Восточные христиане, жившие в средневековом Арабском халифате, имели свою знать и представления о благородстве, которые были связаны с их традиционными представлениями, сложившимися еще в предыдущую эпоху господства Константинополя на территории Сирии и Египта. Консервации старых традиций и представлений способствовало устройство средневекового арабского государства, в котором покоренные народы, в том числе и христиане, были объединены в религиозные общины, подобные общине мусульман, внутри которых сохранились обычаи, привычки и порядки старого ушедшего мира. Эту религиозно-культурную автономию восточные христиане защищали не только от нападок религиозных оппонентов — мусульман, иудеев, но и от государства, которое с конца VII в. начало проводить политику ассимиляции покоренных народов.

Ассимиляция была успешной на бытовом и языковом уровне. Уже в конце VII в. население городов, имевшее контакты с арабскими властями, свободно владело языком завоевателей. Христиане переняли от мусульман арабскую одежду и разные бытовые мелочи, но продолжали упорно держаться за свою веру и традиции, унаследованные от предков. В правление халифов из династии Аббасидов (с 750 г.), когда политика ассимиляции усиливается, пришлось приспосабливаться и христианской церкви, которая, чтобы не потерять паству, вынуждена была перевести богослужение на арабский язык. В IX столетии завершается полная языковая ассимиляция восточных христиан всех общин, у которых появилась на арабском языке своя литература, в том числе церковная, художественная, историческая, и не только переводная, но и оригинальная. Но по-прежнему и даже еще с большим [75] рвением восточные христиане держатся за свою веру и отстаивают право на культурную автономию.

Большая роль в защите своих общин принадлежала некоторым социальным группам, которые можно отнести, хотя и условно, к восточно-христианской знати. Важные сведения о деятельности христианской знати и ее помощи единоверцам и церкви содержит Хроника Евтихия Александрийского. Анализу этих сведений посвящена настоящая статья.

В общественном мнении принадлежность к знати определялась тремя факторами, которые наличествовали вместе или параллельно, а именно: богатство, служба и происхождение. Под богатством понималось не земельное владение, как в средневековой Западной Европе и Византии, а движимая собственность городского типа, получаемая от халифов за службу, либо приобретаемая по наследству, или в результате практической деятельности. Мусульманские источники говорят о богатстве и могуществе христиан чиновников и о скандальной роскоши христианских врачей.

Под происхождением понималась клановость, передача профессии в пределах одной семьи. Но выделение семейных династий затруднено из-за скудости сведений источников и отсутствия фамильных имен. Среди христиан была распространена арабская система, по которой имя состояло из личного имени и куньи, т. е. имени отца или сына. Человек обозначался следующим образом: Саид ибн-Яхья (Саид сын Яхьи) или Яхья абу-Саид (Яхья отец Саида). Родовой клан или династия обозначались как потомки такого-то лица. Подобная система препятствует выстраиванию генеалогического древа многих влиятельных семей, которые обычно делятся на фамильные кланы (т. е. наследственную знать, знать по происхождению) и семьи одного поколения (знать по службе), не имевшие влиятельных предков и проникшие в высшие круги благодаря службе, покупке должности или монаршей милости.

Восточно-христианская знать не была закрытой социальной группой. Она пополнялась выходцами из интеллектуальной элиты и торгово-промышленных кругов больших городов. В ее состав входили чиновники разного ранга, приближенные к халифу, врачи, астрологи, богатые купцы и ремесленники, чиновники из бюрократического аппарата наместников халифа — правителей Сирии и Египта.

