Комментарии

1 Tyrann. Так называют Иоанна IV все вообще иноземные современные писатели; потомство отвергло неосновательное прозвание и, согласно с характером Иоанна, именует его Грозным.

2. Петрей: "По смерти бесчеловечного мучителя (Иоанна IV), в России случилось странное событие: царь назначил опекуном своих детей Богдана Бельского (Bogda Bielssti), вельможу знатного, сильного, первостепенного; но Бельский, задумав устранить царевичей от престола и присвоить себе достоинство великого князя, собрал многих единомышленников и овладел Киевом; бояре и граждане вооружились против него: ибо, зная гордость и жестокосердие властолюбца, они опасались вновь испытать всю тягость ужасного деспотизма; посему как высшие, так и низшие сословия, избрав единодушно государем и великим князем Феодора Иоанновича, - осадили крепость, навели на нее пушки, палили без умолка и побив многих единоземцев, в крепости находившихся, принудили прочих злоумышленников выйти из неё. Бельский остался как рак на мели, сдал крепость своим врагам и должен был смириться. Тогда Феодора Иоанновича провозгласили великим князем и 31 июня (31 мая) 1584 года короновали царским венцом в церкви пресвятой Богоматери, на 22 году его рождения". Musskowitische Chronik. стран. 255.

Это событие подтверждает Летопись о мятежах, с тем только различием, что, по словам её, народ был обманут молвою о замыслах Бельского, совершенно невинного. Впрочем, Феодор сослал его в Нижний Новгород. Русск. Летопись по Никонову списку. VIII. 6.

3. Петрей: "Феодор был среднего роста и весьма бел лицом; нрава же благочестивого и набожного; от супруги своей Ирины Федоровны (Irena Vdovia), он имел несколько детей (?) мужского и женского пола, которые, однако, все умерли, как скоро увидели свет. Вступив на престол, он освободил немедленно всех узников и уничтожил многие налоги, обременявшие подданных: так завещал ему отец на смертном одре. Но время было смутное и беспокойное: внутри государства свирепствовали мятежи и бунты; с королевством Шведским Россия вела войну; с Польским надлежало возобновить перемирие; дела с прочими державами требовали также особенного благоразумия. Новый царь был вовсе неспособен править в такое время, имея ум самый ограниченный и слабый; притом же весьма неохотно занимался делами государственными и мало радел о внутреннем благоустройстве: он с большим удовольствием молился своим иконам, или беседовал о предметах душеспасительных; часто ходил в церкви, иногда сам трезвонил на колокольне, созывая народ к обедне. Отец нередко упрекал его тем, говоря, что он похож более на сына пономарского, нежели на царского.

"Бояре и князья, созванные им, для совета, какие меры надлежало принять к лучшему управлению государства, определили единогласно избрать в соправители Феодору шурина его, государственного конюшего, Бориса Федоровича Годунова. Он был весьма проворен, умен и проницателен; но душу имел коварную, обманчивую, лукавую, в полном смысле Русскую. Он-то погубил Россию. Его призвали в палату, где собран был совет, и Феодор, встав со своего места, повесил ему на шею золотую цепь, с сими словами" ... (Следует речь, выписанная из Бера). Musskow. Chron. 255-257.

В наших летописях нет ни слова о таком происшествии; в государственных актах Борис назывался: великим ближним боярином, великим конюшим и слугою. Патриарх Иов именует его изрядным правителем

4. И наши летописи и современные писатели иностранные свидетельствуют единогласно, что никогда, в правление царей, Poccия не была так счастлива, как при Феодоре, под властно умного Бориса.

5. Петрей: "По Русским законам и обычаям, как великий князь, так и простой гражданин имеет право, с дозволения патриарха и епископов, развестись со своею женою, если она бесплодна, заключить ее в монастырь и взять за себя другую. Посему вельможи и граждане Московские решились постричь бездетную царицу в монахини, а для царя выбрали супругою сестру вельможи знатнейшего по государе, князя Федора Ивановича Мстиславского (Flora Ivvanowitz Zizlphouschis). Но Годунов искусно устранил опасность: он тайно убедил патриарха, имевшего в сем деле верховный суд, не давать царю согласия на развод: ибо, говорил Борис, если у царя будут дети, а Димитрий, еще свежий и здоровый, между тем подрастет, то все государство сделается жертвою возмущения и кровопролитных междоусобий. Патриарх согласился с Годуновыми, и оба они, действуя заодно, кончили дело тем, что невесту тайно вывезли из дома, постригли в монахини и заключили в монастырь, где она и умерла. Никто не смел осуждать ея удаления, ибо так решил патриарх, да Борис". Musskow. Chron. 258-259.

6. О нелепой молве упоминает и Авраамий Палицын: "Сему же царевичу Димитрию, естеством возрастающу, и от ближних си смущаему, за еже не вкупе с братом пребывания, и о сем печалуяся, и часто в детских глумлениях глаголет и действует нелепая, о ближнейших брата си, паче же о сем Борисе. И врази суще, и ласкатели великим бедам замышленицы, и десятерицу лжи составляющее, с сими подходят вельмож, паче ж сего Бориса, и от многия смуты ко греху сего низводят". Сказание о осаде Троицкого Сёргиева монастыря. Москва. 1784, стр. 2.

7. Петрей: "Борис подкупил четырех дворян Дмитриевых; дал им серебра и золота, с обещанием наградить их землями и поместьями, если они погубят царевича. Предатели исполнили поручение таким образом: однажды ночью зажгли город; когда сделалась тревога, они бросились во дворец и разбудили Дмитрия, который в подобных случаях обыкновенно выходил из дворца и смотрел на пожар. Он встал с постели; но едва сошел с крыльца, злодеи бросились к нему и закололи его длинными ножами, намазанными адом.

“Жители Углича, потушив огонь и узнав, что Димитрий был умерщвлен, бросились во дворец и в яростном гневе побили всех почти его служителей, думая отмстить им за смерть царевича. Но Годунов не был еще этим доволен: казался печальным, сокрушенным и чтобы лучше утаить свое злодейство, в притворном гневе казнил граждан Углицких (которые и без того потеряли все имущество во время пожара): иных потопил, другим отсек головы, некоторых сослал в Сибирь; сам же плакал о царевиче, рыдал и вопил пред народом, а сердце у него прыгало от радости. В то же время, желая известить всю Россию о Дмитриевой смерти, отправил в Углич, вместе с своими клевретами, знатного князя, Василия Ивановича Шуйского, бывшего в последствии царем, поручив ему удостовериться , точно ли Димитрий умерщвлен, и если это окажется справедливым похоронить его с царскою пышностью, а дворец разрушить до основания, как вертеп злодеев”. Musskow. Chron. 262.

