ФРАНСУА БЕРНЬЕ

ИСТОРИЯ ПОСЛЕДНИХ ПОЛИТИЧЕСКИХ ПЕРЕВОРОТОВ В ГОСУДАРСТВЕ ВЕЛИКОГО МОГОЛА

HISTOIRE DE LA DERNIERE REVOLUTION DES ETATS DU GRAND MOGOL

Франсуа Бернье и проблема «азиатского» (политарного) способа производства

I. Франсуа Бернье и его книга «История последних политических потрясений в государстве Великого Могола»

Франсуа Бернье родился 25 или 26 сентября 1620 г. около Конкорда в провинции Анжу в крестьянской семье 1. Величайшим увлечением в его жизни была философия. Начиная с 1642 г., он был учеником, а затем и близким другом выдающегося французского философа-материалиста, занимавшегося также проблемами математики, астрономии, механики и истории науки, Пьера Гассенди (1592-1655), и до конца своих дней оставался верным приверженцем и пропагандистом его учения. В 1647-1650 гг. Ф. Бернье побывал в Германии, Польше, Швейцарии и Италии. Высшее образование он получил в университете Монпелья (Прованс). В мае-июле 1852 г. он сдал там экзамены, в августе получил звание доктора медицины и уехал в Париж.

Вокруг П. Гассенди сложился неформальный кружок из числа людей, которых в те годы называли либертинами, что можно перевести как вольнодумцы. Среди них особо следует отметить философа и публициста Франсуа де Ла Мот ле Вайе (де Ламот-Левайе) (1588-1672) — члена Французской академии, воспитателя Людовика XIV, хорошо знавшего сменивших друг друга первых министров Французского королевства — кардиналов Армана Жана дю Плесси, Ришелье (1585-1642) и Джулио Мазарини (1602-1661). В кружок, наряду с Ф. Бернье, входили также писатель Савиньен Сирано де Бержерак (1619-1655), великий драматург Мольер (настоящее имя и фамилия — Жан Батист Поклен) (1622-1673), поэт Жан Шаплен (1594-1674), приближенный вначале к Дж. Мазарини, а затем — к генеральному интенданту (министру) финансов Жану Батисту [10] Кольберу (1619-1683) и др.

Среди многих других проблем члены кружка гассендистов живо интересовались странами Востока, прежде всего Индией и Китаем. Ф. де Ла Мотом ле Вайе была написана работа «Конфуций — Сократ Китая».

На П. Гассенди, который занимался пропагандой атомистического учения Эпикура, обрушились ярые приверженцы религии, в частности математик и астролог Ж. Б. Морен (1583-1656), обвинивший в двух своих книгах философа в святотатстве. Ф. Бернье дал достойный ответ мракобесу в остросатирических памфлетах «Анатомия смехотворной мыши, или рассуждения Ж. Б. Морена» и «Прах смехотворной мыши». Рассвирепевший Ж. Морен в 1653 г. в письме кардиналу Дж. Мазарини потребовал арестовать Ф. Бернье, добиться у него показаний против П. Гассенди, а затем предать их обоих суду и приговорить к сожжению на костре. Нависшая угроза заставила Ф. Бернье покинуть Париж и скрываться от преследований. Правда, их не последовало: Дж. Мазарини оставил письмо без внимания. В 1654 г. Ж. Морен написал новую работу с обвинением в безбожии теперь уже не только П. Гассенди, но и Ф. Бернье. В ней он назвал последнего «демонейшим демоном, дьяволейшим дьяволом и сатанейшим сатаной» 2.

Возможно, что это было одной из причин, побудивших Ф. Бернье в том же году отправиться в Сирию и Палестину. В 1655 г. он вернулся во Францию и принял участие в похоронах П. Гассенди. В следующем году он уехал в Египет, где почти год прожил в Каире, затем из Суэца отправился в Аравию, вначале в Джидду, в которой задержался на пять недель, затем в Моху и оттуда отплыл в Индию. В конце 1658 г. или начале 1659 г. он достиг Сурата, бывшего тогда одним из важнейших центров деятельности европейских торговых компаний в Индии, а затем направился в глубь страны, стремясь добраться до столиц — Агры и Дели.

Большая часть Индии входила тогда в состав [11] государства, известного в европейской литературе под названием империи Великого Могола. Начало ее было положено в 1526 г. правителем вначале Ферганы, затем Кабула Бабуром. В 1530 г. ему наследовал сын Хумаюн, который в 1539 г. был отстранен от власти Шер-ханом Суром, принявшим титул Шер-шаха. Через десять лет после смерти Шер-шаха в 1555 г. Хумаюн вернулся к власти. В 1556 г. ему наследовал сын — Акбар, значительно расширивший пределы государства. Затем наступило царствование одного из его сыновей — Джахангира (1605-1627). За ним начал править его сын — Шах-Джахан. В сентябре 1657 г. в возрасте 64 лет он заболел, и между четырьмя его сыновьями — Дарой Шукохом, Султан-Шуджей, Аурангзебом и Мурад-Бахшем началась борьба за власть.

Победу в междоусобной борьбе одержал третий сын Шах-Джахана — Аурангзеб. В июне 1659 г. он короновался и принял титул Аламгира — Завоевателя мира. Два его брата (Дара и Мурад-Бахш) были схвачены и лишены жизни, третий (Султан-Шуджа) бежал за пределы страны, где погиб. Выздоровевший же к тому времени Шах-Джахан был заключен сыном в крепость Агры, где и оставался до самой смерти (1666).

Еще до воцарения Аурангзеба во второй половине марта 1659 г. Ф. Бернье по пути в столицу встретился с одним из претендентов на престол — старшим сыном Шах-Джахана Дарой, оказал медицинскую помощь одной из его жен и получил приглашение поступить к нему на службу в качестве врача. Расставшись на четвертый день с Дарой, Ф. Бернье через две-три недели достиг Дели, который стал резиденцией нового Великого Могола. Там он был свидетелем, как в том же самом 1659 г. по повелению Аурангзеба предательски схваченного Дару вместе с внуком с позором провезли по городу.

В Дели Ф. Бернье нашел покровителя, в роли которого выступил один из приближенных Аурангзеба — персидский купец Мухаммед Шафи, получивший еще от Шах-Джахана титул Данешменд-хана. Ф. Бернье становится его домашним врачом и ведет с ним пространные разговоры на [12] самые различные темы, прежде всего о философии Р. Декарта и П. Гассенди. Вместе с тем Ф. Бернье получил должность врача при дворе Аурангзеба. В результате французский путешественник занял такое положение в империи, которое позволило ему посетить множество городов и деревень, расположенных в самых разных областях Индии, и обстоятельно ознакомиться с политической и экономической жизнью страны и ее общественным строем. 1 июля 1663 г. он пишет из Дели письмо Ф. де Ла Мот ле Вайе, в котором описывает и этот город, и Агру и приводит массу подробностей о разных сторонах порядков и жизни Индии.

В декабре 1664 г. Аурангзеб в сопровождении огромной свиты и войска отправляется из Дели в Лахор, куда прибывает в конце февраля 1665 г., а оттуда через два месяца следует в Кашмир. В его свите находятся Данешменд-хан и Ф. Бернье. Эта поездка была описана последним в девяти письмах де Мервейлю. Прибыв в мае в Кашмир, Ф. Бернье проводит там более трех месяцев.

Вскоре после возвращения из Кашмира в ноябре 1665 г. Ф. Бернье отправляется в Бенгалию. Часть пути он проводит вместе со своим соотечественником торговцем драгоценными камнями Жаном Батистом Тавернье (1605-1689), совершившим, начиная с 1631 г., шесть путешествий по странам Востока. Заметки и воспоминания последнего легли в основу вышедшего в 1676 г. двухтомного труда «Шесть путешествий Ж. Б. Тавернье», в котором содержатся сведения и о пребывании Ф. Бернье в Индии.

6 января 1666 г. Ф. Бернье, расставшись в Донапуре с Ж. Тавернье, направился в Касимбазар, а затем в Хугли 3. Дальнейший его путь лежал в Масулипатам — важнейший порт Голконды. В этом королевстве он встречает 1667 г. Затем, по-видимому, в середине 1667 г. Ф. Бернье через Сурат направился в Персию, где задержался в Ширазе. Оттуда 4 октября 1667 г. он написал письмо Ж. Шаплену в Париж. Из Шираза же 10 июня 1668 г. Ф. Бернье посылает письмо [13] еще одному ученику П. Гассенди — Клоду Эмманюэлю Люйе Шапеллю (р. 1626). В сентябре 1669 г. он прибывает в Марсель, откуда направляется в Париж. Там он пользуется огромным успехом. Его рассказы о путешествиях и особенно о жизни и общественных порядках Индии выслушиваются с огромным интересом. Он получает прозвище Могола или даже Великого Могола. Его приглашают в великосветские салоны, он получает доступ ко двору.

В числе других лиц он по представлению Ж. Шаплена встречается со всемогущим тогда Ж. Кольбером. Один из результатов их разговоров — записка (письмо) Ф. Бернье Ж. Кольберу, носившая пространное название: «О площади, занимаемой Индостаном, обращении золота и серебра, которые попадают сюда, о богатстве, военной силе и юстиции и главной причине упадка азиатских государств». В 1670 г. Ф. Бернье при энергичной поддержке министра получает от Людовика XIV разрешение на издание книги о своем пребывании в Индии.

Труд этот, получивший в оригинале название «История последней революции в государствах Великого Могола» (Histoire de la derniere revolution des Etats du Grand Mogol, etc.), появился в Париже в виде двух небольших книг, каждая из которых включала два тома с самостоятельной пагинацией: первая книга (Т. 1 и 2) вышла в 1670 г., вторая (Т. 3 и 4) — в 1671 г. Сочинение имело поистине колоссальный успех. В течение первых семи лет (1670-1676) эта книга была издана девять раз (кроме двух изданий в Париже, она вышла также в Лондоне, Амстердаме, Франкфурте, Милане). Английский поэт и драматург Джон Драйден (1631-1700) положил один из эпизодов книги Ф. Бернье в основу пьесы под названием «Аурангзеб».

Ф. Бернье, однако, не почил на лаврах. В своем завещании П. Гассенди просил своего верного ученика привести в порядок оставленные им и еще не опубликованные рукописи. Ф. Бернье не только выполнил эту просьбу, но занялся распространением учения своего кумира. В 1677-1678 гг. он выпустил в Лионе «Сокращенное изложение философии Гассенди», которое в последующем несколько раз было [14] переиздано в Париже. Все работы П. Гассенди были опубликованы только на латинском языке и были доступны сравнительно немногим. Написанная по-французски работа Ф. Бернье сделала философские идеи П. Гассенди известными широкой публике. Умер Ф. Бернье 22 сентября 1688 г.

Но книге его об Индии суждена была долгая жизнь. Она продолжала издаваться и после смерти автора. Достаточно сказать, что к 1833 г. она выдержала 29 изданий на всех важнейших языках Европы. К ней обращались и продолжают обращаться многие исследователи, причем отнюдь не только специалисты по истории Индии.

Книга Ф. Бернье, какой она вышла в 1670 г. и продолжала и продолжает издаваться, не представляет собой единого целостного произведения. Она состоит из нескольких частей, написанных в разное время и в различных условиях. Первая из них — труд, давший название всей книге в целом — «История последней революции в государствах Великого Могола», в которой было дано подробное описание борьбы четырех сыновей Шах Джахана за власть, завершившейся победой Аурангзеба. Ее продолжением является работа «Особенные события, или рассказ о том, что приключилось значительного в течение пяти или шести лег после войны в государстве Великого Могола». Затем следуют письмо (записка) Ж. Б. Кольберу, письмо Ф. де Ла Моту ле Вайе, письмо Ж. Шаплену, письмо К. Шапеллю, в котором кратко излагается философия П. Гассенди, и девять писем де Мервейлю. К девятому письму приложены ответы на пять вопросов, которые де Мервейль задал Ф. Бернье по поручению известного издателя описаний путешествий Мелхиседека Тевено (1640-1692). Если не по форме, то по существу это еще одна часть книги. Завершает книгу «Памятная записка», в которой приведены данные о доходах Великого Могола.