В мелькитской общине самыми могущественными, влиятельными, богатыми и образованными людьми были чиновники и врачи, самыми авторитетными — духовенство. [76]

Чиновники оказывали внешнюю помощь общине. Чиновники христиане были вездесущими и заполняли все высокие должности в столице и главных городах провинций. Среди чиновников христиан наиболее престижной и влиятельной была должность писца — секретаря. Все арабские и тюркские правящие династии имели в своих канцеляриях христианских писцов, китабов. В общественном мнении христиане считались более образованными и старательными работниками, имели более правильную речь, чем природные арабы. Многие влиятельные мусульмане являлись к ним на поклон, чтобы получить их поддержку и продвинуться по службе. Образованных мусульман тревожило то, что христиане обладают высоким социальным престижем, что они руководят арабами, занимая высокие должности, и что простонародье считает их людьми мудрыми, просвещенными и выделяет из других конфессиональных групп, в частности иудеев, которые тоже были социально активными. С христианами арабы считались больше, поскольку они занимали благородные и престижные профессии секретарей, врачей, банкиров, в то время как среди иудеев было много ремесленников — красильщиков, скорняков, мясников ¹. Христианские чиновники имели большие возможности помогать своим единоверцам, осуществлять защиту и материальную поддержку церкви и монастырям. Чиновники высокого ранга фактически были дефенсорами, защитниками своих общин. Несмотря на свою служебную загруженность, они оказывали значительное влияние и на внутренние дела христианских общин, в частности на избрание епископов и патриархов. Двое из них сумели даже стать антиохийскими патриархами — Илья I (907-934) и Феодосий (936-943).

Особенно влиятельным был Феодосий, который был писцом сначала у халифа Муктадира, а потом у могущественного военачальника Мунеса.

Евтихий обычно дает краткую информацию о деятельности чиновников, относящихся к разряду служилой знати, но у него есть два пространных рассказа, посвященных основателям двух семейных кланов, которые оказывали большое влияние на жизнь мелькитской общины в Сирии и Египте — Мансуру из Дамаска и Бакаму (или Макару) из египетского города Буры. Потомком Мансура был знаменитый писатель и богослов Иоанн Дамаскин. Евтихий не упоминает в своей Хронике имени Иоанна Дамаскина и его трудов, которые были написаны на греческом языке, переведены на арабский язык только в Х в. и поэтому, по-видимому, еще не были известны историку. Но Евтихий хорошо знает историю его семьи, которая была очень влиятельной. [77]

Основателем семейной династии был чиновник высокого ранга, сборщик налогов и фактически гражданский правитель Дамаска при императоре Ираклии (610-641). Он сохранил свою высокую должность и при арабах, изменив только свое греческое имя Сергий на арабское Мансур. В Хронике он фигурирует только под именем Мансура. Отношение историка к нему самое отрицательное, он описывает его только в черных тонах.

Мансур на страницах Хроники выступает как сущий злодей, предатель, который не выполнил приказ императора Ираклия и не передал военачальнику казенные деньги, собранные с населения Дамаска, которые должны были пойти на уплату жалования солдатам.

Кроме того, он дезориентировал военных, заявив им, что нашествие арабов на Палестину и Сирию — это не что иное, как их обычный набег, преуменьшив тем самым опасность с их стороны. Он убеждал военных, что справиться с арабами можно небольшими силами и что большая армия, для которой у него якобы не было денег, для этого не нужна. Все это делалось Мансуром со злым умыслом, чтобы разложить армию, чтобы воины, выходцы из союзных арабских племен, разбежались и чтобы потом он смог передать Дамаск арабам ³. Историк прямо возлагает на Мансура и вину за поражение римской армии в сражении у Вади-ар-Рамаде, которое будет иметь решающее значение.

«Мансур, собрав деньги, в сопровождении отряда из горожан Дамаска, подошел к римскому войску в темноте с факелами, потом они ударили в барабаны, загудели в трубы и подняли крик. Это было сделано Мансуром злонамеренно. Ибо солдаты, увидев у себя в тылу огни и заслышав грохот барабанов и звуки труб, решили, что арабы зашли им в тыл и что они окружены, поэтому они бросились бежать и попадали в тот глубокий овраг и многие погибли. Те немногие, которые спаслись, разбежались в разные места. И военачальник Махан, страшась гнева императора, бежал на Синайскую гору в монастырь и принял там имя Анастасия» ².