8. Происшествия до 1600 года описаны Бером по словесным преданиям; молва же народная была очень несправедлива к Борису Годунову: если верить ей, Борис был тайною пружиною всего злого. Но современники, обвиняя великого мужа в разных преступлениях, нелепость рассказов обнаруживают очевидное недоброжелательство: говорят, что он был колдун, отравил Феодора и даже нареченного зятя своего, принца Датского. Пожар Московский принадлежит кажется к той же категории: явный враг Годунова, сочинитель Летописи о мятежах, говорит только, что это было наказание Божье.

9. Петрей: "Некоторые думают, что Феодор отравлен Борисом". Musskow. Chron. 263.

10. Сказка: если бы царь предлагал скипетр Федору Никитичу Романову (в последствии патриарху Филарету) и его братьям, то без всякого сомнения о столь важном обстоятельстве было бы упомянуто в грамоте об избрании на царство Михаила Федоровича; но там именно сказано, что Феодор оставил престол супруге своей Ирине; а душу свою праведную приказам патриарху Иову, Федору Никитичу Романову и Борису Годунову. Соб. Госуд. Грам. 1. 602. Впрочем, Бер не сам выдумал эту басню: в Москве действительно верили, что умирающий царь наименовал своим преемником Федора Никитича Романова. См. Карамзин. Ист. Госуд. Рос. X, пр. 370.

11. Петрей говорит, что народ удалился в столицу и прислал оттуда к монастырю несколько тысяч мальчиков. Musskow. Chron. 268.

12. Петрей считает более 200 000 воинов. Маржерет до 500 000.

13. "Послы видяху такое великое, войско и слышаху стрельбу, вельми ужасошася, и приидоша к царю, и едва посольство можаху исправите от такие великие ужасти". Русск. Лет. по Ник. списку. VIII. 38. Петрей присовокупляет, что Борис заключил с Татарским послом мирный договор, коим обязался платить Татарам ежегодную дань. Musskow. Chron. 270.

14. Когда свершился обряд коронования, Борис вовсе неожиданно воскликнул: "Отче патриарх! Бог свидетель, что никто в моем царстве не будет нищ или беден! И тряся верх своей рубашки, примолвил: сию последнюю разделю с народом". Палицына Сказ, о осаде Троиц. монаст. 7.

15. Борис намеревался основать не одни школы, но и университеты, как видно из письма Немецкого ученого Товии Лонциуса от 24 января 1601 года (Карамз. И. Г. Р. XI, пр. 125) Что сказать после этого в похвалу Борису? Мысль его привели в исполнение чрез полтораста лет.

16. Петрей присовокупляет, что трое из них служили с честью при дворе Шведского короля Карла IX. Musskow. Chron. 272.

Из дел Московского Архива видно, что в Любек послано 5 молодых Русских; об них в ноябре 1606 года Любские бургомистры писали царю Василию Шуйскому, что они непослушливы и поученья не слушали, и что двое из них бежали, неведомо за что. В Англию послано 4 человека. Карамз. И. Г. Р. XI, пр. 126.

17. Червонцев, говорить Петрей. Тогдашний рубль (т.е. сто денег, был весом около 15 золотников, следовательно, ценою равнялся червонцу. Сравни Петрея, стр. 601.

18. Густав принадлежит к числу самых злополучных людей, упоминаемых в истории: отец его Эрик XIV был низложен с престола родными братьями и отравлен в темнице; сам он едва не погиб еще в колыбели: похититель короны Шведской, Иоанн, велел утопить двухлетнего принца. Судьба спасла его, но жизнь даровала ему злосчастную: достигнув зрелых лет среди беспрерывных опасностей, он долго скитался с матерью из одной страны в другую; наконец угнетаемый бедностью, решился искать убежища в Кракове, где царствовал сын его гонителя. Сигизмунд, надеясь найти там помощь у сестры своей Зигриды, бывшей в числе королевских фрейлин. В одежде нищего, явился Густав в Краков и нашел покровительство у самого Сигизмунда, потому, что не имел никаких замыслов и своим мягкосердечием пленил короля: без содрогания он не мог видеть даже птицы умирающей. Но милость короля Польского продолжалась недолго: злые клеветники вооружили его против неосторожного принца. Густав тайно удалился к Рудольфу и быль принят очень милостиво за редкие познания, особенно в любимой императором науке, алхимии, так, что он заслужил имя второго Теофраста Парацельса. Вскоре однако, расстроив душевные и телесные силы беспрерывным учением, наиболее же химическими опытами, он оставил императора, несколько времени странствовал в Европе, питаясь отчасти милостынею, отчасти продажею химических запасов; наконец в 1598 году прибыл в Торн, где получил от Годунова приглашение поселиться в России. Царь звал его к себе не для того, чтобы женить на своей дочери: ему хотелось овладеть Ливонией; Густав же, как второй Магнус, по замечанию Карамзина, мог служить орудием его политики.

О пребывании принца в России Петрей рассказывает следующие обстоятельства, отчасти несогласные с известиями Бера: "В 1599 году Борис отправил двух послов, одного в Прусский город Торн, а другого в Лифляндский, Ригу, с богатыми дарами к сыну Шведского короля Эрика XIV, Густаву; послы, вследствие царской воли, объявили принцу, что пора ему прекратить странствовали по белому свету в нищете и бедствии; убеждали его пожаловать в Россию, где он найдет в царе не государя, а отца, и получить царское содержание: а если ему не понравится пребывание в Москве, то всегда будет волен выехать со всеми слугами, со всем имуществом, куда ни пожелает. Вместе с тем, послы вручили принцу опасную граммату (Geleits-Brief), которую он, при отъезде в Москву, отдал для сохранения одному знатному Рижскому гражданину.

