СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ДНЕВНИК

ГЕНЕРАЛА ПАТРИКА ГОРДОНА

III.

28-го апреля Гордон угостил в Чигирине обедом наместника города Ивана Ивановича Ржевского и старших офицеров гарнизона замка и города. [132]

29-го из Киева к Бужиyской переправе (at the Busins Ferry) были привезены еще разного рода запасы; для перевозки их в Чигирин гетман послал значительное количество лошадей, которыми воспользовался и Гордон для доставки бревен.

30-го пришло известие, что боярин князь Григорий Григорьевич Ромодановский выехал 14-го апреля из Курска, а 18-го прибыл в Суджу, куда и собирает свою армию; московские полки уже большей частью прибыли туда, севский же и белгородский находились в пути.

1-го мая происходило совещание об устройстве в замке другого колодца, самым удобным местом для которого был признан старый ров замка. Сейчас же были откомандированы люди для приведения в исполнение задуманного.

2-го Гордон, получив известие, что его пехотный полк прибыл к Днепру, послал туда офицера с приказанием ускорить марш.

3-го приехавший из города полковник сообщил о получении им от сотника донских казаков (черкасов) письмо, в котором тот извещал его, что по словам двух пленных, бежавших из Валахии, турки с многочисленной армией стоят на Дунае и в скором времени двинутся к Чигирину.

4-го прибыл авангард пехотного полка Гордона, а 5-го и самый полк; расположился он вагенбургом на крымской стороне недалеко от городского рва.

Частью окончив боковые линии кронверка, Гордон велел поставить палисады по западной стороне, начиная от вершины кронверка через ров до самого старого замка.

7-го, получив реестр состава своего пехотного полка, Гордон сделал ему смотр; полк состоял из 645 человек. 8-го, разделив его на две роты, Гордон отдал ему приказ вступить в новый замок.

9-го в Чигирин прибыл двоюродный брат наместника с инструкциями и царскими грамотами.

10-го было приступлено к ремонту и подведению под новую крышу одного из магазинов.

11-го наместник послал в Москву эстафету с донесением о размерах новых укреплений и производившихся над ними работах.

12-го прибыл гадячский полк, находившийся под начальством Федора Криницкого. Одновременно с ним прибыл и Павел Циватовский, один из аудиторов (judges) армии, назначенный на [133] время осады главным начальником. Гадячский полк состоял, как говорили, из 6000 человек; по мнению же Гордона в нем было не более 4000 человек, правда хорошо вооруженных. 13-го полк этот вступил в город, где ему и были указаны квартиры.

14-го из города выехало 1500 казаков с телегами и лошадьми для привозки бревен.

15-го был обратно отправлен полковник, приведший пехотный полк Гордона; Гордон послал через него боярину чертежи новых укреплений, а полковнику Менезесу палатку.

16-го Гордон составил план нового равелина или вернее полумесяца перед крымскими воротами.

17-го он посоветовал устроить еще равелин против реки, так как иначе оставалось слишком большое незащищенное пространство между крымскими воротами и деревянной башней.

18-го с западной стороны вал был выдвинут дальше к Тясмину, начало же его было в 12 прусских саженях от угла боковой линии кронверка.

19-го в воскресенье был день отдыха; Гордон обедал вместе с старшими военными гарнизона у наместника; обед был очень весел.

20-го был начат водяной бастион на Тясмине, а 21-го — укрепление перед крымскими воротами. Гордону очень хотелось устроить пониженный вал (false bray); но так как тогда ров должен был бы иметь 8 прусских саж. ширины, то казаки начали роптать, и Гордону пришлось отказаться от своего намерения, после чего они успокоились, и то только благодаря увещаниям коменданта города и полковников. Укрепление было построено по образцу кронверка толщиной в три бревна, между которыми была набита земля. К казакам для нужных указаний были приставлены русские плотники.

22-го прибыло 200 сумских казаков с сотником и столько же ахтырских также с сотником. Им были указаны квартиры у водяных ворот ниже горнверка.

Гордон приказал каменотесам заготовить жернова для ручных мельниц.

23-го казаки разделили между собой вал на протяжении от ворот, находившихся у моста, до плотины, сломали прежние уже сгнившие палисады и сделали из бревен новый вал с лестницами изнутри.

24-го пронесся слух, будто генерал-майор Косагов прибыл [134] в Городище с 8-10 тысячами человек, а боярин (князь Ромодановский) соединился у Артополоты с гетманом и его войском.

25-го сумским и ахтырским казакам было велено провести ров от Тясмина до новых укреплений; пехотный же полк Гордона должен был сделать на этом протяжении вал.

26-го из письма, написанного гетманом Циватовскому, было узнано, что авангард турецкой армии дошел уже до Тегина (Бендер); это было подтверждено и казаками, жившими в Черном Лесе (Tschernoi lesz). Вследствие этого наместник написал в Москву, а также боярам и гетману, чтобы армия ускорила марш, последних же просил привезти бревен, чтобы кончить начатые и проектировавшиеся укрепления.

27-го гадячский полк отослал домой своих лошадей; только знатнейшие лица оставили их при, себе.

Все это время в распоряжении Гордона было от 200 до 300 лошадей для привозки бревен и досок для укреплений. Так как остальные полки не имели такого количества лошадей, то им были предоставлены бревна, привезенные из Киева. Вследствие этого Гордон не мог окончить своей части укреплений так же скоро, как остальные полки, да и в людях у него был недостаток, так как значительное число их он должен был постоянно держать в лесу и особенно во рвах. Между тем, не желая, несмотря на значительное неравенство сил, отстать от других, он придумал род тележки, открытой сзади и снабженной задвижками, и сделал проход по обоим концам той части рва, которая выпала на его долю. У него постоянно находилось в движении 40 таких тележек, возимых людьми, вдоль же всего рва были расставлены рабочие, которые при проезде тележек бросали в них землю или песок, отвозимый затем в близ лежавшую долину. Благодаря такому устройству в один день делалось в 8 раз больше, чем если бы земля увозилась таким же количеством людей в тачках. Все это немало рассердило остальных, думавших, что работа пойдет у них успешнее, чем у Гордона.

28-го распространилось известие, что генерал-майор Косогов укрепился по эту сторону Днепра, а боярин и гетман угощали друг друга в Артополоте; рассказывали, что когда боярин принимал у себя гетмана с знатнейшими его приближенными и полковниками, то казаки были посажены вместе с ними за первый стол, русские же полковники за другой, стоявший немного ниже первого. Это настолько их рассердило, что они после этого собрались и, [135] взявшись за палку (? bei Anfaszung eines Stockes), поклялись не затевать между собой ссор, а сплотиться против боярина.

Распространился слух, что в небольшом разрушенном замке Смеле, лежавшем на изгибе Тясмина в том месте, где он поворачивает на запад, находится неизвестный отряд казаков. За три дня до этого из Чигирина был выслан за 40 верст отряд казаков; возвращаясь по южной стороне Тясмина, он своим появлением встревожил гарнизон, подавший двумя пушечными выстрелами знак солдатам, работавшими в лесах. Когда же отряд этот приблизился, то было узнано, что он принадлежит к чигиринскому гарнизону. Он то и сообщил, что около 40 человек провело в старом замке одну или две ночи, но куда они направились оттуда, узнать было нельзя.

29-го, по случаю дня рождения английского короля, Гордон с музыкой угощал старших офицеров у себя в саду. Всем было очень весело, как вдруг к Гордону приехало два русских с письмом от генерал-майора Косагова, в котором тот спрашивал о причине вчерашних выстрелов. Податели письма сказали при этом, что армия всю ночь провела под оружием, а кавалерия на лошадях, и что они удивляются, каким образом Гордон и его гости могут быть так веселы и (по их мнению) беспечны в то время, как армия находится в такой тревоге. Гордон успокоил их и отправил ответ, разъясняющий происшедшее недоразумение.