После разгрома армии Сирия фактически останется без военной защиты и скоро будет захвачена арабами. А Мансур вернулся в Дамаск и передал арабам город, после того как арабы установили полную блокаду города. Именно Мансур вступил в переговоры с Халидом ибн-Валидом, одним их арабских военачальников, осаждавших Дамаск, выпросив пощады себе, своим домочадцам и жителям Дамаска, за исключением румов, которые были солдатами городского гарнизона, [78] относясь к ним как пришлому чуждому элементу. За это Мансур обещал открыть ворота Дамаска. Когда Халид ибн-Валид согласился на его просьбу и выдал ему охранную грамоту, то Мансур открыл ему одни городские ворота и впустил отряд Халида. Узнав об этом, солдаты-румы бежали из города. Хотя в других местах горожане вместе с солдатами сражались храбро и погибло много людей с обеих сторон, участь города была решена, и Дамаск был взят арабами. Для Евтихия бесспорно, что, если бы не предательство Мансура, арабы вряд ли вошли бы в город. Но за свои злодеяния, за то, что он помогал мусульманам против румов (т. е. римлян) и довел их до гибели ⁴, Мансур был сурово наказан, все восточные патриархи предали его проклятию.

Выходцы из семьи Мансура занимали высокие посты при халифах из династии Омейядов и фактически были гражданскими руководителями сирийских мелькитов во время отсутствия мелькитских патриархов в Сирии. При их участии и поддержке были восстановлены патриаршества. Самое ранее патриаршество было восстановлено в Иерусалиме и советником первого иерусалимского патриарха был Иоанн Дамаскин. Позже были восстановлены патриаршества в Александрии и Антиохии в 742 г. Два представителя этой семьи в IX в. занимали Иерусалимский патриарший престол — Сергий (843-859) и Илья III (878-906). Эта семья помогала и палестинскому монашеству, которое сильно поредело в арабские времена. По свидетельству Евтихия, в V-VI вв. в иудейской пустыне около Иерусалима обитало до десяти тысяч монахов и существовало несколько десятков монастырей ⁵. При арабах численность монахов сократилась, количество монастырей резко упало. Историк упоминает только пять монастырей, из которых самым большим был монастырь святого Саввы. Этот монастырь стал идейным и просветительным центром мелькитской общины ⁶. Он пользовался поддержкой семьи Мансура, там провел последние годы своей жизни Иоанн Дамаскин. Эта семья продолжала сохранять свое влияние в Сирии и в Х в. Она вмешивалась в дела и египетской мелькитской общины. Однако в общественном мнении ни влияние, ни богатство, ни заслуги этой семьи так и не смогли искупить вины Мансура. Евтихий, перечисляя имена патриархов, выходцев из этой семьи, обязательно добавляет фразу, что они были потомками проклятого Мансура ⁷.

Такое же негативное отношение к этому семейству, как и у Евтихия, было и в Константинополе, где, вероятно, не забыли о предательстве Мансура, но еще сильнее ненавидели его потомка Иоанна Дамаскина за его труды в защиту иконопочитания и против [79] иконоборческой политики Константинополя. Из Константинополя в Дамаск халифу было отправлено подложное письмо, якобы написанное Иоанном византийскому императору, которое содержало сведения, изобличавшие Иоанна в предательстве и коварстве. Хотя фальшивка была доказана, она положила конец карьере Иоанна. Он должен был выйти в отставку и удалиться в монастырь св. Саввы, где и провел оставшуюся жизнь.

