СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

РАССУЖДЕНИЕ О ДЕЛАХ МОСКОВИИ ФРАНЧЕСКО ТЬЕПОЛО

Описание Московии Франческо Тьеполо издавалось неоднократно.

Впервые оно было издано в 1820 г. в Берлине Б. фон Вихманном (Sammlung bisher noch ungedruckter kleiner Schriften zu aeltern Geschichte und Kentniss des Russischen Reichs. Herausg. v. B. von Wichmann, Bd. I. Berlin, 1820, стр. 363—398, по рукописи венской библиотеки: cod. ms. n° 8707, Hist. prof. 171, fol. 23—31.), затем — в 1841 г. — в С. Петербурге А. И. Тургеневым (В Historia Russiae monumenta, т. I, стр. 162—172, по рукописям Ватиканского архива: Misc., Arm. II, 19 и Misc., Arm. II, 76.); позднее издавалось еще дважды в Венеции: в 1857 г. — S. Romanin (S. Romanin. Storia documentata di Venezia. Venezia, 1857, т. VI, стр. 505— 522, по рукописи библиотеки св. Марка: cod. LXIV, cl. VI. Ital.) и A. Magrini — в 1877 г. в весьма редкой брошюре Nozze Cuchetti-Rosado (Relazione della Moscovia attribuita al serenissimo sier Francesco Tiepolo, fatta l'anno 1560. Venezia, tip. G. Cecchini, 1877, 8⁰ стр. 39.).

Библиографические упоминания о работе Тьеполо находим: у Аделунга в Kritisch-litteraerische Uebersicht (F. Adelung. Kritisch-litteraerische Uebersicht der Reisenden in Russland bis 1700, deren Berichte bekannt sind, Bd I. S^t. Petersb. u. Leipz., 1846, стр. 224—226. Перевод работы Аделунга — в Чтениях Общества истории и древностей при Московском университете, 1863, январь—март, кн. 1, стр. 144-145.), у Иконникова (Иконников. Опыт русской историографии, т. I. Киев, 1891, стр. 200, и т. I, кн. 2. Ibid., 1892, стр. 1474.) и у G. Berchet во введении к его изданию Relazione della Moscovia di Alberto Vimina 1657 (Milano, 1861). Никакого упоминания, против ожидания, не находим у Ciampi в его Bibliografia critica, хотя именно Ciampi в 1830 г. принес в дар русской [306] Академии проверенный им список Тьеполо (S. Ciampi. Bibliografia critica delle antiche reciproche corrispondenze politiche, ecclesiastiche, scientifiche, letterarie, artistiche dell' Italia colla Russia, colla Polonia ed altre parti settentrionali. Firenze, 1842, vv. I—III. Список Ciampi ныне хранится в архиве Академии Наук СССР.). Наоборот, отсутствие имени Тьеполо в “Сказаниях иностранцев о Московском государстве” В. О. Ключевского и у В. Кордта в его “Чужоземнi подорожнi по Схiднiй Европi до 1700 р, (у Киiвi, 1926) — не удивительно, так как первый и не собирался охватить все “сказания”, а второй в своем указателе не повторял, а лишь (частично) дополнял Аделунга.

В нашей исторической литературе, насколько нам известно, Тьеполо вовсе не цитируется и не упоминается. Нет до сих пор и перевода его сочинения на русский язык.

*

Всего до сих пор известно было одиннадцать списков сочинения Тьеполо. Шесть из них указывает Аделунг. Это списки: библиотеки Барберини, Ватиканского архива, Ватиканской библиотеки, берлинский, парижский и венский (Adelung, о. с. стр. 224, 225.). Из остальных три принадлежат библиотеке св. Марка в Венеции (Первый — (M₁) cod. LXIV, cl. VI. Ital. alla Marciana — см. S. Romanin, о. с, т. VI, стр. 505; второй — (M₂) It. V. 38 — см. Catalogo dei codici Marciani Italiani... vol. II... redatto da С. Frati e A. Segarizzi Modena, 1911, стр. 278; третий — (M₃) It. VII. 908 — в печати не упоминался.), один, по словам Ciampi (Об этом говорит собственноручная надпись Ciampi на копии этого списка, подаренной им Академии Наук.), входил в собрание Тривульцио и один — ватиканский, указан А. Тургеневым в вариантах к его изданию Тьеполо.

К этим одиннадцати мы можем прибавить теперь двенадцатый, превосходно сохранившийся, по-видимому, один из наиболее ранних, список, недавно обнаруженный в собраниях Института Истории Академии Наук СССР (L).

Из всех упомянутых нам были доступны, не говоря о последнем, тексты: Ватиканского архива (по двум спискам — V₁ и V₂) — по изданию А. И. Тургенева; венский (W) — по изданию Б. ф. Вихманна; первый из названных венецианских (M₁)— по изданию S. Romanin; Тривульцио (Т — сверенный Ciampi, по его словам, с текстом списка Барберини) — по сохранившейся в архиве Академии Наук СССР копии, подаренной Ciampi [307] Академии, и, наконец, список библиотеки Барберини (В) — по копии (XVII в.) (Гос. Публичная библиотека им. Салтыкова-Щедрина — шифр: Ит. F. IV. n° 37. Список определен в каталоге, как относящийся к XIX в., но по бумаге и письму относится, кажется, к XVII в.), привезенной Штрандманом в 1823 г. и хранящейся в Гос. Публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина.

Наименования сочинения Тьеполо различны в равных списках — и по степени подробности, и в смысле (мнимой или действительной) точности.

Наиболее подробный заголовок имеет список Ciampi-Trivulzio (T): Relazione overo discorso delle cose di Moscovia, qual si dice essere del clarissimo M. Francesco Tiepolo (без года). Наиболее краткий — в нашем академическом списке (L): Delle cose di Moscovia del MDLXVI.

Различия заголовков, как увидим, нелишенные значения, интересны по следующим вариациям: a) Discorso или Relazione; б) с именем Тьеполо, без него или с иным именем; в) с категорической или условной атрибуцией; г) с датой года или без нее.

