-

СОЧИНЕНИЯ И ПЕРЕВОДЫ,

К ПОЛЬЗЕ И УВЕСЕЛЕНИЮ СЛУЖАЩИЕ

Февраль, 1760 года.

В САНКТПЕТЕРБУРГЕ

при Императорской Академии Наук.

ПРОДОЛЖЕНИЕ О ПЕСОШНОМ ЗОЛОТЕ В БУХАРИИ.

Легко было догадаться, что дело при сих первых нещастливо происходящих опытах не окончится; но тем важнейшие средства употреблены будут, дабы предприятое намерение произвесть в действие. Того ради как Подполковник Бухольц с людьми пришел к устью реки Оми, то там остановясь о своем принужденном от Ямышева возврате Губернатора известил; и представлял, не удобно ли будет на сем месте заложить крепость, дабы людей и всякие воинские потребности там оставить, ежели оные впредь, как надеяться можно, в сей стране будут надобны.

Река Омь в верхней своей части Татарами населена, которые с первого завоевания Сибири Российскому государству дань платят. Их называют Барабинцами или Барабинскими Татарами, потому что [100] тамошняя степь имянуется Бараба, или Барабинскою степью. Когда еще различные малые Таиши, или Князья, Калмыцкие в степи между Иртышем и Обью реками жили, то сии Татара подарками от оных откупались, дабы от них жить в покое, и ходить за звериным промыслом беспрепятственно. Тоже самое делалось и с некоторыми Татарами в уезде города Кузнецка. Но Контайша Таишей сих под власть свою покоривши, оное признал за право, и для того от сих народов требовал ежегодной подати, в чем хотя ему с Российской стороны часто выговаривано, однако дань не прекратилась, потому что Сибирские начальники были тем довольны, что сии народы за тем не переставали дани своей платить Россия. Сверх того в Барабинской степи не было таких мест построено, кой бы служили сим Татарам к защищению. Земля отверста была частым набегам Киргис-Кайсаков, которые Барабинцев часто грабили, взрослых мужиков убивали, а жен и детей их в плен увозили. Ибо малые крепости Тартасской, Каинской и Убинской пас, по дороге от Тары до Томска в Барабинской степи лежащие, уже в 1722 году построены. По сему разные были причины - построить крепость при устье реки Оми, [101] хотя сии обстоятельства тогда притом и не приняты были в рассуждение.

Князь Гагарин получа известие от Подполковника Бухольца, не только представление его заблаго принял, но и послал к нему для дополнения полков 1300 рекрут в трех партиях. И так немедленно крепость при реке Оми строить начали. Артилерии Порутчик Каландер имел опять смотрение над строением. Избрали место на южном берегу реки Оми около 50 сажен от ее устья. Низкой земляной вал в фигуре правильного пятиугольника обнесен полисадом, с пятью таких же болверков на углах, и со рвом, около которого поставлены были рогатки. Сие крепостное строение еще до зимы приведено в полное состояние. Правда, что в бытность мою там в 1734 году крепость была четыреугольная, и только полисадом обнесенная, из которых каждая сторона содержала в длине по сту сажен. Но как на другой год в Селенгинск я прибыл, и там застал господина Бухольца Брегадиром и Комендантом, то он меня обнадежил, что заложенная им крепость подлинно так сделана была, как она прежде описана. Называли ее по ее положению Омскою крепостью. Она состоит от Тары в 277 [102] верстах, а от Тары до Тобольска считается 435 верст.

Сверх объявленных намерений, чего ради сия крепость построена, она еще другую пользу приносила. Чернолуцкая слобода, в 40 верстах ниже устья реки Оми, была последнее место при Иртыш, на котором для набегов Киргис-Кайсаков Россиане поселиться отважились. Но с заложения Омской крепости еще шесть деревень от Чернолуцкой вверх по Иртыше поселены, да и при самой крепости находится знатная слобода, которая оба берега реки Оми занимает. От сей слободы произошли еще три деревни, которые на 10 верст в верх по реке Оми находятся.

Несогласие между Князем Гагариным и Подполковником Бухольцом было тому причиною, что Бухольцу скучно стало продолжать предприятую экспедицию, а особливо для того, что Гагарин еще тем же летом 1716 года Подполковника Сибирского драгунского полку Федора Матигорова с немногими людьми в Ямышев послал, дабы то, в чем Бухольц по ево мнению погрешил, исправил. Бухольц сдав команду приехавшему с ним из Москвы Майору Ивану Велиаминову Зернову, поехал 22 Сентября в Тобольск. Там [103] пробыл он до получения Его Императорского Величества своеручного повеления, которое его в Санктпетербург позвало, куда он 2 Сентября 1717 года и прибыл.

В тоже время, как Губернатор Подполковника Матигорова отправил, послал он сына Боярского Алексея Маремьянинова к Контайше с письмом, в котором приносил жалобу на Черен-дондуковы неприятельские поступки при Ямышеве, и требовал, чтоб пленники и взятая Калмыками воинская казна возвращены были. Он также отправил к Государю о сих его новых приуготовлениях известие, и представлял, что ежели Его Величество соизволит приказать, чтоб экспедицию в Бухарию продолжать, то к щастливому окончанию дела вспомоществовать может, естьли бы к Контайше послана была Государева грамота, в которой бы он о милости Его Величества и о мирных поступках Российского войска обнадежен был. Губернаторскую отписку получил Государь на пути в Амстердам. Грамота к Контайше была изготовлена, и по обычаю употребляемой с Контайшею переписка гласила следующим образом: [104]

«Божиею милостию от Пресветлейшего и Державнейшего Великого Государя Царя и Великого Князя Петра Алексеевича, всея великие и малые и белые России Самодержца, и многих государств и земель Восточных и Западных и Северных Отчича и Дедича и Наследника и Государя и Обладателя, Нашего Царского Величества, Калмыцкому владельцу Контайше со всеми улусными людьми милостивое слово.

