Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

ЯН СТРЕЙС

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА К ЧИТАТЕЛЮ

Снисходительный и благосклонный читатель! Подобно тому как сладостно в добром здравии пережить беду и несчастье и снова воскресить их в рассказе, так кажется и слушание оного привлекает благосклонность большинства людей. И то и другое неоспоримо подтвердилось для меня на собственном опыте: когда я, повествуя о диковинных приключениях, неизменно пробуждал в моих слушателях такое болезненное и ненасытное желанней жажду, что они не довольствовались моими рассказами и настойчиво побуждали и просили меня опубликовать в печати для общего сведения историю моих путешествий и все, с чем мне довелось встретиться за это время, чтобы то, о чем рассказываешь, нередко беспорядочно и отрывисто, удачно изложенное и точно описанное во всех подробностях, лучше уяснилось или запомнилось. Долгое время противился я просьбам добрых друзей и благосклонных знакомых: ибо, когда приступил к описанию моих путешествий и довел его до конца, я совсем не думал его печатать и делать общим достоянием, к тому же перенесенные беды и несчастье угнетающе подействовали на мой дух, я находился в том жалком состоянии, которое никак не могло придать моему перу искусства. Но признаюсь откровенно, что если бы даже я не был подавлен этими затруднениями, ни мой разум, ни опыт, ни мастерство в писании не были способны достойным образом ответствовать строгому суду нашего времени, ни чем более удовлетворить его. Но так как различные благородные [42] лица и добрые друзья многократно просили меня приготовить к печати описание моих путешествий, я наконец дал уговорить себя и с большим тщанием просмотрел мои записки, которые мне удалось заботливо сохранить во время всех нападений, опасностей и грабежей, и с помощью более искусного пера, чем мое, я привел этот труд в тот вид, в каком он ныне выходит в свет. В своих очерках я прилагал все усилия к тому, чтобы описать и изобразить жизнь с возможной точностью; вот почему я не стыжусь уверить проницательного и понимающего читателя, что это произведение (в отношении правдивости и искусства) не уступит другим и даже превзойдет многие, в которых часто встречаются неверные суждения, а для возбуждения большего изумления изображаются вымышленные вещи, которых нет в природе и которые вообще немыслимы. Мои записки, как они здесь предложены, никто из путешествовавших по этим странам и хорошо их осмотревших не сможет обвинить в подобном, и ни один живой свидетель-очевидец не откажется подтвердить правдивость этой истории и приключившихся событий, так что я могу быть уверен, что затраченное мною время, великие усилиями труд не пропадут напрасно и без пользы, но будут приятны любознательным охотникам до иноземных путешествий, стран, людей, обстоятельств и случайностей. Я живу надеждой, что мой труд и затраты на печатание и издание этой книги не будут бесплодны, и с этой надеждой я поручаю снисходительного и благосклонного читателя защите всевышнего, себя же — его постоянной милости и благоволению.

Я. Я. Стрейс [45]

ПЕРВОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ОСТ-ИНДИИ, СИАМУ, ЯПОНИИ

и другим странам

Глава I

Повод и, случай к первому путешествию автора. Буря на море. Прибытие в Гибралтар, в Геную и ее описание, в Велес Малагу. Встреча с турецким корсаром. Прибытие в Боа Виста. Описание соляных островов Майо, Фого и Брава. Положение этих островов. Прибытие в Сиерра-Леоне. Невежество короля, которого заманивают на корабль, бросают за, борт, а поселок его сжигают. Описание Сиерры-Леоне.

Подобно тому как с отчаяния человек нередко становится монахом или солдатом, так детское упрямство и распущенность часто толкают на бесчестные дела или создают страстных путешественников; к числу последних принадлежу и я. Отец обучил меня хорошему ремеслу — парусному делу — и охотно оставил бы меня при себе; но так как он наказал меня однажды за какое-то озорство, то я сбежал и без долгих разговоров отправился путешествовать. В Амстердаме снаряжали тогда два корабля, отправлявшиеся в Геную. Первый назывался “Св. Иоанн Креститель”, шкипером на нем был Генрих Христианс из Амстердама. Другой — “Св. Бернард”, и на нем вице-командором был Ян Беннинг из Везепа, а шкипером — Герман Фоогт из Схидама. Над обоими стоял капитаном Ян Маас из Дюнкирхена. На первом корабле было восемь пушек, на втором — шесть. Я нанялся младшим парусным мастером на “Св. Иоанна Крестителя”, тогда мне было 17 лет, и я много не думал о том, куда поеду и надолго ли. [46]

26 декабря 1647 г., призвав имя божие, мы вышли на парусах из Текселя, но едва отошли от него, как заметили, что корабли наши недостаточно загружены, вследствие чего мы были вынуждены повернуть назад и снова пристать к берегу, чтобы прибавить грузу; после этого мы взяли порядочно олова, несколько ящиков ртути и другой тяжелой клади, чтобы удобней увеличить вес кораблей. После того мы были готовы к отплытию и решили выйти во второй раз 4 января 1648 г., что мы и сделали, миновали с попутным ветром пролив, названный Испанской дырой, и поплыли по морю среди льдин, ибо начались сильные морозы.

10-го встречный ветер вынудил нас зайти в Дюнкирхен, где мы простояли два дня, и снопа при попутном ветре и хорошей погоде вышли в море; но нас застала сильная буря и поднялись такие большие волны, что мы были вынуждены искать надежную гавань, каковую и нашли близ острова Уайт, где мы простояли до 25-го. Когда буря улеглась, мы снова оставили бухту, но не надолго; противные ветры вынудили нас после многих трудов в третий раз укрыться в гавань, ибо мы ничего не могли поделать.

6 февраля мы бросили якорь в Портланде и пробыли там три дня, после чего подняли паруса и вошли в пролив.

10-го числа при полном штиле были мы в виду Гибралтара, а на другой день с марсельным ветром 1 вошли в пролив. Ветер благоприятствовал нам и дул так, что (слава богу!) по прошествии пяти дней увидели мы к своей большой радости город Геную и бросили якорь за старым молом.

30-го мы получили practica, или разрешение на выгрузку. Мы выгрузили оба корабля; наша служба кончилась, и каждый получил причитавшиеся ему деньги. Корабли, как уже сказано выше, были куплены самим великим герцогом, который велел снабдить их припасами, порохом и военным снаряжением на три года. На каждый корабль наняли сотню голландцев, остальные были итальянцы, в том числе несколько бандитов. Я снова нанялся за восемь гульденов в месяц старшим парусным мастером, не зная даже, куда лежит путь; это не было известно и матросам.

После того как я снова освободился, меня охватило сильное желание осмотреть этот красивый город. Генуя, или Genoa, лежит на берегу моря, которое образует там прекрасную бухту или гавань, обращенную к югу, в сторону африканского побережья. Часть города расположена по склонам гор, другая, ровная часть, лежит между двумя долинами. В окружности город имеет [47] приблизительно шесть итальянских миль; он хорошо застроен; по старинному обычаю обнесен превосходными стенами; и хотя укрепления и войска достаточно сильны, чтобы отразить нападение, но все же не настолько, чтобы выдержать длительную осаду и сильный штурм. Генуэзское войско состоит из нескольких немецких и корсиканских полков, а также нескольких конных отрядов, которые постоянно разъезжают у моря и по городу, чтобы предупреждать всякие тайные заговоры и предательства, а также воспрепятствовать турецким разбойникам, которые иногда втихомолку высаживаются на берег и захватывают добычу и рабов. Гавань постоянно охраняется четырьмя галерами 2, не считая доброго числа других, которые стоят в бухте всегда наготове; их генуэзцы посылали на помощь венецианцам в их морских битвах е турками. С этой стороны возвышается башня, где ночью поддерживают сигнальный огонь. У входа в гавань лежит на лафете огромная пушка, у которой всегда стоит охрана из немцев. Дворец герцога также охраняют пятьсот таких воинов, которые живут там со своими особыми начальниками. Весь город, особенно вдоль берега, застроен превосходными зданиями и дворцами. В городе 30 приходских церквей, лучшая из них — церковь св. Лаврентия 3. В церкви Санта-Сакристия (Santa Sacristia) показывают ключ из смарагда, который стоит целого сокровища. В церкви св. Варфоломея сохраняется платок спасителя, который совершил много чудес. В Генуе большое население, там живут отличные купцы, а также выделывают плюш, бархат, и говорят, что там более 8000 мастерских. По своему положению и огромной торговле Генуя — один из прекраснейших городов христианского мира. Как и Венеция, она представляет республику, управляемую великим герцогом.

