РЕАЛЬНЫЙ Д’АРТАНЬЯН

Сравнительно немногие герои литературных произведений могли бы похвастаться такой известностью, как д’Артаньян — персонаж романов А. Дюма-отца «Три мушкетера», «Двадцать лет спустя» и «Виконт де Бражелон». У этого персонажа имелся исторический прообраз — реальный д'Артаньян, живший и действовавший в XVII веке. Похождения первого давно уже составили яркую страницу мировой литературы, а приключения второго были достаточно примечательными эпизодами истории [213] той эпохи, когда во Франции утвердилась абсолютная монархия. Реальный д’Артаньян, истинный сын своего времени, прошедший путь от малоизвестного потомка обедневшего провинциального дворянского рода до генерала, верой и правдой служил этой монархии. Если вспомнить, что то было время становления французской буржуазии как класса и попыток неограниченно правивших королей утвердить свое господство, балансируя между двумя социальными силами — феодалами и буржуа 1; что Франция вела продолжительные и кровопролитные войны; что в самой стране развернулась острейшая классовая и политическая борьба, — будет понятно, почему такая фигура, как д’Артаньян, может представлять вполне определенный интерес.

Однако проследить его деяния не так-то просто. Их отчасти заслонили собой творческие конструкции ряда мастеров пера, который открывается писателем конца XVII — начала XVIII в. Г. Куртилем. В середине этого ряда стоит Дюма-отец, а завершают его авторы многочисленных историографических и литературоведческих эссе прошлого и настоящего столетий. Их создатели, разобравшись в некоторых основных фактах, одновременно противоречат друг другу в существенных деталях, осложняя и без того запутанный вопрос. Прежде всего отметим нередкое смешение в одном прообразе литературного героя минимум трех фактически существовавших военно-политических деятелей, так что реальный д’Артаньян (до XVIII в. эта фамилия писалась несколько иначе, а читалась Артэньян) буквально един в трех лицах.

Расчленим же эту «троицу». Все д’Артаньяны имели отношение к одноименному феодальному поместью в нынешнем департаменте Верхние Пиренеи (округ Тарб, кантон Вик-ан-Бигорр). К концу прошлого столетия в селении Артаньян, давно пришедшем в упадок, проживало немногим более 600 человек. Но в средние века местный замок был цитаделью графства в Беарне, этой южной части Гаскони 2. Гаски (гасконцы) — северное, офранцузившееся крыло пиренейских басков, смешавшихся с галлами и вестготами, еще сохраняли к XVII в. языковые и культурно-этнические отличия особой народности, быстро втягивавшейся тем не менее в общефранцузскую жизнь. Когда король Наварры и частично владетель Гаскони стал французским королем Генрихом IV, вслед за ним потянулись на север и иные обитатели южного края. Они покровительствовали друг другу, тащили товарищей «наверх», сообща подставляли конкурентам ножку и образовали в Париже настоящее землячество. Поскольку Генрих IV и его сын Людовик XIII больше доверяли землякам, то подразделение королевских конных мушкетеров (официально получили звание королевских в 1622 г.), несшее придворную службу, состояло почти исключительно из гасконцев, а они использовали уникальный шанс и, подражая коронованным соотечественникам, делали парижскую карьеру. Немало гасконцев было также среди королевских гвардейцев. В данных ротах, позднее — полках, служили и все интересующие нас д’Артаньяны.