«В прошлом 1715 году повелели мы Великий Государь, Наше Царское Величество, по имянному указу ближнему Боярину и Сибирского царства Губернатору, Князю Матвею Петровичу Гагарину, в краях Сибирских по Иртышу и Сайсан озеру, и в вершинах Иртышских сыскивать серебряные и медные и золотые руды, и для того в тех местах, где потребно будет, построить городы. И понеже мы Великий Государь, Наше Царское Величество, уведомились, что вы Контайша с улусными своими людьми близ тех помянутых мест жилища свои имеете: того ради всемилостивейше от вас желаем дабы вы в строении тех городов, которые по Нашему соизволению, означенный Наш ближней [105] Боярин и Сибирской Губернатор, для прииску разных руд имеет строить, никакой помешки не чинили, и с посланными от него Боярина и Губернатора Нашего людьми никаких ссор своим людям иметь не велели, но наипаче по желанию по письмам того Нашего Боярина и Губернатора, посланным от него потребное вспоможение чинили, и чего он требовать от вас будет, то исполняли, потому, что он от нас о всем полной указ имеет. А Мы Великий Государь, Наше Царское Величество, милосердуя о вас, желая, чтоб вы також, как и Хан Аюка и прочие Калмыцкие владельцы, у Нас в милости пребывали, позволяем вам и подданным вашим на тех землях жилища свои иметь свободно, хотя оные и к Сибирскому Нашему Царству принадлежат. И послан наш указ к помянутому Нашему Боярину и Губернатору, что ежели вы будете пребывать смирно, и никакова препятствия в строении городов и при искании руд впрочем чинить не будете, то б отнюдь от тех земель вас не высылал. И как вам Контайше, також и всем улусным людем, никакого разорения и обид не было б: но наипаче б вам и от посторонних неприятелей велел [106] оборонять и охранять. Писан в Нашем Царского Величества походе, в Амстердаме, Декабря в 18 день 1716 года».

С сею грамотою послал Князь Гагарин еще письмо от себя, ссылаясь на то, о чем он представлял чрез сына Боярского Маремьянинова; и спрашивая, для чего оный Маремьянинов к нему назад не отправлен. Оба письма дал он для вручения Контайше Тобольскому дворянину Григорию Велганову, которому по силе инструкции от 7 Марта 1717 года приказано ответа требовать, и о всем, что он на пути у Контайши в Урге приметит, или услышит, точной журнал держать.

Впрочем Государь положился на благорассуждение Губернаторское, как он будущую экспедициею распорядит. По сему определил Губернатор Подполковника Прокофья Ступина, человека в воинских делах искусного, в предводители, дав ему прибавочных людей, не токмо салдат, но и казаков, потому что сии к дальним посылкам лучше привыкли, и во всех приключениях способнее себе пособить знают. Из артилерии и аммуниции, также и из людей в крепости Омской находящихся, [107] велено Ступину взять по благорассуждению своему, сколько он пожелает, а там токмо малой гарнизон оставить. Когда он прибудет к Ямышеве, где Подполковник Матигоров в минувшую осень построил малой острог, тогда ему то место правильно укрепить, и потом продолжать свою экспедицию. Притом весьма строго запрещено было, чтоб Калмыкам, где бы ни было, ни малейшие обиды не чинить; наипаче есть ли они против Россиян по неприятельски будут поступать, то б токмо обороняться, и учтивым образом им говорить: что не для того пришли, чтоб с Калмыками воевать, но токмо чтоб на способных местах построить крепости, дабы в оных от нападения Киргис-Кайсаков быть безопасным, чтоб повеленное без урону Калмыков в действо произвесть. Губернатор послал еще Тобольского Оберкоменданта Семена Карпова с Ступиным до Омской крепости, чтоб его оттуда совершенно отправить. Сие учинилось в начале лета 1717 года. Вся езда водою отправлялась.

По прибытии в Ямышеву застал Ступин четвероугольной и полисадом обнесенной острог, в прошедшую осень Матигоровым построенной, на что остальной лес от прежних домов, [108] казарм и амбаров весьма полезно употреблен был: но токмо то место по рассуждению Ступина мало заложено, и требовало лучшего укрепления. Сие еще тем же летом под смотрением артиллерийского Порутчика Каландера учинено. Вместо малого острога построена регулярная крепость полушестиугольником, с двумя к степи сделанными болверками, и двумя половинами к Иртышу приведенными. Заблаго рассуждено крепость делать не земляным валом, но деревянным строением, и так в округ оной с степной стороны высокие деревянные стены по образцу домового строения, а в них с внутренней стороны казармы, и сверх оных батареи построены. Напротив того по стороне от реки Иртыша поставлен токмо полисадник, потому что для вышины и крутости берега то место есть безопасно. Но сей берег час отчасу рекою подмывало, и беспрестанно осыпался: того ради принуждены были оную стену не много от реки назад подать.