30-го Гордон придумал новый вид и большого тура и велел сделать модель его. Эти туры должны были прикрывать пониженный вал, а также амбразуры, для чего должны были быть поставлены на наружной стороне вала, близко друг от друга. Длина их была 10, а ширина 6 футов. Туго набитые волосом и другими мягкими предметами, они являлись прекрасной защитой для канониров, солдат и вала; благодаря тому, что они сохраняли устойчивое равновесие, их легко и равномерно могли приподнимать два человека с помощью двух длинных жердей на то время, пока стреляли пушки, потом же они сами падали вниз.

31-го гетман прислал слугу с водкой в подарок наместнику и полковникам. На долю Гордона пришлась большая бочка.

1-го июня были осмотрены горнверк и крымский бастион в старом замке и составлен план, по которому они должны были быть исправлены. Сейчас же были посланы рабочие для снесения прежних укреплений. [136]

2-го Гордон купил строевого леса себе для домика (zu einer Stube und Kammer) и велел построить его в замке.

3-го около 11 часов появился отряд татар, подкравшийся по засеянному нолю с целью застигнуть врасплох стражу у старого вала. Хотя это им и не удалось, однако они все же захватили несколько лошадей и взяли в плен двух стрельцов, находившихся на поле; после этого они вернулись. Часть пехоты и кавалерии начала беспорядочно преследовать их. Боясь засады, Гордон выехал сам и с трудом уговорил русских вернуться. Казаки же не послушали ни его, ни собственных своих начальников и поехали дальше. Однако, когда один из них был взят в плен, то остальные вернулись. Так и осталось неизвестно, что это были за татары; замечено было только около 150 хорошо обмундированных наездников на хороших лошадях, из чего возникло предположение, что они принадлежали к большему корпусу. По своем возвращении Гордон указал на непристойность такого беспорядочного и непокорного поведения, вследствие которого в случае, подобном настоящему, легко можно потерять несколько сот человек. Вследствие этого отдан был строгий приказ соблюдать в подобных случаях порядок для предотвращения урона.

Накануне солдаты, находившиеся в лесах, были предостережены из Чигирина выстрелами; теперь же через нескольких казаков было узнано, что вышеупомянутый татарский отряд состоял едва из 200 человек и направился к Черному Лесу; вследствие этого 4-го июня солдатам, бывшим в лесах, было послано сказать, что они могут продолжать свою работу, переходя по прежнему с места на место. В то же время к генерал-майору Косогову был отправлен гонец с письмом, в котором сообщалось обо всем происшедшем.

5-го пришла царская грамота, выражавшая офицерам, находившимся в Чигирине, благодарность за усердие и добрую службу, выказанные ими при укреплении замка, и повелевавшая также служить и на будущее время. В то же время приказывалось прислать план новых укреплений, а также и тех, устройство которых, быть может, еще потребуется. Тот же самый курьер привез известие, что русская армия скоро выступить из Артополоты, а гетман пришлет казаков, которые примут участие в укреплении города.

6-го было приступлено к сооружению пониженного вала (false [137] bray); русские делали его с некоторым неудовольствием, так как считали его излишним.

7-го благодаря заботливости гетмана и стараниям драгун полка Гордона привезен был большой запас бревен и досок.

Когда 8-го пониженный вал был возведен из дерна на высоту одного шага (went up а расе), у Гордона явилась надежда, что ему удастся устроить таким образом еще много других укреплений.

День рождения царя был отпразднован у наместника, при чем произошла довольно значительная попойка.

10-го Гордон велел закончить углубленные батареи, находившиеся под пониженным валом по флангам; с них мог быть защищен ров; далее он дал размер деревянных укреплений.

Несколько человек выслано было для кошения сена.

Получена была картауна (Viertel Karthaune), привезенная водой из Смоленска.

Гордон уже несколько раз убеждал исправить городской вал и круглую каменную башню, находившиеся между дорошенковской башней и крымскими воротами и разрушенные во время последней осады неприятельскими минами и пушками. Но гарнизон замка утверждала, что об этом должны были позаботиться в городе. Оттуда же отвечали, что это не их дело, так как боярин и гетман условились, что забота об исправлении и защищении замка будет лежать на русских. Хорошо видя, что этому спору не будет конца, Гордон 11-го предложил протянуть вал от новых укреплений вдоль изгиба холма до круглой башни; этот вал был бы хорошей защитой новых укреплений города.

12-го они выступили из замка и разделили между собой протяжение, на котором должен был тянуться этот вал. Сделали они его из дерна; достаточно крепкий дерн можно было достать только на вершине холма перед замком.

13-го был составлен список тех предметов, которыми следовало еще запастись в виду ожидаемой осады; каждый начальник старался достать всего столько, сколько нужно было для подведомственной ему части.

14-го пришло известие о том, что два казацких полка пребыло к Днепру и уже переправилось через него; они были посланы помогать в работах над укреплением Чигирина.

15-го был окончен пониженный вал против фронта кронверка и окончательно отделан вал, так как большая часть его была уже готова. [138]

16-го все начальники обедали у наместника. Они распределили между собой пушки и велели привезти их из старого замка.

Так как в Чигирине было всего три канонира, привезенных Гордоном из Севска, то 17-го из солдат были выбраны казавшиеся наиболее пригодными к этому делу. Плотникам было приказано сделать лафеты на колесах.

17-го, узнав, что уже заготовлено большое количество жерновов для ручных мельниц, Гордон велел плотникам сделать для них в погребах под валом станки. Получено было известие о прибытии армий, разбивших 12-го лагерь по ту сторону Лубен, где они рассчитывали простоять некоторое время.

19-го был окончен земляной вал против города; лишняя земля была вывезена из рва в соседнюю впадину. Казацкие полки, нежинский и лубенский, прибывшие накануне и расположившиеся на крымской стороне города, приступили теперь к устройству рва, который должен был иметь 12 саж. ширины и 8 саж. глубины.

20-го начат был вал от водяного бастиона вдоль Тясмина до старого замка. Сделана была также небольшая гавань, в которой лодки могли стоять в безопасности. Стольник Федор Павлович Языков, родственник царского любимца, прибыл в Чигирин с жалованной царской грамотой к начальникам. Ему было приказано осмотреть укрепления и привезти в Москву их чертежи.

21-го генерал-майор Косогов прислал бревен для постройки крепости; он укрепил лагерь на правом берегу Днепра против Чигирина для того, чтобы обезопасить переправу через реку. В то же время он сообщал, что бояре и гетман выступают на следующее утро из Лубен и через несколько дней достигнут Днепра.

22-го стольник Языков выехал из Чигирина; его проводили на ту сторону Тясмина.

23-го Гордон, не смотря на воскресенье, приказал своему полку выступить на учение, так как другого свободного времени вследствие работ над укреплениями не было. Осмотрев оконченное укрепление перед крымскими воротами, многие настаивали на снесении старого полумесяца, находившегося внутри его. Только Гордон был против этого и своими доводами привлек на свою сторону полковника, коменданта города, по имени Григория Карповича, который, однако, не смел открыто стать на сторону Гордона. Между тем наместник сказал наказному гетману снести полумесяц без ведома Гордона. Но тот не очень то желал исполнить это, боясь неудовольствия гетмана. Так это и осталось не сделанным. [139]

200 охотников (Companschikes), прибывшие накануне, выставили теперь свои караулы на вершинах холмов.

24-го начат был вал от водяных ворот старого замка вдоль реки до мельничных ворот города с фланками и необходимыми водяными воротами.

Так как большая часть запасенного сена была расставлена в разных местах города близь домов, то 25-го от гетмана пришло приказание к его заместителю (vicegerent) вывезти сено из города. На это не только не было обращено внимания, но еще ежедневно привозились в город все новые запасы сена.