Этот фамильный графский титул достался им по женской линии, от семейства Монтескью-Фезансак. Городишко Монтескью, имевший в начале XX в. менее 1 тыс. жителей, находится в департаменте Жер 3. Он был древней столицей баронства Арманьяк, откуда в XIV и XV столетиях «арманьяки» — дворянские отряды титулованных бандитов — уходили на большую дорогу. Самый известный из графов д’Артаньян той эпохи, Пьер де Монтескью (1645-1725 гг.), как раз и являлся уроженцем Арманьяка. Сначала королевский паж, а потом мушкетер, он воевал за интересы Французской монархии на полях Фландрии, Бургундии и Голландии, сражался в 1667 г. при Дуэ, Турнэ и Лилле, в 1668 г. — при Безансоне, а на рубеже XVIII в. за участие в ряде боевых кампаний был введен в избранное число военных правителей провинций. Как генерал-майор 4, затем генерал-лейтенант, полномочное лицо [214] короля, он практически неограниченно повелевал в Артуа и Брабанте 5. Став в 1709 г. маршалом Франции (именно тогда он официально сменил имя д’Артаньян на Монтескью), он поднялся еще выше и распоряжался в Бретани, Лангедоке и Провансе, а в 1720 г. вошел при малолетнем Людовике XV в регентский совет 6. Различные эпизоды бурной жизни этого гасконца были впоследствии по мелочам использованы при лепке образа литературного героя. Но в целом перед нами — «другой» д’Артаньян, хотя и сыгравший в истории Франции более важную роль, чем персонаж известных романов.

Еще один д’Артаньян той эпохи также являлся современником своих нечаянных соперников по будущей славе и тоже внес самим фактом своего существования долю путаницы в вопрос о прототипе литературного героя. Носивший от рождения имя Жозеф де Монтескью, этот граф д’Артаньян (1651-1728 гг.) стал 17-ти лет мушкетером, служил в армейских частях, в гвардии и вновь мушкетером, причем достиг, как и его однофамильцы, не только генеральских званий, но даже офицерских в войсках королевской свиты (должность среднего офицера мушкетеров считалась выше полевой генеральской). Так, он получил чин гвардии капитана в 1682 г., корнета (то есть всего лишь прапорщика) мушкетерской кавалерии в 1685 г., бригадного генерала в 1691 г., младшего лейтенанта мушкетеров в 1694 г., генерал-майора в 1696 г., капитан-лейтенанта 1-й роты мушкетеров в 1716 году 7. Любопытно, что и Пьер, и Жозеф воевали под начальством третьего, «основного» д’Артаньяна, причем Жозеф был его двоюродным братом со стороны матери, а после его смерти перенял титул д’Артаньян.

Прежде чем перейти к этому третьему (но далеко не последнему) обладателю столь известной фамилии, чье место в исследовании особенно существенно, целесообразно сказать о том, каким же образом он попал в литературу. Заслуга эта принадлежит Гасьяну Куртиль де Сандра (1644-1712 гг.), современнику всех трех исходных д’Артаньянов. К 1678 г. он достиг чина полкового капитана, но пренебрег военной карьерой ради публицистики. Имея знакомых среди лиц высшей знати, Куртиль долгие годы тщательно собирал слухи и сплетни, записывал чужие рассказы и хронику дня, интересовался семейными архивами, приобретал редкие издания и в результате накопил массу любопытных сведений. Он написал десятки романов, очерков, памфлетов и фельетонов на исторические, политические, военные и амурные темы, предав огласке множество тайн, интриг и интимных вещей из жизни французского двора, Парижа и сотен разнообразных людей. После его кончины осталось 40 томов рукописей, в которых хватило бы колоритного материала еще не одному писателю. Во Франции при Людовике XIV напечатать все это было абсолютно невозможно. И Куртиль в 1683 г. уехал в Голландию, где и начал серию публикаций, иногда под своим именем, иногда под псевдонимом Монфор, а иногда анонимно, причем значительная часть его сочинений, увидевших свет в Амстердаме и Лейдене, имеет выходные данные вымышленного издателя Пьера Марто в Кёльне. Как только Куртиль возвратился на родину, его арестовали, чтобы припугнуть. Выйдя на свободу, он снова уехал в Голландию и до 1702 г. не выпускал пера из рук. Вторично вернувшись в Париж, угодил на девять лет в Бастилию, вскоре после чего умер 8.

