СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ГЛАВА I.

Император Василий I Македонянин.

(867 – 886 г.).

Василий I, вступивший на престол, предательски убив своего предшественника, оказался государем твердой воли и определенной политики. Борьба с мусульманским миром составляла главную задачу его правления.

Нельзя не сознаться, что положение Византии относительно других государств как нельзя более способствовало возмож­ности для Василия направить все свое внимание и все свои силы на борьбу с арабами. Бросим взгляд на общее состояние государств, особенно соседних с Византией, за время шестидесятых и семидесятых годов IX столетия и начнем обзор с востока, а именно с Армении; подобный обзор даст нам возможность яснее представить себе, те благоприятныя условия, в которых находилась византийская империя при Василии I для борьбы с мусульманами.

Во время правления перваго представителя македонской династии Армения переживала важную эпоху своей истории. Ашот Багратид, один из лучших правителей Армении, прекрасно понимавший как внешния, так и внутренния отношения и потребности своей истощенной страны ⁴, особенно в ея тяжелой зависимости от халифата и в постоянных внутренних междоусобиях, успешно добивался самостоятельности и в восьмидесятых годах IX столетия, о чем мы скажем ниже, получил царский венец как от арабскаго халифа, так и от византийскаго императора. В виду того, что с одной стороны Армения была очень занята устройством своей собственной судьбы, а с другой стороны Византия при Василии должна была [6] обращать свое главное внимание на восточных и западных арабов, отношения между двумя государствами не завязывались до самых последних годов царствования Василия. Правда, некоторые армянские историки разсказывают, что Василий, достигнув императорскаго престола, отправил одного из своих приближенных Никиту или Никодима к Ашоту с приглашением последнему явиться в Константинополь, чтобы, следуя древнему армян­скому обычаю, возложить на Василия корону. Не будучи в состоянии лично прибыть в столицу византийской империи, Ашот, будто бы, отправил Василию великолепный венец ⁵. Но этот разсказ безусловно весьма сомнителен и должен быть поставлен в связь с армянским происхождением Василия и его вымышленной генеалогией от арзакидов.

Ашоту удалось под своим скипетром соединить не только Армению, но и Грузию, Албанию и еще некоторыя другия христианския страны Кавказа ⁶. Последнее обстоятельство имело очень важное значение в истории передней Азии: в то время, как греки и арабы в Малой Азии истребляли друг друга в почти непрерывных войнах, их торговые люди через посредство Армении и благодаря торговым договорам, заключенным у армян с греками, могли безпрепятственно продол­жать свои торговыя сношения ⁷. Случалось, что люди, вынужден­ные по чему-либо покинуть свою кавказскую родину, искали убежища в Византии. Так, во время Василия Наср, убивший Давида Куропалата, близкаго своего родственника, и разбитый выступившими против него армянами, грузинами и Ашотом, братом убитаго Давида, бежал в Константинополь, где оста­вался долгое время ⁸. Но подобные отдельные эпизоды нисколь­ко не нарушали общаго хода мирных отношений. [7]

Вместе с тем Василий не терял из виду деятельности арабских правителей в Армении и не давал халифату возмож­ности распространять там и удерживать своего преобладающаго влияния. Особенно характерен в этом отношении факт поднесения царскаго венца Ашоту в последние годы правления Василия, о чем речь будет ниже.

Отношения к отдаленной, к только что начинающей поли­тическую жизнь Руси во время Василия отличались мирным характером. Впечатление от перваго русскаго нашествия на Кон­стантинополь в 860 году уже сгладилось; эта «северная и страшная гроза» пронеслась; это «варварское упорное и грозное море» отхлынуло ⁹; «мрачная и страшная ночь, когда жизнь всех греков готова была закатиться вместе с закатом солнца», прошла ¹⁰; но этого мало: «скифский грубый и варварский народ» ¹¹ отправил вскоре после своего неудачнаго нападения на Константинополь в столицу византийской империи посольство, просившее «соделать его участником божественнаго крещения» ¹². Итак, еще при императоре Михаиле III среди народа русов появились первые начатки христианства ¹³. Император Василий и в этом отношении показал себя мудрым правителем. Он, во избежание дальнейших русских нашествий, с помощью щедрых подарков золота, серебра и шелковых одежд привлек русов к переговорам и, заключив с ними мир, [8] «убедил их сделаться участниками спасительнаго крещения», и принять рукоположеннаго патриархом Игнатием архиепископа ¹⁴. Мы не видим достаточных оснований к тому, чтобы признавать в этом известии лишь умышленную или неумышленную пута­ницу Константина Багрянороднаго, который смешал императора Михаила с императором Василием и патриарха Фотия с патриархом Игнатием ¹⁵. Подобная попытка обращения русов в христианство как нельзя лучше вытекает из общей в этом отношении деятельности Василия и отнюдь не является эпизодом, стоявшим совершенно отдельно. Известны старания Василия об утверждении православия в Болгарии. Несколько ниже мы увидим, что при Василии приняли христианство пелопоннесские сла­вяне. При нем же настойчиво проводилось насильственное обращение евреев в христианство ¹⁶. Вероятнее всего нам представ­ляется следующее разрешение вопроса: отправление к русам епископа могло быть и при Фотии, и при Игнатии; но ни та, ни другая миссия не имели серьезнаго значения для обращения в христианство всего русского народа; это были лишь первыя по­пытки насадить христианство среди небольшого числа русов ¹⁷. [9]

Все приведенные примеры из времени Василия как нельзя более объясняют нам и его отношение к русам; ему удалось прожить с ними в мире и согласии, что имело громадную важ­ность для проведения его замыслов против мусульман. С севера опасность ему не грозила.

Отношения Византии к Болгарии за время Василия также отличались весьма мирным характером. Как известно, тотчас после смерти императора Михаила III начались переговоры о возсоединении болгарской церкви с греческою, что и произошло 3 марта 870 года. Сын болгарскаго царя Бориса Симеон был отправлен для получения образования в Константинополь. Не­престанные протесты пап, Адриана II и Иоанна VIII, угрозы греческому духовенству в Болгарии и отлучение от церкви не оказывали никакого действия ¹⁸. Подобныя дружественныя отношения были очень выгодны для обоих государств. Василий мог, не задумываясь о севере, направлять свои силы на отдаленныя восточныя окраины своей империи, на борьбу с сарацинами, павликианами, а также и на запад в Италию, которая пережи­вала смутное и тяжелое время. В течение своего двадцатилетняго правления Василий не дал никакого повода к неудовольствию со стороны болгарскаго государя, в свою очередь свято хранившаго этот мир, столь нужный ему для внутренняго упрочения своей юной, незадолго перед тем принявшей христианство страны ¹⁹.

Славяне, поселившиеся в Греции и поднявшие возстание в последние годы императора Феофила (829-842), были усмирены при его преемнике Михаиле III протоспафарием Феоктистом, который подчинил все славянския племена, кроме двух – езеритов и милингов, живших в неприступной местности по склонам Тайгета и отстоявших свою самостоятельность, хотя и обя­завшихся платить византийскому правительству довольно незначи­тельную дань. Время правления Василия пелопоннесские славяне прожили в мире, и на императора выпала высокая культурная [10] задача насадить среди них христианство; милинги и езериты, по всей вероятности, были крещены при Василии; в его правление славяне-язычники, дольше других племен хранившие за­веты своей прежней религии благодаря недоступной местности, где они жили, просили императора окрестить их ²⁰.

Улучшилось положение Византии относительно адриатических славян. Опасность со стороны арабов заставила обратиться за помощью к Византии в шестидесятых годах IX столетия иллирийских славян, на Адриатическом море, где в течение VIII и первой половины IX века греческое влияние почти совер­шенно исчезло; не только сербы и хорваты стали считать себя независимыми от восточной империи, но и римские города Далмации также, повидимому, забыли о правах и власти византийскаго императора. Конечно, подчинение далматинских городов власти византийской империи и кратковременное сближение сербов, хорватов и далматинцев с православною греческою цер­ковью было построено на очень шатких основаниях. На самом деле западные славяне оставались вполне самостоятельными, так что Византия пользовалась только как бы почетным господством. Но во всяком случае подобное покровительственное отношение Византии к юго-западным славянам сильно подняло, хотя и на короткое время, значение империи ²¹.

Отношения мирныя у Василия были и с Венецией, которая в половине IX века, благодаря деятельности своих дожей Петра Традонико и Урса Партициака (Particiacus), совершенно освободи­лась от византийской зависимости и стала самостоятельной. Конечно, подобное явление противоречило взглядам Василия; но он в виду своих планов относительно мусульман не решался ничего предпринять против усилившейся и разбогатевшей рес­публики св. Марка, предпочитая с ней поддерживать мир и согласие, так что, когда в конце семидесятых годов вновь завязались сношения между Византией и Венецией, то это были уже сношения двух самостоятельных государств, интересы [11] которых очень близко сходились в вопросе о западных арабах и адриатических славянах ²².

Интересы императора-каролинга и Василия сталкивались наитеснейшим образом в Италии; но и здесь эти отношения, как мы увидим ниже, никогда не приводили к разрыву или крупным раздорам. Германия, лежавшая в стороне, раздираемая внутренними смутами, которыя так сильно процветали там во время каролингов, устрашаемая начавшимся усилением велико-моравской державы и нашествиями венгров, жила отдельною от Византии жизнью и поэтому нисколько не должна была смущать Василия. То же самое можно сказать о далекой Франции, которая в это время, помимо внутренних смут соперничества двух фамилий, робертинцев и каролингов, непомерно страдала от губительных набегов норманнов, осаждавших в 885-886 году даже самый Париж.

Из этого краткаго, общаго обзора видно, в каких благоприятных обстоятельствах находилась Византия во время Василия I для борьбы с арабами.

Между тем мусульманския дела, оставленныя в наследство Михаилом III Василию, не находились в особенно блестящем состоянии, особенно на западе. Если на востоке в Малой Азии аморийская династия ничего существеннаго не потеряла, и погра­ничный ряд восточных крепостей остался почти таким же, каким он был при императоре Феофиле (829-842), то на западе византийская империя должна была признать многое утерянным. К концу аморийской династии из больших сицилийских городов в руках христиан оставались только одне Си­ракузы; большая же часть Сицилии была завоевана мусульманами. Не многим лучше было положение Византии в Южной Италии. Там, хотя в половине IX века арабския завоевания и не зани­мали больших, сплошных территорий, тем не менее византийское влияние уже почти исчезло; население Южной Италии изверилось в силе восточной империи, и на помощь южно-итальянским городам против сарацин два раза являлся западный император ²³. [12]

В шестидесятых годах IX столетия восточный халифат слабел все более и более; целый ряд халифов, ал-Мунтасир, ал-Мустаин, ал-Мутазз, ал-Мухтади, были возводимы на престол и свергаемы всесильными при арабском дворе турками. Стремления областных правителей к самостоятельности продолжались, и именно в это время посланный управлять Египтом Ахмед-ибн-Тулун настолько там усилился, что сбросил иго ослабевшаго халифата и основал самостоятельную династию тулунидов, во время которой Египет достиг небывалаго расцвета своей внутренней жизни. Тулун самостоятельно предпринимал успешныя военныя действия против северо-африканских аглабитов и по предложению халифа выступил через Сирию на Север против греков, что позволило ему удержать за собою эту богатую страну по окончании войны.

Северо-африканские арабы истребляли свои силы в междо­усобной борьбе, в столкновениях с берберами и в частых ссорах с арабами Сицилии. Испанские оммайяды были слишком заняты своими внутренними отношениями, особенно к христиан­скому населению полуострова, что не принимали участия в делах востока и Сицилии.

Таким образом положение арабов на востоке, юге и за­паде было таково, что не могло внушать Василию серьезных опасений; казалось, что все как нельзя лучше должно было способствовать успешному выполнению его намеченных планов и упорных желаний.

Император в своих действиях против арабов сразу выказал разумную осторожность: стараясь поддерживать мирныя отношения с восточными арабами и не будучи тревожим последними с этой стороны, он направил свои силы на запад, где круг его действий охватил далматинское побережье, Юж­ную Италию и Сицилию.

§ 1.

Отношения Василия к Далмации и Италии за 867 – 871 годы.

Еще в царствование Феофила мусульмане, желая отомстить Венеции за ея морское нападение в защиту византийскаго императора, которое, впрочем, кончилось полным поражением флота [13] республики св. Марка, двинулись на север по Адриатическому морю, к берегам Далмации, и в течение 839 и 841 года опустошали острова залива Кварнеро и далматинское побережье ²⁴. В царствование Михаила III мусульманский флот в 36 кораблей под начальством Муфариг-ибн-Салима, Кальфуна и Сабы, занял целый ряд далматинских городов, Вутову (Βούτοβα), Росу ('Ρώσαν) и Каттаро (τά κάτω Δεκάτερα, Catari) ²⁵, и в 866 году приступил к осаде Рагузы ²⁶.

Рагуза (Дубровник) была самым укрепленным пунктом на побережье, так что мусульмане надеялись, в случае, если они овладеют ею, господствовать во всей Далмации ²⁷. Уже в [14] те времена Рагуза начала проявлять те особенности, которыя отличают собою всю ея последующую историю. Владея чрезвычайно малою территорией, которая не могла удовлетворять первым потребностям ея жителей, Рагуза заставляла последних искать средств к существованию на чужбине. «Родственная им Италия, от которой они были отделены морем, манила их к себе своими богатствами, а плодородныя соседния области, занятыя славянами, предоставляли им в изобилии все не­обходимое для жизни: под таким влиянием развилась торговля и мореплавание дубровничан, расширение и усовершенствование которых составляли главную их заботу впродолжении много­векового политическаго существования Рагузы. Не подлежит сомнению, хотя и умалчивает об этом история, что торговыя сношения Дубровника с Италией и соседними славянскими краями начались вскоре по его основании; заключение перваго торговаго договора с Боснией летописи относят к 831 году» ²⁸. В IX веке Рагуза имела уже значительный флот, что мы увидим нисколько ниже. Для средневекового военнаго искусства, до изобретения огнестрельнаго оружия, положение города было пре­восходно; жители Рагузы хвалились тем, что у их города нет ни одного подходящаго места для лагерной стоянки врага, кото­рый пожелал бы осаждать Рагузу ²⁹.

Действительно, город оказал арабам в 866 году силь­ное сопротивление, и осада затянулась на пятнадцать месяцев ³⁰. Однако, жители города не могли одними собственными силами справиться с мусульманами и в 867 году обратились за помощью к византийскому императору. Рагузинские послы уже не застали в живых Михаила III ³¹. Его преемник Василий, пользуясь [15] удобным случаем возстановить утраченное византийское влияние на далматинском побережье, благосклонно отнесся к их просьбе и отправил, вероятно, в начале 868 года к ним сто судов-хеландий под начальством друнгария флота Никиты Орифы ³². Узнав о приближении подобной внушительной силы, арабы сняли осаду Рагузы и удалились на юг ³³.

