-

ЕЖЕМЕСЯЧНЫЕ СОЧИНЕНИЯ

К ПОЛЬЗЕ И УВЕСЕЛЕНИЮ СЛУЖАЩИЕ

Август, 1757 года.

В САНКТПЕТЕРБУРГЕ

при Императорской Академии Наук.

МИЛЛЕР Г. Ф.

ИСТОРИЯ О СТРАНАХ ПРИ РЕКЕ АМУРЕ ЛЕЖАЩИХ,

когда оные состояли под Российским владением.

По данной дворянину Дмитрею Зиновьеву инструкции велено ему было обретающихся на Амуре казаков обнадежить высочайшею Царского Величества милостию; раздать им золотые монеты; поощрить, их к наивящшему продолжению их ревности и храбрости; привесть к ним 150 человек нового войска, да пороху и свинцу по 50 пуд; наведаться о состоянии тамошней страны, о силе и о военных распорядках неприятелей, и о других обстоятельствах сведению [100] подлежащих, а наипаче стараться о приуготовлении всяких потребностей для отправляемого на Амур большого числа войска, дабы оное по прибытии своем на Амур имело надежное место, где стоять, и в съестных припасах не претерпело бы недостатка. В тоже время послан был об отправлении на Амур реку большей силы из Москвы указ, которой после того Генваря 18 дня 1653 году подтвержден, чтоб отправить на Амур стрельцов да Казаков 3000 человек под командою Окольничего и Воеводы Князя Ивана Ивановича Лобанова Ростовского. Токмо отправление сие не воспоследовало. Несколько лет спустя учинено другое отправление под предводительством Воеводы Афанасья Пашкова, как объявлено быть имеет в последующем.

Можно почесть за приуготовление к помянутому Зиновьева пути, что в 1652 году Июня 30 дня послан был из Якутска Казачей десятник Никита Прокопьев на Амур для точного проведывания о всех обстоятельствах оной страны, и чтоб учинить описание и чертеж ей, и несколько людей знающих с собранным ясаком привесть в Якутск с собою. При сем случае находим мы новое при Амуре Российское место, Чипин острог имянуемое, в коем велено было Прокопьеву искать Хабарова, ежели не застанет его в Албазине. Но [101] того показать неможно, где сей острог стоял, да и в последующем об нем ничего не упоминается. Ежели Прокопьев то исполнил, что ему приказано было, и по первой вешной воде 1653 году, как он должен был, в Якутск возвратился: то Зиновьев, приехав в Якутск около того же времени, мог получить от него много полезных известей к продолжению своего пути с лучшим успехом.

Хотя Зиновьеву надлежало по силе указа следовать на Амур с возможным поспешением не медля ни где: однако первым летом далее они не дошел, как до Чечуйского Волока при реке Лене, где застал его замороз. На следующее лето продолжая путь свой, оставил он свою команду при устье реки Олекмы, которая отправясь наперед построила по приказу его на Тугире реке острог, а сам поехал с небольшим числом людей в Якутск. По прибытии же своем оттуда на Тугир реку, застал он острог со всем отделанной, так что можно было ему без остановки ехать на Амур. Сие место под именем Тугирского острога, было чрез несколько лет в нарочитой славе, пока производился путь на Амур реку сею дорогою.

Во время зимования Зиновьева на Чечуйском Волоку ехали двое из отправленных [102] вышепомянутым образом от Хабарова в Якутск казаков чрез Илимск в Москву, и объявлением своим о странах по Амуру реке, и о благополучном состоянии тамошних жителей, распространили такую славу, что все обыватели Илимского уезда до самого Верхоленска, от того возмутились. Амур реку называли они неисперпаемым богатств источником. Там де находится изобилие золота, серебра, лучших соболей и скота, хлеба и плодов садовых; жители де другого платья не носят, как золотое, парчовое и камчатное; у Казаков самих было такое платье, и они показывалися в нем всякому, чего для сим известиям всяк без сомнения верил. Коротко сказать, страна по реке Амуру прослыла Новым Ханааном и Райскою в Сибири землею. Всякой желал иметь в ней участие. Многие оставили домы, жен и детей своих, представляя себе несравненно лучшее житие при Амуре, нежели каковое имели при реке Лене. Однако богатства при реке Амуре уже не находились в таком состоянии, в каком прежде того были. Все Дауры в верхних сей реки местах обитавшие переведены по Богдоханскому указу на Шингал и Наун реки. Золото и серебро с ними также скрылось Напротив того надлежало от неприятельских нападений жить во всегдашнем страхе. И так кажется, что Казаки с Амура прибывшие тамошнюю [103] страну, которая хотя и подлинно имеет многие превосходства, расславили столь богатою только для того, чтоб тем более привлечь туда охотников к приумножению на оной реке их партии. Верхоленские казаки, коим для беспрестанных тревог от неспокойных Братских, тамошнее житье давно уже наскучило, затеяли мятеж первые. Им последовали в сем плотники на реке Куте, определенные к строению судов для походу Князя Лобанова Ростовского. К сим пристало еще множество крестьян и промышленых из деревень находящихся при реке Лене в Илимском уезде. Да и в Якутском уезде не обошлось бёз возмущения; ибо оттуда не меньше людей тайно на Амур перебежали. Учинены были посылки, для возвращения назад беглецов; но без успеху. Они билися с отправленными за ними в погоню, а из сих некоторые и сами к ним приобщились. Столь велика была тогда ревность служить отечеству при Амуре, и столь горячо было желание к имению участия в тамошних сокровищах! Зиновьев, по возвращении своем из Якутска, будучи намерен идти вверх по реке Олекме, увидел при устье сей реки на острову таких беглых людей, которым он приказал возвратиться в свой домы: но при нем было только 30 человек, а беглецов находилось более 100 человек. И так приказ его не имел [104] надлежащего действия. Как скоро Зиновьев поехал в путь свой, то всякой, кто имел охоту, за ним следовал. В одном известии объявляется, что он сам присовокупил к себе несколько охочих людей на Лене реке, и отвез их на Амур, которые, как кажется, не иные какие люди были, как из помянутых беглых.