Большинство списков: V₁, V₂, берлинский, парижский, W, М₁ и М₂ — называют работу Discorso. К ним примыкают М₃, дающий Notitie, и список Ватиканской библиотеки — Narratio historica (О последнем см. Adelung, о. с, стр. 225. Возможно, впрочем, что этот заголовок принадлежит не ватиканскому списку, а только копии Альбертранди, как это, например, оказалось с Мариниевской копией текста псевдо-Фоскарини, натолкнувшей своим латинским заголовком на совершенно ошибочные предположения и Аделунга и отчасти Вл. Огородникова (см. Вл. Огородников. Донесение о Московии второй половины XVI века. М., 1913).).

Наоборот, списки В и Т дают вместо Discorso — Relazione (Впрочем, в копии, привезенной Штрандманом, на 2-м листе имеется второй, краткий заголовок из одного слова Discorso.), а последний, контаминируя, Relazione overo Discorso. Наш список (L) вовсе опускает термин.

Имя Тьеполо названо в большинстве списков, в W и L отсутствует, в М₂ и М₃ указано (или разумеется) другое (Для М₂ см. Catalogo dei codici Marciani Italiani... v. II. стр. 278: Antonio Caboga Ragusino. Имя ошибочно взято из записи в конце рукописи: “MDLX^ta ex libris Antonii Caboge Ragusini". Что касается М₃, то текст ее озаглавлен: “Его же заметки о Московии” (“Notitie delta Moscovia dello stesso”). Поскольку этому предшествует донесение о Польше Alvise Lippomano, то и вся рукопись приписывается Липпомано.). Однако, [308] не все списки, называя Тьеполо, с одинаковой определенностью приписывают ему авторство. Выше мы видели формулу списка Т: “qual si dice essere...” Такова же она и в V₁, V₂, в берлинском и М₁. В противоположность им, списки парижский, Ватиканской библиотеки и В указывают атрибуцию в категорической форме, особенно последний в передаче Аделунга (Список В в копии Штрандмана не упоминает “al Senato Veneto”.): “Relazione delle cose di Moscovia, fatta al Senato Veneto da messer Francesco Tiepolo”.

Менее существенны для нас в данный момент колебания в датах при заголовке. О них скажем ниже, оговорив здесь лишь наибольшую вероятность даты 1560 г.

Отмеченные же выше два других пункта, в сущности, отражают основное недоумение, вызываемое рассматриваемым сочинением. С чем мы тут имеем дело: с записками путешественника, реляцией дипломата — официального или неофициального корреспондента правительства, с сообщением частного лица или с чем-либо вроде справки, составленной в правительственной канцелярии и т. п.? Какова была роль Тьеполо по отношению к Московии?

Аделунг, первый коснувшийся этих вопросов, дает на них весьма определенные, но ничем, к сожалению, фактически не обоснованные ответы. Он говорит о Франческо Тьеполо (Adelung, о. с, стр. 224. Цитируем по переводу А. С. Клеванова в Чтениях М.О.И.Д., 1863, январь—март, кн. 1, разд. IV, стр. 144.): “Об обстоятельствах жизни его ничего неизвестно; в 1560 г. он находился в Москве послом Венецианской республики и, по возвращении, поднес своему правительству донесение, содержащее описание России в историческом и топографическом отношениях”.

Откуда почерпнуты эти данные, Аделунг не указывает. Между тем русские источники, и опубликованные ко времени Аделунга, и все вообще до сих пор известные, ничего не говорят о посольстве Тьеполо. Иностранные источники, по крайней мере, в пределах известного в печати материала, также не подтверждают сказанного Аделунгом. В частности, у Е. Alberi в Relazioni degli ambasciatori Veneti al Senato (Relazioni degli ambasciatori Veneti al Senato, raccolte ... da E. Alberi. Firenze. 1840.) Франческо Тьеполо нет. [309]

Попытки идти путем генеалогических разысканий оказываются так же бесплодны. У P. Litta в его Celebre famiglie Italiane (Torino, 1902.) можно отметить несколько представителей рода Тьеполо, носивших имя Франческо и около 1560 г. бывших совершеннолетними, но если бы даже нам удалось (что весьма сомнительно) отождествить нашего автора с одним из них, сведения П. Литта нас почти ничем не обогатили бы, так как биографические подробности об упомянутых лицах у него почти отсутствуют.

