Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

АЙМОИН (ЭМУАН) ИЗ ФЛЕРИ

ЧЕТЫРЕ КНИГИ О ДЕЯНИЯХ КОРОЛЕЙ ФРАНКОВ

AIMOINI MONACHI FLORIACHENSIS DE GESTIS REGUM FRANCORUM LIBRI IV

Начинается книга четвёртая.

Глава I.

О борьбе короля Хлотаря с внебрачными сыновьями Теодориха за наследование престола по наущению Брунгильды и о гибели Брунгильды.

*После того как столько королей франков, которые правили почти 51 год, было убито или умерло, подвергшись разной участи, из [всего] королевского рода остался, по-видимому, единственный законный наследник – Хлотарь, рождённый Хильпериком, которому главным образом и подобало передать королевскую власть. Но Брунгильда старалась, если удастся, поставить во главе Австразийского королевства Сигиберта, сына Теодориха. Ибо Теодорих имел от наложниц четырёх сыновей, чьи имена были: Сигиберт, Корб, Хильдеберт и Меровей. Но их считали недостойными управлять королевством как потому, что с материнской стороны они были не слишком благородны, так и потому, что понимали, что Брунгильда, избрав одного из них под видом правления, хочет сохранить за собой если не саму государственную должность, то управление государственными делами; и франкские вельможи считали для себя недостойным столько времени подчиняться женской власти. *Поэтому Хлотарь при поддержке Арнульфа 1 и Пипина 2, первых людей Австразии, подошёл к Андернаху 3. Брунгильда, находившаяся в Вормсе, услышав о его приходе, направила к нему людей, заклиная его уйти из королевства Теодориха, которое тот завещал сыновьям. Хлотарь ответил, что она должна созвать собрание благородных франков и по общему решению позаботиться об общественных делах; он же обещает во всём подчиниться их решению и не противиться тому, что предпишут. Брунгильда, поняв, что её обманывают этими словами, отправила Сигиберта, первенца Теодориха, в Тюрингию, и пыталась призвать себе в союзники на войне даже те народы, которые обитают за Рейном. Она позаботилась отправить вместе с ним майордома Варнехария 4 с Альбоином, самым влиятельным из вельмож Австразии. Однако, подозревая Варнехария в том, что тот задумал перейти к Хлотарю, она направила вслед за ними письма, поручив Альбоину покарать его. Альбоин, прочтя письма, разорвал их и бросил на землю. Их, однако, нашёл один из приближённых Варнехария и, переписав на натёртой воском дощечке, показал ему. Тот, увидев их и поняв, что ему угрожает смертельная опасность, начал приходить в себя и раздумывать над тем, каким образом, устранив сыновей Теодориха, передать Хлотарю королевство вместе с самим собой. И вот, сперва он отвратил от них народы, к которым был направлен, чтобы призвать их на помощь в войне. Затем, войдя с Брунгильдой и Сигибертом в Бургундию, он всех вельмож и епископов этого народа склонил к своему мнению, проведя с ними тайные беседы об этом деле. И, поскольку высокомерие и жестокость Брунгильды всем были ненавистны, они обещали не отказывать ему в помощи его намерении* 5. Итак, добившись этого, Варнехарий отправил к Хлотарю послов и поручил передать, чтобы тот приходил с войском, обещая сдать ему Бургундское королевство вместе со всем австразийским войском, если ему дадут твёрдые гарантии сохранения жизни и чести.

*И вот, на Каталаунских полях 6, на реке Эне (Axonam), навстречу Сигиберту, прибывшему с бургундами, вышел вместе с нейстрийцами Хлотарь, имевший при себе очень многих австразийцев, среди которых были патриций Алетей, герцоги Рокко, Сигоальд и Эвдилан 7. Когда же оба строя вооружённых людей выстроились, готовые к бою, Варнехарий со своими людьми, как и условился, по данному сигналу ушёл с поля битвы до столкновения; те, у кого было равное стремление сражаться, сделали то же самое, и Хлотарь, мало-помалу продвигаясь следом за ними (ибо он не хотел губить никого из тех, на кого полагался, как на своих людей), добрался до реки Арар, которая ныне зовётся Соной (Sagonna). Захватив трёх сыновей Теодориха – Сигиберта, Корба и Меровея (ибо четвёртый, по имени Хильдеберт, благодаря быстрокрылому коню скрылся с поля битвы, и его впоследствии так и не нашли), он вернулся к селению Ренев (Riona), расположенному на реке Вежан (Vincennam). Там Хлотарю по настоянию Варнехария и прочих поддерживавших его вельмож передали Брунгильду, приведённую Эрпо, королевским коннетаблем, из Заюранского округа, из селения Орб (Urbana), вместе с Теуделаной, родной сестрой Теодориха. И Хлотарь приказал у неё на глазах зарезать её внуков Сигиберта и Корба, рождённых Теодорихом. Меровея же, которому он был дан духовным отцом во крещении, он поручил графу Ингободу и велел отвести его в Нептрик (Neptricum) и весьма милостиво там воспитывать* 8. Затем, велев представить ему Брунгильду, он в присутствии многочисленных войск, которые собрались не только из Нейстрии, но также из Австразии и Бургундии, получив право не скрывать ту ненависть, которую они уже давно питали против неё в душе, приказал три дня подвергать её разным пыткам и, посадив на верблюда, водить по всему войску. Наконец, припомнив ей, что отчасти по её совету, отчасти её рукой или даже злыми чарами было убито десять королей франков, он обратился к ней с такими словами: «Почто ты, проклятая среди женщин и изобретательница злобных козней, дошла до такого своенравия, что не постыдилась погубить столь многочисленное потомство славного рода? Так погибни же лютой смертью, понеся примерное наказание, ты, которая не побоялась запятнать себя столь ужасным братоубийством. Даже если я умолчу о прочем, мы знаем, что Сигиберт, мой дядя, а твой муж, пользуясь твоим советом, поднялся против своего брата, из-за чего навлёк на себя безвременную гибель. Также Меровей, мой брат по отцу, ставший из-за тебя ненавистным родителю, был убит невероятно жестоким способом. Как не вспомнить тут моего отца Хильперика, которого ты, как говорят, предала смерти через подосланных слуг, в то время как он ничего подобного не опасался? Не могу без слёз говорить о гибели такого славного отца, излагать несчастья моего сиротства. Стыдно перебирать в памяти войны с братьями и междоусобные битвы, которые велись с нечестивой ненавистью и которые возбуждала ты, бич всего дворца, вдохновлявшая на взаимную гибель твоих внуков, чтобы брат убивал брата и чтобы не возникало в нём никакого праведного душевного сострадания. Наконец, Теодорих, поверив твоим уверениям, будто Теодеберт – не его родной брат, пролил братскую кровь, хотя уже перед тем запачкал свои руки кровью Меровея, который был рождён от того. Известно, что и сын Теодеберта, который ещё находился в белых крестильных одеждах, был разбит тобою о камень и испустил безвинный дух вместе с братом. Нельзя не упомянуть и о недавнем несчастье, а именно, о том, что Теодорих был убит ядом из-за твоих козней, и что его сыновей убедили вести войну против меня, и трое из них были преданы смерти, словно преступники. Предпочту умолчать о неисчислимых убийствах герцогов, о законности ли, беззаконности ли совершения которых говорить не время, пока вы, дорогие соратники и самые влиятельные вельможи Франции, не решите, какой казни надлежит подвергнуть виновную в таких преступлениях». Когда все закричали, что её следует подвергнуть неслыханным карам, он приказал привести необъезженного коня и, привязав несчастнейшую королеву за волосы и руки к его хвосту, пустить его вскачь. Таким образом, при первом же порыве скачущего коня копытами была размозжена её голова, а остальные члены протащены и разбросаны по труднопроходимым из-за терновника и камней местам.

Вот какой конец претерпела Брунгильда, женщина, которая весьма поднаторела в убийствах близких и, губя их, присоединяла их владения к своим, словно добычу. Успехи усилили в ней высокомерие, так что она по женской слабости превозносилась сверх меры. Но она всё же не была столь безрассудна, чтобы не почитать с глубоким уважением храмы Бога и Его святых, построенные предшественниками, да и сама, строя новые, набожно их умножала. Так, в предместье Лана она построила базилику в честь святого Винцентия, а в Отёне приказала посвятить святому Мартину ещё одну, пользуясь необходимыми для этого дела услугами достопочтенного мужа Сиагрия, епископа названного города. Да и во многих других местах она основала великолепные церкви во имя святого Мартина, полагая, что он является для неё покровителем более прочих, и с верой молясь ему. Здания, построенные ею и существующие до сего времени, обнаруживаются в столь несметном количестве, что кажется невероятным, что столько всего могло быть построено в столь разных частях Франции одной женщиной, правившей только в Австразии и Бургундии. Когда же она правила королевством вместе с сыном и внуками, в Галлии блистали, словно светильники, озарённые благодатью божественной силы, Этерий, архиепископ Лионский, Сиагрий Отёнский, Дезидерий Вьеннский, Аунарий Оксерский с братом Аустреном Орлеанским, [Луп, архиепископ Санский], и аббат Колумбан.

Глава II.

О святом епископе Австригизиле, лживо обвинённом и оправдавшемся чудесным образом, и о его святости.

Также Австригизил, архиепископ Буржский, долгое время живший во дворце при короле Гунтраме, обычно подавал ему полотенце для вытирания рук. Как-то раз он был обвинён неким злонамеренным человеком в том, что без приказания государя составил некие записи. В то время как он решительно это отрицал, король приказал ему опровергнуть обвинения оружием. Встав на рассвете, он приказал отроку отнести всё своё воинское снаряжение на поле, а сам отправился помолиться Господу в церковь блаженного Марцелла и, дав триент 9 бедняку, который встретился ему на пути и попросил милостыню, таким образом предался молитве. И результат молитвы не заставил себя ждать. Ибо когда он вместе с королём спешил к месту битвы, им встретился вестник, заявивший, что его противник, торопясь выйти на встречу с ними в назначенное место, упал с лошади и обрёл конец жизни. Тогда король, обратившись к блаженному мужу, сказал: «Радуйся, о возлюбленный юноша, что Господь – твой защитник, и враг не может тебе повредить». После этого 10 он получил епископскую кафедру и блистал в мире удивительными благами добродетелей.

Глава III.

Об убийстве императора Маврикия вместе с [его] сыновьями; о его дурных нравах и спасительном наказании, явленном свыше через египетских анахоретов; а также о деяниях Филиппика.

Пока всё это происходило в пределах Галлии, *август Маврикий, после того как правил империей 21 год, был убит 11 Фокой, который был конюшим патриция Приска, вместе с сыновьями – Феодосием, Тиберием и Константином. Он был полезен для государства и вообще, сражаясь против врагов, часто одерживал победы. Даже гунны, которых называют также аварами, были побеждены его доблестью* 12. В середине своего правления он издал указы, противные закону Божьему, и, хотя блаженный Григорий часто его предостерегал, не пожелал их исправлять, более того, не переставал причинять мужу Божьему обиды на словах, ибо не мог на деле, заслужив тем самым следующее наказание со стороны Господа. Некий облачённый в монашеское одеяние муж, живший в Константинополе, пронёс вынутый из ножен меч от городских ворот до статуи гладиатора, которая была установлена посреди форума, и объявил, что император будет покаран мечом. Август, услышав это, сильно испугался и, позвав одного весьма приближённого к нему мужа в ранге префекта, отправил его с дарами из свечей и фимиама к святым, жившим в пустыне Верхнего Египта, со всей набожностью прося их вымолить для него милость Господню. Он также и сам не переставал днём и ночью тревожить мольбами благой слух своего Создателя и не прекращал умолять, чтобы Он покарал его за грехи скорее в земной жизни и не сохранял для того, чтобы подвергнуть пламени вечного огня. Затем префект, вернувшись от святых пустынников, сообщил императору следующее: «Святые мужи, обитатели пустыни, сказали мне, что Бог, выслушав просьбы твоего смирения, хотя и не лишит тебя вечной славы, но с большим позором отнимет у тебя почести земной власти, которыми ты пользуешься». Император обрадовался, что он, хоть и не избежит преходящих бед, но не лишится уготованной праведникам награды. Небесное величие пожелало утешить его также следующим видением. Однажды ночью он, охваченный глубоким сном, увидел себя стоящим возле бронзового изваяния Спасителя, которое было поставлено перед воротами дворца; и от этого образа воплощённого Слова послышался голос, сказавший: «Подайте сюда Маврикия». И некие служители невиданного вида и блеска схватили его и поставили перед Говорившим. И вновь послышался голос, спросивший его, что он больше предпочитает: в этом ли мире получить воздание за то, что он беззаконно совершил, или отложить наказание до грядущего суда?». И Маврикий ответил: «О благой Иисусе, который искупил своей кровью человеческий род! Вели мне лучше сейчас искупить совершённое мною зло и не бояться дня грядущего суда; более того, позволь мне быть в числе твоих избранников». Тогда Тот, Кто говорил, произнёс: «Пусть будет предан Маврикий воину Фоке вместе с женой и двумя сыновьями».

