СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

КОРВЕЙСКИЙ ХРОНОГРАФ

(Корвейский хронограф).

1145 г. Город Эресбург ¹ был разрушен уже в третий раз. Впервые ² это произошло при Карле Великом, который хитростью взял его на одиннадцатый год осады и разрушил. Вторично он был разрушен Фридрихом, князем Арнсберга ³, по просьбе аббата Эркенберта; а в третий раз – Фольквином ⁴, могущественным синьором из Шваленберга. Дело в том, что между ним и господином Генрихом фон Арнсбергом ⁵, сыном дочери упомянутого Фридриха, возникла вражда. И вот, жители горы Эресбург пригласили его для защиты себя и своего города, а тот решил разместить там храбрых мужей, а именно, синьоров Шарденберга ⁶ и Казеберга ⁷, чтобы смирить Фольквина, с которым те, казалось, также враждовали. Итак, за день до условленного день, когда они планировали собраться на этой горе и каждый должен был построить там высокую и прочную башню, господин аббат Генрих ⁸, который в последствии восстановил этот город, и господин Фольквин, гневно обсуждая умаление своей власти и будущий ущерб для своих, раскинувшихся вокруг владений, опередив их, сами поднялись на гору; не найдя там ничего из того, что должно было быть сделано, они весь день совещались, что можно сделать без ущерба для живущих там людей, и, наконец, отложили предприятие на завтра. И вот, едва забрезжил рассвет следующего дня, как воины господина Фольквина по приказу последнего, но без ведома и совета аббата, который всё ещё спал, со всех сторон подожгли город, и тот сгорел.

В этом году был суровый голод. Множество храбрых солдат, сбившись с преступной целью в шайки и став ворами, жестоко притесняли многих людей в этой земле. Наконец, они похитили в Фульденской церкви жертвенную чашу Хадемара ⁹ и множество сокровищ. Эти разбойники и воры лишили собственности и пожертвований также некоторые другие [церкви] этой земли. Точно так же они поступили бы и с Корвейской церковью, если бы нам не помогла утешающая и спасающая милость Божья, а также выдающиеся заслуги наших покровителей и заступничество святых, которых здесь великое множество.

Ибо в 1146 году от воплощения Господня, во вторую половину ночи ¹⁰, когда почти всем нашим очень хотелось спать из-за затянувшегося богослужения, имевшего место в первую половину ночи, и когда всё наше добро было открыто и сложено на площади, они прибыли на лодке, миновали посад, а некоторые из них взобрались на крипту св. Марии и открыли обращённое на восток окно святилища, чтобы легче было войти туда и выбраться наружу. Когда они заглянули внутрь храма, то им показалось, что там находится множество воинов в великолепных доспехах. Их товарищи, услышав это, не поверили им и велели подняться туда вторым и третьим, но все уверяли, что видят то же самое. Тогда они пришли к южным воротам храма и стали искать там вход, чтобы найти то, что хотели. Но и здесь им явились посланцы свыше, в таком же воинском облачении, что и предыдущие. Когда они признали в них тех, кого уже видели в храме, то удалились, не окончив дела, и расположились на некотором расстоянии, чтобы, когда те устанут и не смогут ни оставаться там, ни упорствовать, найти другой вход. Итак, они приходят к обращённому на восток окну крипты и желают выяснить, нет ли и там чего-либо подобного. Но вместо тех, которые явились им свыше и которые не были людьми из плоти и крови, они видят братьев и слышат, как они смиренно поют хвалебные гимны; с ними были также и некоторые благородные рыцари. Итак, воры вновь отступили и укрылись в посаде до более благоприятного случая. Благословен Господь, благодаря которому все их усилия пошли прахом, и они, провозившись до самой утренней звезды, ушли, так ничего и не добившись.

Когда слух об этом распространился повсеместно, эти воры заявили, что намерены вновь посетить нас перед праздником Пасхи ¹¹. Поэтому все мы были охвачены сильным страхом, и братья, а также жители Хёкстера, как знатные, так и наиболее храбрые из незнатных, сошлись на том, чтобы взять в руки оружие и поочерёдно нести сторожевую службу возле храма. Так и было сделано с помощью Божьей, и те, которые охраняли город, бодрствовали не напрасно. Это с ещё большей очевидностью следует из того, что нас было очень мало. Ведь всё то долгое время, пока действовали их шайки и раздавались страшные угрозы, то есть до самого праздника Пасхи, на каждую ночь нельзя было найти равное им по числу и храбрости количество людей. Ибо воры были крайне многочисленны, как то можно понять благодаря событию, ставшему известным почти всем.

Когда жители селения под названием Дувиге, которое служит границей двух провинций – Саксонии и Тюрингии, узнали, что те решили прийти к ним в определённую ночь, они призвали к себе на помощь очень многих людей и тайно расположились в церкви, заполнив её целиком, чтобы, когда придут враги, с Божьей помощью захватить живым хотя бы одного из них и через него узнать про остальных. Итак, когда те пришли, но не так, как хотели жители, то все разом пошли к церкви и без всякой паузы, с помощью пращей, дротиков и копий стали угрожать им с территории кладбища. Жители же, тяжело перенеся своё изгнание, оказали храброе сопротивление и сражались с ними в чрезвычайно ожесточённой для обеих сторон и довольно длительной битве, пока те вопреки этим в третий раз не овладели кладбищем; из этих врагов они только одного, едва не убив, взяли в плен; его звали Оулико из довольно крупного селения Диунете ¹². Они казнили его, перебив ему кости, а затем казнили также двух его товарищей, но не в то же самое время, а несколько позже. Случилось, что большинство из них были осуждены в том же году и, поскольку они были довольно знатными людьми, казнены способом, соответствующим их светскому положению; некоторые же искали убежища в других провинциях, или даже в дальних странах.

