-

К № 91. Библиотека Восточных Историков, издаваемая И. Березиным, Профессором Казанского Университета. Том I; Шейбаниада, История Монголо-Тюрков на Джагатайском диалекте, с переводом, примечаниями и приложениями, изданная И. Березиным. Казань. 1849 (218 стр. Русского и 100 Тюркского текста в 8 д. л.)

Россия, сравнительно с другими Европейскими государствами, весьма небогата числом ориенталистов, как действующих на ученом поприще, так и зарывающих талант свой: первых, по- всем отраслям [68] Востоковедения наберется не более как человек до тридцати *; последние тоже не многочисленны. Этого мало для Империи, заключающей в себе Кавказ, Закавказье, Сибирь, Киргизские степи и, кроме того — несколько Европейских губерний с Татарским и Монгольским народонаселением; для Империи, тысячеверстными линиями соприкасающейся Китаю и Монголии, Бухарским и Хивинским владениям, Персии и Турции! Тогда как в Германии, не имеющей никаких политических связей с Востоком, одних Арабистов или Санскритистов можно насчитать вдвое более. Об Англии и Франции нечего уже и говорить.

* Из занимающихся Мусульманскою Азиею: Гг. Березин (Професс. Казанск. Унив.), Дорн (Академик), Иванов (бывший учитель в Оренб. Неплюевском училище), Казем-Бек (Професс. С-Пет. Универс.), Саблуков (Професс. Саратов. Семинарии), Савельев (Секретарь С.-Петерб. Археолог. Общества), Сенковский (бывшей Професс. С.-Петерб. Университета), Френ (Академик), Ханыков (Чиновн. по особ, поруч. при Кавказском Наместнике), Холмогоров (Учитель в Казанск. Гимназии); разрабатывающие Христианскую Азию и языки Кавказские: Броссе (Академик), Люлье (Чиновник Минист. Иностр. Дел), Назарианц (Професс. Лазар. Института Вост. Языков), Чубинов (Лектор в С.-Петерб. Универс.), Шегрен (Академик); Китаисты: Отец Иaкuнф Битурин (монах), отец Аввакум Честный (Архимандрит), Леонтьевский (Переводчик при Азиатском Департаменте); Монголологи : Банзаров (Чиновник особ, поруч. при Генерал-Губернаторе Восточной Сибири), Бобровников (Профессор Казанской Духовной Академии), Ковалевский (Професс. Казанского Универс.), Попов (тоже); Санскритисты: Бетлинг (Академик), Коссович (Библиотекарь Императорской Публичной Библиотеки), Петров (Професс. Казанск. Унив.), Шифнер (Учитель в третьей Спб. Гимназии), Болензен (Преподаватель в Спб. Педагогическом Институте); занимающийся древностями и языками древней Персии Г. Бартоломей (Капитан Гвардии), и некоторые другие, менее известные трудами своими

Но за то, к действующим ориенталистам Русским можно, по всей справедливости, приложить пословицу: «мал золотник да дорог». Половина из них суть звезды первой величины в своей сфере. Именами Бичурина, Броссе, Казем-Бека, Ковалевского, Сенковского, Френа, Россия [69] может гордиться, как знаменитостями Европейскими, стоящими на ряду с именами Боппов, Бюрнуфов, Вильсонов, Козегартенов, Ролинсонов, и т. п. О Бичурине можно смело сказать, что он стоит во главе Европейских Китаистов, как о Френе, что он имам в деле мусульманской нумизматики; Монгололога по плечу Г. Ковалевскому нет в Европе, как нет в ней и другого такого Грузинолога, как Г. Броссе; и т. д. Не много появляется у нас работ по части ориентализма, но за то работы эти большею частию первоклассные, и не срамят себя ориенталисты наши изданием таких пустых диссертаций и детских текстов, какими на Западе приобретается нередко ученая известность, заставляющая непосвященных, говоря об авторах этих диссертаций и издателях таких текстов, писать имена их не иначе, как с эпитетом «знаменитый», «многоуважаемый» и тому подобными. Ни по какой другой отрасли знаний, наука Русская не имеет такой прочности и самостоятельности, как по части ориентализма; даже в области отечественной истории являемся мы большею частию не оригинальными деятелями, а последователями тех или других философских и юридическим учений Запада. Причиною тому — что Восток изучаем мы в источниках, начиная, как следует, с начала, тогда как во всем прочем, не работая над предметом исторически, спешим усвоить себе внешним образом только последние результаты чужих трудов.

