СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ЦАРСТВОВАНИЕ РОМАНА, СЫНА КОНСТАНТИНА БАГРЯНОРОДНОГО

1. Император Роман остался автократором после смерти своего отца Константина Багрянородного, будучи 21 года от роду, причем его сыну Василию Багрянородному был один год; вместе с матерью Еленой и женой Феофано он вступил на престол шестого ноября шестого индикта, в год от сотворения мира шесть тысяч четыреста шестьдесят девятый (Дата неверна; выше сказано, что Константин умер в третий индикт, т. е. 6468 г.). И тотчас же спальников и приближенных слуг своего отца почтив достоинством патрикиев и протоспафариев и возвысив другими чинами, обогатив из казны, удалил из императорского дворца. Он подобрал других лиц и назначил их управляющими делами и первыми в синклите, причем Иосифа патрикия, препозита и друнгария флота, он скоро почтил саном паракимомена и предоставил ему всю власть и заботу о подданных. Протоспафария Иоанна по прозванию Хирин [Роман] назначил патрикием и великим этериархом, поручив ему охранять государя от подозрительных людей. И из сакеллариев назначил эпархом города протоспафария Сисиния, очень умного и способного к ведению государственных дел, которого очень скоро возвел в звание патрикия и на должность логофета геникона, а эпархом города вместо него сделал патрикия Феодора по прозванию Дафнопат из военных чинов. Именно этот Сисиний, будучи эпархом города, своей справедливостью и законностью прославил священный преторий (Высший суд в городе). И можно было видеть, как [100] вокруг его судейского кресла стояли те, которые приводили доводы и отвергали обвинения в повторных процессах и при пересмотре приговоров по недоказанным обвинениям, и поэтому [у Сисиния] каждый сам собой мог добиться справедливости при неправедных обвинениях. Но самодержец дал эпарху помощников по выбору и свидетельству и паракимомена Иосифа, и эпарха Сисиния, а именно асикрита Феофилакта по прозванию Матцитцик и Иосифа, спафарокандидата и судью, которого потом сделал логофетом претория. Они при благосклонном к ним отношении со стороны эпарха очень много сделали полезного государству.

2. Теперь следует рассказать относительно державных забот государя. Тотчас же были направлены дружественные грамоты ко всем высоким должностным лицам и императорским стратигам ромеев, а также [повелителям] Болгарии и народов Запада и Востока, и все воодушевленно прославляли самодержца с [пожеланиями] счастья и [надеждой на] благосклонность, и приносили изъявления в своей дружбе и мире.

Нужно сказать и о гражданах. Император Роман полюбил [ту страну] которая дана ему в управление, словно родительницу, и выше всего в ней он ставил [знатные] роды. Поэтому он выделил благородную по происхождению и чистокровную знать и возвысил, одних почтив титулами, а других великолепными пожалованиями. Иногда он делал их сотрапезниками, раздавал деньги, еще сильнее привлекая их пылкую преданность, предпочитая множеству сторожей и охранников — их благорасположение.

3. Сестер своих, Зою, Феодору, Агату, Феофано и Анну, он из императорского дворца выселил в [помещение] Каниклея, где августа София, жена императора Христофора, после пострижения вела монашескую жизнь, — и велел постричь в монахини. Елена, мать Романа, и эти [сестры] рыдали и умоляли, сжимали друг друга в объятиях и висели на шее, хотя и ничего не добились бессмысленными и пустыми слезами. Император через немного дней снова их переселил: Зою, Феодору и Феофано он определил в [монастырь] Антиоха, Агату же отправил в монастырь, основанный и построенный Романом, царствовавшим в то время, дедом императора, и постановил обслуживать их так, как полагалось во дворце.