Император, пробудившись ото сна и вспоминая про себя виденное, приказал позвать своего зятя Филиппика, которого некогда считал подозрительным из-за обвинения в стремлении захватить власть. Тот, боясь, что гнев на него цезаря достиг своего предела, попрощался с женой, словно не надеясь её больше увидеть, и поспешил во дворец. Маврикий, выйдя ему навстречу, припал к его коленям, умоляя милостиво простить его ради Господа за то, что он недостойно совершил против него, вынужденный ложным подозрением. Филиппик, ошеломлённый и удивлённый тем, что случилось с ним вопреки чаянию, поднял августа с земли и просил простить его самого, если тот ещё удерживает против него какое-либо раздражение. Маврикий ему и говорит: «Скорее ты меня прости и сообщи, есть ли в войске кто-либо в чинах, по имени Фока». И он рассказал ему по порядку всё видение. Филиппик же ответил, что не знает ни одного воина [в чинах], который бы носил имя Фока, но вот среди рядовых есть конюший патриция Приска, по имени Фока, и этому мужу присуще страшное безрассудство. На это цезарь сказал: «Если он страшен, то и кровожаден». Между тем, по прошествии некоторого времени [Маврикий] выступил с войском в поход, желая обрушиться на тех, которые, нарушив заключённый договор, напали на приданные им римские сторожевые посты. Находясь тогда во вражеской земле, он заставлял воинов воздерживаться от воровства и грабежей, но обычного жалованья не выдавал и, сверх того, вынуждал их проводить зимнее время в пустынных местах, чем вызвал против себя немалое возмущение. Так, старослужащие мужи, оскорблённые этой суровостью, стали совещаться между собой, считая недостойным, что император, который не может похвастаться ни одним предком из римского рода, стремится столь беззаконно их притеснять; и что нельзя, мол, терпеть дольше иноземного тирана, тогда как они имеют в войске достойного правителя империи из римского рода. Громко произнося между собой такие речи, воины приступили к Фоке, тогда центуриону, и просили его принять управление Римской империей. Тот, подчиняясь их воле, надел багряницу. Узнав об этом, Маврикий поддался душевному отчаянию и, уступая обстоятельствам, повернувшимся против него, бежал на некий остров в море, где был поражён мечом вместе с женой и двумя сыновьями слугами, которых Фока отправил его преследовать, исполнив преходящей смертью свой сон.

Глава IV.

О преемстве римских понтификов и о первенстве римской церкви.

Между тем, блаженнейший папа Григорий, узнав, что Фока овладел императорской властью, направил к нему и к его августе Леонтии письмо, полное слов поздравления. Во времена названного государя этот Григорий, любимец Господень, уйдя от трудов земной жизни к вечному покою, оставил папский престол Сабиниану 13, [который скончался через год и пять месяцев и, в свою очередь, оставил престол Бонифацию 14. Тот же ушёл из жизни спустя восемь месяцев и 22 дня, и вместо него на папский престол возвели другого Бонифация 15]. Этот Бонифаций, его преемник, просил у названного августа и добился, чтобы тот повелел престолу римской и апостольской церкви быть главой всех церквей, ибо первой из всех церквей писалась Константинопольская церковь. Этот же государь по просьбе названного Бонифация приказал также удалить языческие мерзости и создать в древнем святилище, которое называли Пантеоном, базилику Пресвятой Приснодевы Марии и всех мучеников, чтобы там, где когда-то отправляли культ всех – не говорю богов, но демонов, впредь совершалось поминовение всех святых.

Глава V.

О войне Каган, авара или гунна, с Гизульфом Лангобардом, и о злосчастной любви Ромильды.

В то время король аваров, которого они на своём языке называют Каганом, вступив в битву с лангобардами Фриуля 16, убил их герцога, по имени Гизульф, вместе с многими из его людей. Жена этого герцога, по имени Ромильда, восхищённая красотой короля Кагана, осадившего её в упомянутом городе, сдала ему город, когда ей обещали в награду прелюбодеяние. Король, захватив город и пленив его жителей, взял её на одну ночь как бы в жёны из-за клятвы, которую дал, а после этого передал двенадцати аварам, которые по очереди, сменяя друг друга, пользовались ею, словно дешёвой проституткой. Под конец, велев установить посреди поля столб, он приказал посадить её на его остриё с такого рода укоризненными словами: «Такого мужа ты заслужила иметь». В самом деле, показательно наказав её за измену, этот король оставил потомкам достойный памяти пример: хоть он и воспользовался плодами измены, но показал, что виновница измены ему не угодна, ибо, вероятно, боялся того, что та, которая не пощадила близких, не пощадит и его, если добьётся его объятий. Вот такой смертью погибла ужасная изменница, которая о своей похоти заботилась больше, чем о благе граждан и сородичей. Её дочери, следуя не материнской распущенности, но любви к непорочности, дабы не быть осквернёнными аварами, положили себе между грудями под лифчики сырое мясо цыплят, чтобы зловонием от их гниения из-за телесного тепла отпугивать от связи с ними аваров, что и произошло. Ибо всякий, кто хотел прикоснуться к ним с непристойными намерениями, отступал прочь, напуганный сильным смрадом, говоря с проклятием, что все лангобарды вонючие. Говорят, что впоследствии одна из них вышла замуж за короля аламаннов, а другая – за князя баваров, обретя за сохранённое целомудрие достойные браки. Сыновья же Ромильды, которых она родила от вышеназванного Гизульфа, своего мужа, сели после опустошения города на коней и пустились в бегство; при этом младший из них был схвачен одним [мужем] из вражеских рядов, который мчался быстрее прочих. Тот, кто его схватил, не стал убивать [мальчика] из-за его малого тельца, но предпочёл скорее оставить себе для услужения ввиду его славной наружности (ибо это был мальчик со сверкающим взором, которого всё украшающая природа одарила молочно-белыми волосами) и повёл его в лагерь. Но мальчик, имея в малом сердце великую душу и переживая, что его ведут как пленника, вынул из ножен маленький меч, которым, согласно своему возрасту, был опоясан, чтобы приучаться им пользоваться, и изо всех сил, насколько мог, ударил им по шее того, кто его вёл. Когда тот рухнул на землю, мальчик, повернув коня, обратной дорогой вернулся к братьям, обрадовав их немалой радостью. А теперь вернемся к порядку нашей истории.

Глава VI.

О деяниях Хлотаря, короля и монарха во Франции.

*Итак, Хлотарь, король франков, получив в 30-й год 17 своего правления, после того как он начал править после смерти отца, единодержавную власть в королевстве* 18, *назначил Варнехария, стараниями которого овладел Бургундским королевством, майордомом в названном королевстве, дав ему клятву, что в течение всего времени, пока он будет жить, его там никто не сменит. Во главе австразийцев он поставил некоего Радо, мужа добродетельной жизни, наделив его тем же почётным званием* 19, а *у заюранцев поставил патрицием Эрпо, родом франка. Последний, любя всё, что касается мира, и подавляя вздорность дурных людей, был по наущению патриция Алетея и Леудемунда 20, епископа Сьонского (Sedunensis), убит самими жителями этого округа. В это время Хлотарь, придя вместе с королевой Бертетрудой 21 в селение под названием Марленхайм (Maurolegico) 22, под предлогом правосудия приказал казнить мечом многих, которые вели себя беззаконно* 23.

*Леудемунд же, епископ Сьона, придя по увещеванию Алетея к королеве Бертетруде, тайно позвал её и стал уговаривать перенести её сокровища в Сьон, говоря, что отлично знает, что Хлотарь уже в этом году уйдёт из жизни и что Алетей готов оставить свою жену и взять королеву вместе с престолом, так как сам Алетей происходил из знатного бургундского рода. Королева, услышав это и тяжело перенеся то, что её считают такой, кому можно предлагать подобное, стремительно бросилась в спальню. Леудемунд, поняв, что навлечёт на себя навет за свои слова, поспешил через город Сьон в Люксовий к аббату Евстасию 24, чтобы по его просьбе заслужить прощение короля, что и произошло. Ибо ему обещали безнаказанность и разрешили вернуться к своему престолу. Алетей же пришёл по приказу Хлотаря в селение Массолак (Massolaco) 25, и ему велели на виду у вельмож защищать своё дело. Когда же он не смог очиститься от предъявленных ему обвинений, то его приговорили к смертной казни.

В 34-й год 26 своего правления Хлотарь, вызвал к себе из Бургундского королевства в селение Боногил (Bonogilo) 27 пфальцграфа 28 Варнехария со всеми епископами и вельможами и, удовлетворив их просьбы, сделал их всех ещё более верными себе* 29.

Глава VII.

О дани, которую лангобарды платили франкам.

*Обстоятельства требуют ныне рассказать, каким образом [стало так], что лангобарды на протяжении многих лет платили королям франков 12 000 солидов в виде дани и по какой причине они уступили под власть франков два города, то есть Аосту (Augustam) и Сузу (Seusium). Когда умер благороднейший король Клеф, как было показано выше, герцоги, поставленные над лангобардами, совершая вторжения в Галлию, уводили вместе с добычей толпы пленных; из-за этих безрассудных и дерзких предприятий они и передали названные города королю Гунтраму. Отправив по общему решению двенадцать послов к императору Маврикию, они заключили с ним мир; к Гунтраму и Хильдеберту они также отрядили других послов той же численности, которые должны были просить их о дружбе и союзе, обещав от имени [лангобардов] платить им 12 000 солидов. Этим своим посланникам они в особенности поручили стараться привлечь на свою сторону прежде всего тех, кого они заметят более благосклонно настроенными к дружескому союзу. Наконец, когда были выслушаны мнения обеих сторон, они отдались под покровительство франков, передав, сверх того, королю Гунтраму долину под названием Аметегис (Ametegis) 30. Таким образом они платили упомянутую дань вплоть до времён своего короля Агилульфа. Последний направил к Хлотарю, государю франков, избранных послов своего народа с именами Агилульф, Помпей и Гауто, прося отменить дань, которую он платил ему каждый год. Те, обойдя с деньгами тех, которые, как они знали, пользовались доверием в королевском совете, а именно, дав каждому по тысяче солидов, предложили до 3000 солидов, в том числе 36 000 солидов вместе с просьбами самому королю, и таким образом, получив освобождение от бремени обычных выплат, вернулись домой* 31.

Глава VIII.

О смерти королевы Бертетруды и о браке с Сихильдой; о сыне Хариберте и о принятии в соправители Дагоберта.

*В 36-й год 32 этого государя умерла королева Бертетруда, которую Хлотарь любил исключительной любовью; да и все лейды, зная её доброту, очень её любили. После её смерти король Хлотарь взял себе другую супругу, по имени Сихильда, и родил от неё сына, по имени Хариберт* 33.

*В 39-й год 34 своего правления Хлотарь сделал соправителем королевства своего сына Дагоберта 35, рождённого от королевы Бертетруды, и поставил его королём над австразийцами, оставив себе то, что ограничено Арденнами и Вогезами в направлении Нейстрии и Бургундии* 36.

[В это же время окончил свои дни Дезидерий, аббат монастыря святого Германа, и его сменил в управлении Гаусцио].

Глава IХ.

О Само, поставленном королём среди славян, о его успехах и потомстве.

*В 40-й год 37 правления Хлотаря некий человек, по имени Само, родом франк, из Сансского округа, ради торговли привёл с собой в землю славян (Sclavorum), которых зовут также венедами (Winidi), многих купцов. Славяне, уже давно подчинённые гуннам, которые зовутся и аварами, попытались сбросить с себя иго их господства. Ибо они, хотя поначалу платили им, как господам, подати, охраняли лагерь, когда те сражались, оказывали помощь в сопротивлении, когда те бежали, но терпели такие оскорбления, причиняемые теми, что можно было подумать, что это не люди властвуют над людьми, а дикие звери над какими-либо жалкими скотами. Ибо среди прочих жестокостей, которые они вытворяли в отношении них (о чём страшно и говорить), они совершали одно гнусное злодеяние, неслыханное прежде во все века, а именно: приходя к ним в дома, якобы собираясь перезимовать, они брали к себе на ложа их жён. Однако те, которые родились от славянских жён и гуннов, не желая выносить то зло, которое долго терпели их отчимы, развязали против своих господ и отцов жестокую войну. Само с товарищами для того, пожалуй, и отправился, чтобы оказать помощь венедам. В завязавшейся битве венеды одолели гуннов. В этом сражении Само со своими людьми дал славный пример воинского духа; ибо он, подвергая себя смертельной опасности, сразил многих врагов. И, поскольку славяне были восхищены его выдающейся храбростью, он благодаря этому успеху был призван ими к власти и, поставленный из купца королём, деятельно управлял государством 36 лет вопреки суматохе неисчислимых войн, которые он вёл с аварами и в которых всегда оказывался победителем, прибегая к искусной хитрости. Он имел также двенадцать жён из рода венедов, от которых родил двадцать двух сыновей и пятнадцать дочерей* 38.

