-

«ПРИШЛО ПИСЬМО...»:

СТРАНИЦА ИЗ СТИХОТВОРНОГО ДНЕВНИКА АЛКУИНА

Статья посвящена стихотворению Алкуина «Пришло письмо...», адресованному королю Карлу. В стихотворении выделяются две главные темы: состояние и программа придворной школы после отъезда Алкуина в Тур; отношения Алкуина с друзьями и недругами при дворе Карла. Характеристики людей, названных Алкуином в стихотворении, могут быть дополнены при помощи произведений других придворных поэтов.

Стихотворения, написанные Алкуином, почти всегда связаны с каким-то человеком, хорошо знакомым поэту, или с событием из его жизни, либо представляют собой поэтические ответы на полученные письма. Так, в первых строках стихотворения «Пришло письмо...» ¹ прямо сообщается, что поводом к написанию его было послание, переданное Алкуину «из дворца» ² от «любезного Богу, приятнейшего Давида» ³. Стихи Алкуина редко датированы, но в случае указанного стихотворения время его написания можно установить с достаточной точностью. Известно, что в 796 г. Алкуин получил весьма почетное настоятельство в Туре, в монастыре св. Мартина, следовательно, нижняя граница создания этого стихотворения очевидна. Верхняя [139] граница устанавливается благодаря упоминанию в стихотворении имени одного из придворных клириков — Иессея, который в 799 г. стал епископом города Амьена (Северная Франкия). Отсутствие Ангильберта, который в 796 г. находился в Риме с поручением от Карла ⁴, еще более сужает временной промежуток, позволяя отнести это стихотворение к 796 или началу 797 г., поскольку Алкуин ожидал возвращения своего друга во дворец. В это время Алкуин находился вдали от двора, в Туре, но, как видно из начала стихотворения, его связь с придворными кругами, с самим Карлом не прерывалась, поскольку Алкуин продолжает называть короля Давидом, а себя Флакком, как это было принято среди членов придворной Академии Карла.

Стихотворение «Пришло письмо...» представляет собой поэтическое послание Карлу, посвященное придворной школе, которую Алкуин возглавлял много лет до своего отъезда в Тур. На протяжении всего Средневековья, в частности, в эпоху Каролингов, сохранялась «тесная связь между “светским и духовным” элементами» ⁵ образования, поэтому, говоря о школе, Алкуин в первую очередь подчеркивает роль короля в жизни школы: тот подобрал «достойных...служителей» ⁶, занятых преподаванием.

В стихотворении два плана — придворная школа и люди, жизнь которых, как ранее и жизнь самого Алкуина, связана с королевским двором. Программа средневековой школы, сохранявшая наследие античности, включала в себя семь «свободных искусств». Количество предметов окончательно утвердилось со времен Кассиодора (ок. 487 — ок. 578 гг.) ⁷, но известно, что еще Марк Теренций Варрон (116-27 гг. до н.э.), первым составивший программу для античной, римской школы, прибавлял к [140] ставшим впоследствии каноническими семи «свободным искусствам» медицину и архитектуру ⁸.

Именно с медицины начинает рассказ о преподаваемых в придворной школе предметах Алкуин. Он говорит о «Гиппократовой секте» ⁹, то есть вслед за св. Исидором Севильским называет врачей последователями «Гиппократа» ¹⁰. Медицина относилась к так называемым «техническим» ¹¹, то есть практическим, дисциплинам. В «Этимологиях» св. Исидора Севильского объясняется, что медицина не потому исключена из числа «свободных искусств», что она не возвышает душу, а потому, что «те содержат отдельные предметы, эта же [предметы] всех [наук]. Ибо врачу предписывается знать грамматику, чтобы он мог понять или истолковать то, что он читает» ¹². Так же говорится и о других «свободных искусствах», которые необходимо знать врачу, например, «равно и риторику, чтобы правдивыми умозаключениями он мог определить то, что изучает» ¹³, или «астрономию..., посредством которой пусть созерцает положение звезд и смену времен года, ибо, как сказал кто-то из врачей, с [изменением] их качеств изменяются и наши тела» ¹⁴. Иными словами, занятия медициной возможны, только если учащийся получил отличную общую подготовку. Вот поэтому-то св. Исидор называет медицину «второй философией»: «поскольку и та, и другая дисциплина присваивает себе всего человека. Ибо как посредством философии исцеляется душа, так посредством медицины — тело» ¹⁵. Согласно св. Исидору, есть несколько видов лечений: «первый род — диетический; второй — фармацевтический; третий — хирургический. Диета есть соблюдение порядка и образа жизни. Фармацевтика — лечение лекарствами. [141] Хирургия — отрезание железными инструментами» ¹⁶. Алкуин говорит о двух первых видах лечения: если смешивание «трав... с маслом» относится к области фармацевтики, то предложение больным «каши» и «чаш [с вином]» заставляет вспомнить о диете.