Самая сильная закваска Русского ориентализма — в Казани; потому в Казани же обнаруживается и наибольшая ученая деятельность по этой части: там появились все превосходные труды Гг. Ковалевского и Казем-Бека, и — что еще важнее — трудами этими и преподаванием обоих профессоров образовалась целая школа молодых ориенталистов, подающих самые блистательные надежды. Какое превосходное направление дано там Монгольским занятиям, можно видеть из вышедшей в конце прошлого года «Калмыцкой Грамматики» Г. Бобровникова, а лучшим мерилом процветания мусульманского языкоучения служат о-сю-пору многочисленные уже труды Г. Березина. [70]

Воспитанник Казанской Гимназии и Казанского Университета, Г. Березин, по окончании курса учения со степенью магистра Восточной Словесности, отправлен был в 1842 году в ученое путешествие по мусульманскому Востоку, по возвращении из которого в 1845, назначен был вскоре в тот же Университет Профессором Тюркских наречий, или, как говорится по-просту, Турецкого и Татарского языка. С тех пор, независимо от ученых отчетов о путешествии, помещавшихся своевременно в Журнале Министерства Народного Просвещения, и литературных отрывков из того же путешествия, явившихся в других Русских журналах, Г. Березин успел на- печатать следующие отдельные труды:

1. Дополнения к Тюркской Грамматике Профессора Казем-Бека. Спб. 1846 (93 стр. в 8-ю д. л.)

2. Recherches sur les dialectes musulmans. Premiere partie: Systeme des dialectes turcs. Casan. 1848 (95 стр. в 8-ю д. л.)

3. Путешествие по Востоку: I. Путешествие ло Дагестану и Закавказью. Казань. 1849 (530 стр. в 8-ю д. л.)

И теперь принялся вот за издание «Библиотеки Восточных Историков,» начав его с Шейбаниады.

«Дополнения» и «Recherches» не смотря на свой малый объем, составляют блистательные приобретения для науки. Для того, чтобы написать две эти брошюры, надо было ознакомиться с Тюркскими наречиями изучением их в местах, куда редко или и совсем не проникали ориенталисты, и где Г. Березин первый пожал обильную лингвистическую жатву; сверх того, надо было обладать знанием письменной литературы этих наречий, заключающейся в рукописях, доступных изучающему предмет в Париже или Лондоне еще труднее, чем самые местности, где говорят помянутыми наречиями Одна мысль прибавить что-либо к работе такого мастера, каков Казем-Бек, ручается уже за необыкновенную основательность и обширность сведений Г. Березина в Тюркских наречиях. Относительно же «Recherches» можно пожалеть только, что решившись писать по-французски, Русский ученый не обратил на отделку формы труда своего [71] такого внимания, какое требуется от человека, пишущего на языке нации, самой щекотливой на-счет этой статьи, Г. Березин видимо ноторопился издать этот труд, и оттого вышел он из его рук далеко не столь совершенным, каким бы мы желали его видеть, каким при меньшей поспешности, явился бы он несомненно.

В «Путешествии по Дагестану и Закавказью», составляющем первый том описания странствований и исследований Г. Березина на Мусульманском Востоке, впал он, напротив, в другую крайность — и стремление придать книге ученого и дельного содержания легкость путевых заметок какого-нибудь туриста ; стремление, которое вовсе не удалось автору, потому что шутить и острить легко и приятно дается не всякому, кто захочет. Желаем, для пользы самого Г. Березина и его читателей, чтобы в описании следующих отделов своего путешествия он ограничился истинною своею ролью — поучением — решился на изложение более сообразное с достоинством его труда. Нам кажется, что в через-чур шутливый тон речи, при описании путешествия своего, вовлечен был Г. Березин примером автора «Поездки в Константинополь,» небольшой статейки, напечатанной, лет десять тому, в «Одесском Альманахе.» Но что идет к лицу легонькой статейке без притязаний на ученость и основательность, то лие самое обезображивает превосходный солидный труд, каким, отложив в сторону приторное и натянутое любезничанье автора, является его Путешествие по Дагестану, обильное любопытными фактами, свежими исследованиями и увесистыми цитатами и приложениями, свидетельствующими об обширной географической и исторической начитанности автора.

