-

ДЕПЕШИ ПРУССКОГО ПОСЛАННИКА ПРИ РУССКОМ ДВОРЕ БАРОНА АКСЕЛЯ ФОН-МАРДЕФЕЛЬДА, 1740 ГОДА.

(Перевод с подлинников, находящихся в Берлинском государственном тайном архиве).

16.

Мардефельд — королю.

С.-Петербург, 22-го октября 1740 г.

Всемилостивейший государь! Болезнь императрицы приписывают тому, что кто-то необдуманно сказал ей в прошедшее воскресенье, что принцесса Анна приобщилась св. тайн; это сильно поразило ее, потому что она вообразила, будто племянница ее умирает; так что подагра, которую она чувствовала то в руке, то в ногах, вдруг бросилась внутрь. Это, в связи с боязнью императрицы умереть, как и мать, ее, от павшей внутрь подагры, встревожило всех и заставило опасаться за ее жизнь, особенно после кровавой рвоты. Острая боль в пояснице увеличивала затруднения докторов, заключавших о присутствии камня, могущего сократить ее дни, подобно тому, как это случилось с ее сестрою, покойною герцогинею мекленбургскою.

Теперь все убеждены, что они ошибались на этот счет. Она обыкновенно наблюдает умеренность в пище и питье, чего не делали ни мать, ни сестра ее, так что все льстят себя надеждою, что она достигнет глубокой старости. До сих пор ее нельзя считать вне всякой опасности, хотя и стараются всех уверить в этом; но я надеюсь, что, с Божией помощью, ко времени отправления обыкновенной почты, она окончательно оправится.

В ночь с понедельника на вторник, все маиоры гвардии, равно как и фельдмаршал, кабинет-министры, обер-гофмаршал и другие [199] знатные лица не выходили из дворца, а всем солдатам гвардии отдан был приказ оставаться в казармах; поэтому все было совершенно спокойно.

Все семейство герцога курляндского находилось в продолжении кризиса в невыразимом отчаянии. Правда, что герцог, обладающий стойкостью, умел при людях владеть собою; но у себя дома он заливался слезами, равно как супруга и дети его.

После того, как был обнародован манифест, в котором императрица называет великого князя (Ивана Антоновича) своим преемником, все русские знатные лица, включая туда и генерал-аншефа Бирона, явились для целования руки к герцогу брауншвейгскому, чего они никогда до того времени не делали.

Причина нездоровья принцессы Анны та, что она вознегодовала против девицы Блезендорф, за то, что последняя поссорилась с девицею Менгден, фрейлиною и фавориткою ее императорского высочества, титул, даваемый теперь всеми, находящимися здесь на службе, принцессе, как матери их будущего государя.

17.

Mapдефельд — королю.

С.-Петербург, 25-го октября 1740 г.

Всемилостивейший государь! Здоровье императрицы улучшается все более и более, так что здесь все льстят себя надеждою, что в конце недели ее можно будет перенести в зимний дворец.

Принцесса Анна, не смотря на свою большую слабость, не перестает однако исправно являться каждый день к императрице.

Мне сообщили за верное, что на случай смерти императрицы назначено двенадцать правителей, а именно: принцесса Анна, герцог курляндский, генерал-фельдмаршал князь Трубецкой, генерал-фельдмаршал граф Миних, граф Остерман, князь Черкасский, генерал Ушаков, адмирал Головин, обер-шталмейстер князь Куракин, тайный советник граф Головкин, кабинет-министр Бестужев и тайный советник Нарышкин, и что принцесса Анна будет иметь два голоса, для того, чтобы она имела возможность дать перевес на ту сторону, на которую пожелает.

Не смотря на все толки, я все еще сомневаюсь, чтоб герцог курляндский был в числе правителей, и остаюсь при том мнении, что если б императрица умерла, то его светлость возвратился бы в Курляндию.

Что же касается других правителей, то я предполагаю, что генерал-фельдмаршал граф Миних будет за одно с генералом Ушаковым, адмиралом Головиным, князем Куракиным и кабинет-министром Бестужевым, тесно связанными между собою дружбою; а фельдмаршал Трубецкой, князь Черкасский, граф Головкин и тайный советник Нарышкин, с своей стороны, также тесно сблизятся между собою. Герцог курляндский по-видимому разделит интересы первых, а граф Остерман, не высказываясь открыто, втайне будет более расположен к партии последних.

18.

Мардефельд — королю.

С.-Петербург, 25-го октября 1740 г.