Прочие предметы, упомянутые Алкуином, вызывают в памяти отрывок из знаменитого указа Карла «Admonitio generalis» (789 г.): «И пусть будут созданы школы для того, чтобы учить мальчиков псалмам, пению по нотам, счету и грамматике при каждом монастыре и епископском доме. И не разрешайте мальчикам портить книги во время чтения или во время переписывания, и если есть нужда переписать Евангелие, Псалтирь или Миссал, пусть мужи в совершенном возрасте исполнят труд писания со всем усердием» ¹⁷. Перечисляя дисциплины, которым обучали в придворной школе, поэт постоянно подчеркивает, что после его отъезда дела идут плохо. Первым предметом, с которого начинается обучение в любой средневековой школе, в том числе и в придворной, основой основ средневекового образования являлась грамматика, которая включала в себя и изучение латыни, как языка Церкви и государственного управления, и чтение латинских авторов ¹⁸. Латинских поэтов начинали читать раньше, чем прозаиков, поскольку заучивание стихов позволяло правильнее запоминать слова с их долгими и краткими гласными ¹⁹, причем Вергилий был признанным авторитетом в области не только поэзии, но и правильного латинского языка ²⁰. Алкуин же отмечает, что без него Вергилия не читают вообще: «Чем же стихотворец Марон один лишь согрешил во дворце,/ Разве не был уже достоин этот отец, чтобы нашелся наставник,/ Который во дворце преподал бы отрокам славные песни?» ²¹. [142]

Плохое преподавание грамматики ведет к недостаточному знанию латыни, при котором «труд писания», упомянутый в «Admonitio generalis», практически невозможен. Недоучки составляют «толпу писак» ²², производящих «записочки, жалкие грамотки» ²³, к которым лучше не прикасаться. Далее Алкуин описывает, как воспитываются будущие священнослужители. На его взгляд, в их образовании нет столь необходимой согласованности и гармонии: «ныне уже свой собственный порядок устанавливает каждый наставник» ²⁴. Один гордо выступает перед учениками, как если бы он был «преславный образ спасения» ²⁵, голос другого в церкви подобен «бычачьему» ²⁶. Третьему, наставнику будущих чтецов, поэт советует сначала обучить свои «дружины» ²⁷ ставить в латинских словах правильные ударения. Четвертого, учителя музыки, чьи ученики «надоедливо повторяют/бубнят/отбарабанивают» ²⁸ церковные песнопения, он просит объяснить «отрокам», «сколько стоп, тактов, [в каком] ритме длится музыка» ²⁹. Обучение «отроков» начиналось с пения в церковном хоре, где во время служб мальчики запоминали наизусть самые распространенные молитвы, еще даже не зная их смысла, но усваивая долготу и краткость латинских слогов ³⁰.

Хотя новые наставники разочаровали Алкуина, его «[духовная] дочь» ³¹ продолжает его радовать. Она хорошо усвоила не только тривиум, то есть грамматику, риторику, диалектику, но и квадривиум, так что он может рекомендовать ей самостоятельные занятия астрономией («Пусть по ночам наблюдает...звезды неба» ³²). Алкуин и сам интересовался как дисциплинами [143] тривиума, так и астрономией ³³, более того, он написал трактат «О движении и «прыжке» Луны и о високосном дне», которая посвящена не столько проблеме вычисления дня Пасхи, сколько собственно астрономии ³⁴.

