-

Несколько заметок по поводу книги Вамбери: «Путешествие по Средней Азии», изд. 1865 года. С.-Петербург.

«Книга г. Вамбери заняла одно из почетнейших мест между европейскими изданиями нынешнего (1865) года, и в особенности интересна для нас, русских», говорят издатели в предисловии к ней.

Без всякого посягательства на значение Вамбери, как весьма отважного и наблюдательного путешественника, я позволяю себе сделать несколько кратких замечаний на некоторые места его книги, имея, главным образом, в виду то, что она, в самом деле, имеет большой интерес для нас, русских.

Некоторые заметки могут показаться мелочными; но пусть они будут мелочны: они все-таки пополняют наши не совсем богатые сведения о Средней Азии.

В кочевьях туркменов, на берег реки Гергена (стр. 38), автор с большим удовольствием смотрел на туркменскую «молодежь в короткой верховой одежде, со смелыми взглядами, с волосами, рассыпавшимися кудрями по плечам...»

Против этого можно заметить, что все сунниты (а туркмены — сунниты), согласно предписаний своего пророка, сбривают волосы на головах, даже 3 и 4-летних мальчиков. Персияне, исповедуя другой мусульманский толк, шиизм, носят, и малый и старый, волосы длинные, в особенности на висках.

На стр. 63 есть такое примечание: «Бай или би, в Турции бей, значит особа знатного происхождения».

Дело, видите, в том, что Вамбери остановился ночевать у некоего богача Алланазара-бея, а потому и объясняет слово бей. Но зачем это сочетание стольких ничего необъясняющих слов: бай, би, бей?...

Бай, по-здешнему, значит богатый, и присоединяется к имени всякого капиталиста, даже против его воли, молвой: Масагат-бай, Мирсалих-бай (ташкентцы), Арыфджан-бай (сармакандец), Мирасалим-бай (коканец) и т. д. Все это люди с капиталами, как и амфитрион Вамбери, Алланазар-бай, а не бей. Би, или бий, действительно, означает знатных предков; би превращаются иногда даже в ханов. Так, Нарбута-би основал теперешнюю коканскую династию; Рахим-би бухарскую. Может быть, турецкий бей и подходит к бию, но так он здесь не произносится. [39]

На стр. 95, Вамбери весьма распространенную в Бухаре болезнь ришта называет filaria medinensis; а Борнс, на 259 стр. своего путешествия в Среднюю Азию, изд. 1849 года, ту же болезнь назвал гвинейским червем или dracunculus.

Которое же из двух названий вернее? И когда наши врачи узнают и напишут во всеобщее сведение все, что касается здешних местных болезней?...

На стр. 98 Вамбери называет эмира бухарского известным экономистом (!), и прибавляет, что ежедневный кухонный расход дворца составляет от 16 до 20 тенга. По-русски это будет от 3 руб. 20 коп. до 4 руб. Между тем, выше сказано, что у эмира четыре законных жены, 20 невольниц и 16 человек детей. А сам он, а мужская прислуга? Нет, что ни говорите, а тут дело неладно. По рассказам, в гареме эмира живет более 300 женщин, считая и прислугу; кроме того, у него множество камердинеров (махрам), придверников (дарбон), конюхов и т. п., которые, конечно, живут во дворце и едят лепешки, мясо и рис (палау) за обе щеки. — И неужели все это на 4 рубля в день? Нет! эмир живет в довольстве: ест он сладко, на серебре и фарфоре; одет в шелк, бархат и золото.

Стр. 102 имеет такое примечание: «Турецкое название мильных столбов — таш, что, вместе с тем, обозначает и милю».

Таш на узбекско-тюркском наречии значит камень. По дороге между Ходжентом и Коканом, я видел огромные голыши, лежащие друг от друга ровно на восемь верст, что и составляет линейную меру таш. Камни эти разложены будто бы при Мадали-хане, убитом в 1842 году. В некоторых местах камни лежат посреди самой дороги и возчики (арбакешь), следуя по дороге, отнюдь не задевают за них, ловко пропуская их между колесами арбы.

