АЙМОИН (ЭМУАН) ИЗ ФЛЕРИ
ЧЕТЫРЕ КНИГИ О ДЕЯНИЯХ КОРОЛЕЙ ФРАНКОВ
AIMOINI MONACHI FLORIACHENSIS DE GESTIS REGUM FRANCORUM LIBRI IV
Начинается пролог.
Известно яснее ясного, что королевство франков, славное древним родом троянского племени, всегда процветало как благодаря доблести мужей неукротимого духа и тела, так и, в особенности, благодаря выдающемуся могуществу королей. Воистину, этот народ, хотя и известен под тем именем, под каким его знают, как весьма неукротимый, но признаки его кротости проявляются столь явно, что он предпочитал не столько поражать шеи мятежных врагов карающим мечом, сколько подчинять их себе. Однако, когда королевство, как мы сказали, процветало благодаря выдающемуся авторитету [королей] и несгибаемому мужеству воинов, [этот народ] стремился не столько расширять пределы своих земель, сколько приобретать власть над иноземными народами 1. Ибо, выказав мощную длань на войне, он научился и «милость покорным являть, и смирять надменных 2». Он по всей справедливости стал господином многих народов, ибо не позволял себе долго служить идолопоклонству. Ведь, полагая более правильным покоряться скорее Творцу, нежели твари 3, он предпочёл (если можно так выразиться) посвятить начала своего королевства, возникшего под покровительством Христовым, Его почитанию. Восходя с тех пор к более высоким вершинам, он, с горячим желанием блюдя правила католической веры, страстно добивался, чтобы она распространялась вместе с размерами государства. Добившись целого ряда успехов, он не ослаблял свой натиск, но считал, что отнюдь не следует пренебрегать присоединением к себе соседей, принудив их к этому войной, пока народ аламаннов, отказавшись нести иго господства, не развязал ожесточённую войну. И славный Хлодвиг, который пятым из королей этого народа занимал престол, умело довёл её до победного конца. Но его деяния будут изложены на своём месте, а теперь обратимся к порядку истории.
Завершается пролог.
Начинается книга первая
«О деяниях франков».
I. О рассеянии троянцев.
После триумфа победы, которого греки добились, разрушив Трою, многие из граждан разрушенного города, которые сумели избежать избиения, озаботились поиском для себя мест обитания где только могли. Один из них, по имени Антенор, не самый последний родом, взяв с собой огромное множество товарищей, пустился на кораблях в открытое море. Наконец, после тяжких и разнообразных морских испытаний, они, войдя в устье реки Танаис 4 и перейдя Меотидские болота 5, разбили лагерь в пределах Панноний. Поскольку благодатная природа этих мест пришлась им по вкусу, они там обосновались, построив город, который назвали Сикамбрией. По прошествии многих лет строптивое племя аланов с присущей вероломным людям наглостью восстало против Валентиниана 6, который держал бразды правления Римской империей. Победив в битве, последний вынудил их искать убежище в Меотидских болотах. Загнав их туда с многочисленным войском, он, поскольку расположение и неудобство этих мест не давали ему возможности причинить им вред, призвал на помощь троянцев, живших в Сикамбрии. Он убеждал и призывал их всего лишь открыть его людям дорогу, по которой те могли бы напасть и разгромить врагов, чувствовавших себя в безопасности и не опасавшихся ничего подобного. Но они обещали сделать не только это, но и изгнать оттуда алан. Император на десять лет прощал им дань, если они это выполнят. Троянцы, воодушевлённые уверенностью оттого, что хорошо знали эти места, и вместе с тем привлечённые обещанием подарков, внезапно напали на аланов, уверенных в прочности своего местоположения, разбили и повергли многих смертных, а прочих, обращённых в бегство, изгнали из болота. Император, изумлённый доблестью и отвагой этого народа, тем, что они не поколебались не только войти в места, которых устрашились римляне, победители всего мира, но и изгнать оттуда грозных врагов, назвал их на аттическом языке франками, то есть неустрашимыми 7.
II. Второе мнение по поводу названии франков.
Некоторые авторы сообщают, что франки были названы так от короля Франкио, говоря, что, уйдя из Трои, они поставили себе королём Фригу. Когда они проходили при нём через Азию, то некоторой части из них выпало жить среди македонцев. О том, сколько удачных войн провели усилившиеся благодаря их силам македонцы при царях Филиппе и Александре, хорошо известно. В свою очередь, оставшаяся часть прибыла с названным государем в пределы Европы и расположилась между океаном и Фракией на берегах Дуная. Избрав из своей среды двух королей, она разделилась на два народа, каждый под своим именем. При этом один народ получил имя торков (Torchorum) – от короля Торкота (Torchoto), а второй стал называться франками – от короля Франкио. Этот народ, как мы сказали, изгнал аланов из Меотидских болот 8.
III. О деяниях франков перед тем, как они пришли в Галлию.
По прошествии же десяти лет император отправил людей требовать с народа франков обычной дани. Те же заявили, что освободились от неё ценой своей крови, и не будут платить налоги, ради освобождения от которых подвергли себя смертельной опасности. Разгневанный этим, цезарь собрал из своих людей войско, которое было закалено в набегах и готово выйти навстречу такому народу. Франки, не медля, выступили навстречу римлянам. Битва произошла тут же, не будучи отложена, хотя одному народу пришлось сражаться в бою против многих народов. Заметив, что на помощь римлянам пришла мощь других племён, франки сочли целесообразным отступить и, уйдя из Сикамбрии, заняли берега реки Рейн. Избрав себе после смерти упомянутого короля Франкио герцогов – Маркомира, Сунно и Генебауда, они захватили множество германских городов. Их численность достигла таких размеров, что внушала ужас даже самим германцам, отличавшимся ростом и физической силой, хотя вначале, во время их ухода из Азии, они едва насчитывали 12 000 вооружённых бойцов. Во времена Феодосия 9 Нанний и Квинтин, магистры милитум, собрав войско, задумали изгнать их из Германии 10. Хотя в первой схватке им, казалось, удалось взять над ними верх, но затем, когда они привлекли более крупные силы, и к ним присоединились Гераклий и Иовиниан, полководцы римского войска, завязалась битва, в которой франки, обратив в бегство Гераклия и Иовиниана, учинили римлянам такой разгром, что всем народам в округе, слышавшим про это, внушили страх перед своей доблестью. И не было впредь народа, который бы по праву войны наложил на франков иго дани 11.
Арбогаст, граф этого народа, перешёл к римлянам, но бежал, побеждённый франками в первой же схватке 12. Впоследствии, однако, он вновь вступил в битву и «силой прогнал немалое их количество, а с остальными заключил мир» 13, как можно более подробно обнаружить в житии блаженного Амвросия 14.
В это же время франки в результате происков консуляра Луция захватили город Треверов 15. Луций совершил это, движимый гневом оттого, что узнал, что его жена постыдно обесчещена Авитом 16, августом Галлии, и слышал, что тот, насмехаясь, сказал ему, что у него, мол, горячие ванны, а сам он моется в холодных 17.
IV. О Фарамунде, первом короле франков.
Франки по обычаю прочих народов избрали себе королём 18 Фарамунда, сына Маркомира, и возвели его на королевский престол. Ему наследовал 19 сын – Хлодио Длинноволосый. В это время у франков были длинноволосые короли. Итак, беспокоя войной соседей, они, опустошив пределы тюрингов, которые населяют Германию, заняли некую крепость под названием Диспарг (Dispargum) 20, в которой король Хлодио утвердил столицу своего королевства 21.
V. О крушении Римской империи и усилении франков при короле Хлодио.
В это время, когда Римская империя от прочности железа скатилась к хрупкости черепицы, бургунды захватили Лугдунскую провинцию, а готы – провинцию Аквитанию, и римской власти подлежала только та часть Галлии, которую ограничивают течение Рейна и воды Лигера. Но король Хлодио, желая расширить тесные пределы королевства, направил из Диспарга за Рейн лазутчиков, а сам, следуя за ними с войском, *осадил и взял штурмом город Камбре (Cameracum). Войдя в Угольный лес (Carbonariam Silvam), он овладел городом Турне (Tornacum) 22,* 23 предавая смерти всех римлян, которые выходили ему навстречу 24.
VI. О короле Меровее.
После этого, когда король Хлодио ушёл из жизни, правление королевством франков принял Меровей, его родственник 25. Хлодио же правил на протяжении 20 лет. В ту самую пору гунны, перейдя через Рейн, сожгли город Мец, разграбили Трир, опустошили область Тонгерна (Tungrense) 26. Таким образом по всей Галлии запылали жестокие пожары войн. «Всюду ужас, и скорбь, и смерть многоликая всюду» 27. Подойдя также к городу Орлеану, они обложили его осадой и, поставив у ворот стражу, ревностно следили за тем, чтобы никто не мог без опаски выйти из города. В то время епископом этого города был Аниан, муж удивительной добродетели. Благодаря его заслугам и молитвам всемогущий Христос учинил страшным полчищам гуннов такой разгром, что до сих пор неизвестно, в каких землях обитают те, кто тогда бежал 28.