В Египте влиятельной мелькитской семьей была семья Бакама (т. е. Макара) из города Буры, который был представителем очень богатого семейного клана и добился должности градоначальника родного города. Конечно, Бура ни по величине, ни по значению не была сравнима с Дамаском, но Бакам был очень богат и известен своей благотворительной деятельностью. Он строил церкви в Египте и даже посылал деньги в Иерусалим на ремонт главного иерусалимского храма Гроба Господня. Свою должность градоначальника он получил от самого халифа Мамуна. Когда Мамун находился в Египте, к нему явился Бакам и просил назначить его правителем Буры. Халиф предложил ему стать мусульманином и его клиентом, тогда он сможет назначить его правителем города. Но Бакам отказался принимать ислам, сказав халифу: «У повелителя верующих много клиентов мусульман, неужели нельзя быть и одному клиенту христианину». Халиф рассмеялся и назначил его правителем города Буры и окрестностей ⁸.

Бакам оказался хорошим правителем. Он ладил со всеми горожанами: и с христианами, и с мусульманами, для которых даже построил мечеть на свои средства. Историк передает рассказ о строительстве мечети, раскрывающий добродушие и покладистость его характера.

«Около его дома находилась мечеть, и он сказал мусульманам, жителям города: "Я построю Вам другую мечеть, а этот храм Вы разрушите". Мусульмане ему говорят: "Когда ты закончишь ту мечеть, мы будем молиться в ней, а эту разрушим" И он построил им большую и красивую мечеть и, когда ее закончил, сказал: "Выполняйте то, что обещали мне и разрушьте храм, который находится около моего дома". Они ему говорят: "Не позволяет нам наша вера разрушать храм, в котором мы молились и куда созывались и собирались на молитвы. Этого никогда не допустит наша вера". Поэтому при создавшемся положении мечеть осталась, и в Буре стало две мечети, в которых мусульмане собирались на молитву, в одной — одну пятницу, во второй — другую» ⁹.

История постройки мечети, представленная как курьезный случай, показывает якобы простоватость Бакама. Но в этой истории проявился и его талант гибкого политика, который удовлетворял и христиан, [80] и мусульман. Эта гибкость помогала ему справляться со своими административными обязанностями. Дело в том, что Бакам как правитель города должен был еженедельно являться по пятницам в мечеть, чтобы присутствовать на богослужении и произносить там обязательную проповедь с упоминанием имени халифа (хутбу). Евтихий передает рассказ о том, как Бакам благодаря природной сметливости успешно справлялся с этой задачей.

«Бакам каждую пятницу отправлялся в мечеть, одетый в черное аббасидское платье с поясом, опоясанный мечом, верхом на лошади и в сопровождении большой свиты. Перед мечетью он останавливался, а его товарищ мусульманин входил в мечеть и вместо него молился вместе с народом и произносил проповедь с упоминанием имени халифа. После окончания службы он выходил из мечети и присоединялся к ожидавшему его Бакаму» ¹⁰.

В описании Евтихия Бакам является образцом положительного героя, которому свойственны такие необходимые для правителя черты, как умение ладить с людьми, добродушие, незлобивость, предприимчивость, гибкость ума, щедрость и широкая благотворительность.

Семья Бакама оказывала сильное влияние на внутреннюю жизнь мелькитской общины Египта. Она сумела провести одного своего представителя на Александрийский патриарший престол. Патриарх Михаил (847-869) поддерживал с семьей такие тесные связи, что после смерти был похоронен не в Александрии, как все патриархи, а в родном городе Буре ¹¹.

Что касается других влиятельных христиан, занимавших высокое служебное положение и оказавших немало услуг христианской церкви, то об их семейных связях нет информации. Евтихий упоминает двух евнухов, которые обслуживали жилые покои правителя Египта Абдал-Азиза и построили в городе Хулване церковь на средства, полученные от эмира, которая в просторечии называлась церковью двух спальников; а также яковита Афанасия, не средства которого были построены две церкви в Египте ¹².

