СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ФЕОДОРИТ КИРРСКИЙ

ЦЕРКОВНАЯ ИСТОРИЯ

КНИГА V

О повсюдном разрушении идольских капищ.

Благоверный царь направил свою ревность против эллинского заблуждения и издал закон, которым повелевалось разрушать капища идолов. Достойнейший всякой хвалы, великий Константин, первый, украсивший царскую власть благочестием, видя свое государство еще в безумии, хотя решительно запретил приносить жертвы демонам, однако храмов их не разрушил, а только приказал запереть их. По следам своего отца шли и дети. Но Юлиан возобновил нечестие и возжег пламя древнего заблуждения. А Иовиан, получив царство, опять воспретил служение идолам. По тем же самым законам управлял Европою и великий Валентиниан. Валент же дозволил всем другим оказывать божескую почесть и служить кому кто хочет, только не переставал воевать против подвижников за апостольские догматы. По этому во все время его царствования и горел жертвенный огонь, и совершались возлияния, и приносимы были жертвы идолам, и производились на площадях народные пиршества, и отправлялись Дионисовы оргии, на которых язычники бегали с щитами, разрывали собак, неистовствовали, бесчинствовали и делали много другого, чем отличаются торжества их учителя. Благовернейший царь Феодосий застал все это и до корня истребил и предал забвению. Первый из всех отличный по всему архиерей Маркелл ²⁹, быв уполномочен указом, разрушил капища во вверенном ему городе, и для сего воспользовался более дерзновением по Боге, нежели множеством рук. Расскажу и об этом, как о событии весьма достопамятном. Скончался апамейский епископ Иоанн, о котором я и прежде упоминал, и на его место поставлен был пламенеющий духом по законоположению апостольскому божественный Маркелл. Между тем в Апамею прибыл префект Востока ³⁰, и привел с собою двух тысяченачальников с их подчиненными. Тогда как, боясь воинов, народ оставался в покое, префект пытался разрушить капище Юпитера, величайшее и убранное разнообразными украшениями здание; но видя крепость и твердость постройки, он понял, что людям невозможно расторгнуть связь камней; ибо они были величины огромной и прилажены один к другому плотно [198], да еще связаны железом и свинцом. Заметив раздумье префекта, божественный Маркелл послал его в другие города, а сам начал молить Бога о ниспослании пособия к разрушению. И вот на утро сам собою пришел к нему некто - ни строитель, ни каменотес, ни знаток какого-либо другого искусства, а просто человек, привыкший носить на плечах камни и деревья. Пришедши к Маркеллу, он обещал легко разрушить капище, и только просил платы двум работникам. Когда же блаженный архиерей обещал дать ее, тот человек придумал следующее: храм, расположенный на высоте, обнесен был с четырех сторон пристроенным к нему портиком. Колонны его были огромны и одной высоты с храмом; в окружности же каждая имела шестнадцать локтей, и камни в них, по своему свойству сохраняя какую-то особенную твердость, не легко уступали орудиям каменотесов. Тот человек начал подрывать их кругом и подпирать оливковыми деревами и, подрыв одну, тот час переходил к другой. Подкопав таким образом три колонны, он подложил под дерева огонь. Но какой-то по виду черный демон препятствовал им по естественному порядку гореть и мешал действию огня. Когда же люди, сделав это несколько раз, увидели наконец свое усилие бесполезным, то донесли о том пастырю, который отдыхал после полудня. Маркелл тот час побежал в святой храм и, приказав принести в сосуде воду, поставил ее под божественный жертвенник, а сам, повергшись челом на пол, умолял человеколюбивого Господа не уступать более тиранству демона, но обнажить его слабость и свою силу, чтобы отсюда для неверных не родилось повода к большему вреду. Сказав это и подобное и положив знамение креста над водою, он приказал некоему Экитию, удостоенному диаконства и огражденному верою и ревностью, взять воду, и, поспешив к капищу, с верою окропить дерева и подложить огонь. Когда это было сделано, демон не вынес влияния воды и убежал; а огонь, враждебною себе водою питаясь как бы елеем, обхватил дерева и в одну минуту пожрал их. Колонны же, когда подпор не стало, и сами пали и увлекли двенадцать других. Да и соединенная с ними стена храма была увлечена их силою и повалилась. Распространившийся по всему городу треск был столь силен, что собрал всех на зрелище. Между тем, как скоро сделалось известным бегство противника диавола, язык каждого подвигся на песнопение Богу всяческих. Так разрушил этот блаженный архиерей и другие капища. Об этом муже мог бы я рассказать и еще много весьма удивительного; ибо он и сам писал к победоносным мученикам, и от них получал ответы, и наконец лично украсился мученическим венцом: но теперь удерживаюся от рассказа, чтобы обширностью повествования не наскучить читателям этой истории, я перехожу к другому рассказу. [199]

Об александрийском епископе Феофиле, и о том, что случилось в Александрии при разрушении капищ.

Тому всеми прославляемому Афанасию преемствовал дивный Петр, Петру - Тимофей, а Тимофею - Феофил, муж сильный умом и мужественный духом. Он-то освободил город Александрию от идольского заблуждения; ибо не только разрушил до основания идольские капища, но и открыл обольщенным хитрости обольщавших жрецов. Устрояя из меди и дерева пустые внутри статуи и прилаживая их спины к стенам, они делали в стенах тайные ходы. Потом чрез недоступные места проникая туда и скрываясь внутри статуй, приказывали чрез них все, что хотели; а слушавшие, вдаваясь в обман, исполняли приказания. Мудрейший архиерей, при разрушении капищ, открыл это обольщенному народу. Вошедши в храм Сераписа, а это был по словам некоторых самый огромный и прекрасный храм на всей земле, Феофил увидел статую чрезвычайной величины, которая своею величиною пугала жителей. Да и кроме величины, ходила ложная молва, будто, кто приблизится к этой статуе - тотчас потрясется земля, и все подвергнется совершенной гибели. Но почитая такие рассказы бреднями пьяных старух, и презирая огромность статуи, как бездушного тела, Феофил приказал одному, державшему в руках топор, живо рубить Сераписа. Когда тот ударил, все завопили, испугавшись известной каждому молвы. А Серапис, приняв удар, и боли не почувствовал, потому что был деревянный, и даже не испустил голоса, как тело бездушное. Как скоро потом отсечена была ему голова, изнутри его выбежало целое стадо мышей: значит, бог египтян был жилищем этих животных. Наконец, рассекши его на малые части, предали их огню, а голову влачили по всему городу. Поклонники Сераписа смотрели на это и смеялись над слабостью того, кому прежде поклонялись. Таким-то образом демонские капища разрушаемы были на всей земле и морях.