"Густав, приехав в России без грамоты, принят был как нельзя лучше: до самой Москвы его угощали по-царски. Борис подарил как ему, так и свите его, несколько сот червонцев, множество всякого рода дорогих материй для платья, шелковых, бархатных, атласных, камчатных, парчовых, всякого сорта мехов собольих, куньих, рысьих, лисьих, также верховых коней с сбруею, и сверх того весь прибор для княжеского стола. Эта милость продолжалась два года; наконец Борись предложил Густаву принять Русскую веру, обещая не только выдать за него свою дочь, но и пособить ему овладеть Шведским престолом: добрый принц отвечал, что он скорее согласится навсегда потерять свободу и умереть самою злою смертью, нежели для жены изменить своей религии и погубить любезное отечество; вслед за тем, Густав просил дозволения выехать из России, ссылаясь на опасную граммату. С ним начали поступать совсем не так, как прежде; содержание уменьшалось день ото дня. Между тем царь, подкупив служителя его Иакова Шульца, родом из Кенигсберга, достал чрез него тайно принцеву печать, и написал письмо от имени Густава к Рижскому гражданину с требованием прислать опасную граммату немедленно; тот, увидев на письме принцеву печать, исполнил приказание. Имея в руках опасную граммату, Борис думал, что Густав не посмеет упорствовать в отказе переменить свою веру; но вышло совсем не то: принц объявил , что государи и князья должны иметь, по изречению Балдуса, одно перо, один язык; ибо сказано в писании, не нарушу глагола уст моих". Этим хотел он объяснить, что слово царское должно быть неизменно; но не мог тронуть повелителя варваров. И так он впал в жестокую горесть: проводил все время в занятиях науками и алхимиею; ослабел в умственных способностях; не держал языка на привязи и часто разгоряченный вином, говорил иногда в шутку, иногда и в правду дерзко против Бориса. Так случилось ему однажды сказать для шутки царскому медику: "Если царь меня не отпустит, как он обещал и клялся, то я зажгу Москву и дам тягу". На другой день медик донес об этом думному боярину Семену Никитичу, а тот немедленно государю: Борис так разгневался, что велел знатному вельможе Степану Васильевичу отобрать у принца все серебро, посуду, платья, прежде подаренные, приставил к нему крепкий караул и несколько дней морил его голодом и жаждою. Скоро, однако, смягчился: дал Густаву княжество Углицкое, но с тем, чтобы Русские сановники, посланные для присмотра за ним, управляли этою областью и собирали доходы, а принцу давали только необходимое для содержания его со служителями; там жил он до самой смерти Борисовой. Потом Гришка Отрепьев, первый Лжедмитрий, сослал его в Ярославль, где он содержался как пленник, единственно за то, что более предан был Карлу IX, королю Шведскому, нежели Сигизмунду III, королю Польскому. "По смерти Отрепьева, царь Василий Иванович Шуйский отправил принца в Кашин, где было ему несколько лучше, относительно пищи и других жизненных потребностей. Там он умер в 1607 году; похоронен за городом в прекрасной березовой роще, где не только я, но и Шведский полководец Делагарди, и многие другие особы видели своими глазами его могилу; посему несправедливо известие Мартина Бера (Bar), который пишет, что он сам погребал Густава в монастыре Димитрия Солунского (Mitrofzolonski) и получил за то 20 рублей в награду (в моем списке Беровой летописи об этом ничего не сказано), ибо Русские никак не дозволят хоронить в своем храме, монастыре, или на кладбище какого-нибудь иноверца, ни знатного, ни незнатного.

"Не успев склонить Густава поднять оружие на свое отечество, Борис условился с несколькими иноземцами овладеть Нарвою нечаянно посредством коварства и отнять ее у Швеции. Главным начальником заговора был Конрад Бус; по умысел не удался: заговорщики были пойманы, обезглавлены и колесованы. За эту достойную награду им надлежало благодарить вероломного своего руководителя". Musskow. Chron. 272-277.

19. Петрей называет его Христофор Ритинг, родом из Венгрии, и говорит, что он был архиатером, т.е. самым главным. 253.

20. Никто из царей не был усерднее Бориса к православию: Иоанн похоронен в лютеранской церкви единственно потому, что он был лютеранин. "Эта божница выстроена по просьбе Густава, принца Шведского, который дал вкладу 100 талеров: каждый из пяти врачей Немецких внес по 40 талеров; прочие Немцы жертвовали по соразмерности со своими окладами". Петрей, 253.

21. "Умный Борис", говорит Карамзин, "не мог дозволить себе такого дела". Впрочем, достоверно, что Годунов ненавидел Турецкого Магмет-салтана и старался вооружить против него всю Европу.

22. Ливония (нынешняя Лифляндия, Эстляндия и Курляндия) в древнейшие времена большею частью зависела от Русских князей. В начале XIII столетия присвоил ее орден Меченосцев. Иоанн IV, пользуясь слабостью ордена, решился овладеть Ливонией, как древнею собственностью России. Меченосцы не могли сопротивляться ему и искали покровительства у держав соседственных: 1561 года Эстляндия признала над собою власть Швеции, а Лифляндия покорилась королю Польскому, который принял под свое покровительство и Курляндию, вместе с Семигалиею. С тех пор возгорелась между тремя державами, Россией, Швецией и Польшею, кровопролитная война, прекратившаяся уже в половине XVII столетия Оливским миром.

23. Печоры ныне безуездный город с 943 жителями, в 57 верстах от Пскова.

24. 50 рублей тогдашних составят ныне около 150 рублей серебром.

В четверти считалось 1 200 квадр. сажень доброй земли; 800 четвертей составляли соху (400 десятин). Карамз. И. Г. Р. X, 259.

25. Петрей присовокупляет, "что Любские и Ганзейские послы поднесли Борису 20 вызолоченных бокалов, красивое, очень искусно сделанное, также вызолоченное, изображение корабля, со всем прибором, и двуглавого орла, наполненного Венгерскими червонцами и розеноблями (монета в 2 червонца); что царь всем городам Ганзейским даровал свободу торговать в Москве, Новгороде и Пскове, дозволив купцам их приходить в Россию и выходить из неё без всякого препятствия; и что подобное право получили Англичане и Голландцы, которые могли свободно купечествовать в Колмогорах, Вологде и Москве, где находились их конторы". Musskow. Chron. 283. Это ложно: известие Бера подтверждается не только бумагами нашего архива, но и хроникою Ганзейскою (см. Wagner's Geschichte v. Europaeischen Norden, ч. VIII. стр. 22-40): т.е. одним только Любчанам даровано было право платить половинную пошлину пред всеми иноземцами; с Ганзою же Борис не хотел иметь никакого дела, во 1) потому, что многие города Ганзейские находились под властно разных владетелей, во 2), что они не прислали послов особенных. Вследствие того Любским послам было объявлено, что государь Ганзы вовсе не знает.