12 апреля мы вышли в море и направились к Белее Малаге (Velez Malgem), куда счастливо прибыли 15 мая, и через два дня снова тронулись в путь. Мы направились в Малагу, в бухте которой 24-го числа мы бросили якорь. Здесь почти всех бандитов высадили на берег. Мы погрузили также примерно сотню бочонков испанского вина вместе с печеньями, лакомствами и бальзамом для больных.

29 мая мы снялись с якоря и поплыли с попутным ветром. 2 июня свернули с морского пути и направились к островам Зеленого мыса, где должны были остановиться на отдых, из чего мы могли заключить, что наше плавание рассчитано на долгий срок. [48] Никто из нас (кроме начальства) не знал, куда или в какую сторону назначен наш путь.

Ночью 4-го числа мы натолкнулись на девять турецких кораблей, которые нас спросили: “Откуда идет корабль?”. Мы ответили: “Из Генуи” и спросили их в свою очередь о том же, на что они ответили: “Из Алжира”. Когда наш командор узнал, какие у нас соседи, то пожелал скорее остаться в одиночестве, нежели в их обществе. Однако он не подал виду, что испугался, весело отвечал им и пригласил на утро к завтраку. Для них у нашего повара было мало припасов, но командиры кораблей и пушкари стали поварами, а все остальные подручными. На утро котел и миски поспели, наши пушки стояли на борту, и каждый находился на своем месте, чтобы ждать турок на завтрак, но после того, как они нас внимательно осмотрели, им это угощенье пришлось не по вкусу, несмотря на то, что они шли по ветру и имели перед нами такое превосходство. Эти разбойники наконец повернулись и ушли, как плуты, не знающие храбрости.

24-го мы без всяких препятствий проплыли мимо Фламандских островов.

6 июля мы пришли к острову Боа Виста, где бросили якорь. Здесь жило несколько бандитов, которые привезли нам на борт напитки и много козьего мяса. Мы погрузили здесь также десять шеффелей 4 соли. Вокруг самого острова водится много рыбы; мы иногда выходили на ловлю и однажды поймали более 1 500 лещей.

Остров Боа, или Буэна Виста, один из Соляных островов или островов Зеленого мыса, получил свое название от приятного вида, который открывается на него с моря. Он лежит на расстоянии семи миль от южного берега острова Саль (Ilha do Sal или del Sal, т. е. Соляной остров). Окружность острова равна приблизительно 20 милям; он простирается с северо-запада на юго-восток, с берега окружен горами, внутри покрыт холмами; на северной стороне видна длинная скала, которая тянется более полумили, там очень опасное и бурное место; встречаются там также подводные камни, на которые наскакивают многие корабли и терпят крушение в этих водах. У южного мыса также выступает подобная скала, камни которой то видны над водой, то скрыты под ней на юго-западной стороне расположены настоящая якорная стоянка и гавань для кораблей глубиной 15, 16 и 17 клафтеров 5 с хорошим песчаным дном, где можно стать на якорь.

Пробыв шесть дней на Боа Виста, мы отправились к [49] близлежащим островам Зеленого мыса: Майо, Сант-Яго, Фого и Брава.

Остров Майо лежит в 8 или 9 милях к юго-западу или, вернее, к западу от острова Боа Виста. Это самый маленький из всех островов, приблизительно семи миль в окружности. В глубине возвышаются остроконечные горы, на севере простирается низменность, шириною почти с милю, на северо-востоке далеко от берега торчит из воды утес, а в стороне, на расстоянии мили, другой; обе эти скалы при указанной низменности страны делают морской путь здесь весьма опасным. Остров почти круглый, и длина его приблизительно такая же, как и ширина. Известная гавань лежит на юго-западной стороне, где стоят корабли и песчаное дно имеет 15 или 16 клафтеров глубины. На северной стороне острова, за Черным мысом, лежит удобная и безопасная гавань, где можно бросить якорь на глубине 5 или 6 клафтеров. На восточной стороне, на низком берегу, расположена деревушка из 10 или 12 домов. Здесь не произрастают ни померанцы, ни лимоны, ни другие плодовые деревья, и только кое-где попадаются финиковые пальмы, плоды которых редко дозревают вследствие скудости ночвы и чрезмерной жары, и хотя они получают надлежащую окраску, но не имеют вкуса. Кое-где попадаются единичные хлопчатые деревья. Здесь в изобилии водятся козы, так что ежегодно снимают несколько тысяч шкур. Встречаются также дикие лошади, коровы и ослы, много пернатых — куропаток, диких гусей и других неизвестных птиц. Здесь много соляных площадок, которые образуются частью от грунтовой воды, а частью от набежавшей морской, испарившейся на солнце, но цвет ее красноватый. Остров населяют немногочисленные чернокожие и белые, они живут охотой на коз, которых травят собаками. Они ловят также множество лещей, сазанов и других рыб, которые в изобилии водятся в окружающих водах.

Остров Сант-Яго самый значительный и большой из всей группы островов Зеленого мыса, он имеет приблизительно двенадцать миль в длину и тянется с северо-запада на юго-восток. На острове, на возвышении, расположен город, называемый, как и остров, Сант-Яго. Это столица острова и всех остальных островов, местопребывание португальского епископа 6.

Остров Сант-Яго очень плодороден, и берега реки Корео (Korea) сплошь поросли кокосовыми пальмами, померанцами, лимонами, различными другими плодовыми деревьями и кедрами. [50] Много там рису и кукурузы наряду с некоторыми другими злаками. Скот и вьючные животные такие же, как и на острове Майо.

Остров Фого, т. е. Огненный остров, названный так по извержению пара и огня из самой высокой горы 7, расположен под 14° 12' северной широты, в 12 милях от юго-западного мыса острова Сант-Яго.

К северо-западу, на западном берегу имеется рейд и тут же небольшая крепость, расположенная у подножья горы. Однако эта гавань не очень удобна из-за быстрого течения. Суда, плывущие с востока и желающие бросить здесь якорь, должны обогнуть остров с севера, иначе им трудно будет проплыть. Ветер страшно крутит возле берега, а дно глубокое и берег круто обрывается вниз; так что дно достать можно только возле крепости.

Приблизительно в четырех милях южнее острова Фого лежит остров Брава. Это дикий или пустынный остров, с двумя или тремя маленькими островками к северу от него. На западной стороне удобная бухта для тех, кто хочет запастись свежей водой. На юго-восточной стороне главная гавань, глубиной в. 15 клафтеров. Идущие из Ост-Индии могут прямо причалить передней частью корабля к валу. Над гаванью живут отшельники в довольно много народу в окрестностях. Остров Брава богат финиковыми пальмами и тутовыми деревьями, арбузами, маисом, но не так богат скотом, как острова Майо и Сант-Яго.

Воздух на всех этих островах и близ них весьма вреден и вызывает у каждого находящегося там лихорадку, колики и кровавый понос. Иногда опускается туман, красный, как дубильная кора. Положение островов между экватором и тропиком Рака дает жителям лето два раза в году, и солнце дважды стоит прямо над их головой. Когда солнце входит в знак Рака, что бывает в конце июня, тогда непрерывно идут дожди с бурей, громом, молнией и ветрами, вследствие чего португальцы называют это время порой дождей. Они тянутся до середины октября. Во время дождей воздух заметно меняется, насыщается парами, темнеет, и соль растворяется в ямах.

С островов Зеленого мыса, или Соляных островов, мы снов” вышли под парусами 12-го и держали путь на Сиерра-Леоне, которую завидели 2 августа, и еще издали слышали гром и завывание ветра с этих гор, отчего эти скалы и названы Сиерра-Леоне, или Львиные горы. Вечером мы приблизились на шлюпке к берегу и услышали иной шум и грохот от волн, которые с силой [51] ударяли в расщелину скалы и c ужасным шумом спадали обратно. Сиерра-Леоне, или Львиные горы, начинаются от мыса Верга (Cabo de Virgin), а кончаются у мыса Тагрин (Cabo Tagrin или Ledo), также называемого мыс Сиерра-Леоне; Сиерра-Леоне лежит под 8° 13' северной широты. В горах и по равнине текут 13 рек, которые все впадают в море; по берегам их растут померанцы, лимоны и другие плодовые деревья.