В этом же году, [в ночь] на среду, 26 июня, некий брат этой обители отправился в крипту помолиться о заступничестве Пресвятой [Девы], и, когда он после завершения ночной службы стоял у отдалённого изголовья, ему внезапно привиделось, будто он оказался в присутствии Господа нашего Иисуса Христа, сидящего на небе, на высоком троне. Хотя всё было озарено несказанно ярким светом, он так и не смог разглядеть, что там было, кроме того, что свет почти неизъяснимым образом исходил от самого Господа. Приводя разные примеры, он сравнивал его, может и не совсем удачно, то с дымом от курения, то с огнём из печи, полной горящих дров, но гораздо удачнее, с солнцем, закрытым тучами, которое, разорвав их, бросает на землю свои сияющие лучи. Наконец, свет перестал исходить от Господа и, излившись наружу, собрался в форме облака, и тогда брат увидел Господа Саваофа, который отдельно от всех сидел на довольно низком кресле. Ни один из них не обращался к другому с речью, и, хотя брат глядел на Господа во все глаза, тот не обращал на это никакого внимания. Внезапно брат увидел, что опять стоит на своём месте и немало удивился тому, какое знамение было явлено ему в течение указанного времени.

В этом же году, в пятницу, 12 июля, в полдень, некоторые благочестивые люди видели, будто некий муж, облачённый в белоснежные одежды, стоит на возвышении в храме, обратив лицо и глаза к востоку, и держит в обеих руках ярко горящие лампады. Простояв так какое-то время, он слегка наклонился вперёд, будто собираясь упасть, и поднял правой рукой вверх обе лампады; покинув таким образом церковь, он поднялся к крыше храма, причём настолько плавно, что пламя обеих лампад было прекрасно видно.

Тем не менее, некоторым нашим односельчанам дважды привиделось в этом году, будто крыша этого храма устремилась ввысь, а золотой крест упал с неба на монастырь; он так блестел, что сияние солнца в полдень – ничто по сравнению с его блеском. Но и в самом городе, и в некотором отдалении от него как братья, так и некоторые другие видели, будто над монастырём сияет ни с чем не сравнимый свет.

Полагали, что в этом году довольно часто до низложения господина аббата Генриха, родного брата князя Зигфрида ¹³, и ещё чаще после него люди видели такого рода знамения.

Этот аббат был низложен ¹⁴ не совсем обычным способом, и вместо него в аббаты был поставлен приор Генрих ¹⁵, первый сын этой церкви; однако, через два месяца и пять дней он скончался, также как и кардинал Фома ¹⁶, который низложил этого аббата и умер на границе города Нариции ¹⁷, в поле, под чистым небом, жалкой смертью, ибо она была неожиданной и – увы! – внезапной. Аббат оставил аббатство и приорство почти полностью лишёнными запасов продовольствия, так что братьям едва было что есть, ибо они в значительной мере лишились положенных им по закону средств. К этому их привёл также чрезвычайно сильный голод, который тогда жестоко терзал почти весь мир.

В этом году умерли Лиутпранд, который неусыпно заботился о казне братии и об охране монастыря, и Герман, приор Эресбурга, который с величайшим рвением осуществлял заботу, согласно течению времени, и оставил нам многие и существенные свидетельства своего дарования и своего труда. Все трое, зная свободные науки и обладая большой сноровкой, были достойнейшими людьми этого места и поддерживали его, словно ярко горящие светильники и крепкие столпы. Но и брат наш Херибольд, человек удивительного и чрезвычайно тонкого во всех отношениях таланта, исключительного красноречия и книжной мудрости, также был застигнут внезапной смертью незадолго до этих священников. Наш брат, священник Рудольф, посвятивший себя искусству врачевания, также умер тогда от водянки.

Как только наш государь, король Конрад ¹⁸, вернувшийся из польского похода и сделавший остановку в Госларе ¹⁹, услышал о смерти аббата Генриха, то призвал к себе самых достойных братьев и министериалов нашей церкви и убеждал, и просил их избрать аббатом подходящего, мудрого, красноречивого, полезного и славного нравами человека, то есть господина Вибальда ²⁰, прелата церкви в Ставло. Но и князья, бывшие при дворе, также рекомендовали этого мужа, дав ему самые лестные отзывы, а стоявшие ниже их дворяне и рыцари, и почти весь двор, воздав ему величайшую похвалу, наконец, заявили, что нет никакого сомнения в том, что во всём нашем крае нет никого, кто мог бы сравниться с ним в добродетелях. Услышав столько лестного об этом муже, наши, хоть и c трудом верившие подобным отзывам, отложили это дело до 20 октября, чтобы свободно обсудить его у себя дома со своими людьми и принять соответствующее решение. Итак, когда все, как было сказано, согласились с этим, братья и духовенство, а также некоторые ленные синьоры, дворяне того же звания и министериалы собрались все вместе и, наконец, после долгих совещаний сообща избрали господина Вибальда отцом и господином ²¹.

