ЖАН ФРУАССАР

ХРОНИКИ АНГЛИИ, ФРАНЦИИ, ИСПАНИИ И СОСЕДНИХ СТРАН

ОТ КОНЦА ПРАВЛЕНИЯ ЭДУАРДА II ДО КОРОНАЦИИ ГЕНРИХА IV

Глава 81

Граф Фландрский вновь осаждает Гент.

Пока в Англии происходили те события, о которых вы только что слышали, не прекращалась война, которую против Гента вел граф Фландрский, и которую гентцы вели против него. Вы уже знаете, что главнокомандующим в Генте был избран Филипп ван Артевельде, и что это случилось благодаря рекомендации Пьера дю Буа, который советовал ему, когда тот стал исполнять свою должность, стать жестоким и злым, для того, чтобы его больше боялись. Филипп не забыл эти поучения – он еще не долго был губернатором Гента, как уже 12 человек были обезглавлены в его присутствии. Говорили, что это были те, кто принимал главное участие в убийстве его отца и, что, таким образом, он отомстил за него.

Филипп ван Артевельде начал свое правление с большой властностью и заставил многих себя любить и бояться, особенно тех, кто избрал себе военную профессию. Ведь для того, чтобы завоевать их расположение, он им ни в чем не отказывал, любая вещь могла быть им передана. Меня могут спросить, как гентцы имели возможность вести эту войну и, насколько мне позволят мои способности и согласно тем сведениям, что я получил, я на это отвечу. Они были очень едины внутри себя, и каждый, по своим возможностям, поддерживал бедных. Будучи так тесно спаянными, они представляли собой великую силу. Кроме того, Гент сам по себе является одним из сильнейших городов мира. Ему удалось добиться того, что в числе его противников не было Брабанта, Зеландии и Голландии. Если бы эти страны были бы в союзе с фламандцами, то Гент был бы заперт, окружен и уморен голодом. Однако эти три страны никогда не были его врагами, так что его война с графом Фландрским велась все более и более активно и продолжалась все дольше и дольше. В начале правления Филиппа ван Артевельде в измене был обвинен дьякон ткачей. Он был арестован и брошен в тюрьму. Для того, чтобы доказать истинность обвинения, его дом был обыскан, и там был найден порошок селитры 1. Для того, чтобы послужить уроком для остальных, этот дьякон был обезглавлен, а его тело, подцепленное под плечи, было проволочено по городу как тело предателя.

Граф Фландрский решил вновь осадить Гент и потому позвал к себе на службу множество рыцарей и оруженосцев и жителей главных городов. Он послал за ними в Мехелен (Mechlin) и откуда получил много людей. Он написал своим кузенам, мессиру Роберту и мессиру Гийому Намюрскому, который в это время стал графом Артуа, после того, как недавно умерла его мать графиня, и тот привел множество рыцарей из Артуа. В его призывах не был забыт и сеньор де Дампьер. Тот пришел предложить свои услуги с множеством людей, которых он смог собрать, и при нем находилось множество великолепных рыцарей и оруженосцев их Эно. В течение этого времени произошло множество стычек, и гентцы часто выступали из города в поисках приключений, в которых иногда они получали отпор, а иногда одерживали верх. Но наибольшую славу завоевал именно юный сеньор д`Энгиен, и все жаждущие славы молодые рыцари с радостью следовали за его знаменами.

Сеньор д`Энгиен выступил с целыми 4 тысячами хорошо снаряженных людей, не считая пеших, чтобы осадить принадлежавший Генту Граммон 2. Ранее он сильно потеснил гентцев, но взять город не смог. Однако, на этот раз, он пришел с большими силами, и в воскресенье начал штурм, сразу в более чем 40 местах. Сам он не остался позади, но был одним из самых активных при штурме, и был первым, кто водрузил свое знамя на стенах. Этот штурм был столь мощным и его так хорошо провели, что около 4 часов пополудни город был взят, и войска сеньора д`Энгиена вошли в него через сломанные ворота. Когда жители увидели, что их город потерян без надежды возвращения, то все, кто мог бежать, побежали к тем воротам, где еще не было врагов. Но лишь немногим так повезло. Убийство мужчин, женщин и детей было очень большим, так как пощады не давали никому. Там было убито свыше 5 сотен жителей, и много стариков и женщин сгорело в своих постелях, что достойно великого сожаления. Город был подожжен в более чем 200 местах, и огонь разрушил все. Не уцелело ничего.

Так пострадал от огня и пламени город Граммон, а сеньор д`Энгиен, совершив это деяние, вернулся к войску, стоящему перед Гентом. Граф Фландрский был очень доволен, когда об этом услышал и сказал: «Дорогой сын, Вы - доблестный муж, и, если будет угодно Богу, то станете славным рыцарем. Ведь Вы положили великолепное начало». В то время, когда был разрушен Граммон, что случилось в воскресенье в июне месяце, осада Гента все еще продолжалась. Сеньор д`Энгиен, имя которого было Вальтер, находился там же, но он никогда не оставался в своей палатке. Каждый день он выезжал в поисках приключений, иногда с хорошим отрядом, иногда со столь малым, что не мог осуществить свои планы. Однако, каждый день, либо ему, либо Азу Фландрскому, выпадали какие-нибудь приключения.

Однажды утром во вторник, сеньор д`Энгиен покинул лагерь вместе с сеньором де Монтиньи, своим кузеном мессиром Мишелем де ла Амейдом (Michael de la Hameide), своим братом бастардом д`Энгиеном, Жульеном де Туассоном (Toisson), Ютеном Донэем (Hutin Donay) и несколькими другими своими приближенными, для того, чтобы затеять бой около Гента, также как они делали это и раньше. Но в этот раз они зашли слишком далеко и за это поплатились, поскольку гентцы устроили засаду вне стен города, и в ней было свыше двухсот воинов, которые были хорошо вооружены длинными копьями. Говорили, что эта засада состояла по большей части из людей, которые бежали из Граммона, надеявшихся окружить и взять в плен сеньора д`Энгиена, чтобы отомстить ему за то, что он сделал. Они знали, что он молод и храбр и, что ему свойственно глупо рисковать, что давало им надежду на успех своего предприятия. Это было несчастьем для него, а также и для тех, кто его сопровождал. Сеньор д`Энгиен и его отряд совершенно не заботились о своей охране, когда вдруг обнаружили, что окружены гентцами, которые храбро наступали, крича: «Сдавайтесь, а не то вы умрете». Оценив свое положение, сеньор д`Энгиен спросил совета у сеньора де Монтиньи, который находился подле него. Тот ответил: «Сир, слишком поздно, давайте защищаться и продадим наши жизни так дорого, как только сможем. Ничего больше не остается, и у нас нет ни секунды промедления».

Тогда рыцари, осенив себя крестным знамением и вверив себя Господу и Святому Георгию, обрушились на врагов. Так как у них не было пути отхода, то они оказались в центре засады. Они вели себя очень доблестно и делали все, что можно сделать оружием, но они слишком уступали числом своим противникам, которые, имея длинные копья, наносили такие удары, которые, как оказалось в итоге, были очень смертоносными. Сеньор д`Энгиен был убит. Вместе с ним были убиты его брат, бастард д`Энгиен, и Жульен де Туассон. Та же участь постигла других храбрых рыцарей из Эно, в том числе, сеньоров де Монтиньи и де Сен-Кристофер (St.Christopher). Мессир Мишель де ла Амейд был тяжело ранен и определенно расстался бы с жизнью, если бы его, с помощью своего оружия и опытности, не спас Ютен Донэй, что тому удалось сделать с большим трудом.

Когда фламандцы занимались грабежом и снятием доспехов с этих рыцарей, чтобы отвезти их в Гент, где очень обрадовались, когда стало известно, что убит сеньор д`Энгиен, Ютен Донэй, уже не надеясь спастись, вытащил мессира Мишеля де ла Амейда из толпы и тем спас его. Таков был в этот несчастный день конец сеньора д`Энгиена. Вы можете себе хорошо представить, что граф Фландрский был этим очень расстроен. И действительно, по нему это было хорошо видно. Ведь из-за этого удара он снял осаду Гента. Граф не мог его забыть, но горевал о своей потере, говоря: «Ах, Вальтер, Вальтер, мой дорогой сын, что за несчастье выпало на твою долю, что похитило тебя таким молодым. Я хочу, чтобы все знали, что гентцы никогда не будут иметь мира со мной, пока я сполна за это не отомщу». Дела оставались в таком состоянии, когда он послал в Гент, запросив тело сеньора д`Энгиена, которое, чтобы доставить радость городу, было доставлено в Гент. Но гентцы отказались его выдавать, раньше, чем им уплатят 1000 ливров в звонкой монете. Они разделили эти деньги между собой, а тело было передано войскам графа и затем перевезено в Энгиен, город, сеньором которого он был.

Глава 82

Граф Фландрский снимает осаду Гента. Пьер дю Буа и Филипп ван Артевельде предают смерти двух богатых горожанин, захотевших вести переговоры о мире между графом и городом.

Из-за гибели сеньора д`Энгиена осада Гента была снята, и граф вернулся в Брюгге. Затем он распустил свою армию, назначив ей места постоя в разных гарнизонах во Фландрии и в замках Гавра, Ауденарде, Дендремонде, Куртре и во всех местечках около Гента. Граф потребовал от Льежа больше не посылать припасы и продовольствие в Гент, как они это делали до сих пор. Льежцы вернули посланникам надменный ответ, сказав, что о том, как им поступить, они должны посоветоваться с жителями Сен-Трона (St.Tron), Юи (Huy) и Динана. Граф послал к своим кузенам, герцогу Брабантскому и к герцогу Альберту, к бейлифам Эно, Голландии и Зеландии специальных послов, отобранных из числа его главных советников, чтобы сделать им представления по поводу Гента, указывая, что город Гент до сих пор находится в состоянии мятежа в основном благодаря провизии и припасам, которые он получает из этих стран и, прося, чтобы этому был положен конец.

Эти два сеньора очень сожалели, что делали что-либо неугодное графу. Они принесли красивые извинения, говоря, что до настоящего момента они об этом не знали, но что впредь он издадут такие указы, чтобы это больше не продолжалось. Этот ответ был приемлем для графа Фландрского. Герцог Альберт, проживавший в эту пору в Голландии, написал своему бейлифу в Эно, мессиру Симону де Лалэну, приложив копию письма от графа Фландрского, и добавляя к этому свой положительный приказ, запрещающий доставлять какие-либо припасы или провизию в Гент из Эно, или делались бы какие-нибудь другие вещи, неугодные его кузену графу. И все под страхом вызвать его большое неудовольствие. Бейлиф опубликовал всему Эно прокламацию, запрещающую провозить в Гент какое-либо продовольствие. Аналогичная прокламация была сделана в Брабанте, так что никто не осмеливался ехать в Гент, иначе как частным образом. Это сильно удивило жителей, поскольку провизия стала очень редкой, и если бы гентцам не помогали голландцы, то должен был бы начаться голод. Эту помощь голландцы оказывали в знак своей дружбы, от которой они не отказались несмотря ни на какие судебные преследования, которым их мог бы подвергнуть герцог Альберт.

