-

СДЕЛАННОЕ НА МЕСТЕ ОПИСАНИЕ ГОРОДКОВ КАЗЫМСКОГО И ЛЯПИНСКОГО. ¹

Невероятно, до какой степени трудно между Самоедами и Остяками что-либо разведать. Не только в делах посторонних, занимательных только для любопытства посетителей, но даже в делах служебных, очевидно относящихся к пользе края, Самоеды и Остяки вообще очень тяжелы на расказы. Путешественники [495] и историки справедливо об них относятся, приписывая им нрав скрытный в высочайшей степени. ² И очень затруднительно решить, откуда это происходит: есть-ли результат климатической угрюмости, замечаемой и в других племенах приполярных, или произошло от обстоятельств, в следствие которых Сибирские инородцы привыкли видеть во всех делаемых им распросах цель корыстную, истязательную? ³ Последнее, кажется, должно быть вероятнее, потому, по-крайней-мере, что доказательства тому ближе и свежее. ⁴

Розъискать между этими дикарями какой-либо статистический факт, разведать что-либо малейше относящееся до количества предметов и источников их богатства, даже домашнего наочного состояния, почти невозможно. Не менее, если не [496] более затруднительно это и в делах относящихся до изъискания каких-либо преданий о древнем их быте, каких-либо сказаний о поверьях их и обычаях, или какого-либо рассказа об остатках древностей, хотя это не должно-бы возбуждать в них никакого опасения.

Вот почему о древних остатках острогов Казымского и Ляпинского, не было никакой возможности добиться на-месте даже намека на причину и время их построения. Обыкновенный ответ Самоеда и Остяка, о чем-либо подобном спрошенного, всегда один и тот-же: «Может-быть знают это другие: спросить-бы надо у стариков!» Так отвечают даже самые старики, и притом такие, которые знают, что старее их никого нет.

Разумеется, есть одно средство, которое употреблялось очень удачно пожилыми «промышленными» ⁵ и употребляется столько-ж успешно новейшими торговцами и бродячими аферистами, для разузнания всего, что только может быть полезно их корыстолюбию и пронырству. Средство это весьма простое; именно — простое русское вино. Но эта постыдная стратегия, кроме своей презрительности, может быть вовсе неудачна для того, кто ищет не занимательности, а достоверности какого-либо известия, достойного истории или по-крайней-мере современного любопытства. Рассказы пьяной толпы редко стоят какого-либо внимания, и почти всегда бывают созданием тогоже хмеля, которым покупается воображаемая история. Таким образом, минуя эти способы, не [497] остается ничего, кроме внимательного соображения фактов уже дознанных, известий записанных прежними путешественниками и повествователями, для-того-чтоб сколько-нибудь вероподобнее определить время и причины построения городков, а потом острогов Казымского и Ляпинского.

Вот сказания, записи и догадки самых главных авторитетов, которыми можно и должно пользоваться вообще относительно Сибири.

О городище Казымском, или иначе о Юильском-Городке, так писал знаменитый Миллер ⁶:

«В начале весны 7191 году ⁷, отправился Ермак в поход на реку Обь для продолжения военных действ, которые Пятидесятник Брязга за год пред тем при реке Иртыше благополучно начал. О сем походе в простых Летописцах более не упоминается, как только, что многие небольшие городки и прочие жилища при реке Иртыше и при Оби, и между прочими местечко «Назымской-Городок» завоеваны, которого Князь в полон взят, и найдено у него множество богатства. А в Тобольском Летописце наперед упоминаются находящиеся в низ по Оби Кодские-Городки или Волости, которые Ермак завоевал, и, получивши богатую добычу, ясак на них наложил; а потом уже объявляется о вышереченном городке, но имя оного так [498] неясно написано, что не можно знать «Назымской»-ли, или «Казымской» читать должно. По показанному порядку, когда Кодские-Волости прежде в ясак положены были, вероятнее-бы было, чтоб читать «Казымской»-Городок: ибо Казым есть река, по которой множество живет Остяков, и которая ниже Кодских-Волостей, а именно, против города Березова с восточной стороны впала в реку Обь, и в древние времена на той реке был нарочитый Остяцкий городок, которого Остяки и поныне под именем Казымского-Городка известны ⁸; однакож не думаю я, чтоб о том месте в Летописце говорилось. Древней Казымской-Городок отстоит от устья реки Казыма на 150 верст. Весьма-бы трудно и продолжительно было одним походом столь далеко итти в верх по реке Казыму. Сверх-того сомнительно, имел-ли Ермак о таком отдаленном стороннем месте какое известие; ибо что до того времени покорившиеся Остяки оное самовольно открыли, и сами себя проводниками объявили, то кажется невероятно. А понеже еще другая есть впадающая в реку Обь река, под именем Назим (или по свойственному Остяцкому произношению Мозим), которая выше реки Иртыша с северной стороны устье имеет, а на оной, не в дальнем расстоянии от реки Оби, некоторого старинного Остяцкого городка следы видны; сей-же городок находился близко, и Казаки об оном весьма легко проведать могли: того-ради по моему мнению сие местечко за объявленной в летописцах Назымской-Городок почитать надлежит, так что Ермак либо пред Кодским походом, либо, следуя порядку Тобольского Летописца, на возвратном из оного походу пути, в верх по Оби идучи, сие место взял. [499] Впрочем имя Назымского-Городка ныне уже не в употреблении. Остяки называют оной «Янг-Вам», то есть «Клин-Городок», потому-что оной находится на высокой острой горе, которую по внешнему виду клину уподобляют; а Назымская Волость есть употребительное имя, которым, в Тобольских, Ясачных Книгах, при реке Назыме и около ее устья при реке Оби живущие Остяки пишутся, а с нею не надлежит смешивать ту волость, которая вышепоказанным образом при реке Иртыше такимъже именем называется. В Тобольском Летописце означается еще и день, а именно, 20 число июня, когда Ермак, с Обского походу назад приехал».