26-го пониженный вал был окончен и большая часть рва очищена. После этого Гордон велел делать контр-эскарп от фронта кронверка до рва боковых валов со стороны и реки и города. Русские, никогда не видевшие ничего подобного, находили это странным и всячески старались воспрепятствовать этому, но наконец уступили на том основании, что и все, что делалось раньше, сначала казалось им также странным, позже же они убеждались в необходимости и полезности его. Гордон велел сделать контр-эскарп не в одной горизонтальной плоскости с пониженным валом, как это делалось обыкновенно, а немного ниже, и вот на каких основаниях: русские мушкетеры, большею частью не особенно хорошо обученные, стоя на более низком контр-эскарпе, не подвергаются такой опасности от стрельбы с пониженного вала, как если бы и последний, и контр-эскарп были одинаковой высоты. Пушечные ядра, посылаемые с пониженного вала в неприятельские батареи и апроши или в самого врага, стоявшего в одной горизонтальной плоскости с пониженным валом, благодаря такому устройству безопаснее пролетают над контр-эскарпом и находящимися на нем солдатами, меньше пугая их. Будучи ниже пониженного вала, контр-эскарп является и как бы защитой для него. Единственное неудобство такого устройства заключается в том, что неприятель без особого труда может сделать свои батареи настолько высокими, что с них будет виден через контр-эскарп пониженный вал, в который он и будет в состоянии стрелять продольными выстрелами; если же бы ему пришлось для открытия пониженного вала делать более высокие батареи, то выстрелы его естественно теряли бы в силе. Но и это неудобство можно избегнуть сделав пониженный вал или бруствер толще. Гордон велел сделать контр-эскарп только на 3 фут. ниже пониженного вала. Так как он велел сделать углубление в покрытом пути от края рва [140] к брустверу, то глубина рва не уменьшилась, не смотря на пути, вырытые для прохода туда незамеченными. Вместо туров он приказал мушкетерам устроить из дерна бойницы, которые были и лучше, и безопаснее, так как за ними солдаты не могли быть так легко замечены. Против куртин он устроил оборонительные фланки для прикрытия углов, противоположных больверкам.

27-го пришло известие, что русские армии прибыли к Днепру и расположились лагерем на низменности.

28-го бояре прислали 600 стрельцов под начальством полуголовы или подполковника, 400 человек из выборных пехотных полков под начальством майора и 500 белгородских солдат под начальством двух капитанов. Им было велено углубить и расширить ров выше крымских ворот по направлению к дорошенковской башне.

29-го большая часть пушек была снабжена лафетами и расставлена на валу. Бояре прислали бревен, так как их об этом просили из Чигирина. Несколько офицеров приехало из армии в гости в Чигирин.

30-го было узнано из писем, полученных из Киева, что татары, показавшиеся 3-го перед Чигирином, были видены и там, что это, по словам нескольких казаков, были белгородские татары, посланные великим визирем, стоящим на Дунае, для рекогносцировки, и что распространился слух, будто великий визирь намерен осадить Киев, а не Чигирин. С тем же курьером киевский наместник сообщал боярам и гетману то же известие, и требовал, чтобы они шли к нему на помощь. Но так как было достоверно известно, что турки уже прибыли в Тигин (Бендеры) и шли прямо на Чигирин, то на эти известия и не было обращено внимания.

1-го июля Гордон велел расставить вышеупомянутые туры на пониженном валу перед амбразурами, что было встречено всеобщим одобрением. Так как место, на котором стояли пушки, было несколько возвышено, и от стрельбы пушки должны были спускаться ниже амбразур, то Гордон приказал поставить на валу вороты с канатами, чтобы легче было передвигать пушки на прежнее место; далее он велел приготовить плотно набитые землей туры в 10 фут. длины и 6 фут. ширины на 4 колесах; во время откатывания пушек 4—5 человек могли без особого труда ставить их перед амбразурами. Кроме того он велел на валу около пушек врыть бочки для воды, чтобы смачивать ею пушки, а также заготовить все [141] необходимое артиллеристам; к каждой пушке он приставил по 2 канонира и по 4 подносчика.

2-го Гордон усиленно уговаривал наместника испробовать пушки и поупражнять канониров. Как это ни было необходимо, Гордону все-таки не удалось добиться на это согласия наместника, жалевшего порох и ядра, хотя их был и большой запас. В Чигирине находилось в то время 2000 пудов пороху, не считая того, который имел еще каждый полк особо. Драгунский полк Гордона имел 200 пуд., а каждый солдат его пехотного полка получил в Курске по 4 фун. Разного рода ядер было 3600 и кроме того соответствующее количество другой амуниции. Не было большого запаса только бомб, именно их было менее 500 и всего 4 мортиры; при них состояли 2-голландских капитана и 3 русских бомбардира, которые целых 6 недель были заняты приведением в порядок бомб и гранат. Другие снаряды, как то: зажигательные венки и ядра и другие предметы, необходимые при осаде, не могли быть заготовлены, частью по недостатку материалов, частью по злобе дьяка, не хотевшего выдать все необходимое для этого. Ручных гранат было 1200 штук. В замке было четыре 14-и фунтовых длинных пушки. И они, и еще две того же калибра были отняты у поляков в Баре Хмельницким и привезены им в Чигирин. Одна картауна (Viertel Karthaune) была привезена из Смоленска. Кроме того было 6 больших пушек, стрелявших ядрами в 8—10 фунтов, 8 меньших, 14 полковых или полевых, 14 коротких (Cutthroats) для стрельбы картечью, 8 шланг, стрелявших двух или трех фунтовыми ядрами, и 11 железных пушек разного калибра. Хотя мортир и было 6, но пригодными для употребления оказались только 4, из которых 2 были металлические. 400 гранат Гордон привез из Путивля. Внизу в городе было только 15 пушек разного калибра, причем большая часть их были железные. Запас пороху и амуниции был также невелик, хотя Гордон, бывши в Батурине, и говорил об этом гетману, да и чигиринского наместника уговаривал несколько раз писать гетману о том же.

Так как хлеб, росший перед городом, к этому времени созрел, то он и был собран казаками.

3-го бояре для ускорения постройки крепости прислали множество бревен; каждому полку было велено доставить известное количество. Гарнизон также всеми силами старался кончить укрепления. [142]

4-го Гордон велел в бастионах в полубастионах кронверка устроить ретраншементы с небольшими воротами посередине, а где они примыкали к куртинам сделать бойницы для пушек в мушкетов.

5-го ночью в Чигирин прибыл казак по имени Максим, бывший прежде полковником в Умани (Human), а теперь приехавший за сведениями в Черный Лес и его окрестности. Он вызвал полковника и с достоверностью сообщил ему, что крымский хан дошел с своими татарами до Ингула и ждет там великого визиря, который должен прибыть туда через несколько дней; около Чигирина же они, вероятно, будут 9-го или 10-го. Сообщив это, казак поспешил к гетману. Рано утром полковник пришел в замок и сообщил рассказанное ему казаком, после чего тотчас же был отправлен капитан в армию, чтобы узнать, по какой дороге она решила идти. С тою же целью отправился туда и чигиринский полковник. Жена его и многие другие покинули город и переехали на ту сторону Днепра. Сотник из Черкаска (the Centurion of Czircasse) привез известие, что Афанасий Парусаков, ездивший посланником в Турцию, вместе с ним переправился через Днепр, однако ему удалось выпытать у посланника, с каким ответом (от Турции) тот возвращался. Работникам и караулам, находившимся в лесах, подан был знак воротиться, захватив с собой все заготовленное. Вечером вернулся капитан с известием, что бояре и гетман отодвинулись назад, намереваясь пойти вверх по Днепру и переправиться сначала через реку Сулу, а потом уже через Днепр у Бужинской переправы. Сделано это было на том основами, что столь многочисленная армия, идя вагенбургом, как то было в обыкновении у русских и как они намеревались идти и на этот раз, не была в состоянии подвигаться по узкой дороге между лагерем генерал-майора Косогова и Чигирином.

