Дневные записки генерала Патрика Гордона

ПАТРИК ГОРДОН

ДНЕВНИК

DIARY

Дневник Гордона во время его пребывания в России.

ГЛАВА I.

1684 г. Москва. — Приготовления к Крымскому походу. — Просьба Гордона об его увольнении. — Отправка его в Киев. — Движения турок к Каменцу. — Победы австрийцев над турками. — Дело в Запорожской Сечи.

10 января был обвенчан, по обыкновению, в тишине царь Иоанн Алексеевич с Прасковьею Феодоровною Салтыковой. Отец ее, до сего времени называвшийся Александром, принял при этом случай имя Феодора или Федора.

11-го числа я прибыл в Москву и на следующий день представлялся боярину князю Василию Васильевичу Голицыну, которым был очень милостиво принят.

13-го января я был у обедни. Служил обедню и говорил проповедь прибивший из Рима и Вены епископ, который намеревался ехать в Персию. После этого обедал у полковника Менгдена, а затем скоро отправился к себе домой и принимал у себя в слободе именитых особ.

14 января посетил боярина Ивана Михайловича, а также различных других бояр и именитых особ и обедал, по приглашению, у боярина Петра Васильевича Шереметьева старшего.

16 числа имел тайное совещание с боярином кн. В. В. Голицыным, при чем толковали не только о делах в Киеве, но также и о предстоящем союзе с римским императором Леопольдом и польскою республикою и о том, как и каким образом произвести нападение в Крым. К этому последнему боярин по-видимому был очень склонен, но полагал, что при этом нападении нельзя уповать на содействие поляков [311] и что в настоящее время предприятие это не удобно выполнить по причине многих других затруднений, с которыми России приходится бороться. Я, видя это, пытался опровергнуть и указывал все представлявшиеся в настоящее время удобства к подобному нападению, которое впоследствии будет сопряжено с несравненно большею опасностью. Боярин пожелал, чтобы я на письме изложил главные мои доводы о походе и о том, что из современных обстоятельствах я считаю за необходимое. Я обещал ему это исполнить и на следующий день представил боярину письменно следующие соображения.

Современное положение России, дипломатические отношения ее с другими государствами и обстоятельства времени, невидимому, так сложились, что трудно дать положительный совет: соблюдать ли мир или начать войну. Но так как желают знать мое по этому предмету мнение, то считаю своею обязанностью высказать таковое свободно и откровенно, в кратких словах изложив соображения и основания, которые могут быть приведены в пользу того или другого исхода действия. По современному положению России нахожу, что для нее самой мир очень необходим по следующим основаниям:

1) Во время малолетства царей блюстители царства обыкновенно очень осторожны и мало расположены начинать войну, в том внимании, чтобы, в случае неблагоприятного исхода оной, царь, достигнув зрелого возраста, не мог бы приписать вину этого людям, советовавшим начать войну или по меньшей мере не старавшимся отвратить оной.

2) В настоящее время имеется два царя, а потому государство вследствие этого делится на партии; раздоры, несогласия и честолюбия бояр порождают замешательства и нерешительность в их советах, что должно причинить большие затруднения при войне.

3) Недостаток денег и скудость государственной казны порождают недостаток всех вспомогательных средств, необходимых при войне и являющихся нервами войны.

4) Неудовольствие, неповиновение и противодействие солдат и народа, не могущих иметь в виду одинаковой конечной цели, по той причине, что преследуют различные интересы, не различаются друг от друга по своей природе.

5) Малая очень склонность к войне у большей части русского народа, особенно же у знатных и советников;

6) Надежда, которою льстят себе в России, что турки и татары будут ненарушимо соблюдать заключенное с ними [312] 20-ти-летнее перемирие в каковое время цари достигнуть совершеннолетия, приобретут опытность и познания в государственных делах и пополнять свою казну.

7) Убеждение русских, что несогласно с божескими и человеческими законами явиться нападающею стороною и первым нарушить заключенное с турками перемирие.

8) Недоверие и ревнивость, проявляемый со стороны русских к их союзникам и особенно предположение в отношении поляков, что последние, доведя Россию до разрыва с турками, будут, несмотря на самые подробные союзные договоры, преследовать свои собственный цели и для достижения более выгодных себе условий заключать мир с турками и покинуть Россию или же, допустив, что и Россия будет участвовать в заключении мира, тем скорее будут в состоянии осуществить свои древние домогательства в отношении России. Нерасположение поляков заключить с Россиею постоянный мир, — разве только на невозможных для нас условиях, — даст России основание и повод сомневаться в их откровенности и правдивости.

9) Выгода, избыток, удовольствие, благосостояние, которые во все времена должно предпочитать всякому другому намерению.