Около этого времени, благодаря усилиям советов городов Брабанта, Эно и Льежа, в Арлебеке (Harlebecque), что около Куртре, состоялась большая конференция. Гентцы послали туда 12 своих лучших горожан, которые представили там дело так, что сами они желают мира, хотя за это и могут пострадать от черни, которая добивается только смуты. В Арлебеке находились все магистраты главных городов Фландрии, был даже сам граф. Было также по нескольку человек из Льежа, Эно и Брабанта. Дела велись так хорошо, что депутаты от Гента вернулись домой с предложениями о мире. Случилось так, что те горожане, что хотели положить конец войне, а именно, самые разумные и спокойные, пришли в дома депутатов, бывших на этой конференции. Эти депутаты были самыми богатыми и самыми миролюбивыми из жителей города, их звали мессир Гизельберт Гент (Guisebert Gente) и мессир Симон Бет (Symon Bete), и их спросили о новостях, что они привезли. Они слишком быстро открылись, ответив таким образом: «Люди добрые, если это будет угодно Богу, то у нас будет прекрасный мир для добронамеренных людей и для тех, кто желает спокойствия. А некоторые злонамеренные люди города понесут наказание».

Как обычно говорят, есть те, кто говорят, а есть те, кто действуют. Пьер дю Буа, не думая, что ему не надо беспокоиться за свою жизнь, имел везде шпионов, которые приносили ему сведения. Несколько из них, донося, о чем говорят в городе относительно мира, точно сообщили ему и о словах, произнесенных Гизельбертом Гентом и Симоном Бетом. Услышав это, Пьер словно обезумел и, относя их слова к себе, сказал: «Если кто-то и понесет наказание за эту войну, то я буду не из последних. Но так быть не должно. Наши дворяне, бывшие на конференции, могут думать, что хотят, но я еще не хочу умирать. Война еще не дошла и до половины того, чего бы я хотел, и мои добрые хозяева, Иоганн Лион и Гийом Краффорт (Craffort) до сих пор еще недостаточно отомщены. Если дела и сейчас находятся в беспорядке, то я внесу еще большую смуту».

Пьер дю Буа был тверд в своем слове, и я покажу как. Вечером, накануне того дня, утром которого магистратов должны были встретить в городском совете, чтобы заслушать отчет депутатов, он пришел в дом Филиппа ван Артевельде и застал того погруженным в раздумья, которым он предавался, высунувшись из окна своих покоев. Первыми его словами были: «Филипп, Вы не слышали каких-нибудь новостей?» «Нет, - ответил Филипп, - кроме тех, что наши депутаты вернулись с конференции в Арлебеке и что утром мы должны заслушать в совете то, что они сделали». «Это верно, - ответил Филипп. - Но я знаю о том, что они сделали, и я знаю об условиях договора, так как они открылись нескольким моим друзьям. Будьте уверены, Филипп, что наши головы будут платой любого договора, который они заключат, или уже заключили, поскольку никогда не будет мира между монсеньором и городом, прежде чем Вы, сеньор де Арзель, я, и все капитаны наших союзников в этой войне не будут преданы смерти. А вот богатых горожан простят. Выдав нас, сами они хотят остаться свободными. Таково же было и мнение моего хозяина, Иоанна Лиона. Кроме того, при нашем сеньоре графе, всегда находятся подхалимы, вроде Гилберта Матьюза и его братьев, а также провоста Арлебека, который приходится им родственником, и диакона малых судов, который убежал вместе с ним. Поэтому нам надлежит подумать об этом деле».

«Как же нам поступить?» - спросил Филипп. «Я скажу тебе, как, - ответил Пьер. - Мы должны послать приказы всем нашим вожакам и капитанам приготовиться и, вооружившись, собраться утром на рыночной площади, и держаться около нас, когда мы войдем в здание совета с сотней наших людей, чтобы послушать чтение договора. Позволь мне сделать остальное, но только открыто подтверди то, что я скажу. Ведь любой человек, который хочет сохранить свою жизнь и власть над народом, не добьется ничего, если только не заставит себя бояться». Филипп охотно на это согласился, и тогда Пьер дю Буа его оставил и ушел. Он немедленно послал своих слуг и посыльных к разным капитанам, что находились под его командованием, и приказал им и их людям быть, хорошо вооруженными, на следующий день на рыночной площади, чтобы послушать новостей. Все они повиновались, никто из них не захотел отказать, и они были готовы на любое злодеяние 3.

Наступившим утром, в 9 часов, мэр, шерифы и богатые горожане, явились на рыночную площадь и вошли в здание городского совета. Затем туда пришли те, кто были на конференции в Арлебеке. Последними пришли Пьер дю Буа и Филипп ван Артевельде, которых сопровождала добрая свита, состоящая из их приверженцев. Когда все они собрались и расселись - каждый, кто хотел, садился, то они обнаружили, что нет сеньора де Арзеля. Они послали за ним, но тот извинился, сказав, что не смог придти из-за нездоровья. «Приступим, - вскричал Пьер дю Буа, - я буду отвечать за него, и нас вполне достаточно. Давайте заслушаем тех сударей, что приехали с конференции в Арлебеке».

На это поднялись Гизельерт Гент и Симон Бет, так как именно они были главными делегатами, и один из них стал говорить так: «Судари гентские, мы присутствовали на конференции в Арлебеке, и мы много работали и трудились вместе с добрыми людьми из Брабанта, Льежа и Эно с тем, чтобы примирить наши споры с нашим сеньором графом. Однако, по просьбе герцога и герцогини Брабантских, которые прислали туда своих советников, а также по просьбе герцога Альберта, добрый город Гент может находиться в мире с графом при условии, что две сотни воинов, чьи имена он письменно сообщит сюда в течение 15 дней, сдадутся ему и будут заключены в тюрьму в замке Лилля, полностью отдавшись на его волю. Он настолько благороден и великодушен, что проявит к ним свое милосердие и даст им прощение». При этих словах Пьер дю Буа вышел вперед и сказал: «Гизельберт, как вы посмели заключить такое соглашение, по которому двести воинов отдаются во вражескую тюрьму? Гент воистину будет обесчещен, и для него будет лучше совсем погибнуть, нежели закончить войну таким позором. Мы сами хорошо знаем и понимаем, что ни ты, ни Симон Бет не будете в числе этих двух сотен. Вы сделали свой выбор, но мы, ради самих себя, вырежем и перекроим его. Идем, Филипп, на этих изменников, что хотят предать и опозорить город Гент».

Сказав это, Пьер дю Буа извлек свой кинжал и, подойдя к Гизельберту, ударил им его в живот, так что тот упал и умер. Филипп также извлек свой кинжал, нанес им удар Симону Бету и убил его. Затем они стали кричать «Измена, измена!» Вокруг них находились их сторонники, так что множество богатейших и лучших людей города попрятались, чтобы спасти свои жизни. В этот момент убиты были только эти двое, но, чтобы удовлетворить народ и повернуть дело к своей выгоде, они разослали своих людей кричать по всему городу, что Гизельберт и мессир Симон Бет, словно лживые предатели, хотели предать добрый город Гент. Тем и закончилось дело. Мертвые были мертвы, и никто не был призван к ответу за это дело, и никто не понес никакого наказания. Когда находившийся в Брюгге граф Фландрский узнал об этом, то был сильно взбешен и сказал: «По мольбам моих кузенов из Брабанта и Эно, я столь легко согласился с их желанием заключить мир с Гентом, и не единожды в ответ они вот так поступают. Но я дам им знать, что они никогда не будут иметь мира, пока не выдадут мне столько горожан, сколько мне будет угодно».

Так были убиты два доблестных и богатых мужа города Гента за то, что поступали согласно желаниям многих своих сограждан. Каждый из них имел имущество в 2000 ливров годового дохода. Тайком их много оплакивали, но никто не осмеливался сделать это публично, если не хотел лишиться жизни. Дела оставались в таком положении, и война велась еще более жестоко, чем прежде. Гарнизоны вокруг Гента день и ночь проводили в открытом поле, так что в город нельзя было доставить никакого продовольствия. Брабантцы и энюэрцы сами боялись рисковать, поскольку, если они встречали людей графа, то самое лучшее, что могло с ними случиться, так это если бы у них убили лошадей, а их самих отправили бы в тюрьму в Дендремонде или Ауденарде, или заставили бы платить выкуп. Из-за этого поставщики провизии и боялись привозить припасы в город.

Глава 83

Восстание в Париже, вызванное намерением поднять налоги. Его успокаивает сеньор де Куси. Герцог Анжуйский совершает приготовления к своему походу в Неаполь.

В это время парижане подняли восстание против короля и его совета, из-за того, что они хотели сделать во всем королевстве постоянными те налоги и акцизы, что были повышены во время правления короля Карла, отца нынешнего короля. Парижане возражали против этого, говоря, что светлой памяти король освободил их от этих выплат во время своей жизни, и что нынешний король подтвердил это пожалование во время своей коронации в Реймсе. Король и его совет покинули Париж и отправились на жилье в Мо, в Бри (Brie). Как только король покинул Париж, так его жители восстали и, вооружившись, убили всех тех, кто содействовал принятию или сбору этих налогов. Они разрушили тюрьму и разные дома в городе, беря себе все, что могли найти. Они двинулись к дворцу парижского архиепископа и распахнув двери его тюрьмы, выпустили на свободу Гуго Обрио (Aubriot) 4, который был генерал-губернатором полиции во время правления короля Карла и который был осужден на заточение за некоторые дурные дела, которые он совершил или позволял совершить, и многие из которых заслуживали казни. Этому человеку толпа даровала свободу, которую он обрел только благодаря восстанию. Из страха, что его опять арестуют, он сразу же выехал из Парижа, и уехал в Бургундию, откуда был родом, и поведал там своим друзьям о своих приключениях.