Глава Х.

Об Аделоальда, короле лангобардов, и его преемнике; о королеве Гундеберге.

*Аделоальд же, сын короля лангобардов Агилульфа (которого звали также Айо), наследовав отцу на престоле 39, 10 лет правил вместе с матерью Теоделиндой. Приняв после бани питьё от некоего Евсевия, который был отправлен к нему в качестве посла константинопольским императором, он впал в безумие. Когда он по внушению этого посла приказал казнить двенадцать лангобардских вельмож, прочие свергли его с престола, а на его место поставили Ариоальда 40, герцога Туринского, за которым была замужем Гундеберга, родная сестра короля Аделоальда* 41. *И вот, эта красавица королева, отличавшаяся замечательным добродушием и не лишённая нравственной чистоты, стала, однажды, хвалить угождавшего ей Адалульфа, происходившего из не последнего среди лангобардов рода, говоря, что он красавец. Тот, думая, что королева воспылала к нему любовью, шепнул ей на ухо: «Так как твоей милости было угодно превознести похвалой мою стать, то прошу, да будет тебе угодно принять меня на своё ложе». Та, считая невозможным просто так снести эти слова, плюнула ему в лицо. И он, боясь, что, если сам не откроет этого дела, то королева обо всём расскажет, пришёл к королю и заявил, что, если ему дадут укромное место для беседы, он откроет ему важные вещи. И, когда король отошёл вместе с ним, он начал таким образом затуманивать правду ложью: «Тассо, правитель провинции Тосканы, целых три дня вёл с королевой речи о твоей погибели, чтобы она погубила тебя ядом, а его взяла себе в мужья». Поверив этому, король заточил супругу в итальянский замок под названием Амелло 42. Узнав об этом, Хлотарь через посланников стал упрекать Ариоальда, говоря, что тот неправедно поступил, без законного суда признав достойной такого рода бесчестья королеву, происходившую из франкского королевского рода. Когда тот заявил, что у него есть справедливая причина для заточения жены, один из послов, по имени Ансоальд, перебил короля такими словами: «Расследование этого дела легко докажет тебе [её невиновность], если одному из приближённых королевы будет дана возможность сразиться с обвинителем на поединке». Когда тот это разрешил и в то же время одобрил, а Адалульфу отсутствие надежд на спасение не позволило отказаться от предложенного, некий Ариперт, родственник королевы, направил сразиться с Адалульфом вместо себя [своего] вассала, по имени Питто. И обвинитель без промедления был побеждён им и наказан мечом, а королева Гундеберга после почти трёх лет своего заточения вернулась к прежнему королевскому достоинству* 43.

Глава ХI.

О мудрости Дагоберта, короля Австразии, и высокомерии Хродоальда.

*В 41-й год 44 правления Хлотаря, когда Дагоберт деятельно правил в Австразии, и по призыву блаженнейшего епископа Арнульфа и майордома Пипина превознёс Хродоальда, славного среди австразийцев, высшими почестями, этот человек, безумствуя из-за переменчивого нрава, стал навлекать на себя гнев короля. Ибо, стремясь к грабежу чужого добра, преданный гордыни и исполненный высокомерия, он дал возможность завистникам себя чернить. И Дагоберт, раздражённый по этой причине, задумал его убить. Напуганный этим, Хродоальд отправился к Хлотарю, умоляя, чтобы тот соизволил добиться у сына сохранения ему жизни. Хлотарь, увидевшись с сыном, среди прочего просил его не убивать Хродоальда. И Дагоберт обещал ему, что если тот исправит то зло, которое совершил, то может иметь надежду на сохранение жизни. Но, как только Хродоальд пришёл в Трир вместе с Дагобертом, Бертарий из Скарпонна по приказу этого короля отрубил ему голову перед входом в королевские покои* 45.

Глава ХII.

О женитьбе Дагоберта на Гоматруде; о ссоре его с отцом Хлотарем и об их примирении по поводу королевства Австразии.

*В 42-й год 46 правления Хлотаря Дагоберт, во всём королевском убранстве и великолепии, прибыл по приказу отца в Клиши (Clippiaco) 47, неподалёку от Парижа, и там отец дал ему в жёны Гоматруду 48, сестру королевы Сихильды. Но на третий день свадьбы между отцом и сыном возникла жестокая ссора. Ибо Дагоберт просил отдать ему всё, что относилось к австразийцам, то есть королевство в полном объёме, а Хлотарь возражал, не желая уступать ему ничего из этого. Наконец, были выбраны двенадцать франков, одним из которых был богоугодный муж Арнульф, епископ Меца. И отец, помирившись с сыном благодаря их спасительному совету, отдал ему то, что тот требовал, оставив из всего этого под своей властью лишь то, что было расположено по эту сторону Луары 49 и в крае, который называют Провансом 50* 51.

Глава ХIII.

О доблести и вере Сисебута, короля Испании, о подчинении им Кантабрии и о расширении тем самым королевства готов.

*Когда в это время в Испании ушёл из жизни Виттерих, ему на престоле наследовал Сисебут 52. Решительный на войне, славный в совете и ревностный в вере более всех прочих королей Испании, которые были до него, он подчинил себе Кантабрию, которой некогда владели повелевавшие ею франки. Так, герцог Франкио, который некоторое время стоял во главе этой провинции, платил дань королям франков. После его смерти этой край захватили воины императора, располагавшегося в Константинополе, которым было поручено заботиться о защите границ Испании от чужеземных народов, как мы говорили выше. Сисебут, как мы [только что] упомянули, отнял её у них силой и, захватив многие города на побережье, разрушил их до основания. Когда его войско резало воинов, которых застали в названных городах, Сисебут, тронутый благим состраданием и желая многих спасти от смерти, дал им надежду искать у него защиты и, обещая безнаказанность, убеждал спасаться бегством; он говорил, вздыхая: «Увы мне, несчастному! Во времена правления которого происходит такое пролитие человеческой крови!». Так королевство готов, населявших Испанию, распространилось по берегам моря до цепи Пиренейских гор* 53.

Глава ХIV.

О смерти Варнехария и о преступной женитьбе его сына Година на своей мачехе; о его разводе с ней, ярости разведённой и коварстве по отношению к Гого; о клятве верности Гого, данной во многих храмах, и его убийстве. Также об изгнании Палладия и Сидока и убийстве Бозо.

*В 43-й год 54 короля Хлотаря окончил свои дни Варнехарий, майордом Бургундского королевства. Его сын Годин, движимый легкомыслием, взял в жёны свою мачеху 55. Король Хлотарь, поражённый этим нарушением закона Божьего, повелел герцогу Арнеберту 56 как можно быстрее убить Година. Годин, подавленный сильный страхом, оставив Бургундию и перейдя в Австразию, умолял Дагоберта о заступничестве, дабы он [отговорил] отца от приведения в исполнение сурового решения, склонив его к более мягкому. И Дагоберт не отказался. Хлотарь, хоть и неохотно, всё же уступил сыну в его просьбе смягчить смертный приговор ввиду той высокой должности, которую исполнял Варнехарий, отец Година, и ради вознаграждения за его величайшее усердие по отношению к королю, а именно, при условии, что Годин отвергнет жену, которую взял вопреки установлениям канонов. И тот, дав ей развод и получив гарантии сохранения жизни, вернулся в Бургундию. Но женщина, восприняв причинённое ей оскорбление с гораздо большим возмущением, чем можно было ожидать, и, прибегнув против Гого 57 к ложному доносу, пришла к королю и публично разыграла сцену такого рода, что, мол, Гого задумал убить его мечом, если только окажется в присутствии короля. Король, поверив этому, потребовал от Гого клятвы во обеспечение своей жизни, здравия и чести. Когда тот по настоянию королевских доместиков Храмнульфа и Вандельберта принёс в базилике святого Медарда в Суассоне и базилике святого Винцентия в Париже клятву в том, что не будет строить против короля никаких козней, но ему так не поверили, он был вынужден упомянутыми мужами повторить ту же клятву в церкви святого Аниана в Орлеане и церкви святого Мартина в Туре. Когда он спешил в уже названные места, чтобы исполнить королевскую волю, то из-за происков упомянутых мужей (против чего король не стал возражать) был ужаснейшим образом зарезан в Шартре, на пиру со многими из своих людей, хотя и пытавшимися оказать сопротивление, но не слишком в том преуспевшими.

В этом же году некий Палладий и его сын Сидок, епископ Оза (Tolosatium 58), были отправлены в ссылку герцогом Эйгиной, обвинившим их в том, что они были замешаны в мятеже басков. Также Бозо, сын Аудолена, уроженец Этампа (Stampensis), был убит герцогом Арнебертом по распоряжению Хлотаря, вменявшего ему в вину прелюбодеяние, совершённое с королевой Сихильдой* 59.

Глава ХV.

О совещании Хлотаря с графами и вельможами королевства по поводу преемника Варнехария, майордома Бургундии, и о раздоре, возникшем из-за убийства Эйгиной Эрмария.

*Хлотарь же, приказав всем наиболее влиятельным из вельмож Бургундии собраться в Труа, стал советоваться с ними о преемнике Варнехария, живо интересуясь, кого бы они хотели, чтобы король поставил над ними майордомом. Когда же те заявили, что не хотят терпеть над собой ничьей власти, кроме власти Бога и короля, король, с удовольствием восприняв их слова, удовлетворил их желание* 60.

*В 44-й год 61 правления король Хлотарь собрал на совет в Клиши своих сыновей и приближённых, а также епископов Галлии, чтобы принять всё, что соответствовало бы сохранению мира в королевстве и церковной пользе. И вот, среди первых лиц Франции, которые собрались, некий Эрмарий, управляющий дворца Хариберта, сына короля, и в то же время посланник с малых лет, был убит напавшим на него Эйгиной. Последний был родом сакс и один из вельмож королевского дворца. Из-за этого дела возникло сильное возмущение, и ссора чуть было не дошла до смертоубийства, если бы Хлотарь, узнав об этом деле, не подавил волнение королевской властью. Ибо он предоставил Эйгине возможность уйти на гору, которая носит название Монмартр (Marcomirus), взяв с собой немалое число воинов, которые послужили бы ему защитой, если бы того потребовали обстоятельства. Брунульф 62 же, дядя Хариберта, а именно, брат королевы Сихильды, собрав отряд благородных мужей и своих сторонников, пытался разгромить Эйгину. Хлотарь, узнав об этом, призвал к себе лейдов, которые были особенно сильно возмущены беззаконным убийством такого мужа, и объявил, что если они хотят, чтобы он оставался спокойным, пусть не выходят на битву. Таким образом он, уняв их порыв, успокоил внутреннюю распрю* 63.

Глава ХVI.

О смерти Хлотаря Младшего и о чудесном исцелении от лихорадки благодаря святому Сульпицию; о святости жизни этого Сульпиция; о безупречности и трудах блаженного Элигия, золотых дел мастера.

*В 16-й год после принятия единодержавия, в 44-й год 64 правления отцовским королевством, король Хлотарь умер и был погребён в предместье Парижа, в базилике святого Винцентия* 65. Этот Хлотарь назван Младшим из-за своего деда, носившего то же имя, но с прибавлением к нему «Старший»; последнего можно назвать также Первым, в то время как этот является Вторым, а за ним следует ещё один [Хлотарь], о котором будет сказано в последующем.

В предыдущее время блаженный Сульпиций (тогда архидьякон, а впоследствии – епископ Буржский), избавил этого Хлотаря от тяжкого недуга – лихорадки, проведя перед тем семидневный пост. Он 66 был терпелив, сведущ в грамоте, исполнен страха Божьего, подавая потребное бедным и заботясь о пользе церквей Господних и священников. Однако, хитростью и лукавством злодеев от него добились, чтобы он изгнал блаженного Лупа, епископа Санса, с собственного престола и отправил в ссылку. Этот муж был такой святости, как то ясно видно из записей о его деяниях, что, однажды, когда он служил торжественную мессу, у него в святую чашу с неба скатился самоцвет. В конце концов, король, раскаявшись в содеянном, приказал вернуть его из ссылки и привести к себе; просив и добившись у него прощения за свершённое, он одарил его и отпустил восвояси.

Также блаженный Элигий, честнейший золотых дел мастер, оставив родную землю в Лиможском округе и перейдя к этому королю, получил от него повеление изготовить золотой трон, подобающий королевскому достоинству, и средства на это. Поскольку его руки были чисты от всякой скверны алчности, он то, что получил для применения в одном изделии, употребил на два; при этом один [трон] он сделал не меньшей величины, чем то было приказано. А то, что осталось от данного ему на расходы золота, он, дабы не потерять по небрежности и чтобы не казалось, что он удержал это для удовлетворения своей алчности, переплавил в [трон] меньшего размера. Государь, увидев это, похвалил его, и одарил, и повелел жить в дворцовых покоях. Но довольно об этом всём.