Среди его сочинений имелось и такое: «Воспоминания г-на д’Артаньяна, капитан-лейтенанта первой роты королевских мушкетеров, содержащие множество частных и секретных вещей, которые произошли в правление Людовика Великого» 9. Первый том охватывает время до 1649 г., второй — до 1655 г., третий — до 1673 года. Автором, как видим, назван офицер мушкетеров, живший практически незадолго до того, как книга увидела свет. К тому же начальников самого почетного рода войск знали тогда во Франции все. Эти обстоятельства позволяли современникам проверить реальность приводимых в сочинении фактов и считать [215] Куртиля публикатором или редактором-составителем, придавшим каким-то запискам распространенную форму мемуаров. Не случайно данные воспоминания неоднократно цитируются затем в работах различных писателей и историков начала XVIII в, как бесспорные. Написанные простым и ясным языком, содержащие ряд ярких эпизодов, хотя взаимно и не связанных, но объединенных вокруг увлекательной биографии, воспоминания любопытны сами по себе в качестве памятника эпохи. И даже если бы потом не появился писатель Дюма, то рано или поздно они все равно привлекли бы к себе внимание специалистов, после чего неизбежно встал бы вплотную вопрос о личности мемуариста. Среди не менее полудюжины д’Артаньянов, чьи биографии в той или иной мере отразились в этих воспоминаниях, лишь один был в описываемое время главным начальником мушкетеров. К тому же его жизненный путь более, чем у других, приближается официальной канвой событий к узловым пунктам повествования, изданного якобы в Кёльне. Так мы подошли к третьему, основному прототипу человека, прославленного Александром Дюма.

Но в воспоминаниях 1700 г. никаких генеалогических сведений о герое не содержится. Их выявили по крохам в малодоступных источниках за последние 100 лет. Его матерью была Франсуаза де Монтескью, род которой владел замком Артаньян. Отцом являлся Бертран II, барон де Бац (точнее — Баатц), граф де Кастельмор, чьи предки приобрели все эти титулы, купив их у казны. Они были тесно связаны соседством, хозяйственными и политическими интересами с представителями будущей династии Бурбонов, а дед «нашего» д’Артаньяна барон Мано III 10 провел детство в компании короля Генриха IV и считался его близким товарищем. Родившегося между 1611 и 1623 гг. внука последнего звали Шарль. Любопытно, что ни Куртиль, ни позднее Дюма, который заставил гасконца родиться в 1607 г., не приводят этого имени. Куртиль, избегавший порою точности, мог сообразовывать свои действия с тем, что многие иные представители графской семьи д’Артаньян были еще живы и занимали видные должности, а Дюма просто не знал, как зовут его героя...

Покинув Гасконь ради столицы, Шарль де Бац воспользовался протекцией своего дядюшки при дворе, оперся на опыт уже служивших мушкетерами старших братьев и поступил в гвардию кадетом. В XVIII столетии это понятие не вполне совпадало с его нынешним значением. Кадетами (то есть буквально «малышами») называли тогда находившихся на военной службе юношей, проходивших предофицерскую практику. На деле же это означало, числясь в должности, довольно беспутно проводить время среди себе подобных. Знаменитый военный деятель Людовика XIV, фортификатор и академик С. Вобан так отзывался о кадетах: «Все это люди по большей части безродные, без заслуг, ничего не дающие службе, они ничего не замечают, ни о чем не думают и ничего не знают, кроме фехтованья, танцев и ссор, да к тому же еще весьма дурно образованы» 11. Именно в Париже, куда Шарль попал на много лет позже, чем того захотелось Дюма, он окончательно переменил имя со стороны отца — граф де Кастельмор — на имя по линии матери — граф д’Артаньян, так как материнская родня была знатнее. Он участвовал в осаде Арраса в 1640 г., где прошел школу молодечества в одной компании с такими забияками, как С. Сирано де Бержерак 12; стал мушкетером в 1644 г.; с 1646 г. находился в свите кардинала Мазарини и выполнял в разных местах его тайные поручения; получил в 1649 г. чин лейтенанта гвардии, в 1650 г. — гвардейского капитана, а в 1658 г. удостоился звания младшего лейтенанта королевских мушкетеров и мог теперь отдавать приказания гарнизонным бригадным генералам. После того как Людовик XIV добавил к первой, серой роте мушкетеров вторую, черную, с пелериной иного цвета, д’Артаньян навсегда оставил гвардию и исполнял должность командира «серых», заменяя самого герцога Неверского. Под 1667 г. источники упоминают о нем как о капитан-лейтенанте мушкетеров (капитаном же числился сам король!) и бригадном генерале армейской кавалерии. При дворе он занимал посты начальника [216] королевских птиц и королевских собак, а погиб в 1673 г. при осаде Маастрихта, руководя действиями двух других д’Артаньянов, но годом раньше (а не несколькими мгновениями, как у Дюма) успел стать «полевым маршалом», то есть генерал-майором. Что касается его личной жизни, то хотя Дюма предпочел нарисовать его бездетным холостяком, гасконец женился незадолго до смерти на зажиточной дворянке Анне-Шарлотте де Шанлеси и имел детей, причем наследный принц и герцогиня де Монпансье участвовали в крещении одного из них 13.