4. Доместика схол Никифора Фоку он почтил саном магистра и послал на Восток против отрицающих Христа. И его брата, патрикия Льва, он назначил стратигом, а немногим позднее его же назначил магистром и доместиком Запада. И можно было видеть, как государь стал развлекаться, проводя все время в деревнях в псовых охотах и гоне. Он почти полностью устранился от императорского двора, и предоставил двум братьям всю заботу о войске, а сам веселился и развлекался на охоте вне Византия, постоянно находясь вместе с такими же молодыми льстецами и сводниками, дававшими дурные советы. [101]

5. Но разве мог кто-либо сказать что-нибудь в отношении энергии, прямоты и храбрости государя, его мужества и доброты? В один и тот же день он восседает в ипподроме, присутствует на заседании синклита и совершает пожалование денег, а под вечер проводит время в циканистирии, играя в мяч с хорошо обучившимися и опытными лицами и часто их побеждает, затем удаляется в предместье Анорат и, проведя там псовую охоту, захватывает четырех громадных кабанов, и вечером возвращается во дворец! Он был еще молод, крепок телом, с русыми волосами, прекрасными глазами, с продолговатым носом, с розовым цветом лица, очень красив и приятен в разговоре, стройный станом, как кипарис, широкоплечий, спокойный и приветливый, так что этим человеком восхищались и удивлялись все. И все общество разделяло с ним радость, поскольку [его правление было] благополучно и он был победителем [враждебных] народов. И в Византий обильно доставлялись и хлеб и продовольствие.

6. У императора Романа после смерти его родился еще один сын, которого назвали Константином и который немного спустя был коронован патриархом Полиевктом на амвоне [храма] святой Софии. А августа Елена [мать Романа] лежала больной во дворце и радовалась за государя [сына]! Страдая от болезни долгое время, она благочестиво умерла 19 сентября. [Император] почтил ее как императрицу, она лежала на обитом золотом ложе, украшенном жемчужинами и драгоценными каменьями; в погребальном шествии впереди шел синклит, она была похоронена в том монастыре, который построил ее отец император Роман, [в монастыре] находившемся у Мирелея, в усыпальнице, рядом с гробом ее отца.

7. И после этого государь благотворный, приятный, приветливый и какими только хвалебными именами его ни назвать, приказал магистру и доместику схол Никифору Фоке отправиться на Крит с большой военной силой и снаряжением и с флотом из военных кораблей [снабженных] жидким огнем.

Ведь критяне ежегодно причиняли ромейской земле много ущерба, бедствий и порабощений с тех пор, когда они этот великий остров осквернили [своей властью]. Ведь овладели им они еще при Михаиле Аморийском, отце Феофила, когда войска отправились против восстания и тирании Черного Фомы, некогда бывшего приятелем Михаила, — ведь больше, чем три года тиран властвовал во Фракии и Македонии. И вот тогда, найдя удобное время, явились из Испании сарацины с громадным флотом военных кораблей и захватили остров; так что они имели его в своем владении и власти вплоть до того дня, когда были разбиты магистром и доместиком Никифором Фокой, итого сто пятьдесят восемь лет.

8. И поэтому автократор Роман, побуждаемый божественным рвением, по совету и благоразумию паракимомена Иосифа, изо [102] всех мест страны собрав суда и военные корабли с жидким огнем и отборное войско из фракийцев, македонцев и славян, решил послать их против Крита. Из синклитиков, являвшихся его доверенными помощниками, многие возражали против похода на Крит, напоминая государю о походах предыдущих императоров, о мятежах, о потерях бесчисленных богатств, ни к чему не приведших, особенно при благочестивом священной памяти императоре Льве и при Константине Багрянородном: сколько затрачено было средств и сколько людей погибло; их страшили опасности, которыми грозило море и многочисленные союзники — соседи сарацин, и [возможный] поход испанцев и африканцев, и распространившаяся молва, будто тот, благодаря кому будет завоеван Крит, станет императором и овладеет скипетром ромейского государства.

9. И тогда паракимомен Иосиф, этот отличный, прямой, недремлющий ум, выступил среди [синклита] и сказал: «О, повелитель, мы все знаем, сколько зла нам, ромеям, было причинено этими отверженцами от Христа. И правомерно вспомнить те убийства, изнасилования девиц, разрушение церквей и порабощения в прибрежных фемах, так что надлежит нам вести борьбу за христиан и соплеменников и не следует бояться ни долгого пути, ни морской бездны, ни сомнительности победы, ни молвы о невозможном. И больше всего следует нам подчиняться твоему приказу и [твоей] воле, получающей божью поддержку, потому что этот твой замысел исходит от Бога: «сердце царя в руке Господа» (Притчи. XXI, 1). Потому что ты посылаешь прямого и верного своего слугу, доместика схол, своей руководимой Богом царской властью!»