Глава ХVII.

О стремлениях Дагоберта после того, как ему объявили о смерти Хлотаря, и о заговоре против него Хариберта и Брунульфа. О чудесном обретении тел Дионисия и [его] спутников; также о Садрегизиле, державшем место в Аквитании.

*Итак, молва о кончине Хлотаря дошла до Дагоберта по обыкновению человеческой натуры, которой достаточно, уловив суть, не искать прочего. Ввиду этого Дагоберт направил в Нейстрию и Бургундию тех избранных мужей из королевства Австразии, которых он считал наиболее верными, чтобы они добились расположения к нему герцогов и епископов этих народов. Это было воспринято всеми с радостью, так как знали, что именно ему причитается королевская власть. Жители Реймса первыми приняли прибывшего Дагоберта, когда там с величайшей радостью собрались князья упомянутых народов* 67.

Хариберт, его брат, страстно хотел, чтобы и ему доверили что-нибудь из государственных должностей. Равным образом Брунульф, брат королевы Сихильды, дядя Хариберта, обходя потихоньку некоторых наиболее могущественных мужей, старался добиться, чтобы они, отвергнув Дагоберта, поручили высшую власть в государстве его племяннику. Но те решили от этого уклониться, полагая, что он стремится скорее к обеспечению собственной власти, чем к общественной пользе, и что он слабее умом. Дагоберт же, добившись желаемого, постарался впоследствии достойным образом отплатить Брунульфу за его действия. Итак, уладив дела и расположив к себе всех, которые исполняли воинский долг и объединились вокруг его власти, *он, растрогавшись и ввиду братского сострадания склонившись к жалости, по совету друзей уделил брату по отцу часть королевства, пожаловав ему провинцию 68, которая простирается от берегов Луары в сторону Гаскони вплоть до цепи Пиренейских гор, которая отделяет Галлию от Испании; он также заключил с ним договор, записав, что тот, довольствуясь положением частного лица, не должен более рассчитывать на что-либо ещё из отцовского королевства. [Хариберт], получив власть 69, избрал столицей королевства Тулузу и, не будучи слаб умом, как полагали, но обладая решительным нравом в начинании дел, тут же нашёл применение своему таланту. Ибо на третий год 70 после того, как начал править, он подчинил всю землю Гаскони и расширил своё королевство* 71. Но вся Австразия вместе с Бургундией, а также Нейстрия повиновались власти Дагоберта. Хотя имеются его деяния, изложенные некоторыми отдельно, всё же, дабы его свершения не остались скрытыми от тех, у кого нет названного сочинения, нам хотелось бы коротко их изложить.

Итак, *Дагоберт, отданный родителем Хлотарем для обучения достопочтенному мужу Арнульфу, епископу Меца, проводил детские годы в изучении грамоты. Приучаясь в юности к охоте (этот обычай, как мы неоднократно говорили, был весьма близок франкским государям), он решил, однажды, загнать оленя. Легко обнаруженный благодаря проворству всадников и чутью собак, тот со скоростью, к какой обычно прибегает это животное, прошёл через леса, горы и даже реки, если те попадались на пути, и галопом примчался в селение, чьё название – Катулиак (Catuliacus) 72. В этом селении была часовня, которая скрывала тела мучеников – Дионисия и его спутников; в неё и устремился олень, найдя там безопасное убежище. Собаки, преследовавшие его по пятам, не в силах войти в открытые двери, лаяли у ворот. Дагоберт, придя, удивился этому достойному зрелища событию; а впоследствии слух об этом чуде побудил тех, кто жил по соседству, и, особенно, Дагоберта почитать этих святых* 73. Кроме того, *Хлотарь поручил надзор над делами, которые при нём велись, некоему Садрегизилу, вверив ему, в особенности, Аквитанское герцогство. А тот со спесью, которой надулся, старался свысока смотреть на сына короля, не в силах спокойно переносить его успешные действия. Оправданием же [ему] был юный возраст последнего, чтобы тот, мол, не набрался спеси из-за подчинения ему вельмож. Как-то раз Хлотарь отправился на охоту и, находясь на значительном расстоянии от сына, дал Дагоберту возможность пригласить герцога на пир и, уличив в строптивости, приказать высечь его плетьми и обесчестить, отрезав бороду. Итак, сознавая за собой дерзкий проступок, Дагоберт укрылся в том же убежище, куда, как он видел, бежал преследуемый им олень. После этого Хлотарь, вернувшись и узнав о нанесённом герцогу оскорблении, многим грозил сыну в гневе и послал людей привести его, дабы он понёс достойную кару за то, что совершил. Между тем, когда Дагоберт со смиренным сердцем распростёрся перед мучениками и погрузился в сон, ему явился некий муж с приятным и почтенным выражением лица и велел ему не бояться; и обещал, что тот избавится не только от настоящей опасности, но и от вечной кары, и ему, сверх того, будет дарован королевский престол, если только он сам обещает почитать память этих святых. И обещанное не преминуло исполниться. Ибо [Дагоберт] понял, что это был не пустой сон из числа тех, над которыми мы часто насмехаемся, когда тем, которых послали вывести его из священного храма, после того как они были не более, чем в одной мили от святилища, Божья сила не позволила пройти дальше. Они вернулись в смущении и сообщили тому, кто их направил, то, что они претерпели. Тот, укорив их в лености и неверности, направил других, чтобы они исполнили то, чем пренебрегли первые. Когда те претерпели то же самое, он, с презрением отвергнув их, как сторонников сына, отправился сам, желая лично увести сына от гробниц мучеников. Но, поскольку могущество Божье на королей распространяется не в меньшей степени, чем на прочих людей, тот, кто укорял в никчемности других, сам оказался никчемен. Наконец, признав силу Христа и Его рабов, он даровал прощение и вернул сыну мир. Таким образом, получив разрешение прийти, он вошёл в святой храм и набожными молитвами призвал на помощь себе славных мучеников* 74. *Для Дагоберта же, как стало ясно впоследствии, не было месте дороже этого* 75.

Глава ХVIII.

Об опасной битве Дагоберта с Бертоальдом, герцогом саксов, об удивительной помощи со стороны Хлотаря и об убийстве бежавшего Бертоальда.

*Когда отец поставил его королём над австразийскими франками, он двинул войска против саксов, которые пытались восстать. Перейдя через Рейн, он вступил в битву с Бертоальдом, герцогом саксов, но был поражён мечом в голову и через оруженосца послал отцу срезанные вместе с частью шлема волосы, велев передать, чтобы тот поспешил ему на помощь до того, как падёт всё войско. И удача его не оставила. Ибо Хлотарь как раз отправился поохотиться в лес Лонголарию. Там, получив весть об опасностях, которым подвергается сын, он был подавлен тяжкой скорбью и, схватив тех юношей, которые были у него под рукой, а к прочим направив гонцов, чтобы те следовали за ним, добрался до сына, за короткое время проделав длинный путь (ибо шёл также и по ночам). И той же ночью они отдыхали, разбив палатки на реке Везер. Когда же настало утро, и франки ликовали и издавали радостные крики по поводу прибытия короля Хлотаря, Бертоальд, герцог Саксонии, ожидавший битвы на берегу реки, услышав шум, спросил, из-за чего это в лагере франков поднялся такой сильный шум? И ему сказали, что это прибыл король Хлотарь, и потому франки считают этот день праздничным. Тогда он сказал на это: «Им, обманутым тщетной надеждой, от страха мерещится желаемое. Ведь король, который, как они радуются, находиться рядом с ними, уже ушёл из жизни, как нам известно из дошедших до нас достоверных слухов». Хлотарь, стоявший вооружённым на противоположном берегу, услышав, что тот высокомерно произносит подобное, ничего не говоря, чтобы своим молчанием внушить ещё больший страх врагам, поспешно снял шлем, обнажив голову. Ведь его красивые кудри были подёрнуты сединой, и противники безошибочно узнавали его по их виду. Наконец, тут же узнанный Бертоальдом, он получил неподобающий ответ, произнесённый герцогом противной стороны таким образом: «Не ты ли это стоишь здесь, безмолвная скотина?». Тогда король, задетый такого рода бранью, воспылал большим, чем то можно выразить, гневом. Вновь водрузив на голову шлем, он, пришпорив, погнал коня в сторону [Бертоальда], чтобы, переправившись через реку, отомстить своим врагам. Также и франки, возмущённые нанесённым герцогом оскорблением и воодушевлённые его примером, вплавь переправились через реку, следуя за королём, который яростно наседал на бежавшего Бертоальда. Ему, однако, затрудняли преследование тяжесть оружия и то, что вода, когда он переплывал через реку, пропитала его одежду и затекла в сапоги. Бертоальд же, отступая, кричал королю, что тот, преследуя его, стремится не к справедливости и добру, но делает это, движимый одной лишь жаждой славы, ибо таковым считается тот, кто, отделившись от своих людей, вынуждает врага обратить перед собой тыл; но ему следует опасаться, как бы обстоятельства не повернулись в обратную сторону и он не погубил скорее самого себя. Говоря это, он не прекращал бегство, часто заверяя, что он – слуга короля, а король – его господин, и что кажется несправедливым, чтобы или слуга был убит милостивейшим господином, или господин – своим слугой, хотя и вынужденно и против воли. Однако, Хлотарь, зная, что тот говорит это из хитрости, и не заботясь о том, что было сказано, наконец, убил его, настигнув благодаря быстроте коня, на котором ехал. Унеся его голову, он вернулся к сыну и прочим франкам (которые, опечаленные тем, что не могут следовать с ним, и опасаясь за его здравие, спешили за ним по мере сил). Прогнав печаль из их душ, он после этого вступил вместе с ними в Саксонию и так её опустошил, что не оставил там в живых ни одного мужчины, кто был бы выше длины меча, который он тогда носил. Вот таким образом поступил Хлотарь* 76.

Глава ХIХ.

О прибытии Дагоберта в Бургундию после смерти отца, чтобы ободрить угнетённых, и о прочих его походах. О его разводе с супругой и женитьбе на Весталке. О его добрых советниках – епископе Арнульфе, Пипине и епископе Куниберте.

*Когда же тот 77 умер, Дагоберт, получив власть над всем народом, отправился в Бургундию с тем намерением, чтобы, верша правосудие, помочь угнетённым и тем, кто претерпел клевету. От его прибытия у добрых людей и, особенно, бедняков, появилась надежда, а мятежных и занимающихся грабежами поразил сильный страх и душевное смятение. Когда он прибыл в Лангр, то, предоставив возможность приходить к нему бедным и вдовам, без всякого лицеприятия велел по законам уплачивать каждому то, что ему принадлежало, сохраняя справедливость, которую любит Всевышний. После этого он прибыл в замок Дижон, собираясь и там делать то же самое. Затем, перед тем, как отправиться в Шалон, он утром вошёл в баню, приказав герцогам Амальгарию и Арнеберту и патрицию Виллебальду убить Брунульфа, дядю своего брата Хариберта, подозрительного ему из-за неверности. Затем из города Шалона он через Отён направил путь в Оксер; а потом через город Санс прибыл в Париж. Расположившись в селении Рейи (Romiliaco), он оставил по совету некоторых франков королеву Гоматруду, родную сестру своей мачехи Сихильды, так как она была бесплодна, и взял себе в жёны некую девицу Нантильду, похитив её из монастыря. Вплоть до этого времени он пользовался советами блаженного Арнульфа, епископа города Меца, а также Пипина, исполнявшего должность майордома в королевстве Австразии. Потому он и проявил себя столь решительным, столь деятельным в управлении королевством, что жившие вокруг народы уважали его имя и с величайшей готовностью обещали свою помощь в подчинении чужеземных племён. А после ухода 78 названного епископа он заботился о правосудии и справедливости, слушаясь советов уже упомянутого Пипина и Куниберта, епископа города Кёльна 79, которые ему это внушали* 80.

Глава XX.

О сыне Дагоберта от Рагнетруды, который, в то время как блаженный Аманд его крестил, сказал в ответ: «Аминь». О впадении [короля] в отвратительную алчность и об ограблении храма божественного Илария. О распутстве [короля] и его вразумлении благодаря советам Пипина.

*Затем, в восьмой год его правления 81, когда он по принятому королями обычаю объезжал верхние пределы Франции и печалился оттого, что не родил сына, который бы правил после него, то взял себе на ложе некую девицу, по имени Рагнетруда, и она в этом же году родила ему сына 82* 83. *Впоследствии, когда досточтимый муж Аманд, епископ Маастрихта, в присутствии родителя, а также Хариберта, короля Аквитании, по обычаю верных совершал над ним в городе Орлеане обряд оглашения, и никто из такого многочисленного войска не ответил по окончании молитвы «Аминь», Господь отворил уста малышу, которому исполнилось не более тридцати дней от рождения, и он сам на слуху у всех сказал в ответ: «Аминь». И святой епископ тут же окрестил его, а король Хариберт воспринял его из святой купели. Сильнейшее изумление от этого дела и в то же время ликование охватили не только королей, но и всех стоявших вокруг* 84.