Псевдокёльнские воспоминания выхватили из его биографии отдельные события, касавшиеся не столько карьеры (что тут особенного?), сколько пикантных подробностей личной жизни и придворных междоусобиц. Неизвестно, знавал ли Куртиль персонально кого-то из д’Артаньянов и откуда он добыл факты для своего труда. Приходится верить сочинителю на слово. Все читавшие Дюма могут найти у Куртиля, правда, в обрамлении иных деталей, уже знакомые им события и фигуры: путешествие молодого человека из Гаскони в Париж, столкновение с неким Ронэ (у Дюма — Рошфор 14) и потеря письма к командиру мушкетеров де Тревилю, дуэль возле Пре-о-Клерк, вражда с кардинальской стражей, служба в роте королевских гвардейцев дез Эссара, объятия безыменной кабатчицы (Дюма нарек ее Бонасьё), ужасная миледи. В роман «Двадцать лет спустя» попали служба у кардинала Мазарини, поездка через Ла Манш в связи с событиями Английской революции; в роман «Виконт де Бражелон» — арест суперинтенданта финансов Н. Фуке. В то же время Куртиль ничего не пишет об истории с алмазными подвесками, которые Анна Австрийская подарила герцогу Бекнигэму. Отсюда видно, что Дюма черпал материал не из одних «Воспоминаний г-на д’Артаньяна», ибо алмазные подвески фигурируют в сочинении П. Л. Рёдрера «Политические и любовные интриги французского двора», а ряд других фактов и эпизодов заимствован из произведений «Трагикомические новеллы» П. Скаррона, «Занимательные истории» Г. Тальмана де Рео и т. д.; еще обильнее заимствования во втором и третьем романах трилогии 15.

Препарируя Куртиля, Дюма щедро использовал право писателя на художественный вымысел. Достаточно упомянуть, что его литературный персонаж попадает в Париж в 1625 г., в то время как Шарлю это удалось лишь в 30-е годы XVII в., а Пьеру и Жозефу — в 60-е. Но мы, конечно, имеем в виду только судьбу действующих лиц, ибо говорить об отсутствии в мушкетерских романах более важных явлений социального плана означает требовать от романтика-волюнтариста того, о чем тот даже не подозревал. В самом деле, тщетно стали бы мы искать в сочинениях Дюма хотя бы намека на исторические законы. На их месте царит господин Случай. Само собой разумеется, нелепо отрицать роль случайностей вообще, ибо они наполняют жизнь. Но тот факт, что сквозь сцепление случайностей пробивает себе дорогу подчиняющая их закономерность, Дюма никогда не сумел постичь даже отдаленно. На страницах его книг в качестве движущей силы истории превалирует то, что лежит на поверхности, — деньги и эмоции, преимущественно любовь. А когда любовь еще оседлает интригу, то она у него способна творить чудеса. Так что при всех блестящих достоинствах Дюма как писателя его исторические романы не столько «исторические», сколько «романы».