Придворная школа, как и знаменитая Карлова Академия, была средоточием культурной жизни дворца. Из стихотворения можно понять, что вокруг нее собирались самые разные люди — и друзья Алкуина, и те, кто был ему неприятен. Упоминания о людях, связанных и со школой, и с тесным кругом друзей короля, рассыпаны по всему тексту стихотворения.

Первыми поэт упоминает тех, кто приносит ему огорчения. Один из них — старый друг, другой, скорее, недруг. «Что поделывает Веселиил, обученный Гомеровым одам?» ³⁵, спрашивает Алкуин. Веселиилом в дружеском кругу участников Академии называли Эйнхарда, поэта и историка, автора «Жизнеописания Карла Великого». Известно, что Эйнхард был невысок, и уменьшительное его имя «Нард» вместе с маленьким ростом служило поводом для шуток, впрочем, добродушных. Германское «Нард» является омонимом латинского «nardus» — «нард, редкое индийское благовоние (растение Spica Nardi)», что дало возможность Алкуину однажды обыграть имя Эйнхарда в стихах: «Не пренебрегай [частицей] нарда... в малом теле,/ Ведь нардом весьма благоухает цветущий колосок травы [нарда]» ³⁶. Маленький рост Эйнхарда упоминается не только Алкуином, но и Теодульфом. Шутки Теодульфа обычно язвительны, но и он не может сказать ничего плохого о маленьком Нарде. Теодульф сравнивает Эйнхарда с трудолюбивым муравьем и пишет: «Его маленький дом населен великим гостем,/ Великое дело живет и в маленькой груди» ³⁷. Сравнение «внешнего человека» Эйнхарда с домиком было, возможно, привычной шуткой среди его друзей, поскольку так же о нем пишет и Алкуин: [144] «Дверка маленькая, и маленький обитатель в домике» ³⁸, прибавляя, однако: «смотри, зрачок глаза мал,/ Но определяет [своей] властью деяния живого тела» ³⁹. Вероятно, Эйнхард был сам по себе весьма доброжелателен и приятен и не вызывал у окружающих отрицательных эмоций, поскольку и через три десятка лет, когда он был уже пожилым человеком, Валахфрид Страб испытывал «почтение к великому отцу/ Веселиилу» ⁴⁰, смешанное с удивлением: «кто из великих [телом] когда-либо принимал большие [дары],/ Чем те, [которые] сияют, как мы с удивлением видим, от весьма невысокого человечка?» ⁴¹. Алкуин относился к Эйнхарду, как к «близкому другу и, более того, помощнику» ⁴², причем латинское «adjutor» означает не только «помощник, пособник», но и «актёр на вторых ролях, дублер», то есть человек, способный не только помогать, но и в случае необходимости полностью заменять того, кому он помогает. Отсюда и огорчение Алкуина, выраженное в стихотворении: «Почему, спрашиваю, он не возглавил школу в качестве отца [т.е. замены Алкуина]?» ⁴³.