*После этого Дагоберт, стремясь часто посещать Нейстрию, королевство отца, и забыв о прежней добропорядочности, сделался нечестивым грабителем, зарясь на имущество не только церквей, но и некоторых богатых людей* 85. Ибо среди прочего, отобранного у галльских церквей по случаю украшения базилики божественного Дионисия, он, как говорят, похитил и вынес из храма святого Илария в Пуатье ворота, изготовленные из литой меди. В то время как он приказал доставить их по океану до Сены, чтобы по ней привезти в Париж, то одна из них, как говорят, была поглощена рекой, и её впоследствии так и не нашли. *Он предался столь безудержному распутству, что, не считая трёх жен, которые наряду с титулом пользовались также королевским убранством, ему угождало огромное количество наложниц. Поэтому, как полагали, и отвратилось его сердце от Бога, и стало бы совсем Ему чуждо, если бы он не пришёл в себя и не решил искупить свои грехи раздачей милостыни* 86.

*Жил в его королевстве Пипин, из числа наиболее могущественных австразийцев, связанный с ним узами близкой дружбы. Он ненавидел негодяев и не принимал участия в постыдных делах. Некоторые из недоброжелателей замыслили сделать его ненавистным Дагоберту. Но тот, охраняемый милостью Господа, чьим заветам следовал, блюдя справедливость, избежал уготованных ему ловушек и, советуя королю полезные вещи, оказался ему самым верным. С ним 87 был связан и другой муж, по имени Эга 88, не уступавший первому в полезности советов и в близости к государю. Он происходил из Нейстрии и обладал немалым могуществом* 89.

Глава ХХI.

О послах к императору и о деяниях императоров Фоки и Ираклия. Об успехах Ираклия в борьбе против Хосрова, персидского тирана, об убийстве последнего и обретении Креста Господнего.

*В это время Серваций и Патерн, которые исполняли посольство к Ираклию, преемнику Фоки, вернувшись, предстали перед Дагобертом, заявив, что заключили вечный мир с Ираклием* 90. Дело в том, что *император Фока, оставленный всем сенатом (ибо он, словно в припадке сумасшествия швырял в море богатства империи, говоря, что хочет дарами умилостивить Нептуна), был убит Ираклионом, в то время префектом Африки; и вместо него на императорский престол был поставлен Ираклий 91, сын Ираклиона* 92. В 9-й год 93 после того, как он облачился в багряницу, этот Ираклий вернул государству многие провинции, захваченные ранее персами, и отомстил за другие сильно разорённые земли. Ибо Хосров 94, государь персов, разоряя всё, через что проходил, пришёл в Иерусалим и среди прочей добычи, взятой у церквей и мирян, увёз оттуда часть Животворящего Креста, которую там оставила Елена, мать прежнего августа Константина. Передав царство своему сыну, сам он, расположившись в серебряной башне, которую построил для этих нужд, на золотом троне, установил сбоку символ нашего искупления, словно своего соправителя. Когда об этом сообщили Ираклию, он напал на Персию с сильным отрядом воинов; навстречу ему вышел сын Хосрова с огромным войском персов, которое следовало за ним, вынужденное страхом перед тираном, а отнюдь не движимое желанием помогать. Поскольку стремления обеих сторон совпадали, император вступил в поединок с предводителем персов, предложив условие: «Пусть никто из обоих войск не выходит для оказания помощи своему предводителю. Если же кто посмеет нарушить это решение, то его собственный государь должен будет, подрезав ему поджилки, утопить его в расположенной по соседству реке». Итак, когда они долго и храбро сражались, Ираклий сказал противнику: «Что ж это твои люди нарушают уговор, который мы заключили?». Тот, повернув шею, чтобы посмотреть, кто из его людей идёт ему на помощь, был поражён Ираклием и упал замертво с лошади. Персы тут же смиренно подчинились Ираклию. Последний, отправившись со своими людьми дальше, застал Хосрова сидящим в упомянутом святилище и рядом с ним – Крест Господень. Когда он спросил его, не желает ли тот принять веру Христову и поклоняться спасительному Древу (с которым тот, хоть и недостойный, но обращался по своему почтительно), тот ответил, что никоим образом этого не сделает, и Ираклий тут же его убил. Обойдя всю Персию, он велел крестить малолетнего сына Хосрова, которого застал вместе с ним, и поставил его во главе страны. Серебро из башни отдав войску, а золото направив на восстановление церквей, он с разнообразной добычей и семью слонами и, взяв также Крест Спасителя, вернулся в Иерусалим, а оттуда – в Константинополь.

Глава ХХII.

О наружности Ираклия и об ошибке из-за предсказания, ввиду которого он полагал, что будет разбит обрезанными людьми. Ибо по этой причине он преследовал евреев и позаботился изгнать их из Франции, хотя его должны были разгромить сарацины. О битве с ними и о смерти Ираклия.

*Он был красив лицом, весел на вид, обладал средним ростом и огромной силой; он часто в одиночку убивал на арене многих львов. Поскольку он был весьма сведущ в науках, то, в конце концов, стал астрологом. И вот, узнав по расположению звёзд, что его империя будет разорена обрезанным народом, он, думая, что это предсказано о евреях, через посланников просил Дагоберта, короля франков, чтобы тот всем из еврейского рода, которые жили в подчинённых ему провинциях, велел стать христианами; а тех, которые откажутся, приговорил или к изгнанию, или к смерти. Дагоберт охотно это исполнил и всех, которые отказались принять крещение, изгнал далеко за пределы Франции. Но всё это было предсказано Ираклию не о евреях, а о сарацинах* 95. *Ибо агаряне, они же сарацины, неверный народ, ведущий происхождение от Авраама и от него же усвоивший обряд обрезания, выйдя из отрогов Кавказских гор, пришли разорять земли Ираклия 96. Отборное войско, направленное против них цезарем, было жестоко разгромлено врагами. Ибо рассказывают, что из воинов пало 150 000. Победители через посланцев отправили августу для получения снятые с убитых доспехи. Но тот, думая больше о мести, не только отверг предложенное, но и, отворив ворота, которые Александр Великий установил у Каспийских гор, через то же посольство за деньги нанял себе на помощь аланов, почти до 150 000 вооружённых бойцов. У сарацин же было два предводителя, которые вели на войну 200 000 снабжённых оружием бойцов. Когда оба войска расположились лагерем вдали друг от друга, в ночь, которая предшествовала дню битвы, в лагере греков в постелях неожиданно оказались мертвы 52 000 воинов. Прочие, поражённые страхом из-за этого дела, разбежались в разные стороны, оставив противникам для разорения своё государство. Те, якобы получив оскорбление от того, что враги осмелились выступить против них, приступили к опустошению с ещё большей яростью. Ираклий, получив весть о таком разгроме и не веря в возможности сопротивления, когда те, уже захватив чуть ли большую часть Азии, решили осаждать Иерусалим 97, впал в недуг. Когда его телесная болезнь усилилась, он дошёл до умопомрачения, а именно, впал в секту Евтихия. Взяв себе в жёны дочь 98 своей сестры, он в 26-й год после принятия власти окончил свои дни 99* 100. Ему наследовал сын – Ираклион 101 вместе с матерью Мартиной. Правя государством в течение двух лет, он оставил власть над империей брату Константину 102.

Глава ХХIII.

О смерти Хариберта, короля Аквитании, и его сына Хильперика. О франкских купцах, дурно принятых славянами. О посольстве к Само, королю славян, о случившейся с ними битве и о её исходе, несчастливом для франков.

*В 9-й год 103 короля Дагоберта умер его брат Хариберт 104, король Аквитании, оставив малолетнего сына, по имени Хильперик, который ненадолго его пережил. Причину его смерти приписывали Дагоберту, который, узнав о смерти его [отца], направил герцога Баронта 105 захватить его королевство и привезти ему сокровища. Говорят, что Баронт причинил им немалый урон* 106. *В это же время в землю славян пришли торговцы из Франции, и славяне отобрали у них товары, а тех, которые пытались оказать сопротивление, убили. По этой причине к Само, правителю упомянутого народа, Дагоберт отправил некоего мужа по имени Сихарий, чтобы потребовать справедливости за совершённое. Тот, узнав, что Само не хочет его видеть, облачился в одежду, которую носят славяне, чтобы его не узнали, и предстал пред взорами короля, избегавшего этого. Говоря то, что ему было поручено, он сказал, что Само не должен относиться с пренебрежением к народу франков, так как он сам и подчинённый ему народ обязаны службой Дагоберту, своему королю. Придя в гнев от этих слов, Само ответил, что весьма охотно подчинится Дагоберту вместе со своим народом и страной, «если он, однако, решит сохранять с нами дружбу». На это Сихарий сказал: «Невозможно, чтобы рабы Христовы заключили союзы с псами». Когда же Само ответил: «Поскольку вы говорите, что являетесь рабами Божьими, а мы – Его псы, то нам часто дозволяется укусами мстить за то, что вы, как негодные слуги, беззаконно совершаете против Его воли», Сихария тут же прогнали от его глаз. Раздражённый этим оскорблением, Дагоберт направил отборные воинские силы из Австразии для усмирения народа венедов; помогали им аламанны с герцогом Хродобертом и лангобарды. Одержав победу в той стороне, где вступили в битву, они вернулись домой, уведя огромное число пленных. Австразийские же франки обложили осадой венедов, которые бежали в замок Вогастисбург (Vogastense) 107. Но, поскольку они её вели беспечно, то были жестоко разгромлены набросившимися на них врагами и бежали, бросив лагерь с палатками. Венеды, став ещё смелее благодаря этой победе, обрушились на Тюрингию и лежавшие вокруг земли франков, так что герцог Дерван, начальствовавший над городами славян, которые до сего времени повиновались франкам, отчаявшись, перешёл к остальным славянам. Однако, это поражение досталось франкам не столько из-за силы венедов, сколько из-за беспечности австразийцев* 108. Иначе при Дагоберте они совершили бы над славянами такую же месть, какую при Хлотаре совершили над саксами.

Глава ХХIV.

О споре между аварами и булгарами об избрании короля и о булгарах, изгнанных из отчизны и убитых одной ночью по приказу Дагоберта.

*В те дни между аварами, прозванными гуннами, и теми, которых называют булгарами, возник сильный спор о том, кто должен наследовать престол: тот ли, кто происходит от булгар, или тот, кто рождён от семени аваров. Когда дело дошло до оружия, победа в споре досталась гуннам. Булгары, побеждённые и изгнанные с собственных земель, обратились к Дагоберту, королю франков, с просьбой уступить им для поселения пустующую землю. Тот отправил их зимовать в Баварию, пока не решит со своими друзьями, что с ними делать. Когда те расположились на постой в домах баваров, король, посовещавшись со своими приближёнными (ибо он опасался, как бы булгары не затеяли какой мятеж), призвал баваров и поручил им, чтобы каждый убил того, кто гостил у него вместе с женой и детьми. Что и было сделано, и в одну ночь, которая была намечена для столь жестокого дела, все они были преданы смерти* 109.

Глава ХХV.

Об испанских королях и о войне, навязанной им Дагобертом через бургундов; о требовании чаши для богослужений, её похищении и возмещении за неё.

*Далее, когда в Испании умер милостивейший король Сисебут, ему на престоле наследовал Свинтила 110. В то время как он совершил против своих людей много жестокостей, некий Сисенанд 111, отнюдь не безвестный испанец, отправился к Дагоберту с просьбой помочь ему изгнать Свинтилу из Испании. И Дагоберт приказал всему воинству Бургундского королевства отправиться туда для оказания помощи Сисенанду. Итак, когда в Испании стало известно, что Сисенанд ведёт себе на помощь войско франков, все тут же оставили Свинтилу, уже давно им ненавистного, и, без боя последовав за первым, как за более искусным на войне, возвели его на престол. Герцоги Абунданций 112 и Венеранд 113 с одним только тулузским войском проследовали с Сисенандом до Сарагосы. Там знатные готы сдались ему и, одаренные им подарками, вернулись по домам. После этого Дагоберт, направив послов Амальгария и Венеранда, потребовать исполнить то, что ему обещали. Ибо Сисенанд обещал ему отдать из сокровищ готов золотое блюдо, которое Торисмунд, царствовавший у готов, получил некогда в дар от римского патриция Аэция 114. Когда король охотно передал его послам, готы, разведав путь, по которому тем предстояло пройти, похитили блюдо и не позволили забрать его из общественной сокровищницы. По этой причине Сисенанд впоследствии отсчитал королю Дагоберту в качестве компенсации за блюдо 200 000 солидов серебра* 115. А Дагоберт пожаловал их базилике святого Дионисия. В последующем будет показано, какую щедрость он выказал при её постройке.