В это суждение следует тем не менее внести одну поправку. Дюма мог все поставить с ног на голову, когда речь шла о [217] масштабных классовых поединках, о «большой политике». Но он удивительно точен, описывая цвет мушкетерской накидки или форму шпажного эфеса. Правда, причина того объясняется не только его эрудицией. У Дюма имелось множество сотрудников, иногда известных, а порою безыменных, помогавших ему собирать материал и придавать собранному первоначальные контуры 16. Почти все из своих 250 или более того литературных произведений Дюма-отец написал в содружестве, хотя главная их часть носит лишь его имя. Соавторы часто ссорились, особенно из-за финансовой стороны дела, но кооперацию прерывали не сразу. Как раз при работе над «Тремя мушкетерами» роль гида по старинным сочинениям, этим шкатулкам, набитым увлекательными эпизодами, взял на себя Огюст Маке.

Маке был историографом национального быта, преподавателем лицея Карла Великого. Его статьи, разбросанные по различным периодическим изданиям и посвященные деталям повседневной жизни в прошлом, известны лишь узкому кругу специалистов. Они напоминают по содержанию сочинения русского ученого И. Е. Забелина 17, а по стилю — А. К. Толстого с тою разницей, что калибр французского автора значительно мельче. Популярнее были пьесы и романы последнего. Не обладавший пылкой фантазией и сочным языком Дюма, Маке зато очень аккуратен и достоверен при описании старинной мебели, одежды, зданий, оружия, пищи и т. п. Дюма мог как угодно пререкаться с Маке, но абсолютно доверял ему, когда тот создавал материальный фон сочиненной автором интриги 18. Кроме того, помогали Дюма подбирать материал еще и писатель Поль Мёрис и драматург Жюль Лакруа, консультировавшийся у своего брата, знаменитого библиографа-медиевиста Поля Лакруа. Вот почему литературный д’Артаньян одевался, ел, скакал и сражался точь-в-точь, как его реальный прототип. Так что здесь историкам не в чем упрекнуть Дюма.

«Три мушкетера» были впервые опубликованы в 1844 г., «Двадцать лет спустя» — в 1845 г., «Виконт де Бражелон» — между 1848 и 1850 годами. Во вступлении к роману писатель рассказывает, что, найдя в библиотеке «Воспоминания г-на д'Артаньяна», он с интересом прочитал их и обратил внимание на загадочные псевдонимы трех мушкетеров — Атос, Портос, Арамис. Долго искал он разгадку, пока не наткнулся с помощью ученого мужа Полена Пари 19 на рукопись «Памятная записка г-на графа де Ла Фер о некоторых событиях, случившихся во Франции в конце правления короля Людовика XIII и начале правления короля Людовика XIV». Этот граф расшифровывает три псевдонима, причем рукопись его столь интересна, что Дюма решил представить ее на общий суд 20. Таким образом, хотя писатель и упомянул о труде Куртиля, но тут же отвлекающим маневром переключил внимание читателей на иной источник. Конечно, он придумал бы другой маскирующий ход, если бы знал, что подлинный Атос, олицетворявший у него графа де Ла Фер 21, никак не мог написать что-либо о правлении Людовика XIV, ибо скончался после дуэли в том же 1643 г., когда умер Людовик XIII и когда «наш» д’Артаньян еще не стал даже мушкетером.

Роман произвел фурор. Имя д’Артаньяна было у всех на устах. В кратчайший срок мещанский ажиотаж сделал четвертого мушкетера национальным героем и возвел его на пьедестал едва ли не рядом с Орлеанскою девой. Публике хотелось знать, где и когда фактически действовал ее кумир. И трилогия еще не подошла к концу, как любители исторической правды уже полезли в старинные хроники. Такой серьезный человек, как хранитель отдела печатных изданий Королевской библиотеки Эжен д’Орьяк, публикует двухтомную книгу 22, [218] с которой, собственно, и началось «артаньяноведение». Не обнаружив истоков компетентности Дюма, он тем не менее установил реальность бытия д’Артаньяна и переиздал записки Куртиля. Тут читатели стали забрасывать вопросами самого Дюма. Последний отмалчивался. Правда, в 1868 г. он в издававшемся им эфемерном журнале-мотыльке «Le D’Artagnan» поместил несколько попутных высказываний насчет происхождения своих героев, но не столько прояснил вопрос, сколько затемнил его.

