-

ЗАПИСКИ О РОССИИ

ХVII-го и ХVIII-го ВЕКА

ПО ДОНЕСЕНИЯМ ГОЛЛАНДСКИХ РЕЗИДЕНТОВ.

Конец «смутного времени» в русской истории и эпоха воцарения новой династии в лице Михаила Федоровича ознаменовались у нас новою, более тесною международною связью, появлением нового действующего лица в наших сношениях с западною Европою. Почти в самый год вступления на престол Михаила Федоровича, мы в первый раз уступили в ближайшие и непосредственные отношения в стране, которую в конце того же века внук Михаила Федоровича, Петр Великий, избрал своею школою и образцем, где он работал, как простой плотник. Это была республика Генеральных Штатов Соединенных Нидерландов, часть которой составляет нынешнюю Голландию; она привлекла в себе все внимание нашего преобразователя, несмотря на то, что в конце XVII века царила над Европою во всем блеске монархия Лудовика XIV, и Версаль того времени слыл законодателем и образцом подражания для всей западной Европы; казалось, Петру Великому было бы трудно учиться в какой ни-будь другой стране, а не во Франции, где учились, например, современные ему и многочисленные владетели соседней Германии. Но наша более тесная связь с голландскою республикой началась гораздо прежде эпохи Петра, с воцарением его деда, и потому в том отдаленном от нашего [223] преобразователя времени, может быть, следует искать причин, почему он для своей школы предпочел Голландию всем другим западным странам. До смутного времени, представителями западной Европы у нас являлись народности, которые имели в виду из России извлечь одни свои личные выгоды. Таковы были Польша, Швеция, немецкие всельники, положившие в XII веке основание ордену Меченосцев, но в особенности Польша. Западная цивилизация, которая могла быть принесена ими, представлялась нам в самом непривлекательном виде, как покушение на нашу независимость, под условием рабства пред иноземцами. Англичане, если и не имели завоевательных целей, по своей отдаленности, то в отношении торговом тяготели над нами всею силою своих привилегий. Голландская республика во всяком случае являлась уже соперницею Англии, и не могла иметь таких корыстных целей, как Польша и Швеция; Голландии потому мы не могли опасаться, как других соседей: она доставляла нам возможность не дорожить сношениями с Англиею, которая злоупотребляла исключительностью своего положения; Голландия не могла думать о захвате Новгорода или Пскова, как Швеция; наконец, к Голландии мы не имели той ненависти, которая накопилась в отношении прибалтийских немцев и особенно Польши, где католичество представляло новый источник опасений, а Голландия была протестантскою страною. Едва ли бы и сам Петр Великий мог провести свою реформу с таким успехом, если бы, например, он, для сближения своего народа с западною цивилизациею, избрал проводником польский язык и польские нравы; самозванец, при многих своих добрых намерениях, разбился именно потому, что был осужден действовать средствами, заимствованными из Польши. Вот, почему первая наша оффициальная встреча с Голландиею должна иметь важное значение в истории нашей образованности, которое в первый раз и вполне оценил Петр Великий.

В первые годы правления Михаила Федоровича, а именно в 1615 году, являются к нам первые голландские послы с оффициальною целью — содействовать нам к замирению с одним из соседей, с Швециею, а смутное время оставило страну не только в одном внутреннем брожении, но и в войне с Речью Посполитой и с шведскими, королями. С того времени Голландия не переставала, в течение всего XVII и ХVIII столетия, поддерживать с нами дипломатические сношении. Самые сношения, их результат, влияние на общий ход нашей внешней политики принадлежат истории; для нас же [224] эти сношения имеют еще и другой не менее важный характер: они породили, если можно так выразиться, целую литературу, которая теперь может представить нам длинный ряд драгоценных документов, из которых мы можем почерпнуть весьма важные сведения о России XVII и ХVIII века. Голландские резиденты писали Генеральным Штатам подробные отчеты (Verbaal) о своих поездках и о своем прерывании в России, отличающиеся от всех прочих исторических документов именно тем, чем, как следует ожидать, должны были отличаться послы торговой республики — от послов с поручениями чисто политического и дипломатического характера. Голландская республика, как, и ее предшественница Венецианская, старалась получать все подробности о быте страны, ее производительности, степени просвещения, — с целью, на основании этих данных, более сознательно вести свои торговые дела; венецианские и голландские послы выбирались не по родственным связям, не по положению в свете, не по имени, а по качествам, которые ручались бы, что посол съумеет все разузнать и описать. Можно себе легко представить, какой драгоценный материал изготовляли в будущем Венеция и Голландия, собирая донесения своих послов. Известно, сколько новейшая историческая наука обязана венецианским архивам и Леопольду Ранке, обратившему на них впервые весьма серьезное внимание. Голландские архивы должны иметь такое же большое значение для истории Севера Европы, в особенности Дании, Швеции и России. В Швеции уже умели оценить такое значение голландских «вербаалов», донесений. Лет тридцать тому назад, знаменитый шведский историк Андр. Фриксель предпринял обширный труд издания актов, относящихся в истории Швеции и собранных им в иностранных архивах. В этом собрании голландские документы занимают самое почетное место. Андр. Фриксель, в предисловии к своему изданию, весьма определительно характеризует донесения голландских послов, рассматриваемые как исторические документы: «Уже в прежние годы я неоднократно имел случай убедиться, что нельзя найти более богатого источника для истории какой либо страны, как оффициальные письма и донесения, которые посылают своим правительствам министры и резиденты иностранных держав, аккредитованные в той стране. Довольно припомнить, что эти посланники обязаны, именно, доставлять и сообщать своим дворам наивернейшие сведения о стране, дворе, народе, правительстве; что, в положении иностранцев, они с некоторым беспристрастием смотрят на [225] внутренние партии страны; как посланники, усердно исполняя свои обязанности, они с полным беспристрастием изображают все состояние государства. К этому следует присовокупить верный взгляд обыкновенно встречающийся у голландских резидентов. Этими источниками до сих пор мало пользовались, частию потому, что исследователи старины мало обращали внимания на них, частию потому, что своего рода политическая осторожность останавливала их обнародование... Вследствие образа правления и политики голландцев, эти донесения занимаются более переговорами относительно торговых дел, убытков, каперства, таможенных постановлений и проч., нежели внутренними партиями и политическими лицами и их характеристикою» (Handlingar roerande Sverges Historia, ur utrikes arkives samlade och utgifna af And. Fryxell. Stockh. 1836. 4 Д. 8°, стр. 28 b 40).