10. Услышав это, самодержец не мог более откладывать своего намерения. Снарядив и обеспечив жалованием войско, он предоставил магистру средства и отправил его в поход вместе с китонитом Михаилом в качестве советника. Это случилось в июле пятого индикта. Кораблей было: с жидким огнем — 2000, дромонов — 1000, грузовых кораблей, имевших провиант и военное снаряжение, — 307. И вот доместик Никифор, выступив из столицы, прибыл в Фигели и позаботился о том, чтобы весь флот присоединился к нему и был вместе. Благоразумный [полководец] послал вперед быстроходные галеры обследовать [враждебную страну] и захватить языков. Эти [галеры] отправились и взяли [пленных], которых привели к магистру; [Никифор] тщательным образом расспросил их и узнал, что эмир Крита и все главные командиры находятся вне крепости в своих проастиях, тогда он немедленно отплыл со всемерной тщательностью и быстротой и причалил к берегу. Высадив с кораблей [войско], он приказал обвести ограду и вырыть глубокий ров. Затем двинулись в поход, причем [магистр] убеждал всех не нарушать строй и не выходить из [рядов], пока не будут выяснены силы противника. [103] Когда он приблизился к крепости, все критяне, которые были вне крепости, в страхе заперлись внутри ее. С этого времени ежедневно многие стали переходить на сторону магистра. Когда Никифор узнал, что многие, отрезанные от крепости, бежали в горные ущелья, клисуры, по речным потокам, в болотистые места и в горы, он разделил войско и всадников-стрелков, росов, архонтов восточных сил, фракийцев и македонцев послал вперед, — сам же мудрый и храбрый доместик остался напротив Саки. По предусмотрительности этого человека все чувствовали себя [во вражеской стране] как будто в своей. Вступая во вражеские пределы и совершая набеги [в те места], где были спрятаны скот и все достояние жителей и находились они сами, [войска] все грабили и возвращались с радостью и победой. Тогда ромеи безбоязненно и бесстрашно располагались [там], где были прозрачные источники и множество самых различных плодов и у каждого палатка стояла в окружении плодоносных деревьев. И воины торжествовали, пользуясь изобилием фруктов и всевозможного довольствия. И они прославляли магистра, который так прекрасно командовал ими.

11. А эмир Крита по прозванию Курупа известил о происшедшем соседних агарян Испании и Африки и просил их помощи. Ими были посланы быстроходные галеры, которым было поручено разузнать о вожде и войске: в каком они положении и повинуются ли своему предводителю. Они быстро прибыли к Криту и, причалив ночью с помощью каната, вошли в крепость, где встретили эмира Курупу и начальников крепости. Те были в состоянии полной растерянности, беспомощности, не зная, что делать против ромейского войска и магистра; обнимая за шею посланцев, они ничего не могли сказать, а лишь сжимали их в объятиях и горестно рыдали, умоляя эмирадов выступить с войском в качестве союзников и оказать им помощь. [Затем] они поспешно отправили посланцев обратно. Те снова отправились в путь, прибыли каждый к своему эмираду. И там они рассказали о большом количестве и хорошем снаряжении кораблей, о наличии у ромеев союзников из числа многих народов, хорошо обученных к войне, о том, что полководец у них энергичный и опытный, что он верен Богу и справедливости и избавляет [войско] от любых бедствий. И они, пораженные ужасом, не захотели ни быть в союзе с критянами, ни оказывать им помощь.