А. Магрини (См. выше прим. на стр. 305.) так определяет итоги своих генеалогических поисков: “La famiglia Tiepolo appartiene ad uno dei piu antichi e nobili casati di Venezia. Venne da Rimini, e la sivuole discesa da patrizi Romani. Produsse antichi tribuni e fu tra quelle che nel 697 elessero Paolo Lucio Anafesto di Eraclea, primo doge di Venezia; numerando essa a sua volta due dogi: Iacopo, che regno ventotto anni, abdicando nel 1249, e Lorenzo, suo figlio, che, eletto nel 1268, dogo sei anni. Molti uomini conspicui ed illustri essa diede alia magistratura, alia chiesa, alia milizia, alle scienze, alle lettere e alle arti. Tra quelli annoverasi Francesco Tiepolo, estensore della Relazione sulla Moscovia. Intorno ad esso pero furоnо vane le piu ostinate ricerche, e presso l'Archivio generale ai Frari, e presso la Marciana, e presso dotte persone specialmente versate in tali studi, da me fatte per poter stabilire la sua ide - tita tra i non pochi Francesco Tiepolo, che nacquero circa all'epoca in cui egli deve aver visto la luce. Tuttavia i dati che piu corrispondono, considerato che egli doveva coprire la carica di ambasciatore, e che la Relazione e del 1560, sono i seguenti. Francesco Tiepolo, fu Domenico, fu Matteo, fu Andrea, fu Lorenzo nacque nel 1509, l'anno stesso, in cui suo padre, vedovo di una Valeresso fu Marco, che avea sposata nel 1488, passo a seconde nozze con una Gradenigo fu Zusti, vedova di Paolo Morosini. Egli pure, vedovo di Maria Bembo fu Alvise, che avea impalmata nel 1526, secondo il Priuli, Genealogie Veneziane, tomo VI, pag. 5093, e di una fia di Bernardin Giova, gastaldo del Serenissimo, secondo la Cronaca Matrimoni dei nobili Veneti, pag. 314 tergo, sposo in secondi voti una figlia di Giovanni Contarini. Mori nell'agosto del 1580. Non si compende poi come, e perche, nella intestatione del documento gli si dia il titolo di serenissimo, che era [310] esclusiva del Doge”. В переводе это значит: “Семья Тьеполо принадлежит к одному из наиболее древних и знатных родов Венеции. Происходит она из Римини и считает своими предками римских патрициев. Она имела в числе своих членов древних трибунов и участвовала в 697 году в избрании Павла Люция Анафеста из Гераклеи, первого дожа Венеции. В свою очередь она дала двух дожей — Якопо, правившего 28 лет и отрекшегося в 1249 г., и сына его, Лоренцо, который был избран в 1268 г. и был дожем 6 лет. Много видных и замечательных людей дала эта семья магистратуре, церкви, армии, науке, литературе и искусствам, в том числе и Франческо Тьеполо, составителя Донесения о Московии. Что касается этого последнего, то и в главном архиве ai Frari, и в библиотеке св. Марка, и у ряда ученых специалистов оказались напрасны самые упорные разыскания, предпринятые мною, чтобы идентифицировать его с одним из многих Франческо Тьеполо, родившихся примерно в то же время, как и он. Во всяком случае, если принять во внимание, что он должен был быть послом и что Донесение относится к 1560 г., то наиболее подходящие данные — следующие. Франческо Тьеполо, сын Доменико, внук Маттео, правнук Андреа, праправнук Лоренцо, родился в 1509 году, в тот самый год, когда его отец, потеряв жену, дочь Марко Валерессо, с которой был в браке с 1488 г., вступил во второй брак с дочерью Дзусти Градениго, вдовой Паоло Морозини. Сам Франческо, лишившись жены, Марии, дочери Альвизия Бембо, с которой был в браке с 1526 г., согласно Приули “Genealogie Veneziane”, том VI, стр. 5093, или дочери Бернардина Джова, гастальда дожа, согласно Хронике браков венецианской знати, стр. 314, женился вторично на дочери Джованнн Контарини. Умер он в августе 1580 г. Непонятно, как и почему в заглавии памятника он дает себе титул светлейшего, принадлежавший только дожу”.

Таким образом, на основании генеалогических материалов мы не только не можем сказать что-нибудь определенное о жизненном пути Франческо Тьеполо, но даже генеалогически отождествить его затрудняемся.

Единственным бесспорным источником для суждения об авторе является в конце концов только его “Рассуждение”. К сожалению, и этот источник дает лишь очень немногое, хотя выражается с достаточной, нам кажется, определенностью. [311]

Надо отметить прежде всего, что сам автор (не в заголовке, а в тексте) называет свою работу Discorso. Последняя фраза его заключения гласит: “Ma occorrendo nell'avenir che s'intenda qualche cosa di piu, che si potesse in questo discorso desiderar...”

Второе, еще более существенное указание содержится в следующих словах заключения: “Questo е quanto che delle cose del stato del Duca di Moscovia dall' historie proprie, da quelle dei vicini e da persone, che hanno militato sotto il Duca, ho potuto raccoglier in compendio. Et se molte cose non ho potuto come faceva bisogno descriver, devesi ascriver tutta la colpa alia molta distanza et all' historia che non da notitia piu particular”.

Из этих слов совершенно ясно, что автор в Московии не был; вероятно, был даже вдали от нее и составил не донесение (Relazione), а рассуждение (Discorso), пользуясь только чужими, письменными и устными известиями.

Утверждение Аделунга о путешествии Тьеполо в Московию не находит тут никакого подтверждения, как, впрочем, и заявление G. Berchet, что “Рассуждение” написано в Венеции.

Это, в сущности, и все, что можно умозаключить непосредственно из высказываний автора о себе самом и о Характере своей работы. Анализ “Рассуждения” добавляет к сказанному еще кое-что, как ниже увидим, но касательно личности автора и, в частности, его имени — не дает ничего. В этом отношении нам остается, основываясь на большинстве списков, связывать авторство с именем Франческо Тьеполо, с их же оговоркой. Оба другие имени (Липпомано и Кабога — см. выше стр. 305), как явно ошибочные, отпадают.

Время составления Discorso можно определять двумя путями: во-первых, по дате, содержащейся в заголовке сочинения в некоторых рукописях, и, во-вторых, по внутренним датам текста.

Заранее отметим, что из двух этих путей лишь второй ведет к более или менее достоверному результату.

Заголовки V₁ и V₂ вовсе не указывают года, как, вероятно, и М₁ (Откуда издатель М₁ (см. Romanin, о. с, стр. 505) берет дату 1557, см. ниже.); В и Т дают 1560 год; L —1566. Точного вывода, как видим, тут сделать нельзя.

Гораздо благоприятнее положение с данными самого текста. Прежде всего обращают на себя внимание два места, где [312] автор говорит о смерти Василия III, вступлении на престол и возрасте Ивана Грозного. В одном из них (стр. 340) сказано: “Государь, которому повинуется все Московское царство, Джованни, наследовавший отцу своему Базилио 24 года тому назад в возрасте 6 лет”. В другом (стр. 341): “Умирая, он (Василий III) оставил, под опекой матери и дяди, наследником единственного сына, того, что ныне правит, что было в 1536 году”.

Из сопоставления цифр совершенно очевидно, что писалось это в 1560 г.: 24 года тому назад был 1536 г., теперь —1560; в 1536 г. Иоанну было 6 лет, теперь ему 30 (стр. 342) — “теперь” = 1560 г. За исключением М₁, все рукописи в тексте дают одни и те же (выше указанные) цифры. В M₁, вместо 1536 г., стоит 1533, то есть, заметим в скобках, действительно точная дата смерти Василия III, но так как М₁, тут же, вместе с прочими рукописями, ошибается в цифре возраста Ивана к моменту смерти его отца (шесть лет, вместо трех), то именно в M₁ датировка оказывается ошибочной: во всех других две противоположные ошибки взаимно погашаются, и итог остается правильным (Василий III умер в 1533 г., когда Ивану было 3 года. VBTWL, относя смерть Василия на 3 года позднее, вместе с тем считают Ивана в момент смерти отца на 3 года старше, чем было в действительности. Таким образом, дата рождения Ивана вычисляется правильно, как 1530 г., а дата написания Discorso, как 1560 г.).