На стр. 103, автор, из местечка Карасу, едет через горы в Даул, последнюю станцию перед Самаркандом. Разве в 1863 году, когда проезжал тут Вамбери, в этих местах были горы; но теперь гор здесь нет. Есть в одном месте дорога в крутых логах по холмистой местности, но разве эти холмы могут быть названы горами, рядом с теми твердынями, которые тут же в виду стоят одетые тучами?

На той же странице, несколько ниже, Вамбери говорит (в виду Самарканда), что «первое впечатление всех этих разноцветных куполов и минаретов, облитых лучами солнца, было очень приятное». [40]

Во-первых, ему не откуда было видеть разноцветные куполы и минареты: дорога в Самарканд из Катта-Кургана, на большое расстояние от самаркандских стен, сплошь покрыта садами и возвышенностей не представляет, да и куполы кажутся разноцветными с дистанции самой близкой; издали же все куполы и минареты (которых четыре) просто какие-то нестройные массы, и издали можно видеть их только с высот Чупан-ата (У Вамбери названы неправильно: Хабаната.) (на восток от города), и не облитые лучами утреннего солнца, потому что утром над городом тучею стоит дым: «правоверные» в это время варят пищу; напротив, за несколько часов до заката, можно любоваться городом с холмов, недалеко от ворот Шах-Зинде, что в северо-восточной части стены. Тут картинно глянут на вас: часть разноцветного купола мечети Шах-Зинде и медресе Ханым, почти уже развалившегося, но когда-то, без сомнения, прекрасного своим бирюзовым куполом под ясною лазурью неба и среди роскошной зелени окружающих здание деревьев. Что же касается остальных румбов компаса, то отовсюду Самарканд закрыт садами и стеной.

На стр. 105, по поводу знаменитого какташа (зеленого камня), на котором сидел когда-то Тимур, Вамбери говорит, что, судя по преданию, этот огромный камень (10 футов длины, 4 фута ширины и 4 1/2 ф. высоты) был перенесен сюда из Бруссы. Впрочем, г. Вамбери это путешествие камня кажется странным.

Я слышал здесь от людей старых, что камень этот выломан в горах Нурата, всего на 5-ть дней пути от Самарканда.

106-я страница знакомит нас с кораном in-folio, написанным на коже газелей. «Меня уверяли, говорит Вамбери, что эта та самая копия, которую списал Осман, секретарь Мохамеда и второй халиф, и что ее привез Тимур из сокровищницы султана Баязида, из Бруссы, и спрятал здесь, как особенную драгоценность».

Предание об этом коране, записанное мною здесь, в Самарканде, с рассказа моего приятеля мулы Собира, 65-летнего старика, я помещу в конце моих заметок, а здесь буду продолжать исправление погрешностей смелого венгерского туриста.

Развалины медресе Ханым, показанные Вамбери (стр. 107) около дерваз-бухары, т. е. около бухарских ворот, находятся в северо-западной части города, недалеко от ворот шах-зинде, в которые въезжают в Самарканд из Ташкента. [41]

По словам Вамбери, пилав (по здешнему палау) состоит из риса, бараньего жиру и моркови; и все это варится вместе, или, правильнее сказать, подвергается брожению (стр. 110).

Не подлежит никакому сомнению, что каждый из названных ингредиентов варится особо, иначе из пилава выйдет крахмал с кусками мяса, а не то, что видел всякий, бывавший здесь, т. е. рассыпчатую кашу, перемешанную с кусками мяса, разными сортами местного гороха, иногда изюмом, и облитую жиром (или коровьим маслом, если вы не любите жира).

Вамбери говорит также, что в Карши (Город этот лежит на ю. з. от Самарканда, на р. Кашка-Дарья.) евреи пользуются правом въезда во внутрь города, чего им не позволяется в других частях ханства (стр. 113).

Я проверял это сказание и мне говорили, что в мусульманских государствах евреи всюду одинаково презираются, а потому нигде не могут ездить верхом по городу и подпоясывать иной пояс, кроме волосяной веревки. Само собою разумеется, что в наших среднеазиатских городах человеческие права сынов Израиля восстановлены.