В другом месте, вот что говорил о томъже городке Миллер ⁹:

«Пятое имя «Юил», или «Юильской-Городок», в тамошней стране по двум местам памятно. А именно в верху при реке Сигве был Вогульской городок, которой в прежние времена так назывался; также и прежней Остяцкой городок при реке Казыме именовался темъже званием. От чего сие имя произошло, того без знания Зырянского языка угадать не можно. Бывший в верху реки Сигвы городок по-Вогульски называется «Сек-Теллек-Ум», и оное утверждается только на тамошнем положении места. Ибо «Сек» есть Вогульское имя реки Сигвы, а «меллек» значит вершину или верхние места некоторой реки. Вогульская деревня, ныне там находящаяся, на Руском языке со удержанием прежнего имени называется «Юильские-ІОрты», а по-Вогульски [500] «Волкотль-Пауль», которые имена не имеют никакого сходства. Однакож при реке Созве был еще иной Вогульской городок, по-Вогульски называемой «Ели-Ум», из которого звания по неправильному произношению легко сделаться могло имя «Юил» или «Юильской»: только мне кажется они не так вероятно. Ибо Зыряне переменивши «Ели» на «Лули» и перетолмача Вогульское слово «ум» чрез Зырянское «карра», что также как и оно значит «город» или «городок», сие место «Лули-Kappa» назвали, от чего еще имя тамошней деревни «Лули-Карские-Юрты» осталось ¹⁰. По моему мнению верхней городок на реке Сигве под именем «Юильского-Городка» разуметь должно».

В рассуждении городка или острога Ляпинского, Миллер говорит ¹¹:

«Третье имя «Ляпин» есть звание некоторого Вогульского местечка при реке Сисве, впадающей с северной стороны в Созву, расстоянием оного 30 верст от устья оные, при малой речке именуемой «Ляпина», по-Вогульски «Лопинг-Соим», по которой и бывшей там городок назван был «Лопинг» или «Лопынг-Ум». Ляпинская Волость Березовского уезду звание свое получила оттуда-же, и в Березове часто слышно, что самая Сигва река в просторечии Ляпиною называется. Ныне там еще есть [501] Вогульская зимняя деревня ¹². А в древние времена, и тогда еще, как вышереченные приключения происходили, было сие место славно по торгам, тут производившимся от Руских и Зырян с Вогуличами и Остяками. Обе вышепомянутые дороги как от Шокура ¹³ к Сигве, так и от Илича на Созву, в зимнее время там соединялись. И того-ради, по объявлению тамошних Вогуличей, которые от своих предков о сем слыхали, построены там были Руские торговые лавки, от которых однакож ныне никаких следов более невидно, потому-что оные стояли только до того времени, как город Березов был построен, в которой все купечество из прочих тамошних, мест переведено было».