Нежинский и лубенский полки, окончив ров и другие укрепления, выпавшие на их долю, были отозваны обратно. Ушли также и все охотники (Companschikes), т. е. служащие на жаловании казаки. 50 человек получили приказ стоять на своих постах до тех пор, пока не получат верных сведений о приближении турок к Чигирину. В армию вернулись и привезшие в Чигирин бревна.

Решение бояр сделать обход до самой Бужинской переправы вызвало в Чигирине сильное неудовольствие, вследствие чего наместник послал боярам письмо, в котором упрекал их в этом и умолял их [143] поспешить к Чигирину, раньше чем придет неприятель. К этому письму был приложен список полков, находившихся в Чигирине. В замке стояли:

Драгунский полк полковника Патрика Гордона в 726 человек.

Пехотный полк его в 733 человек.

Стрелецкий полк полковника Давида Бараншаева в 584 человек.

Стрелецкий полк полковника Никифора Коптева в 487 человек.

Стрелецкий полк полковника Ивана Нелидова в 624 человек.

Сумские казаки в 300 человек.

Казаки ахтырского полка в 1200 человек.

В нижнем городе находились:

Гадячский полк в 4860 человек.

Чигиринский полк в 340 человек.

Сердюцкий полк полковника Рубана в 867 человек.

Рота польских драгун в 96 человек.

Рота Бориса Корсакова в 896 человек.

Таким образом, в замке и на постах, назначенных русским, было 5550 человек, в нижнем городе 6163, всего же 11713 человек. Обширность занятого пространства, состояние русских войск и многочисленность армии столь могущественного врага, как турки, заставляли полагать, что таких сил было слишком мало для долговременной защиты города. Вследствие этого наместник требовал у боярина и гетмана значительного количества войска. Было также приступлено к исправлению круглой каменной башни и к постройке вокруг нее деревянного банкета.

6-го всем полкам были указаны их посты. Фронт кронверка, считавшийся самою опасной позицией, остался за теми, которым по жребию выпало сооружение его. Наружная часть вала против Тясмина и города была разделена между всеми полками. Боковой вал против Тясмина достался Гордону, водяной бастион с ближайшим валом подполковнику Левингстону, бастион, расположенный выше на краю холма,— майору Гаю. Эта позиции также считались опасными. Боковые линии кронверка, вал вдоль реки и старого замка, а также и самый старый замок были также разделены между всеми полками. На фронте укреплений на каждой сажени стояло 5 человек, в остальных же местах приходилось всего 2 человека на сажень. Кроме того, каждый полковник получил по 30, а каждый подполковник по 15 телохранителей. К каждым главным воротам было приставлено по 10, к воротам, предназначенным для вылазок, по 5 и к каждой пушке по 7 человек. В резервный корпус, [144] который все время должен был находиться при наместнике, было назначено 300 человек.

7-го, не смотря на воскресенье, продолжались работы над неоконченными укреплениями. особенно над валом против Тясмина. Гордон все время настаивал на исправлении старого вала, предполагая, по приближении неприятельской армии или части ее, по возможности дольше защищать его на том основании, что эта позиция являлась очень выгодной, к тому же длина вала была невелика. Между тем наместник решил с остальными полковниками командировать из каждого полка известное количество человек для спасения этого вала. Гордон всеми силами противился этому решению; видя же, что никакие доводы не помогают, приказал своим солдатам снести не только вал, но и все возвышения внутри его, на что у них пошел целый день.

К вечеру пришел приказ, чтобы 1500 человек, посылаемые из армии, приняли участие в устройстве укреплений, а во время осады оставались бы при гарнизоне. Им были указаны посты на валах новых укреплений и старого замка против Крымских ворот; благодаря этому освободились стрельцы, усилившие теперь другие свои позиции. Гордон, не получивший от этого ни малейшей помоги, старался вознаградить себя иным путем: узнав, что 400 драгун, принадлежавших к его полку, собирались перейти у Городища Днепр и хорошо зная их образ мыслей, Гордон послал нескольких своих офицеров в сопровождении довольно значительного числа самых надежных своих солдат привести этих драгун в Чигирин; последние, впрочем, или выступили не по своей воле, или заместили себя нанятыми солдатами.

8-го на рассвете Гордон выслал множество лошадей с таким количеством подвод, какое он мог только собрать, за дерном; он хотел уложить им внутреннюю сторону рва.

Часам к 10-ти показались некоторые из авангардов турецкой армии; они пробирались вдоль дороги от реки Ирклио или Иркляво к городу, надеясь застигнуть врасплох русские караулы. Но последние, своевременно заметив турок, отступили на свои посты; когда же к ним присоединилось несколько добровольцев из города, то они бросились на турок, которые после слабого сопротивления отступили. Русские были слишком осторожны для того, чтобы покинуть свою выгодную позицию для преследования врага; заметив это, турки вернулись и вступили в стычки с казаками. Хотя казаки и превышали числом турок, тем не менее после нескольких [145] выстрелов из ружей и луков повернули назад. При этом сердящий полковник Рубан, выстрелив из пистолета и намереваясь повернуть лошадь, упал с нее. Прежде чем он успел подняться, ему отрубили голову.

Около полудня от 5 до 6 тысяч человек перешли реку Ирклио и разбили там свои палатки. Это были молдаване с своим князем. Вскоре после этого все поле покрылось рейтарами, ездившими взад и вперед; они были приняты в Чигирине за квартирмейстеров. Два перебежчика сообщили, что на другой день часам к 10 перед Чигирином появится и сам великий визирь со всей армией. Оба эти перебежчика были христианами из Сербии. Один из них был толковым человеком; так как он служил при артиллерии, то Гордон, к которому он явился, допросив его, взял его к себе. Гордон узнал от него, что турецкая армия состояла из 15000 янычар, такого же количества других солдат, называемых Semeni ^64а, 15.000 шанцекопов, 3.000 спагов из телохранителей султана и 10.000 человек из других телохранителей; при артиллерии и амуниции у них было около 2.000 человек; войска же господарей или князей Молдавии и Валахии достигали до 10.000 человек. Турки имели 4 большие пушки, каждую из которых везли 32 пары буйволов, 27 больших батарейных орудий разного калибра, 130 полевых пушек, 6 мортир, стрелявших 120-и фунтовыми бомбами, 9 меньших мортир, стрелявших бомбами от 30 до 40 фун. и больше, 8.000 подвод и 5.000 верблюдов, нагруженных амуницией и военными снарядами. Кроме того они имели 8.000 пастухов и 100.000 повозок для провианта; пастухи, извозчики и шанцекопы были все христиане из европейских владений султана. Крымский хан привел с собой 50.000 татар. Главное начальство принадлежало великому визирю Кара-Мустафе паше. (Он был назначен великим визирем в октябре 1676 г. после смерти Ахмета Киупорли, каймаканом которого он был). Диарбек Каплан паша, следующий за ним по старшинству, остался больной на Дунае. Осман же паша был третьим по старшинству.

Около часа дня была отправлена эстафета с одним из упомянутых перебежчиков к боярам и гетману. Между тем турки приближались все ближе и ближе для ознакомления с расположением города и замка; в них было выстрелено из нескольких полевых пушек, после чего они немного отступили. Около 3 часов по ту сторону курганов были разбиты одна большая и много маленьких палаток. Валахский господарь расположился с своим войском вдоль реки у одного из холмов по направлению к Субботову (Sobotow). Отправившись в замок, Гордон велел принести оттуда все знамена и расставить их на валу в том порядке, как это было уже раньше решено. К вечеру было несколько раз выстрелено в большую палатку из Барских длинных пушек, после чего она была отодвинута дальше. Вечером вернулись офицеры Гордона, приведя с собой около 400 драгун, которые, конечно, охотно бы и не явились.