Во время своего восстания парижане совершили много беззаконий, но к счастью они не были повсеместными. Если бы было так, то дело действительно могло бы стать плохим. Король все это время находился в Мо вместе со своими дядьями, герцогами Анжуйским, Беррийским и Бургундским, которые много тревожились и досадовали по поводу этого мятежа. Они решили послать за сеньором де Куси, который был мудрым рыцарем, чтобы тот пообщался с восставшими и постарался бы их успокоить, поскольку он лучше других знает, как с ними обращаться. Сеньор де Куси, которого звали Ангерран, приехал в Париж просто, в сопровождении только своих домашних слуг. Он расположился в своем особняке и послал за теми, кто проявлял наибольшую активность, и мудро и разумно указал им на пагубность их поведения, состоящего в том, что они убивали чиновников и министров короля, открыли ворота тюрем и выпустили на свободу тех, кто там был заключен. Что за все это, если король того пожелает, они должны будут дорого заплатить. Но он не хочет, чтобы так случилось, поскольку король очень любит город Париж, поскольку именно в нем он был рожден, а также, поскольку он является столицей его королевства. Поэтому он не желает уничтожать его благонамеренных жителей.

Он сказал им, что приехал в Париж для того, чтобы попытаться придти с ними к согласию, и что он будет просить короля и его дядей быть милосердными и простить им их злодеяния. Они ответили, что не хотят причинять никакого вреда королю, их господину, и не хотят вести против него войну, но, что эти налоги должны быть отменены, в том, что касается Парижа, и что когда их от них освободят, то они помогут королю другим образом. «Каким другим?» - спросил сеньор де Куси. «Мы будет платить еженедельно определенные суммы в руки достойного сборщика, чтобы помочь прочим городам и местечкам во Франции оплачивать солдат и латников». «И какую сумму вы хотите платить еженедельно?» «Такую,- ответили парижане, - о которой мы договоримся». Сеньор де Куси повел дело так хорошо и с такими красивыми речами, что они согласились обложить налогом себя сами и платить еженедельно в руки сборщика, которого они назначат, по 10 тысяч флоринов. С этим сеньор де Куси их оставил и вернулся в Мо, в Бри, чтобы представить королю и его дядьям сделанные парижанами предложения.

Королю посоветовали принять это предложение парижан, как лучшее, что можно сделать, поскольку, хотя этого и мало, но начиная с этого момента, все остальные города должны будут последовать их примеру, а когда изменяться обстоятельства, то они смогут изменить и эти договоренности. Сеньор де Куси вернулся в Париж и привез с собой королевские прощение для парижан при условии, чтобы будут соблюдать данное обещание. Они это обещали и назначили сборщика, которому каждую неделю передавали установленную сумму во флоринах, но эти деньги не вывозились из Парижа, кроме как в качестве жалованья тем воинам, что состояли на действительной службе, и ни король, ни его дядья не могли иметь к ним никакого отношения, и никак не могли их использовать другим образом. Некоторое время дела оставались в этом положении, и парижане успокоились. Но король, к большому огорчению для горожан, в Париж не вернулся.

Также, по тому же поводу, находился в состоянии мятежа и Руан. Чернь восстала, убила королевского губернатора и всех, кто имел какое-либо отношение к сбору или к раскладке этих налогов. Король услышал об этом, когда находился в своей резиденции в Мо, и он очень разозлился, а его совет опасался, как бы этому примеру не последовали бы другие города. Королю посоветовали отправиться в Руан, что он и сделал, и умиротворил чернь, которая очень буйствовала. Он также простил им смерть губернатора и все остальное, что они сделали. Из своих рядов они назначили сборщика, которому каждую неделю платили определенную сумму во флоринах, и когда это было урегулировано, то они успокоились. Отмечу здесь, что эти великие беспорядки, что начались во Франции, произошли из-за поведения гентцев, так как простой народ везде открыто говорил, что они - добрые люди, которые доблестно борются за свои свободы, за что всему остальному миру их следует любить и уважать.

Теперь мы вернемся к герцогу Анжуйскому, который имел огромное желание оправиться в Неаполитанское королевство, королем которого он сам себя считал, так же как и королем Сицилии и герцогом Апулии и Калабрии, по причине того, что папа Климент дал ему на них инвеституру, на основании того документа, что передала ему королева Неаполитанская. Герцог Анжуйский был умным, очень находчивым, смелым и предприимчивым человеком. Он ясно понимал, что по тому положению, что он занимал во Франции до настоящего дня, и которое, как он с сожалением должен был видеть, только умаляется, он должен будет остаться бедным сеньором, если только не завоюет столь богатое и благородное наследство, как два королевства, Неаполь и Сицилия, вместе с герцогствами Апулией и Калабрией, а также и с графством Прованс. Они к нему очень удачно бы подошли, так как в этих странах, хозяином которых он себя провозгласил по праву полученного дара, в изобилии имелись все виды благ. Поэтому он дни и ночи проводил в обдумывании того, как бы ему осуществить свой поход. Он хорошо знал, что никогда не сможет совершить его без большой суммы денег и без многочисленного воинского отряда, чтобы иметь возможность сразиться с теми, кто мог бы захотеть ему противостоять. Соответственно с этим, под предлогом своего похода, герцог собрал такое огромное количество денег, что было бы замечательно на них посмотреть, и он обхаживал парижан, как только мог, поскольку знал, что в Париже есть огромные запасы наличных денег, из которых он добыл себе большую часть. Он послал их герцогу Савойскому, к которому питал большое доверие, прибавив, чтобы при его приезде в Савойю, тот позаботился бы нанять за регулярную плату тысячу или более того копий сроком на целый год. Графу Савойскому эти известия были очень приятны, так как он очень любил войну. Поэтому он ответил посланникам, что с охотой будет служить герцогу на предложенных условиях. Этот ответ был очень приятен герцогу, поскольку он очень любил общество графа Савойского

Герцог нанимал людей со всех сторон, так что собрал целых 9 тысяч латников, должным образом экипированных и состоящих под его командованием. Он приказал, чтобы для него и для его парижской свиты были приготовлены самые роскошные предметы экипировки, которые когда-либо были у какого-либо сеньора в походе, такие как палатки, шатры и прочие вещи, подобающие королю в случае совершения им длительной поездки. Теперь мы оставим герцога Анжуйского и поговорим о графе Кембридже и его людях, которые находились в Португалии, состоя около особы короля.

Глава 84

Англичане совершают поход против испанцев вопреки приказам португальского короля. Взят замок Финьер (Fighiere) 5.

Граф Кембридж и его войско оставались долгое время в Лиссабоне, вместе с португальским королем. В течение этого времени англичане и гасконцы занимались разведкой страны, так как раньше они здесь никогда не были. Мне кажется, что около этого времени была достигнута договоренность о браке между дочерью португальского короля, которой было 10 лет, и сыном графа Кембриджа, который был того же возраста. Он был прекрасным мальчиком, и звали его Джон. Имя леди было Беатриче. По поводу обручения двух детей состоялись большие торжества, и было много радости. Там присутствовали все бароны и прелаты королевства, а молодые, словно женатая пара, были уложены в одну постель. Когда этот брак и последовавшие торжества, которые длились 8 дней, завершились, то совет Португалии приказал воинам, находившимся в Лиссабоне выступить в поход на границу. Граф Кембридж и часть его армии были посланы квартироваться в очень красивый город португальский город под названием Эстремур (Estremoure) 6, а остальная часть англичан и гасконцев - в Безьоз (Besiouse) 7. Сам Джон Кембридж остался вместе с королем.

Когда каноник де Робсар и английские и гасконские рыцари прощались с королем, то он им сказал: «Друзья мои, я приказываю вам не предпринимать никакой атаки на врага без моего ведома. Ведь если вы так поступите, то я рассержусь». И они поклялись: «Богом клянемся, что когда бы у нас не появилось такого намерения, мы пошлем сообщить Вам об этом, чтобы получить Ваше разрешение». Они выступили в поход и направились к Безьозу, который расположен в верхней части страны и находится в двух днях пути от Лиссабона и на таком же расстоянии от Севильи, где находился испанский король.

Король Испании был рано проинформирован о прибытии англичан под командованием графа Кембриджа, и послал известие об этом во Францию тем французам, на службу которых он мог положиться. Узнав об этом, и о том, что в Испании ожидается война, те очень обрадовались. Многие из тех, кто хотел снискать славы, сделали приготовления и выступили в путь. Каноник де Робсар 8 9, который находился со своими английскими и гасконскими соратниками в Безьозе, однажды сказал: «Мои дорогие судари, я думаю, что оставаясь здесь, мы не сильно служим нашей чести, даже ни разу не попытавшись сделать какой-нибудь попытки напасть на наших врагов. От этого они о нас не будут хорошего мнения. Если вы примете мой совет, то давайте попросим короля позволить нам на них напасть». Они все ответили: «Мы определенно хотим это сделать». Сэру Джону Канбуишу (Canbouich) 10 было приказано доставить об этом известие, что он с готовностью и сделал. Он приехал к королю в Лиссабон, где в точности передал свое послание. Король ответил, что он не хочет, чтобы они предпринимали какую-нибудь экспедицию, и сколько рыцарь его не упрашивал, не смог заставить изменить свое мнение. Поэтому он вернулся к своим друзьям и рассказал им, что король не пошел навстречу в их просьбе. Они на это сильно досадовали и говорили между собой, что не пристало воинам столь долго оставаться на гарнизонной службе не попытавшись совершить каких-нибудь воинских подвигов. Сообща они замыслили совершить набег. Соответственно с этим, они вышли в поле в числе целых 4 сотен латников и стольких же лучников. Они решили атаковать большой город, принадлежавший ордену Сант-Яго, но по пути нашли более короткую дорогу, которая привела их к замку Финьер, в котором находился гарнизон из примерно 60 испанских латников по командованием Педро Гусса (Gousses) и его брата.

Каноник де Робсар, будучи очень горд этим своим походом, поскольку он был предпринят благодаря именно ему, подскакал в первый ряд. Там уже были Оливер Бошамп, сэр Мэттью Горней, Майлс Виндзор, лорд Тэлбот, сэр Адам Саймон, сэр Джон Соундер, брат-бастард короля Англии, сулдиш де л`Эстрад, сеньор де Шатонеф, сеньор де ла Бард, Раймон де Массон и другие рыцари. Они подошли к замку Финьер, окружили его и выстроились для штурма, делая для этого все необходимые приготовления. Когда гарнизон увидел, что его будут атаковать, то также приготовился к обороне. Около 4 часов утра, началась очень яростная атака, и англичане ворвались в ров, который был сух. Они подошли вплотную к стенам, привязав свои малые щиты против стрел к головам, чтобы обезопасить себя от камней, которые могли бросать на них со стен, и нашли доброе применение своим копьям и железным ломам. Пока они действовали таким образом, воины гарнизона бросали на них бревна и железные болванки, которые нанесли ранения многим воинам

Каноник де Робсар был там. У него была смелость рыцаря, и он совершил в этот день много славных подвигов, так же как и его паж Эсперон (Esperons). Английские лучники, которые выстроились во рву, стреляли так хорошо и быстро, что едва-ли кто отваживался показаться на стенах, и одна половина гарнизона была либо убита, либо ранена. Брат губернатора замка, Педро Гусса, был убит стрелой. Его звали Бартоломью, и он был способным и опытным воином, но из-за собственного безрассудства и опрометчивости, лишился жизни. Штурм продолжался с 4 часов до полудня, и я должен сказать, что английские и гасконские рыцари не щадили себя, но сражались с отвагой и изо всех сил. Поскольку они предприняли этот поход без согласия португальского короля, то решили взять это замок для того, чтобы слава об этом деле дошла до Лиссабона и показала, что с первой же попытки им сопутствует успех.