Итак, для того, чтобы призвать его, со стороны братьев и наиболее знатных министериалов были избраны посланники во главе с приором Бруно ²². Однако, изменив планы и не спросив совета ни у нас, ни у кого-либо ещё, этот приор явился к нашему избраннику только со своими людьми и всего с 10 марками, выделенными для всех, и доставил ему письмо нашего государя, короля, и письмо братьев. С каким настроением тот это воспринял, любознательный читатель может узнать из следующего письма, а также из того, куда он его отправил. Вот текст этого письма:

«Славному победителю и своему светлейшему государю Конраду, Божьей милостью августейшему римскому императору, брат Вибальд, милосердием Божьим раб церкви в Ставло, желает блага в том, кто даёт благо королям.

Письмо вашей милости, которое вы, ваша светлость, соизволили передать нам через приора Бруно, мы получили. С одной стороны, оно доставило нам большую радость и ликование, ибо мы по вполне явным признакам поняли, что обрели в лице вашего величества расположение и милость, а с другой стороны, своим содержанием внушило нашей малости сильную тревогу и беспокойство. После того как вашему величеству было угодно сообщить нам, что Корвейская церковь, лишившись своего пастыря, с равным желанием и при всеобщем согласии избрала нас своим отцом и духовным пастырем, вы, ваша милость, своей королевской властью поспешили призвать нас взвалить на себя это бремя и последовать повелению Божьего призвания. Однако, поскольку из монахов, которым по большей части следует и начинать, и завершать это дело, никто к нам не прибыл, мы, следуя совету благочестивых мужей, решили отложить это дело до тех пор, пока Корвейская церковь не соберётся в присутствии вашего величества и князей, и не объяснит, что и каким образом она намерена сделать из того, о чём было заявлено, как то соответствует канонам. Кроме того, пусть ваше величество не гневается на нас за то, что мы не явились ныне ко двору согласно приказу вашей милости, ибо мы с Божьей помощью придём туда на праздник св. Николая ²³, когда к вашему двору намерена явиться и Корвейская церковь. Если наша малая, но верная преданность что-то ещё значит в глазах вашего величества, соизвольте выделить нам на праздник блаженного Николая место в районе Вюрцбурга, чтобы мы могли достойно выйти вам навстречу вместе с теми, кто туда придёт».

А вот королевский ответ:

«Конрад, Божьей милостью римский король, Вибальду, аббату Ставло, шлёт свою милость и расположение.

После того как Корвейская церковь лишилась своего аббата, она тут же, вняв Божьему внушению, решила на основании канонического избрания утвердить тебя своим господином и духовным отцом. Однако, позднее, поколебленная и расстроенная из-за твоего отсутствия, она понесла тяжкий ущерб и в земных, и в духовных делах. Так что мы повелеваем твоей милости явиться к нам во Франкфурт на праздник св. Николая, принять там из наших рук то, что относится к прерогативам королевской власти, и в последующем заботиться о Корвейской церкви как духовный отец и мудрый правитель. Прощай».

Это было написано и дано в районе Вюрцбурга, 29 ноября передано аббату в Ставло, а 1 декабря соответствующее письмо было доставлено также в Корвейскую церковь. И вот, 2-го числа этого месяца в указанное место отправились: аббат – из своего монастыря; а приор Адальберт и некоторые наши добрые братья вместе с приором Бруно и наиболее знатными министериалами – из Корвеи. Поскольку наши не могли прийти туда так быстро, чтобы предстать перед господином королём в назначенный день, они только на восьмой день прибыли в Вайнхейм ²⁴, расположенный в трёх милях от Лорша, королевского аббатства, чьей власти принадлежит и этот довольно большой округ, и, наконец, предстали там перед королём, но не в том числе, в каком вышли из своего монастыря. Ибо Дитрих, исполнявший обязанности погонщика мулов, заболел во Фрицларе и умер малое время спустя; его отвезли к нам и похоронили на кладбище министериалов вместе с его товарищами.

А за день до прибытия в Вайнхейм, наши направились во Франкфурт, в указанное место, где уже неоднократно бывал их избранный господин, и прибыли на его любимое подворье, где в изобилии было приготовлено всё необходимое, отчасти, благодаря слуге, которого аббат своевременно послал впереди себя, отчасти, благодаря некоему вельможе этого округа по приказанию господина короля, велевшего, чтобы на рынках всего было вдоволь. Подобная предупредительность по отношению к аббату была вызвана тем глубоким уважением, какое испытывал к нему король; впрочем, о расположении к нему короля со всей очевидностью можно судить уже потому, что он спустился из Вюрцбурга во Франкфурт ему навстречу за четыре долгих летних дня, и, кроме того, оказал ему некоторые другие, ещё большие почести, о чём будет рассказано в своём месте и в своё время ²⁵.