Рассматривая соображения и побудительные причины, по которым я намеревался советовать начать войну, надлежит привести сначала те, которые ослабляют только что приведенные мною доводы в пользу мира, а затем уже изложить те, которые могут быть выставлены наравне с первыми. Таковыми являются следующие:

1) Малолетство царей. Признаюсь, что оно является большим препятствием в государстве, когда намереваются предпринять что-либо важное, как напр. начать войну. Однако опасение подвергнуться ответственности за неблагоприятную войну может не быть принято во внимание потому, что последствия войны являются не делом одного лица или немногих лиц, но целого государства, допустившего себя уговорить к тому и доставившего со своей стороны все к тому необходимое. Есть также не мало примеров, что войны, начатые при малолетстве правителей, были продолжаемы с успехом, например во время малолетства короля Генриха V английского и королевы шведской Христины.

2) Многочисленность главных правителей может быть большим препятствием при осуществлении важного [313] предприятия, — я это допускаю. Но быть, может, такого рода опасность в настоящее время не столь велика, как она быть может окажется, когда принцы достигнуть совершеннолетия. Теперь все зависит от обращения и от мудрых советов именитейших особ; если они между собою согласны, а государство от себя доставляет все необходимое, то окажется их виною, если дело не будет ведено с зрелым обсуждением, мужеством, решимостию и единодушием.

3) Денег достаточно в стране и при необходимости должно поэтому их взять, где только они найдутся. Совершенное поляками на сейме 1658 года может служить примером и для русских.

4) Так как неудовольствие, неповиновение и сопротивление солдат и народа имеют до крайности различные причины и преследуют различные цели, то тем менее надлежит их опасаться, коль скоро в армии будет соблюдаться строгая дисциплина.

5) Награды и наказания являются главнейшими двигателями в войне. Одних побуждает исполнять их обязанности — надежда, приобретение почета, доброго имени, богатства; других же — страх наказания, презрение и потеря доброго имени. Если приобретение почестей и выгодных условий будет предоставлено только лицам военного звания, то каждый из них будет стремиться приобрести таковые этим путем.

6) Насколько турки и татары соблюдают точно и добросовестно заключенные с христианами мирные договоры и перемирия, о том прошедшие и настоящие времена являют многие и печальные примеры. Все эти договоры теряют для них силу, коль скоро они находят время, случай и удобство их прекратить. Стоит только подумать, разве не станут обвинять Россию в том, что она действовала вопреки договорам, не разрешив казакам возвратиться в свои жилища по ту сторону Днепра? Переходы же русских казаков чрез реку с тем, чтобы помогать полякам и вторгаться в земли турок и татар, будут по меньшей мере сочтены турками попустительством, если только не натравлением этого народа. И сколько других подобного рода дел они укажут, когда обстоятельства потребуют подробно и точно их означить? Все объявления турками войны излагаются в общих выражениях и при этом указаны места и земли, возвращения которых они требуют.

Если Россия и в настоящее время нарушит мир, то [314] и тогда она не явится нападающею стороною, потому что татары, с самого заключения мира, не раз уже вторгались в пределы русских владений, увели тысячи ее обывателей в неволю и не давали за это требуемого вознаграждения. Турки, при всяком отправленном к ним со стороны России посольстве. требовали изменения мирных условий, встречали оскорбительно русского посла и угрожали запретить впредь посылать к ним такого. Из этого легко заключить, что должно ожидать от турок, коль скоро у них не будет больше других врагов, кроме России? Основное правило турецкого государства — не оставлять в праздности солдат.

8) Недоверие и ревнивость между соседними государствами существовали издревле; они встречаются и теперь и не прекратятся в будущие времена. Этого не в состоянии отвратить даже самые священные союзы. И я не сомневаюсь, что подобное настроение, озлобление и ненависть поддерживаются воспоминанием о когда-то причиненном оскорблении, неудовольствии и проявленной вражде. При этом Россия, если она обяжется пред поляками, в настоящее время, своим содействием, должна обсудить, что последнее может много содействовать тому, что злоба по поводу некогда бывших пререканий по крайней мере значительно уменьшится. И в случае, если бы поляки оказались неблагодарны, то за Россиею останется преимущество доброго дела, на что, предпочтительно пред всем другим, должно смотреть при начале войны. Кроме того можно было бы попросить содействие некоторых, соседних держав и для верности и безопасности заставить уступить себе некоторый крепости.

9) Все это говорится в том предположении, что мир доставить вышеупомянутый выгоды. Но Россия очень ошибается, полагая, что может постоянно или долгое время пользоваться миром, находясь среди столь воинственных народов, являющихся ее соседями.