В то время Камарской острог был главным при Амуре реке Российским местом, где и Зиновьев надеялся застать Хабарова, и объявить ему порученную себе комисию: но Казаки необыкли летом стоять на одном месте. Зиновьев отправяся за ним в след нашел его при устье реки Зеи в Августе месяце 1653 году. Нельзя сказать, чтоб он приездом своим тамошних служивых людей много обрадовал кроме обнадежения высочайшею Царскою милостию, подтвержденного им 320 золотыми монетами. Он хотел между ими ввести добропорядочное поведение и послушание. Сие то было им противно. Он хотел поставить вновь три Острога, один при устье реки Урки, другой на том месте, где Князь Лавкай жил, а третей при устье реки Зеи. Сие почли они за излишней труд, пока не находится там довольное число войска для содержания тех острогов. Он желал, чтоб казаки более упражнялись [105] в земледельстве, нежели в разъездах, и на пять, или на шесть тысяч Российского войска, которое прибыть имеет, приуготовили бы на год провианту. А они думали, что надобно им токмо о содержании своем, а не о других, иметь попечение. Хабаров недавно пред тем взяв в плен Князя Лавкая держал его у себя в Аманатах. Зиновьеве старался всякими мерами оказывать Китайцам дружелюбные поступки, дал оному свободу. И в том же намерении послал он в Китай посольство давно уже назначенное, препоручив и оное Казаку Третьяку Ермолаеву сыну Чечигину. Он не привез отпущенного с ним пороху и свинцу на Амур с собою, но оставил оной до зимнего способного пути в Тугирском остроге; сие также подало причину к неудовольствию. А всего болезненнее Казакам было то, что он при своем возвращении взял с собою любезного их предводителя Хабарова, дабы чрез него и все происходившие по Амуру дела в Москве тем обстоятельнее учинились известны. Притом объявляется, что он в Москву же повез с собою и Казака Константина Иванова, о коем выше упомянуто, что он был в числе заводчиков, кои сговоряся за год до того от Хабарова бежали. Чего ради и надлежит рассуждать, что по крайней мере некоторые из сих беглецов около того времени к Хабарову возвратилися. В [106] место Хабарова определил Зиновьев над всем войском при Амуре Командиром Казака Анофрея Степанова, а сам поехал обратно в Москву того же году. В Тугирском Остроге зимуя зарыл он там в землю запасной порох и свинец со многими железными орудиями, кои надлежало при Амуре употреблять к земледельству, и поплыв оттуда первою полою водою в 1654 году прибыл в Енисейск Июня 27 дня, а в Москву возвратился около начала 1655 году. Он привез с собою несколько пленников Даурского, Дучерского и Гиляцкого народов: но оные Марта 25 дня того ж году с Царским указом отосланы назад к Онофрею Степанову, с таким повелением, чтоб оных отдать их сродникам по прежнему. Хабаров за службу свою пожалован Сыном боярским, и определен прикащиком над находящимися от Устькута по Лене реке вниз деревнями до пределов Якутского уезда; чего ради и поныне имя его в памяти осталось по деревне Хабаровой, в коей он жил, не в дальнем расстоянии от Киренского Острога. Хотя он при том и обязался, около Албазина завесть земледельство: токмо сие не исполнилось. Он после того на Амур не ездил, а Онофрей Степанов также не старался о таком учреждении, которое бы одно могло предприятия его наилучшим образом уважить. [107]