После этого наши, войдя в покои и приведя в порядок свои дела, предались покою и успели уже развеселиться, когда прибыл аббат и решил разместиться отдельно от них. Когда они узнали об этом, то, волнуясь, спросили, не прикажет ли он прийти к нему, но он отложил их визит до завтра. Однако и на следующей день аббат их не принял, потому что почти в самую полночь ушёл вместе со своими людьми, спеша прийти к королю в их отсутствие. Но сам испытал то, что готовил им. Ибо, хоть аббат и отправился в путь раньше их, но задержался из-за излюбленного блуждания, а также из-за самой дороги, и таким образом не смог исполнить то, что задумал. А наши, узнав, что он покинул подворье, также с величайшей поспешностью отправились в путь. И вот, следуя за едущим аббатом, они застали нашего государя, короля.

Ибо за день до того, как они прибыли во Франкфурт, король, уйдя оттуда, направился в Алкею ²⁶, где, как он знал, лежал его смертельно больной брат, герцог Швабии, господин Фридрих ²⁷; вероятно, он рассчитывал также посетить по пути Вормсскую церковь, если сможет каким-то образом содействовать её выгодам, ибо это место лишилось управляющего в лице своего епископа, которого судьба совсем недавно забрала из мира живых. В противном случае король оставался бы во Франкфурте до самого прихода аббата и корвейцев. Он был весьма огорчён тем, что не смог этого сделать, ибо настоятельная забота об обоих упомянутых выше делах гнала его вперёд, настолько, что ничто не могло заставить его отказаться от этой поездки.

Как только наши прибыли в Вайнхейм, они тут же стали требовать у короля призвать всё ещё отсутствовавшего аббата и утвердить этого избранника их господином. Итак, за ним трижды посылали слуг, пока он, наконец, не оставил промедление и не явился. Тайно придя к королю, аббат настойчиво умолял его отменить его избрание, ибо он якобы и так уже измучен и едва не доведён до крайности многочисленными трудами, так что не вынесет ещё более тяжких. Король был этим весьма смущён и смиренно просил аббата оставить подобные настроения. Но тот, видя, что король упорствует в своих намерениях, и надеясь заставить его смягчить своё решение, пал ему в ноги и, пролив немалое количество слёз, напомнил о шести поездках в город Рим, совершённых ради королевской чести, а также о том, что он уже на протяжении 16 лет своего прелатства мужественно выносил многообразные и вообще чрезвычайно жестокие противодействия; он, кроме того, просил его, взывая к его милости, не отбирать у него уже пожалованного прелатства, говоря, что будет рад этому куда больше, чем если его обременят ещё одним. Итак, король, взволнованный всем этим, напротив, старался как можно ласковее обратить его внимание на место, время и благоприятные возможности……………………………………………………………………………………………….

…………………………………………………………………………………………………………………………………..

в день [Рождества], нашив на свои одежды знак спасения, как то ныне в обычае для тех, кто даёт обет посетить святой Гроб Господень, без всяких задержек и с такой скоростью, на какую способен лишь проворный и преданный гонец; он решил сообщить об этом господину аббату и передать ему, чтобы 29 января он вышел ему навстречу в Фульденской церкви. Когда это было выполнено, они некоторое время находились вместе в палатах консистории, и король упорно и настойчиво пытался уговорить аббата вместе с ним посетить римский престол. Но, после того как аббат держал совет со своими верными и друзьями, все они на основании общего решения сказали, что он не может и не должен принимать участие в этом походе, ибо более необходим здесь, прежде всего потому, что общественные и частные дела короля, торжественно улаженные в римской курии, никому не известны лучше него; наконец, все грамоты были составлены им и написаны его рукой, а их копии находятся у него, и практически все из уважения к королевской чести вне всякого сомнения считают его первым и самым выдающимся среди всех светилом, зачинщиком и автором. Убеждённый такими доводами, аббат с болью в сердце согласился, сделав это добровольно, под давлением своих людей и в доброй надежде.

Большое количество такого рода верных и преданных деяний аббата в отношении короля и чрезмерность королевской любви к аббату сильно способствовала росту его самоуверенности, особенно, после того как она проникла в души наших людей. И вот, когда они стали настойчиво советовать аббату продолжить переговоры своего предшественника с королём по поводу уступки нашей церкви некоторых женских обителей, аббат, пусть неохотно и весьма робко, но начал всё таки говорить о них с королём, когда по его мнению выдавался удобный случай. А король, хоть и не легко согласился с этим, но был, в конце концов, побеждён его дружеской любовью и напоминанием о его трудах ради него, и посредством сердечного и чрезмерного согласия, для плодотворной выгоды доброго дохода удовлетворил просьбу аббата и уступил нашей церкви два небольших аббатства – Кемнаде ²⁸ и Фишбек ²⁹, расположенные по соседству; и передал их нам посредством украшенного драгоценным камнем кольца. Аббат велел вложить это кольцо в раку св. Стефана, чтобы и нашим потомкам нелегко было забыть благодеяния короля и усердие аббата в отношении нашего места. Тем самым, однако, король оказывал не меньшую заботу и о своём собственном королевстве: сколько раз ни случалось нашему монастырю оказывать ему положенные по закону повинности и установления прежних дней, всегда, если налоги были заранее уплачены серебром, отвешивалось 10 фунтов, а если натурой, то количество выплат увеличивалось в зависимости от времени года и наших возможностей. Чтобы упрочить и утвердить всё это, хотя многие князья там были и даже дали своё согласие, король велел аббату в установленный день прийти к нему во Франкфурт, куда по его приказу на генеральный сейм для решения государственных дел должны были явиться имперские князья.