Теперь внимание было обращено на скорейшее окончание круглой каменной башни; когда она была доведена почти до высоты вала, Гордон отправился в нижний город для присмотра за тем, чтобы пушки были расставлены там, где следует. Всего там было 17 большей частью железных пушек. Казаки и особенно польские драгуны и сердюки выглядели очень бодро.

9-го Гордон опять велел возить дерн, чтобы уложить им остававшиеся еще голыми места; вообще он старался исполнить все, что было еще необходимо. Так он велел привезти к контр-эскарпу несколько небольших пушек и зарядить их картечью и цепными ядрами, которых был только небольшой запас. Остальные пушки он велел расставить на тех местах вала, к которым, предполагали, подойдет неприятель. Туры по его приказанию были поставлены на боковом валу, где их еще не было, и на водяном бастионе. Затем он отдал солдатам приказ спуститься со всем необходимым под вал.

К 10 часам турки прибыли с многочисленным войском, однако не соблюдавшим, по-видимому, особого порядка; своими войсками они вскоре покрыли всю равнину; в разных местах были разбиты великолепные генеральские, а также и другие палатки, что придало равнине красивый, но в то же время и страшный вид. Занятая турками местность простиралась от речки Ирклио вдоль Тясмина, не доходя 200 шагов до старого вала и представляла низменный четырехугольник, каждая сторона которого равнялась приблизительно одной английской миле. И здесь, и на возвышении по направлению к курганам расположилась большая часть янычар и остальной пехоты. Сзади их стояли великолепные палатки великого визиря с пятью высокими башенками, а в довольно значительном [147] расстоянии от них палатки некоторых других пашей. Большая часть кавалерии расположилась по направлению к Субботову. Длина лагеря была свыше 8 английских миль, ширина же равнялась, по-видимому, доброй миле.

Тотчас по прибытии турецкой армии несколько пеших отрядов вступили в стычки с казаками, вышедшими на узкую дорогу за старый вал. Когда после нескольких выстрелов с обеих сторон отовсюду начало сходиться все больше и больше турок, казаки отступили. Между тем Гордон выступил с 800 человек пехоты за контр-эскарп; 400 человек из них с 2 полевыми пушками он послал под начальством подполковника к старому валу. Увидев же, что число турок все возрастало, он выступил и с остальными, захватив с собой несколько испанских рогаток. Между тем турки уже согнали добровольно выступивших казаков с их выгодной позиции вне старого вала и оттеснили их к постам, на которых стояла обыкновенно пехотная стража. После этого от 30 до 40 турок, имевших очень хороших лошадей, начали приближаться в образцовом порядке; за ними следовала пехота, разделенная на 3 отряда, с пушками. Увидев это, Гордон приказал увезти оба полевых орудия, а подполковнику велел понемногу отступать, соблюдая порядок. Но подполковник, вследствие небрежности или неумения искусно отступить, простоял до тех пор, пока турецкая конница и пехота не сделали нападения, согнали казаков с холма вниз к городу, а подполковника с его солдатами привели в величайший беспорядок: часть их бежала прямо к контр-эскарпу, большинство же за отряд Гордона. Своих солдат Гордону удалось удержать в порядке; велев им стрелять в врага с левого фланга, он не только заставил турок остановиться, но и отодвинуться назад, после чего начал отступать, унося испанские рогатки и сохраняя порядок. Едва он сделал шагов 40, как неприятель с страшным криком повторил нападение; Гордон велел остановиться и расставить испанские рогатки. После довольно усиленной стрельбы солдат Гордона турки подались назад. Гордон воспользовался этим и продолжал отступать. Так как неприятель делал все новые и новые нападения, то Гордону пришлось останавливаться 6 раз, пока он в некотором беспорядке не достиг, наконец, контр-эскарпа. Турки, все время следуя за ним, шагах в 20 от контр-эскарпа вступили с русскими в рукопашный бой. Большая часть (турецкой) пехоты была вооружена мечами и щитами наподобие римских пращников (rorarii). Очень [148] ловкая и проворная, она бежала на ряду с конницей, попеременно служа друг другу прикрытием; вместе с конницей она и отступила. Конница, хорошо вооруженная и обмундированная и снабженная хорошими лошадьми, выказывала отчаянное мужество. Не смотря на то, что русские, едва отступив в прикрытый путь, начали стрелять в нее с вала, пониженного вала и контр-эскарпа цепными ядрами и картечью, она все-таки отступала очень медленно; при этом была убита только одна лошадь, седло и сбрую с нее, а также своих убитых турки унесли с собой. Таким образом оста лось неизвестным, как велик был их урон. У осажденных же было убито 15 человек, между которыми находился один грек, единственный минер в Чигирине, вопреки приказанию вышедший за контр-эскарп; турки отрубили ему голову и правую руку, а труп поволокли за собой; 42 русских было ранено, а несколько упавших в ров контужено.

Турки привезли с собой вязанки соломы и трави и мешки, набитые шерстью, с которыми приблизились теперь на расстояние 80 саж. ото рва и под прикрытием которых тотчас же начали окапываться. Несмотря на стрельбу со всех сторон и из ружей, и из пушек, они в течение одного часа вырыли поперек холма траншею в 80 саж.; затем вырыли и вторую траншею, а к вечеру была готова третья, шедшая вниз с холма в городу. После солнечная захода, они сделали еще траншею поперек холма на 15 саж. ближе (к городу), а ночью еще две между тремя первыми и вышеупомянутой. Затем они устроили две батареи, на которых расставили 7 пушек.

Перед вечером три рейтара подъехали к крымским воротам и бросили пакет, в котором находилось два письма от великого визиря Кара Мустафы с переводом. Одно письмо было адресовано наместнику и другим русским начальниками другое казацким полковникам и магистратским членам. Наказной гетман и полковники приехали с этими письмами в замок. Содержание их было следующее:

Визирь Мустафа паша главному военачальнику и другим русским начальникам в городе и замке Чигирине.

По приказанию султана, моего повелителя, я прибыл сюда с непобедимыми силами для покорения города и замка Чигирина, переданного русскому царю изменником султану и занятого русскими войсками. Мы требуем, чтобы вы передали нам город, обещая в [149] безопасности довести вас через Днепр в вашу собственную землю.

Письмо было подписано Мустафой, и к нему было приложено две печати.

На военном совете, на котором присутствовали все полковники, было решено не отвечать на эти письма, а переслать их боярам и гетману. В то же время решено было сделать на другой день на рассвете вылазку из города и замка с 2000 человек из того и другого. Когда поднят был вопрос, кому начальствовать вылазкой, Гордон предложил себя; но остальные полковники, встав, попросили наместника не позволять Гордону участвовать в вылазках или других опасных предприятиях. Гордон сильно протестовал против этого, утверждая, что участвовать в вылазке нисколько не опаснее, чем стоять на валу или сидеть в комнате. Наконец наместник положил конец спору, сказав, что имеет от царя особый приказ не назначать Гордона в вылазки. Гордон должен был подчиниться этому, однако настаивал на том, что и в случае необходимости сочтет своим долгом подвергнуться хотя бы и величайшей опасности. Полковники, с согласия Гордона, сошлись, наконец, на том, чтобы вылазками начальствовали не полковники, а подполковники. Гордон заключил из этого, что все они так сильно восставали против его участия в вылазке не столько из опасения за его безопасность, сколько из желания уберечь самих себя от такой же опасности. Начальство над вылазкой было, таким образом, поручено двум подполковникам из полков Гордона.