При отъезде Зиновьева с Амура пришло туды промышленых 48 человек, чтоб служить Казацкую службу. Над ними определил они главным Казака Михайла Артемьева сына Кашинца, с таким приказом, чтоб они в верхней стране Амура остались, и старалися бы там собирать ясак с Даурских народов. При устье реки Торы, или Турки, [которое имя ныне при Амуре неизвестно] построили они острог, и в нем зимовали. При наступлении в 1654 году весны послал Зиновьев из Тугирского острогу с указными памятьми к Онофрею Степанову и к Михайлу Кашинцу 8 человек; из коих 6 человек утонули не в дальнем расстоянии от Албазина; а двое приплыли на плоту сделанном из тростника, и избавлены Михайлом Кашинцом от потопления. В памяти Кашинцу написано было, чтоб он с подчиненными своими людьми при устье реки Урки поставил острог, завел земледельство, и старался бы о приуготовлении потребного числа провианта для содержания 6000 человек войска, которое на Амуре впредь прислано быть имеет. Но у них самих был в съестных припасах недостаток. Претерпевав во всю зиму частые нападения от Дауров, порох и свинец взятой с собою весь расстреляли. Того ради за полезнее им показалось сообщиться с главною командою, и дошед в две недели до устья реки [108] Шингала, соединилися с Онофрием Степановым, которой после приезду их чрез 8 дней туда прибыл.

По отбытии Зиновьева отправился Степанов Сентября 18 дня, с устья реки Зеи со всеми людьми вниз по Амуру, и получив при Шингале реке не мало хлеба в добычу, зимовал в Дучерской землице не в дальнем от Гиляков расстоянии. Из сего зимовья своего возвратился он на новых судах там построенных, чтоб итти вверх по реке Шингалу, в кою поворотив Маия 30 дня 1654 году, и шед по ней 3 дни на парусах, встретили его Китайцы на судах и по берегу, с коими дал он бой. Находившиеся на судах того ж часа пошли на утек. Токмо на берегу неприятелей было больше, нежели что Казакам, не имевшим при себе ни пороху ни свинцу, управиться с ними можно было. После уведомленось, что Китайцев было 3000 человек, кроме Дучеров и Дауров, а они посланы были, чтоб не допускать Русских ходить по Шингалу. И того ради велено им стоять при устье сей реки три года, а к ним еще будет 2000 человек Китайцев в прибавок. Для сей причины оставя Шингал реку, пошел Степанов на парусах в верх по Амуру. Июля 4 дня, взял он в некотором Дучерском улусе несколько человек в плен; токмо [109] недостаток в съестных припасах за тем не миновался. Сие представлял он в отписках своих в Якутск причиною, для чего не льзя построить определенных от Зиновьева острогов.

Пленные объявляли, что отправленные от Зиновьева в Китай Казаки в посольстве, на дороге убиты самими теми Дучерами, коим они отданы были, чтоб их проводить до ближних жилищ Китайских. Хотя убийцы старались утаить свое злодейство, дабы не учинилось оно известно в Китае: но понеже Казаки везли с собою разные товары, чтоб оными для опыту торговать в Китае, а смертноубийцы по себе их разделили, то оное дело по сему и открылось. Другим известием проглашенось, что Китайцы намерены к защищению своему против Руских построить при устье Шингала реки крепость. Но Казаки и после того ходили по Шингалу, не имев ни от какой там крепости препятствия.

Вскоре после того приехал к Степанову Сотник Петр Бекетов, отправленной из Енисейска чрез озеро Байкал на реку Шилку, где того ж лета 1654 году построил острог при устье реки Нерчи, но за неимением съестных припасов оной оставил. С ним было казаков 54 человека, кои на Амуре служили два года. [110]

Следующую зиму препроводили наши в Камарском остроге, и сие место укрепили снова, потому что прежней острог в небытность их чаятельно Даурами разорен был; ибо по всему явствует, что Казаки летом разъежжая туда и сюда по Амуру, ни где в острогах людей для сбережения не оставляли, но всегда находилися вместе, дабы тем сильнее Китайцам противиться. По сему можно также изъяснить первое разорение Албазина, после того, как в 1651 году Хабаров там зимовал. Ибо ежели бы сие место находилось еще тогда в целости, то в было бы Зиновьеву причины приказывать, о построении нового острога в жилищах Князя Лавкая.