За дело взялись местные патриоты, особенно гасконские краеведы. Статья следовала за статьей. Постепенно они добились установки мушкетерам памятников и открытия мемориальных досок. Кроме того, был накоплен немалый фактический материал. В начале XX в. увидели свет исследования, в которых проблема ставилась достаточно широко. Подверглись изучению на базе разнообразных источников все персонажи трилогии, вместе и порознь. На этом пути специалисты добились ощутимых успехов. Так, Жан де Жоргэн проследил родословную и карьеру де Тревиля (фактически — Труавиль), а также установил, кого именовали Атосом, Портосом и Арамисом. Оказалось, что это вовсе не псевдонимы, как полагал Дюма, а подлинные имена трех человек, таких же гасконцев, как д’Артаньян. Атос — двоюродный племянник де Тревиля Арман де Силлег д’Атос д’Отвьель, потомок богатого буржуа, приобретшего дворянский титул за деньги. Портос — сын военного чиновника-протестанта Исаак де Порто. Арамис — сын квартирмейстера мушкетерской роты и двоюродный брат (или племянник) де Тревиля Анри д’Арамиц 23.

Фундаментальной была работа крупного архивиста и источниковеда Шарля Самарана 24. Обобщив и подытожив уже накопленное наукой, он произвел, помимо того, самостоятельные изыскания, включая обследование сотен малоизвестных изданий за два века, и обстоятельно рассказал о месте рождения д’Артаньяна и его родственниках, его жизни в Париже, службе в гвардии и мушкетерах, домашнем быте, роли в борьбе между двумя министрами финансов — Кольбером и Фуке, взлете его военной звезды, деятельности на посту правителя г. Лилля и гибели во время второй голландской кампании французской армии. С тех пор ни один исследователь не сумел добавить к результатам, полученным Самараном, ничего сколько-нибудь ощутимого. Не сделала этого даже английская «Дюма-ассоциация», 2-4 раза в год выпускавшая особый журнал 25.

Советский читатель, не знакомый со специальной французской литературой, мог встретить в 1928 г. первое четкое, но беглое упоминание об эксплуатации Дюма-отцом записок Куртиля — в великолепном этюде А. А. Смирнова, касавшемся литературной техники Дюма 26. Однако в ту пору у нас никто не сопоставлял детально романа и его текстового предшественника 27. Так, еще и в 1941 г. Т. В. Вановская ошибочно полагала, что Дюма как фактограф — не более чем плагиатор, который «целиком» почерпнул материал из Куртиля, включая даже «самые мелкие детали» 28. За последнее время в различных периодических изданиях начали появляться небольшие статьи, авторы которых достаточно вольно и обычно в сенсационном духе излагают вышеописанные сведения о Шарле д’Артаньяне, взятые к тому же преимущественно из вторых или даже третьих рук 29. Советские историки почти не занимались этим сюжетом. Исключением является книга [219] Е. Б. Черняка 30, где вопрос освещен хотя и не очень подробно, но весьма квалифицированно. Немалый интерес вызывает в ней описание тайных заданий, которые Шарль получал от Мазарини.

Что касается семейства де Бац — д’Артаньян в целом, то с XVI столетия и до XIX почти все его представители отличались едва ли не фанатической приверженностью к династии Бурбонов. Особенно «прославился» на этом поприще Жан де Бац, который в годы Французской буржуазной революции конца XVIII в. неоднократно учинял контрреволюционные заговоры с целью спасти от народного суда взятых под стражу Людовика XVI, Марию-Антуанетту и их приближенных, потом бежал в эмиграцию, вернулся при Консульстве, а после Реставрации был возведен за заслуги перед династией, как и многие его предки, в генеральское звание 31.