Об антиохийском епископе Флавиане, и о смятении, которое произошло между западными из-за Павлина.

В Антиохии предстоятельство после великого Мелетия получил Флавиан, который с Диодором совершил столь много подвигов для спасения пасомых. И Павлин хотел было управлять [200] церковью: но этому воспротивился сонм иереев, говоря, что кто не принял советов Мелетия, тому после его смерти не следует вступать на его кафедру; напротив, пастырем должен быть тот, кто прославился многими трудами и ради овец много раз вдавался в опасности. Это произвело весьма продолжительный раздор, с одной стороны, между восточными епископами; ибо вражда не окончилась даже и с смертью Павлина, но относительно к великому Флавиану оставалась и после него, когда антиохийскую кафедру занял уже Евагрий - несмотря на то, что последний получил это место вопреки церковному законоположению, так как его поставил один Павлин, нарушив тем многие правила, которые не позволяют умирающему рукополагать кого-либо вместо себя, а повелевают собирать всех епископов той епархии, и возбраняют совершать хиротонию епископскую менее, чем двум епископам. Не захотев однакож знать ничего такого, (западные епископы) Евагрия охотно приняли в общение, а на Флавиана наговаривали царю. Наскучив частыми их наговорами, царь вызвал его в Константинополь и приказал ему отправиться в Рим. Но Флавиан отвечал, что теперь зима и, обещав исполнить приказание с наступлением весны, возвратился в отечество. Когда римские епископы, не только дивный Дамас, но и после него Сирикий, и преемник Сирикия Анастасий ³¹, сильно затронули благочестивого царя, сказав, что своих-то тиранов он уничтожает, а тех, которые дерзают самовластвовать относительно Христовых законов, оставляет в покое; тогда царь опять вызвал его и заставлял отправится в Рим. Но при этом случае мудрый Флавиан с похвальным дерзновением отвечал: «Если укоряют меня за веру, Государь, так как бы она была неправая, или почитают недостойною священства мою жизнь; то я готов отдать свое дело на суд самих обвинителей и принять, какой произнесут они приговор: а когда спор идет о кафедре и предстоятельстве; не стану ни судиться, ни противоборствовать желающим взять это, - уступлю и откажусь от предстоятельства. Итак отдай, Государь, кому хочешь, антиохийскую кафедру». Подививший такой твердости и мудрости Флавиана, царь приказал ему возвратиться в отечество и пасти врученную церковь. По прошествии долгого времени, прибыв опять в Рим, царь снова должен был слушать от епископов те же укоризны, - зачем он не уничтожит тирании Флавиана: но тут он приказал себе изъяснить, какого рода эта тирания, и сказал, что сам он - Флавиан и что будет его адвокатом. Когда же они отвечали, что с царем судиться не могут; то он стал убедительно располагать их к соединению церквей узами единомыслия, к уничтожению вражды и погашению бесполезного спора, [201] ибо Павлин давно уже умер, а Евагрий поставлен незаконно, восточные же церкви стоят за предстоятельство Флавиана. Да и кроме востока, Флавиан состоит в общении и союзе со всею азийскою, понтийскою и даже фригийскою церковью. Даже вся иллирийская страна признает его главным между епископами восточными. Уступив таким убеждениям, епископы Запада обещались уничтожить вражду и принять послов, которые будут отправлены к ним. Узнав о том, божественный Флавиан послал в Рим несколько достохвальных епископов в сопровождении некоторых антиохийских пресвитеров и диаконов. Во главе всех стоял Акакий, имевший свою паству в сирском городе Бероэ с славившийся везде - на суше и на море. Прибыв вместе с прочими в Рим, он прекратил долговременную семнадцатилетнюю вражду и водворил в церквах мир. Узнав о том, и египтяне также погасили раздор и вступили в единомыслие с Антиохиею. Римскою церковью в то время управлял преемник Анастасия, Иннокентий ³², муж, украшенный силою духа и благоразумием; а александрийскою - Феофил, о котором я и прежде упоминал.

О тирании Евгения и о победе царя Феодосия, одержанной чрез веру.