В мелькитской общине очень влиятельными были врачи, которые считались подлинными аристократами и по высокому положению, которое они занимали, и по роскошной жизни. Врачи делились на разряды, из которых высшим разрядом была должность придворного врача халифа. В окружении халифов, принцев и позже — турецких султанов всегда было много врачей христиан, которые вели великолепную жизнь, носили дорогие одежды, ездили верхом на красивых [81] лошадях, имели свиту из слуг, носящих арабские имена. Хотя и среди арабов тоже были хорошие врачи, правящая элита предпочитала лечиться у врачей-христиан. Арабы считали медицину наукой древних греков, поэтому лучшими врачами они считали их наследников — христиан. Это мнение, что врачи христиане лучше врачей-арабов, разделял и простой народ, что особенно проявлялось во время эпидемий, когда врачи с христианскими именами были загружены работой, в то время как их коллеги, носившие мусульманские имена, имели мало пациентов ¹³.

В ранневизантийскую пору медицина была хорошо развита, во многих городах имелись центры по подготовке врачей, из которых лучшими считались медицинские школы Александрии и Антиохии, существовала специальная медицинская литература, развитая научная фармакология. Но в общественном мнении получил распространен античный взгляд на профессию врача как на ремесло, поэтому она не считалась социально престижной, потому что в медицине, как и во всяком ремесле, среди врачей встречались рабы. Медицинское образование уступало по популярности риторическому, философскому и юридическому, и медицинских школ было меньше, чем риторических и философских. В отличие от медицины риторика и философия рассматривались как престижные нужные обществу науки.

В Халифате отношение к медицине и врачам изменилось. Они считались наиболее образованными и знающими людьми. Общаясь с населением, принадлежащим к разным социальным слоям, врачи хорошо разбирались в причинах не только телесных, но и социальных болезней. В общественном мнении врачи ценились высоко не только как специалисты, но и как умные и толковые собеседники, к мнению которых прислушивались. Не случайно поэтому придворные врачи были влиятельны, они нередко были личными друзьями и советниками халифов.

Среди врачей было много семейных кланов, внутри которых происходила передача от отца к сыну не только медицинских знаний, но и должности врача.

В Хронике Евтихия упоминаются имена многих врачей, из которых двое занимали высокое положение придворных медиков. Оба они были сирийцами по происхождению и принадлежали к несторианской христианской общине. Одного врача звали Бахтишо ибн-Джабриа, а другого — Хунайн ибн-Исхак.

Бахтишо был из семьи врачей во многих поколениях. Его предки занимались врачеванием еще во времена вхождения территории [82] Сирии в состав Византии. Их профессиональные знания оценили и арабы. При халифах Аббасидской династии медики из клана Бахтишо были придворными врачами. Сам Бахтишо имел в Багдаде свою медицинскую школу и был очень влиятелен. Но при халифе Мутаваккиле Бахтишо попал в опалу, был брошен в темницу. Ему, однако, удалось выйти из заточения, оправдаться перед халифом и занять прежнее высокое положение. О большом влиянии Бахтишо на жизнь христианской общины говорит тот факт, что опала Бахтишо, по мнению Евтихия, стала поводом для начала антихристианских мероприятий этого халифа ¹⁴.

Современником и конкурентом Бахтишо был Хунайн ибн-Исхак (809 — 873), известный врач и один из образованнейших людей своего времени. Он принадлежал к семье второго порядка, т. е. был основателем семьи, врачами были его сын и племянник. Он учился в Багдаде, потом совершил поездку в Византию, находился там два года и выучил греческий язык. По возвращении на родину Хунайн жил какое-то время в разных городах, потом поселился в Багдаде и открыл там свою медицинскую школу. Благодаря исключительным знаниям он скоро прославился и стал личным врачом халифа Мутаваккиля. Однако его придворная карьера не сложилась, и он пал жертвой придворных интриг. В отличие от практика Бахтишо Хунайн ибн-Исхак был ученым медиком, он много занимался переводами греческой медицинской литературы на сирийский и арабский языки и сверкой старой медицинской литературы с греческими оригиналами. Его главным трудом стал перевод на арабский язык «Свода Галена» — основного тогда пособия по медицине, а также других работ этого греческого врача. Хунайна ибн-Исхака и его переводы упоминает в своей Хронике Евтихий, который штудировал его книги, когда сам изучал медицину. Хунайн ибн-Исхак работал вместе со своим сыном и племянником ¹⁵.