Трактуя о торговле Хивы с Бухарою (стр. 170), Вамбери говорит, что из Хивы везут в Бухару, между прочим, полотна.

Я не знаю, в какой мере здешние белые бумажные ткани могут быть названы полотнами; но настоящих полотен, как принято называть ткани льняные, здесь нет и в помине.

На следующей (171) странице Вамбери сообщает, что «Хива населена узбеками, туркменами, каракалпаками, касаками, или киргизами, сартами и персиянами».

Все эти народы, кроме сартов или таджиков и персиян, суть узбеки. Это родовое их название. Великий народ узбекский делится на 92 колена, в числе которых есть: туркмены, киргизы, найманы, турки, ногаи, татары и т. п. Впрочем, об этом будет говорено мною особо.

На стр. 176-й автор упоминает о какой-то неслыханной резне, бывшей между русскими и хивинцами во время похода в Хиву, в 1839 году, генерала Перовского. Уж именно неслыханная резня!...

Известно, что отряд Перовского вернулся на оренбургскую линию с полдороги, не видев другого неприятеля, кроме холода и вообще трудностей пути по степи. Между тем, в примечании на той же странице Вамбери говорит еще о каком-то небывалом [42] натиске свежих сил узбеков, против которого не могли устоять русские...

Страница 185-я знакомит нас с формами правления в Бухаре и с бухарским чиновничеством. Тут же г. Вамбери предлагает чиновную лествицу, разделяющуюся, будто бы, на три отделения, а именно:

a) Кетте-сипаги: 1) аталык, 2) диванбеги, 8) перванеджи.

b) Орта-сипаги: 4) тохсабой или туксабеги, 5) инаг, 6) миахор.

c) Ашаги-сипаги: 7) чорагаси или чегре-агаси, 8) мирза-баши, 9) ясаулбеги или караулбеги, 10) юзбаши, 11) пенджбаши, 12) онбаши.

Затем г. Вамбери пересчитал следующих придворных чинов: кушбеги или визирь, мехтер, дестурханджи (эконом), закетчи (таможенный сборщик), махрем (камергер), одаджи (придверник), бакаулы (провиянтмейстеры) и саламагази (глашатаи).

Этот список чинов требует поправки и пополнения. Начну с того, что бухарская нация разделяется: 1) на духовенство, 2) служилых (сипаи), 3) сеидов и ходжей и 4) собственно народ, чернь (фукара). Сеиды и ходжи составляют именно то, что у нас зовется дворянством; о них будет сказано ниже. Затем, есть еще один клас, так называемые, шакирд-пиша, которые тоже могут быть названы служилыми; но они состоят исключительно из персидских рабов, отпущенных на волю, или из персиян-эмигрантов (ирани). Каждое из этих сословий имеет свою чиновную иерархию. Прошу читателя, вооружиться терпением и прочесть нижеследующие списки разных духовных и светских чинов:

Чины духовные: азанчи — призывает к молитве (звонарь), суфи — чтец, имам — приходский священник, раис — охранитель религии, аглям — прокурор, казы — судья, казы-калян — верховный судья.

Чины духовные же в медресе (высших духовных училищах): мулла — студент, мутевали — эконом, медарис — професор.

Кроме их, есть в медресе чтецы корана, называемые: махсура-хан; есть шаих, собирающий с прохожих и богомольцев подачки, но это чины второстепенные.

Чины военные: онбаши или дабаши — десятник, пянджбаши — пятидесятник, юзбаши — сотник, мынбаши — тысяченачальник.

Это последнее звание в коннице заменяется словом серкерда, [43] а в артилерии — топчи-баши. Кроме этих званий, служилым даются еще нижеследующие звания: чорагасы, мирза-баши, дживачи, караул-беги, мирахур, токсаба, ишик-ага-баши, би или бий, датха.

Служилые из шакирд-пиша дослуживаются только до звания датха. Узбеки же, как племя господствующее, продолжают повышаться: парманачи, инаг-калян, диван-беги (титул этот получают исключительно происходящие из узбекского колена мангыт, из которого происходит теперешняя бухарская династия), аталык (это звание дается преимущественно происходящим из поколения хулюка).