Оттуда аббат без всяких околичностей вернулся к нам и, проведя с нами несколько дней, отправился в Кемнаде, более высокомерный, как то казалось его людям, и в сопровождении королевского посланника, имевшего при себе письмо, скрепленное печатью самого короля. Когда письмо было зачитано перед присутствующими, все они, за исключением начальницы школы, перешли под власть аббата, хоть и согласились с этим не без сильного внутреннего сопротивления. Желая отправиться также в Фишбек, аббат послал впереди себя некоторых из своих людей, чтобы челядь этой церкви собралась [к его приходу] и согласилась ему подчиниться. Один из должностных лиц был уличён в этом деле некоторыми людьми в притворной верности, ибо не захотел принять от аббата в лен господский лес. Дело в том, что и министериалы герцога ³⁰, и воины Адольфа ³¹, весьма богатого и могущественного мужа, в крепости Шауэнбург, где они были им размещены, через своих послов добились от аббата, чтобы он отложил свой приход до тех пор, пока они не смогут узнать о решении по этому поводу своих господ, и, если всё это не противоречит их воле, они будут готовы служить ему всей душой. Таким образом господин аббат отложил свой визит.

А из Кемнаде он увёз сокровища и некоторые драгоценные вещи, чтобы сохранить их для этой церкви до более лучших и счастливых времён, ибо по разным причинам сложилась довольно неопределённая ситуация. Поэтому аббат, собрав довольно внушительный и многочисленный вооружённый отряд, чтобы не могло возникнуть ничего дурного ни в его присутствии, ни в его отсутствие, придал ему ещё большей солидности, дабы в случае, если нагрянут какие-либо из его противников, они ни здесь, ни где-либо ещё не нашли ничего, что могло бы служить их желанию.

Дело в том, что господин Фольквин обвинил аббата в том, что он не позволил вступить в должность дочери его сестры ³², которая по желанию короля была избрана всеми настоятельницей Кемнаде. Отец юной девушки, Людвиг фон Ларе, – женившийся на сестре Фольквина после смерти её первого мужа, Адальберта фон Эверштейна, – и её брат Адальберт, сын Адальберта Старшего, а не названного Людвига, также сильно скорбели по этому поводу. С другой стороны, не менее враждебен нам был также Дитрих фон Риклинген ³³, который поддерживал ныне сестру ³⁴ князя Зигфрида и Генриха, бывшего здесь прежде аббатом, и со всей хитростью и энергией пытался вернуть её туда.

В своё время, желая поставить во главе Кемнаде свою собственную дочь ³⁵, он решил добиться этого с помощью кардинала Фомы, только бы низложить сначала аббатису ³⁴. Итак, когда ему выдался маломальски приемлемый повод, – ибо ни подходящим, ни истинным назвать его было нельзя, – Дитрих велел своим людям грозить аббатисе словесно; если же она не согласится уйти по хорошему, его слуги должны были прогнать её силой и заставить проливать слёзы за воротами монастыря, как в конце концов и было сделано. Ибо в праздник св. Вита, то есть 15 июня, когда она, сидя на возвышенном месте, торжественно обедала вместе со своими девушками, пришли слуги Дитриха, назначенные для этого дела, и, подняв руку на аббатису, обошлись с ней хуже, чем то можно было бы рассказать; несмотря на её сопротивление, они оторвали её от стола и самым жалким образом выгнали на улицу. Ей не дали даже возможности доесть ту пищу, которую она купила за свой собственный счёт. Но кто может противиться воле Господней? После того как аббатиса претерпела подобное и была изгнана таким образом, все люди внутри и снаружи избрали её, а не дочь Дитриха, приоршей Хелмбурга, хотя последняя также стремилась к этому с помощью многих людей и с большим упорством. А уже упомянутый выше Людвиг вместе со своими людьми легко добился, чтобы уже избранная, она отказалась от избрания, и избрана была его неизбранная дочь; он добился этого тем способом, что обещал передать этой церкви сто мансов.

Господин король, зная об этих, а также подобных им и ещё менее значимых событиях, ради возможности изменить дело к лучшему и даже более похвальному образу жизни, какой он и сам некогда вёл, как было сказано, передал Корвейской церкви оба этих места, и, поскольку монашкам в Кемнаде не хватало припасов, более послушных перевёл в Корвей, а некоторых, с их более достойными нравами, оставил там для новых выгод или определил в другие места, где они не могли вызывать подозрение в нарушении своего воздержания и где им в изобилии было предоставлено всё необходимое для жизни.

После этого, по прошествии определённого времени, в назначенный день, – это было 19 марта, – аббат прибыл во Франкфурт и выступил в собрании князей, после чего состоялась повторная передача или, вернее, утверждение обеих церквей за его церковью.

Там тогда собралось множество князей почти со всех концов земли, как того требовали обстоятельства, потому что надлежало избрать нового короля. Ибо наш государь, король Конрад, собираясь, как было сказано, идти в Иерусалим, добился от князей, чтобы королём был избран его сын Генрих ³⁶.