У Фишера, позднейшего историографа Сибири, об этих обоих городках никаких известий нет. Он только упоминает ¹⁴ о той охранительной грамоте, которая была дана в 7094 (то-есть 1586) году, Царем Феодором Иоанновичем, Остяцкому Князю Лугую, где, между прочими местами, Князю этому подведомственными, упоминаются и городки Юильский и Ляпинский ¹⁵. Миллер также нашел эти имена в тойже самой грамоте Царя Феодора Иоанновича, данной Лугую в 7094 (1586) году, где по [502] титуле ¹⁶ сказано: «Проезжал к Нашему Царскому Величеству с великия реки Оби, Куновата города, да Илчмы города, да Ляпина городка, да Мункоса городка, да Юила городка, да Березова городка, Лугуй Князь». ¹⁷ Отсюда, кажется, выходит, что именно в тех самых местах, или по-крайней-мере по близости, где теперь находятся остатки острогов, стояли прежде, упоминаемые в этой грамате, городки Юильский и Ляпинский. И хотя Миллер не соглашается с тем, а утверждает, как видно выше, что Юильским-Городком должно принимать Вогульский городок на вершине реки Сигвы, а не на Казыме, но это вовсе кажется несправедливо. Противное тому доказывается ясно тем, что: во-первых, в самой грамате сказано, что Лугуй приезжал от шести Остяцких городков, а Князь Лугуй действительно, как известно и теперь от Куноватских Остяков и от потомка его Князя Лазаря Артанзиева Куноватского, был только Князем Остяцким и имел во владении у [503] себя все эти упомянутые места, но с Вогулами, у которых были свои Князцы в то время, никаких отношений не имел; следовательно и городки Юильский и Ляпинский были именно Остяцкие, принадлежавшие Куноватским Остякам роду Лугуя: Юильский-же Городок на вершине реки Сигвы, был по словам самого-же Миллера, Вогульский, и если был действительно, то очевидно не тот, о которому говорится в грамоте Лугую от Царя Феодора Иоанновича ¹⁸; во-вторых, владения Куноватские никогда не простирались до вершины реки Сигвы, сколько известно теперь от Куноватских Остяков, и как видно из самого-же Миллера, который всегда там назначает место Вогулам: следовательно все-таки никак нельзя думать, что это был один и тотже городок; наконец, в-третьих, Юильский-Городок на реке Казыме находится от Березова на восток в 250 верстах, а Юильский-Городок на вершине реки Сигвы от Березова на запад верст более 600; следовательно, разница в расстоянии этих двух мест почти на 1,000 верст, и самые страны света и реки, где они помещаются, совершенно противоположны. Такие далекие и темные предположения удерживать, как удерживает их Миллер, значит делать историю слепою.

Все эти выписки и голоса историков приведены только для того, чтобы припомнить древнее происхождение [504] названий этт.х мест. Но что находящиеся ныне остатки древних построений в Казыме и на Ляпине вовсе не суть остатки тех городков, о которых упоминают Миллер и Фишер и о которых говорится в грамате, данной Лугую: это не может подлежать ни малейшему сомнению. Не пускаясь в подробные доказательства явной невозможности векового существования построек рук Остяцких или Вогульских, и почти очевидной невозможности какого-либо военного или. гражданского у них зодчества, стоит только взять в рассуждение: следует-ли археологии ожидать, а истории производить создание каких-то фантастических развалин фантастической архитектуры от дикаря, который поныне не в состоянии срубить порядочного хлева для своей гибнущей от стужи семьи, и которому, как известно, недостает для сооружения крепости или цитадели, не только архитекторского смысла, но даже простого топора.

Видимые теперь при поименованных реках остатки, суть нечто иное, как развалины Русских Казачьих Острогов недавнего построения, воздвигнутых для защиты от некрещенных Самоедов, часто нападавших на Остяцкие жилища, где только виделся крест или слышался колокол. Острогам Казачьим даны были теже имена, потому-что они выстроились вероятно на местах, или близь мест прежде бывших городков тех названий ¹⁹. Время их [505] построения не может восходить дальше 1730 года, даже по всей вероятности должно быть позже. В старых делах Березовской Воеводской Канцелярии хранятся два Высочайшие Указа от 18 августа 1730 и от 1 и января 1731 года, следовательно от времени Государыни Анны Иоанновны, которыми повелено: «Березовского Воеводства в Ясачных Волостях, и для охранения Ясачных Остяков от воровской Самояди, построить Острожки в Обдорской, Сосвинской, Ляпинской и Казымской Волостях; для караула же посылать: в Обдорск, главного одного и пятьдесят казаков, а в прочие городки, главных по одному да по два казака». ²⁰ Это, кажется, довольно определенно и решительно.

Настоящее состояние городков Казымского и Ляпинского есть следующее.