Таким образом, первое вмешательство Василия в дела западных арабов окончилось для него полною удачею: арабы удалились, и византийское влияние вновь получило известное значение на берегах Адриатическаго моря.

Трудно предполагать, чтобы арабы могли после осады Рагузы предпринять какия-нибудь серьезныя действия на адриатическом побережье; им нужно было в это время сосредоточить свои силы в Италии, так как против них составилась сильная коалиция.

Шестидесятые годы IX столетия для Италии были временем полной анархии; раздор царил повсюду: Беневент враждовал с Салерно, Неаполь с Капуей, Капуя с Салерно, капуанцы между собою, епископ Капуи с сыновьями своего родного брата. Конечно, при таком положении вещей арабы быстро могли идти вперед, и попытки итальянцев заставить удалиться султана города Бари, занятаго мусульманами еще в 841 году, кончились полной неудачей. Тогда Италия вторично обратилась за помощью к западному императору Людовику II. Потребовав к оружию всех итальянских вассалов, Людовик в начале 867 года открыл поход против мусульман. В первом столкновении с султаном Бари христианския войска потерпели не­удачу ³⁴; но за этим целый ряд городов, занятых арабами, [16] Матера, Веноза, Каноса, Opиa и некоторые другие, перешли в руки Людовика, так что, по словам итальянских хроник, у мусульман остались почти только две крепости, Бари и Тарент ³⁵. Но и у Тарента венецианский дож Урсус с помощью флота нанес арабам поражение, чем и ограничились, впрочем, наступательныя действия Венеции: после этой победы венецианский флот возвратился в Венецию ³⁶. Папа Адриан II в своем письме к Людовику одобрял последняго за то, что он сра­жался за безопасность св. Церкви и папы и за освобождение верных ³⁷.

Ближайшею целью Людовика был город Бари, осада котораго была им начата еще в 867 году ³⁸. Но он быстро понял, что с одним сухопутным войском ему не справиться, так как осажденный город всегда мог иметь подкрепления с моря. В таких обстоятельствах он предложил союз византийскому императору Василию. Начатые переговоры быстро кончились согласием Василия, который, как мы уже видели, именно в это время помог флотом далматинским славянам против арабов. Союз должен был быть скреплен браком дочери Людовика Ирменгарды с сыном Василия и его [17] соправителем Константином ³⁹. К союзу примкнул папа ⁴⁰. Василий оказал весьма значительную помощь, отправив под Бари громадное число кораблей под начальством патриция Георгия ⁴¹. Мы почти уверены, что такой многочисленный флот был предназначен не для одной Италии, но и для действий против Сицилии. Приняли участие в этом походе и славянския племена хорватов, сербов, захлумлян, тервуниотов, каналитов и рагузян. Интересно, что рагузяне, владевшие в то время уже флотом, перевезли на своих кораблях в Италию хорватов и других славянских начальников ⁴². Конечно, рагузяне уже не впервые посещали Италию; в своих торговых предприятиях они знали Сицилию, и в Палермо, например, в средние века жило много славян, образовавших в городе даже особый [18] квартал ⁴³. Венеция не участвовала в этой экспедиции; об этом источники, по крайней мере, молчат. Из последняго обстоятельства можно заключить, что Венеция, которая раньше была обязана помогать своим флотом Византии в итальянских водах, мало-по-малу, от этого обязательства освободилась и, как мы уже заметили выше, добилась полной фактической независимости от восточной империи ⁴⁴.

Этот союз, обещавший много, не оправдал ожиданий. Прибывший в Бари зимою 870-871 года греческий флот с патрицием Георгием во главе, конечно, улучшил положение Людовика, но не принимал деятельнаго участия в осаде, какого мог ожидать западный император от своего союзника; византийский флот больше наблюдал за ходом событий и, где можно, пользовался. Может быть, Василий пришел к тому убежденно, что он и без помощи Людовика сможет само­стоятельно выполнить свои планы; тем более, что союзу уже был нанесен удар безуспешностью переговоров относительно брака Ирменгарды с Константином. Но если Василий только сохранял для себя свободу действий и не пользовался ею, то Людовик не терял времени. Летом 870 года к нему обрати­лось население Калабрии, т.е. греческой области, с просьбою помочь им сбросить сарацинское иго, обещая ему за это подчинение, верность и платеж определенной дани. Людовик помог им и получил от Калабрии клятву в верности Далее, инте­ресно отметить образ действий Людовика по отношению к Неаполю. Пользуясь тем, что неаполитанский герцог Сергий держал в заключении доверенное лицо Людовика, епископа Афанасия, император предъявил герцогу требования, которыя предлагает обыкновенно господин своему вассалу; получив отказ, Людовик отправил в неаполитанскую область войско, чтобы этим путем побудить Сергия нарушить мир, уже [19] довольно давно существовавший между Неаполем и мусульма­нами ⁴⁵. Наконец, 2 февраля 871 года Людовик, может быть, при небольшой помощи византийскаго флота, взял штурмом Бари ⁴⁶. Мусульмане понесли тяжкия потери, и сам султан, правитель Бари, попал живым в плен в руки Людовика. Город перешел во владение западному императору; но в общей добыче получили свою долю и греки ⁴⁷.

Конечно, Василий не мог быть доволен действиями Людо­вика в Калабрии и Неаполе. Оба императора обменялись пись­мами, в которых было высказано не мало неприятнаго для них обоих ⁴⁸. Отношения обострились. Василий, пользуясь тем случаем, что папские легаты, присутствовавшие на константинопольском соборе 869-870 года, на обратном пути попали к Дураццо в руки слявянских нарентанских пиратов, отправил одновременно с флотом в Бари для охраны адриатических берегов с кораблями уже известнаго нам Никиту Орифу, ко­торый якобы в наказание за нападение на легатов, разрушил в области Южной Сербии много селений и увел в плен жи­телей, – одним словом, производил опустошения в областях, находившихся под властью Людовика ⁴⁹. [20]

Разбив сарицинское войско, выступившее с целью отомстить за потерю Бари, в области Беневента, Людовик стал делать приготовления уже к осаде Тарента. Казалось, что наступило последнее время для мусульманскаго господства в Италии ⁵⁰. Но в это самое время против него составился заговор во главе с беневентским герцогом Адальгисом, который боялся, что Людовик собирается в действительности овладеть Беневентом. В августе 871 года заговор был приведен в исполнение, и Людовик попал в плен к беневентскому герцогу, который только через месяц его отпустил, взяв клятву, что он не будет мстить заговорщикам и никогда более не вступит на территорию Беневента.

§ 2.

Василий и Сицилия за 867 – 871 годы.

Плен Людовика несколько должен был успокоить Василия, который с большим неудовольствием смотрел на его итальянские успехи. Помешать им силою Василий не мог, так как его интересы ограничивались не одной Италией: они были разделены на западе между Южной Италией и Сицилией, где дела шли очень неблагоприятно для греков. Мы видели, что в правление Михаила III положение греков в Сицилии становилось все стесненнее и труднее. Василий имел намерение поправить это и после своей удачной экспедиции на адриатическое побережье отправил в Сицилию большое войско во главе с каким-то патрицием, который прибыл на место назначения в марте 868 года, в то время, когда арабский правитель Сицилии Хафаджа выступил 19 марта (20 числа мес. Раби' I 264 г. хиджры) из Палермо сухим путем, а сына своего Мухаммеда отправил морем с зажигательными судами, так называемыми харраками ⁵¹, по направлению к Сиракузам. Узнав о прибытии патриция, [21] Хафаджа вышел к нему на встречу, и в происшедшем жарком сражении греки понесли полное поражение, потеряв много тысяч убитыми и оставив в руках врагов обоз, оружие и лошадей. После этого Хафаджа безпрепятственно подошел к Сиракузам и, выжегши по обыкновению засеянныя поля и опу­стошивши окрестную страну, возвратился 26 июня 868 года (1-го числа мес. Реджеба 254 г.) в Палермо, откуда в тот же день отправил с флотом своего сына Мухаммеда для нападения уже на Италию; последний некоторое время осаждал, вероятно, Гаэту, опустошил ея окрестности и с богатой добычей возвра­тился в Палермо в октябре мес. этого же года ⁵².

В начале следующаго, 869 года Хафаджа сделал попытку овладеть важным пунктом, Таорминой. Дело в том, что один из шпионов донес арабскому вождю, будто он знает тропинку, по которой сможет ввести его войска в город. Ха­фаджа для этой цели тотчас отрядил к войскам недавно возвратившагося от берегов Италии своего сына Мухаммеда, который, подошедши к Таормине, выслал вперед шпиона с частью своего войска. Было условлено, что в известный час сам Хафаджа должен был подойти к городу с остальным войском. Действительно, высланному вперед отряду удалось овладеть воротами и частью стены, захватить даже в плен защищавшихся в этом месте греков и приступить к обыч­ному в таких случаях грабежу; но почему-то Мухаммед замедлил своим приходом, и вошедшие в город арабы, видя свою малочисленность и боясь быть отрезанными от выхода, в безпорядке поспешили оставить город, в то время, как Мухаммед уже подходил к воротам. Видя такое положение дела, он отказался от дальнейших попыток овладеть Таорминой и возвратился в Палермо ⁵³. [22]

Но Хафаджа не унывал. Уже в феврале или марте того же 869 года ⁵⁴ он двинулся к какому-то городу, может быть, Tiracia, который соответствовал позднейшему Randazzo ⁵⁵, на север от горы Этны; но результат этого движения, направленнаго опять-таки против Таормины, неизвестен. В то же время Хафаджа отправил своего сына Мухаммеда к Сиракузам; но последний встретился с сильным греческим войском, вступившим в сражение с мусульманами. Арабы, потеряв в битве не мало воинов, отступили, оставив тела убитых мусульман в лагере, и возвратились к Хафадже, который, же­лая смыть позор только что понесенной неудачи, сам двинулся на Сиракузы и осаждал их в течение некотораго времени. Но город оказал сильное сопротивление, так что Хафаджа принужден был удовольствоваться опустошением страны, выжиганием посевов, после чего направился в июне месяце этого года (т.е. 869 г.) обратно в Палермо ⁵⁶. Это было последним военным предприятием Хафаджи, так как еще на пути в Палермо в ночь на 15 июня один бербер из его войска, по имени Хальфун-ибн-Зияд, убил его копьем и бежал к грекам в Сиракузы. Тело Хафаджи было перевезено в Палермо, где и предано погребению ⁵⁷. В лице Хафаджи арабы лишились деятельнаго, неустаннаго, хотя и не всегда побеждающаго пра­вителя, а греки – одного из своих самых ярых и опасных противников. Нам кажется вполне возможным предположить, что и смерть Хафаджи была результатом тайной византийской политики, которая, желая избавиться от него, подкупила бербера убить своего начальника. Слава о победах Хафаджи над византийцами не ограничилась пределами Сицилии и Италии, а пере­шла в Африку и на долгое время сохранилась среди африканских мусульман ⁵⁸. [23]

Преемником Хафаджи был выбран сын его Мухаммед. Судя по кипучей деятельности последняго в походах при жизни отца, можно было думать, что, ставши правителем, он также будет продолжать лично участвовать в военных предприятиях; на самом же деле он предпочитал оставаться в Па­лермо и действовал обыкновенно через своих подчиненных начальников отдельных частей. Африканский правитель Мухаммед-ибн-Ахмед-ибн-ал-Аглаб тотчас же утвердил избрание Му­хаммеда присылкою ему в Сицилию диплома и почетнаго платья. Кратковременное правление его было для мусульман удачно. Дядя Мухаммеда, Абдаллах-ибн-Суфиан, сделал обычный поход с уничтожением посевов под Сиракузы ⁵⁹; но, конечно, не этот самый обыденный эпизод выдвинул правление Мухам­меда. При нем остров Мальта перешел в руки мусульман, и таким образом все острова, окружавшие Сицилию, как-то: Мальта, Коссира (Пантеллария), Эгатские и Липарские (Эолийские острова), были потеряны Византией. Коссира, это преддверие из Африки в Сицилию, была занята мусульманами еще около 700 года ⁶⁰. Эгатские острова, повидимому, перешли в их руки в первые годы сицилийскаго завоевания, когда африканским арабам подчинялась западная часть Сицилии. Наконец, при императоре Феофиле в 836 году мусульманский флот опустошал Липары, место, весьма почитаемое христианами, так как на этих островах хранились мощи св. Варфоломея. Узнав об опасности, грозившей Липарским островам со стороны мусуль­ман, беневентский правитель, желая спасти святыню от поругания, приказал жителям Амальфи отправиться на кораблях на острова и перевезти мощи в Беневент, что и было благо­получно сделано ⁶¹. Во власти греков после этого оставался [24] только один остров на юг от Сицилии, в высшей степени важный стратегический пункт, Мальта. Но в 869 году африканские арабы под начальством Ахмед-ибн-Омар-ибн-Убейдаллах-ибн-ал-Аглаба неожиданно заняли ее. Подоспевшие на выручку византийцы сначала, невидимому, имели некоторый успех и оса­дили мусульманский гарнизон; но отправленное Мухаммедом на помощь из Сицилии войско врасплох застало греков, и 29 ав­густа 870 года Мальта перешла в руки мусульман ⁶². Вероятно, в это время был взят арабами в плен и заключен в темницу в Палермо епископ Мальты, с которым после падения Сиракуз встретился в Палермо в заключении епископ сиракузский ⁶³. Таким образом Сицилия со всех сторон была окружена уже мусульманскими владениями; доступ на остров для греков становился все труднее. В их руках находился, впрочем, еще Региум, откуда через Мес*инский пролив они могли довольно удобно делать высадки на западном побережье Сицилии, преимущественно в двух наиболее важных пунктах, остававшихся еще в их руках, т.е. в Таормине и Сиракузах. Но и в этом месте мусульманский флот зорко следил за действиями неприятеля.

Мухаммеду не долго пришлось стоять во главе правления [25] Сицилии: 27 мая 871 года собственные евнухи убили среди белаго дня Мухаммеда и сумели скрыть свое преступление до следующаго утра, так что имели полную возможность бежать. Когда дело открылось, за ними была отправлена погоня; убийцы были пойманы и некоторые из них преданы казне ⁶⁴.

§ 3.

Посольство Петра Сицилийца в Тефрику.

Во все время с 867 по весну 871 года, когда внимание Василия было занято всецело почти на западе, на восточной гра­нице царило редкое спокойствие. O столкновениях с арабами не слышно. Относительно восточной границы у Василия был очень разумный план, пользуясь смутами в багдадском хали­фате, привлечь на свою сторону секту павликиан, столь сильно пострадавших во время гонения и преследования их при императрице Феодоре, супруге Михаила III, и покинувших вследствие этого византийскую территорию. Василий решил поправить политическую ошибку своих предшественников и сделать по­пытку иметь на восточной границе снова друзей, а не врагов. К этому побуждало его и то обстоятельство, что павликиане, пользуясь затруднениями империи на западе, в Италии и Сицилии, куда была отправлена большая часть войска, не оставляли греков в покое и производили смелыя и далекия вторжения в пределы малоазиатских владений византийской империи.