Каноник де Робсар сказал: «Ба, судари мои, мы возьмем замок в этот день. Но если столь доблестным воинам, что здесь собрались, потребуется столько же времени, чтобы захватить все остальные города в Испании и Галисии, то мы никогда не станем их хозяевами». Услышав эту речь, рыцари и оруженосцы стали проявлять еще большее усердие. Хотя каноник де Робсар и прикрывался своим щитом, но получил такой удар, что был серьезно ранен. Там присутствовал молодой рыцарь из Эно по имени Фруассар Мёльер (Froissart Meulier), который, так же как и все остальные, очень доблестно вел себя во время штурма,

Огонь гарнизонной артиллерии, также как и машин для метания камней и железных болванок в замке начал ослабевать. Принимая во внимание, что из 25 человек 11 (столько было в замке) целыми оставались только трое, и было еще несколько тяжело раненных, они не могли помешать взятию замка штурмом. Брат их капитана лежал мертвым, никакая помощь подойти не могла. Они решили взять небольшую передышку и за это время попросить о мире. Они дали знак, что хотят переговорить с англичанами. Штурм был приостановлен, и тем, кто находился во рву напротив стен, было приказано оттуда выйти. Это было сделано вовремя, поскольку многие из них были ранены, а остальные очень устали. Коннетабль сэр Мэттью Горней и сэр Уильям Виндзор, маршал войска, вышли вперед и спросили, что они хотят. Губернатор Педро Гусс обратился к ним с такими словами: «Вы решили не уходить от этого места, пока его не захватите. Вы ранили наших людей, а мы сделали тоже с вами. Поэтому, мы вместе посовещались и, я, как губернатор, высказываю наше намерение, что мы сдадим вам крепость при условии, что будут сохранены наши жизни и имущество. Принимайте эти условия, которые справедливы. Сейчас вы сильнее, и потому мы должны вам покориться».

Английские рыцари ответили, что это обсудят, что они и сделали. Когда они провели совещание, то послали ответ гарнизону, что все, кто находятся в замке, могут уйти куда пожелают, но что припасы должны быть оставлены, и что они с собой не заберут ни одной вещи. Когда Педро Гусс увидел, что не может добиться лучших условий, то согласился на них, но это было сильно против его желания. Так замок Финьер был завоеван англичанами. Испанцы, под конвоем 12, ушли прочь в Эстерис (Esteris), где обычно находился командор Сант-Яго. Однако, там они никого не нашли, так как узнав о том, что враг выступил в поход, он сделал то же самое, выступив с целыми 4 сотнями латников, испанцев и кастильцев, в надежде, что если он повстречает англичан в благоприятной ситуации, то ради своей чести сразиться с ними.

Глава 85

Возвращающийся домой, после захвата замка Финьер, каноник де Робсар оказывается в большой опасности. Из Франции в Кастилию приходят подкрепления.

Когда английские рыцари и каноник овладели замком Финьер, то сильно обрадовались. Они восстановили все его части и, оставив в качестве гарнизона 40 латников, хорошо обеспечили их провизией и другими необходимыми вещами. Они также оставили там значительный отряд лучников. Поставив губернатором доброго капитана, они устроили совещание, на котором решили вернуться на свои квартиры. После выхода в путь, англичане и гасконцы разделились на 3 отряда, последний из которых оставался в открытом поле под командованием каноника. С ним остались несколько англичан, гасконцев и немцев, желавших совершить воинские подвиги, всего около 60 копий и такое же число лучников. Возвращаясь в Безьоз, они шли целый день вместе с каноником.

На второй день, рано утром, как только были обнаружены засады, они стали двигаться, построившись в добрый боевой порядок. Они находились между большим португальским городом Уэнка (Huenca) и замком Конкрель (Concrelet). На обращенной к Уэнке опушке леса, около замка Конкрель, великий магистр Сант-Яго 13 поставил 400 воинов. Англичане заметили их не раньше, чем те выстроили свои ряды. Англичане не выказывали никакого страха и шли добрым шагом. Испанцы, несмотря на свою численность, не показывали никакого признака того, что выходят из своей засады, поскольку им казалось, что у англичан поблизости есть большой отряд, и по этой причине они боялись их атаковать. Если бы они были бы лучше информированы, то тогда они вступили бы в бой. Так они разошлись друг с другом, ничего не сделав.

Вечером испанцы отступили в Эстерис, а каноник в Безьоз, где рассказал своим товарищам о том, как он видел испанскую засаду между Уэнкой и Конкрелем, добавив: «Если бы мы были все вместе, то могли бы с ними сразиться». Поэтому рыцари сильно сокрушались, что не держались все одним отрядом. Так окончился этот набег англичан и гасконцев, и когда известия об этом были доставлены португальскому королю, то он сделал вид, что очень разозлен, поскольку это было сделано без его позволения. Англичане и гасконцы оставались всю зиму в своих гарнизонах, не сделав ничего, заслуживающего упоминания, что заставляло их очень скучать. Это была не их вина, что не было никаких воинских подвигов.

Однако дон Хуан Кастильский в своих приготовлениях не пребывал в праздности. Он послал к королю Франции и его дядьям за помощью и проинформировал их о прибытии в Португалию графа Кембриджа. Он также сообщил, что по всей Кастилии и Португалии говорят о том, что король Англии, герцог Ланкастер и граф Бэкингем с могучим войском должны наступающим летом доставить им подкрепления. По этим причинам, он просит короля, в соответствии с договорами между Францией и Испанией и, исходя из их взаимной приязни, чтобы в течение весны и лета ему были бы присланы соответствующие войска, чтобы он был способен успешно противостоять врагам. Королевский совет с этим согласился, поскольку ясно видел, что испанский король вправе требовать эту помощь. Были даны разрешения всем жаждущим приключений рыцарям и оруженосцам, присоединиться к дону Хуану, а французский король предоставил им взаймы средства, необходимые для этого похода. Мне представляется, что мессир Оливье де Геклен, брат предыдущего коннетабля Франции сделал приготовления, чтобы идти туда весной. Туда также отправилось множество рыцарей и оруженосцев из Бретани, Боса, Пикардии, Анжу, Берри, Блуа и Мэна, а чтобы сделать свое путешествие более комфортабельным, они шли туда целыми отрядами. Через Арагон им был открыт проход и для них были приготовлены все виды припасов, чтобы продавать их за деньги. Но вам следует знать, что они не платили за все, что брали в нижних странах, что принесло большие убытки бедным людям.

Глава 86

Император Венцеслав посылает свою сестру Анну королю Ричарду Английскому, и тот делает ее своей королевой.

Вы уже слышали о том, как король Ричард Английский более года вел переговоры с королем Богемии Венцеславом, который в это время принял титул императора римлян, с тем, чтобы получить в жены его сестру Анну, и о том, как сильно постарался в этом деле один рыцарь, сэр Саймон Барли, а также о том, как герцог Саксонский прибыл в Англию, чтобы подтвердить этот брак. Это дело велось так хорошо, что император послал свою сестру в Англию, в сопровождении герцога Саксонского и огромного числа рыцарей и дам, в соответствии со статусом такой дамы. Через Брабант они приехали в Брюссель, где герцог и герцогиня очень радушно приняли юную королеву и ее свиту, поскольку герцог приходился ей дядей - ведь она была дочерью его брата, императора Карла. Леди Анна Богемская пробыла в Брюсселе со своим дядей и тетей более месяца. Она опасалась ехать дальше, так как узнала о том, что в море между Кале и Голландией находится 12 больших вооруженных кораблей, полных нормандцев, которые захватывают и грабят все, что попадает им в руки, и что им все равно, кто они такие. Было распространено мнение, что они крейсируют в море, дожидаясь появления именно этой дамы, и что французский король и его совет хотят ее взять в плен, чтобы разрушить этот брак, так как им был очень неприятен союз между немцами и англичанами. Когда было высказано мнение о бесчестности захвата мужчинами в плен дам, они ответили: «Как, разве вы не видели как принц Уэльский, отец нынешнего короля Англии, позволил сделать тоже самое по отношению к герцогине Бурбонской, матери королевы Франции, когда она была взята в плен солдатами принца и заточена в замке Белльперш (Belleperche), а затем отправлена в Гиень, где и была выкуплена? Поэтому, если в отместку французы совершат тоже и в отношении предполагаемой королевы Англии, то они не должны будут себя ничем опозорить». Из-за этих подозрений и страхов юная леди оставалась в Брюсселе более месяца. По совету своих советников, герцог Брабантский послал во Францию сеньоров де Руссло (Rousselaus) и де Бускеуар (Bousquehoir), чтобы они представили этот вопрос королю и его дядьям, которые приходились ему племянниками, поскольку были детьми его сестры 14.

Брабантские рыцари так хорошо провели это дело с королем и его советом, что их просьбы была удовлетворена, и леди и сопровождавшим ее лицам были выданы охранные грамоты для поездки по любой части Франции, которую они могут выбрать, вплоть до самого Кале. Нормандцы остались в порту. Этот ответ рыцари привезли в Брабант герцогу и герцогине. Король и его дядья писали им, что они оказывают это благодеяние их кузине леди Анне только по их ходатайству, и больше ни по какой другой причине. Это было очень приятно герцогу и герцогине Брабантским, так же как и тем, кому надо было пересечь море. Сразу же были сделаны приготовления для отъезда из Брюсселя, и юная леди распрощалась со своим дядей, со своей тетей и дамами и дамзелями этой страны, которые были в ее свите.