3 августа мы вошли в бухту Сиерра-Леоне. Тотчас по прибытии наш командир выслал на берег шлюпку с подарками для короля: пять железных палок, анкер 8 водки и анкер испанского вина. Когда наши сошли на берег, король и знать дружественно приветствовали их; этот король был по отношению к своим подданным неплохим государем против обыкновения многих князей и властелинов, которые обогащаются, приводя в нищету население. Но он походил на них ненасытной жадностью, ни от чего не отказывался и домогался большего; получив подарки, он потребовал еще столько же, что ему и прислали, после чего мы в полном спокойствии могли набрать воды, нарубить дров и запастись апельсинами, лимонами и другими свежими фруктами. Жители — кафры или наполовину чернокожие — встречали нас внешне приветливо и ежедневно приходили с фруктами на наш корабль. После того как король получил два подарка, он потребовал еще столько же, говоря, что если ему откажут, то он не допустит, чтобы кто-нибудь сходил на берег. Такое бесстыдство побудило нашего командора Яна Мааса искать средства захватить короля в свои руки. Он послал за ним лодку и велел сказать ему, чтобы он явился ни судно, где он будет одарен по его желанию. Неосторожный дикарь, когда ему сделали подобное предложение, не мешкал, тотчас же сел со своей свитой в лодку и отправился вниз по реве к кораблю. Его пригласили подняться с пятью или шестью спутниками. Король, взойдя на корабль, сразу побежал в каюту в надежде получить большие дары; но ему поднесли железные прутья, какие применяются в тюрьмах, сковали руки и ноги и упрятали вместе с четырьмя спутниками. У него был понурый вид, тем более, что командор, указывая на его вероломство, грозил его повесить, что и привели бы в исполнение, если бы шкипер Генрих Христиане (Hendrick Christians) не отсоветовал по многим причинам. Однако же командор приказал выбросить его за борт через кухонное оконце. Он чрезвычайно хорошо плавал, ибо за короткое время добрался до берега. Его придворные добежали к своим лодкам и из [52] всех сия старались поскорее достичь берега, где они выстроились, как бы собираясь напасть на нас или помешать нашей высадке, что вывело из себя вашего командора, когда он узнал об этом. После этого, чтобы доказать, что он заплатил дважды не из страха и что у него хватит смелости высадиться на берег без разрешения, он отправил на берег две лодки с таким числом стрелков, чтобы они, не взирая на то, будет ли это приятно или досадно, достали воды и нарубили дров, сколько нужно. Затем командор, считая, что месть еще не доведена до конца, приказал нам разнести их изгороди и дома и сжечь поселок, что и было приведено в исполнение с большой быстротой. Увидав это, король поспешно собрал около тысячи лодок, половина их была нагружена пучками сухой рисовой соломы. Они спустились с ними вниз по реке, чтобы, как мы предполагали, сжечь наш корабль или может быть, употребив солому для бруствера, попытаться взобраться на наши корабли и овладеть ими. Как бы то ни было, мы не сочли благоразумным ждать, пока явится это дикое полчище; 16-го мы снялись с якоря и продолжали путь по направлению к Мадагаскару.

Близ Сиерра-Леоне мы встретили флейт 9, который торговал по всему побережью. Шкипером на нем был Ян Баккер (Jan Bakker) из Дюргердама. Наш командор Ян Маас охотно взял бы к себе этот корабль и дал бы за него нашего вице-адмирала “Св. Бернарда”, на нем было бы удобнее переплыть Красное море, а также разъезжать взад и вперед, как па вестовом судне, но шкипер отсоветовал командору, и тот оставил свое намерение. Ян Баккер встретил у короля такой же прием и заплатил ему на наш лад дерзостью, вышвырнув его из каюты за дверь, вследствие чего мы изумлялись, как этот уже награжденный подобным образом дикарь не был осторожнее в другой раз.

Сиерра-Леоне — одно из самых лучших мест для отдыха, какое себе можно представить, как по плодородию, так и по обилию пресной воды. Здесь в изобилии растут просо, апельсины, лимоны, бананы, кокосовые пальмы, дикий виноград и многие другие плоды, также сахарный тростник и особый сорт длинного перца. Кроме этих растений, употребляемых в пищу, и плодовых деревьев здесь много красного строевого леса. Но наш краткий осмотр не дал нам возможности извлечь иной выгоды, кроме отдыха. Рыба там водится в изобилии, на берегу меж скал мы видели прекрасных крупных устриц. Пресная вода на Сиерра-Леоне повсюду в [53] большом изобилии; с гор спадает много рек с чистой дождевой водой, но ее очень вредно пить в мае, в начале периода дождей: она, как мне сказывал наш шкипер, вызывает лихорадку, понос и другие смертельные болезни; если капли дождя попадут на кожу чужеземца, то она распухает и покрывается волдырями, а также в платье от того дождя заводятся особого вида черви; потому всякого, кто попадет туда, предостерегают не пить иной воды, кроме той, которую соберут спустя некоторое время после дождя; тогда отрава невидимому пропадает, и мы от нее не видели себе вреда или опасности. По своей природе жители Сиерры-Леоне не совсем черные, а скорее коричневые, и тело их в некоторых местах прижжено раскаленным железом; в ушах и ноздрях проткнуты дырочки, куда они вдевают драгоценности и золотые кольца, воображая, что превосходно себя тем украшают. Мужчины и женщины ходят голыми, только прикрывают стыд передником из коры. В глубине страны попадаются людоеды, но по берегам они не так свирепы, весьма дружественны и приветливы к приезжающим европейцам.

Король, с которым нам пришлось иметь дело, был старик; он носил гвинейское платье и серую войлочную шляпу, но ходил босиком, как и весь простой народ.

Глава II

Прибытие на Мадагаскар. Диковинная история командора и короля. Смерть вице-командора Беннингса. Сильный ропот вследствие того. Оба корабля готовятся к бою. Шкипер Гармен Фоогт (Harmen Voogt) сдается, на него накладывают оковы. Длительное пребывание на Мадагаскаре. Описание острова, плодородие, изобилие скота, отличные овцы и всевозможные породы мартышек. Образ жизни жителей, внешность, одежда, уклад, утварь, брак и погребение. Безбожная свобода в действиях и тирания над детьми. Богослужение и государственная власть.

Октября 13 мы в целости и сохранности добрались до упомянутой земли или острова и бросили якорь в гавани Антонгило. Мы спустили шлюпку и поставили белый флаг в знак дружбы. На берегу поступили точно так же; но на горах копошилось множество людей, вооруженных стрелами, луками и дротиками, вследствие чего мы опасались, что они при такой большой численности легко овладеют нашим кораблем. Мы не особенно доверяли им и не торопились тотчас сойти на берег, но медленно плыли вдоль него. Когда они это [54] заметили, то один крикнул на хорошем нижненемецком языке: “Эй, вы, не беспокойтесь и не бойтесь, с вами не случится беды, сходите свободно на берег”. Наш командор был уже раз на Мадагаскаре, и там у него сбежал раб, которого он обучил читать и писать. Это заметили только тогда, когда корабль уже плыл на всех парусах. “Он, как я разумею, — сказал командор, — приобрел здесь большой вес, жители даже избрали его своим начальником”. Когда мы сошли на берег, то король со своими приближенными встретил и приветствовал нас и вскоре провел в свое жилище, находившееся посреди хорошо укрепленного шанца и окруженное со всех сторон изгородью. Весь дом и пол были завешены и покрыты красивыми циновками. Король тотчас стал нас спрашивать, что это за корабль и кто мы такие, ибо он мог судить по флагу, что мы не из Голландии. Командор ответил, что мы голландцы, но эти два корабля находятся на службе великого герцога Генуэзского. В дальнейшем разговоре командор спросил короля, где он так хорошо научился нижненемецкому языку, на что oн сказал: “Когда я был рабом у хорошего штурмана Яна Мааса и мы плыли в Ост-Индию, но дороге нас застала сильная буря, наш корабль пригнало к берегу совсем без мачт; когда его снова починили, я сбежал на берег, а корабль тем временем ушел в море”. “Добро, — сказал командор, — господин король, вас зовут Димбро?” На что тот ответил: “Откуда вы меня знаете?” — “Добро, — сказал командор, — разве вы не знаете Яна Мааса?” При этих словах король быстро взглянул с большим изумлением и тут же бросился к нему на шею и поцеловал его. Немного погодя он встал и сказал: “Хорошо, вы были добрым господином и хозяином, все к вашим услугам, берите сколько хотите мяса и плодов, вам не придется платить за это”. Командор поблагодарил его за радушие и сказал, что для него будет достаточно, если он сможет обменять товар на товар. Король в знак расположения предложил своих жен матросам, и женщины также приходили сами и выбирали самых молодых и лучших парней и горели желанием произвести голландское потомство. Многие из нас не заставили себя долго просить, тем более, что эти были миловидные и красивые чернокожие. Но какие получились от того птенцы, осталось мне неизвестным, ибо мы там пробыли не так долго.

