским. Благодаря герцогу Глостерскому, один лондонец получает от короля согласие на то, что для управляющих финансами должен быть назначен день, когда они должны будут дать отчет.
Вы уже слышали о том, что герцоги Йоркский и Глостерский объединились с графом Солсбери, графом Арунделом, графом Нортумберлендом, графом Ноттингемом и архиепископом Кентерберийским против короля и его совета, которыми они были сильно недовольны. Они говорили: «Этот герцог Ирландский поступает с королем и королевством как ему вздумается. Около короля находятся одни мошенники, без всякого уважения к благородным людям, и пока он не принимает никакого другого совета, кроме как от тех, кто его окружает, дела не могут идти хорошо. Ведь никакое королевство не может дурными людьми управляться должным образом. Хорошо известно, что если бедный человек низкого происхождения возносится и поддерживается своим сеньором, то он портит народ и разрушает страну. Ведь что может простолюдин понимать о чести? Его единственное желание - это личное обогащение. Он словно выдра, выпущенная в пруд, которая пожирает в нем всю рыбу. Откуда возникло то, что этот герцог Ирландский приобрел такую власть над королем (мы ведь знаем его происхождение) и управляет Англией в свое удовольствие, тогда как дяди короля находятся в пренебрежении? Такое поведение нельзя больше терпеть. Мы не находимся в неведении, кем был граф Оксфорд, и знаем, что в этой стране он не проявил ни одного доброго достоинства, и ни здравый смысл, ни честь, ни знатность ему не свойственны». «Сэр Джон Чандос, - добавил один рыцарь, - однажды заставил его очень остро это почувствовать, во дворце принца Уэльского, в Сент-Энрю, в Бордо». «И как же?» - спросил другой рыцарь, желавший узнать подробности. «Я расскажу вам, - ответил рыцарь, - так как я там присутствовал. В апартаментах принца Уэльского вино передавалось по кругу от принца к большой группе английских лордов, и когда вино выпил принц, то кубок был передан сэру Джону Чандосу, как коннетаблю Аквитании. Он его принял и отпил из него, не обращая никакого внимания на графа Оксфорда, отца нынешнего герцога Ирландского, и не предложил ему выпить первым. После того, как выпил сэр Джон Чандос, один из его оруженосцев преподнес вино графу Оксфорду, но тот, вознегодовав на то, что этот Чандос пил перед ним, отказался и сказал в насмешку державшему кубок оруженосцу: «Иди, отнеси его своему хозяину Чандосу, путь он выпьет». «Почему я должен идти к нему? Ведь он уже выпил. Пейте сами, раз это предложено вам, или, если вы не будете пить, то клянусь Святым Георгием, я выплесну его вам в лицо». Граф, испугавшись, что оруженосец выполнит то, что сказал, так как он был достаточно смелым, чтобы это сделать, взял кубок и поднес его ко рту и отпил, или, по крайней мере, сделал вид, что отпил. Сэр Джон Чандос находился неподалеку и все слышал и видел, а его оруженосец, пока принц был занят беседой с другими, подошел к нему и рассказал о том, что произошло. Сэр Джон Чандос не обращал на это внимания, пока не ушел принц, а тогда подойдя к графу Оксфорду, сказал: «Что, сэр Обри 1, вы недовольны тем, что я выпил первым, поскольку я являюсь коннетаблем этой страны? Я вполне могу выпить и иметь первенство перед вами, поскольку мой наипрославленнейший сюзерен, король Англии и милорды принцы, дали на это свое согласие. Правда, что вы присутствовали в битве при Пуатье, но все здесь присутствующие не так хорошо знают причину этого так, как это знаю я. Я объявлю о ней, чтобы они смогли это запомнить. Когда милорд принц завершал свой поход в Лангедок, Каркассон и Нарбонн и возвращался в этот город Бордо, вы взяли себе в голову, что вам надо вернуться в Англию. Но что вам сказал король? Я хорошо это знаю, хотя я при этом и не присутствовал. Он спросил, исполнили ли вы свою службу, а затем спросил, что вы сделали с его сыном. Вы ответили: «Сир, я оставил его в добром здравии в Бордо». «Что? - сказал король, - и у вас достаточно смелости, чтобы возвращаться сюда без него? Разве я строго настрого не предписал вам, также как и всем остальным, кто находится с ним, чтобы вы не возвращались без него под страхом конфискации ваших земель? И все же вы проявили неповиновения моим приказам. Теперь я прямо приказываю вам покинуть в течение четырех дней мое королевство и вернуться к принцу. А если вас здесь найдут на пятый день, то вы потеряете свою жизнь и свои владения». Вы не рискнули не повиноваться, что было естественным, и покинули Англию. Вам так же повезло, что вы присоединились к принцу за 4 дня до битвы при Пуатье, и в тот день вы командовали 40 копьями, тогда как я командовал 60. Теперь рассудите, не имею ли я, коннетабль Аквитании, права первенства, и не могу ли я пить вперед вас». Граф Оксфорд был сильно опозорен и охотно оказался бы в любом другом месте, а только не в этом. Однако он был вынужден снести то, что сказал сэр Джон Чандос, который говорил громко, чтобы его могли слышать все». «После этого, - сказал другой рыцарь, - мы не должны удивляться тому, что герцог Ирландский, который приходится сыном этому графу Оксфорду, не более тактичен к другим, и не держит в своей памяти то, что может быть рассказано ему о его отце. Но вместо этого он управляет всем английским королевством и ставит себя выше дядей короля». «И почему бы ему этого не делать, - отвечали другие, - раз король ему это позволяет?»
По всей Англии был большой ропот против герцога Ирландского, но в чем его больше всего порицали, так это за его поведение по отношению к своей герцогине, леди Филиппе, дочери сеньора де Куси графа Бедфорда, которая была прекрасной и благородной дамой высочайшего происхождения. Он влюбился в одну немецкую даму из свиты нынешней королевы, и по его ходатайству, поданному в римскую курию, папа Урбан VI даровал ему развод с леди Филиппой без всякой даже видимости справедливости, но лишь по наглости и равнодушию. Когда он женился на этой даме, то король Ричард дал на это согласие, поскольку был так слеп по отношению к герцогу Ирландскому, что если бы тот объявил, что черное - это белое, то король бы ничего не сказал против этого. Мать герцога была сильно недовольна его поведением. Она взяла в свой дом дочь сеньора де Куси и сделала ее своей наперсницей. Герцог определенно поступал плохо, и толкал его на это дьявол, ибо это была одна из главных причин, по которой к нему возникла ненависть всей Англии. И совершенно точно, что то, что имеет началом зло, должно иметь несчастливый конец, и этот герцог столь сильно полагался на свое влияние на короля, что считал, что уже никто не осмелится причинить ему вред.
По всей Англии говорили, что каждый очаг будет обложен новым налогом, и что каждый человек должен будет платить нобль, а богатые должны будут возместить недостачу с бедных. Дяди король знали, что этот налог будет трудно ввести, и они предлагали, чтобы он был распределен по главным городам по числу жителей, и что, поскольку в казначействе должны были оставаться огромные суммы денег, то народ должен настаивать на том, чтобы получить отчет о их расходовании от тех, кто ими заведует, то есть от таких людей как архиепископ Йоркский, герцог Ирландский, сэр Саймон Барли, сэр Майкл де ла Поль, сэр Николас Брэмбер (Bramber), сэр Роберт Тресильян, сэр Питер Гулуфр (Gouloufre), сэр Джон Солсбери, сэр Джон Бошамп и мастер шерсти, и если они дадут честный отчет, то будет найдено достаточно денег для текущих нужд королевства. Хорошо известен афоризм, что никто охотно не платит и не достает денег из своего кошелька, если он может этого избежать. Эти слухи быстро распространились по всей Англии, особенно в Лондоне, который является главным ключом королевства, так что народ поднял восстание, чтобы потребовать у правительства страны отчет о тех деньгах, о которых долгое время ничего не было известно.
Вначале лондонцы обратились к Томасу Вудстоку, герцогу Глостерскому. Хотя он и был младше герцога Йоркского, но его больше любили за его доблесть, мудрость и самообладание при ведении дел. Когда их к нему впустили, они сказали: «Милорд, добрый город Лондон вверяется под вашу заботу, и его граждане, так же как и вся Англия, умоляют вас принять на себя управление королевством и узнать от тех, кто сам взял королевство на себя, как оно управлялось до сегодняшнего дня. Ведь простой народ очень горько жалуется на то, что его постоянно облагают одним налогом за другим и, что, со времен коронации короля, королевство пострадало от налогов и других чрезвычайных обложений более, чем за предыдущие 50 лет. Никто не знает, как тратятся эти суммы, ни что с ними происходит. Окажите милость узнать об этом и принять необходимые меры для исправления этого, а то дела могут повернуться плохо, ведь недовольство народа очень велико». Герцог Глостер ответил: «Мои добрые судари, я внимательно выслушал то, что вы сказали. Но я один ничего не могу. Я знаю, что у вас есть добрые основания жаловаться, так же как и у остальной Англии, но, несмотря на то, что я сын короля Англии и дядя настоящего короля, если я вмешаюсь и буду ему что-то говорить, то он ко мне не прислушается. Ведь мой племянник имеет при себе советников, которым доверяет больше, чем себе, и эти советники руководят им так, как угодно им. Если вы хотите добиться успеха в том, чтобы ваши жалобы дошли до адресата, то вам нужно объединиться с главными городами и с некоторыми ноблями и прелатами и предстать перед королем. Там мой брат и я сам любезно вас встретим, и вы скажите королю: «Наидражайший сеньор, вы были коронованы, когда были слишком юным, и до сих пор имели очень плохих советников и лично не занимались делами вашего королевства из-за тех ничтожных и слабых советников, которых вы избрали. Это привело к плохому ведению дел, как вы должны видеть, и если Бог, по своей милости, не простер бы свою руку, то страна неминуемо должны была бы погибнуть. По этой причине, наиуважаемый сеньор, мы, в присутствии ваших дядей, умоляем вас, как добрые подданные должны умолять своего сеньора, чтобы вы уделили свое внимание этим делам, чтобы благородное королевство и корона Англии, которые вы унаследовали от наимогущественнейшего и славнейшего короля, который когда-либо управлял этой страной, могла бы содержаться в процветании и чести, а простой народ, который сейчас жалуется, мог бы сохранять свои законные права и привилегии. Вы поклялись выполнять это в день своей коронации. Мы также просим, чтобы вы собрали три сословия королевства, чтобы они смогли изучить последние дела вашего правительства. Если будет найдено, что дела велись так, как подобает персоне вашего ранга, то те, кто правит сейчас, заслужат почет и благоденствие и останутся в своих должностях так долго, как сами захотят или до тех пор, пока пользуются вашим добрым расположением. Но если те, кого назначат для изучения этих дел, найдут что-либо противное доброму правлению, то пусть этому будет дано возмездие. Тогда пусть люди, которые так поступали, будут тихо удалены от вашей персоны и будут заменены другими, более заслуженными. Но это должно быть, во-первых, с вашего согласия, а затем с согласия ваших дядей и прелатов и баронов королевства, которые позаботятся о том, чтобы выбор был сделан достойным, как для вашей чести, так и для чести вашего королевства».