Герцог лично участвовал в ее эскорте вместе с сотней копий. Она проехала через Гент, где остановилась на день, и горожане сделали все, что было в их власти, чтобы оказать ей честь. Затем она приехала в Брюгге, где ее очень торжественно принял граф Фландрский, и так она осталась на 3 дня. Она продолжила свое путешествие до Гравлина, где ее поджидали графы Солсбери и Девоншир вместе с 5 сотнями копий и таким же числом лучников. Они проводили ее в Кале, а брабантцы, доставив ее английским баронам, вернулись назад. Юная леди оставалась в Кале только до того как подул благоприятный ветер. Она села на судно утром в среду, тогда же на суда были погружены и все люди, и в тот же день она прибыла в Дувр, где остановилась на 2 дня для отдыха. На третий день она выехала в Кентербери, где ее с большим великолепием принял граф Бэкингем. Далее леди проследовала в Лондон, и была самым почетным образом принята горожанами, дамами и дамзелями города и его окрестностей, которые все собрались для ее встречи. Ее брак с королем был заключен в капелле Вестминстерского дворца на 12-й день после Рождества. В день свадьбы состоялись большие торжества. Везде, начиная со дня ее отъезда из Германии и до женитьбы, ее сопровождал доблестный и благородный рыцарь, мессир Робер Намюрский, за что император и английский король были ему очень обязаны.

Король отвез свою королеву в Виндзор, где он держал открытый и благородный дом. Они были очень счастливы вместе. Ее сопровождали принцесса Уэльская и тетя короля, герцогиня Бретонская, которая в это время жила отдельно от мужа, из-за того, что бароны и совет Англии не позволяли ей вернуться в Бретань, из-за того, что ее муж переметнулся на французскую сторону. Бароны и рыцари обычно говорили: «Раз герцог Бретонский поступил так плохо и таким предательским образом отплатил графу Бэкингему и нашим людям, когда те в последний раз были во Франции, то пусть, сколько бы он не просил назад своей герцогини, мы этого не позволим. Зато мы пошлем к нему двух его врагов - Жана и Ги Бретонских, детей Святого Карла Блуасского, у которых имеются лучшие права на герцогство, нежели у него самого. Он является герцогом только благодаря нашей силе, и поступает неблагодарно в ответ на все, что мы ему дали. Потому, в ответ на его бесчестное поведение, мы вправе поступать таким же образом и в отношении него самого». Что правда, так это то, что было послано за этими двумя сеньорами, Жаном и Ги Бретонскими, сыновьями Св. Карла Блуасского, которые находились в Англии в качестве пленников и были заточены в крепком замке под охраной мессира Пьера д`Обресикура, с тем, чтобы они предстали перед советом английского короля, и они были проинформированы о том, что если он будут держать герцогство Бретань от английского короля и признают это, принеся ему оммаж, то они смогут вернуть себе свое наследство, а Жан получит в жены леди Филиппу Ланкастерскую. Но они ответили, что ничего из этого не сделают, и предпочтут остаться в заключении до смерти, нежели поступят иначе, чем добрые французы. Дела оставались в таком состоянии и позднее, и больше с ними на эту тему не говорили, поскольку в этом деле они показали свою твердость.

Глава 87

Король Франции не может получить деньги от парижского сборщика. Герцог Анжуйский, в сопровождении благородных рыцарей, едет в Италию.

Ранее вы уже слышали о том, как Париж заключил мир с королем, согласившись платить определенную сумму во флоринах. Флорины еженедельно уплачивались сборщику, которого они назначили, но в сундуки короля не поступало ничего, и ничего из этих денег не уходило из Парижа. Случилось так, что король испытывал большую нужду в деньгах для того, чтобы заплатить воинам, которые были посланы в Кастилию, и что он был обязан сделать по договору. Он приказал парижскому сборщику приготовить сумму в 100 тысяч ливров, поскольку он хочет помочь в нужде дону Хуану Кастильскому, и он ясно дал понять, для какой цели он рассчитывает на эти деньги. Сборщик очень вежливо ответил на письма короля и сказал тем лицам, которые были к нему посланы, что он действительно имеет необходимую сумму, но он не может ее выплатить без согласия и без позволения города Парижа. Эти слова не были приятны королю, который заявил, что он исправит все эти дела, как только сможет это сделать. Он нашел деньги в других местах, благодаря помощи главных городов Пикардии. Этот случай породил большое охлаждение в отношениях между королем и парижанами. Король никогда не приезжал в Париж, но пребывал в Мо, Санлисе, Компьене и в других местах, к большому неудовольствию парижан. Самым большим их ресурсом, гарантировавшим им их безопасность был герцог Анжуйский, который всегда подписывался королем Сицилии и Иерусалима и носил доспехи.

Герцог обычно жил в Париже, поскольку там было много денег, а также и для того, чтобы помешать королю получить из них хоть что-нибудь, ради того, чтобы он сам мог использовать их с большей пользой для своих намечаемых предприятий в Италии. И он собирал деньги отовсюду, и говорили, что сумма, которая у него хранилась в Рокморе (Roquemaur) 15, что около Авиньона, составляла не менее 2 миллионов ливров. Он хорошо обходился с парижанами, употребляя для этого ласковые слова, умея при этом и приказывать. Кроме того, по праву рождения, он был регентом королевства как старший из дядей короля. Благодаря всему этому ему удалось заполучить 100 тысяч флоринов, тогда как король и два его дяди, герцоги Беррийский и Бургундский не могли из этих денег получить ни денье. Закончив все приготовления и собрав все припасы, ранней весной герцог Анжуйский начал свой поход, и великолепие его армии поражало всех. Он проехал через всю Францию в Авиньон, где его много чествовали папа и кардиналы. Туда же приехали бароны и главные сеньоры Прованса, чтобы встретиться с ним как со своим сеньором, принести ему оммаж, и отдать себя под его сюзеренитет.

Туда же, ему навстречу, в сопровождении баронов и рыцарей, приехал его кузен, доблестный граф Савойский, и папа с кардиналами их также хорошо приняли. Во время своего пребывания в Авиньоне, он распорядился относительно платы и выдачи припасов савойцам, которые находились там в большом числе, и предоставил деньги графу Савойскому. Когда это было сделано, герцог Анжуйский и граф Савойский распрощались с папой и выехали из Авиньона, следуя дорогой на Савойю и Пьемонт. Граф был проводником герцога и оказывал ему исключительное уважение во всех крупных городах, через которое они проезжали. Воины постоянно шли вперед или подтягивались за арьергардом, а Ломбардия была совершенно открыта и была готова их принять. По вступлению герцога в Ломбардию, он был самым почетным образом встречен во всех главных городах, а особенно в Милане, где его с честью приняли мессир Галеаццо и мессир Бернабо Висконти. Он получил от них такие богатые подарки и украшения, что можно только изумляться, если об этом рассказывать. Герцог Анжуйский вел себя так, как подобает королю. При нем находился монетный двор, на котором он чеканил флорины и серебряную монету, которой расплачивался повсюду в Ломбардии и в Тоскане.

Когда он начал приближаться к Риму, то стал идти более плотным отрядом, чем ранее, поскольку римляне, узнав о походе герцога, воздвигли против него сильные укрепления. Командующим у них был храбрый английский рыцарь по имени сэр Джон Хоквуд, который долгое время жил в этих частях Италии. Он хорошо знал границы и у него был очень большой военный отряд, состоявший из немцев, англичан и представителей других народов, и который находился на службе римлян для защиты Урбана, которого они в то время признавали папой, и который жил тогда в Риме. Этот папа не тревожился по поводу приезда герцога Анжуйского. Когда ему говорили о том, что он уже находится в пути, в сопровождении графа Савойского и графа Женевского, с целыми 9 тысячами копий добрых воинов, и что неизвестно, не явится ли он Рим, чтобы его низложить, поскольку все они являются сторонниками Климента, то он на это отвечал, говоря: «Христос нас защитит». И это было все сказанное им по поводу тех опасений, что ему стремились внушить, и единственным ответом, что он дал тем, кто говорил с ним на эту тему.

Герцог Анжуйский, который именовал себя королем Неаполя, Сицилии и Иерусалима, герцогом Калабрии и Апулии, в сопровождении графа Савойского, продолжал поход своей армии через Тоскану, через земли Анконы и через владения Святого Петра. Но он не вступал в Рим, поскольку не хотел вести войну ни с Римом, ни с римлянами, но имел единственной целью осуществить свое предприятие на тех условиях, ради которых он покинул Францию. Повсюду, где он появлялся, он держал себя с королевским достоинством, и все воины хвалили его за аккуратную уплату жалованья.

В это время его соперник, сеньор Карл Дураццо, жил в городе Неаполе. Он также подписывался как король Неаполя, Сицилии и Иерусалима, герцог Апулии и Калабрии и считал себя законным королем, поскольку королева Неаполитанская умерла не оставив никакого законного наследника. Тот дар, что королева преподнесла папе, он считал не имеющим силы и поддерживал это мнение двумя аргументами: во-первых, имея поддержку и признание со стороны неаполитанцев и сицилийцев, королева Неаполитанская не могла отрекаться от своего наследства в пользу другого, а во-вторых, даже если и допустить, что это отречение и этот дар в пользу римской курии были сделаны по-доброму, и что папы могут им распоряжаться, то все равно, она не могла сделать это законным образом, поскольку эти королевства считают истинным папой Урбана, а не Климента.

Именно этот вопрос был предметом споров, и именно вокруг него стоилась защита Карла Дураццо. Он также, с самого начала, предпринимал мудрые меры предосторожности, собрав огромные припасы в замке дель-Ово (Кастель-дель-Ово), который является одним из сильнейших замков в мире, и колдовским образом стоит на море, так что его невозможно взять иначе как с помощью некромантии или при помощи дьявола 16 17.

Когда он обеспечил этот замок всем необходимым на 3 или на 4 года, то собрал воинский отряд и вместе с ним обосновался там, обезопасив все подходы, и предоставляя герцогу Анжуйскому поступать так, как ему будет угодно. Он хорошо знал, что неаполитанцы никогда ему не изменят, и что если Апулия и Калабрия будут потеряны на 2 или на 3 года, то он сможет их легко отвоевать. Он ожидал, что герцог Анжуйский скоро обнаружит, что его средства, необходимые для содержания столь большой армии, что он с собой привел, подойдут к концу, и что для него будет невозможным продолжать ее содержание. Должна будет наступить нехватка либо провизии, либо денег, что будет должно, в течение 2 или 3 лет, привести к усталости войск, а когда они в достаточной степени ослабнут, то он сможет с ними сразиться на выгодных для себя условиях. Карл Дураццо был полон таких идей, некоторые из которых были впоследствии реализованы. Сказать по правде, ни один государь христианского мира, за исключением королей Англии или Франции, не был способен содержать столь неисчислимые войска, какие были у герцога Анжуйского, не нанеся при этом ущерба своим финансам. Ведь говорили, что он перевел через горы 30 тысяч солдат, и осуществление такого предприятия требовало большого ума и подготовки.

Глава 88

Граф Савойский, который сопровождал герцога Анжуйского в Неаполь, приказывает отрубить голову человеку, который похвастался тем, что с помощью колдовства отдаст им Кастель-дель-Ово.