Тем временем умер наш вице-командор Ян Беннингс, и решили, что шкипер Гендрик Христианс займет его место, а шкипер с вице-адмирала Гармен Фоогт перейдет на адмирала; но [55] последний не соглашался с этим и велел передать командору, что в случае если он захочет его видеть на своем корабле, ему придется привести его силой, иначе он не согласен покинуть свой корабль. Ночью он велел поднять все орудия, которые лежали в трюме, и приготовился к морской битве. Как только с наступлением дня командор увидал развевающийся кровавый флаг, то приготовился к бою, и так поспешно, что рано утром все было готово. Гармен Фоогт послал своих матросов на берег за водой; заметив это, командор спустил лодку с вооруженными матросами, которые перехватили отправившихся за водой, взяли их в плен, привели лодку с матросами к нашему кораблю и держали их в плену до тех пор, пока не сняли с них допрос. Тем временем наш корабль стал боком перед носом “Св. Бернарда”. Гармен Фоогт, увидав, что он обманут и что у него слишком мало народу, потерял присутствие духа и прибыл в лодке на корабль командора; но матросы его время от времени кричали громко и отвратительно: “Отпустите без проволочек нашего шкипера и матросов обратно, или мы будем драться до последней капли крови и никому не дадим пощады”.

Как только шкипер Гармен взошел на корабль, его схватили и сковали ему руки и ноги. После этого забрали еще двоих штурманов и других офицеров под предлогом взять с них правдивые показания и тотчас же бросили их в заточение. Когда матросы и весь народ увидали, как обстоят дела и что их главари в оковах они потеряли мужество и вскоре сдали корабль со всем, что к нему принадлежит. Тогда созвали военный совет и спросили пленных офицеров (за исключением Гармена), что они предпочитают: сгореть со своим кораблем или верно и беспрекословно служить командору. Они склонились к последнему, ибо полагали, что им угрожает большее несчастье. Поэтому они смиренно просили прощения и обещали, что никогда не поднимут мятежа и не выкажут недовольства. После этой просьбы еще раз созвали военный совет, и было решено простить им всем их преступление. Но шкипер Гармен Фоогт должен был остаться в оковах до возвращения в Геную, где его накажут за непокорность и на всю жизнь сошлют на галеры. Затем разделили матросов обоих судов и смешали их между собой, чтобы смирить мятежный дух и не дать повода для нового восстания. По причине таких неприятностей мы упустили время для отъезда, и нам пришлось ждать, пока наступит другое время года, так что наше путешествие надолго задержалось. Между тем мы пользовались [56] хорошей погодой, ловили рыбу, стреляли птиц, охотились или собирали в лесах всевозможные плоды.

Остров Мадагаскар лежит приблизительно в 110 милях от Софала и в 44 от Мозамбика. Он простирается к северо-востоку и юго-западу вблизи экватора и лежит в своей северной части под 12°, а в южной — под 26° южной широты. Это один из самых больших островов во всем мире, в 220 немецких миль длиной и 70 миль шириной. Мадагаскар делится на различные провинции и владения, отделенные большей частью реками. Это очень плодородный остров, где много риса, ячменя, разных бобов, бананов, ананасов, дынь и всяких других плодов. Там произрастают также сладкие и кислые гранаты, померанцы, лимоны, миндаль, финики, груши и т. д.

Помимо этих плодов также много там разных съедобных кореньев 10. Там собирают прекрасный мед, каучук, целебные коренья и травы; помимо того по всему острову много минералов и металлов, главным образом железа. Золото, которое находят там, гораздо хуже, чем в Перу или в других местах, и унция его не стоит даже и 10 крон; но в железных рудниках добывается железо, лучше которого нигде нет. Также встречаются там различные породы драгоценных камней: топазы, аметисты, смарагды, сапфиры, гиацинты, яшма, агат и другие, также много красного железняка. Животные водятся там в изобилии: коровы, дикие и домашние, козлы и козы, которые четыре раза в год дают приплод. Овцы весьма жирны, их хвосты весят до 25 фунтов и больше; также дикие и домашние свиньи, у которых превосходное и вкусное мясо и сало, не такое противное, как в Европе. Также водятся там кабаны особой породы, которых жители называют Тендрак (Tendrak), весьма нежные на вкус, мясо у них мягкое и волокнистое. Эти звери спят в течение шести месяцев в ямах и пещерах под землею, без еды и питья, за это время выпадают их колючие иглы, такие же, как у ежей, которых здесь очень много. Собаки большей частью малы, с короткими мордами и ушами. Стадами, по 50, 60, даже по 100, бегают здесь различные обезьяны или мартышки, некоторые весьма красивы, другие дики и ужасны: их очень трудно поймать и приручить. Ростом они с лисицу. Другие более серые и поменьше и не такие злые, их легче поймать и приручить. Там встречаются еще белые обезьяны, которые чаще всего ходят на задних лапах, и у них слегка желтоватые головы. Они очень падки на женщин, которые иногда от них беременеют; [57] они их берут насильно в то время, как другие крепко держат, и после того, как они удовлетворят свою похоть, часто разрывают женщину на куски. Встречается также одна порода серых обезьян, у которых глаза сверкают, как огонь. Их считают самыми лучшими, но поймать их весьма трудно и еще труднее приручить, ибо они по большей части такие дикие и своенравные, что скорее сдохнут от голода, чем дадут себя увести. Здесь тысячи белок, ласок, вивер и других неизвестных зверей; но здесь нет лошадей, слонов, тигров, медведей, львов и других четвероногих хищников. Птиц и насекомых — несчетное множество. Скорпионы, ядовитые пауки, сороконожки и другие гады во множестве приносят вред человеку, и от их укуса можно потерять сознание.

Жители частью белые, частью чернокожие; у первых длинные редкие волосы, у других слегка курчавые и довольно красивые. Там есть еще желтые, они совсем дики и никогда не подрезают волос на голове и бороды, тогда как первые иногда это делают.

Мадагаскарцы в большинстве случаев коварны, лживы и прирожденные воры, а предательство и мщение считаются у них наивысшим искусством и добродетелью; кто может в том себя показать, того прославляют и уважают; но кто не метит или проявляет сочувствие, того презирают и осмеивают. Они от природы вялы и ленивы, и их не легко застать за тяжелой работой; зато они питают большую склонность к пению и пляске. Занимаются главным образом обработкой земли, гончарным делом, кузнечат, плотничают, прядут, ткут, шьют паруса, ловят рыбу и охотятся. Их кузнецы искусно закаливают железо, изготовляют ножи и вилы, наконечники для стрел и щипцы, которыми выдергивают волосы. Встречаются и ювелиры, но очень скверные мастера.

Их дома — простые деревянные хижины в один этаж, с крышей, однако они устраивают большой праздник при въезде в такой дворец. Когда дом построен, хозяин приглашает родственников и друзей в гости; но это угощение дорого ему не стоит, а, напротив, приносит выгоду, ибо никто не смеет явиться без подарка, наподобие вестфальских свадеб 11; начиная от самых высших и до последних крепостных, никто не приходит с пустыми руками: один приносит немного золота, серебра и железа; другой — деревянный сосуд с зерном или утварь; некоторые приносят быков, овец, всевозможные кушанья и т. д., так что хозяину помимо пира оплачивается и большая часть расходов на постройку. Праздник продолжается несколько дней, в это время они весело [58] угощаются, пляшут, поют и играют. Их утварь состоит главным образом из кухонной посуды. У них нет столов, стульев, скамеек, скатертей, салфеток, постелей, сидят они на маленьких циновках.