«Когда вы сделаете такое представление королю, - сказал лондонцам герцог Глостерский, - то он даст вам ответ. Если он скажет: «Мы рассмотрим это», прервет разговор и объявит, что вы можете не задерживаться, то настаивайте на этом, чтобы посильнее встревожить его, также как и его миньонов. Говорите смело, что страна больше не может это сносить, и что удивительно, как она терпела так долго. Мой брат и я сам будем рядом с королем, также как и архиепископ Кентерберийский, графы Арундел, Солсбери и Нортумберленд. Но ничего не говорите без нашего присутствия, поскольку мы являемся главными людьми в Англии, и будем содействовать вам в ваших требованиях, добавив к вашим словам, что все ваши требования являются справедливыми и законными. Когда он услышит, что мы так говорим, то не будет нам возражать, если только ему не насоветуют совсем плохого. И он назначит день для рассмотрения дел. Вот тот совет и средство, что я вам предлагаю». Лондонцы ответили: «Милорд, вы говорили верно, но для нас будет трудно добраться до короля и добиться того, чтобы в одном месте находились все многочисленные лорды, что вы назвали». «Нисколько, - сказал герцог, - день Святого Георгия будет через 10 дней, и король в этот день будет в Виндзоре. Вы можете быть уверены, что герцог Ирландский и сэр Саймон Барли также будут там. Будет и множество других. Мой брат, я и граф Солсбери там будем. Приходите и действуйте по обстоятельствам».
Лондонцы обещали быть в Виндзоре в день Святого Георгия и, довольные оказанным приемом, оставили герцога Глостерского. Когда наступил назначенный день, английский король устроил грандиозный праздник, так, как это до него делали и его предшественники, и, сопровождаемый королевой и всем двором поехал в Виндзор. Утром туда, на 60 конях, приехали и лондонцы. Также явились и горожане из Йорка и других главных городов и разместились в городе. Когда король услышал о приезде простолюдинов, то сильно пожелал, чтобы это место чистили в радиусе 3 лиг, и еще больше захотел этого, когда ему сказали, что они хотят с ним говорить. Он очень страшился их жалоб и не хотел их слушать. Но его дяди и граф Солсбери сказали: «Милорд, вы не можете уехать. Ведь эти депутаты приехали сюда из всех ваших главных городов. Вам пристало выслушать то, что они скажут. Затем вы дадите им ответ или возьмете время, чтобы это обсудить». Поэтому он остался, но очень против своего желания.
Горожане были допущены в его присутствие, в нижнем зале, вне пределов нового строения, там, где в прежние времена стоял дворец. Короля сопровождали два его дяди, архиепископ Кентерберийский, епископ Винчестерский, лорд-канцлер, граф Солсбери, граф Нортумберленд и несколько других ноблей. Горожане говорили с королем устами своего спикера, жителя Лондона по имени Саймон де Садбери (de Sudbury), человека разумного и красноречивого. Он построил свою речь на том, что им сказал герцог Глостерский, и так как вы ее уже слышали, то мне нет нужды более упоминать о ней. Выслушав его, король ответил: «Вы - третье сословие Англии. Ваши требования великие и важные, и на них нельзя сразу дать ответ, поскольку мы здесь надолго не останемся и не имеем при себе весь наш совет, так как большая его часть отсутствует. Поэтому я предлагаю каждому из вас спокойно вернуться домой и там оставаться в мире, пока за вами не пошлют. Это будет до Михайлова дня, когда должен собраться парламент в Вестминстере. Приходите туда и изложите перед нами ваши требования, которые мы рассмотрим на нашем совете. То, что мы примем, будет пожаловано, а то, что мы сочтем негодным, будет отвергнуто. Ведь не думайте, что нами будет управлять наш народ. Такого никогда не было, и мы можем принять в нашем правительстве только то, что законно и правильно, и только от тех, кто находится в нашем подчинении». Более семи человек сразу же ответили королю и сказали: «Наиуважаемый милорд, при покровительстве вашей милости, ваше правосудие в королевстве в действительности слабо, и вы не знаете то, что вам следует знать. Ведь вы не спрашиваете и не вникаете в то, что происходит, а те, кто являются вашими советниками, никогда вам об этом не скажут, из-за тех огромных богатств, что они скопили. Это несправедливо, сир король, отрубать головы, запястья или ноги, или еще каким-либо образом преследовать людей. Но правосудие состоит в поддержании подданных в их правах и заботе о том, чтобы они могли жить в мире, не имея никакой причины для жалоб. Мы должны также сказать, что вы назначили слишком большой срок, отсылая нас к Михайлову дню. Не может быть времени лучше, чем сейчас. Поэтому мы единодушно заявляем, что мы должны иметь отчет и иметь его очень скоро, от тех, кто управлял королевством со времени вашей коронации, и знать, что сталось с теми громадными суммами, которые были собраны в Англии за эти 9 лет, и куда они потрачены. Если ваши казначеи дадут справедливый или близкий к этому отчет, то мы будем очень рады и оставим их в их должностях. С теми, кто не сможет представить честные документы о расходовании средств, следует поступить соответствующим образом, что будет определено теми уполномоченными, которые будут назначены вами и милордами вашими дядями».
При этих словах король посмотрел на своих дядей, не скажут ли они чего-нибудь, и тогда герцог Глостерский сказал: «Что он не видит в этих требованиях ничего, кроме справедливости и здравого смысла. Что вы скажете, дорогой брат Йорк»? «Да поможет мне Бог, это все правильно», - ответил тот. Так же ответили и другие присутствовавшие там бароны, но король пожелал, чтобы они высказали свое мнение каждый по отдельности. «Сир, - добавил герцог Глостер, - разве не было бы хорошо, чтобы вы узнали, как тратятся ваши деньги». Король понял, что все они едины, и что его миньоны не осмеливаются вымолвить ни слова, поскольку, из-за присутствия ноблей, находятся в благоговейном страхе. Тогда он сказал: «Хорошо, я согласен. Пусть их отошлют прочь, ведь приближается лето, и время для моих развлечений на охоте». Затем, обращаясь к лондонцам, он прибавил: «Хотите ли вы, чтобы этим делом занялись немедленно?» «Да, мы просим вас об этом, благородный король. Ты также будем умолять вас, чтобы в этом деле приняли участие эти лорды, особенно, милорды ваши дяди». Герцоги ответили, что они охотно за это возьмутся, как ради своего господина и короля, так и ради страны. Затем горожане сказали: «Мы также хотим, чтобы участвовали преподобные отцы, лорд архиепископ Кентерберийский и епископы Линкольна и Винчестера». Те сказали, что охотно это сделают. Когда об этом было достигнуто согласие, они предложили кандидатуры присутствовавших там лордов, таких как графов Солсбери и Нортумберленда, сэра Реджинальда Кобхэма, сэра Ги де Бриана (Guy de Bryan), сэра Томаса Фельтона, сэра Мэтью Горнея и сказали, что должно быть от двух до четырех достойных людей от каждого большого города, которые должны будут представлять общины Англии. На все это было дано согласие и для их встречи было назначено время - неделя после дня Святого Георгия. Они должны были собраться в Вестминстере, и было приказано присутствовать там всем королевским министрам и казначеям, чтобы дать отчет перед вышеназванными лордами о ведении ими дел. Король согласился на все без принуждения, но по настойчивым просьбам и мольбам своих дядей, других лордов и горожан Англии. Им действительно было интересно узнать, как велись дела в прежние времена, и как ведутся в настоящее время. Когда все было полюбовно устроено, собрание было закончено, и лорды, покинув Виндзор, возвратились в Лондон, куда, под угрозой телесного наказания и конфискации имущества, было приказано прибыть всем сборщикам и получателям налогов из различных графств, вместе с записями об их приходах и расходах.
Глава 79
Уполномоченные по проверке счетов присуждают сэра Саймона Барли к тюремному заключению в лондонском Тауэре. Сэр Томас Тривет погиб в результате падении с лошади. Сэр Уильям Элмхэм оправдан в том, что брал деньги за сдачу Бурбура и Гравлина.
Собрание уполномоченных по проверке счетов состоялось в Вестминстере, и в их число вошли дяди короля, прелаты, бароны и депутаты от главных городов Англии. Оно длилось более месяца. Кое-кто из представших перед ним, не предоставил хороших и правдивых отчетов, и за это подвергся телесному наказанию и конфискации всего имущества.
Сэр Саймон Барли был обвинен в присвоении 250 тысяч ливров, несмотря на то, что он был наставником короля и помогал ему в управлении страной с его младых лет. Когда ему предоставили слово по поводу того, как это случилось, то он обрушился с нападками на архиепископа Йоркского и сэра Уильяма Невилла, говоря, что он никогда ничего не делал, иначе, как вместе с ними и по их совету и, что действовал он всегда совместно с управляющими королевским двором: сэром Робертом Тресильяном, сэром Робертом Бошампом, сэром Джоном Солсбери, сэром Николасом Брэмбером и другими лицами. Но те, когда их заслушивали, оправдали себя и свалили всю вину на него. Герцог Ирландский приватно сказал сэру Саймону: «Я понимаю, что вас должны арестовать и послать в тюрьму, пока вы не выплатите сумму, в присвоении которой вас обвиняют. Не спорьте, но ступайте туда, куда вам прикажут. С помощью короля я добьюсь для вас мира, хотя они все могут клясться в обратном. Вы знаете, что коннетабль Франции должен мне 40 тысяч ливров в качестве выкупа за Жана де Блуа, и эта сумма вскоре должна поступить. Я предложу эти деньги уполномоченным, что на время их удовлетворит. Но сувереном является король, и он простит вам все, так как вся наличность должна поступать ему и никому другому». «Если бы я не рассчитывал, - ответил сэр Саймон Барли, - что вы с королем сильно меня поддержите и лично не поможете мне в этом деле, то я бы переправился бы через море и поехал бы к богемскому королю. Меня бы там хорошо приняли, и я бы остался там на то время, пока не минует вся эта суматоха». «Я никогда вас не брошу, - сказал герцог Ирландский, - разве мы не компаньоны и не равно замешаны? Вы должны попросить время на выплату возмещения. Я хорошо знаю, что вы, когда захотите, можете заплатить наличными 100 тысяч ливров. Не бойтесь смерти, так как они никогда не зайдут так далеко, а до Михайлова дня дела повернутся не в ту сторону, про которую думают эти лорды. Пусть только на один раз король окажется в моей власти, и я сделаю так, что он признает, что его принудили силой делать все то, что он сейчас делает. Мы должны ублажить это лондонское простонародье, и положить конец всему тому недовольству, что они возбуждают против нас и наших друзей».