Всемилостивейший государь! Императрица спала довольно хорошо прошедшую ночь, но она менее спокойна с тех пор, как истерика присоединилась к ее прочим болезням. Впрочем, ее доктор не обращает на это никакого внимания и все еще полон надежд. Грудь ее свободна с тех пор, как подагра пала на ноги. В желудке она чувствует кислоты, или скорее то, что по-немецки называется ein Brennen, в особенности, когда она кушает суп; эту изжогу впрочем доктор надеется легко устранить и, не смотря на внешние признаки, свидетельствующие о присутствии камня в почках, этот же самый доктор, именно Санхес, ученик знаменитого Боергава ручается головою, что если только императрица будет вести предписываемый им образ жизни, то он поддержит ее жизнь до глубокой старости, разве только Всемогущему Богу, Творцу вселенной, угодно будет расположить иначе. За то доктор Шмидт (Томас Шмидт, вольнопрактикующий хирург, находился в России очень непродолжительное время), англичанин, утверждает, что для императрицы нет спасения, но так как он столь же мало непогрешим, как и папа, то можно надеяться, что он ошибается, тем более, что это с ним случалось не раз. Принцессе Анне сделано несколько намеков относительно регентства, но вполне обстоятельно с нею еще не говорили. Если список правителей, в том виде, в каком он представлен вашему величеству в моей всепочтительнейшей реляции, верен, то слухи, касающиеся герцога брауншвейгского, оказались преждевременными; было бы даже смешно требовать от него перемены религии тогда, когда есть и другие члены правления, исповедующие одинаковую с ним веру.

Герцог курляндский сказал принцессе Анне, что если императрица скончается, то он по истине будет чрезвычайно огорчен, но что ему все таки останется прекрасное герцогство, дающее ему хорошие средства к жизни.

Если это верно, то мне кажется, что герцог поступил бы всего благоразумнее, удалившись в свое герцогство и не вмешиваясь более в правление и дела России. Утверждают, будто он поместил все, что у него есть драгоценного в безопасное место. Эта предосторожность была, может быть, излишнею, потому что после теперешних распоряжений, я сомневаюсь в том, чтобы ему было чего либо опасаться. Действительно, в чем можно упрекнуть его? Царствование ее величества императрицы было одним из самых славных, чему не мало способствовали его советы; и разве она не властна наградить его за это так щедро, как найдет то нужным.

В ожидании будущих перемен, некоторые слуги герцога смутились и попрятали свои пожитки у друзей, за что получили выговор от своего повелителя; очень может быть, что их неблагоразумие подало повод к вышеупомянутому слуху.

Обер-гофмаршал граф Левенвольде поручил мне почтительнейше вручить вашему величеству прилагаемое при сем письмо.

Я узнал сию минуту, что герцог брауншвейгский, а не герцог курляндский, назначен членом правления, что кажется более правдоподобным. [200]

19.

Мардефельд — королю.

С.-Петербург, 29-го октября 1740 г.

Всемилостивейший государь! Вчера вечером, между 9 и 10 часами, скончалась императрица всея России, 47 лет и 8 месяцев от роду. Четыре последние дня все были убеждены, что она не оправится; подагра снова бросилась внутрь, прекращение месячных очищений и камень в почках не допускали более никакого сомнения на этот счет. Так как ее величество имела во время своего славного царствования убедительнейшие доказательства неизменной верности герцога курляндского, его усердия к ее пользе, его редкого благоразумия и опытности, то она объявила, как словесно, так и в своем завещании, его светлость герцога регентом империи во время малолетства императора Ивана и в этом именно смысле принесена была генералами и многими министрами, уже три дня тому назад, присяга в верности; этому примеру последовали сегодня духовенство, гражданские чины и гвардия.

Уверяют даже, будто гвардия умоляла покойную императрицу назначить герцога — регентом и его высочество не мог отказаться от этого бремени после настойчивых просьб своей благодетельницы и войск.

Ваше величество лишились со смертию императрицы истинного друга; впрочем я думаю, что герцог регент будет питать к вам те же чувства, ибо в нем всегда замечалась склонность действовать в интересах вашего величества.

Честь имею прибавить следующие подробности. В присутствии кабинет-министров и генерал-прокурора Трубецкого был прочитан офицерам и унтер-офицерам гвардии, составившим для того круг, манифест, в котором им возвестили о кончине императрицы и напомнили о присяге, принесенной великому князю; там же сказано, что он примет бразды правления не ранее, как в 17 лет, и что во внимание к услугам, оказанным герцогом курляндским ее величеству императрице и славе России, его превозглашают регентом, что он будет облечен высшею властью, как в делах внешних, так и в внутренних, с правом располагать всею казною.

В манифесте сказано еще, что в случае, если бы герцог пожелал удалиться в Курляндию, то генералитет, и в особенности фельдмаршал (Миних), доставят ему всякое содействие, какое ему только потребуется. Когда чтение кончилось, то фельдмаршал сказал громким голосом гвардии: «Заставите ли вы других повиноваться тому, что сейчас обнародовано?»

Впрочем не подлежит сомнению, что в этом государстве гораздо лучше, чтобы власть сосредоточивалась в руках одного человека, нежели чтобы было правительство, состоящее из многих членов.

Текст воспроизведен по изданию: Депеши прусского посланника при русском дворе барона Акселя фон-Мардефельда, 1740 года // Древняя и новая Россия, № 6. 1876