Впрочем Ямышевская крепость с первого ее строения нарочито знатным и жилым местом учинилась. По обеим сторонам крепости две слободы построены, которые с поля полисадом и рогатками обнесены, а где полисадник [109] к Иртышу приведен, там малые четвероугольные редуты с высокими башнями построены, с которых степь в округ видеть можно. Другой такой же редут находится в 5 верстах от крепости к соленому озеру, однако несколько в сторону, на холме, откуда еще далее видно. Сия предосторожность нужна в такой стране, где ежечасно набегов неприятельских, и такова народа опасаться должно, которой, как скоро получит добычу, назад убегает.

Особливое отправление, которое Губернатор в тоже время определил, в том состояло, что он послал Сына боярского Ивана Калмакова со 100 человек конных по восточному берегу рек Иртыша до озера Сайзана, чтоб о состоянии сего озера, и можно ли по Иртышу к оному способно ездить, подлинно наведался. Сему озеру на ландкартах Российского Атласа поставлено имя Корзана, а надлежало быть Нор-Сайзан. В некоторых ландкартах сие озеро Кизилбас названо, утверждаясь на описание путешествия некоего Российского Посланника в Китай в 4 части Северных путешествий (Voyages au Nord. p. 538) но и сие несправедливо вместо Кизилбас, надлежит читать Кисалпу, потому что так сие озеро прежде [110] называлось, как у Калмыков, так и у Татар; и нынешнее имя Нор-Сайзан не прежде, как в половине прошедшего века, пришло в употребление, когда Калмыки от великого голода для рыбной ловли к сему озеру прибегали, и прокормившись от оного, в знак благодарности, его благородным, что у них Сайзан значит, назвали.

Для опасности с сею ездою совокупленной, приказал Губернатор, всем в Тобольске колодникам в темницах заключеным объявить, кто из них охоту имеет туда ехать, тот будет во всем прощен, и сверх того еще получит награждение. Сим способом требуемое число скоро наполнилось. Калмаков находясь в пути они Ямышева до озера две недели, прибыл туда не токмо без всяких препятствий, но и там построил большую лодку, на которой по озеру разъезжал, и назад возвратился. Он приметил, что озеро во многих местах, а особливо где река Иртыш из оного вышла, высоким тростником обросло, и что река очень мелка, и течет быстро. Для сих обстоятельств уже не много было пользы ожидать; но крепостное строение тем в остановлено. [111]

Польза, которую уже тогда крепость Омская оказала, а именно, что сообщению между Ямышевскою крепостию и Сибирскими городами чрез то очень поспешествовало, побудила Князя Гагарина по отправлении Подполковника Ступина еще к другому предприятию. Для большей способности к сообщению между Омской и Ямышевской крепостями, также для безопасной езды по реке Иртыше, приказал он на удобном месте еще малую состроить крепость. Сие поручил он Тарскому Воеводе, которой тем же летом 1717 года Сына Боярского Павла Свиерского с командою Казаков туда отправил. Им построена крепость также деревянная, как и Ямышевская. Она находится на восточном высоком берегу реки Иртыша, расстоянием от Омской на 200, а от Ямышевской на 231 версту. С Западной стороны впадает в Иртыш малая река, которая от Русских караванов издревле, не ведомо по какой причине, именована Железенкою. А она хотя на 30 верст отстоит от крепости, однако сия по ней прозвана. Место самым делом изрядно. Крутой берег реки Иртыша там особливо высок, и кончится по обеим сторонам плодородными лугами, где есть и леса довольно. Но как сия тогда заложенная крепость не занимала больше мест, как около [112] 15 сажен квадратных, и она наконец стала ветха, то в 1733 и 1734 годах построили там новую, хотя по такому же обрасцу, но с большею окружностию.

В тоже время по приказу Губернаторскому послан из Тары дворянин Василей Чередов с Казаками, чтобы от Ямышева по реке Иртыше в верх сыскать еще мест к крепостному строению способных. Чередов осенью 1717 года дошел до верхнего устья протоки реки Иртыша, Калбасунская Заосттровка называемой, откуда по прямой дороге до Ямышевской крепости считается 90 верст. Поставя зимовье он там зимовал. Четыре версты оттуда находятся остатки языческого капища, которое под именем Калбасунские башни известно. Описание и рисунок оного можно видеть в сочинении моем, о письмах Тангнутских в Сибири найденных [oescripti Tanguticis in Sibiria repertis] в 10 части старых Комментарий Академических. Сие зимовье для первого случая полисадом обнесено, и то Чередово, то Калбасунское называлось: но за недостатком жителей со всем запустело; ибо Чередов оттуда отъезжая весною 1718 года, никого там не оставил. Польза его езды в том состояла, что он для [113] Семипалатной крепости место избрал, которую еще в том же году Подполковник Ступин строить начал.

Тогда дворянин Григорий Вельянов из Контайшиной Урги назад в Тобольск, прибыл, и в тамошней канцелярии Маия 16 дня 1718 года о приключениях в его пути доезд подал, из которого я главное содержание с моими для большего изъяснения примечаниями здесь сообщу.