Сэр Саймон Барли не думал слишком сильно полагаться на эти слова герцога Ирландского и предстал перед уполномоченными, когда его вызвали. Они сказали: «Сэр Саймон, вы являетесь рыцарем, который принес много чести нашей стране, и вас сильно любил милорд принц Уэльский. Вы и герцог Ирландский являетесь главными министрами короля. Мы внимательно изучили все ваши счета, что лежат перед нами, и должны сказать вам, что они не являются ни прекрасными, ни благородными. И это нас расстроило из-за той любви, что мы к вам испытываем. Поэтому мы единодушно решили, что вас пошлют в лондонский Тауэр, где вы будете заточены до тех пор, пока, согласно нашим приказам, не выплатите в этой палате, ту сумму, которую вы получили от короля и королевства, и в которой вы не отчитались. Сумма эта составляет 250 тысяч ливров. Теперь, можете ли вы сказать что-нибудь в свою защиту?» Сэр Саймон сильно смутился и сказал: «Милорды, я охотно повинуюсь вашим приказам, поскольку я должен это делать, и я отправлюсь туда, куда вам угодно меня послать. Но я прошу, чтобы я мог иметь секретаря, для того, чтобы дать мне возможность составить отчет о тех огромных тратах, которые я раньше сделал в Германии и в Богемии, когда вел переговоры о браке нашего короля и лорда. Если же окажется, что я получил слишком много, то, через королевскую милость и через вашу, даруйте мне возможность того, чтобы я мог иметь разумное время для выплаты недостачи». «На это мы согласны», - ответили лорды, и сэр Саймон Барли был препровожден в Тауэр.
Счета сэра Томаса Тривета и сэра Уильяма Элмхэма изучались следующими. Они не были популярны ни у большинства английских баронов, ни у народа, по причине их поведения во Фландрии, так как говорили, что никогда англичане не предпринимали более позорного похода. Епископ Норвичский и губернатор Кале, которым в то время был сэр Хью Калверли, очистились от всех обвинений. Но обвинение, предъявленное двум рыцарям в том, что они взяли деньги за сдачу Бурбура и Гравлина, помешало им отделать так же. Причем некоторые люди в Англии хотели, чтобы их поведение (о котором мы уже рассказывали) было истолковано как измена, и рыцарям, когда их вызвали к королю, его дядями и совету, была дана стража, чтобы они смогли перед ними предстать. Теперь это обвинение было возобновлено, и они были вызваны предстать перед уполномоченными. Сэр Уильям Элмхэм явился, но сэр Томас Тривет не пришел, и я вам расскажу почему. На той же неделе, когда в его дом на севере был доставлен вызов, он сел на молодого коня, чтобы опробовать его открытом поле. Этот конь вместе с ним убежал, перепрыгнул через изгороди и понесся через кустарники и, в конце концов, упал в ров и сломал рыцарю шею. Это было прискорбно, и о его потере много жалели добрые люди Англии. Несмотря на это, по требованию королевского совета, его наследники были вынуждены заплатить большие суммы во флоринах. Но в целом, дело было хорошо всем известно, чтобы успокоить дядей короля и назначенных ими уполномоченных. Ведь хотя герцог Глостер был самым младшим из королевских дядей, он был самым активным в делах, касавшихся страны, и на него смотрели лучшая часть прелатов, ноблей и третьего сословия.
Когда были уплачены деньги скончавшегося сэра Томаса Тривета, который, как вы слышали, погиб, обвинение, предъявляемое сэру Уильяму Элмхэму, было сильно смягчено. Его прежние деяния в Борделуа, Гиене и Пикардии, где он проявил много доблести ради Англии, послужили ему защитой, выставляя его славным рыцарем. Так что ему ничего не могло быть предъявлено в качестве обвинения, кроме взятия денег за Бурбур и Гравлин. Но он оправдался, сказав: «Милорды, когда любой окажется там, где были мы, и когда предлагается два или три варианта действий, и один из них является наиболее выгодным для нас и наносящим наибольший ущерб врагу, то его и следует принять. Ведь так говорили сэр Джон Чандос и сэр Уолтер Мэнни, у которых было много здравомыслия и доблести, а я к ним прислушивался. Сэр Томас Тривет и я обнаружили, что мы окружены так, что никаким способом к нам не может придти подмога, и что мы не способны долго выдерживать их штурмы. Ведь там были такие рыцари и оруженосцы, каких никогда не видывали в Англии, и в таком числе - согласно подсчетам нашего герольда, 16 тысяч латников и 40 тысяч прочих людей, тогда как у нас было едва 3 сотни копий и столько же лучников. К тому же наши города были настолько большие, что мы не могли прикрыть все их части, что мы очень быстро и ощутили, так как, пока мы защищали одну сторону, пожар разгорался на другой, и мы пришли в большое замешательство, что заметили враги. И по правде сказать, французский король и его совет поступили красиво, даровав нам перемирие, так как если бы они наутро возобновили бы свои атаки, то в ситуации, в которой мы оказались, все должно было зависеть от их милосердия. Благодаря герцогу Бургундскому, который принял в этом деле большое участие, они заключили с нами почетный договор. Мы должны были бы сами заплатить за это, но денег нам дали они, и вместо того, чтобы испытать наихудшую участь от наших врагов, мы их обобрали. Мы определенно превзошли их, когда они нам заплатили и позволили безопасно и хорошо уйти, увезя все, что мы добыли в этом походе во Фландрии. Кроме того, - добавил сэр Уильям, - чтобы очистится от всех порицаний, которые могут возникнуть в Англии или за ее пределами, я готов бросить свою перчатку и подвергнуть себя испытанию в поединке, чтобы в нем определить свою участь, любому рыцарю и оруженосцу, за исключение персон милордов герцогов Йоркского и Глостерского, который пожелает сказать, что я поступил неверно по отношению к своему сюзерену королю, или еще каким-либо образом виновен в измене».
Эта речь и всем известная доблесть рыцаря реабилитировали его и освободили из-под угрозы смерти, в которой он оказался вначале. Он вернулся в свое поместье и впоследствии был прославленным рыцарем, с которым часто советовались, в том числе и в королевском совете. Сэр Саймон Барли все еще был заточен в Тауэре, поскольку его смертельно ненавидели дяди короля и простой народ Англии. Король, пока жил в Шине (Sheene) 2, он делал все, что было в его власти, чтобы вызволить его из тюрьмы, но уполномоченные, будучи полны решимости покончить с ним, отмалчивались и говорили, что не могут сразу выпустить его на свободу, так как его счета еще не закрыты. Король, в сопровождении герцога Ирландского, поехал в сторону Уэльса через Бристоль. И где бы он ни появлялся, его везде сопровождала королева и все дамы и дамзели ее двора.
Глава 80
Как только английский король покидает Лондон, так сразу же был обезглавлен сэр Саймон Барли, к великому горю короля и королевы. Смена министров.
Хотя английский король и покинул Лондон, его дяди со своими советниками остались там. Вы часто слышали о том, что когда в голове творится какой-то беспорядок, то ему подвержены и остальные части тела, и что эта болезнь должна быть изгнана тем или иным средством. Я это говорю, потому что герцог Ирландский находился в таком фаворе у короля, что обращался с ним, как ему вздумается, и управлял им по своему желанию. Сэр Саймон Барли также был одним из основных советников короля, и эти двое долгое время управляли королем и королевством. Их подозревали в том, что они скопили огромные суммы денег, и ходили слухи, что большую их часть они отослали для безопасности в Германию. Королю, его дядям и правителям главных городов Англии дали знать, что в Дуврском замке, в ночное время, на одно судно тайком грузились огромные сундуки и кофры, и говорили, что в них находились деньги, которые были отосланные обманным путем за границу в чужие страны, в результате чего королевство сильно обеднело в наличных деньгах. Многие негодовали по этому поводу, говоря, что золото и серебро стало столь редким, что вызвало упадок торговли. Такие речи увеличивали ненависть к сэру Саймону Барли, и уполномоченные заявили, что они считают его заслуживающим смерти. Короче, заканчивая проверку его счетов, они приговорили его к этой каре, как из желания угодить стране, так и подзуживаемые архиепископом Кентерберийским, который поведал лордам, что этот сэр Саймон хотел перевезти раку Святого Томаса из Кентербери в Дуврский замок. Это было в то время, когда ожидалось французское вторжение, и как он говорил, для большей безопасности, но повсюду верили в то, что он намеревался захватить ее и увезти из Англии. Многие выступили против него теперь, когда он находился в тюрьме, и рыцарь был столь подавлен, что ничего не мог сказать в свою защиту, чтобы могло ему помочь. Так что он был выведен из Тауэра и обезглавлен как изменник на площади перед ним. Да смилуется Бог над его преступлениями! Хотя я и рассказываю о его позорной смерти и вынужден это делать из-за своего решения не писать в этой истории ничего, кроме правды, но сам я этим событием чрезвычайно разгневан и лично сильно огорчен, поскольку во времена своей юности я знал его как благородного рыцаря, и согласно тому, что я знаю, он имел очень добрый ум. Таков был несчастливый конец сэра Саймона Барли.
Его племянник и наследник, сэр Ричард Барли, находился вместе с герцогом Ланкастером в Галисии, когда на его дядю обрушилось это несчастье. Он был самым известным человеком в этой армии после коннетабля, поскольку однажды он командовал всей армией и он наставлял сэра Томаса Моро в его обязанностях маршала. Он также состоял в герцогском совете и был его главным советником. Вы можете подумать, что он мог быть сильно разгневан, когда узнал о бесчестной смерти своего дяди, но, увы! Этот славный рыцарь, вместе со многими другими, умер в Кастилии в своей постели от болезни, как я о том подробно расскажу, когда мы достигнем этой части моей истории.