VII. О короле Хильдерике.
Когда Меровей, король франков, покинул этот мир 29, на королевский престол был возведён его сын Хильдерик. Первые шаги его правления были ненавистны всем добрым людям. Ибо он поначалу легкомысленно действовал в отношении франков и, так как не переставал осквернять развратом дочерей знатных людей, был свергнут с трона 30. Будучи изгнан, он отправился к Бизину 31, королю тюрингов, рассчитывая найти у него для себя надёжное убежище. И он не обманулся в своей надежде, ибо, живя у короля всё время своего изгнания, занимал у него почётное место. Был у него среди франкской знати некто по имени Виномад 32, связанный с ним узами близкой дружбы, по совету которого он всё делал, ещё когда обладал королевской властью. Итак, призвав его, он сообщил ему о непреклонности франков, угрожавших изгнать его из королевства, и спросил у него совета, что делать. Тот посоветовал уступить их гневу, дабы ненависть не стала ещё больше, вместо того, чтобы утихнуть, если бы он решил остаться, говоря, что человеческому нраву свойственно относиться недоброжелательно к кому-либо в его присутствии и сострадать этому человеку в его отсутствие. Он обещал, что пока тот будет находиться в тех или иных местах, он будет испытывать настроения людей и убеждать их примириться с ним. Расколов золотой, он одну половину оставил себе, а вторую передал ему со словами: «Возьми половину этого золотого; и, если я смогу расположить к тебе франков, это будет тебе паролем. Когда я пришлю тебе эту вторую часть, и тебе доведётся соединить обе части, ты будешь знать, что таким же образом и стремления народа соединились в расположении к тебе. И тогда ты поспешишь вернуться к себе на родину, чтобы вновь принять королевскую власть, которой тебя ныне лишают» 33. После этих слов Хильдерик, как было сказано, отправился в Тюрингию. Франки же, забыв об обидах, которые они причинили римлянам, поставили себе королём патриция Эгидия 34, который принял от римлян поручение – защищать Галлию 35. Слеп тот людской разум, который полагает, что о нём будет заботиться тот, кому он сам не перестаёт причинять зло! Ибо чего ради стал бы к ним относиться благожелательно тот, чьи поля они истребили огнём, народ – мечом, а города – разорением? Виномад же, хитрый и изворотливый в лукавстве и весьма готовый к исполнению всего, что намеревался сделать, в скором времени завязал дружбу с Эгидием. И тот, считая его одним из ближайших друзей, доверялся ему сам и доверял все свои планы. Заметив, что ему подозрительно могущество франков, Виномад какими только мог словами не переставал разжигать в нём эту вражду и ненависть. И вот, он убедил его в необходимости обременить их налоговым гнётом. Но, заметив, что и этим насилием их не склонить к тому, чтобы они перестали провозглашать Хильдерика достойным ненависти, а Эгидия – достойным уважения, как они начали это делать, он обратился к Эгидию с такой речью: «Ты сможешь таким образом сломить строптивость франков, если казнишь мечом некоторых из числа знати». Эгидий поручил ему это дело. Виномад, пользуясь удобным случаем, обвинил в преступлениях тех, кого он знал как самых враждебных Хильдерику, и отослал их Эгидию для наказания. А тот приказал казнить их мечом, как виновных в оскорблении императорского величия. Возмущённые такой жестокостью короля, франки, считая Виномада непричастным к этому решению, изложили ему свою жалобу. А тот заявил, что удивляется непостоянству и переменчивости их мыслей и тому, что они жалуются ныне на жестокость того, кого ранее считали достойным таких похвал; и вместе с тем обратился к ним с такой речью: «Что за безумие сидит в ваших неистовых душах, что вы, изгнав соплеменника, покорились власти высокомерного пришельца? Но вы, конечно, скажете, что его необузданное распутство было для нас позором. Тогда к чему вы жалуетесь на свирепость того, кого решили ему предпочесть? Вы отвергли короля, происходившего из вашего племени, который был добр по природе и мог быть ещё добрее, отринув распутство, и призвали тирана, которого следует особенно бояться хотя бы уже за то, что он ведёт род от чужого племени. Даже животные, лишённые разума, стараются добыть властелина скорее из своего, нежели из чужого рода. Только аистам нравятся вожаки чужой крови, которые, предаваясь обжорству, оберегают их от опасности со стороны других птиц. Однако, если вы решили прислушаться к моим советам, то я считаю необходимым вернуться к взаимному согласию и примириться с государем, оскорблённым изгнанием. Я, по крайней мере, считаю ужасным – не быть в состоянии сносить разнузданность одного и терпеть гибель стольких знатных сограждан». И они, воодушевлённые этими словами и вместе с тем возмущённые жестокостью случившегося (ибо видели, как погибали знатнейшие люди королевства), сказали Виномаду: «Мы сожалеем об обидах, причинённых собственному королю, и, если бы знали, среди каких народов его можно найти, то отправили бы смиренных послов, чтобы умолять его вернуться на его королевский престол». Видя, что стремления франков соединились в расположении к королю, он через верного слугу отправил ему половину золотого, вторую половину которого дал [королю] в качестве пароля при отъезде, и велел посланнику сказать ему следующее: «Вот теперь возвращайся, как желанный господин, и, как счастливец, владей своим королевством». Получив послание, Хильдерик, ликуя, отправился обратно на родину и с середины пути послал человека, чтобы тот известил Виномада о его прибытии и приказал тому поскорее выйти ему навстречу. Тот, взяв с собой франкских вельмож, поспешно это исполнил и около замка под названием Барр (Barrum) 36 вышел ему навстречу. Затем названный герцог велел жителям Барра встретить прибывшего короля с величайшими почестями. И те, послушные его приказу, выйдя навстречу, весьма почтительно его приняли, что король воспринял как знамение и, охотно пользуясь их услугами, с королевской щедростью простил этим землям дань, которую они платили его королевству. Итак, когда [их] силы соединились, Хильдерик вместе с Виномадом двинулся оттуда дальше и, победив в битве Эгидия, вынудил его покинуть королевство 37. Будучи изгнан, тот отправился в город Суассон и жил там весь остаток своей жизни. А когда он ушёл из настоящего мира, этим городом завладел по наследственному праву его сын Сиагрий 38. Хильдерик же, будучи храбрым и осмотрительным в решениях, сразился у Орлеана с Адовагрием, королём саксов, и вышел победителем [из схватки]. Когда тот спасся бегством, он преследовал его до самого Анжера, но, не застав его [там], взял штурмом сам город; он убил Павла, комита римских пределов, и таким образом энергично позаботился расширить границы королевства вплоть до городов Орлеана и Анжера 39.
VIII. О переходе к Хильдерику Базины, жены короля тюрингов.
Между тем Базина, жена короля тюрингов Бизина, узнав, что Хильдерик вновь обрёл отцовское королевство, решила уйти к нему, отвергнув прежнего мужа. Говорили даже, что этот государь, пока жил в изгнании у названного короля, имел привычку заниматься с ней прелюбодеянием. Когда Хильдерик спросил у нее, по какой причине она столь охотно к нему пришла, то получил от неё такой ответ: «Познав твою доблесть и благоразумие, я решила [тебя] добиться. Ведь если бы я надеялась найти в пределах мира кого-то лучшего, чем ты, то никакие трудности пути не помешали бы мне прийти к нему как можно скорее» 40. Когда король получил от неё этот ответ, то, забыв о дружбе и благодеяниях, оказанных ему её мужем, хотя последний был ещё жив, как язычник, взял её себе в жены. Когда же в покоях брачного ложа внезапно настала тишина, жена стала уговаривать мужа, что он, мол, должен воздержаться от взаимных объятий, и побудила его выйти за ворота дворца и рассказать ей о том, что он увидит. Тот, считая, что не следует пренебрегать увещеваниями жены, послушался её слов. И вот, он увидел перед воротами королевского дворца образы огромных зверей, которые как бы прогуливались, а именно, барсов, единорогов и львов. Испугавшись, он поспешил к жене и рассказал ей всё по порядку. Она же велела ему положиться на неё и приказала сделать это во второй и в третий раз. И вот, вновь вернувшемуся туда королю явились образы бродивших вокруг медведей и волков. А когда он вышел в третий раз, то увидел образы собак и мелких зверей, которые грызлись между собой. Итак, поражённый и не понимавший сути видения, он вернулся на ложе и, рассказав обстоятельства дела мудрой женщине, в волнении постарался выведать, что всё это означает. Ибо он точно знал, что она не просто так посылала его глядеть на всё это. Та призвала мужа вести себя целомудренно этой ночью, обещая объяснить ему всё, когда настанет день. И вот, когда *златой лик и сияние красного солнца украсили небо* 41 и день, женщина встала и вернула спокойствие мужу, чья душа пребывала в нерешительности из-за сомнительного видения, такой речью: «О мой муж! Выбрось из сердца эти заботы и внимательно выслушай то, что я тебе скажу. Ведь это не столько деяния настоящего, сколько явное предзнаменование будущего. Тебе следует обратить внимание не на образы животных, стоявшие, как ты видел, у тебя перед ногами, но надлежит, скорее, разглядеть в них характеры и деяния наших потомков. Ибо тот, кто первым появится от нашего семени и будет носить имя [нашего] сына, станет человеком выдающегося могущества; его ты видел в образе льва или единорога. Образы волка и медведя означают его потомков, обладающих огромной силой и жадных до грабежа. А собака, которая не умеет владеть страстями и, не обладая силой, не в состоянии жить без человеческой помощи, предвещает ничтожество тех, которые будут держать скипетр этого королевства в последние времена. Наконец, стая мелких зверей, грызущихся между собой, – это народ, лишённый страха перед государями, который, в то время как старательно угождает вельможам королевства, со взаимной ненавистью нападающим друг на друга, впутывается в разные смуты по тем или иным делам. И пока знатные стараются лишить друг друга почестей, безродная чернь 42, поддерживая их, подвергается избиению без числа. Таково, о мой господин король, очевидное объяснение твоего видения и надёжный показатель будущего». Итак, король, отринув тревогу, гложущую его из-за собственного видения, обрадовался тому, что узнал о многочисленных предзнаменованиях своего потомства, которое у него появится 43.