В самом начале правления Василия ставший во главе павликиан Хрисохир, племянник и зять Карбеаса, известнаго пред­ставителя этой секты, павшаго в сражении с греками в 863 году ⁶⁵, безпрестанно тревожил византийские пределы и простирал свои нападения через всю Малую Азию, с одной стороны, до Никомидии и Никеи, а с другой – через оракисийскую фему до Эфеса. Здесь на северо-восток от города, в том месте, где прежде находился языческий храм Артемиды, в средние века возвышалась известная церковь во имя св. Иоанна [26] Богослова, от которой на народном языке и самый город стал называться ‘Άγιος Θεολόγος ⁶⁶. Павликиане не пощадили святыни: они ввели в храм лошадей и ввезли обоз ⁶⁷. Подобная смелость и успехи павликиан на самом западном побережье Ма­лой Азии только еще раз показывают, какия силы двинул Василий на запад.

В таких обстоятельствах нападения павликиан должны были сильно безпокоить императора; он желал мира на востоке и поэтому во второй год своего правления, а именно в 869 году ⁶⁸, послал с богатыми подарками Петра Сицилийца, [27] который, как и многие другие, оставил Сицилию вследствие мусульманскаго нашествия и отправился искать счастья в Константи­нополь.

Вопрос о посольстве Петра Сицилийца в Тефрику является очень спорным в науке, особенно в последнее время. Один из основательных изследователей вопроса о павликианах отрицает даже самое существование Петра Сицилийца, путешествие в Тефрику и сношения павликиан с болгарами в то время. По его мнению, древнейшее свидетельство о павликианах принадлежит игумену Петру, может быть, малоазиату, входившему в личныя сношения с еретиками. Это известие было списано Продолжателем Георгия Амартола. Сочинение же Фотия против манихеев представляет из себя лишь распространенное изложение Петра Игумена. Сочинение так называемаго Петра Сицилийца сплошь составлено по Фотию в позднейшее время ⁶⁹. Но эти выводы далеко не все приняты в науке. Ученый Фридрих отвергает предположение о Петре Игумене, привлекает к делу отрывок эскуриальскаго кодекса, но считает известия Петра Сицилийца о павликианах недостоверными и совершенно отвер­гает возможность сношения их с болгарами ⁷⁰. Между тем, прежнее мнение ученых, которые принимали путешествие Петра Сицилийца и сношения павликиан с болгарами, нашло привер­женца и в последнее время в лице известнаго английскаго ученаго ⁷¹. Скептические выводы новых ученых не поколебали нас, и мы остаемся вместе с Fr. Соnуbeare при том мнении, что описание самаго путешествия Петра Сицилийца к павликианам, косвенно подтверждаемое другими источниками, [28] хронологическия указания и сношения павликиан с болгарами должны приниматься в разсчет при разборе событий этого времени.

Император через Петра Сицилийца писал Хрисохиру, пред­лагая ему мир и обмен пленных, которых при частых столкновениях византийцев с павликианами, особенно в пре­дыдущее правление Михаила III, набралось, очевидно, не мало ⁷². Петр благополучно прибыл, в главный город павлиакан Тефрику, современный Дивириги в турецком округе Сивасе-Севастии ⁷³, где и оставался девять месяцев ⁷⁴. Как известно, одним из самых ценных результатов пребывания Петра в Тефрике было близкое знакомство его с ересью павликиан и составление им ея истории. Но в эти девять месяцев он узнал там и другия интересныя вещи. Оказалось, что павликиане в это время находились в сношениях с болгарами, к которым они собирались отправить посольство с целью склонить их к принятию павликианскаго учения ⁷⁵. Момент для открытия подобных переговоров с болгарами был выбран очень удачно. Болгария, преобразовываясь в то время из языческаго в христианское государство, была настоящим Эльдо­радо, по выражению проф. Иречка, для различных религиозных апостолов, которые надеялись там приобрести себе последователей. Известно, что евреи также вели в то время деятельную пропаганду в Болгарии. Подобные планы находили поддержку в долговременном колебании царя Бориса между Римом и [29] Константинополем и вытекавшей отсюда нетвердости его в вере ⁷⁶. Привезенное Петром Сицилийцем Василию известие o замышляв­шихся сношениях павликиан с болгарами не должно было быть приятным императору, который, уж не говоря о своем желании видеть болгар православными, стремился жить с ними в мире в виду своих политических замыслов против мусульман.

Если цель посольства Петра относительно выкупа пленных осуществилась ⁷⁷, то всякия попытки вступить в мирные пере­говоры с Хрисохиром окончились полнейшей неудачей, так как последний предложил императору отказаться в его пользу от всей восточной половины империи, т.е. Малой Азии, и удо­вольствоваться только западною; в случае же отказа на это условие, Хрисохир грозил императору изгнанием из византийских пределов ⁷⁸. С такими печальными вестями возвратился в 870 году Петр Сицилиец в столицу. В высокомерных, по­чти безумных требованиях, выставленных Хрисохиром, заклю­чался верный залог будущих несогласий и военных действий.

§ 4.

Война Василия с павликианами.

Ответ Хрисохира должен был жестоко оскорбить достоин­ство Василия. Получив его через возвратившагося Петра Сицилийца, император немедленно перенес свою деятельность с запада на восток и лично стал во главе армии, которая должна [30] была выступить против павликиан. Весь интерес в ближайшие годы во внешней политике Византии сосредоточивается на востоке, а именно на борьбе с павликианами. Момент для на­чала действий был выбран чрезвычайно удачно, так как восточные арабы, занятые внутренними смутами, не могли и не хотели помочь павликианам, которые должны были одни высту­пить против могущественной империи, вызванной на военныя действия неосторожностью их же собственнаго представителя.

Весною 871 года ⁷⁹, т.e. незадолго до катастрофы императора Людовика в Италии, Василий выступил в поход против павликиан и направился к их главному укрепленному пункту Тефрике. Но начало его военных действий было неудачно: он потерпел сильное поражение и сам чуть было не попал в плен, от котораго избавился только благодаря храбрости Феофилакта Авастакта (Άβάστακτος), отца будущаго императора Романа Лекапина ⁸⁰. Не будучи в состоянии овладеть Тефрикой, Василий разрушил несколько близь лежавших крепостей: Абару (‘Άβαραν), Спафи (Σπάθην), Копт (Κοπτόν) ⁸¹, и возвратился в столицу. Хрисохир не терял времени и, пользуясь своей [31] победой, в следующем 872 ⁸² году дошел со своим войском до Анкиры и турмы Коммат, лежавшей в южной Галатии ⁸³, и, разорив страну, с большой добычей возвратился.

Император, услышав об этом, отправил против него своего зятя, доместика схол, Христофора ⁸⁴, которому удалось, после блестящей победы над павликианами, овладеть их главным центром Тефрикой, которая была срыта до основания ⁸⁵. Вслед за падением Тефрики целый ряд крепостей подчинился Василию; передался союзный и соседний с Тефрикой большой город Таранта (Τάραντα), современный Деренде, приблизительно в трех днях пути на запад от Малатии. Это показывает, что павликианская территория занимала всю горную страну, кото­рая тянется от Тефрики к югу, по крайней мере, до реки [32] Токма Су, а, может быть, и несколько дальше ⁸⁶. За Таранта подчинился Василию город Локана (Λόκανα) co своим начальником, армянином (павликианином) Куртикием, и некоторые другие укрепленные пункты ⁸⁷.

За этим начался последний акт военных действий против павликиан, а именно – борьба с вождем их Хрисохиром, ко­торому удалось бежать из взятой и разрушенной греками Тефрики.

Доместик схол, подготовляя нападение, следовал за ним на разстоянии мили, опасаясь, как бы при большей близости его планы не были открыты, и дошел до места Сиворон (Σίβορον), в то время как Хрисохир, войдя в харсианскую фему, остановился в Агранах (είς Άγράνας) ⁸⁸. Стратиги фем Армениака и Харсиана получили от доместика приказ, взяв несколько подчиненных им начальников, несколько хороших всадников и провианта на двенадцать дней, следовать за Хрисохиром до укрепленнаго пункта Вафириака (μέχρι τού Βαθυρύακος), современнаго J nikhan на северо-запад от Сиваса (Севастии) ⁸⁹, и в случае, если он отправит часть своего [33] войска, с которой не трудно будет справиться, в Армениак или в Харсианскую фему, то чтобы они известили об этом доместика; если же Хрисохир уйдет от Вафириака, то стратиги должны будут возвратиться к доместику. Вечером Хрисохир расположился лагерем на равнине, в то время как византийские начальники остановились на крутой, поросшей густым лесом горе, в местности, называвшейся Зоголоин (Ζωγολόηνος) ⁹⁰. Пользуясь господствующим в войске воодушевлением, византийские начальники решили произвести нападение немедленно; они выбрали из войска Армениака и Харсиана по 600 человек и, приказав остальным оставаться в палатках и только в случае нужды выступить к ним с громким криком на помощь, направились к лагерю врагов, которые, очевидно, не ожидали нападения. Греки с криком «σταυρός νενίκηκεν» напали на неприятельский лагерь еще до разсвета, и войско Хрисохира, даже не сообразив, с каким отрядом византийскаго войска оно имеет дело, в полном смятении бросилось бежать; греки преследовали их от Вафириака на разстояние тридцати миль к востоку до так называемой горы Константина около Севастии (Сиваса) ⁹¹. Один из греков, по имени Пуллад (Πουλλάδης), бывший в плену в Тефрике и хорошо знавший Хрисохира, увидел его среди беглецов и в то время, как лошадь Хрисохира должна была перескочить через ров, он ударил его копьем в бок; испуганная лошадь сбросила Хрисохира. Один из его слуг Диаконици (Διακονίτζης), который впоследствии отрекся от павликианства, сошел со своей лошади и старался помочь раненому господину; но подоспевшие [34] византийские начальники схватили Хрисохира и, отрубив ему голову, послали ее в виде подарка императору ⁹², который в это время, уже снова покинув столицу, находился в местности Петрион ⁹³.

Победа над павликианами и взятие Тефрики сопровождались торжественным въездом императора в столицу ⁹⁴. Прибыв в Гиерию, дворец на малоазиатском берегу, напротив Кон­стантинополя (совр. Фенер-бахче или Фанараки) ⁹⁵, император переправился на европейский берег к Гебдомону, недалеко от Константинополя (современное селение Makri Keui), где его встретил весь сенат в сопровождении громадной толпы столичного населения всех возрастов с венками, розами и другими цветами. [35] Судя по описанию этого въезда, в нем рядом с императором принимал участие старший сын его, Константин. Трудно ска­зать, участвовал ли он лично в самом походе, так как источники об этом молчат, или встретил отца-победителя в Гебдомоне и таким образом участвовал в процессии; в виду того, что в данном месте обрядника соединены два триумфальных въезда императора в столицу, то очень вероятно, что Константин попал в обрядник, как участник одного из позднейших походов, который также сопровождался триумфальным въездом и о котором известно, что в нем Кон­стантин сопровождал своего отца ⁹⁶. Мы в данном случае будем следовать обряднику Константина Багрянороднаго.

Приветствовав сенат, Василий вошел в храм Иоанна Предтечи в Гебдомоне, где помолился и возжег свечи; затем, облачившись в пурпуровое одеяние – скарамангий (σκαραμάγγιον τριβλάτιον), он в сопровождении своего сына Константина, пред­шествуемый сенатом и городским населением, верхом напра­вился к монастырю Аврамитов (τών Άβραμιτών) или Богородицы Άχειροποίητος, расположенному за городскими стенами, недалеко от Семибашеннаго замка, где при въездах император обык­новенно останавливался перед тем, как через Золотыя ворота вступить в город ⁹⁷. Сойдя перед монастырем с коня, Василий вошел в храм и, возжегши свечи, оставался в нем некоторое время.

Между тем, городской эпарх, на обязанности котораго лежало, между прочим, в торжественных случаях украшать город, сделал распоряжение об убранстве всего пути от Золотых ворот до Халки, великолепнаго входа в большой дворец; город был разукрашен лавром, размарином, миртом, розами и другими цветами, различными тканями, парчею и паникадилами; самая дорога, по которой должно было проследовать шествие, была вычищена и усыпана цветами. На равнине [36] перед Золотыми воротами были разбиты палатки, куда перевезли из Гиерии знатнейших арабских пленников, лучшую часть добычи, знамена и оружие ⁹⁸; все это было распределено и нашло себе место в процессии. Император облекся в надетый на панцырь златотканный гиматий, усыпанный драгоценными ка­меньями, опоясался мечом и надел на голову так называемую кесарскую диадему. Сын его Константин ехал в золотом панцыре, с мечом, с золотыми украшениями на ногах, держа в руке золотое, украшенное драгоценными каменьями копье; на его голове был белый, вытканный золотом убор, на передней части котораго виднелось изображение венка ⁹⁹. Оба они сидели на белых конях в попонах, убранных драгоценными каменьями.

Прежде всего, еще у самаго монастыря Аврамитов император принял димархов, т.е. предводителей цирковых партий, и две самыя партии; члены парий облеклись в лучшия одежды, а димархи в свои торжественные плащи, которые они надевали во время цирковых состязаний в случае победы. Они встретили Василия и Константина громкими кликами: «Слава Богу, возвра­тившему нам с победой наших владык! Слава Богу, возвеличившему вас, самодержцы Ромеев! Слава Тебе, Пресвятая Троица, за то, что мы увидели наших государей победителями! Добро пожаловать, победоносные, храбрейшие государи!». Шествие двинулось к Золотым воротам; впереди шли две цирковыя партии с громкими победными кликами и с пением воинственных гимнов; перед открытыми Золотыми воротами партии оста­новились. Здесь городской эпарх и апомоневс, т.е. царский наместник, пав ниц, приветствовали императора и по древнему обычаю поднесли ему золотой и несколько лавровых венков, как символ победы, за что получили от императора сумму денег, превосходившую стоимость золотого венка. Затем, окруженный громадной толпой, император через Золотыя ворота вступил в столицу и через часть города, называвшуюся Сигма, направился ко дворцу; путь лежал через местность Ексакионион, занимавшую, по всей вероятности, западный склон [37] седьмого холма ¹⁰⁰; затем, через Ксиролоф, как назывался весь седьмой холм или Forum Arcadii (теперь Аврет-базар) на вершине этого холма; через Forum bovis по улице Филадельфион, шедшей от Forum Amastrianorum к Forum Tauri, где находился Капитолий (теперь Сераскерат) ¹⁰¹, и по Артопулию, улице, ведшей от Forum Tauri к форуму Константина, процессия дошла до него. Здесь император слез с лошади и вошел в храм Богородицы на этом форуме, где его встретил патриарх с клиром церкви св. Софии; император с сыном, прияв свечи от препозита и помолившись, вышли. Затем, сняв военное одеяние и облачившись в пурпурный дивитисий и златотканную хламиду, император, предшествуемый различными знаменами и лавурами (labara) ¹⁰² и усыпанным драгоценными каменьями честным крестом, достиг милия (сооружение, более или менее похожее на триумфальную арку) у Августеона и через орологий св. Софии и мутаторий красных церковных врат (τής ώραίας πόλης) ¹⁰³, где он снял венец, вошел вместе с патриархом и духовенством в нартекс св. Софии и вознес молитву. После этого торжественное шествие направилось во дворец, где в Юстиниановом триклине было предложено пре­восходное угощение; сенаторы получили богатые подарки. По обыкновению, много милостей было даровано как участникам похода, так и жителям столицы.