Когда король Ричард, развлекавшийся в Уэльсе, узнал о смерти сэра Саймона Барли, то сильно разозлен. Ведь он был одним из его наставников и обучал его, и он поклялся, что это не останется неотомщенным, поскольку он был жестоко предан смерти без малейшего судебного процесса. Королева также переживала его потерю, так как он был главным патроном ее брака и сопровождал ее из Германии в Англию. Королевский совет начал теперь всерьез тревожиться, особенно такие люди как герцог Ирландский, сэр Николас Брэмбер, сэр Роберт Тресильян, сэр Джон Бошамп, сэр Джон Солсбери и сэр Майкл де ла Поль. Архиепископ Йоркский, которого звали Уильям Невилл, брат лорда Невилла Нортумберлендского, был смещен со своей должности лорда-казначея, которую он исполнял долгое время, и герцогом Глостерским ему было запрещено, если он ценит свою жизнь, когда-либо впредь вмешиваться в дела Англии. Но он мог удалиться в свое епископство Йоркское или в любую другую часть своего диоцеза, и о таком решении он, безусловно, очень хлопотал. Ему сказали, что, учитывая его сан и происхождение, многие из рассмотренных дел его сильно бесчестят, и что большая часть депутатов от городов была за то, чтобы лишить его епархии и осудить таким же образом, как и сэра Саймона Барли. Он вскоре покинул Лондон и уехал жить в свое архиепископство на севере, приносящее ему 40 тысяч ливров годового дохода. Вся его семья была в большой ярости еще и на то, что его позор был инициирован Генри Нортумберлендом, хотя тот был его родственником и соседом.
Его приемником в должности казначея стал архиепископ Кентерберийский, который был доблестным и ученым мужем и находился в большой милости у королевских дядей. Он происходил из фамилии Монтегю и граф Солсбери приходился ему дядей 3. Уполномоченные назначили в королевский совет графа Солсбери, графа Арундела, графа Нортумберленда, графа Девоншира, графа Ноттингема и епископа Норвичского, которого звали сэр Генри Спенсер. Но епископ Винчестерский сохранил свою должность канцлера и продолжал оставаться около персон королевских дядей. Самым прославленным членом совета, после герцога Глостерского, был сэр Томас Монтегю, архиепископ Кентерберийский 4 и он действительно того заслуживал, так как у него были великие планы реформировать злоупотребления правительства и устранить влияние миньонов на короля. Он очень дружески говорил по этому поводу с герцогом Йоркским, который отвечал: «Архиепископ, дела постепенно повернуться в другую сторону от того, что представляют себе мой племянник и герцог Ирландский. Но мы должны ждать благоприятной возможности, и не слишком настаивать, так как то, что делается в спешке, никогда не делается хорошо. Я согласен с вами, что если мы своевременно не займемся этим делом, то королем будут управлять так, что королевство должно будет погибнуть. Французский король и его совет были хорошо осведомлены о нашем состоянии, и именно потому они предприняли такие огромные приготовления, чтобы добиться успеха вторжения».
Глава 81
Пока в Лондоне заседает совет сословий, король Ричард, по совету герцога Ирландского, решает вести войну против своих дядей и главных городов.
Пока дяди короля и новый совет государства придумывали в Вестминстере средства для реформирования злоупотреблений в правительстве и хотели поставить под свою власть короля и королевство, герцог Ирландский и его совет день и ночь строили планы о том, как им сохранить свои места и уничтожить дядей короля теми способами, о которых я сейчас расскажу.
Когда король Ричард, в сопровождении своей королевы, приехал в Бристоль, прекрасный и сильный город, то стал жить в тамошнем замке. Жители Уэльса и этих отдаленных районов думали, что он приехал сюда из благосклонности к герцогу Ирландскому. О нем по этому случаю говорили, что он намеревается отсюда поехать в Ирландию, и король должен был помочь ему с деньгами, чтобы тот смог увеличить численность своих людей, и на это было дано согласие парламента. Было приказано, что при отбытии в Ирландию, где он должен был оставаться три года, герцог должен иметь под своим командованием пять сотен латников и пятнадцать сотен лучников, оплачиваемых за счет Англии, и что деньги для этой цели должны ему выделяться пунктуально 5. Но у герцога не было намерений отправляться туда. Ведь поскольку король был молод, то он управлял им как ему заблагорассудиться, и он боялся, что в случае если он его оставит, то привязанность короля к нему охладеет. Вдобавок к этому, он был настолько сильно влюблен в одну из дамзелей королевы по имени Ландравин (Landgravine), что никак не мог ее оставить. Она была довольно красивой и приятной дамой, которую королева привезла с собой из Богемии. Герцог Ирландский любил ее с такой страстью, что, если бы это было возможно, то сделал бы ее своей герцогиней, женившись на ней. Он предпринял громадные старания, чтобы получить от папы Урбана VI, которого англичане и немцы признавали папой, развод со своей настоящей герцогиней, дочери графа Бедфорда. Все добрые люди Англии были этим сильно удивлены и шокированы, поскольку герцогиня приходилась внучкой славному королю Эдуарду и превосходной королеве Филиппы, будучи дочерью принцессы Изабеллы. Ее дяди, герцоги Йоркский и Глостерский, были сильно разгневаны из-за этого оскорбления, но, несмотря на их ненависть, которую он дешево ценил, герцог Ирландский был столь охвачен и ослеплен любовью, что использовал все средства, чтобы получить развод и обещал даме, что сделает ее своей женой, если согласятся король и королева, и будет разрешение от Рима, в котором папа не посмеет ему отказать, поскольку его сегодняшняя супруга является клементистской, а ее отец, сеньор де Куси, ведет в Италии войну от имени Климента против Урбана, и это побудит последнего отнестись к нему не очень строго и с достаточной благосклонностью прислушаться к его предложениям о разводе. Он был уверен в этом деле и, дав обещание ландграфине Богемской, не хотел иметь никакой связи со своей законной женой. Но у этого герцога Ирландского еще была жива мать, вдовствующая графиня Оксфордская, которая была столь далека от одобрения поведения своего сына, сильно порицая его за безрассудство, что говорила, что им он навлечет на себя гнев Небес, которые однажды сурово его покарают, когда уже будет поздно что-либо поправить. Она держала герцогиню при себе в своем доме и обращалась с ней так хорошо, как только могла, так, что все, кто любили юную леди, были довольны таким ее поведением.
В таком положении находилось английское королевство, но, для того, чтобы довести эту историю до конца, я продолжу рассказ с тех сведений, что я тогда получил. Вы слышали, что герцог Ирландский держался поближе к королю во время пребывания того в Бристоле и Уэльсе, и денно и нощно только и занимался тем, что искал средства, как бы ему преуспеть в своих планах. Он был усерден в своих обхаживаниях короля и королевы, и в обращении со всеми рыцарями и оруженосцами, с которыми встречался в Бристоле и во время охот в его окрестностях, чтобы привлечь их на свою сторону. А король позволял ему поступать, как вздумается.
В течение этого времени герцог предпринимал нескончаемые старания, посещая всех дворян в окрестностях Бристоля, и во время частых поездок в Уэльс. Он жаловался всем, кто хотел его слушать, дворянам или другим людям, что дяди короля, из-за своего стремления заполучить власть, изгнали из совета самых знатных и мудрых его членов, таких как архиепископ Йоркский, епископ Дарэмский, епископ Лондонский, сэр Майкл де ла Поль, сэр Николас Брэмбер, сэр Джон Солсбери, сэр Роберт Тресильян, сэр Джон Бошамп и он сам, что они без всякого правосудия предали смерти такого славного рыцаря, как сэр Саймон Барли, и что если они продолжат управлять страной так, как начали, то вскоре разрушат всю Англию. Он повторял это так часто и с таким успехом, что ему поверила большая часть рыцарей и оруженосцев Уэльса и прилегающих графств. Они приехали в Бристоль и спросили у короля, с его ли согласия герцог так говорит с ними. Король ответил, что да, и просил их, из любви к нему, оказывать герцогу полное доверие, так как он одобрит все, что тот будет делать, прибавив, что по правде, его дяди слишком честолюбивы и, что у него есть опасения, что они намереваются лишить его короны. Валлийцы, которые всегда любили принца Уэльского, отца короля, услышав о том, что происходит в Лондоне, твердо уверились в том, что с королем и герцогом Ирландским поступают несправедливо и спросили у короля, каких действий он от них желает. Король ответил: «Он с радостью бы увидел, как лондонцы, которые были главной движущей силой в этом деле, были бы наказаны и приведены в чувство, так же как и его дяди». Валлийцы сказали, что они обязаны повиноваться его приказам, поскольку он - их король и законный сеньор, и ему и никому другому, они должны быть верны и приносить оммаж. Поэтому они с готовностью пойдут туда, куда он им прикажет идти. Король и герцог Ирландский были очень довольны этим ответом, а последний, видя, что король принимает это дело как личное для себя, и страстно желая атаковать своих соперников, был слишком неумерен в своей радости и сказал совету, что «они не могут поступить лучше, чем вернуться в Лондон, чтобы показать свои силы, и чтобы хорошими способами или другими, привести горожан в повиновение». И он также говорил и всегда представлял королю, что когда бы не появлялись такие правители у королевство, оно должно от них погибнуть. Король сказал, «что он придерживается такого же мнения, и что если до сих пор, он сносил, чтобы происходили такие вещи, то дальше долго так не будет, но впредь он найдет такое средство, чтобы другие страны смогли извлечь из этого урок».
Теперь посудите сами, разве я не имел добрые основания сказать, что Англия в это время находилась в великой опасности погибнуть безвозвратно. Было ясно, что по причинам, о которых вы слышали, король был в ярости на своих дядей и главных ноблей королевства, и что они были столь же враждебно настроены против него и главных ноблей его партии. Города находились в ссорах друг с другом, и прелаты взаимно ненавидели друг друга, так что средство от этого зла нельзя было найти ни у кого, кроме как у Бога. Герцог Ирландский, когда увидел, что пользуется поддержкой короля и большей части жителей Бристоля, Уэльса и близлежащих частей королевства, пошел к королю и сказал: «Милорд, если вы назначите меня своим лейтенантом, то я поведу на Лондон или на Оксфорд, которые являются вашим и моим городами, 12 или 15 тысяч человек и покажу свою силу этим лондонцам и вашим дядям, которые обращаются с вами столь неподобающим образом, и казнили одного из членов вашего совета. И хорошими словами или иными, но я приведу их в повиновение». Король ответил, что он доволен, добавив: «Я сейчас назначаю вас своим генерал-лейтенантом моего королевства, чтобы вы собирали людей отовсюду, откуда вы сможете их поднять, и чтобы вы вели их куда вам будет угодно, если вы сочтете, что это будет наиболее выгодным для нашего королевства, и чтобы все могли увидеть, что королевство всецело является нашей вотчиной и принадлежит нам по праву, я приказываю вам нести наше знамя, флаг, штандарт и другие наши военные знаки, которые мы всегда носим сами, когда выступаем в военный поход. Я полагаю, что люди всех сословий, увидев мое знамя, будут стекаться под него на военную службу и будут бесстрашно ее нести, а поступающие противоположным образом вызовут мое недовольство». Эти слова очень обрадовали герцога Ирландского.