Другими словами, голландские послы имели дело с ежедневною, будничною жизнью, которая исчезает от глаз так-называемой, высшей политики, и потому наблюдения подобного рода людей касаются таких сторон народной жизни, следы которой могли спастись только под пером голландцев. О наших голландских резидентах мы можем сказать еще то, что шведский историк не имел случая заметить о своих: в Швеции, голландцы встречались с цивилизациею весьма близкою к ним и даже родственною; но у нас они нашли другой мир, и потому в их отчеты невольно вкрадывались заметки об особенностях наших нравов и обычаев, что еще более увеличивает цену тех «вербаалов», которые писались в Голландию из далекой «Московии».

Но при всей важности донесений голландских резидентов в России для нашей общественной и политической истории в XVII веке, эти документы не пользуются у нас такою известность, какой можно было бы им желать. Даже наши ученые, разработывавшие ту эпоху, относительно еще мало пользовались ими. В первый раз мы находим должную им оценку в «Истории России» С. М. Соловьева; в т. IX, говоря о прибытии голландских послов для участия в переговорах о мире Москвы с шведским королем Густавом Адольфом, наш историк мимоходом упоминает об одном из донесений этого посольства и называет «описание этого посольства замечательным для нас по изображению тогдашнего состояния Московского государства» (Стр. 105). Но воспользоваться такими [226] донесениями было до сих пор трудно, вод потому, что они оставались неизданными, в рукописи, так и по самому их языку, мало распространенному у нас. Отзыв о них Фрикселя, как мы уже заметили, только увеличивает достоинство донесений, относительно нашего древнего быта — голландских резидентов: экономическая и общественная жизнь древней России еще слишком мало известна, и нельзя не радоваться всякому новому историческому материалу, который бросает новый свет на эту темную еще для нас часть отечественной история. Впрочем, голландские донесения представляют нам также и весьма важные политико-исторические данные; так, в особенности, депеши ван-Келлера (1673—1686), де-Би (1711—1718), дают нам полную, живую и верную картину политической и экономической жизни России во время их многолетнего пребывания у нас. Если торговые интересы своего отечества и были у них на первом плане, то тем не менее голландские резиденты старались вникать во все, и наблюдения их всегда чрезвычайно метки, верны и знаменательны. Например, в 1683 году, ван-Келлер сообщает Генеральным Штатам характеристику тогдашних правителей России, и нельзя не изумляться, с какою замечательною прозорливостию он предугадывает в отроке-Петре будущего великого преобразователя России. Одним словом, исследователь русской старины и истории найдет в этом собрании неисчерпаемый запас замечательных данных и политических мнений современных свидетелей; суждения таких очевидцев тем драгоценнее, что они представляют не гадательный, а чисто положительный характер, основанный на фактах, так как вообще голландцы не гнались за какими нибудь ухищренными политическими комбинациями и дипломатическими тонкостями, а преследовали лишь существенный интерес, основанный на торговле.

Вот, причины, побудившие нас познакомить, и читающую публику, и наших исследователей, с документами столь же мало известными, сколько интересными по своему содержанию и внутреннему достоинству. Нам остается сказать несколько слов об истории самых рукописей.