Служилые при дворе (по преимуществу из шакирд-пиша) имеют следующие звания: дарбон — предвериик, шатир — стремянной, соми — шут и сказочник, джабарчи — чтец, актер, салам-агаси — глашатай, отвечающий за эмира на приветствия народа, махрам — камер-лакей, шигаул — камер-юнкер, одайчи — генерал-адъютант, докладчик, кушбеги — первый министр.

Полицейские чины суть: курбачи — полицеймейстер, аксакал — староста, миршабы (господа ночи) — полицейские.

Органы власти при сборе поземельных и других податей: амлякдар — участковый сборщик, мирза-писарь, дарга — младший сборщик, закетчи — таможенный сборщик, аламиан — сборщик с земель, принадлежащих разным духовным учреждениям.

Власти земские: амин — голова, аксакал — староста.

Затем остаются ходжи (Ходжи не должны быть смешиваемы с хаджа, т. е. пилигримами.); но о них, как и о сеидах, я сообщу подробнее.

Толкования о происхождении ходжей и сеидов весьма разнообразны; более достоверным и популярным считаются следующие:

1) По линии самого пророка Магомеда, звание сеид присуще всем происходящим от его отца Абдулы, деда Габди-Муталиба и прадеда Хашима (См. ниже родословную.).

2) По линии пророка Али, женатого на дочери Магомеда Фатьме (тоже святой), звание сеид принадлежит как потомкам Али и Фатьмы, так и всем происходящим от отца Али Абу-Муталиба, прадеда Фатьмы, Габди-Муталиба, и прапрадеда ее, Хашима.

Эта генеалогия дает будто бы чистых сеидов, имеющих шаджара (грамоты), подтверждавшиеся каждый раз при вступлении на царство нового эмира его печатью. Все, неимеющие подобных [44] грамот, должны считаться псевдо-сеидами, каковых, будто бы, весьма много, благодаря тому, что в толковании начала этого звания вышел раскол. Известно, что и сами владетели средне-азиятские носят звание сеид произвольно. Например, сеид-Мухаммед-Худояр-хан коканский — родом киргиз или даже кара-киргиз, потомок Нарбуты-бия, основавшего ныне царствующую в Кокане династию в конце XVII столетия. Бухарский эмир — сеид-Мозаффар-хан, родом узбек из колена мангыт.

Что же касается звания ходжи, то оно принадлежит всем потомкам первых трех халифов (преемников Магомеда): Абубекра-Сыдыка, Омара и Османа.

Сеиды и ходжи занимают и духовные, и светские должности, и, сообразно их, носят разные титулы; но кроме того, они имеют еще свою собственную иерархию: урак, судур, мирасад, шейхуль-ислам, ходжа-калян, файзар, накиб (высшая степень).

Конечно, Вамбери собирал сведения при весьма неблагоприятных условиях, а потому крупные ошибки с его стороны были неизбежны.

На стр. 194, говоря о смерти эмира Наср-Уллы (отец настоящего), Вамбери утверждает, «что смерть этого государя произошла от припадка гнева, овладевшего им после постоянно неудачных походов в Кокан, и от неслыханного упорства, с которым Шегри-Себз (на юг от Самарканда) противостоял тридцати сражениям и шестимесячной осаде». Затем Вамбери говорит, что противником эмира был бек Шарсабиза (как в просторечии называют Шегри-Себз), некто Валинам, на сестре которого Наср-Улла был женат, а потому, с досады и злости, он приказал ее зарезать...

Все это было не так. Наср-Улла взял Шарсабиз, отнял у одного из тамошних беков, а именно у Якуба, его жену, неслыханную красавицу, по имени Канегез-Аим (сестру Валинама) и отправился в Бухару... Но после этого эмир не прожил и года, потому что красавица, любившая прежнего мужа и свою угнетенную родину, налила своему царственному супругу в ухо ртути, и эмир, в одно прекрасное время, умер в государственном совете, успев, однако, казнить преступницу, которая, после пыток, во всем созналась и была зарезана вместе с двоими детьми от Первого брака. Я слышал не один отзыв о необычайной красоте этой женщины, несмотря на то, что у нее было уже несколько человек детей. [45]

Через несколько страниц далее, г. Вамбери сообщает, что кашгарские солдаты, хотя и мусульмане, но должны отпускать усы, тогда как, по учению ислама, верхняя губа должна быт чисто выбрита (стр. 199).