В заключение — еще два слова о Шарле. Стало уже тривиальностью, что когда заходит речь о самом известном герое романов Дюма, то литературоведы, как правило, употребляют эпитет «верная шпага». Действительно, Шарль д’Артаньян был в определенном смысле слова «верной шпагой», яростно защищая интересы феодального класса и его государства.

Л. Я. Шевеленко


Комментарии

1. См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 21, стр. 172.

2. М. Воis, С. Durier. Les Hautes-Pyrenees, etude historique et geographique du departement. Tarbes. 1884.

3. Н. Polge. Auch et fa Gascogne. le Gers en quatre jours. Toulouse. 1958.

4. Генерал-майор назывался в ту пору «полевой маршал» (lе mаrechal des camps), выше которого стоял генерал-лейтенант. Еще выше — маршал Франции, иначе маршал короля (R.-P. Daniel. Histoire de lа milice francaise. Vol. II. P. 1721). Между прочим, герой Дюма, ставший лишь «полевым маршалом», то есть вторым снизу генералом (младшим считался бригадный), отнюдь не являлся маршалом в нашем понимании слова. Так что все подобные истолкования, встречающиеся и у Дюма, и у переводчиков его на русский язык, и у неспециалистов, ошибочны.

5. Р. Anselmе. Histoire genealogique et chronologique de la maison royale de France. T. VII. P. 1733, p. 684.

6. H. Leclercq. Histoire de la Regence pendant la minorite de Louis XV. Vol. 2. P. 1921.

7. G. Sigaux. Preface au C. de Sandras. Memoires de Monsieur d’Artagnan. Mayenne. 1965, p. 18.

8. J.-M. Querard. La France litteraire. T, XI: A-Razy. P. 1854; В. M. Woodbridge. Gatien de Courtilz, sieur du Verger. P. 1925.

9. «Memoires de M. d’Artagnan, capitaine-lieutenant de la premiere compagnie des mousquetaires du rots, contenant quantity de choses particulieres et secretes qui se sont passees sous le regne de Louis le Grand». Cologne. 1700.

10. F.-A. Aubert de la Chesnays des Воis. Dictionnaire de la noblesse. Vol. II. P. 1785.

11. Цит. по: G. Mongredien. La Vie quotidienne sous Louis XIV. P. 1948, p. 153.

12. P. Вrun. Savinien de Cyrano Bergerac. Gentilhomme parisien. L’Histoire et la legende. De Lebret a M. Rostand. P. 1909, p. 13. Знакомство д’Артаньяна и де Бержерака, в свою очередь, обросло легендами. Их использовали Поль Феваль-сын и Максимьян Лассэ, написавшие роман «Д’Артаньян против Сирано де Бержерака» (Р. Fevalfi1s, M. Lassez. D’Artagnan contre Cyrano de Bergerac. P. 1925).

13. A. Jаl. Dictionnaire critique de biographie et d’hisloire. P. 1872, pp. 70-73; Gеrard-Gailly. introduction a «Memoires de Charles de Balz-Castelmore Comte d’Artagnan». P. 1928, passim. Or. Жаль приводит в своем словаре автограф д’Артаньяна, а Жерар-Гайи — его письма. Из них вытекает, что бравый мушкетер был не ахти каким грамотеем: царапал, как кура лапой, орфографию же считал, вероятно, предрассудком.

14. Ничего не ведая о Ронэ, писатель решил заменить его, использовав еще один любопытный труд Куртиля — «Воспоминания г-на графа де Рошфора» (в оригинале имя и титул последнего даны под инициалами: «Memoires de M.l.C.d.R.». Cologne. 1687). Между прочим, они гораздо известнее «Воспоминаний г-на д’Артаньяна» и только за первые полвека своего существования выдержали 11 изданий. Знатоки западноевропейской литературы XVII в. вообще считают их лучшим творением Куртиля (W. Fuger. Die Entstehung des historischen Romans aus der fiktiven Biographie in Frankreich und England. Munchen. 1963, S. 26).