Вельянов отправясь из Тары 5 Апреля 1717 года, ехал степью Барабинских Татар, и прибыл в Ямышову 1 Маия. От туда путь продолжал он 3 числа того же месяца, и ехал по реке Иртыше до каменной горы Борон-Нургун 8 дней, и при оной 10 дней стоял. В сие время послал он людей для сыскания Теленгутов, которые бы его до Контайши проводили.

Теленгуты из Абулгазиевой Родословной Истории о Татарах известны, где их происхождение числится от Уйрят, или от собственно так называемых Калмыков. Правда, что они себя по большой части к Калмыкам причитали, и с ними вместе жили; но их язык со всем Татарской, также они разнятся от Калмыков лучшим взглядом, [114] высоким и тонким тела станом, и белостью лица. По сему справедливее можно их причесть к Татарам. Некоторые из сих Теленгутов живут еще поныне близ Кузнецка и в Томском уезде деревнями в Российском подданстве, и называются белыми Калмыками.

Во время Вельяновой езды кочевали из них некоторые в степи между Иртышем и Обью, которые после того в Калмыцкую землю переселились. Манзуй и Бокой были знатнейшие Теленгутские Князья. Как они только о Вельяновом прибытии сведали, то послали они к нему двух знатнейших из своего народа с 20 человеками на встречу, и его к себе просить приказали. Он прибыл к ним 25 Маия. Жилище их было между реками Ануйем и Чарышом, которые обе в Обь впадают. Манзуй спрашивал Вельянова о намеренном его пути, и как уведомился, что он имеет от Его Царского Величества грамоту к Контайше; то он обещался ему дать до Урги провожатых. Получив для провожания трех его родных братьев, и 26 человек рядовых, 30 Маия Вельянов оттуда выехал, и не дошед до Иртыша по двум рекам Алба [чаятельно Ульба] и Кингир называемым переправлялся. В первых Калмыцких жилищах Контайше [115] принадлежащих, снабдили его свежими лошадьми, съестными припасами, и новыми провожатыми. Оттуда прибыл он в 12 дней к Контайшиной Урге. За день перед тем, то есть 24 Июня, встретили его 15 человек посланных от Контайши, которые его в двух верстах от Урги остановили, и он принужден был там пробыть 2 дни. Июня 27 числа был он у Контайши на аудиэнции, которой тогда стоял при реке Харкир, под горою Музарт. Вельянов вручил ему Царскую грамоту, которую Контайша принял с обыкновенными знаками почтения, а ничего не говорил, но скоро потом приказал Вельянову отступить. Губернаторское к Контайше письмо принял Даруха, или судья в Контайшиной Урге к розбиранию ссор определенной. Вельянов содержался до конца Февраля месяца следующего года под крепким караулом, и токмо нужное пропитание получал. Последнего числа Февраля имел он опять аудиэнцию, и 1 Марта был он у Контайши на отпуске. Контайша приносил жалобы на управителей пограничных городов у Томска, Кузнецка и Красноярска, что они от подданных его дани требуют, а особливо жаловался он о крепостном строении, о чем он еще и тогда не верил, что Его [116] Царское Величество о том знает. Я де, говорил он, к Его Царскому Величеству о том писал, и ожидаю ответа. Он также грозил отмщением, ежели новопостроенные крепости опять разорены не будут до основания. Сие было в обыкновенном зимнем кочевье Контайши при реке Коргос под горою Талки. Оттуда Вельянов 2 Марта с Контайшиным письмом к Губернатору назад отправился. 27 Марта прибыл он к Теленгутскому Князю Манзую, которой тогда стоял при реке Абигон-Голе называемой. Потом 29 числа от туда выехал, и 31 того же месяца приехав к реке Иртышу к каменной горе Таки-тологой называемой, состроил там лодку, на которой 3 Апреля следовал вниз, по Иртышу. 9 числа приехал он к Калбасунскому зимовью, а 10 дня в Ямышевскую крепость, откуда он 16 числа паки отправился. 22 числа был он в Железенской, 26 в Омской крепости, и 29 в Чернолуцкой слободе. Наконец 3 Маия прибыль в Тару, употребив на всю езду год и 28 дней.

Контайшино письмо к Губернатору ничего больше в себе не содержало, как только те же заобыклые жалобы и угрозы. Но сие не завелико почитали, ведая, что Контайша с других сторон занят [117] делом. С одной стороны шли против его Китайцы, малую Бухарию себе покорить желающие, и для того два уже города, а именно Хамыль и Турфан завоевали; с другой стороны Киргис-Кайсаки в Контайшину область чинили частые набеги, признавая его с начала его правления за всегдашнего себе неприятеля, который часто покушался оных под свое иго подвергнуть, дабы тем распространить свое владение и до Большой Бухарии, до Каракалпаков и до Аральского озера. В сей думе Киргис-Кайсаков укреплял Губернатор частыми к ним посылаемыми вестниками. Он обещал им помощь к их защищению. И в рассуждении того Тефхи Хан, Хаип Хан и Абулхаир Хан, которые тогда над Киргис-Кайсаками владетельствовали, обещались было Российскому государству совершенно повиноваться; но в самое то время Тефки Хан умер, а Князь Гагарин в Москву позван, под караул посажен, и к смерти приговорен был, чрез что сие сообщение с Киргис-Кайсаками на некоторое время пресеклось.