Глава ХХVI.

О войне, которую Дагоберт развязал против славян; о том, как саксы притворно начали её ради уменьшения дани, но Сигиберт, сын короля, успешно её вёл.

*В 10-й год 116 после того, как названный Дагоберт начал править, он, помня о злобном отношении славян к его людям, собрал из воинов Франции отборную скару (scara), которую мы можем назвать турмой или отрядом. Когда он торопился совершить месть над врагами, ему попались на пути послы саксов, обещавших стать мстителями за оскорбления, которые были нанесены франкам, если они заслужат облегчение той дани, которую они давали на королевские нужды. Ибо Хлотарем Старшим, сыном Хлодвига и отцом Хильперика, им было приказано подавать на королевский стол пятьсот подлежащих выдаче коров; они потому назывались подлежащими выдаче, что давались ежегодно. Итак, Дагоберт по мудрому совету австразийцев не отказал в просьбе, а именно, при том условии, чтобы в последующие времена саксы постоянно защищали от вторжений противников соседнюю с ними франкскую границу. Этот договор был утверждён клятвой на оружии (как у них было в обычае клясться), но так и не был подтверждён реальными делами, хотя они и освободились от ценза, который имели обыкновение платить* 117.

*В следующем же году 118, поскольку Тюрингия страдала от постоянных набегов славян, Дагоберт, проведя совет с епископами и старейшинами народа, поставил во главе австразийцев своего сына Сигиберта 119, чтобы он с королевским титулом исполнял обязанности правителя. Он назначил сыну двух опекунов – Куниберта, епископа города Кёльна, и Адальгизела, майордома. Он предоставил им также достаточное количество сокровищ и поручил включить в завещание всё, что он пожаловал, и скрепить это оттиском печати. Впредь, пока Сигиберт был жив, вторжения венедов были сдерживаемы старанием и усердием австразийцев* 120.

Глава ХХVII.

О рождении у Дагоберта сына Хлодвига и о разделе отцом королевств между ним и Сигибертом; также о возвращении герцогства Дентелин.

*В 12-й год 121 короля Дагоберта у него от королевы Нантильды родился сын, по имени Хлодвиг, которого, как выясняется, называли также Людовиком. Тогда король по внушению тех, которые, казалось, заботились о пользе государства, постарался равной мерой разделить королевство между этими двумя сыновьями. Итак, Сигиберта, старшего из сыновей, он, как было сказано выше, назначил королём Австразии, а Хлодвига, младшего по рождению, с равным достоинством поставил во главе Нейстрии и Бургундии, вернув также герцогство Дентелин, которое вплоть до этого времени незаконно удерживали во владении австразийцы. Хотя австразийцы и восприняли это с досадой, они, однако, из страха перед Дагобертом утвердили это в настоящее время и обещали признавать в последующем* 122.

Глава ХХVIII.

Об убийстве герцога Садрегизила и о лишении его сыновей наследства из-за их бездействия и равнодушия к смерти отца. О войне, успешно проведённой против басков, за исключением того, что погиб герцог Арнеберт.

*В 13-й год 123 правления Дагоберта Садрегизил, герцог Аквитании, был убит некими людьми, злонамеренно восставшими против него. Это – тот самый Садрегизил, о котором шла речь выше и которого Дагоберт, бывший тогда ещё в детском возрасте, избил плетьми и обесчестил, отрезав бороду. Его сыновья, хотя и могли стать мстителями за пролитую отцовскую кровь, предпочли жить в праздности и бездействии, чем, тесня оружием убийц, взыскать за кровь убитого. Поэтому на общественном собрании франков они, согласно римским законам (которые предписывают, что надлежит, мол, лишать отцовского наследства тех, которые не захотят мстить за смерть убитого [отца]), были лишены некоторыми вельможами всех отцовских владений и оставлены неимущими. Из их владений Дагоберт многие пожаловал тем, кто нёс службу церкви святого Дионисия* 124.

*В 14-й год 125 Дагоберта, когда ему сообщили, что баски хотят отпасть от его власти, он направил туда бургундское войско с двенадцатью герцогами. Вступив в битву с врагами, они одолели их в бою и, многих из них уведя в плен, опустошили их землю огнём и грабежами. Наконец, всё войско возвратилось бы домой в целости и с величайшим успехом, если бы герцог Арнеберт не был убит басками в долине Суль (Robola) 126 с большей частью благородных мужей, а также ветеранов из тех, кого он привёл с собой. Начальником этого столь многочисленного войска, которое войной покорило Гасконь, хотя в нём и было много предводителей, был Хадоинд, который доказал свою храбрость во многих битвах при Теодорихе и чьё слово было решающим по всем важнейшим вопросам. Баскские вельможи, придя к нему, просили их пощадить, обещая предстать перед королём Дагобертом и дать удовлетворение за всё, в чем их обвиняли. Думая, что всё это обещано без обмана, он увёл войско туда, откуда оно пришло* 127.

Глава XXIX.

О посольстве к Юдикаэлю, королю Бретани, с которым Элигий, добрый муж, заключил договор; о благочестии Юдикаэля и Авдоина.

*По совершении этого таким образом Дагоберт направил к Юдикаэлю 128, королю бретонцев, посольство, чтобы бретонцы исправили то зло, которое они совершили против франков, пригрозив, что в противном случае он пошлёт в пределы Бретани все силы, которые вернулись из Гаскони. Для исполнения этого посольства был привлечён Элигий, муж замечательной верности, как то было показано выше. Много беседуя с Юдикаэлем о мире, он не только убедил его подчиниться королю франков, но и привёл его с собой в селение Клиши, где тогда находился Дагоберт. Там упомянутый князь предложил исправление совершённого и, выразив покорность свою и бретонского народа, заключил с ним вечный мир. Когда же Дагоберт отправился, согласно обыкновению, подкрепиться королевскими яствами, Юдикаэль, выйдя из дворца, отправился в дом референдария Дадо, который звался также Авдоином 129, так как имел доказательства [его] праведной жизни, и там пообедал. Ибо этот Юдикаэль был весьма благочестив и слышал, что названный Дадо имеет стремление к святому образу жизни. На следующий день он, попрощавшись с королём Дагобертом и получив от него королевские дары, вернулся в своё королевство* 130.

Глава ХХХ.

О щедрости Дагоберта к церквям и о его речи на собрании вельмож королевства; также о его завещании и пожалованиях.

*В этом же году король Дагоберт, подчинив себе все жившие вокруг племена и народы и установив мир в округе, устремился к благочестию; и, чтобы показать себя благодарным за те небесные благодеяния, что лились на него сверх меры, он назначил наследниками своего патримония почти все церкви Галлии: созвав сыновей и толпу друзей, он объявил о генеральном собрании в месте под названием Бигаргий (Bigargio) 131. Когда туда спешно съехались все вельможи Франции, 22 апреля 132 король, сидя на золотом троне, завёл среди них такую речь: «О возлюбленные сыны и все могущественные франкские мужи, какие здесь есть! Причиной, по которой я созвал вас ныне и которая кажется мне полезной и плодотворной, является намерение, чтобы не я один выражал себе одобрение за то, что решил совершить ради спасения моей души. Ведь поскольку мы обладаем бренными телами и бессмертными душами, то нам, если мы не хотим лицемерить, навязана потребность в добропорядочности, дабы в случае, если мы не будем в должной мере к ней стремиться (чего не дай Бог!), мы не предали вечному огню не только бренность тел (которому мы предвидим), но и само бессмертие душ. Поэтому я, вспоминая о наградах, обещанных праведным, и карах, уготованных беззаконным, а также помня о том зле, которое я совершил, решил написать завещание, в котором объявить все знаменитые на это время базилики святых нашего королевства наследниками тех имуществ, которые переданы им нами. Я также решил составить четыре экземпляра одного и того же содержания и утвердить их ниже не только моей рукой, но и руками моих сыновей – Сигиберта и Хлодвига, которых я ныне назначаю королями, а также вами, присутствующие здесь святейшие епископы и вельможи нашего народа. Из них один [экземпляр] мы отправляем на хранение в церковных архивах в Лион в Галлии, другой – в Париж, третий – в Мец. А четвёртый, который у нас в руках, мы повелеваем хранить в нашей сокровищнице. И, когда после сложения нами с себя оков плоти каждый из епископов, которые будут стоять во главе записанных в грамоте мест, получит то, что ему назначено, мы просим и заклинаем внушающим страх именем Господа нашего Иисуса Христа, чтобы они поминали нас в последующие годы три дня в неделю и проводили спасительное богослужение за упокой нашей души; и, как хранители вечной памяти, включили наше имя в книгу жизни». [Образец этого [завещания] мы постарались отчасти привести здесь, чтобы стало видно, с какой набожностью благочестивейший государь относился к Богу и святым. Вот его текст: «Во имя Троицы всемогущего Господа Бога апостольским отцам, то есть епископам и аббатам, а также прочим священникам, пребывающим в нашем королевстве, Дагоберт, король франков. Насколько способность человеческого разумения может оценить проницательным умом и определить искусным изысканием, ничто на свете и в преходящей радости этого мира не может обогатить больше, чем то, что из преходящих вещей стараются употребить святым местам на милостыню бедным; чтобы те, которые в целом подвержены бренности естества, неусыпно заботились о спасении души до того, как случится преждевременная кончина, дабы не оказалось, что кто-либо ушёл из жизни, не подготовившись и без какой-либо поддержки; более того, пока у него есть возможность, он должен стараться заслужить вечную жизнь в вечных чертогах за счёт преходящих средств, чтобы получить желанное место среди сонма праведников, и прочее». Также чуть ниже: «Итак, по здравому размышлению и здравому совету мы решили и божественное благоговение, как мы говорили, побудило нас отдать приказ написать ради нашего спасения и ради вечного вознаграждения завещание. Ради неизменности благодеяния мы утвердили четыре экземпляра одного и того же содержания и равным образом отметили там всё, что мы пожаловали святым местам где-либо. Один из них мы направили в Лион в Галлии, а другой – в Париж, поручив [хранить их] в архивах церкви», как сказано выше. Затем добавлено: «Итак, мы жалуем базилике господина Винцентия в Париже, где мы решили иметь место погребения, когда распорядится Бог, селение под названием Комб (Cumbis) 133 в Парижском округе, которым владела Урса, дочь Альдерика, и постановляем, чтобы этот дар был вечным; мы равным образом [жалуем] базилике святого апостола Петра в Париже, где покоится во плоти святая Женевьева, селение Дравей (Dravernum) 134 в Бри (Briegio); базилике же господина Дионисия в Париже, где он покоится со своими спутниками, – селение Брюнуа (Braunate) 135 в Бри; базилике госпожи Колумбы и господина Лупа в Сансе – селение Граншам (Grandecampum) в Гатине (Guastinense) 136» и многое другое, что там содержится. Под конец добавлено]: «Вы же, добрые сыны, думая в первую очередь о природном благочестии, чья благодать смиряет даже диких зверей, живите как братья и не отрекайтесь от своего родства. Далее, почитайте меня, вашего отца, который предпочёл просить, хотя мог бы и приказать, соблюдать нерушимыми наши установления, если хотите, чтобы и ваши установления соблюдались преемниками. И знайте, что, если вы с презрением отнесётесь к тому, что установлено нами (во что я не верю), то потомки равным образом пренебрегут и вашими решениями». Сказав это, он, после того как все пожелали ему долгой и счастливой жизни в этом мире, а равно и в грядущем, попрощался со всеми и распустил собрание, чтобы каждый вернулся домой* 137.

Глава ХХХI.

О клятве верности, данной басками франкам.

*В 15-й год 138 его правления к нему в Клиши прибыли почти все старейшины Гаскони с герцогом Амандом 139 и, боясь предстать перед ним, бежали в часовню святого Дионисия. И, даже если он считал их достойными смерти, всё же ввиду святых, к гробнице которых они обратились, он даровал им жизнь. Когда они дали клятву верности в том, что впредь будут верны Дагоберту и прочим королям франков, которые будут после него, им было позволено вернуться на родину* 140.

[В те дни, когда из жизни ушёл Гаусцио, аббат святого Германа, бразды правления принял Герман].

Глава XXXII.

О деяниях Гримоальда, короля лангобардов, и убийстве его братьев; об императоре Константине, которого звали также Константом, осаждавшем Беневент. О его жестокости и гибели. О тиране Мезенции и о правлении Константина.