Глава IХ.
О правлении императора Антемия и о знамениях при нём.
*В это время, когда Римской империей правил Антемий 44, а Константинопольской – Лев 45, в галльском городе Тулузе, из самого её центра, целый день обильным потоком текла кровь, что, как говорили мудрые люди, предвещало гибель готов, которые правили в этом городе, и владычество франков* 46. *В те же дни Одоакр 47, повелевавший герулами и другими народами, которые населяют берега Дуная, окрылённый победой, которую он одержал, разбив в битве Фелетея, короля ругов* 48, *задумал напасть на Италию со стороны Паннонии. Когда он вступил в пределы нориков, то добился беседы с неким рабом Божьим по имени Северин 49, который построил себе в этих местах монастырь. Испросив у него благословения и получив его, он, когда хотел выйти из дома и нагнулся у порога перед дверью, чтобы не удариться головой (ибо он был высокого роста), то услышал от мужа Божьего следующее: «Ступай, Одоакр, одетый ныне в скромные звериные шкуры, но в скором времени будущий государь Италии». Услышав это пророчество мужа Божьего, он вступил в Италию и опустошил всё убийствами и грабежами не так, как был должен, но так, как хотел* 50. *Когда же Антемий был убит в результате коварства своего зятя Рецимира* 51, *он 52 начал жестоко угрожать даже главным укреплениями самого города Рима. По этой причине римляне и, особенно, готы отправили послов ко Льву, императору Константинопольскому, с просьбой прислать им кого-либо из князей, при помощи которого они могли бы отразить натиск врагов* 53.
Глава Х.
О правлении Теодориха.
Был среди вельмож императорского дворца некто по имени Теодорих, муж замечательной мудрости. Его отец Теодор, родом из Македонии, будучи слугой некоего патриция Идация, страстно влюбился в некую Лилию, служившую вместе с ним. Узнав об этом, его господин, вняв совету [своей] жены Евгении, отдал ему её в жёны, зная, что та происходит из того же рода. Её госпожа, горюя, что лишена способности забеременеть, дала ей такое поручение: она должна рассказать ей то, что увидит во сне в первую брачную ночь. И вот, в ту ночь, когда та женщина впервые вошла с мужем в тишину опочивальни, она увидела [во сне], будто у неё из живота выросло дерево, поднявшись до самой крыши дома. Проснувшись от страха перед увиденным, она рассказала мужу о видении и о приказании госпожи. Тот стал изумляться видению и хвалить повеление госпожи. Но, боясь, как бы не погубили малыша, приказал ей изменить рассказ о сновидении и дал такое поручение: «Когда предстанешь пред взором госпожи и тебе прикажут рассказать сон, скажи, что ты видела скачущих коня и кобылу, прекраснейших из всех, и жеребёнка, следующего за ними». Послушавшись этих слов мужа, она поведала господам выдуманный рассказ о своём сне. Те порадовались приметам, сулившим рождение мальчика, подарили слугам свободу и приняли родившегося мальчика себе в сыновья. После этого, когда Идаций и его супруга ушли из жизни, Теодорих по приказу императора Льва был призван как воин в императорский лагерь. Он, хотя и выделялся среди прочих высотой роста, но ещё больше отличался крепостью членов и силой духа; поэтому он был весьма дорог и самому императору, и многим сенаторам. Итак, когда вышеназванные послы римлян и готов прибыли и рассказали то, ради чего пришли, император, наделив Теодориха званием патриция, отправил его охранять пределы Италии 54. Тот, вступив морским путём в Гесперию 55, вёл войну с Одоакром и герулами с переменным успехом. Как то раз побеждённый в битве, он, бежав, вынужден был устремиться к Равенне. [Его] мать Лилия вышла ему навстречу и умоляла вернуться в бой. Поскольку тот колебался, она сказала ему следующее: «Поверь мне, о сын, что нет такого убежища, где ты, бежав, смог бы укрыться, разве только я подниму платье и ты войдёшь в тот дом, откуда впервые вышел на свет». Подстрекаемый этими словами, юноша, сгорая от стыда, собрал небольшой, но сильный отряд своих людей, которых застал в настоящий момент, и бросился на врагов, которые, беспечные и окрылённые победой, широко рассеявшись, лежали на поле боя. Итак, он окружил их, разгромил и обратил в бегство; он взял в плен самого Одоакра, а спустя малое время убил его и избавил от владычества герулов всю Италию 56. Но этот его счастливый успех свела на нет завистливая фортуна. Ведь поскольку обычно бывает так, что возрастание силы у добрых людей порождает зависть у негодяев, некоторые из сенаторов, жившие в царственном граде, позавидовали успешным деяниям Теодориха. Поэтому они попытались умалить в глазах императора значение прекрасно совершённых им деяний. Приходя к императору Льву, они стремились отвратить его милостивую натуру, судившую о прочих по своей кротости, от любви к Теодориху, лживо заявляя, будто Теодорих хочет захватить власть над Гесперией. И император, поверив их словам, вызвал его из Италии. Повинуясь его приказам, Теодорих вместе с благородными мужами из числа готов прибыл на встречу с ним в Константинополь. Обманутый лукавством доносчиков, император замыслил убить Теодориха, отделив его от его людей. Но его коварным уловкам воспротивился Птолемей, муж сенаторского звания, осмотрительный в решениях. Поскольку он был вернейшим из друзей Теодориха, с юных лет связанным с ним узами дружбы, его никакое лукавство не могло склонить к ненависти к нему. Поэтому он, заметив коварные планы противников, пришёл к императору и обратился к нему с такой речью: «Хотя слава римского имени и поднялась высоко благодаря победам в войнах, она всё же приобретена скорее прекрасными проявлениями безупречной верности и блистательного милосердия. Ведь наши предки старались скорее превзойти друг друга в милосердии, чем побеждать врагов на войне. Превосходно то, что Сципион, говорят, одержал победу над Карфагеном, но ещё превосходнее то, что сообщают, будто он не только участвовал в погребении злейшего врага, но и нёс, преклонив плечи, его тело. Похвально также, что Помпей разгромил войска Митридата, а его самого принудил к смерти, но ещё похвальнее то, что он не только поднял с колен сдавшегося Тиграна, распростёршегося на земле у его ног и положившего свою корону ему на колени, но и возложил эту корону на его голову и позволил ему сидеть рядом с собой. А что мне сказать об удивительной верности слову консула Регула, который предпочёл погибнуть в руках у врагов от неслыханных пыток, чем, нарушив верность клятве, жить в Риме, как всеми любимый гражданин? Поэтому не слушай, о милостивейший государь, слов тех, которые хотят замарать славу твоего правления пятном вероломства. Ибо что скажут во всём мире, если ты столь неслыханной смертью погубишь столь выдающегося полководца? Но да будет тебе угоден мой совет: когда Теодорих войдёт во дворец, пусть его свяжут и отдадут под стражу. После этого пусть будут отправлены некоторые из сенаторов, которые от лица твоей милости передадут готам такой ответ: «Теодориха не отпустят, если он не очистится от предъявленных ему обвинений»». Речь эта пришлась по нраву императору и всему сенату. И Птолемея вместе с прочими послами отправили, чтобы сообщить это готам. Но он перед этим послал слугу, который должен был передать им, чтобы они схватили его, когда он придёт вместе с прочими, и велели сказать императору следующее: «Сенаторы не будут отпущены, если благородные мужи из числа готов не получат обратно своего господина». Те согласились с этими весьма полезными для них указаниями и, окружив сенаторов, бросили их в оковы. Узнав об этом, цезарь, опасаясь свирепости этого народа, как бы те не поступили жестоко с его людьми, своевременно принял меры и вернул готам Теодориха целым и невредимым. Так благодаря осмотрительному совету друга тот на данный момент избежал смертельной опасности. Когда же он вернулся в Рим, то ему довелось иметь в войнах самые разные результаты. Ибо он часто побеждал в войне аваров, но и сам терпел от них поражения. Однажды, разя всеми способами вышеназванных врагов, побеждённых в битве и обращённых в бегство, он разбил лагерь неподалёку от реки, что носит название Истр 57. Взяв с собой немногих из своих людей, он выехал на разведку [позиции] врагов. Как вдруг появился некий авар по имени Ксеркс, который таким же образом собирался в одиночку разведать расположение Теодориха. Теодорих, заметив, что тот прибыл один, послал троих из своих людей, чтобы те его поймали и поскорее представили ему. Но авар Ксеркс, притворно обратившись в бегство, убил их поодиночке. Равным образом он предал смерти и трёх других. Тогда Теодорих, поскольку его спутников объял страх, сам напал на него. Когда он долго и яростно с ним сражался, Ксеркс был, наконец, ранен в руку, схвачен Теодорихом и связанным оказался в лагере готов. Вышеназванный князь, восхищённый его доблестью, пытался сперва ласковыми словами, а затем и угрозами заставить его перейти на свою сторону. Но, когда он увидел, что его невозможно ни поразить страхом, ни склонить обещаниями, то подверг его многим притеснениям и неохотно позволил ему вернуться на родину. А тот, вплавь войдя в реку Истр, обернулся назад и сказал Теодориху следующее: «Освободившись от твоей власти и вернув себе свободу, я теперь по своей воле возвращаюсь к тебе, как к господину, и обещаю быть тебе верным слугой». С этими словами он вернулся на берег, который покинул, и вверил себя власти Теодориха.