Когда герцог Анжуйский и его армия вступили в Апулию и Калабрию, то вся страна оказалась в их власти, и народ засвидетельствовал, что не желает иметь над собой никакого другого сеньора, и в короткое время все бароны, главные города и все другие местечки, признали себя его подданными. Про тех, кто жил в этих двух странах, которые являются богатейшими в мире, говорили, что из-за величайшего обилия всего, люди в них совершенно ленивы и не приучены к труду. Вступая в такие богатые страны, воины чувствовали себя очень комфортабельно, но герцог Анжуйский, граф Савойский, граф Вандомский, граф Женевский 18 и все рыцарство Франции, Савойи и Бретани продолжали свой марш по землям Неаполя.

Жители Неаполя, не боялись этих воинов, и не пожелали закрывать перед ними ворота, но держали их всегда открытыми, поскольку они никак не предполагали, что герцог Анжуйский сможет оставаться здесь дольше, чем им это будет угодно. Ведь, сколько бы их ни было, они могли в любой момент запереться в городе и оказаться потерянными для французов, поскольку дома их взять было нелегко. Перед дверьми их домов находились доски, которые можно было снять, а позади них было море, на котором сами они не хотели искать приключений.

Один чародей, магистр некромантии, который в то время жил на неаполитанской земле, пришел к герцогу Анжуйскому и сказал: «Монсеньор, если вы пожелаете, то я смогу сделать так, что замок дель Ово и его гарнизон вам сдадутся». «Как же ты это сделаешь?» - ответил герцог. «Я расскажу вам, монсеньор, - ответил некромант. - Я могу, с помощью колдовства, сделать воздух над морем столь плотным, что люди, находящиеся в замке решат, что это - большой мост, по которому могут в ряд идти 10 человек. И когда они увидят этот мост, то так испугаются, что сами сдадутся тебе, решив, что если ты их атакуешь, то возьмешь их штурмом». Услышав это, герцог сильно изумился и позвал своих рыцарей, графа де Вандома, графа Женевского, мессира Жана и мессира Пьера де Бёя (Beuil), мессира Мориса де Моми (Maumi) и других, которым поведал о том, что ему только что говорил чародей. Они очень сильно удивились, но казалось, были готовы ему поверить. Тогда герцог спросил: «Дорогой магистр, смогут ли наши люди пройти по этому мосту, как вы говорите, до самого замка и атаковать его?» «Монсеньор, - ответил маг, - в этом я не могу быть уверен, поскольку если хоть один из них, находясь на мосту, осенит себя крестным знамением, то все исчезнет, и все, кто будут находиться на мосту, упадут в море». На это герцог начал хохотать, и кто-то из присутствовавших там молодых рыцарей сказал: «Ба, монсеньор, во имя Бога, пусть он это сделает. Мы никак не будем креститься, и таким способом легко захватим наших врагов». Герцог сказал, что рассмотрит это дело.

Графа Савойского на этом совещании не было, но вскоре он пришел. Когда граф вошел в шатер герцога, то маг уже из него вышел, но герцог рассказал ему о том, что произошло, и о том предложении, которое сделал маг. Граф немного подумал и сказал: «Пошлите его ко мне, и я его расспрошу. Этот человек - тот магистр магии, благодаря которому королева Неаполитанская и мессир Отто Брауншвейгский были взяты в замке дель-Ово, поскольку, благодаря ему, море поднялось так высоко, что казалось поглотит замок. Тогда находившиеся в нем люди так испугались, что считали себя погибшими. Никогда никому нельзя доверять таким людям. Вы видите то зло, что негодяи причинили этой стране. Чтобы понравиться вам и получить от вас награду, он предаст Карла Дураццо, которому прежде он отдал королеву Неаполитанскую и ее мужа». «Хорошо, - ответил герцог, - я его вам пришлю». Разговор принял другой оборот, и после того, как они хорошенько рассмотрели эту ситуацию, граф вернулся к себе.

На следующее утро, когда сеньоры встали, маг, низко согнувшись, встретил герцога. Как только герцог его увидел, то приказал пажу препроводить его к графу Савойскому. Взяв мага за руку, паж сказал: «Магистр, монсеньор хочет, чтобы вы отправились к графу Савойскому». Тот ответил: «Пусть свершиться воля Божья». Когда они пришли в шатер графа, паж сказал: «Монсеньор, вот доктор, которого вам послал мой господин». Увидев его, граф очень обрадовался и сказал: «Доктор, даете ли вы нам гарантию, что добудете замок дель-Ово таким дешевым способом?» «Да, клянусь честью, монсеньор, - ответил колдун, - ведь такой же уловкой я добыл его для того, кто сейчас в нем находится - для сеньора Карла Дураццо, взяв королеву Неаполитанскую, ее дочь вместе с мужем, мессиром Робером д`Артуа 19, и мессира Отто Брауншвейгского. Я - тот человек, которого больше всего на свете страшился сеньор Карл». «Клянусь честью, - ответил граф, - ты хорошо сказал, но я хочу, чтобы сеньор Карл знал, что он был неправ, когда так тебя боялся, поскольку я освобожу его от этой головной боли. Ты больше не совершишь ни одного колдовства, чтобы обмануть его или кого-нибудь другого. Я не позволю упрекнуть нас в будущем в том, что такие рыцари и оруженосцы и храбрые воины, что здесь собрались, были обязаны своим успехом магии, и мы не хотим побеждать наших врагов такими средствами». Затем он приказал слуге позвать палача и отрубить ему голову. Приказ графа был немедленно выполнен, его голова была отрублена прямо около шатра. Таков был конец этого колдуна, и таково было его воздаяние.

Теперь мы оставим герцога Анжуйского, его армию и его походы, и вернемся к делам Португалии и расскажем об успехах англичан и гасконцев.

Глава 89

Каноник де Робсар, против воли португальского короля, совершает другой набег и захватывает несколько местечек около Севильи.

Рыцари из гарнизона в Безьозе, которые должны были пребывать в нем уже долгое время, совершили всего лишь один набег, когда они взяли замок Финьер. Около середины августа они решили совершить другой, поскольку были очень удивлены поведением португальского короля и графа Кембриджа, которые велели им оставаться без дела в течение 9 месяцев с тех пор, как они прибыли в Португалию, не организовав никакого похода, кроме того единственного, который им еще и ставили в упрек. Они решили послать людей и поговорить на этот счет с графом Кембриджем. Я полагаю, что в качестве посланника поехал сулдиш де ла Тран. Он приехал в Эсремез (Estremez), где квартировался граф и сказал ему: «Милорд, мои товарищи послали меня к Вам, чтобы узнать о том, что Вы от них хотите, поскольку они сильно удивляются, зачем их привезли в эту страну, чтобы столь долго пребывать в безделье, что им очень неприятно. Дайте мне знать, что Вы хотите, чтобы они сделали, поскольку они очень жаждут совершить набег».

«Сулдиш, - ответил граф, - вы знаете, что когда я покинул Англию, то мой господин и брат, герцог Ланкастер клятвенно обещал мне, что по возвращении из Шотландии, куда он тогда направлялся, он присоединится к нам вместе с 3 тысячами латников и с таким же числом лучников. Исходя из этого, я приехал только для того, чтобы разведать страну. Скоро мы должны получить от него сведения. Ведь мне тоже неприятно оставаться так долго в этой стране. Поэтому вы передадите вашим товарищам от меня привет и расскажите им то, что я вам сказал. Я не могу желать запрещать им совершать набег, раз они имеют такое намерение, но вы знаете, что король Португалии дает нам наше жалованье и потому мы обязаны выполнять его приказы».

«Клянусь честью, милорд, - ответил сулдиш, - он платит плохо, и наши товарищи сильно жалуются на это. Сейчас он задолжал нам за 6 месяцев». «Он хорошо вам заплатит, - ответил граф, - получение денег никогда не бывает неприятным». На этом сулдиш оставил графа и вернулся к своим товарищам, которым рассказал о том, что услышал. «Судари, - сказал каноник, - я не буду воздерживаться от совершения набега, несмотря на то, что было сказано. Ведь я ясно вижу, что они хотят отвратить нас от всех подобных попыток. Они не хотят, чтобы мы вели военные действия, чтобы у нас не было повода требовать наше жалованье. Но, по-моему, мы должны выйти в поход». Они отобрали тех, кто должен был отправиться в этот поход, и решили предпринять его утром, имея оружие уже наготове.

Сеньор Жуан Ферранде (Ferrande), один из рыцарей португальского короля, который узнал о том, что они жаждут совершить некое предприятие, пришел к ним и представил канонику де Робсару письма от короля. Тот прочитал их и обнаружил, что португальский король запрещает им покидать свои квартиры. Рыцарь добавил, что он очень хорошо информирован о том, что именно благодаря ему, эти походы и замышляются. Каноник сильно разозлился по поводу этого приказа и сказал рыцарю: «Жуан, я ясно вижу, что король не позволит совершить мне этот набег. Теперь, полагая, что я останусь дома, не думаете ли вы, что другие, более лучшие и более доблестные рыцари, нежели я, также останутся здесь и откажутся от своего предприятия? О нет, честное слово, и завтра утром вы это увидите. Ведь они решили и приготовились выступить в поход». «Монсеньор, - ответил Ферранде, - от имени короля, я приказываю им этого не делать». «Клянусь честью, - сказал каноник, - я этого не сделаю. Вы - слуга короля, и Вы можете приказать это и остальным».

Всю ночь дела оставались в таком состоянии. Утром прогудели трубы, и рыцари и оруженосцы начали вооружаться и садиться на коней, проходя перед домом каноника, который свои доспехи не одевал. Когда английские и гасконские рыцари выстроились, он подошел к окну и сказал им, что португальский король не позволяет выступать в поход ни ему, ни никому из его отряда. «Клянемся честью, - ответили они, - мы выступим, раз мы этого так хотим. И вы тоже, чтобы никто не упрекнул вас в том, что когда мы выступили в поход, сами вы остались дома». Каноник был вынужден вооружиться и сесть на коня. Португальский рыцарь, сеньор Ферранде был вынужден сделать то же самое, так как на него сильно давили другие, но это стало причиной того, что он попал в немилость у короля, и его едва за это не повесили. Они выступили из Безьоза в числе около 4 сотен копий и стольких же лучников, и двинулись по севильской дороге по направлению к замку и городу под названием Бан (Ban), доехали до него и окружили ту часть города, которую, как им показалось, можно было легче всего взять. Они спешились, построились в боевой порядок для атаки, вошли во рвы, которые оказались сухими, и начали яростный штурм.