Жестокая осада, которую Казаки выдержали в Камарском остроге от Китайцев, подает нам явное свидетельство, как о малом сего народа в военных делах искусстве, и о чрезвычайной их робкости, так напротив того о храбрости и о благоразумных Российских казаков поступках. Посмотрим, каков был острог: он начат строением Октября 2 дня 1654 году, когда ужи снег шел, и обведен был земляным четыреугольным валом, у которого по углам сделаны были батареи, или по тогдашнему названию Быки, что учинено чрезвычайно великими трудами, потому что земля в то время уже замерзла, [111] и надлежало оную копать кирками. По валу и по быкам стоял двойной палисадник; а промеж оного насыпано крупным песком; вкруг острога выкопан ров глубиною в одну а шириною в две сажени, около которого со всех сторон всажены в землю железные спицы, по тогдашнему Чеснок называемые, кои засыпалися рыхлою землею, или листьями, чтоб не скоро можно было их приметить. Сей Чеснок служил к тому, что осаждающие при чинении приступа ноги свои на оном накалывали, и таким образом на несколько времени к службе не были годны. В сем случае Казаки сделали Чеснок из копейцов от стрел, потому что другого железа у них не было. Внутри острога сделана высокая батарея, или раскат, и на нее поставлены пушки, кои можно было легко поворачивать, и очищать все стороны, а на валах за малым и их числом не много бы пользы они сделали. Также выкопан посреди крепости колодезь, и от него проведены трубы во все стороны, дабы можно было загасить огонь, ежели бы неприятелю удалось остроге зажечь.

Для взятья сего острога пришло Марта 13 дня 1655 году Китайского войска 10000 человек с 15 пушками, и со множеством мушкетов, или другого какого огнестрельного оружия, которое называлось Пищалями. [112] Некоторые из сих пищалей были с замками, по тогдашнему названию с жаграми, а другие без замков; и сие должно заключить потому, что по получении после сего некоторого числа их в добычу, показано имянно, что они были с жаграми. Упоминается о огненных зарядах неприятельских; может быть, что так называли ручные гранаты. А что значило сие, что Китайцы привезли с собою мешки длиною по 15 и по 20 сажен, а толщиною в оглоблю, начиненные порохом, того изъяснить не можно. Степанов сам описал оные, яко вещь странную и ему незнаемую. Не вероятно чтоб в них держали порох, потому что были еще другие мешки и коробы, в коих оной хранился. Сверх того находились припасы употребляемые на приступах, и оные под стены подвозились на телегах о двух колесах; а именно: Большие деревянные щиты обитые кожею и войлоками поставлялися на тех телегах, чтоб под их прикрытием, по крайней мере от мелкого ружья, можно было людем с некоторою безопасностию приступить к острогу. На тех же телегах лежали и приступные лесницы, у коих на верхнем конце прибиты железные крючья, для лучшего приставления их к стене, а к нижнему приделаны колеса, чтоб тащить было способно. притом на оных же телегах находились большие [113] железные багры, дерево, деготь, солома и другие скоро загарающиеся вещи, которые имели служить к зажжению острога.

Осажденных, полагая по большей мере, уповательно не свыше было 500 человек. Дватцать человек посланные для рубки лесу на строение новых судов поиманы и убиты неприятелями при самом их приходе. Тоже последовало и с вышедшими на первую вылазку, как только Китайцы пред острогом появились; потому, что пробились они в неприятельское войско далеко, и множеством Китайцев от острога отхвачены были. Однако последние причинили у неприятеля урону не мало; ибо не хотя себя ввергнуть в гнусной плен, билися с крайним отчаянием. Посем думали Китайцы, что своими пушками острог разобьют скоро, и достальных казаков в плен же возмут. Сего ради поставили они несколько пушек по другую сторону реки Амура на камени, которой был вышиною в 40 сажен, а от острога, расстоянием на 200 сажен, сверх того сделали две батареи, одну в 70, а другую во 100 саженях от острога, с коих со всех мест Марта 20 дня, и в следующую ночь по Российскому острогу стрелять начали, удивительно, как то пушки их никакого вреда не сделали. Сего ради Китайцы приготовлялись итти приступом, к чему избрали ночь с [114] 24 на 25 число Марта. Сражение происходило с отменною храбростию, и продолжалось с первого часа ночи до самого белого свету. Однако неприятели отступить принуждены были. После того вскоре осажденные побили множество Китайцев на вылазке, получили в добычу две пищали с жаграми, и немалое число пушечных ядер, мешков с порохом, також и несколько человек неприятелей в плен взяли. С того часа не появлялся больше никто и. Китайцев близ острога, почти они не выходили из своего лагеря, которой стоял расстоянием от острога на 350 сажен; токмо палили еще временем из пушек, пока заполезно не усмотрели Апреля 4 дня осаду со всем оставить, и возвратиться назад в свою землю. Несколько крат пущали они в острог с гранатами и стрелами цыдулки, на коих может быть писано, было чтоб осажденные сдалися им добровольно, но никто не разумел письме их. Таковых цидулок несколько послано в Якутск, а полученные в добычу две пищали, яко знаки победы, в Москву отправлены. Неприятельских пушечных ядер собранных в остроге и за острогом, и еще полученных на вылазке в добычу, явилось числом до 730, кои были весом по полтора фунта и более. Самой большей вред от Китайцев причиненной состоял в том что при начатии осады все у берегу [115] находившиеся суда в куски перерубили. Двое Китайцев по их желанию крестились в православную Грекороссийского исповедании веру, и после того в Якутск посланы.