Обращаемся теперь к Библиотеке Восточных Историков, за издание которой принялся Г. Березин, не окончив ни Recherches, ни описания путешествий своих. Это, впрочем, не вредит ничему, и показывает только разнообразие деятельности молодого Профессора. «Не желая оставаться деятелем совершенно чуждым Русской Истории — говорит наш ориенталист в предисловии к [72] «Библиотеке» — и сознавая в то же время слабость сил моих и ограниченность средств, я решился приступить к собиранию и обнародованию в подлиннике и переводе сказаний восточных писателей о Монголах, а также о Тюркских и других племенах, обитавших в первобытной России, пополняя эти известия извлечениями из географов мусульманских.» В следствие этого, издав теперь «Шейбаниаду,» в следующих выпусках «Библиотеки» Г. Березин намеревается поместить;

1. Сокращенный перевод Татарской рукописи «Изложение Болгарских повествование, сочинение Шереф-Эд-Дина бен Хюсам-Эд-Дина Болгарского, с примечаниями, мемуаром о Болгарах, Болгарскими надписями и небольшим отрывком Татарского текста подлинника.

2. Текст и перевод Татарской рукописи «Собрание хроник» принадлежащей Библиотеке Казанского Университета, с примечаниями и географическими приложениями.

3. Перевод Истории Абуль-Гази, с вариантами из рукописи Азиатского Музея С.-Петербугской Академии Наук, с примечаниями и географическими приложениями.

4. Перевод Истории Монголов Бенакети, по рукописям Азиатского Музея С.-Петербургской Академии Наук и Библиотеки Казанского Университета, тоже с примечаниями и географическими приложениями.

Намерение Г. Березина издавать в текстах и переводах, с приложениями и объяснениями, мусульманских писателей о Монголах, Тюрках и других племенах, обитавших или обитающих в России, как материял для прояснения Монгольского периода нашей истории, — намерение превосходное, заслуживающее полного сочувствия и благодарности, тем более, что едва ли у какого другого ориенталиста в России стало бы решимости взяться за это предприятие. Но выбор предполагаемых к изданию материялов кажется нам нам не совсем удачен.

Правда, мы не имеем определенного понятия о содержании и достоинстве «Изложения Болгарских повествований», равно как и о «Собрании хроник» неизвестного Татарского писателя: может быть, и то и другое сочинение заключают в себе много новых и достоверных [73] исторических фактов (в чем, впрочем, мы крепко сомиеваемся, и по причинам достаточным); но за то знаем что такое «История» Абуль-Гази, Бенакети, и, благодаря Г. Березину, изданная им «Шейбаниада». В историческом отношении, по мнению нашему, не стоило бы издавать ни той, ни другой, ни третьей. Если бы можно было напечатать в Европе все мусульманские рукописи исторического содержания, каково бы ни было их достоинство, тогда другое дело; но и тогда, полагаем, все бы лучше было начать с произведений, составляющих товар, а потом уж издавать балласт. Но мы думаем, не сомневаясь, чтобы и Г. Березин был другого мнения — что издание всех мусульманских рукописей исторического содержания дело невозможное, бесполезное и нелепое. А если нельзя и не стоит издавать всего, так, естественно, следует печатать и переводить то, что наиболее заслуживает внимания. Издавать целиком Шейбаниаду и компиляторов, подобных Абуль-Гази и Бенакети, когда остаются еще не напечатанными Рашид-Эд-Дин, Вассаф, «Введение» (Мукаддеме) в Шереф-Эд-Динову Историю Тамерлана (Фетх-Намэи-Джехангири) и другие такого же достоинства исторические писатели о Монголах, значит тоже, если еще не хуже, что печатать Гольдсмитов, Мильфордов, Ролленей, оставляя в рукописях Геродотов, Фукидидов, Павзаниев. Абуль-Гази, правда, пользовался большим уважением; но это было во время оно, когда не знали источников, из которых он скомпилировал свое «Тюркское Родословие.»