Блестящие успехи Василия в борьбе с павликианами, расширившие границы Византийской империи до верхняго Евфрата, отозвались неблагоприятно на ея восточных отношениях. Павликиане, покидая византийские пределы, где они в течение долгаго времени служили довольно надежным пограничным оплотом для империи против арабов, переходили в мусульманския владения, где встречали радушный прием. Со времени падения Тефрики замечается интересное явление, что, когда бы мусульмане [38] ни встречались с павликианами, они встречались друзьями, а, где нужно, и союзниками. Византия, благодаря этому успеху, на­жила себе на востоке новаго неприятеля, вражда котораго к империи давала себя чувствовать на долгия времена ¹⁰⁴.

§ 5.

Военныя действия на востоке в 873 году.

Удача с павликианами побудила императора продолжать свою наступательную политику на востоке, и на этот раз против арабов. Последняя павликианская война сильно расширила византийскую границу и довела ее до сильной пограничной крепости Малатии (Мелитины) ¹⁰⁵, которая, оставаясь в руках мусульман, всегда угрожала бы византийским пределам. Время для начала военных действий было чрезвычайно удачно для Византии в виду все тех же внутренних раздоров среди аббасидов и революций в Багдаде, что уже облегчило Василию победу над павликианами. Поход был решен в 873 году и быстро приведен в исполнение. Во главе войска снова стал сам Василий. Главною целью военных действий была укрепленная Малатия.

Но раньше, чем приступить к самой Малатии, которая, как греки знали, должна была оказать им весьма сильное сопротивление, Василий составил план завоевать некоторые пограничные, менее укрепленные пункты, чтобы этим самым, в случае успеха предприятия, иметь для наступательных действий против Малатии уже готовую базу, на которую можно было бы опираться; последнее обстоятельство в значительной степени облегчило бы действия под Малатией. Составив такой план, император прошел всю Малую Азию и остановился, не много не доходя до Малатии, в местности Керамисион ¹⁰⁶, у реки Зарнук (Ζαρνούχ), притока [39] Кубакиба (совр. Токма-су), впадающаго в Евфрат ¹⁰⁷, откуда выслал отряд против Запетры (Зибатры, современный Вираншехер), города, расположеннаго у верховьев реки Каракиса (совр. Султан-су), притока уже известной нам реки Кубакиба, на юго-запад от Малатии ¹⁰⁸. Запетра была взята; много жите­лей было перебито или взято в плен; много христианских пленников, томившихся долгие годы в заточении, было освобождено; войску досталась богатая добыча. Опустошив окрестныя местности, войско овладело Самосатой и даже перешло Евфрат, после чего с богатой добычей и большим количеством пленных возвратилось к императору в Керамисион на Зарнуке ¹⁰⁹. [40]

После этого уже Василий со всем войском двинулся к Ма­латии. Подойдя летом 873 года к Евфрату ¹¹⁰, он овладел соседнею, вероятно, с Малатией крепостью Рапсакион ('Ραψάκιον), и в то время, как войска фем Халдеи и Колонеи были отправ­лены для военных действий в местности между Евфратом и его главным верхним притоком с левой стороны Арсином ¹¹¹ и овладели крепостями Куртикия (τό Κουρτικίου), Хахон (τό Χαχόν), Амер (τό ‘Άμερ), Муриникс (Μουρινίξ) и Авделой (‘Άβδελα) ¹¹², сам император двинулся к Малатии, и вначале ему, очевидно, удалось одержать верх над некоторою частью арабскаго войска ¹¹³; но, в конце концов, Василий понес [41] поражение, а арабский вождь Ахмед-ибн-Мухаммед-ал-Кабус убил одного из главных начальников, патриция Насра Критскаго ¹¹⁴.

Чтобы хоть несколько сгладить впечатление о мелитинском поражении, Василий вторгнулся на территорию павликиан, где сжег и срыл крепости Аргаус (Άργαούθ), Кутакия (τό Κουτακίου), Стефана (τό Στεφάνου) и Рахат (‘Ραχάτ) ¹¹⁵.

Эти удачи заставили забыть недавнее поражение и дали воз­можность Василию сделать новый триумфальный въезд в столицу при громких кликах народа, где в храме св. Софии патриарх возложил на него венец победы ¹¹⁶.

Несколько замечаний к греческим источникам о событиях 871 – 873 годов.

В биографии Василия Македонянина известия о его борьбе с павликианами распадаются на два отдела: первый из них (с. 41-43) находится в зависимости от Генесия (Gen. р. 121-126); второй (с. 37-40) исходит из неизвестнаго источника. Генесий, упомянув односложно о победе Василия над агарянами Тефрики, о его походе под Германикию, Самосату и [42] Мелитину на стр. 115, уже на стр. 120-121 говорит о двукратном походе самого Василия под Тефрику и о разрушении последней от землетрясения, что, на основании показания Продолжателя Амартола, является несколько сомнительным. Затем Генесий переходит к Хрисохиру и описывает его военныя действия против Византии до разрушения Тефрики, говорит о переговорах императора с ним о мире, о надменном ответе Хрисохира; затем Генесий прибавляет, что через два года после этих переговоров началась последняя борьба византийцев с Хрисохиром, окончившаяся гибелью последняго (р. 121-126). Еще Гирш заметил, что во втором разсказе Константин Багрянородный соединил в один поход то, что случилось в два различные похода ¹¹⁷. Действительно, разсказав о неудав­шемся нападении на Тефрику, Константин говорит о разруше­нии Василием нескольких окрестных крепостей (с. 37, р. 267), затем сразу переходит к тому, что сильный измаелитский город Таранта, видя многочисленныя убийства в Тефрике ¹¹⁸, просил у Василия мира и из врага превратился в союзника; этому примеру последовало не мало других городов, между прочим Локана (Λόκανα) с ея правителем армянином Куртикием (с. 38, р. 267-268).

Уже то обстоятельство наводит на сильныя сомнения, что после поражения Василия при Тефрике и его поспешнаго бегства, о чем нам сообщает кратко, но точно Продолжатель Амартола (р. 755), столько городов добровольно подчинились Василию. Далее, что это за убийства в Тефрике? Очевидно, здесь речь идет о событиях, следующих уже за падением Тефрики. Далее, Константин разсказывает о победах Василия при Запетре, Самосате и Мелитине (с. 39-40, р. 268-270).

Здесь уже он окончательно путается, так как, на основании точных арабских показаний, взятие Василием Самосаты и поражение его при Мелитине были в 873 году после разрушения Тефрики и смерти вождя павликиан Хрисохира ¹¹⁹.

В следующих трех главах (с. 41-43) Константин раз­сказывает, на основании показаний Генесия (р. 121-126), историю [43] последней борьбы Василия с Хрисохиром и смерть последняго, т.е. то, что было раньше похода Василия под Самосату и Мелитину. Христохир был убит в 872 году, о чем говорят арабы ¹²⁰, – значит, за год до Самосаты и Мелитины.

Из этого краткаго обзора видно, какая хронологическая пу­таница заключается в показаниях Константина, которыми можно пользоваться лишь после строгой проверки по другим источникам, а в данном случае, преимущественно, по источникам арабским. Интересно еще отметить то, что Константин не разсказывает ничего о самом факте взятия Василием Тефрики и только уже после смерти Хрисохира замечает: καί τά μέν κατά τόν Χρυσόχειρα καί τήν άνθούσαν τότε δύναμιν τής Τεφρικής τοιούτον τό τέλος έδέξατο... (с. 43, p. 276). Если иметь в виду вставку Ва­силия из Генесия о последней борьбе с Хрисохиром, которая помещена им совершенно не на месте, то разсказ о взятии Тефрики должен быть вставлен между главами 37-й и 38-й.

§ 6.

Дела в Италии и Сицилии с 871 по 873 год.

Целый ряд только что изложенных экспедиций на восток в 871-873 годах, не всегда удачных для Василия, не давали ему, конечно, возможности с таким же вниманием и с одинаковым напряжением сил относиться к делам запада. И действительно, деятельность греков за это время на западе весьма незначительна.

Потеря города Бари была сильным ударом для мусульман в Италии. После этой неудачи мусульмане Калабрии, повидимому, обратились за помощью к своим соотечественникам в Сицилии и Африке. Аглабитский правитель Мухаммед-ибн-Ахмед задумал план похода на Италию. Абдаллах-ибн-Якуб, назначенный правителем Италии, высадился с 20.000 или 30.000 войска, ве­роятно, в Таренте и в сентябре 871 года вступил на территорию Салерно. Владетели Салерно и Беневента заперлись в своих главных городах, в то время, как арабы обложили Са­лерно. Но Абдаллах не ограничился этим: некоторые его [44] отряды доходили до Неаполя, а две более сильныя колонны направились – одна на Беневент, другая на Капую; из них первая была разбита Адельхисом и потеряла три тысячи человек, вто­рая потерпела поражение от капуанцев и потеряла тысячу человек. Между тем, осада Салерно продолжалась, и в городе уже стал чувствоваться голод, так что, когда после смерти Абдаллаха был назначен в декабре 871 или в январе 872 года новый начальник Абд-ал-Мелик, город готов был уже открыть ворота.

В этот критический момент владетель Салерно Гуайферий и епископ Капуи обратились снова за помощью к Людовику, ко­торый еще не успел удалиться из Италии. Последний, не забыв еще, вероятно, своих прежних замыслов относительно Италии, явился в 872 году на призыв и, поразив арабов при Сан-Мартино и у Беневента, навел такой страх на мусульман, что они сняли осаду Салерно и, поспешно сев на корабли, удалились ¹²¹.

В то же самое время, а именно в 873 году, Адельхис беневентский, уже не решаясь обратиться за помощью к Людо­вику после своего недавняго с ним поступка, устремил свои взоры на византийскаго императора и обратился за помощью к нему, обещая стать в отношении его в такое же подчиненное положение, в каком он раньше находился по отношению к франкским королям. Только что вернувшийся из похода Ва­силий, пользуясь случаем вмешаться в дела Италии, отправил туда с войском патриция Григория, который и прибыл в Отранто ¹²². [45]

Между тем, Людовику нельзя было воспользоваться плодами своей победы: он удалился из Южной Италии и в августе 875 года умер в Брешии (Brescia).

В Сицилии время с 871 по 873 год не ознаменовано ни­какими выдающимися событиями во внешней политике; остров переживал трудное время внутренних несогласий и раздоров. Там после смерти Мухаммеда арабы избрали правителем Мухаммед-ибн-Абу-л-Хусейна и написали об этом в Африку; но эмир не утвердил их выбора и послал дипломы на управление Сицилией Рабах-ибн-Якубу и на управление завоеванных ара­бами областей в Италии брату последняго, известному нам Абдаллах-ибн-Якубу. Однако, уже зимою 871 года ¹²³ умер Рабах, а вскоре за этим, как мы видели выше, и брат его Абдаллах ¹²⁴. После смерти Рабаха, на протяжении менее чем трех лет, с 871 по 873 год, в Сицилии сменились шесть или семь арабских правителей ¹²⁵. Из всего этого времени до нас дошло только одно известие о том, что в 873 году му­сульмане подступили к Сиракузам, жителям которых, однако, удалось заключить с арабами перемирие на условии выдачи последним находившихся в руках греков 360 мусульманских пленников. Получив их, арабы удалились ¹²⁶.

Можно с большою вероятностью предположить, что только что упомянутые мусульманские пленники, молчание арабских хронистов о военных действиях за эти годы, столь частая смена сицилийских правителей, – все это заставляет думать о печальном положении мусульманских поселений в Сицилии. Нам уже [46] известны неудачи арабов в Италии при Капуе и Беневенте; внутренние раздоры в самой Сицилии также не позволяли дать настоящаго отпора грекам ¹²⁷. Нельзя не сознаться, что подобныя обстоятельства весьма благоприятствовали Византии, и если бы западные арабы, пользуясь отсутствием императора из столицы и его тяжелыми походами на восток, воспользовались этим и приступили к решительным действиям, Византии, конечно, не удалось бы так скоро покончить с восточными делами. Бла­годаря подобному стечению обстоятельств, Византия во время своих восточных походов 871-873 годов не потеряла почти ничего.

§ 7.

Византия и критские арабы.

Но если западные арабы не могли воспользоваться восточ­ными затруднениями Василия, то критские арабы, постоянная гроза побережья Средиземнаго моря, не теряли времени и, зная, что главная часть византийскаго войска отправлена на восток, снова устремили свои силы на прибрежные далматинские города.

В мае месяце 872 года они, поднявшись по Адриатическому морю, опустошили целый ряд городов по берегу Далмации, между которыми был один из крупных центров, а именно Brazza, остров на юг от Спалато; с громадною добычею арабы возвратились на Крит ¹²⁸.

Весьма возможно, что в этом же 872 году, пользуясь теми же затруднениями Византии на востоке, правитель Крита Саид (Σαήτ), сын его завоевателя Апохавса, и один христианский ренегат Фотий, деятельный помощник Саида, собрали у Крита флот в 27 кумбарий и, присоединив к ним достаточное число [47] пентеконтер и других судов, выступили в Эгейское море. Все почти острова подверглись опустошению, и арабские корабли иногда доходили даже до Проконниса в Геллеспонте; население, конечно, уводилось в рабство. Избегая мусульманскаго нашествия, жители города Ерисса на острове Митилине ушли на Афон. Афонская гора, после арабских нашествий в шестидесятых годах IX века ¹²⁹, опустела и начала заселяться лишь после 870 года. В числе поселенцев большую часть составляли выходцы из вышеназваннаго митилинскаго города Ерисса, бежавшие от арабских нашествий; они устроили себе небольшое селение у развалин древней Аполлонии, назвав его именем своего родного города Ериссо. Конечно, подобныя переселения на Афон с Митилины совершались неоднократно и настолько уве­личили численность афонской колонии, что туда солунским митрополитом был назначен епископ ¹³⁰. Против арабов был отправлен уже известный нам Никита Орифа с флотом, который, вступив в сражение с арабами у Кардии ¹³¹, сжег греческим огнем 20 критских кораблей, экипаж которых был убит, сожжен или потоплен; остальные арабские корабли обратились в поспешное бегство.