Недруг Алкуина выводится в стихотворении под именем Дранка, причем это имя встречается в произведениях поэта только один раз. У Алкуина в обычае было давать окружающим прозвища, отражавшие их характерные черты. Карлова Академия, в которой каждый из членов получил новое имя, благодаря этому становилась особым, новым миром, где все были равны, ибо участников Академии, разных по положению и происхождению, объединяла любовь к знаниям. Что касается человека, скрытого под именем Дранка, здесь имя также значимо, но информация, которую оно несет, доступна только двоим — Алкуину и его адресату Карлу. Дранк, богатый италиец, приближенный царя Латина, появляется только в XI песни «Энеиды». Из [145] текста Вергилиевой поэмы известно, что по характеру он «saevus» ⁴⁴, что можно перевести: «свирепый» (как, например, лев или волк) или «злобный» (как женщина). И знатность свою он унаследовал от матери, а отец его неизвестен ⁴⁵. Дранк богат имуществом, но еще более богат словами («largus opum et lingua melior» ⁴⁶). Отсюда и главная характеристика Дранка у Вергилия: «frigida bello/ dextera, consiliis habitus non futilis auctor» — «похолодевшая от ужаса в бою/ Десница, [но] считающийся подателем небесполезных советов» ⁴⁷. Вергилиев Дранк отличается ненавистью и завистью по отношению к юному герою Турну и пытается настроить против него царя Латина ⁴⁸, что может быть отражением некой реальной ситуации при дворе Карла. Все эти черты в совокупности указывают на человека, хорошо известного и Карлу, и Алкуину. Алкуин несколько переделывает строку Вергилия, меняя местами ее части: его Дранк «consilio validus, gelida... dextera bello» ⁴⁹ — «в совете могущественный/энергичный, окоченевшая десница в бою». Замена Вергилиевых эпитетов на более экспрессивные и перенос акцента с полезности в мирное время на трусость в бою делает характеристику недруга Алкуина весьма жестокой и язвительной.

Именами, изобретенными только для этого стихотворения, наделяются и другие персонажи. Алкуин обращается к Священному Писанию, поэтому можно предположить, что люди, носящие эти имена, имеют духовный сан. Имя «Закхей» (Лк 19:2, 5, 8), в Евангелии принадлежащее начальнику мытарей, то есть сборщиков налогов, может намекать на деятельность придворного, а указание на его рост, возраст или смирение («Закхей... маленький» ⁵⁰) поможет адресату понять, кто он. Как уже говорилось выше, Иессеем звали наставника будущих клириков [146] и будущего епископа. Он получил свое имя либо при рождении, либо при постриге, но в Ветхом Завете Иессей «находился в преклонном возрасте и имел многочисленное семейство» ⁵¹, что могло указывать и на возраст, и на множество учеников Алкуинова героя. Наставник Сульпиций, очевидно, назван по св. Сульпицию, епископу Буржа (ум. 647 г.) ⁵², известному ученостью и благочестием, но в отличие от святого епископа он не может передать свои знания ученикам. Использование имени «Идитун», или «Идифун», создает комический эффект. В Ветхом Завете Идифуном зовут «прозорливца царского» (2Пар. 35:15), «игравшего на цитре во славу и хвалу Господа» (1Пар. 25:3). Дети ветхозаветного Идифуна «под руководством отца своего пели в доме Господнем с кимвалами, псалтирями и цитрами в служении в доме Божием» (1Пар. 25:6) и, вероятно, делали это хорошо, тогда как ученики новоявленного Идифуна «decantent» ⁵³ — «голосят/бубнят», то есть поют, не вникая в смысл и не умея соотнести текст и музыку.

Выше уже упоминалась «[духовная] дочь» ⁵⁴ Алкуина. Можно предположить, что это Ротруда, самая образованная из дочерей Карла, также входившая в придворную Академию. Известно, что посольство византийской императрицы Ирины просило в 781 г. руки Ротруды для будущего императора Константина VI; Карл дал согласие с тем условием, что Ротруда сначала выучится греческому языку ⁵⁵. В стихотворениях других поэтов Ротруда выступает под именем Делии, причем подчеркивается ее любовь к поэзии и способность самой сочинять латинские стихи. Так, у Ангильберта читаем: «Ротруда песню любит, славнейшая [147] умом дева» ⁵⁶. Его же строки «Беги по белеющим полям и собери цветы,/ Из [цветов с] лугов древних измысли себе красивый венец» ⁵⁷ указывают на ее знакомство с произведениями древних авторов. Еще более открыто о поэтическом даровании Ротруды пишет Теодульф, причем он указывает и на ее занятия музыкой: «Делия изливает, как золотое сияние, Флакковы песни» ⁵⁸, где эпитет «Flaccinas» — «Флакковы» может указывать и на знание поэзии Горация, и на учителя Ротруды, Алкуина, чье имя в придворной Академии было Флакк. У Теодульфа Делия-Ротруда становится Орфеем в женском облике, что заставляет вспомнить уроки греческого языка, которые ей пришлось брать: «Делия уже ударяет перстами фракийские струны,/ И новыми цветами украшает священные времена./ Сладкоречивая свирель находит медоточные песни» ⁵⁹. Но она сочиняет и латинские стихи, «вставляя немногие женские стопы среди нитей утка в Вергилиевой ткани» ⁶⁰. Имя «Делия» также значимо: Делией называли Диану, или Артемиду. Центральным эпизодом небольшой поэмы «Карл Великий и папа Лев» является описание королевской охоты, где Ротруда едет впереди своих сестер, сразу за отцом ⁶¹. Возможно, успехи Ротруды на этом поприще позволили Алкуину дать ей имя античной богини охоты.