Глава 82
Английский король призывает в окрестностях Бристоля на службу всех способных носить оружие мужчин, чтобы идти на Лондон. Сэр Роберт Тресильян послан туда в качестве шпиона. Он разоблачен и обезглавлен по приказу дядей короля.
Английский король призвал на службу многих великих баронов, рыцарей и оруженосцев из Уэльса, из местностей вокруг Бристоля и на стороне Северна. Одни отказались, сославшись на веские причины, но другие явились и предоставили себя в распоряжение короля, несмотря на свое собственное убеждение, что для этого предприятия невозможно предсказать ничего доброго.
Пока эта армия собиралась, король и герцог на тайном совещании решили послать одного из своих доверенных друзей в Лондон, чтобы понаблюдать за тем, что может произойти, и на тот случай, если королевские дядя все еще остаются в городе, узнать, что они делают. После некоторых раздумий они не смогли выбрать подходящего человека, которого можно было бы послать его с таким заданием. Тогда вперед вышел один рыцарь по имени сэр Роберт Тресильян. Он приходился кузеном герцогу и был членом королевского совета. Он сказал: «Я вижу, что вы затрудняетесь найти надежного человека, чтобы послать его в Лондон. Из любви к вам я рискну отправиться на это приключение». Королю и герцогу было очень приятно это предложение, и они поблагодарили его за это. Тресильян покинул Бристоль, замаскировавшись за бедного торговца и верхом на жалкой кляче. Он доехал своей дорогой до Лондона и остановился в гостинице, оставшись неузнанным, поскольку никто не мог себе представить, что один из королевских советников и камергеров может появиться в таком жалком платье.
Оказавшись в Лондоне, он собирал все новости, о которых было известно в городе, относительно королевских дядей и горожан, поскольку не мог сделать ничего большего. Узнав, что в Вестминстере должно состояться совещание герцогов и их совета, он решил отправиться туда, чтобы тайком узнать обо всем, что там может происходить. Так он и сделал и установил свой наблюдательный пункт в пивной справа напротив дворцовых ворот. Он выбрал комнатку, окно которой выходило в дворцовый сад, где и расположился, чтобы наблюдать за всеми, кто должен был приехать на это собрание. Большую часть из них он знал, но из-за своей маскировки оставался ими неузнанным. Однако он пробыл там достаточно долго, чтобы его увидел и узнал один из оруженосцев герцога Глостерского, с которым он много раз находился в одной компании. Сэр Роберт сразу его узнал и отошел от окна, но оруженосец, что-то заподозрив, сказал: «Определенно, это должен быть Тресильян». И чтобы в этом увериться, он вошел в пивную и сказал хозяйке: «Сударыня, скажите мне честно, кто это там выпивает наверху. Он один или с компанией?» «Честное слово, сэр,- ответила она, - я не могу сказать его имя, но он находится здесь уже долгое время». После этих слов оруженосец поднялся по лестнице, чтобы узнать правду и, обнаружив, что он был прав, и что это действительно сэр Роберт, хотя замаскированный, поприветствовал его. Он сказал: «Да хранит вас Бог, мастер! Я надеюсь, что мой приход для вас не будет некстати. Я полагаю, что вы являетесь одним из моих фермеров из Эссекса, ведь вы на него очень похожи». «Никоим образом, - сказал сэр Роберт, - я из Кента и держу земли сэра Джона Холланда. Я хочу подать жалобу совету на арендаторов архиепископа Кентерберийского, которые захватили большую часть моей фермы». «Если вы пойдете во дворец, - сказал оруженосец, - то я проведу вас, чтобы вы изложили свои жалобы перед лордами». «Премного благодарен, - ответил сэр Роберт, - не сейчас, но я не отказываюсь от вашего содействия». После этих слов оруженосец приказал принести кварту эля, заплатив за нее, и сказал: «Да будет с вами Бог!» и покинул пивную. Не теряя времени, он поспешил в палату совета и попросил пристава открыть дверь. Пристав, зная его, спросил, что у него за дело, и тот сказал, что «он должен немедленно переговорить с герцогом Глостерским по предмету, который очень близко касается и его и совета». Тогда пристав позволил ему войти, что он и сделал и, подойдя к герцогу Глостерскому, сказал: «Милорд, я принес вам великую новость». «О чем же?» - спросил герцог. «Милорд, я расскажу о ней во всеуслышание, так как она касается не только вас, но и всех присутствующих здесь лордов. Я видел сэра Роберта Тресильяна, замаскированного под крестьянина, в пивной поблизости от ворот дворца». «Тресильян!» - сказал герцог. «Клянусь честью, милорд, это правда, и вы можете отобедать с ним, если пожелаете». «Я бы очень этого хотел, - ответил герцог, - так как он расскажет нам какие-нибудь новости о своем хозяине, герцоге Ирландском. Ступай и приведи его, но со стражей, достаточной для того, чтобы не было неудачи».
После этого приказа оруженосец покинул палату совета и, отобрав четверых бейлифов, сказал им: «Ступайте за мной на расстоянии, и как только заметите, что я подал знак, арестуйте человека, на которого я укажу, наложите на него руки и позаботьтесь о том, чтобы он от вас не убежал». Оруженосец отправился в пивную, где оставил сэра Роберта и, поднявшись по лестнице в комнату, в которой тот находился, вошел в нее со словами: «Тресильян, вы приехали сюда не за добром, как я полагаю. За вами послал милорд Глостер, и вы должны пойти и поговорить с ним». Рыцарь прикинулся тугоухим и попытался оправдаться, если бы мог, говоря: «Я не Тресильян, а арендатор сэра Джона Холланда». «Это неправда, - ответил оруженосец, - у вас тело Тресильяна, хотя и не его одежда», и подал сигнал стоявшим в дверях бейлифам. Они вошли в дом и арестовали его, и, хотел ли он того или нет, доставили его во дворец. Вы может поверить, что посмотреть на него пришла огромная толпа, так как его хорошо знали в Лондоне и во многих местах Англии. Герцог Глостерский был очень доволен и захотел его увидеть. Когда он оказался в его присутствии, то герцог сказал : «Тресильян, что привело вас сюда? Как поживает мой сюзерен? Где он теперь живет?» Тресильян, видя, что его раскрыли, и что все оправдания тщетны, ответил: «Клянусь честью, милорд, король послал меня сюда, чтобы узнать новостей. Он находится в Бристоле и на берегах Северна, где охотится и развлекается». «Как! - сказал герцог, - вы приехали одетым не как честный человек, но как шпион. Если бы вы хотели узнать о том, что происходит, то вам надо было бы явиться, как подобает рыцарю и благоразумному мужу». «Милорд, - ответил Тресильян, - если я поступил дурно, надеюсь, вы простите меня. Ведь я поступал так, как мне было приказано». «А где находится ваш хозяин, герцог Ирландский?» «Милорд, - сказал Тресильян, - он находится с нашим милордом королем». Тогда герцог добавил: «Нам сообщили, что он собирает большое войско, и что король для этого объявил призыв на службу. Куда он намеревается вести их?» «Милорд, они предназначены для Ирландии». «Для Ирландии!» - сказал герцог. «Да, в самом деле, да поможет мне Бог», - ответил Тресильян.
Герцог немного помедлил, а затем сказал: «Тресильян, Тресильян, ваши дела не являются ни хорошими, ни честными, и вы совершили огромную глупость, приехав в эти края, где вы далеки от того, чтобы вас любили, и это вам вскоре покажут. Вы и ваша клика сделали так, что очень расстроили моего брата и меня, и еще вы давали очень плохие советы королю, которого вовлекли в ссору с его главными ноблями. Вдобавок к этому, вы возбуждали против нас главные города страны. Поэтому пришел день воздаяния, и вы получите свою плату, так как все деяния должны получать заслуженную награду. Позаботьтесь о ваших делах, поскольку я не буду ни есть, ни пить до тех пор, пока вас не станет». Эта речь сильно напугала сэра Роберта тем, как она была произнесена. Ведь никому не нравится узнавать о своем конце. Он очень хотел получить прощение, приводя различные оправдания и унижаясь самым жалким образом. Но тщетно, ибо герцог получил сведения о том, что происходит в Бристоле, и его оправдания были бесплодными. Почему я должен говорить долго? Сэр Роберт был доставлен к палачу, который положил его на плаху, где он и был обезглавлен, а затем повешен за руки на виселице. Таков был конец сэра Роберта Тресильяна.
Глава 83
Получив известия о смерти сэра Роберта Тресильяна, архиепископ Йоркский и сэр Николас Брэмбер укрепляют короля в его решимости вести войну против своих дядей. Герцог Ирландский в качестве генерал-лейтенанта ведет армию на Оксфорд.
Сведения о том, что сэр Роберт Тресильян был предан позорной казни, были быстро доставлены в Бристоль королю Ричарду. Он принял их так близко к сердцу, что поклялся, что дела не останутся в таком состоянии, в каком они находились. Ведь его дяди повели себя плохо и, без малейшей видимости правосудия, казнили его рыцарей и слуг, верно служивших ему и его отцу принцу, и они явно показали свои намерения лишить его короны. А такое их поведение касалось его слишком сильно, чтобы не возгнедовать на это. Архиепископ Йоркский долгое время был главой его совета, и находился в это время с королем. Он сказал: «Милорд, вы просите совета, и я его вам дам. Ваши дяди ведут себя постыдно и хотят заставить весь мир поверить в то, что вокруг вашей персоны находятся одни изменники, и что вы больше ни от кого не принимаете совета, кроме как от них. Теперь над страной нависла великая опасность. Призовите на службу всех способных носить оружие, дворян и прочих людей, чтобы они присоединились к вам, и когда они будут собраны, отправьте их в поход на Лондон под началом герцога Ирландского, который с радостью примет командование. И пусть там не будет никаких других знамен, кроме ваших собственных, чтобы яснее показать, что это дело есть ваше собственное. По пути вся страна присоединится к ним и, возможно, также и лондонцы. Ведь они не ненавидят лично вас, так как вы никогда не причиняли им никакого вреда. Все зло, которое было вам причинено, исходит от ваших дядей. Здесь находится сэр Николас Брэмбер, который часто бывал мэром Лондона, и которого вы сделали рыцарем за его славную службу, что он исполнял в прежние времена 6. Посоветуйтесь с ним. Ведь он должен хорошо знать лондонцев, будучи их согражданином, и равно должен иметь среди них надежных друзей. Вы избегнете риска потерять ваше королевство из-за этого буйства и измены».