Но арабы не унывали и сейчас же после своего поражения перенесли свои нападения на более отдаленныя области византийской империи, а именно на западные берега Пелопоннеса и на окрестные острова. Мефона, Пилос, Патрас, окрестности Коринфа уже подверглись нападению критскаго флота, когда Никита Орифа, благодаря попутному ветру, быстро явился с кораблями в Пелопоннес и остановился в гавани Кенхры (τώ λιμένι Κεγχρεών), в глубине Сароническаго залива. Не желая терять времени на обход всего Пелопоннеса, где на юге у мыса Малеи уже сто­рожили днем и ночью посланные Фотием арабы, ожидая появ­ления византийскаго флота, Никита ночью перевез по сухому пути через Коринфский перешеек свои корабли и совершенно неожиданно предстал перед арабским флотом. Испуганные [48] арабы понесли полное поражение: часть их кораблей была сож­жена, часть потоплена; экипаж также подвергся сильному избиению; успевшие высадиться на берег разбежались по Пелопон­несу, но, будучи пойманы, подверглись мучительным казням. Сам Фотий пал в битве ¹³². Эта победа настолько подействовала на критских арабов, что они, повидимому, приблизительно в течение десяти лет платили Василию дань ¹³³. [49]

Конечно, эта десятилетняя дань критских арабов обуслов­ливалась не только разсказанной неудачей мусульманскаго флота у берегов Греции. Критские арабы принуждены были платить императору дань в силу его удачнаго похода на остров Кипр, который находился в зависимости от Крита, державшаго в своих руках Средиземное море.

Морския удачи критских арабов побуждали к подобным же предприятиям других прибрежных мусульманских владетелей, которые в данном случае, по всей вероятности, дей­ствовали сведома и с согласия своих критских единоверцев. Именно к этому времени следует относить следующий сообщаемый источниками эпизод.

Эмир Тарса Осман (Έσμάν) с 30 большими кораблями-кумбариями направился к берегам Греции с намерением взять крепость Еврип (Халкиду) на Эвбее. Узнав об этом плане эмира, пелопоннесский стратиг Ойниат (ό Οίνιάτης), стянув из Греции войска в крепость и приготовив к обороне стены, смело встретил врага; византийския камнеметательныя машины, стрелы и даже бросаемые руками камни производили сильныя опустошения в рядах мусульманскаго войска, а греческий огонь уничтожил большую часть арабских кораблей. Наконец, греки сделали первые нападение из города и одержали полную победу; сам эмир с большинством своего войска пал в битве; оставшиеся в живых арабы, сев на малочисленные корабли, поспешно возвратились в свою страну ¹³⁴.

Подобныя морския предприятия арабов должны были обратить серьезное внимание византийскаго правительства. Надо было при­нять меры для обуздания мусульманских пиратов, не дававших покоя побережью Средиземнаго, Эгейскаго и Ионическаго моря. [50] Временное затишье на востоке и западе дало возможность императору сосредоточить свои силы для борьбы на море. Являлся вопрос, куда будут направлены первыя действия, где будет нанесен первый удар мусульманскому владычеству на Средиземном море. Василий остановился на острове Кипре. Причины заставившия императора остановиться именно на этом пункте, чрезвычайно интересны; оне вытекают из совершенно исключительных условий, в каких находился остров Кипр после завоевания его мусульманами. Драгоценнейшия сведения по этому вопросу сообщает нам письмо патриарха Николая Мистика к критскому эмиру, написанное, по всей вероятности, вскоре после 915 года ¹³⁵; в нем он бросает взгляд на предшествующия отношения на Кипре покоренных греков к победителям мусульманам. До сих пор этот важный памятник еще не был использован учеными и даже специальным историкам острова Кипра оставался неизвестным ¹³⁶.

Об истории Кипра в IX и X веке дошло до нас очень мало сведений, да и теми, как мы уже отметили выше, вполне не воспользовались специальные историки этого острова. Один из них, разсказав о тех опустошениях, которым подвергся остров во времена халифа Харун-ар-Рашида, еще в самом начале IX века, говорит: «будучи снова взят византийцами при Василии Македонянине и потерян немного времени спустя, Кипр окончательно остался за империей только со времени царствования Никифора Фоки, т.е. со второй половины X века» ¹³⁷. Другой историк острова Кипра, на основании данных Констан­тина Багрянороднаго ¹³⁸, пишет: «Василий Македонянин, сделавшись в 867 году императором, вырвал, при помощи своего вождя Алексия, Кипр из рук арабов, но только на семь лет. В 902 году, когда Имерий выступил в поход против критских арабов, Кипр был во власти государя Льва Мудраго. В 904 году Кипром снова владели арабы, как мы узнаем [51] от Иоанна Камениаты, который, будучи взят в плен арабами при разрушении его родного города Фессалоники, был ими в качестве пленника перевезен после пятидневнаго плавания на Кипре в гавань Пафос и оттуда в Триполис» ¹³⁹.

Помимо хронологической путаницы у последняго историка, которую мы надеемся посильно разрешить ниже, в главе о походе Имерия, оба историка опустили из виду вышеназванное письмо Николая Мистика к критскому эмиру; незнакомство с последним заставило второго историка предполагать, что в 902 году Кипр принадлежал Византии, в 904 году – арабам, что по внимательном разсмотрении источников оказывается совершенно несостоятельным. Общее мнение ученых историков в настоящее время таково, что остров Кипр был вполне покорен и подчинен арабами. Между тем, на самом деле вопрос обстоял иначе.

Арабы напали впервые на Кипр в 647 году и овладели им; но несмотря на эту победу они вступили с христианским населением острова в определенныя соглашения, которыя на обе стороны налагали известныя обязанности. В 648 году арабы и кипрские греки разделили остров между собою, как бы на две половины ¹⁴⁰. Победители и побежденные заключили между собою договор о полном нейтралитете обеих сторон: киприоты не должны были помогать ни грекам против мусульман, [52] ни мусульманам против греков; этого мало: поземельный налог (харадж) с киприотов должен был идти наполовину мусульманам, наполовину грекам ¹⁴¹. Эти новыя отношения были закреплены письменными обязательствами, подтверждениями и клятвами со стороны мусульман. И действительно, мир и спокойствие царили на острове, и обе стороны, опираясь на договоры несмотря на разность первоначальнаго положения победителей и побежденных, несмотря на различие веры и обычаев, жили в течение более двухсот лет в согласии и единении. Кипрские греки не чувствовали обычной тяжести положе­ния побежденных ¹⁴². Вся дальнейшая судьба острова, главным образом, зависела от соблюдения нейтралитета со стороны ки­приотов, которые должны были знать, что их ожидает, в случае, если они тайно или явно станут на сторону византийскаго императора ¹⁴³.

Когда в 825 году остров Крит перешел в руки испанских арабов, последние мало-по-малу начали распространять свое владычество по Средиземному морю к востоку от Пело­поннеса и получили сильное влияние на Кипре, стратегическое [53] значение котораго признавалось во все эпохи вплоть до настоящаго времени.

Император Василий, желая положить конец морским разбоям критских арабов, решил начать свои действия с Кипра, где надеялся найти поддержку в греческом населении острова. Василию удалось привести в исполнение намеченный план: Кипр был присоединен к империи и обращен в фему, во главе которой был поставлен стратиг Алексий, родом армянин. Но исключительная власть византийскаго императора на острове продолжалась всего семь лет: мусульмане снова одержали верх и, как прежде, стали получать дань с Кипра ¹⁴⁴. Столь кратко­временный успех византийскаго оружия на Кипре нужно отчасти объяснять тем, что Василий не нашел в киприотах той под­держки, на которую разсчитывал. Киприоты, очевидно, предпо­читали свое полусвободное, вполне определенное положение под мусульманским главенством византийской централизации. Это можно заключить из того, что, несмотря на завоевание Кипра императором Василием, после возстановления мусульманскаго главенства отношения киприотов к арабам на острове установились, повидимому, прежния, т.е. Кипром стали снова владеть обе стороны сообща. Семилетнее господство Византии над Кип­ром не нарушило установившихся жизненных условий острова, а это только могло быть в том случае, если киприоты остались верными прежним соглашениям и договорам с мусульма­нами и уступили временно лишь силе византийцев, не оказав им существенной поддержки в их завоевательной политике на море.

Если причина кипрскаго похода Василия представляется нам довольно ясно из общаго положения вещей на Средиземном море, то неопределенным остается вопрос о хронологии этого похода; источники времени не определяют, так что для уяснения этого вопроса остается место только для более или менее вероятных предположений. Мы уже видели выше, что кипрская экспедиция была вызвана морскими нападениями мусульман на адриатическое и эгейское побережье, что отнесено нами прибли­зительно к 872 году. В 873 году император, окончив [54] восточную сухопутную войну торжественно вернулся в столицу, после чего настает время с 874 по 877 год, когда, судя по молчанию источников, не было военных действий ни в Малой Азии, ни в Сицилии; только в Италии, в 875 году греческия войска после смерти императора Людовика II вступили в город Бари. Это время нам кажется наиболее удобным для кипрской экспедиции, тем более, что дальнейший ход событий нам еще яснее покажет, почему Византия так быстро потеряла Кипр. Одна причина этого была уже нами указана: император ошибся в поддержке кипрских греков. Вторую причину потери Кипра надо искать в событиях на западе. Мусульмане, как мы увидим ниже, в 877 году осадили сицилийский город Сиракузы, который и пал в следующем 878 году. Византийское прави­тельство на помощь осажденным отправляло неоднократно не­значительныя морския силы, которыя не могли оказать настоя­щей поддержки; наконец, был снаряжен большой флот, который, прибыв, однако, к берегам Сицилии уже после сдачи Сиракуз, потерпел также неудачу. Подобныя обстоятельства, безусловно, должны были отвлечь часть морских сил, охранявших недавно завоеванный Кипр, на запад и тем самым облегчили мусульманам обратное завоевание острова. Эти соображения дают нам основание относить завоевание Кипра византийцами ко времени 874-876 года, а потерю его к одному из годов, непосредственно следующих за 878 годом, когда Си­ракузы перешли в руки мусульман, и, вероятнее всего, к 879-880 году, когда Кипр уже лишился большей части византийских морских сил, отозванных на запад, чем мусульмане и воспользовались ¹⁴⁵. Во всяком случае, в 878 году, т.е. в год вторичнаго избрания Фотия, Кипр принадлежал еще Византии, так как сохранилось письмо патриарха Фотия к правителю Кипра Ставракию, где первый упрекает последняго за то, что этот на глазах отечества допускает различныя беззакония на острове ¹⁴⁶. [55]

§ 8.

Период затишья с 874 по 877 год.

Время с 874 по 877 год, если не иметь в виду кипрской экспедиции, отличается мирными отношениями к мусульманам. На востоке после войны 873 года и торжественнаго въезда им­ператора в Константинополь царил полный мир. Халифат был слишком занят своими внутренними делами: долговременным, страшным возмущением перса Зенджа, враждебными действиями Якуба Саффарида и образованием новой самостоя­тельной династии в Египте тулунидов.

Не было серьезных столкновений за это время и в Сицилии, где внутренние раздоры также мешали мусульманам сплотиться против греков. В начале 875 года в Африке умер слабый аглабитский правитель Мухаммед-ибн-Ахмед, прозванный за свою страсть к охоте на водяных птиц «отцом журавлей» (Абу-л-Гараник), и народ избрал на его место, помимо малолетняго сына Мухаммеда, его брата, Ибрахим-ибн-Ахмеда, известнаго впоследствии своими страшными жестокостями. С его избранием обстоятельства переменились ¹⁴⁷. Вероятно, к этому времени надо относить весьма тенденциозное известие Константина Багрянороднаго об обширном морском предприятии африканских арабов против Византии. Деятельно производилась постройка кораблей в Египте и Сирии, и весь этот флот должен был с нескольких сторон напасть на византийския владения; но этот замысел не был приведен в исполнение, так как Василий будто бы держал в Константинополе наготове большой флот ¹⁴⁸. Если подобныя приготовления со стороны мусульман действительно были, то их надо поставить в связь с успехами византийскаго оружия на Кипре. Но с другой стороны, это известие можно разсматривать, как желание писателя-венценосца оправдать несколько в глазах потомства своего деда Василия за его неудачу под Сиракузами ¹⁴⁹.

В Италии же за время с 874 по 877 год византийская [56] политика без большого напряжения пожала даже довольно обиль­ные плоды. Как мы уже видели выше, в 875 году умер император Людовик, деятельность котораго в Италии очень часто сталкивалась с планами Василия и мешала им. Италия потеряла в Людовике своего деятельнаго защитника и оказа­лась вновь, благодаря внутренним раздорам, безсильной против вторжений арабов. Помимо сухопутнаго войска, Италии нужен был флот, который, действительно, охранял бы ея берега и окружавшия полуостров моря. Адриатическое море, например, было открыто для арабских морских нападений, и мы знаем, что в год смерти Людовика, т.е. в 875 году, арабы дошли на север до Триестскаго залива и сделали попытку овладеть городом Градо, на запад от Триеста; но встретившись с упорным сопротивлением жителей и услышав после двухднев­ной осады, что венецианский дож отправил на помощь жителям корабли, арабы сняли осаду и удалились, хотя на обратном пути в июле 875 года успели опустошить на итальянском берегу город Cornacchio, на север от Равенны ¹⁵⁰.

После смерти Людовика Василий, получив возможность дей­ствовать в Италии с большею свободой, воспользовался этим и стал твердою ногою в Южной Италии ¹⁵¹. Этому очень помо­гали постоянные внутренние раздоры в Италии. Беневент, Салерно, Капуя, республики Неаполя, Амальфи и Гаэты находились в непрерывной вражде. После неудачи под Салерно мусуль­мане некоторое время не открывали военных действий в Ита­лии; но с 875 года столкновения возобновились. Как известно, главным пунктом, остававшимся в руках мусульман в [57] Южной Италии, был Тарент, откуда они под начальством Османа начали вновь свои нападения. Их отряды доходили до Бари, Канн, опустошали Беневентское княжество и, наконец, пришли к соглашению с Адельхисом, владетелем Беневента ¹⁵².

Папа Иоанн VIII, видя грозившую опасность, просил по­мощи у императора Карла Лысаго и в своих письмах рисовал печальныя картины сарацинскаго безчинства. «Кровь христиан проливается, – пишет папа в 876 году, – преданный Богу народ истребляется в постоянной резне. Кто избегает огня или меча, тот становится добычею, увлекается в плен и делается вечным изгнанником. Города, замки и имения, лишенные населения, погибли; епископы разсеяны в различныя стороны» ¹⁵³. В 877 году папа пишет тому же Карлу Лысому: «Вся Кампания совершенно опустошена ненавистными Богу сарацинами; они уже тайком переходят реку, которая от Тибура течет в Рим, и грабят как Сабины, так и прилежащия к ним местности» ¹⁵⁴.