Итак, когда оба они дали согласие на эту передачу или утверждение, а епископы, аббаты, князья и вообще все присутствующие вельможи выразили своё одобрение, решение было принято, но при этом указано, что господин Бурхард ³⁷, епископ города Страсбурга, должен установить и вынести окончательное решение по поводу того, могут ли королевские церкви быть переданы по закону более крупной королевской церкви, от которой королевство получает определённые доходы, тогда как от более малых церквей королевство не имеет никакой выгоды, кроме славы от одного их имени. Итак, когда все присутствовавшие вельможи согласились с этим, господин епископ Бурхард вынес соответствующее решение, а Бернард ³⁸, аббат Клерво, призывал всех к тому же, тот, величие талантов которого сделало его широко известным и знаменитым, что оставалось незыблемым в течение … то есть названных князей; среди вельмож, однако, не было никого, кроме Адольфа фон Шауэнбурга, у кого эта королевская щедрость вызвала бы раздражение или противодействие. Зато Адольф, насколько было в его силах, всячески пытался помешать этому делу. Но его враждебная ревность была с Божьей помощью сведена на нет, ибо, несмотря на его естественное расположение, – он вёл линию своего родства от общих с аббатисой ³⁹ предков, – правда была не на его стороне. Итак, короли вторично одобрили эту передачу посредством кольца и всюду, где того требовали обстоятельства, в присутствии епископов и всего собрания римской знати, а также перед собранием всего народа торжественно подтвердили, что это дело должно оставаться прочным и нерушимым, может и хочет быть утверждённым без всякого сомнения в течение всего времени, пока длится дыхание их жизни, и передали своё согласие в запечатанном письме. А господин аббат по отнюдь нелишней причине держал это письмо при себе, даже когда он, выполняя королевское поручение, отправился после этого хофтага в Клюни, где тогда находился господин папа.

Но, пока всё это происходило, Дитрих фон Риклинген через своих послов велел приору ⁴⁰ Кемнаде убираться оттуда вместе с братьями, поставленными там господином аббатом, говоря, что это должно быть исполнено по приказу герцогу без промедления. Однако приор вместе с прочими братьями ничуть не испугался его угроз, ибо находился в то время у нас, а к нам тогда как раз прибыл наш приор Адальберт вместе с прочими, отбывшими ко двору братьями, и, принеся обратно мощи нашего покровителя, св. Вита, по порядку рассказал всем нам, что было совершено там и каким образом, а также о том, как герцог вернул королям фогтов обоих этих мест, те передали их нашей церкви, а затем герцог вновь получил их в лен от аббата. Поэтому нам нет никакого дела до того, знал это Дитрих, или нет, когда нас защищают хозяева земли благодаря Божьему внушению, как мы надеемся, или по соглашению с господином аббатом. Ибо и прежде, когда я исполнял посольство от наших братьев в это место к деканше и приорше, говоря, что они должны прийти к согласию со своими сёстрами, они тут же при всеобщем одобрении настоятельно просили разрешить им удалиться, ибо Дитрих приказал всем литам этой церкви под угрозой их жизни не оказывать приору никакого послушания. Как только это стало мне известно, приор, следуя моему призыву, провёл совещание со своими людьми; ибо я прислал им новое послание братьев, в котором те советовали им лично и полюбовно договориться с Дитрихом, чтобы его приказ был приостановлен до прихода аббата, с условием, что господин аббат будет лично увещевать их, если найдёт что-либо требующее исправления, или охотно утвердит договор. Итак, Дитрих оставил их в покое, пока, как было сказано, вновь не приказал им уйти из этого места.

В это время аббатиса ⁴¹, уже изгнанная, как было сказано выше, столь жалким образом, поскольку было неслыханно, чтобы кто-либо из знати был вынужден без всякой вины уйти из своего места, и, безуспешно посетив хофтаг во Франкфурте, вновь прибыла в указанные пределы этой провинции; по совету и с помощью названного Дитриха, как говорят в народе, она собрала сколько могла воинов и решила идти возвращать Кемнаде. Когда об этом стало известно нашим министериалам, они в полном вооружении прибыли к приору, а тот набрал кого только мог для организации сопротивления или, вернее, для разоружения аббатисы и её людей. Наши ничуть не сомневались в том, что это можно будет сделать, ибо они настолько превосходили тех и численностью, и силой, что не могли и думать об ином исходе. Поэтому все усилия противников и их войска были обречены на неудачу.

Обе уже упомянутые прелатши ⁴² ввиду недостатка продовольствия отправились к своей избраннице ⁴³ в замок Ларе и, находясь там какое-то время, не знали, что происходит у них дома. Но, как только они приблизились к предмету своих поисков, они тут же прибыли в Кемнаде, более дерзко, чем то подобало, вломились к нашим и, открыв поддельным ключом шкаф, не нашли там своих драгоценностей. Они были этим крайне огорчены и громкими криками собрали народ. Пришло, правда, всего пятеро мужчин, но зато почти все женщины этого селения. Многочисленными взволнованными речами они убеждали их покарать наших различными смертями, ибо наши, якобы, совершили в ходе вторжения столь чудовищные злодеяния, что превзошли даже самых отпетых разбойников и убийц. Итак, они приготовились напасть на наших и убить среди них всех, кого смогут найти. Когда наши братья узнали об этом, они со слезами и молитвами обратились за помощью к Богу, и некоторые из них с большим трудом, наконец, добились, чтобы дело было отложено до прихода приора.