26. Так говорит о Борисе патриарх Иов: "Этот же изрядный правитель, Борис Федорович, своим бодроопасным правительством и прилежным попечением, по царскому изволению, многие грады каменные создал, и самый царствующий богоспасаемый град Москву, яко некую невесту, преизрядною лепотою украсил, многие убо в нем прекрасные церкви каменные создал и великие палаты устроил и стены градныя окрест всея Москвы превелики каменные создал и величества ради и красоты проименовал его Царь-град" (Русс. Летоп. по Ник. сп. VII. 328). Это случилось еще при жизни Феодора. В последствии, вступив на престол, Борис воздвигнул в 1600 году колокольню Ивана Великого.

По словам очевидцев, древняя стена, выведенная Борисом около Смоленска, имеет 25 футов в вышину, 18 футов в толщину, 3 000 тоазов в окружности.

Борисов на Донце, по словам Карамзина, основан в 1600 году, а Царев-Борисов на устье Протвы, около того же времени (Ист. Гос. Росс. X, пр. 439).

27. Поссевин, бывший в России в 1582 году, говорит, что Богдан Яковлевич больше был очень жалуем Иоанном, находился при дворе неотлучно 13 лет и спал в царской спальне; (Moscovia A. Possevini, р. 27). Пред смертью, Грозный назначил его опекуном несчастного царевича Димитрия. Бельский в свое время был то же, что Малюта Скуратов.

28. Наш летописец оправдывает Бельского, говоря, что он был человек добродетельный, и что Борис велел его позорити многими позоры, единственно за любовь к нему народную. Русск. Летоп. по Никон, сп. VIII. 47.

29. Т.е. Бер верит клевете, которою подозрительный Борис хотел очернить добродетельную фамилию Романовых. Не только наши летописцы, но и Маржерет, иностранец, служивший Годунову, совершенно оправдывает этот род знаменитый. Он говорит: "С 1600 года, когда разнеслась молва о Димитрии Иоанновиче, Борис занимался ежедневно только истязаниями и пытками: раб, клеветавший на своего господина в надежде сделаться свободным, получал от царя вознаграждение, а господина его или главного из служителей дома подвергали пытке, дабы исторгнуть признание в том, чего они никогда не делали, не слыхали и не видали". Состояние Росс. Державы в начале XVII века, стр. 292.

Карамзин приводит несомненные доказательства, что бояре, угождая царю, старались самыми нелепыми выдумками очернить Романовых. И. Г. Р. XI. 99 - 107. Борис излил на них злобу в 1601 году: Федор Никитич Романов, возведенный прежде самим же Годуновым в достоинство боярина, был пострижен, назван Филаретом и сослан в Сийскую Антониеву обитель; супруга его Ксения Ивановна, также постриженная и названная Мариею, отправлена в один из Заонежских погостов; теща Федорова в Чебоксары. Александр Никитич, бывший боярином, сослан к Белому морю: Михаил Никитич, окольничий, в Великую Пермь; Иван Никитич в Пелым, Василий в Яренск; зять их, князь Борис Черкасский с женою и детьми ея брата Федора Никитича, шестилетним Михаилом, и с юною дочерью, на Белоозеро. Все невинные родственники их были также гонимы без всякой пощады. Василий, Александр и Михаил Никитичи умерли в темницах; Иван Никитич призван снова в Москву. Филарет, по воле Годунова, посвящен в архимандриты; а сын его, Михаил, получил дозволение жить вместе с матерью в отчине своей, селе Клине.

Лжедмитрий, овладев престолом, вызвал Филарета, мнимого родственника, из Сийской пустыни, и дал ему сан митрополита Ростовского; с того времени инокиня Мария и юный Михаил жили до 1613 года, в епархии Филаретовой, близ Костромы, в монастыре св. Ипатия. Карамз. И. Г. Р. XI. 215.

30. Петрей приводит слова легкомысленного поэта таким образом (стр. 286):

Hoc solum Monachus nimirum Daemone distat,

Quod quicquid vafer hie suggerit, ille facit,

At si juncta dolis anus adjuvet, et colat astu,

Audebunt Erebi depopulare doinum.

31. Петрей: "Борис правил государством до тех пор, когда явился отчаянный монах, который назвал себя царевичем Дмитрием, вырвал скипетр из рук Годунова и заставил его с родственниками и друзьями испытать то же самое, что он сделал с царским поколением. Этот монах был Гришка Отрепьев (Griska Utrepeia), сын простого дворянина, родом из Ярославля. В юности он вел жизнь самую распутную и мог служить образцом для всех негодяев. Родители посадили его в Крыпецкий монастырь (Trinouka), думая, что там, среди суровых иноков, он перестанет непотребствовать и привыкнет к благочестивой жизни; но Гришке монастырский хлеб был очень невкусен. Имея лукавый и проницательный ум, он же скоро подружился с одним хитрым монахом, Борисовым недоброжелателем. Этот монах предугадывал, что Гришка рожден к чему-то необыкновенному: он походил на убиенного царевича Димитрия некоторыми признаками на носу и па правой руке; впрочем, имел смуглое лице, густые черные волосы, средний рост и плотное телосложение. Монах познакомил его с Русскими летописями и научил разным плутням, тем удобнее, что сам был чернокнижник, а приятель понимал его наставления очень быстро. Потом оба они оставили Россию и пришли в княжество Киевское; между тем злой инок объяснил ему, в каком положении были дела государственные, как ненавидели царя вельможи и что надлежало предпринять для исполнения их замысла: по совету его, Гришка должен был явиться к князю Адаму Вишневецкому". Далее из Бера. Musskow. Chron. 284-285.

В известиях Петрея и Бера о Самозванце находится важное разногласие: первый признает его Отрепьевым; а второй Поляком, побочным сыном Стефана Батория; Отрепьев же, по мнению Бера, был только руководителем Самозванца.

32. Петрей, рассказывая то же самое, не согласен с Бером в главном обстоятельстве: Отрепьев остался у Вишневецкого, а злой чернокнижник возвратился в Россию и взбунтовал Донских казаков.

33. Петрей прибавляет, что Самозванец довольно долго исправлял должность камердинера; между тем учился владеть конем и мечем, скакал, стрелял, бил, рубил; участвовал в играх воинских и выжидал случая объясниться со своим господином. Musskow. Chron. 287.