Со времени же удаления Людовика из Южной Италии Василий начал проявлять сильную деятельность, а сами владетельные итальянские князья облегчали его политику. Бари, видя надви­гавшуюся опасность со стороны Османа, обратился в 875 году за помощью к византийскому стратигу Григорию, который с войском, как мы видели выше, находился в Отранто. Последний сейчас же двинулся и в декабре этого же года был впущен в город, главные представители котораго были отправ­лены стратигом в Константинополь в качестве пленных. В то же время византийское правительство разсылало послов в Беневент, Салерно и Капую, предлагая им союзныя дей­ствия против мусульман, но безуспешно. В Беневент был отправлен для переговоров сам стратиг Григорий ¹⁵⁵. Многие [58] города, как, напр., Неаполь, Гаэта и Амальфи, жили в то время в мире с сарацинами, а владетель Салерно заключил даже с ними союз ¹⁵⁶. Папа Иоанн VIII в письме к вышеназван­ному стратигу Григорию от 877 года поздравлял императора Василия с тем, что тот выслал против сарацин флот на защиту церкви, и убеждал его послать десять хеландий для охраны западных берегов полуострова ¹⁵⁷. Но несмотря на эти видимые успехи, о действиях греков в Южной Италии мы ничего не слышим до 880 года.

Подобное затишье в военных действиях против арабов, не обусловленное какими-нибудь мирными соглашениями, заставляет предполагать, что обе стороны готовились к решительному удару. Такою стороною оказались африканские арабы, подготовившие сиракузскую катастрофу 878 года.

§ 9.

Осада и взятие Сиракуз в связи с делами на востоке.

(877 – 878 годы).

В Сицилии в семидесятых годах IX столетия в руках Византии оставалось только два крупных пункта по восточному побережью острова: Сиракузы и Таормина, из которых осо­бенно важным являлся большой, хорошо укрепленный и [59] обладавший прекрасной гаванью город Сиракузы, последний оплот византийскаго оружия в Сицилии. Арабы прекрасно понимали всю важность этого пункта и уже с первых лет правления Василия направляли туда свои нападения. Известныя уже нам по­пытки арабов в 868, 869 и 873 годах не дали положительных результатов. Впрочем, мусульмане в то время и не могли предпринять решительнаго нападения, сопряженнаго с большими трудностями и требующаго многосторонней подготовки, как вследствие внутренних раздоров в Сицилии, так и вследствие слабости аглабитских правителей в Африке, которые мало обращали внимания на Сицилию. Но с избранием в Африке Ибрахим-ибн-Ахмеда обстоятельства переменились. Новый прави­тель решил покончить с вопросом о Сиракузах. Было постановлено, что африканский флот отправится в Сицилию, где будет действовать совместно с сицилийскими войсками ¹⁵⁸.

Военными действиями сицилийских мусульман руководил новый правитель острова, Джафар-ибн-Мухаммед, который в 877 году начал экспедицию с того, что уничтожил посевы около Сиракуз, Катании, Таормины, Раметты и других городов и занял некоторыя предместья Сиракуз ¹⁵⁹. После этого в августе месяце 877 года ¹⁶⁰ арабы окружили Сиракузы с моря и с суши ¹⁶¹. [60]

Греки были хорошо подготовлены к обороне, так как арабы в течение девяти месяцев должны были осаждать город ¹⁶². Между тем, и арабы владели всеми возможными в то время средствами для успешнаго ведения осады, особенно самыми разнообразными видами осадных машин ¹⁶³, один уже вид которых приводил греков в ужас ¹⁶⁴ и действие которых было поистине разрушительно. Если при этом еще иметь в виду неослабную энергию самих арабов, которые ни днем, ни ночью не давали покоя осажденным, то этого будет вполне доста­точно, чтобы понять, насколько греки должны были страдать ¹⁶⁵.

Подобное тяжелое положение последняго крупнаго византийскаго центра на острове должно было бы побудить императора к деятельным мерам помощи. На самом деле, этого нельзя заметить. Нисколько греческих кораблей пришли к Сиракузам, но, вероятно, не в достаточном количестве, так как сицилийский правитель без труда разсеял их ¹⁶⁶. Между тем, сильнаго флота Василий не счел нужным послать, будучи занят [61] в самое время сиракузской осады постройкой около дворца новой церкви во имя Спасителя, архистратигов и Илии Фесвита; для этой цели было куплено и снесено много окрестных частных домов, и подвозом материала и очисткою местности было за­нято столько кораблей и народу, что в снаряжении необходи­маго флота произошло большое замедление, которое, может быть, и оказалось одною из главных причин гибели осажденных Сиракуз ¹⁶⁷. Часть флота, отправленная на выручку города под начальством Адриана, ничего не сделала; вина в этом падает, конечно, на самого Адриана, который, доплыв до пелопоннесскаго города Монемвасии и остановившись в его гавани Иераксе (Ίέραξ), настолько долго ожидал попутнаго для Сицилии ветра, что известие о взятии арабами Сиракуз застало его еще в Греции ¹⁶⁸. Снаряжению большого флота в Сицилию препятствовало также, как мы уже говорили выше, завоевание Василием острова Кипра, который нужно было охранять.

К этим обстоятельствам присоединились совершенно не­ожиданно осложнения в Малой Азии, на восточной границе, которыя хотя и окончились благополучно для греков, тем не менее довольно сильно отвлекали внимание правительства от осажденных Сиракуз.

На востоке, именно, в 877 году, вероятнее, несколько ранее начала осады Сиракуз, византийцы овладели, благодаря возникшим на границе раздорам, сильною крепостью Лулу, укрепленным пунктом первостепенной важности, находившимся на дороге из Тарса через Каликийския ворота в Тиану ¹⁶⁹.

Как известно, поселенные раньше на границе в Малой Азии славяне составляли почти исключительно все население Лулу. Они были недовольны новым правителем Тарса [62] Архуз-ибн-Яул.-г-ибн-Тарханом, который, отличаясь необыкновенною грубостью и лихоимством, прекратил выдачу жителям Лулу жалованья и продовольствия. Очевидно, славянское население этой важной пограничной крепости за свою верность арабам получало от них особыя суммы. Раздраженные славяне написали в Тарс, угрожая, что, в случае неполучения ими должнаго жалованья и продовольствия, они передадут город грекам. Население Тарса, которое понимало, какую важную роль играла крепость Лулу в защите Киликийскаго ущелья, а следовательно, и в судьбе самого Тарса, поспешно собрало 15.000 динаров и вручило их Архузу для передачи в Лулу. Но последний удержал их для себя. В таких обстоятельствах славяне, не получая ни денег, ни продовольствия, привели свою угрозу в исполнение и передали крепость грекам, которые, в свою очередь, зная о существовании вышеизложенных недоразумений, соблазняли славян обещанием богатых милостей ¹⁷⁰. Получив это известие, жители Тарса пришли в ужас, понимая всю важность только что понесенной потери. По выражению арабских хронистов, крепость Лулу была костью в горле врага, который не мог выйти ни сухим путем, ни морем, без того, чтобы не быть замеченным мусульманами. По­добный образ действий Архуза был доведен до сведения ха­лифа Мутамида, и последний, сместив его, назначил правителем Тарса Ахмед-ибн-Тулуна, известнаго уже нам самостоятельнаго правителя Египта ¹⁷¹. Такое назначение как нельзя более [63] подходило к честолюбивым намерениям Тулуна, который, направляясь в Тарс через Сирию, уже заранее решил не возвращать этой страны халифу, что ему и удалось: обе страны, Египет и Сирия, остались в его власти до 905 года, когда прекратилась династия тулунидов ¹⁷².

Вследствие сдачи Лулу, и другая сильная пограничная крепость, находившаяся в одном из таврских проходов, Мелуос или Милос передалась грекам ¹⁷³. Это была крепость на дороге из Ларанды в Адрасос и Германикополь, т.е. из Ликаонии в Киликию; древнее имя ея сохранилось в современной форме Мелисс-Тепе, приблизительно в 20 милях к юго-западу от Ларанды ¹⁷⁴. В то же время другая часть византийскаго войска разрушила павликианский город Катабаталу, находившийся, вероятно, в Армении близь Тефрики, Аргауса и других павликианских городов ¹⁷⁵.

Между тем, в Сиракузах стал уже чувствоваться [64] недостаток в съестных припасах, который дошел вскоре до ужасающих размеров. Цены на пищу поднялись; модий хлеба, если только его можно было найти, стоил 150 византийских золотых ¹⁷⁶, модий муки более двухсот; за две унции хлеба платили номисму; триста золотых платили за скот для еды, а за лошадиный или ослиный череп давали от 15 до 20 номисм. Домашних птиц не осталось вовсе; не было ни масла, ни сушеных припасов, ни сыра, ни овощей, ни рыбы. Жители дошли до того, что ели траву, шкуры животных, истолченныя кости с водою из знаменитаго в древности источника Арефузы ¹⁷⁷ и даже, если верить Феодосию Монаху, трупы убитых и детей. Голод, утоляемый подобным образом, повлек за собою эпи­демию, которая тысячами истребляла население ¹⁷⁸. Наконец, греки начали уступать.

Арабы, господствуя уже на море, разрушили укрепления, защи­щавшия доступ к обоим сиракузским портам и называвшияся βραχιόλια ¹⁷⁹. От постояннаго обстреливания камнями одна из приморских башен в большом порте треснула и упала, а через пять дней обрушилась прилегавшая к ней часть стены, так что получилась весьма значительная брешь ¹⁸⁰. Сюда и на­правили свои силы арабы. Но греки под предводительством своего патриция ¹⁸¹ доблестно защищались в течение двадцати дней и ночей против далеко превосходившаго силами врага ¹⁸²; [65] место битвы было усеяно трупами ¹⁸³. Наступило последнее время осады, которая длилась уже девять месяцев ¹⁸⁴.

Утром 21 мая 878 года ¹⁸⁵ было, повидимому, все спокойно. Патриции с большею частью войска удалились со стен для отдыха по домам. У бреши остался небольшой отряд под начальством Иоанна Патрина (loannes Patrinus). Осажденные, очевидно, нападения не ожидали.

Неожиданно арабы открыли сильное обстреливание из всех своих машин. Деревянная лестница, посредством которой осажденные сообщались с полуразрушенной башней, сломалась. Сидевший за столом патриций, услышав шум, вскочил и быстро поспешил к стенам для защиты. Но было уже поздно. Арабы, увидя незначительность отряда, защищавшаго башню, быстро ею овладели и перебили весь отряд во главе с Иоанном Патрином; после чего через брешь ворвались в город. Попытавшийся преградить арабам дорогу у храма Спасителя ¹⁸⁶ отряд греческаго войска был тотчас же избит; мусульмане, выломав двери, с обнаженными мечами ворвались в церковь, где скрывалась большая толпа горожан, женщин, юношей, девиц, стариков, монахов, священников, рабов; все они были перебиты. Патриций, с семидесятью воинами запершись в какой-то башне, сделал последнюю отчаянную попытку к сопротивлению, но на следующий день был взят в плен и на восьмой день после взятия города казнен. Стойкость и достоинство, с каким патриций встретил смерть, поразила даже арабскаго на­чальника Бусу, сына Хаджиба ¹⁸⁷, присутствовавшаго при казни. Семьдесят греков, взятых в плен вместе с патрицием и некоторые другие пленные были выведены арабами за город, где последние их перебили каменьями, палками, копьями, одним [66] словом, всем, чем попало, а трупы сожгли. С невероятною жестокостью был убит один из доблестных защитников Сиракуз, Никита из Тарса, хорошо известный мусульманам тем, что он ежедневно поносил их пророка Мухаммеда ¹⁸⁸.

Сам автор письма о взятии Сиракуз, в момент вступления врагов в город, находился с епископом, может быть, Софронием ¹⁸⁹, в храме. Шла служба. Когда известие о взятии ара­бами башни пришло в церковь, молящиеся были охвачены страхом. Пока арабы еще занимались грабежом города вне храма, епископ, Феодосий и еще два клирика, сняв священническое облачение и оставшись одетыми в простыя шкуры, скрылись в алтарь, где перед грозившею опасностью они друг у друга просили прощения в грехах. Наконец, толпа врагов с обнаженными мечами ворвалась в храм, и один из врагов вошел в алтарь, где увидел епископа с Феодосием и другими, кото­рые пребывали в молитве. Арабский воин не позволил себе в отношении их никакого насилия, но узнав, что один из них был епископ, и осведомившись, где находится ризница, в кото­рой хранилась драгоценная церковная утварь, он их привел туда. На всем пути и в ризнице пленники не подвергались никаким оскорблениям. Утварь, конечно, была расхищена. В тот же самый день пленные были выведены за город к главному эмиру, возседавшему в церкви (in veteri Majore Ecclesia); последний приказал заключить их в тесную, грязную комнату ¹⁹⁰.

Печальна была участь Сиракуз. Население подверглось избиению; одних знатных патрициев было убито более 4.000 человек. В руки врагов досталась несметная добыча, и сам го­род был разрушен ¹⁹¹. Несколько находившихся во время осады [67] в Сиракузах полопоннесских мардаитов и воинов спаслось от общей гибели и добралось до греческих берегов, где в Монемвасии и сообщили византийскому начальнику флота Адриану печальную весть об участи Сиракуз ¹⁹². Адриан направился обратно в Константинополь и, боясь императорскаго гнева, искал убежища в храме св. Софии. Василий подверг его изгнанию ¹⁹³.

Два месяца оставались в Сиракузах арабы после взятия их ¹⁹⁴. Потом, в конце июля они с пленными и добычей возврати­лись в Палермо, где были торжественно встречены народом ¹⁹⁵.

На пятый день епископа с Феодосием привели к прави­телю Сицилии (ad majorem Amiram), пред которым он выступил с защитой православной религии. Отведенные в тесную, темную тюрьму, они были помещены вместе с эфиопами, тарсийцами, евреями, лонгобардами и с пленными христианами; среди последних находился с оковами на ногах мальтийский епископ. Оба епископа, встретившись в темнице, облобызались, немного погоревали о случившемся несчастии и вознесли хвалу Богу ¹⁹⁶.

Византийский флот, очевидно, был все-таки отправлен Василием на освобождение Сиракуз, но пришел поздно, уже после падения города. Мусульмане сразились с ним и, одержав победу, взяли в плен четыре корабля, экипаж которых был перебит ¹⁹⁷. [68]

В 885 году, при византийском стратиге Полите, были вы­куплены греки, попавшие в плен при взятии Сиракуз ¹⁹⁸. Тогда, вероятно, получил свободу и монах Феодосий. Преемник Василия I Лев Философ посвятил падению Сиракуз два не дошедшия до нас стихотворения ¹⁹⁹, а константинопольский патриарх X века Николай Мистик всю ответственность за потерю Си­ракуз возлагал на нерадение уже известнаго нам начальника флота Адриана ²⁰⁰.