После этих слов король повернулся к сэру Николасу Брэмберу и пожелал, чтобы он говорил. «Милорд, - сказал сэр Николас, - раз вы приказываете мне, то я выскажу перед этими лордами то, что чувствую, насколько хорошо я могу об этом судить. Во-первых, я не верю, и никогда не поверю, что большинство лондонцев нуждается в том, чтобы стоило завоевывать любовь к нашему лорду, что здесь присутствует. Они очень любили блаженной памяти милорда принца, его отца, и они дали доказательства своей лояльности, когда подняли восстание толпы крестьян. Ведь сказать по правде, если бы они имели склонность присоединиться к ним, то положили бы конец и королю и монархии. Сейчас они находятся перед дядями короля, которые над ними смеются. Ведь они верят всему, что им угодно. Ведь нет никого, кто бы мог им возразить или кто бы мог показать лживость того, что они обнародуют каждый день. Они отстранили всех королевских чиновников, и меня в том числе, и заменили их другими, теми, кто придерживаются единого с ними образа мыслей. Они отослали короля на край его королевства, и никто не может предполагать, что за этим последует что-нибудь доброе, ведь мы находимся в совершенном неведении, каковы могут быть их конечные намерения. Если дела продолжат оставаться в таком положении и дальше, то король будет изгнан из королевства. Ведь они действуют силой, а король добротой. Разве они не предали смерти этого славного рыцаря сэра Саймона Барли, который сослужил столь заслуживающие награды службы по ту сторону моря? И разве они не возвели на него такую чудовищною ложь, про которую они знали, что это именно ложь, как например то, что он намеревался сдать французам город и замок Дувр, и что из-за этого он стал причиной того, что они собирались в Слиесе и других частях Фландрии? Также, разве они, из злобы на короля, не бесчестно убили его рыцаря, сэра Роберта Тресильяна? И они будут угрожать остальным таким же образом, как только смогут до них дотянуться. Поэтому я даю совет, чтобы король употребил суровые меры. Всей Англии хорошо известно, что он является королем, что он воспитывался нашим последним доблестным и добрым королем Эдуардом в Вестминстере, который заставил всех своих подданных, великих и малых, поклясться ему в повиновении как своему королю, после своей кончины, и которую клятву принесли также и дяди короля. Многим кажется, что раз они осмеливаются говорить об этом, то теперь можно не считать его королем и, что он не соответствует статусу или поведению короля, поскольку ему не позволяют поступать так, как он хочет. Такие люди только позволяют ему и его королеве получать пенсию и явно показывают, что у них нет здравого смысла, чтобы управлять королевством, и что весь их совет составлен из изменников и злонамеренных людей. Поэтому я говорю, что такое поведение нельзя больше терпеть, и я скорее умру, чем останусь в таком опасном положении и увижу, что с королем обращаются и управляют им так, как это делают его дяди». Король прервал его, сказав: «То, что сейчас происходит, нам не угодно, и я говорю вам, что совет, что вы мне дали, представляется мне как благородным, так и добрым, как для нас, так и для нашего королевства». Совещание было окончено, но не прежде, чем король приказал герцогу Ирландскому, как королевскому лейтенанту, выступить в поход на Лондон, со всеми силами, что он смог собрать, чтобы проверить горожан и посмотреть, не может ли он переговорами и самыми большими обещаниями со стороны короля, привлечь их на свою сторону. Вскоре после этого, герцог, с 15 тысячами человек покинул Бристоль и двинулся на Оксфорд, где его войска расквартировались в городе и вокруг него. Они несли знамена и вымпелы только с гербом Англии, так как король хотел дать всем знать, что это его личная война.
Герцогам Йоркскому и Глостерскому были доставлены сведения о том, что герцог Ирландский находится в походе на Лондон с 15 тысячами человек и, что он уже в Оксфорде, и что они несут только королевские знамена. Для них теперь было время подумать, как поступить. Они созвали на совещание в Вестминстере всех главных людей Лондона, как по богатству, так и по могуществу, и на этом совещании рассказали им о том, что герцог Ирландский идет против них с большим войском. Горожане, как люди, готовые повиноваться воле дядей короля, поскольку они действительно все были на их стороне, ответили: «Да будет так, во имя Бога. Если герцог Ирландский требует от нас битвы, он ее получит. Мы не закроем ворота перед его 15 тысячами человек, нет, даже если бы у него было и 20 тысяч». Герцоги были очень довольны таким ответом и немедленно послали множество людей собирать отовсюду из главных городов рыцарей, оруженосцев и лучников. Те, кого призывали герцоги, повиновались этому приказу, что и было правильным, раз они поклялись так поступать. Пришли люди из графств Норвич, Кент, Саутгемптон, из Арундела, Солсбери и окрестностей Лондона. Множество рыцарей и оруженосцев явились туда, не зная еще, куда их пошлют или поведут.
Глава 84
Герцог Ирландский посылает трех рыцарей в Лондон, чтобы узнать обстановку. Герцоги Йоркский и Глостерский выступают против герцога Ирландского и его войск.
Теперь я немного расскажу о герцоге Ирландском, который остановился в Оксфорде. У него действительно было 15 тысяч человек, но большая их часть присоединилась к нему скорее вынужденно, нежели по доброй воле. Чтобы прощупать настроение лондонцев герцог послал туда сэра Николаса Брэмбера, сэра Питера Гулуфра и сэра Майкла де ла Поля. Они должны были попасть в город по Темзе, поднять королевский флаг и посмотреть, как при его виде его будут действовать горожане. В соответствии с приказами герцога, эти три рыцаря, вместе с всего лишь 30 копьями, покинули Оксфорд и тайно поехали в Виндзор, где остановились на ночь. Утром они пересекли Темзу по мосту Стейнс (Staines) и обедали в королевском дворце в Шене (Shene) 7, где пробыли до позднего вечера. Затем они выехали оттуда и поскакали в другой королевский дворец, в Кенсингтоне, который расположен ближе к Лондону - на расстоянии 3 лиг. Там они оставили своих коней и, сев в лодки, с приливом пустились в путь. Они незамеченными прошли через лондонский мост, поскольку стража и не подозревала об их прибытии, и вошли в лондонский Тауэр. Там они застали губернатора, назначенного туда королем. От него они узнали много вещей относительно королевских дядей и о том, что происходило в Лондоне. Он сказал им, что придя сюда, они подвергаются большому риску. «Как так? - сказали они - Мы являемся рыцарями, состоящими при особе короля, и можем спокойно оставаться на постой в любом из его замков». «Вы не найдете дела такими, - отвечал губернатор. - Ведь хотя этот город и все, кто в нем находятся, сами хотят быть покорными королю, но они будут такими только до тех пор, пока он делает то, что будет позволено его дядями, и не далее того. То, что я вам говорю, это для вашего же блага, и я должен оказывать вам помощь советом, настолько, насколько мне это позволяют мои способности и знания. Ведь я подозреваю, что когда утром наступит день и, если это будет угодно Богу, за пределами замка вдруг узнают, что в Тауэр прибыли люди партии короля, то вы увидите замок осажденным со всех сторон горожанами, которые не уйдут отсюда до тех пор, пока им не позволят сюда войти и посмотреть, кто это сюда приехал. Если они вас найдут, то уведут с собой к дядям короля, и вы можете догадаться, что будет в итоге. Я уверен, что они настолько злы на герцога Ирландского и других советников короля, что если вас заподозрят, что вы являетесь одними из них, то вам не уйти живыми. Подумайте над тем, что я сказал, ибо это – правда».
Три рыцаря, которые, прямо сказать, были изумлены, находились в отчаянии от того, что услышали. Они держали совет и решили остаться здесь до утра, но таким тайным образом, чтобы никто не узнал об их прибытии. Губернатор честно обещал помогать им, насколько это будет в его власти, и в их присутствии взял все ключи от всех входов. Когда наступил день, трое рыцарей держали другой совет - о своих дальнейших действиях. Хорошенько рассмотрев свое положение, они убоялись дожидаться того, что станет известным про то, что они находятся в Тауэре, поскольку их убедили, что в этом случае они окажутся запертыми в нем. Поэтому, когда стемнело, и поднялся прилив, они сели в большую лодку и покинули Тауэр, не решившись развернуть королевские знамена. На ночь они остановились в Кенсингтоне, а наутро, с рассветом, сели на коней и поскакали через Чертси (Chertsey) в Виндзор, где отобедали и легли спать. На следующий день они прибыли в Оксфорд, где находился герцог Ирландский и его армия. Они рассказали обо всем, что произошло и о чем вы уже слышали, и о том, что хотя они и были приняты в лондонском Тауэре, но не осмелились в нем оставаться. Услышав это, герцог очень пал духом и не знал, что сказать и как действовать. Ведь он уже чувствовал, что войска, что он собрал, не все придерживались одного образа мыслей, и не очень привержены его делу. Не зная, то ли оставаться там, где он находился, то ли вернуться к королю, он созвал совет своих рыцарей. Совет решил, что раз король назначил его генерал-лейтенантом, чтобы подавить всех мятежников, то он должен выступить в поход. Ведь если он поступит по-другому, то заслужит великий позор, навлечет на себя гнев короля и ясно докажет, что не считает свое дело справедливым или добрым, и что лучше рискнуть сражением и умереть с честью, нежели выказать недостаток храбрости. Ему посоветовали сообщить королю о своем положении и быть благодарным за то, что он смог удержаться в нынешнем положении, так как пока навстречу ему никто не выступал. Герцог послал гонцов из Оксфорда к королю, чтобы описать свое положение и умолять его прислать ему больше людей, чем у него было.