При всей ясности только что сделанного вывода, на нем нельзя окончательно остановиться, не разрешив недоумений, возникающих при чтении двух мест в заключительной части Discorso (см. стр. 342 и примечания к тексту 45 и 46).

В самом деле, пока автор говорит там о походе на Крым и начале Ливонской войны, он не выходит за пределы 1555— 1559 гг., другими словами — установленная нами дата написания сочинения остается непоколебимой. Затем однако, в описании войны с Польшей сказано: “После нескольких поражений, понесенных обеими сторонами, моски потеряли много замков, первоначально занятых ими, и доныне эта распря между ними не кончена”.

Спрашивается, к каким событиям и к каким годам это можно отнести? Неудачи московских войск в Ливонии начинаются только в 70-х годах; ранее этого самые недобросовестные информаторы Тьеполо не имели никаких оснований говорить [313] о “потере многих замков” русскими. Если же признать, что Тьеполо тут действительно имеет в виду победы Стефана Батория (Мы намеренно останавливаемся тут на труднейшем из возможных вариантов. О втором (колеблющемся чтении слова persero — “потеряли” и возможных выводах отсюда) см. в примечании 45 к тексту.), то можно ли это согласить с 1560 г., как датой написания Discorso?

Такой же вопрос возникает при чтении следующего затем сообщения об опустошительном набеге ногаев “в это время” на Московию. За время с 1558 до 1570 г. мы не знаем ни одного серьезного нападения татар на московские земли, но к 1570 г. относится, как известно, поход Девлет-Гирея и сожжение Москвы. Не исключено, разумеется, что Тьеполо введен был здесь в заблуждение какой-либо из враждебно-преувеличенных польских реляций и слова его относятся к одному из обычных набегов на окраины, случавшихся, наверное, и в 1558—1560 гг. В этом случае наша дата (1560) не затронута. Если же допустить, что известие о нападении “ногаев” относится к нашествию Девлет-Гирея 1570 г., а сообщение об их поражении — к походу Девлет-Гирея 1572 г. и битве при Лопасне, то разногласие с предполагаемой нами датой составления Discorso налицо.

Попытаемся устранить или разъяснить эти противоречия. Вполне очевидно, что, если указанные известия с поздними датами встречаются в списках Discorso, сделанных только в конце века или хотя бы около 1579 г. (дата взятия Полоцка Стефаном Баторием), то допустимо и предположение, что мы в них имеем позднейшую интерполяцию, вставку (авторскую или неавторскую), дополняющую старый текст новейшими данными, причем разногласие между внутренними датами старого текста, с одной стороны, и новыми сведениями, с другой — осталось незамеченным.

В нашем случае дело, по-видимому, так и обстоит. Правда, в силу достойной сожаления неточности старых археографических изданий, по ним невозможно установить возраст рукописей, по каким делались публикации Discorso, но путем специальных запросов нам это до известной степени удалось.

По наведенным справкам оказывается, что V₁ (шифр: Misc., Arm. II, 19 = Politicorum 19) не старше 1580 г. (V₁ писана тою же рукой, что и все прочее в сборнике, например, “еlogio del card. Giov. Moroni”, умершего в 1580 г.); V₂ примерно [314] того же времени (1576—1580) (V₂ писана тою же рукой, что находящееся в этом сборнике донесение Андреа Джустиниани 1576 г. Филигрань не зарегистрирована Брикэ (грубое изображение верблюда, под ник Р).); В (шифр: Barb. lat. 5417, ныне в Ватиканской библиотеке) — рукопись XVII в.; М₁ (шифр: Ital. VI.n°64) — не ранее 2-го десятилетия XVII в. (Тою же рукой, что M₁, писано донесение о Германии 1627 г.); М₂ (It. V. 38) — относится к XVI в., но точнее не определима (Филигрань у Брикэ не значится (на гербовом щите кисть руки с растопыренными пальцами, обращенными вправо; под ней корона из четырех зубцов). В конце Discorso запись: MDLX^ta ex libris Antonii Caboge Ragusini. Год, вероятнее всего, датирует Discorso, а не время записи.); M₃ (It. VII. n° 908) — к XVII в. Из остальных, нам известных, W, без сомнения, поздний список, судя по испорченности текста, и, наконец, L (академическая рукопись) по филиграни вполне точно датируется 1576 г. (следовательно, может быть относима ко времени 1576—1580, как и V₂) (Филигрань: ангел в кругу, над кругом шестиконечная звезда; контрамарка — буква Н, у которой верх правого вертикального штриха загнут вправо, а поперечная черта пересечена накрест вертикальным штрихом, увенчанным трилистником. См. Briquet, n° 652.).

Таким образом, наше предположение, хотя бы отчасти, подтверждается. Можно сделать такой вывод: пока не обнаружится список Discorso, содержащий указанные выше известия поздних дат, но относящийся к 60-м гг. XVI в., мы вправе считать эти известия интерполяцией, сделанной не ранее 1579 г. Нелишним будет напомнить, что сам автор Discorso в последних строках заключения высказывает готовность со временем внести необходимые дополнения в свою работу (см. стр. 342).

Примеров дополнений старого текста “последними новостями” немало в практике XVI в. Отметим, что этим отличается третье латинское издание “Записок о Московитских делах” Герберштейна (Базель, 1556), а немецкие переводы “Записок”, принадлежащие Генриху Панталеону и изданные в 1563 и 1567 гг., дополняют основной авторский текст новыми известиями вплоть до 1567 г. (Герберштейн. Записки о Московитских делах, перевод А. И. Малеина. СПб., 1908, стр. XXVI—XXVII и 285—286.).

В “Трактат о двух Сарматиях” Матвея Меховского, в третье его издание (1521 г.) сам автор сделал вставку, дополнив историю царствующего турецкого султана известиями о [315] последних его завоеваниях (см. М. Меховский, “Трактат о двух Сарматиях”, М.—Л.,1936, стр. 89 и примеч. 134).