По сим обстоятельствам строение крепостей отправлялось свободно. Оное уже при вторичном строении Ямышевской крепости изведано. Равномерно и при крепости Семипалатной ни малейшего [118] помешательства не было. Крепость сия находится в 228 верстах от Ямышевскоц на Восточном берегу реки Иртыша. Она еще осенью 1718 года под смотрением Подполковника Ступина в полное состояние приведена, которой будучи перед тем в Ямышеве, нарочно для того дела Подполковником Матигоровым, между тем временем в Тобольске бывшим, сменен был. Крепость названа по имени Семи палат, которые в 17 верстах от оные в степи в верх по реке Иртышу находятся. А сии того ради, как в общих речах употребительно, названы палатами, чтобы отчасти из кирпича, отчасти же из дикого камня или из плит, сделаны. В том одном состоит все сих палат достоинство. О развалинах сих, и в каком они в бытность мою в 1734 году состоянии были, находится описанье в вышепомянутом моем сочинении о письмах Тангутских в Сибири найденных, причем и объявлено, что об них уже под 1616 годом в Тюменской архиве упоминается. Однако до тех пор обстоятельно об них не знали, пока Подполковник Ступин, отправляя еще строение Ямышевской крепости, весною 1717 года, одного капрала да 14 солдат и с ними писаря туда не послал, которые о том впервые подлинное [119] привезли известие. Там найдены первый Тангутские письма, для коих изъяснения в следующих годах разные ученые люди, а особливо господа Фурмонты в Париже, трудились.

Семипалатная крепость, также как Ямышевская, деревянная построена, но токмо четвероугольна, и со всех сторон в равной силе, потому что там берег реки Иртыша полог, и крепость таково ж с речной, как и с полевой стороны может быть атакована. При ней есть же та неспособность, что река часто несколько земли с берегу смывает. До моей бытности оное уже три раза случалось, и того ради принуждены были, как крепостное строение, так некоторые при реке лежащие домы сломать, и подалее от реки снова построить.

В то время, как Ступин в строении Семипалатной крепости упражнялся, приказано было Капитану Ивану Алексееву осенью 1718 года из Ямышевской крепости в Семипалатную на дощениках отвесть съестные припасы, но от ранонаставшие зимы недалеко от устья речки Долонки в Иртыш впадающей взял его замороз. Сие место прежде у Калмыков называлось Долон-карагай, а сие слово значит семь сосен, которыми то место в [120] прежние времена было приметно. Долонка речка ли, или проток реки Иртыша, дело неважное. Алексеев для сбережения съестных припасов построил там крепостцу, в коей зимовал. Ибо тогда в тамошних странах был еще в лошадях недостаток, на коих бы оные припасы сухим путем перевести была. можно. Сия крепостца, Долонская называемая, от Семипалатной на 40 верст отстояла, и в 1722 году, яко излишняя, сломана.

По состроении Семипалатной крепости Подполковник Ступин вознамерился итти к озеру Сайзану, и для того весною 1719 года наперед послал Капитана Андрея Урасова и Порутчика Сомова с 20 человеками салдат. Для оных построено при Ямышеве 20 больших, плоскодонных лодок, дабы по мелким местам Иртыша было итти без препятствия. Сии прошли везде благополучно, и прибыв к верхнему Иртышу увидели по обеим сторонам Калмыков, но оные никаких препятствий им не чинили, кроме того, что в одно время трижды с берегу по судам стреляли, однако никакого вреда не сделали. Употребив уже 10 дней на езду по ту сторону озера Сайзана, принуждены были за недостатком съестных припасов [121] возвратиться. Главное содержание их наведаний состояло в следующем:

По озеру Сайзану, [ибо когда называют Нор Сайзан, то слово Нор значит озеро] можно от того места, где верхней Иртыш во оной впадает, до того места, где нижней Иртыш из него вытекает, такими же большими лодками, какие в сей езде употреблены были в сутки доехать. Течение воды на озере не приметно. По ширине можно чрез оное простыми глазами видеть. Не далеко от южного берега есть остров нарочитой величины. Верхней Иртыш разделяется на два устья, которые на 3 или 4 версты один от другого отстоят, в расстоянием на один только день вверх по реке соединяются. Северной рукав очень мелок, так что едва на легких лодках по оному проехать можно. Напротив того Южной к езде способен, а особливо на возвратном пути, понеже верхней Иртыш таково же быстро, или и быстряе течет, как и нижней. Сие все проведано собственным искусством; ибо Урусов ехал туда по Северному берегу озера, и по Северному рукаву Иртыша, а назад по Южному берегу озера и по Южному рукаву Иртыша, возвратился. [122]

В тоже время приказал Подполковник Ступин еще новую крепость в 90 верстах от Семипалатной состроить, которую он по реке Убе Убинскою назвал. Сия река не там, но за 20 верст выше в Иртыш втекает. Величина и строение оной крепости, Семипалатной было подобно. Расстояние было не толь велико, как при протчих крепостях. Для сей причины, как следующая крепость Устькаменогорская была построена, оную также, как Долонскую, в 1722 году сломали.