Также священник Вольфхард, доверенный человек аббатисы, уже заключённой в Рейте, разослал от имени аббатисы по всем монастырям письма к епископам, аббатам, приорам и деканам, и весь народ, который ……………...

плача, жаловалась, что она, а вместе с ней и огромные церковные богатства, в том числе кони и продовольствие, подчинены Корвее. Но, чтобы разбойники …………………………………………………………………………………

плакал он, они постами и молитвами должны настойчиво просить этого у Господа и его святых. Всё это мы пожелали изложить здесь, чтобы показать, из-за чего наши потерпели поражение в эти несчастливые дни.

1.

В 1[148] году от воплощения Господня, в майские ноны … он через к[амерария] В[альтера] … руками почти 30 человек с трудом вырыл его за 13 дней, и трудами Готфрида и Ансельма, которых перевёл сюда накануне из Ставло, где находился ради примерно такого же строения, выложил золотой маркой подходящие основания с целью улучшения церкви св. Вита.

2.

Настоящее письмо отправлено Эльвингу ⁴⁴ магистром Изенбольдом ⁴⁵ из монастыря святого апостола Павла и Хальберштадтской церкви:

«Изенбольд просит господина Эльвинга, своего друга, не считать движение вперёд отступлением.

Поскольку долина плача вами уже почти пройдена и вы с очищенным сердцем стремитесь увидеть светлый образ этого мира ⁴⁶, я могу показаться неблагодарным, если не одобрю сделанных к вашему начинанию приготовлений. Но я прошу вас заметить, что всюду, где мы берёмся за какое-нибудь доброе дело, мы тем внимательнее должны остерегаться тайного хищника внутри нас самих, дабы в то время как мы подымем ввысь знамёна добродетелей, этот нежданный враг не овладел нами с тем большей лёгкостью. Итак, испытайте духов, от Бога ли они ⁴⁷, и проверьте, дабы то, что было создано из стремления к благочестию, не помешало благочестивой добропорядочности. Ибо противник наш по большей части ходит, ища возможности навредить, и, не находя таковой, возвращается к плутням, исследует мели, скрывает разбойничий кинжал, обманывает напускным расположением, и, наконец, показывает лучик света, чтобы затем увести в непроглядный мрак. Среди всего этого, как мне кажется, требуется заботливая рассудительность чрезвычайно взвешенного духа, дабы то, что считается противоядием, не превратилось в яд в самом напитке. Вы спрашиваете, следует ли вам отправляться в Иерусалим. Я хвалю вас за то, что вы это спрашиваете, ибо уже, по всей видимости, обладаете рассудительной осмотрительностью духа. Вы смотрите на странствие Авраама, бедность евангельского Лазаря и желаете на основании бездомности первого и нищеты второго провести границу, чтобы, согласно апостолу, получить большую награду за больший труд ⁴⁸. Я, если не ошибаюсь, считаю, что вы уже давно сравнялись с обоими, когда отреклись от всего, на чём держится тщеславие этого мира, то есть от стремлений и светской роскоши. Вы покинули вашу землю вместе с Авраамом, когда оставили все земные блага, которыми владели снаружи. Вы оставили ваше родство, когда отреклись от пороков, которые рождаются вместе с нами. Вы ушли из дома отца, когда презрели всё ради Бога и отреклись тем самым от самих себя. Ведь дом нашего отца – это само наше сердце, ибо отец наш обитает в нас. Нашим первым отцом был дьявол, согласно нашему земному рождению, а вторым нашим отцом является Бог, согласно нашему возрождению, и каждый из отцов хочет жить в своих детях: дьявол – в детях гнева, а Бог – в детях милости. Так вот, какую нужду и бедность вы ищете? Вы можете добавить с помощью крылатой молвы, что мне, якобы, не угодно ваше начинание. Но, поскольку до получения ваших писем я не знал о вашем намерении, то вы сами понимаете, что душа моя не могли ни одобрить, ни осудить то, о чём не ведала. Однако я призываю вас тщательно подумать о том, как вы, желая отправиться на чужбину, намерены обеспечить безопасность родного крова. Ибо перемена местожительства не только не устраняет испорченность нравов, но и искажает их в ещё большей степени. Поэтому поэт и говорит: «Люди, которые плывут по морю, меняют небо, а не душу». Итак, стремитесь, подымайтесь, спешите к небесному Иерусалиму, который находится наверху и является нашей матерью, в том звании, в котором вы призваны ⁴⁹, ибо увидеть его стремятся очень многие, но точно известно, что не все, кто к нему приближается, обретают блаженство. Тот Иерусалим, что находится внизу, могут видеть и люди, и дикие звери, но разве благословляет он своим видом тех, кто его видит, и разве не удаляет от блаженства и предателя Иуду, и Пилата. Так пусть же покинет сердца верующих намерение считать или называть блаженными тех, которым удалось приблизиться к стенам этого земного города, запятнав себя бесценной людской кровью. Давайте лучше устремимся и поспешим в тот Иерусалим, который выстроен на небе из живых камней ⁵⁰, имея краеугольным камнем самого Христа ⁵¹, в котором этот царь и сын царя украсил свой трон и где постоянно поёт хор ангелов, чтобы стать жителями и согражданами этого города.