Весьма типично в том же роде Relatione, приписываемое Марко Фоскарини (см. А. И. Тургенев, о. с., стр. 144 и сл., и перевод Вл. Огородникова), представляющее на две трети пересказ книги Павла Иовия, а в остальном—дополнения ее данными о недавних событиях.

Наконец, самое “Рассуждение” Тьеполо, нами здесь изучаемое, в сущности, тоже является в значительной степени искусно сделанной компиляцией старого материала и лишь в части дает новейшие сведения.

В заключение своего сочинения Тьеполо говорит: “Это — все, что я мог собрать и свести в краткий обзор о делах государства Московского герцога, пользуясь историей самих московитов (“... dell'historie proprie” — буквально: “их собственной истории”.), историей их соседей и рассказами лиц, воевавших под начальством этого герцога. Если многого я не мог, как было нужно, описать, то всю вину за это следует отнести к дальности расстояния и неполноте истории, не дающей более точных сведений”.

Характеризуя таким образом свои источники, автор, как видим, во-первых, вовсе не говорит о личном наблюдении, о личных своих впечатлениях, отнюдь не выступает перед читателем в роли очевидца (“дальность расстояния”), тем самым лишая всякой почвы предположения о пребывании его в Московии (Adelung, о. с., стр. 224.). Во-вторых, указывая фактически использованный им материал, определяет его, с одной стороны, как литературный, книжный (“история”), с другой — как материал устных сообщений.

Анализ “Рассуждения” с точки зрения оригинальности сообщаемых им сведений убеждает в том, что это авторское признание, в общем вполне добросовестное, все же неточно в двух направлениях: использование исторической литературы представляется в нем с преувеличенной широтой, но в то же время в нем умалчивается о некоторых других письменных источниках, какими автор, по-видимому, пользовался. [316]

Напрасно было бы понимать фразу о “собственной истории” московитов или “истории самих московитов” слишком буквально, ища, например, в “Рассуждении” следов русской летописи, знакомства с актами и т. п. Ничего этого у Тьеполо мы не найдем. Столь же напрасно было бы предположение о широком знакомстве автора с “историей их (московитов) соседей”, но при всем том выше приведенное заявление, повторяем, в общем добросовестно.

Самый характер оформления, так сказать дипломатический тип работы Тьеполо, не требовал поименования источников. Он и не называет ни одного из читанных им авторов (Впрочем, в XVI в. это и вообще еще не вошло в обыкновение даже в ученых исторических работах.). Установить их можно по содержанию сообщаемых сведений.

Основным книжным источником Discorso была крупнейшая в то время по значению и богатству фактами работа о России — “Записки о Московитских делах” Герберштейна, к 1560 г. выдержавшие уже пять изданий на латинском языке (Вена. 1549; Базель, 1551; ibid., 1556; Антверпен, 1557; Франкфурт, 1560) и, что особенно важно для нас, в 1550 г. изданные и в итальянском переводе в Венеции (Commentarii della Moscovia et parimente della Russia e delle altre cose belle et notabili composti per il signer Sigismondo, libero barone in Herberstein et Guethag, tradotti nuoamente di latino in nostra lingua volgare Italiana.., Venetia, G. B. Pedrezzano, 1550.).

И в исторических частях Discorso, и в географических описаниях, и в характеристике политико-экономических данных России легко отметить заимствования из Герберштейна. У него взяты сведения о Рюрике, варягах и Владимире св. (Герберштейн, о. с, стр. 4, 5, 9), о раздорах удельных князей и татарах (ibid., стр. 10), о возвышении Москвы (ibid., стр. 100, 1С2), об освобождении Западной Руси и Литвы от татарского ига (ibid., стр. 139), о подчинении Иваном Ш вассалов (ibid., стр. 12—15), о покорении Перми (ibid., стр. 135), о походе Курбского в Югру (ibid., стр. 193), о Василии III (ibid., стр. 16, 20, 145). Из того же источника, с другой стороны, идут сведения о реках России (ibid., стр. 113, 120—122, 129, 130 и др.), об отдельных областях, их плодородии или бедности (ibid., стр. 11, 98, 102, 103, 104, 126, 134, 137, 138), в частности, о загадочном Энгронеланде (ibid., стр. 127, 132, 133, 191); о [317] предметах ввоза и вывоза (ibid., стр. 90, 19, 135, 157), местах торговли (ibid., стр. 117, 124, 152, 157), о естественных богатствах страны (ibid., стр. 91, 95, 96, 102, 103, 107, 109, 120, 122, 124 и др.), об организации военной службы (ibid., стр. 20, 74, 75, 99 и др.), вооружении, одежде, религии и т. д.

“Записки о Московитских делах” были, так сказать, настольной книгой Тьеполо при составлении Discorso, а наличие итальянского перевода, конечно, облегчало пользование ими. Что Тьеполо действительно опирался на итальянский текст Герберштейна, видно потому, что некоторые характерные ошибки и не менее характерные достоинства в отдельных местах Discorso могут быть выведены только из итальянской версии “Записок”. Так, противоречащее фактам и Герберштейну утверждение, что “Сибирь населена ногаями”, объясняется исключительно неясностью в итальянском переводе фразы: “Negai... al fiume Laick (Яик) nella provincia detta Sibier habitano”, где “nella... Sibier”, относящееся к Яику (и неполно передающее смысл латинской фразы “вытекает из области Сибирской”), легко может быть отнесено и к Negai habitano (см. наше примеч. 7 к тексту).

Наоборот, запутанная фраза латинского оригинала о предметах вывоза на северо-восточную окраину Московии (Герберштейн, о. с, стр. 91), не всегда правильно понимаемая даже лучшими из наших переводчиков, в итальянском тексте XVI в. выглядит совершенно ясно: так же ясно отражена она и в Discorso (см. наше примеч. 32 к тексту).

Вместе с тем, автор “Рассуждения” знал и латинский текст Герберштейна, так как иногда приводит детали, отсутствующие в итальянском переводе, но имеющиеся в оригинале (об островерхих шапках у русских — см. наше примеч. 30 к тексту).