В то время как этот часто называемый патриций отличался этими славными успехами в Италии, клеветники в недоброжелательных донесениях порочили его перед императором в Константинополе. Ибо умы негодных людей, желая приумножить собственное благополучие за счёт несчастья других, стараются обратить в противоположность славные деяния добрых людей. В конце концов, император, введённый в заблуждение лукавыми обвинениями доносителей, в бешенстве оттого, что Теодорих, как говорили, покушается на престол, вновь велел ему явиться к себе. Обсудив с сенаторами планы его убийства, он связал их клятвой в том, что никто из них не выдаст его тайны. Теодорих же, получив послание императора, тут же отправил слугу к Птолемею, о котором мы упоминали выше, чтобы тот сообщил ему в ответ, стоит ли слушаться повеления императора. Тот, делая вид, что не хочет давать ответ, наконец, побеждённый настойчивостью слуги, который был прислан, и привязанностью к старому другу, дал посланнику Теодориха такое предписание: «Сегодня, в день рождения императора, когда мы, сенаторы, будем возлежать за столом вместе с ним, ты, стоя сзади под видом покорного слуги, держись сбоку от меня, и постарайся внимательно слушать посреди пира, о каком деле у меня будет беседа с сенаторами и императором, а затем рассказать об этом тому, кто тебя прислал». Тот послушался его указаниям и присутствовал на пиру, как прилежный слушатель Птолемея. Затем, посреди блюд и напитков, когда сердца вельмож разгорячились от неразбавленного вина, Птолемей обратился к ним с таким призывом: «Этот день, хотя и богат великолепными яствами, пусть будет ещё и приятен занятными рассказами. Пусть он пойдёт навстречу желанию тех, кто любит ими наслаждаться, так как чрезмерное изобилие вина усилило страстное желание таких людей». Итак, когда все замерли после этих слов, он начал такой рассказ: «В то время, когда способность человеческой речи была присуща всем животным земли, лесные звери пришли к единому мнению о том, что надо, мол, избрать себе царя. И тогда они, которые были недовольны человеческой властью, имели бы императора, избранного из своего рода. Побуждая друг друга этими словами, они пришли ко льву и просили его не отказать им в их желании; они говорили, что хотят иметь его государем, ибо знают, что он мудр в совете. Лев принял властные полномочия и был возведён на царский трон всеми зверями. Они толпами приходили к нему ради приветствий и кланялись ему, как господину. И вот, среди прочих пришёл олень, замечательный красотой тела и обладавший ветвистыми рогами; когда он, преклонив шею, вышел отвесить поклон, лев схватил его, чтобы вскоре сделать своей пищей. Но тот, предчувствуя коварство, мощным усилием тряхнул головой и, потеряв рога, устремился в лес, как беглец. Император, негодуя из-за оказанного ему пренебрежения и не в силах совладать с гневом, в бешенстве грозил оленю многими [карами]. Звери сетовали между собой из-за нанесённой императору обиды, но не находилось никого, кто бы осмелился преследовать оленя, чтобы наказать его за оскорбление. А он, хотя и казался беззащитным, но быстрым бегом перескочил через крутой горный хребет и спасся без прикрытия ночи 58. Была среди зверей лиса, ловкая на разного рода хитроумные проделки. Её отправили, чтобы она обратилась к оленю с хитрой речью и убедила его вернуться ко льву. Она подчинилась приказу, пришла к оленю и сказала, что сочувствует его горю и что ей кажется несправедливым, что он терпит подобное без всякой причины. Тот, со своей стороны, осыпая льва множеством проклятий, посетовал, что был несправедливо наказан в тот момент, когда оказывал ему почести. А лиса ему и говорит: «Остерегись считать это обидой; подтверждено, что он сделал это из любви к тебе. Ведь в то время, как он хотел поднять тебя, склонившегося перед ним, как я полагаю, для поцелуя, ты бежал от его взора, полагая, вероятно, что избежал его зубов. А он сейчас горюет, что тебя нет рядом, ведёт разговоры о твоём отсутствии, и все его мысли – о тебе одном». Что же далее? Она уговорила оленя прийти ко льву и вверить себя его власти. Когда же он, как и прежде, пришёл, чтобы, преклонив голову, поклониться царю, лев схватил его, вонзив когти ему в шею, а стоящие вокруг звери без промедления его растерзали. Лиса, стоящая рядом, украдкой унесла и сожрала его сердце. Разыскивая сердце оленя и не находя его, лев грозно зарычал. Перепуганные звери в тревоге стали спрашивать, кто из них виноват в этом проступке. Возникло подозрение, что в этой краже повинна лиса, так как видели, что она ближе всех стояла к оленю. Её допросили, но она отрицала своё участие в этом преступлении. Когда же ей не поверили и приговорили к пыткам, то она произнесла такие слова: «Горе мне, несчастной, которая незаслуженно терпит такие наказания! Ибо у меня требуют то, чего у [оленя] никогда не было, как то видно по очевидным признакам. Ведь если бы у него было сердце, то он, конечно, не вернулся бы сюда: во-первых, потеряв рога, он бежал беззащитным; во-вторых, он не усомнился подвергнуть себя смертельной опасности. Стало быть, тот, кто не смог позаботиться о самом себе, никоим образом не мог иметь сердца»». Рассказав это, Птолемей замолчал. Слуга Теодориха, внимательно это выслушав и проницательным умом поняв сказанное, возвратился к своему господину; он рассказал ему всё по порядку и увещевал быть более осторожным в отношении хитростей строивших козни людей. Так что Теодорих, презрев приказ императора, по которому ему было велено явиться в Константинополь, остался в Италии. Впоследствии же он стал королём и государем готов, которые захватили Италию. А империи он каждый год уплачивал модий земли. Поэтому, когда говорили, что король Теодорих платит в общественную казну модий, не добавляя название какого-либо предмета, как, например, вина или масла, те, кто не знал правды об этом деле, полагали, что он вносит модий монет 59.
Глава ХI.
О двух папах и наказании для приверженцев антипапы.
*В это же время, когда умер римский папа Анастасий 60, среди духовенства и народа возникла отвратительная распря по поводу его преемника. Ибо одна часть согласилась с кандидатурой некоего Лаврентия, а большая часть, пользуясь, как стало ясно позднее, более здравым советом, избрала себе святейшего Симмаха 61. Итак, оба были возведены в сан в один день: Симмах – в базилике Константиниане, а Лаврентий – в церкви Пресвятой Марии 62. Но, поскольку ни одна сторона не уступала другой, постановили решить возникший спор по приговору вышеупомянутого короля Теодориха. Тот, находясь в Равенне, когда выслушал представителей обеих сторон, решил, что на апостольском престоле должен сидеть тот, кто был рукоположен первым или тот, кого избрала большая часть духовенства и народа. Поэтому Симмах, став понтификом, ввиду милосердия поставил Лаврентия епископом в городе Нуцерии 63* 64. А кто пожелает знать об этом более подробно, найдёт сведения в «Деяниях понтификов». *Во время этого раздора святейший Пасхазий, дьякон римской церкви, стоял, как пишет блаженный папа Григорий, на стороне Лаврентия. Любя бедных Христовых до пренебрежения к себе самому, он был усердным подателем милостыни. Но его так и не удалось склонить к вступлению в общение с Симмахом, и он любил и всегда превозносил того, чьё предстоятельство над собой церковь по справедливому решению епископов отвергла. И вот, когда этому Пасхазию суждено было обрести конец его жизни во времена понтифика Симмаха, его принесли в церковь, чтобы предать погребению; когда некий бесноватый дотронулся до его далматики, которая была положена на его погребальные носилки, то тут же избавился [от демона]. Далее, Герману, епископу Капуи, врачи посоветовали, чтобы он ради восстановления телесного здоровья омылся в Ангуланских термах. И вот, войдя в эти термы, он застал там этого Пасхазия, который стоял в тех горячих водах и готов был ему прислуживать. Когда он, затрепетав, спросил, что там делает столь славный муж, то получил от него такой ответ: «В этих горячих водах я обречён быть не по какой иной причине, как из-за того, что поддерживал Лаврентия и соглашался с ним, когда он беззаконно действовал против Симмаха. Если же ты соизволишь впоследствии помолиться за меня Господу, то знай, что тебя в этом услышали, если, вернувшись сюда, ты не сможешь меня найти». Епископ, возвратившись в церковь, принёс Господу за него спасительную жертву и, опять придя в термы, более его там не застал* 65.
Глава ХII.
О происхождении и правлении короля Хлодвига.