Под вечер прибыл ахтырский казацкий полк, состоявший приблизительно из 1200 человек и находившийся под начальством полковника Николая Давыдова, а также сердюцкий полк из 1000 человек под предводительством некоего Рыбриковского; приехал также полковник Кожуховсвий, назначенный на место полковника Рубана, убитого за день перед тем. Ахтырскому полку был указан пост на валу со стороны реки и приказано было на другое утро быть готовым к вылазке. Сердюкам же, принадлежавшим к гетманским войскам, были назначены посты в городе. От них было узнано, что бояре и гетман с большею частью своих армий перешли через Днепр и окопались по эту сторону реки; далее, что генерал-майор Григорий Иванович Косагов, которому было поручено защищать переправу через Тясмин у Кириллова в то время, как армии шли назад от Максимовки, был отозван теперь с своим войском и проводил сердюков почти до самого Чигирина. [150]

Гордон отдал приказ снести в новом замке дома и хижины, оставив только немногие для защиты от бомб; затем велел перевезти туда мортиры и расставить их на удобных в тому местах, а круглую каменную башню и водяной бастион защитить турами; далее он приказал, чтобы 400 человек из его полка с принадлежавшими к ним офицерами были готовы в вылазке. Отправившись затем к прикрытому пути, чтобы посмотреть, что делают турки, он заметил, что они значительно подвинулись вперед и усердно окапываются саженях в 20 от гласиса прикрытого пути около долины, где у них прежде была батарея. Гордон тотчас же вернулся и настаивал на том, чтобы вылазка была сделана немедленно, указывая весь вред того, что в первую же ночь враги были допущены к устройству окопов и батарей столь близко от крепости. Итак, было решено тотчас же сделать вылазку, не изменяя прежде назначенного количества солдат, хотя Гордон и указывал на то, что достаточно было бы и меньшего количества их. Когда отряженные солдаты все выступили и только ждали в прикрытом пути ахтырского полковника с его полком, они приведены были в такое смятение случайно разорвавшейся ручной гранатой, что побросали оружие и сломя голову бросились в ров, увлекая с собой, как поток, и офицеров. Принужденные вернуться в прикрытый путь, они в течение получаса вновь построились и выслушали необходимые в подобных случаях приказания. По данному знаку они хотя и выступили, но так вяло, что их приходилось чуть ли не гнать из прикрытого пути. Между тем офицеры с немногими солдатами, которых им удалось собрать около себя в течение получаса, производили стычки с турками и принудили их отодвинуться в прежним своим траншеям; после этого русские отступили. В этой вылазке у русских было убито 5 человек и ранено 28. Были ли убитые у турок и сколько именно, нельзя было узнать. Вся эта ночь была употреблена на снесение домов и хижин в замке и на переселение под вал. На боковом валу против города, где прежде хотели сделать ворота, устроен был банкет.

10-го на рассвете турки начали стрельбу с двух батарей, устроенных ими как раз против середины больверка кронверка, и с третьей, устроенной против города около холма и уставленной 5 пушками. Они стреляли безостановочно, целя прямо в бойницы и бруствер. Чтобы последний не был разрушен тяжелыми орудиями осаждавших, Гордон велел наполнить его внутри; благодаря этому солдаты могли теперь безопасно стоять на валу. Гарнизон также [151] усиленно стрелял в осаждавших из ружей и пушек; но русские канониры не были достаточно искусны. Около 3 часов пополудни был убит подполковник Александр Ландельс из драгунского полка Гордона осколком бомбы, упавшей на валу саженях в 40 от него; это был исправный и бравый воин. Часа через 2 после этого был убит на валу пушечным ядром Станислав Боровец, лейтенант драгунского полка Гордона. Сам Гордон был контужен в левую руку между плечом и локтем щепкой, отбитой пушечным ядром. В этот же вечер Гордон имел резкий разговор с русскими полковниками по поводу того, что они покинули ночью свои посты в контр-эскарпе; с большим трудом он добился от них обещания эту ночь провести там. В этот день было убито 27 солдат и несколько офицеров и около 40 человек ранено большею частью гранатами и щепками; в город и замов попало 278 ядер и 86 бомб. Турки начали наводить мост через Тясмин верстах в 3-х выше города. Для воспрепятствования этому было послано несколько казаков с польскими драгунами и двумя полевыми орудиями.

В ночь на 11-е турки устроили еще 3 батареи; одна из них с 5 пушками, а другая с 2 были направлены на город; третья же, на которой было 3 картауны (ganze Karthaune), прямо на исходящий угол среднего больверка; турки усиленно стреляли весь день и сделали несколько проломов в бруствере; ночью Гордон велел заполнить их. Турки разбили у двух пушек лафеты, взорвали одну пушку и разрушили несколько бойниц. Осажденные также деятельно стреляли, но вследствие неопытности канониров большая часть выстрелов не причиняла неприятелю вреда. Турки же хотя и стреляли реже, но почти всегда попадали. Янычары стреляли из своих траншей в бойницы настолько удачно, что ни один русский не мог выглянуть, не подвергаясь опасности быть убитым. В этот день в замке было убито 18 человек и ранено 25. В город и замок попало 468 ядер и 246 бомб из 7 мортир.

В ночь на 12-е турки значительно подвинулись с своими траншеями, особенно к наружной вершине контр-эскарпа, среднему больверку и левой стороне; этому много способствовали беззаботность и небрежность стрельцов, защищавших эти места. Неприятель настолько приблизился, что ему приходилось уже прикрывать свои траншеи от стрельбы с вала. Против крымских ворот турки устроили 2 батареи, которые защитили шанцами, и значительно подвинулись вперед с своими траншеями. Но так как турок было еще немного, а скорой помощи они получить не могли, то, по-видимому, [152] легко было бы отогнать их, сделав решительную вылазку. Когда это было решено, Гордон обещал каждому из своих солдат, который захватит знамя или пленника, 5 руб. из своего кармана; впрочем он наперед знал, что не многим рискует. Итак, 3.000 человек отдан был приказ сделать в 3 часа пополудни вылазку из разных мест. Они дошли до траншей, вогнали в них после храброго сопротивления турок и нанесли им сильное поражение. Захвачено было также два знамени, которые, однако, были так изодраны, русскими и казаками (так как каждый хотел принести их), что невозможно было решить, кому принадлежала обещанная награда. Между тем турки сделали вылазку из своих траншей, находившихся около холма, и принудили русских поспешно отступить, при чем у русских было убито 2 стрелецких капитана и 11 рядовых, а ранено 27 человек. Когда Гордон вскоре после этого вышел на вал, то одна бомба попала в кучу ружей и алебард и разбила их, при чем многие были ранены; у Гордона было сильно ранено 3 пальца левой руки.

В этот день в замке и в укреплениях было убито 15 человек, а ранено 24; в замок и в город попало 542 ядра и 183 бомбы. Был убит капитан польских драгун; гетман несколько раз присылал приказ оставить пост, где стояли драгуны.

13-го было узнано, что турецкая и татарская конница, перешла у Кирилова Тясмин и направилась на русскую армию, стоявшую еще по ту сторону Днепра и расширявшую там свои укрепления. К боярам был послан капитан с извещением об изумительно быстром наступании турок с их апрошами и с просьбой спешить с армией для освобождения от осады.

Турки устроили батарею как раз против куртины с правой стороны и поставили на ней 4 больших пушки, из которых безостановочно стреляли в бойницы. Еще до полудня они убили 2 канониров и разрушили 4 верхних бойницы. Они повысили фланки и форты (Forts) своих траншей, чтобы стрелять через контр-эскарп.