На это могут нам возразить, что иногда, чтобы не сидеть сложа руки, по неволе приходится издавать посредственное и третьестепенное вместо первоклассного, потому что последнего, по редкости рукописей, нет возможности достать. С этим мы согласны совершенно; но не видим, чтобы в таком положении находился издатель «Библиотеки». Из программы его видно, что ему доступны рукописи С.-Петербургской Императорской Академии Наук, следовательно, одинаково с Абуль-Гази и Бенакети, были бы ему доступны, например, и Рашид Эд-Дин и Шефер-Эд-Дин: Джами-ут-Теварих первого находится [74] в Азиатском Музее Академии под N 556, а Фетх-Намэи-Джегангири последнего — под 568. Мы сами пользовались ими из этой библиотеки.

Не одобряя вообще выбор издаваемых Г. Березиным сочинений, мы, впрочем, ни мало не ставим ему этого в вину. По всему видно, что большая часть предположенных к помещению в «Библиотеке» трудов были начаты, или уже и изготовлены переводчиками, за неимением под руками ничего лучшего, прежде чем родилась у почтенного Профессора благая мысль об издании Монголо-Тюркских историков: чтобы труды эти не пропали, он и решился дать им место в своей «Библиотеке»; а там, со временем, выкупит это неказистое начало изданием писателей достойнейших. Если предположение наше основательно, то для того, чтобы не вводить добрых людей в заблуждение, не худо было бы упомянуть в предисловии, по каким причинам издается то, а не другое.

Теперь скажем несколько слов о Шейбаниаде в особенности. До издания этого произведения Г. Березиным, оно было совершено неизвестно. Единственная рукопись, принадлежавшая прежде Г. Казем-Беку, находится ныне в Азиатском Музее Императорской Академии Наук. Писано оно на Джагатайском наречии. Имя автора неизвестно. Казем-Бек почитает эту историю произведением знаменитого Джагатайского писателя Мир-Али-Шира. Г. Березин другого мнения, и доказывает весьма основательно, что это работа неизвестного Джагатайского писаки, жившего не позже первой половины XVI столетия, произведенная на свет, повидимому, в Бухаре, между 1510 и 1530 годами. Относительно содержания и слога Шейбаниады, или собственно — Шейбани-Намэ, Г. Березин выражается, весьма справедливо, следующим образом; положения издателя, несогласные с нашим мнением, печатаем мы курсивом:

«Автор делит свою книгу на два отделения: в первом рассказывается коротко история Монгольских и Тюркских племен сообразно с мусульманским преданием от Ноя до вступления на императорство Чингиз-Хана. Это отделение [75] могло бы быть весьма интересным, если бы автор имел под рукою источники кроме Рашид-Эд-Диновой истории, к которой он часто отсылает читателя, и еслиб, даже при одной этой истории, с уменьем исполнил выбор фактов. Только по тому обстоятельству, что составленная Рашид-Эд-Дином история древних Тюркских и Монгольских племен доныне не издана, труд нашего автора имеет значение для Средне-Азийской истории, значение, усиливаемое сомнительностью чтения собственных имен у мусульманских историков, для которого настоящее сочинение представляет несколько изменений, хотя иногда и неудачных: например Диб-Нагкуй вместо Диб-Баккуй, и другие. Но мы не можем не упрекнуть автора в его наклонности к сказочным повествованиям о подвигах древних героев, которым он, по особенной любви, посвящает более времени и труда, нежели важным историческим событиям: так Чингиз-Хан представляется у него не могущественным монархом, завоевателем и законодателем, а каким-то искателем приключений. Не смотря на этот упрек и на огромные пропуски в упоминании Тюркских и Монгольских племен, я не могу считать лишенным интереса первое отделение, и с своей стороны старался придать ему занимательности примечаниями филологическими и другими.