Простой народ ходит чаще всего нагишом и едва прикрывает стыд. Одежда мужчин состоит из подштанников, свисающих до колен, и верхнего одеяния из цельного куска полотна, обернутого вокруг тела и стянутого поясом. Женщины носят платья до колен, с рукавами и без рукавов, а также особый род штанов и пояс вокруг тела. Они носят также шали наподобие ночных шейных платков у голландских женщин. Платья их из полотна, мочалки или шелка различных цветов, на которые они нашивают шелк другого цвета, чем самое платье. Мужчины и женщины ходят босиком с непокрытой головой и только одно племя покрывает голову. Мужчины носят на голове шапки, наподобие тех, какие у иезуитов. Женщины надевают шапочки, верхний конец которых заострен и спадает за плечи на спину. Брак у них не связан с большими церемониями. Каждый берет себе столько жен, сколько хочет или сколько может прокормить. Они легко разводятся. Мужчины не считаются с тем, если удовлетворяют похоть с другими женщинами; женщины тоже много не спрашивают и сами не упускают случая, и это у них не считается смертным грехом или позором; если что случится, то они принимают это за плутовство и кражу, которую можно искупить и оплатить маленьким подарком. Девушки добиваются этого и не стыдятся отдавать себя в наем кому угодно, лишь бы только было уплачено, и та, которая может много получить, пользуется большим почетом. Да ни одна девушка не возьмет себе в мужья юношу, пока не попробует его перед тем как следует. Родители сами радуются, когда видят, что дочь так играет с юношей, они ее иногда еще подзадоривают. Тем не менее, несмотря на откровенную похоть, они не любят, когда их жены или взрослые дочери рассуждают о таких распутных делах.

Когда умирает человек, пользующийся уважением, то близкие и друзья, обмывают его и убирают серьгами и браслетами, кораллами и другими мелкими украшениями, потом завертывают в тонкую одежду и так несут его в циновке к могиле; но людей более знатных предают земле с большими затратами. Когда знатный умирает, его, как и других, обмывают и кроме того стригут волосы, а женщинам надевают шапку и украшают многими драгоценностями. Тем временем приходят слуги вместе с родственниками, женами, детьми, рабами и рабынями и оплакивают [59] покойника и громко кричат, так что слезы катятся по щекам. Другие вспоминают славные подвиги покойного, иные бьют в барабаны и литавры, во время чего некоторые начинают благопристойные пляски. Потом они обращаются к мертвому, как к живому, вопрошают и говорят: “Как же ты умер? Разве ты в чем-нибудь испытывал нужду? Разве у тебя похватало скота, золота, серебра, железа и других вещей?” и так далее. После того как они целый день так плачут и пляшут над мертвым, к вечеру закалывают нескольких животных, жарят их и съедают. Перед мертвецом все время горит огонь, тело кладут в гроб из двух выдолбленных из дерева колод, покрывающих одна другую, и относят в приготовленный для того дом или хижину, где опускают в могилу, приблизительно в шесть футов глубины, куда спускают корзину с рисом, кружку с табаком, глиняную миску, жаровню, платье и пояс, вместе с съестными припасами, которые понадобятся покойному в пути на тот свет. Наконец приваливают к двери тяжелый камень и приносят в жертву животных, чтобы черт или злой дух не учинил препятствий покойному по дороге в рай. Они обычно просят у покойного во время болезни совета и потом вызывают его дух и спрашивают его.

Подобное идолопоклонство существует и у других народов; но здесь распространен особый ужасный и жестокий обычай, какого я никогда и нигде больше не встречал: они выбрасывают и убивают своих собственных детей. Правда, татары и индусы продают их, ибо говорят, что не могут их воспитать, и дети, если их покупают немцы, получают лучшую пищу, чем у родителей; но мадагаскарцы совсем бросают их и умерщвляют, так что поступают с ними хуже, чем дикие звери со своими детенышами. Происходит это тогда, когда жрецы говорят, что ребенок родился в несчастливый день и ему предстоят в жизни большие несчастья, или что он родился под недоброй планетой, а также если на лице или руках у него дурные знаки, которые предвещают, что он станет преступником и убьет отца и мать. При таких или подобных предсказаниях они отдают ребенка рабу, дабы он снес и положил его в терновник или кустарник, где невинный погибает от голода и жажды или его съедают собаки и другие звери. В иных случаях, когда женщина во, время беременности чувствует себя хуже обычного, то в этом повинна злоба ребенка, и его либо умерщвляют, либо закапывают живым в землю или топят тотчас после рождения. Также если рабыня беременеет от хозяина и он бросает ее, она [60] душит без всякого раздумья свой плод или ищет случая, как бы устроить ребенка, чтобы воспитать его без затрат и усилий.

Когда белая женщина приспит с чернокожим, то сразу начинает помышлять о том, чтобы уничтожить плод; или дождется родов, и если заметит, что ребенок черен, подобно отцу, или волосы у него вьются, то тотчас же его душит, топит, закапывает живьем в землю или убивает другим образом. Если девушка боится, что от ребенка или от того, что у нее слишком долго будет молоко, груди ее станут слишком большими или покроются мозолями (когда она желает остаться незамужней или заработать на этом деньги), то она не отступает перед тем (о, ужасная нечеловеческая жестокость!), чтобы умертвить плод в своем чреве или приколоть новорожденного. Кроме этого проклятого обычая у них есть другой, не лучший, а именно: когда женщина умирает от родов, то бросают младенца в могилу, говоря, что лучше если он умрет, нежели его воспитают другие. А так как у них наверное половина дней считается недобрыми и несчастными, то очевидно, что они при таких обстоятельствах убивают половину своих детей, кроме тех, которые погибают по другим причинам. Таким образом эта обширная и плодородная страна, где каждый берет столько жен, сколько ему, по его мнению, может понадобиться, и где невенчанные живут в свое удовольствие и не наказываются” все еще не густо населена. Однако встречаются немногие, которые не совсем лишены сострадания, но стыдятся обнаружить это перед друзьями и соседями. Они относят своих детей, но не очень далеко, и посылают за ними тайно раба или рабыню. А когда их возвращают обратно, родители приносят в жертву за них скот и кур и запирают их иногда в курятник или хлев под предлогом укротить злой дух ребенка, а то иначе он свершит большие злодеяния.

Богослужение мадагаскарцев не имеет особого значения; они не нуждаются ни в церквах, ни в молитвенных домах. Они знают” что существует бог, который сотворил небо и землю, но не почитают его и не служат ему, однако исповедуются в своих грехах, когда приходит старость или болезнь. Они также верят, что существует черт — причина всякого зла, который дает и отнимает у людей жизнь; он вызывает все болезни, несчастия, убийства, кражи и всевозможные плутовства, поэтому нужно стараться задобрить его, почитать и приносить жертвы. Помимо бога и черта для них существует еще третья сила, которую они называют Диан Мананс (Dian Manans), владыка богатства, и полагают, что он [61] делает людей счастливыми и богатыми. Помимо того у них имеется представление (весьма смутное) об ангелах, Адаме, Еве, Ное и других и даже о самом спасителе. У них установлены праздники и посты, и они придерживаются их.

Обрезание у них тоже в обычае, оно совершается в определенное время года. Накануне собираются все добрые друзья и знакомые и напиваются до бесчувствия. Потом бьют в барабан и забавляются с ассагаями 12 и круглыми щитами. Юноши и девушки пляшут и скачут. Вечером устраивают общественное угощение, и кутеж на этом кончается. Ночью мать спит с ребенком, которому предстоит обрезание, в особом доме, выбранном за месяц до того его отцом и друзьями, но муж не смеет касаться своей жены. Рано утром, как только начнет светать, мать встает, купается и моет себя и ребенка, надевает на него украшение из камешков и кораллов, пока не забьют в барабаны; затем наступает тишина, и уходят все, кто накануне веселился, а также и те, которые считают, что ночью у них могло быть соитие, равно как и всякий, кто носит что-нибудь красное, ибо они считают, что это помешает остановить кровь после обрезания. Затем жрец берет нож и обвязывает платок вокруг своей левой ноги; наконец отец или ближайший друг берет ребенка на руки и так проходит с ним в западную дверь и снова выходит в восточную. После этого очищают место и обрезают ребенка, и если он рожден от раба, то крайнюю плоть бросают на землю, если же он рожден свободным, то отец или брат отца съедает ее вместе с белком из куриного яйца, ибо они воображают, что от этого можно совершать чудеса, а народ здесь весьма склонен к черной магии. Затем к ране прикладывают петушиную кровь и сок некоторых трав. Таким образом ребенка обрезают и лечат, после чего относят домой с большим ликованием и криками радости.

Островом Мадагаскаром владеют многие властелины или короли, и среди них каждодневно возникают войны и междоусобицы. Стрелы и лук, копье и щит — их оружие, с которым они хорошо умеют обращаться. Они чрезвычайно горды и неустрашимы, однако фехтуют без всяких правил, подобно детям, и каждый попадает, куда придется. Они быстры в своих действиях, неожиданно нападают, грабят и сжигают друг у друга поселки и деревни. Все время, пока мужчины находятся на войне или участвуют в набеге, женщины только и делают, что пляшут и прыгают, не спят и не едят в своих хижинах, если только не [62] хотят избавиться от своих мужей. Ибо они твердо верят, что если они (в то время как их мужья находятся на войне) дома не будут вести себя таким образом, то их мужей наверняка убьют или ранят; напротив, если они будут жить честно и весело плясать, то это придаст воинам силу и решимость и они победят.