В это время в городе Бан воинов не было. Жители, хотя и были плохо вооружены, но вышли на стены и защищались так, как могли, копьями и пращами. Но долго так продолжаться не могло. Поэтому они начали переговоры с нападавшими и, в конце концов, сдались, на условии сохранения жизни и имущества, объявив, что они отдают себя в подданство дону Фернандо, королю Португалии. Воины были хорошо приняты в городе, в который вошли, чтобы отдохнуть, а затем начали смотреть, какими средствами им бы взять замок. Они увидели, что он может быть взят, и в тот же вечер, часть войска начала перестрелку. Наутро последовала более правильная атака.

Губернатором замка был местный дворянин по имени Педро Хагусес (Jagouses), но оказалось, что он не был умелым воином, поскольку как только он увидел, что его атакуют таким вот образом, и что на него наступает столько воинов, он сильно испугался, начал переговоры и сдал замок на условиях, что будут сохранены жизни ему и воинам гарнизона. Замок усилили добрыми латниками и лучниками, а затем англичане отправились к другому замку под названием ла-Куртисс (la Courtisse). По прибытии они немедленно очень энергично начали штурм, но защитники оборонялись изо всех сил и с презрением отвергли предложение о сдаче. В первом штурме, который был очень суровым, был убит губернатор замка по имени Радульф (Radulph). Он был опытным и доблестным воином, но слишком опрометчиво рискнул, и был убит стрелой. После его смерти остальные воины потеряли свою храбрость. Замок был взят, и большая часть гарнизона была предана мечу. Таким образом, каноник и его товарищи взяли замок ла-Куртисс. Они усилили его новым гарнизоном и обеспечили всем необходимым, а затем двинулись по направлению к большому городу Севилье.

Глава 90

Каноник и его товарищи захватывают у кастильского короля большую добычу. Они бунтуют против португальского короля, который приказывает, чтобы жалованье им доставлялось без перебоев.

Эти английские и гасконские воины продолжали поход, пока не подошли к городу Хаффре (Jaffre), что в 10 лье от Севильи. Это был плохо укрепленный город, но там был очень крепкий монастырь, который укрепили жители и города, и окружающей местности, и туда они и укрылись, положившись на его крепость. По прибытии англичан, город Хаффре был сразу же взят и сожжен. Вскоре атаковали и монастырь, но до его взятия прошел целый час, и первые, кто туда ворвались, учинили большой грабеж, и было убито множество людей. Получив сведения, что в болотистой местности в близлежащих долинах находится более 20 тысяч голов скота, свиней, коров и овец, они двинулись вперед и, войдя в болота, приказали пехотинцам привести скот. Затем они решили вернуться на свои квартиры в Безьозе, и в соответствии с этим, отправились в обратный путь. Они прибыли туда вечером следующего дня вместе со всей своей добычей, благодаря которой у них теперь было изобилие провизии, причем на долгое время.

Так кончился этот поход. Тогда сеньор Ферранде вернулся в Лиссабон к королю и рассказал ему о том, что они сделали против своих врагов, и о том, какая большая была захвачена добыча. Он думал, что королю это будет очень приятно. Но нет, тот сказал ему: «Как ты, смердящий негодяй, как ты мог осмелиться, после положительного запрета, что я им послал, согласиться на совершение этого набега и сам принять в нем участие? Клянусь Святым Иаковом, я тебя повешу». После этого рыцарь пал перед ним на колени и сказал: «Монсеньор, их капитан проявил должное повиновение и верность приказам, но остальные силой заставили его, также как и меня самого, показать им страну. Раз поход так хорошо закончился, не должны ли Вы простить его». Несмотря на эти слова, король приказал отвести его тюрьму, где он и оставался до тех пор, пока его не освободил граф Кембридж, когда приехал в Лиссабон по делам, о которых вы сейчас услышите.

После того как англичане и гасконцы вернулись в свой город Безьоз и пробыли там некоторое время, они решили послать к португальскому королю с требованием выплатить им жалованье. Свои послом для этого дела они единодушно выбрали валлийского барона лорда Тэлбота (Talbot). Когда лорд Тэлбот приехал в Лиссабон и представил королю предмет своей миссии, то король в ответ только сказал: «что они дважды совершили набег против его приказов, и это ему было неприятно, и стало причиной задержать им жалованье». Поскольку он не смог получить никакого другого ответа, то лорд Тэлбот вернулся к своим товарищам и поведал им о том, что сказал король, и это их сильно разозлило.

На той же самой неделе, граф Кембридж покинул Эстремоз и приехал в Безьоз, где разместил свой багаж в мужском монастыре, находившемся вне стен города. Узнав об этом, рыцари из гарнизона сильно обрадовались, так как среди них были такие, кто не мог так долго ждать платы от короля и которые говорили промеж себя: «О нас удивительно хорошо заботятся. Мы уже пробыли в этой стране почти год, и не получали никакой платы. Это невозможно, но у нашего командующего должно что-то быть, ведь иначе он бы не вынес этого в течение столь долгого времени». Этот ропот возрос до такой степени, что они объявили, что больше не будут сносить такое обращение и определили день, в который собирались обсудить между собой создавшееся положение. Местом совещания была выбрана красивая церковь, расположенная за пределами Безьоза, напротив францисканского монастыря, где и была резиденция графа Кембриджа. Каноник де Робсар обещал там присутствовать. И действительно, это он сделал правильно, поскольку иначе все могло бы повернуться плохо.

Около 8 часов они все собрались кроме каноника. Там были такие люди как сэр Уильям Бошамп, сэр Мэттью Горней, его дядя, лорд Тэлбот, сэр Уильям Хермон (Hermon) 20 и гасконцы: сулдиш де ла Тран, сеньор да ла Бард, сеньор де Шатонеф и многие другие. Они начали говорить и предъявлять друг к другу претензии. Среди них был рыцарь, брат-бастард короля Англии по имени сэр Джон Саундер (Sounder) 21, который был громче всех остальных и который сказал: «Граф Кембридж привез нас сюда. Каждый день мы рискуем своими жизнями, и мы хотим так поступать и впредь, находясь у него на службе, а он все еще удерживает наше жалованье. Поэтому я предлагаю, что мы должны составить друг с другом тесный союз и единодушно согласиться на то, чтобы развернуть вымпел Святого Георгия, объявив себя друзьями Бога и врагами всему остальному миру, поскольку если мы не заставим себя бояться, то ничего и не добьемся». Все согласились на это предложение и стали обсуждать, кого следует выбрать своим вожаком. Они решили, что никто не может быть лучше Саундера, поскольку у него было больше возможностей для озорства, и у него было больше храбрости, чем у других. Они подняли вымпел Святого Георгия и кричали: «Саундер, Саундер, вот доблестный бастард! Друзья Богу и враги всему миру». Затем они ясно выказали свое намерение напасть на город Безьоз и объявить войну португальскому королю.

Сэр Мэттью Горней и сэр Уильям Бошамп долго отговаривали их от штурма Безьоза, но мало в этом преуспели. В тот момент, когда они развернули вымпел Святого Георгия и выходили из церкви, прибыл каноник и, пройдя сквозь толпу к алтарю, громко закричал: «Дорогие мои судари, что же вы делаете? Я заклинаю вас оставаться спокойными и сдержанными, а то я вижу вас очень взволнованными». Тогда сэр Джон Саундер и сэр Уильям Хелмон подошли к нему и рассказали о том, что они сделали и о том, каковы их намерения. Каноник их очень красноречиво сдерживал: «рассудите судари, до чего вы дошли. То, что вы хотите сделать - глупо и безрассудно. Лучшим образом мы и не можем уничтожить сами себя. Если мы пойдем войной на эту страну, то наши враги узнают об этом и обретут смелость, когда увидят, что мы не можем им противостоять. Так мы сами себя уничтожим двумя путями. Ведь наши враги обрадуются и уверятся в том, о чем до сих пор они могли только подозревать, а мы лишимся расположения графа Кембриджа».

«И что ты нам предлагаешь, каноник? - спросил Саундер. - Мы издержали много больше своего жалованья, а со времени прибытия в Португалию все еще не получили никакой ссуды и никакой платы. Если тебе заплатили, то нам нет, и твои увещевания тщетны». «Клянусь честью, Саундер, - ответил каноник,- я получил не больше, чем ты, и я не мог получить ничего так, чтобы вы об этом не узнали».

Некоторые из присутствовавших рыцарей ответили: «Тебе мы верим твердо. Но всему есть предел. Покажи, как нам выйти из этого дела с честью и чтобы сделать это как можно скорее, поскольку, если нам не будут хорошо платить, то очень скоро дела пойдут очень плохо». Тогда каноник де Робсар ответил: «Дорогие судари, в той ситуации, в которой мы находимся, прежде всего, я посоветую, чтобы мы дошли до графа Кембриджа и представили ему эти дела, о которых он должен быть осведомлен». «И кто из нас будет это представлять ему?» - сказал один из них. «Я буду, - ответил Саундер, - но вы все должны открыто подтвердить то, о чем я буду говорить». Все собрание обещало это сделать. Затем они ушли вместе с вымпелом Святого Георгия, который они весь день держали развернутым, неся его перед собой, и явились во францисканский монастырь, где жил граф Кембридж.

Как раз когда он собрался идти на ужин, эти соратники, числом около семи сотен, вошли во двор и потребовали графа, который выйдя из своей комнаты, вышел в залу, чтобы говорить с ними там. Рыцари выдвинули Саундера, как своего вожака, и благопристойным образом стали ему говорить: «Милорд, именно Вы собрали нас в Англии, и мы, а также и другие наши товарищи, которых здесь сейчас нет, приехали сюда по вашим просьбам. Мы покинули свою страну ради Вас. Потому Вы являетесь нашим главой, и мы должны смотреть именно на Вас, чтобы получить нашу плату, из которой мы до сих пор не получили ничего. Ведь что до португальского короля, то мы бы никогда не приехали в его страну и не поступили бы к нему на службу, если бы Вы не были бы нашим казначеем. Однако если Вы скажите, что война касается только португальского короля, и что Вы ее не интересуетесь, то мы быстро сами себе добудем наши деньги, опустошив эту страну, а дальше будь что будет». «Саундер, - ответил граф, - я не говорю, что вам не должны платить, но если вы опустошите эту страну, то навлечете на меня великий позор, так же как и на короля Англии, который является тесным союзником португальского короля».

«И что Вы скажете нам делать?» - спросил Саундер. «Я скажу, - ответил граф, - что вы должны выбрать трех рыцарей, англичанина, гасконца и немца, и что эти трое должны отправиться в Лиссабон, чтобы объяснить португальскому королю это дело, и с течением времени он выплатит задержанное жалованье вашим товарищам. Когда вы, таким образом, вызовите его, у него будет больше оснований последовать вашим пожеланиям». «Клянусь честью, - сказал каноник де Робсар, - милорд Кембридж говорит хорошо, и говорит разумно и смело». Все они согласились на это последнее предложение, но, несмотря на это, они не сворачивали вымпел Святого Георгия, говоря, что раз они его в Португалии единодушно развернули, то и не должны его склонять, пока остаются здесь. Затем они выбрали тех, кто должен был отправиться к португальскому королю: от англичан был выбран сэр Уильям Хелмон, от немцев сэр Томас Саймон и от гасконцев сеньор де Шатонеф.