Против этого я скажу словами самого же г. Вамбери (см. стр. 163): обрить бороду (а также и усы, добавлю я) значит или прослыть сумасшедшим, или обречь себя на смертную казнь.

Это верно. Мусульмане только подстригают усы над губою и слегка действительно подбривают их, но что бы они чисто выбривали верхнюю губу, я не видел и не слышал, и не сомневаюсь, что это в самом деле может повлечь за собою весьма неблагоприятные последствия, по крайней мере, в роде широкой и толстой ремянной плети — охранительницы религии.

209-ю страницею книги Вамбери начинается обозрение земледелия и промышлености среднеазиятских ханств. Между прочими продуктами автор называет джугари или Holcus saccharatus; но ту же джугари Борнс, в нескольких местах своего путешествия сюда, величает Holcus sorghum... Кто прав — про то скажут специялисты, а мне пора кончить; но, предварительно обещанного выше предания о коране, нельзя пройти мимо страницы 24-й:

В Ашураде (русский пост на южном берегу Каспия), проезжая мимо русских моряков, Вамбери слышал на свой счет такое замечание офицеров: «Смотрите, какой белый этот хаджи!»...

Интересно знать, на каком языке были сказаны эти слова?... Но вот предание о первом коране.

По смерти пророка Мухаммеда, ему наследовали халифе, т. е. преемники, в нижеследующем порядке: 1) тесть пророка Абубекр, 2) тесть же Омар, 3) дальний родственник и зять пророка Осман и 4) двоюродный брат и, вместе с тем, также зять пророка Али.

Этот порядок наследия завещан пророком. Все халифе были очень близки к пророку, при его жизни; но Осман был особенно любим Мухамедом и по смерти жены Османа Руккия, дочери Мухамеда, последний сказал: «Если Бог взял у Османа одну нашу дочь, то мы дадим Осману другую». И младшая дочь пророка, Зейнеб, стала женою Османа. Эта же привязанность Мухамеда к Осману была причиною того, что и в праве наследия Осман получил старшинство перед Али, который и по летам, и по близкому родству с пророком, имел преимущества перед Османом. Но Мухамед очень любил Османа и надеялся на него в деле [46] пропаганды ислама как на себя, потому что Али и в ту пору начинал уже вариировать догматы новой религии. Впоследствии, как известно, варианты эти дали учение шиитов, которые считают первым пророком Али, а не Мухамеда.

При жизни Мухамеда, Али не выражал своего неудовольствия на предпочтение ему Османа; но как только умер пророк, Али перестал таить свои мысли и между ним и Османом начался разлад.

Родство их с пророком видно из следующей таблицы:

Абди-Манаф
Хашим		Габди-Шамси
Абдулла (отец Мухамеда)	Габдимуталиб	Уммия
Абдулла (отец Мухамеда)	Абуталиб	Аффон (отец Османа)
Мухаммед	Али	Осман

Осман является здесь дальним родственником пророка, но, тем не менее, в силу завещания Мухамеда, после тестя его Омара халифом стал Осман. Он ревностно продолжал проповедь ислама (чистой веры), и положил начало законодательству. Пророк передавал свое учение по большей части изустно, и речи его записывались каждый раз кем-либо из присутствовавших, чаще же всего Османом, а потому Осман, сделавшись халифом, собрал проповеди и своею рукою переписал их. Этот первый сборник и есть коран или, правильнее, куран, т. е. учение переданное Богом пророку. Куран известен также здесь под именем калями-шериф — священное, благородное перо. Толкования на куран, писанные Мухамедом, называются мушкоти-шериф, т. е. священные наставления, и составляют учение, завещанное собственно пророком. Поэтому автором курана, без сомнения, может быть назван третий халиф, Осман, до которого ислам не имел кодекса. Написав книгу, Осман с большим успехом продолжал проповедь, не подозревая, что неудовольствие на него Али дошло до того, что козни самолюбивого брата пророка приняли уже тот ужасный характер, какой они принимают и доселе во всех мусульманских [47] государствах: Али решился избавиться от своего соперника... И Осман был зарезан будто бы во время чтения той книги, которая и доселе многим милионам указует их жизнь и смерть, и которая теперь найдена в Самарканде. Следы крови Османа остались на книге.