15. См.: А. А. Смирнов. Александр Дюма и его исторические романы. Вступительная статья к кн: А. Дюма. Три мушкетера. Л. 1928, стр. XIX; А. Моруа. Три Дюма. М. 1962, стр. 204-206.

16. Е. dе Mirecourt. Fabrique de romans: Maison Alexandre Dumas et compagnie. P. 1845.

17. В частности, его двухтомные труды «Домашний быт русского народа в XVI и XVII ст.» (М. 1862-1869) и «История русской жизни с древнейших времен» (М. 1876-1879).

18. G. Simon. Histoire d’une collaboration: Alexandre Dumas et Auguste Maquet. Documents inedits. P. 1919.

19. Алексис-Полен Пари — член Академии надписей, преподаватель средневековой литературы в Коллеж де Франс (G. Paris. Notice sur Paulin Paris. Extrait de l'«Histoire litteraire; de France», t. XXIX. P. 3885).

20. A. Dumas. Les trois mousquetaires. Vol. 1 P. 1844, pp. I-II, VII-IX.

21. Ла Фер — кантональная столица в Ланском округе департамента Эн. Замок и дворец в ней были построены феодальными сеньорами Куси, потом переходили из рук в руки, а в период гугенотских войн ими завладели лигёры. После взятия селения в 1596 г. войсками Генриха IV дворец и замок принадлежали государству. Никаких графов де Ла Фер в роду Атоса никогда не существовало (см.: «La Grande Encyclopedic». Т. 17. Р. 1886, pp. 269-270).

22. Е. d’Auriac. D’Artagnan, capitaine-lieutenant des mousquetaires. Vol. 1-2. P, 1847 (мы пользовались вторым, однотомным изданием: Р. 1888).

23. J. de Jaurgain. Troisvilles, d'Artagnan et les Trois Mousquetaires, etude biographique et heraldique. Nouv. ed. P. 1910, pp. 230-250.

24. Ch. Samaran. D’Artagnan, capitaine des mousquetaires du rois. Histoire veridique d’un heros de roman. P. 1912 (мы пользовались аутентичным изданием: Р, 1939).

25. Нам известны первые 11 его выпусков, пришедшиеся на 1955-1959 годы: «The Dumasian». Keyghley (Yorks).

26. А. Смирнов. Указ, соч., стр. XIX.

27. См., например, Ю. Данилин. Торговый дом А. Дюма и К°. «Новый мир», 1930, № 2, стр. 243.

28. Т. В. Вановская. Исторические романы Александра Дюма. «Ученые записки» Ленинградского университета, серия филологических наук, 1941, вып. 8, стр. 136. Позднее это мнение постепенно стало меняться (см., например, послесловие М. Трескунова к книге: А. Дюма. Три мушкетера. М. 1959; Б. Бродский, Л. Лазебникова. Подлинная история серого мушкетера Шарля д’Артаньяна. «Наука и жизнь», 1964, № 10).

29. Ср. анонимную заметку «Три мушкетера и д’Артаньян — кто они?» «Юность», 1960, № 1, стр. 100-101; В. Квитко. Памяти д’Артаньяна. «Неделя», 1976, № 27, стр. 7.

30. Е. Б. Черняк. Приговор веков. М. 1971, стр. 171-173. Пользуемся случаем, чтобы выразить автору искреннюю благодарность за полученную от него полезную информацию. Некоторые хронологические и иные расхождения между его очерком и нашей заметкой объясняются, по-видимому, тем, что мы пользовались разными источниками, и каждый считает свои более надежными. Такие несовпадения пока неизбежны, поскольку в биографии д’Артаньяна еще много темных мест.

31. См. о нем: L. G. Lenotre. Un conspirateur royaliste pendant la Terreur: le baron de Batz (1792-95) d'apres des documents inedits. P. 1896.

Текст воспроизведен по изданию: Реальный Д'артаньян // Вопросы истории, № 11. 1977

© текст - Шевеленко Л. Я. 1977
© сетевая версия - Тhietmar. 2020
© OCR - Николаева Е. В. 2020
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Вопросы истории. 1977