Эти три рыцаря выехали в путь и продолжали свое путешествие, пока не прибыли в Лиссабон, где застали короля, который их любезно принял, спрашивая о новостях и о том, что делают их соратники. Они ответили: «Все они находятся в очень добром здравии и они охотно совершили бы несколько походов и занялись бы в этом сезоне не тем, чем заняты, поскольку долгое безделье им неприятно». «Хорошо, - сказал король, - совсем скоро они совершат поход, и я буду их сопровождать, а вы дадите им об этом знать от моего имени». «Монсеньор, - ответил сэр Уильям, - мы посланы сюда от них с поручениями сказать Вам, что со времени их прибытия в эту страну, они не получали от вас ни ссуд, ни платы, и что они недовольны. Ведь тот, кто хочет заручиться любовью и службой воинов должен платить им лучше, чем это делалось до сих пор. Пренебрежение, которое они порой испытывали, они приняли близко к сердцу, поскольку они не знают от кого это зависят, и обвинили в этом наших капитанов, так что дело было в таком состоянии, что могло принять очень неприятный оборот. Наши командиры оправдались, поскольку было известно, что они и сами ничего не получали. Теперь, зная правду, Вам надо им заплатить их полное жалованье, если Вы хотите, чтобы они Вам служили, а если Вы им не заплатите, то они поручили передать Вам через нас, что тогда они сами возьмут свою плату с Вашей страны. Поэтому хорошенько рассмотрите это дело и дайте нам такой ответ, чтобы мы могли доставить его назад. Ведь они ждут только нашего возвращения». Король немного помолчал, а затем сказал: «Сэр Уильям, конечно, им надо заплатить, но они сильно разгневали меня тем, что не повиновались моим приказам и совершили два набега. Если бы они этого не делали, то давно были бы полностью удовлетворены во всех отношениях».

«Сир, - ответил сэр Уильям, - если они совершили какой-нибудь набег, то они обернули его к вашей пользе. Они взяли города, замки и опустошили земли Вашего врага до самой Севильи. Все это было сделано благородно. Они должны потерять этот сезон, но на самом дела, они решили этого не делать, поскольку по нашем возвращении они заплатят себе сами, если не получат через нас более любезный ответ, чем до сих пор они от Вас получали». «Хорошо, - сказал король, - сообщите им, что в течение не более чем 15 дней я прикажу, чтобы им было доставлено все их жалованье до последнего фартинга, но скажите графу Кембриджу, что я хочу с ним поговорить». «Сир, - ответил сэр Уильям, - я так и сделаю, а Вы сказали хорошо».

Как только закончились эти переговоры, был подан ужин, и когда они ужинали вместе, то король приказал поставить 3 стула за своим столом и много их чествовал. Так прошел день, а наутро они вернулись к своим друзьям. Сразу же об их прибытии стало известно, и рыцари окружили их толпой, чтобы узнать о том, что им удалось сделать. Они рассказали об ответе и о королевском обещании, чем все были очень довольны. «Теперь видите, - сказал Саундер, - что бывает, если иногда прибегать к мятежу. Нам удалось добиться нашего жалованья только немного побунтовав. Хорошо платит тот, кто боится».

Три рыцаря увиделись с графом Кембриджем и доложили ему о том, что было сделано, и о том, что король хочет с ним поговорить. Утром он выехал из города и поехал в Лиссабон, где был с радостью встречен своим сыном и невесткой. Король долго с ним совещался, и тогда они решили организовать несколько походов. Соответственно с этим, король по всему королевству издал указы о призыве на службу, чтобы все как один были готовы выступить в поход к 7 июля и собрались бы все вместе между городами Бадахос и Клеменс (Clemence). Эти призывы были опубликованы по всему португальскому королевству, в котором все воины, которым это было предписано, подготовились к походу так хорошо, как только могли, чтобы в назначенный день быть на ногах на месте сбора.

По прибытии графа Кембриджа в Лиссабон, дон Ферранде, на которого король сильно гневался по вышеописанным причинам, получил свободу. Граф распрощался с королем и в хорошем расположении духа вернулся к своим соратникам и приказал всем им подготовиться к назначенному дню. Вскоре после этого прибыли деньги для платы войскам, в первую очередь капитанам, так что все были удовлетворены. Но вымпел Святого Георгия продолжал оставаться развернутым.


Комментарии

1. Лорд Бернерс, который здесь согласен с Соважем, добавляет: «имея лишние деньги, он не сделал ничего для помощи городу в течение всего прошедшего года, ни во время осады, ни при других обстоятельствах». Это объясняет его преступление, поскольку обладание селитрой не могло быть изменой. Еще, как считает лорд Бернерс, возможно, что этот порошок селитры был орудийным порохом, который хитрый диакон скрывал, чтобы извлечь из этого большую выгоду, когда истощатся запасы этого редкого материала. - Изд.

2. Соврем. название Герардсберген - прим. пер.

3. Лорд Бернерс повествует об этой беседе несколько иначе. Согласно его версии, план действий был разработан Филиппом ван Артевельде, а не Пьером дю Буа.

«Вечером, накануне того дня, когда должно было состояться заседание совета, чтобы заслушать там сообщение о переговорах, что велись в Арлебеке, Пьер дю Буа пришел в дом Филиппа ван Артевельде и застал того в своих покоях, выглядывавшим из окна и погруженного в свои мысли. И первыми словами, что он произнес, были: «Филипп ван Артевельде, слышали ли вы какие-нибудь новости?» «Правда, нет, - ответил тот, - но мне сказали, что наши люди вернулись с совещания в Арлебеке, и завтра утром мы должны будем быть в совете, чтобы послушать, какие новости они привезли». «Это правда, - ответил Пьер, - но я уже знаю о том, что они привезли и хотят представить, поскольку они рассказали об этом некоторым моим друзьям. Определенно, Филипп, договор, над которым они работают и который они заключат, приведет к тому, что мы лишимся своих голов, поскольку если будет заключен мир между графом и нашим городом, то поверь мне, что ты и я, и сеньор д`Арзель, и все те капитаны, что были на нашей стороне в этой войне, будут первыми, кто должен будет умереть, а богатые люди останутся в покое. Они навлекут на нас угрозу, а сами останутся свободными, и именно такое мнение было и у моего хозяина, Иоанна Лиона. Около графа всегда находятся эти мартышки, вроде Гилберта Мэтьюза (Mahew) и его братьев и провоста Арлебека, который приходится родственником старейшине малых судов, и который бежал вместе с ними. Мы должны подумать над этим предметом и рассмотреть, как лучше поступить». Филипп ответил и сказал: «Пьер, я поделюсь с тобой своими мыслями. Давай дадим знать всем нашим старейшинам и капитанам, чтобы они завтра утром были готовы и собрались бы на рыночной площади, а затем, давай вдвоем войдем в здание совета вместе с сотней сопровождающих, чтобы послушать об условиях договора. А затем оставь меня, чтобы дать мне осуществить свой замысел и проявить свое могущество. Ведь если народ не будет нас бояться, то все будет кончено». На этом они и порешили. Затем Пьер дю Буа ушел и послал за всеми начальниками и капитанами, что у него были, приказывая им и всем их людям быть готовыми утром на рыночной площади для того, чтобы узнать новости. Все они повиновались, и никто не пожелал поступить как-нибудь иначе, и они были готовы действовать». - Изд.

4. Гуго Обрио управлял финансами во времена Карла V. Он построил Бастилию в качестве форта против англичан. Своей опалой и заточением он обязан духовенству, которое обвинило его в ереси и тому подобном. Он был заперт в четырех стенах. Его ненавидела орлеанская партия, поскольку, будучи бургундцем, он был человеком герцога Бургундского.

5. Вероятнее всего - это город в Эстремадуре Фигуэро дос Виньос (Figueiro dos Vinhos), если только не Фигуэра в Каталонии.

6. Видимо, это - Эштремош (Estremoz)

7. Видимо, Вилла Висьоса (Villa Viciosa), городок около Эштремоша

8. Имя каноника де Робсара было Теодор. Он был губернатором Ардра на 45-м году правления Эдуарда III и на 3-м году правления Ричарда II. Был задействован королем в переговорах с герцогом Юлихским относительно его оммажа. — Cartes Rolles Francois.

9. во всем предыдущем тексте он именуется Робсаром (Robesart), но начиная с этого места – Роберзаком (Robersac). Я далее упоминаю его под прежнем именем – прим.пер.

10. Лорд Бернерс называет его Chaudonich

11. Выше говорилось, что гарнизон насчитывал 60 воинов.

12. Лорд Бернерс говорит, что без конвоя. – Изд.

13. Я полагаю, что это должен быть великий магистр Алькантара, а не Сант-Яго, и что тогда речь должна идти о замке Фигьер (Figheiere) в провинции Эстремадура, поскольку, ввиду краткости их набега, невозможно, чтобы они могли достичь Каталонии.

14. сестры герцога Брабантского Бонны Люксембургской - прим.пер

15. В двух лье от Авиньона.

16. Дени Соваж добавляет в примечании на полях, что «раз такой добрый человек как Фруассар в это верит, то это говорит о простоте его ума».

17. Замок находится на острове в море и соединен с Неаполем узкой насыпью - прим.пер.

18. Граф Женевский приходился братом папе Клименту.

19. Дени Соваж, в примечании говорит: «История Неаполя часто говорит об этом Робере д`Артуа, называя его мужем Марии, дочери неаполитанской королевы Джованны. Но нигде нет никакого упоминания об этом колдовстве. Видимо, этот рассказ происходит из романов о Моргане и Урганде, так что я удивлен тем, что Фруассар дошел того, что поверил в это сам и хотел заставить в это поверить потомков».

20. В дальнейшем Фруассар называет его Хелмоном (Helmon).

21. В главе 84 этот рыцарь назван Фруассаром мессиром Жаном Фондре (Jehan Fondree), а здесь мессиром Жаном Султье (Jehan Soultier). - Изд.

Текст переведен по изданию: Froissart, J., Chronicles of England, France, Spain and the adjoining countries: from the latter part of the reign of Edward II to the coronation of Henry IV, Translated from the French, with variations and additions, from many celebrated MSS by Thomas Johnes, Esq. New York: Leavitt & Allen, 1857

© сетевая версия - Thietmar. 2017
© перевод с англ. - Раков Д. Н. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001