Наряду с Герберштейном, этим важнейшим источником эрудиции Тьеполо, заменившим для него и “собственную историю московитов”, и отчасти “историю их соседей”, при составлении Discorso, по-видимому, использованы и другие авторы — Матвей Меховский, Павел Иовий, Иозафа Барбаро, Амброджо Контарини, а в некоторой степени также Плано Карпини и Рубрук.

Наиболее значительные работы М. Меховского — его “Трактат о двух Сарматиях” и “Chronica Polonorum” появились в печати уже в первой четверти XVI в.: “Хроника” — в 1521 г. в Кракове, а “Трактат” — впервые в 1517 г. в Кракове, затем в 1518 г. [318] в Аугсбурге и в третьем издании в 1521 г. снова в Кракове. Ко времени составления Discorso, вероятно, заканчивался в Венеции и мог быть уже известен Тьеполо итальянский перевод “Трактата”, вышедший в 1561 г.

О влиянии М. Меховского на Тьеполо нельзя сказать того же, что о Герберштейне; оно менее заметно и с определенностью отмечается лишь в немногих местах Discorso: в характеристике исторической роли Ивана III, как освободителя Московии от татарского ига, в противовес Герберштейну, у которого Иван III изображен покорным слугой татар; в особенностях датировки русских исторических событий, также отступающей от Герберштейна; в категорической форме известия о тождестве языка венгров и югры, переданного у Герберштейна с оговоркой, и т. п. В целом ряде мелочей, кроме того, можно видеть следы знакомства с “Трактатом” (см. наши примеч. к тексту).

Известия Павла Иовия, Барбаро и Контарини автор “Рассуждения” не мог оставить в стороне, занимаясь Московией, хотя бы уже потому, что как раз в 1559 г. они все вместе напечатаны были в Венеции во втором томе книги Рамузио “Navigazioni et viaggi” (П. Иовий — в итальянском переводе). Действительно, все эти авторы, в той или другой (но в общем в небольшой) степени использованы Тьеполо. Такие места, как общее описание русской равнины, защищенной от врагов болотами и лесами; как известия о Белом озере, о домах-повозках, о богатстве коноплей, о привозе шелка от Джагатайских татар и оружия из Персии, о реке Яксарт и др. — основаны на книге Павла Иовия (см. наши примеч. 1, 4, 5, 8, 16, 27, 29, 32, 31 и др. к тексту). С текстами Барбаро и Контарини связаны сообщения о былом торговом величии Астрахани, о транзитной торговле через Тану, о богатстве южной России ревенем и аиром. Оттуда же, вероятно, заимствовано кое-что в географической терминологии (отождествление Крыма с Кафой, Маrе Zabacche и др.).

У самого Рамузио (из его предисловия ко второму тому) заимствовано, кажется, имя татарского племени Iesilbas или (у Тьеполо) Berette verdi — Зеленые шапки (См. Secondo volume delle navigazioni et viaggi..., л. 16 и наше примеч. 31.).

В числе других книг, возможно, использованных Тьеполо, укажем, наконец, “Историю Монгалов” Плано Карпини и “Путешествие в восточные страны” В. Рубрука. Оба эти сочинения [319] входили в состав большой исторической энциклопедии Винцентия из Бовэ — Speculum historiale (кн. XXXII), имевшей уже в XV в. четыре издания и широко известной не только в ученом мире, но и в более широких кругах любителей исторического чтения (См. А. И. Малеин. Энциклопедия Винцентия из Бовэ (Труды Института книги, документа, письма Академии Наук СССР, т. II, Л., 1932, стр. 23—41)). От Плано Карпини и Рубрука (или, по крайней мере, частью от них) перешли в Discorso некоторые детали старинной географической номенклатуры (Булгария, Кумания, Альбания, Чиркассия и т. п.).

Таков (может быть, и неполный) перечень авторов, читанных Тьеполо при составлении “Рассуждения о делах Московии”. Им, однако, покрываются не все письменные источники Discorso, так как ни один из уже названных авторов не упоминает ни Биармии, ни Грандвико (Считать эти имена заимствованием из Саксона Грамматика едва ли есть основания.), не определяет Вятской области словами “это узкая и длинная область”, не дает оснований помещать “Калугу против Таны”, не знает присущего Тьеполо топографически четкого деления России по областям и т. д.

Чтобы уяснить себе происхождение у Тьеполо этих элементов, да и многого другого в его своеобразной географической концепции, необходимо обратиться не к книжному, а к картографическому материалу. Внимательный анализ “Рассуждения” устанавливает, что влияние современной быстро развивавшейся (а в особенности высоко стоявшей итальянской) картографии сказалось на нем очень сильно. Это и не удивительно, так как, кроме общих причин, тут, наверное, действовали и некоторые специальные “усилители”. Около половины XVI в. в Венеции работал один из крупнейших картографов своего времени, Джакомо Гастальдо, человек, которого Норденшильд ставит в первый ряд великих мастеров картографии вообще. Гастальдо выполнил немало замечательных карт Восточной Европы (см. Кордт. Материалы по истории русской картографии, вып. 1. Киев, 1899 и серия вторая, вып. 1. Ibid., 1906) и между прочим — воспроизводимую нами карту 1550 г., приложенную к упоминавшемуся итальянскому переводу Герберштейна. Эта карта, конечно, была известна автору “Рассуждения” и не осталась без воздействия на его географические представления. Можно предположить большее. Мы не знаем, писал ли Тьеполо [320] действительно в Венеции, как думает G. Berchet, но что сам он и весь его род принадлежали венецианской почве, это сомнению не подлежит. Почему не допустить, что там же в Венеции Тьеполо мог лично знать Дж. Гастальдо и в его мастерской познакомиться со множеством географических данных, находившихся, надо думать, в распоряжении мастера, мог, наконец, видеть разные карты Европы или даже Московии, в том числе и такие, о каких мы сейчас и понятия не имеем.

Добавим к этому, что лет за 20 до написания Discorso в Венеции же работал другой знаменитый современник Тьеполо, Олай Магн, известный не только своей “Историей о северных народах”, но и прекрасной картой Северной Европы, составленной им в Венеции в 1539 г. Конец жизни (ум. в 1557г.) Олай Магн провел в Италии (в Риме) и мог быть живым источником географических сведений для Тьеполо, не говоря уже о ценности данных, содержащихся в его карте.