Когда в Лондоне герцоги Йоркский и Глостерский узнали о том, что герцог Ирландский находится в Оксфорде с мощной армией, то они созвали совет, чтобы обсудить, как действовать. На нем присутствовали все главные лорды их партии, такие как архиепископ Кентерберийский, графы Арундел, Солсбери, Нортумберленд и множество других великих баронов, и весь магистрат Лондона. Было решено (так как этого хотел герцог Глостерский) немедленно готовиться к выступлению в поход, и что мэр Лондона должен вооружить через констеблей, всех, кого он может счесть полезными, чтобы ему помочь. Он объявил, что выступает навстречу герцогу Ирландскому и сразится с ним, где бы его ни нашел. Мэр Лондона, будучи сам человеком военным, лишь отобрал своих людей среди тех, кому было от 20 до 40 лет, а у вышеупомянутых лордов было при себе, по меньшей мере, 1000 латников. Эта армия вышла из Лондона и расквартировалась в Брентфорде (Brentford ) и близлежащих деревнях. На следующий день она была в Коулбруке (Colebrook), и по всей дороге ее силы только росли. Они шли дорогой на Ридинг (Reading), чтобы овладеть там переправой через Темзу, поскольку мосты в Стейнесе и Виндзоре были разрушены по приказу герцога Ирландского, и чтобы, благодаря этому, обеспечить себе лучшую и более ровную дорогу для своего похода. Узнав об их быстром приближении к Оксфорду, герцог Ирландский сильно встревожился и потребовал созыва совета. Ему посоветовали выстроить армию к бою, с королевскими знаменами впереди, и если Богу будет угодно, то день будет их, так для этого есть добрые основания. Этому плану и последовали. Трубы возвестили армии, что надо вооружаться и выходить из Оксфорда, что и было сделано, и армия выстроилась под развевающимися королевскими знаменами. День был прекрасный, и погода была ясной и приятной.
Глава 85
Дяди короля одерживают победу над герцогом Ирландским, который, с остатками своей армии, спасается бегством.
Герцогу Глостерскому, разбившему лагерь на прекрасном лугу вдоль впадающей в Темзу реки, в 3 лигах от Оксфорда, было сообщено, что герцог Ирландский вышел на поле боя и построил свои войска в боевом порядке. Герцог с удовольствием узнал об этом и сказал, чтобы хотел бы предложить ему битву, но они должны переправиться через Темзу. Трубы возвестили снятие с лагеря, и армия построилась так, как если бы должна была немедленно вступить в бой. Они находились в пределах двух лье от своих врагов, сидя в засаде и ожидая возможности переправиться через реку. Герцог Глостерский выслал разведчиков, чтобы найти броды, и те сказали, что вода в реке уже 30 лет не была такой низкой, как сейчас. Затем разведчики легко переправились через реку и пошли дальше вперед, чтобы рассмотреть положение врагов и их настрой.
Вернувшись, они сказали герцогу: «Милорд, Бог и река находятся на вашей стороне. Вода так низка, что не доходит до брюха наших коней. Мы видели армию герцога Ирландского, которая хороша и прекрасно выстроена. Мы не знаем, присутствует ли там король, но его знамена там, и мы не разглядели никаких других знамен, кроме королевских, с гербами Англии и Франции». Герцог ответил: «Бог нам помогает! Мой брат и я сражаемся на правой стороне. Давайте наступать, во имя Бога и Святого Георгия. Ведь я должен посмотреть на них поближе». Узнав, что через реку так легко переправиться, его люди с большим воодушевлением начали наступление. Лошадь шла первой, за ней следом человек. Когда герцогу Ирландскому сказали, что дяди короля переправились со своей армией через Темзу, и что вскоре должно произойти сражение, то он сильно испугался, так как хорошо знал, что если он будет взят герцогом Глостерским, то тот не примет никакие деньги в качестве выкупа, но немедленно предаст его позорной смерти. Поэтому он позвал сэра Питера Гулуфра и Майкла де ла Поля и сказал им: «Определенно, на этот день моя храбрость меня покинула, поскольку я не осмеливаюсь испытывать битву с дядями короля. Если они возьмут меня, то предадут позорной казни. Какого дьявола они переправились через Темзу? Для нас это дурной знак». «Что вы намерены делать?» - спросили два рыцаря. «Я намереваюсь спастись. Делайте то же самое, - добавил герцог, - и спасите всю армию, если это возможно». «Хорошо, - ответили рыцари, - давайте мы будем держаться на одном из флангов, и у нас будет две тетивы для лука. Мы посмотрим, как поведут себя наши люди. Если они будут хорошо сражаться, то мы останемся, ради чести короля, который послал нас сюда. Если же они будут терпеть поражение, то мы сможет уйти и поискать удачу где-нибудь еще».
Этот план был принят, и герцог переменил своего коня на более резвого. То же самое сделали и рыцари. Они проскакали вокруг своей армии, выказывая доброе хладнокровие и призывая людей хорошо сражаться, говоря, что, если будет угодно Богу и Святому Георгию, то этот день будет их. Ведь они сражаются за правое дело, и что эта вражда – личное дело короля, и что они извлекут из этого дела выгоду. Так обманывая людей, они отъехали подальше от толпы и, встав на углу войскового построения, составили часть его фланга. Едва они это сделали, как было замечено приближение герцогов Йоркского и Глостерского и других лордов, с развевающимися знаменами и дудящими трубами. Как только королевская армия заметила их войско, так ее охватила паника, она смешала свои ряды и повернула тыл, так как все говорили, что герцог Ирландский и его друзья уже бежали. Теперь все было в беспорядке, каждый старался побыстрее убежать, не сделав ни малейшей попытки обороняться. Герцог и его рыцари вскоре оказались далеко, так как у них не было желания возвращаться в Оксфорд.
Видя состояние королевской армии, герцог Глостерский почувствовал жалость и не стал усугублять ее положение, так как знал, что большая ее часть была собрана из страха или под давлением герцога Ирландского. Поэтому он сказал своим людям: «Судари, этот день - наш. Но я запрещаю под страхом смерти убивать кого-либо из наших врагов, только если они не будут защищаться. Если вы найдете рыцаря или оруженосца, то возьмите его и приведите ко мне». Этот приказ был выполнен. Несколько человек было убито, исключительно во время бегства, когда они падали с коней или сталкивались друг с другом. Сэр Джон, по прозвищу Маленький Бошамп, и сэр Джон Солсбери были взяты в плен во время преследования и доставлены к герцогу Глостерскому, к его великой радости. Лорды двинулись на Оксфорд, где нашли ворота открытыми, и те, кто смог, расквартировался там, хотя в городе была большая теснота. Когда герцог Глостер осведомился, не взят ли герцог Ирландский, ему сказали, что тому удалось бежать. Герцог пробыл в Оксфорде два дня и, поблагодарив воинов за службу, позволил им вернуться по домам. Он сказал мэру Лондона и командирам отрядов, что они могут теперь вернуться в Лондон, что они с радостью и сделали, и на этом этот поход и закончился.
Глава 86
Герцог Ирландский, вместе с несколькими своими товарищами, бежит в Голландию. Архиепископ Кентерберийский послан герцогами Йоркским и Глостерским на переговоры с королем. Он с почетом препровождает его в Лондон.
Теперь я расскажу о том, что сталось с герцогом Ирландским, сэром Питером Гулуфром и сэром Майклом де ла Полем в тот день, когда они, как и вся их армия, спасались бегством. По правде, это было сделано мудро, так как если бы их захватили, то казнили бы без всякого милосердия. Я не верю, что они бежали к королю в Бристоль. Если бы они это сделали, то не смогли бы там долго оставаться, но они поспешили покинуть Англию так быстро, как только могли. Я слышал, что они проскакали через Карлайл к Эдинбургу, где сели на борт судна, направлявшегося в Голландию и Тексель, и высадились в Дордрехте. Они были сильно обрадованы, попав в безопасное место, и мне говорили, что задолго до этого, герцог Ирландский, готовясь к любому развитию событий, поместил через ломбардцев большие денежные суммы на хранение в Брюгге, так как, хотя он и знал свою власть над английским королем, но сильно боялся ноблей и народ. В дни своего благополучия он разместил большие запасы денег во Фландрии и в других местах, там, где как он считал, они могут ему понадобиться. Я также слышал, что первый платеж из 60 тысяч ливров в качестве выкупа за Жана Бретонского ждал его распоряжений, и близилось время получения остальных 60 тысяч. Поэтому он обеспечил себя деньгами на долгое время.
Когда герцог Альберт Баварский, который был правителем Эно, Голландии и Зеландии от имени своего, тогда еще жившего, брата графа Гийома, узнал, что герцог Ирландский бежал из Англии и избрал местом своего жительства Дордрехт, то он немного подумал и решил, что будет нехорошо, если тот останется там на долгое время. Он покинул Англию как изгнанник и находился в немилости у своих кузенов, герцогов Йоркского и Глостерского, к которым обязан был испытывать любовь и быть их сторонником. Кроме того, он бесчестно обошелся со своей герцогиней, которая была дочерью его кузины, принцессы Изабеллы Английской. Вследствие этого, он послал сказать герцогу, что раз он обидел его дорогую кузину Английскую и разорвал с ней брачные отношения, ради того, чтобы связаться с другой женщиной, то он должен немедленно покинуть его страну и поискать себе другое пристанище, поскольку он не потерпит, чтобы герцог Ирландский нашел бы себе пристанище в одном из его городов. Когда герцог получил этот приказ, то сильно испугался, как бы его не арестовали и не отдали врагам, и он очень унижался перед теми, кто доставил ему этот приказ, говоря, что с радостью повинуется приказам герцога. Он немедленно распорядился, чтобы были приведены в порядок и уплачены все его счета и, вместе со своей свитой, отплыл на судне в Утрехт, город, который всецело зависит от своего епископа. Туда он и приехал и стал ждать получения дальнейших известий. Теперь мы его оставим и вернемся к английским делам.
После того, как армия баронов была распущена в Оксфорде, не знаю точно, то ли герцогами Йоркским и Глостерским, то ли архиепископом Кентерберийским, они пробыли в нем всего лишь несколько дней, за которые были обезглавлены сэр Джон Солсбери и маленький Бошамп. После этих казней они возвратились в Лондон, где пробыли некоторое время, ожидая, что будет слышно о короле. Но все, что они узнали, так это то, что он продолжал оставаться в Бристоле. На совете в Вестминстере, по совету архиепископа Кентерберийского, было решено послать туда к королю делегацию из главных баронов, чтобы по-дружески поговорить с ним относительно его противостояния с главными людьми королевства, которые, по естеству, были связаны обязанностью хранить его честь. А также поговорить относительно того, что он полностью положился на яд своих миньонов, и что такое его поведение едва не привело к потере им своей короны. Пока обсуждались эти дела на совете, в Уэльсе был схвачен и доставлен в Лондон сэр Николас Брэмбер. Дяди короля были этому очень рады и говорили, что его не надо заставлять долго ждать, но что следует предать такой же смерти, как и его друзей. Сэр Николас, будучи неспособен ничего сделать, чтобы помешать своей казни, был отведен за город и там обезглавлен. Некоторые горожане его оплакивали, поскольку в прежние времена он был их мэром и в то время честно управлял городом. Он также сослужил большую службу королю во время восстания крестьян, собственной рукой убив Листера, что сильно смутило повстанцев и заставило их обратиться в бегство, и за это король сделал его рыцарем. Он был обезглавлен, так же как и другие, за то, что всецело полагался на герцога Ирландского.