12. Войско расположилось на острове; и когда началась суровая зима, дожди и ветры, и когда был израсходован хлеб и продовольствие, когда износилась одежда и [люди] обнажились, приведенные в отчаяние воины захотели отправиться домой. Но мужественный и разумный вождь Никифор своими убеждениями и приятными словами всех удержал от этого. Он говорил им: «Воины, братья мои и соратники! Подумаем о страхе божьем; сразимся, чтобы воздать за оскорбление Бога. Будем доблестно [104] противостоять здесь, на Крите, врагам, вооруженным нечестием. Будем держаться веры, которая убивает страх. Примем во внимание, что мы находимся в глубине сирийского острова. Ведь огромную опасность представляет собой бегство отсюда. Отомстим за насилия над девушками! Взглянем на овеянные славой, покрытые ранами члены и ожесточим наши сердца! Не без воздаяния труд и опасности! Останемся здесь и укрепимся для противодействия отвергающим Христа, и Христос Бог поможет нам и погубит наших врагов и разрушит крепость поносящих Христа!» Он приводил и многие другие доводы, тогда ему ответил один из всех: «Ты раскрыл наши сердца, магистр, слова твои утвердили и заострили наши силы и стремления наши. Ты окрылил наш дух — мы последуем твоему совету и приказанию и с тобой вместе умрем!»

13. В октябре месяце на втором году царствования Романа случился недостаток хлеба и ячменя в городе. Хлеб продавался по четыре модия за номисму, а ячмень — по шесть модиев. И тогда можно было убедиться, насколько бдителен был ум Иосифа, который заботился об общем благе! Тотчас же он отправил грузовые корабли на восток и на запад собрать аннону и запретил хлеботорговцам припрятывать хлеб. Ибо он был мужем справедливым, нелицеприятным и твердым, и немного времени прошло, как [хлеб] стал продаваться по семь или восемь [модиев] за номисму. Таким был этот человек, трудолюбивый и горячий, так что с ним не мог сравниться никто из живших ни до, ни одновременно с ним.

14. В марте месяце магистр Василий, называемый Петином, был обвинен в том, что, следуя дурным советам некоторых лиц, замышлял предпринять переворот. И император отправил его в ссылку — где тот и умер.

Патрикий и доместик Востока от лица своего брата был послан на Восток, чтобы не позволить безбожному Хамвдану громить беззащитный Восток, и отразить его набеги, порабощения и ограбления ромейской земли. И, объединившись со стратигом Каппадокии Константином, патрикием Малеином и с другими стратигами, ведшими свои тагмы, он настиг войско этого хвастуна в местечке, называемом Андрассон, и, вступив в сражение, победил и, разгромив, обратил его в бегство. И тогда можно было видеть, как снимали добычу с мертвых, как убивали заносчивых агарян, как их обращали в бегство и забирали в рабство, и никто из них уже не думал ни об упряжках, ни о конях, ни о деньгах, ни о родных, но каждый заботился о своем собственном спасении. Вот тут-то спесивый и надменный Хамвдан был бы захвачен, когда остановился и опустился на землю его конь, на которого он сел — если бы отступник Иоанн, его приближенный, не сошел со своего коня и не отдал его ему. Сам [Иоанн] был захвачен, но спесивый [Хамвдан] спасся. Вся завоеванная в битве [105] добыча вместе со взятыми в плен отвергающими Христа была привезена в Византий и торжественно провезена на триумфе.

15. Когда турки совершили набег на Фракию, единым командующим в феме Македонии и катепаном войск Запада был патрикий Мариан Аргир. Они встретились, и [Мариан] разбив их и взяв много пленных, заставил со стыдом вернуться в свою страну.

16. Когда император Роман узнал о тяжелой обстановке, отсутствии одежды и недостатке пищи в лагере, то по совету паракимомена Иосифа немедленно распорядился о доставке им необходимого. Те скоро оправились духом и почти 18 месяцев с лишним осаждали крепость; и когда все средства и пища у критян исчерпались, и они пришли в тяжелую нужду, [многие] ежедневно стали перебегать к магистру; и вот по божьему попечению, управляющему миром, в марте месяце шестого индикта доместик схол приказал войску готовиться к боевому построению, организуя различные фаланги и шеренги при звуке труб. Когда все устроилось, отдан был приказ, чтобы тагмы, фемные архонты, и армяне, росы, славяне и фракийцы направились приступом на крепость. И тогда можно было видеть, как одни нападали, другие отражали, как происходили столкновения друг с другом, как метали камни и другие метательные приспособления, как действовали осадные механизмы против стен и зубцов крепости, — и тогда хвастливых агарян охватили растерянность, смятение и ужас. Скоро была одержана победа, и город был взят. И можно было видеть, как сарацинские женщины и дети... (Здесь рукопись обрывается)