Я не говорю с вами, как с незнающим, и не поучаю вас, как не ведающего, но, если вы примете мой совет по поводу этого дела, я открыто скажу вам всё, что я думаю. Тщательно просмотрев устав блаженного Бенедикта и от чистого сердца ещё раз усвоив то, что он запрещает и то, что повелевает, изо всех сил старайтесь его соблюдать, не уклоняясь ни вправо, ни влево, чтобы получить достойную награду после окончания срока земной жизни. Если же вы добавите, что не можете выносить неудачи дома, мы поймём это не так, как если бы у вас не нашлось никого, кто нуждался бы в телесной или духовной помощи. Прощайте и всего хорошего».

3.

Среди прочего тот же Изенбольд пишет названному выше адресату следующее:

«Мы намерены ныне написать вам очень коротко, ибо довольно подробно ответили на некоторые ваши слова в других письмах, которые отправили вам. Итак, мы призываем и советуем вашей рассудительности, чтобы вы весьма тщательно подумали о том, кому и ради чего вы дали обет, когда отреклись от всех преходящих вещей ради царствия небесного, и с весьма основательной осмотрительностью упорствовали в этом до конца жизни, если только этому совету не мешает какая-либо разумная причина, о которой я ничего не знаю. Прощайте ныне и навсегда».

4.

«Своему достопочтеннейшему во Христе отцу и господину Евгению ⁵², Божьей милостью верховному и вселенскому понтифику, Вальтер, недостойный приор Корвейской церкви, и все прочие братья, которые служат Богу в Корвейском монастыре, выражают смиренное послушание и горячие молитвы в Господе.

Мы сообщаем вашей святости, что после низложения Генриха, нашего бывшего аббата, который канонически и ко благу всего монастыря, обираемого им многими способами, был отстранён от должности вашим достопочтенным аббатом, магистром Фомой, за свои явные и признанные прегрешения, мы сошлись на кандидатуре одного нашего брата, который осуществлял должность приора, и избрали его, несмотря на возражения некоторых наших братьев и сопротивление многих мирян, которые упорно поддерживали низложенного аббата. Прожив после своего возведения в сан всего несколько месяцев, наш избранник ушёл из жизни, оставив нас полными горя и тревоги, да к тому же ещё и в раздоре. Поскольку из-за нерадения наших аббатов на протяжении почти 50 лет авторитет и средства нашего монастыря как внутри его, так и снаружи сократились больше, чем то можно себе представить, и среди нас не было согласия, то в нашей церкви тогда не нашлось человека, способного примирить наши противоречия и, словно сынов Божьих, собрать воедино наши рассеянные церкви.

Вынужденные этой необходимостью, мы, призвав милость Святого Духа и пригласив в собрание благочестивых и мудрых мужей, по всеобщему желанию и без всякого противодействия со стороны кого бы то ни было, будь то важная персона или простолюдин, скорее при всеобщем благожелательном согласии, в присутствии и по совету вашего достопочтенного сына Бернгарда ⁵³, епископа Падерборна, указавшего нам на это лицо, избрали в нашем Корвейском капитуле отцом и пастырем наших душ, то есть аббатом и нашим господином господина Вибальда, аббата Ставло, надеясь, что благодаря его благочестию и мудрости монастырь сможет восстановить своё былое величие. Хотя он долгое время отказывался это сделать, не соглашаясь с нашим выбором, и никак не мог быть призван через наших послов для совещания с нами из своего монастыря, но, в конце концов, был вызван королевской властью ко двору и вынужден нашим государем Конрадом, римским королём, последовать за нашими братьями и мирянами, которые собрались там в большом числе, и прийти к нам.

Мы благодарим всемогущего Бога за то, что не обманулись в нашем желании и надежде, которую мы возлагали на этого нашего отца, ибо он с удивительным трудолюбием устранил все наши раздоры и восстановил мир и согласие, а также с великой мудростью и удачей вернул монастырю те немалые владения, который потерял низложенный аббат.

Кроме того, по соседству с нами расположены два женских монастыря, которые слишком часто ранили глаза и уши наши и всех благочестивых людей творящимися там безобразиями. Так вот, некоторые из наших аббатов, желая устранить это зло, начали стараться передать их во владение нашей церкви и восстановить там благочестие, но ничего на смогли добиться. Однако наш господин аббат Вибальд, расположив к себе душу правителя своими многочисленными заслугами, добился у нашего государя, короля Конрада, чтобы эти места были переданы нашему монастырю со всем, что им принадлежит, и эта законная передача была утверждена привилегией королевской власти. Поэтому мы, преклонив колени, смиренно и от всего сердца умоляем вашу драгоценную милость, чтобы вы, ввиду того, что наш уже часто называемый отец заботливо удвоил пять полученных им талантов ⁵⁴, подражая Христу, как истинному и доброму отцу семейства, дали ему в управление десять городов ⁵⁵, согласно сказанному: «Всякому имеющему дастся и приумножится» ⁵⁶, и, снабдив вашим апостольским благословением, с радостью отпустили его к нам, чтобы он возглавлял нас и приносил нам пользу, а также соизволили утвердить вашей грамотой тот дар, который наш государь король сделал нашему монастырю в виде двух названных церквей».