Таким-то образом благоверный царь водворил между церквами мир. Но еще до водворения этого мира, узнав о смерти Валентиниана ³³ и тирании Евгения, он должен был выступить с войском в Европу. В то время в Египте жил некто Иоанн, возлюбивший занятия подвижников. Получив духовное дарование, он многое предсказывал вопрошавшим относительно к будущему. Христолюбивый царь послал к нему и старался узнать, вступать ли ему в войну с тираном? По случаю прежней войны Иоанн предсказал ему победу без пролития крови; а теперь касательно второй - он предрек, что царь одержит победу после великого побоища. С такою надежною выступав на войну, царь из числа врагов многих истребил в сражении, а из числа помогавших им варваров многих прогнал ³⁴. Когда же военачальники стали говорить ему, что сподвижников у него не много и советовали остановить на время войну, дабы с наступлением весны, собрав войско, одолеть неприятелей множеством, благоверный царь не принял этого внушения. «Не должно, говорил он, спасительный крест обвинять в такой слабости, а изображению Геркулесову приписывать такую силу; ибо этому войску приидет крест, а неприятельскому - то изображение». Сказав это с такою [202] верою и видя, что оставшееся войско его было малочисленно и сильно упало духом, он отыскал на вершине горы, служившей местом лагеря, молитвенный домик, и всю ночь провел в молитве к Господу всех. Но около пения петухов сон одолел силу его чувства. Лежа на молу, он видит во сне каких-то двух мужей, облеченных в белые одежды и сидевших на белых конях: они приказывали ему ободриться, отогнать страх и с рассветом вооружить и поставить войско в боевой порядок. Мы посланы быть твоими помощниками и поборниками, говорили они: один сказал о себе, что он евангелист Иоанн, а другой, что он апостол Филипп. Узрев это видение, царь не оставил молитвы, но еще с большим рвением стал приносить ее. То же видел и один воин, и свой сон рассказал сотнику, который отвел его к тысяченачальнику, а тысяченачальник - к военачальнику. Военачальник же, думая, что донесение его будет чем-то новым, известил о том царя. Но царь сказал: «не ради меня было это видение, потому что я и без того верю обещавшим мне победу, но ради того, чтобы кто не подумал, будто, замышляя битву, я сам выдумал его. Сему воину открыл это Покровитель моего царствования, избирая его в достоверные свидетели моего рассказа; ибо то видение общий Владыка показал мне первому. Итак, отогнав страх, последуем за сими поборниками и военачальниками, и пусть победы никто не определяет множеством сражающихся, но всякий заключает о ней по силе вождей». Сказав то же самое и воинам и такою (речью) внушив всем мужество, царь двинулся с вершины горы. Между тем тиран, видя издали приготовления Феодосиева войска к сражению, вооружил и свое и поставил его в строй. Сам он, оставшись на одном холме, говорил, что царь вступает в битву, ища себе смерти и желая избавиться от этой жизни, и приказал полководцам привести его живого и связанного. Когда фаланги остановились одна против другой, то оказалось, что количество врагов было очень многосложно, а сражавшихся на стороне царя находилось слишком мало. Но как скоро те и другие начали бросать стрелы - поборники видимо стали исполнять свои обещания; ибо сильный ветер, дуя прямо в лицо неприятелям, отвращал и стрелы их, и копья, и дротики так, что никакое оружие не приносило им пользы. Ни тяжеловооруженный, ни стрелок, ни копьеметатель не вредили войску царя. К тому же самая страшная пыль, неслась в лицо врагов и принуждала их закрывать ресницы и защищать глаза. Между тем воины царя, не терпя ни малейшего вреда от этой бури, смело разили неприятелей. Тогда последние, видя это и познав помощь Божию, бросили оружие и стали молить царя о пощаде. Царь уступил их мольбам и даровал им прощение, только приказал поскорее привести к себе тирана. Они [203] побежали и взошли на холм, где находясь, (тиран) не знал о происшествии. Увидев их запыхавшихся и одышкою свидетельствовавших о поспешности своего шествия, он принял их за вестников победы и спросил: не привели ли они с собою связанного Феодосия, как было им приказано? «Нет, не его, сказали они, мы привели к тебе, а тебя поведем к нему; ибо так повелел Правитель всяческих. Говоря это, они сняли его с колесницы и, наложив на него узы, повели связанного. Таким образом незадолго пред тем величавшийся вдруг явился пленником. Царь напомнил ему о преступлениях его относительно к Валентиниану, о беззаконной его тирании, о войнах против законной власти; посмеялся также над Геркулесовым изображением и над суетною, в надежде на него, дерзостью, и потом произнес справедливый и законный приговор казни. Таков был этот царь: и среди мира, и во время войны всегда просил он помощи у Бога и всегда получал ее.

О смерти царя Феодосия.

После этой победы царь заболел и свое царство разделил между сыновьями: старшему отдал он собственную свою область, а младшему скипетр Европы, и убеждал обоих хранить совершенное благочестие; «ибо благочестием, говорил он, и мир блюдется, и война прекращается, и неприятели обращаются в бегство, и трофеи воздвигаются, и приобретается победа». Дав такое наставление детям, он скончался и оставил по себе приснопамятную славу ³⁵.

О царе Гонорие и монахе Телемахе.

Преемники его царства были наследниками и его благочестия; ибо Гонорий, воцарившийся над Европою, отменил издавна производившееся в Риме поединки, и сделал это по следующему поводу. Был тогда некто Телемах, возлюбивший подвижническую жизнь. Удалившись с востока и с известною целью прибыв в Рим именно в то время, когда происходило то ненавистное зрелище, он сам вступил на поприще и сошедши вниз, покушался остановить бойцов, действовавших друг против друга оружием. Но зрители кровопролития были раздражены этим и, воспламенившись неистовством демона, который увеселяется человеческою [204] кровью, побили камнями поборника мира. Узнав это, дивный царь Телемаха причислил к победоносным мученикам, а нечестивое зрелище отменил.

О благочестии царя Аркадия и рукоположении Иоанна Златоустого.

В Константинополе, по смерти пастыря этой церкви Нектария, Аркадий, получив в управление восточное царство и, узнав, что великое светило вселенной, Иоанн введен в сонм антиохийских пресвитеров, вызвал его и, собрав епископов, повелел им низвесть на него божественную благодать и провозгласить его епископом того великого города ³⁶. И этого уже достаточно, чтобы показать ревность царя о делах божественных. В то время Антиохиею управлял святой Флавиан, а Лаодикиею - Элпидий ³⁷, живший вместе с великим Мелетием и образ его жизни отпечатлевший в себе еще более, чем отпечатлевает изображение перстня. Он был преемником великого Пелагия; а за блаженным Маркеллом следовал всехвальный Агапит, который в бурные времена ереси отличался, как было уже сказано, опытами подвижничества. Между тем в Селевкии, что близ Тавра, епископствовал бывший некогда соученик Иоанна, Максим, а в Мопсуите Феодор, оба стяжавшие знаменитость, как учители. Сиял также разумом и жизнью тогдашний предстоятель Берии, божественный Акакий, озарялся многими видами добродетели и пастырь народа галатийского, Леонтий.

О дерзновении сего епископа по Боге.

Приняв кормило Церкви, великий Иоанн с дерзновением изобличал совершаемые некоторыми неправды, смело внушал полезное царю и царице, и располагал к повиновению установленным законам иереев, а кто дерзал нарушать их, тем запрещал входить в алтарь, говоря, что тому не подобает наслаждаться честью иерея, кто не ревнует о жизни истинно иерейской. И такое попечение имел он не только о своем городе, но и о всей Фракии, которая разделена была на шесть епархий, даже о целой Азии, управлявшейся одиннадцатью начальниками; да и всю понтийскую область украшал он теми же законами, хотя в ней было столько же епархий, сколько и в Азии ³⁸. [205]

О разрушенных им в Финикии идольских капищах.

Узнав, что в Финикии есть еще безумцы, служащие демонам, он собрал пламеневших божественною ревностью подвижников и, уполномочив их царскими указами, послал для сокрушения идольских капищ. А деньги на издержки мастеровым и занимавшимся разломкою работникам их, он брал и расточал не из царских сокровищниц, а у женщин, обиловавших богатством и сиявших верою, убеждая их к этой щедродательности и доказывая, что сими пожертвованиями приобретается благословение. Таким образом остававшиеся идольские капища он разрушил до основания ³⁹.