Подлинные документы, писанные современною рукою, хранятся в нидерландском государственном архиве. Сколько нам известно, на них впервые обратил внимание А. Н. Тургенев. Вероятно, по родственным отношениям, в 1845 году, король нидерландский, супруг Анны Павловны, послал в подарок императору Николаю Павловичу нарочно снятую копию с донесений голландских резидентов, доставленных ими [227] своему правительству в течение XVII и XVIII века, начиная от 1615 г. до 1780-х годов. Эта драгоценная коллекция, с высочайшего соизволения, была передана, в 1860 году, графом Д. Н. Блудовым в Академию Наук, где и хранится в библиотеке ее по настоящее время, в числе 55 фолиантов. До сих пор отдельными томами этого собрания пользовались некоторые из наших историков, но, благодаря представлению почтенного академика А. А. Куника, мы получили дозволение взять на себя издание на русском языке тех памятников, в важном значении которых для отечественной истории никто не будет сомневаться, и сделать их таким образом более общедоступными.

Перевод с голландского на русский язык принял на себя А. М. Энгель, старший переводчик Морского министерства (При копии донесений на подлинном, голландском языке, были доставлены переводы, а именно, русский для донесений от 1615 до 1676 г. (6 фолиантов); и французский — с 1676 года (37 фолиантов). Пользуясь этими переводами, мы в то же время внимательно следили за текстом подлинника, так что наше издание может, по всей справедливости, считаться новым переводом, в котором историки найдут исправленными немаловажные погрешности, встречающиеся даже и в русском переводе А. X. Бека, бывшего старш. секретаря посольства в Гаге, при всей добросовестности его труда. А во французском переводе до такой степени преследовалась близость к подлиннику, в ущерб правильности французской речи, что этим переводом можно скорее пользоваться, как лексиконом. А. Э.).

Вот план, которому мы намерены следовать в своем издании.

Вся масса документов может быть разделена на две большие группы по столетиям: 1) Семнадцатый, и 2) Восемнадцатый век. Семнадцатый век обнимает 1) четыре довольства, предшествовавшие самому знаменитому из всех голландских резидентов, ван-Келлеру; а именно, а) посольство Бредероде, Басса и Иоакими в 1615 и 1616 годах; b) два посольства Альберта, Конрада Бурга, в 1630-31 и 1647-48 гг.; с) посольство Бореля и Гейнса, в 1664-65 гг.; наконец, d) посольство Кленка, в 1675-76 годах.

До 1676 г., как видно из указанного нами списка, голландские резиденты являлись по временам, вызываемые теми или другими политическими событиями; но с того, времени, при нашем дворе начинаются посольства постоянные, и к счастью для будущих историков, таким постоянным послом является ван-Келлер, человек замечательного ума, опытный наблюдатель. Он прожил в России от 1676 до 1693 года, без малого двадцать лет, и доставлял почти еженедельно известия о России. [228]

Помимо личных достоинств вант-Келлера, и короткого, его знакомства с Россиею, самый интересс эпохи, которую пришлось ему пережить, придает особое значение его многочисленным донесениям, составившим четыре огромных картона в общей коллекции (№№ 11, 12, 13 и 14). Потому и мы посвятим одному ван-Келлеру целый отдел.

Восемнадцатый век составит, по нашему плану, вторую группу, не менее богатую по документам и столь же важную по их содержанию; не смотря на то, что в прошедшем столетии Голландия начинает терять свое политическое значение в ряду прочих европейских государств, но ее резиденты остаются верными преданиям своих предшественников — тщательно наблюдать за всеми событиями в среде, окружающей их. Между резидентами XVIII-го века мы ставим на первом месте, на ряду с ван-Келлером, одного из ближайших его преемников, де-Би, который прожил в России от 1711 до 1718 года, и последовавшего вскоре за ним Сварта.

Взяв на себя издание русского перевода, мы старались сохранить всю документальность подлинника, не дозволяя себе ни совращать его в самом изложении, ни прибегать к перифразам; но в то же время мы сочли необходимым, в интерессах самих читателей и сообразно с главною своею задачею, опускать целиком, например, повторения длинных титулов при каждом отдельном случае: такие титулы мы переводили не более одного раза, а затем, приводя его начало, ограничивались уже ссылкою на предъидущие страницы. Имея в виду одну отечественную историю, мы опускали также все то, что относилось в истории других стран или к самой Голландии; равным образом, мы не обременяли, своего издания такими донесениями резидентов, которые, очевидно, делались в исполнение обязанности, но не содержали в себе ничего, что могло бы послужить цели нашего издания. В замен того, мы приняли на себя труд предпосылать каждому донесению очерк положения заинтересованных стран с целью сделать более ясными самые документы и связать их одно с другим так, чтобы они составляли непрерывный ряд исторических мемуаров; а к тем местам донесений, для которых такие очерки оказались бы недостаточными, мы приложили в выносках дополнения и толкования.

М. С.

Текст воспроизведен по изданию: Записки о России XVII-го и XVIII-го века по донесениям голландских резидентов // Вестник Европы, № 1. 1868