Книга писана на прямоугольных кусках пергамена, более полуаршина шириною и в аршин длины.

Судя по всей наружности книги, нельзя не признать за нею глубокую древность. Несомненно, что она писана в то время, когда не было еще бумаги, а письмо арабов, послужившее впоследствии образцом всем мусульманским народам, было крайне несовершенно. Куран Османа, первообраз этой книги, подлинник; он не «копия», как называет его Вамбери, только списанная Османом, будто бы секретарем Мухамеда; нет, здешние мусульмане глубоко убеждены по преданию, что куран Ходжа-Ахрар составлен из проповедей пророка третьим халифом Османом и переписан его собственною «святою» рукою. По смиренно уступим место жрецам науки и расскажем предание о том, как попала эта книга в Самарканд.

Лет 400, а может быть и более тому назад, в Ташкенте появился выходец из Стамбула, Шейх-ауанди-таур (чистый князь). Умный, ученый, богатый, набожный и благотворительный Шейх скоро был признан за святого, и умер святым, увековечив память свою очень крепко в названии одной из четырех частей города Ташкента, называемой и доселе Шайхантаур. Шейх оставил после себя множество потомков с хорошим именем и с хорошим состоянием, и вот один из них, некто Ходжа-Ахрар, избравший путь своего знаменитого предка, переезжает из Ташкента в Самарканд, окружает себя учениками и становится пиром, т. е. духовным наставником отдельного кружка. Ходжи-Ахрар строит медресе, поучает в нем, ведет строгую жизнь, отправляет на свой счет толпы пилигримов в Мекку, и скоро от Мекки и до Кашгара проходят слухи о появлении в Самарканде нового источника чистой веры, в лице потомка святого Шейх-уанди-таура. Слава добродетелей Ахрара выросла наконец до того, что однажды мюриды (ученики) его, возвратившись из Мекки, принесли своему пиру некие хартии и рассказали, что были они гостями халифа (которым тогда был второй или третий преемник султана Баязида-Ильдирима), что халиф видел во сне его, их пира, святого Ходжи-Ахрара, и что в память этого прислал ему, [48] Ходжи-Ахрару, куран, писанный «святою» рукою третьего халифа Османа. Ходжи-Ахрар принял подарок и оставил его в наследие построенному им медресе. Книга долгое время пользовалась уважением, хотя читать ее никто не мог и не может доселе. 65-летний приятель мой, мулла Собир, сам завзятый грамотей, говорил мне, что, 48 лет тому назад, куран медресе Ходжа-Ахрар читал какой-то приезжий из России татарин, плакал над кровью халифа, и что старый и малый сбегались слушать и дивиться на татарина, как на чудо. В прежнее время книга приносила изрядный доход ее владельцам-муллам медресе Ходжа-Ахрар, потому что усердные мусульмане приходили в медресе в разных случаях жизни, клали на куран деньги, смотря по средствам, и читали над книгою молитву... Но в последнее время усердие правоверных оскудело и голодные муллы уступили книгу очень охотно и недорого.

Мы, русские, более других наций заинтересованные своими соседями и подданными, среднеазиятцами, имеем несомненные права на их древности. Первый коран должен быть достоянием русской науки, и наука расследует его происхождение. Здесь же сказано мною только то, что сохранили предания.

Я кончил заметки на книгу Вамбери, и не могу не выразить, что и кроме Вамбери, европейские, в том числе и русские, сказания о Средней Азии вообще весьма неточны, а подчас даже и фантастичны до того, что в них едва-едва узнаешь настоящую Среднюю Азию.

Текст воспроизведен по изданию: Несколько заметок по поводу книги Вамбери: «Путешествие по Средней Азии», изд. 1865 года. С.-Петербург // Военный сборник, № 1. 1870