«Второе отделение содержит в себе неполные исторические известия о племени Гконгират, состоявшем в родстве по женской линии с многими Монгольскими Ханами. Устремив свое внимание преимущественно на это родство, автор весьма немного говорит о других племенах, о Чингиз-Хане, его сыновьях, но более о Гконгиратских Беках, дает родословную Абуль-Ххаир Хана и его наследников, и оканчивает это отделение семью благочестивыми Сюльтанами. Это отделение изложено еще с большею непоследовательностию, нежели предъидущее, но оно дает возможность пополнить и исправить родословие Бухарских Ханов, изложенное у Абуль-Гази и Мухаммед Юсуфа Эль-Мунши. Генеалогия потомков Абуль-Ххаир Хана доведена автором до пятого колена, т. е. до средины XVI столетия. В изложении родства Гконгиратских Беков, автор следовал опять Рашид-Эд-Дину, который, по известию Г. Гаммера (Wien. Jahrbuecher, 1837, В. LXXVII, 21), распространяется очень подробно об этом племени.

«Собственно этим отделением и должно бы оканчиваться сочинение, но автор снова принимается за рассказ и излагает довольно подробно историю междоусобий по смерти Абуль-Ххаир Хана и походы Мухаммед Шейбани Хана, внука Абуль-Ххаирова, заключая это повествование смертию Шейбани Хана в битве с Персидским Шахом Исмаилом, что случилось [76] в 1510 году по Р. X. Здесь автор объявляет титул своей книги — «Шейбани-Намэ», Шейбаниада; но ничего не говорит ни о себе, ни о времени появления в свет труда своего. После этого заключения находим опять генеалогию потомков Абуль-Ххаир Хана, в частностях несколько отличную от прежней, но почти столь же подробную.

«Простота и непоследовательность изложения заставляют думать, что автор Шейбаниады был не очень опытен в литературном деле, и едва ли что-нибудь писал кроме настоящего сочинения. В первом и втором отделении он довольствовался буквальным переводом Рашид-Эд-диновой истории Монголо-Тюркских племен, выбирая места, не те, которые выбрал бы опытный писатель и строгий критик, а те, которые пришлись более по необразованному вкусу нашего автора: таким образом историческим важным фактам он предпочитал баснословные сказания, а также весьма ему нравятся производства имен действующих лиц из Монгольского языка. В полной Рашид-Эд-днновой истории все это было кстати, но в epitome Монголо-Тюркской истории такая многословность совершенно неуместна. Не смотря на все эти недостатки, первое и второе отделение Шейбаниады, я думаю, не будут лишними даже и по издании в свет Рашид-Эд-диновой хроники: из моих примечаний видно будет, как иногда Шейбаниада удовлетворительно восстановляет ошибочный текст Рашид-Эд-диновой рукописи одного из Русских ориенталистов. — В третьем отделении автор очень, сух в своем повествовании, так что внимание читателя не может быть не утомлено отрывистыми известиями о походах Шейбани Хана и реестрами собственных имен: география Тюркестана не выигрывает ничего от этого запутанного и темного изложения, а история теряет весьма много».