Затем у Хильдерика, короля франков, от его упомянутой выше жены родился сын по имени Хлодвиг. Он как день ото дня прибавлял в возрасте, так прирастал и честностью нравов. *В это время, когда сильный голод угнетал почти всю Бургундию, один из сенаторов по имени Эдиций, угодный Богу и людям, постарался совершить богоугодное дело. Так, послав слуг, он собрал до 4000 тех, кого довели о крайности муки голод, и всё время этого бедствия кормил и содержал их за свой счёт. И вот, однажды, ему, занятому столь благочестивым делом, послышался голос с неба, сказавший: «Поскольку ты, о Эдиций, давал мне пропитание, когда я терпел голод в моих членах, то не будет в твоём семени недостатка в хлебе во веки вечные»* 66. Поскольку верен Господь во всех словах Своих и свят во всех делах Своих 67, он пожелал, чтобы верный слуга был спокоен за награду, [обещанную ему] за праведный труд. *Тем временем, король Хильдерик ушёл из этой жизни 68, после того как деятельно правил королевством франков на протяжении 24-х лет* 69. *Его преемником стал по праву наследования Хлодвиг, дельный в военных делах муж, не уступавший в доблести никому из предков. Он изгнал римского патриция Сиагрия, сына Эгидия, из города Суассона, подчинив последний своей власти 70. Франкское войско, конечно, захватило многие галльские церкви, разграбив их сокровища. Среди прочей добычи оттуда они унесли из реймсской церкви чашу дивного веса и красоты. Блаженный Ремигий, епископ этого города, направил по этому поводу посла к Хлодвигу, настойчиво умоляя его, если уж он не заслужил получить обратно прочее, вернуть ему по крайней мере эту чашу. Тогда король, дав указание, сказал послу: «Следуй за мной до Суассона; там будет брошен жребий и разделено всё, что захватили. Если честно брошенный жребий даст мне тот сосуд, о котором ты просишь, то у тебя не будет никакой задержки с его возвращением». Повинуясь указанию, тот последовал за королём в его пути вплоть до указанного места. Когда они туда прибыли, вся утварь была по указу короля вынесена на середину, чтобы быть разделённой по жребию* 71. Затем король, опасаясь, как бы чаша, после того как будет брошен жребий, случайно не перешла в собственность другого, созвал князей и обратился к ним с такой речью: «Хотя разумный порядок и требует, чтобы государь скорее приказывал подданным то, что он хочет, нежели обращался к ним с просьбой, я всё-таки, о храбрейшие соратники, предпочитаю просить у вас того или иного с кротостью, а не с суровостью. Ибо это тиранам свойственно даже мелочи повелевать подданным с насилием и свирепостью; в обычае же добрых государей – даже к перенесению тяжких и суровых испытаний призывать одними лишь добрыми словами. Итак, достоинство королевского имени должно следовать примеру доброго отца, дабы требовать для себя скорее уважения ввиду доброты, чем страха ввиду жестокости. Так что я счёл более правильным с благоволением кроткой души просить у вас то, что я, пользуясь королевской властью, мог бы получить и не спрашивая вас. Поэтому я хочу попросить вас всех, чтобы этот сосуд (указывая на чашу) ваша щедрость предоставила мне помимо моей доли по жребию; и пусть никто из вас не сомневается в вознаграждении за это: ведь я признаю себя вашим должником, если смогу добиться этого с благосклонностью». Франки, отвечая на это, сказали королю: «Мы помним, о славный король, что некогда дали тебе клятву верности и не стыдимся признаться, что готовы принять смерть за твоё телесное здравие. Так вот, если мы посвятили тебе саму жизнь, которая дороже всех благ, то что может быть большим, в чём мы могли бы тебе по праву отказать? Поэтому мы уступаем твоей власти из этой добычи не часть, но всю её целиком. Делай, что хочешь: прикажи хоть утопить её в реках, хоть предать языкам пламени; нас это не касается, лишь бы только это удовлетворяло твоему желанию». Когда король восхищался и превозносил столь преданное к нему отношение всего войска, один из франков, движимый легкомыслием, разрубил чашу мечом и сказал королю: «Ты, король, ничего из этого не получишь, кроме того, что позволит тебе забрать законный жребий». В то время как все изумлялись и вместе с тем порицали наглость этого мужа, король, скрыв досаду, с которой это воспринял, вернул вышеупомянутый сосуд послу епископа. По прошествии года этот государь велел войску собраться на поле, которое называлось Марсовым, издав всеобщий указ, чтобы все присутствовали вооружёнными так, как если бы собирались сражаться против врагов. И вот, в том месте, где было приказано, выстроилось войско, славное воинской выправкой и замечательное блеском оружия. Король Хлодвиг вышел произвести смотр боевого порядка своих людей. Обходя полки, он добрался до того, кто разрубил своим мечом чашу. Глядя на него, он сказал следующее: «Осмотрев всё войско, я не нашёл никого более жалкого, чем ты, и не увидел никого, кто носил бы более негодное оружие. Ибо у тебя ни копьё, ни щит, ни шлем или меч ни на что не годны». Протянув руку, он бросил на землю его франциску, которая называется спатой 72. А когда тот нагнулся, чтобы поднять её, король достал из ножен свою собственную и мощным ударом перерубил ему шею, говоря: «Так ты поступил со мной в отношении той чаши в Суассоне». Итак, когда тот умер, король велел всем разойтись по домам. Из-за этого дела франков поразил сильный страх, и это в последующем удерживало их от того, чтобы перечить его воле 73. Была в его облике важность, смешанная с живостью натуры, так что приятностью взора он очаровывал честных, а суровостью устрашал бесчестных.
Глава ХIII.
О сватовстве короля Хлодвига.
Коротко расскажу о том, каким образом он пришёл в лоно матери церкви и к единству католической веры. Так вот, он взял себе жену из рода бургундов, а именно Клотильду, христианку с раннего детства. А королю о ней стало известно в силу следующих обстоятельств. Этот государь отправил послов к Гундобаду, королю бургундов, ради заключения мира. А те, когда находились во дворце и увидели девицу Клотильду, спросили, кто это? Им сказали, что она – племянница короля, рождённая от его брата. Она, как говорили, лишилась родителей и содержится теперь за счёт королевских пожертвований. Вернувшись, послы сообщили, что то, ради чего они ходили, исполнено. Среди прочего они сказали, что видели девицу настолько прекрасную, что её можно было бы выдать замуж за любого могущественнейшего короля. «Она, – говорили они, – происходит из королевского рода; но с тех пор, как её отец лишился жизни, её с ранних лет воспитывает дядя». Услышав это, король Хлодвиг зажегся любовью к девице, надеясь, что по такому случаю сможет захватить Бургундское королевство. Он тут же направил одного из своих приближённых, по имени Аврелиан, чтобы тот, преподнеся девице присланные от него подарки, более внимательно рассмотрел её внешность. Он велел ему прийти к девице, сообщить о желании короля относительно брака и узнать, что она думает по поводу этого дела. Тот, послушный приказу, вступил в пределы Бургундии. Приблизившись ко дворцу, он приказал товарищам спрятаться в лесу. Сам же, завернувшись в нищенское одеяние, поспешил ко дворцу и стал разведывать, как бы он мог переговорить со своей будущей госпожой. Она тогда как раз шла в церковь, чтобы исполнить данные Господу в своих молитвах обеты. Ибо было воскресенье. Аврелиан, стоя перед дверьми среди прочих нищих, ожидал её выхода. По исполнении торжественной мессы девица вышла, чтобы раздать милостыню убогим, как то было у неё в обычае. Аврелиан подошёл, как нищий, чтобы просить подаяния. Когда она протянула ему золотой, он схватил её руку и, сдвинув рукав выше локтя, поднёс обнажённую руку к своим устам, чтобы поцеловать. Та, залившись краской от девичьего стыда, вернулась домой и тут же послала служанку, чтобы та привела к ней встретившегося ей, как она полагала, нищего. Когда тот предстал перед ней, она сказала следующее: «Что это тебе взбрело в голову, о человек, что ты, намереваясь получить милостыню, поцеловал мою руку, высвободив её от одежды?». Тот, опустив то, что она спросила, дал ей такой ответ: «Мой господин, король франков, услышав о величии твоего благородства, хочет взять тебя в жёны. Вот его кольцо и прочие свадебные украшения». Повернувшись, чтобы взять суму, которую он положил за дверью, чтобы преподнести ей подарки, которые принёс, он заметил, что её тайком унесли. Когда после проведения расследования сума нашлась, он взял её, как странник, и, уже не опасаясь за бракосочетание, преподнёс подарки девице. Ибо та, когда услышала о брачных узах, дала послу ответ в таких словах: «Не позволительно христианке брать в мужья язычника. Но, если Создатель всего сущего Бог предопределил, чтобы он познал через меня своего Творца, то я не откажу в просьбе, и пусть даже исполнится повеление всемогущего Господа». Когда [посол] сказал, что король во всём согласится с её желанием, она просила, чтобы он держал этот тайный разговор при себе, дабы дядя о нём каким-либо образом не проведал. Тот, дав ей слово, что никоим образом этого не выдаст, вернулся к королю, обрадовав его счастливым известием. А девица положила в сокровищницу дяди на хранение то кольцо, которое прислал Хлодвиг 74.
Глава ХIV.
О выдаче замуж Клотильды.