Ко всему, этому необходимо еще привести некоторый особые основания, которые могут служить противовесом первым. Прежде всего надлежит не упускать из виду, что эта война должна окончиться миром и при том в скорейшее время и затем надо обсудить, какое влияние этот мир окажет на Россию. Если поляки будут настолько счастливы, что заключать выгодный мир и освободят страну свою от опасности неожиданного нападения, а турки доведут дело до того, что будут действовать заодно с поляками и дозволять татарам [315] помогать им или по крайней мер оставаться нейтральными, то тогда поляки в состоянии будут осуществить свои требования и завоевать Россию, так как ненависть их к России достигнете высшей степени вследствие отказа с ее стороны им в содействии. Обладая победоносною, хорошо обученною и дисциплинированною армиею и также содействием своих союзников, которым она в эту войну столь преданно и столь успешно помогала, Польша в состоянии долго воевать с Россиею и гораздо долее, нежели при иных условиях. Со своей стороны Россия, приняв участие в войне в настоящее время, будет иметь такого же рода преимущества. Если же поляки будут принуждены заключить невыгодный и бесславный для них мир и уступить по крайней мере свои права на Украину и казаков, то должно опасаться, что турки лучше России докажут свои права и потребуют себе из казачьих земель на этой стороне Днепра столько земли, сколько Польша когда-либо владела. И если Польша кроме того принуждена будет уступить им Волынь, то турки будут иметь еще более удобный случай осуществить свои требования и притязания. Если же поляки сделаются вассалами турок, то последние без сомнения будут содействовать намерениям поляков и помогать им вновь завоевать себе все те земли, на которые они заявляют притязания. Таким образом я предвижу, что чем невыгоднее и хуже для поляков будет заключенный мир, тем хуже это будет и для России.

Должно опасаться, что, при соединении армий, казаки могут быть побуждены покинуть русских и перейдти на сторону прежнего их властителя; — поэтому я не полагаю, чтобы поляки потребовали какого-либо другого содействия, кроме того, чтобы с русской стороны было бы сделано вторжение в Крым и тем учинена диверсия татарам, и чтобы отряд войск русских в Киеве, прикрывая Россию, вместе с тем беспокоил бы турок. Необходимо также обратить большое внимание и на казаков. Это беспокойное, непостоянное, воинственное население, необычайно расположенное к грабежам и разбоям. Поляки, как они всегда это и делали, будут стараться привлечь на свою сторону лучших и наиболее воинственных людей из среды казаков и щедростью и ласками относительно сих последних будут снискивать себе расположение и остальных казаков.

Основания, которые могут побудить русских напасть на Крым и опустошить его (я нисколько не сомневаюсь в [316] счастливом для нас успехе), дотого важны, что мне нет надобности их подробно излагать: укажу их вкратце. 1) Россия совершить Богу угодное дело, раззорив гнездо, несколько столетий уже опасное христианам, при чем будут освобождены из мрачной неволи многие тысячи христиан. 2) Россия приобретет себе этим величайшую славу, которую когда-либо приобретала себе нация, потому что избавить не только себя одну, но и все христианство от этого страшного, проклятого, ядовитого племени, а себя при том еще и от ежегодно уплачиваемой им дани и тем отомстить прежние оскорбления и позоры. 3) Нет сомнения, что Россия этим обогатить себя. Все христиане, возвращающиеся из Крыма, заверяют, что татары зарыли в землю несметные богатства; да иначе и быть не может. Они стянули к себе все богатства России, Польши, Венгрии и других земель, путем уплачиваемой сими последними дани, а также путем продажи, выкупа и обмена пленных и разных опустошительных набегов, ими делаемых в другие страны. 4) Легкость осуществления подобного предприятия: с 40.000 человек пехоты и 20.000 всадников можно совершить таковое в один год и всего более в два года. Дорога в Крым вовсе не так утомительна; предстоит идти всего два дня, не встречая нисколько воды.

Но за то дорога настолько удобна, что армия все время, за исключением немногих мест, может двигаться в боевом порядке; на пути не встречается ни лесов, ни холмов, ни теснин, ни болот.

Наконец необходимо присовокупить еще и то, что до крайности опасно, что русские солдаты и русский народ отвлекаются от войны, тогда как все соседи России чрезвычайно прилежно упражняются в войнах.

18 числа января боярин сообщил мне, что если я желаю удостоиться целования рук у царей, то это может быть осуществлено теперь при одном из них. Я это отклонил на этот раз; я предпочел отложить до будущего времени, чтобы зараз представиться обоим и тем выиграть время.

19 числа — шведский посланник, капитан, приносил чрез слугу своего жалобу в посольский приказ, на состоявшего при нем пристава, который постоянно его обижал. После этого он лично явился с жалобою, но не получил никакого удовлетворения.