С тех пор как существуют в мире издатели чужих сочинений, большее или меньшее пристрастие к издаваемому тексту было всегдашнею отличительною чертою издателей. Г. Березин принадлежит к числу тех из них, которые наименее страдали этою весьма почтенною, безвредною и простительною слабостию. Даже из собственного его отзыва видно, что Шейбани-Намэ есть одна из тех бестолковых и полуграмотных компиляций, какими являются вообще исторические произведения Татар и многие исторические сборники Персиян, украшающиеся у Европейцев титулом «историй.» Но потому-то именно и непонятно, как мог сказать он, что первое и второе [77] отделение Шейбани-Намэ не будут лишними даже и после издания в свет Рашид Эд-Диновой истории Монголо-Тюркских народов! Если при помощи Шейбани-Намэ, удалось Г. Березину, в одном или двух случаях, поправить ошибочное чтение одного из экземпляров Рашид-Эд-Динова труда, так это нисколько не доказывает исторического достоинства Джагагайской компиляции, кроме вздору нет в двух первых отделениях ее, за исключением родословной Абуль-Хаира и его преемников, ни одного факта, которого бы не нашлось у Рашид-Эд-Дина. Рашид-Эд-Диново Джами-Эт- Теварих — есть единственный чистый мусульманский источник для древнейшей истории Монгольских и Тюркских народов в пределах Средней Азии. Потому, автор Шейбани-Намэ, если бы и хотел не мог иметь других источников для той части компиляции своей, которая касается времен до-Чингисовских. То, что он имел и мог иметь, как сочинения Мирхонда, Хондемира, Шереф-Эд-Дина, Беиакети и других, не заключают в себе, в отношении к этим временам, (за исключением некоторых сведений о независимом и Китайском Тюркестане), также ничего дельного, чего бы авторы их не заимствовали у Рашид-Эд-Дина; все остальное, что находится у них, как и в Шейбани-Намэ, об этом до-Чингисовском периоде Средне-Азийской истории — есть чистейшая ералаш: сплетение Еврейских преданий с вымыслами собственной изобретательности; ибо особого мусульманского предания о просхождении и разветвлениях Средне-Азийских народов нет никакого. В случае надобности мы готовы .доказывать подробно это положение, и можем указать даже, у какого писателя, и в следствие каких обстоятельств, явилось впервые сплетение, которое Г. Березин называет «мусульманским преданием» о Монголо-Тюркских родах и народах. Того, что находим в Шейбани-Намэ о части этого quasi мусульманского предания, у Рашид-Эд-Дина нет и в помине: стало быть, во всяком случае, у автора этой компиляции имелись под рукою и другие книги, кроме Рашид-Эд-Диновой, в противность мнению Г. Березина. Таким же образом, в прямой противоположности с достойным ученым нашим, думаем мы, что если и в [78] Шейбани-Намэ есть что-либо своеобразного, ей исключительно принадлежащего, чем обогащает она запас исторических сведений наших о Средней Азии, что бы собственно, в историческом отношении, и заслуживало в ней быть изданным, — так это третье ее отделение — о родословии и делах Абуль-Ххаирова потомства. Точно так же, по мнению нашему, и у Абуль-Гази достойна издания, как труд оригинальный, как источник, только последняя треть его Тюркского Родословия, в которой идет речь о потомстве Джучи-Хана и преимущественно о властителях Хивинских: две же первые трети, заключающие в себе древнейшую историю Монголо-Тюркских народов и события времен Чингиса, не имеют никакого исторического значения. Да и о потомстве Джучи до времен Тамерлана, все, что есть у Абуль-Гази в сокращении, заимствовано им, без сомнения, из пространнейшего труда Улуг-Бека: «Тарихи- Чегар-Улус», которого, к сожалению, не имеется доселе в Европе ни одного экземпляра

Далее, говоря вообще об издаваемой им «Библиотеке» Г. Березин прибавляет, что он нисколько не опасается за ее будущность, потому, между прочим, что Тюркские тексты печатаемых им историков могут служить хрестоматией для занимающихся изучением Тюркских наречий. Это — другое дело: тут взгляд наш на выбор материалов для «Библиотеки» изменяется совершенно, и мы находим, что издатель ее поступит превосходно, печатая целиком дрянных Тюркских компиляторов. Тюркские языки и наречия, за исключением одного Оттоманского, обладающего огромным числом исторических, поэтических и других произведении, имеют вообще самую бедную литературу; да и из этого бедного запаса напечатано доселе всего четыре, пять текстов. Если кому из Европейских народов разработывать на пользу общую языки и литературы Тюркские, так без сомнения нам, Русским: половина народов этого племени суть подданные Царя Русского, остальные живут с нами бок-о-бок. Между тем доселе не обращаемо было на этот предмет такого внимания, какой заслуживает он с нашей стороны, хотя все, что сделано в Европе для облегчения средств к изучению этих наречий, сделано почти исключительно [97] у нас на Руси. Г. Березин является первым ревностным деятелем на этом поприще, и мы не знаем, как благодарить его за такое самоотвержение; именно самоотвержение, потому что предмет сам по себе не представляет ничего особенно занимательного, и ученый Профессор, с его знанием других восточных языков, мог бы легко найдти приятнейшую пищу своей деятельности.