Некоторые медики стремились и попадали на патриарший престол. Врачом был александрийский патриарх Полициан (768-813), который использовал свое искусство на благо мелькитской общины. Он сумел вылечить любимую наложницу халифа Харуна ар-Рашида и за это был щедро награжден не только деньгами, но и указом халифа о возвращении мелькитам многих церквей в Египте, которые были захвачены яковитами ¹⁶. Из врачей был и Александрийский патриарх Евтихий, о семье которого известно мало, только то, что он сам рассказал о себе. Он был родом из Фустата, изучал медицину, врачом был и его брат. Благодаря медицине Саид ибн-Батрик (таково светские имя Евтихия) приобрел много влиятельных друзей среди арабов, которые [83] вопреки сопротивлению его недругов из рядов духовенства и врачей помогли ему занять патриарший престол Александрии. Но понтификат Евтихия был трудным, проходил в спорах и раздорах, которые разделили мелькитскую общину на сторонников и врагов патриарха. Враги Евтихия писали на него доносы арабским властям, обвиняя патриарха в неблаговидных поступках, требуя вмешательства и смещения патриарха. Из этой распри выгоду извлекли только мусульманские власти, которые под предлогом ревизии церковного имущества изъяли большую его часть. Эта борьба стала причиной тяжелой болезни и преждевременной смерти патриарха ¹⁷.

Самой авторитетной социальной группой в христианских общинах было духовенство. Высшие его разряды в лице епископов, митрополитов и патриархов можно отнести к знати. Все церковные должности были выборными, их занимали выходцы из влиятельных и богатых городских семей. В Халифате существовала продажа должностей, продавались, по-видимому, и высшие церковные посты, которые доставались нередко и светским лицам, потому что помимо избрания существовала и инвеститура, т. е. назначение на церковную должность. Инвеститура давала возможность купить высокий церковный сан богатым мирянам. На Александрийском патриаршем престоле сидели Козьма (742-768), бывший ремесленник-игольщик, Евстафий (813-817), бывший ткач, врачи Полициан и Евтихий (933-940), сын градоначальника Бакама Михаил.

Городская знать стремилась овладеть высокими церковными должностями не столько из религиозного рвения, сколько по сугубо практическим причинам. Мелькитская церковь, как и в византийское время, оставалась городской и очень богатой. Арабы оставили церкви все ее здания и имущество, которое значительно увеличилось и при арабах. Церковные ризницы были заполнены несметными богатствами и сокровищами, и когда они по случаю открывались, то производили сильное впечатление. Богатства церкви привлекали городскую знать, которая стремилась в ряды высшего духовенства, чтобы получить к ним доступ. Поэтому во время выборов патриархов в городах велась ожесточенная борьба, такая же острая, как и во времена Византии, не затухавшая и после окончания выборов.

Патриархи были не только духовными владыками своих общин, но и обладали некоторыми административно-судебными правами. Патриархи должны были сотрудничать с арабскими властями. Они составляли для властей списки христиан для правильного обложения их налогами. Они имели право рассматривать тяжбы между [84] христианами, им была передана часть административных прав по управлению общинами. Халифы привлекали патриархов и к участию в своих войнах с Византией. Например, антиохийский патриарх Иов сопровождал на войне халифа Мутасима (833-846) и уговаривал жителей осажденных малоазийских городов сдаваться арабам и платить дань халифу ¹⁸.

Положение патриархов было почетно и престижно, но в кризисные годы неустойчиво, когда патриарха могли бросить в темницу, как иерусалимского патриарха Фому, высечь и даже убить ¹⁹.

Положение патриархов было осложнено тем, что восточные христиане были расколоты на четыре конфессиональные общины, а именно: мелькитскую, яковитскую, несторианскую и маронитскую. Каждая община имела своего патриарха, духовенство и монашество.