О церкви готской.

Видя, что и скифский народ опутан сетью арианства, Иоанн употребил хитрость против хитрости и сам измыслил средство уловить добычу. Поставив единоплеменных им пресвитеров, диаконов и чтецов священного Писания, он уделил им одну церковь и чрез них уловил многих заблудших; ибо и сам весьма часто хаживал туда беседовать, употребляя при этом разумевшего тот и другой язык толмача, да и умевших говорить по-готски побуждал делать это же. Все сие совершая внутри города, он уловил многих обольщенных, и показал им истину апостольской проповеди.

Попечение его о скифах и ревность против маркионитов.

Узнав, что некоторые кочующие скифы стоявшие тогда лагерем при Истре, жаждут спасения, но не имеют никого, кто принес бы им воды, Иоанн отыскал мужей, с ревностью к апостольским трудам, и отправил их к скифам. Я читал и послание, написанное им к анкирскому епископу Леонтию, в котором он извещает его об обращении скифов и просит послать людей, способных руководить их. Узнав также, что в некоторых деревнях нашей страны ⁴¹ возник недуг Маркиона, он писал тогдашнему нашему пастырю и, убеждая его изгнать болезнь, уполномочивал [206] его к тому царским указом. И из этого уже достаточно явствует, какую, по божественному Апостолу, носил он в душе заботу о церквах.

О требовании Гайны и о сопротивлении Иоанна Златоуста.

Можно и из других случаев узнать о его дерзновении. Некто Гайна, по происхождению скиф, да и по чувствам сердца варвар, с тиранскими замыслами, в это время был военачальником, и под своею властью имея единоплеменников, предводительствовал также конницею и пехотою римлян. Его боялись не только все другие, но и сам царь, замечавший в нем стремление к тирании. Заразившись арианством, он доложил царю об уступке ему одного из Божиих храмов. Царь обещал рассмотреть и удовлетворить его желанию. Признав к себе божественного Иоанна, он объявил ему о просьбе Гайны, напомнил о его силе, намекнул о замышляемой им тирании и убеждал епископа уступкою обуздать гордость варвара. Но благородный этот муж сказал: «не делай такого обещания, Государь, не приказывай отдавать святая псам ⁴³. Я не допущу, чтобы исповедующие и прославляющие Бога-Слово, выведены были из божественного храма и сдали его хулителям Христа. Да и не бойся этого варвара, Государь, но, призвав обоих нас - меня и его, спокойно слушая, что будет говорено. Я обуздаю его язык и заставлю не требовать того, чего не следует отдавать». Выслушав это, царь обрадовался и на следующий день призвал обоих. Гайна домогался обещанного. Но великий Иоанн возразил, что царю, предызбравшему благочестие, не должно оскорблять святыню. Когда же тот сказал, что и ему нужно иметь молитвенный дом, великий Иоанн отвечал: «для тебя открыт каждый божественный храм, и если хочешь молиться, никто не останавливает». «Но я, возразил Гайна, принадлежу к другому обществу и с своими сообщниками требую одного храма Божия, требую очень справедливо, потому что совершил для римлян много воинских подвигов». «А полученные тобою награды, сказал Иоанн, еще больше твоих трудов; ибо ты и военачальник, и удостоен консульского облачения. Тебе следовало бы посмотреть, что был ты прежде и чем стал теперь; какая прежде была бедность и какое теперь изобилие; какие носил ты одежды, пока не перешел чрез Истр, и какие носишь ныне. Так посмотри, сколь малы твои труды, и сколь [207] велики твои почести, и не будь не благодарен к тем, которые почтили тебя». Такими речами вселенский учитель связал уста Гайны и принудил его замолчать. По прошествии некоторого времени, этот варвар обнаружил давно задуманную тиранию и, собрав во Фракии войско, произвел весьма много грабительств и опустошений. Узнав об этом, все упали духом - и начальствующие, и подчиненные; так что никто не хотел ни идти против него войною, ни безбоязненно ехать к нему посланником: ибо каждый угадывал намерения варвара.

О посольстве к нему Златоуста.

Тогда, оставив всех робких, начали убеждать этого великого воителя, чтобы он принял на себя посольство - и Иоанн, не обратив внимания ни на бывшее противодействие, ни на происшедшую из того вражду, охотно отправился во Фракию. Гайна же, узнав о посланнике и вспомнив о его дерзновении в защиту благочестия, еще издали усердно встретил его, приложил руку его к своим очам, а детей наклонил к священным его коленам. Так-то добродетель и в людях неприязненных обыкновенно поселяет к себе уважение и страх ⁴⁴.

О том, что случилось относительно к нему.