В силу такого разнообразия содержания книга Ф. Бернье нередко выходила под названиями, отличными от оригинального: «Путешествия Франсуа Бернье, доктора медицины факультета Монпелье, содержащие описание государств Великого Могола, Индостана, королевства Кашмир [15] и т.д.» (Voyages de Franccis Bernier, Docteur en medicine de la Faculte de Montpeller, contenant la description des etats du Grand Mogol, del’Hindoustan, du royaume de Kachemire, etc. T. 1-2. Amsterdam, 1699; T. 1-2. Paris, 1830), или «Путешествия Франсуа Бернье, доктора медицины факультета Монпелье, содержащие описание государств Великого Могола, Индостана, королевства Кашмир, и т.д. Где он обсуждает богатства, власть, правосудие и главные причины упадка государств Азии, а также многие значительные события, из чего видно, как золото и серебро после обращения оседают в Индостане, откуда больше не возвращаются» (Voyages de Francois Bernier, Docteur en medicine de la Faculte de Montpelier, contenant la Description des Etats du Grand Mogol, de l’Hindoustan, du royaume de Kachemire, etc. Ou il est draite ces richness, des forces, ce la justice & des causes principales de la decadence des Etats de l’Asie & plusisure evenments considerables. Et ou l’on voit comment l’or & l’argent apres avoir circule dans le monde passent dans l’Hindoustan, d’ou ils ne reviennent plus. T. 1-2. Amsterdam, 1710-1711), или «Путешествия no Могольской империи» (Bernier F. Travels in the Mogul Empire. Westminster, 1891; Delhi, 1968) и др.

Как уже отмечалось, первое русское издание книги Ф. Бернье было неполным: были опущены посвящение королю, обращение к читателям, конец письма Ж. Шаплену, полностью письмо К. Шапеллю, окончание девятого письма де Мервейлю, целиком ответы на вопросы М. Тевено и «Памятная записка».

II. Возникновение первых научных унитарно-стадиальных концепций истории

Чтобы понять значение книги Ф. Бернье для исторической науки (историологии) и философии истории (историософии), нужно обратиться к истории этих областей знания. В эпоху Ренессанса начала возрождаться историческая наука. Первоначально она, как и античная историология, была [16] не столько наукой в точном смысле слова, сколько пранаукой, но с течением времени стала обретать характер подлинного объективного исследования прошлого.

Важнейшим моментом в ее развитии было становление идеи исторического прогресса. Она присутствует уже в труде Жана Бодена (1530-1596) «Метод легкого познания истории» (1566) и сочинении Джордано Бруно (1548-1600) «Пир на пепле» (1584). К концу XVIII в. идея прогресса окончательно победила.

Прочную основу для этого создали те периодизации всемирной истории, которые к тому времени утвердились в науке. Их возникновение и разработка была во многом связана с Великими географическими открытиями, расширившими кругозор европейцев, ознакомивших их с различными народами, жившими совершенно иначе, чем они сами. Главный материал для этого дала тогда Америка.

Одна из этих периодизаций заключалась в подразделении всей истории человечества на периоды дикости, варварства и цивилизации. Три последних понятия формировались постепенно и стихийно. Люди долгое время пользовались ими, не пытаясь их теоретически осмыслить, провести четкие грани между обозначаемыми ими периодами. Первую теоретическую разработку этой периодизации мы находим в труде шотландского мыслителя Адама Фергюсона (1723-1816) «Опыт истории гражданского общества», впервые увидевшего свет в 1767 г.

А. Фергюсон применяет для обозначения конкретных отдельных обществ (социоисторических организмов, сокращенно — социоров) слово «нация». Он прежде всего различает «нации» развитые, воспитанные, цивилизованные и «нации» неразвитые, грубые, примитивные. Было время, когда все человечество находилось в грубом, примитивном состоянии. В последующем часть его в результате медленного и постепенного прогресса достигла более высокого состояния.

В свою очередь, среди грубых «наций» можно выделить дикарские и варварские. Дикарские «нации» жили охотой, рыболовством, собирательством, а в некоторых [17] случаях и земледелием. У них не было частной собственности. Весь продукт шел общине и делился между ее членами соответственно их нуждам. Все люди были равны. Не было ни бедных, ни богатых, ни правителей, ни управляемых.

Таким образом, у А. Фергюсона мы сталкиваемся не просто с идеей первобытного коммунизма, которая присутствовала уже в «Опытах» (1580) Мишеля Монтеня (1533-1592), «О праве войны и мира» (1625) Гуго Гроция (Хейга де Гроота) (1583-1645) и «Кодексе природы» (1755) Морелли, а с достаточно разработанной его концепцией. Варварское состояние А. Фергюсон связывает, прежде всего, со скотоводством. Но он не настаивает на том, что все варвары были кочевниками-скотоводами. В Западной Европе, например, они были земледельцами. С переходом от дикого состояния к варварскому зародились частная собственность, различного рода отношения зависимости, деление на ранги, власть одних людей над другими. Когда же возникло широкое разделение труда, появились общественные классы и государство, на смену варварскому состоянию пришло цивилизованное.

Утверждение представлений о дикости, варварстве и цивилизации как трех этапах развития человеческого общества было одновременно возникновением определенной классификации социоисторических организмов. Все они были подразделены на дикарские, варварские и цивилизованные. Это была первая достаточно четкая типология социоисторических организмов, а тем самым и их систем, причем типология стадиальная. В результате теоретической разработки, предпринятой прежде всего А. Фергюсоном, трехчленная периодизация истории человечества превратилась в более или менее стройную концепцию мировой истории. Суть этой концепции заключалась в том, что история человечества понималась как один единый процесс поступательного развития, в ходе которого одни стадии эволюции человеческого общества в целом сменялись другими, более высокими. Согласно этой концепции, в истории человечества происходила смена всемирных эпох, в основе которой лежала смена стадий развития человеческого [18] общества в целом. Она с полным правом может быть названа унитарно-стадиальной концепцией всемирной истории.

Другая периодизация — выделение в истории человечества периодов, отличающихся друг от друга способами обеспечения существования человека. Вначале были выделены охотничье-собирательская, скотоводческая, или пастушеская, и земледельческая стадии. Вскоре к ним добавилась в качестве высшей торговая (коммерческая), или торгово-промышленная, стадия. Тем самым возникла и определенная стадиальная типология социально-исторических организмов. Таким образом, данная периодизация истории человечества стала одновременно и определенной, причем тоже унитарно-стадиальной, концепцией всемирной истории.

Впервые в достаточно четкой форме эта концепция была изложена в работе французского экономиста Анн Робера Жака Тюрго (1727-1781) «Рассуждения о всеобщей истории» (ок. 1750) и в лекциях, которые читал в начале 50-х годов XVIII в. в университете Глазго выдающийся британский экономист Адам Смит (1723-1790). Впоследствии А. Смит изложил свои взгляды в труде «Исследование, о природе и причинах богатства наций» (1776).

Из двух рассмотренных выше периодизаций историков (в отличие от экономистов и философов) все же больше привлекало деление человеческой истории на стадии дикости, варварства и цивилизации. Но эта периодизация была для них явно недостаточной. Ведь историки вплоть до середины XIX в. занимались исследованием исключительно лишь писаной истории, т.е. историей только цивилизованных обществ. Историческая наука настоятельно нуждалась в периодизации писаной истории человечества.

И такая периодизация начала возникать, причем довольно рано — еще в эпоху Возрождения. Начало свое она берет в трудах выдающихся итальянских историков Леонардо Бруни (1370/74-1444), Флавио Бьондо (1392-1463) и Никколо ди Бернардо Макьявелли (1469-1527). Она состояла в подразделении писаной, цивилизованной всемирной истории на античную, средневековую и новую. [19]

Эта периодизация складывалась постепенно и впервые нашла свое совершенно четкое выражение в трудах немецкого историка Кристофа Келлера (1637-1707), именовавшего себя на латинский лад Христофором Целлариусом (Целларием). В 1675 г. он опубликовал работу, носившую название «Ядро истории средней между античной и новой» (Nucleus historiae inter antiquam et novam mediae). За этим последовала его «Трехчастная история» (Historia tripartita). Первая книга вышла в 1685 г. и называлась «Античная история» (Historia antiqua). В ней изложение доводилось до правления императора Константина Великого. Вторая книга, увидевшая свет в 1688 г., носила название «История Средних веков от времени Константина Великого до взятия турками Константинополя» (Historia medii aevi a temporibus Constantini Magni ad Constantinopolim a Turcis captam deducta). В 1696 г. появилась третья и последняя книга — «Новая история» (Historia nova).

Конечно, историки с самого начала знали, что до Греции и Рима на Востоке существовали государства — Египет, Ассирия, Персия и ряд других. Некоторые мыслители, в частности Жан Боден и Луи Леруа (1510-1577), еще в XVI-XVII вв. создавали схемы, в которых Древний Восток и античность выступали как качественно отличные стадии исторического развития. Но такие представления не получили широкого признания. Древний Восток рассматривался как некое преддверие, начальный этап античности.

С самого начала в делении истории на античность, Средневековье и Новое время в неявной форме присутствовала известная классификация социоисторических организмов. В качестве типов в ней выступали античные и средневековые социоисторические организмы, а также общества Нового времени. Однако эта типология была на первых порах крайне неопределенной. Да и стадиальной назвать ее было трудно. Ведь первоначально античная, средневековая и новая эпохи не понимались как связанные с разными стадиями поступательного развития человеческого общества. Унитарно-стадиальной концепцией истории человечества после его перехода к цивилизации она [20] первоначально не была.

Однако постепенно по мере накопления и осмысления материала, как современного этапа истории человечества, так и его прошлой истории на основе рассмотренной выше трехчленной (античность — Средние века — Новое время), периодизации истории цивилизованного общества шел процесс формирования подлинной унитарно-стадиальной концепции человеческой истории.

Первоначально историки мало что могли сказать о существенных признаках, отличающих античные, средневековые и современные им социоисторические организмы. Но постепенно по мере накопления фактических данных и их осмысления крайне неопределенная вначале классификация начала обретать черты подлинной типологии, причем типологии стадиальной.

Публикация античных источников и работы исследователей обществ Древней Греции и Древнего Рима дали основание для вывода, что античный мир базировался на рабстве. Для характеристики средневекового общества все чаще начали использоваться термины «феодальное право», «феодальные порядки», «феодальный строй», «феодальное общество», а к концу XVIII в. появился и термин «феодализм». Принято связывать начало изучения феодального строя с работой Шарля Монтескье (1689-1755) «О духе законов» (1748). Однако в действительности вопрос о происхождении феодов (de origine feodorum), феодальных институтов и феодального права был поставлен еще гуманистами, в частности Франческо Петраркой (1304-1374), и был объектом дискуссий историков и юристов в XVI в. Одни считали, что корни этих институтов уходят в античность, другие выводили их из порядков галлов или германцев, третьи склонялись к признанию их результатом германо-романского или, шире, варварско-романского синтеза 4.

Если первоначально под «феодальным порядком» понималась в основном лишь столь характерная для начальных этапов позднего Средневековья иерархическая [21] система, связывавшая сюзеренов и вассалов, то в последующем все больше внимания стало уделяться отношениям между господствующим классом и крестьянством, прежде всего крепостничеству. В этом отношении большую роль сыграла работа британского историка Уильяма Робертсона (1771-1793) «История царствования императора Карла V» (1769). Средневековое общество все в большей степени стало рассматриваться как основанное на крепостничестве.

При попытке понять сущность социоисторических организмов Нового времени все чаще стали обращаться к понятиям, разработанным сторонниками той периодизации истории человечества, в основу которой была положена смена «способов жизнеобеспечения», прежде всего к понятию торгово-промышленного общества. Как наука об этом, и первоначально только об этом обществе, возникла политическая экономия. Понятие «капитал», появившееся впервые в XII-XIII вв. в связи с бурным развитием в Западной Европе товарно-денежных отношений, получило к XVIII в. статус научной категории. К нему добавились понятия товара, стоимости, земельной ренты, заработной платы. В XVII в. возникло, а в XVIII в. получило права гражданства и слово «капиталист». В результате общество Нового времени в конечном счете получило название капиталистического.

В определенной степени многие из этих достижений исторической, экономической и философской науки того времени нашли свое концентрированное выражение в философско-исторической концепции, созданной выдающимся французским мыслителем Клодом Анри де Ревруа, графом де Сен-Симоном (1760-1825).