Отсутствие во дворце Ангильберта-Гомера не мешает Алкуину упомянуть его в своем стихотворном послании: «Тогда, Гомер, Флаккова свирель отдельную песнь тебе / Пропоет, когда ты вернешься в священный дворец» ⁶². Ангильберт, «ближайший советник» ⁶³ Карла, выполнял поручения короля как посланник-[148] «missus» ⁶⁴. Алкуин неизменно отзывался о своем ученике и друге так: «этот муж верный и рассудительный» ⁶⁵, «вернее всех друзей» ⁶⁶, «этот вот сын мой любезнейший» ⁶⁷.

В самом конце стихотворения упоминаются три человека, не имеющие отношения к придворной школе, но, вероятно, входившие в Академию Карла. Всех их объединяет с Алкуином не только дружба, но и горячая любовь к поэзии. Это Тирсис, Меналк и Неемия, известные и по произведениям других придворных поэтов. Под именем Тирсиса скрывается, скорее всего, королевский камерарий Маганфред, отвечавший за поступления в казну и за сохранность королевского имущества. Ангильберт пишет о нем: «Тирсис любит стихи...сияет любовь Тирсиса в чистом сердце./ Да сделает также благая вера Тирсиса милым Давиду» ⁶⁸. Язвительный Теодульф показывает Тирсиса совсем с другой стороны, описывая его в своей шуточной эклоге «К королю Карлу», как «всегда готового на послушание господину/ Деятельного и быстрого стопой, сердцем, рукой» ⁶⁹, но при этом ставящего преграду между правителем и его подданными: «много получает отовсюду просящих слов,/ И на эти не обращает внимания, а те охотно слушает./ Этому приказывая войти, считает, что тот немного/ Подождет, этот будет внутри, но тот — снаружи /… / все разумно, все почтительно делает» ⁷⁰.

Если Тирсис-Маганфред просто наслаждается поэзией, то Меналк — начальник королевского стола Аудульф — и сам пробует сочинять. Отношение к его творчеству различно. Благожелательный Ангильберт готов его слушать: «Да придет с дожденосной горы хмельной Меналк,/ Достойный любви дворца, чтобы прочесть эти стихи» ⁷¹, так как «Достойная любовь к поэтам [149] сияет золотом в сердце Меналка» ⁷². Теодульф, напротив, жестоко высмеивает поэта с «закопченными устами» ⁷³: выслушав незадачливого стихотворца, он, «полумертвый [от скуки,] живого убил злой насмешкой» ⁷⁴. Эту же «закопченость», но не уст, а кухни, вспоминает и Алкуин: «Пусть сам Меналк в закопченной кухне отругает поваров,/ Чтобы Флакк получал горячую кашу [полными] мисками» ⁷⁵.