Это — лишь наши предположения, но если мы в них и ошибаемся, то, независимо от предположений, целый ряд конкретных данных в тексте Тьеполо дает нам право включить и картографический материал в число источников его сочинения (см. наши примеч. 1—8, 10, 14, 15, 18, 21, 22, 36 к тексту).

Что касается сообщаемых Тьеполо новейших сведений, т. е. сведений о событиях времени Ивана Грозного, то сам он их-то, очевидно, и связывает с рассказами людей, “воевавших под начальством... герцога” (В тех случаях, разумеется, когда это действительно данные 30-50-х гг., а не простая комбинация из сказанного ранее его литературными источниками). Мы не имеем никаких оснований сомневаться в наличии у него таких источников, но думаем, что, кроме рассказов бывалых людей, автор мог иметь и другие пути информации о текущих событиях, хотя бы разного рода дипломатические донесения (безразлично — в письменном виде или в устной передаче), в роде тех, что опубликованы А. И. Тургеневым в Historia Russiae monumenta (см. наше примеч. 46 к тексту).

Итак, “Рассуждение” Тьеполо оказывается в большей своей части компиляцией, основанной на известных литературных источниках и картах, и только в небольшом отрывке, относящемся ко времени Ивана Грозного, может считаться оригинальным произведением. [321]

Какова же ценность такой работы? Может ли она претендовать на внимание историка? В чем ее былой интерес и нынешнее значение, если оно есть?

Для того, чтобы ответить на эти вопросы, достаточно сопоставить Discorso Тьеполо с другими аналогичными произведениями его времени.

Но своему характеру “Рассуждение” Тьеполо принадлежит к нередкому в XVI в. типу смешанного историко-географического описания, напоминая этим и Герберштейна и Меховского.

Конструкция его стройна и проста. Дав в начале краткое определение Московии и несколько основных штрихов из ее истории, автор переходит к определению государственных границ, пространства, устройства поверхности, перечисляет главные реки и восемь провинций, на которые он делит Руссию-Московию.

Историко-географическое описание этих восьми составных частей государства “великого герцога” занимает далее около трети всей работы. Затем, обращаясь вновь к обзору страны в целом, Тьеполо сжато характеризует ее производительные ресурсы, населенность, язык, религию и одежду жителей; подробно говорит о торговле, о вывозе и ввозе, о доходах герцога Московии и его расходах (военных), о войске. Наконец, в последней части, посвященной царствующему “герцогу” Иоанну, автор дает беглый очерк истории его предков и заключает характеристикой личности и деятельности Иоанна.

Все эхо изложено на немногих страницах (наша рукопись имеет всего 10 листов или 20 страниц), без повторений, сбивчивости и отступлений, в строгой системе (Кажущееся нарушение системы — вторичное обращение к истории Московии в конце “Рассуждения” — внутренне мотивируется надобностью коснуться генеалогии Иоанна, истории династии.), резко отличающей Discorso от многих других, гораздо более значительных произведений (включая и Герберштейна).

Своими источниками автор пользуется отнюдь не элементарно и не по-ученически. Буквальных заимствований и механического переноса чужих слов мы у него не находим. Он берет факты, но располагает, группирует и оформляет их по-своему, искусно соединяя вместе данные разных источников.

Самые факты он заимствует с большим выбором: принимая одно, решительно оставляет в стороне другое, иногда [322] подчеркнутое в источнике или занимающее там немало места; почти всегда игнорирует субъективные высказывания используемых авторов.

Ни одной басни, диковинки, небылицы — из тех, что сплошь, и рядом развлекают читателей и у П. Иовия, и у Себастиана Мюнстера, и даже у недоверчивого Герберштейна, в свою работу Тьеполо не включил.

Несмотря на это все, мы не решились бы толковать его разборчивость, как выражение особенной критической чуткости или стремления к наибольшей достоверности. Дело, нам кажется, не в этом: выбор определялся в данном случае целью работы.

Но какова была эта цель? Для чего и для кого писано “Рассуждение”? Сам автор об этом молчит, мало говорит и его произведение. Насколько можно судить по соотношению частей в содержании Discorso, задача его — не столько историческая, сколько описательно-географическая. Исторические части, давая в общем правильную картину русской истории до XVI в., отличаются такой краткостью и схематичностью, что уже по одному этому не могли быть главным предметом внимания автора и центром читательского интереса.

Главная цель, поставленная себе автором (и во всяком случае в наибольшей степени им достигнутая), это — географическая, экономическая и политическая характеристика Московии его дней.

Судя по выдержанности изложения, близкой к сухости, “Рассуждение” назначалось не для “легкого” чтения. Это вещь глубоко серьезная и деловая: не путешествие с массой личных (и лишних) впечатлений, в роде Барбаро или Контарини, не ученый трактат, начинающий историю страны от Ноева ковчега, как у Меховского, не подавляющие беспорядочным богатством “Записки” Герберштейна, а нечто совершенно иное и по краткости и по ясности.

В общем “Рассуждение” больше всего напоминает посольское донесение, но для дипломата автор слишком учен, так же, впрочем, как для ученого — слишком практичен. Эпиграфом к его произведению могла бы стать фраза из реляции Марино Кавалли от 1560 г. (Тургенев, Monumenta, I, стр. 279): “Е certo che le cose di Moscovia sono degne di esser tenute in molta considerazione...”, т. е.: “Дела Московии, несомненно, заслуживают того, [323] чтобы к ним относились с большим вниманием”. Автор Discorso как будто и задался целью объяснить, чем и почему Московия заслуживает внимания с деловой точки зрения. Он пишет не для любопытствующей праздности и не стремится развлекать читателя. Его сочинение, если и не было, как думал Аделунг, доложено венецианскому сенату, то по своему содержанию и направленности как будто для этого и писано.