А. Сен-Симон не сомневался в существовании первобытной эпохи в истории человечества, но на ней специально не задерживался. Почти совсем не было учтено им все то, что связано с историей Востока вообще, Древнего Востока в частности. В его концепции присутствуют лишь античная, средневековая и новая эпохи мировой истории. Но здесь им сказано новое слово. Каждую из этих эпох он совершенно четко связал с определенной общественной [22] системой, определенной организацией общества.

С античной эпохой он связывает общественную систему, основанную на рабстве, причем, в отличие от многих мыслителей XVIII в., он считает появление рабства огромным прогрессом в развитии человечества. Для средневековой эпохи была характерна феодально-богословская, или просто феодальная, система, базирующаяся на крепостничестве. Ее возникновение было новым большим шагом вперед в человеческой истории. Эпохе Нового времени соответствует индустриальная (промышленная) система.

Каждая новая общественная система является более прогрессивной, чем предшествующая. Возникновение каждой из них означает подъем человечества на новую, более высокую ступень развития. Именно переход от одной такой общественной системы к другой лежит в основе смены эпох мировой истории.

Каждую из двух первых выделенных им стадий всемирно-исторического развития А. Сен-Симон связывает с определенной формой эксплуатации человека человеком: античную — с рабством, феодальную — с крепостничеством. Но хотя ему было прекрасно известно, что для индустриальной системы характерным был наемный труд, он это оставляет в тени.

Данная непоследовательность была преодолена в трудах его учеников и почитателей. В книге «Изложение учения Сен-Симона. 1828-1829», представляющей собой запись лекций Сен-Амана Базара (1791-1832), которые были прочитаны по поручению сенсимонистской школы, история цивилизованного человечества предстает, прежде всего, как последовательная смена форм эксплуатации человека человеком. Первая из них — рабство, следующая — более мягкая — крепостничество, а последняя — еще более ослабленная — наемный труд. Следующий шаг в истории человечества должен состоять в полном уничтожении всякой эксплуатации и возникновении общества, в котором ее не будет совсем.

Таким образом, результатом развития философско-исторической, исторической и вообще обществоведческой [23] мысли XVI-XVIII вв. было утверждение к началу XIX в. в исторической — и не только исторической науке — унитарно-стадиального понимания развития человечества. Были достаточно отчетливо выделены три стадиальных типа цивилизованного общества: рабовладельческое (античное), феодальное (средневековое) и капиталистическое (современное).

III. Проблема общественного строя стран Востока

О социальных порядках обществ Древнего Востока в то время практически ничего не было известно. До начала XVII в. мало что знали европейцы и об общественном строе современных стран Востока. Но затем положение начало меняться. Стали накапливаться материалы, которые свидетельствовали том, что эти общества, будучи несомненно цивилизованными, не могут быть отнесены ни к одному из выявленных наукой типов цивилизованного общества, не являются ни рабовладельческими, ни феодальными, ни тем более капиталистическими.

Первый шаг в этом направлении был, по-видимому, сделан Томасом Ро, бывшим в 1615-1619 гг. послом Англии при дворе Великого Могола Джахангира (отца Шах-Джахана). В своих заметках он писал, что в Индии нет частной собственности на землю, ибо всей землей владеет король. «Он наследует каждому подданному после его смерти» 5. Но хотя индийский историк С. Н. Мухерджи считает Т. Ро основоположником «теории восточного деспотизма» 6, с этим вряд ли можно согласиться. Высказывания английского дипломата оставались долгое время незамеченными.

Широкую известность особенности социально-экономического строя стран Востока получили только после появления книги Ф. Бернье «История последней революции в [24] государствах Великого Могола» (1670-1671). Именно в ней, прежде всего в записке Ж. Кольберу, впервые было достаточно убедительно показано качественное отличие отношений собственности и вообще всех общественных порядков стран Востока (Индии, Персии, Турции) от социального строя государств Западной Европы, причем как от того, что существовал там в Средние века, т.е. феодального, так и от того, который шел ему на смену — капиталистического. Главную особенность стран Востока Ф. Бернье видел в том, что там вся земля была собственностью государства, точнее, правителя государства. Это он истолковывал как отсутствие частной собственности на землю.

«...Обратите внимание на то, — писал он в записке Ж. Кольберу, — что Великий Могол является наследником всех эмиров, или вельмож, и мансабдаров, или маленьких эмиров, которые состоят у него на жалованье, а также на то, что все земли государства, — а это имеет важнейшие последствия, — составляют его собственность, за исключением кое-каких домов или садов, которые он позволяет своим подданным продавать, делить или покупать друг у друга по их усмотрению...» 7 «Все земли империи, — пояснял он в другом месте, — составляют собственность государя и раздаются как бенефиции, носящие название джагир (в Турции их называют тимар), воинам армии вместо жалованья или пенсии, смотря по тому, что имеет в виду слово джагир, которое означает место, которое можно взять, или место с пенсией» 8. И такие порядки существуют не только в Индии. «Эти три государства — Турция, Персия и Индостан, — заключает Ф. Бернье, — уничтожив понятия "мое" и "твое" по отношению к земельным владениям, что является основой всего, что есть в мире ценного и прекрасного, поневоле очень похожи друг на друга и имеют один и тот же недостаток: рано или поздно их неизбежно постигнут те же бедствия, та же тирания, то же разорение, то же [25] опустошение» 9.

В последующем к таким же взглядам на общественный строй Индии уже в следующем веке пришли многие английские исследователи этой страны, значительная часть которой оказалась к тому времени под властью Великобритании. Прежде всего следует назвать книги лейтенанта-полковника на службе Ост-Индской компании Александра Доу «История Индостана» ( Т. 1-2. 1768; 1770; Т. 3. 1772) и Джеймса Гранта «Исследование природы земиндарского землевладения, в земельной собственности Бенгалии» (1790). Подобного рода воззрения развивались в обобщающих работах Чарлза Паттона «Влияние собственности на общество и государство» (1797) и его брата Роберта Паттона «Принципы азиатских монархий, политически и экономически исследованные и противопоставленные тем, что действовали в монархиях Европы...» (1801).

Особенно интересна работа Р. Паттона, который до своей отставки вначале служил офицером в армии Ост-Индской компании, а затем был губернатором острова Святая Елена. «Все, что мы знаем, — писал он, — это то, что на всем пространстве земель, называемом Азией, включая сюда также часть Африки, — простирающемся от Средиземного, Черного и Каспийского морей на севере и до Индийского океана на юге; от Африки на западе и до отдаленнейших границ Китая на востоке, — здесь всюду преобладает монархическое правление; и всякий раз, как устанавливалось земледелие, собственность на землю принадлежала правителю, и земельная рента составляла главный его доход, исключая, таким образом, возможность существования крупных землевладельцев; вследствие этого во всех этих правительствах на власть государя не накладывалось никаких ограничений или стеснений, что постоянно и неизменно увековечивало ее произвольный и абсолютный [26] характер» 10. Но в одном важном отношении Р. Паттон пошел дальше Ф. Бернье. Кроме собственности на землю монарха, которую он называет абсолютной (absolute property), он отмечает существование на Востоке еще и другого вида собственности на ту же самую землю, которую он называет владельческой (possessory property). «Здесь, — пишет автор, — я высказываюсь за двоякое существование земельной собственности в Индостане, которое я различаю и по терминам: абсолютная собственность (absolute property), дающая право на ренту и существующая у государя, который может ее передавать или предназначать кому-либо, и владельческая собственность (possessory property), связанная с обязанностью платить ренту, наличествующая у земледельца (ryot, или лица, занимающего землю) под условием обработки земли и доставления ренты или дохода государству или его заместителю; которая, будучи фактически фундаментально наследственной, а также передаваемой, по существу представляет собой подлинную собственность, но при этом всегда подчиненную и зависящую от человека, который является абсолютным собственником того же самого объекта» 11.

У взгляда, отстаиваемого Ф. Бернье и другими упомянутыми выше авторами, нашлись противники. С резкой его критикой выступил, например, Вольтер (настоящее имя и фамилия — Франсуа Мари Аруэ) (1694-1778), который был автором немалого числа исторических работ, в сочинении «Фрагменты истории Индии, о генерале Лалли и многих других...» В своем другом труде — «Опыте о нравах и духе народов» (1756; 1769), в котором была нарисована картина всемирной истории, он утверждал, что в Оттоманской империи, Персии, Индии, Монголии, а также в Перу и России существовали феодальные порядки. [27]

Те исследователи XVII-XVIII вв., которые рассматривали восточные общества как особый социальный тип, отличный от рабовладельческого, феодального и капиталистического общества, в большинстве своем не характеризовали его как стадиальный. Они писали в основном о современном им Востоке. Исключение составляла названная выше работа Р. Паттона, в которой к числу обществ с государственной собственностью на землю отнесены не только все современные государства Востока, но и древняя Персия и Древний Египет.

Положение изменилось в XIX в., в котором мир Древнего Востока впервые предстал перед европейцами во всем своем величии. С этого времени исследователи все чаще стали выделять историю Древнего Востока в качестве особой самостоятельной эпохи, отличной от классической античности. Во второй половине XIX в. деление цивилизованной истории человечества на четыре мировых эпохи: древневосточную, античную, средневековую и новую — в основном утвердилось в исторической науке.

Начало этому положили не историки, а философы. Великий немецкий мыслитель Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770-1831) в своих «Лекциях по философии истории» попытался дать законченную картину всемирной истории. Она предстает в его труде как единый закономерный процесс движения от низших форм к высшим, более совершенным. В основе его, по Гегелю, лежит развитие абсолютного духа. Конкретизируя это понятие, Г. Гегель говорит о народном духе, который воплощает в себе единство законов, государственных учреждений, религии, философии, искусства у того или иного конкретного народа.

Прогресс во всемирной истории каждый раз осуществляется одним определенным народом, дух которого является на данном этапе носителем мирового духа. Другие народы к этому времени либо исчерпали себя, либо еще не дошли до необходимой ступени развития. Имеются и такие народы, дух которых никогда не был и не станет воплощением мирового духа. Это — неисторические народы.

Подъем человечества как целого на новую, более [28] высокую ступень развития предполагает смену народа — носителя абсолютного духа. Мировой дух, развиваясь, перемещается. Движение всемирной истории происходит не только во времени, но и в пространстве. «Всемирная история, — говорит Г. Гегель, — направляется с Востока на Запад, так как Европа есть безусловный конец всемирной истории, а Азия ее начало» 12. Именно поэтому последовательно сменяющиеся стадии в истории человечества выступают у него не столько как временные эпохи, сколько как «миры», которые имеют либо территориальное обозначение («восточный мир»), либо называются по имени народа — носителя мирового духа («греческий мир», «римский мир», «германский мир»).

Критерием поступательного развития является степень осознания свободы. «Всемирная история, — провозглашал Г. Гегель, — есть прогресс в сознании свободы, который мы должны познать в его необходимости» 13. Всемирную историю Г. Гегель начинал с возникновения государства. Первобытное состояние человечества, «распространение языка и формирование племен лежат за пределами истории» 14. Впервые государство возникло на Востоке. Поэтому началом истории является «восточный мир». Тремя его основными отделениями являются истории Китая, Индии и Персии.

Важную особенность восточного мира Г. Гегель видел в наличии там государственной собственности на землю. С этим он связывал царивший там деспотизм. В «восточном мире» люди еще не осознали, что свобода составляет их сущность. Поэтому все они здесь — рабы, исключая верховного правителя — деспота. Но его свобода есть произвол.

С Востока мировой дух переместился в «греческий мир», а затем в «римский мир». Но хотя каждому из этих двух миров посвящен отдельный раздел, Г. Гегель иногда [29] говорит не о «греческом мире» и «римском мире», а о «греческом и римском мире» (не мирах!). В этих двух крайне близких друг к другу мирах часть людей осознала, что свобода представляет их сущность. Они стали свободными в отличие от тех, которые этого не осознали и потому остались рабами.

Под «германским миром» Г. Гегель понимает не только Германию, но также все те области Европы, которые входили в состав Западной Римской империи и были в эпоху Великого переселения народов завоеваны германцами: Испанию, Португалию, Францию, Италию, Британию. Германские народы, приняв христианство, осознали, что человек свободен как таковой. Но для того, чтобы этот принцип был воплощен в жизнь, нужно было время.