Последнее упомянутое в стихотворении имя — Неемия — дано Эппину, виночерпию Карла. Кроме Алкуина, о нем писал Теодульф: «Неемия, который некогда обновил град Солимский,/ Лысый виночерпий» ⁷⁶, «виночерпий могущественный Эппин» ⁷⁷. При том, что больше об этом человеке ничего не известно, определенные предположения о его характере можно строить на основании его имени и аллюзий на Ветхий Завет, которые делает Теодульф. Ветхозаветный Неемия служил виночерпием у персидского царя Артаксеркса, пользовался его расположением и любовью, но не возгордился, а по мере сил своих старался помогать своим соотечественникам и получил от царя разрешение, средства и власть заново отстроить разрушенный Иерусалим ⁷⁸. Возможно, и Неемия-Эппин передавал Карлу просьбы о помощи и получал возможность облегчать чью-то нужду. Еще одна черта могла объединять двух Неемий — любовь к книгам: ветхозаветный Неемия «вместе с Ездрою... собрал в один состав книги Боговдохновенных писателей, устроил книгохранилище при храме» ⁷⁹. Эта же любовь к книгам, вероятно, помогла сблизиться Неемии-Эппину с Алкуином.

Стихотворение «Пришло письмо.» позволяет увидеть в несколько необычном ракурсе и повседневную жизнь придворной [150] школы с ее проблемами, и круг друзей и недоброжелателей Алкуина. Оно дает нам возможность заглянуть в жизнь поэта, отделенную от нашего времени многими столетиями, и увидеть, как сквозь хрестоматийный образ на мгновение проглядывает живой человек с его огорчениями, предпочтениями и радостями.

Представленный ниже перевод выполнен по изданию: Venerunt apices... // Poetae Latini Aevi Carolini / ed. E. Duemmler. T. 1. Berolini apud Weidmannos, 1881-1895 (repr.1964). P. 245246. [151]

ПРИШЛО ПИСЬМО…

Прислан был мне из дворца знак приязни Давида ко Флакку,
Богу любезный Давид мне письмо передал благосклонно,
В коем благие дары мне спасения он сообщает.
Карл, ты надежда, хвала и отрада всему государству,
Честен ты и справедлив, Франкской Церкви защитник и светоч,
Выбрав достойных мужей, ты доверил им важное дело:
Нужный порядок хранить и церковное ведать служенье.
Пусть берегут свой устав благочестные пастыри Божьи,
Древний обычай отцов для священников будет каноном;
Пусть подчиняются им субдиаконы беспрекословно.
Вот прибегают врачи, Гиппократова хитрая секта,
Щупает жилы один, а другой притиранье готовит,
Этот отвары из трав, тот вино молодое подносит.
Лекари, помните: Бог вам лечить повелел безвозмездно
С тем, чтоб Его благодать ваши руки все время хранила.
Будете вы таковы, будет мне ваш обычай приятен.
Но почему во дворце позабыт лишь Марон стихотворец?
Иль он не стоит того, чтобы в школе о нем говорили,
Отрокам чтобы читал его славные песни наставник?
Веселиил мой молчит, хоть Гомеровым одам обучен,
Мог бы он школу вести, как духовный отец его делал.
Как там медлительный Дранк, только лишь сединою известный,
Важно дающий совет, но в бою не спешащий на помощь.
Маленький ростом Закхей на высокое дерево лезет,
Видит оттуда писак, что толпою по залам кочуют,
Сором записок своих тщась доставить читателю радость.
Дар никудышных писцов пусть рука твоя тут же отбросит.
Каждый наставник уже свой порядок устроить стремится.
Вот, например, погляди: пастырь славный, во всем вдохновенный,
Будущих пастырей он наставляет и словом, и делом,
Образ спасения он, перед ними ступая, являет.

Комментарии

1. Venernut apices. // Poetae Latini Aevi Carolini / ed. E. Duemmler. T. 1. Berolini apud Weidmannos, 1881-1895 (repr.1964). P. 245-246.

2. Ibid. P. 245.

3. Ibid. P. 245.

4. Patrologiae cursus completus. Series Latina / Ed. J.-P. Migne. Т. 100. Col. 185C (далее ссылки на Патрологию: PL с указанием тома и колонки).