Таким образом окончалась страшная сия осада к немалой чести казаков, которые однако спасение свое приписывали не столь храброму и неусыпному своему защищению, как помощи Всевышнего, которую тщилися они испросить постом и частым молением. Мы примечаем здесь, что в Камарском остроге была и церковь. Ибо там совершилось крещение помянутым Китайцам. Там был явленной образ Спасителев, по которому церковные тамошние доходы прозваны Спасскою казною из коей некоторая часть послана была в Якутск на покупку книг и другой утвари церковной. Но может быть сия церковь была походная которую Казаки во всех походах с собою возили.

По окончания осады послал Степанов в Москву ясак собранной во время бытности его на Амуре командиром, и в сем поступил он по данной ему от Зиновьева инструкции, а прежде того ясак с Амура отправлялся в Якутск. Сие обстоятельство, коль маловажно ни кажется с первого виду, однако оно самым делом произвело в [116] последующих приключениях великое действие. Чрез сие страна при реке Амуре отбыла от уезда города Якутска. Намерение было послать туда Воеводу, и учредить при Амуре особой уезд; токмо сие не воспоследовало. Между тем Якутские Воеводы не имели уже такого старания о делах Амурских, как прежде. А от сего учинились некоторые упущения, о которых не что иное, как явной вред последовал. Степанов писал в Якутск о присылке к нему пороху и свинцу, дабы быть ему в состоянии впредь противиться Китайцам; он послав людей для принятия оного припасу, и для покупки предъявленной церковной утвари, просил притом, чтоб сии люди в возможной скорости назад отправлены были. Но что потому учинено, о том не находится больше известия, как только, что по приезде их к устью реки Олекмы, где в то время учреждена была Застава, строго их осматривали, и бывшую у них мяхкую рухлядь и платье все переписали. По множеству изрядных соболей и собольих шуб, кои везли с собою оные люди, явствует, что хотя в других вещах при Амуре был недостаток, однако сего драгоценного товару находилось еще там множество.

Около сего времени [в 1655 году] явилось опять беглецов множество из Казаков, крестьян и промышленых в Илимкимском [117] уезде, а паче в Верхоленске, где Михайло да Яков Сорокины учинившись затейщиками сего мятежа, были у беглецов предводителями, которых число вскоре до 300 человек умножилось. Они грабили и разоряли мимоходом по реке Лене все, что им ни попалось. Но за то постигло их и наказание; ибо они почти все при Амуре бедно живот свой скончали, как увидим в последующем.

За год переде тем в году послан был из Якутска на Амур сын боярской Федор Пущин с 50 человеками казаков, только не на вспоможение Онофрею Степанову, но чтоб ему быть особо, чтоб итти на реку Аргунь, поставить там зимовье, и тамошних Тунгусов в ясашной платеж привесть. Он препроводив зиму в Тугирском остроге, пошел оттуда в средине Марта месяца 1655 году через Волок. По нещастию сделалось, что на реке Урке судно его разбило, и он всех почти съестных припасов, также пороху, свинцу и ружья лишился. А хотя он на устье реки Аргуня, прибыв туда Маия 15 дня, зимовье и поставил: однако за неимением съестных припасов там остаться не мог. Живущие в тех странах Тунгусы все разбежались. Пущин ходил вверх по Аргуне, токмо никого не нашел. Того ради поехал он к Анофрею Степанову, что в случае [118] недостатка ему так учинить и по велено было. В то самое время отправил Степанов 50 человек Казаков вверх по Амуру для проведания, не найдут ли где Российских людей, и чтоб их к нему привесть. С сими поехал Пущин в Камарской острог; а понеже Степанов с партиею своею уже вступил тогда в поход до нижних мест реки Амура для сбору съестных припасов, то отправился за ним и Пущин, и настиг его при устье реки Шингала.

Оба они пошли в верх по Шингалу, и понеже в самое то время было жнитво, то получили они в добычу толикое множество хлеба, что оным целой год прожить надеялись. Потом отправились они в Гиляцкую землю, чтоб там зимовать. Гиляки лишь только пред их приездом убили Якутских Казаков Анику Логинова с товарищи 30 человек, кои пришли к ним сухим путем из Охотска. О сем Степанов уведомившись, не преминул, чтоб злодеям не учинить достойного наказания. Он построил там острог, и назвал оной Косогорским, чаятельно потому, что положение оного было на косогоре. Приведши паки многих Гиляков и Дучеров в послушание, собрали они ясаку с лишком 120 сороков соболей, 8 лисиц черных да 56 красных, и пошли весною 1756 году назад по Амуру. [119] Пущин выхвалил Гиляцкую землю, яко одну такую страну, с которой при Амуре Ясак сбирать еще можно. По его мнению надлежало было ежегодно посылать туда Казаков чрез Охотск, которым средством можно де удержать народ в послушании, хотя бы верхняя при Амуре страна вся потерялась. Сие подлинно, что в то время Гиляки еще не были под властию у Китайцев. Пущин желал было итти морем до Охотска, а оттуда в Якутск, только Степанов и все прочие Казаки сему намерению противились.