*Хлодвиг вновь отправил Аврелиана к королю Гундобаду, чтобы потребовать свою невесту и сочетаться с ней законным браком. Тот, придя к королю бургундов, изложил ему поручение короля франков. Но король заявил, что не знает, кто именно является его невестой, и потому не может дать никакого ответа. «Что касается тебя, – сказал он, – кто пришёл шпионить в наших владениях, то берегись, как бы тебе не подвергнуться общественному поношению и не быть изгнанным из этого дворца». Посол ему в ответ: «Твой государь, наш король Хлодвиг, велел передать: «Если ты захочешь отдать мне мою невесту Клотильду, то назначь место, куда я мог бы прийти, чтобы её забрать»». А тот, удивившись, что Хлодвиг просит руки его племянницы, созвал вельмож королевства и провёл с ними совещание о том, что ему делать. Те, опасаясь решительности франков, как бы те не предприняли поход в Бургундию, если их королю не отдать упомянутой девицы, дали своему государю такой совет: «Пусть наш господин выяснит, чего хочет сама девица и было ли ей прислано кольцо короля франков. И, если окажется, что она сама этого хочет, и, возможно, уже получила свадебные подарки, то ты не сможешь противиться; но скорее поторопись передать её послам». Ибо все бургунды охраняют своё государство скорее благоразумием, нежели оружием. Девица, когда её стали спрашивать, призналась, что получила вышеупомянутые дары и страстно желает вступить в брак с королём. Гундобад, хотя и неохотно, передал её послам Хлодвига, ничего не предоставив ей из своих сокровищ* 75. Впоследствии же, благодаря трудам и стараниям Аврелиана большая часть их перешла во власть Хлодвига. *За это, когда Хлодвиг расширил своё государство вплоть до рек – Сены, а затем и Луары, он пожаловал этому Аврелиану на правах бенефиция замок Мелён (Milidunum) с герцогской властью над всем краем* 76. Итак, часто называемый Аврелиан, приняв Клотильду, поспешил доставить её к королю. *Она же, приблизившись к границам королевства своего дяди, приказала франкам, которые были с ней, брать добычу и совершать поджоги деревень в Бургундском королевстве. Те, не медля, именно так и совершили то, что им приказали; предав огню лежавшие вокруг деревни и унеся добычу, они как можно скорее ушли из Бургундии и возвратились в землю франков. Глядя на это, она, как говорят, произнесла: «Благодарю Тебя, о всевышний Боже, за то, что я вижу начало мести за убийство отца»* 77. Ибо король Гундобад погубил её отца ужаснейшей смертью, как позднее будет показано в последующем. *Затем король Хлодвиг с великой славой отпраздновал свадьбу в городе Суассоне, взяв часто называемую Клотильду в жёны* 78. Она, верующая, сочетавшись браком с неверующим, попыталась привести его к вере. Но тот говорил, что не может этого сделать, и утверждал, что не хочет оставлять обряды и традиции, привычные для франков.
Глава ХV.
Об обращении короля Хлодвига к вере Христовой.
*Между тем, королева зачала мальчика, а когда тот родился 79, привела его к крещению и назвала Ингомиром. Тот, ещё пребывая в белых одеждах 80, испустил дух, перейдя к жизни вечной. Король, преисполнившись страшным гневом из-за этого дела, сказал королеве: «Из-за того, что мальчик был крещён во имя вашего Бога, наши боги похитили его из земной жизни». А королева ему в ответ: «Я благодарю всемогущего Бога, который соизволил принять в своё царство первенца из моего чрева». Она родила и другого сына, которого назвала в крещении Хлодомиром 81. Когда он заболел, король стал бранить супругу, говоря: «И этот из-за вашего суеверия навлёк на себя гнев богов». Но, поскольку королева молилась, ребёнок выздоровел* 82. *Однако, когда король ещё пребывал в неверии, войско, как было сказано выше, наконец, привели в движение, и франками и аламаннами была развязана война, [которая велась] всеми силами их королевств. Тогда король Хлодвиг, дав знак своим людям, велел им вступить в битву 83. Но, когда он увидел посреди боя, что вражеский меч жестоко разит его людей, у него вырвались такие слова: «О Христос, всемогущий Боже, которого моя супруга Клотильда почитает с чистой душой! Я посвящу Тебе трофей моей веры, если Ты дашь мне триумф победы над этими врагами». Когда он это произнёс, аламаннов поразил страх, а франков воспламенил пыл отваги. И вот, враги, обратив тыл, оставили победу Хлодвигу, а затем, когда увидели, что их король заколот мечом, торжественно обещали с готовностью служить франкам по праву данников* 84.
Глава ХVI.
Речь обращённого Хлодвига к его людям и его же крещение.
Вернувшись оттуда победителем, Хлодвиг прибыл в город Туль (Tullo); застав там блаженного Ведаста, впоследствии епископа Арраса (Adatensium), он взял его попутчиком в своём пути. Когда прибыли в Реймс, король рассказал жене обо всех происшествиях, которые произошли с ним и его людьми. Они дружно возблагодарили Бога, и король признался в том, что уверовал. Супруга, рассыпаясь в поздравлениях, поспешила к святому Ремигию, епископу города Реймса, рассказала о вере короля и указала, что нужно делать. Она побудила епископа как можно скорее прийти к королю во дворец и, пока душа всё ещё пребывает в сомнении, открыть ему путь истины, по которому следует идти к Богу. Она сказала, что опасается, как бы рассудок, возгордившись от успешных действий, не презрел Того, кто их даровал, пребывая в неведении о Нём. Ибо по прошествии времени то, что дано нам по нашей прихоти, уходит из памяти гораздо легче, нежели то, что случилось иначе, чем мы того хотели. Епископ поспешил послушаться увещеваний набожной женщины и предстал пред взорами короля, уже давно ожидавшего его прихода. Епископом была изложена вера и приведены правила верования. Король же, познав истину, набожно обещал служить одному Богу, но испытать, конечно, мнение знати королевства и войска. По поводу этого дела, которое должно было произойти, он заявил, что люди тем более преданно склонят свои шеи перед Христом, чем яснее заметят, что их побуждают к этому ласковыми уговорами, а не угрозами. Предложение было принято, и по королевскому указу созвали народное собрание. Собрались вельможи королевства, и не было недостатка в воинских отрядах. Когда они предстали перед королём, он обратился к ним с такой речью: «О франки, уроженцы Трои! (Ведь вам подобает помнить о вашем имени и роде). Я настоятельно прошу ваши души и доблесть вспомнить о том, каким богам мы служили до сих пор. Ибо представляется подходящим и полезным способом – показать сперва, поклонению каким [богам] мы преданы, чтобы, когда станет ясно, что они – никчемны, с тем большей охотой принять признание единого и истинного Бога. И это тогда произойдёт самым правильным образом, если будут перечислены деяния наших предков. Но посмотрим сперва на тот город, некогда славу троянского народа, который, как считалось, был окружён защитой стольких богов и который невоинственная ветреность греков покорила скорее хитростью, нежели доблестью, тогда как те 85 никакой помощи не оказали. Мы, конечно, слышали, что бастионы его стен были построены руками богов, и им, как говорят, были поставлены и посвящены скульптурные изображения в крепости, дабы он оставался неприступным при нападении врагов. И какую поддержку уж не говорю людям, но самим глинобитным стенам оказали те, которые не помогли даже собственным образам? Так отбросим же их, которые, как мы доказали, бесполезны, и оставим никчемный культ. И подчиним наши мысли и наши тела одному лишь Богу Отцу и Его Сыну Иисусу Христу, при общей силе Святого Духа, почитая Единого в Троице и Тройственного в Единстве. Будьте уверены в том, что правила этой веры и этого учения передал нам наш покровитель, господин Ремигий. Но и моя супруга Клотильда исповедует эту же веру и убедила меня надеяться на помощь от этого всемогущего Бога, если случится какое-то несчастье. Именно он, Христос Бог, сокрушил наглую непокорность аламаннов в той аламаннской войне, которую мы недавно завершили, и тем, что зажёг ваши сердца, пробудил в вас обычную отвагу и доблесть. Поэтому вознесём наши души к добрым надеждам, устремим к небесам смиренные молитвы и попросим Его, который даёт всё уповающим на Него, быть для нас покровителем». Когда король, исполненный веры, закончил эту речь, он очень многих из народа склонил к тому, чтобы преклонить пред Христом кроткие шеи. И священник обрадовался, что король, ещё не крещенный, уже стал апостолом своего народа. *Был устроен баптистерий, и король, как второй Константин, спустился в освящённую купель источника* 86. *Когда святой епископ зачитал ему обстоятельства страстей Господних, король сказал: «Если бы я был там вместе с моими франками, то отомстил за нанесённые Ему обиды»* 87. О том, сколь была угодна и приятна Богу вера короля, показало случившееся чудо. *Ибо, когда того, кто нёс миро, случайно не оказалось на месте (так как ему преградил дорогу народ), вдруг неожиданно явился, вне всякого сомнения, не кто иной, как Святой Дух, принявший зримый образ голубки, которая принесла в красноватом клюве святое миро и положила его в руки священника, освящавшего воды купели* 88. Сделались радость и ликование, и многие из народа были крещены. Богу возглашали похвалы и благодарения, и король, радуясь, вернулся из церкви домой. А чтобы ещё полнее обнаружить набожность своей веры, он велел построить Богу и князю апостолов базилику в городе Париже, где была его резиденция, и в нём до конца жизни пребывали защита веры и сила правосудия.
Глава ХVII.
О походах Хлодвига и прочих победах.
Жители города Вердена (Viridunensis) восстали против этого короля 89. Но, когда король взял город в осаду, и подведенные тараны уже крушили высоту [его] стен, они благодаря мольбам святого мужа Евспиция, в то время архипресвитера этого города, заслужили от государя обещание не наказывать их, и король вновь принял город. Затем, когда король Хлодвиг решил приступить к городу Орлеану, он, призвав святого Евспиция и его племянника, блаженного Максимина, приказал им сопровождать его в пути. Он пожаловал им Мисийское (Miciacense) имение 90 и утвердил своей грамотой, чтобы они и их потомки владели этим местом 91.
Глава ХVIII.
О святом Фурсее.