Итак, когда Дагоберт мирно правил в Галлии, во главе лангобардов стал Гримоальд 141, который захватил власть, убив Годеперта 142, сына короля Ариперта, и изгнав из Италии его брата Пертари 143. Это – тот самый Гримоальд, о котором мы говорили ранее, что он по разорении названного города убил авара, уводившего его в плен, когда он, как было сказано, был ещё ребёнком. Его братьев Тасо и Како римский патриций Григорий убил в городе Одерцо (Opitergium) 144 посредством коварного обмана. Ибо он, обещав Тасо усыновить его, побрив ему бороду, согласно обычаю древних, убедил его прийти к нему вместе с братом и немногими из верных. Когда они вошли в город, он приказал закрыть у них за спиной ворота и направил вооружённых воинов, чтобы убили его. Когда вошедшие заметили это, они попрощались друг с другом и, рассыпались по городским улицам, убивая всех, кто попадался им на пути. Устроив страшное кровопролитие, они, немногие, были, наконец, окружены многими и убиты. Таким образом, Григорий, который обещал сбрить Тасо бороду, не только сбрил ему бороду, но и отрезал голову. Но, чтобы не говорили, что он клятвопреступник, он лицемерно срезал ему и кончик бороды. Поэтому Гримоальд, овладев престолом, до основания разрушил Одерцо в отмщение за убитых там братьев 145. В его времена август Константин, которого звали также Константом 146, стремясь изгнать из Италии лангобардов, переправился через Адриатическое море и осадил Беневент. *Устрашённый внезапным прибытием Гримоальда, он ушёл оттуда, оставив с войском одного из вельмож, по имени Сабур, который вступил с Гримоальдом в битву. Тогда один из лангобардов, по имени Амалонг, который обычно носил королевское копьё, поразив этим самым копьём некоего грека, поднял его из седла над головой, чем вынудил прочих в страхе бежать. Узнав о подобном, император обратил зародившийся в душе гнев на своих людей, то есть на римлян, и тут же направился в Рим; почтительно принятый папой Виталианом 147, он в первый день пожертвовал святому Петру вытканный золотом паллий; а на следующий день и на протяжении двенадцати дней, пока он там был, он приказал снять всё, что издавна было установлено из меди для украшения города; так что он даже базилику Пресвятой Марии, называвшуюся в древности Пантеоном, оставил без крыши и, унеся оттуда сделанную из меди кровельную черепицу, переправил её вместе с прочими украшениями в Константинополь. Однако, когда он добрался до Сицилии, то понёс заслуженное за такие беззакония наказание. Ибо он подверг жителей этого острова, а также Калабрии, Сардинии и Африки, столь тяжким притеснениям, что жёны, разлучённые с мужьями, а дети – с родителями, вынуждены были терпеть жестокое рабство. Так что император, более ненавистный своим, чем врагам, был убит в бане воинами, проклинавшими его жестокость* 148. После него власть в Сицилии незаконно захватил Мезенций. Когда он без промедления был наказан таким же образом, и его голова была доставлена в Константинополь, бразды правления Римской империей принял и удерживал 17 лет Константин 149, сын Константина, о котором мы говорили выше. Во времена его отца папа Виталиан направил в Британию архиепископа Феодора и аббата Адриана для укрепления тех насаждений христианской веры, которые посеял в народе англов блаженный Григорий.

Глава ХХХIII.

О достохвальной кончине и погребении Дагоберта, а также о построении и украшении храма божественного Дионисия.

В свою очередь, *знаменитый король франков Дагоберт, славно управлявший королевством 16 лет, оказавшись в селении Эпине (Spinogilo), расположенном на реке Сене, неподалёку от Парижа, начал страдать от поноса. Доставленный оттуда на руках слуг к базилике святого Дионисия, он, поняв, что муки жесточайшей болезни доведут его до смерти, велел Эге, своему советнику, явиться к нему с величайшей поспешностью. Поведав ему, что он уйдёт из настоящего мира, он поручил его покровительству свою жену Нантильду и сына Хлодвига; и увещевал его воспитывать сына, согласно мудрости, дарованной ему Богом, и набожно управлять королевством. Призвав также прочих вельмож и епископов Нейстрии и Бургундии, он, вверив их сыну, а им – сына, 19 января 150 окончил свои дни. Его тело, убранное благовониями, было погребено в церкви святого Дионисия по правую сторону от могилы этого мученика. Затем, поскольку он, как было показано выше, обещал чтить память его и его спутников, он основал для них всех храм, который был великолепнее всех храмов, которые тогда были в Галлии. Не ограничивая себя в расходах, он украсил его мраморными колоннами и таким же полом, соорудив с огромными издержками на строительство и изысканным великолепием. Не меньшим было его усердие и в других украшениях; ибо всё внутреннее пространство храма он обвёл вытканными золотом покровами и шёлковыми завесами. Он учредил там такой же порядок пения псалмов, какой исполнялся у святого Мартина в Туре и у святого Маврикия в Агауне. Братьям, служащим Богу в этом месте, и матрикуляриям церкви он пожаловал столь многочисленные поместья, что многие изумлялись набожности его души. Король Дагоберт был весьма осмотрительным, хитроумным, кротким с благоволящими и верными ему людьми и очень грозным с мятежниками и изменниками. Преданный телесным упражнениям и, особенно, охоте, он был проворен во всякой физической работе, отличался опытностью и мужеством на войне* 151.

Глава ХХХIV.

О видении, явленном отшельнику по поводу положения умершего короля Дагоберта; о том, как помогает украшение храмов и вредит их разграбление.

Между прочим, *в то время, когда ему выпал конец жизни, некий сиятельный муж, по имени Ансоальд, защитник Пуатевенской церкви, объезжал пределы Сицилии. Когда он возвращался обратно морским путём, то причалил к одному малому острову, спасённому благодаря присутствию и заслугам некоего отшельника, которого звали Иоанн. Когда он беседовал с ним о спасении души, тот спросил, не знает ли он короля Дагоберта? Ансоальд ответил, что отлично его знает, и рассказал старцу, когда тот вновь спросил его, о жизни и нравах короля. Старец сказал ему: «Когда я, подавленный сильной усталостью от постов и бдений, а также от старости, ненадолго погрузился в сон, мне явился некий человек, украшенный почтенными сединами, и призвал меня скорее подняться и молить милость Господню за душу короля Дагоберта, которая в тот час покинула тело. Когда я постарался побыстрее это сделать, неподалёку в море внезапно появились демоны, безобразные ужасным видом, гнавшие по морским просторам связанного короля Дагоберта и тащившие его к вулканическим местам, избивая, сверх того, бичами. Было слышно, как он, подвергаясь пыткам, посреди понуканий и бичеваний, просил о помощи неких святых. Как вдруг, внезапно разверзлись небеса, и стало видно, как посреди молний, с грохотом обрушившихся на море, спустились мужи, сверкавшие удивительной красотой. Я стал у них спрашивать, кто они? И они сказали, что они – те, кого Дагоберт призвал себе на помощь, а именно, мученики Дионисий и Маврикий, а также исповедник Мартин. Отняв у демонов душу Дагоберта, они подняли её с собой на небеса, распевая следующий псалом: «Блажен, кого Ты, Господи, избрал и приблизил, чтобы он жил во дворах Твоих» 152. Вот что поведал Ансоальду достопочтенный муж Иоанн о том, что он видел. А тот, вернувшись в Галлию, рассказал это святому Авдоину, который, записав это на одном листе, оставил потомкам для внесения в порядок истории. Из этого дела дано понять, что святые никоим образом не пренебрегают тем украшением, которое приносят к их могилам набожные люди. Ибо, хотя некоторые стремящиеся всё умалить клеветники и кричат, что, мол, «ни к чему Богу и Его святым золото и серебро, прилаженное к древу, и свисающие со стен покровы», всё же не без причины были наказаны Божьей карой и Валтасар, употребивший на постыдные нужды похищенные из Храма Господнего сосуды, и Гелиодор, пытавшийся разграбить сокровищницу Бога. Также и Антиох за то, что ограбил посвящённый Всевышнему Храм в городе Иерусалиме, впоследствии испустил дух, киша червями. Дагоберт же просил помочь себе в первую очередь тех святых, чьи базилики, как он помнил, наделил средствами более прочих* 153.

Глава ХХХV.

О справедливом правлении Хлодвига при Эге и мощении римского Парадиза. Также о Тульге и Реккесвинте, королях готов в Испании.

*Когда Дагоберт скончался, его сын Хлодвиг, которого, как мы говорили, звали также Людовиком, вместе с матерью Нантильдой начал царствовать в пределах Нейстрии и Бургундии, в то время как дворцом вместе с королевством управлял советник Эга. Обладая терпением, богатый средствами, он был замечательным поборником справедливости и происходил из славного рода; и только за одно его хулили многие: за то, что он был предан алчности. Он, однако, в полной сохранности вернул владельцам имущества бедняков, которые были захвачены Дагобертом и незаконно взяты в казну* 154.

В те дни господин папа римской церкви изумительным образом вымостил большими и белыми мраморными плитами место перед базиликой блаженного апостола Петра, которое называется Парадизом.

*В Испании после смерти Сисенанда королём по просьбе отца был поставлен его сын Тульга 155. Когда готы, воспользовавшись детским возрастом короля, стали по присущему им обыкновению совершать разнообразные преступления, некий Хиндасвинт 156, влиятельнейший среди готов, прогнав Тульгу с престола и заставив его стать клириком, захватил власть. Зная о привычке народа убивать или изгонять королей, он предал смерти многих из тех, кто, как он знал, был подвержен этому пороку, так что из знати он убил двести человек, из черни – почти пятьсот, а остальных приговорил к изгнанию. Сам же он, добившись власти и спокойствия, ещё при жизни поставил королём сына – Реккесвинта 157. Совершая покаяние за то зло, что он совершил, и раздавая щедрую милостыню, он окончил свои дни на девяностом, как передают, году жизни* 158.

Глава ХХХVI.

О разделе королевских сокровищ и о советах, данных Пипином Сигиберту.

Поскольку мы уже показали выше, в каком порядке Дагоберт разделил королевство между своими сыновьями ещё при жизни, сейчас надобно сообщить, каким образом между ними были разделены его богатства после его кончины. *Итак, Пипин, который при Дагоберте постоянно жил при королевском дворе вместе с некоторыми вельможами из Австразии, после его смерти отправился к Сигиберту. Как и прежде, поддерживая дружбу с епископом Кунибертом, он вместе с ним давал упомянутому королю полезные советы. По их решению Сигиберт направил к брату Хлодвигу послов, которые должны были потребовать причитавшуюся ему долю отцовских сокровищ. Для её возвращения были назначены определённое место и время. И вот, в установленный день Куниберт вместе с Пипином пришли в королевское селение Компьень (Compendium), и там стараниями Эги, майордома короля Хлодвига, из сокровищ Дагоберта была вынесена вся утварь в разных ценностях и скрываемых ранее подарках и разделена равной мерой между братьями. Третья же часть из всего того, что приобрёл Дагоберт после того, как взял в жёны Нантильду, была оставлена этой королеве. Долю Сигиберта Куниберт и Пипин доставили ему лично* 159.

Глава ХХХVII.

О смерти Эги и префектуре 160 Эрхиноальда. Об убийстве Эрменфреда.

*В третий год 161 правления Хлодвига майордом Эга, страдая от лихорадки, умер в селении Клиши. После его кончины майордомом в Нейстрии был поставлен Эрхиноальд, родственник короля Дагоберта по матери. Будучи смирен, миролюбив и украшен всеми благами добродетелей, он любил и почитал священников Господних и сам был любим ими и всеми вельможами. Незадолго до дня кончины Эги некий Герменфред, который взял в жёны его дочь, убил на судебном собрании в селении Ожер (Albiodorum) 162 графа Айнульфа. Из-за этого он с разрешения и по приказу Нантильды потерпел от близких Айнульфа тяжкий ущерб в отношении своих средств, а сам, опасаясь короля, много дней просидел в базилике святого Ремигия в Реймсе* 163.

Глава XXXVIII.

О смерти Пипина, вызвавшей слёзы у многих, и о вступлении его сына в должность майордома после многих споров и борьбы.

*По прошествии года окончил свои дни Пипин 164, оставив австразийцев в сильнейшей печали, возникшей по причине его смерти, ибо он был любим всеми за кротость души и соблюдаемую при правосудии справедливость. Его сын Гримоальд 165, весьма решительный юноша, был весьма дорог народу и знати из-за выдающихся заслуг отца* 166. *Однако, Отто, отцом которого был Беро, надеялся, что он и сам может стать пфальцграфом 167, так как был воспитателем короля Сигиберта в его детском возрасте. Поэтому, когда он начал мало-помалу относиться к Гримоальду с пренебрежением, уже не скрывая той ненависти, которую питал к нему, более того, неоднократным презрительным отношением выказывать себя его открытым противником, Гримоальд, уже давно связанный с епископом Кунибертом преимуществом отцовской дружбы, задумал изгнать Отто из дворца* 168. *Но, когда он не смог это исполнить, то сделал его ненавистным в глазах Леутария, герцога аламаннов, и в 10-й год 169 короля Сигиберта этот Отто был им убит, а Гримоальд был вместо отца поставлен майордомом в королевстве Австразии* 170.