Шедши вверх по Амуру видели они, что и Дучеры прежние свои при сей реке жилища оставили. Они нашли остатки сожженных и перерубленых Российских судов; и притом услышали, что ехали на оных 40 человек Руских, кои все от Дучеров побиты. Сии то были по всему виду из беглого сонмища Михайла Сорокина. На достальных умерших с голоду наехал Пущин после. Степанов отправился в верх по Шингалу на легком судне, для проведания, живут ли на оной еще люди, паханы ли пашни, и можно ли ожидать там жатвы? Но и там явилось все пусто, и не видно было ни малейшего приуготовления к земледельству; только он нашел малое число [120] людей, которые сказали, что переведение Дучеров, не меньше как Дауров, учинено по имянному Богдохана указу. Некоторой знатной человек, именем Сергудай, приказал сжечь у Дучеров юрты, а хозяев повел в верх по реке Шингалу, и показал им места для житья по реке Курге.

Тогда казалось мало надежды Казакам к пропитанию на Амуре. Хлеб полученной прошедшего году в добычу весь изошел, в не видно было, откуда запастися вперед можно будет. Еще тогда было время, и может быть самое удобнейшее, чтоб промышлять хлеб собственными своими трудами. Места было тогда везде довольно, когда бы только охота была к заведению земледельства, и к обитанию в плодоносной по Амуру реке стране семьями, и пользоваться оною надлежащим образом. Но обыкновение, чтоб жить на чужом коште, а самим не трудиться, уже вкоренилось. Степанов представлял сильные жалобы, что он не знает, чем впредь содержать свое войско. Он уже желал было Амур реку оставить, только не смел учинить сего без указу. До сего за год жаловался он на некоторых Казаков посланных от него для провожания ясашной казны до устья реки Урки, что они бежали: А при сем случае отправляя еще собранной ясак [121] не требовал, чтоб кто из конвою в 50 человеках состоящего назад возвратился. Сия ясашная казна отправлена Июля 22 дня года с устья реки Шингала, с которою также Пущин, и Бекетов, первой в Якутск, а второй в Енисейск, поехали.

Между тем не упущено в Москве возможного старания о благоуспешном произвождении дел при реке Амуре, чего для посланы были туда обратно привезенные Зиновьевым пленники, дабы они показанную им высочайшую Царскую милость своим объявили, и других бы чрез сие склоняли к подданству Российской державы, и к платежу ясака со всякою верностию и преданностию. Онофрей Степанов и все служащие с ним Казаки почтены при том грамотою Царского Величества Марта от 15 дня 1655 году, в коей обнадежены они высочайшею Царскою милостию за прежнюю их службу, и поощряемы были, чтоб и впредь вели себя храбро, а притом повелено им было, чтоб они побежденным, или впредь побеждаемым народам показывали более ласки, нежели строгости, ясаком обкладывали бы каждого по силе его, с Китайцами ни каких бы ссор напрасно не вчинали, а напротив того в случае от них нападения защищали себя храбро, и народов при Амуре живущих от насильств их берегли и проч. Но сия грамота при [122] тогдашних обстоятельствах на Амуре не могла произвесть желаемого действия. Лучшей успех имело отправление воспоследовавшее вместо оного, в которое назначен был Князь Лобанов Ростовской, порученное мужу ревностному, радетельному и искусному, которой уже несколько лет пред тем, будучи Воеводою в Енисейске, проведал по ту сторону озера Байкала даже до реки Шилки чрез посыланных от себя много новых мест, и учинил небольшие завоевания, от коих плод видеть он теперь ущастливился.