Видя, что все из тех членов королевского совета, которых они ненавидели, уже мертвы или покинули страну, дяди короля подумали, что пора поставить правительство на твердую основу. Ведь, несмотря на то, что они казнили или изгнали всех, кто стоял против них, но сами они никогда не хотели лишать короля короны, но только лишь реформировать и упорядочить правительство к своей собственной чести и чести страны. Поэтому они сказали архиепископу Кентерберийскому: «Вы поедете вместе со своим домом в Бристоль, где найдете короля и представите ему дела его королевства, и то положение, в котором он теперь оказался. Посоветуйте ему и скажите, что мы просим, чтобы он не верил ничему из того, что он мог услышать, и что позорило бы нас. Ведь он так долго поступал противно собственной чести и выгоде, а также противно и пользе королевства. Вы также скажите ему, что мы и добрый город Лондон умоляем его вернуться сюда, где он будет принят с самой большой радостью, и мы дадим согласие на то, чтобы он назначил членов своего совета так, как ему будет в высшей степени угодно. Однако, мы поручаем вам, архиепископ, ни под каким предлогом не возвращаться без него, чтобы не вызвать недовольство тех, кто и сейчас привержен ему. Скажите ему также не гневаться на то, что окружавшие его изменники были казнены или изгнаны из королевства, поскольку именно из-за них он подвергался опасности лишиться короны».
Архиепископ обещал провести это дела так хорошо, насколько он будет на то способен, и быстро закончив приготовления к отъезду, выехал в Бристоль, с великой процессией, какой и подобает такому преподобному прелату и остановился на постой в этом городе. Король жил очень скромно, поскольку все, кто ему служили, были либо мертвы, либо изгнаны, как вы о том уже слышали. Архиепископ пробыл в городе две ночи и один целый день, прежде чем король пожелал его увидеть, столь сильно он был разгневан на своих дядей за то, что они удалили от него герцога Ирландского, которого он любил больше всего на свете, и за то, что они казнили его камергеров и рыцарей. Наконец, ему так настоятельно это посоветовали, что он допустил архиепископа в свое присутствие. Войдя, тот вел себя перед королем очень смиренно, а затем, ласково обратился к нему на предмет того поручения, что ему дали герцоги Глостерский и Йоркский. Он дал ему понять, что если он не вернется в Лондон, согласно желанию своих дядей, лондонских горожан и большей части своих подданных, то вызовет их большую досаду, и он представил ему, что без помощи его дядей, баронов, прелатов, рыцарей и общин главных городов, он не сможет ничего делать и даже не сможет получить согласия на то, что он хочет делать. Это ему было поручено передать, как равным образом и то, что он не может лучшим образом обрадовать своих врагов и лучше навредить своей стране, чем вести войну против своих друзей. Юный король был готов прислушаться к доводам архиепископа, но нанесенное ему оскорбление, когда обезглавили тех членов его совета, за которыми он не находил никакой вины, было слишком свежо в его памяти, чтобы он сразу подчинился. Ему предлагали много планов и, наконец, по доброму совету королевы и самых мудрых из тех его советников, что еще оставались с ним, таких как сэр Ричард Стенор (Stenor) и нескольких других, он сдержал свою желчь и сказал архиепископу, что с радостью поедет с ним в Лондон. Милорду Кентерберийскому было очень приятно это слышать, и он заслужил большую честь за то, что привел дело к столь счастливому концу. После этого король недолго пробыл в Бристоле, но, оставив там свою королеву, выехал со своей свитой по направлению к Лондону, а архиепископ составил ему компанию. Доехав до Виндзора, он остановился там на три дня.
Когда в Лондон пришли новости о том, что архиепископ Кентерберийский настолько преуспел в своей миссии, что король должен вернуться в город, то весь город обрадовался, и было решено выйти королю навстречу и препроводить его во дворец самым почетным образом. В тот день, когда он выехал из Виндзора, вся дорога от Лондона до Брентфорда была усеяна людьми, пешими и конными. Герцоги Йоркский и Глостерский и принц Джон Йоркский, графы Арундел, Солсбери, Нортумберленд, многие бароны и прелаты, шли в торжественном убранстве, чтобы сопровождать короля. Они встретили его за две мили от Брентфорда, и приняли самым ласковым образом, как и следует поступать добрым подданным по отношению к своему сеньору. Король, который из-за всего произошедшего, все еще хранил обиду в своем сердце, едва остановится, когда их повстречал, даже не взглянув на них. Человеком, с которым он в основном говорил по дороге, был епископ Лондонский. По прибытии в Вестминстер, король расположился в своем дворце, который был для него уже приготовлен. Там он отведал вина и специй, так же как и его дяди, бароны, прелаты и рыцари, которые получили право на эту честь. Некоторые из них затем распрощались, и те, кто жили в Лондоне, поехали по домам. Но дяди короля, архиепископ Кентерберийский и весь совет, чувствуя себя лучше, когда находились вместе, остались вместе с ним для того, чтобы посовещаться относительно дел страны, поскольку они составили на это планы. Они поместились, кто во дворце, а кто в аббатстве.
Глава 87
Король, по совету своих дядей и совета, созывает знать и общины королевства на парламент в Вестминстере и обновляет их оммаж по отношению к себе.
Было приказано собраться в Вестминстере специальному парламенту, на который были созваны все бароны, прелаты, рыцари, лучшие горожане от главных городов, и все, кто держал фьефы от короля. Причиной, по которой этот парламент был сделан столь всеобщим, было то, что архиепископ Кентерберийский представил совету и дядям короля, что когда они короновали короля Ричарда, то хотя все, кто держали от него фьефы, равно как и земли, и принесли ему оммаж, но в то время он еще не находился в должном возрасте для того, чтобы принять их клятвы. Поэтому было правильным, что бы король достиг возраста 21 года, прежде чем смог бы законно править королевством, а до этого времени он должен находиться под опекой своих дядей, если они у него есть, или под опекой других своих подданных, приходящихся ему ближайшими родственниками. Архиепископ добавил, что поскольку сейчас король находится в надлежащем возрасте, то, ради большей всеобщей безопасности, он рекомендует, чтобы те, кто держат от него какие-либо земли, обновили бы свой оммаж и признали бы его своим сеньором. Это мнение архиепископа поддержали дяди короля, и это стало причиной того, что во все края были посланы повестки всем людям, чтобы они приняли участие в этом парламенте. Все до одного этому повиновались, и Лондон и Вестминстер заполнили толпы народа.
В назначенный день, король, облаченный в королевские одежды и с короной на голове, прослушал мессу в дворцовой часовне 8, которая была ради этого богато и великолепно украшена. Архиепископ Кентерберийский отслужил мессу и совершил богослужение. Слушали его внимательно, поскольку он был исключительно блестящим проповедником. Когда служба была окончена, королевские дяди поцеловали короля в знак принесения оммажа и поклялись, чтобы будут отныне преданы ему и будут ему служить. Затем подошли бароны, прелаты и все, кто что-нибудь держал от него, со сложенными руками, как подобает при принесении вассальной присяги, и поклялись ему в верности и целовали его в уста. Было видно, что король одних целует от всего сердца, а других нет. Ведь, хотя он и сдерживался, насколько мог, все это происходило не по его доброй воле, но он притворялся, не желая поступать против воли своих дядей. Если бы он обладал властью, то этого бы не снес, но дал бы волю жестокой мести против тех, кто, столь незаслуженно, как он думал, казнил сэра Саймона Барли и других его рыцарей.
Архиепископ Йоркский был вызван советом, чтобы принести свой оммаж и очистится от тех вещей, в которых его обвиняли, поскольку он всегда был сторонником герцога Ирландского и находился в оппозиции к дядям короля. Когда он получил этот вызов, то зная, что герцоги Йоркский и Глостерский его не любят, испугался того, что может произойти и потому послал извиниться за себя своего племянника, сына лорда Невилла. Тот немедленно выехал в Лондон и, по прибытии, вначале повидался с королем, которому передал извинения своего дяди и, по доверенности, принес оммаж за архиепископа. Король принял извинения его дяди, так как любил этого архиепископа больше, чем Кентерберийского, и он сам поддержал его дело перед советом, а иначе, на него был бы наложен тяжелый штраф. Но, благодаря вниманию короля, совет принял его извинения и позволил ему оставаться в своем диоцезе. Однако он долгое время боялся жить в Йорке, но проживал в Ньюкасле-он-Тайне, около замков своего брата Невилла и своих кузенов. Таковы были дела в Англии. Король на некоторое время не мог руководить советом, который находился под контролем его дядей и вышеупомянутых баронов и прелатов. Теперь мы вернемся к тому, как шли дела в Кастилии и в Португалии.
Комментарии
1. Этого графа Оксфордского звали Томасом. Сэр Олбри де Вер (Alberie de Vere) был его братом. Он использовался для различных поручений Ричардом II.
Роберт, который стал сделан герцогом Ирландским, был сыном и наследником Томаса, последнего графа Оксфордского.
2. Ричмонд
3. Здесь, должно быть, ошибка. В 1381 г. архиепископом Кентерберийским был Уильям Кортни (Courtney), а в 1391 Томас Фитцаллан, сын графа Арундела. Прим пер - с 1381 по 1396 архиепископом был Кортни, Арундел стал архиепископом только в 1396 (ошибка издателя)
4. Ошибка Фруассара – прим.пер.
5. Есть разночтения в различных оригинальных копиях. Во французском издании написано так: «Когда он уехал от короля и его дядей, то с ним договорились, что в том случае, если он отправится в это путешествие, то у него должно быть, за счет Англии, 5 сотен латников и 15 сотен лучников. И было приказано, что он должен пробыть там в течение трех лет, и что все это время он должен получать хорошую плату». Это прочтение представляется более простым, чем в тексте.
6. Ссылка на его поведение, когда Уот Тайлер оскорбил короля в Смитфилде.
7. В Ричмонде
8. Эта часовня впоследствии была превращена в палату для общин и продолжала использоваться в таком качестве до своего разрушения от пожара в 1834 г. Когда ее расширяли, для того, чтобы вместить членов палаты от Ирландии, то было обнаружено много живописи и украшений, которые были опубликованы.
Текст переведен по изданию: Froissart, J., Chronicles of England, France, Spain and the adjoining countries: from the latter part of the reign of Edward II to the coronation of Henry IV, Translated from the French, with variations and additions, from many celebrated MSS by Thomas Johnes, Esq. New York: Leavitt & Allen, 1857
© сетевая версия - Thietmar. 2022
© перевод с англ. - Раков Д. Н. 2022
© дизайн - Войтехович А. 2001