Глава ХХХIХ.

О Флаохаде, майордоме Бургундии, и его борьбе с Виллебадом.

*В четвёртый год 171 своего правления Хлодвиг отправился с матерью Нантильдой в Орлеан, столицу королевства Бургундии. Там Нантильда весьма милостиво обошлась с прибывшими епископами и вельможами этого народа, которые отдали себя во власть Хлодвига, и увещевала их хранить верность её сыну. По их совету она поставила майордомом Флаохада, происходившего из Франции, дав ему в жёны свою племянницу Рагнеберту. Эрхиноальд и Флаохад (из которых первый стоял после короля во главе дворца Нейстрии, а второй – во главе дворца Бургундии), обменявшись рукопожатиями, впредь заключили между собой взаимный союз, [обещав] по общему решению и с равным согласием соблюдать права подданных на законность и справедливость, стремясь к тому, что касается мира. Из них Флаохад, перейдя в Бургундию, деятельно исполнял вверенные ему обязанности. Его усилиям противостоял Виллебад, патриций Заюранский* 172. *Превозносясь из-за знатности рода и обилия богатств, он считал для себя недостойным повиноваться ему и слушаться его указаний. Флаохад, однако, делая вид, что ему это неизвестно, в мае месяце не преминул поспешить вместе с Хлодвигом на генеральное собрание в Шалоне для принятия решений. Туда же направился и Виллебад с весьма враждебно настроенным отрядом, так что он, казалось, угрожает войной. Он не пожелал войти во дворец, а именно, боясь, как бы Флаохад не убил его, проявившего неосторожность. Когда Флаохад это заметил, то вышел из дворца с намерением его убить. Навстречу ему выступил брат Амальберт и спас от смерти Виллебада, который готовился оказать тщетное сопротивление. С тех пор Флаохад искал удобный случай, чтобы окончательно покарать Виллебада* 173.

Глава XL.

О смерти королевы Нантильды, убийстве Виллебада и заслуженной кончине Флаохада, последовавшей чуть погодя.

*В этом году королева Нантильда скончалась и была погребена в церкви святого Дионисия в той же гробнице, что и Дагоберт. В этом же году Хлодвиг, выступив в сентябре месяце из города Парижа вместе с герцогами Эрхиноальдом и Флаохадом и некоторыми вельможами Франции, через Санс и Оксер отправился в город Отён. Оттуда он отправил к Виллебаду гонца, велев передать, чтобы тот пришёл к нему как можно скорее. Тот, хотя и знал, что следует остерегаться приготовленных ему засад, счёл всё же опасным не повиноваться королю и подчинился этим указаниям, которым не смел перечить, но пришёл в окружении сильного и многочисленного отряда вооружённых людей. Навстречу ему вышел некий Эрменерих, направленный королём вместе с другими из числа знати, чтобы побудить его без промедления поспешить во дворец, и вместе с тем дать честное слово, что он не потерпит никакого вреда ни по пути туда, ни по пути обратно. Не отказав в целом в доверии его словам, он отправился туда и даже почтил его богатыми дарами, попросив идти к городу впереди него. Однако, и таким образом не чувствуя себя в достаточной безопасности, он приказал пойти в королевский дворец перед собой Агилульфу, епископу Валанса, и графу Гизо, и выяснить, что затевают по поводу него, а выяснив – немедленно доложить ему. Флаохад приказал задержать их в городе, а сам поспешно поднялся со своими людьми и, оставив город, выступил в поход, чтобы сразиться против Виллебада. Помощь ему оказывали герцог Эрхиноальд с нейстрийцами, а также Амальгарий и Храмнелен, далеко не последние из юношей, которых сопровождало внушительное множество вассалов. Из них Храмнелен и Амальгарий вместе с теми, кто им служил, оказали Флаохаду поддержку в битве, а прочее множество людей стояло поодаль, ожидая исхода сражения. Вестник, предупредив о прибытии врагов, поставил в известность Виллебада, и тот, призвав товарищей не дать противникам бескровной победы, встретил прибывших. В первой же стычке он пал замертво, ибо бросился на врага, не щадя своей жизни и вообще не надеясь на спасение. Также Бертарий из сторонников Флаохада, яростно тесня противников, наткнулся на некоего бургунда Мадалульфа, который некогда был его близким другом. Когда Бертарий позвал его к себе, обещая вывести невредимым из битвы, если он придёт к нему, и поднял щит, чтобы его прикрыть, тот, неблагодарный за это благодеяние, ударил его копьём в грудь. Сын Бертария Хаубедон, побуждаемый опасностью, который подвергся отец, бросился к нему и проткнул Мадалульфа копьём в грудь, а всех, кто напал на его отца, или поразил, или обратил в бегство. Так преданность сына сберегла своего родителя, хотя и тяжело раненного, не дав ему подвергнуться неминуемой смерти. Те же, которые не хотели принять участие в битве, видя, что Флаохад вот-вот одержит верх в схватке, напали на шатры Виллебада и его товарищей и унесли всё, что обнаружили в той утвари. Они также увели лошадей убитых, блуждавших по разным местам. На следующий день Флаохад, выйдя из Отёна, пришел в Шалон. На другой день после того, как он вошёл в город, этот последний сгорел от случайно возникшего пожара. Флаохад, страдая от лихорадки, был в лодке доставлен по Соне в замок Дижон и, испустив там дух, погребён в базилике святого Бенигна. Многие считают, что эти два мужа, то есть Флаохад и Виллебад, понесли кару, соответствующую их заслугам, так как погрязли во многих клятвопреступлениях, которые совершили, дав друг другу клятвы по отдельным местам святых* 174.

Глава XLI.

О тратах Хлодвига на бедных, собрании и освобождении храма и обители Дионисия от подчинения епископу. О святых мужах, которые там были, и их благочестивых трудах.

*В 14-й год 175 после принятия власти король Хлодвиг велел снять серебро, которым его родитель покрыл апсиду, выдававшуюся вперёд над гробницами мучеников Дионисия, Рустика и Елевферия, и передать Айгульфу, аббату этого места, чтобы тот распределил его среди бедных и терпящих нужду (ибо голод в то время охватил почти всю Францию). И, поскольку это место тогда ещё находилось под властью епископа Парижского, то любимый Богом государь придумал следующее* 176.

*В 16-й год 177 с тех пор, как он принял королевский скипетр, он приказал епископам и вельможам всего народа съехаться в Клиши и, восседая посреди них на троне, начал такую речь: «О граждане! Хотя забота о земной власти и побудила нас призвать вас, франков по рождению, в советники по государственным делам, нам всё же подобает сперва устроить то, что касается Бога и Его святых, чтобы впоследствии то, что касается нас самих, происходило по Божьей воле в соответствии с [нашими] пожеланиями. Ибо Тот, Кто соизволил лично обещать, говоря: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это всё приложится вам» 178, обратит свои обещания на нас, послушных Его заповедям. Итак, будем искать то, что угодно святым, уже пребывающим в царстве вечного Отца, и на земле нам во всём будут сопутствовать успехи, если мы позаботимся исполнять это на деле. Так что внемлите и услышьте стремление нашего сердца, о священники, которые зовётесь богами и сынами Всевышнего 179, и, если одобрите услышанное, постарайтесь довести его до завершения вместе с нами. Итак, набожное стремление нашей души состоит в том, чтобы освободить от всякой власти смертных монастырь нашего покровителя, господина Дионисия, в котором он покоится, погребённый вместе с товарищами по свидетельству истины, и где велели себя похоронить благочестивой памяти наши родители, то есть господин Дагоберт и госпожа Нантильда, чтобы аббат и братья, живущие в этом месте, владея без всякого беспокойства со стороны власти владениями, переданными им нашими родителями и другими верными христианами, охотнее молили Бога о нашем здравии и благополучии нашего королевства. С этим нашим предложением согласен достопочтенный Ландерих, епископ города Парижа, в чьём диоцезе расположена эта обитель и кому она была подчинена вплоть до настоящего времени. Поэтому, когда слуги Божьи, поставленные там, получат эту свободу и не будут терпеть ничью власть, кроме власти Бога и Его святых, а также нашей власти, кому подчиняется также весь народ франков, пусть знают, что они связаны по отношению к нам и нашим родителям, а также тем, которые по Божьей милости родятся, как мы надеемся, от нашего семени, таким долгом, что обязаны, не переставая, молить Бога о нашем и тех, кого мы упомянули, покое в настоящем и будущем». После того как те, кто стоял вокруг, внимательно выслушали короля, говорившего это для собрания, они возгласили ему хвалу и пожелали всегда пребывать в радости* 180.

На этом собрании присутствовали почти все галльские епископы; среди них были некоторые святые мужи, которых святая церковь превозносит достойными почестями, так как у их гробниц исцеляются те, кто страдает от разных недугов, а именно, блаженный Авдоин и святой Радо, его брат, а также господин Элигий с блаженным Сульпицием и святым Этерием. Из них блаженный Авдоин, который звался также Дадо, был референдарием короля Дагоберта и сыном выдающегося мужа Аутария. Он звался референдарием потому, что ему приносили все государственные документы, и он утверждал и скреплял их королевским перстнем или печатью, доверенной ему королём. У него были два брата, а именно, Адо и Радо. Так вот, Адо, презрев мирское великолепие, построил в Жуарском лесу (Iodrensi), на берегу реки Марны, монастырь, который назвал Жуаром (Iotrum) 181, и до самого последнего дня служил там Богу по уставу аббата Колумбана. Радо, воодушевлённый ревностным стремлением брата, в то время как заведовал королевской казной, построил в отцовском наследственном имении монастырь, назвав его по своему имени Радолием (Radolium) 182. А блаженный Авдоин, дабы не казалось, что он уступает своим братьям в добрых делах, также построил в лесу Бри (Brigensem) монастырь, который был назван им Иерусалимом. Ныне, однако, он зовётся Ресбасценской (Resbascense) обителью 183 по названию речки, на которой он расположен. Полагаю, что эти братья были воодушевлены на столь славные свершения примером святейшего Элигия. Ибо тот, пока вёл во дворце угодную Богу и людям жизнь, просил у короля Дагоберта пожаловать ему расположенное в Лимузенском округе селение, под названием Солиньяк (Solemniacum), в котором и построил монастырь, и собрал общину монахов, служащих Богу.

Глава XLII.

Об основании монастыря во Флёри.

Поскольку мы сделали упоминание о других местах, о том, каким образом и какими лицами они были основаны, ситуация, по-видимому, требует не обойти вниманием и основание нашей обители, в которой погребён и покоится во плоти достопочтенный и замечательный славой своих добродетелей отец Бенедикт, и мы, взращённые с самых, если можно так сказать, пелёнок, получили от Бога всё, что есть в нас доброго и полезного (если, конечно, есть что-то подобное) при посредстве заслуг этого покровителя. Так вот, когда славный король Хлодвиг, сын Дагоберта, держал бразды правления королевством франков, некий муж, знатный родом и не менее славный честностью души, по имени Леодебод, исполнял обязанности аббата в монастыре святого Аниана в предместье Орлеана. Придя к часто называемому государю, он просил его об обмене Флёрийского фиска. Король, будучи добродушен, охотно удовлетворил его просьбу. Получив от упомянутого аббата имение, которое досталось тому по наследству от отца, он передал в его власть названный Флёрийский фиск. Получив желаемое, тот никоим образом не потерпел, чтобы это место долго пустовало, но, построив две базилики: одну – в честь князя апостолов Петра, а другую – для почитания Богородицы Девы Марии, вскоре соорудил и подходящие для потребностей монахов жилища. Собрав некоторых знатных и желающих служить Богу людей, он поставил над ними аббата, по имени Ригомар. По прошествии пяти лет тот ушёл из этого мира, и преемником его стал Муммол. Этот добрый пастырь, стараясь умножить стадо, вверенное ему высшим и истинным пастырем – Богом, принял для служения Христу одного послушника – мужа безукоризненной жизни, по имени Айгульф, происходившего из далеко не последнего рода из замка Блуа. По прошествии времени, испытав его в монашеском образе жизни, он направил его в Беневентскую провинцию, чтобы он перенёс оттуда в Галлию мощи святого отца Бенедикта, внушающие почтение всем смертным. Тот с готовностью повиновался этому повелению и доставил в Галлию святейшие мощи уже названного отца вместе с костями его сестры Схоластики. Кто захочет узнать об этом более подробно, сможет найти всё это в книге, которая имеет заглавие: «О перенесении отца Бенедикта». Мы же ввиду той горячей любви, которой мы пылаем к этому отцу, насколько смогли, коротко изложили её эпическим стихом следующим образом.

Текст переведен по изданию: Aimoini Monachi Floriacensis de gestis Regum Francorum Libri IV. RHGF. Paris. 1741

© сетевая версия - Strori. 2017
© перевод с лат., комментарии - Дьяконов И. В. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Recueil des Historiens des Gaules et de la France. 1741