За это время мы часто видели походы короля Димбро против врагов, один раз с 6 тыс. или 7 тыс. человек, в других случаях с более сильным войском. Сначала они метали копья, после чего разгорелась жестокая битва, когда каждый набрасывался на противника без всяких правил. Но наконец победила наша партия, хотя у нас и погибло несколько самых сильных воинов, но еще больше у врагов, у которых перебили также всех раненых. Мы смотрели на это, как на зрелище, и заметили, что во время сражения они издевались и насмехались друг над другом. После битвы наши войска вернулись с большим ликованием. Незадолго до того некоторые отряды с нашей стороны ежедневно приносили по нескольку голов и клали их в ногам короля, и кто так делал, того возводили в дворянство.

У них существует весьма странный обычай и способ заключать, мир. Когда две стороны намереваются заключить мир или уладить какой-нибудь вопрос, они сначала высылают кого-нибудь с подарками, который вызывает на переговоры. Если желание обоюдное, то назначают день, и полководцы выходят со всем своим войском, как на сражение, и происходит взаимный осмотр. Далее, каждая сторона закалывает быка, куски печени которого они посылают друг Другу и съедают их в присутствии послов, причем дают страшные клятвы и божатся в том, что в дальнейшем не будут убивать друг друга, грабить и причинять вред людям и скоту, отравлять воду и поджигать, и желают, в случае если они поступят против того, тотчас же лопнуть от съеденной печени. [63]

Глава III

Прощание с Мадагаскаром. Прибытие на Суматру. Захватили несколько китайских джонок. Насилуют женщину, которую потом распинает ее муж. Зондский пролив, где встречают 14 голландских кораблей. Сдаются без всякого сопротивления и попадают в Батавию. Матросы расхищают ящик с деньгами. Я. Я. Стрейс поступает на службу к благородной Нидерландской ост-индской компании. Путешествие в Сиам. Подробное описание королевства, его доходы и величина.

После пяти месяцев спокойной стоянки на Мадагаскаре 6 марта 1649 г. мы наконец снова вышли на парусах и держали путь на Суматру.

2 июня мы оказались вблизи помянутого острова и стали на якорь в гавани Силлабу, где выменяли немного перцу и фруктов. В этом месте мы захватили две китайские джонки 13, весь народ с них спрыгнул в море, за исключением женщины, которую изнасиловали и обесчестили итальянцы, и офицеры ничего не могли сделать, чтобы помешать тому, и подобное похотливое и несдержанное поведение не встречало сопротивления во время всего путешествия. Когда бедную женщину обесчестили, причем применили силу, то ее наконец высадили на берег, где муж ее распял и мучил до тех пор, пока она не испустила дух.

28-го мы снова снялись с якоря и направились к Индрапуре и по пути снова овладели двумя китайскими джонками, нагруженными перцем, сандаловым деревом 14, камфарой и т. д.

29-го мы прибыли в Индрапуру, где закупили свежих припасов. Мы рассчитывали захватить здесь еще несколько джонок, но обманулись, ибо они уже уплыли.

2 июля мы вышли па парусах по направлению к Зондскому проливу и дошли до мыса Топперс. Здесь мы встретились с 14 кораблями Нидерландской ост-индской компании 15, посланными за нами господином генералом и советниками со строгим приказом забрать нас; хотя бы и против нашей воли. Когда наш командор получил это известие, он не испугался его, но отказался, сказав, что он не подчинен господину генералу, а если его хотят принудить, то он будет защищаться против насилия. Тогда голландский начальник послал в Батавию за дальнейшими распоряжениями, и на помощь ему выслали корабль “Банда” (Banda), после чего он приказал нашему командору сдаться, иначе он дает по нам залп из пушек. Ян Маас, видя приготовления к жаркому делу и заметив недовольство своих матросов, собрал офицеров па совет, на котором решили: так как нет никакой возможности устоять против стольких кораблей, сдаться со всем экипажем и осведомиться у господ начальников, что все это значит. Матросы ничего не имели против этого решения. Среди них после восстания на Мадагаскаре не было единодушия, а, напротив, продолжалась старая вражда; они ежедневно осыпали друг друга бранью и тяжелыми обвинениями; в этой вражде они так надоедали друг [64] другу, что охотно расстались бы, и чем скорее, тем лучше, и теперь к этому представлялся удобный случай. Так, голландский флот захватил хороший улов без малейшего сопротивления, и 12-го мы отправились в Батавию. Наш корабль на море был лучше и быстроходнее голландского, и мы свободно могли (когда бы хотели) ночью уйти от них, ибо шли таким быстрым ходом, что на полдня раньше их прибыли в Батавию, а у них не было ни одного судна, которое могло бы идти наравне с нами или перегнать нас.

5-го числа явился на наш корабль командор Якоб фан-дер-Мэлен (Jacob van-der-Meulen) с приказом от господина генерала фан-дер-Лейна (van-der-Lijn) описать корабль и экипаж и вызывал нас по очереди в каюту и спрашивал каждого, откуда он родом. Потом всех нидерландцев отвели и отдали на местную гауптвахту. Между тем итальянцы и другие чужеземцы оставались беспрепятственно на судне и растащили ящик с деньгами. С этой добычей каждый пошел своим путем: итальянцы большей частью отправились в Гоа или Бантам, гамбуржцы и другие — в свое отечество. Корабли тем временем оставались под арестом. Вскоре умер командор Ян Маас, и по виду его трупа можно было судить, что его кто-то отравил, хотя трудно предположить, кто бы мог это сделать: вероятно один из разбойников, рассчитывавших на то, что со смертью командора с него снимут обвинения и забудут его проступки. Около 14 дней пробыли мы под арестом, и после того, как подали смиренное прошение, нас отпустили и по приказу господина генерала выплатили до последнего гроша все жалованье, какое нам остались должны генуэзцы за истекшие месяцы, причем нам был предоставлен выбор отправиться на родину или поступить на службу к голландской компании, после чего некоторые устремились на родину, но я и еще несколько матросов выбрали последнее. Я снова нанялся старшим парусным мастером за 18 гульденов в месяц, сроком на три года.

15 января я взошел на корабль, названный “Черный медведь”, и первый раз отправился в Сиам, где мы благополучно стали на якорь.

Королевство Сиам расположено на востоке Ост-Индии, между 7 и 18° северной широты, и занимает 450 немецких миль в окружности, отличается плодородием, изобилует съестными припасами и богато скотом и рыбой; там есть золото и мускус, также много других товаров и припасов. Много там городов, деревень и населенных мест и самое большое из них называется Аютия — [65] это столица государства и резиденция короля. Жители — индусы, с желтоватой кожей, по своей религии язычники, которых наставляют и учат суевериям множество священнослужителей в многочисленных храмах и монастырях. Образ правления монархический: эти в живущие рядом народы с давних времен находятся под властью сиамских королей, которые обладают не меньшим могуществом, достоинством и почетом, чем любой другой князь на земле. Короче, Сиам по своему плодородию и земельным богатствам, множеству жителей и подвластным ему княжествам является одним из самых значительных королевств на востоке и западе, где я побывал.

Гавань Сиама лежит, как уже сказано, под 15° широты к северу от экватора; Аютия простирается на 20 голландских миль с севера на юг, или на 1° севернее, расположена на одной из лучших рек Индии, по которой идут корабли в 150 и 200 ласт 16, при глубине посадки в 12 или 13 футов. Хотя в этой реке и достаточно воды для корабля на тысячу ласт, но в ней не могут идти суда, погружающиеся более чем на 13 или 14 футов, вследствие отмели, тянущейся впереди с востока на запад на расстоянии мили от берега, а справа, у устья, глубокое место или вход, так что с обеих сторон (считая внезапные пропасти и обрывы) грозит опасность. Ширина реки в самом широком месте больше, чем на два ружейных выстрела, в самом узком — на два брошенных камня; однако узкое место тянется не более полумили, и вскоре река снова достигает упомянутой ширины вплоть до стен Аютии, равно как и на 10 миль выше, где можно пристать к берегу, выгрузиться и принять груз, не подвергая корабль никакой опасности, подобно тому как у нас в Голландии. От устья реки примерно на 30 миль вверх по течению, за городом Аютия, встречаются приятные местности, с прекрасными садами, тучными нивами, бесчисленными деревнями, монастырями, местечками, а также летними домами; это прекрасная плодородная земля, глинистая и песчаная, ровная и плоская, так что гор там почти не видно; зато много высоких башен и пирамид 17, которых здесь так много, что их дочти нельзя сосчитать.