5. Hildebrant M. M. The External School in Carolingian Society. Leiden, 1992. P. 53.

6. Poetae Latini Aevi Carolini. P. 245.

7. Abelson P. The Seven Liberal Arts, A Study in Medieval Culture. NY, 1965. P. 9.

8. Ibid. P. 4.

9. Poetae Latini Aevi Carolini. P. 245.

10. PL Т. 82. Col. 183C.

11. Abelson P. Op. cit. P. 4.

12. PL T. 82. Col. 197A.

13. PL T. 82. Col. 197A.

14. PL T. 82. Col. 198A.

15. PL T. 82. Col. 198A.

16. PL T. 82. Col. 193B.

17. Цит. по: Ненарокова М. Р. Европейская школьная культура VIII-IX веков // Памятники средневековой латинской литературы. VIII-IX века / отв. ред. М. Л. Гаспаров. М., 2006. С. 24.

18. Abelson P. Op. cit. P. 12.

19. Ibid. P. 21.

20. Ibid. P. 36.

21. Poetae Latini Aevi Carolini. P. 245.

22. Poetae Latini Aevi Carolini. P. 246.

23. Ibid.

24. Ibid.

25. Ibid.

26. Ibid.

27. Ibid.

28. Ibid.

29. Ibid.

30. Abelson P. Op. cit. P. 13.

31. Poetae Latini Aevi Carolini. P. 246.

32. Ibid.

33. Abelson P. Op. cit. P. 36.

34. Ibid. P. 97.

35. Poetae Latini Aevi Carolini. P. 245.

36. PL T. 101. Col. 790C.

37. PL T. 105. Col. 320B-321A.

38. PL T. 101. Col. 790C.

39. Ibid.

40. Walahfridus Strabus. De Imagine Tetrici // The Journal of Medieval Latin. 1991. № 1. P. 128.

41. Ibid. P. 129.

42. PL T. 100. Col. 315A.

43. Poetae Latini Aevi Carolini. P. 245.

44. Virgil. Aeneid. VII-XII / ed., intr., notes by R. D. Williams. L., 2006. XI, 220.

45. Ibid. XI, 340-341.

46. Ibid. XI, 338.

47. Ibid. XI, 338-339.

48. Ibid. XI, 122-131, 336-337.

49. Poetae Latini Aevi Carolini. P. 246.

50. Ibid. P. 246.

51. Никифор, архимандрит. Библейская энциклопедия. М., 1891 (репр. М.: Терра, 1990). С. 335.

52. Farmer D. H. The Oxford Dictionary of Saints. Oxford, 1992. P. 445.

53. Poetae Latini Aevi Carolini. P. 246.

54. Ibid. P. 246.

55. Левандовский А. П. Карл Великий. М., 1999. C. 228.

56. Angilbertus. Ad Carolum Regem // Seven Versions of Carolingian Pastoral / ed. R. P. H. Green. — Reading, University of Reading Press, 1980. P. 12.

57. Angilbertus. Ad Carolum Regem. P. 12.

58. PL T. 105. Col. 324C.

59. PL T. 105. Col. 324C.

60. PL T. 105. Col. 325A.

61. Ангильберт. Карл Великий и папа Лев // Памятники средневековой латинской литературы. VIII-IX века. C. 166.

62. Poetae Latini Aevi Carolini. P. 246.

63. PL T. 98. P. 909A.

64. PL T. 100. Col. 171B.

65. PL T. 100. Col. 171B-171C.

66. PL T. 100. Col. 171C.

67. PL T. 100. Col. 179C.

68. Angilbertus. Ad Carolum Regem. P. 12.

69. PL T. 105. Col. 319А.

70. PL T. 105. Col. 319B.

71. Angilbertus. Ad Carolum Regem. P. 12.

72. Angilbertus. Ad Carolum Regem. P. 12.

73. PL T. 105. Col. 325B.

74. PL T. 105. Col. 325B.

75. Poetae Latini Aevi Carolini. P. 246.

76. PL T. 105. Col. 325C.

77. PL T. 105. Col. 321B-321C.

78. Никифор, архимандрит. Библейская энциклопедия. C. 509-510. 510.

79. Там же. С. 510.

(пер. М. Р. Ненароковой)
Текст воспроизведен по изданию: "Пришло письмо..". Страница из стихотворного дневника Алкуина // CURSOR MUNDI: человек Античности, Средневековья и Возрождения, Вып. VI. Иваново. ИвГУ. 2014