Г. Гегель не отказывается от выделения периодов Средних веков и Нового времени. Но ту эпоху, которую в исторической науке принято именовать Средневековьем, он подразделяет на два периода: один — от Великого переселения народов до падения империи Каролингов, другой — от крушения этой державы до начала Реформации. Название «Средние века» он употребляет только по отношению ко второму. С Реформации, по Гегелю, начинается новая история. В результате в истории «германского мира» он выделяет три отдела: элементы христианско-германского мира, Средние века и Новое время.

Разработанная Г. Гегелем глобально-стадиальная концепция истории была усвоена целым рядом французских философов и историков: Виктором Кузеном (1792-1867), Жюлем Мишле (1798-1874) и Пьером Симоном Балланшем (1776-1847). В работе последнего «Опыты социальной полигенезии» (1827) важной категорией является впервые введенное им еще в труде «Старик и юноша» (1820) понятие отдельной, конкретной цивилизации. Эти локальные цивилизации выступают у него как стадии некоего идеального, общего для всех народов исторического развития. Смена цивилизаций происходит болезненно. Отжившие цивилизации погибают. Но из огня социальных катастроф, из пепла старых форм человечество, как птица [30] Феникс, возрождается к новой жизни. Впрочем, старые цивилизации не обязательно гибнут. Одни народы идут дальше, другие остаются на ранних стадиях. Цивилизации, уже пройденные европейскими народами, все еще сохраняются в Азии.

Но философы и историки ограничивались самыми общими положениями об общественном строе стран Востока. Более конкретно подошли к этому некоторые из экономистов. Политическая экономия возникла как наука о капиталистических социально-экономических отношениях. Исследованиями иных социально-экономических отношений подавляющее большинство экономистов никогда не занималось, а многие из них и до наших дней отрицают существование таковых или, по меньшей мере, объявляют капиталистические отношения естественными, а все прочие — неестественными.

Одним из редчайших исключений был замечательный английский экономист Ричард Джонс (1790-1853). Он первым по-настоящему занялся изучением докапиталистических антагонистических экономических систем. Ему принадлежит несколько работ, из которых прежде всего следует отметить «Опыт о распределении богатства и об источниках налогов» (1831), «Вводная лекция по политической экономии» (1833), «Лекции о труде и капитале» (ок. 1833), «Политическая экономия народов» (1852).

Р. Джонс исходит из того, что политическая экономия есть наука, изучающая законы производства и распределения общественного богатства. Установив, что в разные эпохи и в разных странах общественное богатство (т.е. общественный продукт) создается и распределяется по-разному, он вводит понятие об особых, специфических формах производства и распределения общественного богатства. Для обозначения этих особых форм общественного производства Р. Джонс использует словосочетания «способ производства и распределения», «способ распределения» и «способ производства».

Способ производства и распределения, понимаемый как система экономических отношений, образует [31] экономический строй, экономическую структуру, экономическую организацию, скелет общества, который определяет все прочие существующие в нем социальные отношения и различные проявления его духовной жизни. Поэтому существуют различные формы общества.

У Р. Джонса много говорится о развитии производства. Способы производства и распределения выступают у него как ступени экономического развития. В историческом развитии человечества происходит смена способов производства и распределения богатства. Он говорит также о стадиях развития производительных сил. Но сколько-нибудь четкое представление об отношениях между системой экономических связей и производительными силами общества у него отсутствует. Он лишь в самом общем виде говорит о влиянии способов распределения общественного богатства на производительные силы, а также на политический и моральный характер народов. Ничего определенного не может он сказать об источниках развития производства.

Но для него несомненно, что развитие производства и преобразования в экономической структуре общества приводят к изменениям во всем обществе. То, что экономическая структура общества определяет все его основные особенности, у Р. Джонса не вызывает никакого сомнения. Отсюда он делает очень важный вывод: «Только точное познание этой структуры может дать нам ключ к пониманию минувших судеб различных народов мира, вскрывая их экономическую анатомию и показывая таким образом наиболее глубокие источники их силы, элементы их учреждений и причины их обычаев и характера... Нет ни одного периода древней или новой истории, на который обстоятельное знание различий и изменений в экономической структуре наций не проливало бы ясного и постоянного света. Именно такого рода знание должно научить нас понимать тайные чудеса Древнего Египта, могущество его монархов, великолепие его памятников; военную силу, с которой Греция отбивала легко возобновляемые мириады войск великого царя; юную мощь и длительную слабость Рима; преходящую силу феодальных государств; более постоянную [32] мощь современных наций Европы...» 15

В своих работах он главное внимание уделяет обществам, в которых господствовало земледелие. По существу им было введено понятие аграрного общества, отличного от промышленного, индустриального. Хотя он признает существование первобытного общества, но оно находится за пределами его исследования. Согласно его точке зрения, там, где люди занимаются земледелием, земля всегда находится в собственности немногих и, соответственно, там уже существует земельная рента.

В центре его внимания — земельная рента, которую он называет просто рентой. Люди, составляющие любое земледельческое общество, прежде всего подразделяются на тех, кто платит ренту, и тех, кто получает ее. Ренту получают владельцы земли от людей, которые обрабатывают принадлежащую им землю. Система отношений между владельцами земли и теми, кто на ней работает, — главные связи внутри земледельческого общества.

Таким образом, и здесь перед нами предстает система экономических отношений, причем столь же естественная, как и капиталистическая, но только качественно иная. И здесь в основе отношений по распределению общественного продукта лежат не произвол, не насилие, а отношения по распределению средств производства, но только в данном случае прежде всего земли. Эта система также с неизбежностью порождает общественные классы, но иные, чем при капитализме. Рентные отношения образуют скелет земледельческого общества и определяют его социальные, политические и моральные черты. Поэтому изучение ренты дает ключ к пониманию такого общества. Ренту, которую платят люди, обрабатывающие землю, ее владельцам, Р. Джонс называет первичной, или крестьянской. Существуют разные формы крестьянской ренты, которые Р. Джонс подвергает исследованию.

Самая древняя форма ренты с незапамятных времен [33] существовала и продолжает существовать в Азии. Ее Р. Джонс именует рентой райятов. Единственным собственником земли является монарх. Поэтому все земледельцы страны обязаны платить ему ренту. Полученные доходы монарх использует на содержание своего двора, чиновничьего аппарата и армии. Люди, занимающиеся ремеслом, обслуживают монарха и его двор. Как следствие, никакой социальной силой они не являются. Когда монарх переносит столицу, все ремесленники и торговцы переселяются вслед за ним, и старый город исчезает. Так как не существует никакой общественной силы, которая могла бы ограничить власть монарха, в подобном государстве господствует деспотизм.

Для такого общества характерно стремление к непрерывному росту земельной ренты. Рост ренты при неизменном характере производства ведет к разрушению производительной способности райятов. Это, в конце концов, приводит государство к краху. На месте могущественной империи остаются руины.

Таким образом, Р. Джонс впервые дал экономический анализ того способа производства, который в последующее время получил название азиатского способа производства. В Европе в прошлом, по его мнению, также преобладали такие же порядки, а затем они приняли смягченные формы и, наконец, исчезли.

В земледельческом обществе более позднего типа существует класс крупных землевладельцев. Они сами ведут хозяйство при помощи чужих рабочих рук. Чтобы избавиться от забот по прокормлению работников, хозяева земли выделяют им участки, чтобы те могли сами содержать себя. А за это землевладельцы требуют от них работы на остальной земле. Это — рента трудом, или барщина. При такой форме ренты крестьянин находится в личной зависимости от землевладельца. Земельная аристократия, имея собственный источник дохода, не зависящий от воли монарха, ограничивает власть последнего. Р. Джонс неоднократно употребляет слово «феодализм», но понимает под ним систему иерархических отношений внутри класса [34] землевладельцев. Поэтому, с его точки зрения, феодализм существовал только в Западной Европе и лишь в Средние века.

Неэффективность барщинного хозяйства делает неизбежным замену его издольной арендой. При такой форме землевладелец предоставляет работнику землю и снабжает его капиталом. Крестьянин-арендатор самостоятельно ведет хозяйство и платит землевладельцу ренту продуктами. Он является лично свободным человеком.

В стройную картину эволюции форм земельной ренты диссонансом врываются античная Греция и Рим. Там земля вначале обрабатывалась рабами, а затем им на смену пришли издольные арендаторы. И это произошло задолго до того, как во Франции и Англии вначале утвердилась рента трудом, а затем сменилась издольщиной.

В земледельческом обществе с издольной арендой проявляются ремесленники и мастеровые. Некоторые из них, разбогатев, начинают нанимать работников. Так возникает класс капиталистов, отличный от классов наемных рабочих, землевладельцев и земледельцев. Этот класс иногда появляется и в сельском хозяйстве и берет в свои руки земледелие. Таких капиталистов обычно называют фермерами. Ренту, которую они платят земледельцам, можно назвать вторичной, или фермерской.

В целом же при капитализме центр тяжести перемещается с земледелия на промышленность. Основная масса населения капиталистического общества не занимается земледельческим трудом. Капитал выступает как мощный двигатель производительных сил. Рост капитализма приводит к появлению и широкому использованию машин. Но и капитализм является преходящей формой общественного производства и общественного устройства. На смену ему рано или поздно придет новый строй, при котором рабочие станут собственниками средств производства.

Важно отметить, что в трудах Р. Джонса общество, основанное на ренте райятов, является стадиальным типом общества, причем самым древним из цивилизованных обществ. У Р. Джонса нет сомнений, что общество такого типа [35] характерно не только для современных восточных стран, оно существовало и на Древнем Востоке.

Р. Джонсом был сделан большой шаг вперед в понимании развития общества. Он увидел и источник общественных идей, и основу общества в системе социально-экономических отношений. Однако дать ответ на вопрос, чем определятся характер социально-экономических отношений, а тем самым и на вопросы, почему в одну эпоху существуют одни социально-экономические отношения, а в другую — качественно иные, и почему одна социально-экономическая система сменяется в истории человечества другой, он оказался не в состоянии. Эту задачу решили только К. Маркс и Ф. Энгельс.

IV. К. Маркс и Ф. Энгельс и проблема «азиатского» способа производства

Следующим шагом в развитии унитарно-стадиального понимания истории было появление марксистской материалистической концепции истории. Она была создана Карлом Генрихом Марксом (1818-1883) и Фридрихом Энгельсом (1820-1895). Согласно этой теории истории фундаментом, базисом любого конкретного общества, т.е. социоисторического организма, является определенная система социально-экономических (производственных) отношений. Существует несколько типов социально-экономических отношений и, соответственно, несколько качественно отличных друг от друга их систем, или общественно-экономических укладов (рабовладельческий, феодальный и т.п.). Каждая такая система социально-экономических отношений является общественной формой, в которой происходит процесс производства. Производство, взятое в определенной общественной форме, есть не что иное, как определенный способ производства (рабовладельческий, феодальный и т. п.).

Естественным поэтому для марксизма является положить в основу классификации социоисторических организмов господствующие в них общественно-экономические [36] уклады или, что в данном отношении то же самое, способы производства. Социоисторические организмы, в которых господствует один и тот же общественно-экономический уклад, относятся к одному и тому же типу. Социоисторические организмы, в которых доминируют разные способы производства, относятся к разным типам.

Типы социоисторических организмов, выделенные по такому признаку, получили название общественно-экономических формаций. Последних существует столько, сколько существует основных способов производства. Общественно-экономические формации не просто типы общества. Они суть такие типы общества, которые одновременно представляют собой стадии развития человеческого общества. Всемирная история с такой точки зрения есть прежде всего процесс развития и смены общественно-экономических формаций.

Теория развития и смены общественно-экономических формаций возникла как своеобразная квинтэссенция достижений всех общественных наук своего времени, прежде всего историологии и политической экономии. В основе созданной основоположниками марксизма схемы развития и смены общественно-экономических формаций лежала утвердившаяся к тому времени в исторической науке периодизация писаной всемирной истории, в которой в качестве мировых эпох выступали древневосточная, античная, средневековая и новая.