Приблизительно в восьми милях вниз по течению реки лежит маленький, окруженный стенами городок, называемый Бангкок, где помещается первая таможня короля, называемая Ганон Бангкок (Canon Bankok); там должны останавливаться все джонки и корабли, откуда бы они ни пришли и из каких бы стран ни были, [66] и объявлять, зачем они сюда прибыли, сколько на них людей и какие с ними товары, для уплаты пошлины. После этого они получают таможенную грамоту, с которой они могут отправиться дальше, куда пожелают. Не доезжая примерно одной мили до города Аютии, они попадают в другую таможню, называемую Ганон Бантенан (Canon Bantenan), где нам пришлось вторично стать на якорь и предъявить таможенную грамоту, не заплатив ничего; это дает уверенность, что таким образом нельзя ни обмануть, ни обойти ни короля, ни чужестранца, ибо по предъявлении таможенной грамоты разрешается подойти к городским стенам и даже въехать в самый город, где можно торговать по своему усмотрению, без того, чтобы кто-нибудь тому помешал, но с условием, что при отъезде нужно будет снова уплатить таможенную пошлину и получить грамоту на выезд. Все суда, приезжающие на рынок, как бы малы они ни были и откуда бы они ни шли и куда бы ни направлялись, груженые или пустые, должны уплатить пошлины и должны пройти надлежащий осмотр, под страхом потери лодки, корабля и груза, в случае если они уйдут без разрешения и не предъявят таможенной грамоты.

В королевстве Сиам пять городов, обнесенных стенами, и пять необнесенных, кроме того множество местечек и деревень.

Столица Аютия имеет в окружности примерно две с половиной или три голландских мили, обнесена прочной стеной, сложенной, как и больверки 18, по старинному образцу, весьма искусно и превосходно, и украшена тысячами церквей, монастырей и золоченых башен. В Аютии есть улицы, которые едва можно пройти в течение трех часов; город кругом обтекает канал, шириной в два ружейных выстрела, подобно рвам вокруг наших городов; вода в этом канале имеет выход в восьми местах; сиамский король со своим двором помещается в великолепном дворце, построенном внутри города и обнесенном стенами, не считаясь ни с какими издержками, так что на него можно смотреть, как на чудо.

Это могущественный и богатый король, у него много подданных, слонов, золота, драгоценных камней, кораблей, большая торговля и плодородная земля. Аютия стоит выше многих мест, за исключением Китая. Жители — идолопоклонники, живут по своей вере в мире и согласии, под управлением короля и в подчинении у своих начальников.

Сиам — отличная, красивая и плодородная страна, богата рисом и другими злаками; скот и дичь водятся там в большом изобилии: [67] быки, коровы, зайцы, вепри, буйволы, особенно много оленей и ланей, которых ежегодно ловят тысячами только ради их шкур, и как мы сами ясно видели по торговле, различные нации вывозят ежегодно более 300 тыс. штук из Сиама в Японию, и торговля Ост-индской компании также большей частью состоит в этом. Здесь водятся также в изобилии слоны, носороги, леопарды, тигры и другие подобные звери; вместе с тем много всевозможных летающих зверей и птиц, какие только могут существовать на земле, за исключением лебедей и соловьев, которых я здесь вовсе не встречал. Далее, здесь великое множество всяких рыб, устриц, раковин, раков и крабов. Рыбная ловля приносит большую выгоду, торгуют особенно скатами, которых, как и оленей, ловят из-за шкурок и отправляют сотнями тысяч в Японию, где они высоко ценятся и за шкурку иногда платят, если она красива и хороша, 50—60 и даже сотню дукатов, а при мне продали шкурку за сто реалов наличными, но встречаются и такие, сотня которых не стоит и четырех рейхсталеров. Шкурки, которые отправляются в большом числе в Японию, высушиваются. Также во множестве встречаются в этой местности крокодилы или кайманы, и мясо их едят в лечебных целях. Змеи, ящерицы, скорпионы и другие ядовитые животные водятся здесь в изобилии.

Много в Сиаме сахару, масла, деревьев, трав, плодов и тому подобных произведений земли, также много молока и меда, так что на случаи нужды там найдется достаточно съестных припасов и не придется обращаться к помощи других стран.

Глава IV

Обычаи, и пища сиамцев. Различные ремесла. Странствующие купцы. Государственный строй и управление. Блестящая свита короля, великолепие трона, выезд на лицезрение народу. Множество золотых сосудов. Войны из-за белого слона. Победа над королем из Ава.

Сиам могуществен и густо населен, и жители его весьма хорошего нрава и поведения. Они — язычники и поклоняются идолам; они хорошо прокармливают себя и занимаются различными промыслами, особенно торговлей внутри страны, которая дает пропитание сотне тысяч людей, а также некоторыми ремеслами, в которых здесь особенная нужда, как то: плотников и корабельных мастеров, кузнецов, ваятелей, золотых и серебряных дел мастеров, каменщиков, златобитов, [68] каменотесов, живописцев, граверов, ткачей, литейщиков колоколов, медников, токарей, обжигателей камня и извести, гончаров, резчиков по дереву, сундучных и ящичных мастеров, наконец есть несколько тысяч ювелиров и всяких мелочных торговцев; короче говоря, у них есть все, что нужно для жизни. Нет недостатка в цирюльниках, докторах и адвокатах или судейских людях на их лад. Есть там купцы, торгующие съестными припасами и одеждой, которые странствуют из города в город, из деревни в деревню. Этой торговлей кормятся тысячи и живут все время в своих лодках или торговых судах; тем не менее в городах и деревнях много женщин и детей. Больше всего здесь рыбаков и земледельцев, и у каждого, какого бы он ни был высокого звания, свое место для рыбной ловли и свой участок земли, в особенности поля с рисом и хлебными злаками. Они отличные купцы и довольно умны, чтобы с избытком добыть себе пропитание и все необходимое. Рабочие и рабы здесь весьма многочисленны, они охотно берутся за всякий труд, каков бы он ни был, за три штюбера 19 в день, из чего можно заключить, что все необходимое для жизни дешево и доступно и можно отлично прожить на три штюбера.

Каждый город управляется назначенным вице-королем, который со своими советниками разрешает все гражданские и уголовные дела и получает власть, доходы, пошлины и права короля; их сменяют каждые три года. Таким же образом всякая драка, недоразумение, схватка, обман, кража, разбой, убийство и тому подобное, случившееся при дворе, в Аютии или любом городе, разбирается и разрешается губернатором и судьей с советниками, приставленными к ним королем; когда снимут допрос с обеих сторон, то требуют письменного изложения обстоятельств дела, причем нет недостатка в писцах, нотариусах и адвокатах, которые этим, как и у нас, добывают себе пропитание и должны предварительно получить соответствующее звание; все жалобы или дела, представленные судье, должны быть составлены нотариусом, переданы и защищаемы адвокатом; помимо того преступники могут апеллировать к наивысшему судье — королю. Воровство, разбой, убийство, предательство и другие уголовные преступления строго наказываются в этой стране, без всякого снисхождения и не считаясь с положением виновного.