Такое описание, то есть своего рода исчерпывающая докладная записка по министерству иностранных дел или аналогия “цветных” книг английского Foreign office, должно было быть сжатым, экономным, ясным по конструкции и легко обозримым; иллюстрирующие мелочи, конкретные художественные детали, разные побочные рассуждения автора в нем неуместны. Поэтому из всей массы фактов выбираются только общие, непосредственно необходимые для характеристики, а остальное устраняется. Поэтому в композиции избегаются повторения, изложение идет по строго определенному плану. Поэтому, наконец, историческая часть играет только подсобную роль (поскольку послу, правителю, сенату, вельможе-купцу или купцу-патрицию нелишне знать генеалогию государя данной страны, исторические причины силы или слабости власти в ней и т. п.), на первый же план выступает описание условий и возможностей торгового обмена, путей сообщения, возможных выгод военного союза, готовности страны к обороне или нападению и т. д.

Рассматриваемое с этой точки зрения “Рассуждение” Тьеполо представляется блестящим образцом информационной деловой политико-экономической сводки с историческим обоснованием.

Само собою разумеется, что, помимо “заказчиков”, с такой сводкой не без пользы и интереса могли знакомиться очень широкие круги людей вне специальной сферы торговых или политических интересов. Своей краткостью и ясностью Discorso был вообще очень удобен для читателя и, судя по числу сохранившихся списков, много читался.

Вещь эта была написана во время. Уже с конца XV в. возрастающая мощь Московии стала постоянным предметом внимания на Западе. Тем понятнее особенно обостренный интерес к ней в 50—60-х гг. XVI в., после завоевания Казани и Астрахани и после первых побед в Ливонии. Иван Грозный в это время еще не рисуется западному наблюдателю мрачным и бесчеловечным тираном. Это — загадочная, но блестящая фигура [324] молодого, победоносного и властного государя, повелителя громадного, рабски покорного ему народа, обладателя сильной армии. Словом — это величина, много весящая на весах политических союзов, антитурецких предприятий и продвижения западной торговли в страну “гипербореев”. Недаром в далекой Италии (и, что характерно, преимущественно в крупнейшем центре торговых устремлений на восток, в Венеции) так быстро переводятся и так часто издаются в это время книги о Московии и ее соседях, карты Северной Европы и той же Московии, сочинения о татарах и делах московских и т. п. Сочинение Тьеполо, в несколько раз меньшее по объему, чем незадолго до него вышедшие “Записки” Герберштейна, но во всем важнейшем почти столь же содержательное и притом более понятнее и ясное, написано было, повторяем, во время.

Эти его качества интересны для нас и теперь. Современный историк, не нуждаясь в блестящей компиляции Тьеполо по содержанию (Только там, разумеется, где это действительно компиляция.), заинтересуется ею, как любопытным фактом в истории науки — в истории изучения территории и народов нашего Союза. С этой стороны Discorso представляет немало своеобразия. Не останавливаясь больше на высоком качестве компилятивных операций начитанного и ученого автора, кое-где дающих в результате нечто, очень напоминающее оригинальное известие, отметим необычную и весьма своеобразную трактовку автором географических тем, Помимо особенной (скорее книжной, чем бытовой) номенклатуры, тут интересно устанавливаемое Тьеполо областное деление Московии. В отличие от всех своих предшественников, либо вовсе не касающихся этой темы (Барбаро, Контарини, Иовий), либо не дающих полной картины (М. Меховский в “Трактате”), либо утомляющих читателя обширными перечнями, где перемешаны области, княжества, города и крепости, и за массой подробностей нелегко разглядеть целое (Герберштейн), Тьеполо стремится представить Россию в виде стройной системы областей. Таких он насчитывает восемь: Московия, Булгария, Кумания, Казань, Астрахань, Вятка, Пермь и Югра. Его система, конечно, условна: ради цельности и полноты в нее, как видим, введены два архаических имени — Булгария и Кумания, для обозначения Мордовской области и южнорусских степей, по представлению автора, также входящих [325] в Московское государство, но при всей условности этой системы нельзя отрицать ее педагогической ясности и своеобразия самой попытки ее построения. Еще более любопытно то, что каждой из названных областей в “Рассуждении” дается краткая историческая, этно-географическая и экономическая характеристика, частью основанная на литературных данных, частью, по-видимому, на собственных догадках и соображениях автора, но частью, может быть, и на неизвестном нам источнике, во всяком же случае очень интересная по содержанию (несмотря на свою краткость) и не имеющая аналогий в других работах.

Так обстоит дело с компилятивной частью “Рассуждения”. Что же касается его оригинальной части — известий об Иване Грозном, то они в той же мере оказываются первоисточником, как и всякое собственное показание современника; могут быть цитированы и использованы, вполне заслуживая внимания историка.

В этой части характерно подчеркнуто-благоприятное отношение Тьеполо к “великому герцогу Джованни” и интересны данные об организации в Московии новой армии.

В качестве общего вывода можно сказать, что “Рассуждение о делах Московии” Франческо Тьеполо, не смотря на свою компилятивность в большей части, даже в ней представляет интерес, если не по содержанию, то по очень своеобразной форме, в части же оригинальной ценно и с фактической стороны. В общей серии Известий иностранцев о народах СССР эта работа вправе занять место.

В основу публикуемого нами итальянского текста Discorso положена наша рукопись L. Эта рукопись представляет собою тетрадь из 10 листов выс. 31.5 см, шир. 22 см. Обложка из той же бумаги (2 листа) имеет надпись “Delle cose di Moscovia del M. DLXVI”. Бумага рукописи датируется 1576 г. по филиграни (Briquet, n° 652). Текст писан одним почерком, свойственным итальянским канцеляриям XVI в., вполне разборчиво. Сохранность рукописи хорошая.

В вариантах к тексту L мы приводим чтения следующих рукописей (см. введение): V₁ и V₂ (Ватиканского архива), W (венской), М₁ (венецианской), В (Барберини), Т (Ciampi-Trivulzio). Так как, однако, уверенности в точном [326] воспроизведении рукописных текстов VWM соответствующими изданиями у нас нет, то в приведении вариантов мы ограничиваемся: а) именами собственными и б) местами текста, где вариант изменяет смысл. Колебания орфографии (очень частые) не отмечаем, следуя орфографии L.