34. Княжество Висниовец находилось в Подолии; Белорусских князей никогда не было.

35. Это поместье было Брагин, по известию наших летописей

36. Петрей: "Воевода Сендомирский, с согласия иезуитов, Самозванцу склонить короля Польского, папу и других венценосцев к содействию ему людьми, деньгами, всеми средствами, овладеть прародительским престолом и низложить Бориса, если только он обяжется уничтожить в России старинную веру. Самозванец, изъявив согласие искоренить греческую веру и ввести католическую, дал слово жениться на дочери воеводы Сендомирского. Иезуиты радовались от всей души и тотчас дали ему двух учителей, которые вскоре сделали его настоящим католиком. После сего представленный воеводою королю Польскому, он принять был весьма ласково и получил дозволение набирать в Польше людей военных. Многие знатные паны, вместе с обоими воеводами, употребили все силы, даже заложили свои поместья, чтобы доставить Самозванцу средства к походу, и сами с ним отправились. Musskow. Chron. 291 - 292.

37. Окольничий Степан Степанович Годунов был троюродный брать Борису.

38. Кадь, бочка, или оков, содержали в себе 4 четверти; до 1601 года продавали хлеб единственно бочками, четвертями и осьминами; а с того времени беспримерная дороговизна ввела новую меру четверика (Ис. Г. Р. III, пр. 8). Карамзин выводит, что четверть ржи возвысилась ценою от 12 и 15 денег до 15 нынешних рублей серебряных; по словам Петрея, бочка ржи, стоившая прежде 12 грошей, продавалась по 19 талеров. Musskow. Chron. 293.

39. Петрей: "Я видел в Москве бедную, истомленную голодом женщину, которая, проходя по улице, схватила зубами собственное дитя, бывшее у неё на руках, оторвала из ручечки два куска, села на дороге и начала жрать их. Народ едва мог силою отнять младенца и спасти его". Musskow. Chron. 292.

40. Петрей говорит, что каждый получал по 3 гроша и что таким образом раздавалось ежедневно по 30 000 талеров, пока дороговизна не уменьшилась. 293.

41. Справедливее убогий дом. Скудельницы или убогие дома учреждены в России по примеру бывшего в Иерусалиме села скуделнича. На этих кладбищах погребали бедных людей, странников, также самоубийц и вообще погибших насильственною смертью. В Москве был не один убогий дом: главный, кажется, находился там, где ныне Убожедомский Покровский монастырь. Сверх того были скудельницы или убогие дома близь церкви Иоанна Воина, близ Варсонофьевского монастыря, в Марьиной роще, у Немецкого кладбища и проч. См. Труды Общ. Истор. и Др. Рос. ч. III. кн. I.

42. По сказанию Авраамия Палицына, в 2 года и 4 месяца схоронено в трех скудельницах 127 000 трупов повелением Бориса, кроме погребенных людьми христолюбивыми у церквей приходских, коих считалось боле 400. Сказ. о осаде Троиц, мон. 11.

43. Известие конечно несправедливое, говорит Карамзин, ибо наши государственные бумаги, свидетельствуя о приходе к Ивану-городу Немецких кораблей с хлебом в 1602 году, не упоминают о таком жестоком запрете. И. Г. Р. XI. 116.

44. Авраамий Палицын пишет, что "после, во время смятения, обретеся бесчисленно расхищаемо всякого хлеба, и давния житницы неистощенны, и в полах скирды стояху; гумна же пренаполнены одоней, и копен и взородов, и до 40 лет, отнеле же смятеше бысть во всей Русской земле, и питахуся вси старыми труды, такоже и убивающих их питаху". Сказ. о ос. Троиц. м. 11. Карамзин верит словам Бера; но едва ли не справедливо замечено в Северном Архиве (ч. 14), что из скирдов, поросших деревьями, невозможно молотить хлеба: ибо деревья иначе не могут расти, как на твердом и плотном веществе, составляющем одну массу. Впрочем доказано опытом, что хлеб в скирдах может лежать до 40 лет без повреждения.

45. В это время, по известию наших летописей, свирепствовал злодей Хлопко, который под самою Москвою сразился с царским воеводою Иваном Федоровичем Басмановым и убил его. Рус. Лет. по Ник. сп. VШ. 53.

46. Автор не признает Самозванца царевичем и при всем том называет его Дмитрием, вероятно для избежания повторений. Переводчик не счел нужным беспрестанно повторять слово Самозванец: всякий уверен, что мнимый Димитрий был обманщик. То же должно разуметь и о Тушинском Воре, или Царике, которого Бер называет Дмитрием II.

47. Маржерет, служивший тогда в царском войске, говорит, что у Мстиславского было от 40 до 50 000 ратников. Сост. Рос. Держ. в нач. XVII века.

48. Петрей: "Главный воевода получил 15 ран; 2 000 Москвитян пало на месте; рать Борисова наверное потеряла бы еще более, если бы Шведский капитан Лоренц Биугге не подоспел на помощь Басманову с 600 иноземцев и не зажег Дмитриева лагеря". Musskow. Chron. 299.

49. Т.е. 100 000 нынешних серебряных рублей, говорит Карамзин (XI. пр. 278); но такой расчет неверен: если даже принять, что тогдашний рубль заключал 5 рублей серебром, как думает историограф, то 2 000 составит только 10 000 рублей серебром. Основываясь на вышеизложенном расчете (см. пр. 17), мы думаем, что Басманову дано 6 000 рублей серебром.

50. Петрей присовокупляет: "Узнав о победе при Новгород-Северском, Борис отправил в свой лагерь знатного боярина Василия Михайловича Мосальского, с 80 000 талеров, для раздачи в награду верному войску; но Мосальский не нашел дороги в стан Борисов и привез деньги в лагерь Дмитриев; Самозванец вышел к нему на встречу с крестом, знаменами, при звуке труб, с барабанным боем, и сделал его своим маршалком; все деньги были розданы казакам; Поляки же, не получив ни гроша, отказались служить Димитрию: посему оба воеводы, Сендомирский и Киевский (Вишневецкий) отправились на родину добывать денег и взяли с собою 2 000 Поляков". Musskow. Chron. 300.

51. Ныне село Добрунь на реке Севе, недалеко от Севска.

52. Без сомнения, ни одному Русскому не приходила в голову мысль столь нелепая.