Развалины Казымского-Острога стоят в нынешней Казымской Волости Кондинского Отделенья Березовского Округа, на тундре, на правом берегу Казыма, от течения ее верстах в 30, при безъименной ничтожной речке. От Березова считают до них 275 верст (по Миллеру, только 150). Верстах в 5 ниже, торчит одна безъименная юрта. Верстах в 20 и 30, в стороне, находятся [506] юрты Остяков, называемые Ельбигорские. Место, где теперь стоят развалины, называется Юильскии-Городок. В январе месяце обыкновенно бывает оно сборным местом ясака с Казымских Остяков. Окрестность совершенно пустынна и открыта; вблизи мало лесу, ель и сосна; а далее начинаются частые кедровники.

Остатки Ляпинского-Острога находятся Березовского Округа Кондинского Отделения в Ляпинской Волости. От Березова вверх по Сосбе до устья Ляпины считают до 500 верст, а оттуда (у Нельдиных-Юрт) поворот на Ляпину, и по Ляпине еще вверх считается до развалин острога 250 верст. От этого места до Урала полагают уже не более 50 верст к западу. Развалины острога находятся над самым правым берегом реки Ляпины ²¹. Место это никем необитаемо. Только во время положения ясака Ляпинскими Остяками, в январе, против острога через реку на противоположном берегу бывает торг хлебом в двух юртах и нескольких амбарах, нарочно построенных для этого случая. Торгуют тогда там Архангельские и Вологодские Зыряне. Верстах в 7 от развалин острога находятся юрты Остяков, называемые Шокурьинскими. Ширина реки Ляпины в том месте, где был острог, более версты. В окрестностях есть обильные леса, большею-частию кедр.

От Ляпинского-Острога остаются три деревянные строения, из кедрового круглого 4вершкового леса, и частокол, то-есть палисад, также круглый кедровый. Строения, состоящие из башни и казармы с анбаром, очень ветхи; [507] а палисад почти весь повыпал и покосился. В том строении, которое должно-полагать было казармою, есть еще остатки сырцового кирпича, вероятно от печи. Внутри башни лестницы нет, а стоит ветхая жердь с вырубленными ступенями, вероятно поставленная недавно каким-нибудь любопытным заезжим; ворота тесовые, некованые, на деревянных пятах: высота башни от основания до верхнего сруба, который был вероятно бойницей, 6 3/4 арш.; высота остатка бойницы 3 1/2 арш. Погонная ширина нижнего сруба башни (со стороны ворот), 5 3/4 арш.; длина (с других сторон), 6 арш.; бойница шире и длиннее нижнего сруба по 5 верш. кругом; высота казармы от основания до кровли, 4 3/4 арш.; стороны квадратного основания, по 6 арш.; кровля неизмерена. Строение, служившее по-видимому амбаром для казарм, неизмерено вовсе, потому-что, во время обозрения, было завалено сугробами снега.

От Казымского-Острога сохранились только две башни, обе из круглого соснового 4вершковаго леса. В одной из башен, высота нижнего сруба 5 арш.; стороны квадратного основания, по 7 арш.; высота бойницы, 2 арш.; вся она длиннее и шире нижнего сруба на 5 верш. кругом: ворота тесовые, некованые: от них остался один только створ. Второй башни, нижний сруб вышиною в 5 арш.; длина основания (по сквозным воротам), 6 3/4 арш.; с других сторон, 6 арш.; бойница и тесовая кровля бойницы неизмерена; ворот уже нет.

Комментарии

1. Составлено Тарского Земского Суда Заседателем Шершеневичем по препоручению Тобольского Губернского Начальства, в дополнение к известиям об остатках старины в Березовском округа Тобольской губернии, помещенных в Ж. М. В. Д. ч. V. с. 345-350. Г. Шершеневичь, исполняя со всею тщательностью возложенное на нею поручение, снял и рисунки с описанных им развалин, которые находятся в М. В. Д.

2. Известный Г. Словцов, знавший и описывавший Сибирь по личному долголетнему опыту, говорит, что «у сына Самоеда не доспросишься об имени отца, если посторонний не вызовется сказать: есть без сомнения в народном дух основания к такой сокровенности». Историческое Обозрение Сибири, к. I. с. 7-8.

3. «То неоспоримо, что Сибирский житель» от бобыля до гостя, еслибы последнему было тогда место в Сибири, не всегда был свободным хозяином продаваемого товара, но пайщик от безъимянного лица; если же и удавалось кому быть хозяином независимым, то продавал от потаенно. Это стеснение водилось не в городах, а на дальних ярманках, Ибо не на чем основать привычки, доныне продолжающейся в Северных ярманках, чтобы продажные шкуры носить скрытно под полою, как не на старинном описании денного грабежа». Историческое Обозрение Сибири, к. I. с. 305.