Впрочем, если бы издаваемые Г. Березиным тексты не могли служить даже и хрестоматиями, для успеха «Библиотеки» достаточно было бы одних филологических примечаний, к которым тексты эти могут подать ему повод, лишь бы примечания эти постоянно отличались тою свежестию и сочностию труда, какие нашли мы в комментарие его на Шейбани-Намэ, Тут на каждой странице встречается что-нибудь новое и дельное; то объясняет Г. Березин происхождение и различные значения Тюркских слов сбивчивого употребления, то восстановляет сомнительное чтение собственных имен, то разоблачает сущность того или другого мифического сказания, и все это с таким верным филологическим тактом, такою основательностию и разнообразием знания, таким приличием в отношении к другим ученым противного мнения, что примечания его к Шейбани-Намэ могут, по достоинству своему, стать совершенно рядом с примечаниями Катрмера к издаваемой сим последним Истории Персидских Монголов Рашид-эд-Дина: выразить лучше наше уважение к ученой работе Г. Березина мы не умеем, потому что почитаем Катрмера первым между современными ориенталистами. Желательно только, что б эти достоинства, в особенности последнее, то есть уважение к чужим трудам, остались навсегда отличительными качествами ученых работ Г. Березина.

В приложениях к переводу Шейбани-Намэ помещены: 1) статья о Мавераннагре, переведенная издателем из Джиган-Нюма Кятиба Челеби, и четыре коротеньких мемуара молодого Монголога нашего и природного Бурята Г. Дорджи Банзарова, именно: 2) о происхождении имени Монгол; 3) о происхождении слова Чингис; 4) о названии Эргене-Хон, и 5) об Ойратах и Уйгурах. [80] Джиган-Нюма слишком известна, чтобы говорить об ней. Что касается до заметок ученого и даровитого Монгололога нашего, то: а) имя Монгол производит он от горы Мон в южной Монголии, на северном берегу Желтой реки, оротив области Ордос, где поколение, сделавшееся известным под этим именем, кочевало в первой половине IX столетия; b) об имени Чингис думает, что это древний Гуннский титул Чен-ю, равный Китайскому Хуан-ди, восстановленный только Темучином; c) знаменитая в преданиях Монгольских гора Эргене-Хон, по мнению его, находилась в цепи гор, идущих по южной Монголии, рядом с Великою Стеною; и д) народные имена Ойрат и Уйгур производит он от слов ой-арат и ой-гур, которые оба значат одинаково «лесной народ», подтверждая это производство сказаниями Рашид-Эд-Дина. Все четыре мемуара весьма замечательны, обнаруживая в молодом ученом большую сообразительность и меткость взгляда: все вопросы, упражнявшие до него проницательность многих заслуженных ориенталистов, решены им удовлетворительнее, чем всеми его предшественниками. Если Г. Банзаров и впредь не откажется украшать «Библиотеку» такими мемуарами, то скоро древняя история Средней Азии явится совершенно в ином виде. Кого же впрочем, как не Русских и ждало это поприще?

В заключение о самом переводе Шейбани-Намэ должно сказать, что он вернейший портрет подлинника: ближе переводить не возможно, а изящнее не стоит и не должно. Не нравится нам только в некоторых случаях система, принятая Г. Березиным для Русской транскрипции Тюркских букв: воля ваша, а странно видеть посереди Русских букв Латинское H (h) и не читать его за Русский н; странно видеть как Тюркский каф передается буквами гк, или хан-мен-кутэ — двумя х сряду, например в словах Буххара, Ххаир, тем более, что и сами вы не всегда верны своей системе, ибо пишете же хан, а не ххан, Гконгират, а не Гконггират, тогда как вместо Огуза является у вас Оггуз, и т. д. Для незнающих восточных языков все эти тонкости бесполезны, а для знающих — тоже бесполезны. Впрочем, Аллагу ааламу. «Господу лучше известно!»

В. Григорьев.

Текст воспроизведен по изданию: Библиотека восточных историков, издаваемая И. Березиным, профессором Казанского университета. Том I; Шейбаниада, история монголо-тюрков на джагатайском диалекте // Москвитянин, № 22. 1850