Петрей рассказывает следующие подробности о Добрынской битве: "После сражения при Новгород-Северском, расстрига отступил на несколько миль к той стороне, где находились города, прежде им покоренные; Москвитяне преследовали его до деревни Добрыничи; далее же идти не смели, не зная, как сильно войско неприятельское, и остановились лагерем в трех милях от деревни, в густом лесу; между тем 7 000 ратников отправились в окрестности, с намерением ограбить жителей и достать овса, сена и съестных припасов; но едва отошли с милю от лагеря, наткнулись на Польский эскадрон, который ударил на них стремительно и положил на месте до 4 000; прочие опрометью побежали в лагерь и такой ужас навели на главное войско, что оно на другой день укрепило свой стан огромными деревьями (гуляем?}. Воеводы Московские, однако, ободрились, и на третий день выслали 12 000 отборнейших воинов, узнать, что делает неприятель и где его лагерь, Когда отряд открыл врагов, Самозванец бодро вышел к нему на встречу; завязалась перестрелка, однако не надолго; ночь прекратила битву, и обе стороны возвратились в свои лагеря. В этом деле Русские потеряли 200 человек убитыми и 100 пленными; сами же захватили одного Поляка, привели его в лагерь и от радости не знали, что делать: прыгали, плясали, как будто одержали знаменитую победу. Воеводы начали допрашивать пленного; он был пьян, требовал вина и пива и только тогда соглашался дать верные сведения. Раздраженные воеводы приказали его пытать; но ничего не могли выведать: пленник испустил дух от ударов; труп его обнажили и повысили среди лагеря, на высокой ели. Не успев узнать о силах неприятельских, Московские воеводы очень беспокоились и не знали, что делать: идти ли вперед или отступить; наконец после многих совещаний ободрились: строго приказали всему войску готовиться к битве и на другой день, рано по утру выступили из леса на ровное ноле со всеми силами, состоявшими более, нежели из 200 000 человек. Гришка недолго медлил, вышел врагам на встречу, ударил отважно и обратил их в бегство. Но иноземная Борисова дружина храбро напала на Дмитриевых воинов, стрелявших из пушек, побила их и овладела орудиями. Москвитяне, которым дорога в лагерь была уже отрезана, заметив успех иноземцев, соединились с ними и снова начали сражаться: враги не устояли; их преследовали три мили с такою яростно и быстротою, что немногие уцелели. Самому Димитрию, казалось, нельзя было избежать смерти или плена: раненный в ногу конь едва мог нести его; но сами Русские воеводы, не доброхотствуя великому князю, спасли Самозванца: они посылали к войску гонца за гонцом с приказанием прекратить сечу и унять бесполезное кровопролитие: ибо говорили, дело сделано: попался кур во щи. И так войско возвратилось в лагерь. Сражение Добрынское случилось 20 января 1605 года. Гришка потерял 8 000 человек, со всеми литаврами и орудиями. Борис лишился 500 Русских и 25 иноземцев". Musskow. Chron. 300 - 302.

И Бер и Петрей приписывают славу победы иноземной дружине; но это ложно: Маржерет, который с Розеном, по известию Бера, спас Москвитян, признается откровенно, что иноземцы бежали вместе с прочими, и что не они, а Русские воины, вырвали победу из рук Самозванца. Сост. Рос. Держ. в нач. ХVII века стр. 295.

53. Около Севска.

54. Петрей присовокупляет, что Корела был страшный волшебник и много пособлял Димитрию по своим чародейством. Musskow. Chron. 304.

55. По свидетельству Маржерета и наших летописей, в товарищи Мстиславскому назначен был князь Василий Иванович Шуйский. Князь Катырев-Ростовский послан уже в последствии, вместе с Басмановым.

56. Петрей: "Иноземцы хотели взять этот город (Кромы) приступом; но Русские военачальники удержали их, объявив, что великий князь не хочет кровопролития и желает принудить осажденных к покорности голодом. Осада продолжалась более 2 месяцев. В царском лагере между тем носилась молва, что Борис отправил послов к императору Римскому и королю Датскому, жаловался им на вероломство Поляков, на измену своих подданных, и просил прислать ему вспомогательное войско". Musskow. Chron. 304.

57. Петрей: "Некоторые думают, что Борис сам принял яд; а другие полагают, что он отравлен". Musskow. Chron. 306.

Смерть Годунова, кажется, навсегда останется загадкою; он не мог быть самоубийцею, еще имея все средства сокрушить Самозванца.

58. Петрей: "По смерти Борисовой, Москвитяне присягнули сыну его Феодору; в Кромский же лагерь послан был Петр Басманов с поручением привести всех воинов к присяге юному государю. Но как главный полководец Мстиславский отозван был в Москву для вспомоществования Феодору в правлении, и Басманов принял начальство над войском; то прочие воеводы очень оскорбились и не хотели ему повиноваться; открылся раздор: когда один желал битвы, другой шел восвояси; каждый помышлял только о том, чтобы захватить в свои руки силу, богатство, самое правление, надеясь воспользоваться смутными обстоятельствами. Воины следовали их примеру, взбунтовались и разделились на две партии. Преданные Годуновым поклялись в верности юному царю и расположились с орудиями на одной стороне близ города; недоброхоты же Борисову племени собрались на другой стороне, ночью послали казакам съестные припасы, убеждали их быть твердыми и назначили час, когда надлежало сделать вылазку, обещая в то же время напасть на приверженцев Годунова с противоположной стороны; так и случилось: изменники соединились с казаками, и восклицая: "да здравствует Дмитрий!" в числе 150 000 ударили на верных царю, кричавших: “да здравствует Феодор!”, выбили их из лагеря, отняли орудия, многих побили, многих ранили и взяли в плен двух знатных воевод Ивана Ивановича Годунова и Михаила Глебовича (Klebawitz) Салтыкова; остальные ратники бежали в Москву Musskow. Chron. 306 - 307.

59. Самозванец прислал в Красное село дворян Пушкина и Плещеева,

60. Петрей: "Красносельцы, с почтением приняв посланного Дмитрием, отправились толпами в столицу, пришли на площадь и созвали граждан Московских, которым гонец должен был также прочесть граммату Самозванцеву. После того Москвитяне явились к князю Василию Шуйскому с просьбою сказать им откровенно, точно ли Димитрий царевич убиен в Угличе и его ли хоронил Шуйский? Князь отвечал, что Димитрий спасся от сетей Годунова, что он жив и теперь находится в Туле со своим войском; а в Угличе, вместо него убит сын поповский. Услышав это, народ сказал, что свидетельство Шуйского, преданность бояр и всего войска доказывает неоспоримое право Дмитрия на Русский престол". Далее из Бера. Musskow. Chron. 310. Петрей, кажется, баснословит: если бы действительно спрашивали Шуйского, Бер не умолчал бы о столь важном обстоятельстве.