Однакож зависть не перенесла блеска его любомудрия, но, воспользовавшись свойственными ей средствами, лишила царствующий город, или лучше, всю вселенную его слова и мысли. Дошедши до этой части повествования, я и сам не знаю, что чувствую; ибо, намереваясь рассказывать о причиненной Иоанну обиде, стыжусь другой доблести обидчиков, и потому попытаюсь скрыть имена их ⁴⁵. Движимые различными враждебными побуждениями, эти люди не захотели смотреть на молниеносную добродетель мужа. Они нашли каких-то жалких обвинителей и, видя клеветы их явными, составили далеко от города заседание и произнесли приговор ⁴⁶. А царь, веря им, как иереям, приказал Иоанну удалиться из города. Поэтому Иоанн, и не слыхав обвинений, и не принесши оправдания, так как бы действительно был обличен в том, в чем обвинили его, нашелся принужденным оставить город и переселился в лежавший при устье Понта Иерон. Так называют это портовое местечко. Но в ту ночь [208] случилось величайшее землетрясение, и пораженная страхом царица чуть свет отправила к изгнаннику послов с просьбою, чтобы он, как можно скорее, возвратился в столицу, и сохранил город от опасности. За этими послами отправлены потом другие, а после этих опять другие, так что послы рассеялись по всему Боспору. Когда же узнал о том православный народ, то совершенно покрыл судами устье Протопонтиды; ибо все с зажженными восковыми светильниками вышли навстречу епископу. Итак скопище врагов Иоанновых на этот раз рассеялось. Но по прошествии немногих месяцев они снова собрались и опять произнесли осуждение - не на основании тех прежних ложных доносов, а за участие его в литургии уже после низвержение. Иоанн отвечал на это, что он и судим не был, и обвинений не слышал, и оправдания не приносил, и не осужден лично, но что царь изгнал его и царь же опять возвратил. Таким образом, созвав второй собор, враги не находили нужды в суде, но убедив царя, что решение над Иоанном законно и праведно, не только изгнали его из того города, но и сослали в один небольшой и пустынный городок Армении, которого имя Кукуз ⁴⁷, а оттуда хотели перевести в Питиунт, на пределы Понта и Римской империи, на границу с самыми дикими варварами. Но человеколюбивый Господь не допустил победоносного подвижника вселить в то скопище; ибо, по прибытии его в Команы, переселил его в жизнь не стареющую и беспечальную. Благоподвизавшееся же тело его было положено близ гроба мученика Василиска, согласно с повелением, которое дал чрез сновидение самый этот мученик ⁴⁸. А сколько ради Иоанна изгнано из церкви епископов и выселено на самый конец империи, сколько людей, возлюбивших подвижническое любомудрие, подверглись такому же бедствию - рассказывать о том и сказаниями растягивать сочинение считаю излишним. При том события печальные, по моему мнению, надобно описывать короче и прикрывать погрешности единоверных деятелей. Из числа лиц, поступивших несправедливо, очень многие понесли наказание, и соображением причины своих страданий принесли другим пользу. На несправедливость относительно Иоанна особенно негодовали епископы европейские, так что даже отделились от общения с виновниками ее. К той же стороне присоединились и все епископы иллирийские; избегали общения с неправдою и весьма многие из городов, лежащих к восходу солнца, хотя тела церкви и не разделяли. По смерти великого вселенского учителя западные епископы не прежде пришли в общение с епископами Египта, Востока, Боспора и Фракии, как присоединив имя этого богоугодного мужа к именам прочих почивших епископов. Арзакия же, который был после него, не удостоили поминовения, а только приняли [209] преемника Арзакиева, Аттика, часто бывавшего послом и не редко водворявшего мир, и то приняли спустя несколько времени, когда он вписал в диптих имя Златоуста ⁴⁹.

О Кирилле, епископе Александрии, и об Александре, епископе Антиохии.

В это время епископом Александрии был Кирилл, родной племянник Феофила, получивший кафедру дяди. А кафедру Церкви иерусалимской занимал Иоанн, человек дивный, преемствовавший Кириллу, о котором я и прежде упоминал ⁵⁰. Антиохийскую же церковь пас Александр ⁵¹ и споборником своего архиерейства имел самый образ жизни; ибо до епископства он проводил время на поприще подвижничества и, весьма долго упражняясь в этом, явился мужественным поборником, потому что, уча словом, наставления свои подтверждал и жизнью. Он был преемник Порфирия ⁵², который, приняв это кормило после Флавиана, оставил много памятников человеколюбия, славился также и силою духа. Божественный же Александр богат был подвигами, любомудрием и нестяжательностью жизни, текучестью слова и другими бесчисленными дарованиями. Он и партию великого Евстафия, которую не допустил до общения сперва Павлин, потом Евгарий, своим убеждением и увещеванием, присоединил к остальному телу церкви и устроил такой праздник, которому подобного никто никогда не видывал; ибо, созвав всех единоверных, как священнослужителей, так и прочих, пришел в их собрание, и взяв певцов, устроил один согласный гимн и чрез то, от врат обращенных к западу, до величайшего храма, всю площадь наполнил народом, как бы словесною рекою, подобию реки, обтекавшей город. Смотря на это, и иудеи, и люди, зараженные арианством, и незначительный остаток язычников стенали и скорбели; ибо видели, что и другие потоки вливаются в море церкви. Он-то первый внес в церковные диптихи имя Иоанна.

О последующем раскаянии тех, которые враждовали против епископа Иоанна, и о перенесении его останков.

В последствии однакож и самые останки великого учителя перенесены были в царствующий град. И православный народ, посредством судов, сделав снова море как бы сушею, устье Боспора [210] около Пропонтиды покрыл светильниками. Это сокровище доставил тому городу нынешний царь, носящий имя своего деда и сохраняющий не поврежденным его благочестие ⁵³. Склонив на гробе святителя очи и чело, он принес молитву за своих родителей, и просил простить им обиду, причиненную по неведению; ибо его родители давно уже умерли, оставив его в сиротстве весьма юным. Но Бог отцов и праотцев не попустил ему испытать сиротство; ибо устроил так, что он получил благочестивое воспитание, царство сохранил безмятежным и обуздал замыслы тирании. Памятуя всегда эти благодеяния, он чествует Благодетеля гимнами, и общницами в славословии имеет сестер ⁵⁴, которые, подвизаясь в девственной жизни, находят высочайшее наслаждение в занятии словом Божиим, и считают негиблющим сокровищем подаяния бедным. Сам же царь кроме того украсился и многими другими качествами, а особенно человеколюбием и кротостью, чуждым волнений миром души, безукоризненною и испытанною верою. И я представлю ясное доказательство этой веры.

О вере Феодосия Младшего и его сестер.