Наиболее сложным было положение мелькитской общины, члены которой были приверженцами греко-православного христианства и единоверцами византийских греков. Целое столетие мелькиты не имели своего патриарха. Арабские власти, подозревая высшее духовенство в нелояльности и сношениях с Константинополем, не разрешали проводить выборы патриархов и фактически упразднили этот высший церковный сан. Поэтому мелькиты целое столетие были разобщены, численность их сократилась, не все города имели мелькитские общины. Власть епископов, которые возглавляли эти общины, была сведена только к духовной власти. Восстановление патриарших престолов в Иерусалиме, Александрии и Антиохии помогло мелькитам частично вернуть церковное имущество, воссоздать прежнюю церковную иерархию, получить право на религиозно-культурную автономию, провести унификацию церковной обрядности и богослужения на арабском языке, успешно противостоять ассимиляции и сохранить свою паству. Однако восстановленная мелькитская церковь была ослаблена этим продолжительным церковным безвластием, в то время как церкви несториан, яковитов и маронитов укрепились. В Халифате эти течения в христианстве перестали считать ересью и преследовать, как в Византии, их существование было санкционировано арабскими властями, они имели непрерывную преемственность патриархов.

Полномочия мелькитского патриарха при арабах изменились. В прежние византийские времена он был могущественным духовным владыкой на вверенной ему обширной территории, служителем государственной церкви. Теперь он стал главой только своей небольшой конфессиональной общины. Кроме того, мелькиты имели над собой главу в лице несторианского католикоса, которой со времени [85] правления Аббасидов стал предстоятелем всех восточно-христианских церквей Халифата. Такое подчинение несторианскому католикосу было унизительно для мелькитского патриарха, потому что мелькиты считали несториан еретиками, их вероучение было отвергнуто и объявлено ересью еще в 431 г. на третьем вселенском соборе в городе Эфесе.

Из трех восстановленных мелькитских патриархий наиболее прочное положение оказалось у иерусалимской патриархии. Древнейшие восточные патриархии, Александрийская и Антиохийская, где происходило зарождение христианства и первых христианских общин, были ослаблены наличием на их территории других конкурирующих церквей. Власть антиохийского патриарха была ослаблена существованием на территории антиохийской патриархии общины яковитов (так в Халифате стали называть монофиситов) и общины маронитов (т. е. бывших монофелитов) со своими иерархами. Власть александрийского патриарха была еще более слабой из-за многочисленной яковитской общины, возглавляемой патриархами-монофиситами и поддерживаемой египетским монашеством. По этой причине первенствующее положение в мелькитской среде занимал иерусалимский патриарх, которому в прежние византийские времена в иерархии высших церковных чинов принадлежало последнее место. На территории, подвластной иерусалимскому патриарху, не было других христианских общин кроме общины мелькитов. Все монастыри поддерживали только мелькитскую веру. Поэтому во время Евтихия Иерусалим считался душой и центром мелькитского христианства.

Несмотря на существенные ограничения прав и неустойчивость положения, епископы и особенно патриархи были авторитетны, пользовались большим уважением и почетом в христианской среде. Высокое положение мелькитских патриархов признавали и в Багдаде, и в далеком Константинополе, ибо вселенская православная церковь состояла из четырех церквей, возглавляемых патриархами Константинополя, Александрии, Антиохии и Иерусалима, из которых три находились на территории Халифата.

Подведем итоги. Анализ данных хроники Евтихия по истории мелькитской общины в Халифате показывает, какое огромное значение в развитии и существовании общины играли ее социальные верхи, которые условно можно отнести к знати. Восточно-христианская знать в отличие от современной ей западноевропейской знати не обладала сословными привилегиями, замкнутостью и не была высшим сословием. В ее составе наблюдалась постоянная динамика, она пополнялась выходцами их богатых христианских семей, которые [86] добивались высокого социального положения с помощью службы или на профессиональной стезе.