61. Петрей: "Лжедмитрий, размышляя, что ему трудно будет исполнить свои преступные замыслы, если останется жив юный царь, который может со временем лишить его престола, отправил в Москву писаря (Schreiber) Ивана Богданова, с повелением тайно умертвить Феодора и мать его, а в народе разгласить, что они сами себя отравили; сестру же царскую приказал держать под стражею до своего прибытия. Богданов в точности исполнил поручение: удавив царя и царицу в их комнате, распустил молву, что они сами приняли яд; эта молва несправедлива: они погибли насильственною смертно, в чем свидетельствовали знаки удавления, которые я видел собственными глазами на их трупах". Musskow. Chron. 314. Цареубийцами, по известию наших летописей, были князья Голицын и Мосальский. "Они взяли с собою Михаила Молчанова, да Андрея Шелефединова, да 3 человек стрельцов, и поиде на старый царя Борисов двор, где сидят царица и царевич за приставы, и внидоша в храмину, где они сидеша. Царевич же с царевною сидяще, аки агни нескверные, ждуще себе заклатия.... Те же стрельцы убоицы их разведоша по храминам порознь; царицу Марью удавиша товож часа; царевича же многие часы давиша, якож не младости в те поры дал Бог ему мужество; злодеи ужасошася, яко един с четырьмя боряшеся; един от них взят его за таенные уды и раздавы". Ник. Лет. VIII. 69.

62. Петрей: "Возложив на себя корону, Самозванец показал первый опыт своего мужества и великодушия над Ксениею, дочерью Бориса Годунова: взял ее во дворец и несколько дней утопал в гнусном сладострастии; потом, когда царевна ему надоела, приказал постричь ее и сослать в монастырь, где она и умерла". Musskow. Chron. 318.

Феодор Борисович погиб 10 июня 1605 года; а от 25 декабря воевода Сендомирский, уже нареченный тесть Лжедмитрия, писал к Самозванцу из Кракова: "Много здесь вашему царскому величеству усердствующих, но много и злодеев, которые о здравии вашем рассеивают разные слухи, от чего Бог да сохранит вас. Хотя люди рассудительные сему не верят; однако я, по искренней любви к вашему царскому величеству, Богом дарованному мне сыну, прошу вас иметь крайнюю предосторожность; и поелику известная царевна, Борисова дочь, близко вас находится, то благоволите ваше царское величество, вняв совету благоразумных с сей стороны людей, от себя ее отдалить. Ведайте ваше царское величество, что люди самую малейшую в государях погрешность обыкновенно примечают и подозрение наводят". Собр. Госуд. Грам. II. 243.

Злополучная Ксения, в инокинях Ольга, умерла 30 августа года и погребена и Троицком Сергиевом монастыре. Там доныне уцелела на камне надгробном следующая надпись: "Лета 7130 августа в 30 день, преставися благоверная царевна инока Ольга Борисовна". Церк. Рос. Ист. Митр. Платона. II. 144.

Так описывает ее современник Кубасов: "Царевна Ксения, отроковица чудного домышления, зольною красотою лена, бела и лицом румяна, очи имея черны, велики, светлостью блистаяся; когда же в жалости слезы от очию испущание, тогда наипаче светлостью зольною блисташе; бровью союзна, телом изобильна, млечною белостию облиянна; возрастом, ни высока, ни низка; власы имея черны, велики, аки трубы по плечам лежаху; воистинну, во всех женах благочиннейша, и писанию книжному многим цветуще благоречием, во всех делех чредима; гласы воспеваемые любляше, и песни духовныя любезне слышати любляше". Русские Достопамятности, ч. I. 164.

63. В одной из наших летописей сказано: "Царя Бориса извергоша из храма архистратига Михаила, и повелеша извлещн на сонмище с великим поруганием, и камеше нань метати и ногами нхати тело его, поверженное и на земли лежащее; погребоша его в едином от убогих монастырей, именуемом Варсонофьевским обону страны Неглинны". Варсонофьевский монастырь находился между Сретенкою и Рожественкою, где ныне церковь Вознесения. Карамз. И. Г. Р. XI. пр. 351.

64. Такой приговор весьма несправедлив! Годунов заботился о просвещении подданных, об искоренении пороков, был точно отцом народа, строил города, ободрял промышленность мерами благоразумными и возвеличил России. Беспристрастный современник Сергей Кубасов описывает Годуновых, отца и сына, таким образом: "Царь Борис благолепием цветущи и образом своим множество людей превозшед; возрасту посредство имея, муж зело чуден и сладкоречив, вельми благоверен, и нищелюбив, и строителен вельми о державе и многое попечение имея, и многое дивное от себя творяще; едино же имея неисправление и от Бога отлучение, ко врачам сердечное прилежание, и ко властолюбию несытное желание, и на прежде бывших ему царей (?) ко убиению имея дерзновение; от сего же и возмездие принят".

"Царевич Феодор, царя Бориса отроча зело чудно, благолепием цветущи, яко цвет дивный на селе от Бога преукрашен, и яко крин в поле цветущ; очи имея велики черны, лице же ему бело, млечною белостию блистаяся, возрастом средний, телом изобилен; научен же от отца своего книжному почитанию, во ответах дивен и сладкоречив вельми, пустотное же и гнилое слово никогда же из уст его исхождаше, о вере и поучении книжном со усердием прилежаше". Русские Достоп. ч. I. 173 -174.