4. Что говорит Словцов вообще о прежних торговцах, то в настоящее время должно отнести собственно к Остякам и Самоедам только. Можно быть тому очевидцем на Обдорской ярманке и в других местах, где только чем-либо торгуют инородцы, иди промышляют.

5. Так назывались прежние выходцы в Сибирь, «которое слово», говорит Миллер, «значит человека на житье себе промышляющего». История Сибирская, г. V. § 1.

6. Это ошибка: следует читать «7091 году», что, по надлежащем расчете, совпадет с 1583 годом, эпохою завоеваний Ермаковых.

7. История Сибирская Миллера, г. III. § 33.

8. Из этого уже видно, как у Миллера смешиваются понятия о Казымском-Городке собственно и о Казымском-Остроге.

9. История Сибирская Миллера, г. III. § 88.

10. Люли-Карские-Юрты и теперь существуют. Но это едва-ли был городок Вогульский. Нынешние Люди-Карские-Юрты по Сосве от Березова верстах во 120 не более, и места эти издревле занимаемы были Сосвинскими Остяками. Впрочем, кажется, Миллер часто смешивает Сосвинских и Липинских Остяков с Вогулами.

11. История Сибирская. Миллера, г. III. § 86.

12. Это могло быть прежде. Но теперь, сколько известно, Березовцы и Остякн Сосвинские называют Ляпиною именно ту реку, которая, и на географических картах, значится под именем Ляпины.

13. И теперь есть Шокурьинские-Юрты, где бывает зимою сборное ясачное место.

14. Сибирская История Фишера, к. I. о. 2. § 39 с примечаниями.

15. Сибирская История Миллера, г. Ш. § 80 с примечаниями.

16. Граната эта примечательна, как дипломатическая редкость, тем, что она есть единственная, где Титул Царский полнее словами: «и великия реки Оби», стоящими прежде выражений: «и северныя страны Повелитель и иных многих земель Государь».

17. Этой граматы (о которой Миллер, в Истор. Сибир. г. III. § 80 с примечаниями, и Фишер, в Сибир. Истор. к. I. о. 2. § 39 с примечаниями, говорят, что она хранилась до их времени у Куноватских Остяков), более уже нет в Сибири. Она заменена другою жалованною «или жаловальною» граматою в следствие первой, которая дана уже Императрицею Екатериною II Куноватскому Князю Остяцкому Якову Артанзиеву, потомку Князя Лугуя. января 14 1768 году в Москве. При ней от Двора присланы тому Князю жалованный кафтан бархатный с золотым шитьем, такая-же шапка и трость. Все это хранится и носится иногда теперешним Князем Куноватским Лазарем Артанзиевым. Такая-же грамота, кафтан и прочее даны тогдаже вместе Обдорскому Князю Матвею Тайшету, от которого перешли по наследству к теперешнему Обдорскому Князю Ивану Тайшету.

18. Теперешний Куноватский Князь Лазарь Артанзиев считается только Князем одних Куноватских Остяков. Он расказывает, «что предки его владели всеми теми местами, которые помянуты в первой грамате, но владения те отпали от него потому, что, в старости своей, предок его не мог разъезжать для их обозрения, и размести, в каждом отдельном роде по одному доверенному старшине, за которыми, в последствии, владения эти и остались».

19. «Ляпинский Городок», кажется также стоял не-подалеку от теперешних остатков «Ляпинского Острога». Местность, согласно с Миллером, таже. Только, в таком случае, река называемая им Сигвою, должна называться, как ее называют теперь, Ляпиною. И то, что у Миллера значится в вершине Сигвы, выходит верстах в 250 от устья Ляпины, впадающей в Сосву.

20. «Главный» вероятно значило какой-нибудь чин казачий. Видно, что Обдорский-Острог был тогда важнейший, но теперь от него никаких следов не осталось. Известно только, что в Обдорске, еще между 1806 и 1808 годами, были остатки развалившихся башен и палисада: по все это было так ветхо, что едва держалось над крутизною Пулуя; почему бывший в то время Губернатор Корнилов приказал развалины эти для безопасности убрать и место расчистить. О Сосвинском-Острожке, упоминаемом в упомянутых Указах, ничего не известно, и по реке Сосве, в настоящее время, нигде следов подобного построения невидно.

21. Миллерова Сигва?

Текст воспроизведен по изданию: Сделанные на месте описания городков Казымского и Ляпинского // Журнал министерства внутренних дел, № 6. 1844