*В его дни святой Фурсей 92 пришёл в Галлию и с позволения этого короля построил монастырь под названием Латиниак (Latiniacum) 93. Этот блаженный Фурсей, придя из Ирландии, был сперва с почётом принят королём саксов Сигибертом 94, построив монастырь в той же провинции Саксонии* 95. Об этом короле, то есть Сигиберте, мы не смогли найти в древних историях ничего иного, кроме того, что можно прочесть в «Житии» святого Фурсея, а именно, что он принимал в гости этого Божьего мужа. Однако, в хронике, которая зовётся «Хроникой Григория» и принадлежит, как полагают, епископу Турскому, сообщается, что *некий король Сигиберт направил своего сына Хлодериха к Хлодвигу, правителю франков, чтобы оказать помощь против готов* 96. *Эта хроника упоминает также, что они, то есть отец с сыном, были убиты в результате коварства франков, а их королевство и сокровища были захвачены франками* 97. Но, поскольку кодекс, в котором мы нашли эти сведения, испорчен из-за небрежности переписчиков, мы не смогли в точности выяснить, какого народа был этот король и какова была законная причина его убийства; [хроника] говорит лишь о том, что его королевство и богатства были захвачены Хлодвигом.
Глава ХIХ.
О войне против Гундобада.
Хлодвиг вёл войну также против Гундобада, короля бургундов, и разбил наголову [его] войско. Причиной же этой войны было то, что *Гундобад убил мечом своего брата Хильперика, то есть отца королевы Клотильды, а его жену, мать вышеназванной королевы, приказал утопить в реке, привязав ей к шее камень* 98. Из-за этого *король Хлодвиг, вняв просьбам жены, вторгся с франкским войском в Бургундию, опустошил её и, измотав длительной осадой, заставил платить дань самого короля Гундобада. А Годегизил, брат Гундобада, перешёл к франкам и нападал на брата соединёнными с Хлодвигом силами. Но трудами и старанием Аредия, мудрого мужа, который пришёл из города Арля для оказания помощи Гундобаду, этот король при помощи золота прогнал врага, которого не мог прогнать железом. Ибо Хлодвиг, приняв подарки, ушёл восвояси, оставив Годегизилу в помощь 5000 франков. После этого Гундобад, уже не опасаясь за свои земли, окружил брата осадой во Вьенне и, проникнув в город по акведуку, устроил там страшную резню, убив заодно и брата. Франков же, собравшихся в одной башне, он перебил мечом* 99.
Глава ХХ.
О войне против Алариха, короля готов.
Сражаясь против Алариха 100, короля готов, Хлодвиг также оказался победителем. Известно, что он начал эту войну в особенности из-за того, что готы, как и бургунды, были еретиками арианами и занимали лучшую часть Галлии, а именно, от реки Луары до Пиренейских гор. Был и другой законный повод к этой войне. *Хлодвиг отправил к Алариху, королю готов, своего посла, по имени Патерн, чтобы обсудить с ним то, что касается мира, и вместе с тем узнать его мнение, в каком месте обоим королям стоило бы встретиться, чтобы переговорить о выгодах того и другого королевства, и дабы Аларих, согласно обычаю древних, дотронулся до бороды Хлодвига и стал ему приёмным отцом. Когда посол прибыл и сообщил, ради чего прибыл, Аларих назначил место и сказал, что не преминет прийти на переговоры. Наконец, посол спросил, придёт ли он вместе с немногими, или с многочисленным войском. Тот заявил, что отправится на переговоры, взяв с собой немногих. И вновь Патерн спросил, будут ли они вооружены, или безоружны. Тот ответил, что все его люди придут безоружными и будут просить, чтобы и франки поступили точно так же. Согласившись со всем этим, Патерн вернулся к своему господину и рассказал ему обо всём, что узнал и что было угодно готам. Итак, Хлодвиг выступил из Франции и прибыл в Аквитанию. Но, прежде чем прийти в место, назначенное для встречи, он отправил вышеупомянутого посла разведать, каким облачением воспользуются готы. И тот, пока разговаривал с королём Аларихом, заметил, что он вместо посоха держит в руке «железный дверной засов» 101, и увидел, что прочие делают то же самое. Схватив короля за руку, он сказал ему: «Чем, о король, обидел тебя мой господин Хлодвиг и франки, что ты замыслил коварно нас обмануть?». Когда тот стал отпираться и дело дошло до перебранки, постановили, что эта ссора должна быть улажена по решению Теодориха, короля готов, о котором мы упоминали выше. Поэтому оба короля отправили послов к нему в Италию, где он правил. Тот, рассмотрев доводы обеих сторон, постановил, чтобы франкский посол сел на коня и встал перед воротами дворца Алариха, держа в руке поднятое копьё, а Аларих и готы пусть бросают над ним горы серебряных монет, пока те не покроют вершину копья; и вся сумма этих солидов должна перейти в распоряжение короля франков. Те, кого посылали, вернулись и сообщили о решении короля Теодориха, которое одобрили все франки. Но готы сказали, что не могут его исполнить. Они, сверх того, надругались над послом Хлодвига. Ибо однажды ночью, когда тот отправился спать на террасе некоего дома, готы сломали дощатый настил, что был перед его ложем, и тот, встав, чтобы справить нужду, оступился, упал и, сломав руку, едва остался жив. Итак , он поспешно вернулся в родную землю, по порядку рассказал обо всём случившемся тому, кем был послан, и со слезами изложил горестную жалобу по поводу своего несчастья* 102. И вот, король Хлодвиг, полагая, что медлить в таких случаях не следует, и вместе с тем не в силах совладать с гневом из-за нанесённой послу обиды, собрал войско, воодушевив его на битву такой речью: «Уверенный в вашей доблести, о храбрейшие соратники, я считаю, что ваша отвага не нуждается ни в каком ободрении. Враги так сильно её боялись, что хотели погубить нашего посла ужасной смертью. Тем, что они испугались стойкости одного посла, они, конечно, показали, что не смогут выдержать гнева всего народа. Хочу, чтобы вы знали одно: вам предстоит сражаться против злейших врагов не за жён и детей, и даже не ради приобретения богатств, но скорее за неделимое единство Святой Троицы, которое те разделяют из-за нечестивейшего заблуждения; наконец, за божеские и человеческие законы, которые определяют, что те, кто становится посредниками между воюющими сторонами, должны быть свободны от оскорблений. Ведь между воюющими армиями одно лишь мирное посольство ставится за их рамки; перестаёт быть врагом тот, кто исполняет обязанности посла. Итак, поспешим в бой и, полагаясь на божественное покровительство, бесстрашно атакуем вражеские фаланги». Воодушевлённые этой речью полководца, доблестные мужи выступили против врагов с твёрдостью в сердце, готовые или победить, или умереть.
Глава ХХI.
О знамении победы и явлении лани.
То, что с ним в этой войне была Божья помощь, показали явленные Богом знамения. Ибо, когда он отправлял посланцев, несущих дары к гробнице святого Мартина, то сказал им: «Идите и принесите мне из базилики святого Мартина знамение победы». Те отбыли, а когда вошли в церковь, чтобы помолиться, то у них в ушах раздался голос певчего, говоривший: «Ты, Господи, препоясал меня силою для войны и обратил ко мне тыл врагов моих» 103. И они, завершив молитву и преподнеся дары, с ликованием известили короля о дарованном ему Богом знамении победы, чем внушили ему радость. Далее, когда [король] решил переправиться через реку под названием Вьенна (Vigenna) и не мог найти брода, так как река разлилась из-за дождей, он начал молить Господа такими словами: «О Боже, тройственный в лицах и единый в величии, даровавший мне победу над врагами католической веры, даруй мне лёгкий переход через эту реку». Эти мольбы дошли до ушей Всемогущего и Тот милостиво пошёл им навстречу; и вот, когда они на рассвете снимались с лагеря, то перед их взорами внезапно предстала некая лань. И, поскольку предаваться охоте – в обычае у франков, они страстно погнались за ней, считая её своей добычей. Она же, перейдя реку, указала им брод, и больше её никто не видел. Таким образом король переправился со всем войском, прибыл в Пуатье (Pictavis) и разбил палатки неподалёку от базилики святого Илария. Своим указом он удержал людей, которые были с ним, от того, чтобы они хоть что-то похищали в этой провинции, даже необходимую им пищу. Как вдруг в тиши, посреди ночи, стало видно, как огненный шар вышел из церкви святого Илария и распростёрся над шатром, в котором отдыхал король. Итак, в завязавшейся битве 104 готы были разбиты и обратили тыл. В самый разгар боя Хлодвиг вступил в поединок с Аларихом. Когда он поверг его на землю и искал, куда нанести смертельную рану, двое готов поразили его сбоку копьями, но из-за кольчуги не смогли ранить 105.
Глава ХХII.
О походах Теодориха.
Итак, когда король Аларих, который правил готами 12 лет, был таким образом убит, Хлодвиг отправил в верхние земли его королевства своего сына Теодориха с сильным воинским подкреплением. Тот, пройдя через всю провинцию, подчинил рутенов (Ruthenos), кадурков и арвернов и победителем вернулся к отцу, который тогда зимовал в городе Бордо (Burdegalensi). Когда зимний холод отступил и его сменило весеннее время, Хлодвиг отправился к Тулузе. Увезя оттуда сокровища Алариха, он поспешил к Ангулему. При его прибытии городская стена по Божьей воле рухнула сама собой, предоставив прибывшему королю удобный проход, и он перебил мечом всех готов, которых там застал. Равным образом истребив противников по соседним городам и поставив своих людей, он заставил их себе подчиниться. Итак, уладив все дела по своей воле, он направился в Тур. Когда он остановился там на какое-то время 106, чтобы сделать привал, то принял посольство Анастасия 107, императора Константинопольского, приславшего ему подарки и письма, а в тех письмах говорилось, что, мол, ему и сенаторам будет угодно считать [Хлодвига] другом императоров и римским патрицием. Тот, прочитав письма, нарядился в консульскую мантию и, вскочив на коня, на площади, что расположена между базиликой святого Мартина и городом, пожаловал народу богатейшие дары. С того дня он по праву именовался консулом и августом. Когда же он решил выкупить коня, которого послал святому Мартину среди прочих даров, дав за него сто солидов, и того никоим образом не удавалось сдвинуть с места, он велел дать ещё сто, сказав следующее: «Святой Мартин – добрый помощник, но, оказывается, дорого берёт за труды». Итак, вернув коня и установив мир в округе, король вернулся в Париж 108.