Один человек, проводивший жизнь подвижническую, но в душе питавший чувства довольно дерзкие, пришел к царю с какою-то просьбою. Когда же, делав это несколько раз, он не получил просимого, то отлучил царя от церковного общения и, связав его сими узами, удалился. После того благоверный царь, прибыв во дворец, тогда как время призывало уже к столу и сошлись лица, имевшие разделять его трапезу, сказал, что он не вкусит пищи, пока не будет разрешен от запрещения. Поэтому он послал к архиерею одного из самых близких к себе людей, и просил его, чтобы повелено было связавшему разрешить себя. Епископ отвечал, что не следует принимать запрещение от всякого, и объявил, что сам разрешает его: однакож царь не принял разрешения, пока связавший, быв отыскан с великим трудом, не возвратил ему общения. Так веровал Феодосий в Божественные законы! Посему-то приказал он раскопать до основания и самые остатки идольских капищ, чтобы наши потомки не видели и следов прежнего заблуждения. Эту именно мысль внес он в указ о сем предмете, и от таких благих семян постоянно пожинает плоды; ибо имеет покровителя в Господе всяческих. Так, когда предводитель кочующих скифов, Роил ⁵⁵, с многочисленным войском перешел Истр, опустошал и грабил Фракию с угрозою, что осадит царственный город и при первом приступе возьмет его и разрушить, Бог бросил с неба громы и молнии, и ими истребил как [211] его самого, так и все его войско. Нечто подобное совершил Господь и в войну персидскую. Ибо, когда персы, узнав затруднительное положение римлян, нарушили мирный договор, и начали воевать пограничные города, между тем как подвергавшиеся нападению не получали ниоткуда помощи, потому что, надеясь на мир, царь и военачальников и войско услал на другие войны: тогда Господь ниспослал всеувлекающий дождь и величайший град и, этим воспрепятствовав бегу лошадей, так что в двадцать дней они не могли пройти и двадцати стадий, остановил дальнейший поход врагов; а между тем и военачальники прибыли туда и войско собралось. Да и в прежнюю войну, те же неприятели, осаждая соименный царю город ⁵⁶, по милости Божией, оказались достойными смеха; ибо Горорану ⁵⁷, тогда как он более чем тридцать дней осаждал вышеупомянутый город, придвигая к нему множество осадных машин, употребляя бесчисленные хитрости, и воздвигнув извне высокие бойницы, противостал один божественный архиерей, по имени Евномий, и разрушил силу всех употребленных против города хитростей. Тогда как наши военачальники уклонялись от сражения с врагами и не осмелились подать помощь осаждаемым, он своим противодействием сохранил город от разрушения. Слыша, что один из подвластных персам варварских князей отважился на обыкновенные хулы, хвастался Рапсаком и Сеннахиримом, и неистово грозил сжечь храм Божий, этот божественный муж не вынес такого бешенства и, приказав поставить на стенной зубец каменометную машину, носившую имя Апостола Фомы, вложенный в нее большой камень велел пустить именем того, кто терпел хулу. Камень тот час низринулся в упомянутого нечестивого князя, и коснувшись скверных его уст, обезобразил его лицо, раздробил всю голову и разбрызгал по земле мозг его. Видя это, управлявший неприятельским войском и надеявшийся взять город, поспешно отступил и самым делом признал свое поражение, а потом, устрашившись, принял мир. Так верховный Царь всех покровительствует царю благоверному; ибо и он исповедует свое рабство и приносит Господу подобающее служение. Он же и останки сего великого вселенского светильника возвратил пламенно желавшему того городу. Но это случилось после ⁵⁸.

Об антиохийском епископе Феодосии.

Тому превосходному епископу римскому Иннокентию наследовал Бонифатий. Бонифатию - Зосима, а Зосиме - Целестин ⁵⁹. В Иерусалиме же, после дивного Иоанна, попечение [212] о церкви вверено было Праилию - мужу, по истине достойному своему имени. А в Антиохии после божественного Александра предстоятельство в церкви получил Феодот, жемчужина смиренномудрия, муж, отличавшийся кротостью, и украшавшийся строгостью жизни. Он к прочим овцам присоединил секту Апполинария, которая просила у него общения с стадом Христовым. Впрочем многие из аполлинариан и после продолжали носить признаки прежней заразы ⁶⁰.

О гонении в Персии и о тамошних мучениках.