22 числа я узнал, что молодой царь, младший, болен оспою и вероятно не скоро оправится и не скоро будет видим. [317] Поэтому я представился только старшему из царей и удостоился быть допущенным к целованию руки. На взгляд царь болезненный, слабый, имел вид очень удрученный. Он ничего и не говорил сам, но боярин однако, именем Его Величества, спросил меня, как я себя чувствую, и хвалил мою службу. После этого меня повели чрез две комнаты к царевне Софье Алексеевне. Она сидела на стуле, стоявшем на возвышении у конца комнаты, в углу, с левой стороны. После того как я учинил обычные поклоны, боярин, именем царевны, спросил меня о моем благосостоянии и добавил, что Ее Величество милостиво дозволяет мне поцеловать ее руку. Я это исполнил с обычными поклонами. Затем она поблогодарила меня за мою прежнюю службу и приказала мне вместе с тем приготовиться к отправлению в Киев. После того как боярин подтвердил это, я, дойдя уже до противоположная конца комнаты, обратился к Царевне с просьбою принять во внимание, что я совсем раззорен, прослужив уже почти пять лет в Киеве, и дозволить мне на короткое время поехать в отпуск. Однако мне был дан ответ, чтобы я готовился к отъезду в Киев.

23 числа, рано утром я отправился к боярину и просил его походатайствовать за меня, чтобы меня не отправляли в Киев. Боярин обещал исполнить мою просьбу и на другой день, имея более досуга, хотел подробнее поговорить со мною об этом деле. В этот день приглашено было во дворец к обеду все дворянство, по случаю бракосочетания царя Иоанна Алексеевича.

24 числа прибыл в Москву секретарь Иоанн Ховель, в качестве курьера от римского императора и доставил известие, что в скором времени прибудут и послы.

25 числа рано утром я имел разговор с боярином и долго беседовал с ним о моей поездке в Киев. Боярин сказал мне, что я и думать не должен, а тем менее говорить, что не желаю ехать в Киев. Но в отношении прочих моих обстоятельств я должен подать Их Величествам докладную записку. Я имел при себе такое прошение, а также особое объяснение всех понесенных мною под Чигирином потерь, простиравшихся на сумму свыше 700 рублей; то и другое я отдал боярину, который, прочтя их, передал бумаги секретарю, для составления из них краткого извлечения. После обеда пришел ко мне стольник Филипп Деев с другим, князем Михаилом Андреевичем Волконским и принес от [318] имени Царя, как милостивый подарок, сахарный пирог от брачного царского стола. После многих благопожеланий я подарил стольнику пару киевских пистолетов и вышитый патронташ.

26 числа выехал из Москвы шведский курьер (messenger).

29 числа императорский посол имел аудиенцию, при чем в карауле, во дворце, стоял полк стрельцов.

31 января тот же посол имел конференцию в посольском приказе.

Я получил указ относительно принадлежащего мне в г. Севске дома, что он должен быть оценен по тому виду, в каком был оставлен мною, и мне уплачены деньги из Царской казны.

При объяснении с боярином, кн. Голицыным, я жаловался ему на то, что католики не пользуются тою же свободою богослужения, что и прочие иноземные вероисповедания. Боярин ответил на это, что должно подать об этом прошение царям, и католикам будет предоставлена таковая же свобода богослужения и выдана на это привилегие.

2-го марта католический архиепископ произнес очень трогательную, прощальную пред своим отъездом проповедь, при которой присутствовали датский посланник, М. Г. лорд Грехам, Боэтенант и многие другие обыватели, из которых большая часть обедала потом у меня.

3 марта, намереваясь на другой день уехать из Москвы, я рано утром 3 числа отправился к боярину кн. Голицыну чтобы откланяться ему. Боярин просил меня подождать его возвращения от царей. Я это выполнил и скоро узнал, что цари всемилостивейше повелели выплатить мне жалованье и за другую половину года. Это побудило меня решиться отложить свой отъезд до четверга.

4 числа писал письма вместе с В. в пакете английского купца Вульфа, господам Мевереллю и Грове и моему двоюродному брату Александру Гордону.

5 числа простился с кн. Голицыным, который дал мне разные поручения в Киев и сказал, что хорошо делаю, исполняя волю Их Величеств относительно поездки в Киев; что же касается разрешения выехать из России, то в этом я должен на него положиться. О всем же происходящем в Киеве я должен, без замедления и ничего не утаивая, писать ему. Жалованья за вторую половину года я получил в количестве 200 рублей. [319]

Около этого времени в Москве было получено известие, что римские, уполномоченные послы прибыли 24 февраля в Нарву и намеревались 1-го марта ехать далее. Вследствие этого немедленно был выслан курьер с тем, чтобы по возможности ускорить прибытие послов так, чтобы они, еще до начала Страстной недели, могли бы быть приняты царями. Если же это почему-либо невозможно, то послам надлежит ехать медленно с таким рассчетом, чтобы они могли прибыть в Москву во время Святой недели или после оной.

П. Майков.

(Продолжение следует).

Текст воспроизведен по изданию: Дневник Гордона во время его пребывания в России // Русская старина, № 2. 1916