65. Петрей: "Вшествие в Москву происходило следующим образом: царя окружали 60 знатнейших вельмож, одетых столь же великолепно, как и сам он; все они ехали на конях. Вперед послан был ездовой с отрядом трубачей и литаврщиков, для наблюдения за порядком и для разведывания, не таится ли где измена. Гонцы скакали взад и вперед с вестями. Пред самим Димитрием ехали дружины Польских всадников в полном вооружении, по 20 человек в ряд с трубами и литаврами. За ним следовали также несколько дружин, в таком же порядке и вооружении; далее иностранцы, казаки и стрельцы, друг за другом по 20 человек в ряд. В городе и крепости звонили во все колокола, большие и малые; везде было веселье и пышное торжество. На больших широких улицах, на кровлях домов и церквей было такое множество зрителей, что издали толпы народа казались несметными роями пчел. Везде, где ни проходил Димитрий, Москвитяне падали ниц и восклицали: "Здравствуй отец наш, государь и великий князь Всероссийский! даруй Боже тебе многие лета; да осенит тебя Господь на всех путях жизни чудесною милостью, которою он спас тебя в сем мире. Ты наше солнце красное!" "Здравствуйте, мои дети!" отвечал Димитрий; "встаньте и молитесь за меня Богу". Как скоро он въехал на площадь чрез живой мост и водяные ворота, поднялся такой страшный вихрь, что всадники и кони едва не попадали; пыль взвилась столбом и всех ослепила. Русские перепугались и, сотворив крестное знамение, говорили друг другу: "Господи спаси нас! Быть беде и несчастью". Musskow. Chron. 315-317.

66. Царица жила в Выксинском монастыре (Карамзин. Ист. Госуд, Рос. XI, пр. 379).

67. Вот особы, составлявшие государственный совет Лжедмитрия . I) Особы духовные: патриарх (он сидел но правую руку), митрополиты: Новгородский и Великолуцкий, Казанский и Свяжский, Ростовский и Ярославский, Сарский и Подонский; 7 архиепископов и 3 епископа. II) Особы светские: бояре первого класса: князь Федор Иванович Мстиславский; князья Василий и Дмитрий Ивановичи Шуйские; князь Иван Михайлович Воротынский; Михайло Федорович Нагой, конюший великий; князь Никита Романович Трубецкой; Андрей, Михайло и Афанасий Александровичи Нагие; князь Василий Михайлович Масальский, дворецкий великий; князь Иван Иванович Пуговка-Шуйский; князь Андрей Романович Трубецкой; Григорий Федорович Нагой; князь Иван Иванович Шпак-Голицын; князья Василий, Иван и Андрей Васильевичи Голицыны; Петр Федорович Басманов; Петр Никитич Шереметев; князь Василий Карданугович Черкасский-Кабардинский; Федор Иванович Шереметев; князь Андрей Петрович Куракин; князь Борис Петрович Татев Стародубский-Ряполовский; князь Иван Семенович Куракин; Иван Никитич Романов; князь Федор Иванович Хворостинин-Ярославский; Михайло Глебович Салтыков; князь Иван Никитич Большой-Одоевский; Богдан Яковлевич Бельский, оружейничий великий; князь Андрей Андреевич Телятевский; Михайло Богданович Сабуров; князь Семен Андреевич Куракин; Владимир Васильевич Кольцов-Масальский; князь Давило Борисович Приимков - Ростовский; князь Федор Тимофеевич Долгорукий; князь Михайло Васильевич Скопин-Шуйский, мечник великий. III) Совет окольничих: Михайло Борисович Шеин; Василий Петрович Морозов; князь Иван Дмитриевич Хворостинин-Ярославский; Михайло Михайлович Салтыков; Василий Яковлевич Щелкалов; князь Владимир Иванович Клубков-Масальский; князь Григорий Борисович Долгорукий; князь Александр Федорович Жировый-Засекин; Иван и Василий Петровичи Головины; князь Григорий Петрович Ромодановский; Иван Федорович Колычев; князь Иван Иванович Курлятев-Оболенский, подчаший великий; Алексей Романович Плещеев; князь Борис Михайлович Лыков-Оболенский, кравчий великий; Богдан Иванович Сутупов, печатник и секретарь великий; Афанасий Иванович Власьев, подскарбий надворный и секретарь великий. IV) Дворяне: Гаврило Григорьевич Бобрищев-Пушкин, сокольничий великий; Яков Васильевич Зюзин; Василий Борисович Сукин; Григорий Иванович Микулин; Артемий Васильевич Измайлов; Андрей Матвеевич Воейков, ясельничий. Собр. Госуд. Грам. 207 - 210.

68. В подлиннике: “Grobe Moskowitische Bestien”. Предки наши, непоколебимые в православии, не заслуживали такого упрека.

69. В подлиннике: Geleess; у Петрея Galiss. Лжедмитрий, уведомляя папу о непременном намерении воевать с Турками, просил его убедить императора не мириться с султаном, и общими силами ударить на врагов христианства. См. его граммату в Собр. Госуд. Грам. П. 232.

Вслед за известием о войне с Турками, Петрей присовокупляет: "Вспомнив свое обещание, данное в Польше, всеми силами стараться о распространении в России католической веры, Димитрий приказал отвести иезуитам, вместе с ним прибывшим, обширный двор в Москве, где они могли совершать литургию по своим обрядам. К иезуитам присоединились еще четыре патера, которых прислал из Польши папский легат Антоний Лонгин (Рангони?), вместе со своим племянником, для скорейшего распространения католической веры". Musskow. Chron. 321.

70. Власьев был надворным подскарбием. Кроме его, Лжедмитрий послал к воеводе Сендомирскому секретаря своего Яна Бучинского, со следующим любопытным наказом: "Память секретарю нашему Яну Бучинскому, как ему говорить, именем нашим, воеводе Сендомирскому:

1) Чтоб воевода у ксендза у легата папина промыслил и побил челом о вольном позволении, чтоб ея милость панна Марина причастилась на обедне от патриарха нашего, потому что без того коронована не будет.

2) Чтоб пан воевода, после обрученья, тотчас о том нам ведомо учинил чрез гонца; а перстень обручальный прислал бы не с жильцем и не со слугою, но с честным человеком.

3) Чтоб ея милости панне Марине позволено до греческой церкви ходить; набожность и чин свой вольно будет держать, как похочет.

4) Чтоб ся милость панну Марину звали наияснейшею и всякую честь государскую воздавали, и чтоб была во всем предостережена.

5) Волосов бы не наряжала.

6) Чтоб никто ея не водил, только пан староста Саноцкий, да Бучинский, или который иной с племени.

7) Промыслите о вольности, чтоб Марина в субботу мясо ела, а в середу б постилась.

8) После обрученья не ела ни с кем, только особно, или с воеводою, или с воеводиною и с хорунжею, и служили б у ней кравчие". Подпись Самозванца: In Perator. (Соб. Госуд. Грам. II. 228).