Глава ХХIII.
О смерти короля Харарика и о сражении Хлодвига против Рагнехария.
*Короля Харариха 109, который некогда должен был оказать ему помощь, когда он собирался сразиться против Сиагрия, но, нарушив верность, уклонился от этого и предпочёл скорее наблюдать за битвой, чем сражаться, а именно, чтобы впоследствии стать на сторону победителя, Хлодвиг хитростью захватил вместе с сыном. Велев их постричь, он приказал рукоположить: отца – в пресвитеры, а сына – в дьяконы. Когда Харарих сокрушался из-за своего унижения, сын сказал ему: «Хоть до самого верха срежь листья (и указал на бороду) на зелёном дереве – они быстро отрастут. О если бы так же быстро погиб и виновник этого деяния!». Когда об этих словах доложили Хлодвигу, он тут же велел казнить их мечом и захватил их королевство вместе с сокровищами* 110. *После этого он предпринял поход против некоего герцога, по имени Рагнахарий, жившего в городе Камбре. С ним его связывали узы кровного родства, но порочность нравов делала [герцога] его врагом. Ибо Рагнахарий, предаваясь распутству и роскоши, даже всем своим людям был ненавистен. Он привлёк к себе также некоего Фарона, которому, как он полагал, была присуща замечательная мудрость. Искусный в обмане, тот до такой степени лишил [герцога] разума, что, если кто-либо делал ему подарок, он, принимая его, делился с ним, говоря: «Это – для меня и для моего советника Фарона». Возмущённые этой слабостью герцога, те, кто служил у него во дворце, стали переговариваться меж собой, каким бы образом избавиться от этой обиды. Ведь никчемность повелителя является позором для подданных. По этой причине они через посредников стали побуждать Хлодвига найти повод для ведения войны против него; они велели передать, что, прежде чем дело дойдёт до битвы, они уйдут с поля боя и выдадут связанного господина, если им дадут награду. Тот, ничуть не медля, с сильным отрядом своих людей выступил против него, перед этим послав предателям вместо подарков медные позолоченные браслеты и подобным образом позолоченные мечи. И вот, когда дошло до битвы, соучастники измены сделали вид, будто ищут спасения в бегстве. Рагнахарий же, когда пытался бежать, был схвачен своими людьми и, связанный, представлен Хлодвигу. Тот приказал казнить его мечом, как человека низкой души. Точно так же он велел казнить и его брата, вменив ему в вину то, что он, не оказав помощи брату, позволил постыдно захватить его и себя. Он также равным образом предал смерти многих из своих родственников, а их сокровища отнял, дабы не осталось никого, кто мог бы покуситься на его власть или жизнь. Так, послав вассалов, он велел лишить жизни близ города Ле-Мана (Cenomannorum) брата Рагнахария Ригнемира 111, который, как он заметил, жаждал власти. Поэтому в один из дней, когда рядом стояли вельможи королевства, он, как рассказывают, сказал: «Я лишился всех родственников и страшусь опасности для своей жизни, ибо нет у меня никого из близких, кто пёкся бы о моём здравии». Некоторые сочли, что это было сказано с коварным умыслом: не объявится ли, случайно, кто-нибудь, заявив, что он – кровный родственник короля. Предатели же Рагнахария, заметив, что дары, которые они получили за предательство, были поддельными, пожаловались на это Хлодвигу. А Хлодвиг им заявил: «Вы неблагодарны за оказанные вам благодеяния. Ибо, как вы считаете, какой казнью должны быть казнены те, кто стал причиной смерти своего господина? Уходите лучше домой; хватит вам и одной недостойной жизни, которой вы наслаждаетесь». И те, испугавшись негодования государя, вернулись в свои жилища* 112.
Глава ХХIV.
О святом Северине и других.
*Когда король почти целый год страдал от лихорадки, ему вернул здоровье призванный им муж Господень Северин, который был тогда знаменитым аббатом в монастыре Агаунских мучеников 113. Впоследствии он завершил достохвальное течение своей жизни и отошёл к Господу 114 в месте, что зовётся замком Ландона (Castrum Nantonis) 115* 116.
[*Во времена этого славного короля в городе Париже известностью пользовалась дева Женевьева (Genovefa), славная заслугами своих добродетелей. Родители произвели её на свет в Нантере (Nammetodoro) 117, парижском пригороде, в то время как Гонорий был императором на Западе, а Феодосий Младший – на Востоке 118; посвящённая [в монахини] во времена вышеупомянутого императора Валентиниана святым Германом, епископом Оксерским (Autissiodorensis), когда тот направлялся в Британию ради сокрушения пелагианской ереси, она после смерти родителей, во времена Хильдерика, отца того самого выдающегося государя Хлодвига, пришла в город Париж и в замечательных заслугах жизни состарилась там 119, [дожив] до времён Хлотаря и Хильдеберта, сыновей названного славного короля* 120.
*Во времена того же благороднейшего короля Хлодвига город Эдуя 121 подарил этому миру цветок благоухающей лилии, а именно, блаженнейшего Германа 122, позднее епископа Парижского. Отданный в обучение наукам родителями, он до истечения трёх пятилетий был поставлен блаженным Агриппином дьяконом, в следующее трёхлетие рукоположен в пресвитеры, а затем призван достопочтенным епископом Нектарием в аббаты в монастырь святого Симфориана 123* 124].
*В это же время, после смерти Анастасия, заботу об императорском величии осуществлял Юстин Старший 125. В пределах его империи, а именно, в провинции Нурсии, родился почитаемый во всём мире за образ жизни и славу Бенедикт 126, уже достигший тогда отроческого возраста и отданный родителями учиться свободным искусствам. А римскую церковь после Симмаха получил в управление Гормизд 127. В его времена часто называемый король, славный Хлодвиг, по внушению великого епископа Ремигия, послал на гробницу блаженного Петра золотую корону королевского достоинства, украшенную драгоценнейшими камнями* 128. Сделав это, он открыто показал, что не является неблагодарным по отношению к Богу, ибо послал королевские регалии на гробницу Его апостола, зная, что королевский престол дарован ему Христом. Ведь и Созий 129, римский консул, взяв город Иерусалим, пожертвовал корону в храм Господень; но этот гораздо милее Богу своим даром, ибо сильнее верой. Ведь тот поклонялся идолам, а этот, в меру своих сил, был ревностным почитателем католической церкви. Тот – потому что там был, хотя и являлся врагом самому городу и храму, а этот – не будучи там, но являясь почитателем римского дома и не менее преданным базилике апостола Петра.
Глава ХХV.
О землетрясении и кончине Хлодвига.
*В те же дни во Вьенне, городе Галлии, дома многих людей и церкви рухнули, поражённые землетрясением. А в праздник Пасхи, когда блаженнейший Мамерт, епископ этого города, служил торжественную мессу, королевский дворец, который был в этом городе, был сожжён огнём с неба. Также многие волки и медведи, бежав из лесов, стали сильно досаждать этому городу, так что, терзая тела очень многих, заставляли их покидать собственные жилища. Поэтому упомянутый священник, когда пришёл праздничный день Вознесения Господнего, созвал народ и убедил его провести трёхдневный пост и просить всемогущего Бога о помощи. Итак, когда приблизился назначенный день, весь народ собрался в церкви, с радостью совершив литанию вместе с трёхдневным постом. С тех пор этот прекраснейший обычай укоренился в святой вселенской церкви, так что вера Христова распространилась по многим землям, и эти литании с ликованием совершаются всеми верующими 130* 131.
*После этого славный Хлодвиг, король франков, достигнув определённого ему срока жизни, скончался в пятый год после того, как убил Алариха, короля готов, и был похоронен в базилике святого Петра, которую сам построил по просьбе своей супруги* 132. [На его могиле, как говорят, святым Ремигием была начертана следующая эпитафия:
Обладавший огромным богатством и могучей силой, славный победами,
Король Хлодвиг основал этот престол, и он же,
Высокий патриций, блистал великой славой.
Полный любви к Богу, он презрел веру в тысячу
Идолов, которые разными образами внушали страх и знамения.
Тут же очистившись водами, он, возрождённый купелью Христовой,
Носил благовонные благодаря излитому миро волосы,
И дал пример, которому последовали многочисленные толпы
Языческого люда, которые, отринув заблуждения своих [предков],
Решили почитать Бога, творца и истинного отца.
Счастливый благодаря этим заслугам, он превзошёл деяния предков.
Всегда внушая трепет в совете, в лагере и на войне,
Он, умея убеждать, был добрым полководцем с храбрым сердцем.
Он первым в войске усиливал выстроенные в боевом порядке полки].
Он правил 30 лет [и умер в 500 году 133 от воплощения Господнего], оставив наследниками королевства четырёх сыновей. *От кончины святого Мартина до кончины названного короля Хлодвига насчитывается 112 лет* 134.
Завершается книга первая.
Текст переведен по изданию: Aimoini Monachi Floriacensis de gestis Regum Francorum Libri IV. RHGF. Paris. 1741
© сетевая версия - Strori. 2016© перевод с лат., комментарии - Дьяконов И. В. 2016
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Recueil des Historiens des Gaules et de la France. 1741