По сии происхождениям Государь Император ПЕТР ВЕЛИКИЙ опять сам за дело принялся, и гвардии Майора, в ранге Генерала Майора, Ивана Михайлова сына Лихарева, яко такова человека, на которого Государь много полагался, определил начальником новой экспедиции, которою бы предприятое дело по возможности совершилось; или бы невозможность оного точным наведыванием доказана была. В собственноручном Его Величества указе, которой 28 Генваря 1719 году в Правительствующем Сенате записан, приказано Генералу Майору Лихареву два дела. Во-первых велено в Сибири, для худых поступок бывшего Губернатора Гагарина, по данным ему пунктам, никого не щадя и как [123] честному человеку пристойно, исследовать; и сие кажется сперва главное дело его коммисии было, потому что в тоже время Князь Гагарин для принесенных на него жалоб в Петербурге под караул посажен, и следствие над ним началось; однако как суд в Санктпетербурге прежде окончался, нежели в Сибири дело исследовали: то осталась другая коммисия, которая в помянутом Императорском указе следующими словами изъяснена;

Указ Майору от гвардии господину Лихареву.

«Ехать тебе в Сибирь, и там разыскать о худых поступках бывшего Губернатора Гагарина, о всем против данного тебе реэстру подлинно, не маня никому, ниже посягая на кого, но как доброму и честному Офицеру надлежит. Между тем же трудиться всеми мерами освидетельствовать, по скаскам помянутого Гагарина и Подполковника Бухольца, о золоте еркетском, подлинно ли оное есть, и от кого он Гагарин сведал, тех людей сыскать, также и других ведомцов, и ехать с ними до тех крепостей, где посажены наши люди, и там разведав стараться, сколько возможно, дабы дойти до Сайзана озера, [124] и ежели туды дойтить возможно, и там берега такие, что есть леса и прочие потребности для жилья, построить у Сайзана крепость, и посадить людей. А как туды едучи, так и построя крепость, проведывать о пути от Сайзана озера к Иркети, сколько далеко, и возможно ль дойти, также нет ли вершин каких рек, которые подались к Сайзану, а впали в Дарью реку, или в Аральское море. Сие все чинить, сколько возможно, а в газард не входить, чтоб даром людей не потерять, и убытку не учинить, Также розыскать о Подполковнике Бухольце, каким образом у него Ямышевскую крепость Контайшинцы взяли, также и о прочих его худых поступках освидетельствовать; и о том о всем, что тебе к тем делам будет потребно, к Ландратам и прочим управителям послушной указ послан».

подписано:

ПЕТР.

По сему Лихарев в половине Февраля в путь отправился. Ему даны были из полков гвардии один Капитан, один Порутчик, два сержанта, капрал и 12 человек рядовых, из полевых полков один Майор, один Капитан, [125] три Порутчика; от Артилерии, один Инженер Капитан с некоторыми бомбардирами, канонерами и фузелерами, от Медицинской канцелярии два Лекаря с полковою аптекою; от Адмиралитейской коллегии два Геодезиста выбранные из учеников Морской Академии. Все в новопостроенных крепостях находящееся войско определено ему в команду, а в Тобольске набирали рекрут для дополнения прежних полков. Сей набор и заготовление на толь дальной путь нужных потребностей и съестных припасов были причиною, что Генерал Майор до 8 Маия 1720 года в Тобольске пробыл, и уже того же дня в путь к озеру Сайзану отправился.

Он ехал до Семипалатной крепости на дощениках, а оттуда на больших лодках таким же образом состроенных, какие Капитан Урасов на помянутом своем пути употреблял. Сии лодки с того времени между верхними крепостями по реке Иртыше завсегда в употреблении остались, и в память отправленных путешествий по озеру Сайзану, Сайзанками названы. Их было 34, на коих находилось 440 человек и с запасом на три месяца заготовленным. Сим порядком рассуждал Лихарев дело скоряе к концу привесть, нежели [126] умножением людей и отягощением себя большим числом запаса.

Когда он к озеру Сайзану прибыл, где приказано ему крепость состроить, то он для предупомянутого тростника, которым все берега обросли, не нашел удобного к тому места. Он хотел посмотреть, нет ли какой способности при верхнем Иртыше. Поехав туда, и вошед в Южной рукав Иртыша, продолжал свою езду вверх по сей реке 12 дней без остановки, и подлинно далее заехал, нежели где Капитан Урасов был, пока он от следующего приключения принужден был переменить свое намерение.

Калмыки приближение Россиян, как только в верхней Иртыше вошли, тот час приметили. Они из месте набережных, страха ли ради, или для коварства, вдаль отъехали, так что Лихарев на сей езде ни единого человека не видал. Но Калмыцкое войско состоящее из 20000 конных, под предводительством Контайшина сына и бывшего по нем Калмыцкого владельца Галдан-Черина, находилось тогда в близости, дабы против Китайцев и Мунгалов, с которыми они в прошедшем году кровопролитное сражение [127] имели, прикрыть землю. Войску подано было известие о прибытии Россиян. Всех ужас обнял; ибо не инако думали, как что Руские с Китайцами согласясь, чтоб здесь соединиться, Калмыков совокупными силами воевать будут. Но понеже о приближении Китайцев не слыхать было, то все Калмыцкое войско обратилось против Россиян, которые не чаяли, что вдруг толь великою силою встречены будут.