К тому времени, когда жили и творили основоположники марксизма, стало ясным, что эпоха Нового времени есть период становления и утверждения капиталистического общества. Ранее же капитализма не существовало. Для эпохи Средних веков были характерны социоисторические организмы качественно иного типа — феодальные, основанные на ином — не на капиталистическом, а на феодальном способе производства. Но феодальный способ производства появился во всяком случае не раньше VI-VII вв. В античном мире его не было. Античные социоисторические организмы базировались на рабовладельческом способе производства. Но и они существовали не всегда. Об [37] античном обществе можно говорить, лишь начиная с VIII в. до н.э.

Ему предшествовала более чем двухтысячелетняя история стран Древнего Востока. К. Марксу во многом был неясен характер социально-экономических отношений, господствовавших в древневосточных социоисторических организмах. Но их однотипность и в то же время качественное отличие не только от буржуазных и феодальных, но и от античных, рабовладельческих не вызывала у него сомнения. Поэтому им был сделан вывод, что на Древнем Востоке существовал особый антагонистический способ производства, который он назвал «азиатским». «Азиатскую» общественно-экономическую формацию он рассматривал как первую историческую форму классового общества.

Классовому обществу, как свидетельствовали факты, положенные в основу представлений о дикости как первой стадии развития человечества, предшествовало общество первобытно-коммунистическое. Так в трудах К. Маркса схема развития цивилизованного общества была впервые дополнена первобытностью и тем самым превращена в схему эволюции всего человеческого общества в целом. В ней в качестве стадии поступательного развития человечества выступали первобытно-коммунистическая, азиатская, античная (рабовладельческая), феодальная и капиталистическая общественно-экономические формации. Капитализм К. Маркс рассматривал как последнюю антагонистическую общественно-экономическую формацию, за которой должна последовать новая, коммунистическая.

Эту созданную К. Марксом схему смены общественно-экономических формаций в основном принимало большинство сторонников марксизма. Единственным спорным моментом в ней был азиатский способ производства и, соответственно, азиатская общественно-экономическая формация. Идеологическим руководством всех «социалистических» стран, а тем самым и их официальной общественной наукой, эти понятия категорически отвергались. Некоторые представители официальной этой науки даже пытались [38] утверждать, что у К. Маркса и Ф. Энгельса не существовало понятия особого «азиатского» способа производства, отличного от рабовладельческого, феодального и капиталистического. По мнению одних, под «азиатским» способом производства классики марксизма в действительности понимали специфически восточный вариант рабовладения, по мнению других — восточный вариант феодализма 16.

Нет смысла заниматься опровержением подобного рода взглядов. Это было в свое время сделано советским китаеведом Владимиром Николаевичем Никифоровым (1920-1990) в книге «Восток и всемирная история» (М., 1975; 2-е изд. 1977). Будучи в то время убежденным противником концепции «азиатского» способа производства, он в то же время честно признавал, что К. Маркс и Ф. Энгельс были ее и создателями, и приверженцами. Правда, по его мнению, позднее оба они отказались от этой концепции, признав древневосточное общество рабовладельческим.

Выдвигая понятие «азиатского» способа производства, К. Маркс и Ф. Энгельс опирались на указанные выше и иные работы исследователей XVII-XIX вв., прежде всего на книгу Ф. Бернье. К. Маркс тщательно ее изучил: им было сделано двадцать больших выписок, причем настолько полных, что все они вместе взятые составляют подробный ее конспект 17.

«По вопросу об образовании восточных городов нет ничего более блестящего, наглядного и яркого, чем книга [39] старого Франсуа Бернье (он девять лет был врачом у Аурангзеба): «Путешествия, содержащие описание государства Великого Могола и т.д.», — читаем мы в его письме Ф. Энгельсу, написанном 2 июня 1853 г. — Он также хорошо описывает состояние военного дела, организацию снабжения продовольствием громадных армий и т.д. Бернье совершенно правильно видит, что в основе всех явлений на Востоке (он имеет в виду Турцию, Персию, Индостан) лежит отсутствие частной собственности на землю. Вот настоящий ключ к восточному небу» 18.

«Отсутствие частной собственности на землю, — откликается 6 июня 1853 г. Ф. Энгельс, — действительно является ключом к пониманию всего Востока. В этом основа всей его политической и религиозной истории. Но почему восточные народы не пришли к частной собственности на землю, даже феодальной? Мне кажется, все это объясняется главным образом климатом и характером почвы: в особенности же великой полосой пустынь, которая тянется от Сахары через Аравию, Персию, Индию и Татарию вплоть до самой возвышенной части азиатского плоскогорья. Первое условие земледелия здесь — это искусственное орошение, оно является делом либо общин, либо провинций, либо центрального правительства. Правительства на Востоке всегда имели только три ведомства: финансов (ограбления своей страны), войны (ограбления своей страны и чужих стран) и общественных работ (забота о воспроизводстве)... Отрывки из старого Бернье действительно прекрасны. Как приятно снова прочесть что-нибудь, написанное старым, трезвым, здравомыслящим французом, который всегда попадает в самую точку, не подавая и вида, что он это замечает» 19.

Кроме книги Ф. Бернье, К. Маркс изучил работы британского губернатора Явы Томаса Стамфорда Раффлса (1781-1826) «История Явы» (1817), английского [40] колониального чиновника в Индии Джорджа Кэмпбелла (1824-1892) «Современная Индия: Очерк системы гражданского управления, которой предпосланы некоторые данные о коренных жителях и их учреждениях» (1852) и Роберта Паттона «Принципы азиатских монархий, политически и экономически исследованные и противопоставленные тем, что действовали в монархиях Европы...» (1801), в которых излагался и обосновывался тот же самый взгляд на восточное общество. Две последние книги были К. Марксом тщательно законспектированы 20.

Позднее им были составлены также конспекты трудов Максима Максимовича Ковалевского (1851-1916) «Общинное землевладение, причины, ход и последствия его разложения» (Ч. 1. М., 1879) 21 и Джона Бадда Фира (1825-1905) «Арийская деревня в Индии и на Цейлоне» (1880) 22. Для понимания природы индийской общины К. Марксу первоначально больше всего дала работа лейтенанта-полковника Марка Уилкса (ок. 1760-1831) «Исторические очерки Южной Индии, с попыткой проследить историю Майсура» (1810), автор которой, кстати сказать, придерживался иных взглядов, чем Ф. Бернье и большинство названных выше исследователей: в противовес им он отстаивал положение о существовании в Индии частной собственности на землю.

К. Маркс и Ф. Энгельс не только в переписке, но и в своих работах неоднократно обращались к проблемам «азиатского» способа производства. Не разбирая всех их высказываний по этому вопросу, ибо это потребовало бы слишком много места, обращу внимание лишь на один момент. Как явствует из приведенных выше цитат, К. Маркс и Ф. Энгельс не просто знали работу Ф. Бернье, но были полностью согласны с его тезисом об отсутствии на Востоке [41] частной собственности на землю. И это ставило их перед необычайно сложным и трудным вопросом.

Ведь во всех своих работах, посвященных классовому обществу, они исходили из того, что основой эксплуатации человека является частная собственность на средства производства вообще, в странах с господством земледелия — частная собственность на основное средство производства — землю. Отсюда с неизбежностью следовало, что там, где не было частной собственности на средства производства, не могло быть ни эксплуатации человека человеком, ни общественных классов. Такое общество в принципе должно быть коммунистическим. Но несомненным фактом было существование на Востоке эксплуатации человека человеком и тем самым подразделение человеческого состава общества на эксплуататоров и эксплуатируемых.

Преодолеть это вопиющее противоречие К. Маркс и Ф. Энгельс так и не смогли, что широко использовалось их противниками. Ими делался вывод, что ликвидация частной собственности, к которой призывали К. Маркс и Ф. Энгельс, не приведет к социальному равенству, эксплуатация при этом не исчезнет, а просто обретет другую форму. Так, например, немецкий социолог Роберт Михельс (1876-1936), утверждал, что с приходом социал-демократов к власти произойдет не ликвидация классов, а лишь смена элиты. Средства производства окажутся в таком случае в руках государства. Но «управление громадным капиталом... передает администраторам такую же меру власти, как и владение собственным капиталом, частной собственностью» 23. Еще раньше сходные взгляды развивал Михаил Александрович Бакунин (1814-1876) в работе «Государственность и анархия» (1873) 24.

Исходя из определения коммунистического общества как общества без частной собственности, ряд историков и социологи давно уже именовали, если не все, то по крайней [42] мере некоторые общества восточного типа как социалистические или коммунистические. Такой эпитет чаще всего прилагался к империи инков 25. Очень часто характеризовалось как коммунистическое государство иезуитов в Парагвае 26. Кстати сказать, о перуанском коммунизме однажды мимоходом обмолвился и К. Маркс 27.

Вполне возможно, что осознание существования названного противоречия, вкупе с неспособностью преодолеть его, побудило Ф. Энгельса в его поздней работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства» (1884) ограничиться при рассмотрении вопроса о становлении частной собственности и государства картиной перехода от первобытного общества лишь к античному, рабовладельческому. О происхождении цивилизованных обществ Востока там не было сказано ни слова.

V. Две дискуссии о социально-экономическом строе стран Востока в советской исторической и философской науках

При рассмотрении истории проблемы «азиатского» способа производства в марксистской литературе ограничусь лишь советским временем. В первой половине 20-х годов распространенным среди советских ученых был взгляд на общества Древнего Востока как на феодальные. При этом если и возникал вопрос об «азиатском» способе производства, то последний трактовался как восточная разновидность феодализма. О феодализме на Древнем [43] Востоке, как о чем-то само собой разумеющемся, писали, например, известные марксистские теоретики Николай Иванович Бухарин (1888-1938) в книге «Теория исторического материализма. Популярный учебник марксистской социологии» (М., 1921 и др. изд.) и Август Тальгеймер (1884-1948) в работе «Введение в диалектический материализм» (М.; Л., 1928) 28. А это предполагало признание феодализма первой формой классового общества. И такого взгляда придерживались в то время многие советские ученые. «Феодализм, — писал, например, социолог и этнолог Павел Иванович Кушнер (Кнышев) (1889-1968), — это именно та общественная формация, которая возникает при разложении родового общества» 29. В такой схеме места рабовладельческой общественно-экономической формации не было.

В середине 20-х годов возродилась точка зрения, согласно которой общества Востока, включая древние, базировались на отличном от феодального и рабовладельческого особом способе производства — том самом, который классики марксизма именовали «азиатским». Вначале она была достаточно четко высказана в опубликованной 1 мая 1927 г. в газете «Правда» статье представителя компартии США в Коминтерне Джона Пеппера (настоящие имя и фамилия — Иозеф Поганы) «Европейско-американский империализм и китайская революция», а затем разработана в целом ряде трудов, среди которых особо выделяется книга Людвига Игнатьевича Мадьяра (настоящие имя и фамилия — Лайош Мильхофер) (1891-1940) «Экономика сельского хозяйства в Китае» (М.; Л., 1928).

Разгорелась дискуссия, ход которой довольно полно, хотя и очень тенденциозно (в духе официальной точки зрения) был освещен в уже упоминавшейся работе [44] В. Н. Никифорова «Восток и всемирная история» (М., 1975; 1977) и более объективно в 3-м томе (Ч. 2, вып. 3) коллективного труда зарубежных ученых «Истории марксизма» (рус. пер.: М., 1985) в разделе «Проблема социалистической революции в отсталых странах», написанном Джанни Софри.

Суть взгляда «азиатчиков» лучше всего была изложена в предисловии Л. И. Мадьяра к книге Михаила Давидовича Кокина (1907-1937) и Гайка Кегамовича Папаяна (1901-1937) «Цзин-тянь. Аграрный строй Древнего Китая» (Л., 1930). «Итак, основное классовое деление восточного общества, — писал он, — происходит между основными крестьянскими массами, объединенными в общинах, и между выделившимися бывшими слугами общины, конституировавшими себя как господствующий класс (Жрецы в Египте, литераты в Древнем Китае и т.д.). Форма государства — деспотия. Частная собственность на землю отсутствует. Верховным собственником земли и воды — этих основных условий производства — является государство. Основной экономической формой эксплуатации является налог, который совпадает с рентой. Господствующий класс эксплуатирует общины, взимая прибавочный продукт в форме налога-ренты. Экономическая форма высасывания прибавочного продукта в виде налога, который совпадает с рентой, несомненно, сближает этот способ эксплуатации с феодальным. Отсутствие феодальной собственности и класса феодалов все же создает принципиальное различие между восточным и феодальным обществом» 30.