В это время персидский царь Исдигерд ⁶¹ воздвиг брань против церквей, и поводом к тому служило следующее обстоятельство: Был некто епископ Авда ⁶², украшавшийся многими видами добродетели. Увлекаясь неблагоразумною ревностью, он разрушил пирей: а пиреями у персов называются храмы огня; огонь же в Персии почитается Богом. Узнав о том от магов, царь послал за Авдою и, в первый раз кротко укорив его за этот поступок, приказывал только выстроить пирей. Но когда Авда стал противоречить и сказал, что он никак не исполнит этого повеления, тот грозил разрушить все церкви, и потом свою угрозу оправдал самым делом; ибо, повелев прежде умертвить того божественного мужа, приказал разрушить церкви. По моему мнению, разрушение пирея сделано было не во время; потому что и Божественный Апостол, пришедши в Афины и увидев город, наполненный идолами, не разрушил ни одного из чтимых там требищ, но обличал невежество и раскрывал истину словом. А что разрушивший не построил храма, но решился лучше принять смерть, чем сделать это - тому я очень удивляюсь, как поступку, достойному венцов, ибо воздвигнуть капище, мне кажется, все равно, что поклониться огню. Так вот отсюда-то началась буря, и воздвигла яростные и свирепые волны против питомцев благочестия. Это треволнение, возбуждаемое магами, будто какими вихрями, не утихло и чрез тридцать лет. А магами персы называют тех, которые боготворят стихии ⁶³. Мифологию их мы раскрыли в другом сочинении, где предложили и решение их вопросов. После смерти Исдигерда, сын его Гороран вместе с царством наследовал от отца и брань против благочестия; а когда сам умирал, то с первым также и последнюю оставил опять сыну ⁶⁴. Роды казней и вымыслы мучений, которым подвергаемы были благочестивые, пересказать не легко. Мучители у одних сдирали кожу с рук, у других - с хребтов, у иных обнажали от кожи голову, начиная со лба до [213] подбородка, а некоторые покрывали разрезанным по средине камышом и разрезы приспособляли к телу, а потом, наложив крепкие связи от головы до ног, с силою извлекали каждую тростинку, чтобы, раздирая ею близлежащее место кожи, причинять жестокие страдания. Вырывали также ямы и, тщательно обмазав их, заключали в них стада крыс, и в пищу им приносили подвижников благочестия, с связанными руками и ногами, чтобы они не могли отгонять от себя этих зверей. Мучимые голодом, крысы понемногу пожирали плоть святых, и чрез то причиняли им продолжительные и невыносимые страдания. По внушению губителя природы и врага истины, измышляли они и другие еще более жестокие мучения, но не поколебали мужества подвижников; ибо они произвольно стекались, желая получить смерть, приближающую к жизни нетленной. Я упомяну теперь о двух или трех, чтобы чрез них показать мужество и прочих. Был некто Ормизд, человек между персами весьма знаменитый, происходивший из рода Ахеменидов и родившийся от лица правительственного. Когда царь узнал, что он христианин, то призвал его и приказал ему отречься от Бога-Спасителя. Но последний сказал, что «приказание царя и несправедливо и неприлично; ибо кто научится легко презирать Бога всех и отрекаться от Него, тому еще легче будет пренебрегать волю царя, так как царь есть человек и наследовал смертную природу. Если же крайнего наказания достоин всякий, отрекающийся от твоей, Государь, державы; то каких казней не заслуживает отрекающийся от Творца всяческих»? Царь, долженствовавший дивиться мудрости этих слов, лишил доблестного подвижника и богатства и почестей, и приказал ему, обнаженному и только препоясанному, водить имевшихся при войске верблюдов. По прошествии многих дней, выглянув из комнаты, он увидел, что этот превосходный муж сожигается лучами солнца и покрыт пылью и, вспомнив знаменитость его отца, призвал его и приказал ему надеть небольшой, сделанный из льна хитон. Потом, подумав, что от понесенного им труда и оказанного ему человеколюбия мысль его смягчилась, сказал: «хоть теперь наконец оставь свое упрямство и отрекись от Сына плотника». Но тот, исполнившись Божественной ревности, разодрал хитон и бросил его, присовокупив: «если этим думаешь ты отклонить меня от благочестия, то возьми свой дар и храни его вместе с твоим нечестием». Видя такую его твердость, царь изгнал его нагим из царства. А когда стал противоречить ему и не соглашался отречься от Творца Сунка, господин тысячи рабов, то он спросил: «кто из его рабов самый худший», и тому передал господство над прочими, так что и сам господин должен был служить ему. Да тому же рабу отдал [214] и госпожу, жену господина, в том предположении, что она уговорит поборника истины. Однакож обманулся в надежде, ибо его дом основан был на камне ⁶⁵. Царь взял также и одного диакона, Вениамина, и заключил его в темницу. Чрез два года после сего прибыл в Персию римский посол по другим делам и, узнав о диаконе, просил царя освободить его. Царь приказал Вениамину дать обещание, что он никому из магов не будет предлагать христианского учения, да и сам посол советовал ему исполнять приказание. Но Вениамин выслушал убеждение посла и сказал: «для меня невозможно не передавать принятого мною света; ибо история священных евангелий показывает, какого наказания достойно сокрытие таланта» ⁶⁶. Впрочем царь в то время не знал ничего этого, и приказал освободить его от уз, а он, следуя своему обычаю, продолжал уловлять одержимых мраком неведения и приводить их к умственному свету. Через год о его делах довели до сведения царя, и царь, призвав его, приказал ему отречься от Того, кому он покланяется. А он спросил царя: «чего заслуживает человек, оставляющий свое царство и предпочитающий другое»? Когда же тот сказал: «смерти и величайшей казни», этот мудрейший муж продолжал: «а чего заслуженно не должен потерпеть человек, оставляющий Творца и Зиждителя, и боготворящий одного из сорабов, и честь, приличную Тому, воздающий этому»? Раздраженный такими словами, царь заострил двадцать тростин, и всадил их за ручные и ножные ногти Вениамина. Когда же увидел, что он принимает эту казнь за шутку, то, заострив еще тростинку, вонзил ее в детородный уд и, беспрестанно вынимая и снова вонзая ее, причинял этим несказанные муки. После такой казни, нечестивый и зверский мучитель приказал всадить в задний проход толстую, со всех сторон сучковатую, палку, от чего этот доблестный подвижник испустил дух. Подобных сим истязаний совершено нечестивыми бесчисленное множество. И не должно удивляться, что владыка всех терпел такое зверство и нечестие: ведь и до царствования Константина Великого, сколько ни было римских царей, все они неистовствовали против последователей истины. Диоклетиан в день страдания Спасителя разрушил церкви в целой римской империи ⁶⁷. Но чрез девять лет они снова процвели и получили многостороннее величие и красоту; а гонитель угас вместе с своим нечестием. Эти брани и непобедимость церкви предсказал сам Господь. Да и обстоятельства научают, что брань, доставляет нам больше пользы, нежели мир, ибо последний делает нас беспечными, расслабленными и робкими, а первая и мысли изощряет и помогает нам презирать настоящее, как минутное. Впрочем об этот часто говорили мы и в других сочинениях. [215]

О мопсуэтском епископе Феодоре.

Тогда как Божественный Феодот управлял церковью антиохийскою, учитель всей церкви, мопсуэтский епископ Феодор, победоносно подвизавшийся против целой еретической фаланги, достиг конца жизни. Он наслаждался учением прежнего Диодора и был общником и сотрудником божественного Иоанна, ибо они сообща почерпали из духовных источников Диодоровых. Феодор на своей кафедре провел тридцать шесть лет, и во все это время сражался с полчищами Ария и Евномия, одерживал верх над разбойническою шайкою Апполинария, и святым овцам доставлял превосходное пастбище. А брат его Полихроний прекрасно также пас церковь апамейскую, быв богат и даром слова и блеском жизни ⁶⁸.

Оканчивая этим свое сочинение, я умоляю будущих читателей вознаградить мой труд молитвами. Моя история обнимает собою сто пять лет времени, начинаясь безумством Ария, и оканчиваясь с кончиною достохвальных мужей Феодора и Феодота. В заключение перечислю по порядку епископов, управлявших великими городами после гонения.

Список епископов, управлявших великими городами.

Епископы римские: Мильтиад, Сильвестр, Юлий, Ливерий, Дамас, Сирикий, Анастасий, Иннокентий, Бонифатий, Зосима, Целестин.

Антиохийские: Виталий, Филогоний, Евстафий, это православные. Потом Ариане: Евлалий, Ефроний, Плакит, Стефан, Леонтий, Евдоксий. После них опять православные: Мелетий, Флавиан, Порфирий, Александр, Феодот, к которым надобно присоединить и евстафианских - Павлина и Евагрия.

Александрийские: Петр, Ахилла, Александр, Афанасий, Григорий арианин, потом опять Афанасий, Георгий еретик, потом опять Афанасий, Петр - ученик Афанасия, потом Лукий арианин, потом опять Петр, Тимофей, Феофил и племянник Феофила Кирилл.

Иерусалимские: Макарий, Максим, Кирилл, Иоанн, Праилий, Ювеналий.

Константинопольские: Александр, Евсевий арианин, перемещенный из Никомидии, после него Павел исповедник, Македоний духоборец, по изгнании которого управляли церковью - нечестивый Евдоксий, Демофил из Берии фракийской - еретик, Григорий назианский, Нектарий, Иоанн Златоуст, Арзакий, Аттик и Сисиний.

Комментарии

29. Маркелл, еп. апамейский.

30. Вероятно, это был Синегей, префект Востока.