В этот день кроме 2 канониров было убито 14 и ранено 36 солдат; в город и замок попало 528 ядер и 160 бомб. Ночью были ранены многие из солдат, пасших лошадей по северной стороне Тясмина; лошади были рассеяны.

14-го турки сделали батарею против левой стороны полу-больверка и поставили на ней 3 больших пушки. И с этой батареи, и с других они непрерывно и так успешно стреляли в упомянутый полу-больверк, что разрушили несколько бойниц, а в [153] некоторых местах и бруствер. Ниже они устроили еще 2 батареи, с которых обстреливали новое укрепление перед крымскими воротами. Они еще ближе подвинулись с своими траншеями к этому укреплению и к вершине контр-эскарпа новых укреплений, так что им оставалось до них всего 15 саж. В этот день в город и в замок попало 635 ядер и 217 бомб. В замке было 19 человек убито и 48 ранено; между последними находились два офицера Гордона и один стрелецкий офицер.

В то же утро татары в первый раз показались по северную сторону Тясмина. Вечер и ночь они бродили по лесам и работали над мостом, начатым ими выше города.

15-го турки всю ночь были в стычках с русскими у вершины контр-эскарпа, бросали в них ручные гранаты и сделали несколько нападений, надеясь оттеснить русских, которые, однако, каждый раз отгоняли их с уроном. Между тем турки все ближе подвигались с своими апрошами; деятельнее всего они вели работы с левой стороны, где встречали меньше всего сопротивления.

Гордон отправился в город для осмотра постов. Из того, как турки вели свои траншеи к укреплению у крымских ворот он заключил, что они намерены взорвать это укрепление; зная искусство турок в делании подкопов и, наоборот, нежелание и неумение казаков устраивать контрмины, Гордон велел им только вырыть около самого вала близко одну от другой глубокие ямы и провести под валом вдоль его галереи.

Отдавая после обеда в прикрытом пути нужные приказания и делая разного рода распоряжения, Гордон был ранен в лицо, при чем у него были сильно повреждены нос и подбородок.

Этот день турки усердно работали над задними своими траншеями, повышая их, чтобы таким образом были прикрыты передние траншеи; они подвинулись также с своими апрошами ближе к земляному валу с левой стороны кронверка. В замке и укреплениях было убито 26 и ранено 18 человек; в город и в замок попало 578 ядер и 265 бомб.

26-го осажденные были немало испуганы, увидев у неприятеля второе хорошо защищенное укрепление. Вечером к концу городского моста подъехал верхом казак и подбросил письмо, которое было поднято и отнесено в замок, где и прочитано. Оно было адресовано полковникам, сотникам и казакам в Чигирине. После короткая вступления, состоявшего из добрых пожеланий и уверений в дружбе, следовало увещание сдать город, за что обещалось [154] выхлопотать у султана, который теперь, как и всегда, милостиво к ним относится, все привилегии и вольности, которые они потребуют. Письмо оканчивалось уверением, что он пользуется таким средством только из любви к своей религии и родине, причем опасается, что если они отклонят это предложение, то ему придется еще раз видеть их гибель. Подписано оно было: Георг Гедеон Вензик Хмельницкий, князь украинский.

В этот день в город и замок попало 849 ядер и 212 бомб; убито было 19 человек, ранено 24.

27-го гарнизон был занять исправлением проломов и всех мест, поврежденных пушками, и наполнением бочек водою. На рассвете турки начали стрелять с батареи, устроенной у наружной стороны рва, в крытые углубленные батареи, находившиеся по флангам под пониженным валом; убив в скором времени двух канониров, они сбили с лафетов пушки осажденных. Так как позиция эта была очень важна, то Гордон велел привезти земли и других материалов для исправления фронта батареи и приказал уставить ее короткими пушками, стрелявшими картечью. Между тем было замечено, что турки начали рыть мины по левую сторону больверка и по направлению к земляному валу слева нового укрепления; тогда Гордон приказал сделать контрмины, а также вырыть глубокие ямы в пониженном валу вокруг угла среднего больверка и иметь наготове мокрые рогожи для тушения ручных гранат, которые турки, не переставая, бросали, из своих подкопов под бруствером; подкопы эти были вырыты так, что приходились не только под последним, но и под частью пути. Полковники сильно настаивали на оставлении этого подкопанного места и на отступлении внутрь ретраншемента. Это можно было бы, пожалуй, сделать, если бы солдаты были хорошо дисциплинированы и если бы был недостаток в войске. Гордон же хорошо знал настроение русских, которые, если бы им было позволено оставить опасные позиции, скоро бы принудили своих начальников отступить в отдаленнейший угол старого замка; поэтому он был против оставления подкопанной позиции и настаивал — не уступать врагу ни на шаг, тем более, что пониженный вал и больверки были на столько защищены, что враги при штурме не могли захватить большого пространства.

Около полудня к Гордону явилось от стрельцов от 15 до 20 пятидесятников или сержантов по наущению своих полковников; они довольно настойчиво потребовали от имени всех стрельцов позволения оставить свои посты на том основании, что уже и [155] так много солдат убито из царских войск и каждую минуту грозит опасность, что неприятель или взрывом мины, или штурмом займет уже подкопанный угол пониженного вала. Гордон учтиво направил их к наместнику и к стрелецким полковникам. Он велел поставить на тенале старого замка одну полу-картауну, которой после полудня и были сбиты с лафетов две неприятельские пушки по ту сторону реки и повреждены туры.

Нанято было два казака, чтобы отвезти письмо в армию; за это им было обещано 5 руб., из которых 2 руб. они получили вперед; в письме сообщалось, что, так как гарнизон отрезан со всех сторон, то после этого письма не будет более возможности переслать какое-либо известие.

В этот день в город и замок попало 905 ядер и 315 бомб; многие из них попали в старый замок; убито было ими 24 человека, ранено 28.

28-го на рассвете Гордон заметил, что турки, благодаря своему необычайному рвению, дошли с своими апрошами до самого городского рва, особенно же близко у небольшого бастиона, находившегося между крымскими воротами и водяным бастионом.

С восходом солнца полк Гордона был сменен на конце пониженного вала; эта позиция становилась очень опасной. Весь день турки, не переставая, стреляли в вал и разбивали балки, падавшие на пониженный вал и ранившие стоявших на нем солдат. Деревянная часть вала несколько раз загоралась, но каждый раз скоро тушилась заготовленной в большом количестве водой. На противоположном берегу реки в саду турки устроили новую батарею и исправили разрушенную накануне осажденными. Оттуда они обстреливали из 7 пушек теналь старого замка; после того как были разбиты лафеты пушек осажденных, позиция эта сделалась очень опасной. Поэтому Гордон велел устроить там банкет и поставить на нем 3 больших пушки, которые прикрыть турами.

В час пополудни загорелась от зажигательного ядра одна из самых больших церквей в городе; потушить ее не было никакой возможности. Огонь перешел на соседние дома и вскоре так распространился, что в короткое время была обращена в пепел большая часть города, и между прочим сгорели 3 красивых деревянных церкви. Жар от огня был так силен, что в некоторых местах казаки не могли устоять на валу. Тем не менее турки не отважились на штурм, а только стреляли из пушек и мортир в те места, где собралось больше всего народа для тушения пожара. [156]

После полудня было замечено, что в турецкий лагерь прибыло свежее войско. Под вечер турки сделали несколько жестоких нападений на пониженный вал, силясь прогнать с него осажденных камнями и ручными гранатами. Но последние не были уже так страшны осажденным, как в начале, так как теперь были сделаны ямы, а под руками постоянно находились мокрые рогожи для тушения их. Вечером Гордону пришлось сменить своих офицеров и солдат, так как большая часть их были или ранены, или повреждены огнем. Сам Гордон был ранен ручной гранатой в левую ногу.