У короля Сиама роскошный и великолепный двор, равного которому нет во всей Индии. Он не ступает по земле, и его всегда носят на золотом троне, если он пожелает где-нибудь [69] присутствовать; раз в день во дворце он предстает перед дворянами и князьями; по своей торжественности эта аудиенция превосходит подобные церемонии у христианских королей. Его высоко чтут, почти как бога; дворяне и советники, прибывающие ко двору, когда говорят с королем, опускаются на колени, складывают руки, припадают лицом к земле и заканчивают свою речь таким титулом: “Jaova Tjaw Perre Boede Tjaw Jaova”, что означает: “Властелин властелинов и король королей”. Он сидит на золотом троне, сделанном наподобие пирамиды, на котором его никто не может увидеть; по обеим сторонам трона стоят чудища или звери из золота, именно таким образом, как у храма или трона царя Соломона, и несколько сот солдат в строю и при оружии, а также несколько слонов, для большей пышности покрытых роскошными золотыми и серебряными попонами; когда король выезжает из дворца ради удовольствия или для того, чтобы посетить различные монастыри и церкви, что обычно случается два или три раза в году, то его сопровождает большая свита из дворян и почти вея знать страны, с его женами и наложницами, сидящими на слонах, которых у него весьма много, или, если это происходит на воде, они следуют за ним на великолепном золоченом судне с 80, 90 и даже 100 гребцами в сопровождении бесчисленного множества вооруженных солдат в строю; за ним следует также много людей с флейтами, барабанами и другими инструментами и производят большой шум; потом каждый, будь то горожанин или крестьянин, чужестранец или дворянин, старый или малый, должен, под страхом смертной казни, выйти из своего дома и, распластавшись ниц, оказать почести королю, и я сам видел, как некоторых казнили, кто приветствовал его величество не как подобает или не в надлежащее время. Судьи, приставленные к этому, должны тотчас же без всякого промедления наказывать преступников или накладывать денежный штраф, если проступок невелик. Обычай открыто появляться перед подданными и заставлять их выходить навстречу вызывает у народа этой страны большое доверие и любовь к своему королю, что однако не принято во многих других местностях, лежащих к востоку, и даже составляет им прямую противоположность. Когда персидский король (о чем в дальнейшем будет более подробно рассказано) отправляется со своими женами на охоту или покидает дворец по какому-нибудь другому случаю, то никто из жителей или чужестранцев, под страхом смертной казни, не смеет выйти из своего дома на улицу. [70]

В королевском дворце собраны невероятные сокровища и драгоценности, и при дворе его величества не употребляют для еды и питья иной посуды, кроме золотой и серебряной, что, хотя и кажется невероятным, однако видел я сам и в том удостоверился. Также белым и другим слонам, находящимся при дворе, в числе семи или восьми, подают на золоте и серебре и помимо того подобным образом довольствуются и некоторые дворяне, состоящие при дворе короля; они сверкают и блестят в своих одеждах, усыпанных драгоценностями и обшитых галунами. Короче говоря, сиамский двор по своему богатству и пышности так великолепен и прекрасен, что, кто сам не видел, не может ни оценить его, ни тому поверить. И тем не менее в дальнейшем я не смогу описать всего, что я видел как во дворце, так и вне его.

В ту пору сиамский король не вел никаких особых войн, но во времена его предков велись тяжелые войны с Пегу, Ава и Ланьядером отчасти из-за белого слона, который принадлежал Сиаму и которого домогались заполучить в Пегу, и отчасти по высокомерию, чтобы подчинить одно царство другому. В данную пору у них был заключен мир, и они терпели друг друга. В 1648 г. король Ава с помощью короля Ланьяндера напал на сиамцев и успел занять несколько деревень и местечек, прежде чем об этом узнали в Сиаме. Затем сам король поспешно выступил им навстречу в начале февраля более чем с двухсоттысячным войском. Он расположился лагерем примерно на расстоянии полумили от вражеского стана, и они в течение трех месяцев смотрели друг на друга, как злые собаки, и не наносили друг другу особого вреда и ущерба, пока король Ава, убедившись, что он ничего не добьется и что ему предстоит голод, не отступил. К Тому же его войско уходило и разбегалось, как и большая часть ланьяндерцев. На подмогу Сиаму патани (Patany) 20 выслали десять тысяч человек, которые пришли слишком поздно и были отосланы обратно. К этому времени король также распустил свой лагерь, а пятнадцать или двадцать дней спустя с торжеством возвратился в свой дворец в Аютии, где дворяне и знать устроили ему такой прием, как будто оп вернулся с поля битвы или одержал большую победу. И правда, он вел войну без кровопролития, однако причинил врагу больше ущерба промедлением и разумными приказами, сберегая свое собственное войско, чем то мог бы причинить ему в бою. Для нужд помянутого лагеря у народа спешно отобрали двадцать тысяч суден, которые подвозили туда войска, кладь и [71] все необходимое. Для пополнения армии по приказу короля кроме рядовых солдат забрали более пятидесяти тысяч жителей, которые получали в лагере от короля один только рис, а об остальном приходилось заботиться самим. Для обороны было выставлено двадцать пушек, при них два опытных канонира или пушкаря, а также пять тысяч слонов, две тысячи лошадей, множество ружей, щитов, стрел, луков и сабель, все их лучшее оружие, которое всегда лежит наготове в королевском арсенале. Не было недостатка в порохе, изготовление которого весьма дешево, ибо в стране много селитры. Таким образом сиамцы снабжены всем необходимым для ведения войны, а главное, что сильнее оружия и крепостных валов, — они храбры и мужественны, не действуют необдуманно, но весьма осторожны и осмотрительны во время вылазок и в самом лагере, весьма медлительны и осторожны в походах и битвах.


Комментарии

1 Марсельный ветер — ветер, когда можно ставить только марсели (средние паруса), между нижней и второй реей, а брамсели (верхние) ставать нельзя.

2 Галера — большое гребное судно с одним парусом и низким бортом до 40 м длиной; имеет с каждой стороны от 25 до 80 скамей (на 5—6 гребцов). Гребцами на галерах были обычно обращенные в рабство пленники или преступники.

3 Сан-Лоренцо — кафедральный собор, заложенный в конце XI в. и перестроенный в 1422 г.

4 Шеффель — мера сыпучих тел, от 60 до 100 л в зависимости от местности.

5 Клафтер — мера длины, равная приблизительно 1,75 м.

6 Здесь выпущен абзац, содержащий лишь сухое перечисление отдельных мелких пунктов на острове Сант-Яго, не представляющий никакого интереса.

7 На острове Фого находится действующий вулкан.

8 Сиерра-Леоне — страна на западном берегу Африки. Открыта и впервые обследована португальцами в середине XV в. С ХVШ в. — колония Англии.

9 Анкер — мера жидкости, принятая в германских странах (в Голландии до 1829 г.) для измерения вина. Колеблется от 33 до 44 л.

10 Флейт — большое грузовое судно, употребляемое в Голландии. Служило во время войн для подвоза провианта, амуниции и снарядов.

11 Это же сравнение употребляет Стрейс и при описании русских обычаев.

12 Ассагай — ударное копье, оружие африканских негров; представляет собой длинную деревянную рукоятку с обоюдоострым железным лезвием.

13 Джонка — китайское парусное судно с широкой и высоко поднятой кормой. Легкое на ходу и приспособленное к перевозке грузов.

14 Сандаловое дерево — название целой группы красных красильных деревьев, растущих в Индии, на Цейлоне, Мадагаскаре и др. До XIX в. вывозилось большими партиями в Европу.

15 Ост-индская компания. До открытия морского пути в Индию торговля с Востоком шла караванным путем из Индии, Персии и Аравии к побережью Средиземного моря, где главным торговым портом была Смирна. Отсюда товары шли морским путем на Венецию и Геную или в города Ганзейского союза и оттуда по всей Европе. Португальцы, открывшие морской путь мимо мыса Доброй Надежды, захватили в свои руки торговлю со странами Дальнего Востока, разрешая перевозку товаров лишь на королевских судах, назначив единственным складочным портом Лиссабон и установив высокие пошлины. Но им пришлось столкнуться с европейской биржей, центром которой был Антверпен. Нидерланды стали искать прямых сношений с Индией. Были образованы различные компании, которые в 1602 г. слились в Соединенную голландскую ост-индскую компанию с крупным капиталом (свыше 6 млн. гульденов), приносившим высокие проценты. Компания ежегодно отправляла до 40 кораблей и в 1641 г. вытеснила португальцев с Индийского архипелага. Но в это же время поднялся другой, более сильный конкурент — Англия, и к середине XVIII в. голландская ост-индская компания прекратила свое существование.

16 Ласт-судовой — мера емкости. Имела разный вес, смотря по роду товарa — в среднем от 1 ? до 2 т.

17 Пирамиды — Стрейс очевидно имеет в виду пагоды.

18 Больверк — подпорная деревянная стена, не допускающая сползать земляные насыпи, защищающая берег от разрушительного напора волн и т. д.

19 Стейвер — мелкая разменная монета в Голландии, составляла 1/20 гульдена.

20 Патани — малайское племя, жившее на восточном берегу Малаки, состоявшее в вассальных отношениях к Сиаму.

(пер. Э. Бородиной)
Текст воспроизведен по изданию: Ян Стрейс. Три путешествия. М. ОГИЗ-Соцэкгиз. 1935

© текст - Бородина Э. 1935
© сетевая версия - Тhietmar. 2005
© OCR - Abakanovich. 2005
© дизайн - Войтехович А. 2001
© ОГИЗ-Соцэкгиз. 1935