Августа 1 числа Лихарев приказал было, чтоб церемонию водоосвящения при верхнем Иртыше отправить. Но прежде, как сие учинилось, в третьей часу дни услышаны были первые неприятельские выстрелы по Руским судам учиненные. Тотчас всякой хватался за оружие. Не знали, сколь силен неприятель. Вышли на берег, и Генерал-Майор поставил свое малолюдство в порядок сражения. Нападение весьма было жестокое, но беспорядочное, которое Россияне со всех сторон претерпевали. Сие привела их сперва в помешательство, так что сами не знали, с которой стороны им лутче обороняться. Некоторой Сибирскоц Офицер представил Генералу Майору, как искусством известно, что полезнее встречать неправильного неприятеля, таковым же неправильным образом. Сему совету Лихарев [128] последовал. Во все стороны партии были разосланы, которые вместо того, что прежде оборонительным только образом поступали, на рассыпанных везде Калмыков сильно напали. Сие так щастливо удалось, что вскоре потом неприятели несколько назад отступили, и сумневаясь Российское малолюдство преодолеть, к тому ж опасаясь, что сии так храбро бьющийся, не имеют ли ожидать откуда помощи, не иное что, как только словесного изъяснения желали, и часто кричали громким голосом: чтоб де толмача к ним прислали.

Но Генерал Майор не почитал за нужно, сперва по их желанию сделать. Он имел при себе 13 малых полевых пушек и 6 мортир, которые против такова народа, у которого сего со всем нет, сравнены быть могли с нарочитою армиею. Он приказал суда далее в верх по реке вести, и для прикрытия оных несколько человекам итти по берегу. Чрез то Калмыки опять были возбуждены, и как они прежде с одной только Южной стороны реки Россиян атаковали, то перешла часть их войска чрез Иртыш, думая, когда таким образом Россияне в средине будут, то скоряе с ними можно управиться. Но Лихарев учинил против сего такое распоряжение, [129] от которого Калмыцкое намерение совсем исчезло. Только нужно было Калмыков до того не допустить, чтоб они приближились к берегам; потому что в таком случае их выстрелы до идущих подле другого берегу судов и до людей будут доходить, и от того урон может причиняться. Того ради приказал он судам разделиться на двое. Одна часть осталась при Южном береге, а другая пошла возле Северного; и как на сем, так и на другом берегу люди были высажены, которые бы берег очищали.

Таким образом прошли два дни в сражениях, а суда между тем только мало в перед подавались. Для Россиян полезно было, что Калмыки по большой части сверху стреляли, и так их выстрелы нечувствительной вред делали. Ибо оба берега верхнего Иртыша подымаются от воды пещаными горами. С верху оных стреляли Калмыки; и как они не отважились на низкие места сойти, на которых Руские находились, то сии тем рассуднее могли стрелять, дабы напрасно не потерять ни единого выстрела. Но напротив того Россияне претерпели великую трудность в том, что по Иртыше чем выше шли, тем река мельче стала. Суда часто на такие места садились, с которых с великим [130] трудом оные сводили. Часто должны были люди выходить из судов, и суда по мелким местам перетаскивать. И как сия трудность в последние два дни знатно умножилась, то не без причины было опасаться, что оная впредь еще больше станет, и что суда наконец, ежели и осенью вода гораздо сбудет, на сухом с месте сядут, и к возвратному пути в Сибирь вся надежда исчезнет.

Сия основательная и важная причина побудила Генерала Майора, чтоб с Офицерами своими иметь военной совет. Все на том согласились, что должно заблаговременно о возвратном пути помышлять, пока оный, как от мелкости реки, так и от усилившегося Калмыцкого войска со всем не пресечется.. В совете определено было, как скоро Калмыки станут опять требовать Толмача, то б вступить с ними в договор. Но притом стереглись, чтоб собственным своим представлением не оказать своего бессилия: Ибо Генералу Майору было не безызвестно, что гордость и неистовство Варварских народов тем больше прирастает, чем им более попускается. На третей день едва паки началось сражение, то по желанию Россиян исполнилось.

В последующее уже время проведано какое поражение в прошедшие два дни [131] Калмыки претерпели. Они видели то того, то другого из их товарищей на землю падающего, не примечая от своих стрел и пуль равного действия. Из Российских покрытых судов часто новые люди выходили на смену утомленным; ибо в сем случае хороший порядок наблюдаем был. Сие подало причину Калмыкам думать, что больше народу, нежели как действительно было, на судах находится. Одним словом: Калмыки чаяли везде усмотреть тайности и военные хитрости, и то служило Россиянам к счастию. Калмыки будучи в страхе требовали опять Толмача, и к ним один был послан. Ибо много таких в Российском войске находилось, которые по Калмыцки разумели. Нарочно к тому определенного Калмыцкого Толмача взял Лихарев с собою из города Тары.

Во первых с обеих сторон заключено и объявлено было перемирие. Потом выступили из Калмыков до 100 человек полномочных, и Генерал Майор, дабы о представлениях их уведомиться, послал от себя Прапорщика с 40 человеками гранадеров. Для обнадеживания мирных поступок и для доказательства искреннего своего намерения явились Калмыки безоружные, чему с Российской стороны внешно подражали. [132] Но для предосторожности от новых неприятельских нападений, приказал Лихарев гранадерам своим тайно запастися гранатами и зазженными фитилями, также у всякого было за поясом по два наряженные пистолета. Но сие было излишно; Калмыки в самом деле к миру были склонны.