Сиракузское поражение заставило Василия отказаться от намеченнаго им плана борьбы с мусульманским миром. Предпри­нять решительныя действия в Сицилии с достаточным количеством сухопутнаго войска и флота не было возможности. Кипр был снова потерян Византией. Союзников у Василия не было. Поэтому вся внешняя его политика с 878 года была обосно­вана не каким-нибудь заранее определенным планом, как то было в начале правления, а рядом простых случайностей: один год он воевал на востоке; на следующий год его войска проявляли известную деятельность на западе. Но все это не могло уже дать положительных и твердых результатов. Падение Сиракуз является поворотным пунктом во внешней политике Византии в царствование Василия: сиракузская неудача разбила планы византийскаго императора, который, как бы признавая крушение своей политики на западе, устремил в последние годы своего правления главное внимание на восток.

§ 10.

Дела на востоке в 878 – 879 году.

В год взятия Сиракуз, т.е. в 878 году ²⁰¹, один из арабских начальников сирийской пограничной области, [69] Абдаллах-ибн-Рашид-ибн-Каус, с отрядом в 4.000 человек сделал удачное нападение в пределы южной Каппадокии, а именно: на укрепления ал-Хасин (Х.снейн) и на ал-Масканин ²⁰², т.е. на местность, известную целым рядом подземных жилищ-убежищ и носившую название «метамиры». Одним из таких подземных убежищ и был ал-Хасин (по-гречески Κάσιν), на равнине Веназа около Сасима и Малакопеи ²⁰³. Но это нападение Абдаллаха окончилось для него полной неудачей.

Когда он с добычей уже возвращался и находился в некотором разстоянии от реки Подендона (Бодендуна), на него напали неожиданно греки под предводительством правителей киликийскаго города Селевкии, Казайзии (Кадиды?) ²⁰⁴, каппадокийской крепости Курры ²⁰⁵, Каукаба, города, лежавшаго недалеко от Киликийскаго прохода к северу ²⁰⁶, и Харшаны, крепости в древней Каппадокии. Арабское имя Харшаны соответствует гре­ческому названию Χαρσιανόν, крепости, находившейся в византийское время в феме Армениак, которая в административном [70] отношении делилась на три части; из последних центральная часть получила название Харсианской фемы ²⁰⁷. Главное начальство было, вероятно, в руках Андрея, родом скифа ²⁰⁸.

В происшедшей схватке мусульмане потерпели сильное поражение; из всего их отряда спаслись только 500-600 человек, а сам тяжело раненый предводитель Абдаллах-ибн-Рашид попал в плен и через Лулу был отправлен к импера­тору ²⁰⁹, который, впрочем, в следующем 879 году возвратил его правителю Тарса, Ахмед-ибн-Тулуну с большим числом мусульманских пленных и с несколькими экземплярами корана в виде подарка ²¹⁰.

Военныя действия пяти вышеназванных греческих [71] правителей не ограничились этою победой. В январе месяце 879 года они во главе 30.000 войска направились к Адане, затем к загадочной для нас местности ал-Мусалла ²¹¹ и в происшедшем сражении одержали победу, взяв в плен бывшаго правителя пограничной области Урхуза, известнаго нам по делу о передаче грекам Лулу, и с ним около 400 арабов; последние в этом столкновении потеряли около 1.400 человек убитыми ²¹².

Очевидно, к этому же времени надо относить известие византийских хроник о выступлении в поход Василия со своим старшим сыном Константином к сирийским границам. Император, остановившись на некоторое время в каппадокийском городе Кесарии у горы Аргея ²¹³, отправил часть войска вперед, а сам с главными силами двигался несколько позади. Два города, Псилокастелл (Ψιλοκάστελλον) и Парамокастелл (Παφαμοκάστελλον), были разрушены, и население захвачено в плен; третья крепость Фалакра (τό τού Φαλακρού λεγόμενον κάστρον) поспешила добровольно подчиниться императору ²¹⁴, а эмир Аназарбы с толпою жителей Мелитины искал спасения в бегстве ²¹⁵. [72]

В части войска, высланной императором вперед, мы скло­няемся видеть войско пяти греческих правителей в арабских хрониках ²¹⁶. После этого поражения мусульманския крепости Каис или Катасама (Касама) и Робам (у Кедрина Карба) были разрушены, а Енделехоне или Андала (у Кедрина Ардала) и Еремосикея добровольно перешли на сторону импера­тора ²¹⁷. За свои удачныя действия в борьбе с арабами Андрей был удостоен императором сана патриция и начальника схол ²¹⁸.

Надо полагать, что император в 879 году оставил войско и возвратился в Константинополь, где его постигла тяжелая утрата: в конце этого года умер сын его, первенец Константин. Но это обстоятельство не прекратило военных действий на востоке; пограничныя распри шли своим чередом, ра­зоряя страну, истребляя население и не давая ни одной из воюющих сторон каких-либо действительных выгод.

Зимою 879-880 года ²¹⁹ греки направились в область Дияр-Рабии в верхней Месопатомии к крепости Телла-Басма (т.е. холм Басма), развалины которой видны еще до сих пор ²²⁰, [73] и нанесли поражение арабам, потерявшим около 250 человек убитыми и пленными. Население Нисибина и Мосула, видя приближение врага, оставило свои жилища, сильно страдая от наступивших холодов; но греки, видя наступление зимняго времени, возвратились ²²¹.

В то же время Сима, наместник Ахмед-ибн-Тулуна в сирийской пограничной области, выступил с 300 тарсийцев, но столкнулся с далеко превосходившими его силами греков, ко­торые в числе 4.000 человек подвигались от Гераклеи; в происшедшем столкновении обе стороны понесли тяжелыя потери, и даже сам наместник Сима попал в плен ²²².

§ 11.

Дела на западе в 879 – 880 годах.

Успехи византийскаго оружия в 877-879 годах на востоке дали империи двухлетний мир в Малой Азии. Последнее было очень кстати, так как внимание императора в это время было [74] особенно занято созванным в Константинополе в 879-880 году для возстановления Фотия собором, на котором присутствовали сам Василий и легаты папы Иоанна VIII. Собор, как известно, окончился возстановлением Фотия на патриаршем престоле и полной неудачей папских притязаний на вмешательство в церковныя дела византийской империи. Этот успех Василия в цер­ковной политике сопровождался значительным, но случайным успехом византийскаго оружия на западе.

В год взятия Сиракуз в Палермо был убит собствен­ными слугами правитель острова Джафар-ибн-Мухаммед. После непродолжительной смуты правителем был избран Хусейн-ибн-Риях, или, как поправляет Амари, Хусейн-ибн-Рибах ²²³. Грекам дано было мало времени, чтобы хоть несколько оправиться после сиракузскаго погрома. Уже летом 879 года новый сицилийский правитель сделал удачный поход под Таормину, последний более или менее крупный центр, остававшийся еще в руках византийцев; последние, потеряв много убитыми, обратились в бегство; в числе павших находился их начальник, патриций ²²⁴, по имени, может быть, Хрисафий ²²⁵.

После падения Сиракуз сицилийские мусульмане стали предпри­нимать походы все далее на восток и постепенно через южную Италию и острова Ионическаго моря доходили уже до Пелопон­неса ²²⁶. Но не всегда морския нападения арабов были для них удачны. Известно их сильное поражение в 880 году, когда африканский эмир, выступив с шестидесятью кораблями, сделал опу­стошительное нашествие на западную часть византийских владений, т.е., как мы увидим ниже, на берега Греции, и, плывя по Ионийскому морю к северу, достиг островов Кефалонии и Закинфа. Услышав об этом, император в 880 году [75] снарядил большой флот ²²⁷ под начальством Назара ²²⁸, который, пользуясь благоприятным ветром, быстро доехал до пелопоннесской гавани Мефоны; но здесь он должен был на время отказаться от дальнейшаго плавания, так как большая часть его экипажа тайно бежала, а с оставшимися силами было не благоразумно предпринимать какия-нибудь военныя действия. Назар тотчас сообщил об этом императору, который, быстро поймав беглецов, подверг их различным унижениям в Константинополе и после этого для большаго устрашения отправил их в Пелопоннес к стратигу Иоанну Критскому, кото­рый, согласно ранее полученному императорскому приказанию, посадил их на кол. Настроение флота тотчас изменилось, и экипаж, пополненный пелопоннесскими войсками и мардаитами, сам просил Назара скорее вести их на врагов; последний, в виду увеличения своих военных сил, назначил себе помощника. Между тем, арабы, видя долговременное бездействие греков, уже думали, что последние отказались от своего намерения напасть на них. Поэтому они, покинув свои корабли, занялись грабежом прибрежных местностей и островов. Все это дало возможность греческому флоту застать арабов врасплох. Он ночью произвел нападение на арабские корабли, очевидно, у западных берегов Греции и нанес им полное поражение; [76] большая часть их была сожжена вместе с экипажем; остальныя же суда были приведены Назаром в Мефону и посвящены им в виде благодарственнаго дара мефонской церкви; добыча и пленники были отданы в распоряжение войска. Император тотчас же был уведомлен об этой блестящей победе и вместе с похвалой за подобный успех послал Назару приказ дви­нуться дальше.

Византийский флот двинулся к берегам Сицилии, где в то время был византийский стратиг Евпраксий ²²⁹, и разорял области Палермо и других подвластных арабам городов. В руки византийцев досталось большое число мусульманских торговых судов с весьма ценным грузом; особенно много было захвачено масла, так что цена на него настолько понизилась, что литр продавался за обол. После этого Назар переправился в Италию, вероятно, в Региум ²³⁰, где, соединившись с сухопутными вой­сками, конницей и пехотой, протовестиария Прокопия и Льва Апостиппа (Άποστύππης), стратига Фракии и Македонии, одержал ряд побед. Выступивший из Африки мусульманский флот потерпел поражение у мыса Στήλαι и укрылся в Палермо; многия крепости в Италии перешли обратно в руки греко ²³¹. Эти успехи позволили грекам отправить спафария Григория, турмарха Феофилакта и комиса Диогена к Неаполю, где они одержали большую победу над арабами ²³². Нагруженный добычей и [77] увенчанный лаврами возвратился византийский флот с Назаром в Константинополь, к полному удовольствию императора ²³³.

По преданию, эта победа была предсказана святым Илией Младшим ²³⁴. В письме к западному императору Карлу Лы­сому от 30 октября 880 года папа Иоанн VΙΙΙ, отвечая на его вопрос о греках и сарацинах, сообщал ему о блестящей мор­ской победе греков над измаелитами ²³⁵.

§ 12.

Дела на востоке за время с 882 по 886 год.

Победы Василия на востоке в 877-879 годах и морская победа Назара у берегов Греции несколько ободрили удрученнаго императора, который после двухлетняго отдыха снова дви­нулся на восток с прежнею мыслью овладеть укрепленною [78] Малатией, необходимой ему для более надежнаго и прочнаго утверждения в сильно разросшейся после павликианскаго похода по­граничной области.

Летом 882 года Василий выступил в поход на восток и осадил Малатию; но последнюю своевременно поддержало население Мараша и Хадаса, так что император, сняв осаду, должен был отступить, преследуемый арабами до какой то местности С.ри', может быть, Sirica (совр. Kemer) в верховьях реки Сароса ²³⁶. Желая отомстить Марашу и Хадасу за помощь Малатии, Василий поздним летом того же 882 года выступил в новый поход по совершенно необычной дороге. Перейдя реки Онопникт или Кармалас (совр. Заманти Су), приток с правой стороны реки Сароса (совр. Сейхан) ²³⁷, и самый Сарос в их верхнем течении, император занял Кукуз (совр. Göksun), откуда после тяжелой и утомительной дороги через дремучие леса, среди которых ему приходилось прокладывать путь и работать наравне с другими, особенно при переходе через реку Парадис ²³⁸, через Каллиполь и Падасию (Παδασία), два города между Кукузом и Германикией ²³⁹, направился на Мараш, который византийские писатели иногда, как напр., и в данном случае, называют неверно Германикией; жители Мараша заперлись в городе, и Василий мог только опустошить его окрестности; самым же городом овладеть в состоянии не был. После этого Василий направился к Хадасу (Адате). Но здесь повторилось тоже самое: жители заперлись в городе и не [79] вступали в открытое сражение, так что император, разрушив близ лежавшее местечко Герон ²⁴⁰, решил приступить к настоящей осаде города с помощью разнообразных военных машин ²⁴¹. Но осада вперед не двигалась, и Василий, видя приближение зимы, предпочел отступить ²⁴².

Однако, надо полагать, что в конце похода император имел некоторыя удачи. На возвратном пути в каких-то теснинах он одержал победу над арабами, так что местный арабский правитель Абделомел (Άβοελομέλ) должен был просить о мире и подчинился Василию, который, пройдя снова около горы Аргея, возвратился в Кесарию, где получил известия об успехах византийскаго оружия у Колонии и Лулу; много пленных сарацин и курдов было перебито, чтобы они не служили [80] лишней обузой для войска. В Мидее (έν Μηόαίω), на восток от Дорилеума (совр. Эски-Шехир), на военной византийской дороге ²⁴³, император, одарив войско, распустил его на зи­мовку, а сам, как и после похода на павликиан, совершил торжественный въезд в Константинополь по прежнему церемониалу ²⁴⁴.

Но слишком поспешил со своим триумфом Василий, так как уже следующий 883 год принес не мало неудач и огорчений грекам.

Летом 883 года назначенный Ибн-Тулуном правитель сирийской пограничной области Халаф-ал-Фергани произвел очень удачное нападение на византийскую территорию, во время котораго греки понесли тяжелыя потери и оставили в руках врага такую добычу, что доля каждаго участника в этом походе достигала до сорока динаров ²⁴⁵.

В это время на византийской границе произошли некоторыя перемены в составе греческих начальников. Скиф Андрей, который, как мы видели выше, с честью поддерживал до­стоинство византийскаго орудия и достиг звания патриция и на­чальника схол, приобрел при дворе не мало врагов, которые постарались очернить его в глазах императора после его победы при Подендоне в 878 году; утверждали, что он, если бы двинулся дальше с войсками, то мог бы овладеть легко самым Тарсом; и отступление Андрея после победы приписывали его малодушию ²⁴⁶. [81]

По другим известиям, Феодор Сантабарин, любимец императора, обвинил Андрея в том, что, при возникшем тогда разногласии между императором и его сыном Львом, он держал сторону последняго ²⁴⁷.

Как бы то ни было, враги Андрея добились своего: он был отставлен от должности, и вместо него был назначен Кеста Стиппиот (Κεστά ό Στυππιώτης), обещавший уже заранее за­воевать Тарс ²⁴⁸.

Но, очевидно, он не был опытным вождем; он не знал, что особенно с тарсийцами надо действовать было в высшей степени осторожно, точно изследуя проходимую местность, чтобы не попасть в засаду ²⁴⁹. Стиппиот этого не сделал и жестоко поплатился за свою самонадеянность.