Ночью Гордон велел вырыть в пониженном валу глубокие ямы, опасаясь, чтобы неприятель не задумал взорвать его; в то же время он приказал безостановочно стрелять с фланков полу-больверка в галереи и подкопанные места.

В этот день в город попало 844 ядра и 225 бомб, которыми было убито 37 человек, а ранено 35.

29-го на рассвете Гордон заметил, что, несмотря на постоянную стрельбу с флангов и бросание камней и гранат с пониженного вала, турки с помощью фашин подошли с обоих концов своей галереи к пониженному валу почти до самого бруствера его. Таким образом здесь невозможно было долее держаться. Не желая, чтобы бруствер погиб в его руках, Гордон с восходом солнца настаивал на том, чтобы кто-нибудь сменил его; но русские полковники не соглашались на это, требуя, чтобы Гордон защищал бруствер еще сутки. После долгих прений наместник решил, наконец, вопрос в пользу Гордона и велел сменить его. В 9 часов Гордой был сменен, а в 10 турки сделали штурм, отогнали стрельцов с этой позиции в их ретраншементы, унесли бруствер, после чего отступили в свои подкопы и начали, не переставая, стрелять в это место с 7 батарей, так что не было никакой возможности вновь занять его. Достигнув, наконец, того, чего так долго добивались, турки, не теряя времени, двигались к валу с своей галереей, прекрасно защищенной с обеих сторон. Это привело в ужас весь гарнизон; никто не знал, что делать; все обратились к Гордону, требуя найти средство к воспрепятствованию дальнейшему приближенно врага и к оттеснению его назад за ров. Гордон видел, что они все надежды возлагают на его находчивость, сами ни на что не отваживаясь и не выдерживая нападений, а думая, что Гордон или другие иноземцы могут в подобных случаях творить чудеса; поэтому он считал наилучшим отнять у них [157] всякую надежду на какую-либо военную хитрость или выдумку и сказал им, что нет другого средства в спасению, как с большею твердостью удерживать позицию и сражаться мужественнее, чем до сих пор. Он велел им сделать укрепление поперек угла среднего больверка и поставить достаточную стражу в окопах пониженного вала, затем он приказал снять крышу с церкви в старом замке, опасаясь, чтобы она не загорелась от выстрелов, как в городе, и иметь наготове бочки с водой.

Около двух часов пополудни турки взорвали миной часть укрепления у крымских ворот, но не посмели вступить в пролом, так как старый равелин был очень хорошо исправлен. К ночи Гордон велел сделать несколько станков на колесах для ворот ретраншемента среднего больверка, а ночью заготовить все нужное на случай, если на следующий день будет штурм.

В этот день в город и в замок попало 976 ядер и 283 бомбы; убито было 36 человек, ранено 45.

30-го. Под исходящим углом среднего больверка были устроены контрмины; когда последние натолкнулись на неприятельские мины, то галереи (осажденных) разрушились; под ними нельзя было устроить других, да если бы это и оказалось возможным, то ни к чему не привело бы, так как русских солдат, не привыкших к ним, никак нельзя было убедить сражаться под землей; таким образом, не оставалось ничего другого, как защищать ретраншементы. В полдень Гордон заметил, что значительное количество турок как конницы, так и пехоты выступило из лагеря и частью разошлось по траншеям, частью расположилось у старого вала. Предполагая поэтому штурм, Гордон велел дать знать всем постам и пикетам, чтобы они были настороже и зарядили картечью пушки как по флангам, так и по другим местам. В то же время он приказал полковнику Корсакову, пост которого был на среднем больверке, увести всех своих солдат из угла последнего, оставив там всего одного или двух часовых. Чтобы ускорить исполнение этого, он посылал приказ за приказом; наконец, отправился туда сам и дошел уже до середины куртины, когда турки взорвали исходящий угол среднего больверка и сделали взрывом пролом в 15—20 саж. Мусор, земля и дерево,— все полетело вниз; несколько человек было завалено, а около 20 убито,— все это потому, что полковник замедлил с отступлением. Турки с страшным криком ворвались в пролом; но, увидев у конца его ретраншемент, легли на животы и прикрылись щитами или тарчами. Гордон [158] поспешил туда вдоль вала, приказав встреченным по пути 5 ротам своего пехотного полка следовать за собой, но никто кроме майора и 7—8 человек не послушал его. Прибыв с ними к пролому, он велел стрелять сверху в неприятеля из ружей и бросать камни; но так как место, на котором стоял Гордон с своими немногочисленными солдатами, не было закрыто от неприятельских батарей и траншей, то он был принужден отступить. Трое из его солдат были убиты, а майор его Вильям Гай ранен выстрелом из мушкета в руку; ранен был и еще один солдат. Видя, что стрельцы, стоявшие внизу (у вала), не хотят идти к пролому, и опасаясь, чтобы турки не проникли через ретраншемент в замок, Гордон сошел с вала и, собрав кого только мог, направился к пролому. Заметив, что стрельцы не окажут сильного сопротивления врагу, он отдал приказ лейб-ротам обоих своих полков приблизиться с знаменами и поставил их около пролома, велев всем остальным работать над заполнением пролома. Между тем турки не переставая стреляли из 17 пушек с 5 батарей в пролом и в ретраншемент и разрушили своими тяжелыми пушками бруствер последнего, так что никто не мог более стоять на валу. Выстрелив из всех своих пушек, турки вновь сделали штурм, но заметив, что русские солдаты защищают пролом в довольно значительном количестве, поспешили назад в свой траншеи; снова началась стрельба из пушек в пролом, при чем многие из русских солдат были частью убиты, частью ранены, и раньше всех храбрейшие. Несмотря на это турки по-прежнему подвергались опасности: едва они показывались, в них начинали стрелять из пушек картечью и из ружей с фланков и особенно с закрытых частей ретраншемента, причем многие из них были убиты. После того, как этот жаркий бой продолжался около двух часов, турки взорвали вторую мину под куртиной слева; взрыв потряс весь замок подобно землетрясению, так что в нижнем городе думали, что и старый и новый замок взяты, и там распространилось всеобщее смятение. Между тем турки не достигли этим взрывом своей цели, так как вал, или, скорее, балки, составлявшие его, были очень прочно скреплены; только часть вала взлетела на воздух; да и порох потерял силу, найдя себе выход в ямы, вырытые по приказанию Гордона у самого вала. В это же самое время русский гренадер направил на турок, ожесточенно напавших на пролом, большую бомбу весом в 3 пуда; но она упала между русскими, совсем близко от Гордона, убив 4 и [159] ранив 8 человек; турки причиняли сильный вред осажденным своими бомбами и ручными гранатами, бросаемыми ими в большом количестве в пролом и в замок. Спустя приблизительно час турки сделали страшный приступ; уже в самом начале его все полковники и подполковники покинули свои посты, частью будучи ранены, частью без всякой причины; Гордону стоило большого труда удержать солдат гарнизона. Большая часть их внезапно бросилась в ретраншемент, но была принуждена вернуться на свои посты. В это время показались в большом количестве турки; так как они ничем не были прикрыты, то многие из них и были убиты. Этот жаркий бой продолжался 4 часа; обеим сторонам пришлось довольно плохо; у русских было 47 человек убито и около 80 ранено; Гордон был 3 раза ранен гранатами в правую ногу.

Когда пролом был заполнен на достаточную высоту, Гордон настаивал на устройстве бруствера; но не мог принудить к этому солдат, удалившихся в ретраншемент. Тогда Гордон велел исправить и утолстить бруствер ретраншемента. Перед последним он устроил второй бруствер, перед которым вырыл ров. Внутри его, у эполементов больверка, в том месте, где находились ворота для вылазок и амбразуры, он велел устроить шанцы (shelters), которые должны были защищать путь к пониженному валу и ретраншемент.