Самыми влиятельными социальными группами в христианском обществе были чиновники и врачи. Чиновники относились к правящему слою и прежде, в Византии и Халифате. Врачи, профессия которых в античном обществе не была престижна и относилась к ремеслу, в Халифате повысили свое социальное положение и превратились в богатую и влиятельную социальную группу. Обе эти группы чиновников и врачей помогали своим единоверцам защищать культурно религиозную автономию и поддерживали свою церковь.

Представители этих социальных категорий стремились провести своих родственников на высшие церковные должности епископов и особенно патриархов. Патриархи были официально признаны властями духовными и гражданскими руководителями христианских общин и ответственными перед арабским правительством.

Некоторыми своими характеристиками эти высокие социальные группы были похожи на прежнюю муниципальную знать ранней Византии. Это не случайно, так как восточные христиане законсервировали в своей среде обычаи и культурные традиции, сложившиеся еще в византийские времена, которые они получили от предков. С муниципальной знатью восточно-христианскую знать сближали ее городское происхождение, отсутствие сословной закрытости, служебная деятельность, занятия доходными делами и даже ее склонность к интригам и политической борьбе.

Но в отличие от своих предков, римлян, восточные христиане не имели своего государства, они проживали в Доме Ислама, и христианская знать была включена по своему служебному положению в его политическую и экономическую жизнь. Однако свое влиятельное положение знатные христиане использовали на благо своей общины, защиту ее религиозно-культурной самобытности и против ассимиляционной политики арабского правительства.

Некоторые черты сближают социальную верхушку восточно-христианского общества с византийской средневековой знатью. У средневековых византийцев считались самыми приоритетными службами две — служба царю, т. е. государству, и служба Богу. Восточные христиане тоже считали главной целью своей разнообразной деятельности два служения — своей конфессиональной общине, которая заменила им государство, и своей церкви.

Комментарии

1. См.: Nasrallah J. Les Historiens musulmans sources de l’ histoire de l’eglise melchite // Bulletin d Etudes Orientales. 30 (1978).

2. Contextio Gemmarum sive Eutychii Patriarchae Alexandrini Annales // P. G. T. CXI. Col. 1096.

3. Ibid. P. G.T. CXI. Col. 1097.

4. Ibid. P. G.T. CXI. Cols. 1097-1098.

5. Ibid. P. G.T. CXI. Col. 1065.

6. О палестинских монастырях: Исакова Л. В. Евтихий Александрийский — защитник мелькитской церкви / Проблемы социальной истории и культуры Средних веков и раннего нового времени. Вып. 5. СПб., 2005. С. 198-223.

7. Contextio Gemmarum.... P. G. Vol. CXI. Cols. 1130-1132.

8. Ibid. P. G.T. CXI. Col. 1130.

9. Ibid. P. G.T. CXI. Col. 1133.

10. Ibid.

11. Ibid. P. G. T. CXI. Col. 1141.

12. Ibid. P. G. T. CXI. Cols. 1127,1130.

13. Nasrallah J. Les Historiens. P. 103-106.

14. Исакова Л. В. Византийское иконоборчество в Хронике Евтихия Александрийского // Проблемы социальной истории и культуры средних веков и раннего нового времени. Вып. 3. СПб., 2001. С. 104-121.

15. Contextio Gemmarum. P G. T. CXI. Cols. 1127-1128.

16. Ibid. P. G. T. CXI. Col. 1127.

17. Histoire de Yahia ibn Said d’Antioche // Patrologia Orientalis. 18 (1924).

18. Contextio Gemmarum. P G. T. CXI. Col. 1134.

19. Ibid. P. G. T. CXI. Cols. 1130-1131.

Текст воспроизведен по изданию: Знать и представления о ней Евтихия Александрийского // Проблемы социальной истории средних веков и раннего Нового времени, Вып. 9. СПб. Алетейя. 2012