Новый начальник с четырьмя другими патрициями высту­пил по направлению к Тарсу во главе 100.000 войска в на­чале сентября 883 года ²⁵⁰ и, не приняв должных предосто­рожностей и не имея точных сведений о положении врага, остановился в шести милях от Тарса в местечке Хрисовулл в области Каламъя ²⁵¹. [82]

Против византийцев действовал евнух Язаман, который, воспользовавшись небрежностью неприятелей, напал на них ночью ²⁵².

Византийское войско, очевидно, не ожидало совершенно нападения, было застигнуто врасплох ²⁵³ и 14 сентября 883 года понесло страшное поражение. Сам Стиппиот был убит ²⁵⁴, одинаково как правители Каппадокии и Анатолика. Сильно ра­неный правитель Курры спасся бегством. Потери греков были громадны ²⁵⁵. Среди богатой добычи, доставшейся в руки арабов, они захватили семь золотых и серебряных крестов, из которых один золотой, больших размеров, был усыпан драгоценными камнями, громадное количество украшенных золотом и серебром мечей, около 10.000 парчевых знамен, много парчи и шелковой материи с рисунками, собольи покры­вала, много сосудов, 15.000 лошадей, мулов, почти столько же седел, громадные запасы оружия и палаток. После этого поражения Андрей был возстановлен в прежнем звании главнаго начальника пограничных войск ²⁵⁶.

До своей смерти Василий уже не предпринимал больше походов на восток и, повидимому, старался даже после недавних поражений установить мирныя отношения; по крайней мере мы знаем, что в конце января месяца 884 года победитель Язаман выкупил население местности Сатидамы ²⁵⁷, но уже [83] летом следующаго 885 года произвел новое нападение на византийския области ²⁵⁸.

Несмотря на свои неудачи с восточными арабами, Василий зорко следил за их действиями в прикавказских странах, где Ашод Багратид деятельно и успешно работал над возстановлением самостоятельной Армении. Он сумел заслужить такое расположение халифа ал-Мутамида, что последний в 885 году через своего правителя в Армении Ису торжественно возложил на голову Ашода в Ани царский венец. Узнав об этом, Василий, не теряя времени, незадолго до смерти, поспешил воздать новому армянскому царю подобную же честь: он также отправил ему царский венец и заключил с ним союзный и дружественный договор, называя Ашода в письме своим возлюбленным сыном и уверяя его, что из всех других государств Армения всегда останется его особенно близким союзником ²⁵⁹.

Таким образом, к концу своего правления Василий понял, что одному ему не справиться с арабами; он искал надежнаго, вернаго союзника. Союз, заключенный им в начале своего правления с императором Людовиком против западных арабов, не оправдал возлагаемых на него надежд. В конце своего правления Василий сделал вторую попытку заключить союз с Ашодом армянским, на этот раз уже [84] против восточных арабов, которые тоже стали одерживать верх в пограничных восточных областях. Но судьба не дала Василию возможности воспользоваться плодами своего новаго союза: 29 августа 886 года Василия не стало.

§ 13.

Сицилия с 881 по 886 год.

После поражения в 880 году у берегов Греции, арабский правитель в Сицилии Хусейн-ибн-Рибах был, очевидно, удален от должности или убит, потому что в следующем 881 году правителем острова был уже ал-Хасан-ибн-ал-Аббас, который задался целью хоть несколько заставить забыть поне­сенное в предыдущем году поражение. Он разослал отряды во все стороны; сам выступил в Катании и Таормине, уничтожал посевы и вырубал деревья. Разбитый греческий стратиг Варсамий, которому, по преданно, св. Илия Младший предсказал поражение, бежал в Тавромений, потеряв много войска ²⁶⁰. Уничтожив посевы у какого-то города Бакары ²⁶¹, ал-Хасан возвратился в Палермо. Греки также выслали войска против арабов и одержали над ними верх, так что арабы понесли весьма значительныя потери ²⁶².

В следующем 882 году греки одержали новую победу. Арабский отряд под начальством Абу-с-Саура (Таура, Тура) [85] встретился с греками и был весь истреблен, за исключением семи человек ²⁶³. Имя разбитаго арабскаго начальника сохрани­лось до сих пор в названии города Кальтавутуро, т.е. крепость ат-Тура, что дает нам возможность определить место сражения. Над греками, но всей вероятности, начальствовал Мусилик (Μουσιλίχης), с именем котораго связано чудесное сказание, относящееся, мы думаем, к сражению при Кальтаву­туро. В трудную минуту стратопедарх Мусилик призвал на помощь св. Игнатия, который явился ему на белом коне и побуждал вести войско в правую сторону. Мусилик поступил согласно указанию святого, и победа была одержана ²⁶⁴.

Последнее поражение арабов повело к новой смене сицилийских правителей: ал-Хасан-ибн-ал-Аббас был отозван и на его место назначен Мухаммед ибн-ал-Фадл ²⁶⁵. Его отряды были разосланы по всей Сицилии, а сам он, сделав два нашествия на области Катании и Таормины с обычным уничтожением посевов и поразив греков, которые в это время на своих судах ²⁶⁶ опустошали, вероятно, восточный или северный берег Сицилии, встретился с главными силами греков и после сражения обратил их в полное бегство; три тысячи греков было убито, и головы их отправлены в Палермо. После этой победы мусульмане направились к одной крепости, которую незадолго перед тем выстроили греки и называли «Городом царя» ²⁶⁷. Город был взят приступом; гарнизон перебит, и население уведено в плен ²⁶⁸. [86]

Положение византийцев в Сицилии слабело все более и более; в их владении оставалось почти только территория по восточному берегу острова, долина между Monti Pelorilani и Этной ²⁶⁹. Но решительных действий не предпринимали и мусуль­мане. Летом 883 года Мухаммед-ибн-ал-Фадл сделал удачный поход в область Раметты и Катании, а в июне или июле месяце этого года с большим числом пленных и с богатой добычей уже возвратился в Палермо ²⁷⁰.

Вскоре после этого Мухаммед был сменен или умер, так как в 884 году мы уже застаем в Сицилии новаго правителя ал-Хусейн-ибн-Ахмеда, который, однако, после новаго удачнаго нашествия на Раметту в том же году умер ²⁷¹. На его место из Африки был прислан новый правитель в лице Севада-ибн-Мухаммед-ибн-Хафаджи из племени Темим. Последний предпринял опустошительный поход в области Катании и Таормины. В качестве посла к нему от греческаго стратига Полита ²⁷² явился один патриций с предложением перемирия и обмена пленных. Севада согласился. Перемирие было заклю­чено на три месяца; греки отпустили триста мусульманских пленников; арабы в свою очередь возвратили пленных греков, взятых после разрушения Сиракуз. Среди последних, как мы заметили уже выше, находился, вероятно, и Феодосий Монах, автор письма о взятии Сиракуз. После этого Севада, возвратился в Палермо ²⁷³. [87]

По окончании перемирия, в 885 или 886 году ²⁷⁴ Севада разослал свои отряды по Сицилии, которые возвратились с бо­гатой добычей ²⁷⁵. В это время, 29 августа 886 года, умер Василий I.

Какие же были за время императора Василия результаты сицилийской деятельности мусульман? После взятия Сиракуз в 878 году мы видим длинный ряд столкновений, которыя не всегда оканчивались удачно для мусульман (напр., дело под Кальтавутуро). Последние обращали главное свое внимание на восточную часть острова, которая, хотя и не вся, но к северу от Сиракуз была еще в руках греков; главные центры, на которые нападали арабы после 878 года, были Раметта, Тавромений, Катания, именно города, лежавшие в этом районе. Конечно, арабы, при несколько больших усилиях, могли бы уже довольно легко справиться с ними; но сами мусульмане страдали от своих внутренних раздоров в Сицилии, от своих весьма изменчивых отношений с африканскими прави­телями, которые в свою очередь были довольно часто заняты местными осложнениями, особенно распрями с северо-африканскими берберами. Все это не давало арабам возможности спло­титься воедино и нанести последний удар византийскому влады­честву в Сицилии. Кроме того, надо помнить, что конец правления Василия I ознаменовался рядом крупных неудач для арабов в Южной Италии, что также должно было останавли­вать их в решительном наступательном движении вперед. К разсмотрению южно-итальянских событий мы теперь и перейдем.

§ 14.

Южная Италия с 880 по 886 год.

Мы уже видели выше, что Назар, одержав в 880 году победу над мусульманским флотом у берегов Греции и опустошив берега Сицилии, переправился в Италию, где, соединив­шись с сухопутными войсками Прокопия и Льва Апостиппа, [88] одержал ряд побед. После поражения африканскаго флота у мыса Стило Назар возвратился в Константинополь ²⁷⁶.

По удалении его флота византийцы продолжали одерживать верх над арабами в Южной Италии благодаря деятельному и опытному вождю Прокопию. Но в одном из сражении Лев Апостипп, враждебно относившийся к Прокопию, намеренно не помог ему, когда последний был тесним неприятелем. Прокопий, в отряде котораго участвовали славяне ²⁷⁷, должен был уступить и во время преследования был убит арабами. Лев, желая отличиться перед императором, собрал остатки войска Прокопия и, двинувшись на Тарент, находившийся в руках арабов, овладел им. Но до императора дошла истина о поражении и смерти Прокопия. Лев был смещен и сослан в Малую Азию в Котией ²⁷⁸.

На его место был назначен Стефан Максенций, каппадокиец, в состав итальянскаго войска котораго входили оракийцы, македонцы, а также избранныя войска из малоазиатских фем: харсианской и каппадокийской ²⁷⁹. Новый византийский начальник, не отличаясь никакими военными достоинствами, после неудачной попытки отнять у мусульман город Амантию, на западном берегу Калабрии, был отставлен от должности, и в Италию был назначен один из самых талантливых и деятельных византийских военноначальников, Никифор Фока. Последний прибыл в 885 году в Италию, имея с собою подкрепление из малоазиатских фем и даже из подчиненных в царствование Василия павликиан, которые были с бывшим приближенным Хрисохира Диаконицей ²⁸⁰. Соединившись с вой­сками Стефана, Никифор быстро поправил дела греков. Ряд [89] крепостей: Амантия, под которой Стефан потерпел неудачу, Тропея (Τρόπας) и крепость св. Северины быстро, одна за другой, сдались византийцам на протяжении 885 и первой половины 886 года на условии пощады мусульманскаго населения, которое тотчас же после сдачи переправилось в Сицилию ²⁸¹.

Видя подобные успехи греков, теснимый арабами папа Стефан V (885-891) обратился за помощью к Василию. «Мы просим, – писал папа, – тебя снарядить хеландии и снабдить их всем необходимым на время с апреля месяца по сентябрь; пришли, кроме того, тех, кто охранял бы стены наши от набегов сарацин» ²⁸². Папа уже верил в действительное значение помощи с востока, а не с запада.

Во время этих успехов к Никифору пришло известие о смерти Василия в августе 886 года. Письмо, отправленное папою Стефаном Василию, было получено уже после его смерти и прочтено его преемником Львом Мудрым.

***

Василий I умер, видя, что все его замыслы рушились, что ни одна из его надежд во внешней политике не исполнилась. [90] Подобное грустное сознание должно было особенно печалить и угнетать перваго императора македонской династии, потому что в этой неудаче он видел не только ряд неблагоприятных случайных явлений, а крушение своего строго обдуманнаго и взвешеннаго плана борьбы с мусульманским миром, плана весьма мудраго, который так подходил к богато одаренной натуре Василия. Последний был личностью далеко не дюжинною; некоторые идут дальше и причисляют Василия к личностям гениальным. «Он принадлежит, – говорит один из современных ученых, – к тем гениальным, но страшным, сильным натурам, как Сулла, Теодерих, Хлодовех, Наполеон I, ко­торые не прибегают к безполезному преступлению, но зато совершают или позволяют совершать полезныя кровавыя деяния с величайшим хладнокровием, как неизбежную необходи­мость» ²⁸³. Если мы не решаемся поставить Василия наравне с вышеприведенными историческими деятелями, то это тем не менее не мешает нам видеть в нем одного из самых выдающихся государей византийскаго времени и не позволяет разделять мнения тех ученых, которые, сделав самый общий обзор военной деятельности Василия и признав ее весьма удачною для государства, говорят, что византийское правительство по собственному побуждению ничего хорошаго не делало; если же нечто подобное происходило, то оно было обязано или силе обстоятельств, или влиянию духовенства ²⁸⁴. Приведем любопытный отзыв о Василии Павла Алеппскаго, путешествовавшаго в XVII веке по России с антиохийским патриархом Макарием; он сравнивает Василия Македонянина с Богданом Хмельницким. «Этот Хмель (т.е. Богдан Хмельницкий), – пишет Павел Алеппский, – муж преклонных лет, но в изобилии наделен дарами счастия: безхитростный, спокойный, молчаливый, не отстраняющийся от людей; всеми делами занимается лично, умерен в еде, питье и одежде, подражая в образе жизни великому из царей, Василию Македонянину, как о нем повествует история» ²⁸⁵. [91]

Император Василий, олицетворявший собою византийское пра­вительство, выступил с весьма обширным и в высшей степени трудным планом общей борьбы с мусульманским миром. Как опытный дипломат, он установил добрыя отношения с Болгарией, Русью, Венецией, Арменией и, чувствуя, что одними собственными силами не совладать со столь широ­кими планами, он заключил союз с западным императором. До года сиракузской катастрофы император с большим или меньшим успехом придерживался намеченнаго плана. Осо­бенно Василию удавались его военныя действия на востоке: война с павликианами, взятие крепостей Запетры и Самосаты, подчинение Кипра, победы 877 и 878 года – все это позволяло на­деяться, что успехи византийскаго оружия на этом не остано­вятся и расширят границу империи далеко на восток. На за­паде дела шли менее блестяще, но тем не менее не без успеха: византийское влияние снова появилось на далматинском побережье; после смерти западнаго императора греки вступили в Бари.

Потеря Сиракуз сразу все переменила; этот удар был настолько силен для политики Василия, что о каком-нибудь дальнейшем проведении планов нечего было думать; некоторыя случайныя удачи не могли поправить дела. Кипр снова отошел к арабам. Успехи Никифора Фоки в Южной Италии в самые последние годы правления Василия и заключенный союз с Арменией, казалось, снова должны были призвать императора к прежней деятельности; но в это самое время он умер.

Если на западе при Василии империя потеряла не мало, то в Малой Азии, несмотря на некоторыя неудачи, граница подвинулась значительно на восток. Василий являлся императором, который на восточной границе поднял уже значительно успевшее ослаб­нуть византийское влияние, снова внушил уважение к имени империи и подготовил эпоху блестящих походов Никифора Фоки, Иоанна Цимисхия и Василия II Болгаробойцы. В этом заключается главное значение царствования Василия I со сто­роны его внешней политики. [92]

ХРОНОЛОГИЯ

византийско-арабских отношений за время Василия I.

(867 – 886).

Халифы: ал-Мутазз (866-869), ал-Муxтади (869-870), ал-Мутамид (870-892).