Суть взглядов К. Маркса и Ф. Энгельса на восточное общество изложена здесь с предельной точностью. И более чем наглядно выступает здесь то противоречие, о котором уже шла речь, — общество без частной собственности, но с эксплуатацией человека человеком и общественными классами. Это дало основание для резкой критики и обвинения в отходе от материалистического понимания истории. При [45] этом критики делали вид, что они опровергают лишь взгляды Л. И. Мадьяра и других «азиатчиков», но ни в коем случае ни К. Маркса, ни Ф. Энгельса 31.

В процессе дальнейшего развития дискуссии к изложенным выше двум точкам зрения добавились еще две. Согласно одной из них, азиатская эпоха (или «восточное общество») «не знала своего особого способа эксплуатации, а как бы предвосхищала в самых примитивных и грубых формах два исторически последующих докапиталистических способа эксплуатации — в одних случаях рабство, в других — крепостничество (феодальную зависимость)» 32. Этот взгляд мимоходом высказал в одной из статей востоковед Евгений Сигизмундович Иолк (1900-1942). Он не встретил поддержки.

Согласно другой точке зрения, древневосточное общество было рабовладельческим. Последний взгляд в наиболее четкой форме был изложен известным востоковедом Василием Васильевичем Струве (1889-1965) в 1933 г. в докладе «Проблема зарождения, развития и разложения рабовладельческих обществ Древнего Востока». Вскоре после этого дискуссия была прекращена по указаниям сверху. Многие из ее участников были репрессированы, расстреляны или заключены в лагеря. Точка зрения на общество Древнего Востока как на рабовладельческое стала официально признанной и обязательной в советской исторической науке. После появления работы И. В. Сталина «О диалектическом и историческом материализме» (1938) выступление с критикой такого взгляда стало абсолютно невозможным.

Схема, согласно которой в истории человечества сменилось пять общественно-экономических формаций: первобытно-общинная, рабовладельческая, феодальная, капиталистическая и коммунистическая, безраздельно господствовал в советской и вообще марксистской общественной науке вплоть до XX съезда КПСС (1956). Первым в [46] послевоенные годы в СССР выступил с ее критикой автор настоящих строк в опубликованной в 1957 г. статье «К вопросу о первой форме классового общества». В ней отстаивался взгляд, что на Древнем Востоке существовала особая общественно-экономическая формация, отличная от рабовладельческой. В том же году в ГДР вышла из печати книга Элизабет Шарлотш Вельскопф «Производственные отношения на Древнем Востоке и в греко-римской античности» и несколько ее статей, в которых доказывалось, что древневосточное и античное общества относились к двум разным общественно-экономическим формациям.

А начиная с 1964 г., развернулась вторая дискуссия о социально-экономическом строе древневосточных обществ, которая, в отличие от первой, приобрела международный характер. В ней помимо советских ученых приняли активное участие марксисты как «социалистических», так и капиталистических стран. Эта дискуссия также была достаточно полно и тоже довольно предвзято обрисована в уже упоминавшейся выше книге В. Н. Никифорова. Отстаивалось три взгляда на природу обществ Древнего Востока: 1) рабовладельческие, 2) феодальные, 3) основанные на особом «азиатском» способе производства. И эта дискуссия, как и первая, была, в конце концов, насильственно прервана властью. Это произошло в начале 70-х годов. В адрес противников ортодоксальной точки зрения начали звучать угрозы.

Так, например, заведующий отделом общих проблем Института востоковедения АН СССР Георгий Федорович Ким (1924-1989) в рецензии на книгу В. Н. Никифорова «Восток и всемирная история» (М., 1975) писал: «Большое место в книге занимают размышления автора о рабовладельческом обществе на Востоке. И это надо приветствовать, ибо особенно усиленным нападкам со стороны наших идеологических противников подвергается марксистское понятие рабовладельческой формации. Поскольку из всех классовых формаций она наиболее отдалена от нас, а изучение ее хуже обеспечено источниками, понятие рабовладельческого общества представляется буржуазным ученым [47] слабым звеном в цепи учения о формациях. Отрицая существование рабовладельческого строя, они надеются опрокинуть все стройное здание материалистического толкования истории. Тем более отрицается ими рабовладельческий строй в странах Востока, где он имел свои особенности по сравнению с Европой. В то же время буржуазными социологами ставится под сомнение и факт существования феодализма в Азии и Африке. В этой связи перед марксистами, в первую очередь советскими историками, стоит важная задача обобщения накопленного материала по докапиталистической истории внеевропейских стран, объективного установления общего и особенного в развитии этих стран» 33.

Формально вся эта инвектива направлена против буржуазных ученых. Но в действительности имелись в виду прежде всего советские ученые, выступавшие с критикой утвердившихся в нашей науке догм. Ведь именно они отрицали принадлежность обществ Древнего Востока к рабовладельческой формации, а некоторые из них шли дальше и ставили под сомнение или даже отрицали существование феодализма в Азии и Африке. Именно их фактически и обвиняли в стремлении «опрокинуть все стройное здание материалистического толкования истории», именно их выступления приравнивались к «усиленным нападкам наших идеологических противников».

И чтобы создать впечатление, что речь идет вовсе не об отстаивании догм, а о защите научной истины против людей, не знающих истории и повторяющих буржуазные мифы, Г. Ф. Ким ссылается на целый ряд крупных ученых, выступивших в защиту официальной точки зрения. Из числа востоковедов к ним принадлежали академики Николай Иосифович Конрад (1891-1970), Михаил Александрович Коростовцев (1900-1980), доктора исторических наук Игорь Михайлович Дьяконов (1915-1999), Григорий Федорович Ильин (1914-1985), Илья Яковлевич Златкин (1898-1990), Афанасий Гаврилович Крымов (1905-1988). [48]

Особенно усердно, и во время дискуссии и после ее прекращения, отстаивал официальную точку зрения И. М. Дьяконов. Вышедший в 1983 г. под его редакцией первый том «Истории Древнего Востока» был демонстративно, в пику всем противникам ортодоксального взгляда, назван: «Зарождение древнейших классовых обществ и первые очаги рабовладельческой цивилизации. Часть первая. Месопотамия» (М., 1983). «В странах древневосточных и странах греко-римского мира, — утверждалось во введении к нему, — существовала одна и та же формация, а также одни и те же фазы развития общества. Но эти фазы развития рабовладельческой формации те и другие страны проходили в разное время. Древневосточные классовые общества и цивилизации возникли из недр доклассового общества много раньше античных, на значительно более низком уровне развития производительных сил, и развивались они по сравнению с античными обществами и цивилизациями гораздо более медленными темпами. Именно в различии исходных уровней и темпах развития заключается объяснение того, что Греция и Рим дали образцы завершенности социальных процессов в эпоху древности. Но это вовсе не свидетельство того, что античный мир и древневосточный мир относились к разным формациям, а Восток и Запад качественно противостоят друг другу» 34.

Правда, уже во время перестройки И. М. Дьяконов в книге «Пути истории. От древнейшего человека до наших дней» (М., 1994) объявил, что «марксистская теория исторического процесса, отражавшая реалии XIX в., безнадежно устарела — и не только из-за теоретической слабости коммунистической посылки, но и вследствие других, как теоретических, так и чисто прагматических неточностей и ошибок» 35. Один из главных доводов: марксизм, например, категорически настаивал на том, что древневосточное [49] общество было рабовладельческим. Но, как пишет И. М. Дьяконов, советским историкам Древнего мира уже со времен второй дискуссии об азиатском способе производства 60-х годов стало ясно, что древнее общество рабовладельческим не было 36.

VI. Загадка и разгадка проблемы «азиатского» (политарного) способа производства

Хотя я еще в середине 50-х годов пришел к выводу, что на Древнем Востоке существовала не рабовладельческая, а качественно иная общественно-экономическая формация, понимание сути бытовавшего там способа производства далось мне с огромным трудом. Первоначально я пришел к выводу, что базисом древневосточного общества было неразрывное единство неразвитых рабовладельческих и неразвитых же феодальных отношений. В последующем, увлекшись материалами об одном относительно редком варианте «азиатского» способа производства, я снова не нашел верного решения 37.

Как выяснилось впоследствии, почти во всех вполне сформировавшихся классовых обществах «азиатский» способ производства чаще всего сосуществовал и переплетался с другими антагонистическими способами производства, причем качественно иными, чем рабовладение, феодализм и тем более капитализм. Различные проявления этих способов производства описывались историками, но сами они ими не замечались, не осмысливались и не получали особых названий. К этому следует добавить, что данные о социально-экономических отношениях в обществах Древнего Востока были крайне скудны, отрывочны и поэтому допускали самую различную интерпретацию.

Нужно было найти более полные и надежные материалы. И они нашлись. В XIX и даже XX вв. существовало [50] немало предклассовых, т.е. переходных от первобытных к цивилизованным, обществ, в которых шел процесс становления «азиатских» социально-экономических отношений, причем эти формирующиеся отношения были практически единственными классовыми в них. И некоторые из этих обществ были детально изучены этнографами. Исследователям при этом не нужно было по отдельным фрагментам восстанавливать картину «азиатских» социально-экономических отношений, они непосредственно наблюдали целостную систему их в действии.

Знакомство с трудами этих исследователей неизбежно вело к выводу, что представление об обществах Востока, которое сложилось у К. Маркса и Ф. Энгельса на основе знакомства с трудами Ф. Бернье, А. Доу, Дж.Гранта, братьев Паттонов, Р. Джонса и др., и получило достаточно четкое выражение в упоминавшейся выше работе Л. И. Мадьяра, в чисто фактологическом плане является в общем и целом верным. Но оно нуждается в существенной теоретической разработке. Прежде всего необходимо новое теоретическое осмысление понятия частной собственности, а тем самым и собственности вообще.

Бытующие в английском и французском языках слова «property» и «propriete», которые сейчас переводятся на русский язык как собственность, в действительности еще три века тому назад обозначали не собственность вообще, а лишь частную собственность. Поэтому А. Фергюсон, когда он столкнулся с отсутствием у индейцев Америки частной собственности на землю, вынужден был писать об отсутствии у них собственности на землю вообще. И кстати сказать, когда Пьер Жозеф Прудон (1809-1865) в книге «Что такое собственность?» утверждал, что «собственность есть кража!», то по существу имел в виду не собственность вообще, а только частную собственность 38. А суть этой собственности заключается в безвозмездном присвоении продукта, созданного чужим трудом.

Обращаясь к отношениям собственности, прежде всего [51] следует подчеркнуть, что существует два вида таких отношений. Первый их вид, который бросается в глаза и широко известен, — это волевые отношения собственности. В классовом обществе, где существует государство, они приобретают облик правовых, юридических отношений. Эти связи чаще всего именуются имущественными отношениями. Второй вид отношений собственности — экономические отношения собственности. Эти отношения — не волевые, а объективно-реальные. Они существуют только в отношениях распределения и обмена.

Собственность — не вещь и не отношение человека к вещи, взятое само по себе. Собственность есть отношение между людьми, но такое, которое проявляется в их отношении к вещам. Или — иначе — собственность есть отношение людей к вещам, но такое, в котором проявляются их отношения друг к другу.

Собственность — такое отношение людей по поводу вещей, которое наделяет и людей, и вещи особыми социальными качествами: делает людей собственниками, а вещи — их собственностью. Каждая вещь в человеческом обществе всегда обладает таким социальным качеством. Она всегда не только потребительная ценность, но обязательно одновременно и чья-то собственность (индивида, группы индивидов или даже общества в целом).

С чисто юридической точки зрения, частная собственность — такое отношение индивида (собственника) к вещам (собственности), которое в идеале предполагает его безраздельное господство над ними. Все остальное не имеет значения. Частная же собственность как экономическое отношение есть нечто совсем иное.

Хотя К. Маркс и Ф. Энгельс прекрасно понимали, что кроме собственности как волевого (в классовом обществе — юридического) отношения, существует собственность как отношение экономическое, отказаться полностью от привычной трактовки частной собственности они не смогли. Это нашло выражение в том, что частную собственность они понимали преимущественно как собственность отдельных индивидов. Именно это легло в основу [52] трактовки ими восточного общества как такого, в котором частной собственности на землю не существовало. Оно было ошибочным.