Афанасей Филипов сын Пашков, о котором здесь говорится, получал с 1651 году из Баргузинского острогу частые представления о стране оттуда под полдень лежащей, подтвержденные словесными объявлениями казаков, чрез горы до верхних мест реки Шилки ходивших. По сим известиям принял он намерение построить остроги во первых при озере Иргене, из коего есть исток в реку Хилок, а Хилок впал в Селенгу, потом же к при реке Шилке, дабы тем к Российскому владению в оных странах положить основание. По сей причине отправлен был туды Сотник Петр Бекетов, о коем упомянуто было выше. Бекетов вступил в путь Июня 2 дня 1652 году со 100 человеками Казаков водою, и пришел [123] Октября 1 числа к урочищу Усть-прорвы, по ту сторону Байкала озера, где за два года пред тем Тобольской сын Боярской Ерофей Заболоцкой, коему велено было итти Посланником в Мунгальскую землю, убит Бурятами, чего ради построенной после того на сем месте монастырь в память сего убиения Посольским прозван. Там препроводив Бекетов зиму, на следующее лето построил осенью (1653) Иргенской острог, и пошел оттуда с 30 человеками на реку Ингоду в томе мнении, чтоб там зимовать, однако сие не учинилось. Он пришел туды уже на следующей год, и проведав между тем чрез посланных тамошние места, построил на Южном берегу реки Шилки, против устья реки Нерчи небольшой острог о коем довольно здесь повторить то, что объявлено было выше, а имянно: что Бекетов, за недостатком съестных припасов, принужден был еще того ж лета острог оставить, и соединиться с Казаками на Амуре. В 1654 и 1655 годах учинены были от Пашкова еще в те же мести разные отправления. Однако ни одно из оных не имело надлежащего успеху. Надобно было начать дело аки бы снова, когда присланным из Москвы указом определился он в сию экспедицию главным Командиром. [124]

Его мнение объявленное в предложении в Москву посланном касалось наипаче до учреждения в верхней стране реки Шилки главного места, откуда бы способно было покорить живущих там в соседстве народов. Притом не умолчал он и о реках Амуре и Зее, что тою же экспедициею можно будет и по оным рекам много учинить полезного. Он думал, что можно тут приобрести другое Сибирское государство. Того ради и двойное сие намерение соединилось при его отправлении. Ему велено было с 300 человеками казаков следовать на Амур обыкновенною дорогою чрез Илимск вверх по Олекме и Тугиру рекам, над всеми служивыми людьми у Онофрея Степанова принять команду, при Амуре или Шилке приискать способное место под острог, и строение оного всеми служивыми совершить в скором времени. Ружьем, порохом и свинцом приказано было снабдить его из Тобольска, и отправить наперед в Тугирской острог знатное число хлебного запасу из Илимска: токмо ничего сего не воспоследовало в такую силу, как определено было. Пашков отправился в путь из Енисейска Июля 18 дня 1656 году, не получив еще из Тобольска, всех припасов, кои к нему отпустить велено. Ежели верить словесным объявлениям тех людей, коих отцы были в сем походе, то при отъезде находилось у него людей 566 человек. Он не следовал в [125] сем пути вышеписанною дорогою, но шел вверх по Ангаре и чрез озеро Байкал до реки Селенги, а сею, и рекою Хилком в Иргенской острог, откуда отправился сухим путем на реку Ингоду, коею следовал вниз до реки Шилки, где основал он город Нерчинск, не будучи еще в состоянии вступить в правление деле Амурских. Сия перемена дороги была причиною, что отправленной в начале весны того году провиант с Устькута не дошел до Тугирского острогу. Люди шли на судах медленно, думая что Пашков с своею командою скоро к ним подоспеет, и учинит им вспоможение. Они на реке Олекме по разным местам замерзли, а хлебной запас где остался, о том не известно. По счастию находилось еще в Илимске 225 четвертей ржаной муки да 500 пуд приготовленного на семена хлеба, что велено было отдать Пашкову при проезде его сим местом. Препровождая зиму в Братском остроге, приказал он помянутой запас к себе привесть.

В следующее лето дошел Пашкове до Иргенского острогу, а весною 1658 году отправился на Шилку, учинив в тоже время определение, чтоб по прошению Тунгусов при реке Конде, на коих часто нападали Мунгалы, поставить острог в их земле, которой по положению своему между двумя [126] озерами, Телемба имянуемыми, прозван Телембинским. Понеже уже известно было, что при реке Нерче, как в такой стране, которая к построению города более прочих выгодностей имеет, мало лесу на строение находится; то запас оной Пашков на дороге. И так Нерчинск того же лета 1658 году построен, токмо не под сим именем, но под званием Нелюдского Тунгуского острога; потому что знатнейшие около того места живущие Тунгусы Нелюдскими называлися, а понеже сии Тунгусы после того вскоре отдалились оттуда, и ясаку с себя платить не стали; то имя Нелюдской переменено на Нерчинск. У Пашкова был сын Еремей, которой по грамоте из Москвы определен был отцу своему в товарищи. Его хвалят тем, что он сперва в Братском остроге против взбунтовавшихся тамошних Бурят, а здесь против ослушных Тунгузов в разных походах оказал хвою храбрость. Тунгузы полагались на вспоможение Китайское, а Руские терпели во всех вещах недостаток чего ради наилучшие приготовления остались бесплодными.