Они объявили подозрение свое, которое от прибытия Россиян имели, и ничего больше не желали, как чтоб сии по той же, дороге, по которой пришли, возвратились На то Россияне представляли, что им никогда на ум не и приходило, войну или неприятельские действия начинать, но только хотели осмотреть, от куда река Иртыш начало свое имеет, и можно ли дойти до ее источников; а прочее их намерение было сыскать рудокопные места; также никогда бы за оружие не принялись, если бы Калмыки к тому их не принуждали; также они не думают в тамошней стране остаться, но намерены в те места, откуда они пришли, возвратиться. По сему изъяснении вдруг мир совершенно восстановлен, хотя о том и не сочинено письменного трактата.

После сего с обеих стороне главные начальники друг друга поздравляли. Галдан-Черин и Генерал Майор Лихарев переславшись взаимно подарками, [133] разошлись со всяким удовольствуем.. Многие Калмыки радуяся о возвратном Русских пути, Русские суда провожали. В тридневное сражение с Российской стороны убит один гранадер, а капрал и два гранадера ранены.

Тогда еще находился в Урге Казацкой Сотник Чередов, которой в 1716 году к Контайше был послан, и слышал, что как Контайша, так и другие знатные о сих объявленных приключениях рассуждали. Они не хвалили, что Галдан Черин напал на Руских не уведомившись прежде о их намерениях. Они говорили: «что он чрез то выиграл? Он много народу потерял, но ничего больше не получил, как только то, чего Русские по своей воле сами желали. Как бы мог Лихарев при верхнем Иртыше долее пробыть? Очевидно, чтобы он сам паки возвратился». Таким образом рассуждали Калмыки по своей политике. И Контайша сему щастливому окончанию так был рад, что он Чередову немедленно позволил в Сибирь возвратиться.

Когда Лихарев на возвратном пути прибыл к тому месту, где Иртыш проходя Алтайские горы в степь взливается, то он рассуждал, что государству не бесполезно будет там построить крепость. Он уже вперед [134] едучи место к тому назначил, да иногда в таком намерении, дабы та крепость, которая при озере Сайзане будет состроена, имела ближнее сообщение с прочими по реке Иртыш лежащими крепостями. Вероятно было, что еще больше опытов учинено будет, дабы при озере Сайзан и при Верхнем Иртыше поселиться. В таком случае на сем месте без крепости обойтися не можно. Буде же и довольствоваться учиненными по то время поселениями, то показалось, что тамошняя крайняя страна Сибири необходимо крепости требует, дабы тем землю от неприятельских нападений привесть в безопасность. - К сему еще причесть можно, что пустые страны всегда бывают владением сумнительны, и что напротив того населения и строения в таких странах право владения подтверждают.

Сия новая крепость названа Устькаменногорская, то есть при устье Иртыша из каменных гор истекающего лежащая. И в самом деле она лежит при самом том отверстии, где Иртыш из гор вытекает. Она построена на плодородном поле, на Восточном берегу реки Иртыша, и от Семипалатной крепости отстоит на 181 версту. Она укреплена земляным валом, и представляет правильной четвероугольник. [135] Вокруг обведен ров, и внутри сверх вала поставлен полисадник в человека вышиною. Для известных примеров при Ямышевской и Семипалатной крепости, что река Иртыш осыпанием берегов вред причиняет, Устькаменногорская крепость в некотором отдалении от реки построена. Но здесь Иртыш противное оказал действие. Он от крепости еще подался далее, и только при ней малой рукав остался. Лихарев не дожидался того, пока строение совершится. Он приказал только дело при себе начать, и Инженер-Капитан Летранж оное строение совершал при Подполковнике Ступине, которого Генерал Майор из Семипалатной крепости послал туды командиром. Причиною его торопливости была болезнь. Он прибыл к Тобольск 13 Октября 1720 года, и продолжал путь свой в Санктпетербург без замедления.

Некоторые солдаты хотели во время строения крепости Устькаменногорской в горах к Южнозападной стороне от реки Иртыша лежащих зверей ловить, и нашли на опустошенной город, которой в половине прошедшего века Калмыцким Тайшею Аблаем для жилища жрецов построен был, и того ради Аблайкит назвав. Таких мест в Калмыцкой земле много находится. Семь так [136] названные палаты при Иртыше того же ради построены. Также 37 верст от Семипалатной при дороге к Устькаменногорской лежащей находились палаты, которые еще при моей бытности почти до земли развалились, потому что они из необозженного кирпича были состроены. Отчасти употребляют такие жилища Калмыцкие жрецы, из коих многие Тангутские уроженцы, и так в городах жить обыкли, отчасти же они строены для Бухарцев, которые землю пашут. Описание сего места находится в моем сочинении о письмах Тангутских в Сибири Найденных [de scriptis Tanguticis in Sibicia repertis]. В бытность мою было там еще множество Тангутских писем, из коих я послал великое число в Императорскую библиотеку. Хорошо бы, ежели бы они со временем в пользу ученого света истолкованы быть могли.

Впрочем езда Генерала-Майора Лихарева была последняя из тех, которые для сыскания песошного золота предприяты были. И едва уповательно, чтоб в том когда впредь удача воспоследовала; ибо отдаление мест и трудность дорог почти всегда будут непобедимым препятствием.

Текст воспроизведен по изданию: Продолжение о песошном золоте в Бухарии // Ежемесячные сочинения к пользе и увеселению служащие, Февраль 1760 года. СПб. Императорская академия наук. 1760