Частная собственность как экономическое отношение есть такая собственность одной части членов общества на вещи, прежде всего средства производства, которая позволяет ей безвозмездно присваивать труд другой (и обязательно большей) части его членов. Эти две части общества представляют собой не что иное, как общественные классы.

Общественные классы — всегда группы людей, занимающие разные места в системе социально-экономических отношений. Но этого определения недостаточно. Купцы и ростовщики — тоже группы людей, отличающиеся местами в системе производственных отношений. Однако они не классы, ибо занимают места, прежде всего, в подсистеме отношений обмена и тем самым в подсистеме отношений по перераспределению созданного продукта. Особых мест в подсистеме отношений по распределению средств производства они не имеют. Для обозначения такого рода групп лучше всего подошел бы термин «квазиклассы» (от лат. quasi — как будто, будто бы).

Настоящие же общественные классы — такие группы людей, которые отличаются, прежде всего, своим отношением к средствам производства, или, иными словами, местами, занимаемыми ими в подсистеме отношений по распределению средств производства. Из этого вытекает различие способов получения и размеров получаемой доли общественного продукта, или, что то же самое, различие их мест в подсистеме отношений распределения. Классы отличаются обычно также и ролью в организации труда. Каждый антагонистический способ производства представляет собой особый способ эксплуатации человека человеком.

В узком, строго научном смысле слова эксплуатация есть безвозмездное присвоение (получение в собственность) одной частью общества доли общественного продукта, созданного другой частью общества. В широком смысле под эксплуатацией понимается также и безвозмездное присвоение одними людьми услуг со стороны других [53] людей. В дальнейшем изложении будет рассматриваться эксплуатация только в узком смысле слова. Объектом такой эксплуатации могут быть только производители материальных благ.

Важнейшее понятие, характеризующее эксплуатацию, — категория прибавочного продукта. Прибавочный продукт есть та доля общественного продукта, созданного одной частью общества, которая безвозмездно присваивается (переходит в собственность) другой ее части. Эксплуатация есть присвоение прибавочного продукта. Она может происходить по-разному. Существуют две ее основные формы.

При первой форме эксплуатации человека человеком такое присвоение происходит непосредственно в процессе собственно производства — процесс производства есть одновременно и процесс эксплуатации. При этом весь продукт или, по крайней мере его часть (прибавочный продукт) создается производителем не как его собственность, а как собственность иных людей, которые тем самым выступают в роли эксплуататоров. В данном случае отношения эксплуатации выступают как отношения собственно производства.

Вторая основная форма эксплуатации характеризуется тем, что безвозмездное присвоение продукта происходит не в процессе собственно производства, а уже после того, как этот процесс завершился. Здесь процесс эксплуатации не совпадает с процессом производства и представляет собой явление отличное от него. Она представляет собой одну из форм перераспределения общественного продукта. Форму эксплуатации, не представляющую способа производства, можно назвать методом эксплуатации. Так как метод эксплуатации есть форма лишь присвоения, но не создания прибавочного продукта, он всегда существует только в связи с тем или иным способом (или теми или иными способами) производства — антагонистическим или неантагонистическим.

В основе деления на общественные классы лежит различие отношения этих групп людей к средствам производства. Но оно совершенно не обязательно выражается в том, [54] что один класс полностью владеет средствами производства, а другой полностью лишен их. Это справедливо в отношении рабовладельческого и капиталистического способов производства, но не феодального. Оба класса, порождаемые феодальным способом производства, владеют средствами производства. Но их отношение к этим средствам производства различно. Один класс — верховный собственник средств производства, прежде всего земли, другой класс — подчиненный собственник этих же средств производства, главное среди которых — земля.

Таким образом, частная собственность может быть полной, когда члены господствующего класса безраздельно владеют средствами производства, а члены другого класса целиком отчуждены от них. Таковы рабовладельческая и капиталистическая частная собственность. Однако собственность на средства производства может быть расщеплена на верховную частную собственность членов господствующего класса и подчиненную обособленную собственность членов эксплуатируемого класса. Верховной, а не полной является феодальная частная собственность. Верховная частная собственность — всегда собственность не только на средства производства, но и на личности непосредственных производителей, а эти производители — подчиненные собственники не только средств производства, но и своей личности.

Кроме верховной частной собственности на личность производителя, может существовать и полная собственность на нее, как это было при рабовладельческом способе производства. Рабовладельческая экономическая ячейка была единицей полной собственности, как на все средства производства, так и на личности работников, входивших в нее.

Частная собственность может различаться и по тому, как конкретно члены господствующего класса владеют средствами производства (а иногда и работниками). Частными собственниками могут быть члены этого класса, взятые каждый в отдельности. Это — персональная частная собственность. Частными собственниками могут быть те [55] или иные группы людей, принадлежащие к господствующему классу. Это — групповая частная собственность. Такова, например, акционерная собственность при капитализме.

Таким образом, частная собственность совершенно не обязательно является персональной. С другой стороны, персональная собственность совершенно не обязательно частная. Персональной может быть собственность на средства потребления, которая никак частной не является. Частная собственность всегда есть собственность на средства производства и нередко также на работников. Собственность на средства потребления нередко называют личной собственностью, что не очень точно, ибо она может быть не только персональной, но и групповой. Лучшее называние для нее — отдельная собственность.

Если всякая частная собственность есть собственность на средства производства, то не любая собственность на средства производства является частной. Частная собственность не просто собственность на средства производства, а такая собственность на них, которая позволяет безвозмездно присваивать прибавочный продукт. Если собственность на средства производства не является основой эксплуатации человека человеком, то она — не частная. Ее можно было бы назвать обособленной собственностью. Эта собственность может быть как персональной, так и групповой. Персональной является, например, собственность на средства производства и предметы потребления односемейного крестьянского двора. Собственность многосемейного крестьянского двора нередко является групповой обособленной собственностью.

Возвращаясь к частной собственности, необходимо отметить ее своеобразие при феодализме. Каждый верховный частный собственник был включен в иерархически организованную корпорацию верховных собственников, состоявшую из слоя низших верховных собственников (рядовых дворян, шевалье), нескольких категорий все более высоких верховных собственников (виконтов, баронов, графов, герцогов) и, наконец, наивысшего верховного [56] собственника — короля. Такая собственность по всей справедливости должна быть названа персонально-корпоративной.

Группой, владеющей средствами производства (работниками) и использующей их для безвозмездного присвоения продукта, созданного трудом производителей, может быть класс эксплуататоров в целом. В таком случае средствами производства (и работниками) владеют все члены господствующего класса только вместе взятые, но ни один из них взятый в отдельности. Это — общеклассовая частная собственность. Она всегда приобретает форму государственной собственности, является государственной собственностью. Именно такая форма частной собственности и лежала в основе «азиатского» способа производства.

Таким образом, и в основе этого способа производства лежала частная собственность, но в особой, непривычной для европейских исследователей форме. В своеобразном, непривычном виде выступал при данном способе производства и господствующий класс. Совпадение общеклассовой частной собственности с государственной собственностью с неизбежностью обусловливало совпадение класса эксплуататоров если не со всем личностным составом государственного аппарата, то во всяком случае с его ядром, с его основной частью.

Этот особый антагонистический способ производства, качественно отличный от рабовладельческого, феодального и капиталистического способов производства, существовал не только в Азии, но и в Европе, Африке и Америке. Уже поэтому именование его «азиатским» способом производства вряд ли можно считать верным, не говоря уже о том, что это название не содержит даже намека на его сущность. Так как для этого способа производства характерны общеклассовая частная собственность, выступающая в форме государственной, и совпадение господствующего класса с ядром государственного аппарата, то его лучше всего называть политарным (от греч. полития, политея — государство) способом производства, или просто политаризмом.

Политаристы владели средствами производства и производителями материальных благ только сообща. Поэтому [57] они с неизбежностью образовывали особую корпорацию. Общеклассовая частная собственность всегда была корпоративной. Все политаристы входили в особую иерархически организованную систему распределения прибавочного продукта — политосистему. Они образовывали несколько ступеней служебной пирамиды, которые сужались по мере приближения к ее вершине. На самой же вершине этой пирамиды находился один-единственный человек, к которому, в конечном счете, сходились все линии политосистемы. Этого верховного политариста, который был главой политосистемы и одновременно государственного аппарата, т.е. правителем государства, можно назвать политархом 39. Соответственно с этим возглавляемую политархом ячейку общеклассовой частной собственности, которая одновременно была и государством, и социоисторическим организмом, следует называть политархией.

Именно политарха европейские наблюдатели восточных порядков и принимали, как мы уже видели, за единственного собственника земли. Но наиболее проницательные из них не могли не заметить, что эта собственность носила крайне своеобразный характер. Земля, если и принадлежала ему, то не как определенной конкретной личности, а как носителю должности. Стоило ему только лишиться положения главы государства, как он лишался и собственности. Все его права переходили к человеку, занявшему его место. Как отмечали исследователи, его собственность была не персональной, а должностной, титульной.

В действительности же политарх был не собственником, а лишь верховным распорядителем общеклассовой частной собственности и, соответственно, прибавочного продукта. Весь прибавочный продукт, который обеспечивала политарная частная собственность, составлял особый фонд, за счет которого жили политаристы, — политофонд. Он находился в распоряжении политарха, который в идеале [58] выделял каждому нижестоящему политаристу определенную долю прибавочного продукта в соответствии с занимаемым им в политосистеме местом.

Любой политарный способ производства предполагал собственность политаристов не только на средства производства, прежде всего землю, но и на личность непосредственных производителей. И эта верховная собственность класса политаристов дополнялась полной собственностью главы этого класса — политарха на личность и имущество всех его подданных.

Полная собственность политарха на личность всех его подданных выражалась в его праве лишать их жизни без какой-либо вины с их стороны. На самых ранних стадиях становления политаризма политарх имел право на жизнь лишь рядовых подданных, затем, по мере созревания данного способа производства, оно распространилось и на всех политаристов, исключая, разумеется, самого политарха. Полное право политарха на имущество подданных выражалось в праве по произволу безвозмездно отбирать его. Право политарха на жизнь и имущество подданных реализовывалось через посредство государственного аппарата. Для политарных обществ характерно существование практики систематического террора государства против всех своих подданных. Этот террор мог проявляться в разных формах, но он всегда существовал. Особенно жестким и массовым был террор в эпохи становления любой формы политаризма 40.

Примером может послужить Буганда начала XIX в., которая была формирующимся политарным (протополитарным) обществом. Верховный правитель страны — кабака не только имел абсолютное право на жизнь и смерть своих подданных, но и систематически им пользовался. Важную роль в Буганде играл институт человеческих жертвоприношений. Существовало 13 специальных мест, каждое со своим верховным жрецом, где они совершались. Число людей, приносимых в жертву одновременно, могло [59] доходить до нескольких сот и даже тысяч. Право и одновременно обязанность поставлять людей для жертвоприношений принадлежало кабаке. В жертву могли быть принесены не только люди, совершившие какие-либо проступки, но и совершенно ни в чем не повинные. Время от времени кабака посылал вооруженные отряды, которые хватали всех, кто попадался им на глаза. Всех схваченных вели во двор правителя. И затем только от его воли зависело, будет тот или иной человек отпущен на волю или принесен в жертву 41. Практика постоянного, систематического террора характерна для начального этапа развития всех вообще политарных обществ 42.

Суть политарного террора заключалась не в наказании виновных или подозреваемых во враждебных замыслах, а в создании и постоянном поддержании атмосферы всеобщего страха. Ни одному подданному политарха не было гарантировано исключение из числа возможных жертв. Каждый мог в любое время быть схвачен и уничтожен без какого бы то ни было следствия и суда. Для этого вполне достаточно было приказа политарха или специально уполномоченных им лиц.

Нижестоящие политаристы даже самого высокого ранга права на такого рода репрессии не имели. Даже когда они, выступая в роли судей, приговаривали действительно виновного человека к смерти, приговор мог быть приведен в исполнение только после санкции политарха или опять-таки особо уполномоченных им лиц. Попытки нарушить монополию политарха на жизнь и смерть его подданных жестоко пресекались.