В Иргенском уже остроге изошел почти весь привезенной запас; а заведение в Нерчинске земледельства не скоро происходило в действо: Ибо тамошние жители [127] сказывают, что предки их терпели там с Пашковым такой голод, что едали лошадей, собак и всех нечистых зверей на промыслу убитых. Однако сему недостатку еще пособлено было отчасти присылкою в 1659 году муки из Илимска в Тугирской острог. Напротив того большая нужда состояла в военных потребностях, без которых против ослушных Тунгузов ничего важного начать не можно было. Как из Тобольска ничего не приходило то напоследок вздумали порох и свинец, зарытые Дмитрием Зиновьевым в Тугирском остроге в землю, вырыть, и привесть в Нерчинск. Сего ради Хабаров послан был туды в 1658 году для показания места, но там ничего не нашли. Михайло Сорокин и его товарищи, шедшие в 1655 году на Амур, вынув клад, поставили для памяти крест, на котором дело их прописано было. Там видны еще были остатки шалаша, в котором порох перекрутили.

Когда Пашков строил еще город Нерчинск, или наипаче, говоря по тогдашнему, Нерчинской острог, то 1658 года летом послал он 30 человек под предводительством Пятидесятника вниз Амура, чтоб искать Онофрия Степанова и состоящих под ним казаков, объявить им Царской указ, [128] что он определен над ними начальником, и велеть им прислать 100 человек в Нерчинск, а прочих оставить в Албазине, где новой острог заложить имеют. Но Степанов приведен был уже не в состояние исполнить по сим приказам.

Китайцы на 47 бусах, людьми, пушками и мелким ружьем довольно снабденных, застали Степанова с войском Июня 30 числа того ж года ниже устья реки Шингала, как он по своему обыкновению хотел осмотреть нижние места реки Амура. Руских хотя было 500 человек, токмо они не все служили. Некоторые со страху еще до сражения от прочих отделились, а другие добровольно Китайцам сдались. И так Степанов преодолен был превосходною неприятельскою силою, и безвестно пропал с 270 человеками, которые либо убиты, либо полонены Китайцами. Собранного ясаку было с ними 80 сороков соболей, которые со многою другою добычею достались Китайцам.

Надлежало бы думать, что оставшиеся Казаки, из которых 180 человек встретились с посланным от Воеводы Пашкова Пятидесятником были бы рады при сем нещастии новому предводителю, которой бы вступясь за них, привел дело, сколько возможно, в лучшее состояние; но необузданная вольность, [129] которая с самого начала между находящимися при Амуре господствовала, не легко укрощена быть могла. Они привыкли иметь начальников из своих братей. В Есаулы, Сотники и в другие чины избирали они сами, и все дела важные по воле народа во всеобщем собрании решимы были.

Чаятельно сие и причиняло наибольшее затруднение, что они любили ходить на добычу, в чем никому ответу давать не имели. Они не токмо противились Казакам, от Пашкова посланным, но и отняв у них провиант отпустили их назад в Нерчинск. После пошли они паки по Амуру вниз до его устья, где перезимовав, следующею весною 1659 года с 18-тью сороками соболей, взятых ими в ясак с Гиляков, возвратились в Камарской острог; а между тем соединились с ними еще 47 человек, которые ушли с прежнего сражения. Тут разделились они на две части: Сто семь человек возвратились со взятым ясаком на Лену, где они по большой части разошлись, кроме семи человек, которые принесли ясак в Енисейск, и с тем далее в Москву посланы были. Оставшиеся в Камарском остроге 120 человек пошли осенью на реку Зею, где Тунгузы им еще верны были, но после разбежались же, не мысля более о сборе ясаку. Многие из них в 1660 году [130] пришли в Якутск. Последние 17 человек явились в 1661 году Воеводе Пашкову, объявляя, что готовы слушаться его приказов.

Тогда Пашков находился в Иргенском остроге, и послал своего сына с партиею Казаков, в числе коих было 15 человек из Амурских, против ослушных Тунгузов. Но они 4 Сентября лишь только переправились чрез реку Ингоду, то Амурские Казаки ночью ушли на плотах в Нерчинск, и оставленную там Пашковым небольшую команду, из которой еще большая часть была на рыбном промысле, привели угрозами до того, что она им не препятствовала. Они возвратились на Амур на судне в Нерчинске ими найденном, а от туда пошли сухим путем на реку Тугир в надежде, что на Лене, или где нибудь инде найдут себе лучшее житие. Но там встретился с ними Сын боярской из Тобольска Ларион Борисов сын Толбузин, присланной по Московской грамоте на смену Воеводе Пашкову в Нерчинске. Сей взял их обратно с собою. После при Амуре ничего более не происходило, пока, спустя несколько лет потом для некоего нового случая верхние места оной реки вновь Россиянами населились.

Текст воспроизведен по изданию: История о странах при реке Амуре лежащих, когда оные состояли под российским владением // Ежемесячные сочинения к пользе и увеселению служащие, Август 1757 года. СПб. Императорская академия наук. 1757