31. Сириций, еп. римский (384-399 гг.). Продолжатель политики Дамасия. В его правление в документах впервые появляется формулировка «апостольская столица» (т.е. Рим). Анастасий I, еп. римский (399-401 гг.). Прославился своей набожностью и выступлениями против оригенизма.

32. Иннокентий I, еп. римский в 401-417 гг. В своих посланиях проводил идею централизации церковной власти в руках римского епископа как в сфере управления, так и в сфере христианского культа.

33. Валентиниан II умер 15 мая 392 г. Его конюший, франк Арбогаст, назначил его преемником язычника Евгения. Феодосий не выступал против убийц своего брата до июля 394 г.

34. Сражение произошло на полпути между Эмоной и Аквилеей. Феодосию помогали 20 000 федератов, однако его войска понесли огромные потери — в первый день на поле боя остались почти половина его федератов.

35. Феодосий скончался 17 января 395 г. в Милане. В то время Аркадию было 18 лет, Гонорию 11. Резиденция Гонория находилась сначала в Милане, а при продвижении в том направлении готов во главе с Аларихом он перебрался в Равенну.

36. Нектарий умер в сентябре 397 г., а Иоанн Златоуст стал столичным епископом 26 февраля 398 г. См.: Соз. VIII. 2; Сокр. VI. 2.

37. Элпидий был другом и адвокатом Иоанна Златоуста. В 406 г. его сместили с поста и посадили на три года в тюрьму. Восстановлен на своем посту в 414 г.

38. Полномочия и деятельность Иоанна Златоуста в этой главе несколько искажены и преувеличены. Дело в том, что до Халкидонского собора 451 г. константинопольская церковь находилась в подчинении епископа Гераклеи фракийской, являвшегося митрополитом фракийского церковного диоцеза. Несмотря на свое «столичное» положение, Иоанн Златоуст не устанавливал порядки во фракийских церквах, а рекомендовал соблюдать там постановления I и II Вселенских соборов, а также выступал с многочисленными проповедями, в т.ч. и перед готами в провинции М. Скифия. См. ниже.

39. Императорский эдикт о разрушении храмов в Финикии был издан в 399 г.

40. Церковь св.Павла.

41. Т.е. вокруг г. Кир.

42. Ср. Кор. 2. 28: «У меня ежедневное стечение людей, забота о всех церквах».

43. Мф. 7. 6.

44. Неясно, где состоялось свидание Иоанна Златоуста и Гайны. В итоге готы были отогнаны от Константинополя, а Гайна убит в январе 401 г.

45. Феодорит подразумевает следующих врагов Иоанна Златоуста: а) императрицу Евдоксию, б) придворных дам и жен константинопольских богачей, в) некоторых епископов, например, Акакия из Бероэ, Феофила александрийского, Геронтия никомидийского.

46. Это собрание произошло на окраине Халкидона. Иоанна обвиняли, в частности, в том, что он называл императрицу Иезавелью.

47. Эдикт о высылке Иоанна Златоуста в Кукуз был подписан 5 июня 404 г. Назад он вернулся в начале 406 г. И хотя Евдоксия уже умерла (4 октября 404 г.), ее сторонники добились вторичной отправки Иоанна в ссылку, в Питиунт, однако он не смог вынести всех тягот пути и скончался 14 сентября 407 г. в 8 км от Коман (Понт).

48. Епископ Василиск был замучен в 312 г.

49. Аттик занимал пост константинопольского епископа с 405 по 426 г.

50. Кирилл был епископом Александрии с 412 по 444 г. Что касается епископа Иерусалима, то здесь имеется в виду Иоанн, занимавший этот пост с 386 по 417 г. Прославился жесткой критикой бл. Иеронима.

51. Поскольку Александр возглавлял антиохийскую кафедру с 413 по 421 г., то фраза «в это время» означает, как минимум, 413 г.

52. Палладий в «Диалогах» (143 и сл.) дает прямо противоположную характеристику Порфирия, отмечая его разнузданность и т.д.

53. Феодосий II взошел на трон 1 мая 408 г., когда ему было всего восемь лет. Умер в 450 г. Перенесение мощей Иоанна Златоуста состоялось в 438 г.

54. У Феодосия II было четыре сестры — Флаккила, Пульхерия, Аркадия и Марина. Пульхерия, будучи всего на два года старше брата, была объявлена 14 июля 414 г. августой и императрицей и с тех пор принимала активное участие в управлении страной. По ее инициативе в 446 г. были перезахоронены и останки севастийских мучеников, см. Соз. ІХ. 2.

55. Роил отождествляется с Рогасом (Ругиласом), который, по сообщению Приска Панийского, возглавлял гуннское войско до прихода к власти Аттилы.

56. Имеется в виду Феодосиополис в Озроэне, ныне Эрзерум.

57. Гороран (правильнее — Вараран), сын Исдигерда I, правил с 420 по 440 г.

58. Речь идет о переносе останков Иоанна Златоуста в 438 г.

59. Иннокентий I, еп. римский (401-417 гг.); Зосима, еп. римский (417-418 гг.), грек по национальности. В двенадцатом (из сохранившихся 18) посланий говорил о неизменности папских решений. Бонифаций I был епископом Рима после Зосимы (418-422 гг.), а не до него, как пишет Феодорит. Четыре месяца после его смерти епископский престол занимал Евлалий, антипапа. Целестин, еп. римский с 422 по 432 г. При нем началась христианизация Ирландии.

60. Секта продолжала существовать длительное время после осуждения Аполлинария в 381 г. в Константинополе.

61. Исдигерд I (399-420 гг.), сын Шапура III.

62. Авда был епископом г. Сузы.

63. Не совсем точный перевод: следовало бы перевести «поклоняющихся элементам» либо заменить «элементы» на луну и солнце, поскольку речь об огне уже шла.

64. Т.е. Исдигерду II, правившему с 440 по 457 г.

65. Ср. Мф. 7. 24: «уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне».

66. Ср. Мф. 25. 24-25.

67. Этот эдикт Диоклетиана был издан 23 февраля .303 г.

68. Феодор родился в Антиохии в 350 г., епископом стал в 392 г., умер в 428 г. в Киликии.

69. Феодот умер в 429 г. Именно этой датой можно обозначить временную границу повествования Феодорита, хотя последнее по времени событие относится к 440 г. (воцарение Исдигерда II). Вероятно, эти фрагменты вставлялись автором после окончания основного текста «Истории».