Таким образом, по отношению к политарху все его подданные выступали в качестве рабов. Это было подмечено Г. Гегелем, а затем и К. Марксом, писавшем о [60] существовавшем на Востоке «поголовном рабстве» 43. Приведенные слова К. Маркса пытаются иногда истолковать как признание им господства на Востоке рабовладельческого способа производства. Ничего подобного. Рабство и рабовладельческий способ производства далеко не одно и то же. Рабство — такие отношения между людьми, при которых одни люди являются полной собственностью других. Рабовладельческий способ производства имеет место только тогда, когда рабов в широких масштабах используют для производства материальных благ.

К изложенным выше основным выводам я пришел к началу 70-х годов. Но сделать их достоянием научной общественности в создавшихся к тому времени условиях было очень не просто. Работа, в которой они излагались и обосновывались, постоянно в той или иной форме отвергалась и напечатана была, наконец, лишь спустя семь лет под довольно камуфляжным названием «Об одном из типов традиционных социальных структур Африки и Азии: прагосударство и аграрные отношения» в сборнике «Государство и аграрная эволюция в развивающихся странах Азии и Африки» (М., 1980).

Как впоследствии выяснилось, в истории существовал не один, а несколько разных политарных способов производства. Основой особой общественно-экономической формации был только один из них — тот самый, что возник впервые в эпоху Древнего Востока и продолжал существовать в Азии вплоть до конца XIX в. Его можно назвать древнеполитарным.

Древнеполитарный способ производства существовал в разных видах и имел несколько вариантов. Он никогда не оставался неизменным. Но чтобы понять и его различные разновидности и варианты, и закономерности его развития, нужно рассмотреть и другие ранние антагонистические способы производства, сосуществовавшие с ним. [61]

VII. Иные, кроме политаризма, ранние антагонистические способы производства

На стадии предклассового общества, кроме формирующихся политарных (протополитарных) социально-экономических отношений, существовали антагонистические отношения еще нескольких типов. Для нас в данном случае из их числа важны три способа эксплуатации человека человеком.

Первый из них нобиларный (от лат. nobilis — знатный) способ производства. Он очень близок к древнеполитарному способу производства и в то же время отличается от него целым рядом особенностей. Для него характерно существование довольно узкого слоя эксплуататорской элиты — нобиларистов. Каждому из нобиларистов выделялась определенная доля общей корпоративной собственности, которой он мог по своей воле распоряжаться. Нобиларная частная собственность, в отличие от политарной, была корпоративно-долевой, корпоративно-персонализированной. В результате глава корпорации нобиларистов и тем самым глава государства — нобиларх был распорядителем не всей корпоративной собственности, а только ее части, что была ему выделена. Это ограничивало его власть над рядовыми нобиларистами. По отношению к последним он выступал не столько как их повелитель, сколько как первый среди равных. Нобиларх, в отличие от политарха, не имел права на жизнь и смерть не только других членов господствующей элиты, но и рядовых своих подданных. Если территории, находящиеся под властью тех или иных нобиларистов (включая и нобиларха), — нобилариумы были велики, то они отдавали отдельные части своих владений в кормление и управление тем или иным лицам. Нобиларизм, таким образом, мог сочетаться и обычно сочетался с алиментаризмом, но особого рода, отличным от алиментаризма политарного, который будет рассмотрен ниже. Обычным явлением было превращение рядовых нобиларистов в нобилархов, а тем самым и распад прежней нобилархии на несколько новых, меньших по размеру. [62]

Второй из ранних способов производства — доминарный (от лат. dominare — господствовать) способ. Суть его заключается в том, что эксплуатируемый полностью работает в хозяйстве эксплуататора. Этот способ выступает в пяти вариантах, которые часто являются и его составными частями. В одном случае человек работает только за содержание (кров, пищу, одежду). Это — доминоприживальческий, или просто приживальческий подспособ эксплуатации (1). Нередко вступление женщины в такого рода зависимость оформляется как заключение брака. Это — бракоприживальчество (2). Человек может работать за определенную плату. Этот вариант можно назвать доминонаймитским, или просто наймитским (3). Человек может оказаться в чужом хозяйстве в качестве заложника или несостоятельного должника. Это — доминокабальный подспособ (4). И, наконец, еще одним является доминорабовладельческий подспособ эксплуатации (5). Рабство как вариант и составной элемент доминарного способа эксплуатации качественно отличается от рабства как самостоятельного способа производства. В литературе его обычно именуют домашним, или патриархальным, рабством.

Третьим основным ранним способом производства был магнатный, или магнарный (от лат. magna — великий, ср. — лат. magnat — владыка). Он выступал в четырех вариантах, которые нередко являлись одновременно и его составными элементами. При этом способе основное средство производства — земля, находившаяся в полной собственности эксплуататора, передавалась в обособленное пользование работника, который более или менее самостоятельно вел на ней хозяйство. Случалось, что непосредственный производитель получал от эксплуататора не только землю, но и все средства труда. Работник обычно отдавал собственнику земли часть урожая, а нередко также и трудился в собственном хозяйстве эксплуататора.

Таким работником мог стать раб, посаженный на землю. Это магнорабовладельческий вариант магнарного способа производства (1). Им мог стать приживал. Это — магноприживальческий вариант магнарного способа [63] производства (2). Им мог стать человек, оказавшийся в зависимости от владельца земли в результате задолженности. Это магнокабальный подспособ эксплуатации (3). И, наконец, им мог стать человек, взявший участок земли в аренду и оказавшийся в результате этого не только в экономической, но и в личной зависимости от владельца земли. Это — магноарендный подспособ эксплуатации (4). В литературе последнюю форму эксплуатации обычно называют издольщиной, а когда работник отдает половину урожая, — испольщиной.

Очень часто доминарный и магнарный способы производства срастались друг с другом, образуя по существу один единый гибридный способ производства — доминомагнарный. Доминаристы при этом одновременно были и магнаристами.


Комментарии

1. В некоторых зарубежных и отечественных изданиях в качестве года рождения Ф. Бернье указан 1625 г.

2. См.: Зубов В. П. Пьер Гассенди // Вопр. истории естествознания и техники. Вып. 2. 1956. С. 71.

3. Tavernier J.-B. Travels in India. Vol. 1. London, 1925. P. 94-103, 278-279.

4. См.: Kelley D. R. De Origine Feodorm // Speculum. 1964. Vol. 39. № 2.

5. The Embassy of Sir Thomas Roe to the Court of the Great Mogul, 1615-1619. Ed. by W. Forster. London, 1926. P. 89.

6. Mukherjee S. N. Sir William Jones. A Study of Eighteen-Centure British Attitudes to India. Cambridge, 1968. P. 9.

7. Бернье Ф. История последних политических потрясений в государстве Великого Могола. М., 2008. С. 271.

8. Там же. С. 288.

9. Бернье Ф. История последних политических потрясений в государстве Великого Могола. М., 2008. С. 294.

10. Patton R. The Principles of Asiatic Monarchies, Politically and Historically Investigated and Contrasted with those of the Monarchies Europe. Shewing the Dangerous Tendency of Confounding Them in the Administration of the Affairs of India: With an Attempt to Trace this Difference to Its Source. London, 1801. P. 4.

11. Ibid. P. 75-76.

12. Гегель Г. Философия истории // Соч. Т. 8. М.; Л., 1936. С. 98.

13. Там же. С. 19.

14. Там же. С. 107.

15. Джонс Р. Вводная лекция по политической экономии // Экономические сочинения. С. 221.

16. См.: Дубровский С. М. К вопросу о сущности «азиатского» способа производства, феодализма, крепостничества и торгового капитала. М., 1929. С. 20-23; Иолк Е. К вопросу об «азиатском» способе производства // Под знаменем марксизма. 1931. № 3; Значение рукописи Маркса «Формы, предшествующие капиталистическому производству» для истории древности // Вести, древней истории. №1; Струве В. В. Марксово определение раннеклассового общества // Сов. этнография. 1940. 3; Редер Д. Г., Ульяновский Р. А. Азиатский способ производства // Сов. ист. энцикл. Т. 1. М., 1961.

17. См.: Фокс Р. Взгляды К. Маркса и Ф. Энгельса на азиатский способ производства и их источники // Летописи марксизма. III (XIII). 1930. С. 20-22.

18. Маркс К. Письмо Ф. Энгельсу 2 июня 1853 г. // Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 28. С. 214-215.

19. Энгельс Ф. Письмо К. Марксу 6 июня 1853 г. // Там же. С. 221-222.

20. См.: Фокс Р. Указ. работа.

21. Маркс К. Конспект книги М. Ковалевского «Общинное землевладение, причины, ход и последствия его разложения». Ч. 1-я. М., 1879 // Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 45.

22. Маркс К. Конспект книги Дж. Фира «Арийская деревня в Индии и на Цейлоне» // Народы Азии и Африки. 1964. № 1; 1965. № 1; 1966. № 5.

23. Michels R. Zur Sociologie das Partaiwesens in der modern Demokratie. Leizig, 1910. S. 370.

24. Бакунин M. A. Государственность и анархия // Бакунин М. А. Философия. Социология. Политика. М., 1989. С. 438-439, 482-484.

25. Martens O. Ein sozialistischer Grossstaat vor 400 Jahem. Berlin. 1895; Bauden L. L’empire socialist des Inca. Paris, 1928 etc. (По-видимому, первыми это сделали французский философ Адольф Франк в брошюре «Коммунизм, судимый историей» (1-е изд. — 1848 г., 2-е, доп. — 1871 г.) и французский же публицист Альфред Сюдр в книге «История коммунизма» (1848). См.: Шер Я. Виновата ли Россия? // Филос. исслед. 1993. № 1.

26. См., например, Святловский В. В. Коммунистическое государство иезуитов в Парагвае в XVII и XVIII ст. Пт., 1924.

27. Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. Т. 3. Кн. 3, ч. 2. // Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 25, ч. 2. С. 449.

28. Бухарин Н. И. Теория исторического материализма: попул. учеб, марксист. социологии. М.; Пг. 1924. С. 174, 219-220; Тальгеймер А. Введение в диалектический материализм. М.; Л., 1928. С. 198-203.

29. Кушнер (Кнышев) П. Предисловие // Гуковский А. И. и Трахтенберг О. В. Очерк истории докапиталистического общества и возникновения капитализма. М.; Л., 1931. С. XX.

30. Мадьяр Л. Предисловие // Кокин М., Папаян Г. «Цзин-тянь». Аграрный строй Древнего Китая. Л., 1930. С. LIII.

31. См., например, Иолк Е. Указ. работа.

32. Там же.

33. Ким Г. Ф. Рец.: В. Н. Никифоров. Восток и всемирная история. М., 1975 // Вопросы истории. 1976. № 6. С. 153.

34. История Древнего Востока. Зарождение древнейших обществ и первые очаги рабовладельческой цивилизации. Часть первая. Месопотамия. М., 1983. С. 22.

35. Дьяконов И. М. Пути истории. От древнейшего человека до наших дней. М« 1994. С. 7.

36. Дьяконов И. М. Пути истории. От древнейшего человека до наших дней. М« 1994. С. 7.

37. Семенов Ю. И. Проблема социально-экономического строя Древнего Востока // Народы Азии и Африки. 1965. № 4.

38. Прудон П. Ж. Что такое собственность? М., 1998. С. 14-15.

39. Подробно об этом см.: Семенов Ю. И. Об одним из типов традиционных социальных структур Африки и Азии // Государство и аграрная эволюция в развивающихся странах Азии и Африки. М., 1980.

40. Подробно об этом см.: Семенов Ю. И. Указ. работа.

41. См.: Roscoe J. The Baganda. An Account of their Native Customs and Beliefs. London, 1911. P. 209-210, 331-338; King’s men. Leadership and Status in Buganda on the Eve of Independence. Ed. by L. A. Fallers. London, 1964. P. 276-277.

42. См.: Wittfogel K. A. Oriental Despotism. A Comparative Study of Total Power. New Haven; London, 1957. P. 137-160.

43. Маркс К. Экономические рукописи 1857-1859 гг. // Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 46, ч. 1. С. 485.

44. О понятиях хозяйственного организма и хозяйственной ячейки см.: Семенов Ю. И. Философия истории: Общая теория, основные проблемы, идеи и концепции от древности до наших дней. М., 2003. С. 437-441.

Текст воспроизведен по изданию: Франсуа Бернье. История последних политических переворотов в государстве Великого Могола. М. ГПИБ. 2008

© текст - Семенов Ю. И. 2008
© сетевая версия - Thietmar. 2019
© OCR - Иванов А. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© ГПИБ. 2008